«Грязная война» в Аргентине (исп. Guerra Sucia en la Argentina)

Поскольку книга написана от имени десятилетнего ребёнка, то и форма подачи соответствующая. Детско-подростковая. С сохранением всех особенностей детского восприятия и понимания. Т.е. в центре внимания 10-летнего ребёнка находятся совершенно определённые события, у него свои особенные ценности и интересы, свой взгляд на происходящее, на внутрисемейные отношения и на дедушек-бабушек. И Марсело Фигерас всё это довольно умело учёл и расставил на свои места. И потому порой возникает полное ощущение слушания, не чтения, а именно слушания того, что именно и как именно рассказывает 10-летний мальчик. Если бы это была аудиокнига, то чтецу пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы манера чтения максимально соответствовала смысловым и эмоциональным интонациям книги, чтобы не разрушался единый образ рассказчика и рассказа.

Из-за того, что о днях, неделях и месяцах военной диктатуры нам рассказывает ребёнок, мы не видим и не ощущаем в полной мере всего того правового беспредела, который обычно чинит пришедшая к власти (захватившая власть) военная хунта. Хотя автор устами рассказчика нам всё время вбрасывает все приметы этого, упоминая об арестах и просто об исчезновениях людей. Причём создаётся впечатление, что это не единичные случаи, а массовое явление, по крайней мере в той социальной среде, к которой принадлежат родители и их друзья и знакомые. При этом автор не нагоняет жути, живописуя эти картинки реала, а делает многое как бы почти в проброс, разбрасывая признаки по мелким деталям бытия: патрули и КПП, аресты тех или других конкретных людей, тревожные слухи и потеря работы, переход на нелегальное положение (с переменой имён и фамилий) и прочее.

В тоже время книга оставляет ощущение подростковой детскости, с присущими этому возрасту приколами и поведенческими нюансами, с шуточками и детскими обидками, с дружбами и мечтаниями, с привычками и нехотелками, страстями и огорчениями. И вот это существование на стыке взрослого и детского придаёт роману совершенно свой особый аромат, свою неповторимую непохожесть и исключительность.

Если у тебя есть сад и библиотека, то у тебя есть все, что тебе нужно (Цицерон)

Хотя уже давным-давно не принадлежу к числу детей среднего школьного возраста, однако не могу исключить себя из ЦА этой книги (в частности) и вообще творчества писательского дуэта Жвалевский-Пастернак (в целом). Имея в читательском багаже уже несколько прочитанных книг этих авторов и соответственно более-менее реально представляя себе особенности их авторского стиля, тем не менее в очередной раз радуешься и поднятой ими теме (злободневной и актуальной, и до сих пор не решённой) и избранному стилю — причём авторы вовсе не склоняются снисходительно перед своими читателями из «среднего школьного возраста», а ведут с ними равноправный разговор, диалог, при этом вовлекают ребят к активному обсуждению затронутой темы, да ещё и соорганизуют их (вместе с издательствами и печатными СМИ) к совместному участию в литературном творчестве. Как говорится, респект и уважуха!

А если говорить непосредственно о самой теме, то тут решение может быть только одно: в каждой семье при активной позиции родителей и дедушек-бабушек должен быть организован процесс чтения детьми книг. И по школьной программе, и по спискам дополнительного чтения, и по свободному выбору самого ребёнка, и по советам старших (братьев-сестёр, родителей, ну и т.д.), и по советам друзей-одноклассников и просто ровесников. И конечно хорошо бы, чтобы ребёнок был записан в библиотеку, потому что электронная книга всё-таки в бОльшей степени представляется просто неким информационным носителем, тогда как книга бумажная безусловно является одним из самых сильных и значимых представителей-образчиков-памятников человеческой культуры.

Понятно, что таковое чтение в семье не должно быть из-под палки и только по принуждению, и тут уже необходимо искусство членов семьи, как выстроить отношения со своим ребёнком, чтобы чтение книги стало ежедневной потребностью. И при этом важен ещё и личный пример (казённым суконным языком говоря) самих родителей — если ребёнок с самого раннего возраста видит читающих родителей и с младенчества сам треплет картонные книжки-малышки, то есть шансы, что как минимум для него чтение не будет казаться ни диковинкой, ни наказанием.

Идеализирую? Думаю, что да. А что делать! Как говорил Теннисон — «Бороться и искать, найти и не сдаваться». А до него метко и ёмко сказал Цицерон: «Если у тебя есть сад и библиотека, то у тебя есть все, что тебе нужно».

Король умер. Да здравствует Король!

Ну, во-первых, в тексте романа нет никакой «Луны», противостоящей «Снежной королеве». Так что аннотация просто вводит в заблуждение. Потому что переводить имя собственное ну никак нельзя (т. е., к примеру, если писать обо мне, то нельзя вместо имени Анатолий использовать смысловой перевод «Восточный», «Восход» и пр.).

О том, что сюжет романа есть перепевка на новый фантастический лад старой сказки Г.Х. Андерсона, написали уже десятки рецензентов — просто это настолько очевидно, что совсем не является ни открытием, ни озарением. Так что по сути мы имеем дело с так называемым фанфиком-ремейком. Правда написанным не непрофессионалом-любителем, а вполне себе состоявшимся писателем. Писательницей.

Роман очень женский. Т.е. в нём довольно много и сентиментального, и любовно-романтического, и томно-воздыхательного, и чувственно-слезливого — всего того, что придаёт книгам дамский оттенок. Однако количество вот этого всего не зашкаливает, т. е. заметно глазу, но не отвращает от чтения.

Как по мне, так эта книга скорее напоминает некоторые романы знаменитой (и именитой) Урсулы Ле Гуин, мастерски создающей подобные масштабные космические оперы. И потому в этом смысле роман вторичен, т. е. опять-таки является повтором и перепевкой.

Скучно ли было читать? Нет, не скучно. Приключений и изгибов сюжета вполне хватало для интересности, тем более, что Джоан Виндж сумела родить и вполне симпатичных (и антипатичных тоже) героев и персонажей, за судьбой которых следить было не менее занятно, нежели за коллизиями дуэта Снежная Королева — Королева Лета (Ариенрод — Мун).

В общем, всё совсем неплохо, а все выше изложенные соображения — всего лишь умствования.

Вот вам и медовый месяц!

Как только в цикле начинает намечаться хэппи тайм, так тут же вбрасываются новые сведения, образуются новые коллизии, появляются новые (новые ли?) великие и всемогущие (всемогущие ли?), и жизнь нашего странного королевства становится опять непредсказуемой и дёрганой. Впрочем, не всего королевства, а самых главных персонажей и героев — короля Шеллара (а в этом романа именно он чаще всего и больше всего оказывается в центре писательско-читательского внимания), шута Жака и мистралийского принца Орландо, боевика Кантора, знатного выпивохи Элмара, ну и всех прочих. Вот вам и медовый месяц — покушения за покушениями!

А наша бывшая заглавная героиня Ольга , равно как и полюбившаяся нам воительница Кира, в этой книге плавно уходят на второй план — они в романе конечно же есть, но чаще в виде упоминаний и эпизодических появлений. Впрочем, некая нимфа Азиль в этой книге вообще не появляется, да и многие придворные дамы тоже ушли в забвение (т.е. просто заняты своими привычными придворными делами и интрижными делишками).

Вообще этот роман как-то менее выразителен, нежели предыдущие, такое впечатление, что эта книга просто подводит читателя (и героев-персонажей) к новым катаклизмам. Но это мы узнаем уже только в следующей книге цикла…

Знакомьтесь: Андрей Круз

У многих авторов помимо простого литературного дарования имеется ещё и так называемый собственный авторский стиль. Который, собственно, и отличает творчество этого автора от многих прочих быто- и смыслописателей, особенно если жанр, в котором упражняются эти авторы, популярен и в толчее собратьев-писателей можно просто затеряться. И совсем уже здорово, если какой-то автор не просто создаёт свой собственный стиль и манеру, а становится буквально родоначальником подобной манеры, или целого мира, а то и миров, причём даже уже и не книжных, а и игровых, и киношных тоже (Сталкер, Дозоры, Метро...).

Как раз к таким авторам можно смело отнести Андрея Круза. Потому что фирменный крузовский стиль явно выделялся из череды писателей, творящих в жанре попаданческой и боевой фантастической литературы. Скажи многим из нас — Андрей Круз, и в ответ тут же ассоциативно посыплются: оружие и боеприпасы, снаряжение и ТТХ военной техники, выживание, герой-одиночка, «крепкий орешек», «эпоха мёртвых», супермен, и всякое прочее, что как раз и является признаками и приметами крузовщины.

Пока слушал эту книгу в аудиоформате, несколько раз порывался перепроверить авторство — ну никак «Рейтар» не вписывается в библиографию Андрея Круза, ну никак не могу его соотнести с традиционными крузовскими военно-приключенческими книгами. Какая-то она совсем не крузовская, эта книга «Рейтар». Что, однако, совсем не означает, про роман неинтересен, скучен, вторичен и не заслуживает читательского внимания. Просто не нужно ждать от этой книги того традиционно крузовского, что мы обычно получаем (увы! :-( получали) от его романов и циклов.

Если по сюжету, то, в принципе, аннотация очень много и подробно рассказывает из завязки, а вот всю остальную приключенческую часть лучше читать в самой книге. Благо что приключений и смыслов в ней хватает. Так что давайте-ка знакомиться с некрузовским Крузом.

Как-то всё у Александра Ивановича печально…

Зато по части литературного языка, его образности и насыщенности, выразительности и заполненности к Куприну никак не придерёшься. Чётко сформулированные смыслы, изящно изложенные события, глубоко и проникновенно прочувствованные эмоции, совершенно реалистично поданные мотивы и всё прочее психологическое. Я уж не говорю о высоком, тонком, практически невесомом и девственно чистом эротизме (кстати сказать, в чём в чём, но в грубоватой пошлости Куприна упрекнуть попросту невозможно). А ещё он конечно романтик, страстный романтик и немножко… барин, что ли. Породистый интеллигентствующий, донельзя демократичный, но барин.

В этом романе мы вместе с действующими лицами окажемся на тайном съезде главных воров Кении. Однако это будет

Нечасто мы читаем писателей из жёлтой жаркой Африки. А стоило бы, потому что с литературной основой и формой романов всё не то, что в порядке, а просто очень хорошо. А к африканским именам быстро привыкаешь.

Героями романа стали несколько человек, так или иначе имевших отношение к событиям краха колониальной зависимости Кении от Великобритании, к вооружённой партизанско-повстанческой борьбе простых кенийцев против узурпаторов и колонизаторов, к событиям сопротивления и освобождения (оба слова следовало бы написать с прописных букв С и О, да чрезмерного пафоса нагнетать не хочется). И в процессе развития сюжета читатель имеет возможность не просто заглянуть в душу каждого главного героя (а их и в самом деле несколько, героев и антигероев, хотя на самом деле, как это зачастую бывает и в жизни, трудно кого-то однозначно назвать антигероем) и узнать подоплёку тех ли иных трагических событий, но и попытаться дать оценку каждому из наших главных действующих (и действовавших) лиц. Собственно говоря, это роман о героях и негероях (помимо основной темы освобождения кенийцев), вот только трудно расставить персонажей романа по этим двум принципиально отличающимся друг от друга понятиям и смыслам.

Очень сильный по мощи эмоционального воздействия рассказ. О судьбе обыкновенного больного мальчика из бедной семьи. И о простом человеческом сострадании и жалости.

Нужно ли в очередной раз отмечать великолепный русский литературный язык Мамина-Сибиряка и его мастерство рассказчика?..

В этой повести на фоне открытия сибирского золота мы знакомимся с начинающими промышленниками и рисковыми промысловиками Урала. Однако в центре внимания не сама ситуация поиска сибирского золота и проблемы организации его добычи, а совсем другая, более обыденная, но зато и более часто встречающаяся в обыкновенной повседневной жизни людей. Речь идёт о соперничестве двух влюблённых в одного и того же мужчину женщин. И о тех изворотах, переворотах и вывертах, которые способны устроить для своей соперницы некоторые страстно любящие особы.

На этот раз писатель приводит своего читателя в дом богатого немолодого генерала, как бы теперь сказали — «смотрящего» за всеми уральскими государственными и промышленными делами. Всесильный генерал конечно же находится в центре внимания всего местного света и полусвета, просто потому, что от него многое зависит для успеха тех дел, которые здесь вершатся. Однако, как это довольно часто бывает в реале (и отмечалось и в литературе),

А дальше вводить неискушённого в нюансы сюжета этой повести уже не буду, потому что часть этого сюжета является основным смысловым содержанием повести. Скажу только, что и в самом деле порой хитрость и изворотливость разного рода адъютантов, помощников, писарей и прочих услужающих способна переменить не то, что существующее положение, но и просто смести с лица земли все препятствия.

Смешались в кучу кони, люди…

Смешались, конечно же, жанры. Потому что вроде бы с одной стороны перед нами роман-реконструкция. Причём тут налицо и реконструкция детективно-криминальных событий, но и реконструкция жизни главной героини.

С другой стороны глядючи — детективно-криминальная история о двойном убийстве. Однако поданная не с позиции полицейско-судейского расследования, а скорее от лица главной героини (но только в том объёме, что она сама об этом помнит — или захотела вспомнить и рассказать), и ещё продублированная версиями из СМИ того времени.

Однако по мере чтения выясняется, что вполне может быть и переселение душ, т. е. книга теряет томность и становится вполне себе похожа на мистический триллер.

Но тут же вбрасывается вариант о душевном (психическом) здоровье Грейс Маркс, и тогда никакой мистики, а «обыкновенное» поведение девушки в момент помрачения сознания.

Ну, и некоторую толику историзма книге придают описания «предметов старины глубокой» и примет того времени.

К счастью, Маргарет Этвуд не рискнула сама поставить окончательный диагноз главной героине, равно как не стала и приводить читателя к однозначному выбору того, какой из вариантов событий максимально приближен к правде. Какой выбор сделает после прочтения романа сам читатель — это уже будет только его читательский выбор. Лично мне ближе всего версия, что Грейс Маркс была девушка со склонностью к истерии (как это называли в те времена) и в момент сильного душевного волнения просто вообразила себе то самое подселение в её тело духа умершей подруги.

Если говорить об общем впечатлении, то на мой взгляд слегка затянуто и не хватает динамики, того самого экшена, который порой у многих современных писателей наоборот зашкаливает и становится во главу угла. Но это уже вкусовщина в чистом виде.

Взахлёб прочитан Мамин-Сибиряк!

Всё хорошее когда-нибудь кончается. Вот и для меня закончились романы Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка. Закончились не потому, что устал читать этого замечательного русского классика, а потому, что «Падающие звёзды» является последним романом в его авторской библиографии. Наверное остались в непрочитанном какие-то отдельные рассказы, однозначно есть ещё непрочитанные очерки Мамина-Сибиряка, но вот с романами — всё.

Изданный (напечатанный в журнале) на излёте уходящего XIX века роман, видимо, больше никогда не издавался, и даже не вошёл ни в одно «полное» собрание сочинений писателя. Трудно судить, почему, однако предполагаю, что причина может быть самой простой и лежать на поверхности: в романе нет той острой социально важной и значимой темы, которая взбудоражила бы общество и пробудила бы широкий интерес к этой книге. А ведь на самом деле и тема важная, и, вероятно, на тот момент всё ещё злободневная, хотя уже не настолько широко распространённая, как это было ранее.

Речь идёт о случаях, когда в небогатых семействах попросту «продавали» своих подросших дочерей богатеньким мира сего. Это явление было как в благополучной цивилизованной Европе (вот буквально на днях читал упоминание об этом в одной из книг — кажется, в книге Пристли... там подобный и никого не удививший случай был в Англии), такое же случалось и в России — в дореформенные времена вовсю продавались дочери крепостных, а в послереформенные мало что изменилось, разве что сама «купля-продажа» перестала быть столь откровенной и открытой.

У нас в романе одна небогатая английская дама нисколько не смущаясь буквально «продаёт» свою практически уже взрослую дочь петербургскому богачу-меценату, а сама благополучно уезжает домой. И именно это событие является, наверное, той центральной темой романа, на которую как на стержень нанизано всё остальное его содержание.

А вот этим остальным содержанием стали нюансы отношений между людьми петербургского полусвета конца XIX столетия. Мамин-Сибиряк знакомит нас с довольно известным скульптором и сводит с окружением этого творческого и вполне порядочного человека. И понятное дело, что тут крутятся и разного рода друзья и «друзья», тут вращаются некоторые дамы — как из числа любительниц и почитательниц искусства, так и те, кто позировал творцу в его работах. И во всех этих перемещениях и происходят разного рода столкновения и трения, возникают разные коллизии и нюансы.

Читать всю эту мешанину событий и нравственных терзаний и выборов по-прежнему не скучно (как никогда не скучно было читать вообще Мамина-Сибиряка). А чем там кончается дело?..

Роман имеется в свободном доступе в Интернете, сразу предупреждаю, что в старой орфографии, но к этому довольно быстро привыкаешь (особенно если то и дело тренируешь себя на чтение книг в дореформенном виде).

Понять простого человека

Самое забавное, что бросилось в глаза сразу же с началом чтения «Шлюза №1», это то, что в этой книге комиссару Мегрэ остаётся доработать до пенсии всего несколько дней — вот это номер, думал я, получается, что Сименон сам себе заготовил ловушку, вынудив самого себя все прочие мегрэвские истории размещать ДО романа о шлюзе. И поскольку роман о шлюзе написан в 1933 и имеет отношение к реализму, то вряд ли события романа происходят в более поздние и более близкие к нам времена. Что означает, что и все остальные романы о комиссаре Мегрэ по временной шкале должны приходиться тоже примерно на тридцатые годы… Любопытно было бы проверить это предположение, методично читая цикл и попутно расставляя события по шкале времени.

Чем детективные истории в исполнении Сименона отличаются от многих других детективов? Лично для меня тем, что практически всегда всё происходит весьма прозаически и обыденно. Т.е. нет ореола романтизма, драматизма и трагизма (если не считать сами факты смертей потерпевших за драмы и трагедии). И вот этой своей обыденной деловитостью романы Сименона для меня смыкаются с детективными романами Пера Валё и Май Шёвалль. Ну, может не смыкаются (всё-таки у шведских детективщиков совершенно особый свой стиль и своя энергетика), но однозначно соседствуют. Причём в моём вкусовом понимании сименоновские детективы гораздо выше, нежели романы, к примеру, Чейза. Хотя бы потому, что за всей этой прозой жизни и обыденностью и, возможно, даже мелочностью мотивов многих расследуемых преступлений скрывается как раз самая обыкновенная жизнь обыкновенных людей в обыкновенном городе (Париже и его окрестностях). Отсутствие всякого рода бондианских понтов и героической шелухи как раз и делают романы Сименона обыкновенным всамделишным реализмом, даже если многие персонажи и герои романов выдуманы автором. Зато не выдумана сама жизнь, о которой пишет и которую объясняет (нам, себе, комиссару Мегрэ, его подчинённым, преступникам и просто обывателям) Сименон.

Лавкрафтофилия и Ктулхумания

Совсем небольшой рассказ (и уж тем более никак не повесть). А вот поди ж ты, из этого коротенького и, в общем-то, незамысловатого текста выросли потом целые ктулховские миры и образовались целые лавкрафтовские пространства. Сразу на ум пришло ленинское изречении «Электрон так же не исчерпаем как и атом, природа бесконечна» — в нашей материалистически-философской аналогии электроном конечно же служит рассказ «Зов Ктулху».

Не могу теперь вспомнить, что именно я когда-то читал от Лавкрафта, но точно, что что-то читал. И точно понимаю, что у Лавкрафта совершенно отчётливо выраженный авторский стиль. Который задал тон всей остальной литературе подобного рода. Хотя вот нечто подобное встречал в повестях и рассказах Роберта Говарда (от которого у меня четырёхтомник). Впрочем, в случае Говард-Лавкрафт возможно имело место взаимное влияние.

Если непосредственно о самом рассказе, то да, написано в целом впечатляюще, но меня на дальнейшее знакомство с Лавкрафтом рассказ не вдохновил — опять-таки, как-то Роберт Говард мне ближе. Однако галочку я себе поставил — (типа вырезанной на скамеечке надписи «Я тут был. Strannik»)

А теперь раздевайся!

Один из так называемых «психологических» (или «трудных», как их называл сам автор) романов Сименона. Не относящихся ни к детективной теме, ни, соответственно, к циклу произведений о комиссаре Мегрэ.

Поскольку создатель в дни творения изобрёл половые различия для всех живых существ и тем самым обрек их на половые влечения и связи, то в не меньшей степени оказались подвергнуты этим влечениям и связям и представители вида homo sapiens. И соответственно, совершенно естественным образом мужские особи во все времена активно интересуются женским телом и женской анатомией (по крайней мере в её внешних выражениях). Ничего не могу сказать про обратные влечения и интересы (т. е. про интерес женской половины человечества в мужскому телу), ибо не являюсь специалистом в этой сфере, но жизненный опыт подсказывает, что таковое тоже имеется.

Однако чаще всего эксплуатируется и используется именно мужское влечение. Мужчины готовы за плату (конечно же за плату!) лицезреть красоток, особенно если ещё эти самые красотки умеют эротично стягивать с себя постепенно и под музыку одёжки, открывая воспалённому мужскому взгляду то сокрытое, что его (мужчину) так страстно привлекает.

Вот как раз о таком заведении в этом романе и идёт речь. Это не публичный дом, это небольшое кабаре, где в вечерне-ночное время девушки-танцовщицы как раз и занимаются стриптизом, удовлетворяя самые простые и самые труднопреодолимые мужские соблазны и влечения. Хозяева такого заведения получают от всего этого вполне приличный барыш — ибо и плата за вход высока, и цена каждой купленной посетителем бутылки спиртного несоизмерима с ценой точно такого же алкогольного пойла, купленного в другом месте. Да и девушки не остаются внакладе. В особенности те, кто помимо основных услуг (танцы с раздеванием) способны оказать возбуждённому клиенту услуги и другого, более тесного и откровенного рода. Но это уже вне пределов нашего заведения, потому что «мы же приличное кабаре!».

Вот как раз о сути и деталях работы такого рода заведения и рассказывает нам Сименон. Знакомя читателя с танцовщицами и с прочим персоналом кабаре, рассказывая о нравах, царствующих здесь, о явных и тайных пристрастиях и страстях, и о самой настоящей конкурентной борьбе между девушками за право стать любимицей хозяина и занять более высокое место в местной иерархии.

Несмотря на то, что речь в романе идёт о довольно пикантном заведении и о самых откровенных человеческих пороках и страстях, Сименон сумел не превратить чтение книги в нечто полупорнографическое, а оставил всё это именно в области «психологии» человеческих отношений.

Читать роман и интересно, и немного остро и волнительно, тем более, что там есть кому посочувствовать и за кого попереживать.

Звезда и «смерть» Чарли Хэббла

Написанный в 1933 году роман не мог не быть пропитан атмосферой мирового системного финансового-экономического кризиса. Собственно говоря, этот роман как раз о самом этом кризисе и написан. Просто форму подачи автор выбрал довольно своеобразную.

Первую половину романа мы читаем как нечто совершенно полуфантасмагорическое и едва ли не буффонадное, что-то из разряда повестей о совершенно маловероятных чудесных событиях. Когда совершенно обыкновенный рабочий из английской глубинки волей случая попадает на страницы газет и превращается оными в едва ли не национального героя. И вот уж тут Пристли сумел чётко и доходчиво, пусть и слегка в ёрнической форме, показать читателям всесилие прессы как механизма управления общественным сознанием, но одновременно и зависимость этой же самой прессы от этого самого общественного сознания и интереса; главная задача — печь калифов на час, держать волну напряжённого внимания к тому или иному событию, а как конечная цель — просто обеспечение высокого уровня продажи издания.

Собственно говоря, уже на этом этапе понятно, что Пристли написал вещь универсальную, потому что с тех пор прошло три четверти века, а основные цели и задачи остались прежними, теми самыми, о которых написал Пристли. По крайней мере для так называемой «жёлтой» прессы» — найти (или создать, высосать из пальца) сенсацию, произвести «скандалы, интриги, расследования», сделать броский заголовок, причём непременно с «душком», максимально ляписто изобразить драму или трагедию, напичкать текст пикантными «фактами», снабдить «кричащей» картинкой/фотографией и всем прочим, на что охотно ведётся массовый читатель. Честно говоря, в предыдущем предложении уже хотелось и слово «читатель» взять в кавычки.

А вот вторая часть романа переводит нас на вполне реалистические рельсы, и мы оказываемся в той самой английской глубинке, пострадавшей от мирового кризиса, оставившего в результате простое трудовое население Англии без работы (и без средств к существованию) целыми небольшими городками и графствами. И наш героический персонаж пытается как-то что-то изменить, в том числе и с тем, как его газеты «сделали» героем, однако довольно быстро понимает (ему, собственно говоря, прямо об этом говорят те же самые газетчики), что его час быть калифом кончился, что он уже в отработанном материале и что реальная история с ним никого не интересует — всё, шлак, отработка, сливай на землю и ссыпай в отвалы.

Там, конечно же, ещё и третья, романтическая линия вплетается в сюжет, но она довольно искусно и тесно связано с первыми двумя темами романа и не выглядит чужеродной, разве что слегка романтизирует и идеализирует нашего главного персонажа (от слова «герой» его теперь просто тошнит и мы пойдём ему навстречу).

В общем, роман у Пристли получился довольно интересным, разнообразным по форме и по жанровой принадлежности, остро сатирическим и, как оказалось, вполне злободневным и актуальным, с длинной жизнью.

Литературный импрессионизм, или Не варите своих отцов

Любители музыки знают, что довольно часто во время турне какой-нибудь супер-группы типа Deep Purple, Led Zeppelin и им подобных перед выступлением сверхгиганта сначала идёт разогревающая часть — обычно какая-нибудь более второразрядная (однако не менее громкая) рок-команда вовсю сотрясает слушательские барабанные перепонки рычанием своих гитар и грохотом ударных установок, приготовляя зрителей к выступлению монстров рока.

Как мне кажется, чтение сборника сборников новелл Шульца вполне могло бы в этом смысле стать хорошим разогревающим чтением перед выходом на первый план автора уровня Эмиля Золя. Почему именно Эмиля Золя? Просто потому, что, как мне показалось по прочтении «Коричных лавок», Шульц подходит к изображению реалий того, о чём он пишет, ровно с таким же тщанием в описании всех мелочных деталей и детальных мелочей, с каким это делал несравненный мастер реализма Эмиль Золя. Но начнём сначала и по порядку.

Условно говоря, можно представить, что книги состоят из литературной формы (того, как они написаны) и содержания (тех идей и смыслов, о которых в них идёт речь). Проще: бывают книги-формы, и бывают книги-содержания. Самый лучший вариант, конечно же, когда и форма и содержание едины и качественны, когда умное и красивое содержание изложено мастерским литературным языком — тогда мы говорим о хорошести (а то и гениальности) прочитанного.

В нашем случае говорить о прочитанных новеллах Шульца как о книге-содержании, скорее всего, было бы самонадеянно и неверно. По крайней мере мне, потому что для меня какого-либо отчётливо формулируемого содержания, сюжета ни один из двух представленных нам сборников новелл не имел. Ну, может быть чуть более содержательным был сборник «Коричные лавки». Да и то, попробуй сформулировать краткий пересказ прочитанного, и кроме беканий и меканий ничего вразумительного не услышишь.

И потому произведения Шульца, в моём представлении, безусловно относятся к книгам-формам. Не в смысле внешней книжной формы — физические параметры бумажной книги, вес, цвет обложки и гарнитура шрифтов, наличие (или отсутствие) иллюстраций и прочие нюансы бумажной книги. А речь идёт о форме литературной.

И вот тут первый сборник изрядно отличается от сборника второго. Причём в лучшую сторону. Потому что, на мой взгляд, в первых новеллах автор не то, что умело, но я бы сказал, мастерски порезвился с литературной основой своих произведений. Впрочем, не всё так сразу обнаружилось. Потому что прочитав с пылу с жару около 40 экранов (из 411) я книгу отложил вообще, почуяв, что кроме раздражения она во мне ничего не возбуждает. И вернулся к чтению спустя дней 10, прочитав за это время несколько обыкновенных классических русско-литературных книг (Станюкович и Мамин-Сибиряк отличным образом пролечили моё раздражённое восприятие и вернули на спокойное отношение к читаемому и на готовность принять книгу такой, какая она есть). А вернувшись к чтению, решил начать всё не с оставленного в раздражении места, а опять-таки с первой страницы.

Не могу сказать, что что-то решительно изменилось. По-прежнему текст давался трудно, и слегка напрягшись над анализом читаемого я предположил, что всё дело в том, что Шульц в большей степени художник. И потому и в книжной форме он всё равно работает с цветами и красками, с их оттенками и цветовыми формами, причём ещё и в словесно-импрессионистском их виде. И соответственно, в большей степени использует в книге всякие слова и выражения, адресованные более всего к визуалам. Я же, со своей ярко выраженной кинестетичностью, не умею, не способен «увидеть» рисуемую автором картинку бытия, не «вижу» то, что Шульц так талантливо нам рисует и живописует.

Но тут я обратил внимание на то, что тексты первого сборника совсем иначе «играют» при попытке почитать их вслух (вот откуда у меня родилось мнение о талантливости Шульца — см. выше). Художник-писатель Шульц довольно умело играет с фонемами, из которым состоят слова и предложения, и филигранная работа с которыми наполняет читаемое не просто визуальными образами, но звуками и запахами, вкусами и ощущениями. Ну, например, (пример этот не из книги Шульца, а просто из моей бедной читательской головы) когда автор при описании грозы и грома использует слова с многочисленными звуками Р-Р-Р-Р — гРом гРемел, Рокотал, гРохотал, Раскатывался, Рычал и воРочал пласты воздуха, Размазывая встРёпанные комки воРон в Рвущихся лохмотьях ветРа… — при чтении приведённого наброска вслух, по идее, у читателя отчётливо возникает буквально объёмная картина грохочущей грозы. Так и у Шульца чтение некоторых кусков его первого сборника вслух совершенно чётко рисовало 3-d картинку. И тут я возрадовался, ибо самонадеянно возомнил, что раскусил автора и надкусил его крепкий литературный орешек.

Но тут «Коричные лавки» закончились и началась вторая история. И я спустился на землю. И даже ниже. Где на уровень подплинтуса. Потому что пошла игра совсем другого рода. Пошла абракадабра смыслов, чехарда слов, сумятица образов, пошли прыщики сложно связующихся между собой слов и нестыкующихся образов, пошла каша-«недружба» (т. е. когда вместе в один котёл закидывают совсем несовместимые продукты — порой это приводит к кулинарным открытиям, но чаще полученное варево представляет собой такое серо-буро-малиновое месиво отвратного аромата и вкуса, что никакая плевательница не справится с реакцией организма на попытку прожевать бурду). Ну, не люблю я абсурдистские постмодернистские экзистенциалистские штучки-дрючки, ну не переваривает их мой читательский желудок и отбрасывает в непереваренном виде мой страдающий кишечник. Причём, что самое плохое (для меня) — в этой своей второй книге автор не использует описанный выше приём игры с фонемами (по крайней мере я такого рода игры не заметил), отчего не оставляет мне мало-мальской возможности порадоваться хоть чему то в этой повести. Эх!

Впрочем, будем всё-таки справедливы: Шульц порой спохватывался и пытался вернуться хоть к каким-то намёкам на сюжет — ну, в той же новелле «Санаторий под клепсидрой» или в «Додо», однако сюрреалистическое всё равно брало верх и торжествовало. Так что в общем и целом никакого такого особого (и неособого) удовольствия я не получил. Разве что удовлетворение, которое кратко формулируется чрезвычайно просто «Я сделал это!».

Хочешь быть счастливым — будь им!

Действительно, всё самое важное из того, что можно написать в отзыве на прочитанное без риска раскрыть секреты сюжета, в аннотации рассказано. Полно и объёмно. И потому всё последующее — мимо сюжета.

Всё-таки какое это громадное удовольствие — читать книгу маститого писателя-реалиста, не выкрутасничающего перед своими читателями в спазмах постмодернизма и судорогах сюрреализма, не корчащегося в позывах удивить и поразить читателя заковыристостями литературной формы и вертикальностями иносказаний и аллюзий. И даже некоторая приторная слащавость главной героини романа Полины и её почти что мазохистическая страсть к самопожертвованию и служению людям: далёким и близким, своим и чужим, маленьким и старым, здоровым и больным, друзьям и враждебно к ней настроенным — ко всем без всякого разбора, даже такая маложизнеспособная и потому не особо в нынешние времена привлекательная её жизненная позиция (ей в матери Терезы записаться надобно бы), не отвращают от романа и не заставляют огорчённо откладывать книгу «на когда-нибудь потом». Разве что принуждают сокрушаться вместе с некоторыми другими персонажами романа над судьбой Полины и чертыхаться при чтении очередных мест с описаниями прямых обманов и манипулятивных злоупотреблений со стороны близких ей людей — ну, разве можно быть такой доверчивой!

Такое отношение к читаемому связано прежде всего именно с особенностями литературного стиля Эмиля Золя. Который настолько мастерски владеет пером, что просто буквально находишься в одном жизненном пространстве с героями романа и испытываешь те же самые чувства, что и они.

На сегодняшний день это уже 12 книга из цикла «Ругон-Маккары» и просто уверен, что дочитаю цикл до конца, тем более, что нравится сам процесс чтения книг Эмиля Золя.

Хочешь заиметь недруга — сделай человеку добро

Для меня этот роман показался стоящим слегка особняком. Вероятно просто потому, что в этой книге практически не нашёл социально значимых явлений, которые вскрывал бы и критиковал (или просто комментировал) автор. И хотя к литературному стилю Мамина-Сибиряка по-прежнему нет никаких претензий и написанные им более века назад строки и изящны и точны, однако по силе эмоционального воздействия эта книга (для меня) показалась слабее предыдущих.

В центре внимания автора находится некий среднего возраста мужчина, адвокат, занимающий в небольшом сибирском городе довольно заметное место и пользующийся не просто известностью у местной почтенной публики (дворянство, купечество и мещанство), но буквально популярностью. И, соответственно, пользующийся и вниманием дам разного возраста. И вот именно на этом самом дамском вопросе наш любимчик и погорел — одна из его бывших и несостоявшихся ныне пассий в целях мщения ненавидимому (читай — страстно любимому) организует в отношении него дело о служебном должностном подлоге и фактически уголовном преследовании.

И вот тут и вскрывается вся суть и сущность всей этой «всенародной популярности и любви» — практически все именитые, богатые и известные в городе фамилии и персоны либо перестают замечать своего бывшего благодетеля (ибо скольких из них он в своё время спас от суда и от ареста), либо деликатно, а кое-кто и попросту грубо отказывают ему в материальном вспомоществовании. Т.е. как только наш визави перестал быть полезен и выгоден стопам общества, так тут же был не просто позабыт-позаброшен, но даже и подвергнут осуждению и остракизму. Как говорится, не нужно иметь врагов, достаточно тех, кому ты сделал добро.

А параллельно со всей этой судебно-общественной катавасией раскручиваются варианты отношений с дамами, горят огнём любови и привязанности, совершаются глупые и крайние поступки, говорятся разные горячие и холодные слова — жизнь кипит.

Что ждёт нашего героя в конце? Ну-у-у, знаете-е-е… Роман вполне доступен в сети в электронной форме, правда на этот раз с ерами, ятями и ижицами, потому что не переиздавался с 1916 года. Так что любопытство утолить вполне можно.

Красное на чёрном! А на кресте не спекается кровь и гвозди так и не смогли заржаветь, и как эпилог, всё та же любовь, а как пролог, всё та же смерть («АлисА»)

Обычно я остерегаюсь пробовать читать незнакомых современных авторов (особенно авторш — девочки, ничего личного, просто сторонюсь чрезмерно слащаво-сентиментальных розовеньких дамско-романных тем), слишком уж порой схематичными и шаблонными кажутся их произведения. Но иногда всё же решаюсь — вот в своё время (несколько лет назад) таким вот решительным образом открыл для себя вполне приличное современное развлекательное приключенческое фэнтези от Оксаны Панкеевой (все оценочные эпитеты на мой вкус). И тогда же, в апреле 2016 года вместе с романом Оксаны Панкеевой попала ко мне в руки и вот эта книга Татьяны Корсаковой. Попала в руки, была потрогана, полистана и… поставлена на полочку в долгий ящик.

Очень добротный авторский сборник, состоящий из двух линейно-темпорально и событийно-персонажно связанных романов. С элементами чёрной магии и чертовщины, с экскурсами в исторически обозримое прошлое, с толком и знанием дела прописанным бытом детских оздоровительных лагерей (с уклоном в военно-спортивную и патриотическую направленность). С неплохим знанием подростково-юношеской психологии и с погружением в мир мальчишеских геройств и отношений.

События второго романа отделены от первого 13-летним сроком. Такая нефильтикультяпистая лакуна обусловлена в романах совершенно чётко проговорёнными обстоятельствами. И потому Корсаковой и было удобно разделить в общем-то одно единое последовательное повествование на две книги. Сначала заход в тему и погружение во все мистические (а также приключенческие, лямурные и прочие) обстоятельства. А потом, когда в финале первого романа в воздухе совершенно отчётливо повис вопрос «А что дальше?», нужно сразу, не откладывая в долгий ящик начинать читать книгу вторую — повторюсь, прежде всего потому, что события линейно связаны. И чтобы общая канва событий и их причинно-следственных связей не забылись.

Книга написана живеньким и бодреньким языком, чувствуется, что у автора рука набита на приключенческой теме (стоит только посмотреть на библиографию). Читается весело и задорно, никаких особо ужастиковых ужасов в романах нет, а вот интрига и тайна довольно долго сохраняется, причём как только автор срывает покровы с какой-то одной тайны, так тут же непременно образуется загадка другая, а там и третья. В общем, не соскучишься.

Вполне приличные развлекательные романы. Причём, к вящему читательскому удовольствию, на этом тема закрыта, и не нужно ждать продолжений и маяться в неведении о судьбах персонажей.

Русско-американские будни

Довольно обыкновенная средней руки историко-приключенческая книга. Примерно из той же серии, что в своё время блиставшие на книжном горизонте романы Фенимора Купера, Майн Рида и иже с ними. Правда всё это с поправкой на нынешние времена.

Но вот то, что в книге привлекает помимо чисто приключенческого романтического её содержания, это совершенно реалистичный исторически достоверный антураж. Который создаётся тем, что многие из упоминающихся в книге события точно были в указываемый автором период истории Русской Америки. И соответственно, помимо выдуманных автором литературных героев (к коим, по всей видимости, относится и главный герой романа граф Воронцов Алексей Михайлович — по крайней мере Вики такового не обнаружила в роде Воронцовых) в романе либо полнокровно живут и активно действуют исторические персонажи того времени: властитель Русской Америки Баранов, камергер Резанов (тот самый, что из «Юноны и Авось»), прославленные русские капитаны Крузенштерн и Лисянский, Лазарев и Головнин и другие, либо просто упоминаются в книге как присутствующие тут же рядом (Беллинсгаузен, например). И вот эти обстоятельства придают чисто развлекательной книге необходимые правдивость и реалистичность. И уже не сомневаешься в деталях описания быта индейских народов и особенностях их нравов и обычаев, и поневоле глубже погружаешься и в содержание романа, и в судьбы его героев и просто персонажей.

Так что если без критики, то вполне приличная развлекательная книга.

От любви до ненависти...

Несмотря на то, что этот роман практически не переиздавался (входил в 8 том 12-томника Д.Н. Мамина-Сибиряка, вышедшего в Свердловском областном государственном издательстве в 1948 г.), расщедрившийся интернет вполне свободно позволил отыскать на своих ресурсах электронную версию книги, выполненную в современном формате, т. е. без ятей, еров и прочих ижиц.

Книга приводит читателя вместе с одной из главных своих героинь Машей Честюниной в Санкт-Петербург, куда молодая девушка приехала для учёбы на медицинских курсах. И заодно сводит её (и нас) с семьёй дяди по матери — действительным статским советником Василием Анохиным, его супругой генеральшей Еленой Фёдоровной, и детьми: Евгением (Эженом, как принято называть молодого человека в семье) и Катей. И сразу идёт расстановка смыслов — читатель уже из первой главы романа понимает, что в доме Анохиных царит мертвящая атмосфера фанфаронства и фанаберии, исходящая от матери семейства, для которой чрезвычайно важно принадлежать к определённым слоям населения российского (а не быть личностью по сути) — отсюда все эти «мамахены» и «папахены», Мари и Эжены и прочие, как теперь сказали бы, понтовитые манеры. И вот эта показушная мертвящая атмосфера в доме как раз заставляет Честюнину (именно так в романе чаще всего и называет автор свою героиню — очень редко по имени и в основном по фамилии — такой «говорящей» фамилии, не правда ли, почти как у Островского в его пьесах) переехать на съёмную квартиру с тем, чтобы жить свободной жизнью свободной молодой женщины. Нет-нет, речь вовсе не идёт о падении нравов и о каком-то разгуле, в который впадает Честюнина. Однако вот эта самая свобода от гиперопеки и постоянного нудежа со стороны тётушки всё-таки приводит Машу то в молодёжные кружки (не марксистские, Мамин-Сибиряк не выводил революционеров в своих романах), то просто в дружеские отношения со своими сверстниками и сверстницами. И конечно же, неизбежно возникают романтико-лирические линии, ведь Честюнина, со всей своей провинциальной непосредственностью и малоопытностью, девушка неискушённая ни в чувствах, ни в отношениях.

А параллельно с этой линией автор рассматривает линию дружбы Честюниной со своей двоюродной сестрой Катей и двоюродным братом Евгением (Эженом): Катя, изнутри видящая и понимающая всю искусственность обстановки в родительском доме, сама девушка чрезвычайно впечатлительная и артистизированная (если по классификации Леонгарда, то это явно сочетание демонстративного и экзальтированного типов) и мечтающая о профессии актрисы, а Эжен — молодой человек, носящий на себе маску слегка гаера, эгоиста и прагматика-выжиги.

Отдельной, но довольно значимой содержательной линией в романе являются отношения всех трёх молодых людей с дядюшкой (для Честюниной) и отцом (для Кати и Эжена).

И вот эти линии жизни трёх молодых людей и двух взрослых в течение двух лет пребывания то в Петербурге, то на дачах (в летний период) и находятся в центре романа. Нет смысла раскрывать все сюжетные тайны, однако за изгибами личных судеб наших героев следишь с неподдельным искренним интересом, и то сочувствуешь одним, то порицаешь других, а то вдруг меняешь отношение к тому или другому персонажу на противоположное (и тут нужно поаплодировать Мамину-Сибиряку, создавшему несколько интересных изгибов сюжетной линии) — в общем, роман захватывает тебя и не отпускает до самых последних строк эпилога. И как обычно у Мамина-Сибиряка, наслаждаешься попутно самим процессом чтения правильной красивой образной ёмкой и содержательной русской литературной речи.

Никак не отпускают ни Арктика, ни Антарктида

При чтении повестей Владимира Марковича Санина порой может показаться, что они имеют отношение только к нашему общему относительно недавнему советскому прошлому. Прежде всего потому, что написаны они были в самые советские годы, но ещё и потому, что события всех санинских повестей относятся к этому же периоду существования государства российского. И ещё потому, что по своей героико-приключенческой стилистике они кажутся насквозь и прежде всего советскими. Хотя на самом деле советской, и уж тем более партийной патетикой Санин в этих повестях не страдал и не злоупотреблял.

Казалось бы, что в большинстве этих героических повестей Санина описан весьма специфический и специальный герой. Это полярники (тут целый цикл произведений), это лавинщики, это экипажи (и капитаны) специальных испытательных судов, это, наконец, пожарные — в общем, люди некоторых особенных и не особо массовых профессий. И кажется поэтому, что все эти Полярные законы или принципы работы пожарных и спасателей имеют отношение только к таким же людям, как и герои повестей. Кажется…

Однако стоит только чуть-чуть вдуматься и вчуствоваться в эти острые и точные, не дающие возможностей для двойных толкований принципы и законы, как начинаешь понимать, что на самом деле эти законы и принципы могут быть — и должны быть — живы здесь и сейчас. И применяться не только полярными зимовщиками и всеми прочими героическими людьми, а практически каждым человеком без всяких изъятий. И стоит только это понять и принять, как тут же всё встаёт на свои места, и герои повестей кажутся уже не замшелыми и книжно-литературными персонажами, а всеми теми, кто живёт здесь и сейчас, ходит по общим улицам и дворам, работает на одних с нами всеми работах и живёт одной и той же общей с нами жизнью. Потому что это вовсе не надуманные картонные образы, а самые обыкновенные люди; собственно говоря, это мы сами. Да-да, именно мы. Правда для этого всего-то и нужно, что принять на себя санинские принципы и законы, и не просто мысленно аплодировать им в санинских повестях, а жить ими самому. А кто мешает-то?

Наверное эти рассуждения покажутся выспренними и напрочь оторванными от прочитанных (в очередной лохматый раз ПЕРЕчитанных) трёх полярных повестей. Однако именно их прочтение когда-то давно навело на какие-то такие или похожие мысли, и именно их перечитывание вновь натолкнуло на ту же самую рассужденческую волну. Потому что именно для этого, как мне кажется, и писал свои повести Владимир Маркович Санин — для того, чтобы каждый читатель его книг понял, что только от него самого зависит, на кого он — читатель — станет похожим: на приспособленца Женьку Дугина, или на вспыльчивого бесшабашного правдолюба Веньку Филатова, на мудрого и человеколюбивого Андрея Гаранина или на несгибаемого Сергея Семёнова, на надёжного как дизель-электроход «Обь» Ивана Крутикова, или на опытнейшего безаварийщика Белова, на могучего Бармина или на матёрого Свешникова. Или же не на героев и персонажей этих повестей, а на всамделишных Трешникова и Сомова, Гербовича и Сидорова, Манна и Перова… Нам самим решать. Решать и делать…

«Жизнь и приключения Заморыша»

Название именно этой детской книги пришло в голову довольно скоро от начала чтения и сопровождало практически всё время, пока мы прослеживали судьбу сначала юного, затем молодого Квоута. Потому что основным и главным содержанием совсем не хлипкой книги (800 с гаком страниц) стало описание детских и затем юношеских лет этого маленького на начало бродяжей истории мальчонки. А затем планомерно и последовательно мы буквально день за днём прослеживаем все перипетии жизни огольца — сначала с бродячим балаганом родителей и их труппы, а затем попытками поступить в местный (для того мира местный) НИИ ЧАВО, который было бы правильно назвать более подходящим и более знакомым именем Хогвартс, однако Патрик Ротфусс незамысловато и скромно называет этот ВУЗ Университетом. Потому что учат в этом Университете основам магии и волшбы, основам управления веществами и энергиями, основам управления стихиями. А потом идут дни, недели, месяцы и годы учёбы, и опять день за днём и неделя за неделей...

Вот, собственно говоря, всё, что можно упомянуть, говоря о сюжете этой книги (первой из трилогии), дабы не впадать в грех спойлерства. Язык повествования довольно простой, однако мне показалось, что роман затянут, растянут и вытянут. Слишком долго идут всякие подходы и реверансы к поворотным моментам сюжетной линии, слишком тщательно автор описывает детали этого мира, слишком много рассуждает и порой буквально жуёт словесно-ментальную жвачку герой. И потому порой становилось слегка скучновато и хотелось уже нетерпеливо перелистнуть пару-тройку страниц и заглянуть за горизонт книжных событий (однако поскольку это был аудиоформат, то проматывать трек ради сомнительного удовольствия потом искать место, где ты был до этого, не стоило любопытства).

Приключенческая составляющая романа, поскольку также попала в это прокрустово ложе растягивания, тоже не перенасыщена яркими и острыми событиями. Хотя такие безусловно в романе есть: тут вам и непонятные и страшноватые визитёры, с коими приходится справляться с помощью железа, тут вам и жутковатые убийцы-чандриане, тут и Дракону есть место поместиться, тут и всякие химико-алхимические и магические стычки с недоброжелателями, тут и просто бои без правил (попросту уличные драки на убой). И без романтической линии тоже не обошлось — мы ведь помним, что речь идёт о жизни и приключениях совсем молодого человека, подростка-юноши, как тут без симпатии и влюблённости. Впрочем, термин «симпатия» в романе имеет совсем другое значение, но об этом вы узнаете из текста самого романа.

Думаю, что просто я не совсем совпадаю с ЦА, для которой написан и которой адресован этот роман. А вот более молодому читателю/слушателю книга вполне может понравиться больше, чем мне.

Книга как идеологическое оружие

Одно из самых сильных книгочейских возможных разочарований — чтение книг, написанных откровенными врагами. Но в разы, а может быть и на порядки худшим случаем может быть только чтение книги, написанной врагом глупым и бесталанным. Однако в случае с Оксаной Забужко ни тот, ни другой случай не подходит. При всём при том, что украинскую писательницу Забужко в любви к России не то, что упрекнуть — даже заподозрить не получится. Откровенное недолюбливание и при случае косвенные и прямые нападки и обвинения в адрес соседней с Украиной России то и дело возникают на страницах романа. Нет, не так — и то, и другое, и третье не возникает на страницах романа, а является одной из основных сутей этой книги.

Итак, тема первая — виновность России во всех былых (это проистекает напрямую из текста романа) и нынешних (так предполагается) бедах Украины. Убеждённость Оксаны Забужко в этом является для неё (и, видимо, для части жителей современной Украины) постулатом, законом Ома и всемирного тяготения. Т.е. не требующим доказательств обстоятельством. Прямо как в басне Крылова по волка и ягнёнка — виноват, и все дела, а в чём? — да просто в том, что существуешь рядом со мной.

Соответственно, второй основной тематической направленностью романа стала героизация боевиков УПА. Однако поскольку это художественный роман, то Оксана Забужко не просто приводит в книге всякие героические случаи, бывшие среди жовто-блакитных «партизан». А делает это со всей силой своего литературного мастерства (в коем ей не откажешь). Мы знакомимся к молодыми людьми, которые с самого начала являются активными членами боевой организации УПА, начиная ещё с довоенного периода, затем несколько эпизодов военных лет и затем уже 1947 год (именно в это время героически гибнут основные герои романа в бою с отрядами Красной армии, выкуривающими их из схронов и бункеров). Героизация заключается в том, что, по мнению автора, члены УПА практически всегда и решительно все, по современному выражению, «белые и пушистые», тогда как краснопузые, как уничижительно называют красноармейцев боевики (и Оксана Забужко тоже вместе с ними), практически всегда изображаются или упоминаются только как подлецы и насильники, убийцы и грабители, пьяницы и захватчики. И довольно забавно (если это можно назвать забавным) читать строчки, когда боевик УПА горделиво говорит, как ловко они подловили отряд красных в лощине и выставленные сверху пулемёты косили краснопузых сотнями. Забавно потому, что у Оксаны Забужко получается явная и неприкрытая предвзятость — у неё одни как бы имеют право «героически» косить сотнями, а другая сторона арестовывает своих противников непременно подло…

Однако роман этот по конструкции совсем не так прост и прямолинеен, как может показаться из всего того, что у меня там выше нащёлкано клавишами. На самом деле действие романа начинается примерно в наши годы — думаю, что в 2003 году. А от этой точки идут ретроспективные погружения в прошлые годы — в тридцатые и сороковые. А для пущей глубины и интересности Оксана Забужко запараллеливает судьбы современных героев романа и тех, кто живёт в те самые 30-е — 40-е. И вот тут-то и происходят самые интересные моменты — не в описаниях боевиков и их судеб, а в рассуждениях и поступках современной нам героини. Потому что эта почти сорокалетняя дама является весьма толковой тележурналисткой (причём одной из ведущих) и способна понимать практически всё явное и многое из того тайного, что происходит в современном медиа-мире. Естественно с уклоном в политику и в действующие причинно-следственные связи в структуре власти как таковой и механизмах современной избирательной демократии. И для меня именно вот эта — третья, политтехнологическая — смысловая и содержательная составляющая книги стала главной, центральной и основной. Той, которая перекрыла своей глубиной и широтой обе предыдущие национально-патриотические темы и националистические выпады в адрес практически всех геополитических соседей Украины (но Россия хуже всех!).

Мир полярен в своей основе. Горячее — холодное, хорошее — плохое, верхнее — нижнее, ну и так далее, всегда можно продолжить этот ряд парных полярных определений. Вот и книга Оксаны Забужко пополнила этот список сущностей, сосредоточивших в себе оба полюса. Потому что книга безусловно хороша. С точки зрения литературы — мне нравится этот стиль, в котором порой предложение начинается на одной странице, а заканчивается спустя пару перелистываний. В котором смыслы толпятся и толкутся, перебивают друг друга и стараются влезть в читателя спросно или самовольно. Но эта книга одновременно и плоха — плоха своей предвзятостью, враждебностью, откровенным передёргиванием и сгущением, концентрацией одного и игнорированием другого. Эта книга одновременно и умна, но и не без глупостей. Эта книга безусловно может быть опасной — опасной для чтения неподготовленными горячими умами. Потому что книга умеет вызывать сильные чувства и симпатии в адрес тех, кого она — книга — воспевает и романтизирует. И героизирует. Книга как идеологическое оружие.

Как могло бы быть, если бы пересмешник не был убит...

При чтении у романа обнаружилась забавная особенность. Примерно к трети объёма читаемой книги вдруг возникло ощущение, что читаешь как бы не продолжение истории жизни Джин Луизы Финч по прозвищу Глазастик, начатой в романе «Убить пересмешника», а альтернативную историю этой девочки-девушки-женщины. А началось всё с того, что запутался в возрасте героини. По моим скороспелым беглым подсчётам героине в 1955 году, когда идут события второго романа, должно было бы быть что-то около 30, однако в романе говорится, что ей 25. На самом деле, при более тщательных подсчётах всё оказалось правильно, но моя ошибка заставила меня быть более внимательным. И потому когда в «Пойди поставь сторожа» упоминается то уголовное дело об изнасиловании негром белой девушки, которое стало центром сюжета романа «Убить пересмешника» с совсем другим юридическим исходом, то тут мои мозги стали слегка подтекать. И только потом я сообразил, что просто сказывается то, что романы написаны автором как бы задом наперёд, т. е. сначала был написан (но не издан) роман «Пойди поставь сторожа», а потом был написан «Убить пересмешника, в котором часть сюжета была изменена автором.

В общем, было полное ощущение, что читаешь роман из жанра «Альтернативная история», что где-то когда-то сюжетные линии разветвились и мы просто просматриваем другую жизненную линию Джин Луизы Финч.

Однако всё это не умалило литературных достоинств ни автора, ни самого романа. Весьма узнаваемо Харпер Ли периодически ныряет в детство Джин Луизы, т. е. в те самые 30-е годы. И так же щемительно и томительно пишет о каких-то событиях раннего детства девчушки, о её школьных историях и о первом бале (вовсю в голос посмеялся над происшествием с накладным бюстом 14-летней девушки), о взаимоотношениях в семье тогда и сейчас. Не менее трогательны главы и строки об актуальных событиях романа, об визите Джин Луизы к своей старой кормилице-негритянке, о дядюшке… В общем, сама манера письма нисколько не хуже, нежели в звёздном романе «Убить пересмешника».

Но вот что заметно бросается в глаза — роман как-то более американист, что ли. Просто потому, что речь идёт о внутриамериканских событиях середины 50-х, когда принимались какие-то Законы и какие-то Поправки, упоминания о которых русскоязычному читателю мало что говорят (так же, как, к примеру, мало что говорили бы некоторые романы Мамина-Сибиряка о горнозаводском Урале). А тема была на тот момент актуальна потому, что в те годы в США довольно остро стоял вопрос взаимоотношений белого и цветного населения, и резко активизировались лидеры движения чернокожих за равные права (в романе об этом более-менее подробно и понятно).

Однако общего впечатления эта сугубо американская проблематика не портит. Тем более, что мы увидим и адвоката Финча несколько с другой стороны…

В общем, это было и любопытно, и интересно. Нисколько не жалею потраченного времени.

Мир это мы, такие, какие есть

Персонаж по имени Бритт-Мари запомнился постоянному читателю Фредрика Бакмана ещё по предыдущей книге «Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения». Причём львиную долю объёма той книги эта самая Бритт-Мари отличалась вздорным придирчивым буквоедским педантичным сварливым характером и соответствующим приставучим ворчливым занудным поведением. Собственно говоря, перед нами предстаёт донельзя знакомый Уве (персонаж первого романа цикла «Ассоциация жильцов»), только в дамском обличие и возведённый в степень. Однако к концу предыдущего романа Бритт-Мари внезапно получает остужающий холодный душ, испытывает своеобразный катарсис и принимает решение оставить не только своего гульнувшего супруга, но и место жительства.

Вот в этой самой точке мы и встречаемся вновь с Бритт-Мари, причём уже из названия романа понятно, что она является главным героем нового романа Фредрика Бакмана. Поменяв место жительства, однако не поменяв свой характер (да и как можно внезапно и с точностью до наоборот поменять самоё себя!), Бритт-Мари пытается устроиться в совсем небольшом городишке, который не просто стоит на обочине шоссе, а в котором и жизнь, собственно говоря, замерла на обочине другой, полноценной и полновесной жизни. Замерла настолько, что в городишке оказывается закрыто (причём не на переучёт, а насовсем) практически всё, что входит в инфраструктуру любого живого маленького городка: почта и магазины, гостиницы и аптеки, развлекательные центры и спортплощадки, кафе и всё прочее.

А вот всё остальное уже является частью сюжета и не подлежит оглашению. Просто следует сказать, что раз у одного из предыдущих героев — всем полюбившегося Уве, нашлись свои друзья и поклонники (как в романе, так и в читательской среде), так и у Бритт-Мари случилось примерно то же самое: нашлись и друзья, и сочувствующие ей, и те, кто просто принял её такой, какая она есть и пробудил в ней дремлющие силы. А в ответ получил свой заряд дружелюбия и общения и доверия и симпатии…

Мораль как обычно проста: будь проще и народ к тебе потянется.

Дивехи Рааджаре — царство островов

Оценка калибром в 4,32 звёзды (на ФантЛабе это соответствует примерно 8,6 балла) для совершенно нехудожественной и не насыщенной приключенческой составляющей книги на нашем сайте вряд ли случайна. На сегодняшний день прочитали, читают или планируют прочитать эту книгу 196 человек, и из всех выставленных четырёх десятков оценок я обнаружил только одну троечку, а все остальные заключены в диапазоне между 4 и 5. В чём загадка такого единодушия читателей — сразу и не скажешь. Возможно всё дело даже и не в художественных ценностях и достоинствах прочитанной книги. А просто это ещё и как дань уважения автору — величайшему современному теоретику и практику науки о человечестве.

Для меня это уже, конечно же, не первая, не единственная и не последняя прочитанная книга автора. И по-прежнему не ослабевает интерес к этим неброским томикам, вышедшим в своё время из под пера Хейердала. Наверное, в первую очередь привлекают масштабы тех явлений и процессов, о которых пишет и которые исследует учёный. Тысячелетия истории человечества, сменяющие друг друга разные цивилизации, начиная с легендарных шумеров и египтян и заканчивая современными нам народами, буквально планетарные масштабы человеческих миграций по нашей малютке Земле, глубина проникновения автора (вместе со своими коллегами и соратниками) в изучаемые им вопросы, широта кругозора самого Хейердала и его спутников, живописание экспедиционных будней и этнографических нюансов, в которые попадают члены экспедиций Тура Хейердала, хитросплетения взаимосвязей самых разных сведений и объектов: тут вам и разные сказки и эпосы, и тут же хромосомный анализ хлопчатника, лингвистические тайны и взаимосвязь всего с мировыми ветрами и океаническими течениями, археологические находки — и знания в истории древних и современных религиозных течений…

В этом томике Хейердал рассказывает о четырёх своих путешествиях на Мальдивы. Как появилось это островное государство, что за народы населяли его за тысячелетия Мальдивской истории, откуда пришли и куда идут, чем жили эти полусказочные люди: ракхаса, якхи, нага, сингалы, редины… И свой рассказ он сопровождает многочисленными фотографиями, на которых запечатлены в основном археологические объекты, добытые экспедициями Хейердала на многочисленных островках атоллов Мальдивов. Читать всё это дело может быть не столь увлекательно, как познавательно. Ну и конечно же поражает масштаб исследования. Читаешь и параллельно думаешь, сколь мгновенны и мизерны все наши жизни и движения перед лицом тысячелетий…

Ничем орлят не испугать, орлята учатся летать (из песни)

При всей кажущейся подростковой простоте книга у Иванова вышла совсем не простая. А непростая!

Понятно, что основными являются три смысловых плана. Это пионерско-летние будни детского оздоровительного лагеря (впрочем, в те поры эти лагеря всё ещё звались пионерскими); это вампирско-кровососательная история типа детско-подростково-пионерской же страшилки, которыми во все времена вовсю стращают друг друга дети; это некоторым образом сатира на всю загибающуюся советскую идеологическую кухню 80-х. При этом первый смысловой слой плавно смыкается со смысловым слоем третьим.

Поскольку в ДОЛах мне привелось работать в течение нескольких летних сезонов (а кроме того полгода в «Орлёнке» и четыре месяца в «Прибое» (Сукко), то какую-никакую вожатскую кухню я знаю не понаслышке и не из хвастливо-приключенческих рассказов приятелей и приятельниц, а изнутри. И тут есть некоторые вопросы к Алексею Иванову. Потому что с организацией летней педагогики в лагере он слегка… скажем так — переподшутил. Хотя допускаю, что многое, видимо, и в самом деле соответствует тому, что и как там было в лагерях в описываемые Ивановым годы. Просто я работал уже на пару десятков лет позже и в наши времена планирование и обеспечение работы лагеря и проводимых мероприятий было уже слегка иным. Взять хоть те же педотряды, школы вожатых и прочие сборы и курсы будущих летних педагогов.

Зато крайне интересно и с полным внутренним правдоподобием описывает Иванов внутренние и внешние реакции детей на предлагаемые им в лагере дела и мероприятия. Да оно и понятно, при полном отсутствии какой-то вовлечённости ребят в планируемые дела лагеря и отряда никакой заинтересованности у них этими показушно-казёнными делами не вызовешь. Ну, и просто все детско-подростковые отношения со всей их иерархией и нюансами было читать крайне интересно. Дружбы и будущие влюблённости, секретики и тайные дневники, обмен галстуками и всё такое прочее. Да и многое из отношений вожатых друг с другом тоже не надумано, а живо и жизненно.

Про кровопийно-вампирско-упырскую направленность романа ничего критического просто не скажу. Во-первых, это в тренде. Во-вторых, позволяет писателю (и читателю) сделать некоторые смысловые переносы на реал тех лет, что-то запараллелить, а что-то прочитать иносказательно. В-третьих, Иванов классно продумал и изложил всю упырскую систему, начиная от стратилатов с переходом на рядовых кровососов и с деталировкой по обстоятельствам и уже наработанным в литературе схемам вурдалачества и вампиризма. В-четвёртых, некоторая ироничность материала позволяет воспринимать его именно как одну распространённых в лагерях детских страшилок историю (кстати говоря, Алексей Иванов очень дельно и толково включил в текст романа несколько таких детских полуночных пужалок и страшилок). В-пятых… и в-шестых... — при желании список можно продолжить.

В результате, читатель получил занятную, лёгкую в прочтении и глубокомысленную при всей своей простоте и лёгкости развлекательную историю. С подтекстами и сносками, с кавычками и скобками, с лукавым прищуром и ироническим смешком.

А поскольку я роман слушал в аудиоформате, то могу только порекомендовать его для тех, кто хочет сэкономить время и получить дополнительное удовольствие от мастерства чтеца. Интонации — великолепные!

Театральная изнанка, или Милости просим в закулисье

Как-то у меня по оценкам «Дептфордская трилогия» прошла сверху вниз — от твёрдой пятёрки, выставленной первой книге, через 4,5 для второй и к уверенной четвёрке книги третьей. Т.е. если взять за некий образ книгам этой трилогии небольшое созвездие, то всё-таки α (альфой) будет «Пятый персонаж», а этот роман будет уже γ (гаммой). Чего-то мне в этой гамме не хватило, каких-то ноток недоставало в ней до полного гармоничного аккорда.

Хотя нельзя сказать, что книга неинтересная. Вроде персонажи совершенно особенные, начиная с заглавного мага и волшебника сцены Айзенгрима и заканчивая последними второразрядными актёрами из небольшой лондонской труппы, с которой Магнус разъезжал в турне по Канаде. Личности как колоритные, так и совершенно отвратные мелькают на страницах романа: сначала это актёры ярмарочного балаганчика, затем уже труппа маленького театрика, а потом и киносъёмочная группа. Мелькают и в любом случае не оставляют читателя в равнодушии.

И про событийный ряд не скажешь, что однообразно-утомителен. С первых происшествий в жизни десятилетнего мальца нагнетается атмосфера тёмного карнавала (спасибо Брэдбери за образ). Правда карнавал этот в романе Дэвиса совсем не брэдберивского толка. А просто парнишка и в самом деле попадает в

Вторая половина книги переносит нас в

И уже в эпилоге романа мы наконец возвращаемся к загадке одной странной и необычной смерти, загаданной нам ещё в романе первом.

Наверное третьей книге просто не хватило энергетики, было ощущение некоторой вялости, что ли — потому и оценка такая. А может быть прошло слишком много времени после прочтения двух предыдущих книг цикла...

Мафиози бывшим не бывает

Насколько интересной показалась мне книга первая (было поставлено 4 зелёновых звезды), а потом положительные впечатления дополнил фильм — настолько же не впечатлила книга вторая. Практически ушла из гангстерского чтива его приключенческая составляющая, размылась ирония и роман ощутимо потяжелел;

Ничего нет хорошего, когда приходится кого-то ненавидеть (цитата)

Книга, впервые прочитанная около 40 лет назад и потому изрядно событийно-сюжетно подзабытая. Однако сохранившая в памяти ощущение чего-то светлого и щемящего.

Американский Юг. Середина 30-х. Кажется, что раз рабство отменено давным-давно, то отношения между цветными и белыми урегулированы. Но разве можно отрегулировать на законодательном уровне то, что на самом деле исходит от уровня культуры простых рядовых жителей маленького городка. В особенности, если это граждане самого низкого сорта, питающиеся едва ли не отбросами и носящие обноски. Однако же принадлежащие к белой расе «господ». И понятно, что как бы закон не декларировал равные права всех граждан США перед законом, на практике получается, что всегда любой судебный процесс, если в нём замешаны цветные, решается в пользу белого. Такова практика. А практика — это и есть закон, перенесённый в реальность.

Адвокат Аттикус Финч как никто другой отлично всё это знает. Однако ничтоже сумняше берётся защищать в суде присяжных негра, обвиняемого в покушение на изнасилование белой девушки. Все перипетии судебного расследования лучше всего будет узнать непосредственно из уст автора книги, изложенными главной героиней романа Джин Луизой Глазастиком Финч. Не беда, что эта девочка пока ещё маленькая и ходит только в начальную школу — её наблюдательность такова, что она улавливает малейшие движения (недаром её прозвали Глазастиком).

А попутно с историей этого непростого судебного разбирательства мы попросту погрузимся в мир американских простых детей — этой самой Джин Луизы и её брата Джима, и приятеля Дилла, и одноклассников, а ещё соседей и так называемого дамского светского общества городка. Всё происходящее в книге подаётся читателю устами этой самой наблюдательной малышки Джин Луизы, что придаёт повествованию невыразимый детский вкус… однако с примесью горечи взрослого понимания того, о чём нам рассказывает Джин Луиза.

Великолепная книга сначала напоминает чем-то неуловимым то марктвеновские романы о Томе Сойре и Гекльберри Финне, то вдруг доносятся отголоски бредберивского «Вина из одуванчиков», а то вдруг вспоминаешь «Жизнь мальчишки» — этот роман Харпер Ли собрал в себе все лучшие черты перечисленных книг.

Ну, а поскольку вдруг выяснилось, что у истории есть продолжение, то непременно будет прочитана и вторая книга о жизни Джин Луизы Финч.

В Америке хорошо, а дома лучше

История времён отмены крепостного права в России и войны Севера и Юга в САСШ. Фабула довольно проста: совсем ещё молодой матрос Чайкин усердно и старательно тянет служебную лямку и потому никогда не подвергался порке, обычной для русского военного флота в те времена. Однако за небольшую провинность при смене парусов капитан клипера отдаёт под наказание всю вахтенную смену, в том числе и нашего моряка, который порки страстно боится. А спустя несколько дней наш герой случайно опаздывает с возвращением на свой корабль из увольнения и потому остаётся на берегу. И поскольку дело происходит в Сан-Франциско, то затем начинаются завихрения случайных и неслучайных событий и мистер Чайк (так переименовывают его фамилию американцы) в течение нескольких прожитых в Америке лет не единожды испытывает свою судьбу на излом.

Однако в силу особенностей своего человеколюбивого и богобоязненного характера ему каждый раз удаётся не просто пройти по краешку ножа, но даже и заклятых врагов переманить на свою сторону, а некоторых отпетых негодяев просто переделать и обратить. Конечно, порой образ Чайкина слишком сентиментально-слащав, отчего слегка неправдоподобен, но не будем придирчивыми к автору (и к Чайкину), тем более, что, кажется, история написана по мотивам реальной жизненной судьбы.

У Станюковича интересный образный и буквально летучий литературный стиль, и потому книга читается очень легко и имеет особенность затягивать и не отпускать. Да и приключенческая составляющая романа довольно интересна и практически всё время держит читателя в некотором напряжении.

Конечно, в книге есть и некоторый отчётливо выраженный респект в адрес правящего императора Александра II, который в описываемый период не только освободил российских крестьян от крепости, но и отменил систему телесных наказаний на флоте, что позволило матросам вздохнуть слегка посвободнее. Однако вот это расшаркивание автора перед царствующей особой, озвученное Станюковичем устами русских матросов, в том контексте, в каком оно изложено в романе, вовсе не выглядит подобострастным — дело-то ведь и вправду благое.

В общем, думаю, что по мере сил и возможностей пойду вдоль библиографии Станюковича, тем более, что у него морская тематика одна из ведущих. Лепота!

О роли личности в истории, или Если бы да кабы да во рту росли грибы

Имя автора этой книги настолько намелькало перед глазами, что был в полной уверенности, что уже что-то читал от Романа Злотникова. И потому был немало удивлён: оказывается, это первое знакомство с автором — видимо мелькание фамилии имело место только лишь на библиотечных полках и на книжных развалах, да и фамилия звучная и примечательная, вот и запомнилась. Ну что ж, добро пожаловать!

Первая книга цикла. Не очень хороший случай, просто потому, что всегда остаются соблазны продолжить чтение серии, а у тебя и так было планов громадьё. Ну, да ладно.

Довольно обычная для попаданческих книг стартовая ситуация. Главный герой в результате некоего происшествия (с лошадки сверзился) очучается почти за полтора столетия до своего актуального времени. Однако вот тут же сразу обнаруживается и некоторое отличие от стереотипа: ведь чаще всего в попаданчестве принято, чтобы персонаж проваливался куда-то (в другое время или иной, параллельный мир) в своём собственном теле, в котором потом и геройствовал бы. Но Роман Злотников выбирает для своего героя вариант переселения, так сказать, только лишь души, но скорее ментальной личностной сущности — главный герой Алексей Коржин обнаруживает себя в теле великого князя Алексея Александровича Романова, брата правящего российского императора Александра III.

Ну, и соответственно, нашему герою-проваленцу захотелось воспользоваться великолепным случаем и попробовать переписать историю России, а может быть и всего мира. Так сказать, вылепить альтернативный вариант развития исторических событий путём изменения действующих сил. В общем, дальше пошло, по-сути, то, что наши общие научно-фантастические Учителя (братья Стругацкие) назвали прогрессорством. Конечно, прогрессорство у Злотникова весьма оригинальное и специфическое — всё-таки герой пытается прогрессировать не какую-то отставшую (по его мнению) в своём развитии цивилизацию, а всего лишь подтолкнуть отстававшую в социально-экономическом и технико-технологическом развитии Россию. Опираясь при этом на чисто верещагинскую мотивацию «за державу обидно» и имея в виду ближней целью победу России в грядущей спустя пару десятилетий русско-японской войне (хотя, может быть, от вмешательства история перепишется и война вообще не состоится ввиду неявки на неё противостоящих сторон — кто знает!).

А вот далее уже просто идут конкретные практические шаги подменного великого князя, описывать которые означало бы просто спойлерить. Могу только сказать, что тем читателям, которые в попаданческих книгах ищут в большей степени приключенческий экшн, этот роман вряд ли подойдёт — приключалова в чистом виде в романе практически нет. Т.е. нет погонь, стрельбы из разных видов оружия, нет выживанчества, в общем, нет того, что мы образно называем «секс—наркотики—рок-н-ролл». Хотя определённая движуха в книге всё-таки есть.

Ну что ж, остаётся только слегка уплотнить и так достаточно прессованный график чтения и включить в него и книги этого цикла.

...довольно мрачная история о мрачном постапокалипсическом депрессивном загибающемся мире, которую читаешь, а перед глазами вспыхивают (именно вспыхивают застывшими картинками, стоп-кадрами, стробоскопическими мгновениями, и мельтешат со скоростью пейзажа, мелькающего в окне проносящегося мимо тебя скорого поезда) описываемые картинки бытия и небытия выживших и прозябающих людей: трупы, мор и язва, глад и хлад — все четыре всадника Апокалипсиса уже прошлись галопом, прорысили и проскакали аллюром четыре креста сквозь человечество, унеся и уведя с собой тех, кому было суждено уйти сразу и оставив здесь на этой выморочной земле тех, кто считает себя ещё живыми и кто на самом деле дотлевает искры существования в этом догоревшем костре того, что мы когда-то гордо называли цивилизацией — цивилизация ли то, что было нами выстроено и создано? коли допустили себя и довели планету до хлопьев пены на поверхности океана и до кислотных дождей с чёрным пеплообразным снегом, с тварями вместо животных и с людьми-тварями не менее страшными, нежели эти самые метаморфы-мутанты и ещё с бичом эпидемии неизлечимого и скоротечного, быстрого как полёт пущенной из лука стрелы заболевания, холодно, голо и аббревиатурно именуемого МОБом, что расшифровывается как мобильное бешенство и на практике превращает человека в смертельно опасного одержимого жаждой убийства хищника, с которым невозможно договориться и с которым нельзя контактировать от слова вообще во избежание, а можно только устроить ковровую бомбардировку или ракетный удар с применением того самого уже никем не запрещённого оружия тотального уничтожения; а ещё совершенно разболтавшаяся тектоника, сотрясающая землю и острова и заставляющая то и дело вулканы жарко и смрадно выпыхивать клубы дыма и сыпать горячим пеплом, угрожая всему и вся… мир, в котором казалось бы уже не осталось места ни самому человеку и ничему человеческому в человеках и только ты сам можешь поколебать это предположение, только ты сам можешь сохранить в себе человеческую жалость и сострадание… или не можешь, что встречается гораздо чаще… и уже Сахалин неостров, и...

Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный (А.Пушкин)

Какая жуткая книга! Жуткая не в прямом смысле, а в ощущение полной безнадёги, безысходности и беспомощности властей перед надвигающимся на Россию мраком революционно-бунтарских событий 1905-1906 годов.

Чтобы было понятно — главным героем книги, но скорее центральной фигурой двухтомного романа, является камергер, князь и губернатор Сергей Яковлевич Мышецкий. И поскольку мы прослеживаем именно его жизненный и карьерный путь, то вольно или невольно, но проникаемся и его взглядами (довольно либеральными для того времени), и его планами и мечтаниями (довольно прогрессивными для того времени) и его поступками и официальной деятельностью (довольно смелыми и рискованными в те времена для человека его положения). Да ведь и в самом деле, и взгляды Мышецкого, и принципы его, и мечты и планы, и практические шаги в должности губернатора одной из южных окраинных областей Российской империи, вполне нормальны и понимабельны. Даже с позиций нашей современности.

Однако параллельно с ним в романе (и в губернии, конечно же, тоже) действуют все те люди, которые представляли на тот момент весь спектр политических и социальных групп и партий. Тут вам и будущие монархисты-черносотенцы, и махровые октябристы, и эсеры, и кадеты, и большевики тоже имеются — в общем, Пикуль не просто напихал в свою книгу всяких политических мастей, а заставил всех их активно действовать в этом общем социально-политическом поле.

И в результате вместо ожидаемых и желаемых Мышецким положительных изменений в жизни города и губернии, и всего населения местного и проезжего, в качестве равнодействующей получается совсем не то и совсем не так. И вот странное дело — понятно, что роман Пикулём был написан в самые-пресамые советские времена и в соответствии с той, партийно-советской идеологической подоплёкой (1964-66 гг.), однако читая эту книгу сейчас, по прошествии более чем полувека, совсем иначе видишь и воспринимаешь читаемое. И совершенно искренне разделяешь надежды молодого губернатора и надеешься на то, что все его планы и попытки что-то сделать завершаться хоть каким-то успехом, и искренне огорчаешься и порой буквально негодуешь, натыкаясь на прямое противодействие губернаторским свершениям со стороны разных политических деятелей (кстати говоря, представитель партии большевиков в романе совсем не является откровенным противником Мышецкого и находит в общении с ним общий язык и понимание и взаимное уважение). Т.е. как бы получается, что книга универсальна и пригодна для чтения хоть в советские времена, хоть в наши как бы капиталистические — всё актуально, всё цепляет и всё тревожит.

А потом жутко остро переживаешь всё то, что совершалось в результате всей этой революционно-восстанческой чехарды, все эти эксы и теракты, взрывы и покушения, стачки и демонстрации, заканчивающиеся казаками или выступлениями черносотенцов и сопровождающиеся погромами и убийствами, насилием и смертями. И вот это ощущение полной безнадёги и безысходности, беспомощности властей перед молохом бунтарских потрясений возникает заранее (мы ведь помним из школьного курса истории России, что и как там было, в те самые годы первой русской революции) и сопровождает тебя всё время чтения этого великолепного как по задумке, так и по исполнению более чем тысячестраничного двухтомного романа.

В общем, как однажды точно и образно сказал наш великий поэт — «Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный». И продолжил: «Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка».

Конечно же этот роман был написан точно в предчувствии перестройки и переоценки недавнего прошлого (собственно настолько недавнего, что ещё и не ставшего прошлым, а как бы только лишь вчерашним) нашей действительности. Т.е. видимо было ощущение, что нужно что-то менять, а что менять и как именно менять — осталось за кадром айтматовского текста.

И потому вот это бессилие простых буранцев перед строгой и несговорчивой военной машиной, и потому вот эта фрондёрская попытка что-то изменить путём переговоров главного героя с руководством космодрома (в самом конце романа и потому мы так и не узнаем, чем закончился поход Едигея за правдой).

И потому вот эта отчасти смешная фантастическая тема, весьма искусственно вплетённая в нормальную повесть-роман. Как-то мне показалась неестественным и нелогичным решение землян о разрыве возможных контактов с жителями внегалактической планеты Лесная Грудь (совсем уж смешное и нелепое название придумал Айтматов).

Но вот вся реалистическая составляющая романа написана и талантливо, и сильно, и эмоционально, и вдумчиво, и нацеленно. Трогает. Вернее — цепляет.

Вор должен сидеть в тюрьме! (Глеб Жеглов)

Вообще книга на любителя. Однако средняя оценка этой книги более 8, что явно свидетельствует в пользу этого автобиографического романа.

Конечно, с точки зрения чисто приключенческой, да ещё помноженной на автобиографичность (т.е. реалистичность большинства описываемых в романе эпизодов и происшествий), привлекательность романа для среднестатистического читателя и должна быть более-менее высокой. Согласитесь, уже одно то, что с нами откровенно беседует человек, приговорённый к пожизненному заключению за убийство, придаёт некий ореол этому необычному рассказчику — часто ли мы тет-а-тет беседуем по душам с убийцей! А ведь, если доверять всему написанному в романе, это ещё и человек с сильной волей, со способностью лидировать и занимать авторитетные позиции в преступном сообществе, с готовностью при необходимости вновь убить — хоть своего брата-каторжанина, хоть тюремного охранника или любого другого человека. Герой романа Папильон безусловно личность незаурядная, одержимая решимостью сбежать и постоянно предпринимающая попытки к бегству. Однако помимо вот этого свободолюбия он умеет и приспособиться к условиям каторги, умеет войти в контакт с надзирателями и другими каторжанами, умеет ловчить и выкручиваться, умеет принимать решения и брать на себя ответственность за их последствия.

Однако при всём при том все эти сильные качества до определённого момента не всегда оказывают положительную службу их владельцу. Потому что не единожды ставят его и близких ему людей в ситуацию острого и порой крайнего риска (правда, тут вполне уместна поговорка «кто не рискует, тот не пьёт шампанское»). Но вот уже ближе к концу книги, когда Папильон с товарищами уже убежал и оказался в Джорджтауне и, казалось бы, вполне мог успокоиться и просто жить свободной жизнью, он то и дело вновь вступает в конфликт с людьми и с законом, да ещё при этом не чурается прямого мошенничества (случай с подделкой редкой и ценной тропической бабочки), что явно говорит, что он ещё не насиделся, что ещё не почувствовал всю боль от «клевков жареного петуха в задницу», что он всё-таки на тот момент ещё не избавился от тюремного шика и лоска и от стремления жить за счёт людей и общества в целом. И только Венесуэла в финале книги смогла стать конечным пунктом в его тюремно-каторжной биографии.

Но вообще, когда читаешь биографию Папильона-Шарьера как автора, то оказывается, что всё не совсем так, как это представлено в романе. И многое в его как бы официальной биографии и записано как раз в соответствии с текстом романа. Но параллельно с этой авторской версией имеются и другие, менее романтичные и героические варианты…

А в козырях-то нынче мизер

Я не большой знаток азартных игр. Вернее даже так — небольшой. Однако было время, мало-помалу игрывал. В картишки. И мой совсем маленький игровой опыт подсказывает мне, что играть нужно с холодным умом и медленно бьющимся сердцем — во избежание полного проигрыша и выворачивания карманов наизнанку (было дело).

Как по мне, так эту книгу нужно рассуждать, обсуждать и может быть даже осуждать (если осуждать) с холодным умом и медленно бьющимся сердцем. Потому что если отпустить эмоции, постоянно возникавшие по мере чтения книги, то они могут увести совсем в другую плоскость и перевести разговор-монолог в разряд ругательно-оскорбительных и нелицеприятных. Именно поэтому написание вот этого отзыва на прочитанную с десяток дней назад трилогию было отложено до полного, так сказать, эмоционального выхолаживания.

Знаете, я не люблю сталинистов. Не люблю ярых твёрдых «большевиков» с Лениным в башке и с наганом в руке — они непременно тычут ленинскими и сталинскими цитатами всем в зубы и добавляют тычок тем самым наганом, а то и маузером. И всегда готовы пустить свой летящий паровоз с бронепоездом, который стоит на запасном пути, в ход. Вместе с маузером.

Но ровно настолько же я не люблю и антисталинистов. И даже не антисталинистов, а просто тех, для кого слово «СССР» и «Россия» априори являются олицетворением всего ругательно-хулительного и плохого. К сожалению товарищ-господин Аксёнов в этом своём романе прямо поместил себя именно в этот разряд. Т.е. он не просто критически описывает советский, а точнее — сталинский период существования страны с названием СССР, а именно нагнетает и гонит волну, он тщательно наделяет всё советское прилагательными совершенно уничижительного свойства и значения, он переносит своё личное отношение к Стране и Сталину и к Системе (между всеми этими тремя понятиями он явно проводит параллель и попросту ставит знак равенства — вот такой: Сталин=Страна=Система) на всех своих героев и персонажей. Ну, кроме тех персонажей и героев, которые являются частью системы. Т.е. просто взял и разделил всю страну на два лагеря: одни — часть системы и потому несгибаемые борцы и угнетатели с поработителями (прежде всего это партаппаратчики, ну и затем НКВДшники, ГПУшники и прочие МГБшники), а другие — сгибаемые и порабощённые страдальцы и несоглашенцы. Третьих нет. Ибо!

С самого начала романа у Аксёнова практически все (ВСЕ) персонажи, главные персонажи, герои, а также просто случайные люди — все они либо тайно либо активно являются критиками (как минимум) или хулителями или борцами. Возможно в той микросреде, в которой рос сам Аксёнов, и было так, но всё-таки это явно сгущение и передёргивание — хотя бы потому, что я и сам из поколения, родившегося в пятидесятых, а мои родители уже родом из конца 20-х — начала 30-х, а мои деды и бабки и вовсе от начала века XX. И потому ведь за время совместной жизни и общения и с родителями и с дедами и бабками я слушал и слышал что и как они рассказывали и вспоминали. Помню рассказы бабушки о барщине и о работе в господском доме, помню рассказы матери и отца о военном и послевоенном периоде — всякое вспоминалось и рассказывалось, но такого оголтелого отношения к стране они точно никогда не упоминали. И тут у меня возникает конфликт с личным, субъективным и пристрастным отношением Аксёнова к тому периоду существования страны, о котором он пишет, и ощущается проблема противоречия между личным отношением Аксёнова и моим (в пересказах и воспоминаниях моих родственников о том же самом периоде) отношением — он верит себе, а я верю своим близким.

И не то, что Аксёнов говорит неправду и сосредотачивает в книге сплошную ложь, но он просто концентрирует только одну сторону бытия и игнорирует или намеренно уничижает сторону бытия другую (жалкое московское метро — это сильно у него написано, и главное что как точно, ведь московское метро и в самом деле самое жалкое в мире, верно?). Метро жалкое, люди несчастные, ДнепроГЭС дрянь, песенки убогие, физкультурные парады чёрт те какие, армия беспомощная, военачальники бездарные уроды, Жуков генералишка и маршалишка, генералиссимус Суворов противный был старичок, ну и так далее. Вот такой встроенный в себя и в своё мироощущение и мировосприятие фильтрик демонстрирует нам господин-нетоварищ Аксёнов. Такой вот ниппель.

Теперь о литературных достоинствах трилогии. Знаете, у меня ведь это не первая и не единственная прочитанная книга от Аксёнова (поисковик выдал на гора четыре предыдущих книги — трём из них мною выставлены твёрдые четвёрки, а сборник «Время ноль» и вовсе заполучил четыре с половиной звезды). И вот как мне кажется, «Московская сага» Аксёнова как раз с точки оценки литературных достоинств слабее всех предыдущих. Не то, что слабее, но как-то видимо вот эта его анти-всякая заряженность сказалась на нормальном восприятии романа просто как книги, просто как литературного труда. Хотя вот и ляпы ведь явные налицо: там где-то в тексте у Аксёнова написано «паровозы зиждились в депо» — ну ведь явная смысловая ошибка, зиждиться — значит основываться на чём-то, а паровозы в депо просто стояли на рельсах. Эх, Василий Павлович! Пролитая и выплеснутая аксёновская желчь разлилась не только в эмоциональное поле, но и заразила своей горечью поле литературное. А жаль.

Что касается судеб градовских людей, то всё-таки нужно отдать должное Василию Аксёнову — герои и персонажи получились и характерные и яркие. И с некоторыми точно можно было бы и подружиться и сблизиться.

Вот и получается, что я глубоко уважаю противников, борцов и критиков системы Шаламова, Астафьева, Гранина, Кочергина, Никулина и многих других, но вот Аксёнова к уважаемым не отношу. Краплёная колода, знаете ли, да и валет наколот. К тому же передёргивает. Вистовать не будем.

Давай с тобой поговорим...

Хм-м, а мне понравилось.

Понравилась сама детективно-психиатрическая и психолого-терапевтическая идея. Когда имеется факт преступления и когда имеется практически уверенность в виновности подозреваемого. И кажется остаётся только убедиться во вменяемости.

Но параллельно прослеживаются эпизоды жизни самого психотерапевта, волею автора (а на самом деле всё гораздо круче) ставшего лечащим врачом подозреваемой в убийстве мужа Алисии. И там тоже личная и семейная жизнь, и тоже кочки и ухабы.

И понравился тот ход, которым автор свёл две линии повествования в одну, просто взяв и перекрестив две параллели в один кроссроуд, сделав при этом некий неожиданный кульбит со временем (спойлерить не хочется, иначе что за детектив!).

И понравилась вообще вся психотерапевтическая часть — понятно, что это худлит и никто никаких профессиональных секретов раскрывать не будет, но всё же некоторые прикосновения к профессиональным психотерапевтическим нюансам были весьма любопытны.

И понравилась вся литературная основа — и что написано, и как написано. Потому что читалось с интересом, читалось с азартом и попутно гадалось, что и как будет дальше и в особенности в финале, и никак не угадалось (хотя вполне допускаю, что найдутся продвинутые в детективном жанре читатели, которые воскликнут, что знали или угадали сюжет с самого начала). А ведь для детектива самое главное и есть — развязка. И как по мне, так она удалась.

Даже после самой классной гулянки неизбежно наступает похмелье…

Первым двум романам трилогии я поставил твёрдые пятёрки (в школьно-оценочной шкале). Третья книга вышла чуть поуже и поженственней, что ли (пожимаю плечами). Возможно это ощущение возникло потому, что вся предыстория и история апокалиптического вопроса изложена Маргарет Этвуд в первых двух томах — там и масштабы происходящего, и глубины творимого и философические бездны, куда люди нашего самого ближайшего будущего сами себя загоняют; в них же и нравственно-технологические тупики социально-технологической эволюции рода людского, и беспредельные бездны научно-технического «прогресса», и всё такое прочее. Как говорится — романы-предупреждения. Экшен и маскулинность.

Третья книга, по-сути, стала описанием того, что случилось-получилось в результате содеянного в первых двух романах. Продолжение прямое и непосредственное, т.е. с теми же самыми персонажами и героями, и даже оказавшимися ровно в той самой ситуации, в которой мы их оставили на последней странице романа «Год потопа».

Понятно, что речь идёт о выживших простых (и непростых) людях, плюс о выживших организаторах и участниках всех этих генетико-биологических экспериментов, плюсом к ним добавилась группа новых людей (точно людей?), т.е. буквально тех, кого наши горе-экспериментаторы вывели в своём Яйце-инкубаторе. И, наконец, изменившийся, мутировавший и трансформировавшийся животный мир — всякие львагнцы и париковцы, свиноиды и волкопсы, скуноты и прочая животная шушера. Хотя, кажется словечко шушера явно будет неприменяемо по отношению как минимум к одному новому виду — свиноидам. Ибо будущих братьев по разуму называть шушерой будет как минимум высокомерием и недальновидностью. Ведь рано или поздно, но противостояние выживших людей и обновлённой флорофауны должно будет закончиться и перейти в другие формы отношений — лучше всего, если союзнические и сотруднические.

Как и что предлагает читателям Маргарет Этвуд — лучше всего напрямую из текста романа. Скучно не будет!

От жизни не спрячешься. Да и не нужно

Главная центральная мысль и идея, содержащаяся в романе, полностью повторяет, дублирует и тиражирует то, что описал Лев Толстой в романе «Война и мир». Вероятно все помнят знаменитую сцену с дубом, когда князь Андрей едет в имение Ростовых и по дороге останавливается у старого дуба, голого, скрипящего и сопротивляющегося наступлению весны. И сопоставляет и сравнивает себя самого с этим самым старым, отжившим и отрадовавшимся дубом. Но после встречи с юной Наташей на обратной дороге вновь останавливается у дуба и не узнаёт его, потому что тот весь покрылся молодой яркой листвой. И полный новых надежд влюблённый князь Андрей понимает, что жизни сопротивляться бесполезно и не нужно.

Так и в этом романе, его главный герой немолодой уже (70+) банкир живёт практически в одиночестве размеренной по часам деньсурковской жизнью. От дел он уже отошёл, от радостей жизни в общем-то тоже отдалился, разве что иногда пользуется услугами профессионалок. Но тут в его размеренное тусклое существование врывается Жизнь, вторгаются люди, и всё содержание жизни главного героя переворачивается вверх тормашками и он вдруг обнаруживает и смысл жизни, и цель её, и наполняет её содержанием.

Ну, и как это водится за Сименоном — отточенный литературный язык, яркие рельефные образы, нестандартные сюжетные ходы, многозвучие мыслей персонажей и героев — отличная литература, друзья!

Другой и ещё другее

Этакий сплав психотриллера, секретного детектива, немножко страшилки и научной фантастики. Причём, несмотря на то, что фантидея далеко не нова («Остров доктора Моро» и «Человек-амфибия» подскажут направление авторской научно-фантастической мысли), Кунц сделал свой роман таким образом, что читать его не скучно. Да и суть фантдопущения нам на голову вываливают не сразу и не вдруг, а постепенно, порционно и дозировано.

Однако помимо чисто приключенческой стороны (появление обыкновенной необыкновенной собаки и её странное поведение, нечто, преследующее главного героя, немотивированные и потому непонятные жестокие убийства, их расследование и коллизии, возникающие при этом, постоянное преследование «плохими парнями» «хороших ребят», включение романтической составляющей) Дин Кунц сумел ещё и неплохо изобразить главных человеческих героев романа, которые оба — он и она — вышли вполне реальными людьми, причём даже и не самыми простыми и стандартными, а с некоторыми изъянами чисто психологического свойства. Впрочем, изъяны эти понадобились автору как раз для того, чтобы отточенней и акцентированней показать действие основной христианской заповеди про любовь и про её мощную преобразующую и созидающую силу.

Немного разочаровала/огорчила концовка книги — такой отчасти голливудски штампованный ход, когда герой, вроде бы только что убитый и похороненный в предыдущей главе, вдруг оказывается жив-здоров. Честно говоря, ожидал другой, однако тоже не менее голливудский финал, в котором Эйнштейн гибнет, а вместо него наша новобрачная чета умудряется приручить Аутсайдера. И автор вроде бы даже сделал какой-то шажок в эту сторону… но потом передумал и … В общем, Голливуд всё равно рулит :-)

И пошёл я на все четыре стороны, а ещё двое меня остались сторожить нору/логово

Думаю, что мне просто не очень повезло. Не повезло с чтецом этой книги. Речевые особенности молодого человека, озвучивавшего этот роман, не очень-то пригодны для такого ответственного дела, как начитка книг. Во-первых, он торопыга. Т.е. проглатывает окончания слов и явно торопится в чтении, не делая смысловых пауз. Во-вторых, у чтеца явные особенности с произношением шипящих звуков — количество шипения и присвистываний явно зашкаливает и мешает воспринимать и даже понимать некоторые слова. В особенности это досадно потому, что в этом романе довольно много словотерминов чисто авторского происхождения (напомню, что этот роман относится к жанру фантастики); их и так-то порой приходилось «догонять» по заключённому в них смыслу, а тут ещё и просто распознавать предварительно приходилось…

Вообще фантдопущений в романе несколько. Но меня весьма впечатлило только одно — идея о стайном разуме киноидных жителей одной из планет, на которую занесло космический корабль с землянскими ребятишками. Просто с идеей о разуме типа муравейника или разуме по типу роя я в фантастической литературе уже встречался, а вот со стайной его формой… нет, не припомню. И потому было интересно наблюдать за поведением каждой такой разумной стаи-личности. Нет-нет, я не оговорился, вся фишка как раз в этом-то и заключается, что стая разумна не как сумма разумов входящих в неё особей, а каждая стая представляет собой одну (одну!) личность — вот тут я автору захлопал и мысленно и реально.

Картина Мироздания меня не особо впечатлила, обыкновенное в общем-то деление на ближний, дальний и сверхдальний космос, причём каждый тип такого космоса имеет свои мирозданческие особенности. Правда в этом романе под ближним космосом подразумевается не Солнечная система и не какая-нибудь ещё звёздная обитаемая система, и ни много ни мало как центральная часть Галактики, а дальний космос (Запределье) это уже окраинные области Галактики или пространство между её спиральными ветвями (и сразу возник вопрос о крупных шаровых звёздных скоплениях и о галактиках не спиральной формы — линзовидных, эллиптических или же неправильных — а как с этими звёздными объектами дело обстоит?), ну а межгалактическое пространство и вовсе уже дальний-предальний космос (Трансценденция). Ну, т. е. в терминах вроде как что-то новенькое, а по сути всё давно знакомое — плавали, знаем :-)

Ну, с приключенческой частью романа тоже вроде всё в порядке — читателя ждут приключения как на планете Когтей (это с разумными киноидными стаями которая), так и во всех видах космоса. И, кстати говоря, автор придумал ещё и такую разумную форму жизни, как… кораллы на тележках, но тут сразу выплыли из глубин памяти колёсники от Клиффорда Саймака («Заповедник гоблинов», правда у Саймака колёсники были всё-таки муравейниками-термитниками) и оригинальность как бы потеряла остроту.

Но вообще книга получилась неплохая, разве что со всем этими Трансценденциями и Запредельями с Погибелями (думаю, что дело ещё и в переводе и некоторые термины попросту не перевели как надо было бы) не сразу удалось разобраться, но вполне может быть, что при чтении с листа это пройдёт.

Мир есть «объективная реальность, данная нам в ощущениях»

Это определение материи, данное Владимиром Лениным в его работе «Материализм и эмпириокритицизм», как никакое другое отражает отношения между субъектом и окружающей его действительностью. Не будем вдаваться в дальнейшую критику эмпирио (за этим при желании можно проследовать к названному выше автору и затем к другим философам), ибо нам интересно другое.

Ощущения мы получаем с помощью основных органов чувств: зрение даёт нам цвето-световую картину мира (Каждый Охотник Желает Знать Где Сидит Фазан), слух погружает в мир акустических колебаний среды (в диапазоне от 16 Гц до 20 кГц), осязание позволяет ощущать предметы внешнего мира на уровне амёб с их ложноножками и псевдоручками (тёплый-холодный, шершавый-гладкий, круглый-квадратный), обоняние окрасит внешний мир ароматической палитрой (и заодно позволит узнать степень привлекательности субъекта противоположного пола), и чувство вкуса … просто придаёт вкусовые оттенки и всему тому, что наши руки тащат в рот, и всей картине мира.

Оставим в стороне первые четыре чувства (и уж тем более пройдём мимо соблазна погрузиться в мир интуиции, ридерства, ведовства и всего прочего «тонкого» и экстрасенсорного — как говорится, не тот случай). И остановимся на вкусовой гамме. Всего-навсего четыре базовых оттенка, четыре вкусовых звука (не считая вкусовых диезов и бемолей и прочих более сложных гармонических и негармонических вкусовых смесей/аккордов) — кислый, сладкий, солёный и горький.

Не будем сейчас вдаваться в прямые смыслы вкусовых ощущений, ибо иначе мы превратимся в нечто кулинарно-общепитовское. А сразу переключимся на вторые смысловые планы, передаваемые с помощью вкусовых терминов.

Человек унылый и безрадостный, пессимистичный и минорный вызывает у нас ощущения кислые (состроил кислую мину на морде лица, — говорим мы); сладкоголосый любезник, ласковый и притворно-льстивый шептун воспринимается как приторный, переслащёный; острослов, любитель анекдотов с «картинками» и вообще острого, стоящего порой на грани цензурного, словца называется в народе солёным человеком, а то ещё и с перчиком. И наконец имярек, воспринимающий жизнь как трагедийно-драматическое действо, видящий её проявления преимущественно через призму неудач, бед, разочарований и всего прочего сурового, скорее всего склонен к негативистскому, горькому восприятию жизни и её оценке.

Вот так мы и подкрались к личности незаурядного писателя конца XIX — первой трети XX века Максима Горького. Точнее, это нам кажется, что мы подкрались, а на самом деле совершенно открыто размашистым шагом подошёл Павел Басинский. И пригласил нас покопаться вместе в каких-то особенностях биографии Алексея Максимовича Пешкова (Максима Горького).

Книга эта, безусловно, является биографической. Однако Басинский ушёл от привычного и, наверное, ожидаемого хронологического описания биографии писателя. Т.е. он не стал просто пересказывать нам своими басинскими словами жизненный путь Горького начиная с момента рождения и до последнего его вздоха (но точнее и правильнее будет сказать — выдоха), останавливаясь на всех моментах жизни. А рассказал только о главных и основных (со своей точки зрения) точках, о некоторых, безусловно ведущих направлениях и перекрёстках в жизни Горького. И о встречно-поперечных и попутных людях.

Конечно же, первые главы этого биографического романа-исследования-размышления посвящены детству будущего писателя. Потому что основы личности человека вообще закладываются в его детстве, в его семье. И этот период жизни Алёши Пешкова нам интересен тоже, потому что возможно именно оттуда родом и вот этот его псевдоним — Горький. Как известно, именно от маленького Алёши заразился холерой его отец и скоропостижно умер. И мать Алёши не смогла простить своему сыну эту его невольную вину — так Алёша попал в семью своих деда и бабки. Те, кто читал повесть Горького «Детство», знают об особенностях внутрисемейных отношений у Кашириных (родительская семья матери): пьянство и буйные драки дядек Алёши, жестокие порки от деда Василия и пьянство бабушки Акулины, обстановка вражды всех со всеми — все эти нюансы безусловно сыграли свою роль в формировании личности будущего писателя. А ведь были ещё второй и не очень удачный брак матери и отношения Алексея с отчимом, и смерти новорожденных и малолетних братьев, и преждевременная смерть матери… Как говорится, хлебнул горького Алёша-Алексей сполна и полную чашу.

Вообще Павел Басинский довольно много места посвятил первым годам жизни Горького, обращая при этом внимание читателя на некоторые несовпадения и недоговорённости Горького в его автобиографических повестях о тех или иных жизненных эпизодах. Тут и приобщение его к чтению, и попытка самоубийства, ну и прочие мелочи.

Следующим этапом стало начало творческой деятельности Горького. Не будем здесь останавливаться на каких-то отдельных моментах раннего творчества Горького, скажем только, что вообще Басинский в этом романе исследует не только чисто творческие оттенки жизни Горького, но и связанные с ними мировоззрение писателя (чрезвычайно огромная и весьма важная тема), его дружеские и творческие связи и отношения, взаимоотношения с заметными и видными людьми (прежде всего с Короленко и Толстым, Чеховым и Буниным, Куприным и Андреевым), издательскую деятельность, отчасти личную жизнь писателя, его общественно-политические взгляды и убеждения (во всём их разнообразии и постепенной трансформации и переходе от одного к другому).

Для меня важным (и относительно новым, но скорее прочно забытым старым) стали философско-религиозные представления Горького — религиозные не в смысле принадлежности его к той или иной конфессии (у него вообще с церковью отношения не сложились), а в смысле его представлений о человеке как таковом, о его взаимоотношении с миром и о месте человека в этом мире. Некоторым творческим выражением этих воззрений Горького стала его пьеса «На дне» — конечно же ещё в приснопамятные школьные времена мы её «проходили» на уроках литературы, однако 16-летнему прыщавому пацану было тогда не до этих философствований. Ну и, безусловно, его ранние рассказы и поэмы — ну, вы помните «Безумству храбрых поём мы песню!» и прочие горящие сердца (кстати говоря, красивые стихи и сказки).

Кстати, вообще считаю ценным опыт перечитывания школьных программных произведений (я сейчас говорю о советской школе и о советской школьной программе) — не потому, что в советские времена нам их толковали как было угодно марксистско-ленинской науке, а просто потому, что многие ценные и важные смысловые и содержательные моменты многих из тех школьно-программных книг были упущены и пропущены в процессе «прохождения» их на школьных уроках.

Нужно отдать должное подходу Басинского к раскрытию личности Горького и освещению её оттенков ещё и потому, что он не стал делать ставку на некоторые жизненные нюансы, например, на сексуальную жизнь своего визави (в отличие от некоторых интернет-сайтов, где этому аспекту посвящены довольно солидные статьи). Хотя, конечно же, Басинский не замолчал и перемены в личной жизни Горького, и его фактическое двоежёнство (с официальной женой разведён не был, но жил с актрисой Андреевой), и все эти нюансы — просто у Басинского получилось не мусолить всё это и не перетряхивать нестираное бельё человека.

Ну, и в теме о пролетарском писательстве Горького Басинский тоже сумел показать неоднозначность его (Горького) взглядов на революционное движение в России на разных его этапах: начиная от финансирования деятельности партии большевиков через довольно резкую критику в её адрес сразу после Октябрьской революции и затем вновь поддержку (о степени искренности таковой поддержки политики ВКП (б) уже в 30-е годы мы здесь тоже дискутировать не будем, тем более, что Басинский в книге этот аспект рассматривает). А также подробно и аргументированно освещает и события, связанные со смертью сначала сына Горького а затем и его самого Горького — мы ведь помним о процессе в отношении врачей-вредителей, неправильно лечивших и потому фактически убивших Буревестника русской революции...

Мне подход Басинского к раскрытию всей темы показался и серьёзным и заслуживающим доверия. И вообще, книгу прочитал с нескрываемым удовольствием, да ещё при этом заразился страстью продолжить чтение книг Горького (хотя кое-что уже перечитано относительно недавно).

Я искуплю свое Прошлое Настоящим и Будущим!

Вообще к этому литературному произведению я подбирался довольно долго и совсем не читательско-книжными путями. Дело было так: лет 8-10 назад отчасти случайно включил телевизор и вдруг наткнулся на довольно необычный и весьма красочный мультик, местами страшноватый, местами поучительный, но в любом случае (а точнее в обоих случая) интересный и притягивающий. Выразительный киномульт я досмотрел, так и не узнав названия оригинала, и благополучно подзабыл о его существовании и первооснове.

Но вот вдруг наткнулся на эту книгу в одной из книгочейских игр-забав и немедля сам себе заказал. А прочитав (что там читать-то, всего-ничего, полторы сотни страничек) тут же наново и пересмотрел тот самый полнометражный мульткинофильм.

Что-то комментировать по сабжу мне кажется совершенно излишним, потому что история насколько известная и растиражированная, настолько же и внятная и понятная: старая, но не трескучая истина гласит — делай добро и бросай его в воду. И потому просто поделюсь советом: если вдруг захотите посмотреть тот самый фильм 2009 года («Рождественская история», в роли Скруджа Джим Керри, озвучивает Александр Филиппенко), то всё-таки не поленитесь и сначала прочтите литературную основу — времени много не отнимет, а фильм станет намного понятнее.

Полных рукавов вам, парни!

Конечно же это производственный роман.

Однако не нужно пугаться этого определения. Потому что эта книга безусловно художественная.

Причём в высокой степени она ещё и героико-приключенческая.

Но где героизм и приключения, там и драма рядом ходит.

Однако в фактологическом плане этой художественной героико-приключенческой книги лежат вполне реальные события — за основу взят пожар в гостинице «Россия», произошедший в 1977 году.

Заслуга Владимира Марковича Санина, на момент написания этого романа уже ставшего известным писателем «полярных широт» и «антарктических будней» («Большой пожар» — одно из последних произведений автора), состоит в том, что в совершенно художественной книге он сумел написать ни слова лжи или выдумки. Т.е. книга стопроцентно реалистична. Однако не документальна.

Парадокс? Ничего подобного. Потому что все описанные в романе происшествия и случаи были в реальной жизни, каждый герой романа имел вполне конкретный прототип, а если некоторые персонажи и стали героями собирательными, так опять-таки собраны они были из того, что было в жизни.

При этом книга не стала сухим полуказённым изложением фактов пожарного дела и пересказом отчётов о тех или иных пожарах и борьбе с ними. Владимир Маркович в воссоздание хроникально-документальной событийной ленты сумел вложить и эмоции и чувства героев и персонажей, и характеры пожарных и спасаемых ими людей, и обывательские байки и анекдоты, и диалоги и внутренние монологи, и строчки рапортов, и записи телефонных переговоров. Т.е. использовал в книге совершенно различные формы и способы изложения материала.

Конечно Владимир Маркович Санин весьма пристрастен в этом романе. Он не просто уважительно относится к этим парням в прокопчённых и пахнущих дымом боёвках, он горячо их любит (любить своих героев — вообще отличительная черта писателя Санина). Но при этом он так рассказывает о любимых им самим героях, что невольно (но скорее всего намеренно) этой любовью делится и с читателем. И ты вместе с Саниным любишь и героев-полярников, и лётчиков полярной авиации, и горных спасателей-лавинщиков, и конечно же пожарных.

К сожалению, роман этот актуален и ныне. Потому что по-прежнему горят жилые дома и горят клубы и торговые центры, к сожалению, продолжают гибнуть люди и наносится громадный ущерб в материальном плане, по-прежнему бойцы пожарной охраны идут в огонь.

Полных рукавов вам, парни!

В этом романе всё предельно ясно. По крайней мере так кажется, что предельно ясно.

Проблемы поиска выхода из непростой ситуации, в которой оказались обе семьи, проблемы выбора, причём выбора, который должен сделать каждый из четверых участников семейной драмы — вот, собственно, и весь сюжет…

Однако Джон Апдайк поступил хитро. Т.е. постепенно показывал складывающуюся ситуацию с позиции каждого из участников квартета. А поскольку все мы люди разные, то и ракурс на проблему у каждого слегка отличается от других. Четыре ракурса. Четыре человека. Четыре поведения. Четыре предыстории (потому что ещё и шкаф со скелетами имеется) и четыре счастья и несчастья...

На сегодняшний день роман «Лето перед закатом» я бы оценил выше всех шести прочитанных предыдущих.

На мой пристрастный взгляд, Дорис Лессинг в этой книге удалось не просто глубоко проникнуть во внутренний мир своей героини, не только разобраться в хитросплетениях её тревог и волнений, но ещё и внятно изложить всё это великолепным литературным языком. Вернее… как бы это правильней сказать-то… Ну, вот из современных отечественных писательниц для меня самый изысканный литературный язык у Ольги Славниковой. Но при этом читаешь книги Славниковой и буквально замечаешь и отмечаешь в сознании великолепие её литературного мастерства. А в этой книге Дорис Лессинг литературность языка как бы не замечаешь, потому что она проста, органична и естественна. Что тоже служит признаком литературного дарования, но только проявляется по-другому.

Героине романа уже за сорок. Самый такой вот странный возраст. У мужиков он проявляется кризисом середины жизни, а про женщин этого возраста русские говорят, что они ягодки опять. Однако за этой вот «ягодностью» попросту скрывается тот же самый средневозрастной кризис. Который зачастую проявляется и усугубляется ещё и на физиологическом уровне.

Вот примерно в такой ситуации оказывается и главная героиня романа Кейт. Когда всё было прилично и отлично и привычно, а потом вдруг оказалось совсем не так, как на самом деле. Когда жизнь, точнее её ощущение и восприятие, вывернулись наизнанку и наделись шиворот навыворот и задом наперёд. Когда образовалась чуть ли не революционная ситуация, в которой, как известно, люди не могут и не хотят жить по старому.