"Писать — рискованное занятие. Никаких гарантий. Нужно идти на риск. Я с радостью иду на него. Мне нравится идти на него. Так что мои работы будут неправильно поняты, истолкованы, неверно истолкованы — ну и что? Если это стОящие работы, они выдержат почти любое обращение, кроме игнорирования, исчезновения, непрочтения».

Урсула Ле Гуин «Время на раздумья»

22 января 2018 года Урсула оставила путь земной ради вечности и я предлагаю почтить её память переводом её стихотворения "Come to Dust":

Стать прахом

Дух, вспомни о грядущих путешествиях тела,

о движениях

той материи, которая cдерживала тебя.

Поднимись в дыму пало-санто.

Упади на землю в проливном дожде.

Погрузись, погрузись в самую глубь корней.

Медленно поднимайся в восходящем соке

к ветвям, кроне, кончикам листьев.

Опустись на землю, как осенние листья,

чтобы лежать в терпеливом тлении зимы.

Снова поднимись в фонтане весенней зелени.

Плыви в солнечном свете со священной пыльцой,

чтобы исполниться благословением.

Вся пыль земная

была жизнью, хранила душу, была свята.

перевод — Rinsant

Я утратила веру в поговорку «Ты настолько стар, насколько сам себя считаешь» с тех пор, как состарилась.

Это поговорка с богатым наследием. Она восходит к идее силы позитивного мышления, которая так сильна в Америке, потому что очень хорошо сочетается с силой коммерческой рекламы и силой принятия желаемого за действительное, то есть с «американской мечтой». Это светлая сторона пуританства: что заслуживаешь, то и получаешь. (Не будем сейчас говорить о тёмной стороне.) С хорошими людьми случается хорошее — и молодость будет длиться вечно для молодых душой.

Ага.

В позитивном мышлении заключена огромная сила. Это великий эффект плацебо. Во многих случаях, даже в самых тяжёлых, оно работает. Я думаю, что большинство пожилых людей знают об этом, и многие из нас стараются мыслить позитивно, чтобы сохранить себя, а также достоинство и желание не закончить свои дни протяжным стоном. Бывает очень трудно поверить, что тебе на самом деле 80 лет, но, как говорится, лучше в это поверить. Я знал здравомыслящих, бескорыстных людей, которым было за девяносто. Они не считали себя молодыми. Они знали со спокойной, проницательной ясностью, сколько им лет. Если мне 90, а я считаю, что мне 45, то мне придётся очень нелегко, когда я буду выбираться из ванны. Даже если мне 70, а я считаю, что мне 40, я обманываю себя до такой степени, что почти наверняка буду вести себя как круглая дура.

На самом деле, я никогда не слышала, чтобы кто-то старше 70 лет говорил, что ты настолько стар, насколько сам себя считаешь. Молодые люди говорят это себе или друг другу в качестве поддержки. Когда они говорят это кому-то, кто на самом деле стар, они не понимают, насколько это глупо и жестоко. По крайней мере, такого плаката не существует.

Но есть плакат «Старость не для слабаков» — может быть, отсюда и пошло это выражение. Мужчина и женщина лет семидесяти. Насколько я помню, у них обоих то, что в военно-воздушных силах называют «взглядом орла», они одеты в очень облегающую одежду и в целом выглядят очень подтянутыми. Их поза говорит о том, что они только что пробежали марафон и не задыхаются, а расслабляются, поднимая 7-килограммовые штанги. «Посмотрите на нас», — говорят они. Старость не для неженок.

Посмотрите на меня, — рычу я на них. Я не могу бегать, не могу поднимать штанги, и мысль о том, что я буду носить обтягивающую одежду, ужасает меня во всех смыслах. Я неженка. Я всегда была неженкой. Кто вы такие, чтобы говорить, что старость не для меня?

Старость приходит ко всем, кто доживает до неё. Воины стареют; неженки стареют. На самом деле, скорее всего, стареет больше неженок, нежели воинов. Старость приходит к здоровым, сильным, крепким, бесстрашным, больным, слабым, трусливым, некомпетентным. К тем, кто пробегает 16 километров каждое утро перед завтраком, и к тем, кто живёт в инвалидной коляске. К людям, которые разгадывают кроссворд в лондонской «Таймс» за 10 минут, и к людям, которые сейчас не могут вспомнить, кто же президент в стране. Старость — это не столько вопрос физической формы или смелости, сколько вопрос удачи, которая равна долголетию.

Если вы едите сардины и листовую зелень, пользуетесь солнцезащитным кремом с SPF 150 и тренируете пресс, ягодицы, бёдра или что-то ещё, чтобы прожить долгую жизнь, это хорошо, и, возможно, это сработает. Но чем дольше жизнь, тем больше в ней будет старости.

Зелень и тренировки вполне могут помочь сохранить здоровье в старости, но, как бы несправедливо это ни было, ничто не гарантирует здоровье в старости. Организм изнашивается после определённого количества пройденных километров, несмотря на самый тщательный уход. Независимо от того, что вы едите и насколько накачаны ваши мышцы, кости всё равно могут подвести вас, сердце может устать от невероятных спортивных достижений на протяжении всей жизни, а внутри есть проводка и другие детали, которые могут начать коротить. Если вы всю жизнь занимались тяжёлым физическим трудом и у вас не было возможности проводить много времени в спортзале, если вы ели в основном вредную пищу, потому что это всё, что вы знали, и всё, что вы могли себе позволить в плане времени и денег, если у вас нет врача, потому что вы не можете купить страховку, которая стоит между вами и врачами и необходимыми вам лекарствами, вы можете дожить до старости в довольно плохом состоянии. Или если вам просто не везло на протяжении жизни, случались несчастные случаи, болезни, это то же самое. Вы не будете бегать марафоны и поднимать тяжести. У вас могут возникнуть проблемы с подъёмом по лестнице. У вас могут возникнуть проблемы с тем, чтобы просто встать с постели. Вам может быть трудно привыкнуть к постоянным болям. И вряд ли с годами станет лучше.

Компенсации за старение, какими бы они ни были, не связаны со спортивным мастерством. Думаю, именно поэтому это высказывание и плакат так сильно меня раздражают. Они не только оскорбляют слабых, но и не имеют отношения к делу.

Я бы хотела, чтобы на плакате были изображены два пожилых человека с сутулыми спинами, артритными руками и измождёнными лицами, которые сидят и разговаривают, погрузившись в беседу. А слоган был бы таким:

«Старость не для молодых».

Ноябрь 2010 года

перевод — Rinsant 04.01.2025

https://www.ursulakleguin.com/blog/8-the-...

(блог-пост № 6)

Ноябрь 2010 года

На прошлой неделе мы с моим другом Роджером отправились в Бенд, город на востоке Орегона, где с 1990-х годов селится множество пенсионеров, ищущих солнечного света и сухого климата. Из Портленда кратчайшая дорога ведёт через гору Худ и обширную резервацию Уорм-Спрингс. Был ясный день в конце октября, и большие широколиственные клёны в вечнозелёных лесах отливали золотом. По мере того, как мы спускались с вершины в ясный воздух и на открытые ландшафты засушливой части Орегона, синева неба становилась всё насыщеннее.

Бенд, я думаю, назван так из-за изгиба его бурной реки, на которой он расположен. На западе над ним возвышаются Три Сестры и другие снежные вершины Каскадных гор, а на востоке простираются бескрайние просторы высокогорной пустыни. В последние годы город рос и процветал благодаря наплыву поселенцев, но из-за экономического спада пережил тяжёлые времена. Его процветание во многом зависело от строительной отрасли. В центре города по-прежнему приятно находиться, но есть «проплешины»: несколько хороших ресторанов закрылись, и, похоже, некоторые новые курорты в районе Маунт-Бэчелор так и не начали строиться.

Мы остановились в мотеле на западном берегу реки, который застраивался с перерывами, между которыми оставались участки можжевелового леса и полынной равнины. Длинные широкие бульвары петляли, пересекаясь друг с другом на кольцевых развязках с тремя и четырьмя выездами. Похоже, что люди, проложившие эти дороги, хотели имитировать то, что происходит, когда вы роняете лапшу на пол. Хотя Тина из «Камалли Букс» дала нам подробные инструкции со всеми названиями дорог и съездами с кольцевых развязок по пути в наш мотель и обратно, и хотя западный горизонт с горными вершинами высотой от 6000 до 10 000 футов, казалось бы, должен был помочь нам сориентироваться, мы ни разу не вышли из мотеля, не заблудившись.

Я научилась опасаться района Олд-Милл. Как только я виднелась табличка «РАЙОН ОЛД-МИЛЛ», я понимала, что мы снова заблудились. Если бы Бенд был большим городом, а не просто отдалённым населённым пунктом, мы бы до сих пор пытались выбраться из района Олд-Милл.

Мы с Роджером были там, чтобы провести презентацию и автограф-сессию нашей книги «Здесь и сейчас» в книжном магазине в пятницу вечером и в Музее Высокой Пустыни в субботу днём. Музей находится на шоссе 97 в нескольких милях к югу от города. Чуть дальше находится Санривер, один из первых и крупнейших курортов. Роджер предложил нам пообедать там. Учитывая, сколько денег проходит через эти жилые комплексы, я ожидала чего-то изысканного, но в гриль-баре подавали те же огромные порции тяжёлой пищи, что и в любом гриль-баре в Америке, где лёгкий обед — это фунт-другой начос.

Я не останавливалась в «Санривер», но провела несколько ночей в других элитных курортах в этом районе. Они искусно вписаны в строгий и прекрасный ландшафт. Построенные из дерева и выкрашенные или покрытые морилкой в повторяющийся ряд приглушённых цветов, дома ненавязчивы, вокруг них много свободного пространства, а между ними растут деревья. Все улицы извилистые. Прямые улицы — это что-то противоестественное для курорта. Прямые углы говорят о городе, а курорты говорят о деревне, и именно поэтому все бульвары к западу от реки петляют и изгибаются так изящно, как лапша. Проблема в том, что можжевеловые деревья, кусты шалфея, здания, улицы и бульвары выглядят почти одинаково, и если вы не помните, где именно Колорадо-драйв соединяется с Сенчури-драйв перед круговым перекрёстком, ведущим на Каскейд-драйв, если у вас нет хорошей внутренней или внешней системы GPS, вы заблудитесь.

Пару лет назад, когда я остановилась на одном из таких курортов в квартире для пожилых людей в чьем-то кондоминиуме, я могла заблудиться в радиусе 100 метров от дома. Все извилистые улочки и дороги были застроены группами домов в приятных приглушённых тонах, которые в точности напоминали другие группы домов в приятных приглушённых тонах, и не было никаких ориентиров, и всё это тянулось бесконечно, без тротуаров, потому что, конечно, существование такого места полностью зависит от того, чтобы добираться до него, уезжать из него и объезжать его на машине. Я не вожу машину.

Бенд, насколько я знаю, — крупнейший город в Америке, в котором нет системы общественного транспорта. Они собирались что-то с этим сделать, когда строительная отрасль пришла в упадок.

Так что после того, как я пару раз заблудилась, потому что не могла понять, какой из стильных домов на извилистой дороге был моим, мне было не по себе от мысли о том, чтобы снова выйти на улицу. Но если бы старушка не пошла гулять, она бы застряла в своей квартире. И это было бы очень плохо. Когда вы впервые входили в неё, вы думали: «О! Очень мило!» — потому что вся внутренняя стена была зеркалом, в котором отражалась комната и большое окно, делая её просторной и светлой. На самом деле комната была такой маленькой, что почти полностью была заставлена кроватью.

Кровать была завалена декоративными подушками. Я их пересчитала, но забыла, сколько их было — кажется, 20 или 25 декоративных подушек и 4 или 5 огромных плюшевых мишек. Когда вы убирали мишек и подушки с кровати, чтобы ею можно было пользоваться, их некуда было положить, кроме как на пол вокруг кровати, а это означало, что на полу не было места, только подушки и мишки. По другую сторону перегородки была крошечная кухня. Ни стола, ни стула, но зато было чудесное место у окна, где можно было сидеть и любоваться деревьями и небом. Я жила в этом месте у окна, пробираясь между плюшевыми мишками и подушками, когда наступало время ложиться спать.

Дверь, которую нельзя было запереть, вела по коридору в квартиру хозяев, которая была занята. Я поставила свой чемодан, 8 или 10 подушек и самого огромного плюшевого мишку к двери, чтобы защитить себя от случайного вторжения моих неизвестных хозяев. Но я не особо доверяла этому мишке.

Мы с Роджером то и дело проезжали мимо этого курорта по пути в мотель, и я вздрагивала каждый раз, когда видела его, боясь, что мы каким-то образом заедем туда и снова заблудимся.

Я чувствую себя немного виноватой из-за того, что предпочитаю простой мотель тщательно спланированному элитному жилому курорту. Но чувство вины смутное, в то время как предпочтение ясно и категорично. Мне нравятся мотели. Эксклюзивность — не моё. «Закрытые сообщества» — это не сообщества в том смысле, в каком я понимаю это слово. Я знаю, что многие люди, которые владеют, снимают или арендуют жильё на этих курортах, ездят туда не ради эксклюзивного общения с другими белыми людьми из среднего класса, а ради чудесного воздуха и света высокогорной пустыни, лесов, лыжных трасс, простора и тишины. Я знаю. Это прекрасно. Только не заставляйте меня останавливаться там. Особенно в отеле с гигантскими плюшевыми мишками.

Но все это лишь подготовка к тому, чтобы добраться до рыси.

Рысь живёт в Музее Высокой Пустыни. Если вкратце, то, когда он был котёнком, кто-то вырвал ему когти («обезкошить» кошку — это то же самое, что вырвать человеку ногти на руках и ногах или отрезать последний сустав на каждом пальце). Затем ему вырвали четыре больших кошачьих клыка. Потом они притворялись, что он их маленький котёнок. Затем он им надоел или они его испугались и бросили. Его нашли умирающим от голода.

Как и все птицы и животные в Музее Высокой Пустыни, он — дикое существо, которое не может выжить в дикой природе.

Его клетка находится внутри главного здания. Это длинный вольер с тремя сплошными стенами и одной стеклянной. В нём есть деревья и несколько укрытий, а также нет крыши, и он открыт для непогоды и неба.

Не думаю, что я когда-либо прежде видела рысь, когда впервые встретила его. Это прекрасное животное, более коренастое и компактное, чем горный лев. Его очень густая шерсть медово-коричневого цвета с тёмными пятнами на лапах и боках и чисто-белым брюшком, горлом и бородой. Большие лапы, на вид очень мягкие, но вам бы не хотелось оказаться на пути ни одной из этих лап, даже если их свирепые крючковатые когти вырваны. Короткий хвост, почти обрубок — когда дело доходит до хвоста, у пумы он длиннее, чем у рыси и рыжей рыси. У рыси довольно странные и очаровательные уши с длинным кончиком; правое ухо немного прижато или загнуто. Большая квадратная голова со спокойной, загадочной кошачьей улыбкой и большими золотистыми глазами.

Стеклянная стена не похожа на одностороннее стекло. Я никогда не спрашивала об этом. Если он и знает о людях по другую сторону стекла, то не даёт им об этом знать. Иногда он смотрит наружу, но я не видела, чтобы его взгляд останавливался на чём-то или следил за кем-то по другую сторону стекла. Его взгляд проходит сквозь тебя. Тебя там нет. Там он.

Пару лет назад я встретила рысь и влюбилась в него в последний вечер литературной конференции. Писателей, участвовавших в конференции, пригласили на банкет в музей, чтобы они могли познакомиться и пообщаться с людьми, которые поддерживали конференцию пожертвованиями. Такие мероприятия — вполне разумная попытка вознаградить щедрость, но, зная, каковы писатели, можно предположить, что это часто разочаровывает жертвователей. Для многих писателей это тоже испытание. Такие люди, как я, которые работают в одиночку, как правило, являются интровертами и, действительно, грубоваты. Если piano — противоположность forte, то изящная болтовня с незнакомцами — это определённо моё piano.

В час, когда подают вино и сыр перед ужином, все спонсоры и писатели слоняются по главному залу музея и разговаривают. Мне не нравится слоняться и разговаривать, и, заметив коридор, ведущий из главного зала, в котором никого не было, я улизнула, чтобы его исследовать. Сначала я нашла рыжую рысь (которая, должно быть, время от времени просыпается, хотя до сих пор я видел её только спящей). Затем, удаляясь от болтовни моих сородичей, погружаясь в полумрак и тишину, я наткнулась на рысь.

Он сидел, глядя в темноту и тишину своими золотистыми глазами. Рильке называл это чистым взглядом животного. Взгляд, который является чистым взглядом: который видит сквозь. Для меня в тот момент, когда я чувствовал себя неполноценным и неуместным, неожиданное, великолепное присутствие животного, его красота, его совершенная сдержанность были свежестью, утешением, покоем.

Я тусовалась с рысью, пока мне не пришлось вернуться в Бандер-Лог. В конце вечеринки я на минутку вернулась, чтобы снова его увидеть. Он величественно спал в своём маленьком домике на дереве, сложив большие мягкие лапы на груди. Я навсегда потеряла своё сердце.

Я снова увидела его в прошлом году, когда моя дочь Элизабет возила меня по восточному Орегону в течение четырёх дней (грандиозное путешествие, о котором я надеюсь рассказать словами и на фотографиях на своём сайте, если мы с Элизабет сможем уговорить друг друга на это). Мы с ней посмотрели экспозиции, выдр, сов, дикобразов и всё остальное в музее, а в конце долго любовались рысью.

А на прошлой неделе, перед чтением, пока Роджер выполнял всю тяжёлую работу по переноске книг в музей, я могла провести с ним ещё полчаса. Когда я пришла, он расхаживал взад-вперёд, очень красивый и беспокойный. Если бы у него был хвост, который стоило бы хлестать, он бы точно им хлестал. Через несколько минут он исчез за большим металлическим кошачьим лазом в какую-то подсобку, недоступную для посетителей. Что ж, подумала я, он хочет побыть один. Я отправилась посмотреть на выставку живых бабочек, которая, конечно, была прекрасна. Музей Орегонской пустыни — одно из самых приятных мест, которые я знаю.

Когда я вернулся в коридор, рысь сидел довольно близко к стеклу и ела крупную птицу. Полагаю, это был тетерев. Во всяком случае, дикая птица, а не курица. Какое-то время с его подбородка свисало хвостовое перо, что могло бы умалить его достоинство в глазах наблюдателей, но он не замечает наблюдателей.

Он работал над своей птицей усердно и тщательно. Он прямо-таки рассуждал над своей птицей, как раньше говорили о людях, которые ели бараньи отбивные. Он был полностью поглощён этим разговором. Не имея всех четырёх клыков, он был в таком же положении, как человек, у которого нет резцов: ему приходилось работать коренными зубами. Он делал это аккуратно. Это, я уверена, замедляло его, но он никогда не терял терпения, даже когда в его пасти оказывалось лишь несколько перьев. Он просто положил большую мягкую лапу медового цвета на свой обед и снова принялся за него. Когда он всерьёз занялся птицей, проходившие мимо дети завизжали: «Фу-у-у! Он ест внутренности!» А другие проходившие мимо дети с удовлетворением пробормотали: «О, смотрите, он ест кишки».

Мне нужно было уйти, чтобы прочитать и подписать документы, поэтому я не видела, как он закончил обед.

Когда я вернулся через час или около того, чтобы попрощаться, рысь уютно свернулся калачиком и спал в своей спальне на дереве. Одно крыло и клюв лежали на земле у стеклянной стены. На трёх пнях работники разложили трёх мёртвых мышей — изысканный десерт, как говорят в дорогих ресторанах. Я представила, что позже, когда музей закроется, когда все приматы наконец уйдут, большой кот может проснуться, зевнуть, изящно спрыгнуть со своего домика на дереве и съесть свои лакомства одно за другим, медленно, в тишине, в одиночестве, в темноте.

Я пытаюсь найти связь между курортами и рысью. Не извилистые улочки, которые вели нас от одного к другому, а ментальную связь, которая как-то связана с общением и одиночеством.

Курорты — это не города и не деревни, это полусообщества. Большая часть их населения — приезжие или временные жители. Единственные работающие там люди — это садовники, уборщики, обслуживающий персонал. Они не живут в красивых домах. Большинство людей, которые там живут, находятся там не потому, что их туда привела работа, а чтобы отвлечься от работы. Они там не потому, что у них есть общие интересы с другими людьми, а чтобы отвлечься от других людей. Или для занятий такими видами спорта, как гольф и катание на лыжах, где человек противостоит самому себе. Или потому, что они жаждут уединения в дикой природе.

Но мы не одиночный вид. Нравится нам это или нет, но мы — бандер-логи. Мы социальны по своей природе и процветаем только в сообществе. Для человека совершенно неестественно долго жить в полном одиночестве. Поэтому, когда нам надоедают толпы и мы тоскуем по пространству и тишине, мы создаём эти полусообщества, псевдосообщества в отдалённых местах. А потом, к сожалению, приходя к ним, устремляясь в пустыню, мы слишком часто не находим настоящего сообщества, а лишь разрушаем то одиночество, которое искали.

Что касается кошек, то большинство их видов вообще не социальны. Ближайшим подобием кошачьего общества, вероятно, является стая активных львиц, которые заботятся о львятах и ленивом самце. Фермерские кошки, живущие в амбаре, выстраивают своего рода временный социальный порядок, хотя самцы, как правило, не столько его участники, сколько угроза для него. Взрослые самцы рысей — одиночки. Они гуляют сами по себе.

Странная судьба привела мою рысь к жизни в искусственной среде, в совершенно чуждом для него человеческом сообществе. Его изоляция от естественной, сложной дикой среды обитания печальна и неестественна. Но его отстранённость, его одиночество — это истина его собственной природы. Он сохраняет эту природу, приносит её к нам в неизменном виде. Он приносит нам дар своего нерушимого одиночества.

https://www.ursulakleguin.com/blog/6-the-...

перевод — Rinsant 13.01.2025

автор — Арвен Карри

«В большинстве фантастических книг, которые я читала в детстве, все хорошие парни были белыми».

В четвёртой части цикла Хадиджа Абдалла Баджабер представляет эссе «Вот я на странице», в которой Урсула и другие авторы, в том числе Ниси Шов и Адриенн Мари Браун, размышляют о решении Урсулы сделать многих своих персонажей цветными.

«Первый контакт с горгонидами» был первым рассказом Ле Гуин, который я у неё прочла, и первым научно-фантастическим рассказом, который я прочла непредвзято.

В то время я была своего рода изгнанником. Я практически бросила свою семью, чтобы работать над своими произведениями в маленьком домике в глубинке. Мне нужно было закончить книгу, и внезапно я поняла, что ничего не знаю о чём-либо. Я остро ощущала, что в моей работе нет ничего впечатляющего, чувствовала, насколько я отличаюсь от других во всём, что имеет значение, но с этим ничего нельзя поделать. Я должна была создавать чудеса, а вместо этого — создавала ужас. Мне было одиноко. Я не могла заставить себя объяснить это чувство кому-то другому; оно казалось слишком жалким и неуклюжим. Мне нужно было уехать, нужно было закончить роман: историю о девушке, море и говорящем учёном коте.

И я собиралась засесть за прочтение научной фантастики.

Я не до конца понимала, почему научная фантастика всегда меня раздражала, пока не повзрослела. Как бы хорошо она ни была написана, я отказывалась её читать. Я была молода, но даже тогда что-то в воображаемом будущем воздвигало стену между моим разумом и сердцем, не позволяя мне погрузиться в него.

Став старше, я начала читать более вдумчиво. Писатели, которых я уважала, продолжали рекомендовать мне научную фантастику. Но я сопротивлялась. Она казалась мне либо слишком технической, либо слишком самодовольной. Не то чтобы научная фантастика была глупой, но я всегда чувствовала, что она относится ко мне как к глупышке, и не могла понять почему.

И, может быть, я неправильно поняла. Может быть, я была слишком большой ненавистницей, чтобы понять,что именно меня отталкивало так, как нужно. На мой взгляд, «классическая» научная фантастика была о будущем. И в этом будущем читатели могли ужасаться преступлениям и несправедливости, которые, как они притворялись, не совершались в их мире, как будто это не было повседневной реальностью всего американского Юга. Геноциды, которые мы не называем геноцидами. Фашистские нотки так называемого идеального будущего, будущего, в котором цветные люди не просто невидимы, а систематически уничтожаются. Это было реально. И тогда это было нашим «сейчас».

Ле Гуин говорила о будущем, не используя то же основание. Или она придумывала что-то другое, что-то не такое скучное. Она смогла сделать утопии интересными. Она могла критиковать иллюзии идеального будущего, идеи, которые издательская индустрия — и мир в целом — не хотела замечать. Её литературный вклад отличался от европоцентричных нарративов её времени: она была одной из немногих «белых» писательниц, которые осмеливались создавать главных героев, не являющихся «белыми мужчинами». А поскольку они никогда не появлялись на обложках, читатели погружались в первую книгу «Волшебник Земноморья» задолго до того, как она удивляла их этой информацией.

В «Восхождении на Северную стену» (ещё одна моя любимая история) она высмеивает напыщенность и клише, которыми изобилуют рассказы об исследователях. В «Первом контакте с горгонидами» властный и самодовольный муж знаком любому обществу, живущему ниже экватора и обременённому туристической индустрией. Эта история также даёт представление о том, как женщины наблюдательны, адаптируются к происходящему и разделяют происходящее, настолько глубоко, что правдоподобность становится юмором. Кто из нас не притворялся глупым так хорошо и часто, что это стало игрой — опасной игрой — само по себе?

Было бы разрушительно притворяться, что во времена Ле Гуин не писали разнообразную художественную литературу, но это правда, что мало кто из издателей давал шанс меньшинствам. Работы Ле Гуин высветили ограниченность мейнстримного европоцентризма для людей, ответственных за него. Она бросила вызов литературному ландшафту и писателям, которые в нём доминировали, заставив их осознать, что они активно делали, чтобы не пускать в него непохожих на них людей, и что они пассивно не делали, чтобы впустить их. Она признавала трудности, связанные с «инаковостью», и относилась к инаковости без осуждения.

Я читала работы Ле Гуин в то время, когда пыталась создать собственные миры, в которых были бы я и мои близкие. Говорить правду, высказываться, проводить исследования. Историческая память моего дома настолько переполнена чужеземными авторитетами. Народ будет забыт только тогда, когда его заставят забыть о себе, а это происходит, когда мы устраняем все возможности, благодаря которым их могут услышать свои люди.

Я решила, что как только закончу изучать классику, то возьмусь за дело и буду читать научную фантастику, написанную небелыми авторами. И я так и сделала. Кико Эньяни, Дилман Дила, Шингай Нджери Кагунда — вот лишь несколько из тех, кого я полюбила и кем восхитилась. И в маленьком домике в глубинке я читала, писала и в конце концов закончила свой роман.

Я должна поблагодарить Ле Гуин за то, что она открыла мне мир научной фантастики. Открыть свой разум для неё несложно. Зачастую этому невозможно противостоять

— Хадиджа Абдалла Баджабер, автор «Дома ржавчины»

перевод -Rinsant 03/01/2025

Статья, опубликованная во вконтакте, содержит видеоотрывок документального эссе.

https://vk.com/@ursulaleguinworlds-pu...

Семья из восьми человек, которая каждую неделю выбрасывает в мусорное ведро три четверти стакана мусора, не использует пластик ни для каких целей, выращивает всю свою еду в огороде площадью 2 квадратных фута, стреляет в любого, кто подозревается в том, что принёс на их участок сахар, и приучила свою кошку и двух собак питаться брюквой и рубленой листовой капустой.

92-летний мужчина пробегает 36 миль в день, чтобы подготовиться к 29 марафонам, на которые он каждый год летает по всей стране, а также 105-летняя женщина, которая делает 500 отжиманий перед завтраком. После завтрака (чашка чёрного кофе и квадратик 180-процентного нигерийского шоколада без сахара) она тренируется до полудня со своим личным тренером, пропускает обед и ходит быстрым шагом до ужина (веганского, с половиной бокала красного вина). Затем она медитирует в течение пяти часов, спит четыре часа и ровно в 4:30 встаёт, чтобы начать отжиматься.

Художник, которому заплатили 55 миллионов долларов за инсталляцию, состоящую из дохлой кошки на козлах для пиления дров. Хотя концепция, конечно, полностью принадлежит художнику, козлы и кошка были предоставлены и расположены двумя его ассистентами, которым платят 20 долларов в час. Скульптура особенно известна своими кинетическими и интерактивными элементами. К ним относятся ежедневное разложение кошки и возникающие в результате этого изменения внешнего вида трупа; взаимное расположение трупа и подставки; а также различия в качестве и интенсивности запаха. Произведение под названием «Намеки на сосание груди в сознании гения — IV», выставленное в галерее Тейт Модерн, вызвало всеобщее восхищение искусствоведов как поразительно достоверное высказывание о том, что оно подразумевает. Помощники заменяют мёртвую кошку каждые шесть-восемь недель, в зависимости от её кинетической интерактивности.

Всемирно известный шеф-повар ресторана Introuvable на два столика в отдалённой французской деревушке Куль-д’Эрен, где ужин из десяти блюд стоит более 22 000 евро. Еда состоит из крошечных кусочков неизвестных ингредиентов, нарезанных тонкими, как папиросная бумага, ломтиками и выложенных ассистентами шеф-повара в сложные эстетичные узоры на сусальном золоте. Шеф-повару платят 4000 евро в час за привилегию готовить его кулинарные шедевры.

Кандидат в президенты с позолоченной переноской для собаки, прикреплённой к крыше его «Мерседеса» шнуром с бриллиантами, который часто занимается сексом с корпорациями, потому что для него корпорации — это люди. Он чувствует боль американского среднего класса. Он не чувствует боли американских бедняков, потому что с бедняками всё в порядке, потому что у них есть социальная защита, которую он пообещал своим друзьям-корпорациям отменить, как только его изберут 5 голосами против 4 в Верховном суде (то есть пятью девятыми голосов судей, которые являются стопроцентными дочерними компаниями различных корпораций, плюс Ватикан).

Знаменитости. Например, Челси и Баттерси, близнецы из Сохо, которые в 2009 году на 48 секунд появились на реалити-шоу, а теперь судятся друг с другом за кражу личных данных.

Или Динги Ремора, чья мать говорит, что она «делает просто замечательную, тяжёлую, смелую, трогательную работу по искуплению своей души» (отбывая двенадцатый срок за кражу в магазине), находясь под кайфом и раз в неделю фотографируясь для прессы у входа в Детскую больницу Беверли-Хиллз.

Или Брэнди Вайнвайн и Бруск Саллен, которые поженились в январе, развелись в конце января, закрутили бурные романы с кумиром «Американского идола» Пупи Моабом и рэп-звездой Бад Бад Бэд Догом, объявили, что снова безумно влюблены друг в друга, в прошлую субботу и поженились бы в это воскресенье, если бы Брэнди не арестовали за то, что она ехала обнажённой со скоростью 188 миль в час по Малхолланд-драйв, а Бруск не застрелил своего торговца кокаином на вечеринке в Редондо-Бич.

20 февраля 2012

https://www.ursulakleguin.com/blog/44-peo...

перевод — Rinsant 04.01.2025

Добро пожаловать в https://vk.com/ursulaleguinworlds