Сообщения и комментарии посетителя

Страницы: 12345 ... 1314151617

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 1 февраля 2022 г. 06:40 - Простите, если чем обидел. Спасибо за угощение. Скажу только на прощание, ваш отказ от сотрудничества можно истолковать двояко — либо вы не хотите вернуть мужа домой, либо я вам не симпатичен. — Вот именно — не симпатичны. — Вы со всеми мужчинами так или бывают исключения? — Бывают исключения для особо непонятливых. Майоров не понял намёк: — А я под исключение не дотягиваю? — Дотянитесь, если не поспешите. Тут адвокат разглядел за её стройными лодыжками приваленный к стене топор. Вопросительно ткнул в него пальцем и, получив утвердительный кивок хозяйки, поспешил покинуть дом. Топор этот появился в прихожей в день суда. Вернувшись из района без мужа, но с твёрдой уверенностью дождаться его в чистоте и целомудрии, Стюра поклялась, но не на кресте, а на топоре. Ни один мужчина, по её зароку, не переступит порог дома прежде, чем вернётся Николай. От кавалеров ещё можно было отбиться — от кого-то острым словом, от иного топором. Но что делать с собой? Душа требовала общения, участия, а тело — ласки. На третьем году затворничества у Стюры начались видения. В полудрёме или полусне будто возникает и течёт ей в уши чей-то нежный шёпот, чья-то рука ласкает груди. Будто мышка пушистая вдруг пробежит по ноге от колена вверх, и обдаст жарким дыханием низ живота. Будто во сне всё это и в то же время наяву. А порой так явно ощущается, что до смерти пугается Стюра: — Кто здесь? Отвечает пустой дом вздохами, скрипами, шорохами и шепотками. Решила женщина, что завелась в доме какая-то нечисть – о таком ещё бабки в детстве говорили. Только с их рассказов, должна она шнырять по углам да шкафам. А эта бестия всё норовит к хозяйке в постель забраться, потискать, пощекотать изнывающее по мужской ласке тело. Страшно Стюре верить в это и обидно, будто обворовывают её тайком. Лежит, не дышит, хочет подстеречь охальника. Вот будто край одеяла поднялся – пахнуло на ногу свежестью. Протянула Стюра руку одеяло одёрнуть и уронила её. Потолок юлой завертелся перед глазами. Она прикрыла их и уснула. А одеяло, помешкав, и, правда, завернулось. Тяжкий вздох послышался в спальне. Зашуршала, сминаясь, сорочка. Звуки поцелуев можно расслышать. От лёгких прикосновений всё тело женщины покрылось гусиной кожей. А может, зябнет без одеяла? Но постепенно кожа смягчается, розовеет, только дыхание начинает сбиваться, и лицо хмуреет. Должно быть, сон недобрый снится. Тело всё напрягается, приходит в движение. Голова мечется по подушке, тонет в волосах. Слабый стон несколько раз подряд прорывается в полуоткрытый рот. Опытным глазом взглянуть, удивительное дело — женщина в оргазме! Только никого с ней рядом нет…. Стюра проснулась внезапно. Огнём горит тело, а одеяло на полу. Показалось, будто кто-то отстранился во тьму. — Коля! – вскрикнула женщина в испуге. Так было однажды. Так стало повторяться каждую ночь. Засыпая, Стюра спрашивала тьму: — Где ты? Просыпаясь: — Кто ты? И однажды ясно услышала незнакомый мужской голос: — Не бойся, я с тобой. Кровь застыла в её жилах. Тяжёлым прерывистым вздохом задавила она готовый сорваться с губ истерический крик:

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 29 января 2022 г. 07:32 О, как же он любил её! — Я люблю тебя, Настя, — сказал он. – Если что – будешь ждать? И всё-таки она не выдержала и расплакалась. Но не по-бабьи – в полный голос, с причитаниями и подвыванием – а молча, горестно, но не без изящества. Хотя, какое может быть изящество в женском горе? Но Стюра была настоящей красавицей и не забывала об этом ни на минуту. 3 Женщина без мужа – беззащитная женщина. Не успели кумушки отсудачить о трагической судьбе Гришатки Волкова и несчастной доли Коли Панарина, как уже новая тема просится на язык. Стюра – молодка в самом соку, года замужем не прожила, а уж одна-оденёшенька. Да уж будто бы – кривятся сплетницы. Должно быть, похаживает кто-нибудь ночкой тёмною — не пустует Колина подушка. Не хватает, стало быть, доброй славы на бабий век, заработанной в девках. И даже те, кто помнил и любил прежнюю Стюру Гашину, качали головой: — Как же ты, Стюрка, одна-то мыкаешь? Уж бросала бы своего Панарина да поискала парня или мужика посмирённее, а то гляди — красота увянет, и ты засохнешь. А то, смотри, каким ещё вернётся благоверный – зона, она добру не учит. Начнёт тебя шпынять да гонять – вспомнишь добрый совет, да поздно. Как-то не повелось в деревне верить в порядочность человеческую. И пропала Стюра Гашина. Прежняя Стюра. Позабылись её смех и шутки, песни задорные. Не видать её стало на комсомольских субботниках: с фермы – домой. Редкий раз заглянет к соседкам на огонёк иль посидит молчком на лавочке. А уж к себе – ни-ни, никого не приглашает. Прошёл год, другой тянулся. Позабылись крутые Панаринские кулаки некоторым деревенским сердцеедам, стали они его жене всяческие знаки внимания оказывать. То один подъедет, то другой. И не добившись желаемого, злословили. Ославить человека – это так просто! Случилось как-то быть в колхозе адвокату Майорову, вести приём, консультацию граждан. Вспомнил он о статной красавице, жене своего подзащитного. Ведь это он тогда, года полтора назад, отстаивал на суде интересы Николая Панарина. Спросил о Стюре, как бы ненароком, одну из женщин. — Кто? Гашина-то? – махнула та рукой. – Прикидывается мужней бабой, а мужиками всей деревни вертит, как портянками. Обманет и вас — будете ей ноги мыть и воду пить. В голосе женщины звучала абсолютная уверенность. Заинтригованный таким суждением, выведав адрес, адвокат отправился в гости. Посмотрю – не убудет, думал он, глядишь, на обеде сэкономлю. Обедом его действительно накормили. Хозяйка была прекрасна в своей печали. Майоров откровенно ею любовался, а речь вёл о том, как помочь Николаю сократить срок. Осторожно, не спеша, адвокат подводил хозяйку к мысли о дополнительных расходах. Хотя такой красавице – красота это тот же капитал – можно и не тревожить сберкнижку. Внезапно в её глазах заблестели слёзы. Она поднялась, прошла через переднюю к входной двери и распахнула её. — Видит Бог, — засуетился Майоров. – Я не хотел вас обидеть. Но ведь мы взрослые люди, и могли б договориться. — Вам не стоит себя утруждать моими проблемами, товарищ адвокат, — сказала женщина. – Свои способности вы показали на суде, а после драки, как говорится, кулаками не машут. Всего хорошего. Незваный гость поднялся:

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 26 января 2022 г. 06:19 - Схожу, на Волчару гляну. Гриша жил один и наверняка валялся пьяный, не убрав скотины, не заперев дверей. Но то, что увидел Николай в его доме, поразило похлеще грома. В центре дверного проёма болталась пара ног. Башмаки высоко над полом! Пересилив себя, Панарин вошёл в кухню — ноги пришлось отодвинуть. — Господи! – вырвалось у него. На верёвке, привязанной к трубе отопления, висел Григорий Волков — нелепо вывернута голова на сторону, сизый язык высунут, глаза навыкате. Кидаться обрезать верёвку ни к чему — Гриша был мертвее мёртвого. Странно повёл себя Николай. Очень бы ему не помешало в тот момент, чтобы кто-нибудь крепко стукнул его по голове. Может быть, тогда он уразумел до конца, что произошло с его другом. Но по голове его не стукнули. Потоптавшись по кухне, допив недопитую другом и оставленную на столе водку, поглазев на труп, решив, в конце концов, что всё это пьяный бред, и быть правдой не может, Николай ушёл восвояси, так ничего и не предприняв. Странный, трудно объяснимый поступок. Но это было лишь начало целой цепи загадочных событий, в эпицентре которых Николай оказывался каждый раз. Позже, на суде, жена, свидетельствовавшая в его пользу, заявила, что Николай вернулся пьянее, чем ушёл – должно быть, развезло. — Это ты, Коля? – спросила она из спальни. — Нет, — отозвался он. – Но ты не бойся, ты не бойся, ангел мой — я не мужчина, я добрый домовой. Она фыркнула. Вышла в переднюю и села на диван, наблюдая за ним. Его шатнуло немного. Ну и что? Абсолютно ничего. Они были сегодня на вечеринке. — Ты пьян? — Ага, – сказал он. – Но в меру. О своём мужском долге помню. Содрал с себя куртку, повесил рядом с вешалкой. От стены к стене поплёлся в спальню. — Постель, постель, полцарства за постель, — бормотал кому-то. А потом, будто протрезвев, остановился. Осторожно повлёк её с дивана. Они прошли в спальню и, лаская друг друга, разделись…. Отдышавшись, он притянул её к себе, пристроил голову на своём плече и через минуту уже спал. А она, счастливая, смотрела в раскрытое окно, любовалась звёздным небом и ровным счётом ничего не ведала, что это последняя её счастливая ночь. Страх настиг его среди ночи. Он проснулся от кошмарного сна. Рядом спала жена, дышала легко и спокойно. На её губах застыло какое-то подобие улыбки. Внезапно он сделал резкое движение рукой, словно собирался ударить её по лицу. Она не шевельнулась. Он не хотел её ударить — просто хотел проверить, действительно ли она спит. Дурак! А если б она не спала, чтобы тогда подумала о нём? Он любил свою жену. Красивое, стройное тело, чёрные волосы на подушке, приятный овал лица, припухлые нежные губы. Её рука, тёплая и ласковая, лежала на его ключице. Он чуть коснулся её обнажённой груди и отдёрнул руку, боясь разбудить. Отчего же он проснулся? Какая-то кошмарная верёвка пригрезилась ему. И ещё ботинки. Они висят перед глазами, лезут в глаза, не дают уснуть. Что-то произошло. Что же? Что? Ах, кабы вспомнить! Наутро всё село всполошилось. Милиция приехала. Старший долго кричал в трубку, кому-то докладывая, и фамилия Панарин звучала даже чаще, чем Волков. Уезжая, забрали Николая. Незадолго до суда разрешили ему свидание с женой. Панарин не знал, как вести себя, какие слова говорить. Всю ночь не спал, ворочался на нарах, ходил по камере — встречи с любимой женщиной на пороге неволи и бесчестия человек и ждёт, и боится. — Со мной всё в порядке, — сразу же уверил он её. Она прятала лицо в скомканный платочек, а глаза, не мигая, всё смотрели и смотрели на него.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 23 января 2022 г. 06:30 Далее, я хочу предупредить, приведён не дословный рассказ Николая Панарина, не пересказ в моей вольной интертрепации, а сделана смелая попытка объяснить загадочные события в его трагической судьбе. 2 Механизатору колхоза имени Куйбышева Николаю Панарину не повезло в семейной жизни — он так считал. Жена досталась – нет, ни уродка, ни глупа, ни сварлива – как раз наоборот. С такой не стыдно показаться на люди. Она была достаточно хороша собой, чтобы произвести обворожительное впечатление при любых условиях, даже если бы ей вздумалось вымазаться в золе и облачиться в рубище. Даже в домашнем халате она вполне годилась на обложку журнала. Не повезло в том плане, что рядом с красавицей женой, ударницей и общественницей, певуньей и плясуньей, потерялся сам Коля. — Это какой Николай? Стюры Гашиной? – переспрашивали в деревне. Или ещё короче, — Коля Гашин. Это было невыносимо. Утешался он в друзьях. Особенно близко сошёлся со своим напарником Гришей Волковым, долговязым, сухопарым, взрывным парнем. Обычно они встречались на пересмене, передавая закреплённую за ними технику. А на ремонте им хорошо работалось вдвоём. Настолько хорошо, что их называли «неразлучной парой». — Я веду Николая в магазин, — говорил Волков. – А он меня домой. На ремонте они позволяли себе расслабиться и частенько после работы заглядывали на дно бутылки. Слабенький к спиртному Гриша являлся на утро «больным» и скорее мешал Панарину, чем работал. Николай любил свою профессию. Только один день на неделе бывает скучным, уверял он, это выходной. А Гриша по натуре был трепач и ветрогон, но напарника боготворил. А вот жену его недолюбливал, хотя и признавал, что ни в жизни, ни в кино не видал женщин красивее. Стюра, чувствуя его ревностную неприязнь, посмеивалась над ним и в застольях частенько заигрывала. Кокетничать она умела очень изящно. Уже после двух-трёх рюмок и одного танца опьянённый Гриша ревел, как лось в осеннем лесу: — Панаша, я люблю твою жену! — Слушай, Григ, только не пей больше, а то я тебя убью, — хмурился Николай. — Старый чёрт! – с нежностью ворчал Волков, теребя друга за холку. Николай Панарин, высокий, светловолосый, со спортивной фигурой и долговязый, сутулый, костлявый Волков – какое может быть сравнение. Смех один. Панарин и не ревновал. Гриша это чувствовал и психовал — жена друга не выходила из его головы. Он желал и ненавидел её день ото дня всё сильнее, не в силах понять и объяснить свои страсти. Опухоль на сердце росла, росла и однажды лопнула. Бригадир задержал Николая за столом — разговор шёл о работе. В соседней комнате танцевала молодёжь. Оттуда и выскочил разъярённый Волков — глаза безумные и пьяные, рот оскален ненавистью. — Трепач! Ты всё рассказываешь ей! – заорал он и влепил другу оплеуху. Тот и прикрыться не успел. Кое-как выбрался из-за стола, под градом сыпавшихся ударов, и коротким хуком бывшего десантника и боксёра мгновенно успокоил Волкова. Над Гришей заохала, засуетилась женская половина компании. Мужчины кинулись было разнимать и успокаивать, но Николай владел собой и буйства не проявлял. Только зыркнул на жену строго: добилась, вертихвостка, своего – и в двери. Она следом. Дома он молчал угрюмо, пил в одиночку, навёрстывая упущенное на вечеринке, она щебетала, делясь впечатлениями от увиденного — об инциденте не вспоминали. Перед сном он тяжело поднялся и заявил:

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 20 января 2022 г. 06:24 - Я журналист! – звонко ответил я. Черты его смягчились. — Ничего не пишешь? Я имею в виду книги…. — Увы, — вздохнул я, — только в мечтах. — Есть цель в жизни? — Как у всякого настоящего мужчины – переделать себя и мир под себя. — Хорошая цель, — похвалил Николай. Тане, зачарованной его страстным монологом, не терпелось вернуться к разговору о любви. — Вот в книгах пишут: выше любви ничего нет, а я добавлю – только до свадьбы, а потом куда что деётся? Возлюбленную можно унижать, оскорблять, бить, а при случае и убить. С вас, мужиков, всё станется. От её слов Николай напрягся. Напрягся до заметной бледности на тёмном лице. А потом вдруг ринулся через столик – лёг грудью на столешницу, разбросал руки и положил голову на щеку, как упавшая птица. Сквозь его льняные волосы лысина просачивалась к затылку. — Рубите мне шею, — захрипел он судорожно. – Я не преступник, я – святотат. Меня судили за убийство друга, жены и поджёг родного дома. Есть ли для русского человека преступления более тяжкие? Таня, возбуждённая драматизмом происходящего, глубоко дышала, её груди пытались выскочить из кофточки. — Ты убил любимую женщину? Из ревности? И ты её до сих пор любишь? Даже мёртвую? — Любовь к мёртвым самая сильная — она бесконечна. Им даже изменить нельзя, — Николай выпрямился. — Рассказывай всё, — попросил я без всякого нажима, но не сомневаясь, что он и сам этого хочет. — Расскажи, не ломай себе душу молчанием, — волновалась Таня. – Это, должно быть, жуткая история. Николай покосился на неё и усмехнулся: — Девке срок грозит девять месяцев, и то ломается. И всё же после некоторого раздумья заговорил: — Как вы уже догадались, когда-то я был не таким, как сейчас. Когда-то у меня была другая жизнь, и была в той жизни женщина. Какая же драма может обойтись без неё? Это была жена, которая всегда рядом, красавица, на которую молишься, умница, которой восхищаешься. Настолько идеальна, что теперь кажется мне, образ её мелькнул где-то в дымке и пропал навсегда и в то же время растворился во всём мире, во всех женщинах. Улыбнётся кто-нибудь в проходящем автобусе – кажется, она — я бегу и не догоню никак. Чаще видится в полях. Хочется остановить, заговорить, прикоснуться к мокрому от росы платью. Но сколько не спеши за ней, всё она у горизонта. Когда-то я полагал, что любовь может быть важной только для женщин. Не думал, что так может захватить и не отпускать многие годы…. Он сбился и замолчал. — И что – хвостом вильнула? А ты не простил? – Таня спрашивала и боялась банальной развязки истории с таким романтическим вступлением. В его печальных глазах мелькнул страх – страх оказаться непонятым, страх обнажившего душу перед дураками. Он хлебнул пиво, демонстративно отвернулся от барменши и спросил меня: — Сколько у вас времени? — Готов общаться до утра. — Вы, конечно, можете мне не поверить, — начал Николай. – Но всё случилось именно так….

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 17 января 2022 г. 05:46 Проводив пьянчужку суровым взглядом, незнакомец задумался. Тёмное лицо его постепенно обмякло, как-то набухли нижняя челюсть и подбородок. У меня мелькнула мысль — уж не хочет ли он заплакать. — Вот тоже чудо в перьях, — кивнула Таня на ушедшего Вовочку. – Руки золотые, а голова с дырой. Накалымит денег воз и пьёт, покуда не пропьёт. Друзья все вокруг, а деньги кончились – никто и не опохмелит. Теперь он в горе…. — Горе и беда идут к тому, кто живёт быстрее, думает шире и чувствует глубже. А развесёлое счастье валит дуракам, как деньги калымщику. Что-что, а горе от неприятностей могу отличить…. Темнолицый говорил и вдруг осёкся. Я встрепенулся, поражённый его дрожащим подбородком, затрясшимися щеками и стеклянно блеснувшими глазами. Да в них же стояли слёзы! Слёзы у такого сурового на вид мужика? Да он же сейчас зарыдает! Темнолицый смахнул слезу, будто утёр нос, покосился на меня: — С утра нос чешется – в рюмку глядеть. — В рюмку глядеть или с лестницы лететь, — подхватила Таня. – Есть такая примета. Я наклонился к её уху, не забыв зыркнуть за пазуху: — Может для знакомства по пятьдесят грамм с товарищем? Барменша искренне и печально покачала головой. Темнолицый услышал и изрёк: — С кем попало не пью. Мы с тобой не поддавали, в вытрезвителе не спали…. — Пью не для того, чтобы напиться, а чтобы искоренить. Впрочем, какие проблемы – познакомимся, — я протянул руку. – Анатолий. Темнолицый подумал, пожал мою пятерню и вздохнул: — Николай. — Водки нет — напьёмся пива. Танечка, повтори, — я подхватил обе кружки, свою и его, а когда он принял моё угощение, осмелел. – Готов поспорить, у тебя в жизни была какая-то непростая история, связанная с любовью к женщине. Он помолчал, вздохнул, будто уступая, и заговорил тихо, печально, повествовательно: — Любовь…. Куда не сунься – всё о ней. В кино, книгах.… песни поют. У девчонки груди не проклюнулись, она о любви мечтает. Не знает, что всё это призрак, мираж, пустые мечты ни о чём. Голос его ослабел, во взгляде не стало силы. Плоские щёки показались вялыми, как у плачущего. Ну-ну, пусти слезу…. А потом, в какой-то момент, вдруг воспряли с новой силой. — Ан есть! Какими только путями ей не приходится ходить, куда только она не прячется и чего только не творит. А сколько ей самой достаётся! Ею жертвуют ради карьеры, наград, престижной работы. Ради этой самой, материальной базы, этого самого жизненного уровня, который частенько принимается за счастье. И живётся любви с этой самой базой, как бабочке с бульдозером, потому что она духовна и бьётся легче хрустальной вазы…. Но кто знает, какими путями должна ходить настоящая любовь? Может для неё и нет дорог лёгких да наклонных. Как их нет для всего настоящего и искреннего. Может истинная любовь не даётся без мук и борьбы, и не стоит её ждать Божьим даром? Тёмнолицый Николай умолк, и в глазах его клубком свернулась тоска. Откуда она у него – ползёт, как серый туман по болоту. Всё ясно – зэк. Взгляд поймал наколку на кисти, и мысль заработала в нужном направлении. Только у зэков с большим стажем ещё и можно встретить такое идиллическое представление о любви. Романтики решётки! Я ухмыльнулся. Чёрт, который во мне сидит, как во всяком человеке, рядом с ангелом, тянул за язык ляпнуть какую-нибудь колкость в адрес братвы и её сексуальных пристрастий. Николай вдруг посуровел, глядя на меня. — Ты коммунист? – зло спросил он. С некоторых пор это слово стало ругательским не только в тюремной среде.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 14 января 2022 г. 06:18 Темнолицый следом повернул голову: — Какие это женихи? На работе колотятся, в разговоре торопятся, пьют давятся — разве понравятся? Складно у него получилось и в самую точку. Почувствовал жгучий, почти профессиональный интерес к незнакомцу. Таню воспринимал спокойно — понятны были её радостно-телячья философия и амёбистое ощущение жизни. В темнолицем почувствовал человека незаурядного. Исключительность всегда поражает, а потом начинает беспокоить — где же оно, твоё, личное, ни на кого и ни на что не похожее? Разве оно отпускается не всем? Пусть не поровну, но всё-таки даётся, должно даваться. Потому что мы люди единого человеческого мира, и перед матушкой Природой в чём-то все равны. До исключительности мне далеко — есть кое-какие слабости. Более всего на свете люблю свою работу в газете. На втором месте – интерес к красивым женщинам. И это был конкретный недостаток — в мире наверняка существовали вещи посерьёзнее, более внимания достойные. Но, признаюсь, они меня так не занимали, как, например, разбитная барменша Танька. Но незаурядность, оригинальность мне всё-таки были присущи. Выражались в том, что все абсолютно помыслы и действия в конечном итоге обращались к газете. Раздевая барменшу взглядом, я думал не о том, как затащить её в постель, а как возникающие ощущения можно отразить в прессе, проскочив редакторские рогатки. Но я отвлёкся. Сосед мой снисходительно слушал, а Таня рассказывала о своей жизни: — Мужик мой первый очень хотел мальчика. Вычитал в иностранном журнале, что беременная мать должна пить уксус, и поил меня каждый день. Верно, родился мальчик, но с кислым выражением лица. Весь в папку. Ха – ха – ха! Несчастная моя жизнь! — Жизнь тут ни при чём: она может быть прекрасной и может быть никчёмной – это как ею распорядиться, — говорил он вяло, но внятно, раздумчиво, а туманная мутность глаз и сивушный запах объясняли, что он изрядно выпивший. — А у тебя была жена? – повернула Таня ко мне свою царственную голову. — Расстались. — Не лю-убил, — вздохнула Таня, — А всё о любви талдычите. Эх вы, мужики! Вот подружка моя стала замечать, что муженёк от неё гуляет. Следить за собой стал, в смысле – одеваться, возвращается поздно и весь в засосах. Она в слёзы, кричит — уйду! Мать ей травки принесла отворотной — мол, подсыпай неверному в суп, он и бросит кобелиться. День она сыпет, два, три…. А через неделю мужика как подменили. Никуда не уходит, у телевизора торчит. О бабах и думать забыл. Подружка к матери — спасибо, родная, спасла семью. А та смеётся: какое зелье, ты понюхай – укропу я тебе дала. — Анекдот, — буркнул я. — Не скажи, — покачал головой темнолицый. – Вера в чудодейственное средство помогла бабе терпеть, удержала от скандалов, а мужик, утолив страстишку, успокоился. Вот и живут…. Тут интересный наш разговор был неожиданно прерван. Подошёл плюгавенький мужичонка, отвесил Тане поклон, пряча в рукаве дымящийся окурок. Пиджак его был в мусоре, волосы сырые и налипли на влажный лоб, лицо морщинистое, жёлтое, как и никотиновые пальцы, небритое, рот полуоткрыт. Он стукнул кулаком свою впалую немужскую грудь: — Дико извиняюсь, хозяйка! Нельзя ли кружечку в долг? Ты меня знаешь — за мной не заржавеет. — Баобаб ты, Вовочка, — вздохнула Таня и пошла наливать. — Баобаб в смысле бабу… оп? – обрадовался пьянчужка. — В смысле – сучий потрох, — пренебрежительно и в то же время со скрытой угрозой сказал темнолицый и добавил. – Ты паря не мен, а драный хрен, так что…. Вовочка покосился на него, подхватил свою кружку и шмыгнул в угол. Я ждал продолжения разговора, в упор рассматривая изрытое шрамами лицо.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 10 января 2022 г. 06:51 Таня рассказывала охотно, доверительно, как хорошему приятелю, с которым давно не виделась. Она шевелила плечами, отчего груди под кофтой раскатывались по витринному стеклу и стукались, как бильярдные шары. — Второго муженька у меня в тюрьму упекли. Ждать я его не обещалась. Дочь ему, правда, родила, от первого-то – сын. Тут третий подвернулся. Чего тебе, говорю, Петенька, родить — сына или дочку? А ему захотелось чего-то среднего. — Как это? – не понял я. — Извращенец оказался. Таня, встань так, да повернись эдак. А ни так, ни эдак детей не получается. Терпела я, сколько могла, а потом прогнала взашей. Одна теперь живу…. — С двумя детьми, — подсказал я. — С тремя. Третий между прочим появился, — совсем развеселилась Таня, заливаясь смехом, от которого задрожали, забегали по витрине её прекрасные груди. — А ты весёлая вдова, — любовался я ею откровенно. — А чего? Квартира есть, харчей полный холодильник, тряпками шкафы забиты. Мужики вниманием не обходят. Взяла за правило — живи себе, пока рак на горе не свистнет. Горевать мне некогда, а задумчивых сама не люблю. Тут я как раз задумался. А может, весь смысл жизни, все истины мира, вся философия толстых книг заключены в словах этой весёлой женщины с быстрым и озорным взглядом – живи, пока живётся и бери от жизни всё, что сумеешь. — Я рыжих не люблю, — вдруг сообщила Таня, лаская взглядом мои смоляные кудри. – К белобрысым равнодушна…. — Понятно, — отрешённо отреагировал я на её признания. — Мне брюнеты симпатичны. — Ну да? – не поверил я и потерялся вслед за убегающей мыслью. Темнолицый и светловолосый сосед мой слегка отшатнулся, будто для прыжка, или чтоб получше рассмотреть барменшу. Его взгляд, воспалённый ненавистью, впился ей прямо в душу. Заметив это, я напрягся и подобрался весь, готовый пресечь любые его агрессивные действия. Чувствуя внутреннюю борьбу, происходящую в нём, гадал – с чего это он подхватился? Женоненавистник? Рогоносец? Я пригляделся к нему внимательнее. Лет ему было больше сорока. Возможно, старили глубокие глазные впадины и лысый желтоватый лоб на половину головы. Сильное некогда тело утратило свою стать, и, казалось, ему хочется опереться на костыль. Скуластое лицо, обезображенное шрамами, прокаленное сельскими просторами, серело, как городской туман. — Неправильно это, — процедил он сквозь зубы. — Что неправильно? – повернулись мы к нему. — Ад и Рай задуманы. Проще надо бы и справедливее. Честно живёшь – живи долго: заслужил. Сподличал – умри. Как только чаша терпения переполнилась грехами – тут и срок тебе. — Интересно, — искренне подивился я, заглянув в его глаза. Жёлтые белки его от курения ли, от плодовоягодных ли вин тускнели лежалой костью. Сначала подумал, что мужик этот из тех людей с низкой культурой, у которых реакция порой несоизмерима с поведением окружающих – за намёк они могут оскорбить, за пустяк – ударить. Но мысли высказывал интересные. — А вы тут не шурупы. — В смысле? — Не шурупите ни хрена в любви — живёте одними инстинктами, да и то примитивными. — Ну-ну, просвети, — подзадорил я. А Таня обиженно поджала губы: — Было бы кого любить. И презрительным взглядом обвела зал.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 7 января 2022 г. 06:16 Ещё недавно, до либерализации торговли, я мог видеть только её руки — она отпускала пиво на вынос через окошечко в стене. Теперь открыли бар, и мытые кружки стояли рядами на подносе. Куда народ подевался? Не стало ни очередей, ни давки у окошечка. Один-два-три посетителя сосут лениво пиво, стоя у высоких столиков, да скучает Таня – назовём её Таней – за прилавком. Грустит, поглядывая на посетителей. Грустит впрок, как грустит осенью русский человек. Впрочем, иногда, чаще в непогоду, бар бывает полным. В тот день на белый свет обрушилась стихия. Теперь эти циклоны, казалось, вызывает сама метеослужба, научившаяся вычислять их с поразительной точностью. Холодный, почти горизонтальный, дождь хлестал по ещё не остывшим от августовского зноя крышам. Среди капель нет-нет, да и шмыгнёт белёсым следом крупа – то ли отзвук прошедших градов, то ли предвестник будущих снегопадов. Я хлопнул входной дверью и закрутился волчком, отряхивая куртку. Барменша, кричавшая на подвыпившего мужика, который допытывался, почему в пивбаре не продают водки, и нет ли её у Тани под полой, сразу замолчала и повернулась к новому посетителю. Я попытался прожжёно улыбнуться, подмигнув: — Кружечку неразбавленного…. Темнолицый мужик за столиком, куда я примостился, ещё более потемнел, уставился на мою кружку и неожиданно замурлыкал песню, словно вокруг никого не было. Песня была старая, блатная, с таким, примерно, припевом: … мой приятель, мой приятель – финский нож. Я не новичок в пивных барах, всяких ханыг насмотрелся. Ничуть не смутившись, отхлебнул и пропел: Что-то я тебя, корова, толком не пойму…. Подмигнул Тане. Она засмеялась. Подошла ближе, навалилась на витринку так, что её прекрасные, живые груди, безуспешно скрываемые красной кофточкой, легли на стекло, белея нежной кожей до умопомрачительной глубины. Я тоже улыбнулся ей навстречу, потому что люблю хорошеньких женщин и разговоры на вольные темы. — Что, Танюша, замуж не вышла? – поинтересовался весело. — Кто возьмёт? — Да тут у тебя женихов – сколько хочешь. Только стоят плохо, за столики держатся, а отпустятся – тут же и падают. Выбирай и подбирай! — Прямо-то. Кому они нужны? Много ли толку от нынешних мужиков – пожрать да гвоздь прибить, — бойко судила Таня, играя глазами. — Ну, а для любви мужик-то нужен? — Какая любовь! Три раза замужем была – ничего не видела. Хоть бы для семьи пожить, и то не удалось. Для первого мужика работа моя была шибко хороша. Таня домой – банку прёт. Пристрастился к пиву, ну и запил, как дырявое ведро. Сколько в него не лей – всё мало. Напьётся и лежит, как полотенце. Я, конечно, полкана с цепи. И пошла у нас свара! Разве это жизнь? — Развелась? — Бог развёл. Привезли мне с Дальнего Востока настой диковинного корня — женьшень, плавает в бутылке спирта. Соседи приходили дивиться: сущий человечек – ручки с ножками есть. Три года надо настаивать и пить по три капли – любую хворь снимает. Да где там – не устоял. Муженек утром встал, похмелиться нечем. Он спирт весь вылакал, а человечка съел. И умер в одночасье. В морге вскрыли его, покопались, оказалось – паршивый был мужик-то. — Бывает, — весело согласился я.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 4 января 2022 г. 06:47 Убийство Стюры Гашиной Человеческая природа до такой степени богата, сильна и эластична, что она может сохранять свою свежесть и свою красоту посреди самого гнетущего безобразия окружающей обстановки. (Д. Писарев) 1 Я тогда работал в редакции районной газеты, был холост и любил потолкаться в толпе. Ходил в общественную баню, где после пара человек особенно словоохотлив. Пил пиво, чтобы поговорить с людьми. И разговоры эти были о вещах простых, понятных, нужных. И как-то легче становилось голове, словно банно-пивные церемонии напрочь её опустошали. В бане все споры о политике. В пивбаре круг интересов шире, темы всплывают самые разнообразные. Например, о любви. Нет, о любви здесь говорили даже чаще всего, и причиной тому была его прелестная барменша. Представьте женщину лет тридцати с небольшим. Простое русское лицо, свежий лоб с завитками на висках, большие синие, широко расставленные глаза, в самой глубине их притихла тоска — такая тоска, на которую не хватило бы никакой воли. Спина прямая, талия узкая, волосы уложены короной и шикарная грудь. Чуть ощутимый запах духов в тяжёлом, прокуренном воздухе. Её нельзя было назвать ослепительной красавицей, скорее милой, что, на мой взгляд, лучше красоты.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 31 декабря 2021 г. 06:08 Согнувшись в три погибели, я побежал прочь от сторожки. Надо бы присесть, затаиться у какой-нибудь могилки, но страх, овладевший мной, гнал всё дальше и дальше. И загнал. Земля вдруг ушла из-под моих ног, и я с разбегу свалился в какую-то яму, по всем приметам – могилу: дух стоял невыносимый. Да, шайтан с ним! Зато здесь можно было затаиться и переждать, если бы не…. Я почти сразу, не смотря на кромешную тьму, почувствовал Его присутствие. Он шевельнулся, шагнул ко мне – качнулась почва подо мной, саван шуршал сухо и жёстко, а дыхание было настолько смрадным, что моё перехватило напрочь. И голос скрипучий, настоящий мертвячий голос: — Ханиф, ты друзей своих привёл? И пальцы ко мне тянет страшные, скрюченные, ну, или то, что от них осталось. Тут, признаюсь, дал я труса. А вы бы нет? Короче, заверещал я пойманным зайцем, завизжал резаной свиньёй, завопил татем на дыбе, но выскочить из могилы не смог – руки-ноги отказали, да и сам я тут же отключился. Очнулся я, дрожа от страха и могильного холода. Сидел на корточках, привалившись спиной к стенке ямы. Мысли метались по голове, но понемногу я собрал их в одну кучу и стал более-менее здраво рассуждать. Где я? На грани двух миров или уже за гранью, на том свете? Нет, всё ещё на этом — вонь и холод становятся нестерпимыми. На кладбище тихо, с небес луна сеет неяркий серебряный свет. Выбрался из могилы и побрёл прочь. Верите? — с той ночи мне как-то легче стало жить. Хоть и обитаю на прежнем месте, и промысел свой не бросил, но уверенней стал ходить по земле. В городе вот бываю, знакомства новые завёл. Всё больше шутники — в стаканчик плеснут и просят рассказать, как я из могилы мертвяка прогнал. На свалке всё по-прежнему. Мы с Шаманом помирились и живём в колодце — вдвоём теплее. Князь, как пропал в ту ночь, больше не являлся. Может, пристрелили – сковороду ему под зад кипящую. Не появлялся он и в сторожке. Верка зовёт к себе жить, обещает сестру отравить. Ну, как отравит, может, и переберусь — дом с печкой это тебе не колодец из бетона.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 28 декабря 2021 г. 06:12 Разливая по стаканам водку, Князь ворчал: — Что надулся, падаль свалочная? Не мотал ты срока – не знаешь, что на обиженных возят. А другой раз пошутишь так – раздавлю, как клопа вонючего. Бери тару – теперь я добрый. Ну, за знакомство! Во имя овса и сена, спиртного духа и свиного уха – аминь! Питух он был неважный. Для форсу опрокинул стаканчик, не глотая, но не сумел придержать дыхания и натужно закашлялся. Слёзы выступили на его луповатых глазах. Но вот вздохнул освобождено, откусил огурец и смахнул ладонью набежавшую слезу. Верка кинулась стучать кулаком по его спине и вообще, пьяно ластилась к нему. Но теперь он был равнодушен – мавр сделал своё дело, мавр может уходить. Князь взял из пачки на столе сигарету, прикурил, затянулся и покачал головой: — Дерьмо табак-то, не травка. Окинул присутствующих презрительным взглядом, выбирая жертву для насмешек, и остановил его на мне. Зевнул во всю пасть: — У-у, сволота! Спать захотел, скотина. А мне выпитая водка сердце не облегчила, а добавила злости. Что ж мне всю жизнь в чужих ногах валяться? То Шаман кровь сосал, теперь вот этот. Старуха бессильная и та не испугалась – отбрила гостя незваного. Теперь вон сидит, улыбается, палец в носу ломает – развезло с полстакана. Начал я строить планы, как бы Князя укокошить. Может, когда уснёт – топором по шее. Верка, наверное, не даст. Сестра бы её подержала, да вот-вот хрюкнется под стол – не помощница. Я покосился на Князя — рожа широкая, гладкая, глаза сонные, наглые. Сидит Верку щупает – никак разохотиться не может. Князь, — говорю. – Может пойдём – утро скоро. — Ты, Канифка, иди, скажи на свалке, я тебя смотрящим назначил – будешь мне сюда подати таскать, — он подхватил чего-то со стола и начал жрать. Выходить одному на ночное кладбище мне не хотелось, но Князь мог и силой вытолкать – за ним не заржавеет. Может и правда за окном светает? Я отдёрнул занавеску и прямо перед собой увидел мерзко-поганую оскаленную рожу черепа. — Князь, — попятился я от окна, — за тобой пришли. С набитым ртом, с хлебом в одной руке и пучком лука в другой, он выпучил глаза, глядя на окно, и в таком виде окаменел. — А – а — а! – тыча пальцем в окно, как калека безногая, металась по кровати Верка. Волосы дыбом поднялись над её головой. Князь, наконец, продавил кусок в глотку, захрипел: — Будь я проклят, кто это? Он вглядывался в окно и пятился от него. Старуха-сторожиха, тихонько дремавшая у стола, вдруг встрепенулась, словно какая-то посторонняя сила толкнула её, кинулась в тёмные сени, как в свою могилу. Я только успел подумать — надо бы запереться, тогда покойники нас не достанут, а она уже хлопнула наружной дверью. Прямиком, должно быть, в объятия райских гурий. Следом Князь заметался по комнате, выскочил в сени, потом высунул оттуда голову, погрузил кому-то топором: — Канифка, за мной! Бей не наших! Скорее инстинктивно, а, не повинуясь, я бросился следом. Кубарем скатился с крыльца и упал, запнувшись о старуху. Сторожиха громко рыгала, стоя на четвереньках. Князь сбил череп с лопаты и так поддал его ногой, что он завертелся в воздухе и пропал в темноте, донёсся только глухой стук падения. — Замочу, подлюги! – круша всё на своём пути, он ринулся в темноту. Его путь отслеживался тяжёлым топотом, хрустом ломаемых оградок и громким матом. Вдруг постороннее: — Стой! Стой, говорю! Стрелять буду! – и следом выстрел. Пуля просвистела у меня над головой.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 25 декабря 2021 г. 06:12 Не успели даже по стаканчикам водку разлить, Князь как заорёт: — Встать! На пост шагом марш! Устроился! Ты, старая, за ним следом — нечего подглядывать за влюблёнными людьми. Во народ, ни черта не понимают! Сторожиха с трудом поднялась из-за стола и побрела следом за мной. На крыльце мы уселись рядышком. Темнота скрадывала её сатанинскую наружность, а говорить она умела душевно. — Хорошо тебе, — сказал я с горечью. – Свой дом под старость, крыша над головой. А у меня всё в прошлом и, наверное, никогда уже не будет. И эта свалка проклятущая – последнее моё пристанище в жизни. — Не надо, голубок завидовать, — усмехнулась старуха. – Все помрём. Ты скажи, кого привёл, блатнягу какого? — Так себе, выпендривается. С зоны недавно и теперь в бегах – не задержится, — махнул я рукой небрежно и сплюнул под ноги. — С зоны? – старуха встрепенулась. – Я, Ханифка, ни ментов, ни судимых не люблю. Ты привёл, ты за него и в ответе: будет беспредельничать, меня, старуху, обижать или Верку – побежишь в ментуру и сдашь его. Мне такие гости ни к чему. Уяснил? — Да я хоть сейчас, но лучше по свету. — Сейчас не надо, подождём, посмотрим на его поведение. — Вообще-то у него только к Верке интерес — побудет и отвалит. — Ну, дай Бог. Но лагерным я всё равно не верю: они там каждый день на смерть грызутся – «Умри сегодня ты, а завтра я». Верка появилась в дверях: — Долго вы тут комарей кормить собираетесь? Мы поднялись и пошли за нею в дом. Князь, голый по пояс, в небрежно застёгнутых штанах полулежал на кровати. По губам его блуждала довольная улыбка. — Ну, как там, спарились? – подмигнул он мне. – Жизнь – это трогательная комбинация двух сердец. Уступить, Канифка, вам кровать или вы уже кончили? — И не начинали, — буркнул я, покосившись на пустую бутылку на столе. Князь перехватил мой взгляд: — Доставай, Канифка, другую – пировать будем! — А её уже нет, — чёрт дёрнул меня соврать. — Что?! – заорал Князь, вскочив с кровати. – Ты что сказал, монгол недобитый? Он схватил меня за шиворот и дважды ударил – в живот и челюсть, а когда отпустил, я мешком, без звука свалился ему под ноги. Князь с брезгливой миной перешагнул через меня. И тут в сторожке раздался дикий крик: — Ты что творишь, падла? Ты кого бьёшь, сявка поднарная? Князь опешил. Да и как не опешить, когда так страшен был вид старухи с выпученными сумасшедшими глазами, с оскаленным на три чёрных зуба ртом. — Ты куда пришёл, сучонок лагерный? Ты где ручонки распускаешь, пидор гнойный? – целя скрюченными пальцами Князю в горло, старуха продолжала наступать. — Уймись, стервоза! – Князь стоял, шумно и тяжело дыша, смотрел зло, на скулах играли желваки, подрагивали мясистые губы. — Эй, остыньте вы все, — Верка вмешалась. – Ханиф, чего ты врёшь? В сенях ты флакон оставил, я видела, сейчас принесу. Верка шмыгнула туда-сюда, водрузила на стол бутылку. Старуха и Князь разошлись нехотя, меряя друг друга тяжёлыми взглядами. Я поднялся и сел на лавку, обессиленный и раздавленный. — А пропадите вы все пропадом! – с отчаянием, зло, отрезая себе последнюю надежду на выпивку, выругался я. Теперь следовало бы уйти, хлопнув дверью. Но обида и страх перед Князем пересиливал ещё больший страх – остаться одному на ночном кладбище, и я остался сидеть на лавке.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 22 декабря 2021 г. 07:28 - Не суетись, в лавку не надо, — я с трудом поднялся и пошёл раскапывать припрятанные свои сокровища. И без того страшно на кладбище ночью, а тут ещё сердце сжимается от навязчивой мысли, что и мне лежать тут скоро, под таким же холмиком. А может, и не захоронят меня, бомжа, бродягу, а бросят под кустом, где смерть настигнет, и растащат собаки косточки мои по белу свету. Нет, не любитель заходить в такие места полуночной порой, да так уж случилось — пока на выпивку наскрёб, пока мусоровоз приехал…. На вторую бутылку немного не хватило, но водила в долг поверил – вручил. Пока то да сё – стемнело, из леса уже хмарь ночная поплыла. Я бы не пошёл, да с Князем не поспоришь. Пошли. Лес прошли. Вот она, луна бесстыжая, пялится на землю, и тишина щекочет уши. Только меня сейчас другое щекотало — не прогнал бы Князь из сторожки, пожадничав водки, да не пришлось бы мне одному на кладбище ночью оказаться. — Что, Канифка, молчишь? – окликнул Князь. – Думай, не думай, как говорила моя бабка, а царём тебе не стать. Царём-то уж точно, размышлял я — в педерастах бы не оказаться. — Ты, Канифка, кем раньше был? — Бухгалтером в колхозе, а что? — Да ты большой начальник, оказывается, — натужно рассмеялся Князь. – А я – рабочий класс, с самого дна общества. Своим умом в блатняки выбился. Во как! Голос его задрожал, он умолк. Должно быть, почувствовал, как устал, как намаялся от голода и бессонья, и пожалел себя. Может, дружков своих по зоне вспомнил, которые неизбежно возвращались на нары, покуролесив на свободе год-другой, а то и меньше. И его, сколько не бегай, ждут они, родимые…. — Хлебнём что ль для сугрева? – Князь откусил пробку, опрокинул бутылку в рот, громко глотая. Крякнул, протянул мне. Что тут раздумывать? На мои кровные куплена. Крутнул бутылку, взбалтывая, приложился, занюхал рукавом. Всё в порядке, крепость есть — в желудке потеплело. В голову чуть ударило – хорошо! У Князя пуще язык развязался. — Чего, нехристь узкоглазая, на кресты пялишься? Как раз к сторожке подошли – небольшому кирпичному строению – жилищу кладбищенского сторожа. Точнее сторожихи. Жила здесь страшно безобразная костлявая старуха. Сначала одна, а потом появилась сестра – вертлявая бабёнка. Иногда мы с ними мен вели. Она всё заигрывала: — Взял бы, Ханиф, водочки да заглянул на вечерок. Никого так не жду, как тебя. Вот и дождалась! На стук в дверь зажёгся свет. — Кто? – раздался визгливый голос сторожихи. — Я, Ханиф со свалки. Дело есть, пусти. Дверь открылась, мы вошли, а за спиной ворчала хозяйка: — Да ты не один. Так и говори, чего дурку гонишь…. Оправляя платье, у кровати стояла её моложавая сестра Вера. Улыбнулась щербатым ртом: — Пришёл? Чего принёс? Чем соблазнять будешь? Тут Князь, оттеснив меня плечом, выступил вперёд: — Насчёт жратвы трофеи слабые, но бутылочку шнапсу найдём. Он грохнул початую бутылку на стол, присвистнул от удивления, увидев расправленную кровать с подушками: — Вот бы придавить тут минут шестьсот, раздевшись донельзя и укрывшись одеялом. Молодуха быстро сообразила что к чему: на столе одна за другой появлялись тарелки с яйцами, луком, печеньем, конфетами и пирожками – всем тем, что можно вырастить на грядке под окном или насобирать на могилках. Князь лип к ней, масляно склабясь, и всё гладил по заду. Я присел на лавку и отвернулся — смотреть на это было противно.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 19 декабря 2021 г. 06:14 И поскольку старик молчал, размышляя, пришелец подскочил к нему и крепко пнул под зад. Егор Иванович сел, как стоял, будто подкошенный. Сначала я испугался и силе, и ярости, разом вскипающей в душе этого новоявленного диктатора, но потом вдруг без перехода в глубине души моей что-то хищное оскалилось. Мне захотелось своими руками задушить эту гадину. Я захрипел, затрясся, изо рта потекла слюна. Жажда мщения, жажда крови захлестнули сознание. Это был, несомненно, припадок. Впервые в жизни почувствовал себя готовым убить человека, затоптать его ногами. Это был какой-то невероятный всплеск жестокости, насилия, жажды крови. — Я тебя сейчас на куски порву! – зарычал я и с перекошенным от ярости лицом пошёл на Князя. Он ударил меня ногой в солнечное сплетение. С губ моих брызнула кровавая пена. Я потерял дыхание и упал, корчась, на землю. Память оставила меня. Очнулся я от тряски. Князь волок меня куда-то — остановился, заметив, что я пришёл в себя. — Живой? Он опустил меня на землю, присел рядом. — А все разбежались. Даже тот, жирный, уполз куда-то, падла, — голос у него был хриплый, но не злой, а скорее жалобный. – Прижились вы тут, как в санатории — пальцем их не тронь. Вам бы чуточку того, что я испытал…. — Вот, Халиф, — он переиначил моё имя в лучшую сторону. – Девушка становится женщиной – это нормально, мальчик мужчиной – тоже, а вот когда из мужика делают девочку – это что? Приходилось тебе терпеть такое? Мне было хорошо лежать и молчать, но я решил поддержать разговор: — У нас тут тихо было. Вся эта хренобень с тебя началась. Князь мимо ушей пропустил мои слова: — Я, как с зоны откинулся, думал, хватит, завяжу, присмотрюсь, может присосусь куда — доживу остаток дней моих спокойненько. Хрена с два! На работу не берут. Куда не сунусь – смотрят, как на обосранного. Своих, ушлых, на улицу гонят, а я для них – зэк. Как говорил один чувак: «Давно пора, ядрёна мать, пером в России добывать». А я, как фраер, на что-то ещё надеялся. Потом во мне всё закипело от ненависти и бессилия. Слепил скачок да сорвался, в бега бросился, и качусь теперь неведомо куда – немытый, небритый, голодный и злой. На зону тоже не шибко хочется. — Так что, Каниф, — он расстроился и вновь понизил моё звание, – живут теперь циники да проститутки, а нам, королям отмычек, осталось только взяться за топор. — Я бомж, — сказал я, — но не ворую, и никогда не воровал. — Гавно ты на палочке, а не бомж, — отмахнулся Князь, потом приблизил своё лицо. Голос его задрожал, послышались какие-то новые нотки. – Мне сейчас баба позарез нужна. Посмотрю, может ты на что сгодишься. Буду ухаживать за тобой, как за девочкой. Нет в жизни счастья большего, чем это. Он торопливо начал расстёгивать штаны. Я испытал много унижений в жизни, знал цену страданиям. Но теперь впервые мне стало страшно жить. — Князь, — робко сказал я. – Я тебе это не позволю. — Я насиловал женщин, — рассмеялся он. – Тебя, татарочка моя, загну в бараний рог. Будешь брыкаться — хребет сломаю. Я знал голод и страх смерти, я ел падаль, от которой шарахались собаки, но никогда не терял уважения к себе. Я не мог ему позволить этого. — Подожди, Князь, будут тебе девочки, целых две. И жратва будет сносная и курево. У тебя, небось, живот подвело? Только надо на кладбище идти. Не сдрейфишь? — Я своё, Канифка, отдрейфил. Теперь ни черта ни боюсь. Ну, кажи, где твои девочки. — К ним с пустыми руками не подъедешь – надо бы бутылочку прихватить. — Так ты что развалился – я что ль в лавку побегу?

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 16 декабря 2021 г. 06:09 Богобоязненный старик Егор Иванович встал над поверженным и, как над покойником, стал читать молитву: … — душу вечную, ничтоже сумящуюся… Я подошёл сзади и положил руку на его плечо. Старик вздрогнул и отпрыгнул в сторону, испуганно глядя на меня. В этот миг я забыл о Князе и вообразил себя владыкой свалки. Я вспомнил, как остался без работы, без квартиры, как скитался по чердакам и подвалам, как оброс бородой, исхудал, и в глазах навсегда прижились пришибленность и лихорадочный блеск. Как однажды чуть не попался на воровстве, и потом брёл на юг лесами, прячась от людей, и наконец добрался до этой свалки. До отвала наелся отбросов, расправил грудь, вздохнул с наслаждением зловонный воздух — здесь не было никого, здесь некого было бояться. Какая тишина, какое раздолье, и как приятно смотреть на горы хлама, таящие в себе несметные сокровища. Душа моя пела. Я открыл собственный Клондайк! Накрапывал дождик. Я искал укрытие, когда наткнулся на бетонный колодец, будто лежащий на боку танк. Из люка высунулся опухший мужик и прохрипел: — Место занято. Я отпрянул испуганный, присел на корточки, с тоской ощутил плети ослабших рук: — Простите. С трудом ворочая обрюзгшим телом, толстяк высунулся дальше. Сдавленное, давно забытое участие проступило в его глазах сквозь накипь конъюнктивита: — Жить негде? — Негде, — кивнул я головой. Толстяк подумал, шевеля растопыренными пальцами. — Оставайся у меня, — сказал, глядя в сторону. — Спасибо, — поблагодарил я и полез следом в люк колодца. Мы сели на грязное, рваное одеяло. — Здесь сплю, — сказал толстяк, махнул рукой на лаз. – Туда есть хожу. Вообщем, место хорошее, спокойное — ни ментов, ни людей. А здешние – старики да пацан чокнутый, лечиться ко мне ходят. Оставайся, живи, будешь хавчик мне таскать… Из страны грёз меня вернуло в действительность появление Князя. Одним взглядом оценив ситуацию, он сразу же напустился на меня: — Дешёвка ты, за три копейки нанятая! Я тебя куда послал? Дань собрать. Собрал? Смотри, день проходит, а я ещё ни разу не съездил по твоей татарской роже. Потом набросился на стариков: — Чего пялитесь? Ну-ка, вытряхивайте мешки. Татарин, как тебя зовут? Канифкой будешь. Собери барахло. Запомните, граждане бичи, воля ваша кончилась — на меня работать будете. С голоду не подохните, но и жиреть не дам. Таких, — он пнул лежащего Шамана, — в расход, на колбасу…. Юродивый взбесился и перестал что-либо соображать. Он схватил Князя за ногу, причём обвил её и руками, и ногами и завизжал: — Гавно, подонок, трус! Если ты не уберёшься сейчас отсюда, я отгрызу тебе ногу. Больше он ничего не успел сказать — Князь ударил его кулаком по голове, а когда мальчишка обмяк, поднял и бросил его на шалаш. Под телом хозяина лёгкое строение обрушилось, всклубив пыль. — Послушай, Князь, — сказал я. – Ты калечишь своих подданных. Умные люди так не поступают. — Князь? Это ты хорошо, Канифка, придумал. Отныне я ваш князь, и будь я тысячу раз проклят, если, имея такую свору бездельников, сам буду собирать стекляшки, — пришелец захлопал в ладоши. – Все по местам, за работу. Марш, марш! Арбайтен! Канифка проследи — потом доложишь. — Дорогой…, – начал было Егор Иванович. — Я тебе, падла, сейчас покажу дорогого, — взбеленился Князь. – Ты слышал, как ко мне следует обращаться — Ваша светлость. Ну-ка, повтори.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 13 декабря 2021 г. 07:12 - Меня не прогонит? — Не знаю. — Пойдём, спросим. Мы прошли на окраину свалки к бетонному доту канализационного колодца. — Эй, Шаман! – крикнул я в тёмный люк. – Новенький просится. Пыхтя и щурясь на солнце, из люка, опираясь на руки, выползла половина туши Шамана: — Который? Откуда? Надолго? Они смерили друг друга взглядами. Странная метаморфоза случилась с моим спутником. Перед Шаманом стоял не вежливый проситель, обратившийся ко мне десять минут назад — у колодца крепко попирал землю широко расставленными ногами уверенный в своей божественной сущности Князь надменностью равный Шаману, а то и превосходящий его. — Ну-ка, выйди дорогой, — со зловещим пришепетыванием сказал он. Не могу сказать точно, сколько мгновений или столетий длилась эта иерархическая дуэль, но, в конце концов, Шаман покорился, молча выполз из жилища, с трудом поднялся на отёчные ноги. О чём они говорили, я не помню. Разговор катился мимо меня. Да и был ли это разговор? Шаман лез в бутылку, и Князю оставалось только закупорить её. Сильным ударом он сбил с ног моего квартиродателя и приказал: — Убирайся и живым на глаза мне не попадайся! Маска сонной надменности исчезла с лица Шамана, он ползал в пыли перед колодцем и клянчил, прихныкивая: — Отдай одеяло, отдай одеяло — у меня простужены ноги. Князь, обшарив углы, высунулся из люка: — Ты не заразный? Ну и проваливай, пока я тебе шею не свернул. Мне уж тут делать было нечего, да и в эту минуту я заметил, что какая-то тёмная фигура замаячила на гребне свежей куче, той самой, где я встретил Князя. Должно быть, кто-нибудь из стариков решил под шумок попользоваться моим добром. Я подобрал палку и кинулся отгонять. С этой кучей мне повезло — отбросы были из столовой. Я сам наелся и ещё набрал полное ведро всякой дряни. Пообедать ещё можно, но к вечеру всё это безвозвратно протухнет. Пошёл к юродивому меняться. Ирод сидел перед шалашом и что-то чертил палочкой в песке. Рядом лежал Шаман, густая пена стекала из его ощеренного рта. Узнав, что у меня в ведре, стал клянчить. — А ночевать пустишь? – издевался я. Шаман прохрипел, закатив глаза: — Умирать будешь, сука, близко не подойду. Ирод постучал куском железа по подвешенному на берёзе рельсу, созывая стариков на торги. А я краем глаза следил за Шаманом, затылком, всей кожей видел его хищное лицо — большое, круглое, с пухлыми щеками и маленькими глазками. Оно нависает сзади, и от него не уйти. — Дай мне пожрать, татарская рожа! Шаман знает, сейчас соберутся старики и за бутылки, булавки, прочую дребедень купят у меня ведро и сожрут всё без остатка. Превозмогая боль, он встаёт на подламывающиеся слоноподобные ноги и надвигается на меня. Мы дерёмся. Он сильный, а я вёрткий. Кровь течёт из разбитой губы Шамана. Вокруг нас волнуются старики и юродивый. Зияющие рты, бешенный огонь глаз, пылающий жар дыханий, хриплые крики: — Бей! Бей! Шаман остановился, покачнулся и упал. Он бессильно закрыл глаза, капля крови дрожит на подбородке. — Сдохни, падла! – крикнул я торжествующе. Старики затихли, подозрительно косятся на меня, боятся, что на свалке произошла смена власти — к Шаману-то привыкли. Они ещё не знают о новеньком.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 10 декабря 2021 г. 05:50 - И будем теперь, как преступники дрожать и бояться каждого стука, — продолжил я печальную тему. — А мы и есть преступники, — приговор Сашкин был неумолим. – Погоди, ещё кошмарами намаешься, как поносом. Никогда не приходилось тонуть во сне? Когда тело в непроглядной холодной воде опускается на илистое дно, голова работает, руки гребут, а к ногам будто бетонная балка прикована – тянет вниз стремительно, упрямо. Спасенья нет, конец, кровавые пузыри, взрыв лёгких…. — Бр-р-р, — подивился я Сашкиному красноречию, полез за сигаретами, начал нервно прикуривать. Заметил, Неволин, сам болтун хороший, любит слушать красивые и страшные истории. Теперь, забывшись, он терзал зубами свои ногти и смотрел на Солдата просящее, как ребёнок, который готов слушать любую страшную сказку, лишь бы конец в ней был благополучный. Тут я и воспользовался моментом. Чуть приотстав, догнал Вовку сзади да как гаркнул на ухо: — Отдай мою голову! Он прыгнул вперёд, словно выпущенный из лука, и даже фыркнул, как та кошка. А Солдат сломался от смеха. Он веселился искренне, вытирал глаза, качал головой, не скоро лицо его занемело. — Порядочная ты свинья, — как-то по-человечески сказал мне Неволин, и я порадовался за него: — Всё просто, как мычание – не надо корчить из себя супермена. Мы прошли уже половину пути, как вдруг в глаза ударил яркий свет автомобильных фар. Кто-то в форме прыгнул из кабины, в руках пистолет: — Руки вверх! — Аттас, меты! Неволя метнулся в сторону, прочь от яркого света, мы с Солдатом следом. Бежали, сломя голову. Бежали до самого посёлка, хотя никто нас не преследовал, никто в нас не стрелял. Ленивые какие-то меты попались. А может, не менты? Вообщем, до конца лета прожили в постоянном страхе, и немного успокоились, лишь когда закончился трудовой семестр, и мы вернулись в Челябинск. Вот, собственно, и всё. Так что, хотите верьте, хотите нет, решайте сами — порядочную я вам вещь рассказал или ерунду какую-нибудь. Рассказ Ханифа Шамратова К лету на свалке нас жило уже шестеро – Шаман, я, три старика, один из которых был старухой и юродивый мальчишка, на вид ему было лет десять-двенадцать, сам он говорил, что двадцать, а судя по рассуждениям – все сорок. Мы питались отбросами, собирали бутылки, иногда находили что-нибудь ценное и обменивали у мусоровозчиков на хлеб, одеколон или бормотушку. Городские бывали здесь, тоже что-то выискивая, но мы их сторонились — у них было жильё. Этот мужик появился невесть откуда. Оседлал свежую кучу, а я кружил неподалёку, дожидаясь, когда он набьет свой мешок или карманы. Вдруг он схватил с земли что-то и с жадностью принялся жрать. Городские пищевыми отбросами брезговали, и я понял, что на свалке появился новый бич. С этой новостью поспешил к Шаману, но пришелец окликнул меня и, так как я не остановился, вскоре догнал и, положив мне руку на плечо, повернул к себе: — Здесь живёшь? Был он бородат и крепок, на широких плечах болтался кургузый пиджачишко, не сходящийся на голой груди, синей от наколок. Смотрел с дружелюбным любопытством, говорил мягко: — Один живёшь? Я помотал головой. — Кто смотрящий? — Шаман.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 7 декабря 2021 г. 05:56 Мы взглянули на череп, потом на ручей, который нёс к нам обмывки эти, потом друг на друга и, не сговариваясь, встали на четвереньки, выворачивая внутренности наизнанку. — Вы что, моряки, баланду травите? – Неволин будто теперь только заметил наше состояние. — А я думал, выпьем, покурим…. Слышите, тут что-то есть – хлюпает. Он потряс череп возле уха, и там действительно что-то смачно захлюпало. Первым оклемался Солдат. Вид у него был мрачный, я бы сказал, нехороший был у него вид. Он был человеком сильных чувств, очень глубоко и серьёзно переживал то, что иные и не замечали даже. — Да заткнись ты, наконец, чёрт тебя дери! – заорал он. Сашка был вне себя. Его прямо трясло. Неволя спрятал череп за спину и попятился, растерянно глядя на него, не понимая, что он сказал такого, чем вызвал Сашкину ярость. — В чём дело, моряки? Паника на судне? Солдат, кажется, взял себя в руки — сказал он с угрозой, но более спокойно: — Ты, юноша бледный со взором горящим, если ещё раз сунешься ко мне с этой штукой, я тебя по вселенной размажу. На что Неволин сказал пафосно: — Бей, но выслушай — идущие на смерть, просят выпить и закурить. Солдату, кажется, стало стыдно за свой порыв — он взял из моих рук фляжку и протянул Неволе. Тот процитировал вместо тоста: — Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю…. И приложился. — Ладно, пошли домой, — хмуро сказал Солдатов и персонально Неволину. – А ты эту штуку выкини. Мы прошли вдоль забора, подальше от разрытой могилы, через пролом в ограде вновь проникли на кладбище. Оно лежало перед нами пустынное и зловещее. Сколько погребено здесь тайн и несбывшихся надежд, людских чаяний! Сам вид крестов и обелисков наводил тоску. Мы отворачивались от них, пряча взгляды, и вновь натыкались. В ночной тьме всё казалось серым. Но вот тучи разошлись, и выглянула луна. Тьма отодвинулась, проступили тени. Очень тихо было вокруг — шум наших шагов далеко раздавался и нагнетал напряжённость в душу. Возможно, это проявлялось раскаяние. Луна внезапно скрылась. Чтобы не плутать меж тесных оградок, пошли широкой аллеей и вскоре уткнулись в закрытые ворота. Тут же стоял небольшой кирпичный домик, а в нём горел свет в единственном окне, слышны движения, говор, смех. Сторожка, должно быть. Тощий лохматый пёс выбрался из-под крыльца, поджав хвост, испуганно следил за нами, не подавая голоса. Молчали и мы. Неволин, правда, не долго. Пошёл к избушке. Пёс юркнул под крыльцо, а оттуда с фырканьем выскочила чёрная кошка, испугав Неволю: — Фу, чёрт! Тем не менее, он не отказался от задуманного – водрузил на лопату свой трофей и уткнул безносым лицом в стекло. — Бывай, Ёрик, – и кинулся нас догонять. — Зря ты это, — сказал Солдат, аккуратно притворяя ворота. — Да чтоб у меня рога на лбу выросли, если завтра здесь не будет потехи. Вот увидите. Где-то на кладбище пугающе заухал филин. — Птица несчастья, — заявил Неволин. – К покойнику. — После твоих вонючих рук, всё на свете кажется счастьем, — откликнулся я. Луна вновь скрылась за тучами, тьма сжалась, чуть заметным стал глянец дороги. — Дождика бы, — сказал Солдатов. — Думаешь, собаку по следу пустят, — заглянул я в его лицо. — Всё может быть, — Сашка глубокомысленно вздохнул. – Ни на что нельзя рассчитывать, пока в мире властвует скрытая сила случая, можно только предполагать.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 4 декабря 2021 г. 06:00 - Не страшно? – хрипло спросил Солдатов. — А чего мне бояться в родном отечестве? — Вдруг за ногу схватит…. Неволя запел беспечно: Ходить бывает склизко по камешкам иным…. — Ладно, Неволя, — решил я вмешаться. — Побаловались и будет – вылазь! — Не понял. — Слушай, — разозлился я. – Ты дурака-то не валяй. Сам всё прекрасно понимаешь. Вылазь, хватит, говорю. Смотри, нервы у меня не выдержат – худо тебе будет. Ясно? В этот момент под лопатой что-то хрустнуло. Все мы невольно замерли, ожидая чего-то неожиданного, сверхъестественного. Но ничего не произошло, только из-под пробитой крышки потянул такой смрадный, зловонный дух, что у меня разом спёрло дыхание. Я отпрянул в сторону, побежал прочь, в темноте натыкаясь на что попало, пока не схватился за штакетник забора. Тут меня вырвало. Отплевавшись кое-как, перелез через ограду, спустился пологим склоном на дно оврага к ручью. Прополоскал рот. Немного полегчало, но дышать через нос всё же не смог – будто застряла там какая-то пробка, от которой отламывались крошки, проникали внутрь, отравляя смрадом организм. Хлебнул из фляжки, в которую перелил водку из последней бутылки. Прислушался к своему нутру – вроде, принято. Хлебнул ещё. Появились мысли, проявилось мироощущение — ночь, кладбище, овраг, ручей…. А вон и Солдат скатился к ручью. У него тоже оказалось пищи в избытке — встал на четвереньки и ретивой собакой принялся пугать кого-то. Я подпёр щёку ладонью, уперев локоть в землю, лёг, закинув ногу на ногу, и с нескрываемым удовольствием наблюдал за ним. Наконец Солдат выдохся, прополоскал рот, умылся, высморкался и, громко икая, уселся рядом. — Хлебни – полегчает, — протянул ему фляжку. Сашка просто вырвал посудину из моих рук, приложился, громко звякнув зубами, хлебнул раз-другой. — Эй, не пролей! — Эт-тот варвар отсёк трупу голову. Идиот, скотина, кара…катица! Бр-р-р! Пакость! Выгоню из сарая – пусть ночует, где хочет. Водка, однако, проникая в кровь, возымела своё успокоительное воздействие — Солдат вскоре перестал заикаться и заговорил вразумительнее: — Не понимаю, откуда берутся такие люди. Папа есть, мама есть, а совести или чего ещё там – нет. Ты не знаешь? Я не знал. Тревога, зародившаяся во мне с первым нажимом на лопату, не покидала, лишь на время отступила под наплывом других чувств. Теперь, когда преступление свершилось, и я оказался его соучастником, сердце защемило подспудным страхом. Ночь, показалось, ещё не исчерпала свои неведомые и опасные сюрпризы. Спустился в овраг и Неволин, плескался в воде немного выше по ручью. Мы уже не по разу приложились к фляжке, запивая водку студёной ключевой водой. Вовка подошёл: — Саньки, дайте в зубы, чтоб дым пошёл. — Щас дам, — Солдат показал ему кулак. – Отойди прочь, вонючка. — Ну, почему сразу… Лучше гляньте-ка, — на ладони у Неволи белел и скалился человеческий череп. – Он уже того.… давно лежал, легко отмылся. Только рукой проведёшь, и всё сползает.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 3 декабря 2021 г. 06:11 - У меня, конечно. — А вы с кем живёте? — Один. — Только не сегодня. — Завтра? — Давайте завтра. …. Назавтра Вероника приехала в школу нарядной – в водолазке под джинсовым жилетом, плиссированной юбочке. Глаза лучились, рот не закрывался — невтерпёж было общаться. Ей даже сделали замечание на уроке, но за ответ у доски похвалили. После занятий проводили взглядом детдомовский автобус и, взявшись за руки, пошли в другую сторону. Осмотрев все комнаты, Вероника вернулась на кухню, где я разбирал пакеты с продуктами. — Это ваша квартира? — Считай, моя. Нравится? — Я всё жизнь прожила в детском доме. — Выйдешь за меня замуж, будешь жить здесь. Или купим большой уютный дом за городом. — Вы хотите на мне жениться? — Очень. — Для чего? — Потому что люблю. — Что такое любовь? — Любовь? Любовь – это, девочка, страсть, основанная на половом влечении. Любовь – это дружба, союз единомышленников против житейских неприятностей. Любовь – это общность интересов, главный из которых – воспитание детей. — Этому можно научиться? — Ничему не надо учиться – все заложено в тебе от рождения. Всевышний мудро обустроил природу, выделив в ней мужское и женское начала. Мужчина любит, женщина позволяет себя любить. Мужчина выбирает женщину, с которой ему легко и приятно жить. Женщина – мужчину, от которого хочет иметь детей. Ты любишь детей? Вероника неуверенно пожала плечами: — Наверное. Я всегда помогаю малышам. — Я говорю о собственных детях. Наш ребёнок будет купаться в ласке, потому что без родительской любви нет детства. Ох, и доболтался, ох, договорился. Вероника безвольно опустила руки, по щекам побежали слёзы, взгляд затуманился, но она всё смотрела на меня и будто просила: «Пощадите». — Что с тобой? Тебе плохо? Взял её на руки и отнёс на диван. Лучше б мне не делать этого. И вообще, держаться на расстоянии от несовершеннолетней девушки и щекотливых тем. Но…. Но у меня не было под рукой Билли, мудрого советчика и хранителя. Впрочем, не было оптимизатора и на запястье Вероники. — А где? — В тумбочке. Вечером ходила в душ, сняла и забыла. Серебряный браслет…. в детском доме…. в тумбочке…. Не дай Бог там Пашке Ческидову случиться…. Мысли всплывали в сознании и тонули в накатывающей страсти. Расцеловав Веронике руки, перебрался к коленям. До края коротенькой юбочки далеко. Всё, что не прикрыто, моё – решил и пустил губы в захватывающее путешествие. Но девушка проявила инициативу, прижав мои уши ладошками. Наши губы сплелись. Только рука осталась там, внизу, и, никем не контролируемая, продолжила движение уже за границу дозволенного.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 1 декабря 2021 г. 05:33 Кажется, я зря заподозрил его в сочувствии к назойливым старикам — оно ему было совершенно не свойственно. А мы с Солдатом, не сговариваясь, осуждали беспардонность наших хозяев. Ладно, дед тут каждый вечер торчал — притащит пучок лука и пьёт нахаляву. Сегодня ещё и старуха припёрлась, и ей наливай. Да и неинтересные они люди, уже успевшие переступить тот невидимый порог, который отделяет мудрую старость от умственной дряхлости. Неволин тяпнул полкружки, отдышавшись, сказал: — Лукич, говорю, не слыхать — мертвяки тут у вас ночами не шалят? По гостям не шляются? А то мы спим, не запираемся. Напугался, перекрестился, через плечо плюёт: «Упаси, Бог!». А что, братва, устроим под дембель старикам «крестный ход» с венками? Можно и пирожок притащить с начинкой…. Выпитая водка возымела своё действие, и Неволя загорелся немедленно осуществить свои зловещие планы. Солдат его остужал: — Не советую, салага, судьбу испытывать – сам в штаны наложишь. Неволя зыркнул на Сашку полупрезрительно, сунул в рот сигаретку, прикурил: — Судьба – баба добрая. — Для кого как…. — Для настоящих моряков, понятно, не для конюхов-подводников. Меня лично навек полюбила, не первый год с ней марьяжу. Умел Неволя найти слабую жилку человека, залезть к нему под кожу. Тут, отвлекаясь, скажу, почему по Вовке тюрьма рыдает. Может и было в его рассказах не мало трёпа, однако, на его тщедушном теле живого места не было от шрамов. Не врачи ж его резали вдоль и поперёк, отыскивая аппендикс…. Тут и я, молчавший, вставил своё слово: — Странный ты, Неволя, и умом немного грабленый. У меня на памяти точно такой на посудине бедствовал. Алексеем дразнили. Только ты на язык ещё борзее…. — Серый ты, пехота, в брашпиль твою мать! – ругнулся Неволя. Всё-таки на кладбище мы в ту ночь пошли — то ли Неволя раззадорил, то ли у самих сон пропал. Я лично, помнится, пошёл проветриться, Солдат – не знаю почему, может, за компанию, а Вовка с собой лопату прихватил. До кладбища добрались: дорогу знали – были однажды в овраге за ключевой водой. Я и теперь туда шёл — хотел хлебнуть да умыться. Приятная штука! И ещё купаться люблю по ночам. Но здесь близко негде, вот и чесали немытые тела от бани до бани. Неволя присмотрел запущенную могилку без оградки, копать начал. Я думал, он покобенится перед нами, устанет да бросит. Потом думал, Солдат его остановит. Но тот молчал да покуривал. Когда уставший Неволя вылез из начавшей углубляться ямы, Сашка сам туда спрыгнул, долго копал, а потом мне лопату предложил. Чёрт! Не знаю, как всё это получилось. Может, пьяные сильно были? Короче, вот и я уже в яме, налегаю на штык ногой, и черенок в руках поскрипывает, а руки от возбуждения ходуном ходят. Ведь никогда ещё не приходилось попадать в подобную историю. От этой лихоманки злость пришла. Сопляк Неволя, как рыба в воде, а я, прошедший Рым и Крым в дальних походах, боюсь чего-то. Боюсь этой легко поддающейся лопате земли, боюсь поднимающимся к плечам краям ямы, боюсь того, кто вот-вот проявится под ногами. Лопата с глухим стуком уткнулась во что-то твёрдое. Я замер. — Боишься? – Солдат приблизил ко мне своё лицо, пытаясь понять моё состояние. Я в ответ скорбно покачал головой, решая для себя — копать дальше или пора заканчивать эту неудачную затянувшуюся шутку. Переступив с ноги на ногу, отчётливо почувствовал под собой колебания почвы: сомнений не осталось – стою на крышке гроба. Пора кончать! Побесились и будет. Что угодно, но осквернителем могил я не буду. С этими мыслями положил поперёк ямы лопату и легко сделал выход силой – будто пружинами меня вверх подбросила. Но не успел встать на ноги на твёрдой почве, как Неволя спрыгнул вниз. Убрав из-под ног землю, он начал пробивать лопатой крышку гроба.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 30 ноября 2021 г. 05:39 - Излагай. — Повисишь у Вероники на руке с денёк или сколько потребуется? — Создатель, мы в ином мире, запасного оптимизатора нет, случись что – тебе кранты. — Прям-таки кранты. Да и что может случиться – война, землетрясенье, наводнение? Всё будет тип-топ. — Не могу подвергать твою драгоценную даже малому риску. — Послушай, Билли, и спрашивать тебя не стал, если б речь шла только об элементарных функциях жизнедеятельности, но дело гораздо тоньше, и без сознательного к нему отношения не обойтись. — Послушай, Создатель, если ты будешь говорить со мной о таких вещах в таком тоне, я прерву эксперимент и верну тебя в твою оболочку. — Вот как? А не пошёл бы ты…. Снял оптимизатор, но не швырнул, как прежде бывало – надо крепко подумать и успокоиться: подобные отношения не способствуют успеху. Принял душ, пощипал гитару, сидя на спине. Вернул на руку серебряный браслет. — Поговорим? — Говори. — Девочке надо вернуть психическое равновесие, излечить от мужикобоязни, помочь…. — От чего-чего излечить? — Она тянется ко мне, потому что сердце истосковалось по дружбе и общению, но в каждой фразе, в каждом жесте чувствуется страх, способный разрушить мечту о чистых отношениях. Я бы этого физрука-насильника собственноручно кастрировал. Билли, она тяготится своей красоты, которая вызывает зависть девушек и похоть мужчин. Это аномально, это надо исправить. Что молчишь? — Ты закончил? — Билли, сверши маленькое чудо — помоги Веронике освоить школьную программу. В конце концов, для чего мы сюда явились? Созерцать чужие страдания? — Умеешь убеждать, Создатель, а ещё больше льстить. Мы явились сюда помогать страждущим. На следующий день положил серебряный браслет на стол перед Никушей: – Это магнитный стимулятор памяти. Надень. — Зачем? — Время сэкономишь, оценки поправишь. Ты в универ думаешь поступать? А там конкурс…. — Считаете, поможет? – Вероника с робкой надеждой заглянула в мои глаза. — Мне помог закончить школу и ВУЗ на отлично. И тебе поможет. Надень. — А как же вы? Как я? Куплю яиц и буду жарить с беконом. А вслух сказал: — Когда сяду за диссертацию, ты мне его вернёшь. Застегнул браслет на милом запястье, не удержался – погладил, потом поцеловал тонкую жилку. Испугался – а как воспримет, не удумает ли чего. Но, слава Богу, обошлось. То ли безделушка серебряная увлекла, то ли оптимизатор начал действовать. Первый бастион взят! Следовало развить успех. — Сходим в ресторан? — Нам нельзя. — В кафе? — Зачем? — Ты умеешь готовить? — Борщ, суп, окрошку, окорочка с картошкой…. — Давай купим продуктов и закатим пир. — Где?

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 28 ноября 2021 г. 07:19 На последнюю реплику старика он встрепенулся и меланхолично заметил: — Единственное, что люди охотно делают, так это глупости. Когда он начинал говорить, его бледное лицо становилось совсем белым, словно вырезанным из бумаги, а синие глаза темнели. Я подозревал в этом последствия специфики службы на атомной субмарине. Мы с Лукичом разом уставились на него, ожидая объяснения. И он продолжил: — Ты, Фёдор Лукич, наверное, и смерти боишься? А, должно, знаешь, что боятся помирать в срок только скупердяи-стяжатели, которым нажитое жалко оставлять. Ведь в Писании сказано: «Не собирайте себе сокровищ на Земле, но собирайте их на небесах». Я знал, Солдат в подпитии и не такое мог выдать. А Лукич так и разинул рот в изумлении. Ненадолго установилась тишина. Только Вовка Неволин не мог примириться с ускользающим от него общим вниманием. — Придёт, Лукич, за тобой безносая и… как говорят истинные артисты – каскад под зад и три кульбита. — Что-то вы рано, ребятки, о смерти заговорили, — осторожно высказался Фёдор Лукич. — Будем жить, пока живётся, — подхватил Неволя. – Ибо жизнь прекрасна, а гонорея омерзительна. Вовка ещё трепался о чём-то, пока не допёр, что Лукич и старуха его, как черти ладана, боятся рассказов про покойников и прочие страсти. Тут нашего приятеля понесло, а хозяева сарайчика сидели перед ним загипнотизированные своими страхами, как обезьянки перед удавом. — … до сих пор по ночам кошмары мучают: трупы, стоны, кровь рекой…, — заканчивал Неволя очередную историю, критически осматривал слушателей и начинал новую. – А вот однажды в церкви брошенной я на спор ночевал…. Я помалкивал в сторонке и лузгал семечки, аккуратно сплёвывая шелуху в кулак. Делал вид, что всё происходящее меня не касается. Но нарастало раздражение на стариков и болтуна. Старикам пора бы закруглиться, а нам принять ещё по одной да на боковую — завтра рано вставать. — Чего молчишь? – спросил меня Солдатов, облизнул языком губы и растянул их в улыбке. Улыбка получилась одновременно и добродушной и хитрой. — А что можно добавить к этакой брехне? — А не послать ли нам Неволю в дом к старикам сказки перед сном рассказывать? — Этот вопрос стоит обкашлять. — Надоели! – громко сказал Солдат и перестал улыбаться. Все, кроме меня, вздрогнули и уставились на него. — Надоели, говорю, Неволя, твои басни. Не пора ли переспать? Старики охотно повскакали с мест и в двери, Неволя не отставал, досказывая что-то на ходу, играя голосом и гримасничая, вжившись в сюжет очередной своей истории. Избавившись таким образом от болтуна и его невольных слушателей, Солдатов задремал, прикрыв глаза, а я огляделся. Несмотря на некоторый беспорядок, в сарайчике было даже уютно. На земляном полу настелены доски, три матраса на них, одеяла – отрядное имущество – тут же верстак Лукича, заменявший нам стол. Только серо было от табачного дыма, зато не слышно комаров. Когда появился поскучневший Неволя, Солдат открыл глаза и улыбнулся: — Куда пропал, капельмейстер? Улыбка у него получилась хорошая – широкая, добрая. Улыбались не только губы, но и глаза, и бледневшие при разговоре щёки. Я так никогда не умел улыбаться. А жаль: улыбка человека – память о его детстве. Неволин преобразился, разливая по кружкам заныканую от стариков водку, вновь болтал без умолку: — Я деду говорю, будешь в наших палестинах, непременно заходи. Что водка, я тебя кое-чем покруче угощу — «поширяемся» всласть.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 27 ноября 2021 г. 06:05 Детский дом. Серые стены в три этажа, окна без балконов. Двор, сквер, хоккейная коробка. В углу двора беседка, там мат и ржанье, гитара хнычет в безжалостных руках. — Это пришлые, — супит губки Вероника. – Заставляют наших малышей красть и попрошайничать. Звучит как извинение, а слышится поручением — Алекс, надо исправить. — Мы пришли, — повернулась ко мне на ступеньке крыльца. – Дальше провожать не надо. Хочется возразить — могу и дальше: я преподаватель, меня не остановят вахтёры. Но приходит понимание — за порогом иная жизнь, другой быт и отношения. Возможно, комнаты своей Вероника будет стесняться и одежды домашней. Нет, не приблизить её симпатии теперь настойчивостью. Скорее наоборот, и я ухожу, попрощавшись. …. Римма Васильевна пригласила в кабинет. — Взяли шефство над Вероникой Седовой? Надеюсь, в вас говорят профессиональный долг, человеческое сострадание, и молчат похотливые мыслишки. — Вы не знаете, что с её сестрой? — А вам известна их история? Нет? Послушайте, — Римма Васильевна с глухим стуком опустила массивные очки на полированный стол и погрузила пальцы в глазные впадины. Может, то был массаж уставших век, может, слезу выдавливала. – В двухлетнем возрасте девочки лишились родителей, и попали в опекунство к дальней родственнице – особы пьющей и весьма неуравновешенной. Через год она привезла Веронику в сиротский приют. Заберите, говорит, всё равно помрёт. У девочки прогрессировала двухсторонняя пневмония. Врачи её выходили. Теперь вот…. — А что стало с Доминикой? Римма Васильевна посмотрела строго: — С вами, молодой человек, хорошо на пару помои пить. — Это почему? – обиделся. — Забегаете вперёд – больше достанется. — Простите. — Теперь вот, — Римма Васильевна продолжила прерванную мысль, — другая напасть. Прошлой осенью в начале учебного года Вероника подверглась сексуальному нападению. Её пытался изнасиловать наш физрук. Помешала уборщица Клава – стукнула насильника шваброй, а потом подоспела общественность. Геннадий Фёдорович теперь в колонии и вряд ли вернётся в школу, а девочка, как говорят, ославлена. И симпатии одноклассников не на её стороне. Пришло время моим упрёкам. — Разве нельзя было Веронике школу поменять? — Детский дом закреплён за нашим учебным заведением. — Ну, тогда и детский дом заодно. — Это не в моей компетенции. Да и кому-то было б надо этим заниматься. — Я вас понял. — Погодите, погодите…. После нападения с Вероникой случился нервный кризис. Она два месяца пролежала в психиатрическом диспансере, отстала от учебного процесса. Представляете, какой груз на хрупких плечиках? — Сделаю всё, что смогу. — Сделайте, молодой человек, сделайте. Думаю, одна спасённая душа стоит десяти диссертаций. — Думаю, больше…. …. Квартира была очень даже ничего. — У кого снимаем? — Приличные люди, сейчас за кордоном, вернутся не скоро. — Билли, нужна помощь. — Весь – внимание. — Знаю, заворчишь, противу правил и прочее, но надо.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 25 ноября 2021 г. 05:51 Он не против был потолковать с «мышлявыми» людьми, коими он нас считал. Его житейская мудрость своей прямолинейностью и увесистостью напоминала железный лом, которого много было при социализме, но не находилось ему места в новом времени. Главное, по мнению Лукича, чтобы каждый находился при общем деле, а «собаки-демократы» всё поломали. Старик ругал нещадно всех подряд. Единственный человек, на которого он не обижался – это он сам. В его маленьких тусклых глазках навсегда застыла грусть. То ли он скорбел о несчастном человечестве, то ли о своей невоплощённой мечте… Неволин уже горланил другую песню: — Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс! Лукич, а слабо нам царя вернуть, чтоб было кому кланяться? Старик не ответил. Кажется, он затеял диалог со своей совестью — шевелил беззвучно губами, устремив взгляд вдаль. Почали третью бутылку. В самый разгар тайной вечеринки, когда волнам хмельного веселья становилось тесновато в сараюшке, появилась Евдокия Карповна, хозяйка то есть. Втиснулась бочком в дверь, осуждающе покачала головой. Из вежливости поднесли ей кружечку с водкой. Судя по разговорам старика, она не пила, но на этот раз, преодолевая отвращение, выпила. От удивления ей налили снова, но она отказалась. Евдокия Карповна поскребла лоб, что, должно быть, свидетельствовало о напряжённой работе мысли и, глядя поверх наших голов, изрекла: — Гляжу на вас и убеждаюсь — мир создал не Бог, а злые духи. Мы так и опешили! Ожидали всего – брани со стариком, угроз для нас иль осуждения, благодарности за угощение, но только не нравоучений, за наш же счёт. Опешили мы с Солдатом, а Неволина трудно чем смутить. Я всё больше убеждаюсь — по этому парню не плачет, а просто рыдает тюрьма. — Это всегда так бывает после первой рюмки, — осклабился он. – Ты, бабуля, выпей вторую – хвалить нас начнёшь, а после третьей – в пляс пойдём. От улыбки её некрасивое лицо стало ещё более непривлекательным. — Отпила уж своё. Да и деда моего не накачивайте — сердцем мучается. Неволин перехватил её зоркий взгляд на зелёный лук и огурцы, принесённые Лукичом на закуску, и затараторил: — Внукам сказки-загадки сказываешь? Ну-ка разгадай мою — начинка мясная, а пирожок из дерева. Вовка, наверное, аппетит ей пытался испортить, но старая так ничего и не поняла. Зато Фёдор Лукич, обладавший завидной способностью быстро переходить от огорчений к радостям, ликующе сказал: — Каких ребят в институтах учат, а! Неволя изобразил отрицательный жест указательным пальцем, пропел: Хулиганом я родился, хулиганом и помру…. Узнав ответ Вовкиной загадки, Лукич сказал, обращаясь ко мне: — Жизнь прожил, войну перемог, а к мертвякам никак не привыкну. Как гляну на покойника, так неделю ничего в рот не беру. Не то, чтобы не могу, а неохота. Вот беда! Лукич говорил неторопливо, не спуская с меня выцветших, занавешенных редкими ресницами, глаз. — Да? – спросил я для того, чтобы что-то сказать. Подумав, продолжил. – В жизни всё бывает, даже то, чего не бывает. В общей болтовне Сашка Солдатов не принимал участия, сумрачный и задумчивый сидел в углу сарая и курил, сосредоточенно наблюдая, как струйка серого дыма, извиваясь и клубясь, рассасывалась где-то под потолком. По его брезгливому выражению лица было видно, что ему что-то не по нутру. И старики, мне кажется, его немного побаивались. От всего его облика – от походки, жестов, манеры говорить и слушать – исходила уверенность. А мало кто любит людей, слишком уверенно шагающих по жизни.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 24 ноября 2021 г. 05:44 - Билли, помогай. — Ага, вспомнил. А я смотрю, возомнил себя этаким языческим богом параллельного мира – Футы-Нуты. — Да, брось. У меня ещё масса вопросов к тебе – обстановка не располагает к диалогу. Ну, я бью? — Бей. — А руку не сломаю? — Сломаешь – вылечу. — А от позора как спасёшь? — Бей. И я ударил: — Ки-Я! Рассчитывал выбить силикатный кирпич-полуторник из кладки стены, но он сломался – уголок рассыпался в пыль. Народ притих. — А если так по голове, что с ней будет? – стращал и упивался своим триумфом. — Короче, ребята, — подставил Веронике локоть. – Давайте жить дружно. Наверное, любой школьнице, тем более выпускнице, приятно пройтись под руку с преподавателем. А меня так и представили – мол, из университета, по обмену педагогическим опытом. Спутница моя шла и рдела. Посетовала у ворот школьного двора: — Автобус ушёл – придётся пешком. — Возьмём такси? — Нет. И мне не хотелось. — Шибко далеко идти? — Да. — Ты живёшь…? — В детском доме. Потребовалась пауза. — Билли, это что за искажение реальности? — Знаю не больше твоего. — Где Доминика? — Не ведаю, но я предупреждал: всё с чистого листа, никакого сафари-шоу. — Обо мне-то должен что-то знать? — Что-то знаю – золотая медаль в школе, красный диплом в универе, аспирантура. — Но почему педагогика? Уж лучше бы журналистика. — Об этом двойника надо спросить. — А где он? Наверное, в пятках прохлаждается? — Догадлив. — Где он живёт — то есть, я? — На съёмной квартире. — Прилично. Родители? — Увы, сиротствуешь. — Печально. Впрочем, заболтались – рядом дама. Дама делилась планами на перспективу. После окончания школы мечтает поступить в наш университет, на филфак. — Большой конкурс? – её застенчивый взгляд вопрошал: «А можете, вы кулаком, как кирпичную стену – бац! – и нет преград на пути в студенчество?». Да, конечно же, милая – я явился в этот мир, чтобы устроить твою жизнь. Ты, наверное, не представляешь, в каком неоплаченном долгу перед тобой и сестрицею твоей. Ах, Никушки, мои Никушки – красивые, гордые, неукротимые. Какая жестокая судьба разлучила нас в реальном мире. Какой счастливый случай свёл в этом? Но почему грустны глаза, какая печаль грызёт сердце? Открой свою душу, Земляничка.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 22 ноября 2021 г. 06:27 - Не бросит — какая ни на есть, а всё же баба. Верно? Всех их из одного ребра для нас сделали. Вот и обращение к ней имей, как положено: когда приласкай, а когда и пожури – вот и не бросит. — А когда первый раз с женщиной…. Помнишь? Вовку послушать — он на танцы без ножа не ходил, с ментами из обреза перестреливался, а по женской части, видать, приотстал, но интересуется. Лукич покряхтел от усердия, пытаясь что-то извлечь из своей намозоленной годами памяти, но тщетно. Рад бы угодить, да нечем. Но всё же посчитал, что трудился не напрасно и безбожно задымил чужою сигаретой. Неволин разлил остатки на четыре кружки (Лукич здесь свою персональную имел), перекрестил: — С Богом, славяне! Лукич был не из бодреньких. Порой казалось, он готов рассыпаться от лёгкого дуновения летнего ветерка. Но это только казалось. Выпив, крякнув, отерев несуществующие усы, сказал: — Все русские люди – весельчаки. — А как же! – Неволин задрал рваный тельник, зашлёпал ладошками по впалому животу. – Знаешь, Лукич, нашу, анархистскую? Мы же их порежем, мы же их побьем Последних комиссаров в плен мы заберём! — Чудной ты парень, — покачал головой старик. – То в Бога веришь, то в Антихриста. Держись одной веры. Лучше за Бога – понятнее. В народе говорят: «Бог не обидит – бабу отымет, так девку даст». — Не ври, Лукич, — погрозил ему пальцем осоловевший Солдат. – Ты же атеист, первый колхозник и поныне – активист и общественник. — Избави Бог от вранья! – обиделся старик. – Я за правду держусь, как за подол матери. Меня правде отец учил ещё в отрочестве. Да как! Сколько лет прошло, а учебное то место и по сей день чешется. Как сяду, так тут же о правде и вспоминаю. Так что о вранье ты зря. Хмелем закружило голову. Не пьянею быстро, но уже вторая бутылка покатилась в угол. Я наблюдал за Неволиным — долго ль он до кондиции доходить будет? Попутно видел в нём черты человека циничного, без идеалов, ни в кого и ни во что не верящего, но и не лишённого своеобразного обаяния…. От этих мыслей отвлёк меня Лукич: — О чём призадумался, Алексаша? Иль загадку какую гадаешь? Не хотелось пускаться с ним диалог, и я наставительно изрёк: — Если в жизни и бывают загадки, то только потому, что их придумывают. — Не трожь его: он пьяный – буйный, — развязно хохотнул Неволин. Лукич переключился на другую мысль. — Нет, Алексаша не пьяница. С пьяницы какой спрос? Мой кум бывало говорил: «Выпьешь рюмку-другую и не поймёшь, то ли собака рычит, то ли в животе бурчит». А я, глядя на старика, подумал: «Прирождённый неудачник с тусклыми глазами старой, всем надоевшей собаки, которая постоянно озирается, пытаясь угадать, кто и с какой стороны пнёт её в очередной раз». Вспомнил, как он появился первый раз в сарайчике — сговаривались-то с его старухой. Держался не вызывающе, но с чувством собственного достоинства, как человек хорошо знающий себе цену и не собирающийся продешевить. Мы пили водку каждый вечер, сначала как профилактику от дизентерии, потом по привычке – деньги были. Поднесли старику…. — Мущинский разговор, он и есть мущинский разговор. Такой разговор мы завсегда понимаем, — сказал хозяин сарая, деликатно почёсывая мизинцем правой руки затылок.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 21 ноября 2021 г. 06:07 Проклятая фольга! Громоподобный треск её плохо гармонировал с привычным гулом учебного процесса. В тот момент, когда лакомство лишилось обёртки, хмурый взгляд преподавателя возвестил, что до поборника школьной нравственности я, пожалуй, ещё не дозрел. К довершению, Вероника отказалась от угощения, слегка качнув головой. Но наградила любопытным взглядом. Потом ещё одним. Потом ещё. Доминику с Вероникой трудно различить, но можно, присмотревшись. Первая чуть ироничнее, вторая – романтичнее. Первая увлекалась прозой, вторая стихами. Что, солнышко из параллельного мира, влечёт тебя? Пока размышлял, урок закончился. Можно стало говорить. — Не любите шоколад? — Не люблю угощений от незнакомых людей. — Так в чём дело? Алексей Гладышев собственной персоной. А вы – Вероника? — А я Вероника. А где же Доминика, хотел спросить, но не успел. Какой-то нахал вырос перед нами. — Этой сучке не шоколад, а вафлю надо. В следующее мгновение возник тот самый момент, когда бытиё, по мнению Билли, опережает сознание. Цапнул парня за волосы, ткнул носом в стол и пихнул прочь. Он протаранил задом стеклянную дверцу шкафа и затих там с окровавленным лицом и бесконечно удивлённым взглядом. Впрочем, до начала урока он успел извлечь свою задницу из пробоины и даже унести её из кабинета. Девчонки, весьма сообразительные в таких делах, убрали осколки стекла и прикрыли искалеченный шкаф планшетами. Урок прошёл в напряжённом перешёптывании и переглядывании. На перемене класс перебрался в другой кабинет, ну, а ко мне подошли четверо. Нет, к нам подошли, так как ни на шаг не отходил от Вероники, пытаясь втереться в доверие, хотя она стала ещё более замкнутой после инцидента. — Слышь, чувак, сам придёшь на толковище, или мы за тобой побегаем? Видимо, не дотягивал мой внешний вид до преподавательской неприкосновенности. — Сам приду. А куда? — К трансформаторной будке за стадионом. Вот она знает. Парламентёры удалились. Я к Веронике: — Покажешь? — Вас изобьют. — Ну, это вряд ли. Скорее наоборот, но не хотелось бы. Впрочем, зовут на толковище – есть надежда договориться. И надежда решить твои проблемы. — Мои проблемы оставьте мне. — На это не надейся. Всевышний создал из ребра не женщину, а проблему для мужчины и обязал её решать. — Вам для чего? — У меня нюх на прекрасных девушек. — И многих вы обнюхали? Лукавинка заискрилась в печальных глазах. Что гнетёт тебя, душа моя? Где сестрица единоутробная, Доминика? Неужто…? Не хочется думать о плохом, не время спрашивать – слишком слабенькие искорки в бездонной печали карих глаз. Женщина – не только украшение любой кампании, но её совесть и порядочность. Увидев за трансформаторной будкой в гурьбе ребят их одноклассниц, успокоился – толковище будет по правилам. Передал ноутбук Веронике и взял инициативу в свои руки. — Думаю, возникший конфликт исчерпал себя ещё в кабинете: хамство наказано, и у меня даже не возникает желания потребовать от него извинений – пусть останется делом его совести. Если кто-то считает иначе – к вашим услугам. Но прежде позвольте продемонстрировать маленький фокус. Протиснулся к белокаменной стене трансформаторной будки.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 19 ноября 2021 г. 06:24 Тут мне пришёл в голову план спасения. Я ступила на его ногу, потом на плечо и – вот она свобода! Легла животом на край могилы и кое-как выползла наружу. Свежий воздух ворвался в грудь, закружил голову. Я и на ноги побоялась встать – всё ползла и ползла подальше, прочь от злосчастной могилы. Хотела присесть, отдохнуть, но вдруг – снова выстрел, крики, топот. Я мигом приняла вертикальное положение и припустила с кладбища, насколько хватало сил моим больным ноженькам. Всё боялась, что схожу с ума, что бегу прямиком в сумасшедший дом…. Такие вот дела. Больницы, как видите, не миновала, хотя доктор уверяет, что это лишь следствие от нервного потрясения на смерть внучки, и что со временем это пройдёт. О том, что произошло со мной на кладбище, никому прежде не рассказывала – ещё засмеют, боялась. Ну, и вы с языком-то построже…. Рассказ Александра Левеева Отряд назывался «Ассоль». Командир говорил: «Ассоль – это символ верности, верных наших заработков». И действительно, бабок в это лето хапнули мы не мало. Повезло с БРУ – бетонно-растворным узлом. Отремонтировали старый, брошенный, и погнали бетон с раствором. Нахватали нарядов на строительные работы и разъехались по объектам. Мы втроём – Сашка Солдатов, Вовка Неволин и я – делали отмостку какому-то бесконечному, сборно-профильному сооружению. С Солдатом у нас было много общего – один возраст, служба во флоте, потом рабфак и учёба на одном потоке. Неволин другой статьи — вчерашний школьник, с мягким пушком под носом вместо усов, был он самым молодым в отряде, но и самым вёртким, битым, отчаянным. Не я один это заметил. Ему говорили: «Добром ты жизнь свою не кончишь». А он: «Умение во время умереть гораздо важнее умения невовремя родиться». Всё ж ему трудно было в отряде. Мы с Сашкой постарше, покрепче, к работе привычные и ему спуску не давали. Руки его не держали посильный нам груз, на полдороге пальчишки Вовкины самопроизвольно разжимались, носилки падали, бетон расплёскивался. Мы, естественно, ругали слабака. Тогда он придумал чалку на плечи, за которую цеплял носилки. Трясясь и подламываясь, как былинка на ветру, пёр ношу до самого конца и даже аккуратно вываливал бетон за опалубку. В перекурах бурчал: «Потаскаешь так до вечера и, не дождавшись смертного часа, живым в гроб на карачках поползёшь». Оживал по окончании рабочего дня. Неподалёку от объекта для ночлега снимали мы сарайчик у одной пожилой парочки. Старик частенько к нам заглядывал – водочки хлебнуть на дармовщинку, потрещать о том, о сём. После стаканчика–другого, Фёдор Лукич — так его звали — готов был погибнуть за правду. Просто рвался в безвестные герои. Поначалу это смешило, потом надоедать стало. — Ты, Лукич, всё про политику. Ты нам про любовь что рассказал…. И дед охотно начинал: — Я был помоложе, тоже спуску женскому полу не давал. Да и сейчас, при счастливом случае, не безгрешен. Но разум-то не зря человеку даден…. — Молодку бы тебе сейчас, а, Лукич? Старик крякнул, поморщился и от полноты чувств чихнул. — Будьте здоровы! – вежливо пожелали мы. — Благодарствуйте, — так же вежливо отвечал Фёдор Лукич и деликатно высморкался с помощью двух пальцев, изящно оттопырив мизинец. — Жена-то ревнует? – донимал его Неволин. – Возьмёт да и бросит тебя на старости лет. А, Лукич?

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 18 ноября 2021 г. 05:41 - Тогда приготовься – сейчас ты переместишься в одного из своих двойников параллельного мира. — Это как – на старт, внимание, марш? — Гораздо проще – разденься и в постель. Явится инструктор и переместит твою душу в контактор. — Как дьявол из преисподней? — Мажорнее – усни, царевич, утро вечера мудренее. И я уснул. 4 Пусто в коридорах. Громкий стук каблуков, отражаясь от потолка, двоился, дробился, рассыпался барабанным боем. Трясись, Чапай – каппелевцы идут! Что это мне на ум пришло? Школьная директриса конвоирует в одиннадцатый класс, а в голове такие аллегории. Должно быть, от впечатлений первой встречи. — Практикант? – Римма Васильевна улыбнулась из-под массивных очков, принимая из моих рук университетское направление. — Аспирант, — улыбку перекосило в ухмылку. – Материал для диссертации. И какова же темочка. Ого! «Школьная нравственность, как она есть». Ухмылка подкрепилась полупрезрительным хмыком. — Это рабочее название, — поспешил я. — Ну, понятно: соберёте гору позитива – одна тема, неготивчик вскроется – другая. Пожал плечами – рано говорить. Но у Риммы Васильевны душа болела. — Как вы можете судить о нравственности в школе, не имея достаточного педагогического опыта? Сколько вы работали с детьми? — На практике два месяца. — Ну, вот. И такие…. (собеседница проглотила слово, но по глазам читалось «профаны», а может, «прощелыги») берутся за кандидатские диссертации, рекомендации из которых спускаются в школы, как руководящий материал в воспитательной работе. Сами-то уверены, что тема по зубам? — Ну, это кому какой лицеприятным будет вывод, а свежий взгляд любому делу подспорье. — Вот что, давайте условимся – всё, что напишите, мне на стол. — Не вижу повода для возражений. — Какой возраст интересует? — Думаю, начинать надо с выпускников: если обнаружатся изъяны по изучаемому вопросу, можно проследить, на каком этапе воспитательного процесса они возникли. — Хорошо, идёмте. И вот мы идём пустыми коридорами – я, неслышно ступая мягкими кроссовками, Римма Васильевна, сверкая крепкими лодыжками, ведёт в атаку белогвардейские цепи. У двери оглянулась: — Одиннадцатый «Б», не образцовый, но показательный. И мы вошли. Ребята приветствовали нас вставанием, а дама в классе озабоченно поскребла уголок рта: — Где вам удобнее? Садитесь рядом с Вероникой. Проследил её взгляд и чуть не обронил ноутбук. Никушка! Господи! Живая, милая, любимая, контрактная моя жёнушка. Пробежался взглядом по рядам – незнакомы все лица. Нет сестрички Доминички. Да и помнится, не в общеобразовательной школе они учились в нашей реальности, а в специализированном лицее. Ну, что ж, нюансы параллельного мира — будем привыкать, будем осваиваться. Вероника на меня ноль внимания. Не стал предметом любопытства и навороченный ноутбук. Прикрывшись им от преподавателя, взялся за весьма рискованный для урока эксперимент – совращение Данаи шоколадом.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 16 ноября 2021 г. 05:48 Шаги совсем уже близко. Замерли. Кто-то шёл, увидел разрытую могилу и остановился. Тогда я шевельнулась, показаться чтоб, но говорить ещё боюсь. Человек увидел моё лицо и дёрнулся назад. Крик у него непроизвольный вырвался, дикий, гортанный, крик человека, которому перерезают горло. Проглотил он свой крик, поперхнулся. Никакого ущерба я в нём не заметила. Видимо, просто испугался человек, потом опомнился, не захотел шуметь. Придвинулся чуть ближе. Мне его хорошо под луной видать. Глаза широко распахнуты, дышит ртом, зубы видны. Лицо молодое. — Подождите, — тихо говорю. – Я не причиню вам зла, только вы меня не бойтесь. Голос его долго не подавал признаков жизни, только шумное дыхание, потом прерывистый вздох, и, наконец: — Ты из могилы? Чего тебе здесь надо? — Плохо мне, помоги выбраться. — А зачем же раскопалась? Шутит или верит? — Я случайно сюда упала. Выбраться не могу. Старенькая я. Лицо его передёрнулось любопытством, но в глазах ещё присутствовал страх и настороженность. А у меня заныло в груди. Я больше не могла выносить эту загробную вонь. — А пахнет-то от тебя… Фу! – голос его был ещё не твёрд, но в словах уже бравадой потянуло. — Ты там одна или с костлявым другом? — Вытащи, — говорю. – Не до шуток мне. — Боюсь, мать, что физически не смогу это сделать, — он тронул свой затылок. – Шею, понимаешь, подвернул. Но тебя здесь не бросим. Друзья у меня поблизости – сейчас позову, и мигом вытащим. — Ну, так зови скорей, — прошу. – Невтерпёж мне здесь сидеть. Он чуть придвинулся, разглядывая меня. — Ставлю десять против одного, что студент со страху в штаны наложит. Чиркнул спичкой, поднёс огонёк к моему лицу. Представляю, что он увидел. Вся перепачкана, руки до крови ободраны – ни дать, ни взять, вурдалак из могилы. — Я тебе, бабушка, сейчас самого вежливого притащу. Звук его быстрых шагов растаял в ночи. И снова томительно потянулись минуты ожидания, но уже проклюнулась надежда на спасение. Скорей бы! Целую вечность сижу в этой вонючей яме. От дурного запаха кружится голова, чувство реальности притупляется, видения и голоса какие-то вновь подступили. И вдруг… — Руки в гору, падла! И стой, где стоишь, если не хочешь лишней дырки, – голос будто над ухом выстрелил. Потом короткая, как блеск молнии, вспышка и гром настоящего выстрела. Чьё-то тело сигает на меня из темноты. От удара я, наверное, потеряла сознание. Не знаю, надолго ли, но, когда пришла в себя, топот и крики слышны были где-то вдалеке. Что это было? Кто это был? Что за наваждение! Вспомнила – кто-то ко мне в могилку свалился. Прислушалась – точно рядом кто-то есть: отчётливо слышу сиплое прерывистое дыхание. — Парень, — спрашиваю, — ты живой? Где твои друзья? В ответ – крик, исступлённый, дикий, можно сказать, на последней ноте бытия, и разом оборвался. Неслышно стало и дыхания, сколько я не вслушивалась. Немножечко проползла по шаткой крышке гроба, пошарила рукой и нащупала чью-то ногу в штанах и сапоге. Человек полулежал, прислонившись спиной к стенке могилы, без признаков жизни.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 15 ноября 2021 г. 06:37 - О чём, Создатель? — Почему мой двойник и автор рукописи трудится школьным сторожем? — Умом не вышел. — Судя по тексту – с этим порядок. — А представляешь, кто его мама – уж никак не профессор МГУ. — Ну, почему? Скажем, парень уехал быть самостоятельным. Кстати, где этот южноуральский посёлок? — На Урале. — Если в Башкирии, значит, Алексей в творческой командировке — изучает родословную по отцовской линии. — Нет, восточнее. — Могут быть другие причины. — Какие, не хочешь узнать? — Как ты это представляешь? — Контактор. Вселяешься в его оболочку, выводишь парня на светлый путь и со спокойной совестью возвращаешься на исходную позицию. — То есть, в своё, поношенное? — Если хочешь. — А вдруг соблазн возникнет? — Я бы не увидел в этом криминала или преступления против человечности. — Ну, ты бы да, а я нет. — Есть лёгкий способом избежать экспансии – на спиралях тьма-тьмущая твоих двойников, и не все генераловы внуки – помог одному выпутаться из жизненных передряг, поспеши к другому. — Представляется заманчиво. — А то. Там наверняка встретишься с кем-то из близких – Анастасией Алексеевной, Любой, Настенькой…. — Почти уговорил. Только не могу себя представить, с контактором в руках бегающим за двойниками в параллельных мирах. — Этого как раз не будет — практикой перемещений ведают инструкторы. Твоя задача – дать согласие. — Я подумаю. — Я бы очень удивился, услышав: «я согласен». — Ну, хорошо. Ответь только, что будет с душой двойника на время моего временного вселения в его телесную оболочку? — То же, что с твоей нынешней оболочкой – впадёт в спячку. — Не лишится рассудка после пробуждения? — От чего же? Ты пощеголяешь в его теле, частичку памяти мы сохраним, и он будет думать, что всего добился сам. — Нет, Билли, что-то не по душе мне эта затея. — Ну, хорошо, пусть школы сторожат, коров пасут, в тюрьмах маются Лёшки Гладышевы – твои двойники в параллельных мирах. — Что и такое возможно? — Однажды родившись, как волна от брошенного в воду камня, дальше они живут вполне самостоятельной жизнью. И что встречается на жизненном пути, как преодолеваются преграды и преодолеваются ли – дальше всё зависит от случая и судьбы. Да дело даже не в твоих двойниках – пусть пасут и сторожат – подумай о людях близких и дорогих, каково им с недотёпами. — Билли, почти убедил, но…. Больно смахивает на сафари. Развлечь хочешь? — Да Боже упаси! Я всегда за эксперимент и против праздности. Ты знаешь. — С этим согласен. — Или вообще согласен? — Считай, что да.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 13 ноября 2021 г. 05:44 Мистических страхов во мне никогда не было, живых людей я боялась. А теперь вот вспомнила про овраг, из которого, поговаривали, вылазят черти за душами грешников, и жутко стало на душе. Когда вновь голоса послышались, сердце моё сорвалось и помчалось вскачь. Стала внимательно прислушиваться, чтобы хоть по словам определить, что за люди ходят по кладбищу ночной порой, какие цели у них. Всматриваюсь во тьму до боли в глазах, и будто бы три тени различила — ищут что-то то ли черти, то ли люди, не разобрать. — Бу – бу – бу, — доносятся глухие голоса. Вот кто-то прошёл совсем рядом. — А вот здесь давай! – мужской голос будто над ухом выстрелил — Саня! Чёрт! Да убери ты лопату! Ой! – застонали где-то близко, и я, сжавшись, прильнула к земле. Непонятные звуки раздавались совсем рядом и будто шли из-под земли. Не сразу я догадалась – яму копают. А поблизости негромко переговаривались: — Саня, давай по очереди — лопата-то одна. — На, — торопливый ответ. Совсем рядом со мной протопали чьи-то ноги. Мимо лица скользнул профиль штыковой лопаты и почти бесшумно вонзился в рыхлый грунт. — Фу, гадость! На меня посыпались комья земли. Я умирала со страху в двух шагах от гробокопателей, и ничего другого мне не оставалось. Чиркнула спичка, кто-то прикурил. — Гляди, гляди! – испуганно зашептали в темноте. В пятне света явилось страшное человеческое с белыми оскаленными зубами. Оно покачивалось в темноте, а зубы целились прямо на меня. Лопата на миг поднялась в воздух, а потом снова с зубовным скрежетом вонзилась в почву. Земля под нею вздрогнула, будто ей было больно. — Да ну вас! — раздался весьма спокойный голос. – Нашли, кого пугать. Через минуту тот же голос продолжил: — Безобразно это, мужики. — А, брось. Мертвякам до фени. — А вообще-то это дело подсудное. Завтра увидят, ментов пустят по следу, и…. конец твоей карьере, Саня, — третий голос прозвучал в ночи. — Запросто может быть, — сказал первый, выбираясь из раскопанной ямы. Другой занял его место и взял лопату: — Не дрейфь – прорвёмся, зато будет потом, что вспомнить. От разговоров этих, вполне обычных, страх мой мистический таял, но перед глазами ещё покачивалось в темноте страшное лицо с оскаленными зубами. Я как-то не заметила, когда они закончили своё дело. Только вдруг стало тихо, будто и не было никого. Тишина, как тёмная и неподвижная вода разлилась над кладбищем и заложила уши. Сколько я не напрягала слух, ни малейшего звука не уловила. Потом вдруг почудились мне причитания, доносившиеся из развёрзнутой могилы: «О, человек, спроси у людей этих, зачем потревожили меня, зачем мне голову отъяли?» Ко мне обращались эти стоны и мольбы. Сердце моё сжалась, слёзы выступили на глазах. Я придвинулась к краю могилы, чтобы заглянуть туда…. Колющий холодный страх сжал моё сердце, когда рыхлая почва пошла из-под моих колен, и я скатилась вместе с землёй на крышку гроба. Она была пробита, и осколок доски уколол занозами мои руки. Тяжёлый дух с головой накрыл меня. Я попыталась выкарабкаться, но тщетно – хоть яма широка, да стенки круты. Потом я кричала, звала на помощь, и, наконец, затихла, вся трясясь от ужаса, жадными глазами всё искала кого-то в звёздно-облачном небе. Никаких движений, никаких посторонних звуков. Много ли времени прошло — не знаю. Для меня оно будто остановилось. Вдруг слышу быстрые шаги в стороне. Человек. Я уже никого не боюсь — чувствую, ещё немного и задохнусь в этом смраде. Пусть хоть кто будет, хоть гробокопатель, хоть убийца, лишь бы вытащил отсюда на свежий воздух. Лишь бы сам теперь меня не испугался. А то как задаст стрекача, приняв меня за чёрте кого. Сиди тогда, старая, до утра.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 12 ноября 2021 г. 05:48 - Золушка, — усмехнулась Лидия Петровна и, ещё раз окинув взглядом зал, сказала себе. – Вот так-то будет лучше. …. Среди ночи редактора местной газеты Адамкина разбудил телефонный звонок. Зловещий голос на том конце провода возвестил: — Спишь, змеёныш? За сколько грошей продал партбилет, гнида? — Кто говорит? – предчувствие чего-то нехорошего шевельнулось в душе бывшего второго секретаря райкома партии. — Редактором заделался – статейки кропаешь. А помнишь: «на лбу светился смертный приговор, как белые кресты на дверях гугенотов»? — продолжил голос в трубке. — Перестаньте хулиганить, — потребовал перепуганный Адамкин, но трубку не повесил вопреки сильному желанию. — Забыл, предатель, что партия тебе дала? Как из моих рук ключи от новой квартиры получал, тоже забыл? А кто тебя вторым рекомендовал? Да знал бы я тогда, какого Иуду в аппарат ввожу, собственными руками… — Владимир Иванович? Вы? – изумлению редактора не было конца. – Этого не может быть! — Узнал, Адамкин? Узнал, говорю, меня? Ты, перерожденец, забыл наши лозунги? Я напомню. Дело партии живёт и побеждает! Дело Ленина бессмертно! Ты в партию вступал – какую клятву давал? Забыл? Я тебе сейчас напомню. Одевайся и бегом в райком. Даю тебе час. Если не явишься ты, приду за тобой я. А ты пожалеешь. — Приходите завтра, Владимир Иванович, в редакцию. Или лучше давайте в мэрии встретимся, — осторожно предложил Адамкин. — В мэрии, хэрии… Слова русские забыли, христопродавцы. Ну, я до вас доберусь. Ты, Адамкин, первой жертвой будешь. — Почему я? — обиделся редактор. Но ему ответили короткие гудки в трубке телефона, а на звонок по 02 совсем не ответили. Остаток ночи Адамкин провёл у кухонного окна с двустволкой наперевес. …. На следующее утро кладбищенский сторож Илья Кузьмич Коротухин был разбужен необычными визитёрами – на двух служебных машинах приехали сотрудники райотдела милиции и на чёрной «Волге» сам районный прокурор. Он и распоряжался. Коротухина привели на старые могилы со следами вскрытия и строго спросили: — Что это? Илья Кузьмич не знал. Ему вручили лопату и приказали: — Копай! Коротухин хотел возразить, что он сторож, а совсем даже не могильщик, но не посмел. Кряхтя и постанывая, начал копать. Но нетерпеливые гости скоро отобрали у него лопату, а самого прогнали прочь. Сторож битый час бродил вокруг да около, для виду поправляя венки на могилках, а сам следил, томясь любопытством, чего это стражи порядка удумали. Когда пять гробов были извлечены на поверхность, его вновь окликнули. — Почему крышки сорваны? Коротухин и этого не знал. Он стал опасаться, что гробы пустые, и его привлекут за ротозейство. Но с этим был порядок — все бывшие районные деятели, однажды угоревшие в баньке, были на своих местах. Подпорченные, конечно, временем, но вполне узнаваемые. Потом Коротухин сбегал за гвоздями, крышки прибили, а гробы опустили в могилы. Прокурор уехал, позже – милиционеры, приказав сторожу закопать могилы и держать язык за зубами. Он так и сделал. …. Я думаю, в тех телах уже не было живых душ. Рамсес исполнил свою миссию -вернулся и забрал их в контактор. С той поры об инопланетянах в наших краях никто ничего не слышал. Да и вся эта история, однажды случившаяся, очень скоро обросла нелепыми домыслами и превратилась в легенду. Многие были в ней участниками, да не все знают подноготную. Я знаю, а от кого – не время говорить. С этим остаюсь, Ваш Алексей Гладышев. …. Прочитал последнюю строку, задумался.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 10 ноября 2021 г. 06:18 Бедная, бедная моя девочка. Может, вы знаете, что чувствует бездетная женщина, когда называет её «мамой» дорогое существо? Однажды Оленька, испугавшись чего-то, протянула ко мне крохотные ручки и тоненьким голоском позвала: «Мама, мамочка…». Я тогда крепко обняла свою внучку, прижала к сердцу и заплакала слезами радости и умиления. А Оленька гладила меня по щеке и утешала. Оленька! Как тяжело на сердце. Где-то сейчас твоя невинная душенька? Я представила, как она ждёт свою мамочку, ночами тянет свои крохотные ручки…. Оленька, я иду к тебе! Нет, это было уже позднее, после похорон. Телеграмму я никуда не посылала. Не знаю почему. Может, не хотела тревожить племянницу в её жаркой Африке – пусть негритят рожает да нянчит. Может, думала, что и сама долго не протяну – день-два да в гроб, и никакой ответственности. После похорон ночами стал мне чудиться её голосок: «Бабушка, мне холодно – укрой». Будто за окном скребётся. В отчаянии рвану шторы, припаду к стеклу – никого. Один раз на луну засмотрелась — она ведь всем светит, и свет её холодный. Может и впрямь Оленьке холодно в могилке? Сейчас же нужно бежать и укрыть её, согреть мою бедную девочку. Казалось, от этого и самой станет легче. Мне, как глоток воздуха, нужны были деятельность, прежняя забота о девочке. Надо было лечь рядом с ней в могилку. Чужие люди увезли с кладбища, а я послушалась. Покорилась. Где было моё сердце? Это сейчас я рассказываю всё подробно так. А в те дни я ничего не видела и не слышала — была раздавлена, убита, смята. Соседи, заметив, что я мало вменяема, стали подносить продукты из магазина. А я дни напролёт никуда не выходила, всё дремала в своей квартире. А по ночам уходила на кладбище, укрывала холмик, под которым покоилась моя девочка, разговаривала с ней. Она меня утешала: «Не плачь, бабушка. Теперь я на всю жизнь для тебя останусь маленькой. А то б выросла, уехала и забыла про тебя». Она являлась ко мне такой, какой лежала в своём гробике в моей комнате – точёное, белое, как мрамор, личико её было прелестно. Синие губки полуоткрыты, словно в удивлении, что жизнь так неожиданно оборвалась. И не было этой противной ваты, затыкающей её носик и ротик – даже на третий день из перемолотого внутри организма выступала сукровица. В ту ночь я как обычно бодрствовала возле её могилки. Холмик прикрыла атласным одеяльцем. На коленях разложила конфетки и её любимые прянички. Тихонько беседую с Оленькой. А потом будто чьи-то голоса послышались, раз, другой. Шаги совсем рядом раздались. Услышав необычный шум в такой поздний час, я выглянула на дорожку и чуть не ткнулась сослепу в эту парочку. Признаться, то была не самая приятная минута, так как парень, видимо перепугавшись, становился агрессивным. Спасаясь бегством, как гонимый дух, забилась куда-то под кустик и затаилась. Ко мне впервые за эти дни вернулось чувство реальности. Кто я такая есть? Слабая, больная старуха, забравшаяся в неурочное время чёрте куда. Случись что, никто не придёт на помощь. Вместе с этими мыслями подкралась лихорадка. Я дрожала всем телом, жалкая в своём волнении, а голова моя – я это чувствовала – тряслась, как у паралитика. Впрочем, не исключалась мысль и о каком-то наваждении — место-то, сами понимаете, какое. Над кладбищем стояла глубокая призрачная тишина. Я всё дрожала и прислушивалась. Может быть, ушли? Может быть, у них свои интересы, и нет им дела до глупой старухи? Не в моём характере за чужой забор заглядывать, стало быть, и им нет повода цепляться. Мало-помалу успокоилась. Огляделась. Полная луна выплыла из-за туч, стало светлее. Слёзы облегчения навернулись на глаза. Опустила голову на руки и тихонько заплакала. Подумала, как моей внученьке одной-то здесь, и почувствовала удар в сердце. Я вдруг вся похолодела. Тогда впервые подумала, что однажды мне не хватит сил вернуться домой.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 9 ноября 2021 г. 05:58 Возмущение колыхнуло душу Лидии Петровны — какие танцы, ведь уже, наверное, полночь! А девчонки, как бесстыже одеты! И курят! Так бы и вцепилась в волосенки! — Ну, что, мадам? Иль забыли, что для женщины главная честь, когда есть у ней рядом мужчина? Лидия Петровна критически оглядела прилипалу — в коротких узких штанах, мятой безрукавке, сутулый и очкастый, он производил впечатление подгулявшего школьного учителя. Должно быть, свою компанию потерял, здесь не нашёл, хмель играет, домой не охота, вот и колобродит, приключений ищет, бравируя интеллигентностью. — А, пойдём! – тряхнула Лидия Петровна жидкими висюльками неухоженных волос и взяла его под руку. Со стороны они выглядели странной парой — она в старомодном строгом платье, с размашистой походкой отставного солдата, он пижонистый, вихлястый, безмерно радостный, что заполучил наконец партнёршу. Было действительно за полночь – час, когда кассир и контролёр покинули свои посты с чувством исполненного долга, распахнув бесплатный вход для всех желающих потусоваться под музыку. Потому, что назвать увиденные кривляния молодых людей танцами у Лидии Петровны не поворачивался подгнивший язык. — Я вас уже почти люблю, — шепнул кавалер, взяв её за лопатки и круто поводя мосластыми бёдрами. Лидия Петровна пошла боком, повинуясь его рукам, а головой вертела во все стороны, повторяя вполголоса: — Какая безвкусица! Какое падение нравов! Какая убогость! И это новое поколение? — Какие интересные у вас духи, — он ткнулся носом в её обнажённую шею. — А я вам нравлюсь? — Ах, оставьте, — почти томно сказала Лидия Петровна — заточение в гробу не вытравило из неё женского начала. — Я хочу заняться с вами сексом, — подгулявший учитель чмокнул её в ключицу. — Чем, чем заняться? – Лидия Петровна отстранилась, почти изящно вогнув спину, чтобы заглянуть партнёру в лицо. — Любовью, мадам, – пижон прижался к ней костлявыми чреслами. – Чувствуете, какое вы будите во мне желание? Бывшая заврайоно хотела отстраниться, оттолкнуть назойливого мужчину, но в этот момент её грубо пихнули в спину. Она наступила партнёру на ноги, и он упал, выпустив её из рук. — Эй, старпёры, сторонись! Коляша класс показывает. Образовался круг, в который протиснулся долговязый подросток. Он щёлкнул пальцами и заказал: — Диджейчик, музычку! — И свет, свет! Врубите свет! – потребовали в зале. Лидия Петровна, заслуженный педагог РСФСР, такого отношения со стороны подрастающего поколения, воспитанию которого она посвятила все свои помыслы и деяния, стерпеть никак не могла. Она ворвалась в центр круга и в тот момент, когда Коляша, опёршись на руку, заколбасил в воздухе ногами, схватила его за вихры. — А-ай! – взвизгнул подросток и тюкнулся лицом в пол, с глухим стуком приземлились рядом его ноги. В эту минуту в зале вспыхнул свет. Несколько мгновений длилось немое оцепенение. Потом началась паника, и массовой исход до смерти перепуганной молодёжи через единственную дверь. Поначалу многочисленные истошные вопли, слившиеся в общий хор, глушили музыку, а потом она сама иссякла, погасли и цветные гирлянды — диджей, рванувшийся с подиума, запутался в шнурах, упал, вскочил и убежал вместе с ними. Лидия Петровна победно оглядела опустевший зал. На полу остались недопитые бутылки, затоптанные косметички и даже чья-то изящная туфелька.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 7 ноября 2021 г. 05:54 Рассказ Евгении Ивановны Соколовой. Я и сейчас, только лишь глаза закрою, чутко слышу хрустальный звон колокольчиков её голоса. Сказать по правде, девочка любила меня больше родной мамочки. А я в ней души не чаяла, ревновала даже к письмам с иностранными марками, которые сама ей читала. С содроганием ждала того момента, когда вдруг приедет её беспутная мать и отберёт у меня единственное сокровище. Ночами ни однажды вставала я и заглядывала в её спаленку, где Оленька лежала в кроватке и крепко спала. А мне чудилось, будто просила шепотком: «Баба, укрой – мне холодно». Тихонько подходила к ней, поправляла одеяльце и прислушивалась к её ровному дыханию. Потом так же тихонько на цыпочках уходила к себе. О каком другом счастье может мечтать одинокая старуха? Что могу сказать о себе? Зовут меня Евгения Ивановна, пенсионерка с семилетним стажем, живу тихо, уединённо и довольно прилично. Жила допрежь одна-одинёшенька, близких родственников растеряла где-то по белу свету, так что племянница со своей просьбой обратилась, как снег на голову, к нечаянной радости. А оказалось, к непоправимо горю. Я даже не успела вскрикнуть — всё было так неожиданно, так страшно, так чудовищно, что в первый момент силы оставили меня, лишив возможности двигаться и говорить. Моя Оленька играла с другими детьми, только на полметра сбежала с газона на дорогу за мячиком…. И откуда взялся этот зловещий мотоциклист? Он и в самом деле был такой – в чёрной кожаной куртке, под тёмным стеклом шлема не видно лица. Девочку сбило передним колесом, чем-то зацепило, проволокло, кувыркая – только ручки и ножки мелькали в воздухе – несколько метров, и осталась она лежать на асфальте неподвижной, а мотоциклист умчался. Готовыми разорваться от ужасами глазами смотрела, как над Оленькой склонились люди, остановилась машина, девочку увезли. А я не могу подняться со скамьи – ноги отказали. Помню, мать её говорила: — Папуас этот так, мешок с деньгами — для меня нет никого на свете дороже Оленьки. Береги её, теть Жень, смотри за ней — она такая юла…. А я: — О девочке не волнуйся — всё будет хорошо. И вот, не уберегла. Что теперь будет? Как теперь жить? Всё думаю, этого не могло быть, это не правда, сон кошмарный. Сейчас открою глаза и услышу её звоночек-голосочек, иль увижу, как посапывает она в своей кроватке. Ведь кошмары, бывало, и раньше снились, когда оказываешься в самой безвыходной ситуации, а потом вдруг понимаешь, что всего-навсего сон, и стоит открыть глаза, всё и кончится. Тогда становится интересным – а что же дальше? И порой жалеешь, что проснулась не вовремя. Такого кошмара и во сне не пожелаешь. Я, наверное, пришла в себя уже дома. Не помню только — сама пришла, иль люди добрые помогли добраться. Только огляделась: всё стоит на своих местах – кресла, стулья, телевизор, шкаф – а чего-то не хватает. Вспомнила голос чей-то там, на улице: «Девочку в больницу увезли, а бесполезно – не дышит». Какую девочку? Где моя Оленька? Схватила с комода фотографию – у Оленьки в руках большая кукла с косичками, да и сама она с косичками и очень нарядная – уткнулась в неё лицом и вою от жалости и страха. И всё вздрагиваю, будто на меня этот проклятый мотоциклист наезжает, то с одной стороны, то с другой. А потом видения начались. Глаза закрою и ясно вижу последний миг, только по-другому, иначе как-то. Девочка моя, поди, и не увидела смерти – так быстро всё произошло. А мне теперь чудится — Оленька, отпрянув, завизжала. Кукла вдруг в руках у неё оказалась, выпала с глухим стуком – на неё и наехал мотоциклист. Девочка моя лицо ладошками закрыла и кричит, а куклу по асфальту тащит байкер проклятый. Тут я рвусь на помощь и натыкаюсь на мебель, стены, двери.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 6 ноября 2021 г. 06:31 Тут наконец Ручнёв понял, что дело не просто дрянь, а его не стало совсем — весь привычный мир, будто по мановению волшебной палочки, перевернулся с ног на голову, и то, ради чего положен нечеловеческий труд четырёх поколений, пролито столько крови, столько жизней положено и загублено, кануло куда-то разом и, похоже, без возврата. Он прошёл в каморку сторожа и сел на услужливо предложенный Вобликовым стул. Уставился единственным глазом на календарь с обнажённой девицей на шкуре белого медведя. Бывший заведующий отделом пропаганды и агитации райкома партии, поняв его состояние, страдал за компанию: — Припозднились вы, Владимир Иванович, с появлением-то, ох, немножко припозднились. Трудненько будет теперь народ поднять. Молодёжь нашу западные фильмы, штаны да жвачка напрочь развратили. Одна надежда – на старую гвардию. Они и теперь иногда митингуют – Первого мая да Седьмого ноября. Только проку мало — постоят, погудят да расходятся. Буржуи заводы, фабрики захватили, теперь добром не отдадут, а со стариками их разве перебушкаешь? Трудовой народ то ли подымится, то ли нет — партии-то нет, нашей, руководящей и направляющей, вдохновительницы всех побед. Эх-ма! Он тяжело вздохнул, смахнул каплю с кончика крупного носа и любовно взглянул на бывшего первого секретаря райкома партии: — Помню, как приехали вы в наш район, такой ещё не руководящий, может быть, но уже солидный. Навыков, посмею сказать, ещё не было хотя бы по виду отличить пшеничное поле от ржаного, но зато крепко знали, как вести борьбу за укрепление трудовой дисциплины. Помню, как говорили председатели колхозов, что новый первый разбирается в сельском хозяйстве, как баран в термометре – ни авторитета у него, мол, не будет, ни доверия. А потом ничего, как-то попривыкли, кланяться научились… Ручнёв, не слушая причитания Вобликова, думал о своём и, наконец, приняв решение, потребовал: — Дай-ка мне ключи от кабинета. — Полноте, Владимир Иванович, какой кабинет! – усмехнулся сторож. – Там уж давным-давно танцевальный класс. А всё это, — он постучал кулаком в стену. – Теперь называется музыкальной школой. Посидите-ка лучше со мной – куда вам идти. Рассказал я вам о наших бедах — расскажите о своих. Заварим сейчас чайку да послушаем, как там, в загробном мире – черти жарят, иль гурии поют? Жёнушку мою, покойную, не встречали случаем? Чую, костерит меня, на чём свет стоит. Ну, да пусть потерпит: не долго уж осталось. Ручнёв потерял терпение, взял с подвешенной на гвоздь доски несколько ключей, а саму доску в сердцах швырнул под ноги Вобликову. Тот прянул в сторону и возопил: — Поймите меня правильно! Бессмертное дело Ленина живёт и побеждает в умах русских людей. Во имя этих всемирно-исторических побед, во имя настоящего и светлого грядущего мы, люди чистой души, несгибаемой большевистской стойкости и закалки, живём и боремся. И добавил совсем как-то растерянно: — А если я умру, кому нужен буду? Ручнёв поднялся на второй этаж. Шаги затихли где-то над головой. Вобликов встрепенулся, закряхтел, собирая ключи с пола: — Ишь, разбросался. За старое взялся, а время-то новое. Нет, правду говорят — горбатого могила исправит, а партработника ничто. …. Сыграв роковую роль в судьбе школьного сторожа и будущего призывника Сергея Чаганова, бывшая заведующая районным образованием, а ныне покойная Лидия Петровна Кныш задумчиво брела главной улицей райцентра и вдруг… — Мадам танцует? Обрюзглый, неприятно молодящийся тип преградил ей дорогу. Лидия Петровна вздрогнула от неожиданности и огляделась. Дорога привела к районному Дому культуры — из распахнутых дверей лилась музыка, а тёмные окна ритмично сверкали цветными огоньками. На крыльце группами и в одиночку курили парни и девушки.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 1 ноября 2021 г. 05:57 - Эту вещицу, юноша, найдёшь на столике у обелиска погибших вертолётчиков. Естественно, когда я вернусь. Не скучай, прелесть моя – я мигом. Первый раз он потянулся к Тане с поцелуем и чмокнул куда попал. Он ушёл, мы остались. Я обнял Люсю – первый раз после драки – она потянулась ко мне. Всё, мир в доме восстановлен. Мы забрались в «уазик» и занялись более приятным делом, чем походы по кладбищу – стали целоваться. Вскоре в машину вернулись девчонки. — Где Виктор? — Ушёл за Николаем. — Идиот! Он же на пулю нарвётся. Моё беспокойство передалось девчонкам. — Антоша, иди, верни его. — Хочешь, чтоб было два идиота? Или два свеженьких трупа…. Нам действительно ничего не оставалось, как пассивно ждать развязки – счастливой или, может быть, роковой. Потянулись томительные минуты ожидания. Все молчали и напряжённо вслушивались в ночную тишину. — Счастливая Люська, — тоскливо, по-бабьи сказала Таня. – Мужик словно к юбке пришит, ни на шаг в сторону. Комплимент, скажу прямо, довольно сомнительный. Луна одним краем своим протиснулась сквозь облака и осветила окрестность колдовским светом. Под машиной послышалось шуршание – выкатился игольчатый клубок. Ёжик с кряхтением перебрался через канавку. Мягкий топоток затих за оградой кладбища, и больше ничто не нарушало тишину. Сёстры задремали, привалившись друг к другу. Люся, кажется, спала на моей груди – дышала глубоко и ровно, изредка причмокивая уголками губ. Томительное ожидание длится, длится…. И вдруг – бах! – выстрел. Крики где-то на той стороне кладбища. Доигрались! Девчонки выскочили из машины, суетятся, ахают, но идти в темноту боятся – меня посылают. Я зло в ответ: — Хорошие были парни. Теперь одного в могилу, а другого за решётку. Снова выстрел, и опять кто-то кричит истошно. Я тащу девчонок за машину: — Стойте здесь, а то – не дай Бог! – шальная прилетит — Не ходи, — хватает меня за руку Люся. — И не собираюсь: куда идти – под ствол придурка? Будем ждать. Виктор первым вернулся. Перепугал девчонок, но и успокоил: — Колька не в меня стрелял, за кем-то погнался. А может, это за ним гнались. Вообщем, на мазарках кто-то есть, и этот кто-то натворил там делов. Не плачь, Танька, живой твой прапор, только штаны замочил. А вот и он, кажется. Тёмный силуэт возник над забором, обломив штакетину, упал, выругался, и через минуту к нам подошёл Николай. — Поехали! – объявил мрачно, сел, завёл машину и, не дожидаясь, пока мы захлопнем дверцы, рванул с места. Включил фары и полем без дороги помчал к посёлку. — Что, что случилось? – наседали девчонки. — А я откуда знаю? – отрезал Николай. Высадив нас у дома Карасёвых, он тут же укатил на службу, ничего не объяснив. С того вечера наши отношения с Виктором закончились – да я и не жалел. С Люсей мы встречались всё лето, но на кладбище больше не ходили. Первого сентября разъехались на учёбу по своим городам, поклявшись встретиться на зимних каникулах. Вот и вся история. Если интересуют подробности триллера, найдите прапорщика Шлыгина, да и расспросите обо всём.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 31 октября 2021 г. 06:08 - Странные вещи рассказываешь, Вобликов, — Ручнёв пытался взять контроль над своими расшалившимися нервами. – Не врёшь? Не пьян? Говоришь, буржуи у нас объявились? — Как грибы растут, Владимир Иванович, как грибы. И плодятся, стараются навязать простым людям свою мерзопакостную, насквозь лживую и клеветническую, собственническую идеологию. Убеждают, что народ – ничто, а собственное я – это всё, только для себя стоит жить. Об этом день и ночь трещат продажные газеты, радио и телевидение. Больно видеть к каким серьёзным неприятностям может это, в конце концов, привести даже честного человека. Партия – самое дорогое и великое, что у нас было. Принимали мы туда только тех, кто готов был целиком отдать себя борьбе за светлое будущее всего человечества. И вот теперь эти перерожденцы, партийные оборотни, объявив себя бизнесмена и предпринимателями, ограбили народ и страну. Вобликов перевёл дыхание и взглянул на нежданного гостя. — Что, больно слышать? А мне это кровь бодрит. Коммунист должен всегда смотреть правде в глаза и принимать ответственные решения. Я ждал вас, Владимир Иванович, — Вобликов пафосно возвысил голос. – Ох, как ждал! Я знаю, только вы один можете поднять знамя Великой Революции. И начаться она должна, как некогда в Нижнем Новгороде с Кузьмы Минина и князя Пожарского, в нашей уральской глубинке с вашего обращения к трудовому народу. Я обзвоню сейчас ветеранов, мы соберём завтра митинг на площади. Вы выступите с воззванием, и, я уверен, простой народ не останется безучастным. Они сами увидят и убедятся, что великие идеалы Коммунизма даже мёртвых поднимают из могилы. И тогда русский мужик возьмётся за вилы, а враги все разбегутся в страхе от одного вашего вида. Мы понесём вас на руках, как знамя, впереди толпы. Мы войдём в Кремль и устраним буржуйскую власть. Мы вернём партии её былое величие — изберём вас генсеком, а я стану председателем министров. Вы знаете, Владимир Иванович, вот здесь, — Вобликов обхватил пятернёй свой лоб. – Вот здесь скрыто планов громадьё. Нет, я зря время не терял, я всё продумал, сидя тут долгими бессонными ночами. Дело оставалось за малым – нужен был толчок. И тут вы… Он говорил ещё долго. Говорил о том, что социализм – это ошибка, это отступление от великой линии, завещанной вождём. Что военный коммунизм – это было правильное направление, его и надо было держаться. Что, перебравшись в Кремль, он закроет границы и отменит деньги. Что Россия – страна самодостаточная и легко может прожить без остального мира. А, укрепив экономику и поставив всех мужчин под ружъё, можно начать мировой поход за коммунизм, изгнать буржуев со всей планеты. Пусть убираются на Луну или к чёртовой матери…. Ручнёв слушал и недоумевал, чувствуя, как горло перехватил спазм, а единственный глаз стал влажным. Он понял, что за время его отсутствия в стране произошла масштабная катастрофа, что такое, о чём говорилось, не придумать недоумку Вобликову. Но пойти на бунт, возглавить его в теперешнем своём состоянии Владимиру Ивановичу тоже представлялось нереальным. Бред! И на этот бред ждут от него ответа. Хоть и не народные массы, а лишь один, похоже, выживший из ума сторож, но Ручнёв никогда не пренебрегал нуждами конкретного человека и того же требовал от аппаратчиков райкома партии. И он сказал первое, что пришло в голову: — Надо бюро собрать – сейчас, срочно! Вобликов вернулся из победоносного мирового похода за коммунизм и уставился на Ручнёва — о чём это он? Ах, да! — Какое бюро, Владимир Иванович? Те, кто в буржуи не пробился, седалища им лижут. Вот наше бюро! Второй секретарь Адамкин – помните? — уж три раза перекрасился – какую только веру не принимал. Бесхребетный, одним словом. А как в президиуме-то сидел – вылитый октябрёнок со значка.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 29 октября 2021 г. 06:15 Девчонки взвизгнули, прапор выскочил, но не к Витьке, сначала осмотрел помятую дверцу, присвистнул: — Ни хрена себе! Выскочили девчонки. Из бесформенной массы, распростёртой на земле, создали Витькино тело, усадили, прислонили спиной к машине. Голова его всё никак не могла держаться прямо и заваливалась набок. Татьяна, работавшая фельдшером в больнице, профессионально ощупала его. — Крови нет, но шишка большущая. И шейный позвонок, возможно, сместился или мышцу защемило. Доигрались, дети малые. Витька оказался живуч. Сначала он совладал со своей головой – заставил её более-менее держаться прямо. Потом начал харкаться и плеваться – то ли язык прикусил, то ли губу. Потом с помощью девчонок встал и добрался до своего места в машине. — Ну и делов ты мне наделал, парень, — посетовал прапор и ко мне. – Ты самбист что ль? — Нет, это из айкидо. — Ну, дела! – к бравому вояке вернулось его мажорное настроение. – Нарвешься, где не ожидаешь. А, Витёк? Не ожидал? Мой поверженный противник вяло махнул рукой и с трудом отвернул голову. Прапор предложил ему фляжку: — Будешь? Девчонки уселись в машину. Я остался один и почувствовал себя лишним в компании. Даже Люся не подошла ко мне, а советовала Витьке, что ему надо приложить к шишке на голове. Душевное напряжение, сопутствующее поединку, ещё держало меня в своей власти и подталкивало на какой-нибудь решительный шаг: ну, например, уйти прочь с гордо поднятой головой победителя. Посомневавшись, решил – так и сделаю, если обо мне не вспомнят в «уазике». В этот момент слух мой уловил какой-то посторонний звук, и следом возникло саднящее чувство тревоги. Мне почудилось какое-то движение на дороге – кто-то идёт навстречу нам. Я тронул Николая за плечо и указал в темноту. Меня поняли все, замерли, вглядываясь. Отчётливо стали слышны звуки шагов и обрывки разговора. Неожиданно вспыхнули фары, и в их свете мы увидели трёх парней в ковбойках и тельняшках. Они остолбенели от неожиданности, а Николай не дал им опомниться. — Руки в гору! – крик слетел с его губ с внезапностью выстрела. Он выскочил из машины, выхватил пистолет и присел на полусогнутых ногах, как это делают американские полицейские в боевиках. — Аттас, менты! – парни бросились врассыпную. А Николай, вернувшись в машину, толкнул Виктора в бок: — Как я их? Гордеев тихонько выругался, приложив ладонь к шее. — Может, вернёмся? — Только вперёд! – это были его первые слова после лобовой атаки стальной дверцы «уазика». Николай тронул настолько стремительно, что машину занесло. — Кажется, нам лучше подъехать с задов, — сказал он через несколько минут и свернул с дороги. Выключив фары, вёл «уазик» полем, а потом вдоль ограды кладбища, наконец, остановился и выключил мотор. В его руках вновь булькнула фляжка. Виктор — странное дело – отказался. — Ты не забыл наш уговор? – кажется, он решил отыграться на Николае, потерпев неудачу со мной. – Коль, да на тебе лица нет. Ладно, поехали купаться. Прапор и, правда, как-то весь подобрался, оставил свои шуточки и ухмылки, сосредоточенно хлебнул спирта, помедлил, ожидая прилива энергии, сунул куда-то фляжку, достал из нагрудного кармана зеркальце:

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 28 октября 2021 г. 06:18 Блоха вернул оружие. — И чтоб ни гу-гу, — погрозил Морозов пальцем и закрыл стальную дверь. 3 Лишь только Владимир Иванович Ручнёв шагнул на ступеньки райкома партии, дверь предупредительно распахнулась. — Милости просим, Владимир Иванович. Я знал, что однажды вы вернётесь. — Ты кто? – спросил Ручнёв, вглядываясь в заросшее щетиной лицо ночного сторожа. — Вобликов, завотделом пропаганды и агитации, помните? — Здесь что делаешь, зав? — Работаю, Владимир Иванович, как должен работать каждый, кому дороги идеалы революции и родной Советской власти. Сторожу, одним словом. Вы проходите, проходите: здесь никого больше нет. — Пришёл, наш родименький, вернулся, — суетился Вобликов, пропуская в здание музыкальной школы, а прежде – районного комитета партии, его бывшего первого секретаря. – Ну, теперь порядок будет. А я вот здесь сижу, поглядываю — чья возьмёт. Не верится, что в Лету канули наши могучие устои, наша всепобеждающая идеология. — Что, аппаратчики за власть перегрызлись? – усмехнулся Ручнёв. — Хуже, Владимир Иванович, гораздо хуже. Строили мы коммунизм, думали вот-вот и на века, а подул ветерок покрепче – и нету его, одни развалины остались. — Что городишь? – Ручнёв остановился в полутёмном фойе. — Правду, истинную правду, Владимир Иванович. Сколько раз в жизни убеждался в могучей, всепобеждающей силе большевистской правды. Наш советский человек всегда эту правду почитал. Могу ли теперь врать? – обиделся Вобликов. — А кто портфели захватили? – насторожился Ручнёв. — Так ведь что интересно, — сторож вознёс указательный палец. – Все партийцы бывшие. Где-то мы с вами, Владимир Иванович, проглядели-недоглядели за криводушными людишками: подняли, обласкали, а они в ответ – даешь демократию, долой КПСС! Хотя нет, вру, наверное. Не так власть перекрашивалась. Один дурак брякнул, как вождь когда-то, с броневика, а толпа подхватила. Номенклатура наша нет бы рот заткнуть крикунам, тут же стала подстраиваться да пристраиваться, чтобы власть не потерять да кусок пожирнее отхватить от народного пирога. Вот так и развалили великий и могучий Советский Союз. — Ты о Вожде поосторожней, — заметил Ручнёв, размышляя об услышанном. — А-а, — махнул рукой Вобликов. – Один остался, без охраны, не сегодня-завтра из Мавзолея на кладбище снесут. Докатились, одним словом. Бывший секретарь вскинул голову и уставился на сторожа единственным глазом. Взгляд был ужасен, но Вобликов выдержал и печально покачал головой: — Да-да, не удивляйтесь нашим переменам. Страна до ручки докатилась — прибалты бочку катят, грузины с хохлами норовят палку в ноги сунуть. Ну, а больше всего вреда от собственных буржуев — всё крадут и тащат за границу. Скоро в богатейшей некогда стране шаром покати – ничего не останется. Промышленность развалили, — Вобликов стал загибать пальцы. – Сельское хозяйство – топором под корень. Торговлю отдали на откуп спекулянтам. — Как такое могло случиться? – Ручнёв ощутил признаки подступающего страха. Растерянность бывшего первого придала уверенности сторожу музыкальной школы. Он панибратски подмигнул собеседнику и сказал очень даже снисходительно: — Я полагаю здесь тщательно спланированную и широкомасштабную диверсию ЦРУ. Долго мы не поддавались, но таки одолели нас янки проклятые. Нет больше социализма на Земле!

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 26 октября 2021 г. 05:51 - Не, ты скажи, Колёк, скажи, чего ты боишься, — пьяно приставал Гордеев. — Чего боюсь? – Николай покосился на него. – В командировках часто бываю, люблю шашлыки на вокзалах есть. Вот и боюсь, что какая-нибудь зараза нерусская накормит меня собачатиной…. — Шашлык из собачатины…, — Витька передёрнулся от отвращения. А Николай продолжил: — Вообще-то в жизни и по долгу службы мне пришлось всякое повидать. Иногда такое, что и в кошмарном сне не привидится. Помню, стояли на Памире в летних лагерях. Местные все уши про снежного человека прожужжали, боялись его насмерть. Часовые, понятно, навзводе. Ночью лишний раз из палатки не высунешься. Луна жарит – светло, как днём. Лежу у окна, смотрю на звёзды. Не спится. Вдруг предстаёт неведомое – похожее на человека, лохматое, глаза круглые, светятся в ночи, взгляд наводит цепенящий ужас. Мы с минуту смотрели друг на друга через окно. А в палатке окно, сами знаете, — нет его. Схватил бы меня за глотку мохнатой своей лапой, и тю-тю прапорщика Шлыгина. Не тронул, отошёл, я потом подумал – пригрезился в полудрёме. Следы смотрел, часовых расспрашивал – ничего. На том и успокоился – пригрезилось. А потом повторилось. Я уже здесь служил. В наряде был, при оружии. Посты проверил, иду в караулку. Темень – в двух шагах ничего не видно. Вдруг кто-то из-за кустов скок на дорогу. Хвать меня за грудки. Я за кобуру, он меня за кисть. Чувствую, силища нечеловеческая. Стоим, боремся, вперив взгляд друг в друга. Тут я его признал. Глаза круглые, а белков нет – звериные глаза и в темноте светятся. Рыло, шея, всё тело мохнатое, одежды никакой, а на ногах стоит. Спрашиваю: — Ты как здесь оказался? Он оскалился, буркнул что-то по-своему, оттолкнул меня и – в кусты. Только его и видел. Я и стрелять не стал: попадешь – не попадёшь, а смеху на всю часть будет. Николай умолк. Молчали и мы, заинтригованные рассказом. — Жуть, — сказала Таня. Огни посёлка скрылись. Прапор остановил машину, выключил фары, достал фляжку: — Пора горючки долить – мотор не тянет. — Дёрни глоточек, старина, — теперь уже вдвоём приставали ко мне. Моё упорство начало раздражать Витьку: — Вот экземпляр – взгляните, девчонки: не пьёт, не курит, культурно выражается. — И правильно делает, — сказала Таня. — Да ты может не мужик совсем, а? – Витька зарывался, и терпение моё иссякало. — Может, проверишь? — А пойдем, разомнёмся. Мы спрыгнули на землю. Девчонки наблюдали за нами в открытую дверь, прапор высунул голову в раскрытое окно. Им казалось, мы шутим, но мы-то с Витькой знали, что миром нам не разойтись. Он обошёл вокруг машины и встал против меня, руки в карманах, покачиваясь с пяток на носки, меряя меня презрительным взглядом: — Ну, что, Светочка, Сонечка, Любочка… в морду тебе дать или по попке хлопнуть? — А это, как сумеешь. Он отшагнул в сторону и пнул меня, целясь в мягкое место. Ногу я его поймал, мог бы вырубить тут же ударом в пах, но пощадил неразумного и лишь, присев, подсёк вторую, опорную. Витька гулко, всей своей массой хряснулся на загривок. Несколько мгновений лежал неподвижно, потом шевельнулся, потом заматерился, с трудом поднялся и ринулся на меня. Он будто действовал по моей подсказке — я уже выбрал такую позицию, что «уазик» оказался в трёх шагах за моей спиной. Витьке я сделал подсечку и чуть-чуть подтолкнул. Он взмыл в воздух и торпедой – головой вперёд – со страшной силой врезался в «уазик». Мне показалось, машина чуть не опрокинулась на бок, по крайней мере, её здорово тряхнуло.

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 25 октября 2021 г. 05:57 Лейтенант медленно оглянулся, чувствуя, как на голове зашевелились волосы, и глаза полезли на лоб. Труп стоял за окном, держась руками за прутья решётки, и сверлил взглядом Блохина. Тот не поддался общей панике, а выпучив глаза, созерцал неповторимое в своём роде аномальное явление – двигающегося и говорящего мёртвого человека. — Марш в камеру! – рявкнул Стародубцев. — А ты на кладбище! – криком на крик, млея от страха, ответил Блоха и лейтенанту. — Вспоминай, родимый, когда вы полканов хоронили, ведь где-то ж я видел эту мерзкую харю. Саладзе начисто забыл русский язык, с трудом разлепил губы и понёс какую-то тарабарщину. Блоха попятился к стене, сунув руку в карман, стараясь держать в поле зрения обоих ментов – мёртвого и сумасшедшего. Стародубцев некоторое время слушал жалкий лепет лейтенанта, а потом рявкнул: — Пьян? К Саладзе вернулся дар нормальной речи: — Никак нет. — А что плетёшь? Значит так, лейтенант — задержанных в камеру, а отдел поднять по тревоге. У первого секретаря райкома партии товарища Ручнёва похищен очень важный предмет, его надо срочно найти. Дежурный вневедомственной охраны обратил беспомощный взгляд к Блохину — может, у него опять проблемы с русским, и он чего-то не понимает. — Это у вас, жмуриков, игра такая на кладбище? — вмешался Блохин. – В секретарей, райкомы, социализм. Окстись, полковник, страной буржуи правят. — Как буржуи? – удивился Стародубцев. Очень ему не хотелось беседовать с заключённым, но лейтенант, судя по всему, маловменяем, а этот малый – ничего, держится и говорит толково, вот только что…. – Как буржуи? — Да просто очень – захватили власть, поделили богатства и живут припеваючи, а ваши долбанные органы их охраняют. Новость до глубин сгнившего тела поразила Стародубцева. — А партия? — Сама разбежалась. — КГБ, МВД? — Контору закрыли, а менты сплошь поганцы да засранцы, как были, так и есть – к любой власти приноровятся. — Народ? — Обманули народ сладкими речами да западной мишурой. Сначала Горбатый, потом Беспалый – одни уроды во власти, вот и довели Россию. Раньше Западу кулаком грозили, а теперь туда с протянутой рукой. Вот так, полкан. Живём хуже эфиопов, а тут ты нарисовался – людей булгачишь. Шёл бы к себе на мазарки, а? Услышанное настолько поразило Стародубцева, что он почувствовал сбои в работе головного мозга — никак не мог сосредоточиться, осмыслить и понять, как такое могло произойти. Наверное, Владимир Иванович, самый умный из экспериментаторов, мог бы что-нибудь прояснить. Стародубцев, как настоящий полковник, не привык долго колебаться и принял решение. — Слушай мою команду, лейтенант — заключённых в камеру, дежурных на посты. Вернусь, приму руководство отделом на себя. Стародубцев развернулся на месте и, механически ступая, ушёл в темноту. Вскоре в притихшем отделе раздались негромкие звуки перемещений. Извлечённый из туалета после продолжительных переговоров капитан Морозов принял командование. Заключённые без колебаний вернулись в камеру предварительного заключения. Заметив среди них сержанта Маслюкова, дежурный возмутился: — А ты куда? Смотри, Маслюков. Где твой табельный?

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 22 октября 2021 г. 07:04 - Да ты что?! – Николай хлопнул себя по лбу, вырвал у Виктора рог и протянул Людке. – Дарю, красавица. Расти большой, не будь лапшой. Девчонки начали пить вино из рога. Прапор протянул фляжку со спиртом Витьке, он мне, но я отказался. Гордеев, с горделивым видом поглядывая на меня, приложился к горлышку, сделал глоток, потом сунул тару Николаю и кинулся под водоразборную колонку. Отдышавшись, предложил прапору: — Разбавь. Бравый вояка величавым жестом отринул его совет. Выпустил из груди воздух, опрокинул фляжку и сделал несколько больших глотков. Задумался. — Эй, ты слышь, живой? – теребил его Гордеев. Николай не обращал на него внимания. Восстановив дыхание, словно очнувшись от раздумий, заговорил мечтательно: — Сколько тебе, Людочка? Семнадцать? Двадцать? Чудесная пора. Пора смелых надежд и первой любви. Как это у Достоевского? «Ночь,.. туман,.. струна звенит в тумане.» Помните? Струна…. туман на озере…. Поехали, девчата купаться. Что может быть прекраснее ночного купания. Татьяна Карасёва была не против, но Людка заупрямилась, должно быть, хмель кружил ей голову: — Хочу на кладбище! Поехали, мальчики, ведьму ловить. — Слово именинницы – закон для окружающих, – прапор распахнул все двери служебного авто. – Полезай, девчата. Ведьму поймаем, а на озере утопим. Вся ночь с нами! Люся была не против покататься, но, заметив мою нерешительность, подошла: — Там, на кладбище, нехорошо получилось. Лучше я домой пойду. Проводишь? И тут же тень пробежала по её лицу – домой ей сейчас меньше всего хотелось. — Люська, не дури! – крикнула Людка из машины. – Ты ж у меня на именинах. Другой раз не отпрошу, вот увидишь. Тут и я сообразил, что зря кочевряжусь — лучше ехать куда-нибудь с Люсей, чем брести домой одному. Я подхватил её на руки и понёс в машину, шепча на ухо: — Ночь, туман, струна звенит в тумане, и звезда с звездою говорит…. Уселись – я с девчонками сзади, прапор с Витькой впереди. Прежде, чем завести мотор, они снова открыли фляжку. — Эй, ребята, — встревожился я. – Не так часто – кто машину поведёт? — Вы бы действительно не увлекались, — поддержала меня Таня. Машина тронулась. Николай врубил пьяного дурака — нарочито виляя по всей дороге, запел: Ну и пусть, будет нелёгким мой путь…. Девчонки взвизгнули. — Допрыгается, — заглянул я в мрачное будущее. Таня с гордостью за кавалера сказала: — Он вообще ничего не боится – это даже страшно. — Ничего не бояться нормальный человек не может, — заметил я. – Даже если у него ума на мизинец, то и тогда он должен распознать хоть самую примитивную опасность. — Ребята, нет проблем, — вклинился Гордеев. – Держу пари – люблю пари – что командир твой, Танька, струсит один на кладбище. — Спорь, Таня, — посоветовал прапор, — без штанов юноша останется. — Да ну вас, — Таня отмахнулась. – Дефицит нормальных людей хуже дефицита колбасы. Она старалась держаться независимо, но видно было, как она любит Николая, всей душой тянется к нему, болеет за него и страдает. Люся сказала мне позднее: — Ей хватило одной лишь его фразы: «Знаешь, я так себя люблю, так уважаю, что нашёл тебя».

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 21 октября 2021 г. 06:14 - Куда? А ну, марш в камеру! Трупак! Он возился в дежурной машине, то ли пытаясь завести, то ли настраивая рацию, а теперь, растопырив руки, двигался на зэков на полусогнутых ногах – так хозяин загоняет бестолковых кур в клетушку. Господи, спаси! Ненавистная ментовка стала милей родного дома. Беглецы, на мгновение застряв в дверях, бросились обратно. Блоха ещё успел содрать в дежурке гардину и заклинить ею дверь прежде, чем потусторонняя сила рванула её к себе. Дверь выстояла, гардина не согнулась. Потом раздался звон разбитого стекла — кто-то штурмовал окно дежурки, но, слава Богу, но нём была решётка. Началась осада. Зэки снова собрались в камере предварительного заключения. Здесь было маленькое зарешёченное окошечко под самым потолком, да и оно выходило во двор. Здесь было обжито и понятно, всё остальное пугало. — Дело ясно — дело дрянь, — сказал Блоха, прислушиваясь к неистовству трупа на улице. – На нас напал какой-то зомби. Он неуязвим, цели его непонятны, силы неизмеримы. А это значит, что врага надо ждать в любую минуту в любом месте. — Охрана, — подал голос Маслюков. – Охрана вневедомственная ничего не знает. У них отдельный вход и через него можно проникнуть в райотдел. — Оклемался, бедолага, — Блоха любовно-ласково погладил сержанта по голове и вдруг округлил глаза, постигая услышанное. – Бежим! Увидев пистолет в руке гражданского человека, дежурный вневедомственной охраны лейтенант Саладзе машинально вздёрнул руки, а оператор у пульта чисто по-бабьи заголосила: — Ой, родимые не надо – я замужняя. — Заткнись! – посоветовал Блоха. – Где остальные? — Отъехали, — с трудом разлепил губы дежурный лейтенант. — Закрывайте, братцы, двери, — приказал Блоха. — Да они закрыты. Тут крючара – хрен выдернет! — Слышь, гад уже по двору ходит. Все прислушались. В вольерах бесновались собаки. — Во двор выход есть? – спросил Блоха лейтенанта. — Есть. То есть, нет. Я не помню, — растерялся дежурный охраны. — По башке дам – вспомнишь? – спросил Блоха. — Нет двери, нет, — сказала оператор, не тревожась более за свою честь. – Была да заделали, когда туалет тёплый в здании построили. — А у вас тут хорошо, — позавидовал Блоха. – Телевизор, кофеёк, сахарок. Угощайся, братва. Вот ведь что интересно — когда горе какое пристигнет, людишки в кучу сбиваются, и по фигу — мент ты или наоборот. Инстинкт такой в обществе выработался — беду сообща легче перемочь. Слышь, лейтенант, сходи на разведку, узнай, где этот чёртов трупак и что замышляет. Боишься? Ты ведь смелым должен быть — присягу принимал. — Ой! – ахнула оператор охраны и указала пальцем в окно. Все оглянулись и увидели Стародубцева, наплывающего из темноты. Ужасный полковник рванул обеими руками решётку, но она не поддалась. Тогда он сунул руку меж прутьев и надавил ладонью на окно. Рама прогнулась, стёкла лопнули и посыпались мелкими осколками. Дробный топот по половицам множества удирающих ног разнёсся по зданию. В спину убегающим раздался злобный крик бывшего начальника райотдела полковника Стародубцева: — Лейтенант! Стой, поганец! Не позорь органы. Будто пуля впилась в поясницу Саладзе и поделила его туловище на две половины. Верхняя, вслед за вытянутыми руками, ещё стремилась прочь, а ноги вросли в пол.

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 19 октября 2021 г. 06:10 - Нет, Виктор, здесь действительно кто-то был. Минутой раньше ты столкнулся бы с ним лбами. Да нет, там старушка была вот такусенькая.… Гордеев ни с кем не хочет делиться своей славой: — Да я это, я, говорю… — Может и ты, да вот пиджак твой импортный за версту светит. — Да? – Виктор обескуражено посмотрел на его светлые полы, но тут же нашёлся. – А сейчас? Он стянул пиджак, вывернул его на изнанку и накинул на плечи: — Ну? — Похож, — говорю. – Только морда фосфором светится. Виктор голову наклонил вперёд цыганскими кудрями, руки за спину заложил – ворот пиджака вздыбился. Ну, точь-в-точь, как та фигура, даже горб на месте. Только великовата, конечно. — Он! Он! – Люся запрыгала дошкольницей, в ладоши запрыгала, потом спохватилась. – А Людка где? Тут и Карасёва подошла из темноты, схватила нас с Витькой за локти: — Пойдёмте, пойдёмте отсюда поскорей! Мы выбрались с кладбища и побрели домой, болтая ни о чём. Только Людка напряжённо молчала, к чему-то прислушиваясь и оглядываясь назад. У самого посёлка она вдруг разрыдалась: — Хватит вам трепаться! Я там видела такое, такое…. Все мы принялись её утешать, расспрашивать. Она кое-как успокоилась и, наконец, поведала свои приключения. — Пока Витька ходил вас пугать, я присела меж оградок, ну, чтоб не увидели. И кто-то прополз перед моим носом – плащ шуршал, покойником пахло. Я чуть не умерла со страху. Вот тебе и на! Теперь и мы с Люсей принялись убеждать, что видели кого-то в плаще, правда, не так близко, чтоб унюхать его запах. Витька один ни чему не верил и всё посмеивался. С тем и пришли на знакомую улицу. Возле дома Карасёвых стоял военный «уазик». Бравый прапорщик при портупее и сапогах шагнул навстречу: — Здорово, молодёжь! – и Люде, – слышь, позови сестру. Людка прошла в дом, а прапор, пожав Витьке руку, протянул её и мне. — Николай, — представился он. – А для знакомства у меня кое-что есть. Нырнул в «уазик», вернулся с армейской фляжкой, потряс над гордеевским ухом: — Нюхни, Витёк. Тот свернул пробку, нюхнул, лизнул, поморщился: — Спиртяга. — Ага, — Николай вновь побывал в машине и вернулся с кавказским рогом в металлической окантовке с массивной цепью, — Подойдёт стопарь? Я его надраил, держи. — Посуда увесистая, — вертя в руках рог, согласился Гордеев. – Хохлы о таких говорят: «Возьмешь в руки – маешь вещь». Из дома вышла старшая Людкина сестра Татьяна. — Опять ты здесь, — напустилась она на прапорщика. – Что у тебя за мания с пистолетом свататься? Ты в наряде? Вот и валяй отсюда, служи, пока из армии не выгнали. — Пойду служить, — согласился прапор. – Прощайте, Татьяна Васильевна. — Поезжай, Коленька, служи честно-причестно, а когда медаль получишь – приезжай. — Я так и сделаю. Только вот с друзьями выпью на посошок. Хлопнула дверь. — А вот и я! – Людка выскочила с бутылкой вина. От пережитого страха не осталось и следа. – Забыл, народ? У меня ж сегодня день варенья!

Клуб любителей научной фантастики > к сообщению

Отправлено 18 октября 2021 г. 06:05 Осторожно ступая на цыпочки, капитан Морозов двинулся по коридору. Когда он миновал предвариловку, Блоха подобрал пистолет и последовал за ним, напряжённо переставляя ноги. Вот и распахнутая дверь дежурки. Слышно, кто-то щёлкал тумблерами и настраивал микрофон рации глухим покашливанием. Морозов осторожно заглянул за дверной косяк. Ниже, встав на колени, просунул голову Блоха. Террорист, захвативший дежурку, был высок фигурой и страшен ликом. — Ой, ….ля! – Блоха не смог удержаться от возгласа. Ужасный полковник повернул своё лицо к двери, и в тот же миг грохнул выстрел — сдали нервы капитана Морозова. Пуля вмяла террористу верхнюю губу в рот, вылетела с обратной стороны, обдав чёрными брызгами стену и окно. Незнакомец дёрнулся от удара, но не упал. Он поднялся и шагнул навстречу направленным в него пистолетам. — Вот я вас! – он вытянул вперёд руку с тёмными пальцами и длиннющими ногтями. Никого схватить ему не удалось, так как Блоха наперегонки с капитаном Морозовым бросились прочь по коридору. Заключённый заскочил в камеру и прикрыл за собой дверь, вцепившись в сталь ногтями, как прежде Маслюков. Дежурному ничего не оставалось, как закрыться в туалете. — Что там? Кто там? – заключенные подступили к Блохе. — Там, братва, такое творится, — он облизал пересохшие губы. – Менты с ума посходили, палят друг в друга. А один – вылитый трупак. Я таких даже в морге не видел. — Ты чего в дверь вцепился? — А хрен его знает – со страху, должно быть. Блоха прошёл вглубь камеры, присел к столу, приглядываясь к Маслюкову, трясшему над ладонью перевёрнутую кружку. — А гость-то наш, похоже, того, – Блоха покрутил у виска пятернёй. — Да хрен с ним, — зэки осторожно приоткрыли дверь камеры и выглянули в коридор. — Что там? – спросил Блоха, которому выпавшие испытания и пистолет в кармане придали права и уверенность лидера. — А никого. — Может, ты слепой? — Только на один глаз, — обиделся его товарищ. – А вторым совсем не вижу. Сам посмотри. — Я уж насмотрелся. — Что делать будем? – Зэки уселись за столом, потеснив глуповато улыбающегося сержанта. – Может, на свободу с чистой совестью, пока менты в войну играют? — А как же трупак ходячий? Не зря ж поганые всполошились. — Братва, к чёрту ментов – добудем свободу своими руками. — Лучше ногами. — Первый пошёл, — сказал Блоха и кивнул на дверь. Первым быть никто не захотел. — Идёт! – взвизгнул зэк, дежуривший у двери. Все дружно бросились по нарам, только Маслюков, покрутив головой, не спеша полез под стол. Прошло несколько минут. В коридоре было тихо. Такая же напряжённая тишина царила в камере. Кто-то предложил выкинуть Маслюкова в коридор и посмотреть, что будет, как поведёт себя трупак. Предложение всем понравилось, но Блоха опередил. Прокравшись на цыпочках к двери, он выглянул в коридор, покрутил головой. — Никого, — сказал он хриплым шёпотом и скрылся за дверью. Когда следующий смельчак выглянул в коридор, Блоха уже добрался до дежурки, осторожно заглянул, встав на четвереньки, потом выпрямился и развёл руки – никого! Миновав пустую дежурку и приёмную для посетителей, теперь уже вдвоем зэки осторожно отворили входную дверь. Сырая тёмная ночь манила под своё покрывало. До свободы – два шага. Беглецы готовы были уже сорваться с места в галоп, но на стук захлопнувшейся двери из стоявшего на стоянке «уазика» высунулась голова:

Клуб любителей исторической прозы > к сообщению

Отправлено 16 октября 2021 г. 06:05 - Пойдём домой. — Неудобно без них. — Неудобно? – я ещё не остыл. – Неудобно на потолке спать – остальное терпимо. Люся молчит. Она ни причём, и мне становится стыдно. Понёс всякую околесицу, лишь бы сгладить свою грубость. — … Вот, говорят, колдун не может умереть и мучается до тех пор, пока искусство своё не передаст. Ему достаточно для этого лишь коснуться человека – и готов новый колдун, а старый преспокойненько в гробу вытягивается. А бывает, что устанет хворать и заснёт летаргическим сном, просыпается уже в гробу на кладбище. Силушка-то чёрная покоя не даёт. Он вылезает ночами и караулит, когда какие-нибудь дураки, вроде нас, забредут сюда…. Люся боится и прижимается ко мне тесней. Луна то спрячется, то вновь расчистит себе проталину в облаках, и пульсирует из её черноты, заливая всю округу мертвенной бледностью. Мы брели бездумно кладбищенской аллеей, как вдруг странный посторонний звук привлёк наше внимание. Будто песком по плащовке прошуршало за спиной. Мы с Люсей остановились, с недоумением оглянулись. В полутьме на одном из могильных холмов будто на пружинах поднялась чёрная фигура. Я не успел её толком рассмотреть — Люся утопленницей вцепилась в меня, щекой прижалась к подбородку, совсем близко блестели страхом её глаза, волосы закрыли весь мир. С трудом оторвал ёе от себя, чтобы иметь возможность защищаться. Казалось, всё вокруг на своих местах. Чего Люся трясётся? Но звякнула калитка, и взор поймал движущийся на нас чёрный силуэт. Без сомнения, это был человек. Не животное, не чертовщина какая-нибудь. Старушка – роста маленького, на голове будто капюшон, на спине горб, и плащ шуршит. Шажки мелкие, шаркающие – несомненно, старушечьи. Но никаких намёков на лицо, руки – всё напрочь задрапировано темнотой. Люся молча тряслась, повиснув на моей руке, и колебания её тела достигли невероятной частоты. Хочу успокоить её и говорю, как можно спокойнее, но голос предательски сипит и срывается: — Что за шутки? Тут либо по морде бить, либо рвать без оглядки. Начнём с первого…. Жду, что фигура сейчас бросится на нас с жутким воплем Гордеевского голоса: — Ага, попались! Но горбатый силуэт вдруг останавливается, качнувшись на месте, поворачивается и также, не спеша, начинает удаляться. Со спины он ещё сильнее похож на старуху, и, слава Богу, что нам не пришлось увидеть её, наверняка, мерзкой рожи. Люся, кажется, начала оживать, хотя её по-прежнему бьёт озноб — Что? Что это было? Фигура уже далеко, за ней надо следить взглядом, чтобы не потерять в темноте. — Не смотри и успокойся, — я повернул девушку за плечи и повёл прочь. – Ну, было, было и сплыло – теперь нет. Пошли отсюда. Она идёт безропотно, вертит головой, оглядываясь. Дорожка упирается в пролом в заборе. Кажется, все наши страхи позади. Но не тут-то было! За спиной вновь слышны шаги, ближе, ближе…. Я заслоняю Люсю собой, готовый к самому худшему. Из темноты выныривает Гордеев, идёт по тому самому месту, где только что шаркала ножками загадочная фигура. Будто столкнул её в сторону и идёт к нам. Идёт, благодушно улыбаясь – издалека видно. И нам с Люсей сразу становится хорошо и спокойно. — Что, испугались, голубки? — Так это ты был, ты…? – Люся молотит в Гордеевскую грудь кулачками. Для него это вместо щекотки. — Здорово я вас? Мне непереносимо его глупое торжество.

Страницы: 12345 ... 1314151617