Создания света, создания тьмы (спасибо Roger Joseph Zelazny за точный образ)

Наверное самая скучная книга Эмиля Золя из всего ругон-маккарского цикла. По крайней мере первая её половина, которая читалась/слушалась с ощущением тягомотины и скуки — ну вот не нравятся мне все эти богатейшие по подробностям и деталям (тут кроме возгласа «Браво, Золя!» ничего не скажешь) смакования мыслечувств полубуржуев, откровения людей высшего и среднего света, и также всякие полусветские и недосветские изыски. Не нравятся сами люди и потому не нравятся ни мысли их, ни чувства, ни, тем более, самцовская суета вокруг течной суки.

А вот потом начались какие-то события, которые уже перевернули отношение к книге на плюс — и событийный ряд оживился, и характеры персонажей стали острее обозначаться и проявляться, да и сама королева полусвета/полутьмы Нана по мере своего взросления и вызревания стала более яркой и определённой — из простой уличной шлюхи постепенно превратилась в повелительницу всего самцовско-кобелиного населения Парижа, при этом с лёгкостью меняя в своей постели графа на любого уличного мужчину и обратно, не пренебрегая возможностью подзаработать простой уличной проституцией и при этом буквально выкачивая миллионы от своих богатых «пользователей».

Кстати сказать, наверное одним из таких поворотных моментов в восприятии романа стали главы с описанием скачек на ипподроме, где поневоле у читателя возникает отчётливая устойчивая ассоциация с жизнью самой Нана — ничем иным, как скачками её жизнь на тот момент не назовёшь.

И другим сильным моментом, найденный Золя и не раз подкрепляемый упоминаниями, стал образ несмываемой лужицы крови в гостинице у Нана после попытки самоубийства Жака — вот этот образ частичек крови, уносимых на обуви посетителями гостиницы и «гостями» Нана, образ того, что всё материальное благополучие Нана и её клиентов буквально выстроено на крови, конечно оставляет сильный след во впечатлении от романа.

А финал жизни Нана и всего романа, в общем-то, закономерный — загнанных лошадей, как известно, пристреливают, и потому Золя в конце романа «пристреливает» свою героиню, ибо некуда бежать ей дальше — всё, финиш перед глазами, линия жизни истончилась, клубок ариадны смотан до конца. И рефреном к этой смерти Нана стали возгласы воинствующей парижской толпы, орущей в патриотическом порыве «В Берлин! В Берлин!» и жаждущей крови и смерти в начавшейся франко-прусской войне...

Атмосферно изложено, чёрт побери!

Принадлежность книги к жанру исторической авантюры, в принципе, подкрепляется её событийным содержанием. Правда сюда же ещё напрашиваются приключения и даже боевой раздел литературы. Потому что на первом месте в сборнике стоят именно боевые эпизоды — хольмганги (см. аннотацию). И львиная доля описаний именно боевых столкновений и противодействий соперников во время этих парных состязаний и составляют основной объём первой и заглавной повести, давшей название всему сборнику.

Однако здесь же мы знакомимся и с основными персонажами и героями, некоторые из которых станут главными героями всей книги (Олаф-рус). Но самое главное, что делает Вадим Калашов и что отличает его книгу от чисто приключенческой и боевой, это литературная подводка к миру наших героев. На дворе, надо полагать, царствует век IX от РХ (времена Рюрика), а на северных просторах европейских побережий вовсю хозяйничают викинги. И вот какими-то деталями и нюансами их жизни и правил, которыми они руководствуются в ней, и напитано всё содержание книги. А так как всё это подано не как сухая информация, а облечено либо в страстные или яростные диалоги персонажей, либо как художественно изложенные пояснения от автора, то читать всё это и проникаться не просто деталями быта, а сутью их убеждений, было изрядно интересно.

И поскольку в сборнике не одна только лишь повесть, а ещё и другие три рассказа, то автор не упускает случая показать нам этот мир с разных ракурсов и позиций: во втором рассказе(Тень оборотня) мы встретимся с коварством оборотней и с не меньшим хитроумием Олафа-руса, третий рассказ (Встреча с бездной) позволит нам прикоснуться к тайнам исчезнувших ныне пиктов и приобщиться к древним мрачным легендам о морских чудовищах, а последний, заключительный рассказ (Проклятие) приведёт нас вместе с одним из его главных героев к проблеме нравственного выбора, и заодно познакомит с одной из жутковатых легенд, написанных в стиле Роберта Говарда и Говарда Лавкрафта.

В итоге мы имеем вполне добротный и качественный приключенческо-исторический сборник, способный заинтересовать викинговской темой как таковой и спровоцировать на поиски и на чтение чего-то похожего. И совсем не важно задаваться вопросом о полном соответствии описываемого историческим фактам — всё-таки перед нами книга в основном приключенческая и в гораздо меньшей степени историческая. А те незначительные недочёты по подготовке текстов к печати (расстановка запятых, переносы слов, написание -тся и -ться и отсутствие в нескольких местах пробелов между рядом стоящими словами), которые внимательному читателю могут броситься в глаза, книге можно и простить, и в любом случае не адресовать автору — это уже работа издателей.

Фантастический бал двух новых для меня современных отечественных авторов

Обычно я в своих письменных отзывах на прочитанные художественные книги не устраиваю какой-то разбор прочитанного. Потому что при более-менее внимательном и детальном анализе неизбежно вскрываешь тайны сюжета и спойлеришь по полной программе. А людям всё-таки хочется при чтении новой для себя книги не только насладиться богатствами авторского слога, но и восхититься пируэтами сюжета.

Это же правило конечно же действует и при чтении сборников рассказов и повестей. Но с особой тщательностью это неписанное правило соблюдается мной при чтении сборников рассказов фантастических и фэнтезийных и написании последующего отзыва о прочитанном. Потому что в этом случае сюжетные секреты и тайны ценны вдвойне и втройне. Ибо помимо чисто литературных достоинств и красот в фантастике всегда привлекает открытие авторами новых тем (что происходит крайне редко) или демонстрация других ракурсов и трактовок на уже знакомые, однако от этого не ставшие наскучившими темы.

И потому чаще всего все мои отзывы на прочитанные сборники фэнтези и фантастики носят самый общий характер. Однако вот в этот раз попробую всё-таки озвучить впечатления по каждому прочитанному рассказу. И потому просто воспроизведу те заметки, которые делались по ходу чтения и сразу после окончания каждого произведения сборника.

Ну что, поехали:

1. Дикий ребенок – ТАНЦУЮЩАЯ ЧУМА

Зеленые холмы Дмитрия Тоцкого Автор: Эльдар Сафин

На мой вкус очень странный рассказ. То ли постмодернистский, то ли сюрреалистический, то ли ещё какойтовский. Сужу по тому, что сразу по прочтении что-то однозначное сформулировать не сумел, а когда попробовал вернуться к своим впечатлениям после прочтения пары других рассказов сборника, то понял, что в голове по сабжу ничего внятного не осталось. Только самые смутные образы. Причём ни эмоционально не разогрелся, ни ментально — как говорится, ни уму, ни сердцу. Однако скучно не было — зато было напряжно (это уже обоснование оценки).

Закат ледяных королей Авторы: Эльдар Сафин, Марина Дробкова

Великолепная дуэтная полусказочная-полупритческая история. С основной идеей, что прогресс рано или позже, но непременно одолеет застой (не говоря уже о регрессе). И хотя при чтении мы как бы находимся на стороне Ледяных Королей и потому вроде как на их стороне, однако умом всё-таки с проигравшими эту битву южанами. И они непременно вернутся сюда, в эти снежно-ледовые предгорья, вернутся уже с паровыми танками и с боевыми дирижаблями.

Хотя немного грустно, потому что мы ведь как раз и живём в мире, где техника и технологии победили Сказку… и похоже, скоро победят и нас самих.

Письма московскому другу Автор: Марина Дробкова

Замечательная мистико-сюрреалистическая придумка, своеобразный поклон Питеру — этому молодому трёхсотлетнему городу. Ретроспектива по истории рождения города и по всем основным вехам его становления и развития — эпизодам, превратившимися в фигуры танца. И как финал — парный танец двух российских столиц.

Примечание: После прочтения рассказа с удовольствием переслушал крепко любимые мной песенки группы «Белая гвардия» — «Питер» и «Кофе» (а на вечер запланировал пересмотр не менее любимого мною насквозь питерского фильма «ПитерFM»).

2. Экспериментирующий подросток – ТАНГО НУЭВО

Морковка для Альбиноса Автор: Эльдар Сафин

Довольно оригинальная постапокалиптическая тема. Кремнежизнь как вариант сохранения человеческого разума в условиях загубленной биосферы родной планеты, занятный вариант приспособления грызунов для выработки энергии (белка в колесе), необычный социум каменных людей с набросками каких-то форм личной и общественной жизни.

И вторая идея, с наноорганизмами — скорее просто как набросок самой идеи для дальнейших размышлений читателя о вероятных и отнюдь не невозможных вариантах будущего.

Последнее танго на Марсе Авторы: Эльдар Сафин, Марина Дробкова

Шикарная космо-детективная задумка. Тут вам и купола жизнеобеспечения на Марсе, тут и нюансы социально-политической жизни на старушке Земле (причём вот эти взгляды и убеждения террористов-революционеров о том, что нужно сначала на Земле навести порядок, а потом уже в космос лезть, вовсе не безумны, правда способы давления на общество как обычно при терроре неприемлемы), тут и экологические проблемы.

И довольно оригинальная (хотя не пионерская) идея о переносе разума человека в тело киборга или и вовсе в тело другого человека.

Ну и драйв, конечно же, тоже выдан на гора по полной. Но и трогательно. В общем, рассказ на все читательские вкусы сразу.

Почти маджонг Автор: Марина Дробкова

В этом рассказе, как мне показалось, само событийное содержание и является главным. Хотя, может быть, что просто не уловил скрытых смыслов, вторых планов (может быть нужно попросту повнимательнее перечитать рассказ и поискать глубины в репликах тех героев, которые играют в пьесе).

3. Тинейджер перед взрослением – ФОКСТРОТ

Свинобабка Автор: Эльдар Сафин

Перед нами модель легка отдалённого будущего, в котором люди умудрились напортачить что-то с физическим миром и искривили своё пространство-время до появления каких-то аномалий реальности. А всё остальное в общем-то просто для слегка иронического, возможно даже шуточного, но всё равно интересного драйва. С неожиданным финалом. Улыбисто, однако.

Грибоедовский вальс Авторы: Эльдар Сафин, Марина Дробкова

Альтернативная история. Что было бы, если… — обычная фабула для многих произведений этого жанра. В нашем случае: что было бы, если бы большевики выступили не в 1917, а в 1916 и провалились.

На событийном поле мелькают фамилии известных русских князей, графов и прочих баронов, хотя на дворе 2008 год. И жив Лицей, и впереди огромное будущее...

Установщик дверей Автор: Марина Дробкова

Очень интересный вариант оказания индивидуальной психологической помощи. Конечно технологизированный, да ведь в практической психологии и практикуются психотехники, просто здесь слово «техники» нужно воспринимать уже буквально.

А так… что ж, есть и такие психологические игры, где нужно создать внутри себя «безопасное место», где бы тебе было и хорошо и комфортно и гармонично и безопасно.

Ну, а проблема, кто окажет психологическую помочь самому психологу, и вовсе всегда актуальна.

4. Принятие ответственности – ХОРОВОД

Раритетный человек Тэнгри Автор: Эльдар Сафин

Слегка ненаучный фантдоп: якобы у клонированных людей параллельно с приобретаемыми знаниями и памятью пробуждается и память той личности, от которой он произошёл. В результате получается этакий гибрид человека-предка и человека-актуального, причём по мере созревания предок всё более доминирует. Вот и представьте себе воссозданного Тамерлана или Чингизхана…

А вторая идея чудо как хороша (хотя, опять-таки, не нова) — любое божество и вся его божественная сила живы только за счёт силы Веры. И потому при необходимости и убить это божество можно силами первосвященника, который способен сломать веру, надругаться над ней, и тем самым уничтожить и самого бога.

Ну, и сила мировой инфо-сети тут как тут — любой достаточно сильный качественно подготовленный организованный инфо-вброс в мировое инфо-поле способен сломать текущее состояние стабильности. Примеры тому мы знаем в реальной жизни.

Пыреевские узоры Авторы: Эльдар Сафин, Марина Дробкова

Такая… достоевская тема. Морально ли покупать счастье многих ценой слезинки одного ребёнка? Только тут не слезинкой, а жертвой, и не ребёнка, а взрослого. И всё остальное — только лишь выбор людей, как поступить в ситуации выбора — кто-то соглашается, кто-то активно предлагает, кто-то сопротивляется, а кто-то едва не себя готов принести в жертву.

А концовка закольцована — вроде и нет никакой мистики, но только дерево-то вроде наново будет посажено, на том же самом месте… А значит...

Десятый цветок Автор: Марина Дробкова

Есть такой фильм-сказка «Сказка о потерянном времени». Вот и здесь почти о том же. Потому что одно из самых важных умений человека — способность жить «здесь и сейчас». И если не умеешь, то либо существуешь с сплошном цейтноте, либо наоборот — в пустоте; либо не хватает времени, либо не знаешь как его убить. И убиваешь — себя.

5. Взрослая жизнь – ПЛЯСКА СВЯТОГО ВИТТА

Последний ковчег нах зюйд Автор: Эльдар Сафин

Очень неплохая предапокалиптическая вещь. Хотя без особых изысков — поведение героя понятно и предсказуемо, ситуации выбора тоже напрашиваются и предугадываются. Да и финал не удивил. Но всё-таки — читать было просто азартно!

Мы с Граунд-дека Авторы: Эльдар Сафин, Марина Дробкова

Космические приключения. Состязание и противостояние «хороший» — «плохой». А тут ещё и инопланетяне со своими инопланетянскими вражескими проделками. Зато сразу определились распределения истинных ролей, и кто тут ферзь, а кто просто проходная , но не дошедшая до конца пешка, и цена дружбы и предательства...

Продавщица льда Автор: Марина Дробкова

Весьма оригинальный сюжет. Это я про придуманный автором механизм правового исправительно-карательного воздействия на правонарушителя. И вот

эта способность кодирования не только ПК, но и людей — тоже весьма интересно. Да и не сильно затаскано, хотя встречалось в литературе. И автору удалось слить вместе эти две темы в оду и в итоге получить и остросюжетное, и вполне драматическое творение. И финал не подкачал: зачёт индивидуального времени в счёт срока наказания — это было красиво.

6. Зрелость – БРЕЙК-ДАНС РОБОТ

Серые хляби Бездны Автор: Эльдар Сафин

Занятный вариант рассуждений о творчестве и о латентных и виртуальных героях, персонажах и сюжетах (что-то созвучное идее виртуальных элементарных частиц, которыми кипит физический вакуум и которые при особых условиях развиртуализируются и буквально материализуются). Вот вроде бы как литературная шутка, но ведь и всерьёз...

Любимое детище архитектора Дурина Авторы: Эльдар Сафин, Марина Дробкова

Сказка-притча. О любви и о способности и готовности делать для того, кого любишь всё, что способен сделать, чтобы спасти его. И о неспособности разглядеть истинную любовь. И что можно просто не успеть...

Я — Ромб Автор: Марина Дробкова

Геометрическая сказка-шутка. Хотя в каждой сказке всегда есть доля истины. О переходе из плоскости в объём, о вертикальном росте...

7. Смерть – МАКАБР

Нечисть сумрачного Петербурга Автор: Эльдар Сафин

Очень вкусная вампирско-мистическая история. Хорошо написано, и интересно, и с неожиданными поворотами сюжета, с переменами ролей, с нетривиальным финалом. И не без юмора.

Сказка о демоне и сотне детей Авторы: Эльдар Сафин, Марина Дробкова

Усмирить в себе демона — в каждом из нас сидит демон, который то и дело подталкивает нас под руку и провоцирует на всякое непотребное, и соблазняет. Ошибка только в том, что герой поставил ситуацию благополучия в зависимость от исполнителей, т. е. от других людей. А нужно стараться находить внутренние силы и способы для укрощения своего внутреннего дракона.

Золотой степ с орехом Автор: Марина Дробкова

Как важно уметь полностью отрешиться от всего того, что тебе мешает, и полностью отдаться тому, что ты умеешь и любишь. И тогда ты непременно станешь победителем. Даже если это всего лишь танец.

А впереди была в о й н а...

В целом очень неплохой сборник, оставил после себя приятные впечатления и я даже на некоторые рассуждения с самим собой потратил время. Тут ведь как бывает со сборниками — каждое отдельное произведение то нравится, но не особо нравится, но есть ещё и общая энергетика книги. И вот этот сборник в целом вышел… я бы сказал округлый, т. е. без особых углов и изломов. Хотя безусловно были и попадания в десяточку, и внутренние возгласы «ух, ты!».

А ещё мне понравилась сама идея сделать треть произведений книги соавторскими. Как мне кажется, этот эксперимент точно удался и полностью себя оправдал, порукой тому великолепные «Последнее танго на Марсе», «Закат ледяных королей», «Грибоедовский вальс» и «Пыреевские узоры», да и остальное соавторское ничуть не хуже сольных вещей.

Ты припомни, Россия, как всё это было...

Самое забавное было увидеть в конце повести дату написания — 1911 год. Потому что во время чтения возникло и не отпускало ощущение, что речь идёт о 1915-16 гг. И всё как будто говорило об этом периоде истории России: и упоминания о войне, и революционные брожения, и вообще весь дух книги был оттуда, из преддверия революционного. А оказалось, что это был вполне мирный период, и как раз на самый спад пошла революционная активность, и войны никакой не было вот уже добрых шесть лет. Наверное замысел этого произведения у автора возник либо в годы русско-японской войны, либо ненамного после её окончания (и тут же иду проверять это своё предположение и ничего не нахожу — хотя, может быть просто плохо искал).

В центре внимания автора (и читателя) находится «маленький» человек Яков Софронович, работающий официантом в ресторане. Казалось бы, ну что официант, что можно вытащить привлекательного и интересного для читателя из этакого неказистого персонажа? Однако Иван Шмелёв проделывает всё это вытаскивание с изрядным мастерством. И дело даже не в том наборе событий и происшествий внутрисемейной жизни главного героя и членов его семьи, и даже не в тех ресторанных сокровенных тайнах, которые приоткрывает читателю автор устами своего героя. А прежде всего (по крайней мере для меня — прежде всего) привлекает сама форма — повесть написана от «Я» рассказчика и одновременно главного героя. Т.е. перед нами некий внутренний монолог, в котором Яков Софроныч говорит нам обо всём подряд, что его тревожит в данный момент или в эти дни — и тут мы узнаём и всю подноготную ресторанной разгульной жизни богатеев, и грязное похабное закулисье «кабинетной» и «будуарной» возни, и все чаяния и мечтания самого Якова Софроновича, и судьбы его детей и супруги, и жизненные мелочи причастных к существованию семьи нашего визави людей. Причём, поскольку этот рассказ идёт от внутреннего «Я» героя, то и по форме Шмелёв сделал повествование очень близким к тому, как у нас и в самом деле происходят вот эти внутренние монологи, которые мы то и дело ведём сами с собой и о сути которых мы не так часто и задумываемся (не зря в тексте много многоточий). И при чтении повести порой возникает стойкое ощущение, что автор как бы воспользовался неким гипотетическим «записывающим» устройством, чтобы «снять» все мысли и внутренние непроговорённости своего героя неким ментоскопом и затем попросту привёл их в литературную форму.

Ну, а если о сути всего того, что и о чём нам рассказывает Яков Софронович, то конечно мы имеем дело с откровениями маленького обижаемого всеми человека, практически смирившегося со своим зависимым положением в том обществе, которому он терпеливо служит. И зная обо всех тех мерзостях, которые совершаются сильными мира сего в ресторанном закулисье, наш герой практически не сопротивляется им и даже внутренне почти не критикует. Да и что он может сделать со всем этим гнилым продажным миром!

И как ни странно, эта столетней, вековой давности повесть вовсе не превратилась в замшелый литературный памятник. А, как мне кажется, наоборот, как нельзя более актуальна и злободневна. Ибо есть богатые и богатенькие и в наши дни, и есть также «маленькие» люди, и есть всё это ресторанно-клубное закулисье, о котором все и всё знают и которое молчаливо принимают. А то и участвуют во всём этом (и сразу в голове Сергей Минаев с его «Духless» и прочими романами-откровенностями).

«Маленькая» большая литература

Какой всё-таки великолепный литературный вкус и отточенное чувство слова у этой современной «маленькой» писательницы — Маши Трауб! Маленькой потому, что практически всё ею написанное имеет совсем небольшие размеры и объёмы — и в смысле количества задействованных букв и слов, и в плане содержащихся в её книгах смыслов. Т.е. это только так кажется, что затронутые в её книжках темы и потревоженные Машей Трауб смыслы — маленькие, приземлённые, обыденные и прозаические.

А потом вдруг (или не вдруг, если ты уже изрядно истоптал свою долю железных сапог и изгрыз свою порцию железных пирогов и загнал в своей жизни не одного конька-горбунка) приходит осознание и понимание, что ведь реальная жизнь, она как раз и состоит из всех этих повседневных и бытовых мелочей, о которых пишет Маша Трауб, что реальная жизнь любого человека — это не минуты, а то и мгновения на сцене перед рукоплещущим залом, а те 1440 минут в каждых проживаемых тобой сутках, и каждая минута при этом наполнена чем-то вполне реальным, осязаемым и ощущаемым, настоящим и вполне конкретным: собственными мыслями (причём вовсе не всегда глубоко философскими) и какими-то совершенно обыденными разговорами со своими домашними или с друзьями и знакомыми, какими-то совершенно мелочными действиями и делами (чистка картошки на супчик или глажка выстиранного и высушенного белья — вполне подходящее упоминание), минутами, а то и часами в пути следования на работу и в обратный зад, наконец, простым выполнением своих рабочих функций и мелкими перерывчиками, которые твой рабочий режим тебе милосердно дарует для перекура, чашечки кофе или элементарного набега в туалет; а ещё всякие магазины и рынки, телефонные разговоры и СМСки, свидания с явными или тайными возлюбленными, расчистка свежевыпавшего снега или ремонт внезапно сломавшегося зонта — да мало ли их в нашей жизни, этих мелочей, из которых она, собственно говоря, и состоит, наша жизнь.

И Маша Трауб удивительным образом умеет как раз обо всём этом писать. И тут уже вступает в свои права феномен литературного дарования, писательского таланта — ведь написать о самом обыденном так, чтобы при чтении ты не мог в любой момент времени отложить книгу на потом — это ведь уметь надо.

Вот эта совсем небольшая по объёму книга как раз-таки и принадлежит к упомянутым выше книгам Маши Трауб: абсолютное большинство женщин или были в своём прошлом мамами (и сейчас перешли в категорию бабушек) или «работают» мамами сейчас, а совсем молодые читательницы в своём большинстве мамами непременно станут. Т.е. эта книга, в принципе, касается вся и всех — и нашего брата-мужика конечно же тоже, потому что в любом случае мы становимся и отцами/дедами, и конечно же мужьями, а какой муж не мечтает как следует понимать свою супругу.

А ещё эта книга попросту весёлая и забавная, потому что чувство юмора у Маши Трауб не менее отточенное, чем писательское дарование. И в результате, сложив всё вместе мы получаем великолепную отдыхательно-развлекательную книгу с определённым послевкусием и послечувствием и послемыслием. Вот сейчас отдам книгу своей супруге, трижды бабушке со стажем, а потом отправлю своим дочерям, пусть им тоже будет и приятно и полезно.

Две руны «Зиг» образовали название наших СС. Мертвая голова, свастика и руна «Хагал» демонстрируют непоколебимую уверенность в окончательной победе нашей философии (Г. Гиммлер)

Абсолютный историко-военный авантюрно-приключенческий роман. Основанный на совершенно реальной теме. Все мы (ладно, уговорили, большинство) знаем, что помимо чисто военно-политической и расовой доктрины нацистско-арийская Германия в годы своего короткого (с исторической точки зрения) существования активно занималась поиском доказательств исключительности своей древней арийской нации. И понятно, что в этих поисках были задействованы и определённые силы и средства SS и прочих специальных подразделений нацистов. И даже была создана некая специализированная организация, которая только вот этой мистической эзотерикой и оккульной идеологией и занималась — Аненербе (Наследие предков). Вот, собственно говоря, о некоей секретной спецоперации Аненербе и о параллельных попытках представителей французского сопротивления помешать нацистам в этих поисках сакрального сверхоружия (Молота Тора) и идёт речь в этой книге.

Для пущей интересности повествование разбито на два исторических пласта — более близкий в нам охватывает действия сотрудников Аненербе в 1944 году, а более отдалённый относит читателей ко временам норманнов и к истории образования собственно Нормандии как таковой (это XI век от Р.Х.). И смысловая завязка и связка этих двух пространственно-временных пластов повествования в общем-то и делает читаемый роман в достаточной степени и остросюжетным и интересным с точки зрения познавательной.

Если говорить о литературном стиле, то с этим всё очень просто и незамысловато — никаких витиеватостей и мудрёностей, чистое событийное повествование. Для остроты приключенческая составляющая разбавлена (и добавлена) линией лирико-романтической, правда никаких французских пикантностей мы здесь не встретим. И то слава богу.

— Убей их, Алексей, — сказал майор

Не знаю, почему эту книгу включили в серию «Пираты XXI века», ведь события этого авантюрно-приключенческого романа происходят в приснопамятные 90-е голодные и холодные годы — правда уже на их излёте, но всё-таки на дворе ещё век XX. Ну да ладно, не будем буквоедствовать и демонстрировать свою внимательность к деталям и мелочам.

Сама фабула, в принципе, основана на вполне реальных внутренних и внешних геополитических обстоятельствах, разве что вместо одной неназываемой в книге автономной республики перед читателем предстаёт некая федерация народов Кавказа, а всё остальное вполне соответствует реалиям тех времён. И другие обстоятельства тоже соответствуют — вместе со всей страной бедствует и бывшая советская, а ныне российская армия, бедствует вплоть до того, что прекращается финансирование и военным частям и семьям офицеров и контрактников грозит элементарный голод (зарплата начсоставу не выплачивается не то, что месяцами — полугодиями). Вот вам и условия, в которых разворачивается действие романа.

Группа военных лётчиков получает от неких конкретно называемых в книге лиц определённое практически боевое предложение, и в процессе всех этих тайных и фактически криминальных боевых операций (с применением боевой авиации) и совершаются все запланированные автором случайности и происшествия.

Понятно, что книга вполне развлекательная и не несёт какого-то особого второго смысла, все смыслы на поверхности — если не будешь кормить свою армию, то непременно начнёшь кормить армию чужую. Ну, а некие патриотические нотки романа вполне простительны по тем временам — такое было время, так было надо. Да и сейчас надо, по чести говоря.

Кровавый бунт или социальная революция?

На мой взгляд, этот роман, по сегодняшним меркам, является самым противоречивым. Не в годы написания, а именно сейчас, по прошествии более 130 лет. Вернее не противоречивым, а вызывающим, с позиций сегодняшнего дня и знания всего мирового опыта попыток построения социализма и методов и образцов классовой борьбы, двойственное восприятие читаемого и не менее двойственную оценку прочитанного.

С одной стороны, читая все эти живописания быта и условий труда шахтёров (а там и правда есть такие места в романе, что просто сердце сжимается, особенно связанные с страданием детей), понимаешь, что ТАК точно не может продолжаться, и что шахтёры в своём полном рабочем и человеческом праве требовать улучшения условий жизни и добиваться этих изменений практически любыми способами. Потому что когда смерть начинает гулять по хижинам шахтёрского городка и забирать детей и стариков, умирающих от элементарного недоедания, то тут волей-неволей становишься на сторону страждущих и терпящих бедствие людей.

Но вот когда начинаются главы с описанием реалий сначала забастовки (тут всё в порядке и ты по-прежнему сам находишься в рядах бастующих и гневно вопрошаешь «доколе?», а затем марша шахтёров по городку, постепенно перешедшего в обыкновенный и банальный погром и насилие, то тут уже начинаешь задумываться — а всё ли так гладко в этой ставшей классической схеме классовой борьбы пролетариата? Всегда ли должен в мозолистой рабочей руке появляться булыжник, который, по известной марксистской схеме, превращается в оружие пролетариата (у Золя это обломки кирпичей)? И какова здесь истинная роль и Этьена как организатора и забастовки и участника этого погромного шествия, и других его сотоварищей по Интернационалу и по марксистским убеждениям? Да, собственно говоря, и сам автор задаётся этим же вопросом — не является ли здесь Этьен банальным подстрекателем? Я уж не говорю о финальной диверсии русского товарища Этьена — Суварина, диверсии, приведшей к разрушению шахты и к гибели десятков простых шахтёров. Какова цена этого пролетарского насилия? Нужно ли оно было в этом случае и оправдано ли оно, это губительное действие будущего коммунистического террориста?

И когда после этих эпизодов Эмиль Золя вновь возвращается на социалистические рельсы и отправляет Этьена в путь, в конце которого явно просматриваются грозные контуры будущих кровавых и страшных революционных действий и преобразований, то поневоле ощущаешь себя уже не рядом с автором (и тем более не рука об руку с Этьном), а скорее напротив них.

Очень неоднозначный роман. На сегодняшний день и по нынешним меркам. Однако с точки литературной к книге никаких вопросов нет — всё написано безупречно, всё достоверно как с описанием реалий внешних, так и с внутренним миром героев. И в какие-то моменты невольно в голове возникал образ нашего русского пролетарского писателя, Максима Горького. Вот тут, в этой книге, Золя и Горький встали буквально плечом к плечу.

Как молоды мы были...

Когда воротимся мы в Портленд,

Клянусь, я сам во всем покаюсь,

Но только в Портленд воротиться

Нам не придется никогда. (Б. Окуджава)

Вообще, Вики утверждает, что гранж зародился в Сиэтле штат Вашингтон, и орегонский городок Портленд в статье никак не упоминается (ну, разве что где-то мельком и я его название не заметил при не слишком внимательном прочтении). Ну, да и бог с ним, пусть Паланик вместе с автором аннотации считают Портленд центром гранж-культуры, нам это не важно, тем более, что Сиэтл и Портленд не так и далеки географически.

А книжка больше напоминает своеобразный неформальный путеводитель по неформальному же Портленду; неформальность в данном случае определяется теми городскими местами, где любой и каждый чел может сделать с собой (и в большинстве случаев и с другими) почти всё, что ему пожелается. Т.е. это алкоголь всех видов и типов, это наркотики всех типов и видов, это всяческий какой только может быть выдуман секс и сексуальные игрища с любым количеством участников процесса — хоть сам с собою, хоть парный в любом наборе и в любом формате, хоть свингерские вечеринки, и только затем уже в паланиковской иерархии идут всякие неформальные выставки и арт-объекты.

Ну, у кого что болит, тот о том и говорит. В данном случае — пишет. Хотя понятно, что скорее всего это просто некая экскурсия по местам, так сказать, «боевой славы» — «бойцы вспоминают минувшие дни, и битвы, где вместе рубились они».

Не скажу, что всё это весело и увлекательно, и даже не особо познавательно. И к тому же есть соображение, что указываемые в книге адреса разного рода увеселительных и развлекательных заведений самого пикантного свойства и номера контактных телефонов появились там не просто так — из любви Чака Паланика к фактам, а по элементарным меркантильным соображениям. Ну, да и бог с ним, всё равно от меня до Портленда считая по прямой около семи сантиметров на не самом крупном глобусе, так что точно не пригодится :-)

Jeszcze Polska nie zginęła

В этой книге на примере нескольких сюжетных трагедийно-драматических, лирико-романтических и историко-героических линий Сенкевич сумел дать читателю максимально насыщенную картину условий жизни самых разных населенческих слоёв Польши и Литвы в условиях тесного недобрососедства с Тевтонским орденом на рубеже XIV—XV веков. При этом сначала кажется, что на первом месте у автора находится как раз линия любовно-романтическая: молодой польский шляхтич-рыцарь Сбышко, совсем юная придворная девочка-дева Дануся, молодая красавица панночка Ягенка и пара её ухажёров доставят читателю немало волнительных страниц, в особенности, конечно, читательницам — Генрик Сенкевич развернул нешуточные петлемёбиусные выкрутасы с приключениями этих молодых влюблённых друг в друга героев и героинь.

Однако по мере следования за извивами любовно-романтического сюжета всё больше открываешь для себя второе (хотя на самом деле конечно же первое) смысловое значение и содержание романа: подробно и детально изложенные картины жизни людей в условиях такого вот соседства — постоянные набеги тевтонских рыцарей и кнехтов на пограничные земли, захваты ими заложников и угон в полон простого польско-литовского люда, постоянная экспансия ордена на восток под предлогом христианизации некрещёных районов Литвы (и с конечной целью прямого территориального захвата этих земель), просто многочисленные случаи унижения как именитых шляхтичей, так и более простых поляков и литвинов.

И, конечно же, ответное патриотическое сопротивленческое движение как в народных массах, так и среди шляхты и польско-литовского рыцарства — и ответные набеги на территорию Ордена, и дуэльные поединки с крестоносными рыцарями, и попытки добиться правды у великого магистра, и организация ополчения и объединённого польско-литовского войска (усиленного полками и других народов) для конечной битвы при Грюнвальде, битвы, ставшей началом краха всего Тевтонского ордена.

Естественно, что автор в своём сочинении приводит много исторических фактов, причём как имеющих серьёзное и значимое историческое значение, так и просто так или иначе упомянутых в каких-то письменных источниках того времени (о чём автор информирует своего читателя в сносках). И потому вот это казавшееся изначально историко-приключенческим и романтико-лирическим повествование вдруг превращается в самый настоящий эпический исторический труд — недаром автор не стал томить читателя неизвестностями о личных судьбах своих героев, а чётко и недвусмысленно закончил все лирические линии до того, как перейти к последним главам романа, которые стали повествованием о Грюнвальдской битве.

В результате мы имеем весьма впечатляющее широкомасштабное историко-приключенческое произведение, способное потрафить вкусам самых взыскательных читателей и даже читательниц.

Homo homini lupus est

Ну что сказать, в этом романе Эмиль Золя вволю порезвился в жанровом поле. Потому что тут смешалось очень многое: и криминальная драма, и любовно-романтическая линия (и не одна, к тому же), и психологический триллер, и приметы детектива имеются, и глубокое социально-психологическое исследование, причём как проникновение в глубины личности человека, одержимого маниакальной жаждой убийства, так и исследование и описание нравов французского общества, представители которого в романе стоят на разных социальных ступенях, от практически высшей (ну, разве что дворянство сюда не вошло) и заканчивая простыми рабочими и служащими железной дороги.

Хитрец Эмиль Золя дал своему роману очень говорящее название «Человек-зверь». И понятно, что в первую очередь он имел ввиду… хм… а кого именно в первую очередь?

Молодого машиниста паровоза Жака Лантье, который эпизодически испытывает практически необоримую жажду убийства? Казалось бы да, чего тут думать, это именно он!

Но как раз при самой простой попытке думания понимаешь, что и господин Рубо, легко совершивший жестокое умышленное убийство бывшего любовника своей супруги, от этого определения недалеко ушёл, а может быть даже и ближе к нему стоит, нежели Жак.

А господин Гранморен, тот самый, который когда-то целенаправленно взрастил сиротку Северину, однако не из человеколюбия, а только для того, чтобы с раннего её девичества растлить её, вовсю удовлетворять свою похоть и в конце-концов превратить свою воспитанницу в любовницу — разве это не звериный поступок, да даже не поступок, а именно длящийся образ жизни?

А господин Мизар, длительное время травящий свою жену ядами — ну чем вам не зверь в человеческом облике?

А Флора, милая девушка Флора, которая отвергнута Жаком и в приливе ревности устраивает крушение пассажирского поезда, чтобы погубить и Жака и его любовницу Северину, а вместо этого гибнут ни в чём не повинные люди, пассажиры поезда — разве это не признаки зверства, присущего и ей?

И потому становится понятно, что Эмиль Золя, определяя название роману, имел ввиду гораздо более широкое и глубокое его толкование. В ком из нас, читателей, не сидит порой этот самый зверь? И насколько каждый из нас способен полностью его контролировать и не выпускать из недр своего «Я»?

Однако вернёмся к роману. Мне кажется, что такой оттенок роман имеет ещё и потому, что в воздухе в годы написания романа не то, что пахло войной, а она, война между Францией и Германией, уже на тот момент состоялась. И вот это военное состояние общества как раз и ощутимо повлияло на сам сюжет и на те событийные ходы, которые применил Золя в этой книге. По крайней мере, финальная сцена мчащегося никем не управляемого поезда с пьяными солдатами, едущими на войну, с этим «пушечным мясом» (сам Золя в тексте романа употребляет этот термин) как раз максимально точно соответствует тому военному состоянию общества, которое оно, это общество, только что пережило.

Наконец, пожалуй, последняя линия, которая была интересна и заслуживает упоминания — линия детективного расследования совершённых в романе убийств. Поскольку Эмиль Золя сразу обозначает нам личности преступников, то крайне интересно наблюдать за тем, как изощрённо работает ум следователя и как практично и целесообразно ведут себя судейские начальники — важна не сама истина, а важны те последствия, которые непременно наступят, если вскроется вся нелицеприятная правда о господине Гранморене, и потому о чём-то умалчивается, что-то искажается, что-то недорасследуется, а в конечном итоге под суд (и, видимо, на гильотину) уходит вообще никак не замешанный ни в одном убийстве Кабюш.

На мой взгляд, пока это самый остросюжетный роман Эмиля Золя из ругон-маккарского цикла.

Художника обидеть может каждый…

На сегодняшний день для меня это самый неоднозначный роман из всего ругон-маккарского цикла. Чётко расслоившийся в моём личном восприятии на два смысловых пласта: на поверхности лежит история жизни Клода (как главного героя романа) и близких ему людей — любовницы и затем жены Кристины, друзей Сандоза, Дюбюша и ещё многих других персонажей книги, а в глубине мерцает и выбулькивает на поверхность творческая составляющая — сам Клод принадлежит к художникам, Сандоз стал успешным писателем, а архитектор Дюбюш перестал быть таковым и превратился в простого обывателя.

И в моём восприятии первая — бытописательная и лирико-драматическая — линия жизни Клода и его друзей-приятелей была куда интереснее и увлекательнее и переживательнее, нежели вот эти главы рассуждений персонажей романа о сути и предназначении творчества. Хотя конечно трудно начисто отчленить первую линию от второй, потому что весь быт Клода в общем-то буквально пропитан потугами и затем уже просто муками творчества, когда художник пытается поймать сюжет и выразить его на холсте доступными ему способами и в присущей лично ему творческой манере, и не находит должной оценки своим картинам практически ни у кого — ни у супруги, ни у друзей по живописному цеху, ни у взыскательной и острой на словцо парижской публики. И вся личная драма и в конце-концов и трагедия и Клода, и Кристин неотделима от творческих усилий Клода и от невозможности передать зрителям всё то, что чувствует внутри себя художник.

Но тут можно порассуждать уже о зависимости художника (да и вообще практически любого творческого человека) от внешней оценки — как всё-таки важно любому творящему что-то человеку получать обратную связь в виде слов похвалы и хорошо бы ещё при этом и финансовой поддержки! И при этом получается, что художник (в расширительном толковании этого слова, потому что тут же и актёры, и певцы-композиторы и все прочие скульпторы и другие творцы) начинает становиться зависимым от этой оценки, и легко попадает в соблазн начать творить в угоду прихотливой публике — петь те песни, которым рукоплещет плебс, писать на полотнах то, что легко и охотно воспринимает обыватель и покупает богач, ставить и играть те спектакли, на которые охочи люди в своей массе — (и тут мы сразу вспоминаем «Хлеба! И зрелищ!»). И как раз Клод не пошёл по этому пути (но может быть у него просто не получилось уловить вот эти запросы публики или не вышло угодить «любителям живописи»?..) и не стал «певцом толпы», и потому был не понят и отвергнут. И только после трагического финала пара друзей пытается в личном разговоре отдать должное неповторимой авторской творческой манере художника, однако, взглянув на часы, быстро прекращает свой разговор и расходится по своим делам — из чего понятно, что даже после смерти Клода никто не озаботится попыткой поднять его имя на должную высоту. Жил человек, творил и после себя ничего не оставил...

Что касается рассуждений и размышлений о сути и предназначении творчества, то тут у Золя всё получилось (для меня лично) и скучновато и нудновато, и я с облегчением дожидался окончаний всех этих разглагольствований и переходов к следующим содержательно-смысловым частям и главам романа.

Тем не менее оценка книги будет достаточно высокой, потому что язык Золя по-прежнему великолепен. И пойдём по циклу дальше, отправимся к «Человеку-зверю».

Фредерик, ты прав!

Вот такое ощущение, что после прочтения этой книги нужно пропустить хотя бы несколько дней, а может быть и недель (как это сделал Бегбедер, пропустив год после теракта), чтобы потом писать своё впечатление от книги что называется с холодным умом… если получится. Хотя вряд ли получится «с холодным», потому что хотя аннотация и утверждает, что Бегбедер «мучительно ищет слова», однако по моим ощущениям, найти эти слова и эту самую необходимую форму для своей книги у него получилось — книга вышла высокотемпературная.

Один из тегов к книге Бегбедера гласит, что она занимает №13 в некоем списке документальной литературы. На мой взгляд это не совсем верно, книга вовсе не документальная, скорее художественно-публицистическая. Ибо добрую половину (если не больше) её объёма занимает история одного неполного семейства — отец и два несовершеннолетних сына, — оказавшегося в тот злополучный и трагический день и час на самой верхотуре здания ВТЦ №1 в расположенном там кафе с названием, давшим название книге Бегбедера. А меньшую (но не менее значимую) часть книги составляют мучительные размышления автора о случившемся и о тех факторах, которые привели мир (да-да, не только США, но и весь мир) к этой трагедии.

При этом Бегбедер вовсе не делает вид, что он выполняет какую-то реконструкцию событий или осуществляет писательское расследование. Он просто старается буквально поминутно расписать то, что могло, по его мнению, происходить там, внутри здания за несколько минут до теракта, во время его и потом вплоть до обрушения башни. И конечно он опирается при этом на те факты, которыми он на тот момент располагает. А вот что именно чувствуют и как именно ведут себя люди, оказавшиеся на верхних этажах башни и отрезанные разрушениями и огнём и дымом от возможности спуститься вниз — тут он может только предполагать и догадываться. И в помощь ему опять же только то, что известно к тому времени — это телефонные звонки попавших в огненную ловушку людей, это их поведение, которое можно было заметить с земли (размахивания белыми тряпками), это выпрыгивания людей из окон...

Мой отзыв на книгу Бегбедера «Французский роман» называется «Фредерик, ты не прав!». И на тот момент и по той теме я ничего в том заголовке менять не хочу. Но зато вот с этой книгой Бегбедера и с его рассуждениями и размышлениями я согласен практически полностью. И потому — «Фредерик, ты прав!».

А вообще рекомендую прочитать эту книгу практически любому читателю (разве что с категорией до 16+ я бы погодил, всё-таки там есть контент, предназначенный для более старшего возраста). Умная книга. И болезненная, конечно же, тоже. Ну, что делать, такая тема...

Адмирал Ушак-паша

А вот книга о капитане и затем адмирале Ушакове начинается если не с самого раннего детства будущего флотоводца, то с юношеского возраста — с дней учёбы его в Морском кадетском корпусе, который он окончил четвёртым (по успеваемости). А затем Леонтий Раковский просто следует основным пунктам из биографии Ушакова, т. е. пропуская какие-то не особо значимые моменты, а на судьбоносных и поворотных останавливаясь подробно и в деталях.

Для пущей беллетризации и романтизации Раковский вводит в повествование историю любви Фёдора Ушакова к обычной девушке Любе — любви, которую, по версии автора, Фёдор пронёс сквозь всю свою жизнь. Так ли всё обстояло на самом деле с личной жизнью, или как-то иначе, мы не можем точно сказать (по крайней мере Вики нам в этом вопросе не подсказчик), но история этих отношений, протянувшаяся яркой нитью сквозь весь роман, нисколько не портит ни исторического содержания и значения книги, ни восприятия Ушакова сначала как умелого и затем уже как выдающегося флотоводца. Зато позволяет читателю увидеть Фёдора Ушакова не только как военного моряка, капитана и затем адмирала флота российского, но и просто как человека.

Что касается того значения, которое придаётся советской и российской историей адмиралу Фёдору Фёдоровичу Ушакову в военно-морском деле, то оно объясняется самими военными фактами его боевой биографии — ни одного проигранного сражения, ни одного погибшего русского корабля и ни одного пленённого матроса. А значения побед Ушакова на море весьма просты и понятны: вместе с победами А.В. Суворова на суше эти победные сражения позволили России окончательно сделать Крым русским и открыть для безопасного плавания русским кораблям Чёрное море. Т.е. результаты этих побед имеют уже геополитический характер.

И не случайно Русская православная церковь в 2001 году причислила Ушакова в ранг русских святых (правда эта история уже вне пределов книги).

Генерал форвертс

«В заслугу автору следует поставить, что он избежал преувеличения личных подвигов изображаемых героев и «анекдотизма»... Ушаковы, Суворовы, Кутузовы, Нахимовы — были непобедимы именно потому, что являлись живым олицетворением могучих моральных и интеллектуальных сил в породившем их великом народе, истинном творце истории» (Е. Тарле, «Правдивый рассказ о русском герое»)

Книга Раковского о Александре Васильевиче Суворове начинается совсем не с детских или там юношеских лет этого прославленного полководца. И даже первые годы службы Суворова Раковский пропускает мимо внимания читателя. Хотя всё-таки по мере чтения романа то тут то там встречаются упоминания и о детстве Саши, и о начале службы, и о военной его неспешной карьере. А непосредственно с боевым периодом жизни Александра Суворова мы знакомимся начиная с Семилетней войны и с непосредственным боевым уже участием будущего генералиссимуса в боевых действиях русской армии под Кунерсдорфом.

А затем автор уже попросту и без особых затей проводит читателя по биографии полководца, останавливаясь на наиболее значимых фактах и эпизодах и более подробно освещая основные героические вехи — «Туртукай, Козлуджи, Фокшаны, Рымник, взятие неприступной турецкой твердыни Измаил, Адда, Треббия, Нови и замечательнейший переход войск Суворова через Альпы» (так формулирует одна из аннотаций к этому роману и мы не будем мудрствовать и просто повторим этот славный перечень).

Однако Раковский вовсе не скатывается на сплошную героизацию лично Суворова и русских войск, а вместо славословия старается показать нам и характер и темперамент и наиболее яркие примеры поведения как главного героя книги, так и других её персонажей — простых мушкатеров и младших офицеров, а также ряда генералов как русских, так и иностранных — союзнических и немногих от противника.

Но в первую голову перед читателем всё-таки встаёт во весь рост личность Александра Васильевича Суворова. Который помимо новаторских военных теорий, подтверждаемых немедля суворовской практикой ведения военных действий, умел ещё и отличаться личным мужеством на поле боя, умел быть всегда впереди своих войск, умел вместе о своими чудо-богатырями терпеть все тяготы текущего момента, умел вести армию за собой с верой и в правоту своего военного дела и в правоту своего командира — генерала-фельдмаршала-генералиссимуса Суворова.

Понятное дело, что быть полностью беспристрастным Леонтий Рауковский не может и образ прославленного полководца подан им с явной любовью и демонстрацией только положительных черт личности. Да ведь и масштаб личности таков, что в данном случае какие-то мелкие чисто человеческие слабости и особенности практически совсем не имеют значения ни для оценки личности генералиссимуса Суворова, ни для восприятия его жизни и военной деятельности. Причём конечно же на первом месте будет именно военная деятельность русского солдата Александра Суворова, который отслужил в русской армии более 50 лет и всю свою жизнь положил во славу русского оружия и любимого Отечества.

И когда пишешь вот эти выспренние строки, то чётко осознаёшь, что другими словами ты выразить уже своё собственное отношение к этому незаурядному человечку и гениальному полководцу не можешь и не будешь. Ибо обыденные слова в этом случаем мало что могут сделать.

Для интересующихся исторической литературой вполне приличная книга, с неплохим образным языком и динамическим сюжетом. Рекомендую.

Семейная конфликтология глазами детей

Литература для детей должна «занимать взрослых людей... как литературное произведение, писанное для всех» (В. Белинский)

Одно из самых непростых писательских занятий, это сочинение литературы для детей и подростков. Прежде всего потому, что дети остро интуитивно чувствуют фальшь и навранная (а не сочинённая) книга может быстро наскучить своему читателю.

Вдвойне трудная задача — попробовать написать книгу, не просто адресованную ребёнку, а ещё и излагаемую устами ребёнка, чтобы было так, как будто и рассказывает книжные события сам её герой. Не о маленьком герое, а рассказанная самим таким героем (конечно, сразу вспоминаем Марка Твена с его романом о Гекльберри Финне).

И тогда выходит, что перед Кристине Нёстлингер стояла трижды сложная задача, потому что в прочитанной (с удовольствием) книжке таких несовершеннолетних рассказчиков трое.

А четырёхкратность сложности этой книги состоит в том, что наши рассказчики (и главные герои) книги — дети разного возраста и пола, разного характера и темперамента, разной степени общительности и всего прочего, чем отличается один человеческий детёныш от другого.

А в пятых, попробуйте написать книгу, рассказанную поочерёдно детьми разного возраста, но при этом чтобы и взрослый читатель не просто прочитал эту историю с интересом и удовольствием, но при этом ещё и получил свою порцию жизненных уроков и вполне серьёзных выводов. Причём не каких-то там абстрактных выводов, а вполне реальных и применимых для любого и каждого.

Как мне показалось, Кристине Нёслингер со всеми этими пятикратной сложности задачами справилась. Причём не просто справилась, но сделала это блестяще. По крайней мере так это выглядит и представляется с взрослой читательской стороны (а чтобы узнать мнение дитёв и ребёнков, надо попробовать дать им эту книгу и потом ещё и пообсуждать её с ними).

Маленькое отступление: Кстати говоря, в период работы в ВДЦ «Орлёнок» мы с коллегами-психологами с интересом и удовольствием приглашали старшие отряды на просмотр специально подобранного для этой цели кинофильма и затем обсуждали с ними увиденное (чтобы удовлетворить любопытство любознательных, назову два таких фильма: «Пудра» и «Билли Эллиот»).

Если же говорить о той драматической ситуации, в которой оказалась семья Поппельбауэр, то и сама ситуация не надуманная, и всё происходящее со взрослыми (да и с детьми) в этой ситуации вполне реалистично. И потому теперь уже вполне можно поставить вопрос: а какова ЦА этой книги? Кому именно адресована история развода, рассказанная детьми?

* Их сверстникам, ребятам 12-15 лет?

* Или же молодым людям, ещё только собирающимся обзавестись семьёй или только-только вступившим в брак?

* А может быть более старшему поколению, семьянинам со стажем, приблизительным ровесникам взрослых героев книги — супругам Поппельбауер, т. е. 35 – 45-летним?

* Хотя вот и нам, людям в возрасте 60+, «детская» детская книжка была и интересна и глубока и поучительна.

Видимо ещё один плюсик в карму и книге и её автору нужно ставить и за это, за универсальность читательской аудитории. Что ж, с удовольствием ставлю +

Ну, и если комментировать саму довольно обыкновенную и тем не менее непростую ситуацию и поведение включённых в неё взрослых людей, то конечно же поначалу автор старалась как-то и обострить сами происходящие события (хотя в реальной жизни скорее всего горшков было бы перебито гораздо больше) и показать нам переживания несовершеннолетних и маленьких участников этой бытовой семейной драмы (я, помнится, в похожей ситуации, будучи примерно в пятилетнем возрасте, попросту заявил своим ссорящимся родителям, что уеду от обоих и стану жить ровно между ними, т. е. в половине дороги, и буду по очереди ездить к ним в гости — слава богу, ситуация устаканилась и прибегать к столь решительным мерам мне не понадобилось :-) ). А затем попыталась задать желательную и оттого немного идеалистическую модель поведения взрослых — я имею ввиду последнюю главу книги, в которой и взрослые между собой вроде как примирились (хотя семья так и не восстановилась), и ребятишкам стало полегче эмоционально. Хотя сама история на этом мажорном аккорде попросту оборвана и как там у них у всех всё сложилось дальше, мы так и не узнаем.

В прицеле — обыватели

И в самом деле, кем ещё иначе можно назвать тех, кого показывает нам в этом романе Эмиль Золя и о ком рассказывает, как не обывателями. Но обыватели не в уничижительном смысле этого слова, а обыватели как самые простые работящие небогатые и бедные горожане-парижане, обитатели предместий и окраин, ремесленники и мастеровые, прачки и кухарки — в общем, самый простой парижанский обывательский люд. Чем наполнена жизнь таких людей, о чём они мечтают и как проводит свои бесконечные небогатые обыденные дни и вечера, а то и ночи?

В попытке максимально честно и без прикрас ответить на этот самый простой вопрос Золя нам просто показывает и рассказывает жизнь одной такой простой парижанки. Начинаем мы знакомство с Жервезой в не очень простой период её жизни — двадцатидвухлетняя живущая гражданским браком мать двух детей Жервеза оказалась в самой простой и одновременно крайне обидной и трудной бытовой ситуации — загулял её гражданский муж/любовник Лантье, а денег на содержание семьи у неё нет. Честно говоря я думал, что вот сейчас Эмиль Золя отправит Жервезу на улицы Парижа, чтобы она стала зарабатывать средства на проживание самым простым доступным женщинам способом. Однако наша героиня не такова, и найдя себе более-менее постоянную работу, Жервеза сумела выпутаться из долговой ямы.

А тут и простое личное счастье помаячило и позвало Жервезу замуж за неплохого работящего человека. Казалось бы вот оно, то простое женское счастье, которое сама Жервеза формулирует очень просто и без выкрутасов: «спокойно работать, всегда иметь хлеб, спать в чистенькой комнатке, хорошо воспитать детей, не знать побоев, умереть в своей постели». Но его величество случай резко и решительно меняет всё и вся в жизни нашей героини.

Как можно догадаться из предыдущей фразы, судьба совершила резкий поворот фордевинд и отправила жизнь Жервезы обратным курсом. Рассказывать далее все перипетии судьбы несчастной женщины будет совсем уже нечестно, ибо интрига сюжета непременно должна сохраняться, однако в конце-концов судьба делает поворот уже оверкиль и жизненная лодка Жервезы и её семьи терпит катастрофу.

Сам кабачок «Западня» в этом романе имеет скорее символическое значение, потому что муж Жервезы папаша Купо пьянствует не только в нём, а пьянствует он вообще и везде, где только может и куда приносят его во второй половине романа блудливые ноги. И в контексте содержания романа понятно, что «Западня» питейного заведения превратилась просто в жизненную западню и для мужа Жервезы (и ещё для тысяч таких же как он бездельников и пьяниц, постепенно превращающихся в запойных алкоголиков и заканчивающих свою жизнь от белой горячки или просто в пьяной ножевой драке) и для некоторых её знакомых, да и для неё самой.

Для меня эта книга Эмиля Золя оказалась на сегодняшний день пожалуй самым тяжёлым и грустным романом цикла «Ругон Маккары». Уж больно талантливо и впечатляюще ярко рассказывал нам Эмиль Золя о судьбе Жервезы и сумел не просто вызвать искреннюю к ней симпатию, но и заразить читателя самым неподдельным волнением в отношении перипетий её жизни. И насколько сильными были переживания читателя даже в те минуты, когда дела Жервезы шли на подъём и вроде как жизнь её налаживалась, настолько же мощными и в разы сильнее стали читательские переживания в резко изменившейся ситуации. А последние главы романа просто жёсткие до предела.

Мне кажется, что именно вот в этом романе творчество Эмиля Золя максимально тесно соприкоснулось с творчеством уже более позднего русского писателя Максима Горького. Такая же беспощадная и буквально публицистическая правда жизни. И понятно, почему этот роман вызвал вокруг себя скандал — какому обществу захочется признавать, что его теневая и изнаночная сторона имеет вот такие формы!

PS Непременно нужно отметить как нельзя лучше подходящий стиль и манеру чтения Екатерины Семёновой, мастерски управляющей не только своим голосом, но и читательскими эмоциями.

Мужчина хочет женщину, женщина хочет мужчину — как же они могут жить рядом и даже вместе, если хотят разного?..

И опять толстовская тема взаимоотношений мужчины и женщины и осуждение мужской тяги к обладанию женщиной. На самом деле в природе всё гармонично и женские особи любого биологического вида ровно так же стремятся соединиться с особями мужскими, как мужские особи стремятся обладать особями женскими. И даже в случае с видом хомо сапиенс на ранних этапах его социализации и развития половые отношения были строго регламентированы самим укладом жизни в этих первобытных родоплеменных образованиях и группах — для простого ознакомления с темой можно почитать Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». А потом уже стали накладываться разные социокультурные рамки и ограничения. Причём на разных этапах развития эти рамки и ограничения выглядели совсем по-разному и порой диаметрально противоположно.

Т.е. ничего дикого и животного (в уничижительном смысле этих терминов) в стремлении разнополых людей друг к другу нет. Женское развивающееся и созревающее тело ровно так же тяготеет к телу мужскому, как и созревшая мужская сущность стремиться выполнить своё биологическое предназначение и соединиться с женщиной.

В нашей повести в первой её половине перед нами едва ли не напоказ представлены три модели мужского полового поведения: это студент Луганович с его неприкрытым и практически напрямую высказываемым желанием обладать Ниной, это студент Коля Вязовкин — томный романтик и откровенный и открытый воздыхатель, это инженер Высоцкий с его талантом уболтать и размягчить девушку/женщину и довести дело до желаемого им финала. В принципе, каждый из них (так же как и многие другие встреченные Ниной мужчины) стремится к одному и тому же — соединиться с Ниной на телесном уровне. Ну вот разве что Коля с его романтической робкостью и нерешительностью может быть поначалу стремится быть просто рядом с Ниной и только лишь держаться за руки и глядеться в глаза, но и то, ответь она ему на его томные воздыхания взаимностью, и скорее всего дальше их отношения всё равно стали бы развиваться по известному сценарию — простого держания за руки непременно стало бы мало и понадобились бы ему затем и губы и плечи и все прочие анатомические детали женского тела.

Наверное вся проблема не в том, что таковы мужчины вообще все и в частности, а именно в самой Нине. Которая сама не знает, чего хочет (а на самом деле просто созревает её тело, играют и начинают плясать гормоны, и становящееся женским тело начинает требовать своё, телесное, вызывая в девушке и томление и смутные желания и влечения и страхи и вообще всю эту неразбериху), и на самом деле просто ищет как бы большой и светлой любви (помним-помним — «зачем нам кузнец? Нам кузнец не нужен!»), ищет взаимного чувства и ласки. Заблуждаясь, что она может ограничиться только одним лишь взаимным чувством и лаской на уровне поглаживания и робкого прикосновения — вслед за этими робкими прикосновениями всё равно последуют и поцелуи и прикосновения и ласки более откровенные и скорее всего всё равно всё придёт к закономерному естественному итогу.

И конечно главная вина (как ответственность) во всём (почти во всём) случившемся с Ниной лежит здесь на Лугановиче, который не сумел дать молодой девушке ту порцию романтического счастья и погнал своих сексуально озабоченных коней нетерпеливым галопом. Но и тут — думается, что по-настоящему он всё-таки Нину не любил и воспринимал просто как желанный сексуальный приз того лета, т. е. принял свою гормональную бурю, подкрепляемую несговорчивостью и неуступчивостью Нины, за любовь.

А любил её, наверное, один только Коля Вязовкин. Но и то, на тот момент вряд ли бы он смог дать ей то, чего она так неосознанно хотела и к чему стремилась — замямлил бы он и свою любовь, и её ответные чувства, коли они возникли бы.

Говорить что-то о поведении и отношения к Нине инженера Высоцкого просто нет нужды — в повести все его помыслы откровенно показаны и рассказаны автором. Обыкновенный самец, который с удовольствием загибает пальцы при каждой очередной победе и тут же начинает свою охоту на другую дичь.

Как-то комментировать поведение писателя Арсеньева тоже нет особой нужды, просто вся проблема в том, что он ведёт себя как бывалый матрос, у которого в каждом порту по жене. И беда Нины только в том, что она влюбила себя в этого инженера человеческих душ и безоглядно бросилась в его расчётливые объятия. И будь он слегка романтичнее и просто порядочнее, то скорее всего не стал бы доводить дело до конца; он же просто воспользовался влюблённостью Нины и хотя и предупредил её о временном характере их связи и о том, что он женат, всё же подлежит осуждению — более старший и более опытный всегда несёт большую ответственность. Хотя (пара слов в защиту) вроде как мог старался и посвятить Нину и в любовь и в радости и удовольствия телесных взаимоотношений.

А вот то с ней происходило потом, всё это можно только отнести опять-таки на счёт её романтических особенностей и ожиданий. И хотя мы в подробностях ничего не знаем, но в принципе она сама всё понятно объяснила своей короткой фразой о том, что сколько она ни искала чистой и светлой любви, всё равно неизменно получалось в итоге только секс и постель и разврат. А просто не нужно излишне ни романтизировать жизнь, ни чрезмерно её драматизировать. Мир не добрый, мир не злой — он такой, какой он есть.

PS Невинность 14-летней девушки-подростка естественна, девственность 18-летней всячески одобряется, отсутствие сексуального опыта у 25-летней молодой женщины скорее изумляет, а девственность 60-летней ничего кроме жалости не вызывает.

Христосик по-толстоевски

Какой-то он весь нескладный и неладный, этот господин Ланде. Полублаженненький (не блаженный, от которых до святых полшага всего, а именно полу…) и от этого полу… какой-то жалкий и нелепый. Этакая помесь Алёши от Достоевского и некоторых толстовских персонажей. Вроде как человек искренне верует в святую всё прощающую любовь ко всем живущим на Земле людям, хоть к близким, хоть вообще ко всем, и вроде как искренне старается донести эти свои взгляды и убеждения до всех, до кого может дотянуться его мятущаяся душа, да только ни в одном случае ни с каким конкретным человеком ничего путного у него не выходит — ни до кого он не дотягивается, а только лишь вносит смуту и смятение в человеческие души и в человеческие же судьбы. Хочет как лучше, а выходит только горе и страдания и у себя самого, и у всех, к кому он прикасается этим своим толстоевством. Не люблю таких, какие-то они поддельные и понарошечные. Суррогаты. И финал у него закономерный и предсказуемый, причём предсказуемый не только автором или читателем, но и другими персонажами повести. Никому он был не нужен при жизни, ни в послесмертии никому не пригодился. Разве что зверьё покормится. И то польза.

Следите за зеркалами, они помимо перемены местами правого и левого иногда способны показать нам изменения по линии добра и зла

На этот раз не только ставил оценочные отметки в записке, а ещё и писал пару-тройку фраз методом «свободного парения», т. е. что в голову приходит первое, то и писал. А поскольку я довольно глубокий интроверт и кинестетик, то в основном всё восприятие и оценивание читаемого идёт на эмоционально-чувственном уровне, а интеллектуальная переработка происходит либо чуть позже, либо… либо нечего перерабатывать.

В прочитанном сборнике, на мой взгляд, помимо великолепных фэнтезийных приключенческих историй (рассказов и повестей), в которых кроме чисто событийных напрягов есть ещё и вторые смысловые планы и всё такое прочее, за что мы и любим фантастику, встретились и такие рассказы, в которых сюжет существует ради самого сюжета, необычные события ради событий. К счастью, таких проходных рассказов в сборнике немного. Однако общую оценку сборнику они слегка подкорректировали в сторону снижения.

Зато весьма порадовали такие вещи, как «Полкоролевства впридачу» (Виктор Точинов) и «Владетель и владыка» (Татьяна Романова), «Дороги, которые нас выбирают» (Виктор Точинов) и «Ублюдок и святой» (Татьяна Романова), да и «Три звонка на рассвете» (Татьяна Романова) и «Русалка на ветвях сидит» (Виктор Точинов) нервы пощекотали.

Книга, ставшая кусочком меня

Не знаю, у кого как, но для меня прочитанные книги совершенно отчётливо делятся на некие весьма специфические предназначенческие/функциональные страты.

Например, совершенно отчётливо выделяются книги-учебники или книги/учителя — причём имеются ввиду вовсе не сами учебники и прочие учебные пособия по тем или иным наукам и дисциплинам, а художественные и документальные книги, но от которых непременно что-то берёшь для себя, усваиваешь и присваиваешь, т. е.

Есть книги, которые служат для развлечения и получения удовольствий: обычно это книги детективного жанра, приключения, лёгкая необременительная фантастика, сказки, ну и всё такое прочее, от чего конкретный читатель тащится и прётся, вштыривается и топорщится.

Отдельной строкой нужно упомянуть книги познавательного направления — практически весь научпоп, путешественные заметки, ну и некоторые художественные книги сюда тоже непременно попадают.

Однозначно отдельно нужно учитывать в нашей «классификации» книги философского и прочего размыщленческого направления — тут и труды философов-профессионалов и философов-любителей, сюда же попадут некоторые книги жанра социальной фантастики, и всё прочее, что заставляет читателя раскинуть свою собственную нейронную сеть и усиленно пошевелить аксонами и прочими синапсами.

Понятное дело, что у каждого отдельно взятого читателя список книг в каждой такой страте будет свой собственный, и хотя многие книги у разных людей безусловно будут пересекаться и совпадать, но непременно будут и такие книги, которые поместит в ту или иную страту именно этот читатель, а другой с недоумением посмотрит на такую вольность.

И также понятно, что жанрово книги в каждой такой условной страте могут быть совершенно разными — тут многое зависит от автора, в первую очередь (ведь нередко бывает так, что в казалось бы совершенно развлекательной книге встретишь какое-нибудь необычное и яркое авторское утверждение или какой-то до этого неизвестный тебе факт и тогда эта книга отправляется тобой либо к познавательным своим коллегам, либо в философический раздел, или ещё куда-то по принадлежности), ну и от личности самого читателя.

И само собой разумеется, что границы этих наших условных страт будут весьма расплывчаты, потому что некоторые книги могут одновременно соответствовать как одним критериям, так и другим (ну, вот хоть мои любимчики братья Стругацкие — тут вам и философия, и социальное прогнозирование, и футуристическое предупреждение, и конечно же развлечение, и познавательно многие их книги богаты… Причём вот этот набор порой встречается сразу в одном их произведении).

Но есть ещё один квалифицирующий признак, который непременно есть практически у каждого любителя чтения: многие вышеперечисленные книги при всей их интересности и полезности так и остаются просто интересными и полезными книгами. Но обязательно есть и такие, которые и при чтении, и сразу после него, и в некой более отдалённой перспективе воспринимаются как книга-друг. И тут уж хоть пытайся поверить алгеброй гармонию, хоть оставь всё на уровне смутных ощущений, но если почувствовал необъяснимую дружескую приязнь к той или иной книге, то потом так и живёшь с этим чувством-ощущением.

К чему это тут всё вот это нудное и трактатообразное написано — просто и при чтении очередного тома серии «Зеркало» и уже после прочтения поселилось в душе и живёт вот это ощущение знакомства с новым хорошим надёжным другом. И просматриваешь в очередной раз содержание этого томика, и глаз мечется от рассказа к рассказа и от автора к автору в попытке осознать, когда, в каком месте это ощущение родилось? И понимаешь, глядя на свои рабочие пометки на листочке бумаги, лежащем перед тобой на компьютерном столе, что самые первые и совершенно заслуженные плюсики появились уже напротив самого первого рассказа сборника. А потом с той или иной частотой и периодичностью и хаотичностью эти плюсики стали множиться и почковаться, то возникая в позиции фейс-ту-фейс напротив Дениса Тихого, то присаживаясь тет-а-тет к Елене Клещенко. Причём совершенно неважно, сколько, кому, и каком именно месте понаставил я этих плюсиков, важно, что не возникло ни одного минуса, не было ни одного невольного зевка или выражения скуки.

Тем не менее, вот несколько конкретных авторских удач, совершенно однозначно выделившихся из общего качественного и интересного списка:

«На дне колодца, на вершине горы», «Маяк острова Фрамталяс» и «Милые и простые» — авторства Дениса Тихого;

«Призыв», «Дети и демоны» и «Гюда, самолётная томте» — от Елены Клещенко.

Очень интересный и совершенно точно имеющий своё собственное лицо сборник.

Фантастический мастер-класс!

Чем дальше, тем страньше и страньше — сложнее писать отзыв на очередной сборник серии «Зеркало». Потому что писать буквально по каждому прочитанному рассказу ну никак не поднимается рука, а если не придумывать давно придуманные и избитые и затасканные клише-выражения, а писать как есть, то просто впадаешь в чтенческий азарт, и прочитав один рассказ, немедля приступаешь к следующему, а там очередная китайская пара стоит в очереди на прочтение, и в результате просто одни впечатления наслаиваешь на другие, а поверх следующие накладываешь широкими мощными мазками, и глубина и ширина этих впечатленческих мазков зависит вовсе не от тебя, а от авторов, причём каждый автор то поочерёдно, то спорадически рисует и акварелью, и гуашью, а потом вдруг встречаешь буквально выдавленные по ван-гоговски толстые волны масла, буквально выпирающие из плоскости картины по третьей координате и превращающие живописное книжное полотно уже в диораму, а может и частичку осязаемой реальности. И к читательскому счастью таких буквально объёмных и неимоверно вкусных произведений в этом сборнике предостаточно для того, что вновь ощутить и радость обладания и горечь потерь, и узнавание томительно любимого почти стругацкого (порой вызывающего ощущение дежа вю) и жадное вкушение обладания чем-то новеньким, и сказочные радости от пары сказочных историй и магиреалистические пронзительные железнодорожные изыски, и рыцарские опять-таки сказочные рассказы, и истории лавочника и шарманщика… А в основе всего вечные истины: «передай добро по кругу» и «отпускай хлеб твой по водам», «делай добро и бросай его воду» и «относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе» и всё такое прочее. И авторы сумели произнести эти истины так, чтобы они не звучали навязчиво из этих рассказов, и не торчали нелепыми фаллическими символами, раздражая своей назидательностью, но просто как бы сами собой возникали в сознании читателя, вытащенные им самим, читателем, из своего же читательского подсознания.

Отдельное спасибо Андрею Кокоулину за почти стругацких пронзительно- дежавюшных «Мигрантов», за сказочные «Семечко» и «Деревня Сказка», за «Станцию «Рай», а Марине Ясинской за «Лотерею жизни» и «Ловчих прошлых жизней», за «Количипед шестого сброса» и за «Красавицу и спящее чудовище». Хотя и всё остальное ничем не хуже, просто нужно же ведь что-то конкретное назвать и отметить :-)

Мир во время чумы

Неплохое фэнтези. В основе лежит оригинальная фантидея — чума теней. И вполне приличное динамичное приключенческое содержание, основанное на старом приключенческом принципе «хватать и не пущать» — т. е. кто-то скрывается и прячется, а кто-то второй охотится, выслеживает и преследует, а третьи прессингуют этого второго охотника, и потом всё перекрещивается во взаимосоприкосновениях. И, как обычно бывает в такого рода книгах, постепенно добавляются новые действующие и противодействующие силы, некоторые персонажи меняют маски, а кое-кто и вообще оказывается не тем, за кого себя выдавал — в общем нескучно и порой вполне оригинально.

Что касается энергетики книги, то тут есть места, где темпоритм слегка провисает; иногда довольно резко меняется сам стиль повествования — то перед нами решительный и жёсткий в своих принятых решениях герой, а то вдруг расслабленная дряблая колеблющаяся персона; то мы читаем страницы с плотным энергичным напряжением, а потом тут же идут едва ли не мери-сьюшные сентиментальные места и слащаво-приторные ути-пути выражения — от всего этакого и чтение книги порой напоминает походку Паниковского, которую мы в детстве шуточно называли «рубь пять».

Тем не менее, для большого авторского дебюта (как я понял, это первая большая книга Вадима Калашова) это вполне приличное чтиво. И есть ощущение, что автор оставил для себя лазейку для возможного продолжения темы романа (слишком много осталось недоговорённых сюжетных линий и не прояснённых персонажных судеб) и возникновения цикла или серии. Что ж, поживём — увидим.

Два автора, тринадцатый сборник, десять цифр, двадцать рассказов

Пифагоровы штаны на все стороны равны (геометрическое мнемоническое правило)

Вот чем мне ещё, помимо того, о чём я писал в своих отзывах на предыдущие прочитанные книги серии «Зеркало», нравятся эти сборники, так это тем, что каждый из них имеет своё лицо. И не только потому, что практически в каждом сборнике свой комплект уникальных аутентичных авторов (внимательный читатель легко заметит, что четыре автора отметились дважды, а Майк Гелприн и трижды), и не только разными названиями книг, обозначающих заданную сборнику тему. Но ещё и отличием в энергетике каждой книги, отличием в жанровой принадлежности (при том, что всё это обозначено общим тегом «фэнтези»), отличием в каких-то прочих других содержательно-смысловых и эмоционально-чувственных оттенках, из которых они собраны, эти книги.

Знаете, вот если можно сравнивать книги с людьми, то я бы эту серию сравнил с парадом какого-нибудь конкурса красоты — каждая вышедшая с номерочком на подиум красавица одинаково ослепительно красива и каждая тем не менее остаётся сама собой со всеми своими индивидуальными особенностями. Вот так и эти книги, каждая прячется за читательскими оценками в 4,5 и 5 звёзд, однако каждая из книг имеет свою шкалу ценностей и набор интересностей. И потому трудно выделить какой-то один сборник и попытаться его определить как самый-самый-самый (правда мне вообще пока рано говорить об этом, потому что прочитано всего-навсего пять книг из семнадцати). И потому у меня это происходит очень просто и объяснимо — какая книга сейчас читается, та и лучшая. Потому что начинаешь жить в ней, чувствовать вместе с героями рассказов, сопереживать им, восторгаться НФ идеям, то и дело попадающимся в качестве фантдопов и просто радоваться богатству фантазии авторов и их мастерству.

Прочитанный с громадным удовольствием сборник под номером тринадцать вовсе не стал исключением из этого общего соображения. А может быть даже наоборот, стал одним из претендентов на звание «лучший сборник» всей серии. Наверное это ощущение родилось из насыщенности книги рассказами прежде всего космической классической фантастической тематики — чего греха скрывать от самих себя, чаще всего вся наша любовь к фантастике рождалась из чтения книг прежде всего приключенческо-космического содержания, а уж потом добавились в любимые поджанры «социальная фантастика» и «фэнтези», темпоральные приключения и прочие попаданческие подвиги. Так вот, именно этот сборник богато наполнен рассказами, где действие происходит преимущественно либо в космическом пространстве, либо не на Земле. И при чтении таких рассказов сразу ощутимо нанесло романтикой Артура Кларка и Рея Брэдбери, Клиффорда Саймака и Энрю Нортон, Шекли и Гаррисона, и прочих других признанных и любимых мастеров жанра. При том, что и темы наших космических рассказов, и сюжеты и литературные достоинства никак не повторяют маститых предшественников и учителей.

А в основе всего, как чаще всего и бывает у хороших авторов, стоит человек. Поставленный автором в какие-то особенные фантастические условия и вынужденный себя как-то вести и каким-то образом действовать в этих условиях и вводных. Делать непростой свой человеческий героический выбор (или не героический, но всё равно выбор), совершать ошибки и пытаться исправлять их. Наконец просто жить, любя и ненавидя, радуясь и огорчаясь, осторожничая или лихача. И фантастика тесно переплетается с реалом.

Космическая романтико-героическая почти_одиссея и почти_робинзонада

Читал, а в голове рефреном пульсировали имена Эдмонда Гамильтона, Эндрю (Андрэ) Нортон и Гарри Гаррисона. Наверное потому, что в своё время довелось всласть читать космические романы этих прославленных фантастов: «Возвращение к звёздам», «Саргассы в космосе» и всякие там приключения Стального Крыса — это то, что сразу и навскидку выпячивается из читательской памяти.

Однако сразу же вместе с именами приходит в голову и соображение, что все вышеназванные товарищи мистеры и миссисы творили в жанре космической приключенческой фантастики на десятилетие-два-три раньше, чем в том же самом жанре написал этот роман Евгений Гуляковский. Не то, что как бы тема исчерпана и выжата досуха предыдущими ораторами творцами, но просто общая схема, модель или что там ещё можно назвать (матрица) примерно одинаковы: берём некоего горячего мускулистого (как мышцами, так и мозгами) парня и отправляем его вместе в группой землян в космический полёт, во время которого происходит нечто неожиданное и непонятное, но практически катастрофическое (с надпространством шутки плохи). А дальше просто предоставляем нашему герою действовать так, как велят ему его выучка и незаурядные тренированны мышцы и мозги. А чтобы всё это дело было погорячее, то с первых-вторых страниц вводим в действие какую-нибудь ослепительную «недоступную» красавицу, в которую наш герой непременно втюривается и вокруг которой затем крутится значительная часть приключенческого действия книги.

Поскольку речь идёт о космической приключенческой фантастике, то, как нас и предупреждает аннотация, львиная доля приключений приходится на некую новенькую в смысле доселе неизвестную неизученную планету земного типа, но с враждебной биосферой. На которой оказываются все герои романа и с которой им придётся иметь дело.

Понятное дело, что герои не сдаются ни в каких обстоятельствах и потому и недоступность красавицы оказывается кавычечной, и нестандартная ситуёвина более-менее разрешается к вящему удовольствию читателя и тем более героев и персонажей романа. Приключения приключились, герои прогероизировали, любовь проморковилась, ну и тыды. По свой содержательной сути эта книга обыкновенный таймкиллер, однако при наличии свободного времени и влечения к приключенческой космической фантастике вполне читабельно.

Головачёв в малых дозах безвреден в любых количествах (перефразированный Жванецкий)

Довольно неожиданно для меня книга №4 цикла «Катарсис» оказалась интереснее и поживее книги пятой. Наверное всё дело в банальном соответствии названия серии, в которой опубликована «Гарантирую жизнь» («Абсолютное оружие») содержанию по крайней мере двух третей прочитанного томика. Потому что вся первая половина с гаком книги посвящена тесному знакомству читателя с главными героями романа, которые по замыслу должны будут охранять жизнь вновь народившегося на Руси будущего её Спасителя, а пока что только лишь шестилетнего ребёнка, светловолосого мальчишки по имени Сергий. А как можно тесно познакомить читателя с тем, кто обладает чёрт-те какого цвета поясом и даном по всем подряд видам боевых искусств и всякими прочими боевыми умениями и навыками? Правильно, только позволив нашим героям совершить всякие разные героические победительные поступки и дела, да ещё и вызволить из вовремя подвернувшихся неприятностей (разной степени крупности, но примерно одинаковых по сути — приставание разнообразной гопоты) каждому по полюбившейся ему той единственной и неповторимой Женщине, которую он так или иначе, но искал или просто ждал всю свою нестарую ещё пока, но уже и не юношескую жизнь. Таким образом вся первая большая половина книги и состоит в основном из описания разного рода героических силовых эпизодов, в которых наши рэмбы конечно же побеждают, а «плохие парни» терпят поражения и обиды.

А вот потом начинается и продолжается примерно то же самое, но уже с солидной примесью эзотерики в стиле а-ля-рус — ведовство, волхвы, Витязи, ведьмы, конунги (то же самое, что колдуны, только непременно чёрные, т. е. такие, кто против нашенских) и всякие прочие отведения глаз и другие магические явления.

Но всё равно книга читается практически на одном дыхании, и даже не имеет значения, что по некоторым постулатам ты (читатель) с автором не согласен — просто читаешь событийно-приключенческую составляющую и не пытаешься спорить с сомнительными гипотезами и мнениями.

Как-то так.

Космос бесконечен во всех смыслах и потому можно надеяться, что где-то во Вселенной есть кусочек мироздания, устроенный по-громыкински…

Поскольку ничем кардинальным и радикальным первый том аудиокниги от второго не отличается, но некоторые события, описанные в томике первом затем получают развитие в томе втором, то есть смысл просто написать один общий отзыв на оба тома как на одно произведение, на один сборник. Да и по сути своей (и по названию) это одна книга, все произведения которой связаны одним общим сквозным сюжетно-драматическим приключенческим материалом.

В рассказах и повестях этой двухтомной книги мы встречаемся практически со всеми героями всего космоолуховского цикла (разве что кроме тех, которые в предыдущих томах отошли в мир иной, отбросили коньки или почили в бозе). И получают развитие и завершение некоторые начатые и оставшиеся в пунктире и многоточии темы и события предыдущих романов, повестей и рассказов.

Некоторые темы представленных в заключительных сборниках произведений просто выжимают самую настоящую скупую и неподкупную мужскую слезу (это, конечно же, история Стрелка и его будущего киборга Кая), другие просто являются коротенькими юмористическими зарисовками, зато третьи полноценно весят как настоящий фантастико-космический детектив и боевик.

А появление эротико-сексуальной линии применительно к DEXам-шестёркам (на примере, конечно же, Дэна и совсем новенькой героини, так органично вписавшейся в общий колорит цикла, Трикси) вполне украсило всю серию и сняло ряд вопросов, появившихся у читателя по мере чтения/слушания космоолуховских книг: ведь понятно было, что некоторые человеки — пользователи и хозяева киборгов используют своих слуг и работников в том числе и в качестве продвинутых секс-игрушек, и закономерно возник вопрос, а как это дело обстоит у «сдёрнутых» киборгов, тем более во взаимных отношениях моделей женского и мужского вариантов.

В общем и целом чтение/слушание всего цикла о приключениях космоолухов во всех их ипостасях было для меня в этот непростой период собственного существования великолепным буфером между малорадостной действительностью и невнятными перспективами на будущее. Ну и порадовало то, что заключительные аудиокниги цикла озвучивал и играл великолепный артист Иван Литвинов, в совершенстве владеющий всеми возможностями собственного голоса и мастерски их использующий при чтении аудиокниг.

С мечом на дезинтегратор. И наоборот

Довольно обычная как для того периода (середина 90-х), так и вообще для творчества Евгения Гуляковского вещь. Непременные поиски того, кто во всём виноват (т. е. во всех российских бедах того времени и вообще — и конечно же это непременно мистические силы Тьмы и Зла и их представители в мире людей) и обязательные героические попытки если не полного героя-одиночки, то значит одиночки при поддержке малочисленной группы поддержки, совладать с этими тёмными злыми силами и исправить ситуацию на высшем, эзотерическом или параллельномировом уровне. Типа, если отражение откорректируем, то и основа порумянеет. Довольно удобная схема, позволяющая и помечтать и пофантазировать вволю, и приобщиться к актуальным на тот момент проблемам нашего Отечества и дать возможность читателям хоть во что-то светлое и чистое поверить или понадеяться.

Всё написанное выше вовсе не является попыткой как-то дезавуировать личную и творческую позицию автора, скорее это просто повод как-то осознать и прочувствовать и тот период и творчество конкретного мастера (хотя в те годы не единый Гуляковский так и о том писал).

И в общем, мы имеем обещанное в аннотации — перемещённого в мир иной (в смысле параллельный, а не потусторонний) бывшего героя афганской кампании и его подвиги на ниве борьбы добра со злом. Однако на самом деле спусковым крючком для такого непослушно-героического поведения Глеба Ярцева стала совсем уже романтическая история — встреча с дочерью китежского князя и так называемая любовь с первого взгляда. В общем личная любовно-романтическая мотивация схлестнулась с романтико-патриотической, а когда два таких мощных движителя толкают зрелого мужчину-воина на подвиги, то тут никакого удержу не будет. Даже если в дело попробуют вмешаться самые высшие силы — и мистико-демонические и иноцивилизационные.

В целом вполне приличное развлекательно-увлекательное чтиво даже с поправкой на некоторую уже устарелость. Во всяком случае, охоту прочитать ещё одну книгу Евгения Гуляковского «Красное смещение» не отбило.

«Стоит довольно дёшево это странное крошево» ( Ю. Буркин)

Хотя аннотация и называет Юлия Буркина известным писателем-фантастом, однако же мне это имя встретилось впервые. Что вовсе не является критерием ни известности, ни неизвестности. Просто новое для меня имя из мира отечественной фантастики конца 90-х — начала 2000-х.

В сборнике на читательский суд представлены пять произведений (поскольку обозначено, что перед нами сборник повестей, то значит так тому и быть — пять повестей). И каждое произведение, в принципе, имеет своё собственное лицо, свой стиль и форму. Ну и поджанр тоже, тут аннотация нас не обманывает.

Первую повесть «Вика в электрическом мире» я бы отнёс к мистико-лирическому триллеру. Хотя мистическая составляющая волей автора вроде как приставлена каким-то боком к науке, однако всё-таки мистика из событий повести так и прёт. Хотя до Кинга (который Стивен) явно не дотягивает — и труба пониже, и дым пожиже.

Зато «Командировочка» нас отправляет прямёхонько в объятия той самой социальной фантастики, о которой весьма часто принято говорить в тесной связи с именами АБС (вот и тут в аннотации братья Стругацкие конечно же упоминаются). Ну, и сама идея, хоть и не нова (поскольку перекликается с утверждением о голодном поэте), но хороша, поневоле начинаешь вспоминать о сталинских «шарашках» и о современных дедлайнах, когда острый дефицит времени порой придаёт такое форсажное ускорение, что потом только успевай притормаживать и остужать разгонный бустер!

Социально-фэнтезийная «Бабочка и василиск» тоже не лишена лирических оттенков, ну и некоторое количество сказочности совсем не мешает, но зато разнообразит авторские приёмы и методы. А «бабочку» искренне жаль. Да и «василиска» тоже.

«Королева полтергейста» на мой придирчивый взгляд отчасти перекликается с уэлсовским «Человеком-невидимкой», но и только, потому что мало ли как можно использовать и развивать эффект невидимости (хоть физической, хоть психологической), присущий герою или героине произведения. И если я правильно понял, есть продолжение этой повести, придётся искать и читать…

Ну, и финишный рассказ (или повесть?) «Пятна грозы», на мой взгляд, недалеко ушёл от так называемой пробы пера, когда начинающий автор пытается то так повернуть не особо внятный сюжет, то эдак развернуть скомканную идею. Впрочем, это всего лишь моё частное мнение.

Привет от Юрия Никитина

Как я понимаю (да просто посмотрел в библиографию автора), это четвёртая книга из длиннющего цикла о приключениях попаданца в средневековье. Причём, судя по ряду примет, в раннее европейское средневековье.

Однако, средневековье это и вообще весь этот мир не просто калька с нашего земного аналогичного исторического периода, а вся картина слегка (хм… слегка?) усложнена наличием магии в самых разных её проявлениях. Начиная с наличия некоторых магических свойств у самого главного героя и у его личного оружия и заканчивая активным присутствием в этом мире магов, волшебников, колдунов и ведьм, ну и какой-то нежити, включая самого верховного представителя потустороннего падшего мира.

Однако событийный ряд вовсе не является непрерывной чередой битв и сражений (Гая Юлия Орловского) Ричарда Длинные Руки с теми или другими или третьими соперниками, противниками и врагами. Большая часть первой трети книги составляет по своей сути квест героя с ориентиром «на юг», а затем по ходу своих героических паладинских подвигов он становится владельцем/хозяином некоего весьма специфического замка. И все оставшиеся две части томика наш герой укрепляет свою волю и власть в новообретённом владении и заодно отражает нападки всякой нечисти и просто недобросовестных соседей, стремящихся хапнуть халявы и испробовать новоиспечённого сеньора на крепость духа и остроту меча.

В общем, для любителя откровенно развлеченческого чтива со средневековым антуражем вполне пригодно. Тем более, что и язык автора лёгок и необременителен, не лишён юмора и даже имеет некоторую претензию на афористичность. Однако при решении вопроса «читать этот цикл или погодить?» непременно нужно иметь ввиду, что это весьма многотомное творение автора (справка даёт 55 томов — в общем-то, ПСС авторства В.И.Ленина Гай Юлий Орловский догнал). Второе соображение — поскольку это линейное повествование, то начинать всё-таки лучше с томика первого. Ну, и третье соображение — нужно иметь ввиду, что Гай Юлий Орловский сиречь псевдоним небезызвестного и в своё время популярного автора Юрий Никитина — я и сам в своё время прочитал наверное 5-6 томов из его цикла «Трое из леса». Так то вот.

Прежде, чем лезть к звёздам, мы должны измениться сами

Чаще всего автор, творя свою нетленку, думает о том, кем и как его произведение может быть воспринято в читательской среде. И если книга напичкана разными специальными терминами или псевдосленгом или ещё какими-то неологизмами и другими приёмами словотворчества, то писатель должен в конце томика (чаще всего в конце) представить какой-то глоссарий или словарь слов и терминов, употреблённых в книге, или давать свои авторские пояснения подстрочно или внизу страницы, или при дальнейшем чтении смыслы и значения всего непонятного для читателя (и тем более придуманного автором) рано или поздно должны непременно открыться. Ну, мне так кажется. Это в том случае, если автор и в самом деле думает о своём обычном средней руки читателе.

Немного другая ситуация может возникнуть при чтении, допустим, второй или любой последующей книги какого-нибудь непростого цикла — никак не можешь въехать в смыслы некоторых слов, а оказывается, что всё было разъяснено в томе первом. Да и то многие искушённые писатели стараются в каждой следующей книге цикла как-то напомнить читателю то, что происходило и о чём велась речь на страницах предыдущих томов. Однако эта книга ни в какой цикл не входит.

Вся эта преамбула из двух абзацев была нужна только для того, чтобы обозначить и как-то сформулировать суть своей претензии к автору. В этой приключенческо-фантастической книге и впрямь встречается довольно много слов, которые или являются местным (на секундочку — лунным и из XXIV столетия) сленгом, или отражают образ жизни и социальную структуру лунного общества, или являются названиями оружия и всяких других технических средств и приспособ, или просто придуманы автором для того, чтобы ещё сильнее обозначить будущность описываемого и его космическую удалённость. В результате порой получается буквально лемовская ситуация с его курдлями, которые бобчат, и с прочими лингвистическими и семантическими непонятками. И уже начинаешь сомневаться в своих собственных умственных способностях и горестно подумываешь о начинающейся старческой деменции, но потом всё-таки понимаешь, что другие-то книги, не менее фантастические и футуристические, ты всё-таки и понимаешь и усваиваешь.

А так, что ж, приключалка у Владимира Серебрякова получилась — стрелялова-догонялова много, красивая девушка имеется, бандитские разборки и даже государственные перевороты налицо, оригинальная (хотя не уникальная) картина общественного устройства всего земного Доминиона, и отдельно — устройство лунного филиала человечества, автором обрисованы и описаны. Каких-то особенных широких вторых смысловых планов и глубокосмысленных пластов я в романе не обнаружил, но пару афористичных выражений отсюда можно на заметку взять:

– «… история показывает, что всякий, кто говорит: «Государство выше человека», думает при этом: «Государство — это я»;

– «Прежде, чем лезть к звёздам, мы должны измениться сами».

НУАР

Не смогу сразу и внятно объяснить почему и отчего, но при чтении уже примерно третьей пары рассказов в голове буквально из ниоткуда возникло французское словечко «нуар» и так плотно уселось на островках сознания, что и по окончании чтения оно никуда не делось и заставило потом (вот сейчас) лезть во всякие словари смыслов и значений и убеждаться, что никакого семантического значения и отношения (кроме прямого перевода с французского — «чёрный») к прочитанной отечественной книге фантастики и фэнтези этот термин (как термин) иметь не может. Потому что «Зеркальный лабиринт» — совсем не кинематография, и это никак не американская остросюжетная литература (не говоря уже о одноимённом аниме-сериале или о модерне). Однако, тем не менее нуар.

Наверное всё дело в том состоянии тёмного и мрачноватого удовольствия, в которое проваливается читатель практически сразу с началом чтения книги и в котором он пребывает не только на протяжении всех двадцати шести произведений сборника, но и в послемыслии и послечувствии книги. А темнота и мрачность объясняются весьма просто — практически во всех рассказах мы имеем дело с депрессивными мирами или с депрессивными ситуациями, или же с людьми в состоянии крайнего напряжения жизненных и духовно-душевных сил, и крайне редко финальные абзацы и строки прочитанных рассказов окрашены в светлые эотические (производное от Эос) и хоть как-то обнадёживающие тона и оттенки. И не то, что в книге нет вообще романтической составляющей — нет, читатель встретится здесь и с любовными историями, и с какими-то другими чувственно окрашенными эпизодами. Но при всём при том все эти романтико-лирические струнки всё равно будут звучать как минимум в миноре.

Однако читатель может не беспокоится, что под термином «нуар», который я сюда примастрячил, спрятано понятие «чернуха». Вот уж чего тут нет, так это чернухи-порнухи и всякой прочей, по маяковски выражаясь, мертвечины. А есть то, что просто было спрятано в ящике Пандоры и затем по воле творцов и авторов этой книги вырвалось на свободу и поселилось на страницах этой совсем не заурядной современной фантастико-фэнтезийной книги.

При этом нужно иметь в виду, что помимо развлекательно-приключенческого характера в книге в ряде рассказов содержатся весьма актуальные и, возможно, важные в смысле будущих вероятно-возможных перспектив темы. Например, тема информационной зависимости и «подсадки» людей на соцсети и прочие новостные и просто информационные источники — кто победит, информационный шум или всё-таки человек с его возможностью саморегуляции своего поведения и деятельности? В том числе и в информационном всё более сгущающемся поле…

На этот раз не буду даже пытаться расставлять личные приоритеты по содержанию сборника — книга вышла цельной и единой, что называется, ни добавить, ни убавить.

Первым делом, первым делом космолёты. Ну, а девушки? А девушки потом!

Наверное я понимаю Ольгу Громыко, которая, написав несколько романов о приключениях команды «Космического мозгоеда», не захотела прервать или вообще закончить эту космолуховскую тему (и в оправдание и ей и вообще любому литератору — давайте вспомним Джона Голсуорси с его «Сагой о Форсайтах» и затем продолжившему и развившему форсайтскую тему в других романах и рассказах — вот вам пример от признанного мастера). И потому и вот эти рассказы и повесть о временах, чётко и ёмко обозначенных автором как ДО, МЕЖДУ и ПОСЛЕ тех, о которых шла речь в романах цикла, и те, которые опубликованы в двухтомном «Космоолухи: рядом» (просто уверен в этом) совсем на кажутся нарочитыми и притянутыми сюда за уши — всё гармонично, всё в рамках логики, всё по толку и по делу. Потому что вот как хотите, но мне очень хотелось узнать предысторию Дэна до того, как он слетел с катушек (великолепная мужская по духу повесть «Овчарка»), да и просто ещё раз-другой-третий окунуться в весёлый и бесшабашный космогалактический мир, поданный нам с таким мастерством Ольгой Громыко — в общем, сборник удался на славу и к вящему читательскому удовольствию.

Агент поневоле

Именно в роли такового предстоит выступать обыкновенному русскому довольно молодому ещё парню. Однако оперативная работа в качестве полевого агента, да ещё и на другой планете, сопряжена с требованиями к наличию у агента определённых психофизиологических качеств и параметров, как врождённых, так и приобретённых. Т.е. начинающий опер должен не только обладать определёнными свойствами нервной системы и психотипом, но ещё и многое уметь из перечня особого и специального: быстро и точно стрелять, вовремя и адекватно реагировать на любые признаки внешней опасности, мастерски водить самые разные транспортные средства, уметь подчинять себе своих солдат, и при этом быть способным решать те специфические задачи, которые ставит перед ним его разведывательная организация.

На наше читательское счастье главный герой книги Алексея Калугина Андрей Макеев всеми этими свойствами и качествами обладает в достаточной степени. И потому и отбор, и краткий курс агентурной спецподготовки, и заброска на Айвель-5 произошли вовремя и вполне удачно (по крайней мере для нашего спеца, потому что за сохранность лиц, пытавшихся воспрепятствовать ему, ни мы, ни автор книги не отвечают).

А вот дальше всё пошло не совсем так, как рассчитывали оперативные боссы Андрея и к чему был готов сам доморощенный ниндзя. Потому что объективная реальность оказалась не совсем такой, какой она представлялась снаружи и при беглом поверхностном изучении. Ибо главная засада состояла вовсе не в нюансах того псевдодемократического строя, который существует на планете в её единственном государстве, а вовсе даже на более высоком и сложном физическом уровне — целостность Универсума гораздо важнее политических и экономических дрязг на какой-то там планетке.

Как отдельной приметой романа можно обозначить явную сатирическую направленность при описании истории того единственного государства, которое существует на Айвеле-5: Алексей Калугин явно списал всё это с истории государства российского времён XX столетия, и даже имя главного политического деятеля явно списал с нашего бывшего коммунистического идеолога и вождя — Нени Линн довольно легко и быстро переделывается и читается как… ну, вы поняли кто.

Но в общем-то этот налёт сарказма и сатиры не мешает в целом читать фантастико-приключенческий роман как таковой. Тем более, что некоторые вопросы и проблемы автору удалось поднять вполне серьёзные, взять хоть проблему вмешательства (или не вмешательства) полевого агента другой более высокоразвитой цивилизации в судьбы конкретных людей того мира, который он разведывает и обслуживает — все мы, конечно же, помним психоспазмы и срывы Антона Руматы и Максима Каммерера из романов братьев Стругацких. Да и вообще проблема прогрессорства давно уже перестала быть чисто надуманной и социально-фантастической, потому что в современном мире ничем иным, как прогрессорством, подаваемым под самыми разными соусами, не назовёшь внешнеполитическую деятельность некоторых современных сверхдержав.

Скованные одной цепью, связанные одной целью...

Имя отечественного писателя, творящего в ныне мало привлекательном для широкой читающей публики жанре классической (традиционной) научной фантастики, знакомо мне довольно давно, примерно с середины 90-х. Были какие-то рассказы в прочитанном, и, вероятно, были повести, названия которых я сейчас не вспомню даже глядя на библиографию автора, но которые заставили впечатать в память имя творца.

А потом уже в 2012 году был роман «Феодал», который если не ошеломил, то заставил вновь воспрянуть духом любителя SF, слегка уже горюющего от засилья всякого магического, фэнтезийного и околофэнтезийного в современной фантастике.

А теперь вот пришёл черед сразу двух повестей, являющихся последовательно изложенной дилогией, хотя их разделяет 15 лет жизни автора: «Вычислитель» (2000) и «Язычник» («Вычислитель-2») (2015).

Как говорит сам Громов «Большую часть написанного мной следует отнести к социальной фантастике… Рецепт её, выработанный еще Г. Дж. Уэллсом, не изменился по сию пору и выглядит примерно так: берется некий социум (лучше ограниченной численности, с ним проще работать), учиняется над ним какая-нибудь гадость и отслеживаются последствия…». Именно по этой схеме и построены обе повести: некая немногочисленная группа людей, названных государством преступниками и приговорённых к высылке, отправляется в изгнание на просторы бесконечного сотникилометрового Саргассова болота. А поскольку всё происходит на некоей планете с многозначительным и громкоговорящим названием Хлябь, то понятно, что трёхсоткилометровый маршрут приговорённых (честно говоря, их в данных обстоятельствах проще называть казнимыми, ибо никак иначе то, что происходит в людьми во время этого многодневного квеста, не назовёшь) к так называемым Счастливым островам сплошь усеян трудностями и опасностями природного типа, начиная от простых болотных проранов и провалов, метановых и грязевых вулканов и выбросов и заканчивая хищной и смертельно опасной флорой и фауной. И к тому же состав группы весьма разнороден и цветист и неизбежно возникает конфликт и соперничество за лидерство и за скудное имущество и вообще за выживание.

Вот, собственно говоря, всё, что можно написать про содержательно-событийную составляющую без опасения наспойлерить и навыдавать все творческие тайны и секреты автора. А если без спойлерства, то обязательно нужно упомянуть про остросюжетную напряжённость повествования, про непременно появляющиеся у читателя симпатии и антипатии к героям и персонажам книги, про всякого рода неожиданные повороты сюжета и про разлёт фантазии автора в описании флоры и фауны Хляби и Саргассова болота.

Обязательно рекомендую тем, кто прочитал только первую повесть «Вычислитель», прочитать и «Язычник», потому что кажущийся безысходным финал первого произведения закономерно оказывается стартом для новых и не менее ярких и увлекательных приключений героев дилогии.

Ну, ребята, с вами не соскучишься...

Честно говоря, были некоторые ожидания, что тема «бракованных» киборгов шестой модели каким-то образом будет развита и продолжена в одном из последних томиков. Вот и оказалось, что именно этот мотив стал главным в прочитанной книге. Потому что по закону парных случаев (а также по законам Мэрфи) именно команде «Космического мозгоеда» подфартило наткнуться ещё на одного бракованного декса, и именно им пришлось в течение всей книги и пытаться всё более человекообразить недоверчивого Ланса, и попутно разбираться с буквально преследующей их мстительной капитаншей Кирой. И поскольку и от почти очеловеченного декса, и от сумасбродной Киры постоянно исходили всякого рода вводные и прочие нежданчики, то приключений и происшествий вновь хватило на две драки и одну пьянку. Ну, а зато под конец почти все получили своё по заслугам: кто-то полную свободу, а кое-кто и полную горячей страстной любви ночь (это я не о себе, это об одном из персонажей).

Гляжусь в тебя как в зеркало до головокружения...

И вновь сборник серии «Зеркало», и опять два новых для меня писательских имени: Софья Ролдугина и Сергей Игнатьев (по правилам этикета даму пропустим вперёд). Впрочем, имя Софьи Ролдугиной благодаря проекту «Зеркало» и группе «Проекты «Зеркало», «Аква», «Зеркальная волна»» всё-таки знакомо больше, так как в своё время с интересом прочитал и блиц-интервью с автором, и ответы на вопросы читателей в качестве дежурного автора (кстати сказать, именно чтение этих двух постов определило выбор именно этого, одиннадцатого сборника серии «Зеркало» в качестве призового и подарочного).

Сборник выстроен по уже ставшей классической для проекта «Зеркало» схеме: подзаголовком задаётся тема и парно публикуются рассказы под эту тему. Таким образом читатель получает возможность как бы получать и сравнивать творческий ассоциативный отклик авторов сборника на задаваемый каждым подзаголовком вопрос (как в известной игре в ассоциации).

Однако сразу нужно отметить, что выделить какого-то одного автора в качестве лидирующего невозможно. Потому что сборник в этом смысле получился весьма богатым и содержательным: богатым и на поджанры (от космической фантастики сквозь фантастику социальную и плавно переходя к фэнтези и сказкам), и на смысловую нагрузку, и на эмоциональные составляющие (причём лично для меня как для сенситива последнее было особенно значимым и ценным).

Вообще можно привести аналогию с красивым и напряжённым футбольным матчем: каждая играющая сторона прилагает максимум своих творческих стараний для победы в игре, а в итоге зрители рукоплещут морю удовольствия, от такого состязания полученным. Однако в нашем случае вот этого ощущения состязания и противоборства нет ни на гран, а скорее есть полное ощущение единой слитности повествования, как будто это авторский сборник одного мастеровитого писателя или же когда всё содержимое творилось тандемом авторов с постоянной сверкой написанного друг с другом — в результате весь сборник получился цельным, органичным и гармоничным.

Если всё же попытаться назвать наиболее полюбившиеся рассказы, то глядя в содержание могу сразу и без припоминаний, о чём там идёт речь, назвать:

— у Софьи Ролдугиной: «Та, что всегда возвращается» (вообще от этого рассказа как-то неуловимо-отчётливо навевает энергетикой Рэя Бредбэри, тонкой и щемящей), «Навья дорога», «Лисы графства Рэндалл» (очень красивая стилизация под старые английские сказки), «Глаз» (а я-то, старый дурак, думаю, чего это я всегда подбираю брошенные на улице игрушки!), «Болото», и офигительную романтичную повесть «Чашка кофе, Белый Лис» (тут, наверное, автор сделала реверанс в сторону Древней Японии с их кицуне);

— у Сергея Игнатьева: «Семь мгновений Ефима Зильбермана», «Девочка с ароматом полыни», «Цепочка», романтичный «Москва — Атлантида», обалденный и тоже немного бредбэриевский «Смородова горка» и впечатляющий заключительный рассказ (более тянущий на повесть) «Город чёрного снега».

Однако этот список вовсе не означает, что остальные произведения сборника хуже или слабее, просто эти запомнились больше. А какому-то другому читателю вполне могут больше понравиться совсем другие произведения — и это неважно, потому что ключевое слово здесь «понравиться».

При чтении нужно иметь ввиду, что у Софьи Ролдугиной в сравнении с Сергеем Игнатьевым более мягкий, романтичный, женственный стиль, тогда как у Игнатьева явно просматривается и рельеф мускулатуры и мужская жёсткость и порой категоричность. Однако вот это гендерное различие стилей вовсе не делает противоречивым и антагонистичным соседство в одной книге, но скорее наоборот, как в хорошей ладной дружной семье создаёт полное ощущение гармонии (не побоюсь повторить здесь это уже однажды приведённое выше определение).

Стильно на любителя

Именно так — и весьма стильно, и в большой степени на любителя. Расшифровываем.

Поскольку практически все действие трёхчастёвого романа происходит в 80–90-е годы XIX столетия, т. е. во времена викторианские, то и весь стиль изложения (не говоря уже о мастерски выполненном автором антураже и внешнем виде персонажей) этим литературным канонам соответствует. Мало того — поскольку одним из главных героев романа Феликса Х. Пальмы является его коллега по писательскому цеху (и отчасти по жанру) писатель-фантаст Герберт Дж. Уэллс, то сеньор Пальма сумел и в этом смысле сделать мастерскую литературную подгонку под стиль этого автора. И получилось всё весьма стильно — и под Уэллса, и под викторианские литературные каноны, и вообще под описываемые времена и нравы.

Но именно потому, что так удачно получилась эта тройная стилизация, чтение этого романа (первого из трёхкнижной серии) может быть слегка проблемным для обыкновенного современного читателя. Потому что и стиль слегка архаичный, и манера повествования викториански выдержана, и язык и фразеология всех фантдопущений соответствует уэллсовским временам, и динамика событий и происшествий соответствует последним десятилетиям XIX столетия, и язык диалогов, и даже описания интимных сцен едва ли не целомудренны по нынешним вольным временам и нравам.

Зато для любителя и ценителя викторианской литературы и в особенности для поклонников творчества именитого английского фантаста (Г.Дж.Уэллса) эта книга представляет явный интерес и имеет свою особую ценность. Как раз таки в силу всех перечисленных в предыдущем абзаце особенностей.

Поскольку сам я к особым ценителям и любителям литературы викторианского периода себя не отношу, однако к мистеру Уэллсу тем не менее испытываю должное почтительное уважение (поскольку в своё время перечитал львиную долю его творческого фантастического наследия), то могу только снять шляпу перед талантом и отвагой Феликса Х. Пальмы, дерзнувшего рискнуть и победить. И хотя особого личного восторга книга у меня не вызвала, но холодным умом оцениваю её высоко. Ибо талантливо, чёрт побери!

Микромир так же бесконечен, как и макрокосмос. И столь же неизучен

Ну вот, начиналось как крепкая добротная основательная продуманная классическая научная фантастика, а примерно со второй половины романа продолжилось и в конце-концов закончилось как американский блокбастер. Из категории ужасов и мистики. Впрочем ладно, уговорили, мистику отметаем, но вот просто самых разных страшилок и пужалок, причём хоть в виде грядущих безрадостных перспектив человечества, хоть в виде практически готовых киносцен в стиле фильма «Челюсти» и прочих расчленённо-физиологических кошмаров, в этом романе предостаточно. Как раз хватит на пару основательных полнометражных серий.

Впрочем, в НФ основе романа лежит весьма добротная и не менее НФ идея. Причём нельзя сказать, чтобы писатель Франк Шетцинг стал отцом-основателем представлений о Разуме в форме Стаи или Роя или ещё какого-то конгломерата, состоящего из гораздо более мелких единичных особей (тут вам-нам впору припомнить Станислава Лема с его «Непобедимым» — правда, коллективный разум Тучи был искусственным; тут же пригодится занятная и оригинальная конструкция колёсников из романа Клиффорда Саймака «Заповедник гоблинов»; поклонники космоопер припомнят не устаревший роман Вернора Винджа «Пламя над бездной» с идеей разумной Стаи киноидов, а совсем-совсем начитанные пополнят этот список ещё парой-тройкой романов и повестей), однако идея возникновения коллективного Разума на основе одноклеточных мне до него в НФ литературе не встречалась. Впрочем, вот вспомнил вдруг: был у Севера Гансовского (это такой советский писатель, работавший как раз в жанре НФ) рассказ «Хозяин бухты» (1962), так вот там как раз какие-то одноклеточные то и дело собирались в плотное тело и бедокурили по полной.

Нужно сказать, что первая половина романа по стилю и по энергетике мне живо напомнила довольно старый (1977), но тем не менее не потерявший ни вероятностно-возможной актуальности, ни литературной красоты и научной основательности роман «Гибель дракона» авторства Саке Комацу. Как и у японского автора, Франком Шетцингом так же основательно и со всей возможной для фантастической книги достоверностью и научностью проработаны все детали развивающегося и совершающегося катаклизма, так же ярко и выпукло поданы фигуры практически всех героев романа, каждый из которых обладает и своим характером, и историей жизни, и чисто человеческими достоинствами-недостатками; не менее динамично, хотя вроде бы поначалу неспешно, развиваются события, плавно переходящие в происшествия и затем стремительно превращающиеся в ряд катастроф, причём поначалу регионального, а затем уже и всепланетного масштаба. В общем, вот эта аналогия с великолепной старой классической научной фантастикой постоянно проходила на задворках читательского сознания, причём в лестных для читаемой «Стаи» оттенках и выражениях.

А вот примерно к середине книги стала всё более проявляться и затем попросту доминировать американистость книги и её блокбастерность — всё действие романа теперь было разбито на коротенькие главки, концовка каждой обычно знаменовалась каким-то многозначительным многоточием или зоной психоэмоционального напряжения и событийно-сюжетной неизвестности (ну, вот типа герой прыгает с небоскрёба и далее идёт другая глава с совсем другими героями и событиями, а как там наш прыгун выкрутился из своей неординарной ситуации мы узнаем только пару или больше глав спустя). И вот эта явная заявка на экранизацию а-ля Голливуд стала раздражать больше, чем интересовать сюжет. Тем более, что примерно к ¾ объёма книги стало более-менее понятно, куда крутит свой творческий руль автор и к какому примерно концу и хэппи энду он всех нас подталкивает. Правда нужно отдать должное решительности Франка Шетцинга, сумевшего не только отказаться от возможных суперменских конструкций и крепкоорешечных образов, но и просто приведшего многих героев книги, в том числе и самых «хороших парней» (под этим понятием скрываются просто многочисленные нормальные адекватные люди, причём не только мужчины, но и женщины тоже) к трагическому финалу их личных жизненных историй.

А американистость романа проявилась не только в прущей густыми клубами и бьющей мощными тугими струями голливудщине, но и в явном выпячивании единственности и уникальности роли США в современном мире и в их единоличной спасательно-спасительной для всего человечества миссии.

— Свободный мир? — Министр обороны возмущённо запыхтел. — Послушайте, но ведь это и есть мы ! Европа — это часть свободной Америки. Свобода Японии — это свобода Америки. Канада, Австралия… Если несвободна Америка, то они тоже.

Правда в конце романа Франк Шетцинг круто разворачивает эту проамериканскую позицию на сто восемьдесят градусов и отбирает от США лавровый венок победителя и глушит торжественные фанфары.

Однако не нужно забывать и о явной экологической направленности романа. И в этом смысле мы вполне можем относиться к этой книге как к роману-предупреждению. Давно уже понятно, что человечество не просто расточительно пользуется всем тем, что предоставляет нашему биологическому виду планета Земля, но ещё при этом в своём человеческом высокомерии и ложном чувстве собственной исключительности (как же, мы же по образу и подобию сделаны!) слепо и бездумно уничтожаем биосферу собственной планеты, губим многочисленные биологические виды и необратимо меняем естественную среду обитания всего живого в угоду своей жажде неограниченного потребления (и едва ли не отдельной печальной ноткой выступает в романе рассказ Грейвольфа о тренируемых для военно-боевого использования разными странами дельфинах и китах). И в этом смысле роман в общем-то весьма хорош… в первой своей половине, а вот затем книга превращается… превращается книга… ну, вы поняли, во что.

Как итог: вполне приличное в качестве развлекательного чтиво. Однако всю идею и всю сюжетно-драматическую оставляющую можно было бы поместить в наполовину меньший объём и без всякой потери качества книги. Просто убрать всю картинность и киношность.

Искаете приключениев? Тады вам сюды

Ну, скажем так — эта книга скорее для любителя историко-приключенческой литературы, нежели для ценителя литературы исторической.

И слишком много современных жаргонизмов в языке тех, кто жил почти полторы тысячи лет тому назад.

И слишком много просто авторской выдумки как в судьбе самого Кия, так и его братьев и прочих заметных персонажей романа — тут, наверное, автора сложно в этом упрекнуть, ибо исторических документов о том времени кот наплакал и Василию Седугину нужно было как-то выкручиваться.

И довольно сильна романтико-лирическая нотка в этом романе — эта первая и так и не реализованная любовь Кия к аварской девушке так и тянется непрерываемой нитью сквозь всё повествование, да и другие его лично-интимные связи не обойдены авторским вниманием. И вот тут при описании каких-то интимных сцен автор срывается на оскомину набившие «прерывистые дыхания, робкие стоны и ослабевающие ноги» и прочие литературные шаблонные «прелести» из любовных романов.

Не знаю, насколько точно автор придерживается исторической канвы, но по крайней мере несколько подстрочных ссылок на какие-то документально подтверждённые исторические факты в романе встречаются.

В целом — довольно занимательное приключенческое чтение без претензии на какие-то значимые места в литературной современной иерархии.

Начинающий психолух — страшная сила

Роман-двухчастёвка. Причём первая часть книги со второй связана постольку-поскольку…

Практически все новые варианты приключений происходят в основном в связи с появлением в команде новых, пусть и временных, её членов или пассажиров: в томе первом это начинающая психологиня сестра пилота, а во втором томе появляется старый боевой соратник и сослуживец капитана. И поскольку каждое новое лицо вносит диссонанс в общем-то уже стройный коллектив экипажа «Космического мозгоеда», то и соответственно степени воздействия мы имеем новые события и происшествия.

Конечно же всё это накладывается на рутину коммерческих перевозок; и никуда не делись всякие космические флибустьеры и корсары, т. е. мошенники разных космических мастей (и рас), и потому спокойного полёта из точки W в точку Z у наших друзей ну никак не получается — как говаривал в своё время (правда совсем по другому поводу) баснописец Крылов «то их понюхают, то их полижут».

И конечно же львиная доля всяких психологических и физических нагрузок падает на долю нашего любимчика киборга Дэна — то наголо остригут (на горе Полине), то память отформатируют (и тут уже спасибо Маше).

В общем, всё как и должно быть в хорошо продуманной и прочувствованной серии — задорно, весело, забойно (и порой убойно), с оригинально прописанными инопланетами и их населенцами-аборигенами. Так что скучно не будет!

Миру — Рим, Риму — мир!

А вот так выпало в нынешнем осеннем сезоне долгопрогулочного марафона, что и октябрь оказался посвящён чтению литературы либо средневеково-древней (основное задание), либо о древности (бонус с его экскурсионно-познавательной прогулкой по Риму), и основное задание ноября отправило меня туда же — в Древний античный Рим, во времена становления Римской империи, а конкретно — к жизни первого римского императора Гая Октавиана Августа Цезаря. Собственно говоря, история его жизни и правления довольно широко освещена в разного рода литературных источниках, начиная с «Жизни двенадцати цезарей» от Гая Светония Транквилла и заканчивая разного рода энциклопедиями — от «Британики» и до громаднейшей и подробнейшей статьи в Вики. И...

Тут возникает закономерный вопрос: а нафига, собственно говоря, понадобилось писателю (и, между прочим, ещё и поэту) Джону Уильямсу (автору того самого нашумевшего «Стоунера») браться за освещение столь широко и глубоко озвученной и ярко и красочно раскрашенной во многих источниках темы? Что нового мог поведать читателям о жизни первого римского императора писатель-беллетрист? Какие такие неизвестные и неизученные факты мог открыть Уильямс любопытствующим читателям? И тут начинаешь соображать, что...

Литература — она, вообще говоря, штука многогранная и многоликая (куда там двуликому Янусу или четырёхрукой Кали). И при желании можно ограничиться трудом уже упоминавшегося Светония, прочитав соответствующую (довольно объёмистую) главу об императоре Августе; можно с головой окунуться в недра статьи Википедии. А можно попробовать представить не абстрактного и героического первого римского императора Августа, жившего два тысячелетия тому назад, а просто человека — Гая Окта́вия Фури́на. Человека со всеми присущими ему слабостями и страстями, с характером и причудами, с честолюбивыми замыслами и патриотическими помыслами, с любовями и дружбами, с горями и радостями. Думается, что чем-то таким и был озабочен и что-то такое себе и представлял Джон Уильямс, садясь за перо и выписывая первые строки своего историко-биографического романа...

А всё же от вводной энциклопедической части он в своей затее не отказался, давая в качестве пролога детальную и подробную фактологическую справку из энциклопедии «Британика» 1961 года. Видимо, чтобы и читатель и любой другой заинтересованный человек (под таковым предполагается специалист-историк) могли сопоставлять то, что сухо и безэмоционально изложено в энциклопедическом тексте, с тем, что написал о своём визави Джон Уильямс. Однако, если из энциклопедического текста мы вряд ли можем многое узнать о характере и прочих индивидуально-личностных особенностях Октавиана Августа (хотя опытный диагност всё-таки многое что может предположить), то в книге Гая Светония Транквилла, несмотря на некоторую сухость и академичность изложения, всё-таки содержится масса таких детальных и точный сведений самого порой устрашающего и ужасающего характера (например, он пишет «...немного спустя он (Октавиан) приказал центурионам и воинам стащить его с судейского кресла, пытал его, как раба, и, не добившись ничего, казнил, своими руками, выколов сперва ему глаза»), что порой личность Августа приобретает едва ли не демонические черты. Впрочем, в других местах своего повествования Светоний не упускает возможности отметить и другие качества Августа: решительность и одновременно мягкость, гибкость, порой доходящую до приспособленчества и вместе с тем заботу о некоторых оставленных им в живых детях Антония и Клеопатры (хотя других детей Клеопатры он сам лично приказал казнить). И вот такая двойственность и даже противоречивость личности Августа в книге Светония постоянно подкрепляется разными конкретными примерами...

Но мы едва не забыли о том, что на самом деле нас интересует образ императора и человека Октавиана Августа, созданный не Гаем Светонием Транквиллом, а всё-таки нашим современником Джоном Уильямсом. И что сравнивание текстов Светония и Уильямса нам понадобилось только для того, чтобы попробовать оценить не только художественно-литературные достоинства книги последнего, но также и полноту изложения фактологического материала и вероятную субъективность мнения писателя (что на самом деле вовсе не является грехом, но просто следует иметь ввиду). И в этом смысле, сопоставляя тексты и сверяя факты, понимаешь, что Джон Уильямс многое, очень многое и притом весьма, существенно важное просто пропустил мимо себя (и мимо читателя, соответственно). Потому что читая книгу Уильямса, никакой такой информации, имеющей крайние и чрезвычайные свойства (подобную приведённому выше примеру) не обнаруживаешь вообще. И хотя какие-то негативные и отрицательно характеризуемые и воспринимаемые поступки Октавиана Августа Джон Уильямс в своём романе упоминает, однако всё-таки в целом мы скорее получаем образ более положительного героя, нежели тот, который возникает при прочтении книги Светония (ну никак не могу я отойти в сторону от «Жизни двенадцати цезарей»)...

Тем не менее, можно смело утверждать, что историко-биографический художественный роман Джону Уильямсу удался. Потому что при знакомстве с книгой читатель напрочь лишён такого опасного явления, как скука, каковая могла бы возникнуть при чтении о людях и событиях более чем двухтысячелетней давности — Уильямс нашёл весьма оригинальную форму для своего романа, который в его изложении выглядит как переписка различных современников Октавиана Августа, расположенная в хронологическом порядке. И автор со всей силой своего таланта (а книга «Стоунер» как никакая другая доказала талантливость Джона Уильямса) сумел воссоздать и представить на читательский суд не просто государственного деятеля времён античного Рима, а именно человека, ищущего и мятущегося, хитрящего и выстраивающего козни для своих врагов, одержимого жаждой мести за смерть Юлия Цезаря и упорно этой мести добивающегося. И если первая часть романа нам показывает молодого и стремящегося к власти Октавиана, то вторая часть книги Уильямса знакомит нас с ситуацией, когда во имя спасения жизни своей дочери Октавиан Август вынужден

Да, поначалу кажется, что и мир другой (мы и в самом деле с Прокны перенеслись на планету Капля) и персонажи-герои другие, разве что сама внешняя ситуация общая с той, что описана в предыдущей повести. Однако потом всё встаёт на свои места, сюжетно-смысловые линии обоих произведений сборника сближаются, соприкасаются и просто врастают одна в другую.

Много приключений (по-настоящему острых и ненадуманных), много смыслов (см. выше), качественно проработанный мир (и тут сразу на ум приходит планета Месклин от Хола Клемента в романе «Экспедиция «Тяготение»), великолепно задуманные и сделанные герои: с одной стороны — вроде лаконично изображены, но с другой — так лишние детали и впрямь стали бы лишними. И открытый (хотя вроде бы законченный) финал и книги и самой задумки-выдумки-придумки позволяет читателю и самому что-то доиграть в этой конструкции мироздания.

В общем, наверное это лучшее из НФ, что я читал за последний десяток лет. Без преувеличения. Фэнтези современные были отличные, а вот НФ — пожалуй нет...

Буквально всё, что я люблю в современной научной социальной космической фантастике. Такая смесь определений как раз и оконтуривает жанр, в котором написана эта повесть (и, по всей видимости, и роман «Ватерлиния»). Потому что мы находимся в космосе на одной из осваиваемых планет, в повести как раз и возникают конфликты ксенологического, гуманитарно-гуманистического, социологического характера и нравственно-этического выбора. Причём вся эта ядрёная смесь замешана на великолепном современном научно-фантастическом языке автора и на безмерно любимом мной стругацком стиле. И помимо всяких приключений и происшествий, коих в повести вполне хватит на небольшой роман, запущена ещё авторами к концу повествования некая глобальная интрига, которая раскрываться, вероятнее всего, будет уже в романе, составившим вместе с повестью единый авторский громовский сборник.

Есть начало и конец у любой истории (О. Митяев)

Ну, заключительная книга цикла (а она точно заключительная, ибо Оксана Панкеева снабдила этот роман одним общим эпилогом) вышла примерно в том же духе, что и предпоследняя. Т.е. основные конфликты крутились вокруг реабилитации короля Шеллара (ибо агентурил и диверсантил он настолько тайно, что практически всеми воспринимался как предатель Родины и народа), и вокруг пропаж некоторых близких нам всем людей, которых военные судьбы просто разбросали по землям и мирам. Ожидавшаяся мной романтическая связка Мафей-Саша в романе не воскресла (зато стала финальной точкой эпилога). Но всеобщий хэппи-энд был ожидаем.

Другая линия происшествий была связана как раз с попытками некоторых представителей боковых ветвей королевского рода обвинить Шеллара в измене (причём часть этих деятелей использовалась тайными врагами втихую и втёмную) и самим восшествовать на временно пустующий трон.

А ведь ещё осталась вся выявленная ситуация с попыткой некоторых продвинутых в технологическом отношении миров (типа мира Альфа) не только сохранить, но ещё и как-то приумножить степень своего участия в судьбах Странного Королевства, с чем всем нашим друзьям (и Шеллару в первую голову) пришлось вплотную заниматься. Дипломатическим путём.

Роман, как и предыдущий, показался чуть менее интересным, нежели большинство других романов цикла. Наверное не хватало привычных остросюжетностей и приключениев, вместо которых нам аккуратненько рассказали о том, как важно суметь выиграть войну не только военным путём, но и выстроить послевоенный устраивающий всех мир.

Огонь, вода и медные трубы

Нечасто встречается в детективной литературе авторский сюжетный ход такой непредсказуемости.

По крайней мере я ничего похожего припомнить не смог.

И отсюда, уже с самого начала романа, всё его действие начинает раскручиваться по неожиданным законам и непредсказуемым ходам — остаётся только подивиться авторской фантазии Сименона.

И хотя примерно одновременно вместе с Мегрэ начинаешь предполагать, кто там на самом деле убийца и злой гений (в принципе, всё довольно прозрачно), однако действующий психологический механизм, запустивший всю эту механику событий и происшествий, не враз угадаешь.

И только диву потом даёшься, какими мелочными потом порой оказываются истинные мотивы многих преступлений.

Воистину — огонь, вода и медные трубы...

Опять всё задом наперёд. Ибо внезапно обнаружил на своих же домашних книжных полках книгу этого же автора «Гарантирую жизнь», в которой, как оказалось, речь идёт о событиях, ровно предшествующих тем, что описываются в романе «Ведич».

Понятно, что речь идёт о противостоянии тёмных и светлых сил, причём светлыми силами являются искони русские ведуны и прочие волхвы, а на тёмной стороне конечно же прозападные маги и чародеи. И столкновение этих двух противоборствующих сторон происходит как на физическом материальном уровне (вплоть до применения спецсредств и вооружения), так и на уровне магическом, ведовском. В итоге вполне остросюжетно, слегка, по нонечным временам, уже наивно, ибо времена повального увлечения эзотерическими смыслами и ценностями, как мне кажется, миновали. Однако в качестве приключенческой с патриотическим уклоном литературы вполне ещё пригодно для чтения.

Владей собой среди толпы смятенной (Редьярд Киплинг «Заповедь», пер. М.Лозинского)

Как это чаще всего и бывает с романами Жоржа Сименона, здесь мы имеем дело не только с каким-то преступлением и с профессиональной изощрённостью сыщика (обычно это комиссар Мегрэ, и в этом романе — «Мегрэ и г-н Шарль» — он тоже на первом сыскном и гуманитарном плане). Потому что любое преступление, это прежде всего поступок (или поступки) того или иного человека или же нескольких людей, вышедшие за пределы правового поля, а вернее наоборот попавшие в силу общественной опасности деяния в таковое правовое поле, чаще всего описываемое рамками уголовного и уголовно-процессуального кодексов. В данном случае само преступление поначалу даже и не афишируется, а только лишь предполагается описываемыми в романе обстоятельствами исчезновения человека. И, как это и бывает в романах Сименона, мы прежде всего не только копаемся в микрочастицах и застарелых следах (если таковые обнаруживаются), а прежде всего копаемся в человеческих судьбах, чаще всего при всей их кажущейся внешней обычности и нормативности являющиеся и необычными и мало счастливыми и с тщательно скрываемыми пороками и губительными страстями. Вот не зря многие представители уголовного спецконтингента набивают у себя наколку в виде игровых карт, бутылки и полуобнажённой дамской фигурки и сопровождают эту изящную композицию сакраментальной надписью: «Вот что губит нас»… (правда с некоторых пор сюда добавились шприц, таблетки, ножи и пистолеты и всё такое прочее). Одна из этих страстей и стала причиной человеческой трагедии.

Отличный роман великолепного мастера психологической прозы!

Ну что, военным путём мы победили, пора начинать побеждать мирно...

Такое ощущение, что основное содержание книги закончилось после ухода двух главных отрицательных персонажей, и всё остальное уже является только всякого рода приквелами, сиквелами, интерквелами, мидквелами, и триквелами, квадриквелами и прочими перепевками темы о странном Королевстве и о матрёшке ихиных (или, если угодно, ихних, но в любом случае это неправильное написание, зато звучное-то какое!) миров. Вплоть до того, что фактически поменялись фигуры главных героев — не то, что старые знакомые исчезли с поля зрения, но они попросту как-то стушевались и ушли на второй смысловой план.

Ну, вот с его Величеством Шелларом, например, добрую треть романа много чего связано (выручать ведь надобно своего короля), однако на самом деле всё происходящее просто совершается в связи с Шелларом и по поводу Шеллара, а сам герой завяз в стазисе как муха в патоке и только лишь нагоняет шороху на врагов и недругов в виде призрака. Вот и с другими примерно такая же песТня. Зато отчётливее прорисовалась линия Мафея и девочки-девушки Саши, что, похоже, сулит нам новую волну приключенческо-романтических событий и происшествий в следующей, заключительной книге цикла.

Ну и ещё одно сравнение, чтобы было понятно, что изменилось в цикле и с циклом. Многие читатели (по крайней мере мужского пола) любят или просто охотно читают книги о войне, в том числе и о Великой Отечественной. Ну и как правило, действие в этих книгах заканчивается победным салютом и прочими победными фанфарами и реляциями. А ведь с последними залпами войны сама тема войны не иссякает, а просто переходит в другую форму: ну, там всякие Потсдамские конференции и Нюрнбергские трибуналы, деление Германии на сферы влияния, истребование и вывоз всяких контрибуций и репараций и прочая послевоенная возня. Но, чаще всего, читать об этом обыкновенному читателю уже не очень интересно, достаточно торжествующего голоса Левитана «Победа!».

Вот и в нашем цикле ситуация примерно такая же: Повелитель приказал долго жить, наместник Харган тоже не задержался на этом свете, однако остались завоёванные и захваченные ими миры, оазисы и территории. И нашим друзьям-товарищам теперь приходится решать все задачи, связанные с восстановлением довоенного статуса мира и миров и с нейтрализацией всего того, что наворотил несостоявшийся божок.

Не скажу, что стало скучнее, нет, но всё-таки как-то иначе всё же стало...

«Такое соперничество украшает науку!» (проф. Волосюк в фильме «Большая перемена»)

«Двойку что ль пришел исправлять? Так тебе и надо! Я бы вам только двойки и ставила! Придут, натопчут тут, натопчут, нет чтобы школу запереть — вот и стояла бы чистая!» (тётя Глаша из «Большой перемены»)

Город, как роза, красный

Полвечности только прожил.

В два с половиной раза

Был бы наш город моложе

На миллиард лет сразу,

Если бы сам он сбросил

Того миллиарда тяжесть.

Возьми карандаш красный,

Возьми лист бумаги белый,

Вычисли возраст града

Цвета клубники спелой.

Почему-то именно это стихотворение-загадка, впервые встреченное (и запомненное) ещё в начале 70-х в книге замечательного популяризатора математики Мартина Гарднера, пришло на ум по прочтении этой незаурядной книги о Вечном Городе. Наверное слова о вечности разбудили и оживили ассоциацию с вечным Древним Великим Римом.

Совсем недавно, буквально несколько дней назад в рамках основного задания игры «Долгая прогулка» была прочитана книга, в общем-то если не похожая, то созвучная теме: античная и древняя история, памятники глубокой старины, письменные документы эпохи и остатки древних строений и захоронений ... А между тем разница кардинальная, и если книга первая была прочитана покоряясь воле рока и вызвала не очень большой интерес во время чтения, да и след в послечтении оставила неглубокий, то вот эта совсем нехудожественная книга о городе Риме куда как более годна как для простого чтения любителем исторической литературы, так и для сугубо прагматичного прикладного использования в качестве современного, популярным образом изложенного, каталогизатора или же экскурсионного пособия по местам (и временам) Древнего и средневекового Рима. Впрочем, современный Рим времён дуче Бенито Муссолини в книге тоже есть — Сонькин постарался не только рассказать о каких-то местах и памятных строениях древнего города, но и развернуть историю этих сооружений по шкале времени (в результате книжное полотно спорадически отчетливо приобретало объёмные черты и порой включались звуко-шумовые эффекты присутствия).

Более всего при чтении этой замечательной и интересной книги мне не хватило интерактивной карты города и вообще всех римских мест, включая Британию на севере и Египет на востоке. Представляете, как было бы замечательно тыркнуть пальцем или курсором в соответствующую гиперссылку и включить в дополнение к получаемой текстовой информации ещё и многочисленные фото и видеодокументы, а может и отрывки художественно-постановочных лент. И хотя книга Сонькина сопровождается довольно большим количеством фотодокументов, все же их маловато, чтобы полностью ощутить всю ту глубину погружения в тысячелетия истории европейского человечества, как приглашает это сделать нас автор. И в этом смысле книга не очень-то дотягивает до понятия Путеводитель. Честно говоря, я здесь, скорее, увидел ситуацию наоборот: снятый всеми современными видами видеосъёмки научно-популярный историко-познавательный фильм, который в своей логике буквально следует тому порядку освещения соответствующей информации, который помещён в книге Виктора Сонькина. А в качестве сопроводительного текста можно как раз практически без купюр использовать текст этой книги. Купюры здесь не потребуются не только потому, что Сонькин в необходимом и достаточном объёме разместил всю известную современную информацию о Риме начиная с предполагаемой и общепринятой даты рождения города и заканчивая новейшими временами, но ещё и потому, что автор книги сумел поведать нам весь немалый объём информации живым языком рассказчика — не книжно-научного бяки-буки, а живого с огоньком в глазах и с тембральными модуляциями голоса как раз-таки экскурсовода, причём экскурсовода, влюблённого и в своё экскурсоводческое дело, и в предмет своей экскурсии, непременно, тоже (и тут сразу припоминаются кадры из «Большой перемены» и крик учителя-историка Нестора Петровича Северова «О! Какой актёр умирает!»). Любовь (и знание) и истории вообще и античной истории в частности и истории Рима буквально наполняют этот труд, а если попробовать перевести всё то количество сообщаемых читателю сведений в биты и килобиты информации по старинке, то потребуются многие подвалы, заполненные многотысячными перфокартами и километровыми перфорированными лентами — практически ни одно предложение книги не написано просто так, для красного словца или для связки, в каждом предложении мы непременно узнаём что-то новое или видим уже знакомое, но под другим углом. Кстати говоря, кое-какие исторические анекдоты и популярно-популистские версии Сонькин развеивает, что называется, без страха и упрёка. Что, с одной стороны, порой придаёт книге оттенки «скандалов-интриг-расследований», а с другой, только лишь добавляет уважения к мастеру слова и знания.

В общем, отличная книга — отличная, конечно же, на любителя, ибо для простого читателя она, вероятнее всего, покажется и затянутой и нудноватой, и тягомотной и, может быть, даже (О! Не может быть!) скучной. Ну, на то мы и разные, одним подавай «Калигулу» в формате 21+, а другим — интересный долгопрогулочный бонус на все 600+ страниц.

Кстати говоря, книга великолепным образом дополняет все те разрозненные и полузабытые уже школьные знания о тех интереснейших временах. И вот что удивительно, оказывается, что пусть знания полузабытые и разрозненные, но большинство имён и историй всё-таки знакомы хотя бы на слух, значит наши учителя истории античности не зря съели свой немудрящий хлеб!

Да, чуть не забыл! А что же это будет за фильм без подходящего саундтрека? И в самом деле, в самом начале этого своего опуса я пытался параллельно слушать стареньких добрых Whitesnake (коих очень люблю) и на какое-то время энергетика их ранних частично дип пёрпловских песен меня и вдохновляла и подкачивала. И потом бац! — как отрезало. Пришлось идти на поклон сначала к апофеозно-готическим Nightwish, потом переключиться на классику («Stabat mater» от Перголезе) и только потом, ближе к финалу вдруг вспомнить старенький надёжный Pink Floyd с их композицией «Atom Heart Mother», с которой я и закончил эту историко-музыкальную тему.