В Четвёртой книге "Легенды об Уленшпигеле" фрагменты сюжета нагромождаются друг на друга.

Начинается всё с того, что Уленшпигель плывёт на корабле повстанцев-гёзов и вещает им о кровавом герцоге Альбе, воспламеняя сердца. Всего одна коротенькая главка — де Костер напоминает, что тема серьёзная. Но кто из художников может нарисовать это? Советский художник может — он владеет навыками мастерства политического плаката. Ю.Иванов сделал фундаментальное полотно: напоминает росписи о комсомольцах-добровольцах времён Гражданской войны.

Далее даётся большой фрагмент, выпущенный в детском варианте "Легенды об Уленшпигеле". Всплывает в последний раз любовник Каталины (отец Неле) — тот, кто оказал влияние и на судьбу Уленшпигеля (украл после казни Клааса горшок с золотом). Чёрного Ганса — дворянина в свите — опознала Каталина, проболталась про старое убийство. Ганса судят, пытают и сжигают на медленном костре. Каталину тоже подвергают испытанию водой (выясняют, ведьма ли она — потонет или нет). Каталина умирает. Неле осиротела (освободилась).

Первые иллюстраторы отражают этот сюжет:

У позднейших иллюстраторов только у П.Бунина имеется бледная сцена.

Е.Кибрик этот фрагмент в своей сюите полностью проигнорировал — новых иллюстраций по сравнению с сокращённым детским изданием нет. Теперь понимаешь, что Кибрик был прав. Вроде бы важный эпизод, вроде бы завершение параллельной линии сюжета. А на самом деле — повторы о средневековом правосудии, которые уже ничего не могут прибавить к ранее сказанному. Иллюстрировать тут нечего.

Де Костер при жизни в гениях не числился. Это потом ему повезло перейти в разряд авторов для подростков и обрести самых благодарных читателей.

Запомнившийся с детства фрагмент. Гёзы в ходе какой-то операции пообещали сохранить жизнь противникам, если те сдадутся (чуть ли не Уленшпигель обещал). Но адмирал внёс коррективы и велел повесить 50 сдавшихся монахов (война-то, как тогда было положено, в первую очередь, религиозная). Уленшпигель весь эпизод спорит с адмиралом и постоянно твердит: "Слово солдата — золотое слово". Адмирал впал в бешенство и велел повесить самого Уленшпигеля. Вот как это Кусков изобразил.

Уленшпигель вновь на виселице и нет рядом доброго императора Карла из Первой книги, чтобы оценить юмор висельника. Но тут на шею Тилю бросается Неле, берёт его в мужья и снимает с шеи верёвку. Народный обычай. Тиль спасён. Все радуются. Играют свадьбу.

Тржемецкий нарисовал тихую идиллию: Тиль и Неле на ступенях виселицы.

А Бунин дал масштабную картину веселья по случаю спасения Тиля (ну может этот художник себе позволить такие сцены!).

Бунин эту сцену не мог пропустить — у него очень подробное иллюстрирование. А от Кибрика — никакого наброска. Кибрику этот эпизод неинтересен. А просто всё повторяется. Тиль — принципиален и как попугай твердит свой рефрен. Это уже было в Первой книге. Ребёнку-читателю фрагмент западает в душу (картонный герой — то, что надо в этом возрасте). Опять же ломаются уже устоявшиеся шаблоны насчёт священной войны, где правда всегда на одной стороне. Но для психологии героев этот фрагмент ничего не даёт. Вот и нет иллюстрации от Кибрика.

В лучших традициях приключенческого романа Тиль (вместе с Ламме и Неле) попадает в плен, ждёт неминуемой смерти, но наступление наших его спасает. Бунин и это рисует.

Ещё один запомнившийся фрагмент. Гёзы с замёрзших во льдах кораблей на коньках делают вылазку на берег, берут у врага провизию. Обычная партизанщина. Но ведь на коньках! Иллюстрация Константинова.

Там ещё было накручено: Уленшпигель мимоходом пленил шпиона, нашёл у него деньги за доносы, сдал деньги и шпиона командованию. Шпиона повесили. Есть у Бунина пара картинок про это. Но все эти приключения опять по кругу — Кибрик молчит.

Ага, наконец-то Кибрик откликнулся. Он явно неравнодушен к Ламме — видимо, у этого персонажа характер повыпуклее. Ламме избрали коком на корабле гёзов (он там, понятно, с Уленшпигелем служит). И Ламме захватил в плен монаха. История с монахом составит главное содержание последней — пятой — Книги романа. Так что ещё встретимся.

Константинов рисует Ламме — воина и кока. А Бунин — крохотную картинку на полях, как Ламме ведёт монаха.

Ну, в общем-то, почти все художники откликнулись на этот эпизод — признали его значимым для сюжета. Иванов сделал целое карнавальное шествие из доставки пленного монаха на корабль.

А Тржемецкий, напротив, рисует отстранённый проход персонажей на фоне притихшего средневекового города.

Ребёнок все эти хаотические фрагменты, повторяющиеся много раз, читает с жадностью. Художникам уже скучновато рисовать одно и то же. Де Костер — писатель далеко не первого ряда — удерживает сюжет только историческим фоном. А в Книге четвёртой этот фон — морские операции гёзов. Тема всенародной войны — это тема русской истории. Казалось, читая де Костера, что русские и голландские национальные характеры схожи: мы при нашествии свою столицу сжигаем, они свою — затапливают. А вот всенародной борьбы на море в русской истории не было. Морская тема в романе пульсирует короткими главками, но советские художники с жадностью овладевают ею, как будто восполняя и собственную историю. Оно и понятно — Уленшпигель уже давно стал нашим.

Кравченко в первом советском иллюстрированном издании летящий парусник в начале помещал: на заставке к Первой книге в издании 1928 года и на титуле в издании 1935 года.

Вот что только сейчас заметил: у Кибрика (у которого, конечно, самая продуманная сюита) Книгу четвёртую завершает концовка: Тиль, сидя на пушке, рассказывает байки. Концовка маленькая, а в память врезалась как нечто фундаментальное. Оказывается, в сокращённом детском издании 1970-х гг. эта картинка была сделана как бы шмуцтитулом ко всему роману (после научного предисловия была помещена перед текстом собственно романа). Такой Тиль — пушкарь-балагур — и задавал общую концепцию романа в детском издании.

Наших художников завораживают слова в романе: "На дворе стоял январь, жестокий месяц". Они сразу сопоставляют время и место: получается Брейгель с его обывателями, катающимися на коньках. Но де Костер подбрасывает ещё одну идею: парусный корабль, вмерзший в лёд.

1) Кравченко даёт чуть ли не библейский образ: корабли палят из пушек, а солдаты атакуют по воде как посуху (на чёрно-белой ксилографии ведь не понять, что это лёд).

2) У Кибрика и Константинова корабли, вмёрзшие в лёд, — это заставки ко всей Книге четвёртой. Правда, катаются на коньках вокруг кораблей обыватели. Война-войной, а катания никто не отменял.

3) Зусман посвящает морю две из трёх иллюстраций к этой Книге.

4) Несколько маленьких гравюр с кораблями в тексте у Константинова.

5) Малая часть иллюстраций П.Бунина на эту тему

6) Весёлый корабль у Иванова.

7) Морские напевы у Тржемецкого.

Не всегда корабли гёзов были вморожены во льды. Морские бои описаны у де Костера скромно. Художники домыслили за писателя.

1) Даже Кибрик, склонный к психологизму, не отказался от изображения абордажного боя.

2) Для Бунина батальные сцены — родная стихия.

3) Иванов выдал иллюстрацию в стиле витражей — особенно в первом, книжном варианте.

4) Шмуцтитул у Константинова.

5) Кусков подсвеченную иллюстрацию этой теме посвятил.

6) Заставка у Тржемецкого.

7) Заставка у Бисти.

Когда Неле вышла замуж за Тиля на эшафоте, она поступила на службу флейтистом на военный корабль мужа. Даже в этой части не было предрассудков у голландцев. Теперь Неле воссоединилась с Тилем и вместе с Ламме они составили счастливую троицу. Среди революционных бурь получилось уютное гнёздышко — поскольку гнёздышко на корабле, это тоже имеет отношение к партизанщине на море. Многие художники посвятили счастливому семейству (Ламме в качестве усыновлённого питомца) свои иллюстрации.

1) Кибрик.

2) Шабанов и Тржемецкий.

3) Кусков.

Всё, я собрался с духом. Пора сказать, что Кусков очень скромный рисовальщик. Придыханий в адрес Кускова как художника не разделяю, но понимаю его фанатов: ему выпало иллюстрировать приключенческую литературу, и у юных читателей его иллюстрации оставили в памяти глубокий след, хотя это было связано с текстом, а не с художником. А мне в детстве книги с его картинками не попадались.

Разгорелась война Испании с Нидерландами, война метрополии с мятежной провинцией — а это всегда отчасти и партизанская война.

Третья книга "Легенды об Уленшпигеле" — объёмная. Де Костер пытается войти повторно в воду Первой книги. Тут и беззаботность проделок Тиля, и появление призраков прошлого — Рыбника, донос которого перевернул жизнь Уленшпигеля, и напоминание о Каталине, у которой огонь рвётся из головы. Как выразить в одной иллюстрации квинтэссенцию Третьей книги? Такая задача стояла перед Кравченко и Бисти. Оба они выбрали военную тему. Бисти — отвлечённо, дал Уленшпигелю мушкет (или аркебузу). А Кравченко — роскошно вырезал сцену дуэли Уленшпигеля с немецким наёмником.

Сцену шутовской дуэли со смертельным исходом отметили все художники. Видимо, эта сцена и является символом третьей книги.

Обзор иллюстраций к Третьей книге я решил построить по модели "сравнялки" картинок разных художников к ключевым сценам. А ключевые сцены выбрал, опираясь, в основном, на те фрагменты, которые иллюстрировал Кибрик. Его литографии помещены все, а, например, рисунки П.Бунина даны очень выборочно. Такие неутомимые и быстрые художники как П.Бунин или Г.А.В.Трауготы основали в советском искусстве формат графического романа невиданного художественного уровня — но из-за этого и получается, что их сюиты без текста рассматривать невозможно.

Про казнь Эгмонта в романе только упоминается — никакого описания сцены нет. Но как скрытый двигатель истории и как ответ на слова Тиля в конце Второй книги ("Эгмонт — изменник") эта казнь занимает важное место. Многие художники рисуют плаху на заставке ко Второй книге (ну, может, им просто плаху интересно рисовать).

Кибрик на первой страничной иллюстрации в Третьей книге рисует (несколько опережая сюжет) вооружённых Тиля и Ламме. Забавный толстяк встал под знамёна революции. Лицо у него вдохновенное. Важная черта. Художники пока игнорируют этот посыл. Только Бунин при его подробности не мог не нарисовать вооружённого Ламме — и этот Ламме свиреп и бесчеловечен. Что война с людьми делает!

Как в старые добрые времена Тиль разыгрывает балаганную сценку. Тиль нанимается к служителю церкви — обжоре и пьянице. Обожрав приора, он сдвигает деревянные статуи святых в церкви и раскладывает возле них объедки еды и пустые бутылки. Приор по-свойски разбирается со святыми за кражу — избивает их (ломает хрупкие статуи). Ну и дальше — вместо поломанной статуи на крестный ход приходится нести звонаря, а Тиль ему и сопровождающим подсыпает порошка, от которого зуд по телу и т.д.

Почти все художники отметили в той или иной степени эту антицерковную шалость.

А Кибрик рисует только выразительный портрет приора-обжоры.

Ещё одна традиционная шутка-фокус. Тиль делает себе горб из костей рыбы, внутрь помещает пузырь с кровью. Намеренно богохульствует в церкви, получает в наказание горб, раскаивается, трётся обо что-то, горб ломается, хлещет кровь — Уленшпигель исцелён. Калеки осыпают его деньгами — деньги идут на революцию. Никого не грабил, только смошенничал. Эта сцена — только у Кибрика и Линена.

Ну вот и дуэль — запоминающийся эпизод. Тиль, находясь в рядах повстанческой армии, довёл своими шутками немецкого наёмника. Состоялась дуэль. Немец прибыл тяжеловооружённым, а Уленшпигель —

цитата

Уленшпигель снарядился как истинный рыцарь. Боевого коня заменял ему осел. Седлом служила ему юбка девицы легкого поведения. Вместо налобника с перьями на морде осла красовалась плетушка из ивовых прутьев, украшенная стружками, трепетавшими на ветру. Позаботился он и о латах – то была его рубашка в заплатах, ибо, пояснил он, железо дорого, к стали приступу нет, а меди столько ушло за последнее время на пушки, что кролику бы на вооружение не хватило. На голове вместо шишака шишом торчал лист салата, увенчанный лебединым пером, – то был прообраз лебединой песни на тот случай, если бы Уленшпигель приказал долго жить.

Взамен легкой негнущейся шпаги Уленшпигель захватил добрую длинную толстую еловую жердь с метелкой из еловых веток на конце.

Неуклюжий немец в горячке поединка упал на спину, Уленшпигель начал возить ему метлой по харе. Убивать немца не было в намерениях Тиля, но тот сам умер от чёрной ярости. Вот как это Кибрик изобразил.

Выявились особенности цветной сюиты Ю.Иванова. К Третьей книге у него много совпадений в книжных иллюстрациях и в открытках. Варианты картинок к одним и тем же эпизодам. Вот таких вот:

После сканера всё выходит в одном размере. Можно устроить полноценное сравнение вариантов. Вот Тиль в рыцарском наряде.

И иллюстрации остальных художников (все отметились, кроме Зусмана в 1935 году). Бунин дал дуэль в углу панорамы военного лагеря — так, обычное дело. Остальные рисуют сцену крупным планом.

Тиль и Ламме много разъезжали по своим шпионским делам на ослах, что особенно подчёркивал автор. Вели серьёзные разговоры. Кибрик нарисовал беседующих друзей.

Остальные художники тоже рисовали парочку на ослах, но больше как колорит эпохи или по ассоциации с Дон Кихотом и Санчо Пансой.

А у Тржемецкого парочка ослов попала во Вторую книгу. Возвращаю её на законное место. Есть ослы и у Линена.

Переклички с Первой книгой продолжаются. Тихая Неле разлучена с Тилем, ждёт встречи. Кибрик рисовал тихую Неле в Первой книге, ему повторяться незачем. Неле нарисовал Ю.Иванов — в двух вариантах (на открытке у ног Неле — дворняжка брабантской породы).

И Бунин нарисовал Неле. Хрупкая она у него очень. Лучший, наверное, женский образ у художника.

"Легенда об Уленшпигеле" — это, конечно, плутовской роман, проделки героев которого просты и наивны. Потому, наверное, роман и имеет успех у младших школьников, которые верят действенности нехитрых приёмов и думают, что сами смогли бы придумать что-нибудь позаковыристее. Есть забавный эпизод: Тилю на глазах у всех надо попасть к единомышленникам на какую-то барку так, чтобы это выглядело случайностью. Решено использовать втёмную Ламме: его задирает силач с корабля, Ламме отвечает тем же. Ему предлагают подняться на барку для драки. Ламме, конечно, "побеждает" силача под изумлённый выдох публики. Художник Кибрик к Ламме неравнодушен и выбрал для маленькой текстовой иллюстрации портрет отчаянного Ламме.

Некоторые художники тоже нарисовали этот эпизод

Тиль и Ламме помогают в кузне изготовлять холодное оружие для повстанческой армии. Почему-то советские иллюстраторы полюбили этот эпизод (возможно потому, что хоть революция и буржуазная, но подпольщики товарищи Уленшпигель и Гудзак оказались близки пролетариату).

Длинный эпизод, где Тиля и Ламме вроде бы заманили в ловушку (приманкой служит весёлый дом со старухой-содержательницей во главе). Но Тиль из этой ситуации выкручивается — у него уже везде сочувствующие. Под рефрен "время звенеть бокалами" революционные массы громят заведение, уводят девушек (вставших на путь исправления), вешают старуху-осведомительницу. Эпизод был безумно популярен, рефрен стал одним из символов "Легенды об Уленшпигеле". Даже песни какие-то бардовские на эту тему писали. Борьба против тайной полиции как-никак, но под выпивку. Очень душевно. Почти все художники (кроме трезвенника Зусмана) этот эпизод отразили в иллюстрациях.

Кибрик рисует самое начало — девицу-приманку, которая пританцовывает на ночных улицах.

Иванов рисует в двух вариантах застолье, когда пока ещё не очень грозно начинают звенеть бокалы.

Ну и остальные художники рисуют, что кому ближе: попойку или разгром.

И отдельно — про ксилографию Кравченко. Не получилось у него сделать полное совпадение пяти шмуцтитулов к каждой книге. К третьей книге было сделано две иллюстрации — про дуэль (я видел её на шмуцтитуле издания 1935 г.) и про "время звенеть бокалами". Эта гравюра, видимо, была помещена к Четвёртой книге в издании 1935 г. Конечно, застолий в романе хватает — можно во всякой части их отыскать. Но здесь явно иллюстрация к нашему эпизоду. Так что волю художника (или редактора) уважать не будем.

Тени прошлого: Рыбник, который погубил Клааса и Сооткин, теперь, оставляя волчьи следы, нападает на одиноких путников в дюнах. Все в мистическом ужасе. Но Уленшпигель — материалист, он в оборотней не верит, ловит Рыбника.

Тот же суд (возможно, в другом персональном составе), который более десяти лет назад приговорил к сожжению Клааса, теперь под всеобщее одобрение постановляет пытать Рыбника. И приговор справедливый:

цитата

Язык его будет прободен раскалённым железом, правая рука отрублена, а сам он изжарен на медленном огне

Клаас-то ещё дёшево отделался: всего-навсего гуманное сожжение на сильном огне.

Окончание Третьей книги: напоминание о всё ещё живой Каталине — матери Неле. Пока она жива, Неле не может присоединиться к Тилю.

Остальные художники не придали концовке значения. А зря. Композиционно это перекличка с Первой — самой сильной — книгой. Хотя де Костер, по-видимому, был слабым композиционистом.

Посмотрим иллюстрации к Второй книге "Уленшпигеля". Она поменьше Первой книги, и сюжета там почти нет: Тиль встречает Ламме и они вместе бродяжничают. Ламме ищет свою сбежавшую жену, а Тиль теперь лазутчик гёзов.

Художников я решил объединить не столько по сходству, сколько на контрасте, чтобы яснее были разные подходы.

Кравченко и Бисти рисовали в разные эпохи. Но их сближает то, что у них по одной иллюстрации к каждой Книге.

В первом издании (1928 г.) ксилографии Кравченко были распределены по тексту на вклейках последовательно, но достаточно произвольно: некоторые можно было отнести как к одной части романа, так и к другой. Во втором издании (1935 г.) иллюстрации были однозначно привязаны к определённой книге романа: они предшествовали шмуцтитулу. Ко Второй книге в 1935 году Кравченко поместил на квази-фронтисписе ту гравюру, которая была на фронтисписе ко всему роману в 1928 году. Ну что ж, будем и мы считать эту гравюру квинтэссенцией Второй книги: Тиль и Ламме скитаются на фоне разгорающегося бунта.

У Бисти иллюстрация к яркому моменту: Тиль сидит на дереве, и вражеские солдаты кормят его с копий.

Основные сюиты к роману делали в разные эпохи Кибрик и П.Бунин.

а) Заставка

Кибрик в качестве основной темы Второй книги выбирает мирного и смешного обывателя Ламме, его эволюция в борца за свободу ещё впереди. А Бунин уже весь в революции: у него на шмуцтитульном развороте снова Уленшпигель в том же ракурсе, что в Первой книге, но уже гневный.

б) Встреча с собакой

Вроде бы малозначительный эпизод: за Тилем увязалась собака, но после кормёжки бросила его. Одиночество (Ламме будет вместо собаки). По-разному рисуют художники: Кибрик даёт масштабную картину, а Бунин — крохотную зарисовку на полях.

в) Подготовка бунта

Бунин интересуется социально-экономическими картинами, а Кибрик эти эпизоды опускает — они только фон.

г) Тиль ухо приложил к земле

Шалости Уленшпигеля продолжаются, но теперь они наполнены смыслом: Тиль будоражит массы.

цитата

Слышу, — отвечал Уленшпигель, — слышу, как растут деревья, которые пойдут на костры для несчастных еретиков.

— А больше ничего не слышишь? — спросил общинный стражник.

— Слышу, как идет испанская конница, — отвечал Уленшпигель. — Если у тебя есть что спрятать, то зарой в землю

И снова: для Кибрика это центральный эпизод, а для Бунина — проходной.

д) Кормление Тиля

Почему-то нравится художникам, как Тиля кормят снизу. Видимо, композиция их привлекает. А так — очередная выходка (но Тиль рискует жизнью, у него секретные письма).

е) Предатель Эгмонт

И вот вершина успехов Тиля как лазутчика: он подслушивает важный разговор.

Уленшпигель делает вывод: граф Эгмонт — изменник. А он как раз не стал изменять законному государю (испанскому Филиппу Кровавому), но испанцы именно ему — лоялисту (добровольно явился по приказу испанских властей) — в следующей Книге голову отрубят.

Кибрик сцену казни рисует на следующей заставке, а Бунин опережает события: палач стоит наготове уже в концовке этой Книги.

Художники Константинов и Иванов сюиты рисовали с промежутком всего в 10 лет, но они принадлежат к разным поколениям. И техника у них разная: у Константинова — чёрно-белые ксилографии, а у Иванова — полноцветные рисунки. Кроме шмуцтитула.

а) Краткий миг соединения Тиля и Неле перед странствием.

б) Тиль и Ламме.

в) Интересно: двойной портрет короля Филиппа и Тиля. У Кибрика подобный портрет был на фронтисписе ко всему роману. У Иванова — это цитата, конечно. Но подобное противопоставление, уравнивающее масштаб двух фигур, уместно именно во Второй книге.

г) Эпизод с дамами — малозначимый, но художники не упускают возможности нарисовать красивых женщин.

г) Кормление с алебарды вдохновило только Константинова.

Пятьдесят лет разница между сюитами. Зусман для заставки выбирает мотив бродяжничества Тиля, а Тржемецкий — Ламме-обжору (цитата из Кибрика).

Кормление на дереве рисует только Зусман.

Тржемецкий рисует что-то отвлечённое.

И снова 50 лет между художниками.

а) Общие темы.

б) А теперь — разные интересы. Шабанов рисует разгром толпой католического храма (революция-то на конфессиональной почве). Странно, что из всех советских художников только он один эту сцену выбрал. Кусков — кормление Тиля солдатами.

в) Опять сходство тем: Тиль подслушивает разговор важных персон.

Ну и бельгийский художник в 1914 году: примеры иллюстраций.

В романе "Легенда об Уленшпигеле" сюжета как такового нет — это собрание разноплановых эпизодов. Первая книга романа — тоже по большей части собрание коротких юмористических средневековых шванков, но сюжет в этой книге чётко обозначен.

Автор — Ш. де Костер — соединил утробный народный смех с почти документальным описанием горестей предреволюционной Фландрии. Мастера литературной формы, наверное, кривились от такой мешанины. Но, возможно, именно этой мешаниной объясняется повышенный интерес к книге у советских детей, достаточно развитых, но не избалованных ни площадным юмором, ни натуралистическими ужасами.

Первая книга самая объёмная, занимает более трети романа. Посмотрим иллюстрации из советских довоенных изданий и из книги, иллюстрированной в 1961 году.

Первой хочется подробно рассмотреть классическую сюиту Кибрика, изданную в 1938 году. Кибрик никогда не был "формалистом". Иллюстрации решены в стиле реализма, но сама техника литографии покрывает этот реализм романтической дымкой.

1) Вводная часть.

На фронтисписе — противопоставление короля Филиппа II на чёрном фоне и Уленшпигеля на светлом, переход ночи в день.

А через пару страниц — ещё один фронтиспис перед научной статьёй: портрет Тиля, сжимающего на груди мешочек с пеплом Клааса. Задаётся тон всему роману. Так оно и есть, но вот в издании для детей в 1979 году при сохранении почти всех иллюстраций, этот портрет был помещён в конце Первой книги (как положено по сюжету) — беззаботное начало романа ничто не омрачало. Зато следующая иллюстрация в издании 1938 года — это заставка к авторскому предисловие со смеющимся Тилем. Уравновесили.

2) Детство Тиля.

Родители и соседка склонились над колыбелькой. Маленький Тиль присутствует при издевательствах над богомольцами, которых заставляет лупить друг друга революционно настроенный дядя Уленшпигеля по имени Иост. Сцена с дракой — брейгелевская по технике исполнения иллюстрация: плотные фигуры в хаотично взаимодействии. Запомним эту картинку.

3) Забавы принца и нищего.

Следующие по порядку иллюстрации Кибрика. Наследник испанского престола Филипп сжигает живьём обезьянку. Запоминающаяся сцена. Ну а у Тиля любовь в майском цветущем саду. Прямолинейное противопоставление продолжается.

4) Паломничество Тиля.

Уленшпигель изгнан на три года и отправляется в Рим за прощением от Папы. На первой иллюстрации — встреча Тиля с Ламме (хотя знакомы они уже были). Художники любят эту сцену, учитывая дальнейшую близость парочки. На второй иллюстрации — обличение монахов, торгующих индульгенциями. У де Костера эта сцена описана смачно, и художники любят демонстрировать свои навыки сатирика.

5) Проделки Тиля.

Из всех проделок Уленшпигеля, которые пока чередой сыплются в тексте, Кибрик выбирает только парочку: Тиль заставляет осла бежать за мечтой, и Тиль рисует групповой портрет, который могут видеть только благородные (и все его видят на пустом полотне).

6) Возвращение Тиля.

Оказывается, не так уж много у Кибрика иллюстраций. Вот внезапно всё и заканчивается: Неле тоскует по Тилю, он вернулся аккурат к казни отца. Сцена у столба с обугленным телом — центральная для всей книги (далее постоянно будет рефрен "Пепел Клааса стучит в моё сердце). Кибрик сумел подать эту сцену.

Тиль с матерью тоже попали под пытки, золото украдено, Сооткин умирает.

7) Концовка Первой книги.

Вот иллюстрация, которую из детского издания исключили: немного наготы. Концовку с духами тоже исключили, но этого не жалко.

Два "Уленшпигеля" было с гравюрами по дереву: А.Кравченко и Ф.Константинова.

Странное положение было у ксилографа Ф.Константинова. Признание было, альбомы, ему посвящённые выпускались. Но это была не та оглушительная слава, которая досталась его учителям (и которую, наверняка, ученик примерял и к себе в будущем). В 1920-е гг. увлечение ксилографией было всеобщим: выходили периодические издания, специально посвящённые гравюре на дереве, в книгах, посвящённых графике, ксилографам уделялось повышенное внимание. Этим, видимо, отдавалась дань уважения каторжному труду резчиков по дереву. К тому же, тогдашние технические возможности позволяли адекватно переносить в книгу именно гравюру по дереву. А Константинов вошёл в силу уже после войны, когда фанаты ксилографии куда-то подевались.

1) Сожжение на костре.

а) 1928 год. А.Кравченко.

Кравченко Первую книгу проиллюстрировал сценой у столба с сожжённым Клаасом.

Первая гравюра была помещена в издании 1928 года внутри Первой книги, вторая была изготовлена тогда же и была опубликована отдельно уже в 1929 году в четвёртом выпуске "Гравюра на дереве", с указанием "вариант" (имелось в виду — вариант к сцене, которая была напечатана в прошлом году в книге) — см. на сайте "Электронекрасовка"). Потом этот вариант вошёл в издание 1935 года в качестве общего фронтисписа при сохранении внутри основной иллюстрации (т.е. в издании 1935 года было две гравюры с изображением вариантов одной сцены — плача над сожжённым Клаасом). Если добавить иллюстрацию с обложки обоих изданий, на которой схематично изображена агония сжигаемого — почти цитата из "Крика" Мунка — то сцене казни посвящена почти половина всех иллюстраций.

б) 1961 год. Ф.Константинов.

Сцена посещения Тилем с матерью столба с обуглившимся телом, конечно, самая сильная в романе, но в качестве материала для иллюстрации — чересчур натуралистична. Константинов в 1961 году не стал вступать в соревнование с Кравченко. У него — маленькая иллюстрация с пылающим костром и ещё живым Клаасом, эмоции которого поданы очень сдержано.

2) Вступление

Дальше почти везде только Константинов. Долгое вступление иллюстратора. Две программных иллюстрации: одна — ко всему роману (Тиль и Ламме видят цель), вторая — к Первой книге (Уленшпигель дурит публику на канате, проделывая один из фокусов из сборника шванков). Нет мрачных предупреждений о содержании романа.

3) Рождение и младенчество Тиля.

Идиллия, всё как у автора.

4) Забавы нищего и принца.

Слева — Тиль потешается над публикой. Справа — принц Филипп сжигает живую обезьянку.

5) Революционная ситуация.

Слева — мирная жизнь фламандских селян, живущих на окраине империи. Справа — завистливый испанский король сжигает и вешает этих селян. А Уленшпигель всё это видит во время своего первого странствия в Рим. Понятно, кто из него вырастет.

6) Проделки Тиля.

Нельзя сказать, что Кравченко увидел в "Уленшпигеле" только мрачную сторону. В первой книге он рисует гротескную сцену драки паломников — усмирителей плоти — друг с другом. Эта сцена из самого начала романа — Тиль ещё беззаботный ребёнок. А устроил сцену драки родной дядя Тиля — реформатор. Были у Тиля учителя по части злобных выходок.

Далее Кравченко выделяет на Первую книгу из своего небольшого числа гравюр ещё одну, посвящённую въезду императора Карла в город, где дозорным поставлен Уленшпигель (он на башне в очках принципиально не замечает монарха, который ломится в ворота). Последствием станет то, что Тиля поведут на виселицу, но он выскажет желание, которое Карл не сможет исполнить (поцеловать приговорённого в те уста, которыми он не говорит по-фламандски), и Тиля отпустят.

Константинову скучно иллюстрировать множество средневековых народных анекдотов — отмечают парочку эпизодов, да и ладно.

Встреча на рынке Тиля и Ламме (история тоже связана с проделками: как Тиль Уленшпигель был слугой Ламме Гудзака)

7) Возвращение Тиля.

Тиль спешит домой, а Клаас пытается убедить суд в своей невиновности. Взывает к справедливости, презирая формальные уловки обвиняемого.

Тему сожжения мы смотрели в начале, в сравнении с гравюрами Кравченко.

7) Концовка Первой книги.

Простая виньетка.

Посмотрим остальных художников, которые до войны иллюстрировали "Уленшпигеля".

1) Семейство Тиля.

Бытовая сценка у Зусмана.

У Могилевского сценка с точно такой же композицией. Вряд ли художники срисовывали друг у друга, это следствие очевидности выбранной для рисунка сцены.

2) Брейгелианская Фландрия

а) Худ. Зусман (1935).

Рассмотреть иллюстрации с точки зрения брейгелианства меня подвиг ув. AndrewBV, который в комментариях к моей прошлой статье сделал такое наблюдение:

цитата

У Леонида Зусмана в молодогвардейском издании 1935 года иллюстрации стилизованы под Брейгеля-старшего. И двукрасочная печать — серо-черная, на мой взгляд, добавляет книге «настроения средневековости». Алов и Наумов, снимая киноверсию в середине 70-х, наверняка ранее просматривали, среди прочих, и молодогвардейское издание. И, возможно, именно визуальный ряд Зусмана как-то повлиял на их кино-манеру.

И, действительно, большинство иллюстраций Зусмана к Первой книге напоминают брейгелевские темы.

Но всё же можно увидеть сходство с Брейгелем только по содержанию — по сюжетам и по интересу к смачным сценам, но не по форме (не по технике).

Насчёт советского фильма про Уленшпигеля.

Этот фильм, который я ребёнком смотрел в 1978 году, мне как фанату книги понравился. Когда через год я впервые увидел "Охотников на снегу" в "Юном художнике", влюбился в Брейгеля навсегда — и, наверное, фильм на это повлиял. Так что фильм, действительно, брейгелианский. Но главный парадокс романа: несмотря на основу из анекдотов брейгелевских времён, "Легенда об Уленшпигеле" с брейгелевской эстетикой не ассоциируется. Тут я согласен с замечанием ув. prouste, высказанным им в отзыве на роман:

цитата

книга имеет мало общего с манерной вымученной экранизацией симбиоза Брегейля с Де Костером, что получилась у Алова с Наумовым.

Так что если Зусман действительно ориентировался на Брейгеля, то это, возможно, было не самым удачным ходом.

б) Худ. Шабанов (1936/1948).

Есть и у Шабанова сцена с брейгелевским настроением.

3) Проделки Тиля.

Зусман этой теме внимания вообще не уделил, у Могилевского собственных рисунков мало. Только Шабанов как мог рисовал картинки к анекдотам. Тут и пляска на канате, и Тиль в роли шута и фокус собачьей шкурой.

А встреча Тиля с Ламме нашлась в журнале "Костёр" за 1936 год, где были впервые опубликованы иллюстрации Шабанова. В журнале и качество получше было, и сама картинка на удивление хороша: характер парочки весельчаков удачно выявлен.

4) Принц Филипп.

Зусман — единственный — избрал для иллюстрации сцену, когда принц в тёмном месте вытягивает ноги, о которые спотыкаются пажи, за что их жестоко наказывают. Мерзко, конечно, но с казнью обезьянки не сравнится. Зусман явно старался быть оригинальным.

А вот Шабанов традиционную обличительную сцену выбрал.

5) Классовая борьба на исходе Средневековья.

В советских учебниках история Средних веков заканчивалась на революции во Фландрии. Так что описываемые события по этой классификации — это осень Средневековья и проблески классовой борьбы. Шабанов уделяет много внимания линии созревания гнева.

  

6) Сожжение Клааса.

а) Шабанов подробно отрисовывает события, предшествовавшие казни.

б) Зусман рисует Тиля с матерью, которые были заперты соседями и видели столб дыма издалека (ещё одно подтверждение того, что Зусман избегал очевидных решений).

в) Могилевский показывает уже традиционную сцену посещения места казни.

г) Смертью Клааса Первая книга не заканчивается. Шабанов рисует продолжение: Тиля с матерью ведут на пытки, они проходят мимо Рыбника, по чьему доносу был сожжён Клаас.

Почитав отзывы на страничке, посвящённой "Легенде об Уленшпигеле", с удивлением обнаружил достаточно много таких, где читатели с гордостью вспоминают, как они этой книгой зачитывались в младшем школьном возрасте. Я тоже очень гордился — потрясение от книги было таково, что она не воспринималась детской литературой. Моё любимое чтение в третьем классе. Да на следующий год ещё "Петра Первого" прочитал, после чего много лет не мог читать историческую прозу других авторов (пока Алданова не начали издавать). А "Уленшпигель" врезался в сердце ещё и иллюстрациями Кибрика. В детстве с другими иллюстрациями не встречался. Только лет десять назад узнал о сюитах других художников (в том числе выдающихся). Начал собирать из любопытства. Теперь можно сравнить разных иллюстраторов.

Прекрасное издание 1977 года (М.: Детская литература). Нестандартный квадратный формат. Просторные страницы с удобным шрифтом. Гениальный художник Е.Кибрик , чьё лучшее время пришлось на 1920-е — 1930-е гг.

"Библиотечная серия" — в детстве слегка беспокоился, думал, это указание на то, что книга не может находиться в личном пользовании.

Сокращённый перевод А.Горнфельда. В этом переводе существует мой Уленшпигель. Перевод старый, более правильный перевод был сделан позднее Н.Любимовым. Как правило, Любимов безоговорочно вытесняет всех прочих переводчиков. Но здесь даже друг Любимова известный критик Ст.Рассадин где-то писал, что "Уленшпигеля" — единственного — он предпочитает перечитывать в старом переводе Горнфельда.

"Сокращённый перевод" — это сокращённый роман. В детстве это не помешало восприятию, даже хорошо, что убрали модный в конце XIX века символизм (всяких там "семерых"). Жаль только, что уже в начале убрали указания на отца Неле, и дальше поехало: существенно урезали линию Каталины и Ганса (появились тёмные места). Ну и, конечно, выпал такой элемент: внебрачную дочь Каталины оформили как своего ребёнка родители Тиля, так что юридически Неле считалась сестрой Уленшпигеля (а значит, в глазах общества их связь была кровосмешением).

Удалось приобрести в коллекцию довоенные иллюстрированные издания.

Издание 1928 года (М.-Л.: Земля и Фабрика). На Фантлабе книга присутствует: https://fantlab.ru/edition322471. Божественные гравюры А.Кравченко. Обложка жутковатая в своей правдивости.

Очень сочетается романтизм художника с романтизмом романа. Вот вводная заставка. Она простенькая, но тема моря (занимающая не главное место в сюжете) привлекает внимание наших иллюстраторов: так они воспринимают дух великой морской державы — Нидерландов/Голландии (хотя во время описываемой революции корабли не бороздили океан, а сновали вдоль берегов).

А вот вклеенный перед титулом лист. Переплетение тем романа, но центральная — бродяжничество Тиля и Ламме. Думаю, что эта гравюра планировалась именно как фронтиспис ко всей книге: у неё единая рамка отсутствует, это как будто коллаж.

В те времена гравюры переносили в книгу с досок — "высокая печать", живая объёмная картинка. В этой книге интересное указание: "гравюры на пальме" (видимо, вырезанные на торцах пальмового дерева).

Ещё внимание привлекает переводчик: О.Мандельштам. Но здесь история тёмная.

цитата

«С непозволительной небрежностью и даже, по выражению ряда литературных деятелей, жуликоватостью Осип Эмильевич передал в издательство компиляцию двух переводов этого бессмертного произведения, выполненных ранее А.Г. Горнфельдом и В.Н. Карякиным. Конечно, тут есть отчасти и вина издательства, но все же обвинения в плагиате были предъявлены Осипу Эмильевичу вполне справедливо (Сеславинский, М.В. Мой друг Осип Мандельштам. М., 2016. № 26 (с. 88)).

С покупкой книги мне повезло. При первом же обращении на Алиб в 2010 году купил экземпляр за тысячу рублей. Не развалюха. Я понимал, что это удача. Но профессионалы говорят, что это вообще раритет.

цитата

«Книга же получилась замечательной, гравюры Алексея Кравченко — великолепны, а само издание крайне редко встречается в продаже и потому весьма ценится в библиофильской среде» (Сеславинский, М.В. Мой друг Осип Мандельштам. М., 2016. № 26 (с. 88)).

Мне очень хотелось как-то выделить эту книгу, поухаживать за ней. Заказал для неё футляр. Обошлось дороже стоимости книги. Бывает.

В моём экземпляре шесть вклеенных листов с гравюрами. Но в огромном альбоме советских времён "Кравченко" помещены восемь страничных иллюстраций к "Уленшпигелю". Я решил, что два листа с гравюрами из моего издания выпали. Поэтому попросил перенести недостающие картинки на крышки футляра.

Гораздо позднее в данных о лотах на аукционе обнаружил указание на то, что в издании 1928 года 1 лист с иллюстрацией на фронтисписе и ещё 6 листов иллюстраций (см.). Итого семь. Не шесть, но и не восемь.

На сайтах продажи букинистики есть информация о втором издании книги с гравюрами Кравченко (Л.:ГИХЛ, 1935), на Фантлабе это издание отсутствует. В издании 1935 года другая компоновка иллюстраций, вероятно, они все размещаются как фронтисписы к частям романа. Есть там и две отсутствующие гравюры. Думаю, что одна гравюра (которая на фронтисписе ко всей книге) была помещена только в издании 1935 года (хотя впервые напечатана была в 1929 году в четвёртом выпуске "Гравюра на дереве", с прямым указанием "вариант" — см. на сайте "Электронекрасовка"). Ну а другая гравюра — дуэль меча против метлы — видимо, была в издании 1928 года, но в моём экземпляре утрачена.

В издании 1935 года смена фронтисписа привела и к изменению настроя: теперь "Уленшпигель" у Кравченко — это боль и страдание. А фронтиспис из книги 1928 года (бродяжничество Тиля и Ламме под предлогом революции) перекочевал в предверие Второй книги.

Издание 1938 года (Л.: ГИХЛ). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition54875. Это то самое первое издание, с которого потом делались все последующие массовые переиздания (их было много). Сравнение размеров книги 1938 года и книги моего детства.

Техника иллюстраций у Кибрика — литография, т.е. рисунок на литографском камне, который потом протравляется кислотой. В 1930-х гг. картинки печатались непосредственно с камня. На титуле значится: "автолитографии", т.е. Кибрик сам наносил рисунок на камень и сам его травил кислотой — так-то этим занимались технические работники и часто гробили иллюстрации. Сейчас литографии (как и все старинные техники) переносятся в книгу фото-способом. Литография — плоская печать, ценятся в ней мягкость и некоторая размытость. Вот фронтисписы оригинала 1938 года и переиздания 1977 года.

На фронтисписах задаётся тон всей сюиты. У Кибрика — это противостояние Тиля и Филиппа II Кровавого.

Издание 1935 года (М.: Молодая гвардия). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition50872. Эта книга тоже повышенного полиграфического качества. Художником был Л.Зусман. Приходилось читать завистливые отзывы современников: типа, за что Зусману такая удача подвалила, позволили оформить роскошное издание.

Действительно, книга славится не столько своими иллюстрациями, сколько оформлением. Иллюстрации в простой технике, концепция без изысков.

Титул скучноватый.

Переходим к послевоенным иллюстрированным изданиям. Две обычные книги Сороковых годов и фундаментальный том с ксилографиями 1961 года.

Издание 1946 года (М.: ОГИЗ Гослитиздат). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition51091. Статусное издание. Вся красота — в барельефе на крышке переплёта. Тираж 50 тыс. экз. Цена 14 рублей.

Странная книга, где совмещены рисунки советского художника А.Могилевского (в тексте) и перерисовки офортов бельгийского художника-сатирика XIX века Ф.Ропса.

На фронтисписе — иллюстрация Могилевского. Как и Кравченко, главной темой он выбрал сцену посещения Тилем места казни отца ("Пепел Клааса стучит в моё сердце").

Типичное издание 1948 года (Л.: Лениздат). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition51171. Художник И.Шабанов. Вроде бы сильно уступает по полиграфии предыдущему изданию. Но тираж всего 20 тыс. экз., соответственно, и цена 12 рублей — не намного меньше. Советское ценообразование.

С иллюстрациями Шабанова роман выходил в адаптации Н.Заболоцкого для детей в журнале "Костёр" в 1936 году (№ 1-6). На соответствующих страничках Фантлаба приводится полное содержание номеров "Костра" за 1936 год со второго по шестой. То есть у кого-то эти номера есть. Но в Интернете полного комплекта не обнаружено. На сайте РГДБ с "Уленшпигелем" есть только один полный номер (февральский). Сравнил — книжная сюита, понятно, полнее, но одной забавной картинки из журнала в книге не нашёл. Жаль, что нет журнальной версии сюиты.

Издание 1961 года (М.: Гослитиздат). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition50870. Огромный том с ксилографиями известного художника Ф.Константинова.

На фоне новой графики Шестидесятых такая книга смотрелась, наверное, старомодно. Но Константинов пережил все новые веянья, его место в истории иллюстрации прочное. Ксилографии в 1961 году, конечно, уже не с доски переносились в книгу, а воспроизводились фотографическими способами.

На фронтисписе — тема блужданий Тиля и Ламме.

Вот и Семидесятые годы — для иллюстраторов наиболее комфортные за всё время советской власти. Незаурядные образцы нового искусства книги.

Издание 1972 года (М.: Молодая гвардия). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition51174. Художник, творчество которого я очень люблю: Ю.Иванов. Нечасто встречающиеся у него цветные иллюстрации.

Начали использоваться форзацы. У Иванова на форзацах — бой парусных судов. Серьёзное дело! А на фронтисписе — шаловливый Тиль в противовес бойне.

А есть ещё набор открыток с иллюстрациями Ю.Иванова, которые не совпадают с иллюстрациями в книге (16 открыток. — М.: Изобразительное искусство, 1975).

Издание 1979 года на языке оригинала (М.: Прогресс). На Фантлабе не представлено. Художник — высоко ценимый интеллектуалами Д.Бисти. Иллюстраций здесь немного, и они не повествовательные. Книга в суперобложке.

Вот суперобложка целиком. Видна рука мастера. Выразительно — а на корешке читателям всегда будет виден Ламме. Такой символ книги у Бисти.

Фронтисписа нет. На титульном листе — больше игра шрифтом. Из рисунков: красный корабль (какая же нидерландская революция без парусников), Тиль с Ламме на правой стороне, и мерзкий Рыбник с металлической волчьей пастью — слева, хочет напасть.

Издание 1975 года (М.: Молодая гвардия). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition51094. Имеется современное переиздание (СПб.: Азбука, 2019), где половина иллюстраций воспроизведена с подлинников на новом уровне полиграфии: https://fantlab.ru/edition225957. Экспрессивный художник П.Бунин. Очень иного иллюстраций. Эта сюита, однозначно, одна из лучших к "Уленшпигелю".

Парусники на форзацах.

Нет фронтисписа. Но на авантитуле — крохотная марка с лыбящимся Тилем (у меня, кстати, все картинки кликабельны).

Такая ершистая концепция.

И завершающие книги из моего собрания.

Издание 1983 года (Омск: Омское книжное издательство). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition163098. Художник Б.Тржемецкий.

Рисунки тонированные. Имитируют старинные оттиски гравюр по металлу. На фронтисписе — весёлый, беззаботный Тиль. Тяжело художнику в одной иллюстрации дух книги передать. Традикомедия — сложный жанр.

Издание 1988 года (М.: Детская литература). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition51182. Художник — известный иллюстратор И.Кусков.

Это переиздание книги, ранее выходившей в серии "Библиотека мировой литературы для детей". Первое издание представлено на Фантлабе с полным набором качественных сканов иллюстраций: https://fantlab.ru/edition51181. А иллюстрации — чёрно-белые штриховые и несколько цветных вклеек.

Издание 2019 года (СПб.: СЗКЭО). Представлено на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition257255. Художник — А.Линен, бельгиец, соотечественник и современник Ш. де Костера. Иллюстрации были опубликованы в 1914 году.

Приобрёл книгу совсем недавно (сумасшедшие скидки, конечно, в первую очередь подвигли). Интерес к этому изданию (точнее, к иллюстрациям из этого издания) был чисто академический. Интересно стало, что за книжная графика была в Бельгии накануне Первой мировой войны. Предварительно одно можно сказать: это точно модерн, который был в моде в то время.