Русский журналист, путешественник, китаевед, прозаик Сергей Николаевич СЫРОМЯТНИКОВ (наст. имя) (19.09.1864, СПб. – 10.09.1933, Ленинград) был происхождения незнатного, мать – из мещанской семьи. После гимназии поступил в 1884 году на историко-филологический факультет СПб. университета, через год перевёлся на юридический, в 1887-м был исключён за участие в студенческом движении (и выслан). Через год вновь принят, в 1890-м закончил университет со степенью кандидата права. Служил в Министерстве юстиции, стал д.с.с. Путешествовал по ДВ, Японии и Корее, участвовал в Русско-японской войне. Редактировал газету «Россия». В Первую мировую был командирован в Америку, после революции вернулся, был арестован, приговорён к расстрелу, но помилован… Работал в Институте восточных языков. Печатался с 1888 года (с 1893-го под псевдонимами), выпустил до 1903 года три сборника рассказов. С 1893 года, будучи тогда фельетонистом «Нового времени», стал писать «беллетристические очерки на фантастические темы». Автор сборника оккультных рассказов «Оттуда» (1894) (семь рассказов). На сюжет рассказа «Актея» П.П. Шенк написал фант. оперу (1899, пост.1906).
Упомянутые «беллетристические очерки на фантастические темы» представляют собой полноценные нф рассказы. Вот один из них.
ИЗЪ ЖИЗНИ БАЦИЛЪ
Профессоръ взялъ стеклянную банку, наполненную до половины желтоватымъ желе. Это была сыворотка телячьей крови. Потомъ онъ прокалилъ надъ огнемъ платиновую проволоку и опустилъ ее въ пробирную трубку, въ которой росли какія-то темныя елочки, захватилъ чуть замѣтную частицу темнаго вещества и укололъ проволокой прозрачный желатиновый слой въ своей банкѣ. Сдѣлавъ это, онъ тщательно завязалъ ее гутаперчей и поставилъ въ стеклянный шкафъ, равномѣрно нагрѣваемый газовою лампой.
Профессоръ открылъ новую бациллу, которую онъ назвалъ измѣнчивою, bacillum mutabile, за то, что, по первымъ его наблюденіямъ. она оказалась необыкновенно быстро измѣняющею свои формы. Теперь ему надо было сдѣлать опытъ послѣдовательнаго развитія многихъ поколѣній этой бациллы и онъ поставилъ свою банку въ такой приборъ, который поддерживалъ одинаковую температуру внутри ея, наиболѣе пригодную для жизни микробовъ, съ тѣмъ, чтобы открыть черезъ годъ эту банку и изучить новыя свойства, пріобрѣтенныя билонными поколѣніями его странной бациллы.
— Поживите тамъ годикъ,—сказалъ профессоръ , съ доброю отцовскою улыбкой,—пищи для васъ хватитъ надолго, размножайтесь себѣ на здоровье, дѣтки, черезъ годъ, дастъ Богъ, увидимся. И, закрывъ дверцы стекляннаго шкафика, онъ зажегъ газовый рожокъ и отошелъ къ другимъ своимъ питомцамъ: сапу, тифу и черной оспѣ, которые мирно развивались въ стеклянныхъ трубочкахъ, стоявшихъ на длинныхъ деревянныхъ штативахъ.
Въ банкѣ, наполовину наполненной застывшимъ бульономъ, было свѣтло и тепло. Свѣтъ проникалъ черезъ стеклянныя дверцы шкафа, стоявшаго противъ большого окна лабораторіи. Въ чуть замѣтномъ уколѣ, въ самомъ центрѣ поверхности желатина, пересаженныя профессоромъ бациллы начали свою жизненную дѣятельность.
Онѣ съ жадностью поглощали желатинъ, переваривали его, выдѣляли особаго рода птомаинъ и безпрерывно плодились и множились. Каждое новое поколѣніе, жившее всего одинъ часъ, пробуравливало желатинъ все глубже внизъ большимъ колодцемъ , выпуская въ стороны тонкія шахты. Черезъ нѣсколько дней въ прозрачномъ желатинѣ образовалась бѣлая елочка съ длинною хвоей, потомъ хвоя начала захватывать всю банку.
Черезъ полгода постоянныхъ измѣненій, перерожденій, утонченій, черезъ полгода борьбы и приспособленія, двухсотъ-милліонное поколѣніе бациллы достигло сознанія, потомъ способности выражать свои мысли... А когда стадъ приближаться годовой срокъ, колонія бациллъ достигла высокой степени умственнаго развитія. Въ ней процвѣтали науки и искусства. Она управлялась совѣтомъ старшинъ. Но такъ какъ пищи было довольно для всѣхъ, а жизнь коротка, то не приходилось затрачивать много труда на правосудіе и на охраненіе общественнаго порядка. Населеніе колоніи раздѣлялось на два лагеря по чисто умственнымъ причинамъ. Раздоръ внесло новое ученіе астронома Джи, который отвергалъ традиціонную астрономію Пхи, существовавшую уже болѣе двухъ тысячъ лѣтъ, а по нашему счисленію около трехъ сутокъ.
Пхи изучалъ отблескъ газоваго рожка и лунный свѣтъ ночью и солнечный свѣтъ днемъ, и создалъ нѣкоторую астрономическую теорію, оправдывавшуюся ежедневно наблюдаемыми явленіями, но спиритуалистическую, какъ всѣ теоріи юныхъ народовъ. Онъ училъ, что земля, т.-е. желатинъ, есть цилиндръ, прикрытый шаровымъ сегментомъ, размѣры котораго можно съ точностью вычислить. Земля, по его ученію, стоитъ твердо въ оболочкѣ изъ прозрачнаго вещества, надъ нею небо изъ воздуха, тоже прикрытое прозрачнымъ веществомъ. За первымъ небомъ есть въ отдаленіи второе (дверцы шкафа) и третье (окно лабораторіи). Нѣкоторое свѣтило (газовый рожокъ), источникъ теплоты и свѣта, прикрѣплено неподвижно съ одной стороны земли. Два другихъ свѣтила движутся за вторымъ небомъ, освѣщая его въ опредѣленные промежутки. Свѣтила эти ничтожны сравнительно съ солнцемъ (газовымъ рожкомъ). Правда, они посылаютъ свѣтовые лучи на землю бациллъ, но непостоянно, а ихъ тепловые лучи ничтожны по сравненію съ лучами солнца-рожка, которое есть источникъ свѣта и жизни на землѣ бациллъ. Предки Пхи поклонялась солнцу какъ богу, но во времена Пхи такое поклоненіе называлось уже идолопоклонствомъ. Затѣмъ Пхи училъ, что земля бациллъ есть центръ вселенной и для нея свѣтить и горитъ газовый рожокъ, для нея движутся солнце и луна, выглядывая по временамъ изъ-за третьяго неба. Онъ говорилъ, что для защиты отъ воздушныхъ теченій ихъ земля заключена въ четырехъ ранный ящикъ (комнату), къ которому прикрѣплено солнце-рожокъ. Онъ сравнивалъ такіе покровы земли съ покровами бациллъ, служащими для предохраненія жизненныхъ процессовъ. Такъ какъ Пхи вычислилъ лунные и солнечные періоды и предсказать, какое поколѣніе увидитъ снова солнце, какое поколѣніе должно довольствоваться газовымъ рожкомъ и луной (говоря нашимъ языкомъ), то его считали величайшимъ астрономомъ и не смѣли сомнѣваться въ томъ, что земля бациллъ есть центръ вселенной, что для нихъ устроены свѣтила, что онѣ самыя совершенныя существа въ мірѣ, которыя, благодаря своей неподвижности и устойчивости, суть истинныя и любимыя произведенія Деміурга. Эта горделивая теорія была очень полезна для бациллъ. Ради нея онѣ старались изо всѣхъ силъ совершенствоваться. Онѣ вѣрили, что переселятся со временемъ въ другія, болѣе совершенныя формы, за третье небо, въ тотъ міръ, гдѣ ходить солнце и движется луна, гдѣ Пхи предсказывалъ существованіе вихрей. Ихъ единственное стремленіе было стать подвижными, переходить съ мѣста на мѣсто, чего онѣ были лишены. Двигаться впередъ могли у нихъ только дѣти, а взрослые умирали тамъ, гдѣ родились. Изучая свои поселенія, онѣ знали, что заселеніе совершалось сверху, тамъ были слѣды древнѣйшихъ построекъ. Но откуда взялись первые поселенцы—онѣ не знали. Пхи говорилъ, что ихъ создалъ Деміургъ. Кругомъ было все безсознательное, все матеріальное, только онѣ однѣ—существа сознательныя. Иногда между вторымъ и третьимъ небомъ (между стеклами шкафика и окномъ) проскальзывали тѣни, которыхъ очень боялись бациллы. Ихъ боялся и самъ великій Пхи, потому что онъ не могъ вычислить ихъ орбиты. Это были тѣни ученаго и его помощниковъ, проходившихъ по лабораторіи. Но такъ какъ тѣни эти являлись только въ солнечные періоды, соотвѣтствовавшіе тридцати поколѣніямъ бациллъ, то Пхи и предположилъ, что это спутники большого солнца, которые скользятъ вокругъ него по огромнымъ орбитамъ, подчиняясь пертурбаціямъ вслѣдствіе вліяній міровыхъ оболочекъ, т.-е. стѣнъ лабораторіи.
Прошло двѣ тысячи лѣтъ съ того времени, какъ великій Пхи создалъ свою астрономическую теорію, ставшую основой жизни всего населенія земли бациллъ. Теорія эта обусловила нравственность, общественную жизнь, поэзію, искусство. Всѣ проявленія бацильнаго творчества исходили изъ этой теоріи, ставшей непререкаемою аксіомой. Правда, многіе ученые имѣли ужъ наблюденія, непокрывавшіяся бациллоцснтрическою теоріей Пхи. Но наблюденія эти или отвергались и замалчивались, или для нихъ придумывали объясненія изъ той же теоріи, съ большими, конечно, натяжками.
Джи, который осмѣлился ополчиться на общепринятую теорію, былъ человѣкъ исключительный. Вслѣдствіе несчастной случайности, его родъ, дѣлая шахту въ питательномъ бульонѣ, принялъ не то направленіе, и шахта попала въ страну, перерѣзанную старыми шахтами, населеніе которыхъ ушло далеко въ сторону. Отъ плохого питанія, предки Джи сдѣлались озлобленными и необычайно энергичными. Не было готоваго бульона, приходилось перерабатывать въ питательные продукты остатки прежнихъ бациллъ, острые птомаины, которые возбуждали нервную систему, какъ всѣ пряныя вещества. Уже нѣсколько сотъ лѣтъ кланъ Джи считался злымъ, безбожнымъ и опаснымъ. Ему предлагали переселиться на цѣлину, на нетронутыя заложи желе, но онъ не хотѣлъ, говоря, что сумѣетъ отмстить судьбѣ. Кланъ Джи не занимался поэзіею и художествами, но изучалъ точныя науки, а въ особенности тѣ факты, которые шли въ разрѣзъ съ ортодоксальною теоріей Пхи.
Джи училъ, что земля бациллъ есть ничтожная песчинка, которая вмѣстѣ съ внѣшнимъ міромъ, т.-е. лабораторіей, носится вокругъ солнца, которое неподвижно. Что газовый рожокъ есть постоянный вулканъ, выбрасывающій пламя, происходящее отъ горѣнія газовъ, которые скрываются въ нѣдрахъ внѣшняго міра. Что внѣшній міръ можетъ быть населенъ бациллами иного вида, или движущимися, огромными ихъ колоніями, а изучая остатки древнѣйшихъ бациллъ, онъ пришелъ къ выводу, что онѣ зародились самопроизвольно изъ питательной среды. — Ихъ размноженіе не имѣло, по его мнѣнію, никакой цѣли. Оно вызвано счастливымъ сочетаніемъ космическихъ условій. Все сущее онъ раздѣлилъ на два принципа: вѣсомую матерію и невѣсомый эѳиръ, который наполняетъ пространство между ихъ землею и небесами и приноситъ имъ свѣтъ и теплоту. Онъ училъ, что нѣтъ никакого принципа силы; что эѳиръ движется всегда, прямолинейно и, падая на частицы неподвижной матеріи, даетъ имъ толчки; что двѣ частицы испытываютъ на обращенныхъ другъ къ другу сторонахъ меньше ударовъ эѳира, чѣмъ на сторонахъ, обращённыхъ въ разныя стороны, а потому частицы эти сближаются. Отсюда, по его мнѣнію, и произошло міровое тяготѣніе. Міръ, по его ученію, быль только большими вѣчно движущимися часами, исключавшими всякую волю. Въ немъ не было ничего, кромѣ матеріи,—матеріи вѣсомой и невѣсомой, подвижной и неподвижной. Но только одной матеріи.
Ученики Джи пошли еще дальше своего учителя. Они не исполняли обычаевъ, нарушали правила нравственности, отличались глубокимъ пессимизмомъ и многіе изъ нихъ лишали себя жизни, находя, что жить не стоитъ. «Къ чему? — говорили они,-здѣсь все извѣстно, а тамъ нѣтъ ничего, кромѣ разложенія. Мы не сможемъ проникнуть за три неба, значить нечего и мечтать объ этихъ небесахъ. Тамъ такія условія жизни, въ которыхъ мы не проживемъ и секунды. Если бы можно было взорвать нашу землю, было бы самое лучшее». Когда имъ говорили о Деміургѣ, который весь міръ создалъ для нихъ,—они смѣялись. «Покажите намъ Деміурга,—говорили они.— Міръ созданъ для страданія, организованная матерія—проклятая часть міра, неорганизованная — блаженная. Чѣмъ развитѣе бациллъ, тѣмъ больше онъ страдаетъ. Таковъ законъ міра. Деміургъ золъ, ибо онъ зналъ напередъ, что намъ готовить онъ въ будущемъ. А такъ какъ вы говорите, что онъ добръ, то, значить, его нѣтъ. Нѣтъ цѣли, есть только смѣна безсмысленныхъ причинъ и неизбѣжныхъ слѣдствій».
Такая проповѣдь вносила смуту въ населеніе. Двѣ партіи «пхистовъ» и «джистовъ» съ остервенѣніемъ нападали другъ на друга. Даже наиболѣе глупыя бациллы становились подъ то или другое знамя. Вмѣсто прежняго мира, тишины и блаженства настало время великихъ смутъ, междоусобій и преслѣдованій за убѣжденія. Каждый видѣлъ въ противникѣ по убѣжденіямъ гнѣздо всѣхъ пороковъ, а въ единомышленникахъ сочетаніе всѣхъ добродѣтелей. Старшины были безсильны водворить порядокъ. Они запрещали проповѣдь теорій Джи, но ихъ никто не слушалъ. Они стали преслѣдовать джистовъ, сажать ихъ въ тюрьму, но число свободомыслящихъ увеличилось, ибо проповѣдники новаго ученія представлялись облеченными въ мантію преслѣдованія. Наконецъ, самый старый и самый мудрый изъ старшинъ, Фи, предложилъ созвать великое народное собраніе, куда пригласить стараго лжеучителя Джи и самаго знаменитаго изъ послѣдователей Пхи—философа Ри.
Въ самомъ верху, надъ колодцемъ, подъ колпакомъ перваго неба, среди могилъ первыхъ бациллъ, сидѣли на возвышеніи старшины, передъ ними стояли Джи и Ри, окруженные учениками, а изъ всѣхъ шахтъ, продѣлавъ каналы кверху, торчали кланы микробовъ, пришедшіе слушать страшный, рѣшительный диспутъ. Почти три четверти народа были на сторонѣ Джи, увѣренные въ блестящей побѣдѣ ихъ идола. На всѣхъ углахъ коридоровъ были помѣщены изображенія Джи, худого, чернаго, съ пятью длинными спиральными ножками. Кругомъ были разныя надписи: «смерть изувѣрамъ, впередъ»... и т. п.
Мудрѣйшій изъ старшинъ Фи, которому оставалось жить всего нѣсколько дней, сказалъ трагическимъ голосомъ убѣжденную рѣчь. Онъ говорилъ, что ученіе, которое ведетъ къ мрачному настроенію, къ безнравственности, къ самоубійствамъ, къ раздору и враждѣ, не можетъ быть истиннымъ. Истинно только то, что не противоречитъ жизни. Онъ доказывалъ, что Деміургъ создалъ бациллъ для счастливой жизни. Онъ заготовилъ огромныя залежи питательнаго вещества, котораго хватитъ на много милліоновъ солнечныхъ періодовъ. Ихъ отцы, слѣдуя голосу совѣсти, были мудры и счастливы, науки и искусства процвѣтали. Чудныя картины прежнихъ художниковъ не превзойдены. Величественныя постройки древности не имѣютъ себѣ подобныхъ въ настоящее время. Вмѣсто того, чтобы отрицать законы жизни, населеніе должно бы было упражняться въ творчествѣ, дабы сравняться съ предками, а не слѣдовать за лжеучителемъ, дѣятельность котораго принесла уже достойные плоды. Потомъ старшина обратился къ Джи и умолялъ его раскаяться. — «Посмотри на насъ, страдающихъ и плачущихъ, — говорилъ онъ,—посмотри на заброшенные храмы, на алтари, которые давно уже не видѣли куреній. Посмотри на матерей, тоскующихъ и оскорбленныхъ развращенными дѣтьми своими, посмотри на отцовъ, лишенныхъ поддержки. Посмотри на раздоры, прислушайся къ ссорамъ. Все это плоды твоихъ ученій. Предковъ нашихъ училъ Пхи и они были счастливы. Между ними не было раздоровъ. Значитъ, ученіе Пхи было истинное, а твое—ложное. Могилами предковъ заклинаю тебя, откажись отъ него, признай, что умозаключенія твои неправильны. Признай свою гордыню и покорись вѣчному закопу, поставившему насъ въ срединѣ міра, но не для изслѣдованія судебъ, а для счастія. Не навлекай на насъ гнѣва Деміурга. Онъ великъ, онъ великодушенъ. Знаю, что если захочетъ онъ, обратить въ ничто нашу прекрасную, цвѣтущую землю, наше солнце, дающее тепло, великое свѣтило, посылающее свѣтъ, и самый міръ внѣшній, защищающій насъ отъ вихрей вселенной. Заклинаю тебя передками твоими и моими, нашими общими передками, покайся и дай землѣ миръ и тишину, счастіе и довольство, ибо твои буйственныя мысли есть мечъ раздора» И старый Фи съ плачемъ упалъ на колѣна передъ Джи и бился головой объ землю.
Джи, мрачный, съ горящими глазами, почтительно поднялъ мудраго старшину и сказалъ ему: «Мудрый Фи, не обращайся къ моему сердцу, а обращайся къ разуму. Философъ долженъ быть честенъ. Если онъ увѣренъ въ истинности своего ученія, если ни одно явленіе не противоречитъ ему. то онъ не долженъ отказываться отъ истины и, измѣнивъ ей, возвращаться въ старую ложь предковъ, хотя бы предки эти были достойные люди. Я люблю тебя, но больше тебя люблю истину. Мнѣ больно видѣть раздоры, но не я поселилъ ихъ. Раздоры эти показываютъ, что старый порядокъ, случайно связанный съ ученіемъ великаго Пхи, но не имъ созданный и не вытекающій изъ его міропониманія,—что порядокъ этотъ не удовлетворяетъ современнаго бацилла, который переросъ его умственно. Я не отвѣтствененъ за тѣ выводы, которые дѣлаются изъ моего ученія. Всякая новая мысль входить въ сознаніе послѣ борьбы. Если я не правъ, докажи мнѣ это, но если я правъ, могу ли я въ угоду кому бы то ни было или чему бы то ни было отказаться отъ истины».
Фи, убѣдившись въ нераскаянности и упорствѣ Джи, сказалъ ему сурово: «Лжеученіе твое обличитъ передъ всѣми, мудрѣйшій Ри, солнце нашей мудрости. Безпристрастные и праведные, мы дадимъ тебѣ возможность защищаться. Всѣмъ будетъ ясна твоя неправда, не пройдетъ и половины дня. Да возьметъ рѣчь мудрѣйшій Ри, солнце нашей мудрости».
Ри всталъ и всѣ глаза устремились на него. Это быль добродушный старикъ съ хитрой улыбкой, добрый, съ блестящими глазами. Онъ былъ сынъ старшины и самъ членъ совѣта старшинъ. Жизнь его была счастливая и, работая, онъ любилъ все красивое: красивыхъ женщинъ и красивыя картины. Художественный вкусъ былъ ему руководителемъ въ философіи. Онъ охранялъ его отъ крайностей. Сочиненія Ри были свѣтлыя, красивыя, уравновѣшенныя. Онъ все видѣлъ черезъ призму красоты и угадывалъ многое такое, чего не замѣчали ученые. Онъ первый ввелъ въ обращеніе правило: «чтобы быть ученымъ—надо быть богатымъ». Партія Джи его ненавидѣла. Когда онъ всталъ, раздалось со всѣхъ сторонъ шипѣніе недовольныхъ. Только старшины совѣта и нѣсколько важныхъ стариковъ посылали ему привѣтствіе.
«Мнѣ приходится выступить противъ противника, болѣе сильнаго, чѣмъ я самъ, противъ свѣтила нашихъ наукъ. Поддержкою мнѣ будетъ только тѣнь великаго Пхи и единомысліе съ мудрѣйшими и сильнѣйшими отцами моей земли. Часто бури я тѣни налетали на второе небо, иногда на минуту угасало и нижнее солнце, которое даетъ намъ теплоту, но мы вѣрили, что вихри пройдутъ и солнце опять будетъ согрѣвать насъ, и спокойно переживали невзгоды. Великій Пхи далъ намъ завѣты для счастья. Ихъ отрицаютъ во имя науки. Почему наука выше счастья? Не знаю! Но положимъ, что это такъ и посмотримъ, что изъ этого выйдетъ. Что дала намъ наука моего знаменитаго соперника? Недовольство жизнію, сознаніе своей ничтожности, нарушеніе законовъ. А что такое законы, какъ не пути, облегчающіе общежитіе. Исполняй законы—и тебѣ будетъ легко и пріятно жить. Они наименьшее изъ тѣхъ требованій, кои предъявляются къ членамъ общежитія. Законы не выдумываются однимъ умомъ, но взаимодѣйствіемъ всѣхъ условій человѣческой жизни. Они—законы общежитія, а не законы природы. Зачѣмъ же во имя законовъ природы разрушатъ прочные законы общежитія? Вѣдь природа не измѣнилась со времени великаго Пхи. Такъ же свѣтитъ солнце и грѣетъ. Такъ же кругомъ много пищи. Такъ же матерія ждетъ художниковъ для ея обработки. Чего же намъ измѣнятъ нашу жизнь подъ дѣйствіемъ причинъ не нашего порядка? Ибо во всякомъ мірѣ дѣйствуютъ, кромѣ общихъ, еще свои особенныя причины. Задача жизни—устраивать ее по законамъ, присущимъ своему кругу, а не мѣшать разныя категоріи законовъ. Старшина не долженъ устраивать свою жизнь по законамъ рабочаго, а рабочій будетъ несчастенъ, если захочетъ жить такъ, какъ живутъ старшины. Залогъ счастія состоитъ въ пользованіи подходящимъ закономъ, въ умѣньи выбирать тѣ изъ нихъ, которые подходятъ.
«Но даже и твои незыблемыя основы, тѣ теоріи, которыя ты ставишь на мѣсто мудрости, дошедшей до насъ отъ предковъ, даже и эти теоріи не выдерживаютъ критики. Мнѣ говорили, что ты учишь, что нѣтъ высшаго двигателя, и что неподвижную матерію двигаетъ подвижный матеріальный эѳиръ. Ты учишь, что два тѣла, стоящіе другъ противъ друга въ пространствѣ, должны притягивать другъ друга, потому что ихъ обращенныя другъ къ другу стороны дѣйствуютъ какъ экраны, защищаютъ другъ друга отъ ударовъ частицъ эѳира. По твоему, неравномѣрность силы ударовъ на массы заставляетъ ихъ сближаться; чѣмъ ближе они другъ къ другу, тѣмъ болѣе защищены отъ ударовъ эѳира ихъ обращенныя другъ къ другу части, тѣмъ сильнѣе они сближаются. Этимъ ты объясняешь систему міра. Но знаешь ли ты, что при такомъ положеніи дѣла притяженіе было бы тѣмъ больше, чѣмъ больше площадь тѣла. Вѣдъ если бы твой эѳиръ проходилъ тѣло насквозь, то оно бы не притягивалось другимъ. Тогда два тѣла, положенныя одно на другое, вѣсили бы менѣе, чѣмъ сумма ихъ вѣсовъ, взятыхъ отдѣльно. Для объясненія твоихъ законовъ нужно принятъ потенціальную энергію, которая превращается въ живую силу и которую мы не можемъ опредѣлить. Эта потенціальная энергія, дѣйствующая на разстоянія, принимаетъ разныя формы, форму потенціала функцій, потенціала мысли, потенціала мускуловъ»...
Эти слова мудраго Ри были покрыты шиканьемъ и криками. Толпа сторонниковъ Джи кричала: «Довольно, довольно, онъ но знаетъ физики. Замолчи, замолчи!»
Ри гордо посмотрѣлъ на толпу, посмотрѣлъ на безсильныхъ старшинъ и тихо поднялся на возвышеніе, гдѣ стояли кресла старшинъ. Онъ сѣдъ между ними и, не дернувъ руками, закрылъ голову плащемъ.
Побуждаемый своими послѣдователями, Джи вышелъ впередъ, подошелъ къ самому возвышенію старшинъ и сказалъ громкимъ голосомъ:
— Здѣсь не мѣсто спорить о подробностяхъ науки и не слѣдуетъ дѣлать этого потому, что ты путаешь временное съ вѣчнымъ, твои желанія съ велѣніями природы. Я знаю о потенціальной, скрытой энергіи, къ которой ты взываешь для моего посрамленія. Ты хочешь сказать, что у міра есть свей потенціалъ, который созданъ чьей-то энергіей, энергіей Деміурга. Но такое толкованье есть требованіе чуда. Чуда нѣтъ, укажи мнѣ хоть на одно въ исторіи нашего мира хоть на одно чудо на пространствѣ столькихъ тысячъ лѣтъ, что мы живемъ въ нашемъ мірѣ. Все совершается по естественному порядку. Мы довольствовались теми законами, которые создали предки, потому что законы эти отвѣчали нашимъ потребностямъ. Теперь они не соотвѣтствуютъ болѣе и мы ихъ смѣнили. Важенъ научный духъ, духъ относительности, временности всего сущаго. Временны и мы, и законы, и учрежденія. Мысль есть такое же выдѣленіе мозга, какъ потъ есть выдѣленіе кожи, Добродѣтель и сѣрная кислота суть такіе же продукты естественныхъ силъ. Дѣло не въ протяженіи, а въ томъ, что личность есть міръ, рождающійся и умирающій, цѣлостный міръ, желанія и потребности котораго суть законы его дѣйствій. Скажи мнѣ, гдѣ чудо? Нѣть чуда и не можетъ быть чуда»...
Джи гордо поднялъ голову, какъ бы вызывая на единоборство стараго бога, и голова его осталась прикованною къ небу. Глаза его расширились и онъ поблѣднѣлъ, какъ полотно, и зашатался. Окружающіе съ ужасомъ устремили глаза къ вебу. Какая-то черная тѣнь двигалась надъ верхомъ свода, потомъ часть свода раскрылась, волна холода опустилась на микробовъ и страшный, огромный шестъ, какъ какой-то темный пестъ гигантской ступы, спустился съ неба, вдавился въ землю, захватилъ съ собою Джи и его противника и полураздавленный народъ, и поднялъ его кверху, въ другой міръ, въ другія сферы, за первое небо...
Это ученый, по прошествіи года, платиновымъ прутомъ доставалъ бациллъ, чтобы изслѣдовать ихъ новыя свойства...
14 апреля 1945 года секция научно-художественной литературы Союза писателей СССР провела заседание, посвящённое научной фантастике. Основной доклад сделал Кирилл Андреев.
Тезисы доклада нашлись в РГАЛИ. Стенограмма обсуждения там тоже есть, но на микрофильме.
Проблемы научной фантастики
(Тезисы доклада Кирилла Андреева на собрании секции научно-художественной литературы).
I. Научная фантастика — литература большой мечты, право на мечту, на творческую фантазию, имеет не только искусство, они необходимы также и науке.
"Напрасно думают, что она /фантазия/ нужна только поэтам. Это глупый предрассудок. Даже в математике она нужна, даже открытие дифференциального и интегрального исчисления невозможно было бы без фантазии. Фантазия есть качество величайшей ценности".
Ленин. Заключительное слово по докладу ЦК на XI с "езде РКП/б/.28.III.22. (Соч. т.XXVIII стр.266).
2. Научная фантазия играет огромную роль в формировании мировоззрения читателя, вводя его в круг самых передовых проблем и идей современной науки и техники, показывая их в реальном воплощении и в действии.
3. Научная фантастика развивает воображение, необходимое для научного творчества, часто давая первоначальный толчок к новым научным открытиям и практическим конструкциям.
4. Научная фантастика из тех жанров, которые глубже всего проникают в читательскую массу и наиболее активно прививают читателям современное научное мировоззрение и конкретные знания.
5. Научная фантастика — совершенно самостоятельный литературный жанр, независимый как от утопической, так и от авантюрной литературы (хотя генетически с ними связанный).
6. Научную фантастику следует очень отчетливо отграничивать как oт романтической фантастики (Гофман, По, Честертон, Мак Орлан, Грин) так и от чистой научно-популярной литературы.
7. Наиболее характерным представителем жанра, его классиком был Жюль Верн, выразитель лучших прогрессивных стремлений буржуазной демократии, стоявшей в центре научно-технических интересов и идей своего времени.
8. У Жюль Верна впервые мы видим полноценное повествовательное произведение, в центре которого становится — человек
9. Жюль Верн отразил в своих произведениях науку своего времени, но не в застывшем виде, а в тенденциях ее развития, которые он понимал лучше, чем многие его современники.
10. В произведениях Верна вместо героя-аристократа или героя-авантюриста появляется новый герой — человек дела и большой мечты: путешественник, инженер, изобретатель, ученый (Гаттерас, Сайрес, Смит, Робур, Немо).
11. В произведениях Верна сюжет рождается из целей, из стремлений его героев, необходимо вытекающих из свойств и характеров.
12. Крупным художником, завершителем классического периода научной фантастики является Герберт Уэллс. Но в его произведениях научная или техническая идея не является основной темой произведения. Уэллс превращает фантастику в служанку идей фабианского социализма и технократии. Творчество Уэллса оказало сильнейшее влияние на всю современную литературу этого жанра.
13. После Уэллса развитие научно-фантастического жанра пошло по трем направлениям:
а) Технические утопии;
б) Авантюрные произведения, в которых научное или техническое содержание не раскрывается в сюжете, или даже существует вне темы, сюжета и героев, лишь в качестве приложения.
в) Произведения, где жанр научной фантастики используется лишь как прием (С. де Мадариага, К. Чапек).
14. Произведения Уэллса открывают новый этап развития научной фантастики на западе — эпоху пессимизма. Характерны для этой предвоенной эпохи романы о гибели цивилизации ("Алая чума" Лондона, повести Ноэль Роже) или пессимистические утопии (Хаксли, X. Беллок, М. Арлен).
15. Социальная обусловленность развития науки и техники западными авторами часто выворачивается наизнанку. Отсюда — технические утопии о фантастических изобретениях, изменяющих социальный строй мира ("Машина для прекращения войны" Доржелеса, "Власть трех" — Доминика).
16. Герой-одиночка в современных произведениях западных писателей или искусственно отгораживается автором от жизни его времени (отсюда — космические романы), или — противопоставляется своей эпохе, как человек опередивший свой век, что часто ведет его к гибели (прообраз — Немо, Робур, развитие — Невидимка, Моро, герои Тудуза).
17. Итог развития европейской научной фантастики — творческий тупик. Основные признаки литературы последних лет — пессимизм, непонимание социальной обусловленности явлений, отказ от прогресса, боязнь техники, антинаучность (рост мистических тенденций).
18. Высокая степень развития научной фантастики в Америке базируется на совершенно иной качественной базе. Подлинной научной фантастики в Соединенных Штатах нет. Это лишь усовершенствованная авантюрная литература, экстраполированная в будущее, широко использующая фантастику, как прием.
19. Современная американская фантастика характерна большим техническим умением, огромным размахом (1939 г. — 703 опубликованных произведения, 18 журналов посвящено этому жанру). Литература эта проникнута позитивизмом мировоззрения, верой во всемогущество техники.
Наряду с этим американская фантастика полностью и безоговорочно верит в незыблемость капитализма, в неизбежность будущих войн. Ее характернейшая особенность — отсутствие большой идеи.
20. Советская фантастическая литература пережила в своем развитии период ученичества и сейчас вплотную подошла к созданию своей большой научной фантастики. Ее количественный размах характерный для эпохи 20-х годов сейчас значительно сократился в связи с трудным процессом качественного роста.
(Для раннего периода — лучшие вещи у А.Толстого).
21. Одно из направлений советской фантастики сочетает в себе стремление к популяризации научных идей или просто позитивных знаний с авантюрным сюжетом, не связанным органически с темой. (В. Обручев, А. Беляев, Г. Адамов). Путь этот — боковой.
22. Важной большой темой советской фантастики является проблема самого научного творчества, а излюбленным героем — ученый и изобретатель. (’’Генератор чудес" Ю. Долгушина, "Пылающий остров” и "Арктический мост" А. Казанцева).
23. Творчество И. Ефремова лежит в области научной фантастики лишь одной стороной. Его тема — романтика науки, поиски фантастического в обыкновенном.
24. Основные проблемы стоящие перед советской научной фантастикой:
а) Проблема специфики жанра. He тема создает научно-фантастическое произведение, но сюжетное раскрытие темы художественными средствами.
б) Проблема преподнесения научного материала. Живет только тот материал, который показан в действии, раскрыт в его взаимосвязях с людьми, подан эмоционально.
в) Проблема показа социального строя, быта и людей будущего. Темы научной фантастике подсказывает жизнь, их рождают проблемы сегодня. Поэтому и будущее, показанное в произведении, всегда лишь проекция современности, в которой писатель ищет тенденции развития, зародыш науки, техники и человеческих отношений завтрашнего дня.
г) Проблема научной точности. Научная фантастика должна быть убедительной в своих приемах и выводах и точности в конкретных описаниях и подробностях.
д) Проблема реализма: Самой сложной творческой проблемой является сочетание реалистических мотивировок и подробностей с фантастикой мечты и романтизированных науки и техники.
ВЫВОДЫ:
25. Научная фантастика — один из жанров художественной литературы, поэтому каждое научно-фантастическое произведение должно воздействовать на читателя специфическими средствами литературы, а в центре его должен стоять человек.
26. Научные, технические, производственные идеи произведения должны быть показаны в действии, должны раскрываться в развитии сюжета каждого произведения.
Материал не должен существовать вне темы, сюжета, героев произведения, не должен являться лишь приложением, фоном, или поводом для приключений.
27. Смелая в своих допущениях, научная фантастика может прибегать к любым приемам, позволяющим увидеть вещи под новым углом зрения, но она не должна содержать научных ошибок, или находиться ниже уровня современной ей науки.
28. Научная фантастика не популяризация полезных знаний, но романтизация науки и техники, воплощение мечты, ставшей явью. Идеи и проблемы становятся в ней действительностью, а люди, борющиеся за их осуществление — героями. Поэтому она неминуемо должна быть сюжетной и эмоциональной.
29. Научная фантастика, развивая зерна сегодняшней науки, создает синтетическую картину будущего. Она — воплощение научных и технических тенденций развития своего времени, мечта того дня, когда она родилась.
30. Герои научной фантастики не чудовища и не боги. Они — люди, воплощающие в себе мечты современников о завтрашнем дне, синтезирующие в своем характере лучшие и наиболее прогрессивные черты передового человека.
31. Советская научная фантастика должна отражать лучшие черты нашей литературы: оптимизм, реализм, передовое научное мировоззрение.
Психофизиолог Феликс Борисович Березин (1929-2015) вёл ЖЖ, где публиковал и воспоминания. В одном из таких постов он рассказывает о своём знакомстве с Александром Мирером, а через него и со Станиславом Лемом. Ссылка.
А в двенадцатом номере, делая обзор читательских писем, полученных за год, редакция признала:
цитата
Противоречивые мнения высказываются по поводу фантастики. Так, например, читатель Н. Г. Розенблюм (Ленинград) саркастически пишет о цикле научно-фантастических рассказов, опубликованном в № 1 «Иностранной литературы»: «Похоже, что среди разных причин, вызывающих психические заболевания, может быть и неосторожное чтение иного журнала. Если отбросить два хороших, «нормальных» рассказа Леонардо Шаши, помещенных несомненно в профилактических целях, во избежание массового заболевания читателей, весь остальной номер журнала целиком отдан фантастике, которой, подобно абстрактному искусству в живописи, такими порциями людям питаться противопоказано». Такое же мнение высказывает А. Бондаренко (Москва). «№ 1 журнала «Иностранная литература» за 1967 год,— пишет он,— ввел меня в тоску. Прекрасен был номер журнала, целиком посвященный Вьетнаму, но отдать весь номер фантастике, когда есть журнал «Мир приключений», «Вокруг света» и др.,— это уж слишком!» С другой стороны, читатель В Гапонов (Москва) выражает пожелание «видеть на страницах журнала фантастические повести Рэя Брэдбери, Роберта Шекли, Кобо Абэ».
Не разделяя опасений т. Розенблюма, которые, он, конечно, выразил, так сказать, в виде художественной гиперболы, редакция тем не менее готова согласиться, что № 1 журнала за 1967 год не относится к самым удачным номерам «Иностранной литературы» и что известные пропорции в нем были несколько нарушены. Однако мы и впредь намерены печатать фантастику, разумеется, памятуя при этом справедливое требование читателей, которое хорошо выразил т. Гапонов: «...не в ущерб тому направлению, которое вы держали и, надеюсь, будете держать в будущем».
Автор ядовитого письма, по видимому, ленинградский историк русской литературы XIX века Николай Германович Розенблюм (1891–1970)
облако тэгов
