Решил немного подкорректировать последовательность обзоров отдельных повестей Белкина. Уже писал про странность: в 1960-е гг., когда в СССР рождалась современная графика, новые иллюстрации к "Повестям Белкина" не издавались. Наверное, этот пробел должен восполнить В.Милашевский. Его иллюстрации были изданы посмертно в 1983 году, но по духу вполне вписываются в волну книжной графики шестидесятников (к тому же, работу над иллюстрациями он начал в 1965 году).

Милашевский в Шестидесятые был представителем старшего поколения, он просто возродил свою манеру 1920-х гг. (как и Н.Кузьмин), но иллюстрации того поколения прекрасно вписались в движение по обновлению искусства оформления книги.

Цикл иллюстраций остался незаконченным, в "Метели" картинки только к самому началу относятся. Но, может, это и к лучшему: мы следили за тем, как предыдущие художники отражают метель-непогоду, так вот у Милашевского — только метель, и никакого хулигана Бурмина!

На заставке — метель с ураганным ветром (сучья летят). Чей возок — Маши или Бурмина — непонятно, скорее всего условный.

Это заставка к сказке — у Милашевского в "Повестях Белкина" сказочный антураж. В "Выстреле" он был приглушён, а здесь проявился сразу: виден столб с бюстом существа, похожего на Мефистофеля. Это вблизи русского Жадрина с православной церковью!

Вероятно, ассоциации со стихотворением про метель "Бесы", которое Пушкин написал первым в свою Болдинскую осень 1830 года.

Далее — Маша уходит из дома. Ни лица крупным планом, ни психологии — только стихия. Вороны вот ещё летают — они хорошие летуны, любят с ветром поспорить.

Переход к Владимиру. Знакомая сцена, которая многими художниками варьировалась: Владимир вылез из саней. Но только у Милашевского видно, насколько безнадежно положение Владимира.

А вот и настоящая зимняя сказка: "Вечор, ты помнишь вьюга злилась, на мутном небе мгла носилась... А нынче — погляди в окно:".

Вьюга утихла, Владимир добрался до Жадрина... Грустная сказка.

В эту минуту Милашевский оставляет героев "Метели".

Выдающийся советский художник В.Милашевский со своими иллюстрациями к "Повестям Белкина" занимает промежуточное (связующее) положение между эпохой "оттепели" и временем Восьмидесятых. Его иллюстрации, конечно, заслуживают отдельной статьи. Рисовал свой цикл Милашевский десять лет: с 1965 года до самой смерти, но так и не закончил. Изданы иллюстрации были посмертно в 1983 году.

Милашевский в конце 1950-х гг. воскрес как художник и работал преимущественно в жанре сказки. Создал свой узнаваемый стиль. К "Повестям Белкина" от тоже подошёл как к волшебному нереальному миру (это видно на форзаце, который мы уже смотрели: https://fantlab.ru/blogarticle62654).

В "Повестях Белкина" персонажи у художника, конечно, не относятся к сказочным, но общая атмосфера очень праздничная, и даже какая-то игрушечная.

Вот начало: армейский (кавалерийский) полк стоит в местечке и у офицеров каждый день "с утра учение, манеж". У Пушкина — скука, а у Милашевского красивые лошадки бегут по кругу: какой восторг! А вот и Сильвио — демонстрирует своё искусство в стрельбе. Вроде бы всё очень серьёзно, но лохматая тень на стене сбивает с возвышенного настроя.

Самый драматический момент завязки: буян замахивается шандалом на Сильвио. А тень-то не стене ещё смешнее: чёртик с рожками! С потаённой доброй усмешкой смотрит Милашевский на театральные страдания Сильвио. Сказка — что с неё взять...

Неспешно развивается цикл картинок у Милашевского. Вот Сильвио во дворе наутро после оскорбления сажает пули в туза. А офицеры пришли узнать, почему буян ещё не вызван на дуэль. И собака тоже пришла...

А вот Сильвио перед отъездом открывает душу рассказчику. На подоконнике — фуражка, простреленная графом Б. шесть лет назад. Сам Сильвио демонически нахмурен, но... в ночном колпаке. По-прежнему, забавно.

Ну ладно, посмотрим, как нам нарисовали первую дуэль. А вот и не посмотрим. Не нарисовал этого Милашевский (не закончен цикл-то).

Сразу ко второй части повести картинки переходят. Но второй дуэли тоже нет. Остановились картинки на сценах, которые никто не связал бы с "Выстрелом": зима, лошадки, много лошадок... А это рассказчик говорит о том, как тяжело ему было в глуши в осенние и зимние вечера (днём заботы по хозяйству спасают) и как он обрадовался приезду соседей и поехал к ним в гости. А домик у соседей нарядный, а лошадки красивые...

А больше Милашевский ничего по сюжету не нарисовал. Как будто бы Пушкин написал только первую часть "Выстрела" (а так оно сначала и планировалось — Пушкин оставлял открытый конец).

Концовка ещё есть: видимо, это Сильвио погибает в битве под Скулянами. И опять очень нарядно погибает — так в парадной форме при Бородино погибали, а не в грязи у переправы через Прут...

Самый необычный замысел относительно "Повестей Белкина" — и не закончен. Может, потому и не закончен, что Милашевский неправильный тон избрал в отношении пушкинского текста? Юмор-то с высот постмодернизма в отношении опусов Белкина более чем уместен. Но, видимо, сказочный антураж не сочетается с повестями Белкина. Задача оставлена для следующих поколений иллюстраторов.

Возвращаемся к Пушкину. Проза. "Повести Белкина".

Полное название — "Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А.П.". То есть это мистификация — Пушкин вроде бы не автор, а только издатель (да и то зашифрованный). И хотя никого своей мистификацией Пушкин не обманул, формально игру надо было поддерживать, что-то про Белкина рассказать. Вот и появилось в составе цикла вступление "От издателя". Сегодня — иллюстрации к этому вступлению.

Если Пушкин обозначил цикл, связав все повести рассказчиком Белкиным, то художники тоже должны графически как-то показать единство частей цикла. Они это могут делать через однооборазное оформление шмуцтитулов к каждой повести (так принято), через форзацы, титульные листы. Но могут уделить внимание и фигуре того, чьим именем назван цикл — Белкину.

В "Повестях" биография Белкина только намечена. Другое неоконченное произведение — "История села Горюхина" — вот где полная уморительная биография Белкина. Но художники в "Истории села Горюхина" Белкина игнорируют. Так что с портретом Белкина только в его "Повестях" и можно ознакомиться.

Книга советских времён, изданная в 1983 году. Художник — знаменитый В.Милашевский.

Библиография

Добавление к библиографии. Тираж 30 тыс. экз. Цена 3 руб. 50 коп. Тираж невысокий, но не библиофильский. Цена завышена раза в два по сравнению с обычными книжками.

С художником уже встречались. Книги на Фантлабе нет (подал заявку).

Иллюстрации Милашевского изданы посмертно. Напечатали, видимо, всё, что обнаружилось. А обнаружилось очень много. К предисловию получилась самая полная сюита — больше никто так подробно про жизнь и труды Белкина не рисовал.

Сами повести цикла были по сюжету традиционными уже для пушкинского времени. В них главное достижение — форма, язык. Вступление "От издателя" — самое яркое и оригинальное в этом сборнике. Сейчас такие игровые вещи называют постмодернизмом. Конечно, Белкин — это литературная игра. А "От издателя" — это игра в квадрате. Почти всё предисловие — это не текст "издателя", а письмо старика-"соседа" Белкина (т.е. это предисловие от соседа).

Белкин выслужился из юнкеров в офицеры, а после смерти родителей вышел в отставку и уехал хозяйствовать в родовое гнездо.

Пушкин, действительно, родоначальник русской литературы. Белкин — это не только Недоросль пушкинского времени (Белкин и Пушкин ровесники), Белкин — это ещё и набросок Обломова. Вот его деревенское окружение. Слева — ключница, главная по хозяйству. Справа вверху — староста-жулик. Слева внизу — дьячок, от которого Белкин получил "первоначальное" (оно же последнее) образование.

Далее у Милашевского загадочная картинка: голый Белкин в бане в растерянности стоит перед самоуверенной крестьянской молодухой. Милашевский, вероятно, опирался вот на этот лукавый фрагмент:

цитата

...К женскому же полу имел он великую склонность, но стыдливость была в нём истинно девическая (Следует анекдот, коего мы не помещаем, полагая его излишним; впрочем, уверяем читателя, что он ничего предосудительного памяти Ивана Петровича Белкина в себе не заключает)

Милашевский решил этот анекдот реконструировать. В "Истории села Горюхина" (где полная биография Белкина) упоминается, что по возвращении Белкина в имение для него затопили баню. И всё. Дальше Милашевский домыслил реалии крепостного права: Белкин разделся, попарить его пришла крепостная молодуха, а он и засмущался.

Белкин повести не выдумывает, только записывает чужие истории. Пушкин указывает имена рассказчиков, а Милашевский даёт их портреты.

цитата

"Смотритель" рассказан был ему титулярным советником А. Г. Н., "Выстрел" подполковником И. Л. П., "Гробовщик" приказчиком Б. В., "Мятель" и "Барышня" девицею К. И. Т.

Белкин у Пушкина — наивный рассказчик. А Милашевский передаёт эту наивность графически (форзац книги). Какое-то белкинское Лукоморье. Ростральная колонна на берегу деревенского пруда? Так это в память о посещении Петербурга станционным смотрителем. Барышня, крестьянка, гусар с охотничьим псом — о'кей, принято. Но вот что за крысолов на дудочке играет? Вселенная Белкина...

В общем, включился художник Милашевский в игру Пушкина. Жаль, не доиграл.

Новинка. Иллюстрации художника старой школы А.Рейпольского (М.: ЭНАС-КНИГА, 2019).

С художником уже встречались. Книги на Фантлабе нет (подал заявку).

Поскольку книга современная, даю библиографическое описание по образцу каталога-справочника.

Повести Белкина. — М.: ЭНАС-КНИГА, 2019. — 120 с.; 23,5 см.

РЕЙПОЛЬСКИЙ А. — 41 цв. илл.: илл. форзац; авантитул; фронтиспис (портрет Пушкина); титульный лист; От издателя: заставка, 1 страничная илл.; Выстрел: шмуцтитул, заставка, 4 страничных илл., 1 илл. в тексте, концовка; Метель: шмуцтитул, заставка, 4 страничных илл., концовка; Гробовщик: шмуцтитул, заставка, 2 страничных илл., 1 илл. в тексте, концовка; Станционный смотритель: шмуцтитул, заставка, 4 страничных илл., концовка; Барышня-крестьянка: шмуцтитул, заставка, 5 страничных илл.

Тираж 3 тыс. экз.

Рейпольский — человек серьёзный, ему не до шуток. К делу подошёл основательно.

Форзац — роскошная золотая осень. Это, чтобы помнили, что "Повести Белкина" написаны осенью. На авантитуле — господский дом в поместье. Несложно было догадаться, что это реальный дом Пушкина в реальном Болдине. Это, чтобы знали: "Повести Белкина" написаны в Болдинскую осень.

Кем же написаны "Повести Белкина"? Ответ на фронтисписе: оне написаны Пушкиным. А на соседнем титульном листе показано, чем написаны.

Это всё была серьёзная заявка на объединение цикла под началом Пушкина. Но есть иллюстрации и к вступлению. Вот там уже сочинитель Белкин. Вымышленная деревня Белкина и сам Белкин в кресле на веранде. Деревня нищая. Точнее, это село (поэтому с церковью) Горюхино. В таком селе ростральных колонн или хотя бы беседок в античном стиле не водится. Сам Белкин показан не в сатирическом ключе (как это следует из буквального прочтения текста "От издателя"), а в лирически-сочувстственном. Простоватый и добрый. Жаждущий творчества. Рано умерший.

И осень — общая для Белкина и Пушкина.

[продолжение следует]

Собирание книжек с картинками иногда заставляет задуматься о жизни: побочный эффект коллекционирования.

Когда я недавно разбирался со свердловским юбилейным сборником бажовских сказов 1978 года (и с тонкими книжками, из которых сборник составлен), моё внимание привлекла картинка к сказу "Таюткино зеркальце". На картинке изображён удручённый мужчина и маленькая девочка.

Ассоциации с "Серебряным копытцем", которому мы уделили столько времени, возникли сами собой. И эти ассоциации оказались неслучайными.

Говорят, что во всей мировой литературе всего от 20 до 40 сюжетных схем. Если намеренно схематически передать сюжет "Таюткиного зеркальца", то он будет таким: "Живёт семья из двух человек: одинокий мужчина и маленькая девочка. Мужчина берёт с собой девочку в очень опасное место. Там девочка становится свидетельницей чуда. В дальнейшем с ней всё будет хорошо." Такая схема "Таюткиного зеркальца" соответствует схеме "Серебряного копытца".

При этом "Серебряное копытце" — это новогодняя сказка, а "Таюткино зеркальце" — очень тяжёлый рассказ, я бы сказал, страшный рассказ про безысходность. Великий мастер был Бажов, раз смог написать на один сюжет два противоположных по атмосфере произведения. Вот такое литературоведение.

Конечно, "Таюткино зеркальце" — крайнее проявление бажовского "сурового стиля", но ведь именно истории, подобные этой, определяют характер всех "уральских сказов". Да и Хозяйка медной горы — сквозной персонаж — в "Таюткином зеркальце" присутствует (за сценой).

"Таюткино зеркальце" композиционно лишено стройности "Серебряного копытца". Бажов непривычно подробен и избыточен в рамках совсем небольшого рассказа. Хотя все его отступления сами по себе очень любопытны, придётся передать содержание в кратком пересказе. В уме будем держать параллель с "Серебряным копытцем".

1) Как получилось, что мужчина (Ганя) остался один с девочкой (Таюткой)? У Гани жена зимой полоскала рубахи в проруби и соскользнула под лёд. К весне истаяла. Старший сынишка не зажился на свете. Осталась четырёхлетня Таютка. Вот так.

2) Что случилось в забое? Эпоха крепостного права. В шахте по добыче руды грозит обвал. Ганя — отец Таютки — безответный. Его-то в это гиблое место и решил поставить надзиратель (официальное наименование низшей властной должности в горно-заводской иерархии).

3) Как получилось, что Таютку пришлось взять с собой? И раньше её отец в забой брал (присмотр от соседей никудышный был). А тут Ганя представил, что будет, если Таютка совсем сиротой останется. Уж лучше вместе погибнуть.

4) Что с чудом? Главное чудо, что Ганя с дочерью живыми остались. По убеждению всех, это Хозяйка медной горы дитё помиловала. Ну а геологическое чудо — Таютка обнаружила природное огромное зеркало. Взрослые его расчистили, а Таютка нашла точно такое же, но миниатюрное: "Хозяйка медной горы на забаву, а может и на счастье дала".

5) Вот это всё присказка была. А теперь развязка. Надзиратель, чтобы выслужиться, сообщил о диковинке "заграничной барыне" (немке — жене "сысертского барина"). Та спустилась в забой посмотреть и заявила: "Хочу, чтоб это зеркало у меня стояло, потому как я хозяйка этой горы". Настоящая хозяйка — Хозяйка медной горы — таких слов не стерпела. Зеркало плюнуло рудой. Все неприятные персонажи были наказаны. Надзиратель сделался инвалидом (без ног). Барыня после этого одних дебилов рожала. Какой-то, судя по всему, полюбовник барыни без носа остался:

цитата

"ноздри на волю глядеть стали"

Эта жуткая расправа над угнетателями и является единственной моральной компенсацией угнетённым. В классовом противостоянии чуда не произошло, все вороженьки сами собой не сгинули. Хозяйка медной горы дала волю гневу, охраняя свой статус, а не в защиту страдальцев. Да, это вам не великодушный козлик Серебряное Копытце...

Год публикации сказа — 1941 (в марте).

Полных циклов иллюстраций к "Таюткиному зеркальцу" я обнаружил только два: уральского художника В.Васильева и знаменитого В.Милашевского. Про Милашевского уже приходилось говорить, что для него иллюстрирование бажовских сказов было случайным событием, о котором он позже не вспоминал. А иллюстрации В.Васильева очень сильные — меня проняли. При этом полное соответствие года выхода иллюстраций эпохе: у Милашевского — типично сталинские иллюстрации (в которых и Милашевского-то почти не видно), а у В.Васильева — типичные "шестидесятнические", когда иллюстрировали классику, а рисовали про современную жизнь.

С Милашевским (1953, переиздание 2017) мы уже встречались в связи с "Серебряным копытцем" (https://fantlab.ru/blogarticle62234).

А "Таюткино зеркальце" отдельной книжкой вышло в 1962 году в Свердловском книжном издательстве (правопредшественник Средне-Уральского книжного издательства). На Фантлабе издание представлено (https://fantlab.ru/edition260725). Художник В.Васильев на Фантлабе представлен: https://fantlab.ru/art22860.

Посмотрим параллельно два этих полных цикла. Первым в паре пусть будет В.Васильев, вторым — В.Милашевский.

Первая картинка (В.Васильева) потрясла меня тем, что она, в общем-то вневременная — точнее, постоянно актуальная. Мужчина со знакомым лицом (на улице такие видишь, если не в зеркале), вечный фасон мешковатой одежды, досчатые стены... Такая обстановка могла встретиться на Урале и в предвоенном 1941 (время написания сказа), и в 1962 (время создания иллюстраций), да и сейчас в сохранившихся бараках можно увидеть то же самое. Всё это передано Васильевым без душещипательных подробностей и без признаков кричащей нищеты. Вот эта обыденность и поражает. У Милашевского — больше отсылок к крестьянскому быту XIX века, но зацепиться на его картинке не за что. Ганя даже не уныл, а плаксив. Таютка чересчур взрослая и хмурая.

Раз уж зацепил меня Васильев, то и в этой его картинке нахожу мастерски переданные совпавшие ощущения промозглой зимы и безнадёжности (со всяким, наверное, было). Ну, и уральский горизонт ("выхода нет") передан точно. У Милашевского — просто унылая парочка по улице идёт.

Здесь только иллюстрации Васильева (их у него к сказу побольше, чем у Милашевского).

Сцены у Васильева вышли чересчур обыденные, хотя они и важны для психологии рассказа. Бажов был уже очень пожилым для той эпохи человеком, когда издал свои сказы. Мудрый, понятно. То, что происходило в забое он описал очень кратко, но мощно. Вот на первой иллюстрации мужики понимают, что Ганя идёт на верную смерть и ребёнка с собой тащит. Они ропщут. Молодой парень вызывается пойти вместо Гани. Реакция мужиков: надо жребий в таких случаях тянуть! позвать надзирателя! сами вытянем! И тут вворачивается потешный старичок и заявляет, что как раз "Ганя умнее нашего придумал. Хозяйка горы наверняка его с дитёй-то помилует. Податная на это, будте покойны".

цитата из П.Бажова

Этим разговором Полукарпыч и погасил у людей стыд. Всяк подумал: "На что лучше, коли без меня обойдется", и стали поскорее расходиться по своим местам

На второй картинке — Таютка обнаруживает природное зеркало. А в гиблом месте взрослых-то двое! Это Ганя и старик Полукарпыч (это его "маленько с шуткой" прозвали за низенький рост).

Центральный эпизод. Когда художники рисуют по условиям издания только одну иллюстрацию к этому сказу, они сцену с зеркалом часто обыгрывают. А наши сегодняшние художники? Таютка смотрится в зеркало. Васильев очень сдержанно рисует момент отражения Таютки. Милашевский этот эпизод делает полностраничной цветной иллюстрацией. Вроде бы Милашевский и ближе к Бажову: зеркало не только увеличивает, но и искажает, а старик шут-шутом. Всё так, но ведь Полукарпыч не только добровольно пошёл в опасное место (типа, провожу), но и работал там вместе с Ганей, т.е. совершал действия, которые должны были спровоцировать обвал. Это героический старик!

Ну и, наконец, сцена с "заграничной" барыней. У Васильева возмездие уже свершилось: руда брызнула из зеркала, Хозяйка медной горы психанула. У Милашевского — барыня ещё глумится.

У Васильева — заставка про рабский труд пролетариата. У Милашевского — концовка, где Таютка глядит из маленького зеркальца (точная копия большого — подарок Хозяйки медной горы). А у Васильева Таютка с маленьким зеркальцем на обложку вынесена.

Сейчас нечасто "Таюткино зеркальце" издают, а иллюстраторы его и раньше не баловали. Наверное, по форме не самый стильный сказ у Бажова. Содержание скомканное (про что вообще история — про Таютку или про барыню?). А только кажется мне, что это очень важный рассказ про русский национальный характер: как выстоять, стиснув зубы. Скоро читателям 1941 года это знание понадобится.

Перехожу к сборникам бажовских сказов, где имеется полная сюита к "Серебряному копытцу". Сегодня — художник В.Милашевский (и в довесок — Н.Кузьмин).

Неоднократно ранее упоминал художников 1920-х гг. из "Группы 13", куда как раз и входили Милашевский с Кузьминым (и с Мавриной). Они делали новую книжную графику, попали под каток обвинений в формализме в 1930-е гг., рисовали скучные иллюстрации, а в "оттепель" возродились. Сказы Бажова художники иллюстрировали в свой "скучный" период: в середине 1950-х гг. Позднее картинки к сказам не перерисовывали, об этих своих книгах в мемуарах вообще не упоминали, вычеркнули их из памяти напрочь. При этом, рисовальщики-то они были классные, многие сталинские и более поздние художники хотели бы, наверное, на таком уровне свои реалистичные иллюстрации делать — и гордились бы этим.

Сборник, проиллюстрированный В.Милашевским. У меня современное издание от ИДМ.

Это переиздание детгизовской книги 1953 года (есть на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition125288). Заглавие исправлено (в 1953 году книга называлась не "сказы", а "сказки").

Вроде бы, сохранены иллюстрации, их место и размеры, и даже в оформление переплёта никакой дизайнер не вмешался. Макет, строго говоря, не сохранился: страниц больше (шрифт для детей крупнее требуется — это общая беда всех переизданных книг; уж тогда бы лучше формат увеличивали, чтобы оставалось прежним соотношение страниц с текстом и страниц с иллюстрациями). Но в этой книге увеличение числа страниц незначительное.

В сборнике — цветной фронтиспис. К каждому из пяти сказов — чёрно-белые карандашные иллюстрации и по одной цветной на вклейке.

Первая картинка — это моя фотография с непрофессиональным светом. Вторая картинка — издательский электронный прообраз бумажной иллюстрации. Если рассматривать книгу вживую, без посредства оптики, то иллюстрация на бумаге, конечно, ближе к издательскому скану. Но всё же от скана отличается (на бумаге не так резко оттенки и границы выражены). Надо, конечно, мне сканер присматривать.

Летят... Кстати, досталось Милашевскому от современных краеведов-шовинистов за то, что пейзаж у него не уральский, а кавказский какой-то. Думаю, Милашевский создавал обобщённо-сказочный пейзаж. Для передачи колорита имелись уральские художники.

В этом издании "Серебряное копытце" дано с первоначальным расширенным окончанием, где кошка Мурёнка помогает заболевшему Коковане, подбрасывая ему новые ценные камешки "кошачий глаз".

Это вариант не канонический, сам Бажов от него отказался. Вообще-то, редакторские принципы советских времён не позволяли печатать такие промежуточные варианты, не уважая тем самым последнюю волю автора. Заподозрил было Мещерякова в самоуправстве, но вспомнил про то, что видел я когда-то другой сборник провинциального издательства того же 1953 года, где тоже было приведено первоначальное окончание. Видимо, к тому времени ещё не могли за каноном уследить: перепечатывали друг у друга, а кто-то, видать, запустил в оборот журнальный первоначальный текст, а не окончательный, исправленный автором. Так-то, зная канонический вариант, интересно почитать первый вариант окончания (а то всё больше пересказы встречаются)

При этом, конечно, первый вариант окончания текста вполне соответствует рисунку-концовке: Мурёнка внимательно глядит на нас.

Второй сборник — с иллюстрациями Н.Кузьмина, коллеги Милашевского по радостям и невзгодам. У меня этого сборника нет. Привожу фотки из Интернета.

Судя по всему, цветных иллюстраций не было предусмотрено. Видимо, формат бюджетной "Школьной библиотеки" иного не предполагал. Рисунки профессиональные, но более безликие, чем у Милашевского. Вряд ли кто-то сможет без подсказки атрибутировать их как кузьминские.