Странно, «Ночного портье» Шоу написал в возрасте за 60. А такое впечатление, что автор — подросток лет пятнадцати. Именно такой уровень достоверности у событий, как будто жизненный опыт почерпнут из книжных ночных бдений. Поначалу шел чистый Чейз, а с момента потери чемодана — подростковые фантазии. Мошенник вдруг ни с того ни с сего берет явного простофилю в компаньоны, перечисляя тому половину барыша за свои многотысячные махинации. Ограбленные бандиты спокойно ждут возвращения какого-то лоха, стянувшего у них деньги, а потом вежливо просят отдать стибренное и благодарят за содействие. Финансовые аферы проходят в вакууме, ни криминал, ни государство, ни хозяева жизни не вставляют даже ореховые прутики в колеса наших героев. Девушки ровно такие, как их представляет предпубертат — без прыщиков и тараканов.

И. самое главное, к чему все эти, местами затянутые, приключения? Ради диванной мечты — найти миллион и тогда серенькая жизнь смениться калейдоскопом развлечений. Ну хоть мир главный герой не стал переделывать, подростковые мечтания они такие.

А так читать можно, уровень убийства времени в метро.

Узаконенный фанфик, написанный спустя полвека. В принципе, роман весьма достойно стилизирован под оригинальные «Унесенные ветром», этого не отнять. Но как самостоятельная единица пресен и сух, все время нуждается в допинге воспоминаний и отсылок. Ну и конечно, полностью направлен на целевую женскую аудиторию, все события написаны через призму женских представлений. Кстати, если абстрагироваться от жирнющей сквозной темы: «Ретт, иди ко мне, я тебя люблю!!!!», то можно заметить вполне прелестные чарльстонские и ирландские сцены. Но там, где напрашивалась психологическая глубина, все в итоге сводилось к банальнейшему «Ретт, вернись ко мне».

Многие места вообще поданы «Галопом по ирландиям».

Впрочем, мне, как представителю мужской части населения противна Скарлетт, почитаемая женщинами за сильную независимую особу.

Вся её независимость (в этом романе) базируется на сомнительных деньгах Ретта Батлера. Скарлетт абсолютно пофигистически относится к своим детям Уэйду и Элле-Лорине, к лошадям и подвязкам у неё куда больше любви. Ведь эти детки не от Ретта, пусть живут сиротками при живой и гулящей матери.

А уж половая неразборчивость — замуж хоть с козлом, хоть с бараном — это тоже вистов не приносит.

А уж конец романа такой роялище в кустах, что просто неприлично для претендующего на значимость исторически-любовного романа.

Классический детектив от тети Агаты. Дворецкий почти стал убийцей. Как почти всегда, ограниченные локации, очерченные подозреваемые, и старательное отвлечение читателя от истинного убийцы. Правда, те, кто прочитал не одну книжку Кристи, тот уже привык, что убийца — это тот персонаж, на которого нельзя подумать в первые ходы завязки. Здесь немножко переигран этот главзлодей, но, в принципе, для детектива 30-тых годов нормально.

Эркюль Пуаро и капитан Гастингс оригинальностью не блеснули, отыграв произведение строго по линейке своего характера, темперамента и интеллекта. Но концовка отработана весьма профессиональна. Например, вместо длительного пояснения Пуаро здесь добавлено письмо из-под виселицы, что позволило немного олитературить стандартный в своем жанре детектив.

Не «Восточный экспресс» или «Десять негритят», но крепкая боевая единица.

Роман «Поселок» — плоть от плоти советской фантастики. Без фиг в кармане, свойственных, например, Стругацким. Небольшая модель коммунистического общества. Разумеется, прямо, в лоб это не называется — наелись к концу восьмидесятых горлопанской идеологии. Но, если просто внимательно посмотреть на текст со стороны — то это просто очевидно. Причем, подано как единственно возможная форма выживания в условиях, сведенных к первоначальным. Вот зеркальце, например, подарено Марьяше — оно её и не её, ибо любому она обязана отдать его по мере надобности, иначе её общество не поймёт. Все работают — каждый по способности. Индивидуальные помыслы, например. бежать, спасать любимую, должны согласовываться с руководителями общества. Которые, формально, не руководители, ибо все равны. И так далее. Учиться, учиться и учиться и стремиться в светлое будущее, борясь со внешним врагом.

Но большинству пишущих здесь видна только внешняя оболочка — герои мужественно преодолевают трудности. Преодолевают, конечно, а куда деться — иначе помрешь. Причем, если скорректировать фантастику на реальность, никто бы не выжил. И уж точно 20 лет не прожил робинзоном. По элементарной причине. Люди, потерпевшие катастрофу, не имели даже начальных навыков выживания. Даже не мороз или леса с убийственными животными и растениями их бы погубили. Они перемерли и на райских островах. Другая атмосфера, другой климат, другие микроорганизмы — я погляжу, как ты, мой друг, долго протянешь на каких-нибудь Никобарских островах. где теплое солнышко и лианы не кусаются — ну-ка, костер зажги без спичек и зажигалок. А если аппендицит, а если ногу пропорол, а если от воды непрекращающаяся дизентерия. А ты только Windows умеешь переустанавливать.

А наши поселенцы, как и их предки, жили в достатке столетиями — какие-то навыки им теоретически вложили, какие-то инструменты у них с собой есть. Но выжить можно только в фантастических романах — спать на снегу, питаться корешками, построить воздушный шар из говна и палок. В жизни все прозаичней. Но тогда не о чем писать будет писателям. Поэтому вынесем скепсис за скобки и доверимся Булычеву.

Роман получился интересным, за героев переживаешь и сочувствуешь. Но все здесь положительные, никаких личных конфликтов (ну уровня обид в песочнице в детском саду). А ведь на деле даже три человека за 20 лет друг друга сто раз смертельно возненавидят. Поэтому и произведение — коммунистическое. Не столько человек на первом плане со своими тараканами (бунт только у Павлыша, и тот оправдан результатом), сколько «муравейник живет, кто-то лапку сломал — не в счет». Враг есть всегда, но он по ту сторону изгороди.

Эффект вызывает и то, что Булычев — это стиль а-ля Алисы Селезневой или Великого Гусляра. А здесь — «Неукротимая планета», необычно, плюсик в карму. Да и образованный человек обязательно вспомнит пронзительный мультфильм «Перевал» (в создании которого принимал участие даже историк-альтернативщик Фоменко), что тоже повысит оценку произведения.

Впрочем, лично я с этим согласен. Но заносить «Поселок» на скрижали не спешил бы. Здесь нет ничего сверхъестественного ни в сюжете, ни в идее, ни в литературном оформлении. Но прочитать его следует непременно.

Оценивание трагедий Софокла будет всегда необъективно. Во-первых, давит история. Ну как дошедшая через пласты веков литературная вещь может иметь изъяны? Разумеется, есть люди, которые реально получают экстаз от прочтения (оценки 9-10 сродни оргазму). На деле абсолютное большинство читателей просто себя в этом убеждают.

Дело в том, что мы читаем не Софокла. Мы читаем переводчика, который, в свою очередь, адаптировал текст другого переводчика, и настоящего древнего грека здесь не больше, чем в испорченном телефоне нескольких десятков уровней. От формы здесь точно ничего не осталось, от содержания — большой вопрос. Потому что то, что нас шокирует, не шокировало древних греков, и наоборот. Разные этносы, разные времена. Мы не понимаем весь соус, в лучшем случае — жуем стейк. Ну, вроде отцеубийства или инцеста. Для сегодняшнего времени в этом ничего оригинального, для времени написания — не знаю, греки были ещё теми затейниками, хотя бы похождения Зевса почитать.

Все мои претензии, разумеется. не к Софоклу. Но даже его авторитет лично для меня менее значим личного впечатления. Я не медийная личность, мне можно иметь не ангажированное мнение. Несмотря на экстремальные события, «Эдип» меня не потряс. Ни сюжетом, ни литературными изысками. Даже в плане повышения образованности ничего не могу отметить, ибо Фрейд и иже с ним уже давно все расписали. И это не откровение, именно так для себя считает большинство. Иначе бы Софокла читали больше, чем условного Желязны, а это далеко не так.

Свято место саги пусто не бывает. Если разбирать художественную ценность второго романа про Квоута, то легко убедиться, что ничего особо оригинального там нет. Очередной Гарри Поттер, только сольное выступление, без политики магов и маглов. Но этот вывод приходит, если начинать задумываться, а так книга, несмотря на объем, читается легко. Ибо каждый подросток хочет, если учится, то чему-нибудь эффектному и необычному, уметь драться и очаровывать слабый пол. Что неизбежно приводит к несуразностям — то герой пачки бандитов умерщвляет на расстоянии, то он всерьез опасается, что ему накостыляет мимо проходящий верзила. То он безудержно совокупляется с феей Любви, то он ничего не может поделать со своей робости, боясь сделать шаг к своей Денне. И так далее.

Но автору удается поддерживать интригу на протяжении сотен страниц, и это нужно оценить высоко. Плюс бонус за пропаганду чтения и учебы.

Художественное произведение априори должно быть лучше экранизаций, ибо у кино гораздо больше ограничений, нежели у книги. Здесь же, увы, обратный вариант, текст опирается на видео, как хромой на костыль. Тем более, что автор после выхода народной «Большой перемены» переработал изначальное произведение, тем самым признав преимущество мини-сериала Коренева.

Тем не менее, даже после переработки видно, что тест предназначен для куда младшей по возрасту аудитории, нежели фильм. Где-то пятый-шестой класс, несмотря на то, что возраст персонажей, как минимум, 22+ (за исключением пары второстепенных по значимости школьников). Но все взрослые проблемы — дети, квартиры, любовь-морковь здесь написаны детским языком, где главное не пропустить гол, а любимая девушка нужна для того. чтобы подкармливать кавалера пирожками. Создается впечатление, что это не взрослый человек балуется детством (как те же Булычев или Крапивин), а шестиклассник пишет про взрослых, имея в арсенале только свой школьный опыт.

Впрочем, фильм у нас любят искренне, и. если отнестись к повести. как к дополнительным материалам по фильму, то можно получить кусочек удовольствия.

Как и любое произведение Пелевина, имеет множество толкований и философий. Особенно после первого стакана. Сам сюжет, конечно, примитивный — не для того писано. А вот вольностей с языком — на пару УДАФФов хватит. Начиная с вводных укров=урков=орков. Конечно, сейчас антиутопией никого не удивишь, и лучшие творения, вроде «1984», фигвам переплюнешь. Но в море фантастики в цветастых обложках S.N.U.F.F. идет категорией повыше. Хотя Пелевин попытки забронзовения отметает изрядной долей скабрезностей, льющихся здесь из всех отверстий. Пупарасы, конечно, вещь интересная, но интерес здесь с гнильцой. А всякие лингвонаходки, вроде, Рвана Контекса — это уже область Сорокина, для пуберталов с остаточной интеллектуальностью, ибо без нее в дискурсмонгерах заблудишься сразу же.

Для любителей эмоций тут ведро страстей по кукле со спермоприемником и сучеством. Определенному проценту тоже, без сомнения, интересно. Ну, а остальная братия будет, аки гончие с борзыми, отыскивать политологические абзацы про сегодняшние социологические страсти.

Автор бестселлера «Как перестать беспокоиться и начать жизнь» пытался покончить жить самоубийством в юности, молодости. И, скорее всего, покончил с собой в старости. Хотя правообладатели, чтобы не рухнули прибыли, этой факт всячески маскировали. Автор книги «Как завоевывать друзей» умер практически в полном одиночестве. Эти факты нужно всегда держать в голове, прежде чем слепо доверять манипулятивным книгам автора.

Хотя они в целом и «Как перестать беспокоиться», в частности, достаточно информативны и полезны, если читатель не будет слепо следовать их советам, а попробует адаптировать их под себя. Например, совет «Живи одним днем» (вариация Скарлетт О'Хары — подумаю об этом завтра) сам Карнеги оговаривает, мол, о завтрашнем дне тоже думать надо, но как-то без переживаний. И такие вопросы могут найтись ко всем остальным тезисам. Да и трудно сентенции, вроде «не пилите опилки», «время лечит» и прочие выдать за авторские.

Выделю книгу как первую ласточку по теме в ещё зашоренным Советском Союзе. И, повторюсь, при критической переработке под себя, многие советы могут реально помочь, что относит книгу в плюс.

Вольный пересказ изучаемой в учебниках истории, поданный через призму «олбанского» языка и словесных мемов начала двадцатого века столичных кулуаров. Типа, на поэтическом безрыбье и Бальмонт — карп, или, вроде, того. Журналистский прием увеличения подписки. Бесплатное приложение. На удивление, вышло настолько удачно, что само осталось в истории. Конечно, сейчас читается не столь живо, как более ста лет назад, но тем не менее, «остаточной штемпельный блеск» присутствует. Хотя царапины цензуры очевидны. особенно, в главе «Русская история». Фактически, после вымарывания строчек про убийство Павла І, она прерывается во многозначительной недосказанности. Потом были попытки дописания, но общей линии проекта новации уже не придерживались.

Вердикт по праву первоотметившегося. Читать строго из литературного любопытства.

Узловое произведение признанного мэтра фантастики, урожденного смолянина Исаака Юдовича Азимова. Поэтому каждое слово против романа будет использовано против заикнувшегося. Что там со средним баллом на современном этапе? Округленно, девять из десяти. Прямо Библия. Конечно аргументов «за» будет достаточно. Для сороковых годов создание галактической саги — это весьма смело. А если добавить сюда политологию, философию, социологию и аллюзии на наш бренный и несправедливый мир, то хочется брать зубило и выбивать канонический текст на мраморных скрижалях. Наверное, благодарные потомки уже достойно экранизировали этот великий труд на уровне Национального реестра или, минимум, «Звездных войн«!

Ан, вроде, нет. Странно-странно. Наверное, родственники заломили миллиарды за право прикоснуться к великому. Или продюсеры просто опасаются связываться.Бюджет галактический, а уверенности в коммерческом успехе нет. Нет постоянных героев, кроме Отца Нации Селдона. Мелькнул эпизод — прыг вперед лет на 20, 30, 50. И все по задуманному плану, математика, изнасилованная психологией, врать не станет.

Так может просто книга лучше.Если вынести за скобки монументализм, то художественности вообще и нет. Это не язык Брэдбери, не экшн Гаррисона, не сарказм Шекли, не ...

И моя слабость, сослагательное наклонение. Если бы «Основание» было написано сейчас каким-нибудь Ярославом Шишкайло. Ну, появилась надцатая Империя в бесконечном космосе. Тиражом бы в несколько десятков тысяч, может бы, и издали. Но мраморные залежи бы беспокоить не стали.

Своей второй известной книгой Карнеги дает рекомендации по ораторскому делу. Весьма популярному занятию в Америке и не очень (за исключением политиков) у нас. Поэтому из трилогии автора большинство наших читателей эту часть читают менее внимательно. Там, в принципе, все правильно. Но пресно. Это все равно, как шахматисту старательно выучить все общие рекомендации по игре — захватывать центр, не играть в дебюте одной и той же фигурой, укрыть короля рокировкой... Чемпионом мира так не стать, да и мастером тоже — вся соль — уметь в нужное время нарушать стереотипы ради поставленной цели.

В связи с прошедшим временем, большинство примеров и ссылок Карнеги потеряли актуальность, а образцы, которые он считает безукоризненными, стали весьма банальными. Это, конечно, поправимо, но осадочек остается. Кроме того, заметен дуализм — если следовать советам книги «Как вырабатывать уверенность...», то волей-неволей приходится нарушать некоторые постулаты книги «Как заводить друзей». Чем, к примеру, победа в диспуте (рекомендуется) отличается от победы в споре (не рекомендуется). Да и Линкольн, чемпион по отсылкам в этой книге, для нас не авторитет, давно уже известно. что последний воевал не за отмену рабства («превосходство белой расы всегда будет очевидным» А.Линкольн), а за передел рычагов влияния на экономику. Но неважно.

Для общего развитие материал полезен. Все-таки многим приходиться выступать публично, и, применив на практике совет-другой, можно изрядно облегчить себе жизнь.

Абсолютное большинство фэнтэзи пишется в похожем ключе — короли, рыцари, мечи, яды, магия... И далеко не все отливаются в граните. «Буря мечей», разумеется, рассчитана сугубо на тех, кто подсел на «Песнь Льда и Пламени». И они третьим романом не разочаруются. По законам жанра тут все больше и больше всего. Магии — Иные уже в прямом смысле лезут на стену. Драконов — под их эгидой начала собираться новая сила. Политики — герои все больше ведут не как в рыцарских романах, а, словно, начитавшись исторических диссертаций. Вероломств — тут вообще внезапность убийств зашкалила, а свадебные разборки даже продублированы.

Правда, расслоение «хорошие-плохие» выразилось ещё больше. Хороший Джон Сноу окрашен полностью в белое, а Джоффри с матерью творят только зло, что обесценивает уровень взрослости романа, это только в детских приключениях монохром хорош. Хотя и сложных героев пока хватает — та же Дейенерис, чья линия первую половину произведения была гораздо интереснее остальных, но путем отчаянных лордоубийств этот перекос к концу «Бури мечей» выравнялся.

В силу индивидуальных особенностей я редко дохожу до конца циклов, будь это книга или кинематограф. Если Эпизод N оказался ощутимо слабее предыдущих, к эпизоду N+1 я вряд ли приступлю. Пока эпопея семи королевств после трех романов для меня не закончилась.

Представим, что все начали жить по Карнеги. Не спорят, говорят комплименты, улыбаются, не критикуют и так далее. Этот утопический мир не протянет долго, законы диалектики, понимаешь, пальцем не заткнешь. У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба. Без конкуренции, побед и поражений нет движения. Хотя, надо отдать должное автору — каждая глава и резюме выглядят логично. Надо уступить лающей собаке, даже если ты её убьешь, укус останется укусом. Вот только, если собака начала кусаться, лучше решить эту проблему раз и навсегда, чем годами прятаться от неё в подъезде. Укус — это меньшее зло.

Но, тем не менее, как рекомендациями, нравоучениями Карнеги, вполне можно пользоваться. Называть собеседника по имени, уметь слушать и улыбаться. Но только в тех пределах, пока это не противоречит твоим принципам. Например, если собеседник нелицеприятно выскажется о дорогих тебе вещах (например, о матери), то медоточивость Карнеги сразу идет лесом. Лучше порвать с таким человеком, чем изворачиваться, падая в глазах всех. Понятие «честь» Карнеги не любит.

Впрочем, надо сделать скидку на американский менталитет (недаром тот же Карнеги царицей доказательства почти везде считает финансовый успех) и время (1936).

Резюме. Книга любопытна, но спорна.

Очередной коммерческий проект от Бушкова. Если читатель худо-бедно интересуется историей ан-масс, смотрит соответствующие ролики на ютубе и читает изредка лотошную литературу, то ничего нового в произведении «Загадочный Петербург» не обнаружит. И уж точно ничем не шокируется, несмотря на аннотацию. Впрочем, Бушков (или его негры) особо этим не заморачивается. Он знает, что общий образовательный уровень народонаселения низок. И исторические анекдоты пройдут на ура. Тем более, язык доступен любому культурному сословию. Что еще надо.

Общая нить повествования путана местами до невозможности. Ну вот зачем впихивать в тему поэта Хвостова, причем, в неплохом количестве. Или похождения Калиостро при дворе Фридриха. Только для минимально приличного для книги объема. Потому что о заявленных петербургских призраках писать особо и нечего. Ну, бродит по Михайловскому удушенный Павел, по литературным страницам громыхает Медный Всадник, а Литейный мост, вроде, на страшном месте построен. Маловато для отдельной книги — впихнем Пушкина, не успевшего к восстанию декабристов или честных петербуржцев, сутками не бравших тонны злата-серебра, лежавшего на Дворцовой площади после дворцового пожара.

В-общем, обыкновенный Бушков. Причем, достаточно беззубый в варианте «Загадочный Петербург». Без сенсационных разоблачений.

Возможно, специалисты от психологии и социологии найдут много великого и оригинального в работе ортодоксального иудея Эриха Фромма, написанной в знаковый 1941 год. Не знаю. Но с современных высот я увидел набор категорических суждений, часть из которых сейчас выглядит банальной, часть спорной. Всё-таки психология не математика, поэтому утверждать, что в трактовании сна через анальное сношение Фрейд путал причину и следствие, конечно, можно. Но считать это доказанным — глупо. Так, частная версия.

Разговоры (а не научные тезисы) о свободе, о том, как человек должен жить тоже носят субъективный характер. Кто хочет — почитает их за истину, кто не хочет — найдет противоположные мысли у греческих философов или европейских психоаналитиков.

Ну, а постоянные пинки нацизму просто обязаны быть включены в работу. Еврей в эмиграции априори считает гитлеровский режим самым наглядным фактом понятия «Свобода». А почему именно его да еще кальвиновские и лютеранские времена, а не, например, сосуществование цветных и белых в Америке — там куда больше можно найти любопытных сентеций. Но, понятно, кусать кормящую руку не принято.

А самое главное, книга написанная для массового читателя, довольна скучна. А ведь это не сугубо научный трактат, скорее, наоборот. Нет перегруженности терминами, нет пересыпания фамилий и трудов. Но скучно, приходилось искать внутренние резервы для продвижения по тексту. Ведь я же не студент психфака, мне простительно.

Заполнение всем известных мифологических сказаний о Геракле живительной влагой фэнтэзийного романа. Заглавный тезис настолько стержневой в романе, что то дело повторяется как резюме ко многим главам. Конечно, допущение о дуализме богоравного человека, а также жизнь №2 отца-сына Геракла/Ификла Амфитриона/Иолая весьма спорное, но для художественной литературы, опирающейся на другую художественную литературу вполне возможно.

Из сюжетных претензий главная — отсутствие знаменитых 12 подвигов. Так сбивчивое упоминание про них мимоходом. Понятно автор (-ы) боялся уйти в сторону от заглавного тезиса, увлекшись перипетиями поимки немейского льва или добычей яблок Гесперид.

Претензия поменьше — неожиданная мощь противников олимпийских богов. Как-то на расслабоне вылепились гиганты, которые гоняли бессмертных, и кабы не Геракл...

А так читается залихватски. Прямо не фантастика, а исторический роман.

В истории много событий, которые мы в силу темпорально-географических особенностей знаем немного. Например, про Восьмидесятилетнюю войну за освобождение Нидерландов от испанского владычества. По сути, это только «Легенда о Тиле Уленшпигеле», выдающееся произведение мировой литературы. Поэтому, хочешь не хочешь, при прочтении «Кееса» проводились аллюзии с товарищем Шарлем де Костером. И, разумеется, повесть Сергиенко проигрывала по многим параметрам. Главным образом, из-за понижения планки читательского возраста. Автору пришлось минимизировать словарный запас, глубину описываемых событий, приближать исторические локации к понятным современному подростку (1970-ых годов). Что же, так поступали многие детские писатели — но тогда надо, чтобы герои стали харизматическими.

Кеес, при всем старании автора, это не Пеппи ДлинныйЧулок или Гарри Поттер. А его спутники прописаны и того меньше. В итоге получились подростковые приключения. С рейтингом 12+, где кровь немногим отличается от чечевиной похлебки. Прочитать можно, даже экранизировать можно. И даже, в целом, получить положительные впечатления. Но, положа руку на сердце, стал ли персонаж Кеес штроко известным читательским массам, пусть даже не на уровне трех мушкетеров, а, хотя бы, Тимура и его команды? Нет. А ведь это произведение даже поначалу включалось в официальную хрестоматию для внешкольного чтения.

Конечно, это не основной показатель, ведь не все, к примеру, крапивинские или булычевские персонажи стали ультра популярными. Но и послевкусие «Кееса» недолгое, вытесняется на раз другими приключенческими произведениями.

Поэтому читать советую сугубо из-за экзотики (для нас, разумеется). Возможно, у кого-то будут и ностальгические нотки по прочитанному в отрочестве.

Можно сказать, узловая история жанра ужасов. Хочешь — не хочешь, а писатели час от часу будут задевать пласт татуирования в своих произведений, и идти по сюжету Брэдбери им уже будет невозможно, ибо полученное будет вторичной копией. Жаль что сам Брэдбери не разработал эту идею более полно, ограничившись достаточно предсказуемой канвой рассказа. Кинг, к примеру, легко бы выжал из этой идее небольшой роман. С раскрытием персонажей старухи-татуировщицы, хозяина цирка и ветреной жены, не говоря уже о самом человеке в картинках.

Отдельно можно провести дилемму — татуировка влияет на поступки или поступки создают татуировку. У Брэдбери получилось нечто от братьев Гримм.

И субъективно. Не люблю цирк, особенно кунсткамерный, где главное не умения, а шокирование.

Как и положено любому сериалу он вызывает водопад положительных чувств у каждого подсевшего на него. А подсевших (книга+экранизация) не одна тысяча только присутствующих на этом сайте. И попробуй робко скажи, что, к примеру, «Битва королей» — это не самое лучшее произведение в истории человечества. Что это просто развитие событий, заложенных в первом романе. Причем, никаких особенных поворотов сюжета или философских исканий здесь нет. Есть придуманная Вселенная, не особо отличающаяся от средневековых трафаретов. Пиры, турниры, битвы и борьба за королевства. Продолжается линия мистики, запущенная в начале. С драконами немного и разной нечистью за Стеной побольше — но тоже ничего оригинального. Трупы ожили, дракончики вцепились коготками в тело.

Продолжению сериала не нужна оригинальность. Развивай линию главных или малость второстепенных героев — Тириона Ланнистера, Арьи и прочих Старков, Джона Сноу, матери Драконов — и все. Подсевшие на сагу будут внимать любому слову, выходя из транса, чтобы поставить очередное 10. Нет, конечно, «Битва королей» читабельна и интересна, но, как самостоятельная единица, не может оторваться от прародителя — «Игры престолов», как слепой от поводыря. Новых героев очень мало, они несамостоятельны, ибо служат сугубо для антуража. Но разве фанатам это важно? Посмотрите самые последние рецензии этого форума на «Битву королей». Кто-то пишет взахлеб оды, кто-то размещает рецепты вареников.И все равно собирают лайки, ибо здесь «Песнь льда и пламени» — это не художественное произведение, а религия.

Фантастический этюд, в котором Шекли оттачивает свою технику развития сюжета рассказа. Большинство коротких призведений американца достаточно юморных, с хлесткой развязкой, часто выворачивающий канву наизнанку. Здесь построение усложнено сплетением трех параллельных историй, имеющих общее начало и общий конец, но максимально различных в заданной плоскости.

И обязательным моральным резюме будет, вероятно, следующий посыл — даже если человечество получит возможность отыгрывать ходы истории обратно и переигрывать их по-новому, все равно итог будет изначально определенный парадигмой человеческой деятельности. И, хоть лупи по башке ключевые персонажи, хоть убеждай их — а в итоге цивилизованное человечество сожрет себя само.

А давайте представим, что «Маятник Фуко» написал не знаменитый автор «Имя Розы», а какой-нибудь Мефодий Коловратов, каких сейчас в интернете в разделе «Историки нам врут, все было не так» не одна тысяча, и ещё на сдачу на каналe Рен-Тв. Ну и много вы одолеете потока Ниагары теорий заговоров, глубинного смысла и вселенских разумов. Здесь есть все — и сионские протоколы, и немецкие базы в Антарктиде, и заговоры тамплиеров-розенкранцев, которые специально для этого метро в мегаполисах рыли, и даже связь семисвечника с автомобильными свечами.

Разумеется, в таком иррациональном произведении можно найти десяток слоев, с аллюзиями хоть на Адама и Еву, хоть на Сталина с Мао Цзе-дуном. А что дает роман читателю? Может, он сопереживает какому-нибудь герою? Навряд ли, сами персонажи здесь картонны, акцент на поток сознания, приписываемый им. Может, какой-нибудь идеей из озвученных читатель заинтересуется, например, доктриной Е.Блаватской. Так явный неприкрытый стеб над этими идеями демотивирует.

Может, захочется дальше познакомиться с творчеством Эко, как после «Имя розы»? Может, может, но далеко не каждому. Все эти ассасины, каббалисты, розенкрейцеры, катары, баварские иллюминаты, сионисты, гностики, иезуиты, тамплиеры в одном флаконе — это передоз. Понятно-понятно, теории заговоров высосаны из пальца псевдо-мудрецами, но ведь это можно было донести и без океана мутной воды, которым захлебнул читателя Эко.

Произведение, которое при желании можно причислить к вершине как творчества братьев Стругацких, так и вообще фантастики. Бывают такие. Где философии, аллегории и художественности на сотни диссертаций, которые вздыбят такие слои, существование которых и сами авторы не предполагали. Ведь «Град обреченный» не дает конкретного ответа ни на один из дискретного множества вопросов.

В чем суть Эксперимента? Роль главного героя Андрея Воронина? Кто такой Наставник? Откуда взялись живые памятники? Как понять Красный Дом? И так далее, и так далее. Нет, конечно, можно построить какую-нибудь теорию, вроде наследия кровавого коммунистического режима или моделирования разных социальных обществ.

Сами Стругацкие, несомненно, писали с фигой в кармане. Классически, по-диссидентски. Но что они предлагали взамен? Энтропию? Ведь каждый человек изначально свободен, а диктаторы разных уровней стараются упорядочить хаос. Но это им удается лишь на определенное время. Именно такой вывод в «Граде обреченном». Посыл понятен, но зачем для его обоснования строить огромные локации, и не пробовать прощупать следующий ход.

Личная свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. Как уместить все свободы без диктатур? Как организовать мало-мальский жизненный цикл, ведь мало кто (где найти таких Ванов) пойдет в мусорщики, все хотят статус, славу, эквивалент денег и возможностей, а кому дерьмо убирать?

Но в произведении, явно написанному в стол, Стругацкие ушли в аллегории и покусывания, а не в поиски Абсолютного Знания, которого, может, и нет. В семидесятых советских годах «Град обреченный» был бы стратегическим оружием. Сейчас же — один из многих фантастических романов.

Стержень романа — банальное попаданство в свое прошлое. А стержень двухцветный. Красный — спасти добрый и хороший СССР и розовый — подростково-страстный.

С первым понятно. Автор искренне считает, что СССР развалился не сам, зайдя в свой тупик. И, как каждый идейный, видит все в своем спектре. Мельком упомянув, что обычные сосиски были жутким дефицитом (иначе нельзя, про дефицит знали все рожденные в СССР), он то и дело пишет, какие вкусные изысканные блюда он пацаном(!) заказывал в ресторане всего за 80 копеек. Мельком упомянув, что одеты все были по моде пыльных мешков, он с любовью вставляет абсолютно лишнюю в канве произведения сцену, как он крутит фарцовщиками своей харизмой, объясняя, в чем отличие поддельной «Монтаны» от фирмовых «Суперрайфлов». Впрочем, автор уже старый дяденька, ему не объяснить, что строй, у которого все кругом враги (весь мир насилья мы разрушим, мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем...) и отрицание частной собственности, обречен и без ЦРУ с ФБР. Вон, в одной главе упомянуты раскулаченные, радостно рвущиеся в народное ополчение Ленинграда. Раскулаченные — это крепкие сельские труженики. Твой любимый строй, автор, их превратил в пыль, чтобы стоить в очередях за дрянными сосисками (у автора. впрочем, они, имеют вкус лепестков роз) и умиляться американскому куску сладкой резины.

А уж подростковая составляющая вообще насмешила. Не забываем, что сознание у героя — пятидесятилетнее. Плюс доступ к любой информации будущего. Какие 15-летние девушки. Герой — педофил? Ему нравятся угловатые прыщавые нимфетки? Ну ладно. автор, имеет полувековой опыт, но почему его ровесники вместо чтобы взрывать карбид, писать песенники с модной певицей Пугачевой, ведут умные общественные и культурно-познавательные беседы, даже не дерутся ни разу, только доносы пишут. Это точно восьмой класс?

Впрочем, в метро можно послушать аудиокнигу (особенно хорош Князев) или почитать. Литература-одновневка.

Философия на уровне мудрых цитат в социальных сетях. Наживив читателя на необычность рассказчика, Нотомб просто не нашла достойного выхода из этой ситуации. По сути, это обычные детские мемуары, просто хронологически смещены примерно с шестилетнего возраста (именно такого уровня рассуждения ребенка) на трехлетний. Потому что настоящие мысли трехлетнего ребенка передать куда сложнее, почти все мы худо-бедно систематически помним себя куда более старшими. А два года жизни овоща поданы от третьего лица, что вообще разрывает смыслово этот небольшой роман.

Учитывая, что произведение написано как автобиография (Нотомб была дочерью бельгийского дипломата, работавшего в Юго-Восточной Азии), форма необычного детства подавалась больше, чем экстравагантность. Отсюда постоянное жонглирование терминами «бог» и «метафизика». Но, кроме формы, нужно содержание, а с этим напряженка. Была попытка ввести образ трубы в человеческую сущность, но это выглядело коряво и громоздко. хотя положительные критики имеют повод для нахождения глубинного смысла.

Как публикация в условном «Космополитене» роман хорош — дают иллюзию интеллектуального чтива.

Второй по популярности роман Вальтера Скотта после «Айвенго». Но, в отличие от первого, при чтении «Квентина Дорварда» постоянно кажется, что читаешь Дюма. Возможно, это из-за обилия французов (Скотт как-то больше воспринимается по британскому вектору), возможно, из-за смещения акцента на хитроумие большой политики, а не на подвиги и приключения. Хотя, конечно и последних было достаточно.

Заложник жанра, Скотт рисует главных героев сугубо положительными красками, что отводит им в литературном пантеоне вторые ряды, ибо повеса д'Артаньян или благородные пираты будут привлекать к себе сильнее, благодаря недостаткам. Вышеизложенное относится и к шотландцам в целом. У Скотта они бедные, простоватые, но, как один смелые и верные. Что для наемников средних веков вряд ли соответствует истине.

Женский вопрос в романе раскрыт куда менее приключенческо-политических. А вот историческая часть по привлечению интереса читателей удалась куда более других романов шотландца. А месье Людовик XI вообще получился чуть ли не самым искусным интриганом, затмевая приснопамятного Ришелье. Даже странно, что такой расчетливый монарх фактически добровольно пошел в плен к антагонисту — герцогу Бургундскому.

На любителя миров Олди. Если от них абстрагироваться, то особо ничего оригинального, фантастического предложено не было. А стремление уложить происходящее в цикл отдает винегретом — в неспешно текущий синопсис с взрослением телепатки достаточно искусственно врезаны захватчики заложников с абсолютно абсурдными операциями по устранению нейроблокираторов.

Впрочем, само повествование про девочку ведется читабельно. Конечно, её абсолютная положительность снижает художественную ценность, но критерию увлекательного чтива «Дитя Ойкумены» соответствует. Другое дело, что в жанре фантастики планка поднята высоко, и начинаешь искать какие-то внутренние течения, ну, или, что-то философское, на худой конец. Этого здесь нет.

» У меня была синекура, — пишет Гранин.- Я работал референтом в журнале. Мне приносили свои рукописи графоманы, писавшие про войну и блокаду. Я отправлял их. Как учили опытные товарищи — щенков надо топить, пока они слепые». Вот так. Принес бы фронтовик Василь Быков свои повести вот такому хорошему человеку, и получил бы вежливый отлуп — не суйся со свиным рылом в наш калашный ряд.

Гранин прожил, по советским меркам, сытую жизнь, о чем он сыто и повествует здесь в стиле беседы на завалинке. Мемуары ценны, когда их пишет необычный человек (Пушкин, там, или Билл Клинтон), когда пишут о необычных людях необычные факты или когда описывают необычное время. Ничего такого в «Все было совсем не так» не то, чтобы нет совсем — вон про шухер на похоронах Зощенко написано или миллиард лично расстрелянных товарищем Сталиным — но недостаточно, чтобы книгу читали и перечитывали.

Так, человек стареет, и ему кажется, что надо обязательно передать банальности следующему поколению. Напечатают, куда денутся, не графоман же строчки плетет, а лауреат и орденоносец.

И не удивительно, что моя оценка стала первой, и, наверное, на долгое время, единственной.

Василий Шукшин писал простые по форме, но поднимающие большие пласты размышлений рассказы. В «Микроскопе» первым слоем идет забавное повествование о чудаке мужике, потратившего большие деньги на забаву, чтобы тешить себя надеждой, что он теперь-то откроет то, что неподвластно умникам. И, вроде бы, его изобретение велосипеда от биологии, которое давно стало доступным обычному семикласснику, описывается с юмором и бытовым колоритом. Но, как и с другими рассказами Шукшина, после прочтения понимаешь, что дело не в первичном сюжете. Не в микроскопе. А в том, что наше передовое государство заведомо ставит крест на любых индивидуальных свойствах. Не положено.

Нет, это не запрещают, даже, вроде, стимулируют — вон, захотел простой рабочий купить микроскоп — пожалуйста.

Вот только сложившаяся система заглушит любой росток, искренне считая его сорняком. Нет у мужика изначального образования (хоть СССР уже полвека, и наше образование — самое-самое), нет возможности саморазвиваться (ну заметил что-нибудь в микроскопе, создал самоучкой какую теорию — и куда с ней? В многотиражке напечататься, к умному советчику в райцентр съездить? Ну-ну.). И глушит мужика не правительство, не всемирный заговор — свои же товарищи, жена. Купил бутылку с получки — понятно, украл гвоздь с завода — наш человек, захотел мозги напрячь — белая ворона какая-то. Итог закономерен — жена отобрала дорогую цацку, сдала в комиссионку. Живи, мужик, как все и не выпендривайся. И будет жить, огонек любопытства затух. А для чего жить?

Такие стихи могут написать только пережившие войну. Рядовые Райаны и эпопея «Освобождение», это, конечно, хорошо и масштабно. Но война — это покалеченные судьбы миллионов людей. Не случайно на протяжении 20 лет День Победы был не пафосным праздником «Можем повторить!», а Днем Памяти и Скорби. Когда у тебя сожгли дом с семьей, ты не празднуешь Великую Победу, ты пьешь горькую в одиночестве у могилы. К сожалению, эту боль уже забыли, как чиновники всех мастей, повязвыающие гвардейские ленточки на лацканы, так и простые люди, которые, в лучшем случае, смотрят на Баскова в пилотке на телеэкране 9 мая.

Стоит солдат — и словно комья

Застряли в горле у него.

Писал солдат: «Встречай, Прасковья,

Героя — мужа своего.

Накрой для гостя угощенье,

Поставь в избе широкий стол.

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел ...»

Специфика данного сайта — гипертрофированная доля количества и качества фантастики в сравнении другими жанрами. Любое произведение, отмеченное хоть какой-либо фикшн-премией, будет обязательно иметь высокий рейтинг, относительно высокое количество оценок, и, как следствие, глобальные рекомендации. То есть, априори, такие произведение лучшие из лучших здесь.

Конечно, глупо со своим уставом лезть в чужой монастырь, но повторю робко закрадывающуюся мысль в некоторых отзывах (особенно, где извиняющее «без оценки») — произведение сильно перегружено смысловой нагрузкой. Вон сам Стивенсон в конце, ничтоже сумняшеся, публикует словарь, где, в-общем, обыкновенные понятия, чуть лингвистически изменены в угоду оригинальности Вселенной. Монахи-инаки, компьютеры-синапы, теорики, дурнопля, жужула и прочее, прочее. Ладно, у многих, верю, «Анафем» вроде культа интеллектуального чтения, но мне, как и многим другим, среднестатистическим читателям, для чего грузить оперативную память сотнями вывернутых терминов. Которые не несут чего-то оригинального. Не заставляют думать. Простые житейские байки Шукшина (к примеру) заставляют думать куда больше, нежели сентеции Геометров или булкиниан.

А автор еще гордо пишет в послесловии, что его роман глубоко переплетен с идеями Лейбница и приверженцами многомировой интерпретации квантовой механики. Что, не заметил этого за нехитрыми действиями героев? Залезь в свою конуру и не отсвечивай, червяк ничтожный.

Вот, правда, я совсем не уверен, что тысячи поставивших на этом сайте высшие баллы «Анафему» все эти (или даже хоть некоторые) философские изыски видели при самостоятельном чтении. Нет, то что написано мудрено с кучей разных фраа, инбрасов и прочих конвоксов — это да, но неужели все массово от этого испытали интеллектуальный оргазм? Или убедили себя. что испытали?

Александр Шкляревский на ниве русского детектива достиг определенных вершин, не ограничиваясь, как большинство полу-известных соратников по перу, переделками похождений Холмса или Пинкертона на российский лад. Впрочем, в повести «Русский Тичборн» уже одно название отсылает к английскому первоисточнику — делу Тичборна, смысл которого заключался в идентифицировании личности претендента на баронетство.

У нас дела попроще, барин доказывает, что бывший вахмистр Пархоменко это его беглый крепостной приказчик Ксенофонт, который, в свою очередь, убийца, вор и бастрюк. Есть и добрая старушка-процентщица, и губернские интриги овцеводов, и балансирование на пороге желтого дома.

Читается живо, в силу небольшого объема и прописанности характеров персонажей. И, разумеется, из-за экшна, который русской литературе привычен не был.

Чтобы запустить в жизнь фантастическую сагу, надо создать свою Вселенную.И Желязны, в отличие от большинства коллег, создал действительно оригинальный Мир, несмотря на то, что каждый его элемент по отдельности тривиален. Так как Вселенная Амбера креативна, то сагу можно завернуть куда угодно, хотите — мечи и магия, хотите — круссаны на Елисейских полях, хотите — выдадим вам теорию Большого Взрыва с параллельными и перпендикулярными галактиками. Это внешний мир, а вот внутренний мир героев прописан куда более скупо, полторы эмоции на главу, и те схематичные — вроде ледяной ярости.

Но вот, что замечаешь после пары романов — отсутствие необходимости переживать за героев или строить какие-то предположения на их будущее. Хроники креативны. Тут убили героя, а там он уже воскрес. Два романа он ласковый и пушистый, три романа — он гнида беспринципная. Желязны мог писать все, что угодно по сюжетной линии, правил игры у него нет. Принимаете этот калейдоскоп, где следующее предложение может опровергнуть предыдущие — наслаждаетесь фэнтэзи. Пробуете стать соучастником происходящего — у первой же развилки бредете не туда.

Детективно-мелодраматический роман, написанный с претензией на более крутой уровень, чем книжные пирожки, которые потребляются только горячими и, как правило, плохо переваривается желудочно-кишечной критикой. Неизвестный писатель (В.Александров — это терра инкогнито, и, скорее всего, псевдоним) старательно уходил от популярнейших в то время похождений русских шерлоков холмсов и натов пинкертонов. Даже местами философствовал а-ля «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Но самостоятельным художественным произведением «Медуза» не стала, но и веках не затерялась, всплыв на поверхность в начале 90-тых. Что больше плюс, чем минус. Особенно для тех, кого Акунин приобщил к криминальной обстановке России времен стыка девятнадцатого и двадцатого веков. Но особых откровений, что этнографических, что дедуктивных, что словесных здесь не отыскать.

Смесь Шерлока Холмса с приключенческим хоррором. Совершенно непривычный жанр для наших широт, но на Западе уже к этому времени вполне привычен. Плюс горсть камней в сторону католической церкви, которая из-за перехода в православие готова уморить смертью лютую даже сына польского графа-магната. В отличие от большинства рассказов путилинского цикла, которые, по сути, являются непритязательными фанфиками в расейских декорациях с картонным сюжетом и долей сказочности, здесь был сделан шаг в сторону художественности.

На мой взгляд, лучший рассказ цикла Романа Антропова (Доброго).

Неоднозначное произведение. С одной стороны, это классическая историческая сага, ограниченная неизбитой географической локацией. С другой стороны, чувствуются огрехи художественного аспекта. По сравнению, разумеется, с лучшими образцами. События развиваются то медленно до занудства, то — раз, и галопом, вмещающем в три строчки куда больше событий, нежели в предыдущих трех главах.

Линии героев постоянно спутываются и чуть ли не поворачивают обратно на 180 градусов. То старый гольд ругает русских за природные изменения. то, буквально. тут же ругает соплеменников за то, что они ругают русских. Не выделены главные герои. То это Егор Кузнецов, то это Иван. то это маленький гольд, то юноша Илья.

Крутится тема религии, православной и шаманской, как в водовороте. Поп, то сильный и целеустремленный, то мироед и торгаш. Шаманство пережиток, но без него и соболя не словишь, и кету не выловишь.

И обязательный соцреализм, который смотрится резкими вставками. Хорошо ещё, что переселенцы народовольцев не спонсировали, хоть местами казалось, вот-вот и роль партии проклюнется (как в похожей саге «Даурия»), но, слава богу, пронесло.

Но, в большинстве своем, чтение затягивающее. Мир Амура интересен, мир народной интеграции русских, гольдов, китайцев — экзотичен.

Чтение не разочарует.

Грузинский литературный столп социалистического реализма свой последний роман «Закон вечности» писал фундаментально. Но так как вектор значимости здесь распылен между верностью партии, богом и житейской правильностью, то произведение знаковым не стало. Ну. может, только в Грузии, да и то сомневаюсь, учитывая показательную отстраненность республик от коммунистического прошлого. Как будто Сталин, Берия и прочие Орджоникидзе были не настоящими грузинами. Впрочем, несмотря на время, Думбадзе Сталина (и других грузинских знаменитостей) очень уважает, ставя устами персонажа его на первое место в списке политиков.

Главный позитивный герой, практически святой — это сам Думбадзе, который тоже был писателем, редактором журнала т коммунистическим активистом. Во время войны его окружали честные люди, после войны — сплошь и рядом взяточники и интриганы. Как-то не верится, что среди мздоимцев он один на должности самых честных правил, что, кстати, «за кадром» и проскакивает — люди несут ему конверты с просьбой похлопотать, он, правда, разбивает им об головы медицинские судна, но будем честны, за десятилетия руководства репутация бы сложилась и просители бы в конвейер бы к честному человеку не строились.

Так как Думбадзе смело взялся за разные темы в одном произведении, то они, ожидаемо, размылись. Вот любовная линия. То он любит честную девушку с репутацией гулящей, то гулящую с намерением стать ангелом. А, между ними, зачем-то образ городской сумасшедшей. Это к чему? Или криминальная вставка с кражей креста. Ушел батюшка, тема зависла. А крысы? Явно зачем-то они в больничной палате. А на выходе герои переживают за смерть отравленных грызунов и все. Типа, все божьи твари?

Сейчас Думбадзе крепко забыт. Вот и здесь у него с десяток оценок, что отражает действительность интереса, хотя задатки того же романа «Закон вечности» велики. В том числе и художественно. Одно описание сердечного приступа дорогого стоит. Впрочем, это в переводе. А уже неоднократно случалось в Советском Союзе, что «переводы с аварского» были совсем другого класса, нежели оригиналы утвержденных партией национальных писателей. Впрочем, тут явно другой случай.

Один из многих фэнтэзийных миров. Классический симбиоз меча и магии. Конечно, есть любопытные находки, вроде спренов. Но большинство остального плоть от плоти литературы такого жанра — от достаточно прозрачного примера «Меч в камне» до всевозможных игр престолов. Тот, кто зацепился за роман, скорее всего, оценит его положительно. Ибо тут вступают законы саги, сериальности. Чем больше объем, тем роднее персонажи.

Главный герой Каладин хрестоматийно белый. Здесь даже физически светится. Кусочек школы волшебства — линия с Шаллан. Бесконечные войны (ну а что же лучше двигает сюжет в любом направлении). В-общем, целевая аудитория должна принять произведение хорошо, что и произошло. Звучат тут и там сравнения с Толкиенов, Сапковским, Мартином.

Но, по сути, это, повторюсь, просто сага. в которую каждой главой автор подбрасывает полешки в костер интереса. Хотя, откровенно говоря, объем млжно вполне ужать в несколько раз без потери парадигмы.

Любопытно знакомиться с так называемом низким литературным жанром начала ХХ века. И надо сказать, что эти детективные произведения совершенно забытых авторов ничуть не хуже заботливо сохраненных зарубежных. Нет, конечно, произведения, к примеру, С.Панова, это не уровень Шерлока Холмса, но ничем не хуже цикла о Фантомасе.

Повесть почему-то названа «Три Суда», хотя там две главы — «Суд человеческий» и «Суд божий». Автор заблудился в трех соснах? Детектив написан по формирующимся канонам, но акцент подан не на головоломку, а на следственную рутину. Следователь заполнил 70 протоколов, преступника изобличала жадность — не сдавал бы в скупку бриллианты — и государственная машина его бы никак не отыскала и так далее.

Атмосфера почувствовалась, а ради её, надо признать, я и затеял чтение. Еврей Аарон, предводитель дворянства, бал — выставка невест, городовые и судебные заседания — ничего особенного, но фальши реконструкции нет. И халтуры вроде современных «вокзальных» книг нет, хотя явно писалось тоже на потеху непритязательной публике.

Рекомендую для заполнения хронологической литературной ниши между Гиляровским и Акуниным.

В одном из эпизодов «Пеликана» Войнович побрюзжал, что к возрастным спортсменам или балеринам публика относится почтительно, аплодируя им за прежние заслуги. А вот писателей почему-то так не ранжирует, соотнося без скидок их творчество в любой период, что в 30, что в 80. Вероятно понимая, что тот же «Пеликан» это художественно далеко не «Чонкин».

Хотя у меня, например, вопросы только к общей композиции — довольно остроумная современная политическая сатира сшита постоянными впаданиями в спячку на суровую белую нитку. А вот, если разбить на скетчи, то довольно забавно.

Дедушка старый, ему все равно. Что ему от потуг кооператива «Водохранилища» или вороватых министров с любовницами. Ерническая Гренаша сменяется прямыми обвинениями патологического маньяка Сталина. Ну и народец, онечно, уж больно терпеливый.

Вот только заседатели интернета каких только разоблачительных постов не поглощают гигабайтами, а приобретать «Пеликана» в качестве оригинального художественного произведения не тянет. Больно желт он, а не малинов.

Не будет новостью тот факт, что авторы произведений для широких масс должны использовать некие шаблоны, которые имеют успех у уважаемой публики. Ну, вроде наличия красивой девушки у главного героя боевика. Можно, конечно, пренебречь этими догмами, но тогда большой процент вероятности, что большинство, не поняв, пройдет мимо.

«Ложная слепота» совершенно не заботится о поддержании внимания читателя. Ну что же, властвовать над персональным интересом весьма нелегко. Но здесь же получилось что-то типа, мил человек, мы тебя допустили и приобщили, а дальше сам барахтайся. Постигай и понимай.

И в век гигантского количества информации, хочется спросить: «А зачем мне это?». Художественной ценности в романе мало (литературность в силу чтения не оригинального языка, а перевода, критиковать не буду, хотя достаточно неуклюже слог выходил), сюжет примитивен для ХХI века (первый контакт с инопланетянами, оригинально до жути). Остается философско-биологическо-психологические изыски. Но и в них я не увидел что-то неожиданное, меняющее устоявшуюся систему ценностей. Хотя автор упрямо, как нерадивому школяру, приводил одни и те же примеры, вроде слепого пятна прямо перед глазами. Ух ты, открыл Канаду.

Резюмирую. Тот, кто любит бренды, тот отпишится позитивно. Кто читал ради собственного удовольствия, пожмет плечами. Истины не знает никто. Лично я потребности прикоснуться ещё раз к сему произведению не почувствовал.

Не знаю, зачем Акунину эти эксперименты. Эти брудершафты выезжают только на бренде. Да и писал их, скорее всего, литературный негр под руководством коммерчески успешного автора. Если в фандоринском цикле есть литературные стилизации и прописанные характеры, то в этом цикле схема и сюжет одноразовых книжек с яркими обложками, продающихся за рупь стопка.

Конечно, можно сказать, что, мол, это фильма — движущие картинки на широком экране. Так и фильмы бывают на века, вроде «Крепкого орешка» и на полчаса, как теперешний боевичок с Сигалом. Здесь явно второй случай. И, повторюсь, если бы не лейбл на форзаце, так и прочитало бы два с половиной человека.

Ещё один роман на тему «школа волшебства». Разбавленный легкой диккенсовщиной и банальным фэнтэзи, основанном на средневековье. Как уже не раз отмечалось, пишет Патрик Ротфусс интересно локально, но заурядно глобально. А ведь, если автор столь осенен различными литературными премиями, то читатель вправе ожидать от него чего-то если не великого, то хотя бы двигающего литературу или жанр в каком-то новом направлении. А здесь этого нет.

Да, в «Имени ветра» Ротфусс построил свою вселенную с многовекторными продолжениями, ввел достаточно характерных героев и заставил читателя получать удовольствие в процессе чтения. Но ведь и бульварное чтиво, бывает, проглатываешь, пока горячее. Захочется ли вам поразмышлять о перипетиях мальчика-сироты, будете ли вы сочинять фанфики из университетской жизни? Не исключено, но и не гарантированно.

Хотя в общем арсенале прочитанного «Имя ветра» стоит выше среднего.

Весьма необычные приключения по жизни известного московского журналиста. Особенно, если им верить на все сто. Впрочем. так как они написаны Гиляровским в возрасте за семьдесят лет, скорее всего, они гиперболизированны. Тем более, достоверность этих былин и баек подтверждать/опровергать было некому — атаманы и бурлаки особо не выступали критиками в печати.

Есть в «Скитаниях» не одна странность. Например, со слов Гиляровского, ему практически все удавалось на ура — и бурлацкую лямку тянуть, и служить на войне, и играть роли в театре, и по степи гарцевать, и стихи писать, и побивать всех и каждого и много чего. Везде его любили. Но практически отовсюду он вдруг резко убегал в прямом смысле из-за большущих проблем. Странная закономерность.

Обтекаемо писал Гиляровский об отце. Везде была мысль — не подвести отца, не опозорить фамилию. А отец был... полицейским приставом. Который, вероятно, то и дело выручал шалопутного отпрыска из неприятностей. Но это не литературно, да и читатель совсем по другому глянет. Куда круче бежать из тюремной камеры, выломав решетку, расправляться с шулерами и запивать стаканами пива стаканы водки.

Впрочем, надо отдать должное Гиляровскому. В своих похождениях он особо власть не ругал, большевиком не прикидывался. А вот разносолы описывал с любовью. Вот в эту любовь верю безоговорочно. А босятство приукрашено. Не особо вырвешься из маргиналов в интеллигенты, а вот поиграть интеллигенту в маргинала — это запросто. И Лев Толстой, и Максим Горький, и многие другие «ходили в народ», но не забывая соскакивать на более тепличные условия — кто на теплый итальянский остров Капри, кто на в графскую усадьбу. Вот и Гиляровский, завсегдатай самых шикарных столичных ресторанов, любил порассуждать о тюре и 12-пудовых (!) тюках, что носили по сходням портовые грузчики.

Тот случай, когда на студента работает зачетка-имя. Два имени — Агата Кристи и Эркюль Пуаро. Идея художественная и оригинальная — наложить криминальные свершения на древнегреческие мифы, обыграв необычное имя бельгийского сыщика. Но реализация — в духе творений студентов-первокурсников.

Добрая половина подвигов притянута за уши. Немейский лев — это собачка с львиным сердцем. Серьезно? Пипл схавает? Некоторые аллюзии не придумать — давайте имх тупо так назовем. Ночной клуб «Ад», картина «Пояс Ипполиты» — ну, халтурка, честное слово. Были удачные примеры-символы — лернейская гидра слухов, авгиевы конюшни политики (избито, правда, но укладывается в задумку). Но большинство перепасов натянуто и искусственно — стимфалийские птицы — старые безвредные польки, кобылицы — распространители наркоты. Слабенько, откровенно говоря. И не будем прятаться за бренд Агаты.

Но это полбеды, что с параллелями так себе. Так и детективная составляющая не особо впечатляющая. От силы треть рассказов в стиле королевы детективов, хоть и не её вершина. Разоблачение секты. Это, что, захватывающий триллер? Практически, газетная заметка из каких-нибудь желтых «Криминальных сенсаций». Избыток наркотиков — можно было бы преступников и разнообразнее сделать, художественное произведение все-таки. Нет развязки — если уже ввели предисловие со спором, надо и послесловие с итогами. А итоги получились слабенькие. поэтому и в послесловии особо и писать нечего.

Издатели привычно напечатали, читатели привычно прочитали. Но вряд ли хоть кто-то из них поставит «Подвиги Геркулеса» в один ряд с «Десятью негритятами», «Мышеловкой» или «Убийством Роджера Экройда». Вторая лига.

По большому счету, автор постепенно увеличивает одну генеральную линию о неотвратимой гибели всего человечества (что звучит статистически) и неотвратимой смерти каждого персонажа произведения (что в разы горше). Причем сила накала достигается от противного — чем обыденней ведет себя человек, тем сильнее воспринимается его неизбежный уход. Поиск садовой скамейки уже заболевших лучевой болезнью куда эффективней, нежели битва за условную последнию канистру топлива в россыпи произведений на аналогичную тему.

Тем более, что Шют написал роман в далеком 1957 году, когда еще не было Карибского кризиса, не говоря про техногенные катастрофы вроде чернобыльской.

правда, вряд ли бы люди, даже в далекой Австралии уходили бы тихо и печально. Были бы голодные войны,всеобщий бардак и хаос, что подтверждают куда меньшие катаклизмы вроде отключения электроэнергии на полдня в Нью-Йорке или наводнения в Новом Орлеане. Причем, понятно было, что это временное явление, что не помешало оскотиниться большому количеству населения. А здесь полная безнадега — внутренне дерьмо полезло бы гарантированно.

Кстати, удивительно, что виновниками последней войны оказались не русские, а албанцы. Русские, вообще, оказались главной жертвой, получив с обеих сторон — от Америки с сателлитами до Китая.

Последняя часть романа читалась трудно, настолько ярко была подана неотвратимость конца. Первая же часть достаточно затянута и малоэффективная.

Наглость, конечно, второе счастье. На протяжении всей биографии несчастный Веллер горестно повествовал как окружающие бездари не допускали его, чемпиона и первое перо страны, к печати и ништякам, полагающимся писателям. Но все равно заставил весь мир себя читать, особенно, рассказы, отшлифованные как ни у кого другого. Доказательством признания своего таланта он считал хорошие тиражи шальных девяностых, где все решал рубль покупателя. Ага, правда, немножко талантом не дотянул до Донцовой или серии Stalker, но там, наверное, над словом работали ещё тщательнее.

Вообще, претензии Веллера к поганой Советской власти полностью не понятны. Она ему абсолютна не мешала жить, как он хотел. Дала бесплатное образование, причем, он сам отмечал, что любой его студенческий каприз (вроде изучения опального Гумилева) решался без вопросов. Не требовала пополнения налоговой мошны, хоть, по утверждению Веллера, доносили на его регулярно. Закрыла глаза на махинации с квартирой, не принуждала к отработке, например, учителем. Кстати, работать Веллер патологически не хотел. Учителем — тяжко, кочегаром — не комильфо. Лучше полу-бомжевать, потом укоряя непонятно кого, что клянчил копейки на чай и ломоть хлеба. Кстати, вахтовые работы почему-то Веллер не презирал, хотя пасти овец и подносить кирпичи для постройки колхозного хлева где-то в Средней Азии вряд ли отличалось по сути, чем сторожить по ночам детский сад в Ленинграде. Может, вопрос в количестве неучтенных государством денег, которые вахтой получить куда проще, чем зарплатой? Тогда не надо садиться в позу гордого орла, что презренная работа помешала бы его литературному творчеству.

Кстати, упомянутые рассказы, которые десять лет рожал Веллер, люди особо и не рвались и не рвутся читать. В отличие от баек-легенд и коммерчески сваяных похождений майора Звягина. И особых литературных троп Веллер этими достаточно популярными книгами не открыл. По сути, он такой же Трифонов или Леонов , которых он презирает, только в других локациях. У тех был бюрократический социализм, у Веллера начальная коммерциализация. И вряд ли через пятьдесят лет о нем будут говорить, как о Пушкине, которому от Веллера в его «лекциях» досталось по самое не балуйся.

А с точки зрения художественного произведения — это вагонная литература. Очень легко читается в метро. И ночами о проблемах рогаток литературных журналов не думается.

Первый слой романа достаточно прост и беспроигрышен — старик совершает последнее дело своей жизни, спасая от войны семерых детей. Второй — дань литературности, аллюзия на известную сказку (свистки, вырезаемые Гоуардом даже тяжеловесны для этой аллюзии). А вот третий слой, переворачивающий белое черным боком и наоборот, возможно, не предусматривал даже сам автор.

Например, незримо присутствовал образ погибшего сына Джона. Его называли добрым и славным парнем. А один из самых страшных моментов была бомбежка колонны беженцев немцами. Но Джон был пилотом бомбардировщика и так же бомбил людей. Только говорящих на другом языке. Да, да и детишек, вероятно, этот славный парень тоже убивал. Не случайно же вставлен эпизод, когда наши герои (Николь) пострадали от налета британской авиации, бомбящей немцев в Бресте. И старику пришлось говорить детям, что немецкие самолеты — хорошие, а вот эти (британские) плохие. Себе же взрослые объясняют это стечением обстоятельств. Хотя понятно, что нет добрых бомбардировщиков. Потом Дрезден и Хиросима это подтвердят.

Или праведная ненависть, что немцы заставят десятилетнего польского еврея батрачить у себя за миску похлебки. Но он до этого батрачил в светлой Франции за ту же миску похлебки. И хорошие французы мгновенно с приходом немцев сдали им его отца. В чем разница между хорошими французами и нехорошими немцами.

Или постоянная злоба и корысть вроде бы угнетенных (например, сцена торговли, где фермерша забирает большие деньги у измученных ребятишек, продавая им неиспользуемую ненужную коляску). А гадкие немцы вдруг ни с того ни с сего бесплатно кормят и одевают оборвыша (хоть им это особо и не стоило, но ведь помогли, и собак как французы не запускали).

Впрочем, концовка (начиная с лодки гестапо) выбивается из канвы своей мармеладностью. Видно, Шют либо не смог придумать развязку, либо по саксонской традиции закончил хеппи-эндом в угоду массовому читателю. Что, без сомнения, понизило градус ценности произведения.

Лихо разогнавшись от крапивинских похождений старшеклассницы (правда, у классика были за главных мальчуганы) до теологическо-философских понятий «Вначале было Слово», авторы не рискнули (не осмелели) продолжить, ну, или обозначить контуры этого гиперпрыжка. Все вокруг абзацы, глаголы и запятые. Информационные кляксы. И? И что дальше? Рождение демиургов? Так это кругом в фантастике, например, в фильме Бессона «Люси». А, между тем, замах был шикарен. Не просто очередной «Черновик» или школа волшебства — а вывернутый наизнанку мир. Ху из Портнов или Стерх, для чего им вылеплять повелительный глагол «Звучи!» Для создания стопятьсотой галактики?

И главное. Что дальше? Как соприкасаются тексты-однокурсники? Ну хоть намек.

В-общем, обманули меня. Дали невиданно заманчивую конфету, которая не оставила послевкусия.Намного круче стандартного романа городского фэнтэзи. Недолет до основания нового поворота в фантастике. Или даже в читательском мироощущении.

Стивен Кинг, словно вампир, медоточиво гипнотизирует читателя постепенно ускоряющимся действием. На деле, кроме профессионального умения складывать слова в предложения, а предложения в абзацы, здесь мало что есть. Автор просто гонит материал на тему вампиров, не внося абсолютно ничего нового в изъезженную многими писателями тему. Можно сказать, что мастерство не в сюжете (ну про что там, к примеру, «Евгений Онегин»), а в образах и сценах. Ну так здесь тоже напряг. Например, эпизод, когда мальчугана связывает вампир удушающим узлом, а он напрягает мышцы по Гудини, погружается в глубины медитации и уделывает нежить ножкой от кровати. Полный бред даже в условиях мистической фантастики. Да и намек на развязку — что-то из оперы «Автору все надоело, и он одной сигаретой уничтожает все то, с чем бились на сотнях страниц».

Но послевкусие все-таки остается положительным. Уж точно сожаления по поводу перечитывания нет. Хотя, конечно, в подростковом возрасте роман воспринимается большим откровением.