А. Сапковский: Булгаков. (Тишина.) Ответ простой: Булгаков.

Из аудитории: А вы читали в оригинале его?

А. Сапковский: Я читал много... даже с утра. (Смех в аудитории.)

Из аудитории: Пан Анджей, вы в общении очень весёлый, ироничный, иногда саркастичный человек. В ваших книгах этого не так много. Почему?

А. Сапковский: (Смеётся.) Хотите — будет! (Продолжает смеяться, в аудитории тоже веселье.) Ну, конечно, мальчики, девушки, мужики да бабы... Я ж человек такой, как он и есть. Я способен, конечно, писать, что хочу, — и пишу, что хочу. Но не вяжите, пожалуйста, меня с тем, что пишу — я совсем другой человек, совсем другой.

Из аудитории: Можно вопрос?

А. Сапковский: Пожалуйста.

Из аудитории: Скажите, пожалуйста, читали ли вы о приключениях...

А. Сапковский: (Перебивает.) Читал.

Из аудитории: ...о приключениях Геральта в Большом Киеве и продолжения, и как вы оцениваете эти книги? (Смех в аудитории.)

А. Сапковский: Нет, не читал. Признаюсь как на духу, что не читал. Но помню как сегодня, как подошёл ко мне этот самый и спросил: можно ли писать про ведьмака в Великом Киеве и так далее. Я тогда был, скажем... очень весёлый (смеётся, в аудитории аплодируют). Я сказал: пожалуйста! давай! бери! Если б был я даже не весёлый, был бы даже очень серьёзный, — я бы то же самое ему сказал. Почему? Ну пусть делает. Какая для меня разница? Какая для меня проблема? Пусть пишет, если хочет. Бери! Он и взял. Читать, признаюсь как на духу, — не читал. Но я думаю, что он... Но если читатели его не убили — значит, хорошо. (Смех в аудитории.)

Из аудитории: А какой у вас свой собственный литературный герой, из вами написанных?

А. Сапковский: М-м... надо подумать. Литературный герой, вы говорите?.. (Пауза.) Не знаю. Робинзон Крузо.

Из аудитории: Нет, ваш личный. Рейневан там, или...

А. Сапковский: Мой личный?

Из аудитории: Да.

А. Сапковский: Мои личные герои (несколько слов неразборчиво). Мужики да бабы. Я их же сочиняю. Из букв. Как мне любить буквы? Я их сочиняю из букв, они только буквы.

(Обращаясь к аудитории) Ну, давайте ещё, давайте ещё, давайте ещё.

(...)

Из аудитории: Раз никто не задаёт, я задам второй вопрос: вы к компьютерной игре по Геральту и компании относитесь так же, как к фильму — или всё-таки чуть иначе?

А. Сапковский: Ну нет, не особенно, не особенно. И фильм ничтожный, и игра тоже ничтожная. У меня к ним никакого прикосновения и не есть, и не будет. Я не хочу к ним относиться вообще. Они есть, пожалуйста. Но чтоб они... Дело такое, послушайте, теперь специалист говорит, великий знаток литературы фантастичной: если есть адаптации повести, книги на фильм — можно это изобразить в виде кривой Гаусса... Знаете, что такое кривая Гаусса? Здесь ничего, потом поднимается к большой сисок, потом падает. Есть книги, которые когда адаптируют на этом уровне — они намного хуже, потом есть ещё, поднимается кривая Гаусса, и там ещё намного хуже, потом кривая Гаусса опускается — и там есть адаптации, которые намного лучше. (Неразборчиво.) Хотите, чтоб назвал? Есть такие, я могу их назвать.

Из аудитории: Назовите, пожалуйста.

А. Сапковский: Кинга, Стивена Кинга... Автор хороший, абсолютно хороший, но его книга “Shining” («Сияние») — хуже всего, хуже всего. Но адаптация, фильм (...) — блестящая. Это... это... что мы за кривой Гаусса зашли, вот. Не согласны?

Из аудитории: (Издалека, очень плохо слышно.) Самому-то Кингу не понравилась эта адаптация.

А. Сапковский: Вас не слышу, вообще.

Из аудитории: Он говорит, что Кингу не понравилось.

Из аудитории: Сам Кинг очень резко отзывался о фильме Стэнли Кубрика, и поэтому он спродюссировал сам мини-сериал, который... (дальше неразборчиво).

Из аудитории: А кому нравится, кому нравится адаптация? Мне тоже не нравится. Но фильм — великолепный.

Из аудитории: Были такие слухи — о продолжении «Ведьмака». Правда ли это?

А. Сапковский: Да. В настоящее время — да. Я долго про это не хотел говорить, потому что мне казалось, что «Ведьмак» — эта история окончена. Она кончилась. Там всё сказано, что надо. Но потом я подумал так, как Роджер Желязны с «Амбером»... (Смех в аудитории.) Нужны же деньги! (Смеётся, в аудитории аплодисменты.) Нет-нет-нет-нет, смеяться незачем, поверьте, — если даже что-то сделаю, то не так, чтоб обидеть читателя. Нет, я его абсолютно не обижу, он найдёт там, что надо. Есть ещё у меня способность, есть.

Из аудитории: Скажите, тогда ещё немножко более наводящий вопрос: данное продолжение «Ведьмака», это будет непосредственно продолжение — продолжение, или это будет о ранних годах или что-то в этом роде?

А. Сапковский: О, слишком много спрашиваете (смеётся), слишком много. На этот вопрос не отвечу.

Из аудитории: Хорошо, тогда ещё один вопрос, лично мой. Мой, просто, любимец в вашем цикле, это император Эмгыр вар Эмрейс, — он будет в продолжении? Вы можете ответить?

А. Сапковский: Э-э... нет. Вы имеете в виду гуситскую трилогию?

Из аудитории: Император Эмгыр, он будет?

А. Сапковский: Какой император?

Из аудитории (разные голоса): Отец Цири... Отец Цири. (Начинается веселье.)

А. Сапковский: Нет, нет, не будет. Абсолютно не будет.

Из аудитории: Пан Анджей, а «Змея» — почему Афганистан? История современности (?), там не без истории, конечно, но — почему?

А. Сапковский: История... история... Я, знаете, взялся... как эксперимент... фантастика, fantasy — историчное, с историей. (...) Я не знаю, читали ли вы, но там история — она зазубряется, там есть и Александр Великий, там есть и английцы, там есть и Советская Армия. Но для меня это просто история. Конечно, знаете, когда (у) меня взяли эту книгу в русском издательстве, они задали мне вопрос: «Она антирусская или что?» Вы не знаете, что я не «угодник черни буйной»? Никогда я не был «угодником черни буйной» и не буду. Это историческая книга, книга про историю. История: что-то было, и про это даже может быть и забыли. (...) Если вы забыли — я вам припомню. История, ничего больше. История.

Из аудитории: Можно вопрос? Мне очень нравятся ваши вещи малого объёма, и равно рассказы и эссе. Фраза «нет золота в Серых горах» стала крылатой в нашей фантастике. В последнее время этого не видно. Может быть, оно не переводится с польского. Но пишете ли вы и собираетесь ли вы писать рассказы и эссе?

А. Сапковский: Нет, не видно — потому что их просто нет. И вы назвали это, «Нет золота в Серых горах»... я... знаете, я этим рассказом — или этим эссе — недоволен, абсолютно недоволен. (Мне) стыдно за этот рассказ, я не хотел бы его попомнить (sic) ещё раз и наверное не попомню. Не за что. Я тогда боролся за какое-то дело. И не надо было, не надо.

Из аудитории: Ну другие рассказы, другие эссе — вы пишете?

А. Сапковский: (Перебивает.) Кстати, рассказ — это мастерство, написать хороший рассказ — мастерство. Тем надо гордиться. Я тоже горжусь, есть у меня такие, есть у меня «Maladie», есть у меня другие, есть у меня ещё «Случай в Мисчиф-Крик» — есть там, чем я горжусь, рассказами. Это — мастерство, рассказать рассказ. Начинается... развивается... кончится... Это мастерство!

(...)

А. Сапковский: Ну ладно. Если уж... если — уж, про ужей, если вы про рептилиев (sic)... если ужи... если уж... Давайте, я к вам открыт, как на секции (sic), режьте вдоль и поперёк!

Из аудитории: (Просят микрофон.)

А. Сапковский: А нах... хрен нам микрофон? У меня голос — во-от како-ой!

Из аудитории: А вас на английский перевели?

А. Сапковский: Конечно, перевели. Ну, спасибо. Есть чем хлеб... есть хлеб, есть масло.

Из аудитории: А как вы оцениваете, где ваша популярность больше: в англоязычных странах — или в русскоязычных?

А. Сапковский: Знаете, как назвать «популярность»...

Из аудитории: Ну вот ваша серия «Ведьмак» прозвучала в русскоязычных странах. А в англоязычных — так же прозвучала, или нет ещё?

А. Сапковский: По-моему... считать что, по деньгам? (Смех в аудитории.) Или по тому, как меня там уважают как писателя? Если по тому, как уважают как писателя — то я русским отдаю всю честь, потому что те так любят, что даже до боли... нехорошо... Но по деньгам... а, деньги, деньги нам не нужны!

Из аудитории: А чисто количественно, по тиражам?

А. Сапковский: То тираж, снова задел тему денег... я про это тоже не хочу говорить.

Из аудитории: Это число читателей.

А. Сапковский: Не хочу про это говорить, потому что деньги — это вторичная степень. Про это говорить не хочу.

Из аудитории: А есть шансы посмотреть на американскую экранизацию, хоть чуть-чуть более лучшую?

А. Сапковский: Спрашиваете меня, есть или нет... Откуда мне знать? Может быть есть, может быть нет.

 

 

(Продолжение следует.)

Наконец, эрудиция. Немногие авторы сегодня используют этот ход: если что-то знаешь, если что-то изучил досконально — ну так поделись этим, сделай его максимально интересным, максимально интегрированным в роман; большинство предпочитает хвастаться своими (может быть, и не такими глубокими, фрагментарными) познаниями — и только путает читателя. (Справедливости ради следует заметить, что синьор Артуро тоже справился с этой задачей не на "пять с плюсом": не раз его герои пускаются в пространные лекции, что есть не самый подходящий способ подачи материала — по крайней мере, не самый подходящий для художественного произведения.)

Ещё среди достоинств книги можно было бы назвать лихо закрученный сюжет, если бы не одно "но": мало закрутить сюжет, надо ещё его и умело завершить... впрочем, обо всём в свою очередь.

Что это за книга? Пожалуй, что-то на грани детектива и мистики, когда сюжетообразующая загадка неустойчиво качается на границе реалистичной событийной закономерности и вмешательства потусторонних сил. Это книга о книгах и о людях, которые живут книгами.

К слову сказать, я сходу был разочарован: почитав отзывы, я решил было, что повествование пойдёт о нашем брате — книголюбе, о понятных и приятных материях в каком-то необычном ракурсе; оказалось, библиофилы из "Клуба Дюма" — это эксцентричные миллионеры, покупающие старинные книги за сумасшедшие деньги, и разного рода тёмные личности, работающие на этих библиофилов и добывающие им букинистические редкости.

Главный герой... знаете, я сначала решил, что это мне вот тут представляют главного злодея, на худой конец какого-то мелкого беса. Оказалось — протагонист. Малоприятный тип, то у него "кроличья улыбка", то вдруг изо рта "высовывается волчий клык". Профессионал-книгодобытчик, за деньги готовый на всё. И тем приятнее неожиданность, когда ловишь себя на том, что вдруг начал сопереживать этому персонажу, когда из-под основательной личины дельца вдруг прорезаются живые человеческие чёрточки — немного, но достаточно, чтобы почувствовать присутствие человека.

Теперь о недостатках. Пожалуй, самый большой, самый очевидный "минус" книги — это беспомощный, совершенно импотентный финал. Сюжет заворачивается лихо, ровно, виток за витком на него накручиваются тайны, с какого-то момента — даже мистические, сущности умножаются — и ждёшь, какая же будет разгадка? (разумеется, она будет, ведь всё остальное у автора идёт превосходно: язык, ясность изложения) — думаешь: как все эти странные вещи связаны между собою?

— вдруг говорит автор. И вообще всё это... здесь я умолкаю, иначе будет спойлер, но, чёрт побери! — финала в стиле "это всё приснилось" / "это был розыгрыш" / "...и тут явился бог из машины" — от автора такого уровня никак не ждёшь. Разочарован. За это, вот за такую беспомощную концовку — однозначно минус балл.

Что мне ещё не понравилось? — ну, дальше мелочи, шероховатости. Пространные лекции не понравились, я об этом уже говорил. Не понравились — вернее, я в них не верю, не верил никогда — сверхкоммуникативные способности персонажей: когда герой по дрогнувшей руке собеседника вдруг всё понимает о нём и на полуслове меняет стратегию, но тот тоже не лыком шит, по мельчайшей оговорке он узнаёт, что... — ну и так далее. Не верю.

Вот, пожалуй, и всё. Оценка — 8/10.

Т.С.: Верю.

С. Логинов: Первый из этих самых рассказов — он очень гладко сделан, он очень хорошо вычитанный, во всяком случае... может быть, там можно к чему-то придраться, но при первых чтениях я не нашёл ни мусорных слов, ни откровенных штампов, ничего. А кое-что зелёным подчёркивал, и сейчас, поскольку зелёного нет (С. Логинов потерял файл рассказов Т*** С*** со своими правками и читает его на мастер-классе с чужого ноутбука, неправленый), примеров приводить не буду, здесь вам придётся поверить на слово, что у Т*** есть удачные фразы, которые показывают, что он понимает, что он делает. А вот рассказ сам по себе — вот по большому счёту уже как рассказ — оказывается... ну, не то, чтоб провальным, а каким-то пресным, никаким, рыхлым.

Сюжет следующий: врываются в банк грабители-дробь-террористы, которые понимают, что грабануть банк и уйти незамеченными не удастся, слишком близко полиция и всё остальное, а банк поэтому чувствует себя уверенно и прямо-таки просится, чтобы его грабанули. И они тогда решают: мы не просто его ограбим, мы его ограбим под террор, то есть возьмём заложников, потом стребуем вертолёт, благо что на ближайшей базе есть... Ну и всё это происходит, всё это описывается глазами одной из кассирш, к которой за минуту до этого подошёл странный человек с совершенно мне незнакомым именем. Наверное, это что-нибудь...

Т.С.: Джон Доу. "Джон Доу" — это термин, которым обозначается в США и вообще в Англии неопознанные трупы в морге.

А. Кубатиев: "Dead on arrival". "Прибыл мёртвым".

С. Логинов: Ага...

Т.С.: "Прибыл мёртвым", да. То есть неопознанные трупы, и на них вешается бирочка, и вместо имени пишется: "Джон Доу".

С. Логинов: Ага...

Т.С.: Вот поэтому аллюзия вот на это идёт.

А. Кубатиев: А если женщина, то Джейн.

Т.С.: Да, если женщина, то Джейн Доу.

С. Логинов: Ну вот. Ну не знаю я, так сказать, этого...

Из аудитории: Это повелось с давних пор, когда адвокаты тренировались, у них было для тренировки "Джон Доу" и "Ричард Роу".

Т.С.: Да, ну это очень давний такой термин, он в судебной, в адвокатской практике в США, в Англии, в англоязычных странах.

С. Логинов: Ясно.

А. Кубатиев: Ты слушай, слушай, мы тебя научим.

С. Логинов: Ну, вот это, так сказать, благодарю, потому что для меня многое было... Я видел, что многое завязано на это имя, но тем не менее. Хорошо, теперь я знаю, что это такое, но даже вот это моё знание рассказ не спасает.

Этот самый Джон Доу подходит, документы какие-то, хочет какие-то банковские операции сделать, а после того, как ворвались бандиты, он вместе со всеми заложниками лежит на полу, и так далее, и так далее, и так далее. Уже объявляют, что будут сейчас каждые полчаса убивать по одному заложнику — и даже... Удачный это приём или неудачный? Если этого не сделать, рассказ совсем оказывается пустым, если это сделать, то оказывается поступок и вообще само существование Джона Доу обессмысленным в значительной степени — потому что одного из присутствующих людей поднимают, подтаскивают к стеклянной этой витрине, чтоб его видели снаружи, и стреляют ему из пистолета в голову. Первый труп есть. Полиция идёт на контакты, обещают ещё дополнительно денег, кроме тех, что взяты уже в банке, уже летит вертолёт, а этот тем временем хватает следующего, эту самую девчонку: "Ну что? Сейчас буду её стрелять, или может быть кто-нибудь тут желает..." — фраза какая-то не очень естественная, но она понадобилась автору. Так вот, беда, когда автору понадобилась такая фраза, и герой послушно эту фразу произносит. Ну ладно, это не очень насилие, тем более что данный герой-бандит не есть герой, не есть персонаж, мы ничего не знаем о его психологии. Вот он появился, это действующая функция, и как эта функция авторский произвол она терпит безболезненно, произносит нужную фразу — и тут встаёт это Джон Доу и говорит: "Ну давайте меня следующего".

К тому времени операция по спасению заложников входит в решающую фазу, но бандит успевает нажать на курок и Джону Доу вышибить мозги. Всех остальны спасают. То есть таинственный Джон Доу спасает фактически одного человека, одну эту самую девушку. После чего полисмены обнаруживают, что у человека на руках водительское удостоверение, у человека на руках там... ну, в общем, всё, что там у американцев заменяет паспорт, если он не уезжает, вот этот весь набор документов: страховка... что ещё там?

Т.С.: Медицинский полис. Там я смотрел...

С. Логинов: Да-да-да, здесь совершенно чётко ясно, видно, что Т*** в курсе дела, там нет ни комсомольского билета, ни паспорта, и не предполагается. Всё замечательно. А вот ни в одной базе данных этого товарища нет. Появился откуда-то, и вот он теперь с незарегистрированными документами неопознанный труп.

Почти точка. Потому что к рассказу есть вдруг такой маленький... как бы это сказать... аппендикс, что едут какие-то товарищи и говорят: "А тут вот нехорошо ездить, тут часто автобусы грабят", и прочее — но некто по имени Джон Доу всё равно садится в этот опасный автобус. Тот ли это тот самый Джон Доу, неубиваемый человек, либо кто-то из людей прежде живших вдруг превращается в Джона Доу, или же конденсируется таковой из...

А. Кубатиев: ...некроинформации.

С. Логинов: ...некой информации...

Из аудитории: "Некро-", "некро-".

С. Логинов: А может быть — наоборот.

А. Кубатиев: Кстати, термин существует.

С. Логинов: Я знаю этот термин, но вряд ли из некроинформации будет конденсироваться человек, который своей гибелью спасает.

А. Кубатиев: Позитивное существо.

С. Логинов: Да, некое позитивное существо. Так что из некой информации может быть он синтезируется, не важно, но важно, что есть этот Джон Доу, который опять-таки идёт, чтобы заменить собою, по-видимому, кого-то из погибших.

Мне рассказ показался невыстраданным.

А. Кубатиев: Конструкция.

С. Логинов: Да. Вячеслав Рыбаков называет такие вещи красивым термином "отумизм". Придумалась такая идея, и нарисовалась к ней иллюстрация. Не есть самостоятельная картина: в ней нет второго плана, в ней нет глубинных слоёв восприятия, это именно иллюстрация к какому-то положению. И в частности, вчера я совершенно не удивился, когда Т*** сказал, что это рассказ на конкурс под названием... как?

Т.С.: "Коллекция фантазий", кажется, я уже не помню, я на все конкурсы посылаю.

С. Логинов: Нет, что что-то... "не бывает..."

Т.С.: А! Тема была "Напрасная жертва".

С. Логинов: Да, что "не бывает напрасных жертв". На эту тему придумано вот это положение, к этому положению нарисована иллюстрация, и только. В результате иллюстрация есть, хорошо написанная иллюстрация, грамотно нарисованная иллюстрация — и в какой теперь её том поместить? Где тот текст, к которому?..

Т.С.: В какой-нибудь сборник, посерединке.

С. Логинов: Нет, конечно, это где-нибудь можно опубликовать. Этот рассказ не прославит автора. Да, он его, может быть, не опозорит, но в следующий раз, наверное, надо очень подумать — а стоит ли такого рода рассказ писать.

Т.С.: (Неразборчивая запись.)

С. Логинов: Ну хорошо, то есть это что-то внелитературное. "Жертва не бывает напрасной, — ответил его собеседник. — Кстати рад познакомиться. Меня зовут Джон Доу". И только.

 

 

(Продолжение следует.)

Несвязный язык. Неживые, при этом до крайности пафосные в словах и поступках герои; нет никакого желания им сопереживать. Наконец (мелочь по сравнению с предыдущим, но как-то очень много этой мелочи) — неумело описанное интриганство, двусмысленность, трёхсмысленность и так-далее-смысленность в каждой второй фразе, но эти все дополнительные смыслы почему-то не складываются во что-то целостное, в результате создаётся впечатление, что герои шизофреники. За всеми этими недостатками я не смог найти в книге какие-либо философских и психологические глубин, которые хвалит большинство читателей. Ну да, первая художественная книга, затронувшая вопросы экологии... ну да, наверное, можно провести какие-то параллели между описанными в книге арракийскими страстями и последовавшим 30 лет спустя ползаньем американцев на Ближнем Востоке... ну... и что?..

Кстати, ещё один момент в копилку минусов: по сюжету "Дюна" не тянет на полноценный роман, она похожа на сюжетную завязку к чему-то большему:

— и понеслось. А вот и не "понеслось" — the end. И вот это странно, потому что — насколько мне известно (я могу ошибаться) — первая "Дюна" писалась как самостоятельное произведение, продолжения пошли несколько лет спустя. (Как тут подсказывает Dark Andrew, с этим моментом меня обманули )

Если же говорить о деталях, готов подписаться под отзывом Ny: да, именно так: скучный, слабый текст; ненатуральные герои; логические провалы.