Сообщения и комментарии посетителя

Страницы: 12345678910 ... 1314151617

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 3 ноября 2020 г. 09:00 Нуждасик: — Нет, ну, со склада точно можно упереть – они ж его не охраняются днями. Заспорили, а я задумался, чего они хотят — неужто вправду что-то воровать? Ведь приглашал их только ночевать, а получаются опять команчи – придумал я, а правили другие и превратили детей Природы в воров садовых. Откуда у людей такая тяга красть чужое? Отец мне говорил, что от монголов – за триста лет владычества испортили славян. Так уж пять сотен лет свободны – пора бы уж забыть чуждую нам страсть…. Пока размышлял, парни договорились на склад напасть. Я был против, но пошёл посмотреть, как у них это получится. За самолётной свалкой была взлётка – взлётная полоса аэродрома, потом стоянка летающих машин, штаб, столовая, казармы, дома офицерского состава и, наконец, склады. Подкрались. Лежим в кустах. Вот они, одноэтажные кирпичные строения без окон с мачтами громоотводов — выстроились, как легионы римлян. Ограждение из колючей проволоки, по углам вышки часовых. Не видно никого. Тишина, как перед боем — лишь цикады заливаются в траве, да кукушка из соседней рощи кому-то срок считает. — Пойду, — решился Пашка. – Прикинусь грибником. Попетляв для виду меж берёз, добрался до «колючки». Повертел головой по сторонам и протиснул гибкое тело меж ржавых жал. Тут же на ближайшей вышке показалась солдатская пилотка. Лица не видно – то ли часовой был малорослым, то ли сидел на чём, и лень было вставать. — Стой! Стрелять буду! Пашка вздрогнул и замер в позе неандертальца – руки у земли. Вертит башкой, шарит взглядом по траве – никак понять не может, откуда голос. — Дяденька, — скуксился. – Я за грибами. Смотрите, вон какие подберёзовики стоят! Пилотка: — Сейчас шмальну из автомата – грибов будут полные штаны. А ну, брысь! Пашка вылез из охранной зоны, к нам идёт и вертит головой – пытается понять, откуда голос. Решил, что напоролся на секрет — есть такая форма охранения, когда на каску веточки цепляют, на плечи плащ зелёный. Лежит боец в траве — попробуй, усмотри. Когда мы разъяснили, Пашка кулаком вышке погрозил. Рядом с пилоткой дуло автомата показалось, и мы задали стрекача. 12 Однако горький опыт воров не образумил. — Продовольственные склады так не охраняют, — убеждал Гошка, — и вещевые тоже. Подкрадёмся, заберёмся – фляжек натырим, ремней с пилотками украдём, тушенки и сгущёнки. Два дня бродили по гарнизону, высматривая, где чего бы стащить. Никто нас не задерживал, не прогонял – думали, наверное, что мы из семей военнослужащих и здесь в их домах живём. На третий добрались до свинофермы – была такая в лесочке за складами. Солдаты из неё навоз на тачках возят, туда корма – обратно мясо для столовой. Короче, подсобное хозяйство военного аэродрома. Поодаль притулился склад – длиннющий, с огромными воротами для больших машин. Висит замок и нет охраны. Как не глазели в щели — что там хранится, не смогли определить. Запора не сломать, доски не отодрать. А если приподнять? Заметил я, что подворотня – огромная доска пятидесятка – зажата направляющими на столбах, но створ воротных не касается. Если поднять один конец, из направляющих освободить, то можно отодвинуть и пролезть. Так и сделали – нашли рычаг, упором шлакоблок, повисли на одном конце, другой из направляющих подворотню выжал. Чуть отодвинули – образовалась щель, в которую мальчишке пару пустяков пролезть.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 2 ноября 2020 г. 07:22 - Ты куда собрался? – командир швырнул со стола листок. – Кто людей кормить будет? Голодно жили: пайки урезали – всё на фронт, всё для победы. Пожалел тогда Егор, что лучшим стрелком дивизии числился. В сердцах пообещал изюбря добыть. Взял карабин и ушёл в тайгу. День бродил, не напал на след. Ночь настигла, ему стыдно возвращаться с пустыми руками. Разгрёб снег, полночи костёр палил. Потом уголья раскидал, лап еловых нарубил и уснул на них. Тут его рысь выследила. Почему сонного не загрызла – судьба. Её судьба. Могла ещё прыгнуть на встающего. Но прыгнула именно в тот момент, когда карабин на плечо вскинул. На штык и напоролась. Упали вместе в снег, с тою лишь разницей – Егор напуганный, а зверь уже подыхающий. Так и доставил трофей в часть – волоком на еловой лапе. Съели вместо изюбря – голодно ж было…. Сычёв ворочается, места себе не находит. Его положение в танке самое незавидное — нижний люк в грязи затоплен, в случае чего, рискует не выбраться. — Слышь, Агарыч, открой люк – духота. — А гранату в него не хошь? — прошипел лейтенант. — Гранату не хочу, — согласился Сычёв. Письма слали друзья с фронтов, из госпиталей. Косила война бойцов ротами, полками, дивизиями…. калечила. Стыдно Егору слоняться по части при двух руках, при двух ногах, здоровому, сильному. Ребята в палатках ёжатся, вода в бачке ледком покрывается – рано в лагеря-то выгнали. А он пробежится по-над берегом и – бултых! – в Ханку, фырчит, плескается – чисто морж. Немец летом на юге попёр. Дивизию вновь перетряхивали. Что могли, отправляли на запад. Агаркову опять не повезло. Сначала на стрельбах — сунулся из люка, дурья башка, и шлем зачем-то стянул. Соседний танк «ба-бах!» из башенного – порвало ушную перепонку. Вечные шумы остались правому уху. Только вышел из госпиталя – руку сломал. На турнике «солнышко» крутил на зависть всей дивизии. Попробовал исполнить нечто подобное на брусьях и …. полетел вниз головой. Голова цела осталась – руку сломал. Снова госпиталь. Голове досталась чуть позже на предупредительно-ремонтных работах. Люк башенный не законтрили, и рухнул он на сунувшегося Егора. Если не шлем, пробил бы начисто череп. Сотрясение, однако, получил и месяц госпиталей…. — Агарыч, — подал голос Сычёв. — Ну. — Ты же коммунист? — Ну. — Ну-ну. Просись в разведку – тебе-то обязаны поверить. — Нельзя механику-водителю танк покидать. — Ну, тогда заводи, поехали…. — Заткнись, — приказал Рыков. — Заткнись-заткнись, — ворчал заряжающий. – В гробу намолчусь. Если будет что хоронить…. В партию вступил с тою же надеждой – попасть на фронт. Снова написал рапорт. — Сиди не рыпайся, — был ответ. – Без тебя знают — где кому Родине служить. Ещё раз написал, когда весточка пришла – Фёдор погиб. Тут он даже по столу стучал – хочу, мол, за брата отомстить. А когда разгневанный штабист рявкнул: — Пошёл вон! Егор взметнул над головой его табурет. — Ах, туды-твою-растуды, крыса штабная! И убил бы, не подоспей часовой у входа в штабную палатку. За такой проступок очень даже мог Егор Кузьмич попасть в ту самую штрафную часть, где Фёдор сгинул. Но комдив заступился:

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 1 ноября 2020 г. 08:56 Не имея массы и плотности, разогнался в морской среде, я так думаю, до скорости света и спохватился – где верх, где низ (поверхность и дно) и вообще где я, в какой дали от спасателя, зловещей впадины и Костиного аппарата? — Билли, можешь сориентировать на сигналы оптимизатора? «Я жив», «я жив», «я жив», как сигналы морзянки из глубин океана. Слышу, брат, иду на твой SОS. Я не шарился по дну в поисках излома – напрямик через водную хлябь и твердь земную к месту долгожданной встречи. У меня не было глаз – мне они ни к чему, у меня не было ног и рук – я мысль, облачённая в электронную оболочку. Но то, что предстало на илистом дне впадины, повергло меня в крайнюю степень неистовства.           — Я порву их на куски!           — Осторожнее, Создатель, твоя энергия ограничена. Наша цель – оптимизатор.           — Нет, Костя.           — Тогда стоит проникнуть в аппарат и оглядеться.           Космический модуль, полузарытый в ил, более походил на червивое яблоко – весь в дырах, через которые сновали плоские змеи. В одно из таких отверстий проник и мой фантом. Мне не нужен свет – отражённые потоки электронов приносили информацию о любом предмете. Но сколько я не бился, куда бы их не посылал, брата нигде не было. Оптимизатор обнаружил возле кресла пилота.           — Берём прибор и делаем ноги, — это Билли.           — Костя где?           — Я вижу то же, что и ты.           — И никаких мыслей?           — Одна – кажется, наше присутствие заметили. Поторопись.           — Ты думаешь, я подниму эту штуку?           Накрыл оптимизатор всем сгустком электронов – выручай меня сила нечистая! Браслет имел и массу, и плотность. Поднять я его поднял, в одну из дыр в обшивке модуля с ношей проскочил, но разогнаться до световой скорости, понятно, не сумел. Более того, при столкновении с плоскими змеями — а эти твари погнались за мной вспыхивали голубые молнии электрических разрядов. Гады падали сражённые, но я слабел. А впереди ещё тысячи метров подъёма.           — Билли, это что за твари?           — Какой-то симбиоз животно-растительного мира.           — Доигрались, миротворцы хреновы!           — Они-то тут причём? Причуды матушки Природы.           Потом змеи отстали. Стал узнаваем подводный мир…. То ли я спал и сон ужасный видел, то ли было это наяву – гадал, лёжа на спардеке, но в руке у меня был оптимизатор. — Сэр, вы видели, видели? – возбуждённым подскочил вахтенный. – Я назвал его Дороти, в честь жены. — А мне не повезло – проспал. В руке у меня Костин оптимизатор, и он по-прежнему сигнализировал — я жив, я жив, я жив. Как и предполагал – одна-разъединственная клеточка моего брата чудом сохранилась в пазах браслета, и тот слал её отчаянные призывы. — Билли, одна клеточка, одна только клеточка живого человека. Её можно клонировать, но будет ли это существо моим братом? Смогу ли я его любить, как прежде? — Будем поглядеть — помести браслет в анализатор. Он в рубке корабельного компьютера. Жду результаты анализа. — Билли? Ты нашёл клетку? — Нет. Её и не было. — Кто же слал сигналы? Прибор зациклило? — И да, и нет.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 31 октября 2020 г. 08:52 - Да пусть стреляет, — Пашка поднялся во весь рост и, не таясь, пошёл вперёд. Не удалась отцова шутка – а я купился. Когда-то грозные, «МИГи» увязли в густой траве – самим себе надгробьями. При виде их в моих друзьях вдруг жажда загорелась…. нет, ни открытий, скорее стяжательства. Пашка бросился к ближайшему «истребителю». — Мой! Мой! – кричит, столбя своё единоличное право на мародёрство. За ним и другие, словно сорвались с цепи. Тоже мне – крестоносцы в павшем Константинополе! Мне самолёты не нужны – я по ним уже налазился. Пошёл к бетонному строению с амбразурой, выяснить, чем же стращал меня отец. Наверное, это был дот – стены бетонные, а дверь стальная, и единственное окно (амбразура?) зарешечено. Но пулемёта не было – а были здесь диван и кресла, видавший виды столик и буржуйка с трубой в дыру бетонной крыши. С первого взгляда не трудно догадаться, что нога человеческая давненько здесь не ступала. Так не вступить ли во владение? Нет Маленького Брата – тот быстро б окрестил сиё строение в Башню Тамерлана, иль замок короля Артура. И мне фантазия массу версий подсказала, но ясно было лишь одно – здесь что-то можно замутить. Зову друзей: — Идёмте, что-то покажу. Да где там! Тёмные инстинкты властвовали ими до самой темноты — пока излазали все самолёты, убедились, что оружие и приборы с них сняты, пока нашли, что открутить себе, пока откручивали…. Я натаскал в блиндаж обломков бомботары и растопил буржуйку. Что может быть лучше огня – каминного, печного, пусть даже в маленьком стальном бочонке с трубой? Лежа на пыльном диване, подперев щёку, смотрел на его всполохи, изредка вставая, чтобы в очаг подкинуть. После бегства из леса от пьяного голоса, в моей душе вновь воцарились мир и покой, согласие с собой. Пусть друзья с ног сбились, рыская по свалке – Бог с ними! Они, дураки, ещё не подумали о том, что всё, что они сейчас найдут, открутят, отломают, оторвут – им на себе тащить придётся до дома много километров. Так и случилось…. Впрочем, тяготы дорожные им не исправили характеры – на следующий день пришли и вновь по самолётам разбрелись. Что ж мне теперь со скуки умирать здесь, лёжа на диване? Присоединился к изыскателям, нашёл медные трубки, притащил домой. Мысль туманная бродила – сделать индейское духовое ружьё. Но отец придумал им иное назначение – антенну к телевизору. — Не возражаешь? – спросил. Как возразить, если новая антенна уже над крышей? Да и телек с ней стал казать гораздо лучше. Нет, не возражаю. 11 Однажды набежавшая гроза загнала мародеров в дот. Я запалил буржуйку – ребята в креслах, на диване. — Ну, как вам Цитадель? Здесь можно ночевать и никаких урок не бояться – дверь на запор, в окне решётка. Сюда можно на всё лето перебраться – в лесу грибы, вокруг поля с картошкой – не пропадём. Ребята согласились. Нуждасик: — Нет, без оружия опасно. Стащи у отца ружьё. На мой отказ: — Давайте раздобудем автомат. — Где ж его взять? — Со склада утащим, или отнимем у часового. — Он тебе отнимет. Шмальнёт в упор – ему медаль, тебе бушлат сосновый. Ребята согласились.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 30 октября 2020 г. 14:42 Экипаж машины боевой Три танкиста, три веселых друга… — Командир, вода поступает, — голос Сычёва был хриплым и дрожал. — Не промокнешь! – рявкнул Рыков. Он тоже, только казался твёрдым – в душе паниковал. Не надо бы так с экипажем, подумал Егор — в одной банке законсервированы. — Сожгут, как пить дать сожгут самураи, — вслух подумал Сычёв. Лейтенант промолчал. Агарков влез с советом: — Петька прав — на броню бы надо, командир. — Сиди, смотри вперёд. — Дак ни чё уже не видно. — Тогда слушай. Агарков стянул с головы шлем. Подступающая ночь полнилась звуками боя – взрывы, очереди. Чёрт с ним, подумал Егор, авось, пронесёт. Может, не до нас будет самураям – не все же танки увязли. Да и не одна их бригада в атаке – сомнут узкоглазых. Уселся поудобнее. Неприязненно подумал о лейтенанте – перед самым штурмом припёрся, времени не осталось познакомиться. Что за человек – может трус, может герой? Сунешься в люк, а он шмальнёт в спину, скажет – дезертир. Вполне может – вон как нервничает. А на броню бы надо выбраться – всё надёжнее. Подкрадутся самураи, подожгут, и – прощай, мама дорогая! — Сидим, глухие и слепые…. – ворчал Сычёв. Действительно, в тридцатьчетвёрках, пришедших с запада, рации есть и ещё один член экипажа – стрелок-радист. Шмаляет себе из пулемёта да тараторит: «База, база, я одуванчик….» — Может, за подмогой слетать? – предложил Сычёв. — Заткнись, — посоветовал Рыков. Не верит, подумал Агарков. Где его так пуганули? Вроде молодой. Танк, конечно, знает, и стрелять умеет, а вот воевать не умеет. Нервный он для войны, шибко нервный. — Давно с училища, командир? — Тише! Всем трёп прекратить – слушать. Поспать что ли, подумал Егор. Самое время: заснул, проснулся – в раю. А может, в аду…. Мысли потекли неспешные, дремотные, будто старческие. Восемь лет назад призвали его в армию и увезли на самый Дальний Восток. На берегу Ханки – озеро такое – в посёлке Камень-Рыболов квартировала дивизия. То, что будет танкистом, механиком-водителем, Егор Агарков знал давно. Ещё в Троицке на курсах механизаторов обращался к курсантам один преподаватель не иначе, как: — Ну, что, товарищи танкисты, перейдём к матчасти…. Хорошо служил. На виду был у начальства. Война с финнами грянула, Егор рапорт на стол – хочу, мол, так-их-растак, белофиннов образумить. Не пустили. Фашисты нагрянули. Дивизия тогда зашевелилась. К отправке на фронт готовилась. Два полка из трёх уехали. В аккурат под Москву поспели – задали немчуре перцу. Писали товарищи с запада – видели в смотровые щели, как фрицы драпают. Ничего в них особенного нет — бить можно. Погибло, правда, немало бывших друзей — на то и война. Тогда Егор ещё один рапорт – хочу на фронт.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 29 октября 2020 г. 08:28 - Помолчи. Я хочу спуститься в бездну на батискафе, но не умею им управлять. Ты мне поможешь. Мы не будем искать дна впадины – курс на сигналы оптимизатора. Я уверен…. — Глупости. Тебя ждёт повторение пройденного и, может быть, в худшем варианте. — Ты не знаешь этого наверняка — думаю, стоит рискнуть. Когда все уснут…. — Когда все уснут, поднимайся на палубу – есть альтернатива твоей задумке. — Колись. — Когда все уснут…. …. – Дуешься? – Люба расправляла постель. — Мой брат в беде – я ни о чём больше не могу думать. — Мы слышим лишь сигналы оптимизатора, и рисковать жизнями людей …. — Я предложил только свою. — И даже в этом порыве тебя никто не поддержал. — Стало быть, я ни для кого ничего не значу. Спокойной ночи, — подхватил одеяло, подушку и к выходу. – Попрошу у капитана гамак. Люба в спину: — Как тяжело с тобой. Ты не умеешь оставлять дела за порогом, Гладышев, ты не готов к семейной жизни. Свенсона искать не стал – расстелил одеяло на спардеке, подушку в изголовье. Прилёг — тут как тут вахтенный. Видел, как команда пялится на мою жену, и понятно его ехидство: — Тесно в каюте, сэр? — Нет. Сегодня стоит не поспать – раз в триста лет Марс и Венера сходятся в одной точке звёздного неба, и рождается маленький астероид. — Вы это серьёзно, сэр? — Я назову его своим именем. Матрос ушёл на мостик озадаченный. — И что ж ты, Билли, не просветил его? — Он сам не пожелал. Задайся целью – вся сумма знаний, накопленных человечеством, на его руке. А ему люб свой собственный мирок. — Мозги задаром пропадают? — Он имеет всё, что хочет иметь от оптимизатора, взамен мы пользуемся его телекинетической энергией. Звёздный купол чуть качался от лёгкой ряби на воде. Где Марс, где Венера? Вот забил шараду вахтенному. — Билли, вроде все угомонились – валяй свою альтернативу. — Ты приведений не боишься? — Кабы были, может и пужался. — Смотри…. Вдруг почувствовал раздвоение личности. Хотя нет, это не верно. Личность была одна – лежала на спардеке. Я её видел со стороны, из некой бестелесной и светящейся субстанции. И это нечто (или этого некто?) я тоже видел, давя спиною одеяло на спардеке. — Билли, это что? — Твой фантом. Можешь считать его приведением, хотя по физической сути это младший брат шаровой молнии – слабый заряд электростатического электричества. — И я могу в таком обличии сквозь все преграды проникать? – спросил и пересёк спардек насквозь вместе со своим бренным телом. — И даже сквозь толщу океана. Вперёд? — Нет, вниз, — заражаясь его мажором, прошил судно от палубы до киля, не потревожив спящих моряков. Надо бы Любу поцеловать, подумал, а Билли с ехидцей: — Боишься не вернуться? Не дрейфь, Создатель — это лишь фантом, всего лишь мысль, облачённая в сгусток электронов. Почувствуй себя бестелесным.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 28 октября 2020 г. 09:09 Эту новость не спешил выкладывать Великим Братьям, но она была не выдумкой сестры, и вскоре стала достоянием всех. И после этого круто изменилась наша лесная жизнь — команчи перетрусили. На тропе войны или сидя у костра всё чаще стали озираться и вздрагивали дружно от любого неожиданного звука. Однажды – перед тем грозовые дожди несколько дней держали нас дома – пришли и застали в вигваме раззор. Исчезли припасы – лук, соль, картошка, огурцы. Пропал мешочек с трубками и красками. Остатки оружия обнаружили в потухшем костре. Вместо нашего имущества появилось чужое – пустые бутылки из-под водки и пива. На топчанах в вигваме кто-то ночевал и, возможно, постоялец (цы) ещё не съехал (ли) окончательно, а где-то бродит (ят) поблизости. Будто в подтверждение этой мысли вслед за далёким раскатом грома совсем рядом, может, вон за тем кустом, вдруг раздалось: — Бра – адяга судьбу пра-аклиная.... Ужас объял мужественных команчей. Не сговариваясь, мы сыпанули прочь, как будто неведомый враг уже схватил за волосы, содрал, а скальпированные воины сродни убитым – сраму не имеют. Я видел, как бежал Ястребиный Коготь – легко перемахнул сосновую ветвь, преградой выросшую на его пути. Ту же ветку, прыгнув, задел Быстроногий Олень. Она сначала выгнулась упруго, а потом врезала иголками в лицо набегающему Маленькому Брату. Тот ударился в слёзы, и его обиженно-испуганный рёв подгонял нас до самой опушки. Первым, однако, на ней оказался Твёрдое Сердце. Как — загадка природы. Может, улизнул пораньше, незамеченным, а может, дорогу знал покороче. Вот в этом месте, по законам жанра, следует ставить точку повествованию. Погибло племя могучих команчей — потух костёр, захвачен вигвам. Те жалкие остатки, что спаслись позорным бегством, стыдно назвать Великими Братьями. Это мы понимали и понуро брели полем, а на околице молча, расстались. 10 Первая попытка удрать из дома и перебраться в лес с треском провалилась. Но появился опыт. Теперь я знал, что одному там делать нечего – нужны друзья. Да и с друзьями…. Вот бы нас с Гошкой беглые зеки в шалаше застукали — сожрали точно, как мы гуся, но прежде задушили. Шалаш в лесу отпал, но у меня в запасе был вариант. За Горьким озером возле военного аэродрома таилась свалка. Там отслужившие свой век стояли самолёты, туда валили мусор из воинских складов, боксов, классов и лабораторий. Я говорю «таилась», потому что мало кто о ней знал. Она была в лесочке и огорожена«колючкой». Не охраняемая, правда, но явно не для всех. Мы там с отцом бывали – я по самолётам лазил, отец для хозяйства что-то приглядел. И там был дот…. Пошёл к друзьям, подбить на авантюру. Гошка выразил желание, Нуждасик с Пашей, а вот братья заупрямились – пока, говорят, магнитогорских беглых урок не поймают, дальше околицы ни шагу. Как трусов уговаривать? Да и надо ли? Собрались, лица не красим, оружия нет – просто четверо мальчишек вышли за околицу и направили свои стопы на юг. Шли диким полем, задерживаясь лишь на клубничных полянах. Потом засеянным овсом с горохом — полакомились, и карманы стручками набили. Вышли на берег озера Горького — искупались, хотя вода и пасмурный денёк к тому не подбивали. С другой стороны, как не искупаться – такие километры отмахали, а озеро целебное. Вот и подлечились, мимоходом. Лесок прошли – на опушке ограда из колючей проволоки. — Стоп, ребята, здесь охраняемая зона. И показал пример, нырнув под колючку, а дальше ползком да перебежками. — Кого боимся-то? — пыхтит Нуждасик в спину. — Тс-с-с, — я палец приложил к губам. – Вон видишь дот? Там пулемёт с солдатом – увидят, ка-ак шмальнут….

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 27 октября 2020 г. 13:54 Бережно и заботливо скрутил козью ножку, сунул её в потемневший латунный мундштук, зачерпнул совком уголёк, прикурил, щурясь, и пустил под нос облако дыма. — Только незачем мне оставаться тут, у самого горнила, — сказал он и перетащил скамеечку поближе к двери, где парком обозначился сквозняк. Он докурил свою самокрутку, но не спешил приступить к работе, прислушиваясь к ломотным болям в старческих суставах. Тут Пересыпкин проявил расторопность – перенёс щипцами раскалённую заготовку на наковальню и подхватил в руку кузнечный молот. Скоба под его ударами зашипела, заискрилась. Удары становились всё громче и чаще, но дело, казалось, не двигалось. Яков Степаныч с усмешкой глянул на подручного и подхватил оставленную им кувалду. Звон над кузней поднялся ладный, переливчатый. Бим-бом, бим-бом – звонко и радостно отзывалась на удары наковальня. Кузнецы подустали, лица их залоснились от пота, но тут и скоба поблекла, требуя нового нагрева. Старик Анцупов перевёл дух и громко крикнул надломленным голосом: — Трофим, эй, послушай, она же не куётся. Бросай её в огонь, торопыга. Уморил меня совсем. И вновь послышались глубокие вздохи мехов и завывание горна. Но угли уже не давали достаточно жару, и Пересыпкин захлопотал у печи. Маруся Суровцева, пользовавшаяся в Петровке известностью, как единственный почтальон, жила на крайней от озера улице, в маленьком домике, который достался ей в наследство от отца и матери. Трофиму Пересыпкину доводилась племянницей и частенько забегала в кузню попроведать его, передать привет тётке, гостинцы бабушке. Ждать её с нетерпением Трофиму был самый резон. Маруся по служебной надобности бывала в райцентре и привозила оттуда хлеб казённой выпечки. Среди сельчан он славился своим неповторимым вкусом. Обожала его Трофимова тёща – Марусина бабушка. Встречала его с работы всегда одним и тем же вопросом: — Маруська-то была? Племянница пришла в обеденный перерыв. Вместе с Яковом Степановичем, развернувшем на коленях свёрток с закуской, она настойчиво, ради всех святых, уговаривала молотобойца отобедать у неё. Маруся грозилась сбегать домой и принести чугунок картошек. — Вам обоим что-то блазнится сегодня, — говорил Пересыпкин, взвешивая на руках принесённые племянницей «городские» буханки. – Что я с голоду помираю, или денег у меня нет в столовой пообедать? Из-за чего так убиваетесь? Я и этот хлебушек не трону – тёще отнесу, ребятишек побалую. Или думаете, что с пустым брюхом я и не работник? Но кабы знали вы, что со мною сегодня приключилось, так и сами бы про жратву забыли. Трофим рассказал про обстоятельства, при которых лишился обеда. Потом Маруся принесла ему варёной картошки, а старик Анцупов поделился своим обедом и заставил Пересыпкина его принять и съесть. Отдохнув и перекурив, кузнецы закончили затвор и продолжали греть и гнуть металл для других заказов. В конце дня зашёл Антип Вовна, просил-умолял Трофима уступить одну из двух «казённых» буханок хлеба. Не добившись, тайком сунул в Марусин мешок ещё и два тяжеленных кирпича, и Пересыпкин нёс их на горбу все шесть километров до Каштака, предвкушая радость и благодарность домочадцев. А когда со словами: «Принимай, тёщенька, подарок» — бросил мешок на лавку и сломал её, почувствовал, что день закончился. И хотя также неудачно, как и начался, но не бесполезно проведённый, а заполненный нужной и любимой работой. После семейного ужина он уснул, и опять ему снились тоскующая корова Зорька, заброшенное хозяйство, и искры, искры, искры без конца, и перезвон кузнечных молотов. А из далёкого далёка уж таращилась на уютную Трофимову избёнку Великая война.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 26 октября 2020 г. 07:09 - Ну и…? — Нет ответа. Видгоф ждал ответа, и я решился: — Думаю, мы попали в зону аномальности – слышали о таком явлении? — Слышал и вот что я вам скажу: батискаф с вами или в автоматическом режиме в эту бездну до тех пор не сунется, пока мне не растолкуют, с чём эту аномальность едят, и чего от неё можно ожидать. Перед закатом Люба покинула виртуальную исповедальню и собрала консилиум. Неожиданно поддержала Бенжамина Видгофа: — Сюда направляется группа учёных – физиков, океанологов, специалистов аномальных явлений. Будем изучать случившийся конфуз. — Там мой брат, — напомнил я. – И он нуждается в помощи. Обвел взглядом присутствующих, ища поддержки. Стив прятал глаза, считая причиной случившегося свой непрофессионализм. Свенсон плавился улыбкой и пощипывал бородку, довольный участием в таком серьёзном форуме. — Что предлагаешь? – спросила Люба. — Повторить попытку, ориентируясь не на дно впадины, а на сигналы Костиного оптимизатора. Мы доберёмся до него без риска отклонения. — Кто это может гарантировать? — Я могу рискнуть. — А я не сторонница сабельных атак, — жёстко сказала Люба. – Ждём подкреплений. И встала, давая понять, консилиум закончен. Свенсон предложил вечерний чай заменить бренди. — Глоток-другой для душевной беседы. Наполнили бокалы, глоток-другой, и нашлись знатоки морских баек. …. – Дед мой рассказывал, а ему его. Это было в эпоху парусных судов — штиль застал французский бриг с полусотенной командой. Да как бы не в этих самых широтах. Дни, недели, месяц – на небе ни облачка, ни ветерка в парус. Народ с ума стал сходить от жары и безделия. Двое за борт сиганули и пропали. Один на боцмана с ножом – пришлось связать и в канатный ящик. Как-то ночью вахтенный тревогу поднял – на борту посторонние. Выбежал народ – палуба кишит плоскими, как глисты, змеями. Прут из воды, через борт и по трюмам. Матросня со страху на мачты забралась. Капитан кортик обнажил: — Не робей, ребята! И ну рубить нечисть ползучую. Только не многих успел: облепили его змеи, спеленали, а когда клубок распался, не стало ни капитана, ни кортика – одна фуражка на палубе. Никто на помощь не пришёл: такой страх обуял моряков – висят на вантах марсельскими сосисками, ждут своей участи, но змеи их не трогают. Однако заметили ребята, что бриг рассыпаться начал – на части, куски, отдельные фрагменты. Немного времени прошло, не стало корабля – доски, брусья, мачты плавают, а брига нет. Все болты, винты, гвозди, и шурупы похитили исчадия и сами пропали. Связали тогда ребята плот, и кое-кто спасся. — Годится, — одобрил историю Свенсон и поднял бокал. – За бесстрашного капитана. — А вот послушайте…, — подал голос очередной рассказчик. Я слушать не стал, перебрался на бак, оседлал шпиль. — Билли, там мой брат, он зовёт на помощь – его крик звучит в моём сердце. — Не драматизируй – сигналы шлёт оптимизатор. — Ты должен мне помочь – и это тот самый момент, когда нужно конкретное участие, а не дурацкие советы. — Ну, спасибо….

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 25 октября 2020 г. 08:13 Вечерело. Команчи прибрали поляну – собрали и закопали гусиные останки — сложили оружие и попрощались с нами. По дороге домой они искупаются в канале и смоют боевую раскраску. Нам с Твёрдым Сердцем предстоит Великий Подвиг – ночёвка в лесу. Закипела похлёбка из гусиных потрохов — Гошка приправил её зеленью. Мы сидели у костра, скрестив ноги, и молчали. Последний солнечный луч скользнул по вершине лиственницы. Небо посерело. Прохлада вошла в лес, и спинам стало зябко. — Поедим, пока светло, — предложил Великий Вождь. Наконец темнота сузила поляну до нескольких метров у костра. — Пора ложиться, — позвал Гошка. Мы подкинули в огонь валежник и забрались под одеяла. Из вигвама был виден костёр. Моряк, куда-то запропастившийся, вдруг выпрыгнул на его свет, задрал свою собачью морду к небу и завыл. Да так жутко и тоскливо, что волосы на наших бестолковках встали дыбом. Мгновение, и мы у костра. — Ты что, пёсик? А он не унимается – наверное, что-то ужасное чует в темноте. — Пошли домой, — предложил вождь. — Пошли. Идти ночным лесом было ещё страшней, чем сидеть у костра. Невидимый в темноте Моряк, то и дело попадал под ноги, визжал, вгоняя в пятки наши сердца. Опушка. Навстречу, чуть оторвавшись от горизонта, поднималась огромная луна. Её-то нам и не хватало до полной жути. Ведь в полнолуние – давно известно – всякая нечисть вылазит и по земле шастает. В той стороне, где кладбище, будто зарево качается над горизонтом. — Это фосфор из костей покойников, — Гошка пытается успокоить себя и меня, но лучше бы не говорил. Лично я про мазарки совсем забыл. Теперь идём полем, вертим головы на все четыре стороны – едва с резьбы не слетают. Назад оглядываемся – не гонится за нами кто из леса? На кладбище озираемся – не скачут ли по полю жмурики? Болото слева – тот ещё подарок судьбы, нет-нет, да и завоет, простонет кто-то там. Жуть! А впереди луна – огромная, в полнеба, завораживающая, леденящая душу. Фу! Господи, не выдай, пронеси! Одно лишь утешение – огни посёлка, всё ближе, ближе…. Пришли! Живые! Слава тебе…. Маниту! 9 Сестра пытала: — Где ты днями шляешься? Куда пропадаешь? Однажды обнаружила на шее несмытую краску. — Это что – засос? Ей бы только…. Потом, кажется, дозналась. — Дошляешься, дошляешься, — вещала она. – Из магнитогорской тюрьмы два уголовника сбежали, по лесам скрываются — поймают и сожрут. Подняла вверх указательный палец, чтоб подчеркнуть значимость последующего утверждения: — Но перед тем задушат. Будто незадушенным, мне что-то светило в зэковских желудках.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 24 октября 2020 г. 08:57 Как только войдёшь в Петровку со стороны Каштака, тут сейчас же откроется широкая улица, в конце которой высокая старая церковь, а направо от неё – колхозная кузница. Трофим был ещё пацанёнком, когда с отцом впервые побывал здесь. Казалось, ничего не изменилось с той поры. На верхних полках, до которых не каждый и дотянется, лежали замысловатые изделия и гордость старика Анцупова – ну, просто игрушки для детворы или диковинки для какой выставки. Пониже располагались подковы, занозы для осей тележных, болты и прочие необходимые в коллективном хозяйстве мелочи. Две нижние полки были заняты чем угодно. И всегда выходило так, что на них находились необходимые заготовки для срочных кузнечных поделок. Так случилось и сегодня. Пока Трофим раздувал горном печь, Яков Степанович Анцупов отложил в сторону инструмент и, выбрав что-то подходящее из кучи лома с нижней полки, вертел заготовку перед глазами. И по мере того, как из старой гнутой скобы вырисовывался образ замысловатого воротного затвора, лицо старика светлело. Было лишь раннее утро, приближался восход солнца, а работа по всей деревне уже кипела. Звонко дробили морозный воздух тракторные пускачи в МТС. По улице проехал грузовик, оставив дымный след. Печь в кузне загудела, ярко перемигивались и потрескивали угли. Пора начинать работу. — Пора, — громко сказал Яков Степанович. – Нам тоже надо постучать молотками, а то начальство скажет, спят, мол, кузнецы. И с этими словами он бросил в огонь заготовку. Но Пересыпкин забеспокоился: — А я и не раздул, как следует. Припоздал, Яков Степанович, прости. Трофим был послушным учеником у кузнеца, сильным, работящим малым и добродушным, и Яков Степанович мог не приходить на работу так рано. Но чтобы молотобоец не чувствовал себя униженным пренебрежением начальства, старик всегда начинал работу вместе с ним, с удовольствием грея спину у жаркого огня. — Не ворчи, старость накличешь. А то завтра на погост снесут, — ворчал кузнец, пряча улыбку за вислыми усами. Он поднял необходимый инструмент на приступок. Как только скоба на углях из яркого оранжевого цвета перекрасилась в багряный, Анцупов подхватил её щипцами и аккуратно положил на наковальню. Повертел её с боку на бок прежде, чем взял в руки молоток. Теперь он осторожными ударами распрямил её. Старик был худ и бледен, но глаза горели живым блеском, тая в себе признаки большой физической и душевной силы. — Эй, Трофимчик, — ласково сказал он. – Ну-тко, бери свой струмент, поработай немного плечами. Не горюй, что тяжка наша доля — просто надо привыкнуть. А так, работа не хуже другой, уж поверь мне. А мне забота – научить тебя кое-чему, пока ещё бока от полатей отрывать могу. Будем лошадей ковать, бороны править…. Я на такие штуки мастер. Не зря ж…. Однако, Яков Степанович, не успел договорить. Когда он указал молотком место удара, Трофим ахнул кувалдой со всего плеча, и от скобы брызнули искры, сверкнув колючими огоньками. В ту же минуту кузнец повернул заготовку, и на неё опять вслед за молотком обрушилась кувалда. Искры сыпали и освещали землю под наковальней. — Ах, какой я глупый старик. Ну, чего я испугался и даже подумал, что перевелись в нашем краю кузнечные мастера. А всё-таки ты молодец, Трофим, — вон какой сильный, просто двужильный. Но этого мало. И надо тебе учиться на кузнеца, как следует. С этими словами Анцупов подхватил щипцами почерневшую заготовку, подошёл к горну, поворошил угли. — Ну-ка, подручный, подналяг на меха. Отдохни-ка от своей кувалды. Пересыпкин с перепачканным сажей, но важным лицом, взялся за меха, не проронив ни слова. — И чего бы мне не покурить? – сказал дед Анцупов и сел на скамеечку.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 23 октября 2020 г. 15:44 - Мы погружаемся боком – угол тангажа 15 градусов. Он увеличивается, и я ничего не могу сделать. Что происходит? Видгоф: — Глубина погружения? Стив: — Пять восемьсот. Угол тангажа 25 градусов. Что происходит? Монитор фиксирует шесть тысяч метров. Глубина шесть тысяч метров! Это шестьсот атмосфер избыточного давления! Всё живое, всё телесное превратилось бы в лепёшку. Да нет, наверное – в комок, ядро, песчинку…. Видгоф: — Что видите? Стив: — Ни черта не видим. Вес, куда-то исчезает вес. Мы парим…. А прибор показывает…. Видгоф: — К чёрту прибор, он у вас не исправен. Следующий час их диалог не отличался разнообразием: — глубина погружения – возрастает; — давление на борт – падает; — герметичность – в норме; — 11200 метров, — объявил Стив глубину погружения. – Герметичность в норме. Видгоф: — Вы должны коснуться дна. Стив: — Нет касания. Угол тангажа 155 градусов – мы погружаемся вниз головой. Видгоф: — К дьяволу твои углы! Давление на борт? Стив: — Давление падает. Такое ощущение, Бен, будто мы прошли центр Земли – вектор гравитации поменял направление на противоположное. Видгоф: — Какое ощущение? Стив: — Мы в невесомости – всё нормально. Наклонился к уху жены: — Сейчас всплывём в Атлантике. Она прикрыла ладонью мой рот и указала на иллюминатор – за стеклом посветлело. Кромешная тьма, которую не в силах пронзить бортовые прожекторы, чуть-чуть отступила – на метр-два. Через час погружения вниз головой вода просматривалась на пять-семь метров – мелькали остатки водорослей, какие-то тени, возможно, придонных рыб. Ещё раньше ушло состояние невесомости. — Угол тангажа 180 градусов, — объявил Стив, и солнечный свет брызнул в иллюминатор. Мы всплыли чуть дальше того места, где погружались. — Ни черта не понимаю, — метался по юту Видгоф. – Почему вместо дна вы оказались на поверхности? — А вы? – спросил он Любу. — Мне надо посоветоваться, — сказала она и запёрлась в рубке главного корабельного компьютера. — Вы что скажите? – конструктор батискафа ко мне. — Билли, отвечай, — я взял паузу. — Однозначно сказать не могу, — мой виртуальный помощник был озадачен не меньше конструктора. – Первая мысль — батискаф пересёк границу искривления пространства. Ведь по прямой до центра Земли шесть с небольшим тысяч километров, а мы упали на одиннадцать тысяч метров.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 22 октября 2020 г. 09:12 Тем с награбленным расстаться – нож в горло. Дело катилось к бунту, да шум отвлёк. Выглянули из кустов – там автострада, под ней труба бетонная проходит. Прямо на глазах ондатра из воды прошмыгнула в дренаж. Ястребиный Коготь быстро сообразил – бегом через дорогу. Труба огромная – чуть голову пригнул и ходишь в ней, а мы рванули за ондатрой. Только она уже навстречу чешет – Пашки испугалась. А тут Маленький Брат её – как завизжит (в трубе-то представляете какой звук), назад рванулся, Серого с ног сбил. Оба упали. Крыса водяная по стенке мимо них и прямиком на Гошкино копьё. За дорогой канал нырял в овраг, который тянулся до самой реки. Увельки, между прочим. 8 Убитая ондатра принесла Балуйчику «гранку» да ещё «ку» за мешочек, сшитый из её шкуры. Это дело рук деда Калмыка, у которого Гошкина семья квартировала. Твёрдое Сердце сложил в рыжий кошель трубки, акварели и привязал к поясу – теперь он вновь Великий Вождь. Под его мудрым руководством нам жилось сытно и спокойно. Дни протекали так. Придя из дома в лесной лагерь, мы первым делом преображались в краснокожих – раскрашивали лица, цепляли перья и вооружались. Потом шли в набег – крадучись пробирались в ближайшие сады. Объедались зеленью — огурцы уже на грядках пузырились, редиска подросла и кое-где виктория созрела. Шарились в садовых домиках, тянули всё, что плохо лежало — обзавелись кухонной утварью, матрасами, подушками и одеялами. Походный котелок забурлил похлёбкой над костром. А меня не оставляла мысль переселиться в вигвам насовсем. Ну, или на время, чтобы дома озадачились – куда это я пропал? Сколько не уговаривал друзей – не соглашались. Храбрых команчей страшила ночёвка в лесу. Наконец, Твёрдое Сердце изрёк однажды: — Хау, мой брат – я с тобой. Для охраны прихватил из дому собачку – славного пёсика по кличке Моряк. Он умел и любил ездить с отцом на бачке мотоцикла. В тот день мы сделали набег на околицу Чапаевки, где напали на пасущихся на лужайке гусей. Сначала те пытались сами нас атаковать, но очень быстро разобрались, что к чему, кто чем рискует, и ударились в бега. Одному не удалось удрать — сначала Гошкино копьё поранило ему лапу, потом Пашкина стрела сложила его крылья. Он сидел в траве, будто на гнезде, вертел головой, выгибая шею, и шипел на кровожадных команчей. Мы метали в него томагавки, целясь в голову. Дорогу, за которой собственно и была Чапаевка, перешёл мужик и направился в нашу сторону. Гуся пришлось взять в плен, а нам с Пашкой Твёрдое Сердце приказал прикрыть отход племени в лес. Мы стали с Ястребиным Когтем плечом к плечу, да ещё храбрый Моряк с нами. — Ну, иди сюда, собака! – кричал Пашка, размахивая томагавком над головой. – Я сдеру с тебя скальп и пришью к своим мокасинам. Моряк тоже высказался на своём собачеем языке, что не против цапнуть незнакомца за лодыжку. Мужик в герои не рвался — грозил нам издали кулаком и скверно ругался. Потом добрался до поредевшего гусиного стада и погнал его домой. Мы с Пашкой с достоинством отступили, хотя Моряк был за преследование. В лагерь добирались не спеша – представляли, что там сейчас творится. Когда пришли, гусак лишился не только живота, но и перьев с головой. Умелые Гошкины руки шарили по его нутру, извлекая на Божий свет вместе с кишками сердце, печень, почки и пупок. Кишки он выкинул, а остальное (выпотрошив пупок) сложил в котелок. Костёр ярко горел, нажигая угли. Маленький Брат вернулись с Быстроногим Оленем от канала – принесли в мешке глину. Почивший гусак принарядился в неё и закопался в золу. (Пишу эти строки с сарказмом, чтобы заглушить в душе жалостливую струну, зазвеневшую вслед за метким броском Гошкиного копья). Над саркофагом гусака развели костерок поменьше и долго сидели вокруг, давясь слюной. Наконец, варварская пища была готова, и варвары с варварским аппетитом на неё набросились. Язык не поворачивается назвать команчами, этих пожирателей полусырого мяса, хоть и я был их в числе. Скажу, что с гордым видом отошёл – не поверите. И правильно, потому что пища хоть и была труднопережёвываемой, но ужасно вкусной. Набив животы, повалились отдыхать. И объевшийся Моряк с нами – не до кузнечиков пёсику стало с бабочками, не до белок и сорок.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 21 октября 2020 г. 13:31 - Можно и в адово пекло, лишь бы от тебя подальше, — буркнул Трофим, недовольный, что его отрывают от добрых и благочестивых мыслей. – Нормальная мужицкая работа. Чего тебе надо? — Ну, не скажи. А знаешь ли ты, что все кузнецы с нечистой знаются? Ты глянька-поглянь за дедком своим – тремя ли он перстами крестится, да и крестится ли вообще, цыганская морда. Трофим не терпел насмешек над своим начальником – кузнецом Яковом Степановичем Анцуповым. — Мужик как мужик. А в Бога нынче только старухи веруют. Он зашагал шире, помогая взмахами больших рук, чувствуя, как свежий из печи хлеб за пазухой согревает его нежной теплотой. Ах, если б не болтун Вовна – какое было бы упоительное души состояние! — Трофим! Трофим! – просмешник не отставал, то семеня сбоку, то толкаясь в спину. – Ты что обиделся? Брось. Кто я, и кто твой Анцупов. Я, можно сказать, твой по жизни сосед и благодетель – а ты ко мне спиной. — Да постой ты, — Вовна начал задыхаться и отставать. – Трофим! Трофим! Остановись! Да ты горишь! Братцы, Пересыпкин горит! Да посмотри ты, чудак-человек, — он схватил Трофима за полу телогрейки. – Дым-то из тебя валит. Дым и правда стал заметен. И валил он из-за ворота и рукавов Трофимовой фуфайки. — Ох, тя… — Пересыпкин растерялся и попятился от самого себя, от своей лунной тени на снегу. Вовна помог ему раздеться, бросил под ноги чадивший ватник, принялся втаптывать его в снег. Пересыпкин на лету подхватил вывернувшийся из подмышки каравай, в котором рубиновым глазком горел приставший ещё в печи уголёк. — Чуть было заживо не сгорел вот из-за этой вот пакости, — он протянул соседу каравай. Но тот уже зашёлся в беззвучном неудержимом смехе, заражая подошедших механизаторов. Надрывный хохот далеко прогнал окрестную тишину. — Ой, ….ля не могу, — корча била смешливого Вовну, он согнулся поясно и хватал рукою воздух, чтобы не упасть. Трофим совсем растерялся. Он готов был на месте провалиться от стыда, обиды, всеобщего веселья и внимания, виновником которых он стал. Когда, наконец, собрались идти дальше, легче молотобойцу не стало. Пересыпкин в сердцах закинул в снег каравай, повинный в его позоре, огорчённый натянул на плечи мокрую фуфайку. И каждый его поступок вызывал новый поток насмешек, очередной взрыв хохота. В глубине души Трофиму и самому было весело, и он вволю бы посмеялся, случись подобный казус с другим. А теперь он шёл тихо и скромно, будто не о нём теперь зубоскалили механизаторы, и первым заметил то, что ещё никто не видел – когда прошли берегом Ситника, вдали мелькнули огоньки Петровки. Правда, что он не очень складный, что у него очень длинное и плотное тело, голова вот тоже как будто великовата, да и в поступках он не ловок – эвон как смеются-закатываются. Пусть он не освоил трактор и работает молотобойцем. Зато по рабочей сноровке у наковальни ли, у горна – сразу увидишь, чего стоит Трофим Пересыпкин. Пусть на нём обгорелая фуфайка, заношенная и прожженная шапка и стоптаны валенки, зато голова его ясна, и мысли радостные, а руки, если и дрожат немного, то это от нетерпеливого предвкушения работы. Конечно, нелепо получилось с этим караваем, будь он неладен. Но вон уже околица – уйдут мужики в МТС, он свернёт в свою кузню – и всё забудется, как вчерашний сон. Вглядываясь в темнеющие крыши села, Трофим пытался угадать, под какой из них его кузня.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 20 октября 2020 г. 09:09 - И никогда наоборот? — Всякое бывало. — Вот видишь. К чему рисковать? …. Ахейский дворец. Двор полон гостей — разодетых, пьяных, при оружии. Они пьют разбавленное вино и пожирают жареную баранину. Поют застольную: Что нам делать, пьяным ахейцам…. И требуют от хозяйки: — Пенелопа, ты должна выбрать царя. Кто станет твоим мужем, назови. Люба на ступенях дворца в строгом хитоне, длинная коса короной на голове. — Посмотрите на себя, знатные господа. Кто из вас считает себя достойным престола? Ведёте себя, как свиньи, едите, как свиньи…. Да вы хуже свиней! — Мы хуже свиней? – орут пьяные мужи. – Мы? Да ты…. Да ты…. Ты сама не достойна нас. Мы тебя выдадим вон за того убогого в рубище. Меня выталкивают пред очи царицы Итаки. — Кто ты, странник? — спрашивает меня жена. Не узнала, значит и мне не время открываться. — Я судьба твоя, царица. Посейдон разбил о скалы острова жалкую мою лодку, а Зевс направил сюда стопы. Знатные гости ржут: — Свадьба! Свадьба! Дайте ему бубен и шутовский колпак – это наш новый царь. — Встань рядом со мной, — говорит Люба и обводит строгим взглядом двор и пирующих. – На колени, свиньи, перед вами царь. Новый взрыв хохота. Он просто душит, разрывает толстобрюхих женихов. Они валятся на спины и сучат ногами в воздухе. — Ой, помру, — слышны возгласы. Я смотрю на них с любопытством и жду сигнала Любы-Пенелопы. Знаю, мне не составит труда разделаться с ними со всеми. Ну, же…. Спасибо, Билли, за прекрасный сон. Настало утро. Утро дня раскрытых тайн. Батискаф заново спущен на воду, задраен люк, экипаж занял штатные места. От Видгофа остался один голос: — Скорость погружения естественная. Несколько минут воздушные пузыри заслоняли обзор, потом они отстали. Спускаемый аппарат набрал нужную скорость – гравитационная составляющая, сопротивление среды и Архимедова сила уравновесились. На мониторе Стива меняются цифры – это фиксатор глубины. За иллюминаторами мелькают рыбы, стаи рыб, планктон, какой-то хлам – наверное, погибшие водоросли, разлагаясь, опускаются на дно (или поднимаются?). Сопротивление нарастает, движение замедляется. Вода становится гуще (правильно ли выразился?), как компот на дне стакана – полно ошмётков. Что за хлам? Поверхностного происхождения или местная продукция? Сколько неведомого скрывают глубины. Полчаса пролетают одним мгновением. Дно океана. — Перехожу на автономное управление, — пилот Маховлич зашелестел клавиатурой, корректируя вектор движения. Голос Видгофа: — Край излома на юго-юго-восток от вас. Тридцать метров, двенадцать, семь…. Вы должны его видеть. Увидели, когда свалились. Батискаф кувыркнулся в разлом морского дна. Стив:

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 19 октября 2020 г. 08:13 - Их имущество, еда и питьё – ваши. И всем: — Тушите костёр. Выступили боевым порядком. Впереди Ястребиный Коготь со своим знаменитым Оленебоем (луком из лыжины) наизготовку. Но ещё более воинственным делала его боевая раскраска лица. В этом Пашке равных не было — он всем малевал такие рожи, что, когда у костра смотришь на соседа, вроде бы смешно, а когда в лесу он вдруг выглянет из-за куста, то сердце сразу опускалось в пятки – это что за урод? Приглядишься, нет, вроде бы Витька Серый, но какой страшный – рот закрыт, а оскал виден, глаза прищурены, а блазнится, из орбит повылуплялись. Добавьте к этому эффект неожиданности и душераздирающий вопль. Таким макаром Пашка до полусмерти перепугал четырёх девиц, уютненько так расположившихся на солнечной поляне вокруг самобранки. Каково чёрта они припёрлись в лес – знать бы. Может, с парнями, которые отошли в кустики. Только никого мы больше не увидели, а визг бивачниц и эхо от него, перекликаясь, растаяли вдали. Твёрдое Сердце деловито свернул самобранку – потом разберёмся – закинул котомку за спину. А Пашка не унялся. Уже ввиду канала он лишил скупых жизненных радостей влюблённую парочку. Пузан в годах и молоденькая девушка приехали на машине, накрыли скатёрочку на опушке, включили музыку, прижались и тангуют – он в семейных трусах, она в купальнике. Загоральщики! Пашка из кустов как заорет во всю мочь: — А-ррра-а-а…! Мужик скок за руль, девица на заднее сидение. Машина завелась, мужик голову высунул, оглядывается. Тут Пашкина стрела – ш-шурх! – в ствол сосновый рядышком. И Гошка из кустов глотку надрывает: — Попались! Туды вашу мать …! У этого вообще голос мужской, басовитый. Пузан по газам – поляна наша. Трофей достался богатый — колбаса, консервы, газировка и вино в большой оплетенной бутыли. На кустике девушка платье оставила, цветное, шёлковое – мы его тоже прихватили, потом на панданы разодрали. Всё это мне не нравилось, но катилось мимо моей воли. Нуждасику тоже, но и он молчал. А остальные раскрывали, не таясь, самые гадкие, отвратительные складки своего характера – просто выворачивались наизнанку. Пашка, оказывается, тот ещё тип – кровожадный, беспощадный, большой любитель чужой беды. Вот он подумал, как девушке домой без платья возвращаться? По барабану курносому сыну Виниту её проблемы. Коварный Олень с Жадным Сердцем – большие охотники до чужого добра. Причём, Гошка увидит, сгребёт, на загривок закинет и волочет, а Ногабыстрый ещё и ритуальный танец умудряется исполнить – скачет вокруг, ладошки потирает и припевает: — Трофейчики, трофейчики, трофейчики…. Маленькому Брату театр блазнится: — Как здорово! Как натурально удирали. Тоже мне, Станиславский. На канале рыбачков прихватили. Три мелких пацанёнка, таких же карасиков на удочки цепляли. С десяток штук уже поймали – весь улов в литровой банке плавает. Увидали нас, раскрашенных, дар речи потеряли, глазёнками хлоп-хлоп. — Откуда, стервецы? — Из Чапаевки. Коготь их в воду покидал – охолоньте. Олень удочки смотал – пригодятся. Жадное Сердце банку с рыбёшками прихватил: — Сварим, и тара пригодится. Дальше идём каналом. Долго идём. Без приключений. Мародёры скуксились – пора назад. Я им: — Спрячьте трофеи – на обратном пути прихватим.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 18 октября 2020 г. 08:14 Один день Трофима Пересыпкина От человека остаются только одни дела его. (М. Горький) Новая работа увлекла Трофима Пересыпкина и совершенно оторвала его от привычной прежней крестьянской жизни. Он переложил все хлопоты по хозяйству на жену, детей и тёщу, и каждое утро с нетерпением вставал и собирался в дорогу затемно, чтобы к рассвету быть на месте и приступить к своим обязанностям помощника кузнеца. Но всё же, хотя душа его была обращена к дорогой кузне и к чудесам кузнечного мастерства деда Анцупова, он иногда невольно думал о заброшенном хозяйстве, скотине, корове Зорьке, и ему не раз даже казалось, что она грустно вздыхает в своём хлеву, когда он торопливо, будто крадучись, проходит двором. Скучает, должно быть, по сильной и ласковой мужицкой руке. Разве ж бабы умеют обихаживать скотину? За сиськи подёргать да сена охапку сунуть – жри, падлюка! Ласка нужна да терпение – вот и весь секрет любви. Хоть скотине, хоть бабе, хоть детишкам малым. Может, корове Зорьке душевный разговор не менее дорог, чем хлебное пойло. А Трофим забыл свою кормилицу и носа не кажет в хлев. Вот беда-то! Это состояние было мучительно, и Пересыпкин думал избавиться от него в дороге. Торопливо оделся, сунул за пазуху тёплый из печи хлеб. На крыльце постоял немного, прислушиваясь к ночным звукам деревни, дома и хлева. Звёздная январская ночь царила над округой. Вздохнул тяжко, как думалось – Зорька, морозный воздух полной грудью, и зашагал к калитке. — Эй, Трофим! – у проулка его догнал учётчик Иван Русинович. – Размотал лапища-то, будто за трудоднями спешишь. Ну, пошли же! То бежит, то стоит – вот человек! Ты когда остепенишься-то, ясный корень? За околицей курили мужики — механизаторы, собравшиеся на работу в МТС, каждое утро, как Трофим и Иван, ходившие в Петровку. Все налицо? Некого ждать? Пошли тогда. Когда Трофим учтиво и любезно пожал руки попутчикам, он почувствовал теплоту, разлившуюся в груди – все прежние заботы остались позади. Разговор шёл весёлый, приятный. Попутчики, спасаясь от мороза, хлопали товарищей по крутым плечам, толкали в сугроб, резвились как мальчишки. Крупный телом, неуклюжий, Трофим на толчки не отвечал. Ему нравилась дорога в заснеженном поле, морозный воздух, звёздное небо и думы о предстоящей тяжёлой, но любимой работе. — Скажи-ка мне, брат, — спросил его Антип Вовна, слывший большим просмешником среди мужиков. – Скажи, как это тебя угораздило пойти в молотобойцы? В это адово пекло, которое почему-то называют кузней. Пересыпкин избегает разговоров. Они мешают ему. Они дырявят сеть мыслей о любимой работе. Он постоянно вспоминает её, как фрагменты того фильма, что крутила приезжая кинопередвижка.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 17 октября 2020 г. 09:09 Под этот шепоток ухнули под воду – иллюминаторы застило воздушными пузырями. — Ровнее, — голос Видгофа. – Скорость погружения высока. Стив развёл руками, пожал плечами, обернулся к нам, призывая в свидетели – мол, он тут ни при чём. Эй, там, наверху, нельзя ли полегче – ни котят в ведре топите! Видгоф: — Глубина погружения…. Скорость погружения…. Герметичность? Стив: — В норме. И так, каждые пять минут. — Что видите? – голос конструктора. Я в иллюминатор и вздрогнул, отшатнувшись от собственного отражения в стекле. — Как страшен ликом Агбе, — припомнил Билли мне былые проказы. Люба: — А если поменять освещение Свет погас внутри батискафа, только перемигивались приборы пульта управления. Над иллюминаторами с внешней стороны вспыхнули прожекторы. Их лучи с трудом пробивали толщу воды, замусоренную какими-то взвесями. — Это планктон, — сказала Люба, большой в прошлом специалист по его производству. Видгоф: — Глубина…. Давление на борт…. Герметичность? Получив привычное «в норме», дал команду перейти на автономное управление. Стив преобразился из стороннего наблюдателя в главное действующее лицо. Его пальцы пробежались по кнопкам и рычажкам — подчиняясь их манипуляциям, батискаф двинулся в горизонтальной плоскости в одну сторону, другую. Видгоф: — Попробуйте захват. Экран монитора показал, как под брюхом батискафа выросли крабовые клешни. С помощью этих рычагов, по задумке конструктора, упавший аппарат будет поднят со дна океанической впадины. И откроется секрет таинственных сигналов «я жив», и, дай Бог, спасён Костик. Завтра…. Мы лежим с Любой в нашей каюте, она рисует пальчиком фигуры на моей груди. — Давно хочу тебя спросить, Гладышев: ты не жалеешь о том, что сотворил? — Что я сделал не так, дорогая? — Ты был богатейшим человеком на планете, в зените славы и почёта, и вдруг разом всё коту под хвост – бездомным бродягой ходишь по земле. Да ладно сам — людей за что лишил азарта борьбы, чувства состязательности, самоутверждения, сделав всех равными. — Всё-таки я, не полковник Кольт? Люба промолчала, сомкнув опахала ресниц. Что это с ней? Решил проконсультироваться. — Билли, что это с ней? — Она, Создатель, для России рождена – её величия и славы, а страны не стало…. — Но я не узнаю её. — Отвык. Привыкнешь. Подумал, надо заново влюбиться в свою жену. Приглядеться и влюбиться – она того стоит. Как зарождались наши чувства? Стечением обстоятельств – отставной майор ГРУ, избёнка деда Мороза, пьяная ночь и свадьба без сватовства и обручения. А, ещё – на Любу надо прикрикнуть, чтобы стала послушной и ласковой. Это тоже помню. — Что хочешь от жизни, Гладышев, от себя, от меня? — Признаюсь, дорогая, иногда хочется нахмурить брови и затопать ногами. — А и побей — я почувствую себя замужней женщиной. В нашей деревне все мужики баб били.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 16 октября 2020 г. 07:57 7 С лиственниц – поста дозорного – хорошо проглядывалась лесная дорога. Изредка появлялись на ней пешеходы – грибники с ягодниками. Иногда телега лесника протарахтит, велосипедист какой прокатит. Ездили и машины, но мы их быстро отвадили, свалив высоченную сосну поперёк просёлка. Лесник, уткнувшись в преграду, слез с повозки, внимательно осмотрел пенёк срубленного дерева, сплюнул, почесал затылок и изрёк: — Ну, и правильно. Больше мы его на этой дороге не видали. В дозор ходили по очереди (кроме вождя, конечно), но ни сойкой пропищать, ни кукушкой прокуковать, ни петухом, на худой конец, прокукарекать никто толком не умел. Два пальца в рот – и весь сигнал. По свисту дозорного команчи прекращали всякую возню, прятались в вигвам, готовясь к самому худшему. Потом посылали к лиственницам разведчика. Заметили – от свиста разбойного втягивал голову велосипедист проезжий и сильнее нажимал на педали. Грибники пылили без оглядки прочь. И как-то потихонечку и незаметно отвадили любопытных от этих мест – травой стал зарастать просёлок. Ну и, возгордились команчи, возомнив себя хозяевами леса, в набег захотели — бледнолицых погонять, их дачные сады пограбить. У меня другие планы были, их и озвучил на Великом Совете, пуская изо рта дым, протягивая трубку соседу: — Храбрые сыны Великого Маниту! Бледнолицие собаки провели канал по нашим землям. Они хотят осушить Великое Займище и окончательно сгубить нашу природу. Мы должны знать планы трусливых койотов и разведать, как далёко они прорыли свой подлый канал. Возражал мне Гошка – уж так ему хотелось пошарить по садам — там должна виктория созреть, редиска с батуном выросли, а может ещё что…. В дачных домиках много барахла, которое не будет лишним в нашем вигваме. — Мы прогнали бледнолицых из наших лесов, — сказал Твёрдое Сердце. – Время напасть на их жилища и спалить все дотла. Ещё один Хромой Тимур – Потрясатель Вселенной. — Мой брат выдаёт желаемое за действительное, — заявил Ястребиный Коготь, пустив клуб дыма, и сплюнув в костёр. – В дубравах рыщут бледнолицые собаки, а моим мокасинам не хватает украшений. За скальпами, воины! — За скальпами! – сказал Маленький Брат. — За скальпами! – кивнул Быстроногий Олень, принимая от него трубку. Я не сдавался. — Найдя исток Канала, мы узнаем Великую Тайну бледнолицых. Мы разгадаем их замыслы и сможем уберечь наше Займище от осушения. — В котлах наших пусто, — настаивал Твёрдое Сердце. — Наши дети, наши скво (по-индейски – женщины) плачут от голода. Сказал так убедительно, что вождь бросил взгляд за плечо – уж не плачет ли кто действительно в нашем вигваме? Потом Отважный Бизон не спеша выбил о колено пепел из трубки – что означало окончание Великого Совета. Он поднялся, простёр ладонь над костром, а потом развернул её, будто птицу послал ввысь — гонца к Великому Маниту. — Закройте рты и готовьте оружие — мы идём к истокам Великого Канала. Кинул взгляд на Пашку: — Скальпы бледнолицых — ваши. Потом Гошке:

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 15 октября 2020 г. 09:19 А потом умерла и мать, Андрей Масленников остался один на всём белом свете. Он не сразу понял, что утратил последнюю опору в жизни. А когда понял, то всю свою последующую жизнь посвятил поискам этой самой опоры, но, как оказалось, тщетно. Время разбило его воспоминания супружеской жизни, как мраморную могильную плиту, лишило их связи и последовательности, потому что он теперь не знал, когда жена Александра, мать его детей, отстаивала его интересы, семьи или свои личные, но вместе с тем, сохранились их подробности неистребимые никакими силами, как вызолоченные буквы, составляющие имя некогда жившего человека. И теперь поворачивая их, воспоминания, с боку на бок, разглядывая в упор или на расстоянии, он мог винить или прощать жену, в зависимости от настроения, согласно вечно действующему закону всемирного уничтожения и созидания. Ненавидя жену и её многочисленную родню за свои унижения, за всю свою неудавшуюся жизнь, он решился отомстить, и со свойственной ему изощрённостью ума разгадал их самое болезненное место и бил туда. Он писал донос в НКВД на своего шурина Фёдора Кузьмича Агаркова. Излагая его биографию, Андрей Масленников ничего не выдумывал, но сопровождал все известные факты своими комментариями, и выходило, что тёмная, загадочная личность Фёдора нуждалась в особой, пристрастной проверке. Он не обвинял шурина в конкретных смертных грехах против партии и Советской власти, но и туманных намёков, изобилующих в доносе, хватало, считал Андрей Яковлевич, чтобы в органах обратили на него внимание. То задумываясь над своей судьбой, то распаляясь над письмом, Масленников засиделся допоздна, не замечая окружающего мира. Мимо сознания проходили цоканье лошадиных подков на дороге, дребезжание запоздалой телеги, собачий лай, шорох мыши, катавшей хлебную корочку где-то за шкафом, даже ночные вздохи и потрескивания старого дома Сельсовета. Наконец он закончил писать, перечитал, запечатал письмо, встал из-за стола. То ли от долгого сидения, то ли от глубокого волнения, то ли от затхлого запаха гниющего дерева его мутило. Ему хотелось скорее на свежий воздух, под зелень тополей и акаций. Выходил на улицу с тревожным чувством непонятной опасности. Мерцали звёзды, наполняя небо серебристым песком, воздух дрожал от хрустального звона цикад. Вздохнув всей грудью, Масленников освобождено подумал: «Живут люди, враждуют меж собой, а над ними всеми одно общее звёздное небо и одна у них всемирная душа. Все мы – частички одного целого». Потом вдруг письмо в грудном кармане гимнастёрки стало жечь ему сердце. И сразу мир переменился. Воцарилась в нём полуночная августовская тишина, глубокая и зловещая. И такая чреватая. Андрей Яковлевич даже почувствовал на остатках волос дуновение вселенского холода. С необъяснимого страха он готов был выхватить злополучное письмо и немедленно порвать в клочки. Ничего, ничего, утешился мыслью, я ему, может, и хода не дам — посмотрю на их поведение. Вдруг из кипящего котла сумбурных мыслей всплыл облик Матрёниной спины, всегда гибкой и гордой, теперь покорной и доступной. Будто придало это видение решимости Масленникову, и он зашагал домой. Далеко от райцентра до Петровки — столько деревень надо проехать. И, наконец, вырвавшись из рождественских лесов, круто обогнув лощину Межевого озера, дорога выбегает на степной простор. Отсюда уже видны белостенная колокольня и верхушки тополей, а ночью – огни уличных фонарей и отблески фар автомобиля в тёмных окнах домов. Когда-то, в тридцать седьмом, свет далёких фар от Межевого повергал в уныние и оцепенение всю деревню. Замолкали собаки, а бабы начинали беспричинно плакать и прилипали к окнам в избах без света, с замиранием сердца следя – к чьим же воротам подкатит «чёрный воронок». А миновав беды, шутили и смеялись, много работали, пили и пели песни, чтобы ночью, завидя далёкие фары, вновь дрожать от страха. Такая была жизнь. И лишь те, кого схватила беда за горло, голосили не стесняясь, об увезённых, как о покойниках. Вот так однажды осенью, после Егоркиных проводин в армию, отголосила своего Фёдора Матрёна Агаркова. Много лет не было о нём ни весточки. Только в сорок третьем пришла Наталье Тимофеевне похоронка, что сын её, Фёдор Кузьмич Агарков, геройски сражался в штрафных частях и погиб под городом Воронежем, искупив вину свою перед Родиной.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 14 октября 2020 г. 13:40 - Не всё успел отсканировать, но уверенно скажу: девочка – чудо природы. — Слюной не захлебнись. — Надо обязательно за ней вернуться, помочь адаптироваться в нашем мире, изучить и понять её способности. Я был горд похвалами Билли, горд за своё потомство. Когда Любушка в одной чалме из полотенца переступила комингс каюты, на лице моём светилось неизгладимое самодовольство. А жена меня не поняла. — Светишься, котик? — Иди ко мне, прелесть. Но Люба не спешила, крутилась перед зеркалом – то втягивая живот, то выпячивая грудь, то изгибая стан. — Как я тебе? — Само совершенство. — И родить смогу? И фигуру не испорчу? Идея фикс. А что, я не против – давно пора…. Утром выяснилось, что батискаф в воде ни разу не был – только-только собрали, а тут случай подвернулся. Загрузили и сюда. — Сегодня пробное погружение, — объявил Видгоф. — Нормальный покажет результат – завтра спустимся на дно впадины. Однако и на пробное погружение конструктор не спешил дать команду – что-то крутили со Стивом, замеряли, настраивали. Мне надоело. — Пойдём, — позвал жену. – Научу водохождению. Выпросил у капитана ялик, отошли от борта. — Главное верить, — поучал Любу. – Скажи «верю» и смело ступай. — Верю, — сказала Люба, шагнула за борт и, как была в резиновых туфлях, шортах, блузке и шляпке, ухнула в воду. Вынырнула, отплёвываясь: — Ты издеваешься? — Да нет же, — шагнул с ялика, обошёл его, взял Любу подмышки и вытащил на поверхность. – Попробуй ещё. После нескольких неудачных попыток настырная ученица прогнала меня на судно: — Гладышев, ты меня сбиваешь. Только прилёг в каюте, стук в иллюминатор — Любино лицо. Открываю, высовываюсь, смотрю – приплясывает моя благоверная голыми ступнями на воде. — Ты почему не сказал, что ходить надо босой? Босой? А я и не знал. Научил Любу нырять и плавать в глубине без акваланга. Её восторгам не было конца. Батискаф имел два пульта управления – дистанционный, смонтированный в одной из рубок спасателя, и автономный, расположенный в спускаемом аппарате. — Всё готово — прошу, — главный конструктор предложил принять участие в пробном погружении. Стив был сух и деловит, указал нам наши места: — Сидеть, смотреть, руками ничего не трогать. Герметично закрылся входной люк. Батискаф качнулся на талях, поднятый над палубой. Стрела переместила его за леера, и начался плавный спуск на воду. Матросы с ялика освободили аппарат от строп. — Мы на плаву, — доложил Стив. — Вижу, — голос Видгофа. – Герметичность? — В норме. Готов к погружению. Я Любе на ушко: — Травим воздух? — Тс-с-с. Далее все операции телекинетические, — она шёпотом.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 13 октября 2020 г. 08:32 - Мой брат, Ястребиный Коготь, — представил его Нуждасик. Пашка отрепетированным жестом приложил кулак к сердцу, а потом распростёр его ладонью перед собой: — Хау, Великие Братья. Серый с Евдокимовым пристроили свои задницы к костру, как ни в чём не бывало, да ещё спорят — Гошке «ку» за то, что от бешенного бизона не побежал, а мне «фиг на постном масле». — Ведь я же вернулся, — горячусь. – От меня бычара и драпанул. — Ты сам драпанул – мы видели. — Два «ку» заменяется одним «гранку», — важно заявляет Гошка. Тут Отважный Бизон вываливает из кармана свои богатства: — Жертвую для племени. Действительно, то были настоящие сокровища – две курительные трубки и мундштук к ним, наборный, из разноцветного стекла. Одна трубка из слоновой кости в виде медвежьей головы, другая из железного дерева – как кокосовый орех. Одну трубку тут же набили сухими клубничными листьями, вставили мундштук и пустили по кругу, а Бизону единогласно присудили два «гранку». Он стал вождём и заважничал. Позднее я узнал, чего стоил ему этот пост. Была у них дома книжка А. Волкова «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». Уж как я ни просил её почитать, Вовка упирался: — Не моя – братова. Читал урывками, пока в гостях бывал. До середины дошёл, тут её Отважный Бизон и променял на трубки. С кем менялся, не сказал. Вовка был мудрым вождём — прежде, чем выступить, держал совет. Всех выслушает, ни с кем не спорит, а потом спрашивает Пашку: — Как пойдём, брат? — Прямо. Ястребиный Коготь оказался везунчиком — по его совету шли прямо и без всяких приключений добирались до опушки. 6 После, наверное, недельных блуканий отыскали в лесу отличное место для вигвама. Две огромные лиственницы, смыкаясь кронами, служили форпостом: ветви толстые, пологие, частые – отличный наблюдательный пункт. На них не только сидеть можно, следя за проходящей внизу дорогой, но и лежать, оставаясь невидимым – так были широки и густы. Далее дебри из кленовых зарослей – не продерёшься. Да и кому-то была охота – ягод здесь не видно, грибов таких, «подклёновиков», Природа ещё не сотворила. Словом, место безопасное от ягодников и грибников. За живым частоколом канадского символа поляна, а на ней огромный куст тальника, как лилия распустившаяся — по краям густо, внутри пусто. Мы там немножечко томагавками почистили, топчаны соорудили. Бечёвкой по периметру стволы подтянули – стены получились. Кроны сомкнулись – крыша непротекаемая. Жилище – лучше и Робинзону не придумать. Маленький Брат обнаружил это место – ему «ку» в награду. Быстроногий Олень бечёвку дома спёр, которой стены «Вигвама» подтягивали – тоже «ку» получил. Остались мы с Пашкой не «кукованные». Ястребиный Коготь не переживал – правая рука вождя, ему первая затяжка из Вовкиных рук. А мне обидно – не я ли всё это придумал? Хоть бы за идею пёрышко сунули. Сунули. За победу в состязаниях на твёрдость характера. Нуждасик – вождь, он руководит и судит, а остальные по очереди к столбу пыток. Встаёт мужественный команч к сосне, воины палки в него швыряют. Одна хряпнулась над головой, а я и не вздрогнул – точно рассчитал, что мимо пролетит. Признал меня Отважный Бизон победителем соревнований и «ку» присудил. Появилось первое перо на моей голове и право носить пандану. А жизнь первобытная продолжалась.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 12 октября 2020 г. 08:18 Вихрь всепоглощающей ярости подхватил Егорку с места. Ещё миг и он схватил Масленникова за глотку, оторвал тщедушное тело от земли – откуда взялись силы? – прижал, пристукнув, к стене. Кулак его, до белых косточек напрягшийся, взметнулся над зажмуренным лицом Андрея Яковлевича. — Убью, гад! – хрипел Егорка. – За мать убью, за сестру. По стенке размажу, как клопа вонючего. — Егор! – крикнул Фёдор. Подскочил, но не сразу смог оторвать его от зятя. Лишь заломив брату голову, растащил их. – Егор! Ну-ка, марш отсюда! И ты, зятёк, притихни – щелчком прибью. Масленников, мигом протрезвевший, быстро сообразил, что лучше прикинуться пьяным. Он сполз на землю, закрыл глаза и захрапел. Егорка выскочил на улицу, так и не совладав с охватившей его злобой, жаждой бить, крушить, наказывать. Фёдор тяжело опустился на скамью, закурил. А в доме голосили женщины. Минуло несколько дней. Как-то допоздна засиделся на рабочем месте петровский участковый. Лампа пыхнула от попавшей под стекло мошки и зачадила. Андрей Яковлевич отложил ручку, поправил фитиль и задумался. Вспомнился вдруг отец, провожавший его в педучилище. Он стоял на пороге горницы, опёршись дрожащей рукой о косяк, и не сводил с сына стекленеющих глаз. Андрей поклонился и вышел. Потом уже с улицы увидел его в окне — отец крестил его костлявыми перстами. Любя и жалея немощного своего родителя, Андрей давал ему мысленную клятву выучиться и стать большим начальником. И что же? Крутанула юбкой судьба-фортуна перед самым носом, да не успел он ухватиться за подол. Если б нашёл в себе силы не уступить тогда Александре, где бы он сейчас был? В торговле тоже можно было развернуться, да боком вышел разворот. «А ведь всё по её вышло, всё, как загадывала», — с ненавистью думал Масленников о жене. Попал-таки в её проклятую Петровку. Его, инструктора райкома да в участковые милиционеры! Судьба-злодейка в образе родной жены. Тварь! Масленников снова схватился за ручку, с силой, рискуя сломать перо, ткнул в чернильницу. Новые строчки его каллиграфического почерка дополнили изрядно уже исписанный лист. И вслед за писаниной потянулись образы и действия давно пережитого. Всю жизнь Андрей считал себя умнее окружающих. То, что иным и в мудрой старости оставалось недоступным, открывалось ему порой с первого взгляда. Сам себя признавал великим знатоком человеческих душ. И даже лысине своей ранней нашёл приемлемое оправдание. Как некогда писал Фет: — Дерзкий локон в наказание поседел в шестнадцать лет. Впрочем, всё тот же ум мешал ему быть твёрдым в решениях. Когда другие, тугодумные, упорно шли до конца, уцепившись за свою идею, — одни до благополучного, другие к печальному, Масленников уступал обстоятельством, оправдывая своё малодушие Марксовым: «Подвергай всё сомнению». И мучился, и сомневался, не находя себе места там, где другие и проблемы не видели. Другой раз увидел он отца уже в гробу. Побритого, причёсанного, с костлявыми бесцветными руками, сжимавшего на груди образок. Лицо его показалось прекрасным, как у великомученика. Мать тихонько сидела на кухне, заплаканная, в чёрном платке, морща губы, пила чай из блюдечка, держа его на трёх пальцах. Некоторое время после окончания училища, заведуя школой, Андрей Яковлевич жил у матери, хотя не любил её, как отца. Раздражала её необразованность. Исконно русские слова – «давеча», «вечор», «намедни», «студёный» — украшавшие её лексикон, для него звучали дремучей деревенщиной.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 11 октября 2020 г. 08:26 И припала поцелуем. Стол, накрытый на двенадцать персон, ломился от яств. — Билли, это наяву или твои виртуальные грёзы? — Расслабься, Создатель, иногда можно. — Животы набьём, а есть ли на посудине гальюн? — Нашёл о чём печалиться – гарантирую стопроцентную усвояемость. Приступ зверского аппетита отвлёк от полемики. — Попробуйте, мадам, — капитан протянул Любе бокал ядовито жёлтого напитка. – Ямайский ром пятивековой выдержки из бочки, поднятой с потопленного пиратского корабля. Я обглодал индейке ножку, хлебнул из кубка английского эля и толкнул соседа локтем: — Батискаф одноместный? Стив не успел ответить. — О-ла-ла! Первый нарушитель, — Свенсон ткнул в меня пальцем. – За столом ни слова о работе. Что значит быть нарушителем правил морской пирушки, узнал позднее, когда сытые и пьяные застольщики потребовали зрелищ. — Первый пошёл, — потребовал капитан. Уяснив, что от меня требуется, вооружился корабельной гитарой. Присел, тронул струны, проверяя настройку. Оглядел присутствующих – что вам спеть, господа? Любушка моя, глаза соловые, смотрит с обожанием. Помнишь, дорогая, хату деда Мороза? Взял аккорды. Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то Правда, это было так давно…. Одно из любимейших произведений Ливерпульских волосатиков. Простенькая песенка про девочку, которую кто-то из них любил когда-то, и помнит до сих пор…. Два матроса дробили степ. Свенсон играл на скрипке. Вечер продолжался…. Солнце нырнуло в океан, бросив на поверхность прощальную дорожку. Так было на Коралловом острове. Я загрустил. — О чём, милый? — Люба пристроилась рядом, и подбородок на моё плечо. Я кивнул на быстро темнеющий горизонт: — Средь моря-океана на острове Буяне у меня есть дочь. Её зовут Диана, ей семнадцать лет. И чтобы скрасить горечь признания, добавил: — Представляешь, она умеет летать. Билли влез с поправкой: — Не летать, а плавать в воздухе. Как ты безграмотен, Создатель. — Просвети. — Пока не знаю как, но девочка может нейтрализовать силу гравитации. Люба, вздохнув: — Ты познакомишь нас? — Непременно. Мечтаю собрать родных и дорогих мне людей и обсудить: не могли бы мы вместе жить, трудиться и отдыхать. Жена озарилась улыбкой: — Воруешь темы? Вечером, пока Любочка принимала душ, выговаривал своему виртуальному детищу: — Почему встреваешь в семейный диалог? — Прости, не удержался. — А на счёт способностей Дианы ты всерьёз?

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 10 октября 2020 г. 09:22 - Но команчей слишком мало осталась в прериях, чтобы мы могли позволить им гибнуть от собственных томагавков. Как же поступить? Гошка простёр руки к небу и голову запрокинул. Красиво, чёрт возьми! Просто египетский жрец. На худой конец – индейский шаман. Гошка оторвался от контакта с небесами. — Великий Маниту говорит мне — пусть вождём команчей становится воин, у которого больше всех подвигов. Потом Гошка сел и объяснил, как вести учёт этим самым подвигам. Орлиными перьями — просто разукрашенное перо «ку» за простой подвиг, с красным кончиком «гранку» за великий. Орлиных перьев нам, конечно, не достать, но можно разукрасить гусиные. А те, что мы носили, индюшиные, вместе с панданами вождь приказал снять – повязку на голову тоже надо заслужить. Тут же, не отходя от кассы, присудили Гошке «ку» за то, что бежал с поля брани последним. А я бы и «гранку» не пожалел за мудрость. И ещё, кликуха Мудрый Волк мне понравилась. Серому тоже – Быстроногий Олень. Тут же Гошку окрестили Твёрдым Сердцем, Вовку Нуждина – Отважным (ой ли?) Бизоном, Вовку Евдокимова – Маленьким Братом. Он не возражал. Впрочем, Гошка добавил, воинские погонялова можно менять в зависимости от обстоятельств и поведения. Откуда что взял – я просто диву давался. 4 Следующий поход был не удачливее первого. Твёрдое Сердце вёл нас на запад, в дикие леса. На голове его, воткнутое в пандану, красовалось разноцветное перо – единственное на всё племя. Учитывая горький опыт прошлого похода, шли полем, подальше от канала и болота, поближе к кладбищу. Поляна самое уязвимое место — здесь мы как на ладони, всем видны. Другое дело лес – там за любым кустом схорониться можно, там мы у себя дома. Врагов пока не видно, а вот колодец у кладбища усмотрели. День жаркий – захотелось напиться. Подруливаем. Издали не заметили, а подходим – мама дорогая! – бычара племенной, огромный, как бизон. Поднимается, головой вертит, копытом землю бьёт, ревёт утробно: — У-у-у! Запорю-у! Думаете на привязи? Да где там – свободен, дик, ужасен. Откуда взялся? Наверное, из табуна сбежал. Впрочем, выяснить не у кого, да и некогда. Доблестные команчи сыпанули без оглядки. Впереди, конечно, Быстроногий Олень, последним – Твёрдое Сердце. Побежал, повинуясь общему порыву, а потом остановился – куда ему от быка в чистом поле ухромать. Встал намертво, томагавком машет, быка пугает, а тот круги наматывает, рогами целит, готовит последнюю, губительную для Гошки. атаку. Тут я к нему присоединился — игры играми, но как друга бросишь в беде настоящей. Копьё выставил — оно быку будто что-то напомнило, и круги его стали шире. Потом и вовсе, подпрыгнул, боднул рогами воздух и галопом к колодцу – тоже мне, телёночек! Преследовать мы его не стали, пот холодный утёрли, смотрим, где же храбрые команчи – их и след простыл. 5 После этого приключения неделю не собирались. Тем стыдно — нос не кажут, а мы с Гошкой уйдём за «гору», костёр запалим, испечём картошку – скучно вдвоём. Потом подваливают, да не втроём, а вчетвером. Пашка Сребродольский в нашем классе учился — когда мы с парнями Рабочей улицы выясняли отношения, он активно против нас дрался, а теперь на Бугор переехал, бугорским стал. С Нуждой они давно дружбу водили — вот тот его и притащил. Уж если кто и был внешне похож на краснокожего индейца, так это Пашка — нос крючком, лицо смуглое, походка рысья. Пришёл не с пустыми руками, а с луком – но каким! Был он сделан из лыжины, с такой убойной силой, что – мама дорогая! И стрелы у него не камышовые, а деревянные, и наконечники к ним не копьянки из жести, а гвозди без шляпок, и на другом конце оперение.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 9 октября 2020 г. 09:35 Матрёна растолкала выбравшегося из избы во двор и уснувшего – головой между тарелок – Андрея Масленникова. Он вскинул лысую угловатую голову, вытаращил замутненные глаза и, опёршись локтями в липкую от пролитых яств клеёнку, принялся ругаться: — Матрёна! В бога душу мать! Чё пихаешься? Он утробно икнул, и Матрёна, опасаясь за его последующие действия, подтолкнула Масленникова к калитке в огород. Между двумя приступами тошноты, заляпав не только собачью будку, но и свои ботинки, Андрей Яковлевич бормотал: — Ни чё, ни чё…. Ещё посмотрим.… Ещё поглядим… Подвернувшуюся жену вдруг схватил за горло так, что она захрипела. Лицо её сразу потемнело, глаза закатились, Александра упала на землю. — Что ж ты делаешь, ирод поганый! Матрёна схватила его за шиворот и дважды с силой стукнула лбом о стену амбара. Из присутствующих никто, казалось, не обратил внимания на эту родственную возню. Молодёжь, кружившая парами возле гармониста, стремилась воспользоваться темнотой, как благоприятной возможностью. Вместе с шарканьем ног слышны были смешки, взвизгивания, раскованные шуточки. — Держи вора! – закричал мужской голос и тут же добавил, успокаивая окружающих. – Всё в порядке. Это Васюшка хотела похитить мою невинность. Кто-то чиркнул спичкой, прикуривая, но хор негодующих голосов тут же заставил погасить её. Слышны звуки поцелуев, то ли настоящих, то ли шутливых. Гармонист играл и, не обращая на свою игру, внушал Егорке Агаркову: — Ты, Кузьмич, не правильно себя ведёшь, не расчётливо. Свадьба не твоя, а ты напился. За порядком должон следить: трезвых напоить, пьяных уложить, а то смешались в одну кучу, как яйца в корзине, гляди – подавятся. Егорка слушал его в пол уха. Он-то считал себя трезвым, только голова почему-то всё клонилась на грудь, и ноги не несли. Едва очухавшись, Александра бросилась к матери. — Мама, мама, — всхлипывала она. – Я так больше не могу. Я разведусь с ним. Давай будем жить с тобой вместе, как прежде. А его прогоним. — Что ты? Что стряслось? – спрашивала Наталья Тимофеевна, усаживая дочь на лавку. – С мужем поругалась? Успокойся: проспится – помиритесь. — Нет, мама, кончено, — Александра дёрнула головой, взметнув растрёпанными волосами, её глаза сверкнули мрачной решимостью. – Всё, лопнуло моё терпение. Это не тот человек, с которым можно ужиться. Ты даже представить себе не можешь, как он издевлялся надо мной. Александра вся тряслась, как в лихорадке. Наталья Тимофеевна испугалась за дочь — неужели у Саньки, как у Татьяны, покойного Антона, проявилась та же болезнь, отцова болезнь? — Что ты, доченька, что ты, милая! Успокойся, родная моя, — бормотала она. – Не надо так убиваться. Ляжь, проспись, а то заболеешь. Александра сжала стучащие зубы и решительно помотала головой: — Не уговаривай меня. Я жить с ним больше не буду. Проклинаю тот день, когда решилась за него пойти. Это упырь! Он всю мою кровушку выпил до капли. Хочу порвать с ним и забыть навсегда. Она уткнулась в грудь матери и долго тяжко рыдала. Стукнула калитка. Танцоры вместе с гармонистом наконец покинули двор. — Александра! – откуда-то из темноты выплыл покачивающийся Масленников. – Иди сюда! Кому сказал? — Отстань, дерьмо собачье! Александра только на миг повернулась к нему, и тут же в лицо ей угодил обломок кирпича. Брызнула кровь. Масленников кидал со зла, ничего не соображая. С таким же успехом мог попасть и в тёщу, но поранил жену. Александра вырвалась из объятий матери и с воплями кинулась в избу. — Я тебе покажу «дерьмо собачье», — гремел вслед Андрей Яковлевич. — Что ж ты делаешь, зятёк? – вскрикнула Наталья Тимофеевна.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 8 октября 2020 г. 07:58 В тот же день вылетели на гидросамолёте в район поисков. Бесшумный полёт на беспилотном аппарате, к тому же без винтов и сопел озадачил ещё в первый перелёт от Кораллового острова, но спросить было некого. — Как это? – спрашиваю жену. — По щучьему велению, — смеётся. Конечно, конечно, а то как же? — Расскажи, дорогая, что представляет собой современное общество? Что движет людьми? Кто правит миром? — Из двух правителей, что были, остался лишь один – любовь. Любовь к Земле, к природе, к ближнему и самому себе. Это роднящее всех чувство. И общий разум, соединённый виртуальной связью. А в остальном, современное общество – это коллектив индивидуальностей. Каждый занят интересующей темой, в узких, проблемных местах обращается за помощью. Общими усилиями задачи решаются. — Стало быть, все при делах? — Даже те, кто, по твоему выражению, «на бичах брюхи греют». Это их мысленной энергией несётся меж облаков наш гидросамолёт. — Несётся? Да он едва ползёт и вот-вот развалится. — Это правда, — Люба поджала чувственные губы. – Закон подлости – если в одном деле прорыв, то в другом обязательно провал. Для мысленных полётов нужны новые аппараты, для них – новые материалы. И главный тормоз – гравитация. Для нашего организма ускорение в два-три «g» уже барьер, а могли бы разгоняться до сверхсветовых скоростей. Напряги, Гладышев, свой интеллект — может, что придумаешь Я обещал: — Подумаю. В месте падения космического аппарата дрейфовало судно поисково-спасательной службы. Гидросамолёт сделал круг обзора и пошёл на посадку. Приводнился, стал подруливать к борту спасателя. Он ещё не причалил, я спрыгнул с плоскости крыла и протопал несколько метров по воде. Потом с борта подал руку жене. Люба тряхнула гривой волос: — Гладышев, ты сделал то, что я видела, или меня укачало? Помогая жене преодолеть леера, поцеловал под ушко и шепнул: — Потом научу. Экипажем из семи человек командовал капитан Свенсон, Улаф Свенсон. Судя по фамилии и седой ухоженной бороде – из скандинавов. Поцеловал Любе руку, мне пожал, представил команду, которая «дьявола морского со дна достанет и плясать заставит». В сторонке ещё двое в шортах, переминаются, поглядывают, ждут своей очереди. Люба к ним: — Познакомься, дорогой, Бенжамин Видгоф, конструктор самого глубоководного батискафа. Они обменялись рукопожатиями. Потомок Моисея, весьма похожий на Эйнштейна, протянул мне пятерню. — А это…. – Люба искала ответ в голубых глазах русоволосого атлета. И он представился: — Стив Маховлич, пилот батискафа. — А покажите, — попросил я. Но инициативой вновь завладел Свенсон. Вслед за ним мы обошли судно с юта до бака, осмотрели надстройки и подпалубные помещения. Расквартировались в отведённой каюте. — Через час пробьют склянки, — объявил капитан, — и состоится праздничный фуршет в честь прибытия. Он ушёл, я заворчал: — А нельзя ли без этих прелюдий? И вообще, я хочу осмотреть батискаф. — Тс-с-с, — жена обняла меня за шею. – Нельзя нарушать законы морского гостеприимства. А у нас с тобой есть целый час.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 7 октября 2020 г. 13:38 Что тут сотворилось! Наши парни в ярость пришли и погнали чапаевцев через лес до самого дома. И домам в Чапаевке досталось — крушили заборы, били окна. Как ещё не додумались поджечь? Наверное, спичек не было. Потом кто-то крикнул — милиция! — и полуголые мстители ретировались в лес. Милиция действительно приехала — сначала в Чапаевку, а потом, дня два по Бугру катались, очевидцев расспрашивали, но никого не забрали. Я тогда ещё маленьким был, в начальной школе учился, и скорее очевидцем, чем участником. Теперь подросший, окрепший и возмужавший, в статусе великого вождя привёл своих воинов на берег канала – на то самое место, где мы одержали славную победу над гнусным противником. — И с той поры, — завершал я рассказ о вышеизложенной баталии, — проклятые чапаевцы страшились нас пуще собственной смерти. Стоило нам показаться на пригорке, они тут же убегали прочь, прячась в своих куркулёвских домах. В лесу боялись собирать грибы, а если попадались, то отдавали всё безропотно. — Ух, попадись они мне сейчас! — потряс над головой томагавком Евдокимов Вовка. Но закон подлости (есть такой, иначе его ещё называют законом «бутерброда») гласит – стоит только просвистеть. — Ух, попадись они мне, — сказал Евдокимчик и раскрыл рот от испуга. В этот момент мы поднялись на глиняную кручу канала, и нашим изумлённым глазам предстала неожиданная картина — полтора десятка незнакомых парней резались в карты, загорали, купались, брызгались, и от водной феерии берега соединил мостик радуги. — А это что за клоуны? Всё разом стихло — только возникшее напряжение вдруг зазвенело тонкой, тоньше комариного писка, струной. Представьте наш облик — разрисованные лица, перья в волосах, а в руках оружие ископаемого человека — и поймёте изумление чапаевцев, привыкших (по моей версии) бегать без оглядки прочь. И нашу растерянность понять несложно — шли, шли, никого не трогали, совсем даже немного бахвалились, и вдруг — оба-на! — клятые чапаевцы. — А ну, подите-ка сюда! — поднялся высокий совершенно голый парень — трусы он выжимал в руках. Его предложение прозвучало сигналом к бегству. Ох, и сыпанули ж мы! Никто не преследует, чапаевцы на том берегу канала, а мы чешем без оглядки к укрывшимся за холмами домам. Впереди Витька Серый, последним Гошка. Это понятно – куда ему хромоногому за нами. Добравшись до известного костровища, заспорили. Серый на меня наехал: — Какой ты вождь – улепётывал, как трусливый шакал! — Так ты же первый драпанул, — защищаюсь. — Без разницы. Ты должен быть примером храбрости для всех. Если бы ты напал на чапаевских, мы кинулись за тобой. А вождя, который показывает врагу спину, нам не надо. Переизберём его, команчи! Тут же Гошку выбрали, за то, что последним бежал. Балуйчик в лидеры не рвался, но в образ краснокожего вжился основательно – видимо литературку какую-то почитывал. Поднялся, ладонь перед собой. — Хау, братья, буду говорить. Все примолкли разом – красиво у него получалось. — Великий Маниту учит детей своих — нельзя избирать нового вождя, пока жив старый. Быстроногий Олень (Гошка кинул взгляд на Витьку Серого) должен вызвать Мудрого Волка (он чуть склонил голову в мою сторону) на поединок и убить его или погибнуть сам. Я бросил взгляд на Серого и усмехнулся. Тот съёжился. Гошка продолжал:

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 6 октября 2020 г. 09:36 - Первый готов! – радостно приветствовал вышедших на крыльцо Илюха. – Александра! Утри слёзы полотенцем, пойдём со мной на «кадриль». Наталья Тимофеевна покосилась на них и продолжала внимать подсевшим к ней старухам. — … гостей принять, напотчевать, стол накрыть золотым и красным вином. Нет не простое это дело – свадьбу играть. И отвечая этим сетованиям, гости ели, пили, много и шумно говорили, пели и плясали, вздымая пыль в вечернее небо. Фёдор вышел в круг с наполненным стаканом. — Ну, мужики, изрядно выпили? Пора и удаль показать. Давай, жарь плясовую! – кивнул он гармонисту, и пошёл выделывать кренделя ногами, а потом и вприсядку, не расплескав ни капли. — Вот, чёрт седой! – восхищённо выдохнули из толпы. — Мужик! — как-то невесело подтвердил Илюха. – Не берёт его, гада, хмель. И сам пошёл дробить ногами землю. Фёдор вьюном крутанулся на носке, вытянув ногу, потеснил толпу. С бесшабашным куражом крикнул: — Данила, кого на мыло!? — Фёдор, добром прошу, не балуй! – взмолился Илья, вытирая запотевший лоб. — Боишься? – хохотал Агарков. – Тогда, как сговорились, скидай портки, суй перо в зад и лезь на ворота петухом кукарекать. — Ну, уж нет! Обманом, да перепляшу. Егорка потянулся за стаканом — не хотелось от брата отставать и вместе умыть этого хвастливого Илью, но бдительная Матрёна вовремя его перехватила. Взяла за руки, пританцовывая, провела краем круга, усадила на лавку, поменяла стаканчик самогона в его руке на кружку ягодного квасу, чмокнула в лоб, обняла за плечи, рядом присела и зорко оглядывала веселящихся. С Матрёной бедром к бедру он готов был сидеть весь вечер и даже больше. Знала бы она, что он осень торопит и повестку в армию только ради её поцелуя на проводах. Рядом бухнулся задом Илья, отдуваясь, крупная похмельная дрожь била его. От подскочившей жены отмахнулся, как от мухи: — Гад Федяка виноват – умял. — Так и не лез бы на рожон. — Что-о? – Илья аж задохнулся от возмущения. – Ты это к-кому, баба! Хотел ударить жену кулаком в лицо, но промахнулся и потерял равновесие. Федосья, рискуя всё же получить зуботычину, поддержала его. Илья завертел головой, будто ища другого, кому могла перечить его жена, и вдруг упёрся взглядом в Егорку. — Ты чего хайло раззявил? Вихрем взметнулась в Егоркиной голове ярость. Он развернулся к зятю, сжимая кулаки. Но Матрёна удержала его, прижала голову к упругой груди, потащила на освободившийся круг. Пропела, приплясывая перед ним, с глухим хохлацким «г»: — Насыпана горка ни шатко, ни валко Никого не жалко, а этого жалко. А кого не жалко, тому она горка А кому не горка, за тем и Егорка! И Егорка, отдав снохе свои руки, потянулся за ней в круг, забыв, что не умеет танцевать, кружил её в кадрили, и всё у него получалось легко и уверенно. Ай да свадьба! Совсем стемнело. Проводили новобрачных на покой и начали убирать со столов.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 5 октября 2020 г. 08:33 - Искуситель ты опытный – мне ли не знать…. Вечером жена выложила передо мной фрак-тройку, белоснежную рубашку и чёрную бабочку с огромным бриллиантом. — Облачайся. — Это к чему? — Будет звёздный бал. — Как бы, не ко времени. — Но он состоится, и что же нам, вдвоём, в трауре хандрить? Нет, мы будем веселиться, и, уверена, с Костей будет всё в порядке. Ну, же, милый, не хмурься, порадуй свою верную жёнушку. На светских раутах ты всегда был об руку с Дашей — мне оставались только мечты о счастье. Я сдался. Зрелище было фантастическим. Ночное небо вызвездило. Облака чародеи погоды угнали за горизонт. Луна только-только нарождалась и не мешала любоваться космическим дождём. Его яркие струи вдруг возникали из темноты и тут же гасли над головой. То неслись по небосводу, оставляя светящийся след, и пропадали, сгорая за горизонтом. Население Астрограда, от мала до велика, собралось на плоской крыше своего необычного города любоваться метеоритным дождём. Восторженными криками приветствовали каждую фигуру звёздного калейдоскопа. Не разучился голос напрягать народ – это радовало. Зазвучала мелодия вальса. Что-то новенькое. — «Звёздный вальс» — пояснила Люба. – Нравится? Церемонно поклонился и подал жене руку, приглашая. Люба в корсетном платье 18-го века, а-ля Екатерина, изящно присела в книксене. Мы закружились, и через минуту тесно стало от танцующих пар. А звёздный дождь падал.… Расчувствовался и хотел поцеловать жену. Отстраняясь, она прогнулась и почти висела на моей руке. Потянулся к ней и сбился с ритма. — Гладышев, тебе только с йети танцевать, — смеётся Люба. Жена улыбается, она счастлива. Ночью, после близости, Люба рисовала пальчиком круги на моей груди. — Гладышев, давай жить вместе. Скажи, после всех трудов, терпения, десятилетий ожидания разве я не заслужила простого человеческого счастья? Я хочу быть мужней женой. Я хочу ребёнка. А я что ль не хочу? Но, помолчав, спросил: — Настенька даёт о себе знать? Люба поскребла коготком родимое пятнышко на моём плече: — Раз в неделю выходит на связь – «Мама Люба я в порядке» — и всё. Увлеклась уфологией. Мотается по островам и континентам в поисках инопланетян. С тобой общается? Я отмолчался. Нет, со мной она не контактирует. Или я с ней? Напророчила мама в день её рождения, обозвав отцом-подлецом. Обязательно надо встретиться. Вот спасём Костю…. — У неё есть парень? — Значит, не общаетесь. Горе ты моё, Гладышев. Одичал – как приручить? А парень у Настеньки есть. Француз кажется — Жаном зовут. Тоже на летающих тарелках помешан. — Жан, стало быть. А ты теперь тёща? Зарылся лицом в роскошный бюст и притих, мечтая о встрече с дочерью. Утром забузил: — Не могу больше ждать – закажи транспорт к месту падения. Люба, как верная жена: — Я с тобой.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 4 октября 2020 г. 09:07 - Ты помнишь где? Ты должен помнить, Толян. Так вот, только мы лунки в берёзах проковыряли, откуда ни возьмись двое чапаевских верзил: — А что это вы тут делаете? А кто вам разрешил берёзы губить? Сейчас мы фамилии ваши запишем и штраф присобачим. Ну-ка, сдайте ножи. Мы, дураки, послушались и сдали. Вооружившись нашими «пиками», чапаевцы мигом сбросили личины добропорядочности – нам по шеям надавали, к девчонкам стали приставать. Те в рёв да бежать. Они приказали нам лечь – мы легли. Один остался охранять, другой в погоню за девчонками. Вернулся с «фонарём» под глазом и выместил злость на нас, лежащих. Потом повели в Чапаевку, в рабство. По дороге увидели гнездо на высокой берёзе и приказали достать грачиные яйца. Ствол гладкий, веток нет – карабкались, карабкались – безрезультатно. Толька Рыбак выше всех поднялся, но и ему не хватило сил до гнезда добраться. Спускаться начал, а один из верзил нож выставил и говорит: — Спустишься – на «пику» сядешь. Лезь к гнезду. Тут-то нас лесник и зашухерел. Свист кнута и брань матерная – все врассыпную. Причём мы втроём в сторону дома рванули, а Рыжен с верзилами в Чапаевку. Какой чёрт его туда понёс, сам потом объяснить не смог. Когда его отпустили, через лес идти побоялся и побрёл кружным путём – по дороге из Южноуральска в Увелку. Приплёлся домой только вечером. Девчонки после этого нас долго презирали. И поделом! Ребята на улице высмеивали. А потом как-то летом пошли на канал купаться – вот они, чапаевские, числом не меньше, чем у нас ватага. На своём берегу загорают, купаются. Один переплыл, к нам подходит: — Закурить не найдётся? А тут поодаль выходят на берег канала Барыга Калмыков с Олегом Духовичем, обиженные – чапаевские у них в лесу грибы отняли и юшку из носов пустили. — Андрюха! — кричит старший Калмык Шиляю. — Ты ему в рыло лучше дай. Ну и дали — только не Андрей, а Вовка Грицай. Так треснул, что чапаевский курильщик в канал упал и камнем на дно. Чапаевские вскочили и в воду – хотят на наш берег перебраться и поквитаться. Наши ребята одежду скинули и навстречу. Пошла баталия – старшие в воде дерутся, мы, которые поменьше, камнями с берега врагов забрасываем. Только Андрей Шиляев не поддался общему азарту – одежду скинул, нырнул и вытащил на берег того, что Сула вырубил. Лежит чапаевец недвижимый, даже не вздохнёт – наверное, воды в груди под самую завязку. Вернули его к жизни Барыга с Духом, перебравшиеся на нашу сторону канала. Впрочем, Борька по обыкновению своёму скакал вокруг, тряся руками, а Олег тот приложился – сначала босыми ногами по рёбрам, а потом и кулачищем в морду – поднимает за волосы и бьёт. И получилось – один свою злобу выместил, а для другого и искусственное дыхание, и непрямой массаж сердца, и этот…. как его? …когда током грудь вздымают. Встрепенулся утопленник, перевернулся лицом в глину и пустил фонтан воды изо рта и носа. Потом долго и надсадно кашлял…. Между тем, смяв противника в воде, наши ребята перебрались на тот берег и погнали чапаевцев прочь. До самого леса гнали, а там тормознулись – враг получил подкрепление. Выходят на опушку двое – один с поджегом, другой с обрезом двуствольного охотничьего ружья. Стой, ребята, осади! Ну, в принципе, можно и вернуться – чапаевцев мы погоняли, канал остался за нами. Но побитые сами всё испортили – ощутив поддержку, снова кинулись в драку. Все смешались в потасовке – стрелять нельзя, своих заденешь. Поджег в небо разрядили, никого не испугали – дерутся наши парни с прежней яростью, теснят чапаевцев и побеждают. Тот что с обрезом психанул и из обоих стволов прямо в толпу. Витьке Ческидову щёку дробинка пробила и к зубу прилепилась. У Андрюхи Шиляева ото лба отскочила, но кожу пробила — кровь выступила. А Халве три дробинки в бок — под кожей так и синели, пока его отец на операцию в больницу не свозил.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 3 октября 2020 г. 14:50 Мать крестила и целовала молодых. А в толпе заголосили старухи. Причитали они о невзгодах замужних баб, а получалась песня весёлая и добрая, и женщины в такт прихлопывали и припевали. Даже девчонки шлёпали ладошками и кивали головами, участвуя в общем хоре. Мужики и парни ухмылялись. Мальчишки шныряли, чтобы занять лучшие места для наблюдения. Егорка знал — на его свадьбе не будет старинных причитаний, заранее жалел об этом, старался запомнить слова. Одарив молодых подарками и напутствиями, приглашённые хлынули во двор за столы. Зрители заняли свои места. Слабоногие старушки лавками запаслись, уселись за дорогой, наблюдая в раскрытую калитку. И началась потеха! Егор выпил, захмелел, и мир ему показался ясным, ласковым, а люди все добрыми и родными. В соседях за столом оказались у него Егор и Татьяна Шамины. — Когда, тёзка, твою свадьбу играть будем? — Я вообще жениться не собираюсь, — отмахнулся Егорка. — Ай, не зарекайся! — погрозила ему пальцем сестра. – Знаю я вас. Каждый мужик жить без того не может, чтоб не демонстрировать перед кем-нибудь свою значимость. А перед кем еще, как ни перед бабой? — Ну, уж нет, нагляделся я на женатиков. У нас тут парочка одна по весне комсомольскую свадьбу играла — ну, такую, без выпивки. А теперь он в МТС приходит расцарапанный, а она не лучше в конторе сидит. — Ха-ха-ха! – развеселился Шамин. – Выпьем, шуряк? — Давай, учи-учи, — покачала головой Татьяна. — Чему хорошему бы. Житьё что ль стало лучше? Пить-то стали много. Мы, бывало, соберёмся, так напоёмся, наговоримся, напляшемся – лучшего не надо веселья. — Что и в праздники не пили? – лукаво улыбнулся Егорка. — А и без того дури хватало — молодые ж были. — В молодости всегда найдётся, чем себя занять, — согласился Егор Шамин. – С тех пор сколь уж прошло, всякое довелось пережить, и хорошее, и плохое. Смотри, что Илюха выделывает! — Хоп-хоп-хоп-хоп! – изрядно захмелевший Федосьин Илья отплясывал вприсядку в кругу. Ему хлопали в ладоши бабы, присвистывали мужики, заливалась, сбиваясь, гармонь. Свадебное гулянье, как вскипевшее молоко, выплеснулось из-за столов, росло и ширилось. Вот уж двор стал тесен — кто-то обносил угощением ближних зрителей и старух за дорогой. Молодые в последний раз встали под крики «Горько!», поцеловались, благодарили гостей за подарки и разделённую радость. Лицо невесты было обычным лицом молодой девушки, взволнованной собственной свадьбой. И одета она была не ахти как, хотя и вовсё новое и лучшее, но всё же Егор услышал восхищённые шепотки: — Невеста-то, как звёздочка блестит, и вся так и светится. И это ему льстило – о сестре всё же. Молодые вновь уехали кататься на одном ходке, а пир стоял горой. Андрей Масленников успел уже изрядно выпить, и продолжал сам себе подливать, используя любой подходящий повод. Раскрасневшись и потеряв осмысленность взгляда, он стал похож на бычка, которого ударили по лбу. Время от времени он недоумённо встряхивал лысой головой. А потом вдруг обмяк и закрыл глаза, привалившись спиной к амбару. На него никто не обратил внимания — слишком весело было в кругу перед гармошкой. Предоставленный самому себе, Масленников медленно сполз по стене на землю. Его голова безвольно свесилась на грудь, лысина покрылась пылью, и он стал похожим на уснувшего боровка. Тут его и приметила Александра, исполнявшая вместе с Матрёной роль хозяйки стола. С помощью двух Егоров, она оттащила мужа в сторонку. Долго хлестала по щекам, приводя в чувство, пока из уголка его рта не потекла струйка крови. Но тщетно — Масленников слишком нагрузился, чтобы очухаться и что-либо соображать. Его перенесли в избу и уложили одетым на кровать. На губах его пенились розовые пузырьки, нос косил на бок, и от этого он сильно походил на буяна.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 2 октября 2020 г. 08:24 Дыхание жены глубокое и ровное. Она спит на моём плече, обняв за другое. Трудно шевельнуться, не потревожив. Всё-таки удаётся дотянуться до оптимизатора. — Билли. — Что, хозяин, надо? Не разделил настроения. — Есть связь с оптимизатором Костика? — Односторонняя. На запросы не отвечает. Шлёт в эфир, как маячок: «Я жив». — Может такое быть, что от всего Кости осталась одна живая клетка, а оптимизатор…. — Всё может быть. Оптимизатор – прибор, он запрограммирован и не склонен к импровизации. — Если оптимизатор функционирует, почему не выходит на связь? — Нет ответа на твой вопрос…. — Ищи…. Проснулся один в кровати, не было Любы и в квартире. Принял душ. Привёл в порядок свою растительность. В ванной на вешалке заботливая рука оставила для меня нижнее бельё. На спинке кресла висела униформа, в которой щеголяют сотрудники ЦКИ. Опустил тунику в утилизатор. Решил отыскать Любочку на рабочем месте, следуя позывам интуиции. Покатался на лифтах, на эскалаторах бесконечными коридорами. Пару раз готов был завопить: «Где вы, люди, ау?». А когда находил, упрямо отмалчивался, отвечая кивком на приветствие. Наконец: — Билли, помогай. Люба сидела в рабочем кресле перед огромным экраном монитора, а за спиной…. нет вокруг! Мама дорогая! Прозрачные стены. И сам кабинет в центре огромного компьютерного зала – полный обзор. А мы вчера тут не сдержали своих чувств. Нет, не может быть, я бы заметил — конечно, стены были чем-то затонированы. — Что опешил? Проходи, — Люба, не оборачиваясь. Я убрал её локон и поцеловал шею. Она быстро повернулась и догнала мои губы своими. — Присаживайся. Я сел, подпёр скулу ладонью и устремил на жену взгляд, исполненный бесконечной любви и нежности. — Чем заняты исследователи космоса? — Догоняем прошлое. — Путешествие во времени? — Инвентаризация заатмосферного пространства. — Причём тут прошлое? — Эту работу следовало сделать много раньше, тогда бы не было трагедии с Костей. — Подметаем? — Нет. Пока ставим на учёт – потемну устроим звездопад. — Как бы, не время фейерверков. — Согласна, но народ хочет – не запретишь. Инвентаризация космического мусора включала в себя операции определения: — массы объекта (вплоть до микроскопической); — координат орбиты; — скорости движения. И заканчивалась расчётом траектории вхождения в плотные слои атмосферы для полного уничтожения до поверхности Земли. — И это ваша работа? — Увы, запущенная, — посетовала Люба. – Тебе не скучно? — Нет, любуюсь. — Вечером. — Сейчас, тобой.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 1 октября 2020 г. 09:25 Валят друзья мои новые. Мы с Гошкой встрепенулись – оружие наизготовку. Я топорик-томагавк сжимаю, Балуйчик копьё наперевес. — Стойте, бледнолицие койоты! — говорю. – Как смеете топтать прерии команчей – сынов Великого Маниту? Я им на полном серьезе внушаю, что дальше нельзя, а Евдокимчику всюду театр блазнится: — Как здорово! Как интересно! Ну, вы даёте! И лезет напролом. Долезся — Гошка ему тупым концом копья задвинул в пах, толкнул ногой, зажавшегося, на землю, ржавый гвоздь в лоб нацелил: — Ты что, койот трусливый, о двух скальпах на башке? Вовка обиделся, а мальчишки попятились. Отступили. Устроили стоянку неподалёку. Только какой там бивак – у них и спичек с собой не было. Сидят, совещаются, нам кулаками грозят. Собаки бледнолицие! Потом нашли какие-то дубинки, пошли на приступ. Гошка копьём орудует, я к томагавку головню в левую руку добавил – отбились, а Евдокимчика, самого настырного, в плен забрали. Связали ремнями, у костра бросили – и ну плясать ритуальные танцы кровожадных команчей. — И-го-го! – вопим. – И-ги-ги! Хи! Хи! Хи! Потом пытать его стали. Орёт Вовчик на всю округу, а мы ему вторим. Витька Серый издалека: — Отпустите, а то за Юркой сбегаю. Ну, не дурак ли? Ни грамма фантазии. Вовку мы развязали не потому, что испугались – картошка испеклась. Сидим втроём, уплетаем, а тем грозим: — У-у, шакалы! Только суньтесь. Наелись, а картошка осталась. Куда девать? Ладно, подходите, жрите — команчи народ добрый. Примирились, сидим одной гурьбой. На небе закат догорает, в костре угли перемигиваются. Тут я и поведал свою мечту – хочу, мол, в чащобе шалаш поставить и из дому удрать, потому как жить там нет больше моей мочи. Все вдруг сразу оказались обиженными домочадцами, у всех нашлась причина покинуть родной чертог и перебраться в лес. А темнота уже подкатывала со всех сторон. Где-то на болоте протяжно завыла выпь. Ночная ласточка, а может, летучая мышь пискнула над головой. Жутко стало, и мы засобирались домой. 3 Несколько дней откладывали поход – оружие готовили. Когда собрались – у всех луки со стрелами, копья, ножи. Лица разрисовали акварельными красками и двинулись в путь. Пока к лесу шли, стреляли из луков в сусликов и грачей — дичи не добыли, зато ягодами полакомились. Набрели на обглоданный коровий череп, и заплясали вокруг – будто это мы его оторвали и обглодали. А бизон, наверное, удрал безголовым…. На опушке леса бугрился нарытыми берегами канал — вели его когда-то для осушения болота, да и бросили затею у береговой черты. В лесу он кустами зарос, ряской затянулся, а в поле вода чистая — то ли дождевая, то ли ключевая — голубеет на солнце от медных солей. Мы с ребятами сюда купаться приходили. А иногда и подраться. Чапаевские куркули считали канал границей владений и таким разделом прихватили большую часть леса со свалкой, оставив нам поле, кладбище, да сосновые посадки. Когда мы им попадались по ту сторону канала, били нещадно и отбирали всё, что могли — ремни, ножи, лукошки с грибами. Однажды (это было весной, после известных зимних баталий) пошли вшестером в лес — четверо пацанов из нашего класса начальной школы и две девочки — за подснежниками, соку берёзового попить. А Рыжен ещё надеялся пресловутый склад найти. Карта в той памятной сечи погибла, так он меня теребил:

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 30 сентября 2020 г. 07:33 - У- у — удавлю, суки! – взревел поверженный бык, и все вокруг шарахнулись в стороны. Только двое вросли в землю и стояли плечом к плечу, готовые продолжить потасовку. И бык уступил место телёнку: — За что бьёте, мужики? — Ставь мировую, объясню, — сказал Егор. А Федька: — Надо бы зуб сначала выбить. Коровин сел, сунул щепоть в рот: — Да вроде шатается. С той поры и началась их дружба с Журавлёнком. А на днях были проводины: Федька да Егорка, мать да отец – вот и всё застолье. Андрей Николаевич разлил по стаканам. Марья Петровна шмыгнула носом, жалостливо глядя на сына, выпила – не поморщилась, отошла к сковородкам с шипящими блинами. Хозяин, захмелев, разговорился: — Живы-здоровы будем, дождёмся сына бугалтером. Это я понимаю! Из батраков да в бугалтеры. Мать, помнишь, как мы с тобой сошлись – батрак да батрачка и ничего за душой. — В землянке жили, — поддакнула хозяйке, подкидывая на стол парящий блин. — Во-во, в землянке. Из дерна сложили и жили. Летом на крыше трава растёт. А зимой, слышу, волки по ней ходят. Живности никакой, дак они на нас зубами щёлкают. — Помнишь? – он потрепал Федьку за пшеничные вихры. – Ни хрена ты не помнишь. — Ещё что ль по одной? – сам себя спросил и, чтоб жену задобрить, добавил. – Вздумаете жениться, огольцы, обращайтесь к матери. Она от бабки своей слово заветное переняла. Скажет на свадьбе жениху и на всю жисть сделает его либо богатым, либо бедным, либо драчуном, либо молчуном.… Станет он тогда шёлковым, как я у тебя, верно, мать? — Полно, буровить-то. Напился, так молчи! Вы меня, ребятки, на роды зовите: если что и умею, так это рожениц обихаживать – сохраню и мать, и дитёнка. У меня рука лёгкая и глаз приветлив. Пока жена говорила, Андрей Николаевич успел под шумок выпить и, торопливо зажёвывая, подхватил: — Дети – это да. Это главное оправдание прожитой жизни. Федьку вот на курсы посылают. Выучится – то-то мне любо будет в могилке лежать: сам батрак, а произвёл на свет бугалтера. — Забыл уж школу-то совсем, механизатор? – Фёдор Агарков внимательно посмотрел на брата. – Часом не заболел — на себя не похож. Егорка мотнул головой и промолчал. День разгулялся. К полудню стало знойно и тихо. Всю деревню затопила вялая истома. Лишь над церковью галдели галки, и далеко от её куполов разносилось голубиное воркование. Громко квохтала соседская курица, потерявшая яйцо в пыльных лопухах. Издали послышался звон колокольчиков, переборы гармони. — Едут! Едут! Поезд из трёх ходков выкатил на улицу. На дугах развевались красные и голубые ленты. Звон множества колокольчиков сливался в один. Невеста нарядная, как матрёшка, с румяными круглыми щеками, смеялась от быстрой езды, от разудалых песен дружков жениха. Сам герой торжества сидел, чопорно глядя перед собой. На нём были военного покроя китель и косоворотка, кепка с лакированным козырьком. От его лица и прямых плеч веяло генеральской строгостью. Остановились, с трудом сдерживая разгорячённых лошадей. В воротах Наталья Тимофеевна с хлебом и солью. Стало тихо вокруг. Но далеко – Егорка не услышал напутственных слов матери. Ближе не протолкнуться: народу сползлось, большинство – зеваки.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 29 сентября 2020 г. 07:48 - Есть надежда? — Разгерметизация аппарата произошла на орбите, и в кабину проник жуткий космический холод. Потом падение — аппарат превратился в раскалённую сковородку в плотных воздушных слоях. В довершение – океанская впадина, на дне которой невообразимое давление. Ни одно живое существо не в состоянии пережить подобные кошмары. Если только оптимизатор….. Понимаешь, оптимизатор Константина подаёт сигнал: «Я жив». Он говорит от имени человека: «Я жив». — Хочешь сказать – это не возможно? — Допускаю, что с экстремальными температурами оптимизатор может справиться и уберечь носителя. Но давление…. Это невозможно. — Но сигналы идут? Значит, есть смысл у хлопот. Сможем опуститься на дно впадины? — Будем пытаться. На борту спасателя батискаф последнего поколения, ещё не прошедший «полевые» испытания. Заодно…. — Когда смогу вылететь к месту погружения? — Мы полетим вместе, — сказала Люба, сказала другим, ну, просто воркующим голоском. А взгляд…. нежный, влекущий. Я придвинулся. — Лёш, не надо…. Не здесь…. Идём домой…. Господи, спасите от насильника. Но насильников было двое. Пока возился с её униформой, жена в одно движение сорвала с меня тунику. — Как ты можешь? – застонала она, опрокидываясь на рабочий стол. – О Косте подумай. Ни о чём уже не мог думать. Сколько лет разлуки…. Столько лет вдали…. Астроград, в котором размещался Центр Космических Исследований, был типичным моногородом нового поколения – без улиц и площадей, но с вертикальными лифтами и горизонтальными эскалаторами. Бытовые апартаменты хозяйки ЦКИ располагались на одном из верхних ярусов полутора километровой усечённой пирамиды. Как вошёл – ахнул. Несколько комнат и в каждой стены – прозрачное стекло, за которым иная жизнь: подводный мир, джунгли, степные, горные ландшафты…. — Что это? — Обои, — смеётся жена. Погрозил пальцем: — Кого пытаешься надуть? Это плоские экраны – компьютер крутит записи. — Не совсем. Компьютер транслирует пейзажи с установленных камер. Действия на экранах в режиме on-line. Создаётся эффект присутствия – не надо тратить время на вылазки. Это был вечер воспоминаний. Помнишь…? А ты помнишь…? Мы всё хорошо помнили. Нашу встречу в заснеженном Новосибирске, и скоропалительную свадьбу. — Гладышев, тебе никогда не хотелось прыгнуть в самолёт и примчаться ко мне? Не хотелось? Постарел, утратил дух романтизма. Чем живёшь теперь? Я рассказал о проклятии генерала. — Предрассудки, — хмыкнула Люба. — А Никуши? Дашина гибель…. Мама…. — Не вижу мистики. Трагическая и субъективная реальность. — Я был у Костика перед походом на Белуху. — Был на Сахалине и не удосужился заглянуть? Хорош муженек! — Я был у Костика, и вот теперь космический мусор…. — Не будем хоронить парня раньше времени. А меня, зачем пытаешься запугать? — Хочу объяснить, почему обходил десятой дорогой. — А теперь ты здесь, и, стало быть, мой черёд подошёл. — Люба…. Она потянула в спальню. – Приласкай напоследок.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 28 сентября 2020 г. 08:07 Два дня думал, как Юрке Серому отомстить. Ничего путного не придумал, решил Витьке, брату его меньшему, морду набить – зуб за зуб. Прихожу. Они, троица неразлучная, лежат на том же месте, где их оставил в злополучный день. — Вот, скотина, ему лишь бы подраться, — Юрку осуждают, мне сочувствуют. И отлегло от сердца — ну, не кровожадный я мужик. Тут Нуждасик со своей проблемой: — Толик, ружьё надо — хорёк под крыльцом живёт, всех достал. Главное, своих кур не трогает, а соседским проходу не даёт, будто различать умеет. — Нас спалить грозятся, — добавил сокрушённо. — Хорошо, я поговорю с отцом. — А украсть не можешь? — Украсть не могу. Отцу рассказал о Вовкиной беде, и он обещал помочь. Но помощь затянулась, а хорёк лютует. Тогда Нуждасик достал на стройке карбиду и сделал бомбу. Мы ему все помогали. Бомбу сунули под крыльцо, и бегом со двора. Она рванула – думали, дом разнесёт, но и крыльцо устояло. Ждали результатов – думали, хорёк испугается и убежит в другое место или помер уже от разрыва сердца. Ни то и ни другое — душит, гад, курей и всё соседских. Тут мужики собрались — Вовки Нуждина отец, конечно, хозяин жилища, Евдокимовский батя с огромной овчаркой на цепи, другие. Отец пришёл с ружьём. Своротили крыльцо, начали нору копать. Нас, пацанов, со двора турнули – мало ли чего. Слышим за воротами – собака заливается, мужики матерятся. Потом всё разом стихло, выносят хорька дохлого – Нуждин-старший кайлом убил. Он маленький такой, меньше суслика, а они – с ружьём, кайлом, собакой и целой толпой… 2 Лето, каникулы – надо чем-то себя занять. Тут как раз Вовка Евдокимов «Илиаду» Гомера прочёл. Не в оригинале, конечно, но загорелся весь — ходит перед нами гоголем, плечами поводит, себя возвеличивает: — Аякс могучий…. Мальчишки завидуют, себе роли требуют. — Пожалста, — говорит древнегреческий герой с улицы Набережной. – Ты будешь Ахиллом, а ты Гектором. Им бы, дуракам (Витьке с Нуждасиком), первоисточник почитать, так не рвались бы в потенциальные покойники. Для себя решил — будут сильно завлекать, обзовусь Одиссеем. Этот хоть жив остался, как не трепала его судьба. Но мне роль не предлагали – в зрителях оставили. Мальчишки мечами деревянными обзавелись, щитами круглыми — день сражаются, другой. Всё одно и то же – ни ума, ни фантазии. Скукотища. Поднимаюсь решительно: — Завтра после табуна жду вас за первым холмом по дороге к лесу. И ушёл, оставив за спиной недоумение и таинственность. По дороге домой зашёл к уличному приятелю Гошке Балуеву. Рассказал свою задумку, потому что знал — этот паренёк во всём меня поддержит, всегда на моей стороне. На следующий день, управившись с повседневными домашними обязанностями, занялся приготовлением к намеченной встрече. Подыскал длинную и ровную палку, привязал на конец самый большой гвоздь, который нашёл в отцовом плотницком хозяйстве. Получилось грозное, если не сказать смертельное, оружие. Подпоясался ремнём и сунул за него маленький топорик. Ещё картошки в сетку набрал. По дороге за «гору» собирал деревяшки для костра. Гошка следом приковылял. Хромой он от рождения, но пацан что надо — порядочный и с головой дружит. Затею мою творчески развил – притащил тесёмочки цветные и перья индюка. А ещё краски акварельные спёр у младшего брата. Размалевали мы узорами фейсы свои, как могли, пострашней, бестолковки перьями украсили, костёр запалили, картошку печём.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 27 сентября 2020 г. 15:10 У Татьяны Егор больно сурьёзный. Боится его Наталья Тимофеевна, взгляда тяжёлого боится, неторопливых речей, неулыбчивого лица. Вот и остаётся одна надежда – Фёдор. С первых лет вдовства был он ей надёжной опорой и подмогой. Фенька, вражина, слава Богу, отцепилась от него. Матрёна появилась. Наталья Тимофеевна, как увидала красавицу полячку, поначалу невзлюбила. Выговаривала сыну: что ж ты краль-то всё выбираешь – горе от них постоянное, а радость мимолётная. Взял бы сельскую простушку, детишек настрогали, да и жили бы мирком да ладком. Все Агарковы, кроме Егорки, конечно, восприняли Матрёну настороженно, как временную блажь старшего брата и прикидывали в разговорах, когда и чем союз этот закончится. Но Матрёна была умна и терпелива. Подарила Фёдору незабываемые ночи, дни, наполненные уютом и заботами, родила очаровательную дочку, в которой он, как и в жене, души не чаял, была приветлива и хлебосольна с роднёй. И растаял лёд отчуждения. Сначала детвора – третье поколение Агарковых – привязались к полячке, бегали за ней гурьбой, называли не иначе, как «няня Матрёна». Потом и взрослые потянулись. Заслуженно заняла Матрёна почётное место жены старшего в роду. И Наталья Тимофеевна сделала свой выбор – в Фёдоровом дому доживать ей свой век. Для себя решила: провожу Егора в армию, поделю дом меж Санькой и Нюркой и к Фёдору – с Леночкой нянькаться, душу отводить со снохой в бабьих пересудах. Надумав так, теперь к месту и не всегда хвалила Матрёну при встрече и за глаза. Фёдор всё это понимал и одобрял выбор матери, но неприкрытая лесть претила ему, и он настороженно поглядывал на жену — не куражится ли над свекровью? Но Матрёна тоже всё понимала, ничего не имела против и с некоторых пор стала называть Наталью Тимофеевну «мамой», чем окончательно утвердила свекровь в её решении. — Ну, понесли-поехали! – усмехнулся Фёдор, кивнув головой в сторону женщин. – Учил, Егор, в школе байку про петуха с кукушкой? Но Егорова голова иными мыслями занята, о другом застолье вдруг вспомнилось. Друг единственный, любимый, в город уехал. На днях проводил и будто вновь осиротел. Федька Мезенцев был из числа тех людей, которых окружающие называют порядочными, безответными, пришибленными – кто как расценит, но в основе всего этого, безусловно, подразумевалась душевная доброта. Они робки, застенчивы, молчаливы, но если привяжутся к кому – навеки. И жизнь отдадут за друга, не задумываясь. Это Федькино качество было проверено на практике. Шляясь на гулянки по соседним хуторам да деревням, Егорка совсем без внимания оставил родную Петровку. А тут демобилизовался из армии Спиридон Коровин и начал куражиться перед неизбежной женитьбой. Парень он был крупный и задиристый – ни одна вечёрка не кончалась без мордобоя. Жаловались ребята своему коноводу, да Егорке недосуг было – сердечные дела больше влекли. Наконец Федька Мезенцев подошёл, губу пальцем оттянул, показывая: — Зуб вчера, шабака, выбил. Федька Мезенцев, по кличке Журавлёнок, никогда ни с кем не дрался: трудно было найти в деревне более миролюбивое существо, и Егорка решил – пришло время навести в Петровке порядок. Желающих наказать обидчика нашлось немало. Сбились в ватагу. — Ты что ль Спирка Коровин? – шагнул вперёд Егор. — Ну, я – подвыпивший здоровяк вскинул густые брови. – А те чё? — А вот чё! – Егорка стукнул его по зубам, и Коровин покачнулся, прижав ладонь к щеке. Ребята оробели и попятились. Только Федька Мезенцев подскочил и стукнул ещё раз. Его удар был более удачным – отставной солдат, широко взмахнув руками, упал спиной в пыль.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 26 сентября 2020 г. 09:10 2 — Как это произошло? Мы сидим с Любой в её кабинете Центра Космических Исследований. Она не спешит с ответом, всматривается в моё лицо. Глаза строгие и грустные, по щекам бегут слёзы. Сколько лет мы не виделись? Наверное, со времён Всемирного потопа. Да нет, чуть позднее — со дня похорон Даши. Эх, Гладышев, Гладышев, вечный скиталец. Такая женщина красу проплакала, тебя ожидаючи…. Нет, это я для красного словца загнул — Любовь Александровна не утратила былой красоты, изящества фигуры, утончённости манер премьер-леди, только добавился некий скорбный налёт. И, быть может, это впечатление остановило мой порыв к нежным объятиям…. Мы встретились в компьютерном зале ЦКИ. Сотни глаз, забыв о мониторах, устремились на нас. Космические тела и просторы в эти минуты были предоставлены самим себе – их исследователям невтерпёж было узнать, как, спустя годы разлуки, встретит своего Одиссея Пенелопа. Общественное любопытство сковывало, гвоздило к паркету, не давало воли чувствам. — Здравствуй, Гладышев. — Здравствуй, дорогая. Люба шагнула ко мне, уткнулась в грудь. Осторожно взял в ладони её плечи. Мы не целовались к огорчению присутствующих. Постояли с минутку, привыкая, а потом прошли в её кабинет. — Как это произошло? Она не спешит с ответом. — Ты…. возмужал. Волосы седые…. Глаза…. Глаза твои в морщинах. Нагулялся? — Погулял, причины были – о них потом. Что с Костиком? — Авария на околоземной орбите. Космический мусор пробил корпус спускаемого аппарата. Он потерял управление и упал в океан. — Место падения зафиксировано? — Да, но аппарат не сканируется. По всей вероятности опустился не на дно океана, а угодил прямиком в глубоководную впадину. — Там она есть? — Там она есть, — как эхо повторила Люба. — Что предпринимается? — К месту падения идёт поисково-спасательное судно. — Сколько времени прошло? — Вторые сутки как.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 24 сентября 2020 г. 13:52 Приходим вдвоём в назначенный день в назначенный час в назначенное место. Соперники уже поджидают. Их трое, и прошу запомнить имена – пригодится. По возрастающей — Вовка Евдокимов родной брат виновницы баталии, Витька Серый двоюродный брат оной же, и Вовка Нуждин наш одноклассник и сосед выше перечисленных. В болельщиках известные уже дамы, причём Тонька активно болеет за меня: — Впиёд, Агаыч! Забыл сказать – буковка «р» у неё не получалась, а в остальном – премиленькая девчонка. Надя за Нуждасика болеет – они дружат. А Таня глазки свои прелестные долу опустила и сидит изваянием, как датская русалочка – скамеек-то не предусмотрели. Пометили ворота кепками, пожали руки соперникам, и баталия началась. Рыжен туда, Рыжен сюда – в полубутсах, что в прошлом году с турнира привёз – везде успеть хочет, мастерством блеснуть. Схватил мяч в руки у своих ворот – соперники горячатся, пендаль требуют. Рыжен спорить не стал, в «рамку» встал и пендаль пропустил. Забеспокоился, вспомнив, что в зарок поставил. Чего только не предлагал на кон за Танин поцелуй, но родственники не загорались. Потом Вовка Нуждин спросил: — Ружьё есть? У нас хорёк под крыльцом завёлся – убить надо. Ружья у Рыжена не было, а у моего отца было. И Рыжен пообещал его, не согласовав этот вопрос со мной. Теперь забеспокоился – проигрывать нельзя. Поставил меня в ворота, а сам ринулся вперёд. Надо сказать, игра была предрешена – пусть их трое, так мы-то профи: секция, турниры своё слово сказали. Мы с Рыженом с мячом на «ты» — у ребят ни техники, ни физики, ни смекалки. Рыжен их один по полю таскает, я с Тонькой репьём перекидываюсь, а счёт уж за десяток перевалил – в нашу пользу. Игра закончилась, пришло время расплаты. Для Тани. Она, бедная, ничего и не подозревала. Рыжен к братовьям: — Ну? Те плечами пожимают: — Вон сидит – иди, проси, чего хочешь. Рыжену наглости не занимать – пошёл «на арапа». Смотрю в его потную спину и думаю — я-то за что напрягался, мне что, тоже с ним целоваться, или с Тонькой, или с Надькой? Рыжен, тем временем, к девчонкам подсел, Таню по коленке погладил, а она ему – бац по роже. Рыжен её за плечи и на спину повалил, мурлом своим в лицо целит. Таня отбивается. Братовья сидят, будто их это не касается. Девчонки бросились на помощь, навалились на Рыжена – писк, визг – колошматят. Противно стало – поднялся и домой пошёл. Всех кляну – себя, Рыжена, Таню за что-то, а больше футбол – ведь зарекался же. Шёл, не оглядываясь, а за моей спиной события развивались динамично. Таня вырвалась от насильника и домой. На её слёзы выскочил старший из двоюродных братьев – Юрка Серый. Рыжен, тем временем, хохотал, как от щекотки, отбиваясь от сестёр Ухабовых. Увидел угрозу и задал стрекача. Мимо пропылил в полном молчании. Да я бы и не побежал – хоть он зазавись. Не оглянулся даже полюбопытствовать – от кого это он. А зря. Сильнейший пинок напрочь выстегнул мою левую ногу. Нет, не оторвал, не сломал – а именно, выстегнул, будто не стало у меня вдруг ноги. Сел в траву – боли не чувствую, конечности тоже. Мимо Серый за Рыженом вскачь, а я смотрю на свою левую и не узнаю – будто чужая. В коленке не сгибается. Кед стянул, пальцами пошевелить – они не шевелятся. Бог мой, что случилось? На ногу встать не могу – на четвереньках к дому ближайшему подполз, на лавочку взобрался, сижу, жду, когда отпустит. Время идёт, не отпускает. Неблагодарно выдрал палку из забора приютившего меня строения, и как тот король с войны домой. Нога вернулась ко мне среди ночи, вместе с болью – гнуться начала, вставать стало возможно. Утром повертелся перед зеркалом – обнаружил под ягодицей синее пятно, и всё. Хромота прошла через пару дней, но судороги, видимо от повреждённых мышечных нервов, остались на всю жизнь. Стоит только потянуться, особенно со сна, и готово – нога деревенеет, мышцы наливаются болью…. Словом – судорога.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 23 сентября 2020 г. 14:37 Сел, развернул «хромку», заиграл в угоду девчатам, обступившим его и наперебой требовавшим то частушки, то «кадриль», то «страдания». Егор никому не отказывал, играл, покуда руки не зашлись, а ремень не нарезал плечо. Местные парни кучковались в сторонке, на приглашения девчат потанцевать отмахивались, косились на гармониста. Когда наконец «хромка» умолкла, спихнутый с лавки, встал напротив Егора: — Слышь, отойдём в сторонку – разговор есть. Егор усмехнулся криво, отложил «хромку» и, сунув руку в карман, шагнул к парням: — Ну? Парни оробели, заворожено глядя на руку в кармане: — Покажь, чё прячешь. Егорка вытащил из кармана «бульдожку» — револьвер с укороченным стволом – сунул любопытному под нос: — Хошь, шмальну? Это оружие Андрей Масленников отнял у кого-то, положил в стол и забыл. Егор не устоял перед соблазном и спёр. Теперь вот пригодился. Паренёк попятился: — Кончай дурить. Егорка повёл стволом и взглядом: — А кто хочет? Никто? Тогда тащите чего-нибудь выпить и считайте, что я вас простил. Вот какой её Егорка отчаянный! А она? И что ломается? Может уступить? Потеряет парня, как пить дать, потеряет. Ой, мамочка родная, подскажи! Девчата впереди остановились, поджидая её. И Маша переставляла ноги уже через силу – уж как не хочется ей отвечать на всякие расспросы да слушать пустую болтовню. — Хлеб-то какой духмяный! – восхищалась Наталья Тимофеевна, приподняв скатёрку над корзиной. — Ай да Матрёна! Ну, что ж у меня такие не получаются? — Да бросьте, мама, за вашими пирогами, куда им угнаться, – отвечала сноха. — Ну, понесли – поехали – усмехнулся Фёдор, расставляя с Егоркой столы. Наталья Тимофеевна старела, теряя силы. Всё чаще задумывалась, с кем придётся доживать свой век, в какой угол приткнуться, когда станет совсем немощной, обузой для детей. Егорка – что, пацан ещё, семьи нет, один ветер в голове, неизвестно, какую змею в дом приведёт. К тому же в армию ему по осени. У Нюрки больно жених хороший. Нравится Наталье Тимофеевне Алексей Саблин больше всех зятьёв – ласковый, обходительный, в работе спорый. Дочь за ним, как за каменной стеной. Да сама-то Нюрка – не приведи Господь! Не характер – котёл кипящий: целый день готова лаяться с кем угодно. На Егорку нападает, с матерью зубатится. Как её Алексей терпит? На днях змеёй шипела на ухо: гони Андрияшку из дому – им с Алексеем жить негде. Так и пойдёт. Сначала Андрияшку с Санькой, потом Егорку, а потом и мать за порог выставит. Нет, не верит Наталья Тимофеевна младшей дочери и не надеяться доживать с ней под одной крышей. Санька — что, сама без угла. Приютила их мать, когда из Троицка попёрли, да видит, плохо живут дочь с зятем. Андрияшка – ёрный, всё выпятиться желает, а без партии своей, как ноль без палочки – не в Агарковскую породу. Пить пристрастился, драться начал по пьяному-то делу, того и гляди на тёщу с кулаками набросится, да сыновей её матёрых боится. Нет на Саньку надежды. Лизка хорошо живёт с Ванькой австрияком, дочек ему рыжих нарожала. Только тошно Наталье Тимофеевне идти в приживалки к бывшему своему батраку, Да и Лизка как-то заважничала в последнее время: мой Ваня, мой Ваня – к родне-то и не тянется совсем. У Федосьи Илюха совсем скуражился. По службе в учётчики выбился, а дома ирод иродом — лупит жену, лупит ребятишек, ему только тёщи не хватает под горячую руку.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 22 сентября 2020 г. 07:04 - Как здорово! – Диана сорвалась с места, едва касаясь ступнями песка, устремилась к береговой черте. А потом прыгнула и легко взмыла к вершине фонтана. Она невесомо парила на его бутоне, ныряла в струи, пыталась поймать радугу – её звонкий смех далеко разносился над окрестностями. Будто мановением волшебной палочки водная гладь вокруг фонтана вспучилась американскими горками, прохладными гейзерами. Белогривыми конями вспенились волны, понеслись по лагуне, как арене цирка – в карете моя ликующая дочь…. Водная феерия продолжалась до заката. Потом была ночь. Я лежал на берегу лагуны в объятиях Электры, Билли вырвал меня из других объятий – Морфея. — Очнись, Создатель, Любовь Александровна хочет говорить. — Что, дорогая? – моя мысль пронеслась через моря и океаны, горы и степи, на другой конец Земли. — С Костей беда. — Люба всхлипнула. – Обозначь координаты, я пришлю за тобой летательный аппарат.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 21 сентября 2020 г. 08:20 Только Надюха зовёт меня к себе домой: — Помоги задачки решить. Пришёл, помог – она мне чаю с мёдом. Вкусный мёд, а больше не приду, думаю. И она это чувствует – суетится, не знает, чем угодить. Тут её подружка и соседка заглядывает – эта самая Таня. Хорошенькая такая, скромная. Последнюю черту давно приметил. Её старшие братья, родной и двоюродный, не последние люди в Октябрьской ватаге, могли по слову сестры всю школу на уши поставить. А она ходила и взгляд прятала, будто стыдилась хулиганистых братьев. Таня с нами чаю попила, задачки посмотрела, как решили, литературы немножко коснулись, и…. пошло, поехало. Надюха хитрая, видит, что я подружкой увлёкся, зовёт к себе и добавляет – Таня придёт. И Таня приходила каждый раз – наверное, я ей тоже понравился. Две четверти встречались на явочной квартире, а потом, в преддверье новогодних каникул, заспорили. — Все мальчишки — хвастунишки и трусишки, — утверждает Надежда. И Тонька, сестра её младшая, вторит. Таня молчит, но, видимо, соглашается. Разговор катился к тому, чтобы мне на кладбище ночью одному…. Я: — Дождёмся лета – и ночи потемней, и жмурикам теплей. Может и отбился бы, но Тонька, малолетний изувер, другое удумала: — Пиходи на площадь к ёлке. День назначила и час — девчонки её поддержали. Вам это свиданием покажется, а я-то знал, о чём идёт речь. У ёлки на площади все увельские ватаги пересекались — дня не проходило без потасовки. Прийти туда одному, одинаково, что партизану в гестапо заглянуть за куревом или за спичками – мол, холодно в лесу, окажите милость. Согласился прийти и не пришёл. Не то чтоб сильно испугался — ну, отлупили бы, так не привыкать, а могло и пронести. Честно – забыл, заигрался. А девчонки помнили и приходили, а потом, после каникул, ну меня шпынять. Тонька, конечно, а Надя простила и опять в гости зовёт. Таня взгляд свой прелестный прячет и не здоровается. Так и не состоялась наша любовь, а могла бы. Теперь Рыжен на неё глаз скосил и меня зовёт за компанию. Пошёл, сам не понимаю зачем. Сели на скамеечку под её окнами. Рыжен гитару щиплет – та, бедная, воет, и приятель ей вторит: — А на дворе стояла жгучая метель, А мы с цыганкою помяли всю постель. А тары-бары, шуры-муры до утра, А ночь прошла, и расставаться нам пора. До утра мы не выдержали, но до первых петухов отсеренадили честно. Не вышла к нам Татьяна. И никто не вышел, а могли бы. Например, её хулиганистые братья – так бы нам накостыляли…. Рыжен с тем умыслом и позвал меня — одному-то больше достанется, а на двоих расклад половинный. Не успокоился приятель мой, с другой стороны к сердцу красавицы подступает. Предложил её меньшим братьям – родному и двоюродному – в футбол сыграть на Танин поцелуй. Те не поняли его и согласились. Они думали, что если проиграют, то не будут препятствовать встречам Рыжена с их сестрой. Это даже льстило. Это как будто он у них разрешения добивался. А Рыжен – уж я-то его давно знаю – совсем другое имел ввиду, договариваясь о футбольном поединке. Проигравшие братовья, по его версии, должны были держать строптивицу за руки, когда он своим мокрогубым ртом…. в её прелестные губки. А может, и не дошло бы до насилия — взглянет на него, виртуоза кожаного мяча красавица и растает её неприступное сердце…. Договорившись о поединке, Рыжен примчался ко мне: — Выручай, Толян. Я уже навсегда завязал с футболом, а тут опять «за рыбу деньги». — Ладно, — говорю, – выручу.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 20 сентября 2020 г. 08:38 День был жаркий. Ветер гонял столбы пыли за трактором и боронами. Чёрные грачи и белые чайки неотступно преследовали и подгоняли криками, ненамного отвлекая внимание от нудной работы. За дорогой на картофельном поле работали женщины на прополке. Закончив очередной прогон, Егорка остановил стального коня, спрыгнул на мягкую землю, направился к женщинам напиться. Маша была ближе всех. Лицо обветрено, густая копна волос выпиравших из-под косынки волновалась под ветром, стегая по плечам. Голову держала прямо, смотрела дерзко, с вызовом. Но на просьбу откликнулась с охотою — бросила тяпку, пошла к табору в тени тополей. А уж бабы галдят: — Гляньте-ка, Машка и тут успела кавалера подцепить. — Ага, из куста натяпала. — Смотри, как задом-то выводит. Ну, держись МТС – быть тебе полонному. А ей было жарко и утомительно стучать тяпкою по сухой и пыльной земле – пусть кричат. Пока Егор пил, приглядывалась — лицо у него открытое, доброе, а глаза голубенькие с хитринкой. Руку протянул: — Меня Егором зовут. Обратно шли рядом, и расстались не сразу. Притихли бабы. А когда, чуть позже, Маша сдёрнула косынку, распрямила усталую спину, разметала по плечам природные кудри густых волос, глубоко вздохнула, высоко подняв большие по-бабьи, упругие по-девичьи груди, и подол платья над загорелыми коленями, залюбовались – красавица, ей и арканить молодого эмтээсника. Отгремели июльские грозы, вот уж полетели, блестя на солнце, августовские паутинки, а по ночам падают на землю холодные обильные росы. Их любовь всё не кончается. А может, и не начиналась ещё? Егор своего добивается, Маша не уступает. Иной раз нацелуются до одури, парень за живот схватится: — Всё, хана мне, не дойду до дома. Зачем так мучаешь меня? — Затем, чтоб уважал — я ведь девушка, не разведёнка какая-нибудь. — Да разве ж я тебя не уважаю? — Тогда женись – и хоть всю ночь напролёт, хоть каждый день, когда захочешь. — «Женись», а армия. — Вот видишь, сам на службу собираешься, а мне с позором тута жить? — А ждать-то будешь? — Спрашиваешь! — Боюсь, не дождёшься — ты вон какая краля! — Девкой-то, конечно, трудно ждать. Порченой – сам придешь, не поверишь, скажешь: по рукам ходила. А замужней женой да под присмотром свекрови, как тут не дождёшься? — Разумная ты, Машка, аж с души воротит. Озорная улыбка преобразила Машино лицо, голос зазвенел над притихшими избами, отразился от леса за околицей: — Меня миленький не любит с числа двадцать пятого, Что же с ним изделала любовь распроклятая! С другого конца деревни откликнулись не менее озорной частушкой. На голос пошли и нашли девчат — скучно им стало без гармониста в душной избе. С ними и парни, потерявшиеся было, подвыпившие, дымят нещадно, гогочут, матерятся, девчат щипают, те визжат – обычная деревенская гулянка. Егор, ни мало не тушуясь, подтолкнул одного задом с лавки: — Брысь!

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 19 сентября 2020 г. 08:44 - Наши проблемы оставь нам, и девочку в покое. Если это для тебя приемлемо, можешь изредка появляться здесь, общаться с дочерью, в противном случае потеряешь её навсегда. Эти переговоры, более похожие на препирательства с угрозами, длились, длились. Надоели. Пора переходить к действиям. Инициатива за мной. Мне было указано на дверь, мне было отказано в правах на дочь. Ну, что ж…. — Билли, какие наши шансы? — А никаких – они действительно могут исчезнуть в любую минуту и навсегда. — И что делать? — Терпение и такт, терпение и такт. Нельзя рубить с плеча в таких делах – ты даже дочь не освободил из-под их влияния. И я пошёл на попятную. — Хорошо, — сказал вождю прозрачных, — я уйду с острова, как только заживёт плечо. Прозвучало, как отступление. Я уйду, как только заживёт плечо. Вот оно заживёт, и я уйду. Один уйду или всё-таки с Дианой – понимай, как хочешь. Прозрачные люди решили, что один, и оставили меня в покое. Ключица срослась дня за три. Раны от акульих зубов затянулись без рубцов на коже. Но я не торопился в обратный путь – нам хорошо было в эти дни втроём. Всякий раз, забравшись на мои колени и прильнув ухом к груди или щеке, юная дева углублялась в мою память, как интересное кино. А я провоцировал: — Ты хочешь увидеть всё это наяву? Обнявшись, болтать с сестрой? Посмотреть большие города, самодвижущиеся аппараты? Катиться на лыжах со снежной кручи? Играть в мяч со сверстниками? Покорять сердца молодых людей, выбрать одного единственного, влюбиться и воспарить с ним к небесам? — Я и сейчас могу летать, — сказала Диана и тут же, выскользнув из моих рук, поднялась над кустами, парила в воздухе несколько минут без видимых усилий. Потом мягко опустилась ко мне на колени. А я и рот забыл закрыть от удивления: — Как это? — Не знаю, — беспечно тряхнула кудрями Диана. Спрятавшись от дочери в тропических зарослях, мы предавались с Электрой любовным утехам. — Ты не боишься забеременеть, — спрашивал её. — Я этого хочу. — А вдруг эмбрион получится с моими наследственными признаками и станет причиной твоей гибели? — Ты не позволишь хищникам растерзать меня. — Ваши мужчины не спасли остальных женщин. — Наши мужчины утратили основные мужские качества – зачинать и защищать. Они не умеют проливать кровь. Ты не такой. Ты можешь убить за любимого человека. — Да, могу. Жена, дочь – они любят меня, они верят мне, готовы за мной на край земли, но как невольницы послушны своему вожаку. Как разорвать эту родовую связь? Билли подсказал идею и пособил своими связями – мне дали в управление толику Всемирного Разума. — Собери народ, — попросил Электру. – Будет представление. Впрочем, масштабы затеваемого не требовали зрительного зала – ареной служила лагуна, а она видна практически с любой возвышенности острова, ну и с берега, конечно. — О-пля! – как заправский факир взмахнул руками. В то же мгновение раскололись небеса, и на водную гладь упал торнадо. Нет, не страшный, всё ломающий смерч, а его ласковый брат — изящный вращающийся столб, который засасывал в воронку воду, поднимал её метров на тридцать и низвергал фонтаном. На его брызгах вспыхнула радуга.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 18 сентября 2020 г. 08:19 Такие проблемы держали меня на привязи, но желание росло, зрело, и должно было осуществиться наступившим летом — я это чувствовал. Ещё в прошлом году решил завязать с футболом — была тому причина. Когда зону в Троицке выиграли, Пельмень, пива натрескавшись, трепался в электричке — на финал поедем. Команда мы, говорил, что надо — прославимся в областном масштабе, и на Союз замахнёмся. Я дома тоже не молчал – расхвастался перед родными, перед друзьями. И всё ждал – ну, когда же, когда? В августе Рыжен пропал куда-то, вдруг появляется – расфуфыренный такой, важный, бахвальствующий без конца. Ездили они на область, не плохо показались – все матчи выиграли и лишь один, финальный, проиграли. И то – очень спорно. Столкнулись Ваня Готовцев с соперником бестолковками — челябинский-то финалист только шишку почесал, а наш, как упал в беспамятстве, таким и унесли с поля на носилках. Когда грузили в «неотложку», скривился врач: — Доигрались, стервецы. До похоронки доигрались. Наши-то и струсили. Играть надо, а они на поле не идут – смерти боятся. Никакими силами не заставишь. Организаторы бузят – долой команду с турнира! Потом остыли, прослезились – травма-то серьёзной оказалась. У Ивана черепушка треснула, и «крыша» поехала. Дурачком, короче, стал, инвалидом — ни в школу, ни (позднее) на работу, никуда не надо стало. В футбол, понятно, не играл уже, но любить не перестал. До сей поры болеет – ходит по кромке поля, кричит на все игровые ситуации: — «Злак» (в наши годы – «Урожай») – чемпион; «Спартак» (или «Динамо», или «Торпедо», или…. кто бы там к нам не приехал) – кал! Это не констатация фактов, это его, Вани Готовцева, мнение — увельских в чемпионы, а приезжих в сортир. Отвлёкся. Вернули увельскую команду в турнир, только в последнем матче засчитали техническое поражение 0:2 (а счёт-то по нолям был в момент столкновения). Посчитали, оказалось – заняла наша районная команда второе место в области и первое среди сельских команд. А меня там не было. Рыжен был, а меня не взяли. Обидно. В Троицке я ж неплохо отыграл – гол забил. Рыжен ни одного, и в области не отличился – а форсит, куда деваться, будто всю игру команде сделал. Потом их, сельских чемпионов, по областному телевидению показали в программе «Сельские огни», что по вторникам выходит. Как Рыжен от гордости не лопнул – загадка природы. Степенным стал, рассудительным, на нас свысока поглядывал – сермяжина. О футболе судил с видом знатока, о его звёздах – будто вчера с ними пивасик брудершафил. Сил терпеть такого задаваку не осталось, и я решил с футболом завязать. Отныне и навсегда! Раз такие хвастуны приживаются – мне там не место. Рыбак ещё раньше бросил секцию – совсем закурился, теперь и я не пойду. Буду в шахматы играть или в кружок «Умелые руки» запишусь, «Кройки и шитья» — всё больше пользы, чем от футбола. Профессионалом мне не стать, так стоит ли напрягаться — ноги, голову ломать? А тут как бы ни в первый день наступивших каникул Рыжен прибегает: — Тезка, помощь нужна! В очередной раз влюбился мой сосед и одноклассник, футбольная знаменитость. Девушка была прелестна без преувеличений. Училась в параллельном классе, жила неподалёку и звалась Татьяной. Правду сказать, приметил я её ещё раньше Рыжена и влюбился раньше. Только чувства мои чувствами и остались: такой я растяпа — не умею в любви своего добиваться. А случилось это так. Я учился в классе лучше всех мальчишек, а Надя вообще лучше всех — за это она в Артек ездила, а мне только грамоту дали, как победителю в районной математической олимпиаде. Нас некоторые учителя сравнивать стали, чтобы возбудить здоровое соперничество. Но куда ей до моих успехов в математике, а мне до её в русском – на том и примирились.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 17 сентября 2020 г. 06:26 Маша видела, как тропкою впереди шли девки – Верка Подживотова и Дашка Пересыпкина, шли не спеша, поджидая её. Но ей не хотелось догонять подруг, слушать их пустую болтовню. Хотелось побыть одной, привести в порядок мысли. Она думала о Егоре Агаркове — как парня удержать возле себя? Чудно получается — чем больше она старалась для него, чем ближе подпускала к себе, тем он заметнее отдалялся, важничал, грубел. Во всём виновата она, соперница, — подсказывала ревность, — где-то у него ещё зазноба есть. Доходили слухи до их Каштака — видели Егорку там да там – не мало хуторов и деревень в округе — и всегда с девками. Ветреный парень. А девки-дуры верят ему. Маша хмурилась, слушая подруг, думала — врут от зависти. Хуже было дома. Мать подступала: — Бабы сказывают, ты с петровским гармонистом гуляешься. Смотри, девка. Знаешь, что про него говорят? Не знаешь, так послухай…. И начинала. Терпела, терпела Машутка и брякнула: — Да люблю я его, скажённого! От этих слов, сказанных дочерью неожиданно и для неё самой, всё сжалось в груди Анфисы Тарасовны. Она ждала чего угодно: уклончивого ответа, глупой усмешки, только не этого – «люблю». — Головы-то не теряй, дочка, – только и нашлась сказать. Маша шла тропинкою, склонив отяжелённую думами голову. Память вернула её во вчерашний вечер. Собрались у Капитонихи – все девки и её Егорка. Каштакских парней не было — то ли пили где вместе, то ли замышляли что. Нажарили семечек, чай вскипятили и до хрипоты напелись песен под гармошку, а плясать не с кем. Затеяли ворожбу. Маша тихонько выскользнула из горницы, бросив на Егорку выразительный взгляд. Он следом. В маленькой кухне полумрак. Ремень «хромки» сполз к локтю, стянул рубаху, оголив тугое плечо. Маша поправила ему ворот: — Домой пойду. Он потянулся с губами, она увернулась, гармошка помешала её обнять, удержать. Извечная игра — он и она. Он догоняет, она ускользает — азарт разгорается. — Машка, стой, погодь, что скажу. Тропка, петлявшая у плетня, была черна от росы. Небо увязло в молочной мгле. От Каштакского озера наползал тёплый туман. Егор, перекинув «хромку» за плечо, обнял Машу за талию, крепкая ладонь притиснула девичий бок. Забыв про Машин дом, они гуляли по спящему Каштаку. Девушка искоса поглядывала на него, изучая, пытаясь понять и предугадать. Лицо его, смуглое в сумерках, с мягким пушком в местах мужской растительности, ничего не выражало – ни радости, ни волнения, одно лишь любопытство. — Ну что, Машок, на свадьбу придешь? — Кто-то меня звал. Да и потом, мамка с тятькой сенокосят – коровы-то на мне. — А что так рано собралась? — Да ну их. — Погадали б. — Мы вчерась гадали. Надо было приходить. — О чём гадали? — Так, о всякой ерунде – у кого какая жисть будет, у кого кто суженным. — Тебе что выпало? — Я своего в картошке нашла. Егор вспомнил.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 16 сентября 2020 г. 07:35 - Молодец. Как ты ей…. А мне каюк пригрезился. Диана прильнула ухом к моей груди. Стоит ли утомлять нашим семейным сюсюканьем? Всё обошлось, и, слава Богу. Билли трудился в поте лица виртуального над моим пострадавшим организмом. Но и он не волшебник – восстановить меня полностью и в одночасье мановением волшебной палочки не мог. Короче, когда прозрачные, оповещённые Электрой и ведомые президентом, собрались на песчаном берегу лагуны, вид мой был близок к жалкому. Я приветствовал аборигенов, сидя под пальмой, а напротив (знать бы где) стояли (сидели? плясали?) последние мужчины из удивительного рода прозрачных людей. Где-то среди них была Электра. Диана, из уважения к сородичам, пропустила сквозь тело солнечные лучи, но не покидала меня – я чувствовал её прохладные руки на своей груди. — Ты звал нас, пришелец Алексей? — начал телепатическое общение Президент. Начало, прямо скажем, не панибратское, скорее официальное, чем дружественное. — Я хотел поговорить о судьбе моей дочери Дианы, да и вашей тоже. — Тебе ничего не надо говорить – твои помыслы и задумки мне ясны. Поэтому без прелюдий я отвечу – нет. — Почему? — Надев серебряный браслет, ты возомнил себя равным Богу, а мы простые люди – желания и цели наши просты и никого на Земле не касаются. — Не собираюсь ни с кем равняться: зебре полосы, крокодилу зубы, а моей дочери нужны люди для общения, дружбы, любви и продолжения рода. Нормальные люди. — Ты мог бы ещё раз помочь нам — привези сюда здорового телом юношу вашего народа. — Ты говоришь о святых для нас отношениях, как о физиологических актах. Моя дочь не будет участвовать в подобных экспериментах хотя бы потому, что она моя дочь. — Девочка (Президент создал в моём сознании облик Дианы) не покинет остров одна. Если ты будешь настаивать, мы уйдём отсюда всем народом, и ты никогда больше не увидишь нас и свою дочь. Руки Дианы покинули мою грудь. Чёрт! Они общаются меж собой, а мне доступно лишь то, что обращено ко мне. — Господин Президент, — обратился мысленно к лидеру прозрачных, — вам не приходило в голову, полюбопытствовать мнением Дианы. — Девочка – дочь нашего народа, единственная надежда на будущее. — Девочка – моя дочь и вольна сама выбрать свою судьбу. Мой отцовский долг помочь ей в этом. — Не собирается ли пришелец Алексей воевать с нами? Не забыл ли он, что ничего не стоит без серебряного браслета на руке? — Когда-то, помнится, миролюбие было вашей отличительной чертой. — Я лишь к тому, чтобы ты не посягал на святое. Расстанемся на дружественной ноте. — Я не против, хотя…. В нашем обществе многое изменилось за время вашего добровольного заточения на этом острове. Не желаете взглянуть? Быть может, увидев нового человека Земли, вы перемените своё мнение. — Один из представителей перед нами. — И как он вам? — Настырно лезет в дела, которые его не касаются. — Но Диана моя дочь, и я желаю ей человеческого счастья. Она должна вернуться со мной к людям, подружиться со сверстниками, выбрать и полюбить единственного мужчину, от которого захочет иметь ребёнка. Ваш род продолжится. — Здесь она под защитой. — Последуйте за ней и защищайте на Большой земле, раз роль тени отца Гамлета вам более по душе. Но на вашем месте следовало бы заняться личными проблемами – постараться вернуть репродуктивные способности.

Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" > к сообщению

Отправлено 15 сентября 2020 г. 09:22 Однажды спёрла дома рубль и купила на него кусок жевательной серы у бабки Рыженковой. Ему цена красная – десять копеек, но старуха сдачу зажилила. Мама пропажу обнаружила и на Люсю: — Что жуём? Ну, та ей всё и выложила. Мама к соседке: — Как не стыдно – малого-то ребёнка…. — А пошла ты! – ощерилась старуха. Люся была тут, жвачку в пыль выплюнула, подняла камень – бац в окошко! — Отдай рупь, сука! Бабка заголосила, рубль отдала, а вечером отец ей стекло своё вставил. Вот такие номера откалывала моя старшая сестра. Любила ли она меня? Тут и гадать не надо – нет, нет и нет! С самого своего рождения – родители-то работали – стал для неё обузой. Таскала с собой по девчоночьим посиделкам — реветь, капризничать и жаловаться запрещала под страхом наказания. Чуть подрос, драки пошли промеж нас нескончаемые с одинаковым финалом – мне доставалось. Ещё подрос – драки прекратились. Не потому, что сдачи уже мог дать, характер начал формироваться — девчонок обижать нельзя. Уходил от любого конфликта, а сестра ещё больше психовала, «рахитиком» обзывала, ревновала к отцу, к школьным успехам, выискивала слабины, подмечала промахи и высмеивала. Жил постоянно на острие её критики, и никакой поблажки. Разве так относятся к родственникам? Вот у Андрея Шиляева старшая сестра Таня — ну, как не позавидуешь? Мне такую — я бы для неё в лепёшку расшибся. Мама…. Может, она и любила меня, но где-то в глубине души, очень глубоко. Отец построил семейные отношения так, что мы с ней как бы оказались по разные стороны баррикады. Мой сын – Агарковский корень! И мамина родня – Шилкина порода. Апалькова – у мамы девичья фамилия. Кто такие Шилкины – до сих пор не знаю. Но в тогдашних ссорах с сестрой нередко вставлял: – У-у, Шилкина порода. Мама это слышала, и в восторг не приходила. Этот сакраментальный вопрос – любят ли меня мама и родная сестра – мучил меня денно и нощно. Как проверить? Да очень просто – томсойеровским способом. Нужно удрать из дома и посмотреть – кто заплачет, а кто возрадуется. И тогда окончательно выяснится — кто есть кто, к кому и как следует относиться. Мысль о побеге из родительского дома, однажды родившись, уже не оставляла меня больше, чем на один день – вечерами перед сном каждый раз возвращалась. Совсем маленьким мечтал удрать в Карибское море – там тепло, и сокровищами усыпано песчаное дно. Но подрос и понял, не реально — далеко, дорого, да и через границы без паспорта вряд ли прошмыгнёшь. Думал о Крыме – там тоже тепло, но сокровищ не было. И на что жить – уму непостижимо. Бродяжничать? Милостыню просить? Как-то не солидно для настоящего пирата. Воровать – воспитание не позволяет. Крым помаячил и отпал. А вот здешние леса и болото вполне годились для обитания — летом, конечно. Грибы, ягоды, птиц ловить можно, а в гнёздах у них яйца – ну, чем не пища. На болоте рыба кишмя кишит – запастись только инвентарём, ну или, на худой конец, чужим попользоваться. Только страшно ленивый не прокормит себя летом в наших краях. Поживу, посмотрю, кто там дома заскучает, а к осени вернусь. Эта мысль не нравилась только одним – скучно без друзей, да и жутко, поди, без них-то в лесу. Чай не остров необитаемый – нагрянет кто-нибудь недобрый в шалаш, придушит сонного. С товарищами – другое дело. С товарищами сам чёрт не страшен! Стал приглядываться к окружающим и чувствую — всё не то. Рыжен природу не любит – ему бы толпу зевак, да форсить с утра до ночи. Рыбаку рыбалка и охота нужны, реальные, а не какие-то надуманные приключения. Да ещё дружба его с Пеней охладила наши отношения – ни воровство Толькино, ни дурные привычки (курение, например) не вызывали моего восторга. Мишка Мамаев, старший друг, тот гитарой увлёкся, и по вечерам всё больше с девочками на лавочке – возраст.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 14 сентября 2020 г. 08:21 - О-хо-хох! Жизнь наша – всё грехи тяжкие, — Наталья Тимофеевна устало опустилась на лавку. Сдёрнув рушник, висевший на зеркале, уткнулась в него влажным от слёз лицом. Рассиживаться-то было недосуг — столы надо крыть, да они ещё не выставлены. Послать Егорку за Фёдором? Этот куда-то запропал. Самой покликать? Но как не уговаривала себя Наталья Тимофеевна, сил подняться и идти, не было. Она продолжала сидеть, чуть всхлипывая. Хорошо, что в избе ни души – плач, баба, вой вволю – никто не видит твоих слёз. Уже скоро сорок годов минет, как отыграла её свадьба. И Кузьма Васильевич её, почитай, второй десяток в сырой земле долёживает. Сама постарела, поседела – бабка уж давно, а его всё молодым помнит. Волосы на голове курчавые, руки сильные, ловкие, проворные. Весёлая она была в девках, любила петь под гармонь, плясать на кругу среди молодёжи. А однажды Кузьма пошёл провожать её до дому и гармониста подкупил — следом шёл, наигрывая и потом ещё долго под окнами, пока тятька не прогнал. Всю свою вдовью жизнь тосковала она по мужниным рукам, горячим губам, хмелящим речам. Жила этой памятью, никого к себе не подпускала. И теперь останется одна — дети-то выросли, разлетаются из гнезда. Кому она нужна – старая, больная, сварливая? Стукнула щеколда в калитке. Наталья смахнула сырость с лица, повесила рушник. На пороге Егорка – вылитый отец. — Где тебя черти носят? – мать прошлась по кухне, пряча красные глаза. – Столы крыть надо – ещё не ставлены. Егорка ростом Фёдора не догнал, но плечистый, рукастый, силёнкой не обижен. На гармошке заиграет – девки проходу не дают, домой не отпускают. Утром чуть свет бежит в МТС и до обеда там пропадает. Прибежит – надо стайки почистить, воды натаскать. Находу поест и опять на работу. Вечером со скотиной управится и – айда пошёл! – до утра не ждите. Когда спит, одному Богу известно. Его бы урезонить, да времена-то новые настали – не во власти родителей теперь детьми командовать. Утром смотрит Наталья Тимофеевна – его постель не смята, а он уж у рукомойника плещется. — Мам, окрошку сделай. — Что окрошка для мужика – я тебе щей в обед сварю, и баранина есть. — Не хочу. — Как знаешь, — качает Наталья Тимофеевна головой. — Мам, — болтает с полным ртом, — если я невестку в дом приведу, не прогонишь? — Прогоню, — мать грозит ему рушником, зажатым в кулаке. Уж больно боек стал с девками — сегодня с одной, завтра с другой. Глазом не моргнёшь – обратает какая. Ладно бы девка, а то разведёнка с дитёнком. Мало ли? — Где тебя черти носят? — Мам, куда чего ставить-то? — голос со двора Матрёнин, и для верности, дробный стук её пальцев в окошко. Наталья Тимофеевна глянула – Фёдор жердину из скоб вынает, ворота открыть для возка. Да чтоб тебя…! Двор-то подметён. Наталья Тимофеевна кинулась в сени, стряхнув с плеч все прежние горести. Ильин день – праздник не только церковный, это передых в летней страде, между сенокосом и уборочной. Это у полеводов. А у доярок нет выходных. Шутили, помирать надумаешь – ищи подмену. Хорошо у кого взрослая дочь. У Анфисы Бредихиной почитай всё лето Машутка на дойку ходит, как заправская. Да и пора уж, раз с парнями вяжется, судачили бабы, уходя с летнего стана домой. Маша устало распрямила спину. Всё: молоко сдано, загружено – пора и ей. Сдёрнула с головы старый платок – защита от коровьих хвостов – взяла подойник и вслед за бабами. Они уж теперь в лесу разбрелись – попутно грибов насбирают.

Страницы: 12345678910 ... 1314151617