Португальскую литературу я практически не знаю. Попроси без раздумий назвать имя португальских кровей писателя, так разве что Камоэнс всплывёт с перепугу, и всё... Пустыня. Так что книга в этом смысле пришлась весьма кстати. Зато теперь могу смело утверждать, то у испаноязычной литературы есть своё особенное собственное пиренейское лицо (да знаю я, что Испания и Португалия разные страны, и что испанский и португальский языки не совсем похожи). Наверное всё дело в том, что и Испания и Португалия территориально-географически близки, ибо находятся на одном и том же европейском полуострове и соседствуют. А географическая близость порождает сходство внешних условий жизни этих народов, и, соответственно, сходство и близость их культур и литератур.

И вот как раз это-то географическое общее испано-португальское место автор и отправляет в своеобразное плавание по просторам Атлантического океана — Пиренейский полуостров решительно отмежёвывается от остальной континентальной Европы и, разорвав все кабели и провода, подобно каменному «Кон-Тики» плывёт, плывёт, плывёт... Вместе со всеми (ну, или почти со всеми) своими народообитателями и полуостровожителями.

Понятное дело, что событие это является не просто неким фантастическим допущением, на основе которого автор раскручивает маховик сюжета, но ещё и аллегорической картиной — по крайней мере такие мысли в голову во время чтения неизбежно приходят. И когда Сарамаго упоминает и покидаемой европейской семье народов и об отделении испанцев и португальцев от всех прочих европейцев, то сразу предполагаешь, что автор имеет ввиду гипотетический выход этих государств из Евросоюза со всеми вытекающими отсюда последствиями. И подтверждением этого предположения могут являться те описываемые и рассматриваемые в книге картинки широких социально-политических волнений, охвативших самые разные страны материковой Европы, — волнения охватывают самые широкие народные массы в разных странах, и народы дружно скандируют и пишут лозунги «Мы тоже иберийцы!» — анархистские и антиглобалистские тенденции явно плещут через край. Куда как более живая, волнующая и беспокойная тема на фоне последних событий мировой и европейской истории...

Можно рассматривать эту книгу и как некую модель вот такого своеобразного постапокалипсиса — не менее сильные социальные волнения и великие переселения народов происходят и в пустившихся в путешествие странах, в Испании и в Португалии. И хотя никаких особых катаклизмов и всего прочего, состоящего из глада, мора, войны и смерти, в книге не происходит, тем не менее постапокалиптические странички тут явно имеются — многие люди срываются с насиженных мест и перемещаются как по просторам родного теперь уже острова, так и выезжая за его пределы; .мародёрствующие шайки маргинального сброда активизируются и играют всё большую роль в жизни полуострова; ну и прочие разные движухи и житухи...

Но чтобы не было скучно и оторвано от жизни, автор выводит несколько главных героев книги. Сначала это просто двое мужчин и одна женщина, которые по воле автора непонятным и полумистическим образом фактически становятся виновниками этого мирового тектонического и геологического происшествия (типа мышка бежала хвостиком махнула, тут Кащееву яйцу и смерть пришла). А потом компания странствующих по плывущему в Атлантике Пиренейскому полуострову (и потому фактически ставшему уже островом) постепенно увеличивается, к ней присоединяются некоторые животные и происходят разные удивительные, но вполне вероятные события.

Читать всё это дело совсем не скучно, разве что нужно немного привыкнуть к своеобразной писательской манере Сарамаго.

Как здорово, что благодаря интернету отыскались ещё одна не прочитанная повесть давно любимого и почитаемого автора! Написанная почти полвека назад повесть о путешествии с моряками-рыболовами на траулере куда-то на просторы Индийского океана читается на одном дыхании и с непреходящим интересом. При этом книга совсем не выглядит как производственный роман, да и не является наша повесть таковым. Скорее это путевые жанровые зарисовки и портреты соплавателей; простых моряков-рыбарей здесь встретим мы меньше, а вот зато судовая интеллигенция и комсостав у Санина названы едва ли не поимённо. И дело не в небрежении Владимира Марковича или в пренебрежении им простым братом-моряком. Просто для того, чтобы картинка этого трудового и производственного вояжа получилась максимально выразительной и насыщенной привлекательными с точки зрения автора (и читателя!) моментами и эпизодами, Санину потребовались самые выразительные и колоритные личности из самых разных корабельных страт, самые характерные и яркие эпизоды и самые значимые и выгодные моменты.

Отличительной чертой прозы Санина является высокая насыщенность его книг выверенным, мягким и с прищуром юмором, любовь или как минимум дружеская приязнь к своим героям, самоирония, и отсутствие всякой позы, или тем паче какого-либо осуждения; от его повестей так и веет чистым человеческим теплом, страницы книг буквально лучатся светом и жизнелюбием. А некоторая романтизация и людей и профессий, о которых пишет Санин, абсолютно понятна и объяснима — герои его книг не забулдыги с большого бодуна, а полярники и моряки, пожарные и горноспасатели, учёные и работяги-тягачисты — и всегда это хорошие надёжные крепкие честные парни всех возрастов и званий, люди, с которыми хочется быть рядом и дружить. И наверное дело не в невероятном везении Санина, которому сплошь и рядом попадались только героические основательные люди, а дело в том ракурсе, с которым всматривается Санин в этот мир, и ужасно хочется после чтения его книг встать точно в ту позицию, в которой находился автор, и смотреть на мир и людей санинскими мудрыми глазами...

Эта книга заняла второе место в финале отечественной литературной премии «Большая книга» за 2009 год. Получившую первое место (и заодно приз зрительских симпатий) «Журавли и карлики» Леонида Юзефовича я тоже уже читал — книги вполне на равных. Разве что у Юзефовича чуть полегче язык. Но по мощи воздействия книги вполне сравнимы, они примерно одного уровня. И при всём при том обе эти книги странным образом перекликаются, точнее притча от Юзефовича полностью применима и к детективу от Терехова.

С фабулой всё предельно просто — некая частная негосударственная и некоммерческая структура в составе небольшой группы заинтересованных товарищей пытается расследовать громкое убийство, бывшее в самом центре, в самом сердце Москвы, на Большом Каменном мосту 3 июня 1943 года. Убийца — пятнадцатилетний школьник Володя, сын министра самолётостроения (наверное трудно преувеличить и переоценить значение и значимость этой отрасли в переломные военные годы и соответственно самого министра, товарища Шахурина). Погибшая — одноклассница убийцы, его приятельница и «дама сердца» Нина, дочь советского дипломата Уманского. Официальная версия — любовная история, юношеский романтизм и шизофренический максимализм, нежелание расставаться с любимой (Уманские должны уехать в Мексику, куда отец назначен послом). Говорят, что император, узнав обстоятельства дела, назвал этих детей «волчатами»...

Однако имеются сомнения, что всё было именно так, как официально объявлено властями и следственными органами. Тем более, что уже тогда, по горячим следам, были те, кто считал, что настоящий убийца остался безнаказанным. И потому — расследование.

Кстати, так и непонятно, откуда происходит интерес к делу участников этой «следственной» группы? Конечно какой-то ввод в тему прописан в самом начале, но ведь там почти сразу всё оказалось пустышкой и блефом...

Равно как и непонятен источник доходов членов оперативно-следственной группы — вроде как ничем другим особо никто не занимается, но сотенные долларовые купюры и евровые пятихатки в тексте периодически мелькают, да и просто перемещения членов группы по стране и за рубеж недешевы.

До конца не ясно, кто заказал это самое расследование. Тем более, что внятного и однозначного ответа на поставленные в начале следствия вопросы так и нету, есть лишь только вновь открывшиеся свидетельства и обстоятельства, и разные их толкования. И многое дожато что называется «на косвенных», и потому неоднозначно и расплывчато. Хотя всё равно линия расследования, линия детектива и важна и интересна даже сама по себе, вне связи и зависимости со всеми остальными смысловыми и ценностными линиями.

Но наверное важно в книге не само расследование. Скорее важно погружение в саму политическую и социально-бытовую атмосферу того времени, причём именно в этих слоях общества. А слои уже самые высокие, практически третий считая от самого верха пирамиды власти. Наверху Император Иосиф Единственный, чуть ниже Молотов, Ворошилов — те, кто с императором на «ты» и «Коба», а дальше уже прочая известнофамильная «мелочь» — Литвиновы и Громыки, Берии и Маленковы, Шейнины и Микояны — вот в какие круги приводит нас расследование, вот где мы очучаемся в результате этой весьма добротной и практически к концу расследования пошаговой реконструкции событий шестидесятилетней давности. И все эти детали и мелочи политической и властной кухни, а также нюансы быта и отношений, все эти скрытотайные страсти и пороки, вся эта не показываемая обычным людям движуха власти и взаимосвязей представляют особый интерес. Потому что Терехову удалось в этой книге смастерить своеобразные Часы Истории в прозрачном корпусе, где видны все крутящиеся шестерёнки и вертящиеся колёсики, делающие своё историческое «тик-так».

Крайне интересны фигуры наших оперативников. Начиная с самого главного героя Александра Васильевича, бывшего офицера КГБ-ФСБ, включая его коллег, мастеров сыска и следствия — Александра Наумовича Гольцмана, Бориса Миргородского, Алёны Сергеевны — и заканчивая последней секретаршей Марией. Всё это далеко не однозначные личности, колоритнейшие фигуры, характерные и наособинку, со всеми тайно-явными метаниями и страстями, увлечениями и пороками, любовями и болезненными их суррогатами, с кисломолочными брожениями в разных слоях московского общественного бисквита... Да ещё с учётом того, что всё это происходит ещё в девяностые с переходом в начало третьего тысячелетия.

Впрочем, все остальные действующие и бездействующие, злодействующие и злоумышляющие персонажи книги тоже колоритны и материальны. Как-то зело хорошо Терехову удаются даже набросочно обозначенные герои, как-то умело он расставляет и соединяет немногочисленные но точные слова-характеристики.

Кое-какая показано-рассказанная внутренняя кухня расследования, некоторые порой весьма редкие и даже уникальные специфические приёмы и методы ведения следствия, а также способы оказывания давления на разного рода объекты-субъекты расследования для выдавливания интересующей информации добавляют интереса и остроты событийному ряду. А особенный, мастерский и фирменный тереховский язык не дадут читателю заскучать ни в каком месте восьмисотстраничной с гаком книги.

Авторская манера письма совсем непроста и непригодна для беглого чтения. Терехов вовсю пользуется недосказаниями и намёками, методом аналогий и гипербол, заставляя читателя многое додумывать и допонимать самому, без помощи Автора или книжных персонажей. Некоторые моменты лично для меня так и остались непрояснёнными, кое-какие нюансы я так и не понял, типа (условно говоря) «откуда приехала бабушка» или вот фамилия одного из важных персонажей Хххххххх — кто скрывался за всеми этими косыми крестиками, превратившимися для меня в нолики? Но эти затруднительные места только добавляют азарта, мобилизуют читателя, заставляя его сосредоточиться на нюансах повествования с бОльшим вниманием.

PS Действительно какое-то особенное место, это Большой Каменный мост. Вот и Немцов сегодня тут же лёг...

Оценка этой книги по ходу чтения менялась несколько раз. Начиная от примерно 4,5 за первые две главы, потом скатилась до 3 в центре повествования, и вспыхнула Новой звездой в последней коротенькой главке. Перевернувшей всё с ног на голову. Поменявшей саму суть и сам смысл повествования. Превратившей книгу из простого мелодраматического бытописательного жанра в совершенно другой, острый и многими любимый (специально не буду писать во что превратилось содержание дабы сохранить интригу для любопытствующего читателя!). И эта пятизвёздочная оценка так и останется у книги.

Хотя и в самом деле сначала почти ничто не предвещало такой судьбы у этого небольшого романа. Сельская канадская Америка начала XX века. Маленький городок, простые нравы, простые люди, главный герой совсем ещё мальчишка школьного возраста. И другие жители городка, живущие своей полусонной полувялой жизнью. Пока однажды одно скандальное происшествие с женой баптистского священника не всколыхнуло общественное мнение. И не соединило навсегда судьбы этой женщины и нашего будущего героя.

В романе прослеживается его жизнь на протяжении десятилетий вплоть до конца 60-х. Вместе в ним мы вырастаем, участвуем в Первой Мировой, работаем и живём, и вместе в ним же ищем разгадку некоторых странных и едва ли не мистических происшествий, которым он был свидетелем и непосредственным участником. Параллельно неторопливо раскручиваются судьбы его земляков и однокашников, друзей и приятельниц, и читать всё это совсем не скучно, хотя и не захлёбисто. Но автор видимо тонко чувствует читательский настрой и энергетику книги, потому что не особо рассусоливая приводит всё повествование к острому и совершенно неожиданному и непредсказуемому финалу.

Твёрдое пять! И столь же решительное и твёрдое намерение прочитать оставшиеся две книги этой Дептфордской трилогии.

Очень добротный постапокалипсис. В смысле добротно проработанный, не ограничивающийся в сюжете жуткими перипетиями и кроваво-красочными живописаниями прямых столкновений людей с неорганизованными шайками зомбей, но прорабатывающий вероятные сценарии развития ситуации в самых разных местах и вариантах, причём как на оперативно-тактическом, так и на стратегическом уровнях, и заканчивая уже всепланетным масштабом. Очень удачным считаю то, что автор не вывел какого-нибудь единичного крепкого орешка главного героя-супермена, который по мере раскручивания сюжета спасал бы беспомощное и дураковатое человечество от бессмертных монстров. А представил широкую картину борьбы пусть и разъединённого человечества с мировой угрозой — вначале картину поражения людей, а затем сначала нулевой период противостояния угрозе, и потом уже активную наступательную фазу планомерного противодействия и ликвидации.

Сюжетно книга построена как серия рассказов разных людей из разных стран-континентов, соответственно перед читателем возникают довольно последовательно все стадии этого апокалиптического и постапокалиптического происшествия. Начиная от первых «заболевших» и заканчивая последними стадиями выживания и всемирной войны с чудищами.

Автор не указывает нам виновника катастрофы, можно предположить, что это военные, но не однозначно. И в контексте книги это обстоятельство не очень важно знать, как всё начиналось, потому что автору было важнее проследить разные сценарии, причём постараться сделать это с максимальной достоверностью, одновременно следя за тем, чтобы книга оставалась в нужной мере приключенческой и увлекательной.

Что же, как по мне, так автор со всеми этими задачами справился — читать было интересно, читать было познавательно, читать было...

Немного улыбнуло, что конечно же центром спасения мира стали США и Президент, но с учётом национальности автора это и в самом деле естественно. Обратила особое внимание и вызвала вполне серьёзные раздумья глава, в которой рассказывается о Южноафриканском плане — просто потому, что в этом месте автор написал о довольно важных и принципиальных вещах, которые реально используют некоторые современные государства. По крайней мере иногда создаётся полное впечатление, что используют и применяют...

Замечательная по интересности, увлекательности, глубине проработки деталей, разнообразности сюжетных ходов, привлекательности персонажей и героев книга. Читать вам и не перечитать!

Вообще книга ошеломительная. Причём в любой своей стадии чтения, в любой фазе развития сюжета. Начинаешь читать сначала как подростково-юношескую романтическую историю, переживаешь за всякие соблазны, встающие перед Никой и её друзьями-одноклассниками, и поневоле тащишь сюда свои собственные девятиклассные воспоминания... и радуешься за неё, когда она проскакивает мимо этих «ухабов и рытвин» в лице всяких ловеласов и донжуанов, стиляг и фарцовщиков. Вместе переживаешь чувство первой влюблённости и вызревание Любви... и начинаешь недоумевать, что же там автор припас во второй половине книги, коли тут всё вроде как-то определилось и устаканилось.

Но ведь никогда не бывает настолько хорошо, чтобы было всё время хорошо — всегда вмешается какое-нибудь «плохо» и сделает всё плохо, непросто, заковыристо. И гонят автор и вместе с ним сюжет нашу Нику-Веронику-Лягушонка-Никион по ухабам и кочкам жизни так, что впору караул кричать... И заканчивается Детство.

Автору крепко удались персонажи — каждый с характером, с изюминкой, со своим разговорным слогом, с привычками и ценностями, с внутренним миром и Поступками. Причём и положительные герои и отрицательные написаны с необходимой, но не чрезмерной степенью привлекательности, так что не всегда сразу поймёшь, что же хорошего или нехорошего в этом «плохом хорошем человеке».

Автор сумел-таки не свалиться ни в амикошонство, ни в назидательность или нравоучения, хотя возможностей и поводов у него хватало. Да и читателя подвести к тому, что «не судите, да не судимы будете» он сумел тонко и точно.

Хорошо, что автор оставляет открытым финал книги, хотя не без надежды на надежду — откровенная хэппиэндность тут явно была бы лишней. Потому что в реальной жизни ведь никогда нельзя поставить точку, разве что когда уже остаются только пластмассовые веночки-цветочки на холмике земли.

Книга в большей степени ориентирована на молодую читательскую аудиторию, хотя отнюдь не исключительно на старшие классы средней школы советских ещё времён, как может сгоряча показаться. В принципе интересна она может быть на любой читательский возраст, другое дело что люди, исповедующие нигилизм и пофигизм, найдут тут возможность вволю погорлопанить и пометать икру, ну, да это уже их личное дело.

Однозначно возьмусь читать другие книги автора, тем более, что некоторые истории имеют в них пересечения в разных временах и обстоятельствах. В том числе и с героями или эпизодами «Киммерийского лета».

Действительно далёкие годы. Более столетия отделяет нас теперь уже от событий, о которых пишет в книге Константин Паустовский. В первой из шести задуманных и написанных им автобиографических книг.

Повесть написана языком рассказчика. В том смысле, что во время чтения совершенно не задумываешься над тем, что ты читаешь книгу — так и кажется, что на самом деле ты просто слушаешь рассказ. Достигается это тем, что русский литературный язык, которым написана книга, чрезвычайно бытовой и повествовательный. В нём нет ни вычурностей, ни многомудростей, ни чрезмерно философских велеречивостей, ни изысканно красивых оборотов (так порой и хочется написать обормотов...) речи, метафор, гипербол и всего прочего литературного. Применение всего этого литературно-писательского инструментария зачастую украшает письменную литературную речь, но столь же нередко и отягощает её, делает такой переусложнённый язык чрезмерно специальным, специфическим, технологичным, искусственно выведенным — как овечка Долли. Иногда такая чрезмерная литературность автору и книге идёт, — и тогда мы говорим о собственном авторском стиле, — но часто книга становится тяжким бременем для читающего её.

Паустовский как раз относится к числу тех маститых и мастеровитых русских авторов, который всегда выступал за избегание искусственности в русском литературном языке. В его книгах, и в этой в том числе, практически невозможно найти что-то чрезмерное литературное специальное— если на улице смеркалось, то именно это слово он и употребит. Казалось бы такое строгое и требовательное отношение к собственному писательству делает книги Паустовского скучными, малообразными, мелкими и некрасивыми. Но думать так будет величайшей ошибкой, потому что в том-то и мастерство Писателя, в том-то и весь его гений, что искусно и мастерски сложенная из простых словесных кирпичиков книга и прочна, и устойчива ко всяким литературным сейсмическим колебаниям, и к придиркам любых изощрённых критиков и критиканов, и красива, гармонична и притягательна.

Говорить что-то по содержанию книги особого смысла нет, потому что можно легко свалиться в пересказ ключевых моментов книги или биографии Паустовского, но ведь всё это лучше узнать непосредственно из уст самого рассказчика и автора. Можно только сказать, что вот если бывают великолепные книги о детстве и юности мальчишки или девчонки, которые читаешь взахлёб и с полным погружением, то эта книга как раз к таким и принадлежит. Отчего удовольствие от чтения двойное.

Юрий Буйда продолжает радовать. Причём словечко «радовать» отражает конечно же совсем не ту гамму чувств и отношения к книге, которые спровоцировало, вызвало и пробудило чтение. Потому что как можно радоваться чему-то жутко горькому, безумно огорчительному, безгранично распущенному, неизлечимо больному, фотографически точному и документально бесстрастному, как запечатленная равнодушным фотообъективом картина кровавого убийства или унизительного надругательства. Когда человеческие тела бесстыдно обнажены и распластаны в самых выпотрошенных позах, когда любовные страсти превращаются в полуживотные соития и содрогания; когда вынимается самое нутро и рассматривается на холодном глазу, когда...

Но это только кажется, что глаз у Юрия Буйды холодный и равнодушный. Потому что вот уже четвёртая его книга переходит в категорию прочитанных, и с каждой новой его книгой крепнет убеждение, что Буйда для того только и показывает нам картины нашего же мерзейшего хамства, нашего же запустения и в жизни и в мыслях и в чаяниях наших, нашего же растления и убожества, чтобы прочитав мы сами же и возмутились самими собой, и восстали бы сами на себя, восстали яростно и решительно, как восстаёт последний защитник осаждаемой крепости...

По своей сущности этот сборник рассказов с говорящим... с кричащим названием «Жунгли» очень близок к сборнику «Прусская невеста». И многие авторские и фирменные буйдовские приёмчики повторяются и здесь, в «Жунглях». И стиль немагического ареализма тот же самый. И персонажи изрядно похожи и составляют с «прусскими» персонажами одну мерность, одну человеческую массу, одну изъязвлённую плоть одного общего понятия — МЫ...

Хотя этот роман не имеет авторского посвящения, вполне можно считать, что посвящён он Сергею Есенину. Потому что уже с самой первой строчки фигура Есенина всплывает в тексте и так и остаётся ведущей и самой яркой. Несмотря на абсолютную автобиографичность Мариенгофу удалось сохранить высокохудожественный стиль всего повествования. Так этот роман и читается — как автобиография самого Мариенгофа, но и как художественная книга о себе, о своём друге и почти что брате и единомышленнике Есенине, о тех смутных и кипяще-пузырящихся временах, о семи годах жизни с 1918 по 1925 год.

Множество мелких и казалось бы незначительных деталей и эпизодов дружеских отношений, яркие и сочные картинки быта, кусочки творческой жизни самых разных известных людей — всё это складывается в реальное и отнюдь не агиплакатное полотно жизни в те «интересные» времена. Причём полотно самое свежее — роман закончен в 1926 году!

Первое, что приходит на ум — посмотреть ещё на раз на обложку книги, вдруг там опечатка и книга на самом деле написана Жоржом Сименоном…

Книга мастерски выстроена по композиции. Сначала резкий и острый событийный ввод в сюжет — чтобы сразу было горячо! Затем долгая, на половину книги, психотриллерская по сути и наполненная событиями и эмоциями автодорожная тема. С невнятными по мотивации поступками главной героини мадемуазель Дени, с непонятными ни ей ни читающему эту книгу странными событиями из разряда дежавю. И сам вместе с Дени погружаешься вот в эту атмосферу безнадёжного хаоса, в этот ужас непонятки, в это состояние недоумения и крайнего сомнения — неужели это всё это и в самом деле было со мной!..

И только потом, на перевале, книга превращается в детективную криминальную историю (не теряя при этом ни на йоту своего драматизма и психологизма!) — появляется событие преступления, появляются результаты преступления, появляются какие-то причинно-следственные взаимосвязи между уже пережитым нашей героиней и вновь проживаемым и переживаемым. И всё равно всё остаётся в непонятности и неизвестности, хотя какие-то гипотезы ты вместе с Дани выдвигаешь и опровергаешь, ищешь и отбрасываешь невероятное, и вновь возвращаешься к отброшенному и невероятному… в общем всё, как и положено в добротном детективе!

Финал книги довольно удачно сделан автором и неожиданным и одновременно предугадываемым. Потому что автора (и читателя) уже больше привлекает не сам криминальный событийный ряд, а психологическая подоплёка случившегося и происходящего.

Себастьену Жапризо чрезвычайно удался психологический портрет главной героини — мадемуазель Дени вышла у него объёмной и тёплой, весьма обаятельной и немного поругиваемой и осуждаемой, чуточку блондинкой и вместе с тем целеустремлённой и расторопной особой. С историей жизни и любовями, со скелетами в шкафу, с непоследовательностями и одновременно с сильным характером, который при ударах судьбы только твердеет и крепнет. Дени вышла у Жапризо очень достоверной!

Не менее интересны и другие действующие лица этого детективно-психологического триллера. Причём как откровенные негодяи и авантюристы, так и положительные герои. А хитроумный ход, сделанный автором в самом последнем абзаце, в самом последнем предложении, заставляет читателя только укоризненно-восхищённо качать головой и изумляться изящному остроумию мастера пера.

Читал повесть, а в голове рефреном крутилось «что-то это мне напоминает... как-то это мне знакомо...». А потом сообразил — книга Стейнбека очень похожа на стилистику книги моего любимчика из современных русских авторов Юрия Буйды «Прусская невеста». Похожа не сюжетно, но схожа именно авторским подходом к теме, авторскими приёмами, авторскими изюминками, авторским отношением к героям повествования...

Основной темой этой своеобразной и своеобычной повести является проблема «маленького человека». А маленький человек, он ведь везде маленький, хоть в заатлантических североамериканских штатах, хоть на самом крайнем западе России (это уже у Буйды). И очень непросто написать яркое и наполненное смыслами и чувствами книжное творение про такого вот маленького человека — со всеми его маленькими радостями и горестями, лепостями и нелепостями, любовями и расставаниями, авральной работой по гудку консервной фабрики-завода и днями безделия и неги... С раздолбайством бродяг и маргиналов и с их же нелепой и нескладной жаждой сотворить добро доброму человеку — в тех формах добра, как они его понимают. И с долготерпением философа по жизни, мудреца и добряка Дока, сумевшего понять всю искренность чувств и чистоту намерений жителей этого странного полугородка — пригорода Монтерея, что в Калифорнии, с полуназванием Консервный Ряд...

Настоящая книга о настоящей Америке!

А ещё зацепило послесловие к этому изданию, где рассказывается, как Стейнбек написал свой знаменитый роман «Гроздья гнева», и как отреагировало на его появление американское общество — от полного неприятия, отрицания и отторжения описанных в романе острых фактов, до слушаний в американском сенате вопроса о положении сезонных рабочих в Калифорнии... Есть чему поучиться, однако... Вот бы и у нас иной раз реагировали на прочтённую книгу на уровне сенаторов и нардепов...

Великолепная повесть, автора беру в чтение...

С Кутзее я был знаком только по одной прочитанной его книге, по «Бесчестью». И потому некоторые предвкушения и представления у меня были. Что ж, и ожидания и примерные прикидки оправдались, очень сильная повесть.

Притчевый язык повествования является только одной его привлекательной стороной. А помимо этого Кутзее ещё довольно глубоко проникает в личность главного героя, старого провинциального судьи. Причём в этом контексте то, что он судья, более второстепенно, чем определение «старый». Старый, ну или старящийся мужчина — это совсем особое состояние. И Кутзее, как и в «Бесчестье», довольно глубоко и довольно точно раскрывает все потаённые уголки сознания этого человека, и его страхи, и поведенческие моменты, и нюансы старящейся возможности и способности любить (не только в плотском физиологическом смысле), и ситуации выборов в его отношениях с молодой понравившейся ему женщиной из чужаков, из варваров...

Вторая важная составляющая повести — это отношения Империи в лице её верных слуг и управленцев (Полковника, всех прочих военных) с некими полуабстрактными варварами. И вот эта готовность мучить и терзать пленников империи только потому, что они являются варварами (в представлении имперских чиновников и военных), и вообще вот это стремление Империи непременно подавить любого находящегося в её пределах, подавить и заставить жить так, как хочется Империи и как хочется её мелким служителям-Полковникам, сержантам/капралам, да и просто солдатам... И понятно, что раз это притча, то и Империя это уже как образ, и варвары тоже как понятие собирательное. Только вот вполне понятно, что настоящими Варварами будут как раз вот эти Имперцы и сама Империя...

И Кутзее даёт очень дельный и толковый рецепт по выживанию в этой вот ситуации тесного соседствования людей и племён с такими разными культурами... Жить рядом не мешая друг другу и просто торговать, просто обмениваться и просто уважать право Другого быть Другим...

И никакого Прогрессорства сверху вниз! Иначе... почти все мы смотрели «Аватар»...

Несмотря на небольшие объёмы, книга Воннегута вобрала в себя и довольно плотно уложила несколько смысловых слоёв.

Понятно, что первое, что приходит в голову — проблема ответственности учёных за свои открытия, а изобретателей за свои изобретения. Конечно, прав один из книжных персонажей, восклицая «Что бы мы /люди/ не придумывали — получается оружие».

Обязан ли учёный или изобретатель просматривать и предугадывать весь возможный спектр применения своего открытия-изобретения? Несёт ли он ответственность за то, что плоды его творчества превращаются в главное пугало для всех и машину для уничтожения многих? Должен ли он прятать все следы своего научно-изобретательского креатива в случае, если сам уже видит и предполагает возможные варианты оружейного и военного развития событий? Имеет ли он право брать на себя ответственность за «смерть» какого-нибудь своего открытия-изобретения потому, что он сам так решил? И остановит ли это авторское умолчание или умертвие научно-технический прогресс — в том смысле, что если чему-то суждено быть открытым и изобретённым, то это непременно произойдёт, раньше или чуть позже…

Боконизм как философско-религиозное течение, единственно исповедуемое всеми на острове-государстве Сан-Лоренцо и официально преследуемое властями. И вот этот образ созданного и одушевлённого Творцом комка глины, сиречь человека, для того, чтобы тот созерцал сотворённый Мир вместе с Творцом, а потом просто опять стал комком глины… Воистину, тут и комментировать нечего, потому что не нами, но нам сказано — «всё суета и томление Духа!»… Понятно, что будучи выдернутым из контекста романа это широко известное и даже ставшее популярным выражение выглядит и звучит попросту банально, но с этим ничего не сделаешь — либо нужно читать книгу, либо верить на слово… Или не верить…

И, конечно же, это совершенно абсурдный и запредельно бессмысленный и жестокий в своём проявлении крайнего эгоизма поступок

Будучи первый раз прочитанной в совершенно раннем подростковом возрасте, эта книга была тогда и воспринята только с точки зрения фантастической идеи существования Льда-9. А вся философско-религиозно-… составляющая прошла мимо. Так что очень вовремя получил напоминание перечесть эту книгу... И переоценить…

Эта теперь уже относительно старая книга известного советского писателя и поэта о русской бытовой и служебной, а также всех видах письменной речи совершенно не устарела в своём основном призыве. Конечно, какие-то частности, детали и примеры, приводимые Корнеем Ивановичем для подтверждения тех или иных своих идей и взглядов, возможно устарели, какие-то его предположения и прогнозы относительно отдельных слов и выражений попросту не оправдались или пришли в негодность, однако сути это не меняет. Потому что книга о главном — о вдумчивом, бережном и ответственном отношении к русскому языку, о соблюдении чувства меры, о формировании чувства вкуса, о самоконтроле, самоограничении и самонаблюдении, в особенности для тех, кто является не просто носителем и пользователем русского языка (каковыми являются все русско думающие и русско говорящие люди), но кто более активно пользуется языком как инструментарием в своей профессиональной деятельности. Это литераторы, журналисты, поэты, литературные критики, лингвисты и филологи, этнографы и культурные работники, конечно же учителя — список этих профессий широк и не конечен.

Книга не только интересна по форме и содержанию, но ещё и полезна для всех нас, тем более, что во времена интернета множество людей стало активно творить слово письменное. Да и современные скорости в словотворчестве и динамики бытового языка, как мне кажется, стали гораздо выше... И потому всегда есть возможность и даже необходимость прикинуть на себя все те критические одёжки, о которых пишет Корней Чуковский. Ибо и канцелярит, и слепое употребление практически уже мёртвых закостенелых словесных формул, и неоправданное никакими вкусами коверкание слов, и неуместные вбрасывания в родной язык иностранных слов (наравне с злоупотреблением архаичными формами родного великого и могучего), и прочие лингвистические и фонетические хулиганства в крайних их проявлениях как минимум бросаются в глаза и ложатся пятном на сердце... А всё, что можно сделать — начать с себя :-)

Эх /вздыхает/, пошёл начинать!

Ох уж эти сказки! Ох уж эти сказочники! (м/ф «Падал прошлогодний снег»)

«Илиада» и «Одиссея» Гомера, шумерский эпос «Гильгамеш», индийская «Рамаяна» и «Энеида» Вергилия, «Песнь о Роланде» и поэма «Беовульф», многочисленные баллады о деяниях Робина Гуда, легенды о короле Артуре с его Круглым столом, русские «Слово о полку Игореве» и «Сказание об Илье Муромце, Соловье-разбойнике и Идолище» и великое множество других эпосов, баллад, сказаний, песен, поэм и од разных времён и народов являются величайшим мировым литературным и культурным наследием человечества с древнейших времён. Для неспециалиста большинство их является просто устаревшими рассказками сказочного и полусказочного характера о событиях либо совершенно придуманных, либо изрядно преувеличенных, романтизированных и героизированных.

Точно так же думал и герой этого романа, молодой студент-дипломник, будущий антрополог и культуролог Джонни. Однако небольшая одиночная межзвёздная экспедиция решительно завернула его убеждения под перпендикулярным углом. Потому что помимо простого бытового чтения/слушания любой эпической баллады можно попробовать внимательно вслушаться и вдуматься в каждое её слово, пытаясь при этом понять истинный смысл спетых слов, фраз и выражений. И тогда за всеми этими мифологическими подвигами Геракла и за приключениями Улисса-Одиссея могут отыскаться совсем уже реальные происшествия и героические события отнюдь не мифического содержания, а вполне реального и материального. А за личностями богов и титанов тоже Некто...

А что именно скрывалось в исследуемом эпосе Народа Звёзд, легко узнать, прочитав этот небольшой — буквально в объёме рассказа — роман.

Вывернутая наизнанку матрёшка событий и закрученная лентой Мёбиуса бутылка Клейна смыслов образовали сложную смесь образно-смысловых редутов, взять которые можно было только при (планомерном штурме) неторопливом чтении.

Томления Духа, брожения Духа, путешествия Души, гостевание этой нематериальной субстанции без спроса в другом человеке, переплетения былого и современного, реального и фантасмагорического; вторые смыслы в сновиденческих и галлюцинаторных лепостях и нелепостях; причудливые трансформации одного в другое, подмена и перестановка — авторский инструментарий в этой книге хитромудр и тонок. Конечно, многое так и осталось вне понимания и вне поля сознания — наверное и вправду эту книгу не нужно напрягаться понимать сразу во время чтения и немедленно после него? Может быть стоит отпустить напряжённую мышцу сознания и оставить роман неспешно плыть в читательском подсознании, в надежде, что вдруг ночью или в предутреннем сне покажется, что ты понял всё потаённое и глубинное, содержащееся в этой книге?..

Буду надеяться...

Конспирология? Да. Постмодернизм? Пожалуй. Политический детектив? М-м-м-м... возможно. Авторский взгляд на события последнего десятилетия российской государственности, на причинно-следственные связи между казалось бы совершенно разными явлениями и происшествиями, на тщательно скрытые и глубоко законспирированные механизмы формирования политической элиты и лидеров высшего ранга? И это тоже верно... Полуфантастические предположения о том, что и как там было на самом деле во время того самого перелома эпох, тысячелетий, президентств и государственности? В общем и это подойдёт...

Громко, взрывоподобно поименованная книга Проханова в своё время вызвала жгучий интерес уже одним своим кричащим нервным яростным названием. А выполненная в стиле хоррора и ужасов обложка и вовсе заклинилась в сознании и в памяти своей мертвящей простотой и отталкивающей привлекательностью. Но и само содержание романа так и написано — на высоком нерве, на натянутой звенящей струне, на яростном оре и митинговой риторике и лексике. И она до беспредела политична и полемична, до крайнего предела однозначна и многооценочна — эта психошокотерапевтическая книга господина Проханова (впрочем с господином в данном случае я, вероятно, погорячился, ибо Проханов явно товарищ).

Те кому сейчас за тридцать, наверняка помнят наши славные 90-е. И помнят их скорее всего недоброй памятью — если конечно не относятся к числу успешно половивших рыбку в мутном российском пруду. Но в книге речь не о рыночно-экономической чехарде. Самая что ни на есть политическая кухня высшего разряда — кухня, на которой варят высших олигархов и их приспешников, на которой валят и берут за фук ферзей и дамок политики, на которой успешно бьют козырных тузов казалось бы простыми шестёрками, на которой играют в бильярд мечеными шарами и краплёными киями. Где в качестве поваров и поварят выступают бывшие генералы МВД-КГБ-ФСБ, а бывших первых и казавшихся могучими фигур политического российского истеблишмента легко выбрасывают в отход подобно сваренной луковице и лавровому листу. Где разыгрываются карты второй чеченской войны и судьбы несчастных домов на Каширке и Гурьянова вместе с их жителями, решаются (и лишаются) карьеры Прокуроров, Мэров, Директоров ФСБ, Премьеров и Президентов...

По разному можно относиться к написанному Прохановым. Только нельзя упрекнуть его в отсутствии литературного дарования — событийный ряд он закручивает с лёгкостью и изяществом математиков Мёбиуса и Клейна, а эмоциями и чувствами читающих управляет подобно опытному маститому жонглёру с десятком взлетающих и падающих в мастеровитые уверенные руки предметов — только в книге это уже не предметы, а Фигуры, причём такого уровня и масштаба, что уже и не называются именами и фамилиями, а просто государственными Функциями и карьерными Местами. Впрочем, фамилии не названы ещё и потому, что всё-таки книга носит полуфантастический и постмодернистский характер и имеет на своём челе отпечаток конспирологии и политического детектива...

Несмотря на свою неоднозначность роман интересен и ярок. Тем, кто интересуется политическими реалиями и играет в политические игры, и вообще может быть очень интересно, и одни станут горячими сторонниками товарища (всё-таки товарища, да) Проханова, а другие его горячечными противниками и критиками.

Кем станете вы?..

Мало кого из людей поколения постарше не взволновала газетная статья об найденных в глубинах заповедной Хакасской тайги людях — целой семье староверов. Фамилия Лыковы очень простая и лёгкая для запоминания, но вместе с тем и ничем не примечательная, чтобы навсегда врезаться в память, но вот запомнилась же с того самого далёкого конца семидесятых, со времён появления первой публикации о этих людях в «Комсомолке». Статьи о них появлялись в этой газете наверное ежегодно, но затем острота информации постепенно сошла на нет, и лично я, например, попросту потерял судьбу последней из рода Лыковых из виду. Прочитанная буквально залпом и запоем книга заставила сесть к монитору и ввести в поисковую строку «староверы Лыковы»...

Конечно во всей этой истории более всего волнует и поражает воображение человеческое упорство по многолетнему (и многозимнему!) выживанию в глухой сибирской тайге. Зимой морозы ого-го!, летом гнус и дикие звери, а полная автономия и абсолютное отшельничество предполагают, что ты напрочь оторван от внешнего мира и не пользуешься никакими внешними предметами и устройствами! Их просто нет, этих самых простых предметов и приспособлений. Как говориться, с чем ушёл в тайгу, с тем и остался. И длится эта отшельническая история более 30 лет (это на момент открытия Лыковых геологами в 1978 году)!

Конечно эти люди всё равно были обречены. Если бы не начали принимать хоть какие-то крохи помощи от внешнего мира, от проклинаемых «никониан», от которых они бежали когда-то в своё полное отшельничество. И наверное немало было таких же религиозных фанатиков, которые подобно Лыковым ушли в глухие скиты да и сгинули там, не встреченные и не открытые никем и никому...

Фанатизм — думаю, что это основное стержневое понятие, на котором держится оставшаяся в тайге Агафья (кстати, в апреле 70 уже исполнится!). И история знает немало разных примеров и случаев проявления ярко выраженного истового религиозного фанатизма самой разной религиозной направленности. И последователи ислама, и христиане всех направлений и течений, и прочие религиозные «правые» удивляют и порой поражают мир проявлениями самых сильных и самых крайних поступков и действий, осеняемых знамёнами, хоругвями и лозунгами своей Веры. И ладно, когда эти проявления носят личный и индивидуальный характер (вот как у тех же Лыковых), но ведь сложность и беда состоит в том, что зачастую фанатики пытаются уволочь с собой в это своё «никуда» других, совершенно далёких от них людей...

Вернёмся к книге. А книга является по своей сути сборником всех тех публикаций Василия Пескова об этой семье. Наверное как-то уже обработанных им же и сведённых воедино в одну книгу, в один не толстый томик. Читается очень легко, язык очень простой и доступный, автор умело пользуется всеми своими журналистскими приёмами и навыками, чтобы интерес во время чтения оставался самый прямой и непритворный. А довольно солидный фото архив является и дополнительным источником информации, и просто любопытно взглянуть в глаза тех, кто упомянут или назван в этой книге.

Слушайте, но ведь какая шикарная пьеса получилась! Очень хотелось бы посмотреть на сцене, ну, в крайнем случае на экране...

При всём небольшом объёме этой детективно-психологической драмы Пристли талантливо и уверенно хватает быка за рога и стремительно выводит скрытые и тайные моменты и эпизоды реальной, непоказушной жизни персонажей на поверхность повествования. При этом зритель/читатель узнаёт всё скрываемое практически одновременно с разными персонажами, от которых те или иные происшествия и поступки героев тщательно держались в тайне — этот фактор добавляет ощущение собственного зрительско-читательского сопричастия к происходящему — пусть не в виде героя, но как незримого свидетеля и едва ли не собеседника. А закольцовка сюжета вообще отличный и неожиданный приём, который встряхивает зрительско-читательскую аудиторию не хуже звука выстрела...

Тем более, что выстрелы в пьесе таки звучат. А всё почему? А потому что верна пословица «Не буди Лихо, пока оно тихо!». Так что вовсе не всегда следует стремиться узнать всё и вся до конца — не факт, что узнанная правда будет краше той «правды», которую вы знали до этого...

К Георгию Маркову и его «Строговым» я подбирался давно. Что б не соврать, так года этак с 2012. Тогда же и скопил его толстые романы и эпопеи. В надежде выделить когда-нибудь для них время, и таки прочитать нечитанное и перечитать уже знакомое и полузабытое.

По стилистике и содержанию этот роман можно отнести к тому же типу, что и ивановские «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов», да ещё «Угрюм-река» Шишкова. Так же автор рассказывает своим читателям историю одной семьи в нескольких её поколениях на протяжении более двух десятков лет. И если у Иванова временные рамки будут пошире, то объясняется это более поздним временем написания книг, потому что Строговы написаны в 30-40-е.

С учётом датировки написания поводов придраться к автору и обвинить его в неумеренной советской патетике и героике найдётся немного. Вообще до середины 550-страничного романа практически никакого эсдековского окрашивания в книге нет — обычные для литературы подобного рода описания становления и жизни небогатой простой работящей семьи. И только потом уже появляются законспирированные большевики и прочие революционеры, и начинается эта политизированная составляющая книги. И опять-таки, ведь из истории России слов не выкинешь, и период этот на самом деле был и события были — и стачки-забастовки, и беспредел деревенских богатеев, и обнищание крестьян в годы I-й мировой, и партизанщина и военные столкновения с карательными отрядами колчаковской армии...

Суть не в этом, а в том, что автор довольно мастеровито и основательно пишет нам быт сибирского крестьянства в начале 20 столетия. Марков создаёт яркие образы как положительных книжных героев, так и отрицательных, да и персонажи второго плана получаются сочные и яркие. Причём и те и другие подаются не готовенькими с пылу с жару, а автор показывает, как происходит вызревание будущего ярого бандита и мироеда, и как из простого крестьянского паренька вырастает убеждённый сторонник советской власти, командир партизанской армии... И наблюдать за этими процессами интересно даже не придерживаясь тех или иных политических взглядов и убеждений, но просто когда видишь, как из яйца, проходя все стадии, вылезает в конечном счёте бабочка... или бледная моль.

Можно по-разному теперь относиться к книгам с выраженной советской тематикой. Однако для объективности — автор сумел вставить в свой роман фамилию Сталин только один раз в самом конце книги, причём довольно бегло и без напора и пафоса. Помните — написано в 30-40-е? И Сталин — всего один раз, да и то мимоходом...

В общем, я ни разу не пожалел, что взялся за чтение этой эпической книги. И читал с увлечением, и мыслебродство в сером вещество продолжается...

Собственно говоря, рассматривать эту книгу в качестве отдельного произведения не совсем правильно, да и весьма часто о ней пишут как о второй книге дилогии «В дебрях уссурийского края». Да и хронологически и событийно она напрямую продолжает книгу «По уссурийскому краю». Так что лучше и правильнее всего читать обе книги подряд одна за другой либо сразу, либо если с перерывом, то непродолжительным — чтобы оставаться в общей энергетике этой своеобразной документально-научно-художественной литературы...

Всё-таки обе книги дилогии не совсем документальны, хотя полностью основаны на совершенно реальных событиях и экспедициях. Просто Арсеньев в интересах задуманной им книги о Дерсу Узала немного изменил время экспедиций, а образ книжного Дерсу всё-таки чуточку собирательный, хотя в основе его лежит реальный человек с точно таким именем — по крайней мере так я понял написанное в сопроводительной статье Игоря Кузьмичёва «Слава доброго человека»...

Сам принцип и основное содержание книги «Дерсу Узала» в сравнении с первой книгой практически не изменилось — читателя по-прежнему ждут описания походов и экспедиционного быта; мы вновь вместе с Арсеньевым будем наблюдать и записывать виды встречаемых растений и обозначать ареал их распространения в уссурийской тайге и на побережье; многочисленные встречи с пернатыми и лохматыми обитателями уссурийских мест привлекут внимание читателя меткими наблюдениями автора книги за поведением и тонкостями их жизни; множество деталей в описании сцен жизни коренного населения этих мест вызовут у читающего если не восторг, то восхищение и удивление и наблюдательностью Арсеньева, и его отношением к представителям туземного населения, и изумление тем, как тонко и точно всё было устроено природой для того, чтобы весь этот уссурийский массив живого — растений и животных, птиц, рыб и людей — мог не просто существовать, но относительно благополучно выживать и развиваться в своём природном естестве.

Но главное всё-таки в этой книге — это фигура и личность вот этого полулегендарного старика Дерсу Узала! Который умел читать тайгу как мы читаем написанное типографским шрифтом, который относился в тайге и её обитателям как к живому существу — вплоть до обожествления и анимирования природных объектов типа рек и ручьёв, не говоря уже о птицах и животных, не зря этот самобытный человек всех их называет одним словом — Люди. Который не раз и не два спас жизнь самому Арсеньеву и благодаря которому все экспедиции с его участием попросту благополучно заканчивались — и это вовсе не переоценка!

Возможно сейчас всё это выглядит примитивно и даже первобытно, но ведь тут же всплывают фамилии Вернадский, Рерих, Гумилёв... Да и просто, разве это не самое единственно правильное отношение к природному миру, частью которого (а отнюдь не хозяевами) мы являемся? И разве смешно вот это отношение Дерсу к сухарным и хлебным крошкам и просто любым остаткам пищи, которые по его убеждённому мнению нужно непременно высыпать в траву или в кусты, а никак не в костёр — потому что другие люди придут и съедят, имея ввиду под словом люди птиц и зверей тайги...

И конечно этот могучий таёжный старик был совсем не приспособлен к жизни городской, конечно он маялся в клетке, в ящике городской квартиры... И конечно он не мог не уйти назад, в тайгу, туда, где он был свободен...

Могучая книга! Вся дилогия могучая!

По сравнению с «Дон Домино» этот роман кажется более реалистичным и менее фантасмагоричным (хотя кто точно и уверенно может провести границу между реальным и сюром!). И событийный ряд вроде бы не вываливается за границы возможного И тем не менее за понятными в целом и объяснимыми внешними событиями, за поведением и действиями героев и персонажей кроются совсем уже своеобразные — я бы их дерзнул назвать психоаналитическими — побудительные мотивы и движки. Которые собственно и составляют всю изюминку этой наполовину достоевской литературы. Потому что поднимаемые автором неподъёмные вопросы и проблемы принадлежат примерно к тому же смысловому и нравственно-этическому ряду, что и в романах Фёдора Михайловича...

Прислушайтесь, вдруг и вы тоже услышите гулкие и одновременно глухие ритмичные удары бьющегося сердца христова...

У Юрия Буйды совершенно точно свой собственный литературный стиль. Отточенный, выверенный, зашлифованный и точный как лазерный прицел. Стиль этот на непривычный взгляд и первую пробу может показаться и странным и непонятным — нечто странное, полумистическое, ирреальное, постмодернистское и сюрреалистическое, ниоткудное и кудыкинское (если попытаться перефразировать в его же, буйдовском стиле ответ на вопрос «откуда и куда?»).

Какой-то разъезд/станция с большим станционным хозяйством и вспомогательными службами, и какой-то странный «нулевой» стовагоный четырёхпаровозный поезд, единственный за сутки и регулярный как восход солнца и крик петуха. И вся жизнь обитателей этой станции/разъезда под номером 9 и состоит только вот в этом служении и обеспечении бесперебойности и неукоснительности соблюдения графика движения этого молчаливого грохочущего чудища-поезда. Странная задача, и никак не объясняемая автором, ни что за поезд, ни что за грузы, ни прочие околопоездные нюансы, ибо основной груз поезда — Тайна! А основная задача всех живуще/существующих — служение этой Тайне, этой Задаче и этой Команде и Цели.

Чушь? Может быть. Но ведь это только поверхность смысла, только лёгкая рябь на поверхности глубокого полуфилософского Смысла этого небольшого по объёму, но ёмкого и глубокого романа. И совсем не хочется навязывать никому своё собственное вИдение смысловых слоёв этого повествования, пытаться раскрывать глубинные тени и образы и вынимать из глубин Сути и Идеи — и потому, что сложно перевести на язык слов то, что теснится в голове, и вдруг другой читатель откроет какие-то свои собственные, непонятые и непочувствованные мной нюансы...

Только опять встаёт передо мной образ Зеркала, в котором отражаются наша явь и наша суть и наша жизнь и наши чаяния и реалии, отражаемся мы сами... И мчится куда-то и откуда-то поезд Россия, и едут в нём мы туданезнаюкудаки, и обеспечивают прохождение этого поезда тоже мысамикоекакие — самими собой непознанные и непонятые неоткуды и никудаки...

Собственно говоря эту повесть... роман... хронику путешествия, как обозначает это произведение сам Арсеньев, лучше всего читать в связке с гораздо более известным «Дерсу Узала». Что я и сделаю...

Связка эта напрашивается не только потому, что во вторая книга продолжает экспедицию Арсеньева 1906 г., о которой преимущественно речь идёт в нашем повествовании. Но ещё и потому, что в первой экспедиции автор встречается с Дерсу Узала, местным уссурийским охотником-аборигеном, и встреча эта и совместные походы с Дерсу оставили в Арсеньеве след и отпечаток такой силы и такой чёткости, что он счёл необходимым посвятить этому человеку отдельную книгу.

Однако не будем торопить события, пока что Арсеньев вместе с экспедиционной группой отправляется в уссурийскую тайгу для производства съёмки местности и исследования природы края и его коренного населения. Первый описываемый поход он осуществляет в 1902 году, и пишет о нём довольно бегло, но не в силу небрежности, а просто считая его вводной частью ко всей повести, да и ко всей дилогии в целом. Потому что первая встреча с гольдом Дерсу происходит как раз в 1902 году. И уже во время этой непродолжительной встречи и совместного похода по таёжным местам и горным перевалам Сихоте-Алиня автор заразился любовью к этому самобытному человеку, таёжнику и охотнику до мозга костей, не просто специалисту по выживанию в условиях тайги, но по сути своей местному доброму духу, являющемуся частью уссурийской природы и местного пантеона — настолько органичен и приспособлен к природе Дерсу Узала. Да что там приспособлен — такое впечатление, что он и есть сама природа...

И всё же отложим свои впечатления от Дерсу до прочтения повести его имени. Вернёмся к книге.

По сути эта книга является слегка приправленными и облагороженными литературной обработкой дневниковыми экспедиционными записями Арсеньева о походе 1906 года. И потому в ней много места занимают описания природно/погодных и ландшафтных особенностей маршрута, а также описания/перечисления растительного и животного мира уссурийской тайги и Сихоте-Алиньского хребта, и побережья Охотского моря в тех местах, куда выходили участники экспедиции.

Большой смысловой объём занимают встречи членов экспедиции с представителями местных коренных и пришлых народов — гольдов, удэгейцев, корейцев, китайцев, русских переселенцев... Встречи, особенности быта этих людей, нюансы взаимоотношений с ними — от самых близких и дружественных до отдельных откровенно враждебных (Арсеньев учёный-исследователь и вовсе не скрывает ничего из того, что было во время экспедиции).

Также сильную смысловую и эмоциональную нагрузку несут строки и страницы, повествующие о экспедиционном быте, о реалиях пеших таёжных походов (гнус, мошка, комары, слепни-оводы-пауты, и снова гнус, мокрец, комары... и всё это бесконечно повторяясь и никаких репеллентов кроме дымокуров...) без всякого романтизма и приукрашивания...

Поскольку книга всё-таки не является худлитом, то порой и написана она слегка суховато и сдержанно, и нет в ней никакого смакования драматических и порой трагических эпизодов в угоду читающей публике — просто рассказ, просто отчёт, просто изложение того, что было... Тем не менее интерес во время чтения совсем неподдельный, а читательские эмоции искренние и выразительные.

Мастерски закрученная история. Автор сразу берёт события за рога и заставляет их нестись с изяществом и скоростью утыканного бандерильями матёрого быка во время корриды. Никаких рассуждалок или размышлялок, сплошные догонялки и обгонялки — формат рассказа не позволяет вольготно раскидываться словом по бумаге и мыслию по древу.

Сюжет невероятно прост и кажется буквально плоским. Вроде бы, чего там, прочитал и забыл! Только почему тогда имя этого писателя навсегда вбито золотыми буквами в фундамент здания Фантастики и вышито золотой нитью в одежды этой прихотливой, своенравной и капризной барышни?

Свойственные Генри Каттнеру тонкий мягкий юмор, невероятная лёгкость языка, виртуозное владение сюжетом, мастерское создание ярких запоминающихся образов и персонажей, умение сделать финал не по шаблону, закрутить и поддержать интригу — в общем, всё это делает чтение весьма приятным занятием.

Так что, если у вас внезапно возникли пара часиков ничем не занятого времени, вдруг образовалась лакуна между двумя солидными обстоятельными вдумчивыми романами или занимательными весёлыми повестями, — неважно что там у вас произошло, — но тогда можете смело брать в руки этот рассказ и увлечённо читать, улыбаясь на происходящее и заодно на то в своём реале, что заставляет вас морщить лоб и кусать губы.

«Не по плису, не по бархату хожу, А хожу-хожу по острому ножу...»

Лаборатория. Кузница перековки. Ад. Цирк в аду — по разному называют СЛОН в книге... Читайте, судите, думайте...

А вот в этом романе мы видим и знакомимся уже с новым Захаром Прилепиным. Повзрослевшим, заматеревшим, помудревшим и более выверенным в своей любви к родине и к памяти своих предков. И, как и свойственно Прилепину, мы снова уткнёмся в несколько смысловых слоёв, в несколько содержательных структур.

Авторское предисловие к роману объясняет нам появление этой лагерной темы в его творчестве. Причём не просто лагерной, ГУЛАГовской, а именно Соловки, и именно СЛОН конца 20-х — прадед Прилепина б_ы_л там, т_я_н_у_л свой срок... И кое-что из его рассказов и воспоминаний (дошедшее до Захара в пересказе деда) и легло в основу самого романа, и одновременно послужило отправной точкой, стало тем минимально необходимым воздействием, которое переломило спину верблюда из простого интереса к судьбе прадеда вытянуло сюжет романа. Читайте, судите, думайте...

Исторический пласт книги основан на реальных фамилиях чекистов и чекисток СЛОНа, на фамилиях и судьбах реальных людей, вершивших суд и закон, чинивших бесправие и самоуправство в первом советском концентрационном лагере. И на судьбах тех из сидельцев, о которых сохранилась какая-то память и конкретные сведения в государственных и ведомственных архивах, а также в рассказах людей, так или иначе причастных к Соловецкой «обители» в ранге лагеря. Читайте, судите, думайте...

Социально-политический смысловой слой плавно вытекает из переплетения первых двух упомянутых. Потому что конечно же за конкретными событиями и случаями спрятана общая тенденция, спрятаны общие закономерности и общий портрет и власти, и государства. И принципов и ценностей, которые эта власть исповедует и к достижению которых стремится, и механизмов, приёмов и методов, которыми эта власть и это государство пользуется и применяет для достижения своих целей. Читайте, судите, думайте...

Для того, чтобы передать все свои чувства и эмоции, а также возбудить в читателе своё собственное, читательское отношение к описываемым событиям, Прилепин пишет роман совсем не от лица своего пращура (которого он вводит в содержание буквально полутенью-полуобразом где-то к середине романа и который так до конца книги и мелькает порой — крайне редко— на страницах книги). А в качестве главного героя берёт судьбу совсем другого человека, не злобно-кровавого уркагана и не контрреволюционную сволочь какую-нибудь, а обыкновенного бытовика, совсем не врага советской власти, Но ведь здесь, на Соловках «Нет власти советской, есть власть соловецкая». И наш герой, лихой и удачливый, самолюбивый и даже где-то рисковый парень Артём, так и ведёт себя — стараясь просто приспособиться к лагерному быту и не стать ни лагерной пылью, ни лагерной сволочью.

Для обострения сюжетных и событийных моментов автор вводит в книгу любовно-эротическую линию (основанную вообще-то не на личных своих пристрастиях или авторских писательских фантазиях, а на судьбе конкретной женщины и на её личном дневнике). И переплетя и завязав всю эту вакханалию событий и происшествий — реальных, реконструированных, дополненных и выдуманных — в одну связку, Захар Прилепин выдаёт нам Книгу. Читайте, судите, думайте...

Язык романа великолепен, сочен и точен. Образы героев и персонажей яркие, чётко прорисованные, с выпуклыми характерами и принципами. Прилепин умело держит напряжение, создавая и поддерживая огонёк интереса к событийному ряду, заставляя интерес к книге превращать в нетерпеливое безотрывное чтение — как сказала моя супруга, читая этот роман «От него хочется скорее избавиться, но не потому, что он плохой, а потому, что тяжёлый». И таки прочитала эту совсем не тоненькую книгу всего за неделю, хотя обычно чтение таких объёмов растягивается на месяцы... Читайте, судите, думайте...

Это была седьмая книга автора в моём послужном читательском списке. Одну книгу я прочитал в 2013, остальные 6 в 2014 году. Можно сказать, что этот год прошёл под знаменем Прилепина. Потому что книги его я брал осознанно и целенаправленно. И не ошибся в своём выборе — Захар Прилепин определённо становится явлением в современной русской литературе. И точно стал открытием для меня!

Читайте, судите, думайте...

Впервые об этой книге услышал пару лет назад, не помню уже каким путём. Затем вот в декабре читал Проханова и там это название — «Белые одежды» — всплыло вновь. А тут ещё обнаружилось, что всемогущий LL выдал эту книгу в списке рекомендаций для меня — такого сгущения, такой концентрации, такого узла вероятности я не вытерпел, и вот книга уже внутри.

Роман этот следует читать, предварительно как следует припомнив или же ознакомившись с обстановкой, имевшей место быть в Советском Союзе в конце 40-х — начале 50-х. Может быть не вообще и в целом, но вот что творилось в научном сообществе представлять крайне желательно. Хотя и более широкая информация не помешает, но скорее поможет проникнуться книжными событиями как следует. Поможет перевести эту книгу из разряда «производственный роман» в совершенно другую категорию. С другим уровнем гражданского мужества и литераторской ответственности автора, и особой остротой поднимаемых и освещаемых вопросов и проблем. И заодно поможет понять, почему роман, написанный ещё в середине 50-х, был опубликован только в 1986. Как раз потому, что несмотря на все эти революционно-переворотные двадцатые съезды и успешные преодоления последствий культа личности Сталина, потом последовали культы личности Хрущёва и Брежнева. И книгу, в которой белое называют белым, а чёрное чёрным, никак не можно допустить в печать! Ибо основная, главная ошибка заключалась всё-таки не в особенностях личностей упомянутых товарищей, не в личном вождизме двух-трёх партдеятелей, а ошибка была системной... И требуется полная замена всей системы, а не та или иная её реконструкция, потому что все попытки реконструкции системы приводят нас к известной басне Крылова про квартет...

Впрочем, не будем забывать, что это всего лишь отзыв на прочитанную книгу...

Вместе с острыми производственными вопросами автор сумел втиснуть в роман личные взаимоотношения героев и персонажей — со всем их драматизмом и трагизмом, а также добавить сюда же совершенно естественным путём детективную линию, и провести тонкую и точную остро-социальную и даже политическую юстировку содержания.

Злободневен ли этот роман сейчас, по прошествии более чем полувека? Думаю, что да. Хотя бы для того, чтобы мы, нынешние, знали, как это бывает, когда нечистоплотные и ограниченные, но облечённые властью люди в качестве аргумента в чисто научной полемике прибегают к методам государственно-политического террора. Потому что угроза «лысенковщины» всегда остаётся...

Ироничная альтернативная история с элементами боевика и привкусом темпоральной фантастики. И никакого фэнтези.

Ироничная потому, что стиль и манера Джаспера Ффорде и ироничны, и не лишены здорового юмора. А любимый отче ГГ по имени... — да знаете вы, как её зовут, чего уж там, даже я знал ещё далеко до чтения книги — так вот, отец нашей Четвергини Майкрософт... ой, Майкрофт, перемещался по Пространству-Времени как хотел, когда хотел и куда хотел — потому и с темпоральным вкусом.

Довольно занятная фабула — попытки проникновения из реала и вмешательства, вплоть до полной их перекройки, в сюжеты всемирно известных и знаменитых литературных произведений. Подобные внутрикнижные литпутешествия расписывали ещё братья Стругацкие (помните путешествия Саши Привалова на машине времени?). Единственное, что мне здесь показалось слегка притянутым за уши — это то, что Главзлодей совершает все свои ахеронства и аидства из чистой любви к искусству злодеяния. Как-то оно не того... не вкуривает и не вторкивает. Другое дело, если бы он хотел изломать сюжеты книг-гигантов, скажем, из стремления разрушить человеческую цивилизацию (согласитесь, что есть такие книги, на которых человечество буквально выросло и повзрослело, которые впитало с молоком матери и с голосом бабушки, читающей такие книги вслух — и это вовсе не обязательно исключительно Библия, Тора или Коран, а просто та же самая «Джен Эйр», как справедливо предположил Джаспер). На примерах таких книг выросла многомиллионная армия читателей, и идеи и ценности, содержащиеся в таких книгах, буквально пропитали фундамент, сами основы и суть человечества — книги Достоевского, Толстого... Вот и представьте, что этих книг не стало, и что Раскольников превратился в, допустим, простого вампира и просто выпил/высосал старуху-процентщицу, а князь Андрей (Болконский) вместе с корешом Пьером дезертировали из армии и стали упоротыми самогонщиками... Конечно само развитие цивилизации пошло бы по другому пути, не будь многих великих книг — такова сила их воздействия... Но Ффорде решил, что нашему Аиду Ахерону достаточно стремления быть Злом в чистом виде просто так, из развлечения и протчего... И как-то от этого второй смысловой план помельчал, что ли. Помельчал и слегка выцвел...

Ну, вот, собственно, и все претензии к книге. А так — неплохая идея, симпатичные персонажи, лихие и удачливые рубаки и стреляки, лёгкий язык, запойное чтение...

Выходные, в общем, удались!

Жуткая книга. По степени своей ужасности сравнимая только с абсолютно документальными и донельзя беспощадными книгами Светланы Алексиевич. С другой стороны, несмотря на высокую художественность, постмодернистские штучки-дрючки и мистические/сюрреалистические реалии, книга Тони Моррисон написана по следам совершенно реальных событий, и потому в этой своей составляющей может быть названа сугубо документальной и насквозь социальной. Куда уж социальней, если речь идёт о массовом, осуществляемом и проводимом на уровне государства рабстве — пожалуй самом постыдном явлении в истории человечества. И ладно бы ещё о рабстве, бывшем на заре существования человечества как такового, но тут, в романе, речь идёт о вполне современном обществе с уже довольно развитыми технологической и гуманистической составляющими. Ведь с исторической точки зрения 1870-е были совсем недавно, всего-то полтора столетия назад. И уже были Пушкин и Лермонтов, Байрон и Гейне, Беранже, Гюго, Мандзони, Шелли, Стендаль, Шамиссо, Диккенс, Теккерей, Флобер, Гейне и множество других могучих носителей и выразителей гуманистической и цивилизационной составляющих человечества. Уже позади Великие французские революции, уже написаны Манифесты коммунистических партий, уже Прудон, Бакунин и Кропоткин вовсю теоретизируют о сути Свободы-Равенства-Братства, и в это же время вешают и заживо сжигают, стреляют и заковывают в цепи, используют как обыкновенное рабочее животное, заставляют совокупляться с целями воспроизводства и совершают сотни и тысячи гнусных действий в отношении других людей, поставленных в такие условия только потому, что они имеют иной цвет кожи...

Казалось бы можно и нужно припомнить тут крепостничество в Российской империи и всяких там Салтычих, но всё-таки Салтычиха была садистской преступницей, и по именному указу императрицы Екатерины II была лишена своих дворянских званий и закончила жизнь в монастырской тюрьме, т.е. была осуждена от имени государства. А в САСШ рабство было государственной политикой и потребовалась целая гражданская война, чтобы отменить рабство де-юре и долго ещё после этого находить убитых и замученных негров в лесах, полях и на обочинах... Впрочем, Салтычиху и прочих я совсем не оправдываю и не защищаю... И крепостничество тоже.

Но в книге-то речь всё-таки идёт о рабстве — и по мере чтения как бы ненавязчиво, вскользь, намёками и набросками Тони Моррисон рисует нам картины и масштабы всех этих особенностей рабско-хозяйских отношений, буквально подавляя у читающего его собственную волю беспросветностью и безысходностью описываемого. И второй ужас — это как раз судьба главной героини книги, судьба простой негритянской женщины, поставленной белыми цивилизованными людьми в такое положение, когда она вынуждена своими руками убивать своих детей, чтобы не отдать их во власть белых людей!

Можно ли после всего рассказанного верить белым людям? Можно ли современным афро-американцам простить современных последователей этого несколько-векового наследия и проклятия?..

С точки зрения литературы — написана лёгким языком, точно выражающим отношение автора к описываемым событиям и вызывающем у читающего книгу сильные эмоции. Автору удались яркие и сочные образы героев и персонажей романа, характеры получились выразительные и понятные. И конечно, книга написана и рекомендуется для людей взрослых, не ранее 16 лет...

Вначале было Слово (Логос). И Слово было Бог (Идея)...

С самых тёмных времён, с момента зарождения вида homo sapiens, с того дня, как первый пещерный человек поднял голову и посмотрел на небо уже осмысленным взором, он, этот любопытный и любознательный, задумался — а откуда всё взялось? Как всё появилось. Что лежит в основе всего Мироздания — материя, или всё же некая Идея, нечто неощущаемое, непознаваемое, сокрытое и бесконечно могущественное? Материя или Дух (так родилась философия)? Каково соотношение этих двух философских категорий?

А вот если всё-таки первичен Дух и Замысел Творца, то насколько наш материальный мир соответствует этому Замыслу? Насколько он совпадает с ним, насколько Я-человек совпадаю и соответствую тому, по чьему «образу и подобию» я вылеплен? Насколько Реальное-материальное совпадает с изначальным Замыслом, с Идеальным?

А вот если кто-то Некто умеет силой своего духа рвать ткань мироздания, делать прорехи в материальном и выворачивать наружу, т.е. в реальный мир всю свою подсознательно-бессознательную «кухню», всё своё внутреннее месиво страхов и ужасов, воплощать какие-то сильные внутренние образы, материализовать собственные вины и прочие «продукты» своего духа... (кстати, совершенно не придуманные ситуации с такого рода явлениями — ведь некоторые искренне фанатично верующие в состоянии религиозного экстаза умеют вызывать, материализовать на своём теле стигматы)

Наверное как-то так сидели на кухне, пили чай или кофе и вслух думали и рассуждали Марина и Сергей Дяченко, а потом взяли и написали эту книжку. Себе на радость, читателю... и на радость и на размышление.

Что ж, сижу, радуюсь и размышляю

Очень интересное время. Настолько интересное, что очень точно иллюстрирует древнекитайское пожелание-проклятие про жизнь в интересные времена :-)

Вообще в своё время слышал какие-то критические мнения о том, что Пикуль в своём творчестве довольно свободно обращался с историческими фактами и документами. Не знаю, насколько свободно, поскольку не заморачивался этим вопросом, но вот по прочтении этой книги сложилось впечатление, что в основном автор всё-таки следовал исторической канве событий — мнение это сложилось прежде всего потому, что Пикуль по ходу повествования то и дело апеллирует сам или отсылает читателя к тому или иному документальному источнику. То к чьим-то воспоминаниям, то к письмам и дневникам совершенно реальных исторических персонажей, то к документам той эпохи, то к свидетельствам очевидцев или участников происшествий, то к официальным версиям тех или иных событий... А там, где в интересах повествования он что-то меняет, он прямо указывает — например, какой-то персонаж (вполне реальное историческое лицо, я бы даже сказал, фигура) написал Николаю II записку определённого содержания, а Пикуль эти же самые слова вкладывает непосредственно в уста персонажа якобы при имевшей место личной встрече с царём. Т.е. всё-таки складывается ощущение, что автор в основе и в сути излагает нам конкретные реальные исторические события, разве что порой экстраполируя и увязывая реальные факты с фактами предполагаемыми и вероятными в их логике и взаимосвязи. Конечно, история не математика, и вслепую экстраполировать непозволительно, однако совсем без допущений в исторической художественной книге не обойтись.

И вот как хотите, но получается, что самодержавие само выкопало себе огроменную могильную яму — ведь получается, что практически целое десятилетие Григорий Распутин не просто влиял на внутреннюю и внешнюю политику огромной империи, но уже просто буквально формировал кабинет министров, определял ход военной компании в войне мирового масштаба, и вовсю махинировал сам (и позволял махинировать другим) в таких масштабах, что просто диву даёшься... Вот уж где урок всем царедворцам любой национально-государственной принадлежности!

Конечно, запутанность исторической информации об этом человеке такова, что до сих пор ведутся споры и высказываются мнения о достоверности тех или иных событий и происшествий, в том числе и о смерти Григория Распутина. И потому художественная версия жизни и смерти этого человека, изложенная Валентином Пикулём, ничем не хуже многих других.

С точки зрения литературной, на мой личный вкус и оценку, книга написана просто отлично — динамично, легко, ярко и сочно, с острыми сюжетными ходами, выразительными портретами громких известных исторических персон, с перчиком и гвоздичкой в описании смачных и скользких эпизодов... Так что роман этот нисколько не устарел, а может быть даже должен приобрести вторую жизнь и второе дыхание в среде новых читателей уже в XXI веке.

PS А убит Григорий Распутин был в ночь на 17 декабря 1916 года, т.е. 98 лет назад, день в день...

В принципе, в аннотации книги расписано всё настолько откровенно и подробно, что пропадает всякая надобность в аналитике или ещё чём-то подобном. Потому совсем немного об особенностях, влияющих на восприятие.

Первое, что буквально бросается в глаза — очень много слов, начинающихся с прописных букв, всё это основательно режется, заглавные практически впрыгивают в глаза и скорее мешают, чем помогают оттенить значение того или иного слова. Ладно, я понимаю, что в контексте книги слова Тьма и Свет следовало написать с прописной, но всякие Скрижали, Балансы Силы и прочие Откровения и Концы Времён, будучи собранными в один абзац, делают этот абзац подобным горной цепи или странной эхограмме. В общем, абзацу наступает полный абзац :-)

Автору присуща довольно необычная манера погружения читателя в суть описываемых событий — книга и книжные события начинаются так, как будто речь идёт о давно знакомых читателям понятиях и явлениях, как будто большинство народонаселения варится в этих эзотерических традициях и мистико-арийских верованиях. И потому подсознательное сопротивление материалу начинается буквально с первых страниц — терминология кажется вычурной и выспренней, персонажи чересчур игровыми и фанатизированными, ну и прочие аберрации...

Тем не менее, автору удаётся постоянно держать читателя в некотором напряжении, динамично передвигая точку читательского внимания с одного персонажа на другой (так, как это делают мастера детективного жанра, заставляя читателей гадать почти до конца книги, кто же на самом деле убил старуху-процентщицу) и сохраняя интригу практически до последних страниц.

А вообще следует иметь ввиду, что Печатей этих семь, а в этой книге речь только об одной, первой... Т.е. это серия...

Думайте сами, читать или мимо пройти. Я, скорее всего, искать продолжения не буду :-/

Уютная книга — наверное очень странное определение для книги из разряда вампирских историй с элементами мистики, хоррора, триллера и трагедийно-драматическими слоями и пропитками. Тем не менее именно это немногословное выражение весьма точно и наиболее полно определяет то состояние, с которым в течение двух дней читалась эта книга — внутри романа было очень уютно и комфортно. А просмотренный пару лет назад одноимённый фильм (не штатовского разлива, а вот этот, шведский, домашний для автора и внешнего книжного антуража) нисколько не помешал ни новизне восприятия книги, ни яркости интереса к событийному ряду, ни удовольствию от чтения. А может быть даже наоборот — послужил отправной точкой для дополнительного интереса и стал волшебным пенделем для перемещения книги из разряда «хотелось бы...» в категорию «прочитано и оценено на...».

Но помимо чисто вампирской темы книга богата темой одиночества — хоть наши главные герои и действующие (и даже злодействующие персонажи), хоть группа местных шведских алкашей, хоть родители Оскара и Томми, и других шведских городских пацанов — очень многие люди в этой книге одиноки. Одиноки, и страдают от этого одиночества, и заполняют пустоту чем только могут, что под руку подвернётся — алкоголь, секс, наркотики и суррогаты, и нюхание клея и бензина... Актуальная и почти что вечная тема...

Подростковое самоопределение, внутригрупповая молодёжная динамика и проблемы статуса и социальной адаптации в современной городской среде (помните «Чучело»?) — и болезненное, и богатое яркими событиями уже не книжного, а скорее газетно-новостного разряда явление. То ТВ, то страницы газет, то солидные журналы постоянно держат руку на тонусе и пульсе больших городов с их лихорадочной динамичной жизнью и острыми отношениями, с жёсткой конкуренцией по самым разным признакам и поводам, с расслоением на самые разные социальные группы — критериев такого расслоения опять-таки множество. И Линдквист умело, но неназойливо, буквально тенью на заднем плане сюжета книги, поднимает все эти современные и актуальные проблемы, поднимает, и как водится у хороших авторов, не даёт ответа...

Хорошая книга! Любители ужаснуться — ужаснутся, хотящие и могущие думать — задумаются, сентиментальные всплакнут, родители станут больше разговаривать со своими детьми, пугливые начнут ещё сильнее избегать пустырей и тёмных подворотен... Очень хорошая книга! И главное уютная :-)

Довольно странная книга... для тех, кто не читал прозу Анчарова раньше и не знаком с его душевно-литературными ценностями и особенностями. И очень узнаваемая и нежно оберегаемая теми, кто знаком хотя бы с «Сода-Солнце» или ещё чем-то анчаровским, тонким, трепетным и неповторимым.

Говорить что-то о сюжете — дело совершенно губительное, как для души повести, так и для слушателя/читателя этого неуместного перерассказа. И не зря строчкой выше употреблено выражение «душа повести», потому что, на мой взгляд, здесь важен не сам событийный ряд (хотя без него никак не обойтись), не само изложение каких-то событий, а та тонкая, трогательная, неуверенно-робкая манера писательства (но только кажущаяся такой), свойственная пишущему прозу первому советскому барду.

Очень короткая повесть. Настолько короткая, что совсем не страшно потратить час-полтора-два на её чтение. Потому что след от неё останется не на день, не на неделю и даже не на месяц — на годы...

Милая шутка авторов на тему космических войн, вторжений космических армад и прочих космоопер. Улыбнуло...

Темпоральные парадоксы, путешествия во времени, всякие хроноклазмы в прочие временнЫе прелести порадуют любителей темпоральной фантастики. А проходка авторов по нравам безудержных бизнесменов и бизнескорпораций делает честь взглядам авторов.

Своеобразный респект и реверанс в сторону Рея Бредбери. Марс, загадка исчезнувших марсиан, загадочный и совсем уже марсианскохроникальный бредберийский Дом, и более-менее оригинальное фант. допущение о происхождении этих самых загадочно исчезнувших марсиан. Неплохой язык сделал это вторичное произведение интересным для читателя не фабулой, но тем, как написано изложенное. А финальная закольцовка фант. допущения добавляет изюминки.

Честно говоря тут и комментировать особо нечего — парафраз с перифразом на тему Пиноккио-Чипполино, Золотого Ключика и прочих тортилло-карабасных, дуремарно-папокарлных и лисаалисных und котебазильных, с детства известных кукольных событий. Только перенесённый на современный лад, да ещё и крепко сдобренный олбанским красноречием... Неинтересно...

Скорость света в вакууме составляет, если мне не изменяет память, 300 тыщ км/с. И наше Солнышко от не менее нашей Земли находится не далее как в 8 световых минутах. Там бабахнуло, а мы ещё 8 минут ничего не знаем и спокойно пьём виски. А потом уже не до виски...

А вот если придумать такую штуку, чтобы скорость света внутри неё резко падала, типа меньше становилась, ну, или там чтобы лучик света в этой штуковине летел по спирали какой-нибудь немыслимовывернутоперекрученномёбиуснозапутанной, типа гордиевого узла или там ещё чего-то, чтобы этот самый лучик туда нырнул, а вынырнул с той стороны лет этак через ...дцать... Во прикольно было бы, да — встал перед такой фигнёй во весь рост с широкой белозубой улыбкой на скуластом мужественном лице, и постоял маненько, а потом повесил бы эту фигню на стену в спаленке любимой женщины и пущай себе ...дцать лет спустя любуется тобой, молодым и белозубо-красивым, а ты, пивное пузцо подтянув, в баре ошиваешься...

И много ещё всяких разных разностей придумать можно, как использовать эту самую придуманную тобой фигню с медленным светом. Тока нафига тебе-то придумывать всё это, если за тебя Боб Шоу уже всё придумал и поведал всему миру. Так что бери своё пивко да устраивайся поудобнее, он тебе всё сейчас расскажет...

Как на мой вкус, так очень добротно продуманно и проработанно с литературной точки зрения. Единственный ляп —

Эпицентр какого-то масштабного взрыва и эпицентр важных событий — вот основные точки употребления слова-термина «эпицентр». Ну, и чтобы не уходить далеко от сути, автор именно оба эти смысловых слоя и имеет в виду, так называя свой роман.

Нет, ни о каком реальном взрыве в романе речь не пойдёт. Точнее, почти ни о каком реальном взрыве (один небольшой взрывчик таки будет, уговорили). Но в основном речь пойдёт только о возможном, но зато всемирном и всепланетном. Потому что главным «страшилом и пугалой» в 60-е годы всё-таки была угроза ядерной и термоядерной войны. И потому страсть как актуальна была тема, как придумать такую кнопку, нажав на которую можно было уничтожить все ракеты или сделать атомные бомбы безобидными новогодними хлопушками, или чтобы все реакции деления ядер урана-плутония замедлить до состояния горения газовой конфорки — вариантов антиядерного протеста и борьбы «за мир во всём мире» (© «День сурка») писателями-фантастами придумано множество.

Вот, собственно, и обозначилась генеральная тема этого романа. Наш герой-учёный старается придумать точно такую волшебную кнопку, чтобы потом сделать мир безъядерным и безатомным. И потому его ждут большие проблемы и приключения...

Темпоральные сдвиги и хронопрогулки — тема у фантастов излюбленная со времён Герберта Уэлса и Айзека Азимова. Излюбленная, раскрученная и наверченная, пережёванная многими писательскими челюстями и читательскими зубьями. И все эти хроноэффекты, все эти парадоксы совмещённого пространства-времени и проблемы убийства своего родителя или любого прадеда в любой N-степени должны бы уже казаться для писателя-фантаста темой скользкой и провальной — ну что тут ещё новенького придумаешь и нераскрытого присочинишь! Однако тов. Боб Шоу смело берётся внести свой пятак в копилку временных парадоксов. И чтобы всё это дело облагородить и разогнать кровушку по жилушкам, он делает это в форме детектива — с убийствами и расследованиями, с полицейскими следователями и прячущимися маниаками, со страхом наказаний и с побегами и погонями. Ну и любовная интрига и шершеляфамная возня тоже тут как тут. А для пущей страсти и вселенский катаклизм и конец света — в общем, полный армагеддец...

Первое знакомство с автором, и довольно удачное. Да что там кокетничать — очень приличная фантастика. Автор умело сочетает приключенческую составляющую (с добавлением криминально-детективных оттенков, а также диверсионно-разведческих и шпионско-военных вкусов и запахов, не минуя возможность присовокупить сюда же романтическую и любовно-лирическую составляющую) с ярко выпуклыми и точно очерченными приметами и признаками научной и социальной фантастики — согласитесь, довольно редкий случай. Вроде бы начинаешь читать как приключенческую книгу с добавлениями и вкраплениями фантастических вбрасываний, но постепенно сюжет обрастает научными космогоническими и межзвёзднополётными теориями и подпространственно-перемещенческими изысками, а также биопротезированиями и прочими НФ-находками, допущениями и идеями, и приключенческо-событийная канва становится оплёткой для уже социальных и государствоведческих и тем, и линий, и направлений.

Замечание к автору одно-единственное: Боб, чувак, не нужно пичкать читателя хэппиэндностью!

По сути прямое продолжение и окончание истории с «подкидышами» странников («Жук в муравейнике») — хотя применительно к книгам Стругацких понятие «окончание» вряд ли подходит. И хотя вот это продолжение стругацкой истории написано совсем не братьями, но вся стилистика и вся логика этой повести весьма точно соответствуют логике и стилистике Мастеров. И потому говорить об окончании истории будет неверно в принципе... Ну, и судьба Саула Репнина тоже тут продолжена...

Чувствуется старание авторов максимально сохранить авторские интонации и стилистику, настолько тщательно, что порой слишком много прямых стругацких фраз и выражений, взятых из самых разных произведений АБС. Конечно, с одной стороны это довольно приятно для ценителей и почитателей творчества Стругацких, но всё-таки всё это является признаком вторичности, ведомости текста от Верова-Минакова.

Кроме того показался довольно схематичным

Однако в принципе тем, как написана вся эта история, куда она продолжена и как именно продолжена я доволен. Порой даже терялось, пропадало это знание, что повесть написана другими людьми, не отцами-основоположниками. Т.е. сюжет и интерес к его развитию начинали доминировать над памятью и знанием об истинном авторстве этой книги. Так что авторам зачёт и спасибо за погружение в мир АБС.

Все мы немножко демиурги. Каждый способен и умеет сотворять себе свой мир, с той или иной степенью комфортности и обустроенности, условности или напротив полной материальности и детальности. Люди, у которых это творящее начало выражено в сильной степени, с лёгкостью выстраивают себе вполне реальные планы жизни и мироустройства, куда ничтоже сумняше включают других людей со всеми их волями, желаниями и поступками. И получается потом, что все эти включённые в несвои миры люди проживают несвои жизни, существуют в этом мире по написанному не ими сценарию...

И имеется целая отработанная и действенная психотехнология визуализации и программирования основных жизненных событий в своей собственной жизни, своего собственного существования. И частично других людей... в той или иной степени и мере — тут уж всё будет зависеть ещё и от столкновения воль, и от вашего и чужого искусства управлять и направлять.

Часто ли мы задумываемся, какой именно, чьей конкретно жизнью мы живём? Своей собственной, хотимой, пестуемой и лелеемой, выстроенной своей собственной волей и своими собственными желаниями? Или всё-таки являемся винтиками-шпунтиками чужой воли и чужого мироустройства. Где кончается моя, твоя, наша свобода и начинается жизнь чужая? Чью мельницу я-ты-мы крутишь, живя туда, куда ты живёшь сейчас?..

Хорошую книгу написали Дяченки, хотя всё-таки совсем не о том, о чём думалось и писалось мне и мной в этом отзыве... :-)

Как хотите меня ругайте и обзывайте, но мне книга совершенно не понравилась. Как-то меня это месиво из русского постмодернизма и сюрреализма, плюс с метафизическим и семантическим свободным фантазмом, да с добавлением потока сознания и свободных вариаций на околосоциальные и псевдополитические движухи — как-то всё это дело меня не зацепило, не затронуло, оставило равнодушным к авторским потугам удивить или порадовать своего читателя. Одно понятно сразу же и без перепроверки по всяким там библиографиям и творческим биографиям — роман написан в святые девяностые (мысль об этом зародилась уже в первой трети книжного объёма, попытка подсмотреть дату написания в самой книге оказалась безрезультатной, а вот библиография подтвердила предположение — в самом деле, уже в 1996 году этот книжный дебют автора был опубликован) — просто у этих самых пресловутых и ставших притчей во языцех 90-х есть своя явная, выпуклая и ощущаемая безошибочно энергетика, которая из страниц романа буквально выпирает и вываливается...

Ну вот посудите сами:

Пристроенные в качестве не знаю чего рассказы ничем эту книгу не украсили, увы...

Зато есть и кое-какие положительные стороны: сама книжка отлично оформлена внешне (художник А. Ферез), качественно сделана как с точки зрения переплётных дел, так и выбора бумаги. Формат книжного томика зауженный, что при крупном кегле даёт порядка 38-40 знаков на строку — читать сплошное удовольствие (я про техническую составляющую процесса чтения — глаз распознаёт буквы сразу же, со строчки не съезжает, а боковым зрением сразу же ухватываешь не то, что соседние буквы, но даже и слова, что позволяет читать очень бегло и скорочтением).

Резюме: книга мне явно не «пошла», интереса знакомиться с автором дальше нет.

Для меня «Жук в муравейнике» — одна из любимейших книг АБС. Я помню, как она ко мне впервые попала — была середина восьмидесятых и мой коллега привёз мне из города в подарок сборник фантастики, книгу «Белый камень Эрдени», а первой повестью этого сборника как раз и была «ЖвМ» (собственно говоря, этот сборник жив и сейчас и стоит себе преспокойно на полке). И я отчётливо помню то ощущение ошеломления и почти преклонения перед масштабом мыслей Стругацких, перед их почти нечеловеческой способностью видеть вещи и события в тесной и всеобщей взаимосвязи и взаимозависимости. Перед их умением поставить перед читателем такие вопросы, которые, в принципе, стоят во весь рост перед самим Человечеством, приближая читателя тем самым к осознанию своей причастности и ответственности перед всем и вся, перед всей Вселенной, живой и неживой, одушевлённой и неодушевлённой, материальной и нематериальной. И пусть мои строки выглядят пафосно и вызовут кривые усмешечки у некоторых сообщан, пусть, всё это мелкое и преходящее...

Стоит ли писать о том, что это вторая книга из трилогии о Максиме Каммерере? Те, кто читали или читает Стругацких, знают это и без моей подсказки, а иным эта информация будет по барабану (или по пистолету). Однако же вот написалось, хех :) Особенностью и этой трилогии, и других связанных между собой книг АБС является то, что каждую из них, в принципе, можно читать в отдельности, а вовсе не по порядку — смысл каждой отдельной повести вполне понятен и ясен. Однако же в своё время я намеренно перечитал всю трилогию в той последовательности, в которой писались её отдельные повести: ОО, ЖвМ и ВГВ. Прежде всего было интересно посмотреть на стадии взросления ГГ, Максима Каммерера, ну и на стадии «взросления» самих авторов. Тем более, что последняя повесть трилогии является заключительной повестью всего «полуденного» цикла...

Знаете, в разных фанфиках по этой повести как-то осудительно и иронически писалось о «синдроме Сикорски», и я почти уже и сам уверился в том, что старый Руди, мудрый «Странник» совершил громаднейшую ошибку, так поступив с Львом Абалкиным. Но вот сейчас тщательно и внимательно переслушал эту повесть, и убедился в том, что Сикорски как руководитель КомКона-2 был совершенно прав во всех своих и предположениях, и сомнениях, да и в конечном поступке, пожалуй, тоже (как ни прискорбно это звучит). Потому что у авторов в тексте повести совершенно отчётливо прописаны все признаки включения у Льва «программы странников» и тот же самый Лев не дал возможности ни Сикорски, ни Каммереру убедиться в том, что таковой программы нет или что она совершенно безопасна для Земли и землян...

Если кто-то что-то в этой рецензии не понял, то всё можно исправить очень просто — нужно взять и прочитать эту небольшую и увлекательнейшую повесть братьев Стругацких. Чтобы вместе с Максимом и Рудольфом попереживать и поискать ответы на поставленные перед ними в повести вопросы. Поставленные перед ними, и перед всеми нами, перед каждым из нас и всеми нами как единым целым Человечеством...

ПУТЕВОДИТЕЛЬ с комментариями по Мирам братьев Стругацких. «Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар»

Игорь Минаков «Прекрасный утёнок»

Шикарная повесть по мотивам «Гадкие лебеди». Мы вновь встретимся с изрядно повзрослевшими и постаревшими героями АБС: Виктором Баневым, Големом, Бол-Кунацем (судьба которого претерпела в этом варианте продолжения изрядные перемены) и другими известными и запомнившимися, а также незапомнившимися лицами. Нам станет понятно, кто такие мокрецы и что происходит с ними и с этим миром. А в конце нас ожидает великолепный и совершенно неожиданный сюжетный ход, напрямую ведущий нас в МИР ПОЛУДНЯ.

Михаил Савеличев. «Возлюби дальнего» /Беспокойство-1/

Повесть, напрямую продолжающая историю, произошедшую с Атосом Сидоровым (Кандидом) в условиях Пандоры. Однако акцент здесь смещён в сторону Центра и других персонажей: доктора Мбога, душки Горбовского Леонида Андреевича, и других исследователей «курортной планеты-заповедника». Автору повести удалось сохранить стиль своих именитых предшественников, порой у меня попросту возникало ощущение, что читаю текст, написанный незабвенными Аркадием и Борисом Стругацкими... Этакое приятное и неожиданное дежа-вю.

Карен Налбандян «Возвращение в Арканар»

Ах, какое же это было великолепное чтение! Повесть не просто точно и сочно «стилизована» под «Трудно быть богом», она очень полно и достоверно п р о д о л ж а е т историю с благородным Руматой — Антоном, с Пашкой — доном Гугом, с великолепным бароном Пампой, конечно же с отцом Кабани и с Будахом, с доном Рэбой и со всем Арканаром. Почти до конца книги не верилось, что написана она не АБС, и я нет-нет, да недоверчиво проглядывал список содержания, убеждаясь ещё и ещё раз в авторстве совершенно незнакомого мне Карена Налбандяна (конечно же я уже полез в дебри сети с тем, чтобы нарыть информации об этом авторе и стащить что-нибудь ещё из под его великолепного пера). Браво, Карен! Ты смог!!!

Евгений Шкаберия-Богославский «Аллея канадских клёнов»

Неплохо изложенная история об открытии того факта, что

ПУТЕВОДИТЕЛЬ с комментариями по Мирам братьев Стругацких. «Миры Стругацких. Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств»

Сергей Волков «Важнейшее из искусств»

Небольшой рассказ как продолжение «Трудно быть богом». Однако объём совсем не имеет значения и рассказ вполне симпатичный. Рекомендую для любителей ТББ.

Тим Скоренко «Тихие игры»

А вот эту вполне себе крепкую и добротную повесть я уже где-то читал, и вероятнее всего в каком-то совсем недавнем сборнике «Фантастика» за какой-нибудь год. Искать не буду намеренно, кому будет интересно, тот найдёт.

Молодое и подрастающее поколение играет в съёмки фильма по мотивам повести АБС «Пикник на обочине». Однако словечко «играет» лишь частично верно, потому что игра эта самая серьёзная, и кино снимается взаправдашнее. Настолько взаправдашнее, что... лучше об этом прочитать в самой повести!

Дарья Зарубина «Лента Мёбиуса»

Занятная ситуёвина: читаю эту повесть по мотивам повести АБС «Отель «У погибшего альпиниста», и параллельно слушаю аудиоверсию этой самой детективной повести Аркадия и Бориса Стругацких. И переплетение такое тесное и плотное, что порой сбиваешься с волны понимания, где есть текст Дарьи, а где АБС. Очень точно сохранён язык этой великолепной в языковом плане повести АБС, настолько точно, что порой отдельные кусочки текста Стругацких читаешь у Дарьи Зарубиной, однако ругать её за это язык не поднимается :))

Шейла Кадар «А убийца — вон тот дворник...»

Маленький рассказ-шутка, поскольку любители и знатоки Стругацких точно вспомнят, что Шейла Кадар никто иная, как персонаж повести «Полдень, XXII век. Возвращение», и значит автор вымышленный (те, кто дочитают книгу до конца, узнают, кто же на самом деле скрывается за этим красочным псевдонимом). Рассказ написан в форме короткого донесения шефу КОМКОНа-2 Рудольфу Сикорски (Страннику) о проведённом расследовании происшествия в отеле «У погибшего альпиниста» и о предполагаемых истиных фигурантах дела.

Ник. Романецкий «Жуки в муравейнике»

Фантазия маститого писателя вбрасывает нам свою версию появления очередного фильма по книге АБС «Обитаемый остров» (отнюдь не бондарчуковского)...

Игорь Минаков «Баллада об инозвёздном пришельце»

Снимается кино. На Саракше. Якобы. А на самом деле готовится операция... Спецоперация... Дальше всё засекречено!

Вячеслав Рыбаков «Стажёры как предчувствие»

Совсем в стиле Рыбакова написанная повесть. Сначала воспринимается как нечто почти чёрное и содержательно чернушное. На что громаднейшей эрекцией дыбятся Протест и Неприятие. А потом приходит понимание всего рыбаковского сарказма и рыбаковской же горечи от реалий дней нынешних.

Инна Кублицкая, Сергей Лифанов «Я помню...»

Эссе о нас и нас прошлых и нас будущих и нас настоящих и нас притворных... О нас!

Владимир Васильев (Василид-2) «Дальше в лес...»

Видимо всё-таки основная повесть этого сборника. Событийно частично повторяет и продолжет стругацкую «Улитку на склоне», одновременно углубляя и расширяя задранную АБСами тему... темы... Повесть на 5+.

Шейла Кадар «Кино: полвека со Стругацкими»

Просто псевдоисторическое эссе о том, чьими и какими могли бы быть многочисленные экранизации и киноверсии книг Стругацких... если бы они были.

Эх, какое же это было великолепие — слушать объёмный, шершавый и раскатисто-бархатный голос Эммануила Виторгана, и представлять все те совершенно отчётливо «прорисованные» авторами «картинки» с юношеского возраста знакомой и любимой книги, и одновременно вспоминать все свои первые восторженные впечатления от первого её прочтения! Если есть ещё те, кто не читал это без дураков самого настоящего детективного жанра произведение, то не пожалейте своих драгоценных полутора-двух-трёх часов и непременно прочтите, прочтите эту книгу. А если вы уже читали эту повесть, и знаете или хотя бы представляете себе её содержание, то всё равно найдите возможность скачать себе эту аудиокнигу в исполнении непременно Виторгана, и вы обязательно по-новому «увидите» и услышите знакомое произведение. И получите в любом случае удовольствие. Итак — ДЕ-ТЕК-ТИВ!!!

Классический герметичный детектив. Небольшой частный пансионат, или дом отдыха, отель невысоко в горах. Не то Швейцария, но вероятнее всего Франция, а, значит, Альпы. Весьма ограниченная количественно разношёрстная группа самыми различными образами попавших сюда людей.

Читайте, господа, читайте, и не говорите, что вас никто не предупреждал о том, что это замечательная «ЕЩЕ ОДНА ОТХОДНАЯ ДЕТЕКТИВНОМУ ЖАНРУ» :)

В этой книге ведун Олег находится ещё в самом начале своих похождений и приключений в мире Руси X века от Р.Х. Он ещё многого не знает и не всё умеет из того, что проявится в следующих книгах серии. Но это вовсе не мешает ему