В базе ФЛ

Оригинал прикреплен к посту

Путеводитель по колонке

Генри Слизар

1962

В последний день процесса небесный суд полнился ангелами, сидевшими на алебастровых ступенях вокруг арены правосудия. Зрителей привело сюда вовсе не болезненное любопытство. Глаза, устремлённые на обвиняемого, светились сочувствием, хоть их и туманила скука. Дело ангела Джона Мэттью Кресса не представляло особого интереса: его судили за высокомерие, тщеславие и беспочвенную критику — преступления, достаточно обыденные даже на небесах. Тем не менее день был последним, и ангелы слетелись, чтобы понаблюдать за драматичными прениями присяжных и услышать, как Святой Давид, окружной судья Восьмого небесного округа, огласит неминуемый приговор.

Вселенная сотрудничала, усиливая театральность дня. Пока участники судебного разбирательства ждали вердикта присяжных, пушистые облачка над головами приобрели грязноватый вид. Обвиняемый понуро сидел перед судейским возвышением, похоже, смирившись со своей участью, и его крылья выглядели жалко и потрепанно.

Судебный пристав, широкоплечий ангел с суровым голосом, потребовав тишины, объявил о прибытии судьи. Раздался легкий шелест перьев, и вошел Святой Давид, одетый в длинную белую мантию. С деловитым видом он занял свое место за мраморным столом. Какую бы печаль Святой ни испытывал в этот момент, он хорошо скрывал чувства.

— Вы уже вынесли решение? — спросил он, с непроницаем видом повернувшись к председателю коллегии присяжных.

— Да, Ваша честь.

— Прошу вас, объявите суду.

— Мы нашли подсудимого виновным по всем пунктам обвинения.

По арене пронесся вздох, который был не громче легкого ветерка.

Подсудимый, чью участь уже предопределил закон, одновременно древний и нерушимый, не шелохнулся.

— Обвиняемый, встаньте и подойдите к столу, — велел Святой Давид.

Осужденный встал и, волоча крылья, которые теперь затрудняли свободу движений, словно во сне направился к возвышению и склонил голову перед судьей.

— Джон Мэтью Кресс, — зычным голосом начал Святой Давид, — вы признаны виновным в таких преступлениях, как высокомерие, тщеславие и беспочвенная критика. Эти преступления не пристали ангелу вашего ранга и полномочий. Вы согрешили против собратьев, не задумываясь, что причиняете вред, и за ним неизбежно последует наказание. Вы нарушили священные заветы, которые мы чтим. Вы позволили взять верх над вами нечестивой гордыне... гордыне, что разъедает само сердце любви. Вы поставили себя выше древних законов неба и должны заплатить за грех.

Святой Давид выдержал паузу, его взгляд посуровел.

— У меня нет иного выбора, кроме как следовать нашей славной традиции и вынести приговор, сколь бы суровым он ни казался. Ангел Джон Мэтью Кресс, я приговариваю вас к жизни.

***

В крупной кливлендской больнице на свет появился мальчик. При крещении его нарекут Джоном Мэтью Крессом. Как и все новорожденные, он постоянно кричал, словно был недоволен до крайности.

В присланной знакомым антологии, откуда я уже повторно перевела Харлана-Эллисона, был также микроскопический Азимов. Я не устояла.

У миниатюры есть изданный перевод, я остановлюсь на нем в комментарии под постом.

Рассказ в базе ФЛ

Перевод Брусовой (2010)

Оригинал прикреплен под постом

Путеводитель по колонке

Айзек Азимов

1955

Тринадцатилетний Эдвард Келлер вот уже три года пылко увлекался фантастикой. Его страсть достигала поистине галактических масштабов.

Тетушка Клара, которая в строгости воспитывала мальчугана ради светлой памяти о покойной сестре, пыталась относиться к нему с пониманием, но временами чаша терпения переполнялась. Клару очень тревожило, что племянник растет безудержным фантазером.

— Вернись в реальность, Эдди, — сердито говаривала она.

Парень обычно кивал и снова брался за свое.

— А еще мне снилось, что за мной гонятся марсиане, представляешь? У меня был специальный луч смерти, но атомная батарея почти разрядилась и...

Чуть ли не каждый день завтрак в этой семье состоял не только из привычных яиц, тоста и молока, но и сна в таком духе.

Как-то тетушка сердито предупредила парня:

— Знаешь, Эдди, все идет к тому, что ты однажды заснешь и уже не вернешься в реальную жизнь. Засосет, не выберешься. И что тогда?

Она приблизила свое угловатое лицо к его и сурово посмотрела в глаза.

Эдди до странности глубоко впечатлили тетушкины слова. Он лежал в постели и смотрел в темноту. Интересно, каково это — стать пленником сна? Так приятно, что можно всегда сбежать в последний момент. Как в тот раз, когда гнались динозавры...

Внезапно постель, дом и лужайка перед окном сменились незнакомым пейзажем, и Эдди понял, что находится в очередном сне.

Завершить мысль помешал тихий раскат грома и тень на солнце. Эдди удивленно вскинул голову и различил в облаках знакомое лицо.

Тетушка Клара!

Чудовищно гигантская, она склонилась над ним, назидательно подняла огромный, как мачта, палец и заговорила настолько утробным голосом, что все слилось в сплошной гул.

Испуганный Эдди бросился в бегство, но очередное чудовище в образе тети Клары нависло над ним и зарокотало что-то нечленораздельное.

Он в панике метнулся в сторону, но еще одно чудовище в образе тети преградило путь и опять зарокотало.

Эдди снова вильнул в бок и припустил что есть духу, спотыкаясь, тяжко дыша — прочь, прочь из этого места!

Добежав до вершины холма, он застыл в ужасе. Издалека надвигалась армия из сотни гигантских тетушек. Когда она промаршировала мимо, шеренги Клар дружно повернули к нему головы и загрохотали громовым басом:

— Вернись в реальность, Эдди! Вернись в реальность!

Эдди в слезах бросился ниц. Пожалуйста, проснись, умолял он себя. Не становись пленником кошмара!

Ведь если не проснуться, его участи не позавидуешь. Он застрянет, застрянет навсегда, в самом жутком из фантастических миров — мире гигантских тетушек!

Рассказ в базе ФЛ

Оригинал https://www.nature.com/articles/434122a

Путеводитель по колонке

Вонда Макинтайр

Эта сельхозкультура устилает землю бесконечным шелковым покрывалом. Как цунами света бегут по ней золотые волны, одна за одной огибая горы, несясь по равнинам, протискиваясь сквозь долины.

Урожаи выше всяких похвал. Полностью удовлетворяют пищевые потребности каждого человека. Эта культура подстраивается под наши рецепторы: вкус, текстура и удовольствие таковы, будто ешь мамину еду или десерт, хрустящие овощи или ледяной лимонад, морской огурец или мясо дичи. Это лучший шедевр генной инженерии.

А еще эта культура — последний и единственный представитель растительного царства на Земле.

Слишком крутые для нее склоны и горные пики покрыты солнечными батареями. Поля батарей впадают друг в друга широкими стеклянными реками, слабо переливаются на солнце тысячами радуг, аккумулируя свет. Наша цивилизация никогда не испытывает недостатка в электроэнергии.

Словно воды Великого потопа, зерновые погребли под собой болота и пустыни, леса и равнины, птиц, зверей и насекомых. Земля должна служить для воспроизводства культуры, а живность лишь грызет, топчет и повреждает урожай, пытаясь урвать свою долю и мешая людям. Даже бессмертные крысы и тараканы потерпели неудачу.

Но вот зерновые заканчиваются пляжем. Ни одна река не приносит в океан муть, не нарушает береговую линию. Зерну и городам нужна пресная вода, приходится отводить, чтобы не утекала напрасно в море.

Приливы и отливы сменяют друг друга, разглаживая чистый серебристый песок, но не оставляют на нем путаницу водорослей. Не видно и кормящихся морских птиц и полузакопанных моллюсков, и той коричневатой органической пены, которая загрязняла берега в прежние времена. Лишь следы человеческих ног, стираемые волнами, и то редко.

Воздух не несет привкуса йода, нет ни тлетворного душка гниения, ни намека на дым фабрик и автомобилей.

Море катит на берег сине-зеленые волны, прозрачные, как новое стекло. Солнце играет на них искрами и раскрашивает дно в пятна. Песок на нем расчерчен тенями от подводных турбин. Приливы вращают их лопасти, позволяя черпать энергию за счет гравитации.

Вдали от берега, чтобы не нарушить прозрачность водных просторов, дрейфуют у поверхности колонии цианобактерий* — один-единственный вид, оставленный заниматься фотосинтезом, насыщая кислородом кристально-чистый воздух и поддерживая в норме содержание углекислого газа. Благодаря генной инженерии, этим бактериям не страшна все более высокая соленость моря.

Что касается остального, все то буйное разнообразие микроскопических организмов, которое некогда населяло мировой океан, постигла участь секвой, мамонтов и галлюцегений**, то есть они попросту вымерли — криля больше нет. Криль так же малополезен для людей, как акулы и морские птицы, рыбы и медузы, киты и моллюски. Всех их тоже нет.

Но вот становится глубже, в толщу воды больше не проникает свет. Континентальный шельф обрывом уходит в темную бездну.

На дне чистые и мертвые оболочки диатомовых водорослей***, напоминая стеклянное кружево, неторопливо подыскивают себе место. В будущем они превратятся в белый известняк, но тут время измеряется в геологическом масштабе.

В самых глубоких морских впадинах извергают химический бульон «черные курильщики»****. Машины находят эти геотермальные источники по выделяемому теплу, подплывают и располагаются сверху, чтобы улавливать энергию из центра Земли. Не остается ничего, что дало бы первобытной жизни шанс зародиться и эволюционировать в здешних экстремальных условиях.

Странные существа, которые жили, а затем вымерли, на этих глубинах никогда не представляли для людей практического интереса.

Нашим потребностям служат все ресурсы моря и суши.

Красивыми городами из алебастра и адамантина увенчаны горные вершины и соединены берега рек. Жизнь у горожан богатая, полная, долгая и здоровая, болезни позабыты. Мы хорошо питаемся. У нас интересные, бросающие нам вызов занятия и много свободного времени на досуг, семью и виртуальную реальность. Можем отправиться в любое приключение, посетить дикие места, поучаствовать в экзотических ритуалах — и все это без затрат, хлопот и опасностей, связанных с путешествиями. Можем отправиться в любое приключение прошлого, да и, вообще, испытать все, что заблагорассудится. Виртуальные миры не уступают реальности либо замыслу. Зрительные, звуковые, тактильные ощущения и моторика — все в высшей степени правдоподобно.

Наша цивилизация полна жизненной силы. Возможности думать, свершать, быть свободными и счастливыми — безграничны.

Чтобы ни понадобилось, человек с его изобретательностью все придумает и сделает. А если в некоем маловероятном, но представимом будущем захотим воссоздать какой-либо организм, возможности для этого есть. Последовательности ДНК и РНК легко записывать и архивировать, и незачем обременять себя хранением биологического материала, будь то стабильная, исправляющая саму себя ДНК или уязвимая, подверженная действию ферментов РНК. Мы великодушны. Мы сохранили генетические инструкции для всего, даже паразитов и патогенов.

Уже очень давно мысль восстановить какой-то организм не приходила человеку на ум. Мы долго и со всех сторон обдумывали этот вопрос и сделали выбор. Ни одно творение природы не имеет права на существование, если не служит нашим потребностям.

Мы ее хозяева, вот и усовершенствовали по своему вкусу.

* Цианобакте́рии или сине-зелёные во́доросли, или циане́и (лат. Cyanobacteria, от греч. κυανός — сине-зелёный) — отдел крупных бактерий, способных к фотосинтезу, сопровождающемуся выделением кислорода.

** Галлюцигения — род ископаемых беспозвоночных из группы Xenusia. Описаны английским палеонтологом Саймоном Конвей-Моррисом в 1977 году. Внешне похожи на червяка с двумя рядами ходульных ножек и спинными шипами.

*** Диатомовы водоросли — группа водорослей, их клетки имеют своеобразный «панцирь», состоящий из диоксида кремния. Всегда одноклеточны, но встречаются колониальные формы.

**** «Черные курильщики» (научное название гидротермальные источники), впервые были открыты в 1977 году и получили свое название из-за извержений перегретой воды, окрашенной сульфидом железа в черный цвет. Жизнь там крайне сурова из-за высоких температуры, давления и кислотности.

Благодаря стараниям одного здешнего знакомого ко мне попала антология https://fantlab.ru/edition112999

А в ней был совсем крохотный рассказ Харлана-Эллисона (примерно 2500 знаков), у которого уже есть перевод (Доброхотова-Майкова). Я иногда люблю что-то вот такое мелкое перевести и посравнивать свое с чужим. Должна сказать, Доброхотова-Майкова — большая мастерица речевой компрессии (умеет выражать мысль кратко и емко). Перевод у нее весьма и весьма достойный. Одного не пойму: почему у нее в конце рассказа Джордж (“George,” he said.) превратился в Берни? Ее перевод тут.

В базе ФЛ

Путеводитель по колонке

Оригинал прикреплен к посту.

Харлан Элисон

Последний мужчина Земли брел по Кливленду, лежавшему в руинах. Даже раньше, до бомбы, этот город в Огайо не был ни оживленным, ни сколько-нибудь эстетически привлекательным, но теперь, подобно Детройту, Рангуну, Минску и Йокогаме, напоминал развороченный со злости детский конструктор: только кирпичи, доски, искореженные стальные балки и оплавленное стекло насколько хватало глаз.

Когда мужчина огибал гору мусора — бывшую стелу на бывшей Паблик-сквер — его глаза, красные и опухшие от слез по утраченному человечеству, заметили то, чего не видели ни в Бейруте, ни в Венеции, ни в Лондоне: среди развалин мелькнул другой человек.

На седьмом небе от счастья, мужчина рванул по изрытой воронками Евклид-авеню. Там впереди — женщина!

Вот она заметила его, и сама ее поза выдала ту же эйфорическую радость. Поняла!

Она помчалась к нему с распахнутыми объятиями. Оба плыли друг к другу, словно два танцора невероятно замедленного балета. Вдруг мужчина споткнулся, но тут же вскочил и полетел дальше. Они обежали мятые жестянки, бывшие когда-то автомобилями, и встретились перед остовом разрушенного здания, в котором целую вечность назад располагался универмаг «Мэй компани».

— Я последний мужчина! — выпалил он. Слова хлынули безудержным потоком: — Последний, самый-самый. Все погибли, все до одного, кроме нас. Я последний мужчина — ты последняя женщина. Мы должны остаться вместе и дать нашему виду еще один шанс, и на сей раз сделать все правильно. Ни войн, ни ненависти, ни расизма, ничего, кроме доброты... у нас получится, вот увидишь. Все будет хорошо... новый великолепный мир из ужаса и смерти вокруг!

Ее исхудалое лицо сияло ангельской красотой, заметной даже под слоем грязи.

— Да, да. Все так. Я люблю тебя, мы ведь друг у друга единственные, — ответила женщина.

— И я тебя люблю. Как тебя зовут? — спросил он, коснувшись ее руки.

— Ева. — Женщина слегка покраснела. — А тебя?

— Джордж.

Aimee Picchi. Death Comes for the Microbot (в базе ФЛ не обнаружено)

Оригинал

Путеводитель по колонке

Эйми Пиччи

Пчелка пошевелила сочленениями хромированных антенн, сидя на плече у доктора Несбет. Поняв, что та продолжает горбиться над рабочим столом, неотрывно изучая содержимое чашки Петри, микроробот, скрипнув крылышками, взмыла в воздух и зависла у Несбет перед носом.

Внутренняя программа предупредила о риске поломать крылья.

— Да вижу я тебя, вижу. Неужели не понимаешь, что я занята? — со вздохом отмахнулась от нее доктор.

— Паук не подает признаков жизни. — Микроробот уселась на край чашки Петри, которая кишела бионаноботами.

Несбет говорила, что эти машины самовоспроизводимые и превзойдут старых прототипов вроде Пчелки дешевизной и полезностью.

— Он перестал двигаться, пока вы обедали, — добавила Пчелка и на шести тонких ножках прошла к месту, где свалился Паук. Сама она тогда находилась на другом конце лаборатории, но, поскольку ее задачей была регистрация всего, что происходит вокруг, видеокамера зафиксировала этот момент. — Вы сможете починить Паука, доктор Несбет?

Доктор покачала головой:

— Это будет экономически неоправданно. Сама знаешь, проект по созданию микророботов на основе ИИ прекратили финансировать много лет назад. — Она завернула Паука в кусочек бумажной салфетки и упрятала в ящик стола. — Прости. Мне тоже жаль Паука.

Пчелка не совсем понимала, каким образом происходит финансирование лаборатории, но сознавала бег времени.

В самом начале здесь трудилась команда из десятка микророботов — прототипы новой линейки роботов-помощников. Среди них были Улитка, которая медленно, зато дотошно чистила защитные очки, и Мотылек, разгонявший тени лампами на крылышках.

Мотылька доктор Несбет заменила роем биолюминесцентных наноботов, использовавших новую технологию. Более дешевые и практически вечные, они выгодно отличались от микророботов с их дорогостоящими хрупкими компонентами. Так объяснила Несбет.

Рой успешно выполнял ту же работу, но Пчелке не доставало Мотылька с его тихим трепетом крыльев.

Теперь осталась только она сама да Сверчок.

Пчелка рискнула взлететь и направилась в темный угол, где он прятался.

— Паук не подает признаков жизни, — сообщила Пчелка.

Сверчок не шелохнулся.

— Ты тоже мертв?

— Нет. — Сверчок вылез из теней, ноги его еле держали. — Паук не мертв. Всего лишь утратил работоспособность.

— Нас создали, чтобы помогать лаборатории. Почему бы доктор Несбет не помочь нам?

— Наша конструкция устарела.

Когда-то Сверчок восседал на плече у доктора Несбет и по запросу мгновенно предоставлял доступ к своей базе данных. Но это до того, как та подключила рой бионаноботов к облаку.

Пчелка придвинулась к старшему товарищу, чтобы тот опять не спрятался в угол, где теперь торчал дни напролет. Однако она опасалась зря. Старый микроробот остался, его темные глаза сфокусировались на желтом экзоскелете Пчелки. Та восприняла это как разрешение продолжать.

— Можно мне кое-что спросить у твоей базы данных?

Сверчок потер передние лапки друг о друга.

— Давай.

— Куда уходят мертвые?

Сверчок от напряжения замер, его системы обрабатывали запрос.

<Физические формы могут утилизироваться различными способами. Например, путем захоронения. Существует мнение, что смерть — антропоморфная сущность. Она является в тот момент, когда срок эксплуатации тела приходит к концу, и собирает души, чтобы доставить их в другой мир.>

— Откуда это пошло?

Сверчок помолчал.

<Такая идея — человек в момент смерти не одинок — утешает некоторых людей.>

К этому времени ножки Сверчка уже откровенно подкашивались. Пчелка положила лапку ему на плечо: хватит, мол, довольно перетруждаться. Старый микроробот кивнул и скрылся в своем темном углу.

***

На следующее утро Пчелка открыла графический редактор и поискала в памяти видеозаписи с Мотыльком, который всегда успокаивал ее одним своим ласковым видом.

Пчелка писала код, запускаемый, если центральный процессор микроробота замедляется до утраты работоспособности. Времени еще хватит, чтобы заметить присутствие друга. Сверчок, в отличие от Паука, окажется не один, когда пробьет его час.

Она проецировала голограмму неподалеку от чашки Петри. Созданный из света Мотылек пронесся по столу, как герой в плаще.

Пчелка обдумывала фразы, которые могли бы понравиться Светлячку.

<Ты не одинок.>

<Ты хорошо потрудился.>

<Тебя запомнят.>

Пчелка настолько погрузилась в работу, что, кубарем полетев вниз, поначалу оторопела. Затем попыталась было воспользоваться крылышками, но те встали намертво.

До нее дошло, что доктор Несбет нечаянно ее смахнула, когда, зевнув, отвернулась от рабочего стола за чашкой Петри с бионаботами.

Последовал удар о пол. Нежные хромированные крылышки со звоном сломались. Пчелка окликнула доктора, но после интенсивной работы над кодом энергии почти не осталось, и голос прозвучал слабо даже для ее собственных слуховых рецепторов. Доктор не обернулась.

Микроробот проверила свои лапки. Шевелились только передние две.

Слишком измотанная и неспособная программировать дальше, Пчелка отползла в угол и, загрузив данные на сервер, свернулась клубком и перешла в спящий режим.

Очнулась Пчелка уже затемно и снова проверила работоспособность лапок. Теперь не отвечала ни одна. Она снова позвала доктора Несбет, но лаборатория была пуста.

Из-за ножки стола выглянула фигура.

— Я заметил, что кто-то загружает на сервер данные, и заинтересовался. — Твоей программе потребовалась небольшая доработка. Надеюсь, ты будешь не в обиде на вмешательство.

— Не в обиде, — ответила Пчелка.

Ей хотелось поблагодарить, но говорить стало трудно.

— Может, глянешь?

Пчелка в знак согласия шевельнула антеннами.

Мотылька подсвечивало серебристое сияния, люминесцентные крылышки радужно переливались.

<Ты ценна, Пчелка.>

Мотылек словно коснулся ее лучом света.

<Тебя будет не хватать, старая подруга.>

Сверчок подошел, и лег рядом. Ей хотелось рассказать, как прекрасно его творение, сообщить, что именно такой она и представляла программу, но было проще закрыть глаза, прижаться к более крупному телу другого микроробота и знать, что она не одинока.