В «Юном технике/Mlody Technik» радушно привечали также Януша Зайделя/Janusz Zajdel, демонстрировавшего значительные писательские способности. Зайдель начинал с легких, юмористических текстов на социологические темы, с тем чтобы через несколько лет разбудить читательские страсти отважной аллегорией из-под знака «Limes inferior» (1982).
На грани 50-х и 60-х годов дебютировали также – с изрядным опозданием – Стефан Вейнфельд/Stefan Wejnfeld, Анджей Остоя/Andrzej Ostoja и Хенрик Гаевский/Henryk Gajewski. В 1960 году появляются также первые произведения Чеслава Хрущевского/Czesław Chruszczewski – познаньского деятеля культуры и популяризатора НФ, автора нескольких сотен рассказов, повестей, романов, кино- и телесценариев («Очень странный мир/Bardzo dziwny swiat», 1960; «Год 10000/Rok 10000», 1973; «Феномен Космоса/Fenomen Kosmosu», 1975).
Некоторые критики утверждают, что автор «Магической лестницы/Magiczne schody» (1965) создал поэтическое ответвление НФ, другие заметно холоднее воспринимают его литературные эксперименты, но следует помнить о том, что некоторое время назад Хрущевского считали одним из ведущих прозаиков НФ.
В это же самое время стартовали писатели объединения «Orientacja Hybrydy» (К. Гонсëровский/K. Gąsiorowski, Э. Стахура/E. Stachura, З. Ежина/Z. Jerzyna, З. Бордович/Z. Bordowicz), а во флирт с фантастикой втянулись авторы старшего поколения: Я. Добрачиньский/J. Dobraczyński, С. Мрожек/S. Mrożek, Е. Есëновский/J. Jesionowski, Х. Малевская/H. Malewska, К. Гжибовская/K. Grzybowska, К. Трухановский/K. Truchanowski и Т. Парницкий/T. Parnicki (этот последний как создатель интеллектуального историко-фантастического романа).
Рядом с автором «Соляриса» работали и другие несторы польской научной фантастики: Адам Холлянек/Adam Hollanek, Кшиштоф Борунь/Krzysztof Boruń, Анджей Трепка/Andrzej Trepka. Двoe последних, сооснователи «Польского кибернетического общества», дебютировали написанной в соавторстве трилогией: «Утраченное будущее/Zagubiona przyszłość» (1954), «Проксима/Proxima» (1956), «Космические братья/Kosmiczni bracia» (1959), а затем продолжили писать НФ уже по одиночке, получая все большее и большее признание у читателей.
Здесь надо сказать, что литературно-критические размышления Боруня являли собой даже некий противовес чрезмерно завышенным футурологическим требованиям Лема.
Адам Холлянек/Adam Hollanek – филолог, журналист, популяризатор науки, дебютировал одной из интереснейших антиутопий 40-летия («Катастрофа на “Солнце Антарктиды”/Katastrofa na “Słońcu Antarktydy”», 1958), он также попытался найти нечто среднее между детективным и НФ-романом («Преступление великого человека/Zbrodnia wielkiego człowieka», 1960), чтобы затем, с ходом времени, доработать литературную формулу, выходящую за жесткие рамки научных мотиваций («Оlśnienie», «Kochać bez skóry»).
Высказывания Станислава Лема, его суровые критические приговоры обескураживали других прозаиков, приводя их к малозначительному эпигонству. В эту схему не укладываются лишь некоторые произведения познаньского поэта Эдварда Морского/Edward Morski (Видимо, пан Анджей имел в виду все же не Эдварда Морского, а Еугениуша Морского/Eugeniusz Morski -- и правда познаньского поэта и прозаика. Почитать о нем можно тут Его ранняя, и самая известная книга в любимом нашем жанре идеально укладывается в русло «Астронавтов» -- в то самое «эпигонство». А вот на рассказы, печатавшиеся в периодике -- на них да, по разному можно глянуть. К сожалению, они вышли отдельной книгой очень поздно ("Plama za krata", 1972), незадолго до смерти писателя (1975). W.) и Витольда Зегальского/Witold Zegalski, связанного с литераторской группой «Swantewit» (рассказы Зегальского, правда, вышли отдельной книгой «Krater czarnego snu/Кратер черного сна» лишь в 1969 году).
И лишь на исходе 50-х годов дебютировали представители следующего поколения, ровесники Новака/Nowak, Брылля/Bryll, Гроховяка/Grochowiak. Посредничал в этом Збигнев Пшировский/Zbigniew Przyrowski, «Гернсбек польской фантастики», который в это трудное, но полное надежд время предоставил фантастике место на страницах журнала «Mlody Technik/Юный техник». Там-то и появились первые рассказы варшавского кибернетика Конрада Фиалковского/Konrad Fiałkowski, позже сооснователя «The World SF Association of Professionals», которые вместе с последовавшими публикациями составили сборники «Воробьи галактики/Wroblie galaktyki» (1963), «Через пятое измерение/Poprzez piąty wymiar» (1967), «Волокно Клапериуса/Włókno Claperiusa» (1969), наконец двухтомник «Космодром/Kosmodrom» (1975).
Пятидесятые годы в польской НФ прошли под знаком непрерывного доминирования прозы Станислава Лема/Stanisław Lem. Книжный дебют этого автора («Астронавты/Astronauci», 1951) поставил всех перед свершившимся фактом, но сегодня, с перспективы нескольких десятилетий, даже не верится в то, с каким трудом утверждалась новая литературная формула в сознании критиков и читателей.
Редко когда роман подвергали столь острому и всестороннему рецензированию. В защиту Лема выступили А. Трылевич/A. Trylewicz, А. Холлянек/A. Hollanek, А. Трепка/A. Trepka, А. Киëвский/A. Kijowski, Л. Гженлевский/L. Grzenlewski. Вскоре и сам автор «Астронавтов», раздосадованный мнениями «знатоков», принялся за выяснение целей НФ, неустанно совершенствуя свое писательское мастерство.
Так, он поочередно отказался от следования принципам утопически-приключенческого романа («Магелланово облако/Obłok Magellana», 1955), социологической и психологической прозы («Дневник, найденный в ванне/Pamiętnik, znaleziony w wannie», 1961; «Солярис/Solaris», 1961), использовал достижения современного гротеска, сказочные мотивы («Звездные дневники/Dzienniki gwiazdowe», 1957; «Книга роботов/Księga robotów», 1961; «Кибериада/Cyberiada», 1965), конструкции философского эссе («Глас Господа/Głós Pana», 1968), детективного направления НФ («Расследование/Śledztwo», 1959; «Насморк/Katar», 1976).
Его произведения обеспечили ему место в группе лидеров мировой НФ, рядом с Д. Баллардом, У. Ле Гуин, А. Кларком, А. Азимовым, а высокие тиражи переводов уже через несколько лет сотворили из него «посла» польской литературы, уступавшего в соперничестве за это звание разве что только Генрику Сенкевичу. Этот факт нельзя промолчать, нельзя стереть его из совокупной памяти культуры.
Лем принадлежит к поколению «колумбов», которое выдвинуло из своих рядов Кшиштофа Бачиньского/Krzysztof Baczyński, Романа Братного/Roman Bratny, Тадеуша Боровского/Tadeusz Borowski, Мирона Бялошевского/Miron Białoszewski, Тадеуша Ружевича/Tadeusz Różewicz. Если вспомнить биографию польского фантаста, то перестанет удивлять то, что в его прозе то и дело появляются свидетельства оккупационных переживаний, мотивы сведения счетов, а его знаменитый «побег из литературы» покажется не столько результатом разочарования во всемогуществе НФ, сколько попыткой расширения ее познавательных амбиций.
1. На внутренней странице передней обложки опубликована превосходная статья Анджея Невядовского/Andrzej Niewidowski, кратко описывающая достижения польской фантастики за послевоенное сорокалетие: «Polska fantastyka w czterdziestolecju. 1944 – 1984».
Сорок лет польской фантастики. 1944 – 1984
Послевоенная научная фантастика преобразила облик польской фантастики. Вопреки устоявшимся представлениям, первыми книгами послевоенной НФ были не романы Станислава Лема/Stanisław Lem. Правда, «Человек с Марса/Człowiek z Marsu» был опубликован уже в 1946 году, но не книгой, а в катовицком журнале «Nowy Swiat Przygod/Новый Мир Приключений» и через несколько лет оказался совершенно забытым.
Первое книжное издание послевоенной польской НФ датируется 1947 годом. Это «Убежище на Замковой площади»/Schron na placu Zamkowym, роман о Варшаве 1980 года, написанный столичным журналистом Анджеем Земенцким/Andrzej Ziemięcki. Роман этот печатался поначалу на страницах газеты «Kurier Codzienny/Ежедневный Курьер», но его замысел родился еще раньше, под конец второй мировой войны. С «романом об атоме» «Смирно! AR7(м.б. Внимание!AR7)/Baczność! AR7» (1947) драматурга Казимира Врочиньского/Kazimierz Wroczyński поначалу знакомились читатели газеты «Express Wieczorny/Вечерний экспресс». Так это начиналось.
Ренессанс польской фантастики проходил под знаком сохранения инструментальных, дидактических, научно-популярных ценностей. Но такими были также и ожидания: прогноз, предостережение, популяризация. Не забывали и о прошлом, о книгах Болеслава Пруса/Bolesław Prus, Ежи Жулавского/Jerzy Żuławski, Антония Слонимского/Antoni Słonimski.
Правда, уровень критического осознания был еще весьма низким, но о предвоенных заслугах НФ напоминали переиздания произведений Владислава Уминьского/Władysław Umiński.
Силуэты предтеч: Антония Ланге/Antoni Lange, Сигурда Висьнëвского/Sigurd Wiśniowski, Влодзимежа Загурского/Włodzimierz Zagórski рисовала антология «Польская фантастическая новелла/Polska nowela fantastyczna» (1949) редактировавшаяся автором «Бала в опере» -- Юлианом Тувимом/Julian Tuwim. О популярности нашей белетристики свидетельствовало знаменитое обвинение в плагиате, выдвинутое Мечиславом Смолярским/Mieczysław Smolarski, автором «Города света/Miasto światłości» (1924) против Олдоса Хаксли и его «Прекрасного нового мира/Brawe New World» (1932).
6. В разделе «Поэзия и фантастика» под общим названием «Wiersze o planetach/Стихи о планетах» напечатаны четыре стихотворные миниатюры немецкого (ФРГ) поэта и писателя Уве Лусерке/Uwe Luserke в переводе на польский язык АДАМА ХОЛЛЯНЕКА/Adam Hollanek.
7. В номере публикуется продолжение романа Клиффорда Саймака/Clifford Simak «Время – простейшая вещь». Думаю, здесь не помешают несколько обложек книжных его изданий.
8. В разделе «Из польской фантастики» в этом номере лишь один рассказ: «Wynajęty człowiek/Наемник»– уже хорошо известного нам Марека Баранецкого/Marek Baraniecki (см. описание «Фантастыки» № 1(4)/1983 и № 7 (10)/1983).
Две цветные иллюстрации АНДЖЕЯ БЖЕЗИЦКОГО/Andrzej Brzezicki.
Мацей Паровский включил этот рассказ в свой сборник «Co większe muchy» (1992) – избранное журнала «Fantastyka» за 10 лет. В списке «100 лучших польских фантастических рассказов» сетевого журнала «Esencja/Эссенция» «Наемник» занимает 94-е место со следующей рецензией: «Награжденный “Золотой сепулькой” космический детектив автора «Головы Кассандры». Короткий, держащий в неустанном напряжении, увлекательный и для своего времени полностью оригинальный рассказ. И, кроме этого, рассказ содержит предупреждение любителям компьютерных игр».
На русский язык этот рассказ в переводе Н.Стаценко и под названием «Право альтернативы» был опубликован в сборнике польской фантастики «Лунная ночь» (1990). Карточка рассказа здесь
9. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется персоналиeй Стефана Грабиньского /Grabiński Stefan (1887 – 1936) – литератора, учителя, теоретика жанра «weird fiction». Здесь же публикуется довольно длинный отрывок из новеллы Грабиньского «Машинист Грот» («Maszynista Grot» (w) «Demon ruchu», Warszawa – Kraków -- Lwów, 1922). Цветная иллюстрация М. СТРЫЕЦКОГО/M. Stryjecki.
10. Надо сказать, что Стефан Грабиньский сам довольно подробно комментировал свои произведения: от замысла до воплощения. Один из таких комментариев под названием «Z mojej pracowni. Opowieść o “Maszyniśćie Grocie”. Dzeje noweli. Przyczynek do psychologii tworzenia/Из моей мастерской. О «Машинисте Гроте». История написания новеллы. Дополнительный материал к психологии творчества», почерпнутый из журнала «Skamander» (1920, тетр. 1 – 3), и публикуется в настоящем номере «Фантастыки». Графика М. СТРЫЕЦКОГО/M. Stryjecki. Очень интересно, но я не уверен, что не существует уже перевода этого комментария на русский язык, поэтому переводить не спешу.
11. В рубрике рецензий Анджей Невядовский пишет о комедии В. Маяковского «Клоп» (W. Majakowski «Pluskwa. Przełożyła L. Zamkow, posłowie R. Szydłowski, Wydawnictwo Literackie, Kraków, 1983), Мацей Паровский весьма критически оценивает новый сборник рассказов Анджея Зимняка «Пути бытия» (Andrzej Zimniak «Szłaki istnienia». Seria «Stało sie jutro», Warszawa, «Nasza Księgarnia», 1984), а Кшиштоф Соколовский/Krzysztof Sokołowski знакомит польских читателей с содержанием книги M. Jakubowski & M. Edwards “The Complete Book of Science Fiction and Fantasy Lists”, Granada, London, 1983.
[
12. Польский знаток, библиограф и писатель фантастики Яцек Изворский/Jacek Izworski публикует следующую часть своей великолепной библиографии «Фантастические произведения, изданные в Польше после 1945 года/Utwory fantastyczne wydane w Polsce po 1945 r.» -- пока только книжные издания. В этой части библиографии описан 1952 год (окончание) и 1953 год (начало).
13. В разделе «Spotkanie z pisarzem/Встреча с писателем» печатается интервью, которое Анджей Кжепковский/Andrzej Krzepkowski взял у Виктора Жвикевича/Wiktor Żwikiewicz. Нам представится еще возможность поговорить о Жвикевиче, тогда я, возможно, использую и это интервью…
14. В статье «Niepotrzebna płeć /Ненужный пол»Мацей Иловецкий/Maciej Iłowecki пишет о проблемах, связанных с возможностью выбора будущими родителями пола ребенка. Ненужный пол – это он, кстати, про мужчин. Цветная иллюстрация МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
15. В рубрике «Парад издателей/Parada wydawców» напечатано интервью, которое Павел Томчик/Paweł Tomczyk взял у Дануты Томерской/Danuta Tomerska, главного редактора Редакции непериодических изданий Польского союза слепых. В названии интервью использована цитата из ответа пани Томерской: «Такой же, как и другие, читатель…»
16. На внутренней стороне задней обложки Анджей Бжезицкий/Andrzej Brzezicki знакомит читателей с ТИМОМ УАЙТОМ/Tim White, репродукции картин которого использовались в оформлении и этого, и предыдущего номера «Фантастыки». На передней обложке предыдущего номера была представлена его работа 1976 года «Expedition to Earth/Экспедиция на Землю», а все иллюстрации на обложках этого номера почерпнуты из альбома 1982 года «The Science Fiction and Fantasy World of Tim White/Научно-фантастический и фэнтезийный мир Тима Уайта».
17. Не забудем о комиксе. Следующий, второй, эпизод называется «Na progu tajemnicy/На пороге тайны».