Ирена Вишневская/Irena Wiszniewska – польская журналистка, фрилансер, широко публикующаяся во французской прессе. Много путешествует по миру – была в Лапонии, в Украине (в Одессе), за Северным Полярным кругом, на Мадагаскаре. Опубликовала во Франции книгу репортажей о Литве “Paroles dégelées”.
В 2014 году напечатала в Польше книгу “My, żydzi z Polski/Мы, евреи из Польши”, вызвавшую оживленную полемику в польском обществе.
«Польша считается страной без евреев. Тридцать лет назад это утверждение было правдой. Сегодня это уже не так. Что произошло за это время? Книга “Мы, евреи из Польши” пытается ответить на этот вопрос.
Для евреев это своего рода подтверждение присутствия. Мы здесь, на этой земле, в этом пространстве, со всеми неудобствами, которые это приносит. В этих интервью мы можем посмотреть на себя, как в зеркало – это то, кто мы есть. Это то, чего мы боимся, о чем мечтаем, как понимаем свою принадлежность. В последнее время понятие каминг-аута, традиционно относящееся к геям, стало применяться и к евреям. Можно сказать, что “Мы, евреи из Польши” – это всеобщий каминг-аут, в том смысле, что он касается всей общины» (Из издательской аннотации к книге).
Эту тему она продолжила и в последующих книгах: “Nie ma rzeczy niemożliwych. Rozmowy z Michaelem Schudrichem, naczelnym rabinem Polski/Нет ничего невозможного. Беседы с Михаэлем Шудрихом, верховным раввином Польши” (2017), “Tajemnica rodzinna z Żydami w tle/Семейная тайна с евреями на заднем плане” (2020), “Rebe powedz… O żydowskiej sztuce życia/Скажи, ребе… О еврейском искусстве жизни” (2023).
Помимо рассказа “Z dzienników międzygalaktycznej krytyczki sztuki” (“Nowa Fantastyka” # 7/2008) опубликовала еще один жанровый (фантастический) рассказ “Przestępca z Pulsartu” (“Science Fiction, Fantasy I Horror”, # 1/2011).
16. В рубрике «Из польской фантастики» размещены четыре текста.
16.1. Рассказ “Równik/Экватор” написал Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski (стр. 39—47). Иллюстрации НИКОДЕМА ЦАБАЛЫ/Nikodem Cabała.
Главный герой рассказа – старик, изнуренный годами и болезнями, приезжает в свой заброшенный деревенский домик, где ему приходится столкнуться не только с облюбовавшими этот домик местными выпивохами, но и с параллельным миром…
Позже рассказ вошел в состав авторского сборника писателя “Rękopis, znalieziony w gardlie/Рукопись, найденная в горле” (2014), на другие языки (в том числе и на русский) он не переводился. И это восьмая наша встреча на страницах журнала (предыдущие см. “Nowa Fantastyka” №№ 6/01, 11/02, 5/03, 1/04, 12/04, 4/04, 0/07). Заглянуть в карточку рассказа можно ЗДЕСЬ А почитать об авторе можно ТУТ
16.2. Рассказ в жанре фэнтези ”Szoana/Шоана” написала Кинга Бохенек/Kinga Bochenek (стр. 48—55). Иллюстрации ТОМАША ВИТАСА/Tomasz Witas.
Позже рассказ не перепечатывался, на другие языки (в том числе на русский) не переводился. И это второе появление писательницы на страницах нашего журнала (писательница дебютировала под этим псевдонимом в “Nowa Fantastyka” № 6/05). Карточки рассказа на сайте ФАНТЛАБ нет. Нет на нем и биобиблиографии писательницы (а у нее уже три сборника повестей и рассказов на личном счету). Кое-что о ней можно узнать, пройдя в этом блоге по тэгу «Бохенек К.».
Это «гротеск о странностях и многозначности искусства и туманности критериев так называемой художественной критики» (Мацей Паровский).
На русский язык рассказ не переводился, его карточки на сайте ФАНТЛАБ нет. Нет на нем и биобиблиографии писательницы. И зря, в общем-то – это весьма известная ныне журналистка.
16.4. Короткий рассказ “Dżambo/Джамбо” написал Себастьян Крысяк/Sebastian Krysiak (стр. 63—64). Иллюстрация ТОМАША НЕВЯДОМСКОГО/Tomasz Niewiadomski.
Странноватая картинка из жизни современного подростка – пиво, травка, все как положено. Ну еще и некий гном с дредами, бубном и тяжелым молотом…
На русский язык рассказ не переводился, его карточки на сайте ФАНТЛАБ нет. Нет на нем и биобиблиографии писателя. Вот как раз в этом нет ничего удивительного – похоже, это был единственный вклад автора в копилку польской научной фантастики.
14. В рубрике «Felieton» на стр. 16 расположена реплика-рецензия Марека Паровского/Naciej Parowski, касающаяся выхода из печати нового авторского сборника польского писателя Яцека Дукая/Jacek Dukaj. Текст носит название:
ИНИЦИАЦИОННЫЕ ЗЕРНА
(Ziarna inicjujące)
«W kraju niewiernych/В стране язычников», сборник рассказов Яцека Дукая (1-е издание, “superNOWA”, 2000) – книга-событие, вдобавок с «оскаровской» обложкой.
Спустя десятилетие после старта у молодого автора возникли проблемы с излишествами. Четырежды номинировавшийся на получение премии имени Януша Зайделя, лауреат премий «SFinks» и «Золотой глобус», публикуется в журналах и антологиях. "В стране..." — его вторая книга после тома с альтернативной историей 1920 года «Ксаврас Выжрын/Xawras Wyżryn» и оккупационного хоррора «Пока ночь/Zanim noc». Интересно, что в сборнике нет ни дебютной «Золотой Галеры/Złota Gałera» ни бравурной «Школы/Szkola»; нет номинантов на премию имени Зайделя «Великое разделение/Wiełkie podzielenie» и «Сердца мрака/Serce mroku».
Автор отобрал для тома техно-гностические, метафизически-милитарные тексты, посвященные космосу и борющимся мирам. Здесь мутируют религии, пересекаясь с технологическими процессами, политическими и экономическими заговорами; множатся реальности, рай и ад находятся в пределах досягаемости после открытия специальных Врат или прыжка в киберпространство. Здесь мы встречаем Чужих, свое прошлое и будущее, за которое ведётся смертельная игра; мир ожидает чуда, хочет его измерить, овладеть им, но, несмотря на знаки, немного будет принятых. В книге разворачивается тотальная твердая научная фантастика нового этапа. Затем, после «Идеального несовершенства/Perfekcyjna niedoskonałośc», Марек Орамус скажет, что Дукай переписывает людей на высшие технологии. Но это тут начинается, а касается пространства-времени, Бога, религии, мыслей, желаний – наших и чужих. Также литературных разновидностей. Фэнтези с horror-ом и философией вторгается в научную фантастику, в киберпанк. Или наоборот.
Лукаш Йонак напишет, что Дукай практикует фантастику выжженной земли, поэтому после него трудно придумать что-то новое.
***
Так было бы, если бы не тот факт, что фантастика развивается не линейно, а по спирали. Казалось, что через Лема переступить невозможно, но затем был Снерг, воспитывавшийся на Леме, и, наконец, Баранецкий, прочитавший их обоих и представивший в «Голове Кассандры/Głowa Kasandry» (1985) объемную иррациональную научную фантастику новой парадигмы. Но Марек поместил в книгу все, что он написал, а из Дукая вырастают некие дополнительные тексты (религиозные, исторические, моральные, даже милитарные). Рассказы разбухают в романы, создается критика, сопряженная с прозой, как, например, очерк «Философия фэнтези» и повесть «Ход генерала/Ruch generała».
На обложке «В стране...» красуется графика Багиньского — невероятный «боярышниковый» пролет собора над пропастью. Это кадр из их с Дукаем совместного фильма, который близок к получению «Оскара». Поэтому с 2002 года мы читаем Яцека как сценариста и ожидаем, что Томек его экранизирует. Когда-то у нас были подобные надежды на «Голову Кассандры», недавно там нечто тоже сдвинулось с места.
Благодаря огромному размаху и неподдельной оригинальности ясно виден источник вдохновения, лежащий в основе этой прозы. Яцек — творческий читатель приключенческих книг и знаток жанров, проглотивший все, от Уэллса до Игана. Он переворачивает и пародирует идеи.
В каком классическом рассказе планета превратила космонавта в населяющую ее рептилию? Спрашиваю потому, что эта схема «Собора/Katedra». «Ход генерала», помимо демонической баталистики техно-фэнтези, — это история о захвате власти через умело сыгранное отречение. Читая в «Мухобое/Muchobójca» о способах деградации элит завоеванных стран, я думал о конспекте романа Зайделя«Щупальце/Macka». Восхищаясь сложной множественностью реальности (“IACTE”), где Следопыт принимает облик человека, которому он снится, я вспоминаю, что с подобными парадоксами сталкивались и создатели фильмов «Девятый этаж» и «Темный город». Если в “In partibus infidelium” люди оказываются менее достойными христианства, чем инопланетяне, то существует текст, в котором такого отличия были удостоены роботы.
Моя цель – не принизить Дукая, а придать ему смелости. Ибо Яцек не тот кокетливый писатель, каким был Орамус и остается Сапковский. Он не облегчает задачу ни себе, ни своим читателям, чтение его прозы похоже на прослушивание неполных записей, мы доходим до конца, начинаем что-то соображать и возвращаемся к началу. Его описания лишены точности, он также не мастер диалога, вместо двухъярусных реплик мы слушаем ворчание и уклончивые ответы. Мы получаем мир в клочьях, фрагментах, в сложных названиях, о смысле которых мы должны догадываться. Все это складывается не в прогноз будущего, а трансовое художественное видение, своего рода сеанс странности, который читатели позже описывают как пограничное переживание. Они стонут, но читают, гордые и счастливые, что продрались через это. Если искать аналогии, примерно так писал Жвикевич.
Это не классическая проза для чтения, хоть она и имеет свои истоки. Это не типичная кинематографическая проза, хотя читатель извлекает из нее очень много зрительных образов. Но это и не то же самое, что материал для фильма. Может оказаться, что фильм «Собор» был интересной случайностью при работе. А без фильма этот рассказ не столь же хорош?
Дукая легче поймать на новаторстве, чем на подобии. Любой, кто читал «Irrehaare» в журнале “Nowa Fantastyka” в 1995 году, был поражен четыре года спустя, увидев на экране фильм «Matrix”. Дукай вбросил своего виртуального Спасителя в киберпространство, более мифологически пышное и развернутое, чем то, которое придумали Вачовские.
Но даже здесь он повторяет приключение Баранецкого. Клянусь вам, уже в 1985 году я читал сценарий одного из эпизодов «Гондваны», которую Марек написал для Кияньского — там были вертолеты, стреляющие в виртуальной реальности и обнаженные, подключенные к проводам люди, переживающие в своих снах эти события, лежа в ваннах. Это каким-то чудом просочилось из TVP, или сами Вачовски, так сказать, изобрели фарфор? История повторяется! У Снерга было замедленное время и были телефонные будки для телепортации, Орамус даже написал экспертное заключение об очевидных связях «Матрицы» с «Роботом» и «Голой целью», в котором, конечно, стал на сторону Висьневских, а не Вачовских.
Подозревать заговор или повторить суждение о мыслях и идеях, витающих в воздухе?
В последний раз о фильме. В рассказе «Собор» есть все, что способно пригодиться на экране — дословно («расцветаю с боярышником») и метафорически («жду архитектора»).Но на отряхивание текста от социологической, философской и научной атмосферы пошло у Яцека и Томека два года электронной переписки.
Посвящаю это тем, кто ждет слишком многого от «Хода генерала». Даже при наличии соответствующих ресурсов может оказаться, что на экран пробьются только визуальные феерии, волшебная рука, пожирание душ, политическая интрига, планетарные сражения. А все это уже было в кино… Поскольку я однажды дал маху, когда спросил Томека, как рекламный дизайнер смеет тянуться к прозе Дукая, то сейчас ничем не рискую. Так вот по-моему магии и синтетических ключей (литературных и визуальных), больше в «Золотой Галере». И метафизическая ставка там остается, как и в «Соборе», высокая. Возможно, это отчасти относится и к «Мухобою».
Jacek Dukaj “W kraju niewiernych” (Ruch generala, IACTE, Irrehaare, Muchobójca, Ziemia Chrystusa, Katedra, Medjugorie, In partibus infidelium). “Wydawnictwo Literackie” 2008.
Восьмидесятые годы прошлого века в странах Восточного блока изобиловали фантастической продукцией. Предводительствовал в этом, разумеется, Советский Союз. Уже в 1962 году там сняли фильм «Человек-амфибия» режиссеры В. Чеботарев и Г. Казанский (социалистический ответ на фильм «Тварь из Черной лагуны»). Затем была первая, телевизионная экранизация романа «Солярис» (1970, режиссёр Н. Ниренбург), а еще затем — две заслуженно знаменитые экранизации А. Тарковского: «Солярис» (1972) и «Сталкер» (1979), последняя по мотивам «Пикника на обочине» Стругацких.
Однако в СССР зрительский успех имели скорее молодежные фильмы Р. Викторова («Москва – Кассиопея», 1973), чем поэтические, двусмысленные произведения Тарковского. Что интересно, сценарии к остальным фильмам, созданным в это время: «Тайна третьей планеты» (1981), «Через тернии к звездам» (1981). «Гостья из будущего» (1985), «Остров ржавого генерала» (1988) и «Подземелье ведьм» (1989) написал... Кир Булычев. В этом «ранкинге» поляки могли противопоставить меньше наименований, но среди них были и настоящие золотые самородки.
Сегодня самой известной такой картиной является, конечно, «Seksmisja/Сексмиссия» (“Seksmisja”, 1984, в российском дубляже «Новые амазонки») Юлиуша Махульского/Juliusz Machulski, которая под плащиком веселой забавы пыталась без помпы протащить рассказ о горестях жизни в оковах системы и высмеивала зарождающийся феминизм.
Гораздо серьезнее (но не обязательно лучше) стаффаж научной фантастики использовал другой творец, наиболее глубоко и вполне осознанно погрузившийся в темные воды фантастических условностей – Петр Шулькин/Piotr Szulkin.
Режиссер начал свое приключение с фантастикой еще в 1970-е годы, когда он готовил к показу дебютную короткометражку «Девушка с чертом» (“Dziewce z ciortem”, 1975)
и сразу после дебютной ленты поставил другую, чуть более длинную картину «Колдовские глаза» (“Oczy uroczne”, 1976).
Оба фильма были осыпаны премиями в Польше и за рубежом (оба представляли собой киновариации на достаточно кровавые народные баллады, в которых то дьявол появляется, то злой взгляд землевладельца обрекает человека на смерть). Члены жюри, впрочем, столь высоко оценивали скорее форму, чем содержание этих фильмов. Фантасмагорические «Колдовские глаза» оперируют в основном тревожными образами, в фильме не произносится ни одного слова, а все «комментарии» поются за кадром в виде мрачно завораживающей деревенской припевки.
Поворот в сторону НФ произошел в конце десятилетия. Первым был «Голем» (“Golem”, 1979) со сценарием, который, подобно сценариям всех остальных частей сложившейся позже «тоталитарной тетралогии», был в то же время переработан в повесть. Вначале тексты этих повестей были опубликованы в двух сборниках (в 1984 и 1988 годах), а в 2006 году издательство “Halart” напечатало их еще раз в томе «Социопатия/Socjopatia», исключив, правда, из подборки онирическую и сюрреалистическую «Отрубленную голову колдуньи/Odcięta głowa czarownicy» и подобную ей «Больницу/Szpital».
За «Големом» последовали фильмы «Война миров – следующее столетие» (“Wojna światów — następne stulecie”, 1981, премьера состоялась в 1983), «О-би, о-ба. Конец цивилизации» (“O-bi, o-ba. Koniec cywilizacji”, 1984),
«Га, га. Слава героям» (“Ga, Ga. Chwała bohaterom”, 1985). Все эти сюжетно различающиеся фильмы были объединены общей стилистикой – и крайне пессимистическим тоном, в котором автор говорит о действительности и человеке.
Киномиры тетралогии раздроблены и разделены. События происходят без четкой логической связи, их эпизоды больше похожи на образы/символы, чем на элементы связной сюжетной линии. Ученые-мучители из «Голема» проводят футуристические эксперименты по производству людей, при этом главный герой живет в подвале обшарпанного доходного дома, грубый смотритель которого имеет черты гностического Демиурга.
Человечество «Войны миров» соприкоснулось с марсианами, его образ мышления, несомненно, диктуется телевидением, а на заднем плане ветер разносит обрывки газет по пустынным улицам, где проносятся полицейские, разгоняющие припозднившихся оборванцев-прохожих. Впрочем, и сами марсиане также далеки от классических «зеленых человечков»; у Шулькина — это дети-карлики, одетые в серебристые пуховики и желающие от людей любви и крови.
Трудно рассматривать эти фильмы в отрыве от условностей научной фантастики — такие образы предлагает сам режиссер, повелев приземлиться инопланетным ракетам или поместив героев в постапокалиптический мир, — но даже эта фантастка в творчестве Шулькина «неполная», вырожденная. Сцена, в которой Скоупа (Ольбрыхский), героя фильма «Га, га. Слава героям» и заключенного, «приговоренного стать космонавтом» (в космос летают только преступники; другие не хотят или считают, что такой риск не оплачивается), отправляют на его корабль — с вымпелами, в испачканном скафандре, с бутылкой самогона и циничным охранником — это явное издевательство над штампами, где красивые мальчики садятся в чудесные летающие машины.
Поэтому кажется, что главным действующим лицом в произведениях Шулькина является именно энтропия, распад, разрушение окружающего мира; утечка мозгов и душ, превращающая людей в беспомощных безвольных марионеток, бездумно бредущих за толпой и всегда движущихся по линии наименьшего сопротивления. когда думать должны кто угодно другие, только не они. Тогдашним зрителям эти фильмы могли казаться явной критикой господствующей политической системы и, в более широком смысле, всеобъемлющей «системы», в которой каждый должен всегда пребывать на уровне дна.
Теперь же, годы спустя, дополненные мастерским «Королем Убю» (“Ubu Król”, 2003), они кажутся зеркалом, в котором, даже не подозревая об этом, мы — общество, смотрим на самое себя, околпаченное очередным модным словом-отмычкой (на этот раз — волшебной «демократией»).
Вторая половина десятилетия была ознаменована также тем, что амбициозный, но хаотичный фильм А. Жулавского «На серебряном шаре» наконец увидел свет (“Na Srebrnym Globie”, премьера в 1989 году, но фильм снимался с 1976 года, подробнее об этом в “NF” 9/07).
Тогда же создатели детских фильмов потянулись к научной фантастике, отправившись вслед флагманскому фильму «Пан Клекс в космосе» (“Pan Kleks w kosmosie”, 1988).
А последовавшую за трансформацией эпоху открывает в польской кинематографической фантастике… опять же Марек Пестрак со своим фильмом «Возвращение волчицы» (“Powrot wilczycy”, 1990). Может, это знамение?
Потомкам досталось в наследство около двух десятков поставленных – и несколько, к сожалению, не поставленных научно-фантастических фильмов. Анджей Вайда еще в 70-х годах примеривался к «Футурологическому конгрессу», а американцев в это же время интересовал, помимо прочего, «Непобедимый». Борьба романного «атомного мамонта» с роем стальных механонасекомых, при западном бюджете? Не получилось, а жаль. Может быть, киношная история бортового компьютера HAL 9000 нашла бы в «Непобедимом» достойного конкурента.
Бартломей Земба/Bartłomiej Zięba (род. 1983) – польский архитектор, писатель НФ.
Родился в г. Мельц. Окончил архитектурно-градостроительный факультет Краковского политехнического институт в 2007 году. В настоящее время является владельцем архитекторской фирмы “GIPlanet”.
Дебютировал в жанре фантастики миниатюрой “Kieł, szpon I tropiący pies” в апреле 2006 года в журнале “Nowa Fantastyka”.
В следующем, 2007 году опубликовал рассказ “Mag go-go” (“Magazyn Fantastyczny”, 1/2007), а в 2008 году – рассказ “Kwadropolis” (“Nowa Fantastyka”, 6/2008).
Интересовался фантастикой и в последующие годы, но очередные НФ-произведения опубликовал только в 2019 году: “Awangarda z Błokowiska” и “Czarownica MMA I archanioł Parkour” (обе книги, похоже, напечатал за свой счет).
облако тэгов
