Реальность без розовых очков

С удовольствием перечитал (переслушал в аудио) повесть «Пастух и пастушка». И открыл для себя, что текст повести автором перерабатывался дважды. И если первый опубликованный вариант сентиментален и романтичен (насколько это возможно в книге о войне), то после внесённых правок повесть становится более жёсткой и со вкусом горечи. Потому что каждый раз Астафьев переписывает финал повести, и каждый новый вариант уводит читателя от привычной нам картины почтительного отношения к умершему бойцу к ситуации, когда его тело было попросту брошено на полустанке без предания земле и только по случаю потом захоронено без всяких почестей и ритуалов. И повесть таким образом наглядно демонстрирует нам, как меняется мировоззрение Астафьева с годами, и как заостряются и так свойственные ему черты его личности. Практически наглядное пособие. При этом нисколько не меняю своего отношения к Астафьеву-писателю.

Рассказы, составляющие этот сборник, каждый по-своему, великолепны и точны. И практически невозможно выделить какой-то один и сказать, что вот этот понравился, а такой-то был послабее. Каждый рассказ знакомит нас со своим героем, в каждом рассказе описывается совершенно конкретная ситуация или жизненный путь героя и сопутствующих герою персонажей, а то и вовсе картина жизни в определённом месте или городке. И в каждом из рассказов описываемая ситуация доводится автором до крайней точки, до финального разрешения, причём порой это разрешение скрывается за многоточием…

Великолепный писатель Виктор Петрович Астафьев, настоящий мастер русской литературы.

Ехали мы ехали…

Честно говоря, была некоторая предвзятость перед чтением этой книги. Непонятно на чём основанная, ведь предыдущие два романа Гузель Яхиной мне понравились. Впрочем, предполагаю, что негатив был создан шумихой в соцсетях после выхода экранизации Зулейхи — сам фильм я не стал смотреть, ибо мне показалось, что может быть искажено то, что было главным в романе — наверное, именно так и вышло. В общем, видимо, возникли какие-то опасения, что Гузель кинется очертя в голову в модное ныне очернительство и злопыхательство в адрес сами понимаете кого и чего.

Однако уже первые несколько страниц книги прошлись по моим ощущалам свежим ветерком, избавив читательское нутро от коварного ждуна. И дальше чтение пошло-поехало-поплелось, вторя скорости передвижения «гирлянды» по стальным рельсам-рельсам — шпалам-шпалам. И уже не было никаких жданчиков и нежданчиков, а было только сопровождение героев романа по всем их терниям к их же звёздам.

И мне показалось правильным и важным то, что Гузель Яхина смогла показать нам, что дело спасения детей от голода не оставило в равнодушии зачерствелые мужские сердца ни одной из противостоящих друг другу и противоборствующих друг с другом сторон. И красные комиссар и уполномоченный, и белые казаки, и национальные бандиты-басмачи — все они приняли участие в этих голых и голодных, развращённых временем и образом существования, но всё-таки пока ещё просто детях. Сказочно? Возможно… Однако справка по роману от автора рассказывает нам о списке источников информации о тех временах и событиях, причём не поздние воспоминания и исследования, а написанные практически сразу после совершённого. И вот эти имена и названия документов сразу придают художественному повествованию совершенно другой оттенок и смысл.

Знаете, в своё время на меня очень сильное воздействие оказали «Донские рассказы» Михаила Шолохова. И хотя после них было прочитано множество других художественных, а иногда и вполне документально-публицистических книг с похожим содержанием, однако именно рассказы Шолохова держали пальму первенства по силе эмоционального воздействия. И вот теперь по прочтении романа Гузель Яхиной уверенно присоединяю эту книгу к шолоховской, думаю, что там под номером первым им места хватит.

Для лиц впечатлительных рекомендовал бы эту великолепную книгу с осторожностью — в ней хватает сильных переживательных моментов, физиологии и других острых местечек. Всем прочим — однозначно читать!

Вот вам и школьная классика!

Вряд ли я сильно ошибусь, если предположу, что читатели-почитатели Николая свет Васильевича Гоголя, к коим я прежде всего отношу себя, любимого, конечно же прежде всего любят его сказочно-мистические произведения. Ночь перед Рождеством и Майская ночь, или Утопленница, Вий и Страшная месть, Проклятое место и Сорочинская ярмарка — великолепная блистательная череда перлов русской литературной словесности. Ну, а там уже следуют прочие не менее интересные и замечательные Тарас Бульба и Коляска, Шинель, Нос и Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, Мёртвые души и Ревизор…

И чуть особняком стоят среди этого фейерверка «Старосветские помещики». По крайней мере для меня это произведение стоит чуть особняком от прочих. Наверное потому, что повесть эта странным образом сумела притянуть и зацепить, в более молодом возрасте в меньшей степени, но вот по мере приближения самого читателя к возрасту героев повести всё глубже проникаешься и всё острее воспринимаешь всё описываемое в тексте.

Хотя, казалось бы, что там описывается-то! Проза жизни двух немолодых уже (стариками называет их автор) людей, бытописание двух полускрипучих особей, сосредоточенных только лишь на процессе жизни — сон, еда, ведение дома и прочие мелочи быта незаметных людей. Однако то, как именно делает это Гоголь, какими словами и какими эпитетами награждает он своих героев, какими выражениями они совершают своё повседневное общение друг с другом и с каким трепетом относятся друг к другу — вот эти детали как раз и составляют ценность этой неяркой повести.

И когда слушал радиоспектакль 1974 г., то вдруг подумалось вот что: мир ведь меняется скачкообразно со сменой поколений. Вот жили эти старички и был их мир. А с их смертью пришли другие люди и стали хозяйничать по-другому, пустили имение в распыл — и всё, тот предыдущий мир исчез, растворился. Так и с нами зачастую происходит — предыдущие что-то строят, создают, устраивают и пристраивают, а потом приходят следующие и решительно всё меняется. Не обязательно к худшему — и к лучшему, конечно же, тоже. Но в любом случае уходит что-то былое и появляется новое. Я понимаю, что это неотменяемые законы, на которых и основаны развитие, прогресс. Но ведь читаешь иной раз соцсети и явственно видишь с какой ностальгией порой люди вспоминают миры своего детства, старые магазинчики и места купаний, улочки и домики…

Но это уже не Гоголь, это то, что приходит в голову читателя благодаря Гоголю. А вы говорите, что классика устарела...

Люди Икс на Акве!

Два произведения. Два автора. Два подхода к картине мира Юга Аквы. И если Эльдар Сафин пошёл по пути более привычному, перенося действие своей повести с одного острова на другой и с одного архипелага в воды других морей и океанов, следуя за героями повествования, то Софья Ролдугина ограничилась одним довольно экзотическим местом — искусственным плавучим островом. Казалось бы, в первом подходе у автора больше возможностей поприключать своих героев и поразнообразнее накрутить разных ситуёвин, однако Ролдугина автор, вполне уверенный в себе и в своём мастерстве. И потому её повесть вышла ничуть не менее остросюжетной.

Как результат — отличное романтико-приключенческое читалово. Удавшееся на славу как Эльдару Сафину, так и Софье Ролдугиной. И опять не хочется делать перерыв в чтении очередных повестей Аквы…

Мы строили, строили, и наконец, построили

Сборник коротких и даже коротеньких (некоторые всего в несколько предложений) рассказов. Которые по сути представляют собой какие-то бытовые зарисовки, основанные либо на непосредственных наблюдениях автора, либо извлечённые из его памяти — большинство рассказиков датируется 1930 годом, когда Бунин уже жил в заграницах, а между тем описываемые события относятся ко временам ещё дореволюционным и происходящим в России.

Трудно сказать, как формировался этот сборник, то ли это были реплики из записной книжки автора, то ли Бунин осознанно создавал эту окололитературную груду. Вообще возникло ощущение, что автор просто тренирует, разминает свою литературно-писательскую мускулатуру, а может — опять же в виде тренировки, работает со своей способностью наблюдать и описывать наблюдаемое, или же в этот момент был одержим графоманством и тем самым утолял страсть к писательству. А может быть хочет показать обыденность и безыскусность просто жизни, без заморочек и умностей, а жизни как она есть и какой она представляется ему, Бунину…

Во всяком случае литературного нобелиата в этой грозди я не увидел. Вполне может быть, что это у меня со вкусом что-то…

Ты такой, каким сам себя считаешь

«Когда они стали злы, то начали говорить о братстве и гуманности… Когда они стали преступны, то изобрели справедливость и предписали себе целые кодексы, чтоб сохранить ее, а для обеспечения кодексов поставили гильотину»

Достоевский остаётся верен самому себе даже в таком жанре, как фантастический рассказ. Ибо загружает читателя вопросами морали, нравственности, греховности и прочими из аналогичного списка по полной программе.

А ещё это почти что утопия, развить которую до максимального наполнения не позволил формат.

А ещё это рассказ о маленьком человеке, от которого, казалось, ничего не зависит, однако на самом деле важен выбор, который делает этот маленький человек...

— Ты уже весь приполз? — спросила Мартышка

Радиопостановка (1989 г.) известнейшего рассказа Конан Дойля. При этом в роли Шерлока Холмса несравненный Михаил Казаков, за Уотсона (Ватсона) играет Авангард Леонтьев, и даже Всеволод Абдулов задействован, ну а в женских персонажах участвуют менее известные Ольга Сирина и Надежда Карпушина.

По сюжету говорить не приходится, наверняка он известен всем читающим людям.

Что же касается качества именно радиоспектакля, то оно обеспечивается опытом и мастерством актёров, режиссёра и звукооператоров, а также мастерской работой постановщицы шумового оформления (Татьяна Стальнова).

Поэтому если у вас имеется часок незанятого времени, когда руками что-то привычное делаешь, а уши свободны, то вполне можно включить и побыть там, на месте таинственного и загадочного преступления...

Блажен, кто верует?..

Если впечатлительную и интровертного типа девочку с малых лет непрерывно пичкают рассказами и притчами религиозного содержания, а в чуть более старшем возрасте переходят к чтениям житий святых, к описаниям страданий страстотерпцев за веру, то конечно же непременным результатом станет глубокое погружение в религию вплоть до религиозного фанатизма. Конечно, у Аглаи формы этого фанатизма были весьма сдержаны во внешних проявлениях, однако коли в каждом сне или жизненном происшествии начинаешь искать и видеть знаки господни, то непременно рано или поздно узришь свою скорую кончину. В особенности, если тебе ещё и другие люди помогают именно так трактовать и толковать и сны, и происшествия. А поскольку религия в конечном счёте сводится к учению о послесмертном житие и спасении, то закономерным результатом стал ранний уход нашей героини, сначала от мира, а там и от жизни...

Умри ты сегодня, а я завтра

Этот рассказ является составной частью большого романа «Царь-рыба». Хотя в том варианте, который читал в своё время я, некоторые моменты и эпизоды отсутствовали. Возможно, существуют разные редакции «Царь-рыбы», не знаю, но в любом случае новое прочтение вот этих глав романа, выделенных в отдельный рассказ, обогатило мои представления об Астафьеве.

В известные времена на севере Красноярского края неподалеку от Енисея стал строиться и затем развиваться горно-обогатительный комбинат по добыче и обработке никельсодержащей руды. А вокруг комбината стал строиться город Норильск. И конечно же основной рабочей силой стали зэки.

Однако рассказ Астафьева вовсе не является пересказом хроники города. Свой рассказ Астафьев ведёт от первого лица, т. е. от себя-подростка — будучи с родителем и другими мужиками на рыбалке (а это вовсе не выезд на речку с удочками с ночёвкой, а самый настоящий несколько суточный артельный рыбацкий промысел) столкнулся с беглыми зэками и только по счастливой случайности они остались живы. А вторая встреча с другим беглым, произошедшая чуть позже первого эпизода, и стала самим рассказом этого беглеца о Норильске и о нравах, там царивших.

По сути, ничего нового к тому, что мы уже и так знаем о ГУЛАГе, этот рассказ нам не добавляет. И в тоже время обогащает наши знания новыми эпизодами и деталями. Чтобы мы помнили, какой ценой строилась и крепла держава.

А ещё это просто великолепная русская литература, так свойственная Виктору Петровичу Астафьеву

Рыцарь против рыцаря, а на кону — рука и сердце дамы

Великолепная стилизация под рыцарские романы из средних веков. Да и место действия — рыцарский замок, и время действия — позднее Средневековье, и сюжет — соперничество двух мужчин за руку и сердце женщины — в общем, всё выдержано ровно в том самом любимом ценителями такого рода литературы духе.

При этом Бестужев-Марлинский рассказчик весьма крепкий и основательный и потому и в литературном смысле рассказ тоже весьма хорош.

Ну, а кто победил и кому достался главный приз — это уже к Бестужеву-Марлинскому. Тем более, что рассказ не настолько объёмен, чтобы было жаль потраченного на него времени.

Короткая встреча длиною в жизнь

Небольшая драматическая человеческая история, вместившаяся в один рассказ. А вот смысловых слоёв несколько.

Тут вам и первая, но настоящая, на года любовь.

Тут вам и чистота отношений, и святость отношения к этому чувству.

И тут же человеческий и одновременно служебный подвиг молодого лесника, страстно борющегося за сохранение природы в первозданном виде, защищающего леса от хищнического и захватнического их использования и вполне вероятного уничтожения.

И тут же и пример, и урок человеческой взаимопомощи.

В общем, всё как у Паустовского — умно, тонко, душевно, жизненно.

Не плыви по течению, не плыви против течения, плыви туда, куда тебе нужно (вроде как Сунь-Цзы)

Где родился, там и пригодился.

А если волей случая или чужой не всегда при этом доброй воли ты попал на чужбину и не можешь оттуда выбраться, то наверное нужно притираться к новой жизни (помните известный совет про то, что нужно принять то, что не можешь изменить?).

А если всё-таки всеми фибрами своей души стараешься разорвать путы и выбраться на волю, или на то, что тебе кажется волей, то может оказаться так, что пробивая стену своей «тюрьмы» ты окажешься под водой или наоборот в пропасти.

В общем, будь осторожен со своими желаниями, ибо они иногда могут исполняться...

Нажми на кнопку, получишь результат...

Давно всем понятно, что перспективы слияния мира реального с миром виртуальной реальности настолько вероятны, что уже не раз, и не два освещались как литературными средствами, так и кинематографически. Примеров тому множество, ну вот, навскидку: фильмы «Нирвана» и трилогия «Матрица», ну а книг и того больше.

Соответственно, наша современная повесть-сказка повествует как раз об этом: в городе распространяется некая компьютерная Игра, которой повально увлечены подростки, и параллельно с этим начинают исчезать молодые люди. Связаны ли между собой эти два казалось бы совсем разных факта — это как раз и предстоит узнать читателю этой современной городской драмы.

Понятно, что раз события будут происходить и в одной, и в другой реальности, то будут всякие приключения и другие остросюжетности. Однако без всяких излишеств, т. е. автор не погнался за соблазном превратить свою повесть в кровавый боевик. Интересней показалось разобраться с тем, смогут ли люди сами понять, где реал, а где вирт, и где ты реальный, а где всего лишь часть программы...

Будь проще, и люди к тебе потянутся (летучая фраза, претендующая на мудрость)

Рассказы Гришковца некоторое время были весьма популярны, и некоторые из них я посмотрел (посредством компа). Однако эта книга отличается от тех его сценических рассказов. Ибо в ней он повествует о каких-то ярких, значимых, запомнившихся моментах и эпизодах своей жизни. И о людях, которые в эти моменты и эпизоды были рядом и, собственно, порой и являлись их героями. Этакие эпизодические герои. Прошедшие рядом с автором, а порою и бок о бок, оставив затем отчётливый отпечаток своего присутствия либо во всём последующем, либо просто я памяти Гришковца.

Книга написана очень простым и лёгким для восприятия и понимания языком. Практически разговорным стилем. Разве что без всяких эканий и меканий, которые порой свойственны практически любому человеку в простом обиходном общении. И потому читать эти строки легко и приятно. Тем более, что Евгений Гришковец не заражён бациллой очернительства и негативизма, скорее наоборот, слегка романтизирует и героизирует (в самой незначительной степени) своих визави, отчего они приобретают почти совсем незаметный флёр и ореол привлекательности.

И вот этой своей манерой Евгений Гришковец практически подсказывает нам: ребята, приглядитесь к тем, кто с вами рядом, может быть вы просто не замечаете что-то такое необычное и феерическое в тех, кто с вами рядом...

Никто ещё не знал, что праздник этот во всеобщем сборе был последний

Ещё один рассказ из цикла «Последний поклон». На этот раз мы находимся сначала в преддверии бабушкиных именин, на которые по традиции собирается вся многочисленная родная и двоюродно-троюродная семья, а затем уже вместе со всеми присутствующими находимся за праздничным столом.

Ну и конечно же самым главным в этом рассказе являются не описания блюд и напитков, а родственно-семейные отношения, круто замешенные на народных деревенских традициях и обычаях.

И по мере чтения перед читателем вереницей проходит вся семейная сага этого клана, широко распространившегося не только по родной деревне, но и выпустившего своих птенцов в близлежащие сёла и даже в город.

Мы видим характеры и судьбы, встречаемся с личностями и персонами, проникаемся бережливо-любовными отношениями людей друг к другу и заботливо-требовательными отношениями к родным и близким, даже к таким, которые славятся порой пристрастием к зелёному змию.

И за всем этим хлебосольством и почтительным приятием друг друга встаёт во весь свой могучий рост народность (прошу прощения за пафос).

Стоял тот дом всем жителям знакомый, — его ещё Наполеон застал… (В. Высоцкий «Песня о старом доме»)

Книга, которая сумела отойти от современных модных в американской литературе трендов и тем и завоевать свою долю расположения и симпатии. Никаких всех этих современных выкрутасов с трансгендерами и прочими половыми горячками. А просто судьбы нескольких человек, связанных одним общим для них центром — старинным домом. Детство и подростковый возраст, уход матери и смерть отца, непростые отношения с мачехой и её двумя детьми, собственное взросление и братско-сестринские взаимоотношения друг с другом — Энн Пэтчетт тщательно и старательно вписывает читателя буквально во все как внешние события и происшествия в жизни Дэнни и Мэйв, так и в мир их внутренних переживаний, чаяний и планов, надежд и разочарований.

А чтобы читателю было ещё сложнее, автор постоянно усложняет как внешнюю ситуацию, выставляя на шахматную доску реала новых (и старых) персонажей и героев, так и внутренние движения душ наших героев — при этом всё порой оказывается вовсе не таким, каким казалось при внешнем взгляде.

И хотя финал книги далёк от хэппи-эндности и нам приходится расстаться с некоторыми полюбившимися нам людьми, однако всё-таки роман оказался заряженным какой-то невероятной долей оптимизма и веры в людей. Наконец, просто оставил после себя ощущение хорошей интересной книги.

«Право победителя»...

Вообще книга конечно же жуткая. По крайней мере та её часть, которая касается судьбы Ханы в 1943 году. В особенности для человека впечатлительного. Пережить такие унижения и насилия в 16-летнем возрасте и выстоять — не каждому и тем более не каждой дано. Однако и главы, приближенные к нашим современным дням и посвящённые жизни и переживаниям младшей сестры, Эми, тоже не слишком расслабляют читателя.

Конечно, рассуждая холодным языком, все мы знаем, что испокон веков было право победителя и судьба побеждённого, и что во все века солдат-победитель вовсю пользовался своим правом сильного — грабил и насиловал, и бесконтрольно убивал при малейшем поводе. В старые времена так и вовсе было в традиции отдать захваченный город на три, к примеру, дня на разграбление, и только потом начинать там устанавливать закон и порядок.

Однако вот такое насильственное создание от имени и под эгидой государства публичных домов для увеселения своих солдат с использованием девушек и женщин противной стороны — с таким я столкнулся впервые. Понятное дело, что были и дома для утех и прочие услуги подобного рода, но всё-таки более-менее на добровольно-вынужденной основе, а не при полном подавлении воли и абсолютном насилии.

И потому конечно же судьбы этих девушек и женщин являются жутким примером того, во что могут вылиться войны и какие уродливые формы может принять вот это «право победителя»…

Налево пойдёшь... направо пойдёшь... прямо пойдёшь...

Нужно ли говорить, что мне, человеку, учившемуся в советской школе в 60–70-е годы, уже довелось не только читать этот роман (правда, не целиком, а только то, что было в хрестоматии — если я не ошибаюсь и на самом деле этого романа в хрестоматии не было...), но ещё и выучивать какие-то отрывки наизусть и читать его на уроках литературы ролевым способом (кажется я читал за Кирсанова, а вот что именно, уже не помню). В общем, помню, проходили, сны Веры Павловны вслух читали и что-то там обсуждали.

И хотя в памяти с тех времён мало что от этой книги осталось, однако общее впечатление сохранилось. И нынешнее восприятие книги мало отличается от отношения подростка к ней. Книга написана тяжеловесным и напрочь лишённым литературности языком. Впрочем, сам автор в тексте своего романа об этом говорит, т. е. это не случайная ошибка Чернышевского, а намеренно выбранный им литературный приём. Ну и, поскольку литературная форма книги не слишком привлекательна, то продираться к содержанию, к мыслям и идеям приходится уже старательно, с использованием собственных волевых качеств.

В первой трети своего объёма мы в общем-то имеем книгу бытовую и прозаическую — молодая девушка испытывает страдания от гнёта матери в родительской семье и стремится выйти из-под этого давления. А вот дальше наш роман превращается в книгу коммунарскую, ибо ничем иным, кроме как коммуной швейная мастерская Веры Павловны быть не может — девушки и живут вместе, и их быт совместный, и доходы распределяются по-коммунарски — всем поровну. А затем Чернышевский просто продолжает раскручивать вот эту коммунарскую линию, показывая читателям дальнейшие варианты развития отношений между близкими людьми для решения вопросов личной любви и семейной жизни.

Понятно, что раз в названии книги стоит знак вопроса, то автор старается дать ответы на этот заголовный вопрос — что делать? Т.е. подсказать молодому читателю-современнику возможные варианты поведения и приложения своих сил.

Образ революционного аскета и фанатика Рахметова понадобился в романе скорее всего как раз в качестве намёка, что такого рода люди тоже в будущем могут понадобиться и потому их появление желательно. Хотя сам Рахметов у меня особой симпатии не вызывает — фанатик любой идеи является фанатиком и стоит всегда особняком.

Не скажу, что получил большое удовольствие от нынешнего прочтения книги. Однако удовлетворение типа «Я сделал это!» всё-таки было. И считаю, что книга эта для восприятия её смыслов в подростковом возрасте мало пригодна. А вот взрослый читатель вполне может и прочитать, даже и в наше время — вдруг пригодится.

Ахтеньки, вы только поглядите!..

У Виктора Астафьева есть замечательное произведение — повесть «Последний поклон». Которая создавалась автором на протяжении трёх десятилетий его творческой жизни и изначально даже не задумывалась, как нечто единое. А просто писались короткие рассказы и зарисовки о детстве Витьки и о его семье. Самые простые и максимально бытовые зарисовки эти были затем собраны автором в три книги, которые в конце-концов и превратились в большой цикл.

Этот рассказ был написан Виктором Астафьевым в далёком 1966 году и входит в книгу первую. А сюжетной основой стало как раз большое и значимое в жизни деревенского мальчишки событие — ему сшили первые в его жизни брюки. Казалось бы — что за ерунда, подумаешь, событие. Однако талант Астафьева постепенно вводит читателя в эту совсем простую задачу, и сама подготовка и затем ожидание пацана, процесс изготовления долгожданных штанов, а там и всё происшедшее с мальчишкой в связи с появлением новых брюк превратились волей автора в мощную русскую литературу. При этом сила рассказа такова, что хотя в твоей жизни было всё не так, а совсем иначе, однако в общем и целом ты как бы проживаешь мгновения и эпизоды жизни собственной, возвращаясь в драгоценные мгновения уже своего босоногого сибирского деревенского детства.

Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна (В.И.Л.)

Если считать, что Вселенная бесконечна, то тогда практически однозначно верным становится постулат, что в этой бесконечности непременно будут существовать все те миры, которые придумывает фантазия людская, начиная от сказок, продолжаясь в фэнтезийности и заканчивая всем массивом твёрдой НФ. И при изрядной доле везения однажды можно будет встретить такой вот непридуманный несочинённый мир. Например, мир Иртханов, вот этот, о котором нам поведала Марина Эльденберт устами своей героини — певицы.

А мир этот довольно занятен. Хотя бы тем, что в нём существуют Драконы и дракончики — первые то и дело идут на людей в пламени и дыме и тогда в дело вступают иртханы, обладающие даром усмирять свирепых крылатых, а вторые… вторые хотя отчасти и опасны (насколько может быть опасной летающая паяльная лампа с зубами и когтями), однако вполне могут существовать на правах домашних животных. Все другие особенности этого мира в первом романе не слишком детально проговорены, мы знаем только, что этот мир вполне технологичен и развит. Зато в стартовом романе мы полностью погружены в интригу Главной героини романа, которая попала на заметку к представителю правящей семьи иртханов и потому…

Роман написан в стиле юмористического романтического фэнтези, т. е. при чтении не загружаешься по самую завязку трудностями и опасностями жизни нашей героини, а вполне симпапулисто выкручиваешься вместе с ней из всех кочечно-ямочных ситуаций и ухабисто-рытвинных положений — во-первых, молодая и вполне симпатичная девушка, во-вторых, певица и потому имеются поклонники, в-третьих, есть младшая сестра-подросток, в четвёртых…

Правда, концовка книги такова, что практически не оставляет читателю выбора, ибо наша героиня осталась в момент, когда многое буквально повисло на волоске. В общем, вполне вероятно, что вернусь в цикл, ибо интересно.

Не промахнись, Орнифль!

Поскольку пьеса поставлена театром сатиры, то конечно же она насквозь комедийна, даже и в тех местах, где сквозь смех проступают слёзы, а из комедии выпочковывается драма. И комедийность пьесы вовсе не всегда обусловлена комедийностью самих ситуаций и мизансцен, наш спектаклю вовсе не является комедией положений. Комедийность во многом открывается игрой актёров, их мимикой и жестами, и всем прочим актёрским игровым багажом, интонацией произносимых ими двусмысленных фраз и расстановкой смысловых ударений — в общем, всем арсеналом Ширвиндта и компании.

А под прицелом автора, актёров и зрителя находится стареющий ловелас, опытный, но не слишком талантливый поэтишка, который ничего гениального сотворить не может, зато с лёгкостью пишет тексты куплетов для водевилей, и такой же лёгкостью пишет тексты псалмов… то и дело путая одно с другим, ибо всё это просто ремесло без всякого вдохновения и творческого полёта. Однако и на ниве любовной наш старпер всё ещё хорохорится и старается держать марку, то и дело попадая в разные ситуации, ибо тоже всё это только привычка и «ремесло»...

В общем, всё это и смешно, и интересно… да и поучительно.

А ветер как гикнет, как мимо просвищет, как двинет барашком под звонкое днище… (Эдуард Багрицкий «Контрабандисты»)

Первые две книги «Аквы» были прочитаны более полутора лет назад (октябрь и ноябрь 2021 г.). А потом последовал вот этот перерыв. Не потому, что охладел к теме этого нового фэнтезийного мира. А скорее просто чтобы отложить исполнение желаний и растянуть удовольствие — согласитесь, вот бывает лизнёшь мороженое и потом медленно растаиваешь его на языке, смешиваешь со слюной и постепенно впитываешь всеми слоями своего организма, а сам при этом не торопишься и вожделеешь следующего кусманчика, и ещё крутишь рожок, стаканчик или что там у тебя в руке и тщательно и бережно слизываешь подтёки, не позволяя сладкой гуще капнуть на рубашку или майку. Вот и с «Аквой» примерно так же — слопал на пробу пару томиков и затаился, зная что вот придёт время и получу очередной красочный томик «Аквы» и вновь погружусь в волшбу Севера и затем Юга — именно в такой очерёдности происходят события на Акве (без кавычек, ибо мы уже не в книге, а на планете с этим именем — а карта мира на форзаце и нахзаце книги прилагается, а как же).

Ну, на этот раз мы вновь оказались на Севере. И поскольку мир Аквы таинственен и загадочен, и в том числе не до конца изучен и самими аквианцами, то в каждом очередном произведении мы попадаем в гущу загадочных происшествий и таинственных событий. И вместе с главными героями отправляемся по морям и океанам Севера Аквы, а также по островам и архипелагам с тем, чтобы раскрыть тайны и изведать неведомое, испытать неиспытанное и открыть неоткрытое. Проявляя при этом изрядное мужество, а порой и героизм, испытывая своё везение и полагаясь на верность спутников и товарищей.

И хотя три повести этого тома написаны двумя авторами (точнее, одним автором и дуэтом творцов) вне связи друг с другом, однако создаётся полное ощущение, что перед нами трилогия, хотя напрямую событийно связаны друг с другом только первая и третья повесть сборника — такое точное попадание в мир Аквы сделано Дмитрием Самохиным, Ириной Лазаренко и Олегом Титовым.

В общем, это было классно и потому… потому следующий томик «Аква. Юг» будет уже в июле.

Уткнуться лицом в природу — отзыв на рассказ «Медвежья кровь», который был прослушан в аудиоформате в исполнении Георгия Жжёнова.

Особенность авторского стиля Виктора Астафьева состоит в том числе и в том, что значительная часть его рассказов, повестей и даже романов практически является пересказом событий его собственной жизни, а не полётом писательской фантазии.

В нашем рассказе мы вместе с Виктором Астафьевым (хотя рассказчик нигде не называет в тексте своего имени, однако из контекста понятно, что героем рассказа и одновременно рассказчиком является именно он, Виктор Астафьев) побываем в небольшом походе на рыбалку с ночёвкой на реке Малый Абакан (это один из истоков реки Абакан в Хакасии).

И основным содержанием рассказа будут помимо нескольких внешних деталей в основном внутренние ощущения, мысли, чувства и переживания героя рассказа — по сути это будет вот такая многокомпонентная зарисовка реалий жизни и реалий внутренней жизни человека.

Кстати сказать, несмотря на грозное название рассказа никакой медвежьей крови в прямом смысле этого выражения здесь не будет, ни один медведь не пострадал.

Рок, фатум, судьба …

В основу рассказа (в некоторых источниках — повести) Бунина легло реальное уголовное дело об убийстве русским офицером Бартеневым польской актрисы Висновской (1890). И автор выстраивает повествование практически в форме судебного заседания: мы то слушаем выступление государственного обвинителя, который создаёт перед судом образ Елагина — умышленного убийцы (уголовный волк, так называет его прокурор), то выслушиваем сторону защиты, представитель которой всё время старается подвести нас и суд к пониманию, что любой факт можно толковать по разному.

Однако постепенно по мере открывания новых чисто психологических фактов мы понимаем, что и Елагин, и Сосновская были людьми особого психологического склада — натуры возвышенные, романтические, а Сосновская ещё и подчинённая романтике смерти (вот уж поистине готичность и модернизм смешались в ней в самой густой степени). И потому сложно сказать, какова здесь степень вины Елагина в смерти Сосновской, сколько здесь умысла и сколько других форм виновности. Собственно, повесть так и заканчивается словами Елагина «Может быть, я виноват перед людским законом, виноват перед Богом…» — сомнением в степени и сути своей виновности. А читатель, осмысливая содержание повести, может справедливо произнести, что смерть Сосновской была предопределена.

Рок, фатум, судьба …

Трагикомедия нравов

Вряд ли нужно пояснять, что с произведением знаком давно и в разных форматах. Совсем недавно (в ноябре 2022 г.) был прослушан аудиоспектакль с Виталием Соломиным в роли Чацкого, а вот сейчас более ранняя версия от 1945 года. И тут набор актёров уже менее знакомый, знаю только Царёва и Рыжова (занятный факт: в этом спектакле Чацкого играет Царёв, а спустя 39 лет он тоже занят, но уже совсем в другой роли).

И всё-таки как важны интонации и смысловые и эмоциональные акценты при произнесении реплик! Я это к тому, что вот по ходу прослушивания аудиозаписи поймал себя на том, что этот Чацкий мне неприятен, что он в самом деле относится к числу людей со злым языком — нет, дружить с таким я бы точно не хотел.

Что же касается Софьи, то сейчас ей 17 лет, значит во время отъезда Чацкого ей было всего 14 — о каком постоянстве чувств можно говорить, имея ввиду совсем ещё подростковый возраст для первой любви. И конечно незанятое место не может пустовать — исчез на три года Чацкий, появился хитрец и приспособленец Молчалин.

В общем, каждый раз для себя открываешь что-то новое, хотя, казалось бы, всё давно знакомо и разобрано на цитаты...

Жизнь в рамки педагогической теории не загонишь, а вот попробовать понять практику жизни с помощью теории можно...

Для меня это было уже третье прочтение известного и в своё время популярного романа Макаренко. Настолько популярного, что в оные времена был приобретён в домашнее пользование четырёхтомник этого автора, куплен и затем прочитан.

Для меня, прежде всего, это просто хорошая, качественная в литературном смысле советская литература. Вполне художественная, хотя и основанная на вполне реальных событиях и потому отчасти и документально-публицистическая.

.

Роман отчётливо разбивается на две части. По содержанию/оглавлению на три, но по энергетике и наполнению — на две. Потому что первые две части просто обозначают два периода существования колонии в разных местах пребывания и по сути являются одним и тем же в большей части художественным произведением на нехудожественную тему жизни колонии имени Горького.

А вот третья часть — существование колонии уже в Куряже — постепенно в большей части своей становится изложением педагогических воззрений и приёмов Макаренко и размышлений по этим поводам. Т.е. вместе с повседневностью колонистской жизни мы всё больше читаем рассуждения Макаренко о социалистическом и коллективистском воспитании и обо всём прочем, сопутствующем и препятствующем. Т. е. такое ощущение, что сначала были написаны первые две части книги (до переезда в Куряж) и уже затем спустя некоторое время написана часть последняя и эпилог. И хотя в романе проставлена дата написания через тире (1925 — 1935 гг.), так и напрашивается вместо тире запятая.

Впрочем, в примечаниях к книге можно легко найти историю написания романа и даты издания его частей, я только хотел выразить свои субъективные ощущения от прочтения романа.

Комментировать что-то о педагогической ценности идей Макаренко и его коллективистском подходе не буду — увольте, пусть учёные мужи и дамы ломают копья. Но для меня несомненна великая сила коллектива, да и сам я в большей степени коллективист, нежели индивидуалист. И события романа подтверждают меня и, надеюсь, и других читателей, в правоте Макаренко.

Против лома нет приёма, если нет другого лома (народная мудрость)

В принципе, эта книга могла бы быть обыкновенным развлекательно-увлекательным триллером. Если бы не несколько НО.

НО №1. Спрятанный в книге сценарий грядущего (уже совершающегося) грязевого апокалипсиса. На самом деле автор ничего нового не открыл — ещё в 60-70-е годы предыдущего века так называемый Римский клуб учёных сделал довольно пессимистические прогнозы того, что ждёт человечество и планету Земля (третья планета от Солнца в Солнечной системе) в ближайшие полвека-век — непосредственно доклады членов Римского клуба я не читал, зато азартно читал научно-популярные книги советского астрофизика И.С.Шкловского, в которых он об этих предсказаниях довольно подробно рассказывал своим читателям. Там прогноз основывался на четырёх факторах: глобальное потепление и перегрев атмосферы, демографический взрыв — перенаселение, мусорный апокалипсис и конец эпохи технико-технологической вследствие истощения полезных ископаемых. Клуб этот продолжает существовать и функционировать, и если кто-то заинтересуется его деятельностью, сможет сам найти всё его касающееся.

Т.е. в основе романа лежит вовсе не фантастическое допущение, а вполне реальные угрозы.

НО №2. Эта тема порождена темой первой — я имею в виду «золотой миллиард» (или меньше), который может выдержать планета Земля. Понятно, что лучше было бы и в самом деле прийти к определённым числовым значениям народонаселения Земли, однако пока человечество живёт в самой серёдке ЭРМ (Эра Разобщённого Мира — по И. Ефремову), вряд ли оно (человечество) сумеет договориться само с собой о каких-то серьёзных скоординированных действиях, направленных на решение проблемы перенаселения. Так что перешагнули цифру 8 млрд и гонимся дальше.

НО №3. Эта тема вытекает из двух предыдущих. Речь идёт как раз о повсеместном строительстве тайных убежищ для сохранения генофонда людей и прочих полезных для человечества видов. Не секрет, что в 60-70-е такого рода убежища довольно активно строились в разных странах, причём не только государственными структурами, но и частными лицами. Конечно, в первую очередь они строились для спасения при начавшейся атомной мировой войне, однако функционал был пригоден для любых случаев. Наверное и сейчас есть такие законсервированные убежища и хранилища, ждут заселения…

Пара критических рассуждений по поводу описанного в книге варианта спасения — переселения элиты страны на заброшенный островок в южном полушарии планеты. Думаю, что если посыпется клочьями биосфера нашей маленькой планетки, то вряд ли где-то будет лучше, чем везде — всё взаимосвязано и взаимозависимо, а потому и атмосфера перемешается, и океанические просторы постепенно более-менее равномерно «испачкаются» (тем более, что сами «пачкуны» туда нагрянут), и все прочие вымирания произойдут повсеместно. Разве что где-то почти сразу и относительно быстро, а где-то с оттяжкой и постепенно — ну, может на жизнь сбежавших времени и хватит…

Ну вот. А вся остальная описанная в романе возня и беготня является вознёй и беготнёй как раз для привлечения внимания читателей, для придания книге приключабельности и остросюжетности. Что же, у автора всё получилось — книга и в самом деле читается легко и увлечённо, сопереживательно и умочешуительно. А уж какие выводы мы (люди) сделаем по прочтении этого романа — одному Богу известно. Скорее всего никаких, об этом и один из ГГ романа говорит — всё останется на уровне бла-бла-бла.

Кстати сказать, в литературе не единожды эти темы поднимались и освещались, причём были разные подходы. Например, у того же И. Ефремова в его «Туманности Андромеды» описывается трагедия планеты Зирда, где учёные не смогли вовремя остановить безудержный разгон гонки вооружений и планета погибла. А у Стругацких мы встречаемся с миром планеты Надежда, где буквально взбесились все генные структуры и (по версии людей) некие космические Странники спасли почти всё население планеты… или (по другой версии тех же землян) просто зачистили её. Думается, что пока что у нас на Земле всё движется к варианту Зирды...

Ничего не стал писать про сам эффект Сюзан, ибо этот фантдоп придуман для того, чтобы двигать сюжетно-событийную линию книги вперёд. Есть ли подобного рода люди на самом деле? Ну, может быть не в настолько выраженном варианте, но есть, однако, скорее всего, их особенность основана на умелом пользовании невербальными средствами общения. Но это уже совсем другая история.

«Я хочу, чтоб ты горел» …

Книга настолько плотно американская, что было бы удивительно, если бы вдруг оказалось, что она написана где-то в другом месте. Т.е. даже если бы все действия романа перенести из США в небеса другой страны, то всё равно сам стиль остался бы именно американским.

Однако мало вот этой выпуклой американскости — наш роман ещё и голливудщина чистой воды. Т.е. практически бери и снимай: хочешь — блокбастер, хочешь — сериал. И в конечном итоге создаётся впечатление, что и написана книга с расчётом на последующую экранизацию (кстати сказать — вполне смотрибельное кино может получиться).

Сама смысловая завязка вполне ясна и понятна — накопившиеся претензии у людей третьего мира (в нашей книге у курдов, но на самом деле список недовольных народов и народностей гораздо шире) вызывают вот такие террористические по форме акции. Правда в романе парочка курдских братьев не имеет целью устрашение (а именно устрашение и является целью классических терактов) — они стремятся привлечь максимальное внимание американской и мировой общественности к тем проблемам в отношениях США (как государства) к другим народам и странам, ну и вызвать волну сочувствия и всего прочего с тем, чтобы вот эта порицаемая ими политика США изменилась.

Насколько действенны такого рода формы и методы — бывает по-разному.

Всегда сочувствовал и сочувствую жертвам терактов. Но… поймал себя на том, что понимаю (не принимаю) и чувства, которыми живут представители другой стороны.

Ну, а обо всём остальном мы поговорили на клубе КЛюЧ г. Валдай в июле т.г.

Дружба дружбе рознь

Эта повесть по своей сути и по содержанию не является художественным произведением. Перед нами книга воспоминаний о советском литературном критике Александре Николаевиче Макарове, с которым Астафьев сошёлся во взглядах и вкусах, да и чисто по-человечески и по-мужски. Эта дружба длилась что-то около двух десятков лет, и после смерти Макарова Астафьев в память о друге (и не без настойчивой просьбы жены Макарова) пишет вот эту книгу воспоминаний. Воспоминаний и размышлений.

Поскольку литературным талантом Астафьев не обижен, то читать вот эту нехудожку чрезвычайно интересно. Прежде всего из-за литературного языка автора. Однако не меньший интерес представляют характеристики каких-то известных людей, моментов эпохи, конкретных книг, детали жизни и прочие вроде бы сугубо личные и потому может быть даже и пристрастные суждения и свидетельства Астафьева. Однако как раз из суммы вот таких субъективных мнений наблюдательных и точных в формулировках людей и создаётся картина бытия, максимально полная и приближенная к объективной реальности.

Книга (в моём случае — аудиокнига) дополнена несколькими рассказами Астафьева, в основном автобиографического свойства, однако полностью художественными и потому вдвойне интересными и волнительными — попробуй обойтись без волнения, когда ты вместе с 13-летним пацаном заблудишься северной глухой тайге да проведёшь там несколько августовских дней и ночей почти без припасов. Ну и другие жизненные эпизоды сибирского паренька Витьки…

В общем, это совсем другое, невоенное лицо Астафьева. И не знаешь, которое лучше — вот такой разносторонний талантливый русский писатель Виктор Петрович Астафьев.

Ты только не плачь, мать...

Хотя эта повесть не входит в качестве составной части в роман-странствие «За Доброй Надеждой», однако по духу и стилю вполне может дополнять и обогащать его. На первый взгляд, здесь в центре внимания автора находятся судьбы двух людей — мужчины и женщины, Глеба и Агнии — их почти случайная встреча, короткое сближение, и многоточие в конце повести относительно их дальнейшего будущего.

Однако Конецкий не сводит повесть только к этой лирической любовной истории и вводит в сюжет ещё несколько интригующих и драматических линий. Это и решение Глеба взять на судно в последний его рейс отца своего старого товарища, взять, даже зная, что тот уже не очень хорошо будет справляться со своими обязанностями — а рейс не просто из точки А в точку Б, рейс перегонный по трассе СМП, а под ногами не ледокольное судно, а маленький рыбацкий сейнер.

Третья интрига — его начавшаяся дружба с капитаном другого сейнера, дружба, быстро ставшая едва ли не враждой из-за соперничества за внимание Аглаи — и тут тоже читателя ждут сюрпризы.

Да и просто сам рейс группы маленьких неприспособленных для плавания во льдах сейнеров — тоже ведь совсем непростая морская история.

Как мне кажется, эта повесть, вышедшая в 1961 году, может уверенно и прочно занимать заслуженное место рядом с романами и повестями Олега Куваева и Владимира Санина — есть что-то у них общее, объединяющее этих трёх авторов в одну группу. Кстати сказать, у меня так всё и обстоит, и эта тройка — Куваев, Санин, Конецкий — и в самом деле всегда идут рядом друг с другом. И занимают высшие места в моей личной табели о рангах.

Это вам не двое из ларца, одинаковы с лица...

Идея живого воплощённого Бога настолько очевидна, что диву даёшься, почему так нечасто она встречается в литературе. Может потому, что срабатывают чисто религиозные ассоциации: для христианина слово бог немедля ассоциируется с именем Христа и с Троицей, для мусульманина с Аллахом, а для иудея — с Яхве и Иеговой, ну и если переходить к буддистам или индуистам, то тут и вообще божественный потрет становится многоликим, а в некоторых случаях ещё и многоруким и даже многогрудым. И тут уже только смотри, как бы не оскорбить чувства верующих, выводя в качестве персонажа кого-то из этих всемогущих вседержителей.

В нашем случае автор просто ушёл от термина Бог, назвав земное воплощение Абсолютом и поместив этот Абсолют в тело простой земной не слишком взрослой девочки. И сразу прорезался основной движ: пойти и спросить у каждого встреченного что нужно сделать, чтобы тот стал счастлив. Понятное дело, что в нашей книге автор вовсе не стремиться проследить за всеми восемью миллиардами возможных встреч нашей богини, однако нам с лихвой хватает и десятка историй о нечеловеческих человеческих хотелках и о том, что при этом происходит с миром, если бог или божонок просто будет слепо выполнять наши порой безумные сокровенные мечты.

Ведь не зря у Стругацких в «Пикнике на обочине» Рэд Шухарт не может предельно точно сформулировать конкретику своего желания, воплощённого в его простой как пять копеек молитве «Счастья всем даром, и пусть никто не уйдёт обиженным!» — ведь и в самом деле богу надобно знать, из каких конкретных составляющих должно быть это совершенно неконкретное понятие «счастья» — одному подай то, другому — это, третьему сделай кое-что чтобы до земли доставал, ну и так далее. И опять же, не зря есть хорошая булгаковская мудрость: «Бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться». Именно вот по такому пути и ведёт читателя автор этой книги — наглядно на примерах показывает нам, что будет происходить с миром, если тот, кто там наверху, внимательно нас слушает и возьмётся исполнять любое наше желание.

Конечно, последние две главы книги изрядно подпортили в общем-то неплохое к ней отношение — непременно нужно было вставить в неё сексуальных извра (это я с сарказмом говорю). И потому оценка сразу упала на полбалла.

Круг. Квадрат. Круг. Квадрат… Цилиндр!

Пелевин не был бы самим собой, если бы не продолжил в этой книге развитие всех своих идей и взглядов, с которыми мы знакомы по предыдущим его культовым и знаковым романам. Точно так же стремится Виктор Олегович за каждой группой кустиков и тем более небольших рощиц показать читателям картину Леса, со всеми его лесными закономерностями и сущностями, со всеобщими всеохватными движами, со всей прочей лесной требухой и начинкой. И конечно же читатель должен взять вот это всё выстраданное и осмыслить с глубоко идущими выводами и далеко смотрящими планами.

Но вот какая фишка: книгу прочитал всего-то пару недель назад и эти четырнадцать… нет, вру, всего-то десять дней, практически напрочь стёрли из памяти едва ли не всю событийную составляющую. То ли несколько других книг, прочитанных уже после сборника Пелевина, стёрли всё монументальное величие, то ли реал вмешался. И осталось в голове только вот это ощущение, с которого я начал свой отзыв. И которым и закончу — конечно мир устроен не так, как он нам видится из наших компьютерных кресел и кухонных стульев и табуретов. Однако может ли Пелевин претендовать на звание всеобщего Гуру — тоже большой вопрос. Хотя свою долю вот этой работы по расширению читательского сознания и формированию и развитию у оного возможностей видеть подоплёку многих явлений Пелевин безусловно выполняет.

Ну, что ж, будем дальше жить, с расширенным и углубленным...

Тем, на глубине полутора-двух метров, совсем другая жизнь...

А что, весьма занятный и оригинальный вариант: этакое виртуально-творческое соавторство двух ипостасей одного человека.

А в результате — два лица одного и того же места, инь-янь шести некрополей.

При этом и исторические эссе Чхартишвили, и мистико-готические истории Акунина не спорят друг с другом, а наоборот, взаимно дополняют историю того или иного места и подогревают интерес читателя.

В результате и познавательно, и приключабельно, и не без романтики, и в то же время обошлось без всякой этой современной некрофилии.

Впрочем, как и без танатофобии.

Кукиш тебе, а не орден

Этот рассказ можно назвать фантастическим только если некоторые произведения Николая Гоголя тоже являются фантастикой. Хотя во времена Гоголя и Лескова всякие мистические случаи конечно можно было называть фантастикой, но тогда и «Вия», и «Страшную месть», и «Пиковую даму» с «Гробовщиком» тоже с полным основанием следует отнести к этому жанру. В общем, с жанровой принадлежностью рассказа понятно, что дело непонятное.

Ну, да не в жанре дело. Вся история просто имеет отношение к мистике… или к проявлениям нездоровой психики. Судите сами — умер некто и стал буквально преследовать нашего главного героя, являться ему по поводу и без повода. Понятно, что главный герой переживает по этому поводу, и его дела ухудшаются, и обещанная награда обходит его стороной. И только по прошествии некоторого времени чиновник как бы получает прощение и всё встаёт на свои места.

Такое ощущение, что особой направленностью этого рассказа Лесков не слишком озадачивался. Ну, разве что есть в нём некоторое назидание, типа — не завидуй и радуйся тому, что у тебя имеется. Но рассказ, как и всё творчество Лескова, хорош прежде всего особым лесковским литературным языком.

Своя земля, стерпит...

Сборник коротких рассказов, эссе, основной темой и содержанием которых стали зарисовки картин природы, а также рассуждения автора о сути и роли человека, о взаимодействии и соседстве людей и природы, зачастую не то, что бесхозяйственном, но расточительном и пагубном.

И предельным контрастом выглядят зарисовки родного края и его просторов и хозяйственно-бесхозяйственной деятельности человека, так и кажется порой, что у людей есть некий злой умысел и злая целенаправленная губительная воля.

Такова ли природа человека?..

Свой среди чужих, чужой среди своих

Вообще после прочтения некоторого, небольшого, количества страниц мне на ум пришёл фильм Джеймса Кэмерона «Аватар» — уж слишком фабула книги вписывалась в киношную историю. Прежде всего антуражем — и там и там события происходят на некоей как бы дикой планете, и в романе, и в кино имеются как бы дикие аборигены, которые затем на самом деле оказываются просто отлично встроенными в биосферу родной планеты и живут, не создавая искусственную среду обитания, как это делаем мы, земляне, а максимально полно приспосабливаясь к естественным внешним условиям и только в рамках сохранения биосферы позволяя себе некоторые локальные вмешательства. Правда в нашей книге аборигены героиню подвергают биотрансформации, приближая её облик и физиологию к местным ребятам для того, чтобы она могла не просто выживать, но и жить в местных не слишком благоприятных для землян условиях. В кино же всё происходит уже иным образом — ну, вы помните. На этом уйдём от «Аватара» в сторону, ибо чем дальше, тем больше роман становится полностью автономным (разве что немного напоминает какие-то книги Урсулы Ле Гуин и некоторых других НФ-авторов).

Вообще читатель должен быть готов к неспешному и не страдающему излишним приключенчеством повествованию — перед ним (читателем) спокойно разворачивается довольно плотно проработанная автором картина чуждой нам планеты, с богатым растительным и животным мирами, а также с весьма оригинальными социокультурными особенностями существования местного народа. При этом основной смысловой и содержательный упор автор делает именно на социокультурном наполнении книги, и это вовсе не скучно — быть вместе с нашей героиней в роли начинающей местной жительницы и изучать образ жизни и систему взаимоотношений среди ставших постепенно практически своими тенду — так называется этот народ.

Эми Томсон придумала несколько вполне оригинальных ходов для того, чтобы усложнить и сделать более богатым и поведение нашей героини Джуны, и для того, чтобы сделать крепкий основательный задел для последующих книг цикла — ведь впереди множество возможностей для развития отношений между землянами и тенду. И вот тогда мы увидим, куда нас поведёт автор — в колонизацию этой планеты Землёй или в равноправное сотрудничество… Хотя при столкновении разных культур неизбежно происходит их взаимное влияние друг на друга, и тут могут быть разные разности.

И не друг, и не враг, а так...

I

Сразу расставлю быка за рога и возьму все точки над И — у меня довольно непростое отношение к Андрею Тарковскому. При всём при том, что смотрел и не без удовольствия его «Сталкер» и «Солярис» и чуть с меньшим удовольствием «Зеркало» и «Ностальгию». Однако, по здравому размышлению, есть предположение, что в Солярисе я люблю не Тарковского, а Станислава Лема, в Сталкере — братьев Стругацких, а в Зеркале и Ностальгии — Олега Янковского, Эдуарда Артемьева и других великолепных актёров и творцов.

При этом нельзя сказать, что именно не люблю Тарковского — такая формулировка предполагает активное негативное отношение. И нелюбви как эмоционально-чувственного отношения нет. Но нет и любви. Скорее есть понимание (от ума) особенности Андрея Тарковского как кинематографической величины, но только от ума, эмоции и чувства здесь нет. А неприязнь к нему в осознанной форме имеется с давних пор после просмотра сцены с несчастной заживо сжигаемой коровой в фильме «Андрей Рублёв» — вот этого страдания и мук ни в чём не повинного животного я ему точно простить не могу.

II

Дневник дневнику рознь. Многие люди пишут дневники. Например, я с удовольствием и интересом читал и перечитывал фронтовые дневники Константина Симонова. И с интересом читал всякие путевые дневники геологов, полярников, писателей и актёров, и других людей. Чтение дневников — совершенно особенное явление в страсти к чтению.

И дневники многих людей опубликованы — чьи-то посмертно, а чьи-то и при жизни их владельцев. И есть две большие разницы в мотивации писания своих дневниковых заметок. Прежде всего — предполагает ли автор, что у его дневника будет читатель — не он сам, а некто внешний. Ведь даже если только лишь в подсознании автор дневника предполагает или хотя бы допускает, что у его дневника будет читатель и паче того читатели, то, скорее всего, и содержание дневника, и форма его изложения будут ориентированы на этого внешнего читателя. Автор дневника волей-неволей, но будет подстраивать свой стиль и свои записанные мысли под этого неизвестного предполагаемого читателя. И тогда мы не можем точно судить о том, насколько искренен и открыт был автор дневника в тот или иной дневниковый момент.

И совсем другое дело, если человек вёл свой совершенно личный дневник, считая, что его — этот дневник — никто и никогда читать не будет. При этом здесь важно именно активное нежелание автора дневника подпустить кого-то — пусть даже и близкого и родного человека — к его строкам. Между формулами «я не хочу» и «я хочу» есть большая разница — первая всё-таки пассивная форма нежелания, а вот вторая — активная желания. Так вот, если автор дневника хочет чтобы его дневник оставался личным и секретным для любого вероятного читателя, то только тогда он может излагать свои мысли и суждения открыто. Если, конечно, он умеет быть открытым перед самим собой...

III

Трудно сказать, с каким именно отношением писал Андрей Тарковский свой многотомный более чем полутора десятилетний мартиролог. Но всё-таки кажется мне, что он понимал, что его дневники будут кем-то и когда-то прочтены. Сказывалось ли это на тех словесных формулировках, которые он использовал при написании дневника, или не слишком — мы не знаем. Возможно что и сказывалось.

Но в любом случае мне не слишком понравилась та категоричность и негативная оценочность Андрея Тарковского в отношении целого ряда упоминаемых в Мартирологе людей. Причём людей вполне уважаемых и заслуженных как в мире кино, так и в актёрской среде, да и в прочих местах. При этом порой возникало ощущение, что Тарковский как бы сравнивает того или иного человека с самим собой и старается опустить сравниваемого в табеле о рангах. Есть в этом какая-то нечистоплотность, что ли. Ведь одно дело, когда ты оцениваешь стати того или иного актёра и пишешь, что у Имярека глухой невыразительный голос или срезанный подбородок, лучистые глаза или красивые руки — здесь ты просто берёшь во внимание индивидуальные особенности актёра для того, чтобы оценить пригодность его к той или иной роли и максимально использовать его — актёра — индивидуальные особенности. В такого рода оценивании ничего уничижительного нет. А вот когда ты налево-направо разбрасываешься словами «подлец, ничтожество, негодяй» и прочими подобными характеристиками, то выглядит это не слишком привлекательно. И мне вот эта тарковская особенность в глаза бросилась — бросилась и застряла там, в моём, наверное, немного пристрастном глазу.

IV

Пара рассуждений по поводу творчества и его содержания, его наполненности, его направленности. Ведь человек может поделиться только тем, что имеется у него. Есть пища и вода — он может дать воду и пищу. Есть состояние внутреннего полёта и свободы — он делится свободой полёта. Фильмы Андрея Тарковского в этом отношении скорее наполнены болезненными чувствами и переживаниями, внутренней дисгармонией, мучениями и страданиями. И значит именно этими чувствами, эмоциями и состояниями была наполнена душа Андрея Арсеньевича. Именно поэтому «Солярис» Тарковского так сильно отличается от «Соляриса» Лема — у них разные смысловые центры. Точно также, как разные содержательные и смысловые центры у «Пикника...» Стругацких и «Сталкера» Тарковского. И ведь не просто так, из прихоти Станислав Лем не слишком положительно принял тарковскую версию «Соляриса»...

V

И мне искренне жаль Андрея Тарковского. Жаль его просто как человека. Потому что конечно с его обострённым восприятием жизненных реалий он испытывал длительные и мощные страдания. От непонимания его другими людьми и от неприятия его творческой позиции официальными властями. От стычек и столкновений с другими людьми — как в быту, так и в творчестве. От любовей и нелюбовей, от удач и неудач, от успехов и поражений, от слов и от молчания, от осуждения и от восхваления… Мне кажется, что человеку с такой внутриличностной конструкцией, какую можно предположить у Андрея Тарковского, вообще сложно жить на свете и быть при этом в состоянии гармонии с собой и с миром.

Знаете, вот я бы не хотел иметь такого человека в своём личном приближении. Ни в друзьях, ни, тем паче, во врагах. Не берусь ни судить, ни осуждать Андрея Арсеньевича Тарковского. Он был таким, каким он был. Его не стало, он ушёл в свои земляничные поля и живёт теперь где-то там за радугой. И может быть даровано ему там заниматься своим любимым делом — снимать своё новое кино. Про тех, кто уже там, рядом с ним или неподалёку. И про нас, оставшихся здесь. Пока что ещё остающихся.

Мы дошли, значит, этим ты всё доказал (А.Розенбаум «Корабль конвоя»)

Весьма! Казалось бы вполне себе романтико-лирическая мелодраматическая история, а вот поди ж ты — и читалась что называется «на одном дыхании», и вспоминается после прочтения вот уже с неделю только со знаком «плюс».

А всё началось с того, что сам факт организации военно-морским флотом такого рода пассажироперевозок (в книге их почему-то называют грузоперевозками, ну да ладно, свалим на неуклюжесть переводчика) до этого мне не был знаком вообще. И даже мыслей не возникало — вот что значит, что всё-таки мы сосредоточены на реалиях Великой Отечественной войны и в гораздо меньше степени знаем о войне на Тихом океане и иже с ним. А ведь и правда — громадное количество военных кораблей, и соответственно, моряков, авиаторов и морских пехотинцев, а также всяких вспомогательных служб было сосредоточено на просторах этого самого большого океана Земли. И по окончании войны и возникла вот эта необходимость отправить по домам не только самих военных, но и их жён — ведь война там длилась с декабря 1941 и до сентября 1945, и за это время конечно же была и всякая прочая невоенная жизнь, встречались и влюблялись люди, создавались семьи…

А вот затем автор сумела привлечь внимание уже с нашей главной героине, к молодой австралийке Маргарет, которая будучи крепко в деликатном положении отваживается плыть через несколько океанов (не считая морей) в Великобританию к своему молодому мужу. Да ещё не на комфортабельном пассажирском лайнере, а на стареньком раненом и латаном авианосце, наскоро приспособленном к изрядному количеству этих внезапных и необычных пассажиров, к этому чуждому морям и океанам живому «грузу». А там и с другими героинями рейса свела нас Джоджо Мойес.

И всё основное содержание романа занимает если не каждодневное, то всё-таки более-менее подробное описание событий и происшествий, случавшихся во время этого не самого простого рейса. Причём каждая отдельная глава художественная предваряется либо выдержкой из реального дневника какого-то реального человека, также находившегося на этом корабле, либо цитатой из газетной публикации того времени, либо заметками членов экипажа авианосца, что безусловно добавляет реалистичности этой художественной книге.

Конечно же автор сумела накрутить и интригу, причём таких моментов в романе несколько, и если некоторые из них разрешаются по ходу чтения, то парочка держат марку таинственности до самого финала. Ну и ещё один плюс — Джоджо Мойес сумела удержать роман от чрезмерного мелодраматизма.

Туда ехали, за ними гнались. Оттуда едут, за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь! («Не бойся, я с тобой»)

Вполне симпатичный авантюрно-приключенческий роман с фоном из конца перестройки и начала дикого передела в нашей стране. Т.е. на дворе самое начало 90-х. А наш главный герой — опытный и довольно именитый каскадёр, за плечами которого работа в фильме «Пираты XX века», «Не бойся, я с тобой» и в других известных картинах. Правда автор, чтобы чего не подумали и не стали искать имя героя в титрах, названия упоминаемых в книге картин слегка изменил, дабы дать понять, что образ героя собирательно-выдуманный.

И вся интрига книги состоит как раз в кинопроизводственных и кинорыночных делах и отношениях — как известно, на гребне мутной волны всегда можно выскочить на вершину денежных пирамид и прочих финансовых потоков. И потому появляются разного рода махинаторы и спекуляторы, которые лопушат любого наивного человека, поверившего в свою удачу или же в свою неотразимость-непобедимость, либо ещё в какие-то свои якобы чрезвычайно особенные свойства и качества.

Но ведь у честного человека дорога, в общем-то, всегда одна, а у преступника никаких морально-нравственных и этических границ в его выборах нет. И потому наш герой попадает в нелепые, однако смертельно опасные ситуации, где ведётся самая увлекательная из охот — охота на человека. Причём в роли дичи — он сам.

Понятное дело, что нашей книге имеется и неотразимая красотка, с которой у нашего героя произошёл внезапный коитус, и образ которой он впечатал в свою память и в своё сердце. И конечно же, тут вам будут и трупы, и погони с перестрелками, и захват заложников, и прочие киношно-жизненные трюки — а что вы хотели, ведь Виктор Ломакин — настоящий трюкач.

Осторожно: пиявки и клещи

Аудиозапись пьесы, не адаптированная под радиослушателя, однако нисколько от этого не потерявшая — всё происходящее на сцене понятно даже и тогда, когда действие проходит в молчании или междометиях — заразительный смех зрителей в зале подсказывает варианты происходящего. Тем более, что в спектакле заняты маститые актёры Московского академического театра сатиры, известные советскому телезрителю по знаменитому в 60-х — 70-х «Кабачку 13 стульев»: мы уверенно узнаём голоса Ольги Аросевой и Романа Ткачука, Зиновия Высоковского и Георгия Менглета, Виктора Байкова (кто же не помнит пани Монику и пана Владека, пана Зюзю и пана Вотрубу!). И их характерные и неподражаемые голоса помогают радиослушателю в лицах и красках представить себе всё происходящее на сцене.

А на сцене сатирическая пьеса от Сергея Михалкова. В которой высмеиваются нравы определённой части интеллигенции тех лет. Причём вначале под сатирический удар попадает стремление приобрести что-то модное и дорогое, часть из которого становится предметами роскоши и довольства, а остальное используется в качестве подношений туда-сюда, т. е. нужным людям, которые в ответ не преминут отблагодарить дарителя. А затем по ходу действия мы узнаём о способах и приёмах защиты разного рода диссертаций и получения научных званий и степеней — бизнес и только бизнес. И автор в конце пьесы нашёл очень многозначный сценический приём с этими повторяющимися звонками телефона…

Ей богу, не пожалейте пару часиков своего свободного времени, удовольствие, полученное от прослушивания пьесы, того стоит!

У страха глаза велики, или Слухом земля полнится

Радиопостановка по небольшому рассказу автора. Т.е. на каждую роль свой актёр и голос ведущего само собой.

А в центре внимания Лескова — вроде бы комичная ситуация с мнимым ограблением на пустынном и славящимся своей опасностью месте.

Хотя на самом деле под этой комичностью спрятана серьёзная озабоченность масштабом преступности. Ведь и сами мнимость и комичность возникли не на пустом месте, а только из страхов, порождённых слухами и сплетнями о действиях банды грабителей.

А разве в жизни оно не так — наслушаешься разных ОБСок и других пужалок, и потом начинаешь видеть опасность в любом встречном-поперечном ночном прохожем. И внутри тебя рефреном слова известной когда-то песенки «Ой, рятуйте, граждане хорошие, из кармана вытащили гроши».

Вызываю огонь за себя, или «По квадрату четыре, десять било шесть батарей»

Поскольку рассказ был написан не в один приём, а начат в 80-х и закончен уже в нулевых, то вот эта разница в подходах к теме и сюжету ощущается. Не смогу точно отметить, где был более молодой Астафьев и с которого места пошёл Виктор Петрович преклонный. Но вот это порожек ощутим.

Главным героем рассказа становится молодой несуразный паренёк, добавивший себе образования и выучившийся на офицера. Однако на самом деле настоящим офицером так и не ставший — уж больно нелепый это был солдатик в офицерских погонах, да и командовать он не умел, и выстраивать взаимоотношения с подчинёнными у него не получалось.

И вроде так бы и прошёл он всю войну болтаясь в разных небоевых ролях и ипостасях — Астафьев довольно подробно описывает все эти роли и ипостаси, — однако всё-таки один единственный эпизод из его негероической военной биографии переворачивает всё с ног на голову — всего один единственный поступок парня возводит его на героическую высоту.

И казалось, на этом немного пафосном месте и можно было бы закончить рассказ, однако фронтовик-окопник Астафьев знает, что после подвига жизнь продолжается, и если ты обезноживший инвалид, то жизнь твоя уже будет совсем другой. И кем ты станешь в этой другой послефронтовой жизни — одному Богу известно.

Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт

Малоизвестный (это я про себя сейчас говорю) спектакль по пьесе А.Н. Островского, постановка Бориса Бабочкина (он же в одной из ролей). Набор актёров середины 60-х годов Академического Малого театра СССР.

Под пристальным взглядом драматурга находится не слишком богатая, но однако и не из бедных, купеческая семья в Москве. Всем хозяйством заправляет бабушка, сын её кутила и промотчик, а старушка настолько не старушка, что рулит в доме всем и вся.

Ну и, как водится, есть в доме внучка в возрасте «на выданье», а также не слишком чистоплотный и плутоватый приказчик, да в слугах некий молодой человек…

Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почёт — правда, в нашем случае слова эти не совсем к месту, а вот вспомнились...

«Полковник наш рождён был хватом» (М.Лермонтов «Бородино»)

А вот это уже совсем незнакомое произведение, ибо и авторства нацреспубликанского, и постановка Белорусского государственного академического театра имени Янки Купалы (1988 г.). И потому вряд ли мы с этим произведением могли пересечься. Зато сознательные поиски по архивам Всесоюзного радио дают возможность послушать много чего новенького из старенького.

Сюжет полуфантастический, ибо вводит нас в мир некоего придуманного министерства, причём сразу в кабинет министра, который занят приёмом посетителей. И вот на приём является некий изобретатель, который заявляет, что изобрёл действующую модель дуромера. И всё последующее как раз и крутится вокруг испытаний этого прибора, коллизий, возникающих при этом, столкновений мнений и характеров действующих лиц — а на совещание собраны важные и ответственные работники министерства. Понятно, что министр хочет проверить прибор и на них самих, но… а кто ж не испугается того, что прибор может обнаружить вместо мудрости дурость?

А побеждает вся и всех обыкновенная чинушность и бюрократизм, а также изворотливость и тот самый интеллект, только не в высоком его понимании, а чисто приспособленческий: как говорит одна житейско-служебная мудрость — если замполит не может предотвратить пьянку подчинённых, то значит он должен её возглавить, так и тут нашёлся подобного рода выход...

Куд-куда, куд-куда...

Небольшой рассказ на тему деревенской жизни. Наверное юмористический, хотя смеха в нём немного. А вот картинка жизненных реалий середины 50-х кое-какая высвечивается.

Известный факт — за кем ухаживаешь и в кого вкладываешь душу и силы, к тому и прикипаешь мыслями и чувствами. Дядя Кузя стал заведовать птичником. Но кура — птица требовательная и даже немного капризная, а потому требует неусыпного внимания и кое-каких знаний. А дядя Кузя — человек ответственный и трудяга. На том сошлись — дядя Кузя старается содержать птицу в соответствии со всеми научными и практическими требованиями, а кура ему за это яйца несёт исправно, да и болеть стала помене. А ведь работу-то одному не своротить, и дядя Кузя заручился помощью и поддержкой местных…

Да что я вам рассказ пересказывать буду — вон, стоит книжка на полке, возьмите и сами прочитайте. Аль в интернете аудиоверсию найдите и послушайте — умного и хорошего человека чего не послушать, верно?

Побеждать нужно мягкой силой

Прочитанная почти пять лет тому назад первая книга цикла была мной оценена на не слишком высокие 7 баллов: «чего-то мне в романе не хватило. То ли слишком много было китайскости. То ли слишком рыхлыми показались НФ-допущения. То ли просто какая-нибудь тяжёлая заряженная частица мимо пролетела. Но читать продолжение никак не хочется. Увы. Пусть я останусь в неведении» — так завершил я тот свой отзыв. Однако игровые обстоятельства вынудили всё же продолжить знакомство с перлами современной научной фантастики.

На этот раз всё действие (все действия) романа происходят на Земле и в Солнечной системе — в трисолярианскую систему мы заглянем только посредством астрономической аппаратуры и совсем ненадолго. Понятно, что раз для Земли возникла угроза, то перед всей планетой во весь рост встала задача предотвратить негативное воздействие чужого разума и постараться победить в будущей битве двух цивилизаций. Тем более, что агрессорами являются трисоляриане и земляне имеют полное право сопротивляться всеми возможными (и невозможными) способами.

Автор придумал довольно оригинальный подход к решению этой непростой задачи в условиях, когда любое действие учёных Земли находится под наблюдением враждебных нам сил. И основным событийным наполнением романа стали описания разных подходов неких специальных людей, назначенных для решения непростой задачи сопротивления и победы.

Понятное дело, что возни было много, а толку — пшик… ну, или почти пшик. А решение нашлось совсем в неожиданном варианте.

Но всё-таки для меня этот неплохой роман, как и первая книга цикла, не стал чем-то особенным — мне показалось (возможно, что именно показалось и на самом деле это не так), что он (роман) слишком растянут и затянут. Ясен пень, что автор стремился накрутить интригу и накачать напряжение в читателе, но вот это ощущение некоей тяжеловесности осталось — по моему сугубо субъективному мнению книга оказалась с утяжелителями, которые вполне можно было бы снять.

Отслужил солдат службу ратную...

Люблю вот такие средневековые истории. В особенности, если они написаны колоритным и вместе с тем довольно простым литературным стилем — это как с солью или приправами при приготовлении пищи — и недосол и пересол явственно чувствуются и сказываются на вкусности блюда, а если всё в меру, то просто вкушаешь вкуснотень и блаженствуешь. В этой книге как раз всё в меру и потому вовсе не задумываешься о литературных особенностях книги, а просто погружаешься в средневековый антураж и вместе с главным героем пытаешься выполнить запрос местного феодала.

При этом автор вовсе не стремится представить нашего отставного солдата этаким рэмбо-крепким_орешком — Яр то и дело получает люлей, ушибы и травмы, и даже ранения. Однако многолетний военный опыт помогает ему выстроить взаимоотношения и с селянами, и со стражей замка, а успехи в поимке неких замогильных существ и вовсе превращают его в человека слова и дела. Он обрастает дружескими связями и полезными знакомствами, приобретает более-менее верных слуг и товарищей и уже совсем близок к выполнению поставленной перед им задачи.

Однако автор вовсе не хочет заканчивать всё хэппи-эндом, тем более, что перед нами только начало целого цикла и нашего героя ждут новые приключения. А поскольку книга читателю понравилась, то значит эти новые приключения Ярослав Волков будет совершать не в одиночку, а в компании не только со своими соратниками, но ещё и вместе с читателем.

А могло бы быть совсем иначе

Восемь годочков тому обратно читал эту историю, а вот теперь решил повторить пройденное уже в формате радиоспектакля — постановка Григория Козинцева 1956 г. в исполнении актёров Ленинградского академического Театра комедии. Поскольку труппа питерская, то знакомых актёрских имён нет ни одного, что добавляет своего колорита — ведь популярные актёры зачастую тащат на себе отпечаток уже сыгранных ролей, знакомые интонации и прочие индивидуальные особенности, а с незнакомцами всегда есть доля интриги.

А центральная мысль осталась прежней — стоит ли всегда добиваться знания всей правды? Может быть, иногда незнание всего и вся сохраняет и мир (во всём мире) и добрые отношения, и имидж хорошего человека, и дружбу-любовь, наконец, даже жизнь? Где граница просто лжи и лжи во спасение? Тем более, что срывая маски с других, ты всегда должен помнить о том, что в таком случае непременно найдётся и для тебя самого срыватель маски, открыватель шкафа со скелетом и правдолюб-принципиал.

И маленькая реальная история (имена изменены): мои друзья рассказали — довольно много лет тому назад Юля обнаружила в прихожей на вешалке деталь дамского нижнего белья, причём не своего, а супруг Коля на её вопрос «Чьё это?» спокойно ответил «Юля, ну ты же умная, придумай сама». На том конфликт умер не начавшись. До сих пор дружно и весело живут во взаимной заботе и любви.

Без названия

Решил пройти вдоль творчества Виктора Астафьева и потому взялся за перечитывание некоторых его произведений. Тем более, что с предыдущего прочтения времени прошло уже немало и многое успело подзабыться-подвыветриться.

Насколько можно понять из контекста, это зима 1941-42 гг (в одном из разговоров упоминается о том, что наши под Москвой дали немцам прикурить каким-то огнём — надо полагать, «катюша» имелась ввиду). Холодная и голодная первая военная зима. А сибирская зима и того паче редко бывает «тёплой». И молодой семнадцатилетний паренёк-ФЗОшник отправляется по зову своей тётки в родную деревню. Путь неблизкий для пешего паренька, часть дороги проходит едва ли не по бездорожью, а тут ещё запуржило-заметелило — не пропасть бы ненароком, а то ведь пальтишко на «рыбьем меху» да ботиночки не слишком пригодны для сибирской зимы.

И вот по ходу своего студёного пути паренёк вспоминает разные разности из своей пока что ещё немудрёной жизни, симпатии и ФЗОшное бытие. Эти мелкие детали пацанской полуказарменной жизни много о чём говорят читателю из наших поздних времён, а когда повествование переходит в другие, уже не путевые встречи и разговоры, в домашние семейные беды и хлопоты, то и вовсе начинаешь чувствовать себя сидящим за одним столом с нашим героем и его племяшками, слушающим нехитрый горестный рассказ тётки Августы, а потом идущим на вынужденную охоту со стареньким ружьишком и вымещающим всю злобу на обстоятельства на старом диком козле…

А где-то далеко-далеко гремит война, и люди убивают друг друга, и нашему пареньку вскорости предстоит отправиться туда, в эту гремящую кутерьму смертоубийства…

Повесть слушал в исполнении Дмитрия Назарова (да-да, того самого) — отличная начитка и великолепно дополненный разными мелодиями и шумами звукоряд, и возникает такое мощное ощущение русскости и своей причастности к этой русскости, что понимаешь, что только такой мастер русского слова как Виктор Астафьев и мог написать книги такой проникновенности и силы воздействия. И не понимаешь, как после чтения таких книг можно перестать быть русским — как это сделали некоторые… Но это уже совсем другая, непростая и болезненная тема...

Ну, Дина Ильинична, я Вам этого не забуду!

На самом деле мы имеем дело не с трилогией, а с одним большим романом под общим названием «Наполеонов обоз». Ведь нельзя же считать отдельными книгами каждую из четырёх частей толстовского романа-эпопеи «Война и мир» — так и здесь, ни одна из книг трилогии не является законченной историей и читатель, начав однажды читать «Рябиновый клин», не сможет прервать чтение и уйти от книги — судьбы героев не закончены и за бортом остаётся много интересного.

Вот с такими мыслями я и начал чтение третьей части этого триединого романа. И тут Дина Рубина остаётся верна себе — она то даёт нам актуальное для героев романа время и мы наслаждаемся гармонией отношений Надежды и Аристарха и радуемся происходящему между ними, то ведёт нас по событиям их судеб, имевших место быть до их новой встречи, и мы потрясаемся прожитым и пережитым ими обоими.

А под конец автор и вовсе задирает приключенческую планку на высоту, годную для взятия только опытному прыгуну с шестом, и читатель, по сути, испытывает и катарсис, и чувство хинной горечи — такие финальные ходы придумала (или подсмотрела?) Дина Рубина.

Всё это мастерски выписано филигранно отточенным русским литературным языком и доставляет читателю высочайшее наслаждение ещё и от самого процесса чтения. Насоветовал книгу супруге и надеюсь, что она оценит мастерство Дины Ильиничны.