7. Рассказ (скорее небольшую повесть) американского писателя Джеймса Ганна/James Gunn, который в оригинале называется «The Immortals» (1958), под адекватным названием «Nieśmiertelni/Бессмертные» перевел СЛАВОМИР КЕНДЗЕРСКИЙ/Sławomir Kędzierski. Публикации сопутствует анонимная черно-белая иллюстрация.
И это первое знакомство польских читателей с очень даже неплохим писателем. На русском языке этот рассказ в переводе Н.Гузнинова и под названием «Бессмертные» был опубликован лишь десятком лет позже – в сборнике «Фата Моргана 8» (1993). Об авторе можно почитать здесь Карточка рассказа тут
8. Повесть Еремея Парнова/Jeremiej Parnow «Проснись в Фамагусте» (1983) под адекватным названием «Zbudź się w Famaguście» перевел СЛАВОМИР КЕНДЗЕРСКИЙ/Sławomir Kędzierski. Об авторе можно почитать здесь Карточка повести тут
9. Блок польской фантастики открывает рассказ Ганны Кальтенберг/Hanna Kaltenberg «Gruczoł/Железа». Избранному компьютером мужчине подшивают «железу четкого выбора решений». С результатами операции приходится разбираться жене. Есть цветная иллюстрация – фрагмент работы ДЬËРДЯ КОРГИ/György Korga. Ганна Кальтенберг/Hanna Kaltenberg (род. 1927) – журналистка, писательница. Работала в газете «Sztandar Mlodych» и журнале «Magazyn Rodzinny»: брала интервью, опубликовала множество репортажей, напечатала также ряд брошюр, посвященных теме межчеловеческих отношений. Затем, возможно под влиянием мужа, известного писателя Льва Кальтенберга, написала несколько сказок… и фантастических рассказов. На русский язык ничего из произведений Г.Кальтенберг не переводилось.
10. Следующий рассказ в блоке польской фантастики называется «54812 – Test». Его написал Darosław Jerzy Toruń. С этим именем мы уже не раз встречались на страницах нашего журнала. Дарослав Ежи Торунь/Darosław Jerzy Toruń (род. 1952) – выпускник факультета политэкономии Варшавского университета, член редакции журнала, переводчик с английского и русского языков, писатель НФ. Придет время, мы поговорим о нем более подробно. Этот написанный им рассказ – яркий образец социологической фантастики -- позже был включен в известную антологию Стефана Отцетена «Polska nowela fantastyczna» (т.6, 1986). Его под названием «Тест» перевел на русский язык В.Аникеев, и он был напечатан в 1990 году в сборнике «Истребитель ведьм». Карточка рассказа здесь
11. В этом номере продолжается публикация произведений конкурсантов: печатаются три из допущенных к финалу рассказов. Их публикаторы предпочитают не разглашать биографические данные их авторов до подведения итогов конкурса. Поскольку, однако, мне кое-что известно об этих самых результатах, я чуточку подкорректирую напечатанное. Итак:
-- присланный из Лодзи/Łodz рассказ Феликса В. Креса/Feliks W. Kres «Mag/Маг». В некоей фэнтезийной стране группа магов пытается учинить бунт против тирании господствующей в стране Красоты. Уместно вставленный поток сознания умирающего мага, неожиданные повороты сюжета. Анонимная цветная иллюстрация. Этот рассказ завоюет II-е место в конкурсе.
И таки да: это дебют хорошо известного и в Польше, и у нас автора, который, однако, вроде бы отказался ныне от продолжения писательской карьеры. Об авторе можно почитать здесь Kарточка (черновая) не переведенного на русский язык рассказа тут
-- присланный из Скочова/Skoczow рассказ Михаила Шажца/Michal Szarzec «Taki był początek/Таким было начало». Коротенький, но необычайно мощный рассказ. Неведомо откуда прилетело неведомо что и принялось менять под себя все вокруг. И людей тоже. И начало это было началом конца нашего мира. Такой вот Апокалипсис, развергшийся на половине журнального разворота. Рассказ разделил I-ю премию с рассказом третьего нашего автора. Позже он был включен в сборник рассказов «Trzecia brama». К сожалению, об авторе мне ничего большего, чем сказано, не известно…
-- присланный из Кошалина/Koszalin рассказ Марека Хемерлинга/Marek Hemerling «Droga/Дорога». Почти сюрреалистическое представление дороги, как человеческой жизни, и движения по ней – как поиска смысла таковой. Большая черно-белая и маленькая цветная иллюстрации АНДЖЕЯ БЖЕЗИЦКОГО/Andrzej Brzezicki. I-ю премию получил тем не менее не этот, а другой рассказ, который будет напечатан в следующем номере журнала. Вот при его обзоре мы и познакомимся ближе с автором.
12. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется еще двумя персоналиями: Романа Гайды/Gajda Roman (род. 1908) – литератора и журналиста, и Хенрика Гаевского/Gajewski Henryk (род. 1930) – учителя, литератора. Здесь же публикуется отрывок из романа P. Гайды «Люди атомной эры» («Ludzie ery atomowej», Warszawa, 1957).Тут же размещена анонимная цветная иллюстрация.
11. Блок польской прозы открывается публикацией «W strumieniu zdarzeń/В потоке событий», которая является отрывком из повести (длинного рассказа, просто рассказа? -- вот путаюсь я в этих определениях) «Nieostrość/Нерезкость (нечеткость, размытость, расплывчатость)» Дариуша Филяра/Dariusz Filar, готовившейся в ту пору к публикации в издательстве «Nasza Księgarnia». Что ж, эта публикация дает какое-никакое представление о манере письма писателя, но, в общем, не более того. Есть черно-белая неподписанная иллюстрация.
Дариуш Филяр/Dariusz Filar (род. 1950) – видный польский экономист, преподаватель высшей школы, прозаик, автор НФ. Закончил в 1973 году факультет заграничной торговли Гданьского университета, защитил диссертацию, в 1989 году защитил еще одну диссертацию – на звание доцента (habilitacja). Работал в Alma Mater, поднимаясь по ступенькам кадровой лестницы от ассистента до экстраординарного профессора (1992). В 1992 – 1995 годах преподавал в Мичиганском университете. С 1999 года занимал должность главного экономиста банка Pekao S.A., одновременно с этим входил в состав Европейского экономического совета. В 2004 – 2010 годах входил в состав польского правительственного Совета денежной политики.
В НФ дебютировал в 1969 году рассказом «Mortigena intellectualis», опубликованном в журнале «Młody Technik» (№ 10). В 1970 – 1973 годах напечатал в этом же журнале еще ряд рассказов, большинство из которых вошло в его первую книгу «Czaszka olbrzyma/Череп великана» (NK,1976). В этом же издательстве «Nasza Księgarnia» в рамках серии «Stało sie jutro» вышли дальнейшие два сборника писателя: «We własnej skórze/В своей шкуре» (1982) и «Nieostrość» (1985). В 1985 году был издан также роман «Pies wyścigowy/Гончая» (не НФ).
В 1989 году увидел свет последний пока сборник повестей (рассказов) Филяра «Dotyk/Прикосновение». Анонсирован еще один сборник повестей Филяра, который, возможно, выйдет в 2015 году. Проза Филяра использует традиционную тематику НФ, но писатель по-своему, иногда иронично, развивает привычные сюжеты. Устойчивым мотивом творчества Филяра является проблема вторжения в подсознание человека, этические последствия применения фантоматики. В запасниках ФАНТЛАБА пока наличествуют 4 карточки на произведения Филяра (в т.ч. 2 -- на переводы на русский).
12. В этом номере журнала под названием «Adam, jeden z nas/Адам, один из нас» публикуется также отрывок из одноименного романа Конрада Фиалковского/Konrad Fiałkowski, еще только готовящегося к изданию в «Wydawnictwo Literackie» (вышел в 1986).
Есть черно-белая иллюстрация ЗБИГНЕВА ЛЯТАЛЫ/Zbigniew Latała. Конрад Фиалковский – хорошо известный у нас писатель НФ (по крайней мере, по ранним рассказам). О нем можно почитать здесь Карточка непереведенного у нас романа тут
13. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется персоналиями литератора Дариуша Филяра/Filar Dariusz (род. 1950) и литератора и публициста Вацлава Филëховского/Filochowski Wacław. Здесь же публикуется отрывок из повести Филëховского «Амулет Осириса» («Amulet Ozyrysa», druk. T.Jankowski, Warszawa, 1922). Публикации сопутствует цветная (и неведомо чья) иллюстрация.
6. Блок польской прозы открывается рассказом Mацея Паровского/Macej Parowski «Drzewo Wiadomości/Древо Познания» в котором действие разворачивается в швейцарском отеле второй категории, носящем название «Эдем/Eden» и обладающем живописным парком (садом), по которому текут ручьи Пишон/Piszon, Цихон/Cichon, Хидекель/Chidekel и Фрат/Frat. Управляет отелем некто Герр Готт/Herr Gott, у которого есть недоброжелатель – некто Даниэль Серпент/Daniel Serpent. Ну а если добавить, что главных героев зовут Адам Фирст/Adam First и Эва/Ewa… Есть две графических иллюстрации ЗБИГНЕВА ЛЯТАЛЫ/Zbigniew Latała.
С Паровским в этих моих постах мы встречаемся каждый день – он формирует польскую составляющую журнала, рецензирует новые книги, пишет вместе с Я.Родеком сценарий любимого уже поляками комикса. Я не спешу подводить итог его деятельности, у нас с ним все еще впереди.
7. Второй рассказ в блоке написал Бронислав Киéвский/Bronislaw Kijewski и называется он «Ci przeklęci Polacy/Эти проклятые поляки». Землю пытаются завоевать хитрые и коварные инопланетяне – гуманоиды, очень похожие на людей, но вдобавок довольно сильные телепаты. В решающем космическом сражении космиты используют свое тайное оружие – генераторы неких волн, под воздействием которых у разумных существ… ну, скажем так, сносится крыша. Однако в составе земной эскадры оказалась эскадрилья, пилотировавшаяся некими людьми, называвшими себя крайне для захватчиков непонятно – «поляками». И вот на этих самых «поляков» излучение подействовало весьма непредсказуемым образом. Ох уж ЭТИ ПРОКЛЯТЫЕ ПОЛЯКИ!
Бронислав Киевский (1944 – 2014) – юрист по образованию (1979), в 1967 – 1981 годах работал в милиции, затем вышел на пенсию. Как автор НФ, дебютировал в 1980 году рассказом «Poslaniec/Посыльный (гонец)» в одной из программ Польского радио. Публиковал свои рассказы, щедро насыщенные элементами пастиша, гротеска, пародии, в журнале «Nurt/Течение» и фэнзине «Квазар». В 1984 году вышел из печати его единственный сборник рассказов «Progi tolerancji» (Poznań, Wydawnictwo Poznańskie). Последний напечатанный рассказ датирован 1986 годом. На русском языке ничего из Б.Киевского не публиковалось.
8. В отделе критики под названием «Fantastyka/Фантастика»публикуется фрагмент давней работы Игнация Фика/Ignacy Fik «Dwadzieścia literatury polskiej/Двадцать лет польской литературы » (1939) – первая проба систематизации жанра, с которой позже спорили многие послевоенные польские критики. И которая, на мой взгляд, имеет полное право на существование.
Игнаций Фик/Ignacy Fik (1904 – 1942) – один из ведущих литературных критиков и публицистов межвоенного времени, марксист по убеждению. В годы войны сражался с фашистскими оккупантами в подполье, был ими схвачен и расстрелян.
9. В разделе рецензий Дорота Валасек/Dorota Walasiek обсуждает книгу аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса «Фантастическая зоология» (J.L. Borges «Zoologia fantastyczna»,Warszawa, «Czytelnik», 1982), Лешек Бугайский /Leszek Bugajski пишет о новом сборнике повестей Адама Холлянека «Озарение» (Adam Hollanek «Olśnienie», Warszawa, KAW, 1983), а Мацей Паровский/Macej Parowski – о кинофильме «Война миров. 21-е столетие» режиссера Петра Шулкина/Piotr Szulkin.
10. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется персоналией Конрада Фиалковского/Fiałkowski Konrad (род. 1939) – ученого-математика, писателя и теоретика НФ. Здесь же публикуется отрывок из его рассказа «Воробьи Галактики» («Wróble Galaktyki» (w) «Kosmodrom», t.1, Warszawa, 1975).
11. В разделе «Наука и НФ» Станислав Масный/Staniślaw Masny в статье «Od fotonów do kilowatów/От фотонов до киловатт» пишет проблемах и перспективах использования в хозяйственных целях солнечной энергии.
10. В статье «Płomień życia/Пламя жизни» Мацей Иловецкий/Maciej Iłowecki популяризует взгляды профессора теоретической биологии Влодзимежа Седляка/Włodzimierz Siedlak на сущность жизни как явления объективной реальности. Согласно Седляку, при изучении этого явления нельзя ограничиваться лишь химией и биохимией. Существует и другая сторона жизни, дополняющая первую, более глубокая и труднее поддающаяся изучению.
Эту более глубокую сторону составляют электронные, квантовые, волновые процессы. Стержнем теории Седляка является взгляд на эти две стороны как на нечто единое целое. «Представьте себе железнодорожную колею. Левый рельс – это химическая реакция, правый – квантовые электронные процессы. Между ними шпалы, обеспечивающие взаимное влияние друг на друга -- в нашем случае квантово-механическое сопряжение этих двух сторон явления». Изучаем биохимию – познаем один рельс. Изучаем биофизику – знакомимся со вторым рельсом. Но железнодорожной колеи как таковой – не видим… Ну и дальше много чего интересного. Здесь же размещена небольшая черно-белая иллюстрация АРТУРА ДУДЕКА/Artur Dudek (из присланных на конкурс).
12. Заметка «Kto nie lubi Dänikena/Кто не любит Дэникена» -- пересказ одной из статей журнала «Der Spigel», подготовленный Анджеем Кжепковским/Adrzej Krzepkowski. Один из западно-германских читателей Дэникена, некто Петер Кауфхольд/Peter Kaufhold, попытался пройти «по следам боевой славы» знаменитого писателя. Прихватив с собой книгу «Aussaat und Kosmos», он отправился в Эквадор, где попытался найти описанную Дэникеном пещеру с золотыми пластинами, покрытыми некими таинственными символами, «несомненно описывающими космическое путешествие».
Пещеру-то он нашел, используя данные в книге Дэникена указания и опираясь на помощь местных крестьян-проводников, вот только в пещере ничего кроме залежей гуано открыть не удалось. Ну и много чего еще оказалось совсем не таким, каким оно описывалось в книге мастера. Словом, парень вернулся домой и написал 302-страничную книгу, которую именно так и назвал: «Auf den Spuren des Erich von Däniken/По следам Эриха фон Дэникена». Изданная тиражом 20000 экземпляров, она, несмотря на довольно высокую стоимость (32 марки), разошлась за несколько недель. И, похоже, с тех пор имела еще несколько переизданий (W.)
13. В статье «O mitach greckich/О греческих мифах» Арнольд Мостович/Arnold Mostowicz, анализируя страницы «Илиады», приходит к выводу, что описанные там две девицы-помощницы Гефеста вполне могли быть построенными им роботессами.
14. Блок научно-популярных заметок «Космос начинается на Земле» занимает одну журнальную страницу.
15. В статье «Le Rayon Fantastique» из рубрики «Парад издательств»Тадеуш Марковский/Tadeusz Markowski описывает историю рождения и жизни указанной французской книжной серии НФ и делает это настолько хорошо, что я, пожалуй, переведу ее полностью, оснащу соответствующими иллюстрациями и выложу отдельным постом.
16. В разделе «Читатели и “Фантастыка”» состоялась восьмая «посадка» (Lądowanie ósme). Она снова целиком заполнена выдержками из писем читателей. И изрядно расширился уголок с предложениями читателей об обмене книг НФ на недостающие номера «Фантастыки» и наоборот. Здесь же маленький черно-белый рисунок за подписью Elzingre.
17. К приключениям Фанки Коваля добавлен эпизод под названием «Bez konwenansów/Игнорируя правила хорошего тона».
16. «Список бестселлеров». У читателей все еще на первом месте «Солнечная лотерея» Дика, у сотрудников редакции – «Limes inferior» Зайделя. Сообщается об издании нескольких новых книг, в том числе «Жука в муравейнике» А.и Б. Стругацких (50 тысяч экземпляров как корова языком слизнула, хотя на руках у читателей уже есть как-никак 100 тысяч экземпляров, напечатанных в «Фантастыке») и переиздании двух романов Висьневского-Снерга (третий тоже недавно переиздался).
5. Блок «Из польской фантастики» состоит из дебютного рассказа «Wszystkie twarze szatana/Все лики сатаны» свежеиспеченного выпускника общеобразовательного лицея Яцека Пекары/Jacek Piekara (род. 1964) – ныне известного писателя и журналиста. Публикации сопутствуют три черно-белые иллюстрации АНДЖЕЯ ГРУНА/Andrzej Grun.
«В тексте выпускника лицея,-- пишет М. Паровский,-- скрывающего свое лицо за сценическим оформлением Борхеса и По, за теологическими решениями, за мотивами приключенческого кинематографа, за поэтикой horror-а – чувствуется что-то собственное, пережитое на самом деле. Костюм – с чужого плеча, заимствованный из массовой культуры, эмоции – экзистенциональные колебания, эсхатологические сомнения, аксиологические поиски – кажутся аутентичными. Примем же эти юношеские признания с надлежащим вниманием, несмотря на то, что о «боли, проникающей до мельчайшей клетки», повествует автор, которого судьба пока, вероятно, уберегла даже от зубной боли». А главный редактор с некоторым недоумением дополняет: «Дебют. Наш руководитель отдела польской прозы утверждает – многообещающий. И уж наверняка свидетельствующий о буйной фантазии». О Пекаре можно почитать здесь Карточка непереведенного рассказа тут
6. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется персоналией прозаика, журналиста и публициста Юзефа Дзешковского/Dzierzkowski Jósef (1807 -- 1865). Здесь же публикуются фрагменты из его новеллы «Магнетический лекарь» («Lekarz magnetyczny» (w) «Dziennik Mód Paryskich», Wilno, 1844).
7. В отделе рецензий Барбара Окульская/Barbara Okólska рецензирует роман «Транзит» французского писателя Пьера Пело (P.Pelot «Tranzyt», Warzawa, Czytelnik, 1983), A.K./А.К (надо полагать, Andrzej Krzepkowski) пишет о романе «Миллиарды белых лепестков» Чеслава Бялчиньского (Czesław Białczyński «Miliardy bialych płatków, Warszawa, KAW, 1982), а Мацей Паровский/Macej Parowski разбирает по косточкам сборник «Игра в живую мишень» Анджея Джевиньского (Andrzey Drzewiński «Zabawa w strzelanego», Rzeszów, KAW, 1983). Небольшая черно-белая иллюстрация МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
8. В статье «Inwazja: projekcja lęków i niepokojów/Вторжение: проекция страхов и беспокойств» Анджей Невядовский анализирует отражение тематики вторжения инопланетян на Землю в произведениях польских писателей: Богдана Петецкого, Адама Холлянека, Мацея Кучиньского, Дариуша Филяра, Збигнева Простака, Анджея Чеховского, Антония Оссендовского («Zbuntowane i zwyciężone», 1925), Анджея Матеошека, Станислава Лема. Здесь же небольшая иллюстрация ЯЦЕКА ЯНАКА/Jacek Janak.
9. В статье «Przedwczorajsze I dzisiejsze mitotwórstwo/Позавчерашнее и сегодняшнее мифотворчество» Лешек Бугайский/Leszek Bugajski доказывает, что нынешняя научная фантастика в современном обществе исполняет ту же роль, что исполняли мифы в обществах прошлого – визуализирует мечты, заполняет лакуны в существующем образе мира.
10. Блок «Наука и НФ» открывается статьей «Nieuchronny koniec/Неизбежный конец». Это фрагмент книги профессора математики лондонского King’s College Джона Тейлора/John Taylor «Черные дыры: конец Вселенной?» в переводе МАРЕКА КАЛИНОВСКОГО/Marek Kalinowski и ЯРОСЛАВА ПЕЛЕСЯКА/Jaroslaw Pielesiak. Тематика понятна из названий статьи и книги.
11. А продолжает блок «Наука и НФ» статья уже хорошо знакомого нам Арнольда Мостовича/Arnold Mostowicz под названием «Na początku była panspermia/В начале была панспермия», в которой он популяризирует гипотезу Фрэнсиса Крика и Лайонела Оргела о внеземном происхождении жизни на Земле.
12. Как обычно, присутствует небольшой (на полстранички) блок научно-популярных заметок «Космос начинается на Земле».
13. В рубрике «Парад издателей» Мацей Паровский беседует с Яниной Зелёнко/Janina Zielonko, руководителем редакторского отдела переводов в варшавском издательстве «Iskry». В этом издательстве выходила самая «долгоиграющая» (1966 – 1994) и, пожалуй, самая любимая польскими читателями серия НФ, которая называлась «Fantastyka – Przygoda/Фантастика – Приключение».
К тому времени, когда она стартовала, у поляков совместными издательскими усилиями начало формироваться впечатление, что во всем мире фантастику пишут только поляки (такие как Борунь, Трепка, да вот еще Лем) и россияне (такие как Немцов и Охотников, Платов и Сапарин). И тут вдруг трах-бабах в этой самой серии «FP» выходит «Krzysztalowy sześcan Wenus/Хрустальный куб Венеры» (1966) -- замечательная антология произведений американских авторов. Ну и пошло-поехало.
За все время своего существования серия шесть (!) раз меняла графическое оформление. Вообще-то «FP» -- это, безусловно, тема, достойная отдельного поста, каковой я, возможно, когда-нибудь и составлю. Здесь только хочу отметить, что в этом же издательстве выходили первые тома великолепной антологии «Кroki w nieznane/Шаги в неизвестное», которые неизменно составлял и редактировал Лех Енчмык (который вообще-то занимался в редакции в основном советской литературой и который в конце концов настолько эволюционировал в направлении англосакской литературы, что его из редакции ушли… Тоже, кстати, тема отдельного поста).
14. В заметке «Wieczór w Zaułku/Вечер в “Переулке”» -- информация о КЛФ при краковском клубе по интересам «Zaułek».
15. В разделе «Читатели и “Фантастыка”» -- седьмая «посадка» (Lądowanie siódme). Снова подборка читательских писем. Здесь же очень даже симпатичная небольшая черно-белая иллюстрация за таинственной (для меня по крайней мере) подписью Elsingre.
16. «Операция “Хаос”» -- новый эпизод приключений Фанки Коваля на страницах раздела «Комикс».
17. В информации к «Списку бестселлеров» сообщается о выходе в свет ряда новых книг НФ, но отражения в списках это, понятно, пока не находит. Нововведение – указывается количество голосов по каждой из позиций для читателей (всего за майский список проголосовал 3321 читатель).
13. Надо сказать, что Мацей Паровский и Януш Анджей Зайдель были знакомы довольно давно. Еще в Варшавском политехническом институте, где Паровский учился вместе с братом Януша, Веславом, тот рассказывал ему о брате-физике, который пишет рассказы. «Не гуманитарий, а пишет, -- вспоминает об этом Паровский. – Это давало мне хоть какую-то надежду». В 1973 году они уже вместе получали премии – Януш главную, Мацей поощрительную – за победу в конкурсе на рассказ, объявленном журналом «Mlody Technik». Вероятно именно тогда, в редакции журнала, Зайдель познакомился также со Жвикевичем, Простаком, Чеховским… К сожалению, знакомство Паровского с Зайделем продолжения не получило, на протяжении всех 70-х годов они едва лишь обменивались поклонами при немногочисленных встречах. В 1982 году, когда в книжных магазинах появилось несколько книг социологической фантастики и стало понятно, что тех людей, которые думают одинаково, не так уж и мало, Паровский и Зайдель встретились. Паровский искал Зайделя в связи с подготовкой к изданию нового журнала, «Фантастыки», но до Зайделя эта новость уже дошла, и он позвонил первым. Встреча состоялась где-то на стороне, и они очень быстро выяснили, что у них одинаковые вкусы и одинаковые взгляды. Зайдель дал Паровскому гранки «Limes inferior», и тот, как он вспоминает, уже во время чтения горько пожалел о том, что Орамус, Жвикевич, Енчмык, Нидецкая, Внук-Липиньский, Гловацкий открыли вот это вот единство своих взглядов со взглядами Зайделя гораздо раньше его. Вскоре после этого Паровский поехал на квартиру к Зайделю и с удивлением обнаружил, что они с ним близкие соседи. И вот уже после этого они встречались часто – то у одного дома, то у другого, иногда по несколько раз в неделю. А потом пришел день 19 июля 1985 года…
Так что я не думаю, что это интервью было взято у Зайделя обычным образом: журналист что-то спросил, собеседник что-то ответил, пожали руки и разъехались. Скорее оно складывалось как результат многих разговоров на интересные для обеих темы.
«ДВА КОНЦА ПОДЗОРНОЙ ТРУБЫ»
Мацей Паровский: Радиологическая защита, которой ты занимался много лет, должна была в конце концов тебе здорово надоесть, превратиться в нудное занятие. Единственным выходом оказался побег в литературу. Тем более, что он увенчался такими романами, как «Цилиндр ван Троффа» и «Limes inferior».
Януш А. Зайдель: Вообще-то современная наука имеет мало общего с тем, что думают о ней профаны, поглощающие популяризаторские шедевры. Нет людей, обладающих полнотой современных знаний в области ядерной физики, молекулярной биологии или хотя бы радиологической защиты. Человек всегда работает над малым фрагментом – например, занимается метеорологическими аспектами, изучает поведение струи загрязненного воздуха, истекающей из дымовой трубы, и распространение соответствующего загрязнения в атмосфере. С другой стороны, тот, кто руководит работой научных коллективов, не может видеть деталей, совокупность его знаний сводится к курсу университетской программы. Ну и, кроме того, количество знаний, требующих усвоения, молниеносно растет.
Мацей Паровский: Относительно современной науки еще более мрачно высказался Маслоу. «Это, -- по его словам, -- техника, которая предоставляет возможность заниматься творчеством нетворческим людям»
Януш А. Зайдель: Согласен с этим. Не нужно быть изобретателем или мыслителем, чтобы обслужить выделенный тебе кусочек науки. Для этого не требуется ни сверхвыдающихся умений, ни исключительной находчивости.
Мацей Паровский: Так почему ты не сбежал из науки и не сделал ставку исключительно на литературу? Почему ты скачешь на двух конях?
Януш А. Зайдель: По паре причин. Во-первых, я изучал физику, потому что действительно ее любил. А во-вторых, я с трудом расстаюсь с чем бы то ни было из области накопленных знаний, с людьми, с которыми сжился, с окружающей средой, которую понимаю и к которой чувствую расположение. Работа в штате обеспечивает меня контактами, поездками туда-сюда. Благодаря радиологической защите я повидал другое полушарие нашей планеты, чего, подозреваю, никогда бы со мной не случилось, если бы я рассчитывал лишь на грант от ZLP (Союза польских писателей). Да и само писательство означало бы замыкание в кругу собственного «я» и принуждение организации себе творческой жизни. Нет, я предпочитаю то, что сейчас имею. Тем более, что, придерживаясь физики, я удовлетворяю не только свой инстинкт верности, но и дух противоречия. Есть пара человек, которые считают, что мне надо распрощаться с нуклеоникой, стараются даже облегчить мне такое расставание разными способами. В этой ситуации… ну ты сам понимаешь.
Мацей Паровский: А ты не думал о том, чтобы заняться журналистикой, социологией, историей?
Януш А. Зайдель: Ой, нет. Журналистика – гораздо более рискованное профессиональное занятие, чем радиологическая защита. Кроме того, я не жалею и никогда не жалел, что выбрал физику. Учеба позволила мне сформировать понятия о структурах и методах науки, научила меня точности мышления, чего я наверняка не получил бы от изучения гуманитарных наук. Я лизнул много математики, химии, астрономии – словом, того, что человек не может изучить самостоятельно, не впадая в дилетантизм типа дэникеновского. В то же время, такие области человеческого знания, как история и общественные науки, значительно легче изучить самостоятельно. Меня именно вот это вот усвоенное знание точных наук подвигло на поиски в области социологии, политики, философии. Я считаю, что каждый гуманитарий должен разбираться в точных науках, хотя бы поверхностно.
Мацей Паровский: И затем это знание точных наук безотчетно переносится в прозу. В твоих рассказах, например, повторяется мотив подзорной трубы. Два конца микроскопа или, там, телескопа – по обеим сторонам мыслящие существа – одно существо смотрит на второе, не зная того, что само находится под наблюдением. Эта мысль вынесена тобой из лаборатории… или, может, астрономической обсерватории?
Януш А. Зайдель: Может быть – из обсерватории, а может быть, и из истории философии. Я попросту указываю на ненадежность, рыхлость наших знаний о мире. Ставлю их под сомнение. Экспериментируем, подглядываем… не так ли? А может быть, и сами являемся объектом эксперимента. Разумеется, я считаю, что мир познаваем через аппроксимацию с довольно большим приближением. Однако относится это к миру материальному, доступному физическим измерениям. А тот второй?.. Вот черт, то, о чем я говорю – это, наверное, агностицизм. Но заражение физикой, логикой точных наук подсказывает мне, что субъективные наблюдения всегда можно подвергнуть сомнению. Сомнения с точки зрения логики совершенно справедливы. Трудно их оспорить.
Мацей Паровский: Да не буду я их оспаривать. Дело в том, что за твоей прозой вообще не стоят те эсхатологические сомнения, которые ты тут развиваешь. Тебя не интересуют проблемы теологов, тебе интересны политические проблемы. Ты не выслеживаешь, особенно в романах, неясности, возникающие из метафизической прерывистости мира, ты ищешь ту неопределенность, которая родилась из-за того, что кто-то что-то держит под спудом.
Януш А. Зайдель: Результаты моей научной практики приводят к тому, что я не люблю ни сказок, ни иррациональности. Я делю мир на то, что познаваемо путем научного эксперимента (дающего повторяющиеся результаты), и на то, что непознаваемо по определению, находится вне области материи. В этой второй области решает не эксперимент, а вера; не чувство, а сознание. Одни верят, что Бог и духовный мир существуют, другие верят, что их нет. Я стою на стороне этих первых и действительно не имею солипсистических сомнений относительно существования мира. Мир слишком болезненно клеймит мою шкуру.
Мацей Паровский: И ты как писатель строишь модели, выделяешь определенные тенденции, конструируешь собственные миры с опознаваемыми элементами, взятыми из действительности. Чудес в этом мало, фактов и метафор – много.
Януш А. Зайдель: Я делю фантастику на ФР – фантастику рациональную и на ФИ – фантастику иррациональную. И позиционирую себя как сторонник ФР, в то время как чары, телепатия, привидения, неистощимые кошельки и дубинки-самобои, продукты галлюцинаций или воображения – меня не интересуют. Я предпочитаю, как ты говоришь, моделируя, боксировать с миром. Тем более, что склонен к этому по двум причинам. Во-первых, дает о себе знать физик-экспериментатор, а во-вторых, побывав на протяжении тридцати с лишним лет объектом социальных экспериментов, я, как писатель НФ, могу наконец отыграться на действительности. Хотя, впрочем, я никогда не заблуждался на тот счет, что мне удастся построить синтетический и законченный образ человеческой судьбы в нашем времени. Я надеюсь на творческое сотрудничество читателя.
Мацей Паровский: Мне тоже показалось, что ты чего-то не договариваешь. Из-за твоих романов выглядывает не сформулированная явно, но все же заметная, программа построения счастливого общества. В «Limes inferior» ты показываешь духовно раздробленную Землю, обустроенную Надзирателями под диктовку Космитов, но между строк этой мрачной презентации просачивается послание о том, что существуют иные миры, лучшие – не навязанные и не фальшивые. У тебя есть их проект?
Януш А. Зайдель: Детально разработанного проекта у меня нет. Вместо такого проекта я хочу убедить читателя в том, что ему необходима вера в возможность существования на Земле более добросовестно организованного мира. Цивилизации, общества, семьи – тоже. Нужно пестовать веру в существование добра как такового. Парадоксально то, и об этом я хотел бы когда-нибудь написать, что такие же люди, как и искатели добра, препятствуют его возникновению. А ведь люди потенциально способны на создание условий, которые уже много веков описываются в утопиях. К сожалению зло, даже малое, очень сильно. Небольшое в процентном отношении количество слуг Сатаны способно отравить людское творение.
Мацей Паровский: А Сатана существует?
Януш А. Зайдель: Наверное должен существовать. Это интуитивное понятие – символ, воображение движителя того, что мы называем злом.
Мацей Паровский: И во что в таком случае играет Сатана?
Януш А. Зайдель: Точно не знаю. Над этим стоит подумать при написании очередного литературного произведения. В «Limes» Сатана играет в гордыню и эгоизм Надзирателей, в их подлость, позволяющую им обманывать соотечественников, в их лень, сибаритство, готовность обеспечения себе хорошей жизни за счет других людей. Наверное в книге не получилось показать это настолько острым, но Снерг нападает на этот след, когда, подводя жизненные итоги, спрашивает сам себя – а, может, меня избрали не потому, что я умнее, лучше, а потому, что морально ниже?.. Вот именно в это и играет Сатана. В фальсификацию ценностей, в представление худшего лучшим.
Мацей Паровский: Такие важные, как этот, мотивы ты развиваешь в своих романах. А вот рассказы – это уже продукт стандартной продукции, в них меньше индивидуальности, меньше боксирования с абсолютом.
Януш А. Зайдель: Я не согласен с тем, что это относится ко всем рассказам. В каждом сборнике моих рассказов, начиная с «Яда Мантезии», были несколько текстов, не соответствующих главному стандарту. Вот и в последний сборник, «Чертов хвост», я включил рассказ об Иисусе Христе, за который получил выволочку от своих верующих друзей. А ведь я написал рассказ, положив в его основу библейскую притчу, только адресовал ее не пастухам, которым Христос рассказывал о виноградниках, а людям XX-го века, которым можно то же самое изложить, используя категории кибернетики. И так всегда и происходит с этими оригинальными рассказами. Их труднее писать, и, вот же диво, они нравятся читателям меньше других. Рассказы предоставляют больше возможностей для выражения отдельных мыслей; романы, когда им не хватает этих мыслей, обычно подбивают так называемой «литературой». Я люблю писать романы, когда располагаю мясистым сюжетным действием; впрочем, я пишу их так же, как и рассказы, не люблю оставлять «пустых страниц», которые можно пропустить при чтении.
Мацей Паровский: В последнее время у тебя все очень удачно складывалось именно с романами. Вот-вот выйдут из печати «Вся правда о планете Кси» и «Выход из тени», в одном из издательств уже лежит «Парадизия», которую очень хвалили рецензенты…
Януш А. Зайдель: Но писать рассказы я тоже не брошу. В моей голове бродит, например, мысль о рассказе этак страниц на 10, в стиле «Звездных войн», о вторжении на Землю космитов-каннибалов, которым их потери совершенно не важны. Чем больше их накрошат земляне, тем лучше накормленной и тем более боеспособной будет армия космитов; им ведь нет нужды заботиться о снабжении продовольствием, знай лишь войско привози.
Мацей Паровский: Очень хорошо. И в то же время жуть берет. Спасибо за беседу.
14. В завершение описания номера журнала сообщим, что в разделе «Читатели и “Фантастыка”» состоялась уже шестая «посадка» (Lądowanie szóste). Интересна выдержка из письма Вольфганга Ешке, который написал: «Спасибо за <присланные> номера “Фантастыки”. Удивительно то, чего вы, поляки, можете достичь. В наших больших журналах гораздо лучшая бумага, но содержание, бывает, вдвое менее интересное». И еще, из письма читателя: «…ваша «Фантастыка» -- первый журнал, который я прочитал от корки до корки, хотя журналов хватает и отнюдь не безынтересных».
15. К приключениям Фанки Коваля добавлен эпизод под названием «W gnieździe węża/В змеином гнезде»
16. «Список бестселлеров». Ну что тут скажешь… «список бестселлеров».
облако тэгов
