1. На внутренней стороне передней обложки размещено эссе А. Н. (Анджея Невядовского)/А. N., в котором он описывает состояние дел в фантастическом литературном цехе в соседних с Польшей государствах – CCCР и т.н. странах народной демократии. Эссе так и называется -- «Fantastyka naszych sąsiadów/Фантастика наших соседей». Стран много, места мало, поэтому пан Анджей вынужден обозревать это самое состояние дел по шаблону: предтечи/отцы-основатели/история развития жанра/настоящее. Ну а поскольку ровно половина эссе отведена русской (русскоязычной) фантастике, с остальными он вынужден разделываться на протяжении пары абзацев, в которые удается втиснуть разве что только список авторов.
Поначалу я не собирался на этом материале останавливаться, но потом мне показалось любопытным взглянуть на то, насколько к этому времени знакомы были польские читатели с теми именами и произведениями, о которых говорит пан Анджей. Так что я буду его как бы комментировать курсивом.
Итак, РОССИЯ и СССР. В предтечи Невядовский записывает Ф. Булгарина«Правдоподобные небылицы…» (1824) и «Путешествие к средоточию Земли» (1928), В. Oдоевского«Петербургские письма» (1840), Н. Чернышевского«Что делать?» (1863).
Не знаю как насчет современных (XIX века) изданий указанных произведений, а в послевоенное время «Что делать?» Н.Чернышевского было впервые издано в 1951 году. До более поздних переизданий я что-то пока не докопался. Кое-какие произведения В. Одоевского можно найти в антологиях русской и советской фантастики, о которых разговор еще впереди. О Ф. Булгарине в польских переводах ничего не знаю.
Дальше пан Анджей ведет разговор о К. Циолковском«На Луне» (1893), «Грезы о Земле и небе» (1895), «Вне Земли» (1903 – 1920); A. Куприне«Жидкое солнце» (1912), «Тост» (1907), «Королевский парк» (1911), В. Брюсове сборник «Земная ось»(1907).
Ничего из Циолковского на польском языке мне найти не удалось. Кое-что из Куприна и Брюсова можно опять же отыскать в антологиях.
Дальше А. Богданов-Малиновский«Красная Звезда» (1908), «Инженер Мэнни» (1913); В. Обручев«Плутония» (1924), «Земля Санникова» (1926), А. Толстой«Аэлита» (1922), «Гиперболоид инженера Гарина» (1925).
Послевоенных изданий Богданова не было. «Плутония» В. Обручева вышла двумя изданиями (1953 и 1959), и других изданий я не знаю. «Земля Санникова» вышла в 1954 году и, похоже, не переиздавалась. «Аэлита» А. Толстого – единственное издание в 1956 году. «Гиперболоид инженера Гарина» (как «Eksperyment inż. Garina») – 1946 год, единственное издание.
В 20-е годы – В. Катаев«Остров Эрендорф» (1924); В. Шкловский«Иприт» (1926); Е. Замятин«Мы» (1920).
Эти вещи Катаева и Шкловского вроде бы не переводились. А вот с Замятиным интересно. Напомню, что на календаре еще только 1984 год, однако Невядовский спокойно отмечает: «Антиутопию “Мы” (1920), переведенную на немецкий, английский, чешский и французский языки, публикует Евгений Замятин, выступая предтечей тем, которые появятся в творчестве Хаксли и Оруэлла».
И никакой ритуальной ругани. И еще одно опасное имя – Оруэлл. Кстати говоря, тертый волк Холлянек бдительно вымарывал его из всех материалов, в каком бы контексте оно ни появлялось, хотя сам был проговорился об Оруэлле в самом первом номере журнала, в первой же своей редакторской статье. Здесь он, похоже, его просто-напросто прошляпил. А «Мы» опубликовали в польском переводе в 1985 году – в самое махровое наше застойное время. Всего лишь на год с юбилеем опоздали.
В 30-е – А. Беляев«Голова профессора Доуэля» (1925), [/u]«Человек-амфибия»[/u] (1928). И ошибка: Невядовский приписывает Александру Беляеву роман другого Беляева – Сергея «Приключения Самюэля Пингля» (1945)
«Голова профессора Доуэля» вместе с «Ариэлем» была напечатана в польском переводе только в 1984 году (см. рецензию в этом журнальном номере). В эти же времена был переведен роман «Человек-амфибия» (как «Czlowiek-ryba», 1985).
А вот «Приключения Самюэля Пингля»С. Беляева были изданы за два с лишним десятка лет до этого – в 1961 году. Была переведена и вторая книжка С. Беляева – «Десятая планета», еще в 1951 году.
В 1940-х годах дебютирует И. Ефремов, автор невероятно популярных книг «Туманность Андромеды» (1957), «Сердце Змеи» (1959), «Час Быка» (1968).
Раннего И. Ефремова в Польше издавали более чем охотно. Уже в 1949 году публикуются «Звездные корабли». В 1951 – «Атолл Факаофо» (под одной обложкой с Соболевым). В том же 1951 году – сборник рассказов «Белый Рог», который будет семикратно переиздан на протяжении шести лет, в 1952 году -- сборник рассказов «Księżycowa skała/Лунная скала», тут же (1953) переизданный.
«Путешествие Баурджеда» тоже издали, но первую часть дилогии «На краю Ойкумены» и поныне не перевели. Разумеется, была переведена «Туманность Андромеды» (1961), троекратно затем переизданная (1963, 1965, 1968). Но до сих пор в польском переводе нет ни «Лезвия бритвы», ни «Часа Быка», ни «Таис Афинской».
Грань 1960-х и 1970-х годов принесла также новые достижения польской критики жанра. В 1969 году издается докторская диссертация Ришарда Хандке/Ryszard Handke «Польская научная фантастика. Проблемы поэтики/ Polska proza fantastyczno-naukowa. Problemy poetyki», а годом позже – двухтомная «Фантастика и футурология/Fantastyka i futurologia»Станислава Лема (и, кстати, вон та вон ленточка посередке -- вроде бы отгибалась...).
Почти одновременно с этим публикуются статьи Яна Тшинадлëвского/Jan Trzynadlowski и Витольда Островского/Witold Ostrowski. О Жулавском пишут Хелена Карвацкая/Helena Karwacka и Анна Горенëва/Anna Goreniowa, об Адаме Мицкевиче – Стефания Скварчиньская/Stefania Skwarzyńska, о Стефане Грабиньском – Артур Хутникевич/Artur Hutikiewicz. Судьбы послевоенной фантастики обсуждают Юлиуш Гажтецкий/Juliusz Garztecki и Тадеуш Госк/Tadeusz Gosk. Научной фантастикой интересуются критики высокого ранга (Я. З. Уханьский/J.Z. Uchański, П. Кунцевич/P. Kuncewicz, В. Садковский/W. Sadkowski) и даже автор «Zmiana warty» Ян Блоньский/Jan Błoński и варшавский историк литературы, преподаватель университета Анджей Лам/Andrzej Lam. Следует, однако, помнить, что суждения этих критиков были чрезвычайно суровыми: доброй памяти заслуживают лишь тексты А. Лама, а о рецензиях популярных антологий в таких газетах и журналах как «Nurt», «Kultura», «Życie Literackie», тогда не стоило даже и мечтать. Успешная индустриализация, преобразования в общественном сознании стимулировали конфронтацию грëз и мечтаний со status quo, потребовали новых литературных дебютов. Научная фантастика стала обретать институционные формы: основывались первые клубы, объединяющие писателей и любителей фантастики (однако лишь в 1981 году возникло PSMF). Проза молодых писателей не избегала описания действительности, но была очень далека от интеллектуального и языкового углубления проблем, которое в основном русле современной польской литературы вскоре привело к «художественной революции» (Я. Андерман/J. Anderman, Я. Лозиньский/J.Łozinski, Р.Шуберт/R. Schubert). На страницах познаньского журнала «Nurt» дебютировал Мечислав Курпиш/Mieczysław Kurpisz, сооснователь группы «Fikcje»(1975), а в варшавском журнале «Nowy wyraz» (1977) начали печататься сооснователи OKMFiSF: Марек Орамус/Marek Oramus, Яцек Родек/Jacek Rodek, Дарослав Торунь/Darosław Toruń, Анджей Вуйцик/Anrzej Wójcik, Анджей Кжепковский/Andrzej Krzepkowski и Ян Мащишин/Jan Maszczyszyn.
Наиболее известными представителями этого «поколения –75» станут Марек Орамус/Marek Oramus, автор «Сонных победителей/Senni zwyciężcy» (1982) и Анджей Кшепковский/Andrzej Krzepkowski, имеющий на своем счету несколько изданных книг («Равнодушные планеты/Obojętne planety», 1978; «Песня кристалла/Spiew kryształu», 1978; «Крекс/Kreks», 1982). Тем временем варшавский ученый-социолог Эдмунд Bнук-Липиньский/Edmund Wnuk-Lipiński публикует свой первый роман «Круговорот памяти/Wir pamięci» (1979), ставший одним из краеугольных камней здания социолого-политической фантастики. Главным же архитектором этого здания становится Януш Зайдель/Janusz A. Zajdel («Цилиндр ван Троффа/Cylinder van Troffa», 1980; «Limes inferior», 1982; «Wyjście z cienia/Выход из тени», 1983; «Cala prawda o planiecie Ksi/Вся правда о планете Кси», 1983). В это же время научная фантастика внедряется на страницы научно-популярных и общественно-культурных периодических изданий («Problemy», «Perspektywy», «Nowy Wyraz», «Przegląd Techniczny», «Tygodnik Demokratyczny», «Argumenty»). Увеличивается количество антологий и издательских серий (к важнейшим относятся антология «Шаги в неизвестное/Kroki w nieznane», редактировавшаяся Лехом Енчмыком/Lech Jęczmyk).
Фантастику с большим успехом издают Wydawnictwo Poznańskie, Wydawnictwo Literackie, Czytelnik, Nasza Księgarnia, Śląsk, MON, а также KAW (в этом последнем с 1982 года издается антология молодых писателей «Встреча на просторах/Spotkanie w przesworzach»). За рубежом издали свои книги Кшиштоф Борунь/Krzysztof Boruń, Адам Холлянек/Adam Hollanek, Конрад Фиалковский/Konrad Fiałkowski, Януш Зайдель/Janusz Zajdel и Адам Висьневский-Снерг/Adam Wiśniewski-Snerg.
Критическими исследованиями занимаются литературоведы университетской школы: Анджей Згожельский/Andrzej Zgorzelski, автор фундаментального труда «Фантастика – утопия – сайенс фикшен/Fantastyka – utopia – science fiction» (1980); Антоний Смушкевич/Antoni Smuszkiewicz, автор популярного очерка истории польской НФ «Волшебная игра/Zaczarowana gra» (1982);Ева Бальцежак/Ewa Balcerzak – биограф С. Лема, Пëтр Крывак/Piotr Krywak, Анджей Стофф/Andrzej Stoff, а также автор этих строк, занимающийся теорией и историей жанра с середины 1970-х годов.
Статьи и очерки по тематике НФ появляются на страницах журналов «Przegląd Humanistyczny», «Ruch Literacki», «Nurt», «Odra», «Miesięcznik Literacki», а некоторые понятия НФ отражаются в словарях, энциклопедиях и университетских учебниках. Растет число профессиональных критиков НФ, среди которых следует особо отметить Лешека Бугайского/Leszek Bugajski («Встречи второго уровня/Spotkania drugego stopnia» (1983), Марека Энглендера/Marek Englender, Анджея Зембицкого/Andrzej Zembicki, Збигнева Лекевича/Zbigniew Lekiewicz, Анну Пурскую/Anna Purska, Ежи Северского/Jerzy Siewierski, Барбару Окульскую/Barbara Okólska, Дороту Валасек/Dorota Walasek.
Качественно новая ситуация возникла с основанием «Фантастыки/Fantastyka» (1982) -- первого специализированного ежемесячника, целиком посвященного научно-фантастической беллетристике. Оценка его деятельности, разумеется, не входит в мою задачу, хотя не подлежит сомнению то, что с помощью этого общепольского литературного форума уже было выявлено немало талантов, популяризирована история польской НФ, наведены мосты между прошлым и настоящим. Если я в этом кратком очерке, подводящем итог сорокалетию, пропустил имена некоторых писателей и критиков – пусть они меня за это простят. Профессиональных писателей у нас сегодня уже около пятидесяти человек, а количество ежегодно издаваемых книг (оригинальных и переводов) трудно даже сосчитать (что-то около 70 титульных наименований). Эта статистика выразительно свидетельствует о небывалом росте интереса к фантастике польского читателя и позволяет с оправданным оптимизмом вглядываться в будущее.
Конец 60-х годов вместе с новой ситуацией в польской литературе (дебюты Я. Корнхаузера/J. Kornhausera, В. Яворского/W. Jaworski и др.), кризисом прежних ценностей и углублением взгляда на мир приносит литературные выступления авторов «Новой волны/Nowa Fala»: Анджея Чеховского/Andrzej Czechowski, Мацея Паровского/Maciej Parowski, Анджея Стоффа/Andrzej Stoff и Збигнева Дворака/Zbigniew Dworak. Чуть позже к ним присоединятся Виктор Жвикевич/Wiktor Żwikiewicz, Чеслав Бялчиньский/Czesław Białczyński и Яцек Савашкевич/Jacek Sawaszkiewicz.
Физик-теоретик Анджей Чеховский/Andrzej Czechowski доведет до совершенства гротескное направление НФ («Пришельцы/Przybysze», 1967); торуньский преподаватель высшей школы Анджей Стофф/Andrzej Stoff весьма осторожно рассмотрит этические последствия форсированного технического развития; журналист и кинокритик Мацей Паровский/Maciej Parowski, дебютировавший на страницах общественно-культурных еженедельников, вскоре окажется одним из интереснейших прозаиков своего поколения, а его книга («Лицом к земле/Twarza ku ziemi», 1981) станет явным подведением итогов характерных для его поколения переживаний, мифов и разочарований.
Виктор Жвикевич/Wiktor Żwikiewicz – быдгощский техник-геодезист, очень зрелый и в то же время трудный для критического оценивания автор, резко выделяется из круга популярной литературы присущими ему свежестью видения, гибкой пластикой образов, барокковым нагромождением форм и, что самое важное, самобытными размышлениями («Другая осень/Druga jesień», 1982).
В 1968 году, опять же с опозданием, дебютировал Адам Висьневский-Снерг/Adam Wiśniewski-Snerg, который через пять лет вошел в польскую фантастику как автор «Робота/Robot» (1973), романа «о проклятых философских проблемах», принятого с восхищением и критиками, и читателями. О степени этой эйфории может свидетельствовать тот факт, что в одном из отечественных плебисцитов НФ книгу Висьневского-Снерга назвали самой ценной за 30-летнюю историю, а о «наследнике Лема» восторженно отзывались Л. Мазярский/L. Maziarski, Л. Бугайский/L. Bugajski и Л. Баерович/L. Bajerowicz. Следующие романы («От разбойника/Wedlug łotra», 1978; «Голая цель /Nagi cel», 1980) критики приняли несколько холоднее, но они были написаны на не менее высоком литературном уровне и ничего не утратили из своей актуальности.
В 1971 году вышла в свет первая книга катовицкого востоковеда Богдана Петецкого/Bogdan Petecki («На половине пути/W połowie drogi») – одного из самых популярных авторов сорокалетия (в сумме 16 романов, в том числе «Нулевые зоны/ Strefy zerowe», 1972; «Только тишина/Tylko cisza», 1974; «Операция “Вечность”/Operacja Wieczność», 1975).
В «Юном технике/Mlody Technik» радушно привечали также Януша Зайделя/Janusz Zajdel, демонстрировавшего значительные писательские способности. Зайдель начинал с легких, юмористических текстов на социологические темы, с тем чтобы через несколько лет разбудить читательские страсти отважной аллегорией из-под знака «Limes inferior» (1982).
На грани 50-х и 60-х годов дебютировали также – с изрядным опозданием – Стефан Вейнфельд/Stefan Wejnfeld, Анджей Остоя/Andrzej Ostoja и Хенрик Гаевский/Henryk Gajewski. В 1960 году появляются также первые произведения Чеслава Хрущевского/Czesław Chruszczewski – познаньского деятеля культуры и популяризатора НФ, автора нескольких сотен рассказов, повестей, романов, кино- и телесценариев («Очень странный мир/Bardzo dziwny swiat», 1960; «Год 10000/Rok 10000», 1973; «Феномен Космоса/Fenomen Kosmosu», 1975).
Некоторые критики утверждают, что автор «Магической лестницы/Magiczne schody» (1965) создал поэтическое ответвление НФ, другие заметно холоднее воспринимают его литературные эксперименты, но следует помнить о том, что некоторое время назад Хрущевского считали одним из ведущих прозаиков НФ.
В это же самое время стартовали писатели объединения «Orientacja Hybrydy» (К. Гонсëровский/K. Gąsiorowski, Э. Стахура/E. Stachura, З. Ежина/Z. Jerzyna, З. Бордович/Z. Bordowicz), а во флирт с фантастикой втянулись авторы старшего поколения: Я. Добрачиньский/J. Dobraczyński, С. Мрожек/S. Mrożek, Е. Есëновский/J. Jesionowski, Х. Малевская/H. Malewska, К. Гжибовская/K. Grzybowska, К. Трухановский/K. Truchanowski и Т. Парницкий/T. Parnicki (этот последний как создатель интеллектуального историко-фантастического романа).
Рядом с автором «Соляриса» работали и другие несторы польской научной фантастики: Адам Холлянек/Adam Hollanek, Кшиштоф Борунь/Krzysztof Boruń, Анджей Трепка/Andrzej Trepka. Двoe последних, сооснователи «Польского кибернетического общества», дебютировали написанной в соавторстве трилогией: «Утраченное будущее/Zagubiona przyszłość» (1954), «Проксима/Proxima» (1956), «Космические братья/Kosmiczni bracia» (1959), а затем продолжили писать НФ уже по одиночке, получая все большее и большее признание у читателей.
Здесь надо сказать, что литературно-критические размышления Боруня являли собой даже некий противовес чрезмерно завышенным футурологическим требованиям Лема.
Адам Холлянек/Adam Hollanek – филолог, журналист, популяризатор науки, дебютировал одной из интереснейших антиутопий 40-летия («Катастрофа на “Солнце Антарктиды”/Katastrofa na “Słońcu Antarktydy”», 1958), он также попытался найти нечто среднее между детективным и НФ-романом («Преступление великого человека/Zbrodnia wielkiego człowieka», 1960), чтобы затем, с ходом времени, доработать литературную формулу, выходящую за жесткие рамки научных мотиваций («Оlśnienie», «Kochać bez skóry»).
Высказывания Станислава Лема, его суровые критические приговоры обескураживали других прозаиков, приводя их к малозначительному эпигонству. В эту схему не укладываются лишь некоторые произведения познаньского поэта Эдварда Морского/Edward Morski (Видимо, пан Анджей имел в виду все же не Эдварда Морского, а Еугениуша Морского/Eugeniusz Morski -- и правда познаньского поэта и прозаика. Почитать о нем можно тут Его ранняя, и самая известная книга в любимом нашем жанре идеально укладывается в русло «Астронавтов» -- в то самое «эпигонство». А вот на рассказы, печатавшиеся в периодике -- на них да, по разному можно глянуть. К сожалению, они вышли отдельной книгой очень поздно ("Plama za krata", 1972), незадолго до смерти писателя (1975). W.) и Витольда Зегальского/Witold Zegalski, связанного с литераторской группой «Swantewit» (рассказы Зегальского, правда, вышли отдельной книгой «Krater czarnego snu/Кратер черного сна» лишь в 1969 году).
И лишь на исходе 50-х годов дебютировали представители следующего поколения, ровесники Новака/Nowak, Брылля/Bryll, Гроховяка/Grochowiak. Посредничал в этом Збигнев Пшировский/Zbigniew Przyrowski, «Гернсбек польской фантастики», который в это трудное, но полное надежд время предоставил фантастике место на страницах журнала «Mlody Technik/Юный техник». Там-то и появились первые рассказы варшавского кибернетика Конрада Фиалковского/Konrad Fiałkowski, позже сооснователя «The World SF Association of Professionals», которые вместе с последовавшими публикациями составили сборники «Воробьи галактики/Wroblie galaktyki» (1963), «Через пятое измерение/Poprzez piąty wymiar» (1967), «Волокно Клапериуса/Włókno Claperiusa» (1969), наконец двухтомник «Космодром/Kosmodrom» (1975).
облако тэгов
