Отдельное большого формата издание "Белоснежки" (М.: Росмэн, 2012).
Молодая востребованная художница М.Михальская. Изысканный форзац имеется:
Сканы взяты со странички художницы на сайте illustrators.ru. В большинстве своём развороты ещё без текста (что очень ценно).
Ну что ж, свершилось. "Белоснежку" иллюстрирует художница, творческое становление которой пришлось на пост-советский период. Вот по-настоящему новое поколение. Михальская привлекает, конечно, не только этим. Она принадлежит к художникам первого ряда современной России.
Интересен авторский титульный лист к книге.
Был, видимо, такой первоначальный вариант по замыслу художницы. В искусстве книжного оформления пустота — это признак мастерства.
Штатные дизайнеры, видимо, поправили — сделали как положено. Книга вышла с таким титульным листом.
Обложки да титулы — объект не авторского, а "издательского" права. А внутренние иллюстрации и макет в целом штатные дизайнеры не тронули. Ну и хорошо.
Как Михальская представляет себе средневековую белую (снежную) зиму в Средней Европе? Как русский человек, составивший представление об этом из Брейгеля и Вивальди. Это ведь сфера ментальности. Европейская снежная зима — это наш ноябрь: пасмурный, ветреный, сырой, с чистейшим снегом. Свинцово-белая гамма.
1) Вот такую зиму Михальская и рисует. Красиво и печально. Королева обречена.
2) Белоснежка всю жизнь проживает в зиме. Хорошо ей — замороженной — пасмурным днём.
Что-то должны означать животные, окружающие Белоснежку. Чтобы не оскорблять художницу сравнением с диснеевской версией, предположу, что это чисто эстетическое решение, цветовое: снегирь вообще одной цветовой гаммы с Белоснежкой, белый песец (в зимнем одеянии) красив на красном фоне. Но всего-навсего песец, а не волк. И горностай в одеянии летнем (а королевский символ — зимний горностай). Такая неполноценная принцесса, которой не быть королевой.
3) Мачеха злая, у неё из груди засохший борщевик вырывается. Тоже привычная картина для нашего ноября, когда снегу ещё немного выпало. Мрачный зимний пейзаж — это ведь у нас ещё будет "мороз и солнце", а у немцев — нет, не будет (если солнце, так и снег растает).
Михальская отходит от повествовательных картинок, как это и принято в современной арт-книге.
1) Грустный олень, которого егерь сейчас убьёт, чтобы предоставить его сердце и лёгкие королеве-мачехе. У Диснея оленёнок какую-то роль играет. А олень в сказке братьев Гримм может быть только один — мёртвый.
2) Скитания Белоснежки по лесу (пощадивший её егерь справедливо полагал, что она всё равно в чаще сгинет). Призраки жутких зверюг — опять в пику диснеевской версии, где зверюшки согревают и спасают Белоснежку.
1) Намёк на обустройство домика гномов. В тексте сказки Белоснежка будет это обустройство разрушать (там посидит, там полежит, там откусит) — Михальской сопровождать эти действия параллельными рисунками неинтересно: она передаёт благодать убежища невозможным натюрмортом с мышами и снегирями (ладно, снегирь — символ Белоснежки, мыши тогда — символы гномов, но что такое бабочка?).
2) Ну вот, наконец-то, и сами гномы, на которых иллюстратор может вволю пофантазировать. Михальская не особо различает гномов по лицам, но одевает их в оригинальное платье (верховые еноты, ручные микробелочки — бонусы).
1) Михальская по-прежнему отказывается от повествовательных иллюстраций. На полях маленькими картинками рисуются зеркало — подстрекатель...
...и орудия преступления — гребень и яблоко. Не удержалась художница, бросила зрителям понятный символ: тень от гребня образует череп. Зрители польщены: они разгадали смысл, чувствуют себя умными, тщательно разглядывают яблоко — ищут и там послание от художницы.
2) И прекрасная мизансцена: Белоснежка умирает на "северном печальном снеге" (был, был у Пушкина и такой снег — это мы всё про снег знаем, а не эскимосы).
1) Завораживающее зрелище.
2) Принц прервал прекрасный сон Белоснежки. Олень скачет на заднем плане — готов снова отдать своё сердце.
Последняя иллюстрация в книге: довольный гном разбросал драгоценные камни и пьянствует.
Но где же пытки королевы-мачехи? Перевод в книге Петникова — там всё написано. Непростительная мягкотелость художницы по отношению к немецким ведьмам.