На ковре-вертолёте ветер бьёт в гла-за, нам хотя бы на излёте заглянуть за («Агата Кристи»)

Ну, положим, наши друзья вовсе не нашли ковёр в чулане. Ковёр им выдала тётя Валя. Сама. Своими руками. А вот то, что это отнюдь не новое изделие ткацкого мастерства способно на всякие акробатические левитационно-аэродинамические штучки-дрючки, ребята узнали случайно. Хотя, опять же, почему случайно! Если это чудо способно «слышать» твои сокровенные желания и немедленно их выполнять — получается, что не случайно, а закономерно.

Вот, в общем-то, и вся сказочная фантастичность этой повести. А дальше сплошной реал. И хотя в повести описывается довольно много событий и приключений нашей мушкетёрской (с некоторой гендерной поправкой) четвёрки, на самом деле всё, в конце-концов, сводится к двум основным и целевым моментам: «ремонт» старых часов на городской башне и история с поимкой некоторых нехороших людей. Потому что именно в этих двух событиях от каждого из ребят потребовалось проявить себя уже как личность.

Прелесть книжки в том, что взрослого читателя она напрямую без всякого умклайдета отправляет во времена его собственного мальчишеского фантазийного детства — и тут уже только каждый из взрослых читателей сможет точно рассказать о своих собственных приключениях в стране Фантазия и в в царстве-государстве Сказка.

А читатель — ровесник книжных героев попросту сам присоединится к этим мальчишкам и девчонкам и включится в их мир — героический и романтический, отважный и приключенческий, благородный и мушкетёрский. И лишь последняя глава будет для юного читателя не очень понятна. Потому что последняя глава написана как раз в расчёте на читателя в возрасте...

Ты куда, Одиссей, от жены, от детей?.. (спрашивает квартет «Аккорд»)

Дом стоял На этом месте!

Он пропал С жильцами вместе!

Агния Барто «Дом переехал»

Что за дом притих, Погружен во мрак,

На семи лихих Продувных ветрах,

Всеми окнами Обратясь в овраг,

А воротами — На проезжий тракт?

Владимир Высоцкий «Чужой дом»

Для меня Александр Житинский, это, прежде всего, «Эффект Брума», «Лестница» и «Снюсь» (т. е. сборник «От первого лица», ставший в своё время для меня книгой-открытием), и прочитанный несколькими годами позже сборник «Голоса» (надо ли говорить, что обе книги занимают почётно-потрёпанные места на домашней книжно-фантастической полке?). И потом ещё было «Путешествие рок-дилетанта» (в силу личного тяготения к этому музыкальному стилю и к соответствующему образу жизни). А вот с прочими житинскими книжками как-то не заладилось — то ли в библиотеке больше ни одной не оказалось, то ли фамилия автора со временем просто уплыла на задворки памяти...

Но в любом случае, это ассоциация с лёгким искромётным ироническим серьёзным и прицельным отчасти сатирическим и почти всегда лирическим и романтическим юмором (всё на одном дыхании и без запятых). Но одновременно и понимание, что за всей этой эфемерической невесомостью прячутся серьёзные темы и глубокие раздумья автора. Признаки этой глубины и серьёзности заметны даже в самых лёгких и практически шутейно-несерьёзных рассказах Житинского («Эффект Брума» и «Страсти по Прометею») и вовсю пыром торчат из «Лестницы» и «Снюся».

И потому предвкушения от встречи с новой большой книгой Житинского содержали в себе одновременно обе особенности его творчества — ждалось весёлости и вместе с тем глубины. Ну вот. Однако с первым ожиданием как-то не сложилось. На мой вкус эта книга написана довольно тяжеловесным и порой натуженным стилем. Т.е. старания автора заметны, а вот результат этих стараний «не вытанцовывается» (спасибо, Николай Васильевич!). Автор вовсю интонирует и старательно изображает улыбку в тех местах, которые ему кажутся улыбистыми, но, как это случается с неопытным рассказчиком анекдотов, так и хочется порой спросить «Уже можно смеяться?».

Зато с широкостью и глубинностью всё в полном порядке. Потому что автор где всерьёз, а где мимоходом, зацепил несколько довольно серьёзных тем и смыслов. Понятно, что это конец восьмидесятых, эпоха перемен и открытий (впрочем, закрытий тоже), время оценки и переоценки прошлого, настоящего и будущего (примерно в это время родилась задорновская сентенция о том, что Россия — страна с непредсказуемым прошлым), и Александр Житинский, будучи к тому времени уже вполне взрослым человеком и состоявшимся литератором, конечно же не мог пройти мимо попытки осмысления того, что происходило и происходит с нашей страной и обществом, с людьми вообще и с каждым отдельным человеком. И, может быть, заодно и представить, куда и во что это выльется. Тем более, что саму суть того, что страну ждут великие потрясения, Житинский уловил точно (об этом он сам пишет в аннотации).

Фабула романа и проста, и фантастична, но скорее, фантасмагорична. Стоял дом, обыкновенный многоквартирный и многоэтажный питерский дом. А потом неизвестно по какой причине снялся с насиженного места и со скоростью велосипеда просто-запросто перелетел в другой район города. И прочно встал. Вместе с жильцами и всем прочим домовым хозяйством.

И всё остальное содержание романа составляют разного рода перипетии разных людей вокруг и около, и в связи с этим незапланированным перелётом. И поскольку жильцов в многоквартирке много, то и примеров разных случаев и происшествий тоже рассказывается немало. Некоторые вскользь, а вот с несколькими проживающими и проживавшими произошли буквально драмы и даже трагедии. Тут вам и единоличные попытки начать жизнь с чистого листа, и концепции социалистического общежития и едва ли не коммуны, и стремления властей засекретить происшествие, и разные покушения на использование нового положения для улучшения собственного благосостояния, и возвращения блудного сына, и всякие прочие происшественные события и событийные происшествия.

Но довольно много места в романе занимают и попытки автора как-то философствовать о сути и содержании жизни каждого отдельного человека и общества в целом. Причём рассуждения эти конечно облечены в реплики, монологи и диалоги нескольких персонажей романа. А поскольку философия — наука хитромудрая и порой непонятная, то и философские моменты автор сопровождает событиями уже выходящими за границы реала, и тогда мы понимаем, что роман не только отчасти фантастический, но ещё и постмодернистский и сюрреалистический и всякопроческий. И что некоторые содержательные моменты в книге иносказательны и являются лишь тенями истинных смыслов. Впрочем, не слишком сильно запутанных и не чрезмерно глубоко запрятанных.

Как мне кажется, из текста довольно сильно высовывается роман «Мастер и Маргарита» от Булгакова, а кроме того довольно много гоголевщины, и даже некоторых других весьма почтенных авторов (один из которых даже в тексте безымянно выведен — не Стерн, нет, Стерна я не читал). И даже и не знаешь, хорошо это, или всё-таки не очень...

Наверное по нонешним временам книга уже не слишком актуальна, однако представляет собой любопытный творческий литературный памятник, и вместе с тем, документ о мировоззрении и мироощущении некоторых слоёв творческой интеллигенции на исходе советского периода существования России. Но и для развлечения тоже вполне ещё пригодно.

Мир существует только потому, что кто-то идёт по Дороге…

В отличие от некоторых других книг Крапивина, написанных им на исходе минувших столетия и тысячелетия, «Ампула Грина» всё-таки менее пессимистична и содержит больше позитива. Всё же бытие определяет сознание и, видимо, потому у Крапивина восприятие действительности середины нулевых было менее тревожным.

Хотя на самом деле генеральная тема этой повести куда как страшна (см. аннотацию). Ведь тема социальной справедливости, равенства всех перед законом то и дело встаёт перед человечеством в самых разных форматах. И попытки деления общества на «полезных» и «бесполезных» то и дело предпринимались в самых разных государствах и временах, начиная от времён рабовладельческих и заканчивая новейшей историей (причём даже нацистско-фашистской Германией эта история не исчерпывается и буквально перетекает в современность).

Критерии такого отбора и способы устранения «бесполезных» при этом тоже варьировались самым широким образом — от прямого физического устранения до всяких хитроумных «научных» схем с применением химического и бактериологического оружия, а также механизмов воздействия на психику и генетику с помощью самых современных инструментариев. И конечно же, тема эта и в современной литературе то и дело возникает и перелицовывается, потому что — актуально. И если не всегда имеются доказанные факты такового, то страхи безусловно имеются.

В принципе, дальше можно ничего не писать, потому что тогда нужно погружаться уже в сам сюжет и как-то его комментировать, а спойлерить совсем не хочется. Потому что Владислав Крапивин нашёл свой формат рассмотрения этой проблемы и подобрал свои слова для того, чтобы ещё раз постучаться в умы и сердца людей.

Как там Юлиус Фучик написал? «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!». Вот об этом и речь.

Но вообще это довольно весёлая и просто увлекательная книга, для людей самого разного возраста и жизненного опыта. И можно и нужно читать её, прежде всего, именно с таким настроем и предвкушением. А всё остальное — просто послевкусие, послемыслие и послечувствие...

Разве можно прожить всю жизнь вот так, без собаки? (М/ф «Малыш и Карлсон»)

Маленькая повесть для ребят младшего и среднего школьного возраста.

Из раннего Крапивина (на момент написания автору было всего 24 года).

Чистая и добрая, светлая и прозрачная книжка.

С соответствующим настроением, с тщательно подобранными персонажами и героями, с выверенными сюжетными ходами и переходами.

Которые, кстати говоря, не только лишь ограничиваются судьбой щенка, которые волей случая остался одиноким в незнакомом городе и историей мальчишки, которые страстно хочет собаку.

А на самом деле тут и история взаимоотношений между ребятами разного возраста, и соперничество разных мальчишеских группировок, и открытие — что такое настоящая дружба, и даже место для небольшого личного подвига и смелости тоже нашлось — попробуйте-ка сами перебороть свой страх, и поймёте, каково это.

В Барабанном переулке барабанщики живут… (Б. Окуджава)

Повесть из репертуара журналов «Пионер» и «Костёр», а то и просто из «Пионерской правды». Т.е. и из тех времён, и для той самой читательской аудитории. Младший и средний школьный возраст. Впрочем, как показывает опыт, для взрослых тоже вполне хороша. Просто для ребятишек она «работает», а для взрослых является чем-то ностальгирующим.

О чём? Да как обычно у Крапивина — о чести и совести, о дружбе и о честности, о смелости и отваге, о раскаянии и о вине, о чувстве долга… О детстве, конечно же, о том, каким оно было когда-то — босоногое октябрятско-пионерское детство. Сейчас конечно тоже босоногое (хотя реже), но что-то ушло безвозвратно. Впрочем, зато и появилось что-то другое, чем наполнена жизнь нынешних младшешкольников...

Бонус:

ВЕСЕЛЫЙ БАРАБАНЩИК

Встань пораньше, встань пораньше,

встань пораньше,

Когда дворники маячат у ворот.

Ты увидишь, ты увидишь

как веселый барабанщик

в руки палочки кленовые берет.

Будет полдень, суматохою пропахший,

звон трамваев и людской водоворот,

но прислушайся — услышишь,

как веселый барабанщик

с барабаном вдоль по улице идет.

Будет вечер — заговорщик и обманщик,

темнота на мостовые упадет,

но вглядись — и ты увидишь,

как веселый барабанщик

с барабаном вдоль по улице идет.

Грохот палочек… то ближе он, то дальше.

Сквозь сумятицу, и полночь, и туман…

Неужели ты не слышишь,

как веселый барабанщик

вдоль по улице проносит барабан?!

Булат Окуджава

* * *

В Барабанном переулке

барабанщики живут.

Поутру они как встанут,

барабаны как возьмут,

как ударят в барабаны,

двери настежь отворя...

Где же, где же, барабанщик,

барабанщица твоя?

В Барабанном переулке

барабанщиц нет, хоть плачь.

Лишь грохочут барабаны

ненасытные, хоть прячь.

То ли утренние зори,

то ль вечерняя заря...

Где же, где же, барабанщик,

барабанщица твоя?

Барабанщик пестрый бантик

к барабану привязал,

барабану бить побудку,

как по буквам, приказал

и пошел по переулку,

что-то в сердце затая...

Где же, где же, барабанщик,

барабанщица твоя?

А в соседнем переулке

барабанщицы живут

и, конечно, в переулке,

очень добрыми слывут,

и за ними ведь не надо

отправляться за моря...

Где же, где же, барабанщик,

барабанщица твоя?!

Булат Окуджава

Как важно быть в душе поэтом...

Эта повесть чем-то напомнила мне Дубровина с его «В ожидании козы». Хотя Крапивин написал свою книгу изрядно позже, в 1982. И затем продолжил тему ещё одним романом.

Понятно, что вся суть повести состоит в том времени, о котором она написана и в котором живут её герои — второклассник Севка и его мама. Послевоенные месяцы 1945 года и первая половина первого мирного года. Продовольственные карточки и постоянное недоедание, не сильно богатая и разнообразная одежонка — это внешний антураж. И жизнь с мыслями о не вернувшемся с фронта отце — сначала пропал без вести, а затем казённое «числится в списках погибших» — это то, что внутри и мамы Севки, и его самого.

Крапивину удалось проникнуть во внутренний мир 8-летнего ребёнка, проникнуть и проникнуться тем, что чувствует и переживает Севка во время самой простой обычной обыденной жизни мальчишки-второклассника. Это школа и связанные с нею события и происшествия, причём порой источником именно «происшествий» становится сам Севка. Это школьная и внешкольная дружба, и прочие отношения в ребяческой среде. И это отношения с мамой и с соседями — отношения с соседями тоже занимают значительное место в жизни Севки, тем более, что среди этих соседей есть настоящий офицер, иногда балующий Севку конфетками и тем, что даёт подержать всамделишный пистолет. И вот эта мешанина из домашне-школьных событий и составляет и жизнь нашего героя (равно как и жизнь многих других мальчишек и девчонок того времени), и содержание этой повести.

Однако Крапивин написал эту книгу не просто ради перечисления только событийной стороны — он перестал бы быть самим собой, если бы ограничился только этим. И потому в книгу включены несколько болевых точек и кризисных моментов. Проживая всю эту кризисно-конфликтную составляющую книги, читатель вольно или невольно становится одной из действующих сторон, пусть пассивно-созерцательным, но неравнодушным участником. И понятно, что этот приём позволяет автору потихоньку «играть» на чувствительных струнках читательской души. Причём неважно, какого возраста этот читатель — работает безошибочно и без сбоев.

Честно говоря, ожидал, что события повести останутся незаконченным», а то и окончания на какой-то драматической нотке, однако автор всё-таки привёл всё к некоему хэппи-энду. Ну, значит я не угадал.

До чего дошёл прогресс...

Тот, кто при виде этой книги воскликнет: «Да я кино смотрел, чего её читать!», изрядно ошибётся. Потому что фильм снят очень сильно «по мотивам». И многие приключенческие эпизоды в трёхсерийную ленту попросту не вошли. А зато какие-то киношные эпизоды напрочь отсутствуют в книге. Т.е. отчасти это можно воспринимать как разные произведения — книга об Электронике и фильм. Да и фильм был снят по двум первым повестям, а в книге уже три.

Лучше или хуже? — напрашивается вопрос. А вот и не скажешь однозначно. Фильм безусловно снят великолепно — и персонажи подобраны, и песни, и актёрский состав, и операторская работа — в общем, для меня фильм безусловно на пять.

Книга, конечно, воспринималась немного иначе. Хотя бы потому, что возраст читателя совсем не совпадал с целевой читательской аудиторией — там для 6-8 классов, а тут уже внук в седьмой ходит. Однако же читать всё равно было достаточно интересно. И с точки зрения приключательности книги, и по творческому воображению автора (Евгений Велтистов для меня, прежде всего, автор книги «Глоток солнца», а уж потом всё остальное), и по определённой смысловой направленности повестей, и по насыщенности разного рода занятными фактическими сведениями, которые могут зацепить читателя определённого возраста и помочь ему определиться с выбором места дальнейшей учёбы, а то и профессии. Конечно, в последнем смысле книга слегка устарела и мы теперь вовсю ратуем за ИИ и прочие кибернетические штучки, однако же проблему создания «разумной» машины никто с повестки дня не снимал, и привлекательность этой идеи по-прежнему высока.

А ещё просто побаловал себя чтением лёгкой необременительной подростковой фантастической легендарной книжки, да ещё и удовольствие от этого получил.

Княжества были, а единое государства — нет

А ведь Балашов прав, утверждая в послесловии, что этот период существования Руси мало известен, не говоря уже о популярности, обычному рядовому среднестатистическому гражданину. Как-то у нас, и правда, сначала битва на Калке, потом батыево нашествие с осадами и падениями городов и разорением земель русских, а потом в двух строках период феодальной разрозненности, и так до 1380 года. А ведь это были почти полтора столетия жизни людей и княжеств, год за годом и месяц за месяцем. И каждый день-неделю-месяц непременно что-то происходило, грозное и важное, с чем непременно нужно было считаться. И ссорились и даже воевали друг с другом князья русские, а значит шли люди на люди простые вятичи и новгородичи, тверичи и костромичи, переславцы и муромцы…

И рождались и взрослели сыновья и дочери, строились дома и деревни, но и сгорали и люди и жильё в огне междоусобиц княжеских. А тут ещё и Орда под боком шевелилась громадной кровавой ненасытной опухолью и сосала, сосала, сосала дань с земель русских. И нужно было ездить туда на поклон и на разрешение на княжение, а то ещё и в совместные военные походы против противников Орды, а кое-кто из князей без сомнений и раскаяний обращался к Орде с просьбой о совместном походе против того или иного своего противника из русских князей — зачастую своих же единокровных братьев, и тогда уже совместное русско-ордынское войско вторгалось на земли русских княжеств, и, не особо разбираясь и милуя, грабили и жгли и татары и сами русские... своих же…

Горько жила Русь. Однако всё равно жила, устраивалась, набиралась и опыта и силы и прирастала потихоньку и людом и волею. Земля русская набиралась терпения и копила самоё себя для того, чтобы рано или поздно восстать из неволи и, объединившись в один кулак, скинуть с себя ордынский хомут. Но пока… пока в этом романе всё ещё только в самом начале. В начале начал...

Отличное историческое произведение, а с учётом того, что написал Балашов о принципах, по которым создавалось это литературное полотно и все прочие книги серии, понимаешь, что перед читателем не просто историческая приключенческая драматическая книга, но ещё и серьёзное историческое исследование-реконструкция.

Непременно продолжу чтение книг цикла о государях московских.

Либо Герой, либо Злодей, главное, чтобы непременно Великий, и чтобы все о тебе знали...

А довольно оригинальная версия послесмертия. По крайней мере, логично связывающая в одно целое представления о каком-то потустороннем мире (однако вовсе не похожем ни на какое-либо религиозное представление о рае или аде) и память людскую. Тут вам и 9 обрядовых дней, и сороковины, годины, и ежегодные поминания, и просто дни поминовения усопших. И от частоты и мощи этих воспоминаний напрямую зависит загробное существование.

Хотя… а почему это существование! Самая настоящая жизнь. Да ещё и, в отличие от нашего материального реала, имеющая кучу разных бонусов. Типа там омоложение, материальные блага разные, и прочее. Правда, и риски тоже имеются, причём многое от самого живоусопшего как бы и не зависит. Т.е. если не сильно «наследил» в реальной жизни, то со временем память о тебе становится всё более мелкой, упоминания-воспоминания всё более редкими, а числе людей, как-то когда-то знавших тебя, в силу естественной убыли уменьшается…

На самом деле, всякие там описания повседневного существования жильцов этого «подлунного» мира порой довольно занимательны просто в силу некоторых приключенческих моментов. Хотя некоторые событийно-смысловые линии автор до конца не дотянул, например, линию жизни сына главного героя. Т.е. всё активно разрабатывалось и прорабатывалось, велось к определённой цели, а потом бац! Цель достигнута… Ну и всё, и больше об этом так и не упомянулось.

Не скажу, что слишком уж сильна и философская составляющая, типа «старайтесь оставить память о себе крепкую и долговечную, и пребудет вам жизнь вечная...». Что-то такое, конечно, есть, и понятно, что автор всё к этому и ведёт, но всё-таки — спасибо ему — не навязчиво. Да ведь и дураку понятно, что вечную загробную жизнь обретут только лишь мощные исторические личности, неважно, реальные или мнимые — т. е. крупные религиозные фигуры и разные Хамурапи и Нефертити конечно обречены на бессмертие в послесмертии. А вот обычный народец всё-таки рано или поздно уйдёт в небытие...

Ну и ладно.

Вот пуля пролетела и ага!..

Роман «Прохождение Венеры по диску Солнца» не входит ни в Безлюдные пространства, ни, тем паче, в Великий Кристалл. И в тексте не упоминается ни разу ни то, ни другое. Да и вообще, в самом начале книга воспринималась как детище/наследие постперестроечного духопадения, и я уже было затосковал душой, но тут включилось знаменитое крапивинское волшебство, и в тексте буквально из ничего возник Вовка. И сразу всё происходящее и описываемое стало настоящим крапивинским, сказочным, трогательным и сентиментальным. Хотя частичка реала конца 90-х — начала 0-х осталась — просто в виде той житейско-бытовой проблемы, с которой пришлось разбираться и Вовке, и главному герою книги (хотя на самом деле главным Героем тут, конечно, является пацанёнок).

Понятно, что мы имеем дело со сказкой, однако со сказкой крапивинской, и потому в ней нет разных там волшебных существ. Но зато есть тот самый другой мир, и вообще те самые другие миры (о которых нам рассказывали книги циклов о Великом Кристалле и Безлюдных пространствах). Поэтому сказочность книги весьма условна — для верящих в кристаллическую структуру Мироздания все эти проникновения и пересечения вовсе не сказочные, а что-то сродни эзотерике. Эзотерика от Крапивина.

Но даже при полном неверии во все эти чудеса можно просто воспринимать всякие такие моменты просто как обыкновенный фантдоп и тогда уже просто читать роман как увлекательную добрую социальную фантастику. Равно ориентированную как на подростков, так и на взрослых.

И совсем неважно, фантастика это или нет, но самое главное, что это книга о дружбе и доверии, о честности и порядочности, о любви и о простом человеческом счастье. Которое, как и должно быть, всегда с человеческим лицом и непременно с чистыми руками.

Alors, citoyens, il est à craindre que la révolution, comme Saturne, ne dévore successivement tous ses enfants et n’engendre enfin le despotisme avec les calamités qui l’accompagnen

Надо сказать, что хотя имя писателя Виктора Гюго у меня на слуху давным-давно, однако в читательском багаже за все эти более шести десятилетий только рассказ о Гавроше (прочитанный ещё в начальной школе), роман «Труженики моря» (это было освоено где-то в начале 80-х и оставило впечатление трудного чтения), и лет 6-7 назад прочитанные одна из его пьес («Анджело, тиран падуанский») и почти публицистика «Один день приговорённого к смерти». Были покушения на «Собор...», однако так и не хватило духу убедить или уговорить самого себя.

Наверное это маловато для более тесного знакомства с именитым всемирно признанным классиком французской и мировой литературы. И в подтверждение этого предположения тут же появилась в списке вынужденных хотелок вот эта книга.

Совершенно неоднозначное впечатление. Понятно, что мы имеем дело с литературным гигантом — и мысли, и описания, и портреты персонажей, и их внутренние проживания и переживания Виктором Гюго выполнены с большим мастерством и тщанием. Однако при этом тщание старания эти настолько перенасыщены мельчайшими деталями и подробностями, что порой попросту тонешь в этом изобилии. А порой ловишь себя на страстном желании просто перевернуть страницу-другую-третью, чтобы прервать это словоизвержение совершенно неинтересных подробностей, деталей, фактов и сведений. Особенно когда автор слишком сильно увлекался перечислением многочисленных имён сторонников республики, или роялистов, или ещё каких-то персон того времени — было полное ощущение, что мы читаем не художественную книгу, а лекцию по мировой истории и конкретно по периоду Французской буржуазной революции. И довольно часто было попросту скучно, томительно, занудно и менторски.

А вот главы с описаниями драмы вокруг спасаемых детей и противостояния трёх сильных людей читались уже с гораздо большим интересом. И конечно понимаешь, что Гюго написал так много и Конвенте и о революции только для того, чтобы читатель наиболее полно смог представить себе всю ту непреодолимую бездну противоречий, разделяющую роялистов и республиканцев, однако понимание этого не смягчает моей читательской оценки скучных глав.

Однако в конце-концов автор приводит всех своих главных героев в ту точку, где каждый из них должен был принять какое-то крайнее определённое решение. Причём последствия каждого решения были необратимыми. И в результате автор показывает нам, что зачастую чисто человеческое гуманистическое проявление может возобладать над тем, что ты должен сделать —

Позиция такая на самом деле известна не только из этого произведения. Примерно такие же коллизии возникали и во время сталинских репрессий 30-х годов, когда некоторые убеждённые коммунисты, попадающие в жернова НКВД времён Ягоды и Ежова, соглашались с надуманными обвинениями только для того, чтобы ни тени сомнения не пало на чистоту партии большевиков и государственного аппарата (по крайней мере в художественной литературе такие случаи описывались).

А вообще почти половину времени чтения книги в голове гудела фраза «революция пожирает своих детей», сказанная как раз одним из деятелей Конвента Жоржем Дантоном...

Возвращение со звёзд

Что же делать — и боги спускались на Землю (В. Высоцкий)

Конечно же, так и хочется свой отзыв, посвящённый всему Хайнскому циклу, сделать объёмистым, речистым и умным. Всегда ведь стремишься соответствовать только что прочитанной отличной книге и её талантливому автору. И тем более, если это не одна книга, а семь полновесных романов, и автор не хухры-мухры, а Урсула Ле Гуин (так и хочется воспринимать вот эту часть фамилии Ле как дворянскую приставку, типа французского де, потому что в среде фантастов Урсула Ле Гуин безусловно относится к аристократам).

Однако вновь пытаться как-то комментировать каждый из семи романов было бы совсем самоубийственным (для себя самого) и недружественным (в отношении тех, кто порой пытается читать мои отзывы на прочитанное) актом. И потому просто попробую сообразить что-то обобщающее (если получится).

Первое, на что обращает внимание постоянный читатель Урсулы Ле Гуин, это, конечно же, уникальная феерическая способность творить новые оригинальные непротиворечивые жизнеспособные миры. Семь романов — семь миров (на самом деле больше, но подробно и с проработкой деталей всё-таки семь). И каждый мир автором сотворён вовсе не «по подобию нашему», а вполне независимо и автономно. Хотя, конечно же, есть и совсем землеподобные, но ведь нужно иметь ввиду, что автор вовсе не ставит перед собой задачу сотворить что-то совсем уж космозаковыристое и планетарнонеповторимое и показать нам жизнь на каком-нибудь газовом пузыре типа Юпитера или на насквозь прокалённой головешке по образцу Меркурия. Ведь все эти миры населены людьми — разной степени отдалённости от земного человечества и мутированности, изменённости и трансформированности, регрессировавшими или, наоборот, высокоразвившимися, но всё-таки людьми. Т.е. по части природы-погоды и географии-геологии это всё равно должны были быть землеподобные планеты. Так оно и есть. Хотя каждый такой мир непременно имеет свои сугубо индивидуальные особенности: и по соотношению суши-океана, и по температурным режимам, и по гравитации и давлению атмосферы на поверхности, и по прочим физическим параметрам.

Все эти особенности в каждом случае важны, опять-таки, не в качестве демонстрации литературного мастерства автора, а, прежде всего, потому, что на каждом из таких планетных миров населяющая этот планетоид человеческая раса неизбежно попадает в зависимость от условий своего мира. Необходимость — мать изобретения, хочешь жить — умей вертеться. Т.е. в жёстких условиях заледенелого мира, конечно же, и весь внешний цивилизационный технологический антураж и арсенал местного человечества будут соответствовать именно этим условиям — перефразируя В. Высоцкого: в «бане пассатижи» не нужны, да и лыжи тоже. А если на планете есть летающие животные, которых можно приручить и использовать в качестве пегаса, то конечно же местный народ непременно это сделает и не будет париться над изобретением парового двигателя и даже элементарного колеса. Ну, и т.д.

И тут же становится понятным, почему в этом цикле, охватывающем несколько тысячелетий существования Человечества, совсем мало внимания уделено всякого рода чисто техническим и технологическим новинкам и изобретениям Как придумали в первом романе ансибль и принцип мгновенного переноса материи, так до самой последней строки последнего романа больше ничего значимого не появилось, словно человечество вовсе не прогрессировало технически и технологически, словно остановилось научное познание и прикладное использование научных открытий. Попросту говоря, для тех целей, которые ставила перед собой автор, этот технический и технологический прогресс был совсем не важен, а скорее всего, напротив, только мешал бы. И потому некоторые осколки человечества у Урсулы Ле Гуин развиваются наоборот, топчутся на месте, а то и совсем сваливаются в регрессивное движение, дичают и отступают на шаг вниз по лесенке технического прогресса. И всё это автор устраивает только для того, чтобы стало возможным вывести на верхний слой нового романа совсем другую главную мысль, иную центральную идею.

Далее, что непременно отмечает читающий — это гармоничное сочетание умного и приключенческого. Вот хороший опытный педагог, работая с детьми и создавая какие-то детские команды, непременно постарается, чтобы команды назывались как-то положительно и значимо, т. е. если одна команда будет «Умные», то другие, наверное, «Красивые». Однако в случае Урсулы Ле Гуин эта фишка не пройдёт, потому что у неё одновременно и «умно» и «красиво» (а ещё увлекательно, интересно, неожиданно, вертикально и т. д.). Хайнский цикл как раз и демонстрирует нам этот принцип — каждый роман по своему красив, интересен, приключабелен, но к тому же ещё и умён. Потому что в каждом романе непременно выводится какая-то заметная (а иногда не очень заметная) мораль, какая-то центральная идея, какой-то важный принцип, ради которого автор ломала литературные копья. Иногда это какие-то совсем индивидуально значимые моменты — личная отвага, готовность к самопожертвованию, важность дружбы или любви (иногда в довольно широком смысле этих понятий), настойчивость, мудрость, ну и т. д. А иной раз это совсем широкие и важные уже в общечеловеческом объёме ценности и принципы: важность и ценность жизни как таковой, запрет на культурные экспансии (или «культурное эмбарго», выражаясь языком самой Урсулы), прогресс не любой ценой и пр.

Ещё одним нюансом цикла является то, что создавался он Урсулой Ле Гуин не последовательно по мере развития внутренней хронологии, не по временнОй шкале Хайнского цикла, а совсем в другом порядке — достаточно просто посмотреть на библиографию автора и сравнить с порядком романов в цикле. И вполне может быть, что изначально Урсула планировала написать только три романа — «Роканнон», «Планета изгнания» и «Город иллюзий» (смотрим на дату их написания), и только потом к ним примкнул сначала «Левая рука Тьмы», затем после солидного перерыва ещё две книги, и уже спустя почти треть столетия после начала цикла был написан заключительный роман. Т.е. какие-то смысловые идеи и творческие задумки появлялись постепенно, что называется «по ходу жизни», и уже потом рождались в свет.

И, в конечном счёте, становится понятно, что весь этот Хайнский цикл написан не про какие-то отдалённые галактические миры и космические человечества, а попросту про нас с вами, про нашу родную планету и про народы, её населяющие. Стоит только сузить горизонт цикла до земного небосвода и переместить все мысли и идеи на нашу многострадальную старушку Землю, как всё приобретает свой истинный смысл. Это мы должны уважать чужую культуру, это мы не имеем право бездумно навязывать другим народам свои ценности и своих богов и божков, это нам нужно очень внимательно и аккуратно относиться к чужой культуре и к демонстрации своих культурных достижений (как подлинных, так и мнимых), это мы должны сдерживать своих миссионеров, посланников, миротворцев и прочих культуртрегеров. Вот и всё!

Миссионерство или культуртрегерство...

Да, финишный роман цикла явно не является шедевром приключенческого экшена. И потому для любителей драйва может показаться и скучным, и монотонным, и нудноватым и потому малоинтересным. Однако всё-таки лучше набраться терпения и продолжать читать, без особой спешки и не торопя события, а вчитываясь в суть. Потому что перед нами вырисовываются картины очередного занятного инопланетного общества. Находящегося как раз в состоянии революционных преобразований. Революционность которых достигает такой степени накала, что господа революционирующие искусственно насаждают и прививают культурные нормы, совсем для традиционной культуры этой планеты не свойственные.

И дело даже не в отказе от идеографического письма и о переходе на письмо буквенное. А дело в том, что все эти преобразования, совершаемые под девизом присоединения к Экуменическому союзу, осуществляются насильственно, сверху вниз, без всякого учёта тысячелетних народных традиций. И решительность этих революционеров доходит до того, что они попросту уничтожают на элементарном физическом уровне все старые библиотеки, не оставляя никаких следов былой культуры. Т.е. осуществляется самая настоящая культурная диверсия, экспансия, культурная интервенция, культурный терроризм, причём совершаемый власть предержащими.

Все эти события весьма ярко напоминают то, что происходило в Германии в 30-е годы, или в Китае в годы культурной революции. Или в книге Брэдбери «451 градус по Фаренгейту». Да и в реалиях нынешнего века насильственная культурная экспансия вовсе не отброшена современными культуртрегерами...

А Наблюдатель от Экумены может сделать только то, что в её слабых маленьких силах...

Кто-то же должен делать Весну...

В этом романе автор отходит от привычной для постоянных читателей Крапивина схемы. Потому что книга начинается не с рассказа о синеблузом и красногалстучном счастливом (или тревожном) мальчишечьем детстве. А перед нами предстаёт молодой, однако уставший душой (послевоенное проклятие всех воевавших и убивавших) мужчина. И хотя чуть позже Крапивин отправляет читателя в воспоминания Артёма о его пионерсколагерном подростковом детстве и о романтической дружбе с девочкой, однако мы всё равно помним о том, что это только подводка к жизненной ситуации Артёма. А вот дальше включаются знаменитые крапивинские Безлюдные пространства — правда на этот раз они не совсем безлюдные, и потому Артём попросту поселяется в них вместе со своей избранницей и её младшим братом. И тут возникает оригинальная ситуация: город вроде бы и знает обо всех этих площадях и территориях, и даже как-то пытается управлять ими (в смысле просто как бы давать разрешение на приобретение того или другого клочка земли на этой окраине города), однако же и совсем подчиниться городу эти Пустыри не хотят, о чём читатель узнает чуть ближе к концу повествования.

Конечно же происходят какие-то важные жизненно-бытовые события и происшествия, и постепенно Артём начинает всё более серьёзно верить и в само существование этих самых Безлюдных пространств и в существование особого города в междумирье — куда денешься, коли ты сам физически (физически?..) побываешь там и насмотришься всякого.

Вторая часть книги является едва ли не отдельным и независимым повествованием. Я имею ввиду встроенный в текст рассказ/пересказ неизданной (или всё-таки изданной?) книги о чёрных кирасирах, написанной одним из персонажей — содержание совсем отдельное и никак не связанное с основным сюжетом повести. Хотя как несвязанное — получается, что связанное.

Конечно же, Автор закручивает лихую пространственно-временную петлю, перемешивая события настоящего, прошлого и будущего в один гордиев клубок выборов — торчат из клубка несколько нитей, тяни за какую хочешь, но знай, что за каждым Выбором следует то или иное последствие. И выборы-то всё такие, что не каждому врагу пожелаешь встать перед такой дилеммой.

В результате, даже толком и не понимаешь, к какому читателю обращается Владислав Крапивин — к мальчишкам излюбленного крапивинского возраста в 10-12 лет, или к людям более старшего возрастного периода. Но совершенно отчётливо знаешь, и тому и другому читателю книга будет и интересна и полезна. Думать заставляет и приучает.

Левая рука Тьмы. Правая рука Света…

Минус и плюс вместе превращаются в Ноль.

Левая и правая руки соединившись образуют рукопожатие…

Один из романов Хейнского цикла, прочитанный мной более четверти века тому назад и вне всякой связи с материнским литературным сериалом — такие были времена, что удалось заполучить, то и читалось. И конечно же этот роман оказал заметное и мощное влияние на всё моё восприятие и творчества Урсулы Ле Гуин, и на мои отношения к социальной фантастике вообще и в частности.

Удивительный необычный, холодный, промороженный мир. Впечатляющая характеристика, гласящая, что гетенцы живут на узкой полоске между двумя стенами Льда — упади температура планеты ещё немного, и эти стены сомкнутся. Совершенно необычные физические условия и столь же необычное сочетание фауны и флоры — и то и другое весьма бедно количеством видов, однако каждый выживший в условиях планеты вид многочисленен.

Но главное — это совершенно необычная конструкция местного человечества. В принципе, здесь нет деления на мужчин и женщин, есть просто люди, которые основную часть времени проводят вот в таком бесполом состоянии. И только несколько дней в течение местного месяца они впадают в состояние кемера (т.е. сексуально пробуждаются и активизируются) и готовы вступить в сексуальные отношения. Представили себе картинку? Я вот прочувствовать всё до конца так и не сумел. Возможно потому, что всё-таки основная часть текста использует мужскую форму обращения к представителям местного общества — практически всегда используются местоимение «он» и его производные, да и имена гетенцев тоже ближе к традиционной мужской форме.

В принципе, Урсула не сильно давит именно на сексуально-физиологические особенности (физиологические конечно же тоже имеются, об этом в тексте книги недвусмысленно упоминается). Т.е. о них постоянно упоминается, но не в контексте секса, а просто как демонстрация особенностей психоэмоциональной структуры людей Гетена. Ибо ведь это для них наша традиционная сексуальная двуполая жёстко фиксированная конструкция является извращением.

Основным мотивом всех событий романа становится прибытие на Гетен посланника Лиги Миров, которая теперь именуется Экуменом. С целью содействия присоединения государств этой планеты к межмировому сообществу. Понятно, что раз на планете есть государства, то конечно же есть и противоречия, и соперничество между ними, и конкуренция, и всё остальное прочее. И вот именно для обращения всех недостатков такого общественного устройства мира Гетена в выигрыш и завязываются межличностные отношения между нашим посланником и премьер-министром одного из государств. Отношения, которые по мере развития всяческих событий постепенно превращаются из сотруднических по долгу службы в сотруднические по собственному выбору и по необходимости, а затем и в дружбу.

Солидную долю объёма романа занимает пешая «прогулка» главных героев по ледникам одной из полярных шапок Гетена. И вот тут-то ваш покорный слуга вовсю отвёл душу, ибо в своё время читал-перечитал кучу всяких полярных экспедиционных книжек про подобного рода пешие переходы — и через ледники Гренландии, и по просторам Северного Ледовитого океана, и по ледяному куполу Антарктиды, да и просто по арктическим заполярным районам Северной Америки и Евразии. И нужно отдать должное мастерству Урсулы Ле Гуин, мастерству и добросовестности, потому что множество всякого рода путешественных деталей и подробностей, упоминаемых в романе Урсулой, точь-в-точь соответствуют совсем не фантастическим и даже не художественным страницам многих документальных, мемуарных или просто путешественных книжек вполне себе настоящих земных полярных путешественников. Просто уверен, что Ле Гуин перечитала не одну и не две такого рода книги и прониклась холодом приполярных районов до самых костей, ибо иначе не получилось бы всё описание таким живым и настоящим.

Вообще Урсула Ле Гуин великий мастер по конструированию разных миров. Причём разных не только по геолого-географическим и прочим метео-физическим параметрам, но и по социальной организации населяющих эти миру людских сообществ. Просто можно искренне позавидовать той неистощимой фантазии, с которой она каждый раз это делает, да ещё при этом закладывает в каждый такой мир ту или иную мощную и важную Идею.

И даю движку форсаж...

Очень трогательная повесть. Прежде всего выбором центрального персонажа — мальчика в инвалидном кресле. Чувство сострадания сразу делает привлекательным и главного героя, и саму книгу. Однако, это ведь Крапивин, и он вовсе не намерен спекулировать драматической жизненной ситуацией своего героя. А просто вводит в повесть другого её главного героя — тоже мальчишку, ровесника Ромки — Серёжку. Собственно, аннотация уже объяснила нам, что Серёжка обладает замечательной способностью — он умеет превращаться в самолёт. Небольшой такой, полуспортивный моноплан. С совершенно особыми опознавательными знаками и запоминающимся бортовым номером.

Поскольку книга относится к циклу «Безлюдные пространства», то понятное дело, что все приключения парочки друзей, по крайней мере их ночные похождения и даже полетания, совершаются как раз на территории этих самых Безлюдных пространств. И в этой повести Крапивин попытался максимально подробно изложить читателям (а заодно и персонажам книги) суть этих самых Безлюдных пространств, их предысторию и наполнение. И это было важно сделать именно в этой книге, потому что в последующих книгах цикла читатель уже должен был понимать, что и как тут устроено и чего можно и следует ему — читателю — ожидать. Ему и героям повестей.

Однако помимо ночных приключений много времени у пацанов уходит на чисто реальные дневные всамделишные приключения (хотя и ночные полёты «во сне и наяву» тоже, как оказалось, нельзя было признать чисто сонными явлениями) и на настоящую мальчишескую (и не только мальчишескую) дружбу (и не только дружбу). И эта составляющая повести ничуть не менее важна для крапивинских текстов и для крапивинских смыслов. Потому что даёт понять подростковому крапивинскому читателю тезис о неразрывности существования в реале и в мечтах и фантазиях. И хотя автор в самом конце немного мистифицирует содержание, заставляя одного из персонажей вернуться в мир реальности буквально с того света, однако для смысла и для оптимизма этот ход оказался вовсе не лишним.

Кто я? Зачем и почему?

Наконец-то мы вернулись из глубин дальнего Космоса на старушку Землю. Правда планета наша теперь уже выглядит совсем чуждой, да и немудрено по прошествии нескольких тысяч лет, ведь и со времени событий предыдущего романа прошло немного-немало, а всего пару тысяч лет. Изменился не только мир Земли, изменилась и вся ситуация с Лигой Миров. Тот самый Враг, о котором шла речь в предыдущих двух романах, всё-таки одолел содружество и подчинил всё и вся себе. И вроде как и на Земле теперь тоже правят и управляют они.

Однако узнаём мы обо всём этом постепенно. А для начала мы просто вникаем в жизнь одного из полудиких племён коренных землян. И вместе с ними воспитываем подобранного в лесу странного человека, потерявшего память до состояния едва ли не младенца. А потом, по мере привития ему навыков взрослого самостоятельного мужчины он отправляется в привычный для этого цикла романов квест. И более половины объёма книги мы следуем вместе с ним по бывшей родной планете, попадаем в разные ситуации и тем не менее упорно приближаемся к своей внезапно осознанной цели, к городу сингов.

Вторая часть романа состоит из проживания нашего героя в этом городе, и тут уже все происходящие с ним происшествия и события приобретают совсем другой смысл и другое содержание. И именно поэтому в тексте отзыва этот человек ни разу не назван мной по имени — просто потому, что и имя его меняется по ходу событий, и сущность открывается совсем иная. И это как раз и составляет часть интриги романа.

Наверное вот эта вторая половина романа чуть менее увлекательна, нежели вся его первая половина — и наукообразностей много, и всяких рассуждений. Однако в конце-концов всё более-менее проясняется, как для читателя, так и для главного героя.

Когда один год длится 60 земных лет...

Если вы любите средневековые романы с осадами и штурмами городов, с любовью между людьми разного сословия, с описаниями атак и оборон, с особым осенне-зимним состоянием и текста и атмосферы, с романтикой и поволокой — то вам сюда. Какое средневековье? — воскликнете негодующе вы. — Ведь всё происходит на другой планете! И будете правы… и неправы. Потому что выживающие на этой планете вот уже в течение нескольких столетий «земляне» полностью отказались от всех и всяческих технологических достижений своей расы в силу соблюдения закона Лиги Миров о недопустимости инопланетного культурного воздействия на представителей высокоразумных инопланетных рас (врасу). И потому вынуждены полностью существовать ровно в тех же условиях «средневековья», в которых живут и выживают местные аборигены.

Однако волей или неволей то и дело возникают смешанные браки между двумя разумными расами, и хотя потомства такие браки не оставляют (в силу генетических различий), однако же взаимное, пусть и точечное, влияние эти гибридные связи всё-таки оставляют. И этот роман частично и об этом.

Но в большей степени книга может быть прочитана как романтическая история любви и неравного брака на фоне военных действия с ордой наступающих кочевников. И эта событийная составляющая романа выписана Урсулой куда как замечательно — рельефно и выпукло, контрастно и не без сочувственной сентиментальности.

Но вот какая штука для меня оказалась значимой — по воле братьев Стругацких мы, в общем-то, привыкли к тому, что земляне, обычно будучи выше развиты технологически, непременно осуществляют так называемое прогрессорство, т. е. намеренное и по мере возможностей рассчитанное воздействие на естественный ход течения истории тех или иных инопланетян. А вот Урсула Ле Гуин как раз-таки в этом своём романе чётко и недвусмысленно сформулировала прямой запрет на такое воздействие. Причём запрет этот касается даже вероятностей ненамеренного, случайного «прогрессорства». Удивительное дело, в американской литературе и такие взгляды. В 60-е годы!

В восьми световых годах от ближайшего обитаемого мира...

Какое великолепие сочетания космической фантастики и фэнтези. И хотя автор в предисловии прошлась с иронией и критикой в отношении себя самой, имея ввиду недопустимость смешения столь разнородных жанров в одном произведении, однако при чтении никаких таких сомнений и тем паче отторжений не было и нет. Ну и что, что «смешались в кучу кони, люди»! Ну и что , что на одном игровом поле действуют разумные человекообразные расы примерно бронзового века технологического развития и сверхсветовые корабли! Ну и что, что на планете насчитывается одновременно и параллельно живущих пять разумных рас (хотя — как они не помешали друг другу развиться до разумного состояния — известно только одному богу этой планетки, обращающейся вокруг могучего Фомальгаута). Ну и что, что в качестве пегасов тут выступают животные сродни крупным кошкам с крыльями. Ну и что, что считаются вступившими в Лигу миров любые разумные расы вне зависимости от их желания — открыл Роканнон на планете новую разумную расу и тут же подумал, что вот ещё один член Лиги.

Всё это и многое другое нисколько не мешает вовсю наслаждаться чтением текста книги, удивляться авторским придумкам и романтическим ходам, любоваться красотами этого странного мира — странного и животно-растительными формами, и разумными расами (некоторые из которых так напоминают наших земных гоблинов и троллей, эльфов и прочих представителей малого народца).

Значительную часть объёма романа составляет некий квест, совершаемый главным героем Роканноном в сопровождении своих местных друзей. Квест изрядно приключенческий и отчасти героический, не без доли мистического и вместе с тем вполне реалистический.

В этой книге основная её идея не так ярко выражена, как в предыдущей повести цикла — наверное всё-таки речь идёт о личном героизме и о некоей жертвенности Роканнона во благо народов не только Лиги миров, представителем которой он являлся, но и во имя благополучия всех разумных народов этой планеты, да и просто во имя сохранения самой планеты.

Звёзды — следы трассирующих пуль, тоже являются частью Вселенной…

Вот даже не понимаю, почему эту повесть относят к фантастике? Только из-за того, что мальчишка знает звёздное небо северного полушария и способен его по памяти нарисовать? Маловато для фантдопа, как мне кажется.

На мой вкус — это простая подростково-детская вполне реалистическая история. В которой есть мечта и есть мальчишеское открытие, и стремление подарить это своё открытие людям, и недопонимание и даже огульные обвинения со стороны взрослых, и детская обида. И встреча с хорошими тёплыми умными настоящими людьми, которые сходу тебя поймут и примут твой дар, и одарят тебя взамен теплом своей души и своего сердца, и посеют в детском растущем разуме веру в человека и в добро.

Учитесь управлять страстями!

И если ты своей владеешь страстью, А не тобою властвует она (Р. Киплинг)

Если бы Золя написал свой роман примерно в наши времена, то я бы сказал, что здесь явно заметно влияние короля ужасов Стивена Кинга. Однако, поскольку всё ровно наоборот, то имею предположить, что Стивен Кинг однажды прочитал эту книгу, и явно или неявно, но она могла оказать своё влияние на творчество этого популярного современного писателя.

Хотя, казалось бы, ничего не предвещало присутствия именно чего-то ужастического — неприятного, реалистического — да, но ужасного… И аннотация готовила читателя к чтению физиолого-психологической любовной драмы, основанной на некоем криминальном событии. А может и событиях. И вроде бы с самого начала к тому и шло — мы постепенно знакомились с Терезой и её семьёй, проникались сочувствием к тому существованию, которое она вела, вынужденно выйдя замуж не по любви, а из чувства долга, уничижительно воспринимали её дражайшего супруга, да и всю компанию друзей семейства тоже не отличала ни глубина личностей, ни широта души. И будущий любовник Терезы месье Лоран тоже представал перед читателем мелким хлыщём.

Но вот появилась страсть и возникла любовная греховная связь, и оба наших героя кардинально изменились — и в Терезе и в Лоране жизнь буквально проснулась. И поскольку сила страсти прямо пропорциональная силе влечения и зависимости от своего партнёра, то наша парочка едва ли не одновременно и независимо друг от друга вскоре пришла к одному и тому же выбору — устранить мешающего им супруга Терезы.

Сказано — сделано. Однако чтобы не попасть под подозрение, оба любовника вынуждены не то что скрывать свою связь, но даже и прервать свои сношения-отношения — во избежание. А дальше как у Бекбедера — любовь живёт три года. И кроме того, натуры страстные так сильно расходуют себя в порывах своих страстей, что колебания маятника у них всегда имеют широкую амплитуду. И потому рано или поздно, но отношения любовников явно заходят в тупик. А ещё в силу впечатлительности художественной натуры Лоран буквально впадает в маньяческое состояние — везде и всюду ему мерещится утопленный им Камилл, начиная от любых собственных картин и заканчивая любовно-супружеским ложем.

Чем вся эта психологическая триллеровщина заканчивается — наверное объяснений не требует.

А где же тут ужастики-то? — воскликнете вы. А вы попробуйте сами почитать все эти описания внутренних состояний и Терезы и Лорана после совершённого ими преступления, да ещё представить себя на месте того и другого персонажа, и ей-ей, в вечернем сумраке комнаты да при выключенной лампе и вам может примерещиться всякая чертовщина. В общем, Эдгар По, Николай Гоголь и Стивен Кинг в одном романе!

Привет с Пандоры! Или Пандоре...

Помните знаменитый кэмероновский фильм? Да нет же, не «Титаник» — неужто не понятно, что речь идёт об «Аватаре»! Ну вот, вспомнили. Так вот, если кто-то из смотревших фильм не очень любит читать, то может смело пропустить повесть Урсулы Ле Гуин мимо себя. Просто потому, что основная антуражная калька в «Аватаре» буквально снята со «Слова...». Ну да, планета с причудливым растительным и животным миром налицо (правда животный мир в повести где-то на задворках повествования). Аборигены разумного типа, стоящие, по привычным земным меркам, на более «низкой» ступени развития, есть, причём, как и в названном фильме, эти местные находятся с природой своей планеты в довольно оригинальных и необычных взаимоотношениях. Колонизирующие планету и вовсю при этом наступающие на природную среду земляне тут как тут, причём точно так же вырубаются леса и эксплуатируются бессловесные и неспособные дать сдачу аборигены. И даже негодяй офицер с квадратной челюстью будет к услугам читающего (правда в чине капитана, а не полковника).

Однако всё-таки лучше эту небольшую, но такую вместительную повесть прочитать, потому что, как водится у хороших писателей, за увлекательным и остросюжетным, умным событийно-сюжетным рядом скрывается второй, но на самом деле основной смысл. Раскрывать всю кухню Урсулы Ле Гуин совсем не хочется, однако стоит просто иметь ввиду, что при желании можно долго и глубоко рассуждать и даже спорить относительно идей, взятых автором в основу представлений аборигенов этой планетки. И тут диапазон может быть самым широким, от простых «зелёных» экофилов и экософов до Вернадского, Блаватской и прочих Рерихов.

PS Когда в российские ВУЗы попали вьетнамцы и поселились в советских общежитиях, то всех их соседей удручала привычка не мыть тщательно сковороду, а просто выжигать её на газу. А всё на самом деле просто — качественных СМС в джунглях нет, а во влажной жаре всякие микробы и прочая вредная живность заводится быстро... Просто другая культура с другими условиями существования.

В далёком созвездии Тау Кита...

Книга, обозначенная как первая в Хейнском цикле (хотя сама Урсула считала несколько иначе). Ну, да ладно, будем разбираться по мере продвижения вперёд и вглубь.

В далёком созвездии Тау Кита

Всё стало для нас непонятно,

Сигнал посылаем: «Вы что это там?»

А нас посылают обратно.

Итак, перед нами яркий образец социософской фантастики. Причём не сразу и поймёшь, чего в этом романе больше — социо- или -софии, а может и просто фантастики. На самом деле этот трёхкомпонентный литературный коктейль конечно же состоит из трёх равновеликих (по пропорциональности) вышеназванных ингредиентов.

Для раскрытия своего творческого замысла Урсула придумала совершенно необычную форму существования тау-китянского социума: материнская планета Уррас с высокоразвитым обществом производства и потребления (по типу нашего родного капитализма) и её сотоварищ по планетарной системе Анаррес, на котором во времена оные поселились беглецы-переселенцы с Урраса, придерживающиеся коммунистических анархических взглядов и убеждений и решившие на практике доказать своим собратьям (или со_врагам) жизнеспособность и прогрессивность своего образа жизни. Вот и вся фабула: с одной стороны — общество едва ли не благоденствия (которое террийцы-земляне считают едва ли райским), с другой — испытывающее (в силу особенностей своего планетарного мира) постоянные затруднения коммунарско-анархическое общество.

На Тау Ките живут в красоте,

Живут, между прочим, по-разному

Товарищи наши по разуму.

Чтобы описания того и другого общества не были скучными и тягомотными, Урсула делает это, включая в сюжет главного героя физика-теоретика Шевека и прослеживая вместе с читателем все перипетии его жизненного пути. И конечно же, постепенно перед этим самым читателем вырисовываются все детали и подробности организации как общественной жизни на Анарресе (напомним, что государства как такового там нет), так и личной тоже. Причём получается, что одно неотделимо от другого, и что даже такие негосударственные институты, как сексуальное партнёрство (вариант брака) вынуждены всё-таки подчиняться суровой действительности, и вместо полной свободы (помним, что тут анархия) получается сплошная «осознанная необходимость». Мало того, постепенно открывается, что хотя официальной бюрократической машины здесь нет, однако всё равно в ходу и влияния на те или иные решения, и принуждения к тому или иному. Индивидуальная свобода становится, по-сути, фикцией. И даже в области научного творчества все эти моменты живут и царствуют.

А на материнской планете, казалось бы, всё должно быть иначе, ведь это общество полной личной свободы. Однако прилетевший туда Шевек постепенно обнаруживает, что все показные и декларируемые свободы на Уррасе являются точно такой же фикцией и показухой. И в конце-концов наш революционер вынужден отправиться назад, на свою неродную родину, на Анаррес. Увозя с собой…

На Тау Кита чегой-то не так,

Там таукитайская братия

Свихнулась по нашим понятиям.

А вот тут открывается уже фантастическая составляющая книги, ибо Шевек занят ничем иным, как теоретическими выкладками относительно свойств Пространства-Времени; практическим результатом его открытий стало бы создание нуль-транспортировки (т. е. мгновенного переноса материальных тел) и ансибля (устройства для мгновенной связи) — всё то хозяйство, что послужило научно-материальной технологической основой для создания будущей Лиги всех миров. Правда в тексте романа мы мало что узнаём о том и другом, просто и нуль-Т и устройства мгновенной связи иногда мелькают в тексте романа в качестве понятий.

Чтобы не было простого схематического линейного развития сюжета, Урсула излагает предшествующие события и текущие актуальные поочерёдно, при этом мы то читаем главы о нахождении Шевека на Уррасе, то возвращаемся в его прошлое на Анарресе: таким образом одновременно и параллельно друг другу развиваются две сюжетные линии. Что, конечно же, придаёт ощущение интриги и тайны.

На мой нынешний взгляд и вкус этому роману чуть-чуть не хватает динамичности. Зато с лихвой насыпано той самой социо- и -софии. И потому любители экшенов могут чуть подзависнуть в местах с довольно многословными рассуждениями. Однако в конечном счёте овчинка выделки-таки стоит.

P.S. В тексте отзыва частично использован текст песни В. Высоцкого «В далёком созвездии Тау Кита».

Современная сказка про жизнь... и не только

Первая книга цикла о Безлюдных пространствах. Героями которой стали 9-10-летние ребята, мальчишки и девчонки. Точнее, два мальчугана и одна девочка. Все события повести происходят именно с этими детьми и вокруг них. Присутствующие в книге взрослые (куда ж от них денешься) выполняют в основном роли второго плана. Однако это вовсе не обозначает, что им отведены только реплики «Кушать подано» и всё (хотя и такие, причём в буквальном смысле, речевые обороты тут тоже имеются). Конечно же мир ребят тесно переплетён и с миром взрослых, причём вовсе не всегда это переплетение взаимоприятное и обоеполезное. Ну как могут среагировать нормальные взрослые на появление в городе сначала слухов о гигантском кузнечике, а затем уже и его самого? Конечно же только отправить воинскую команду — пиф-паф решает все проблемы — так зачастую думают эти самые невозможные взрослые. Именно вот это враждебное восприятие мира вообще и в особенности непонятных и неизученных его проявлений и становится камнем преткновения для трёх ребят и взрослого мира.

Но это только центральная мысль. А так это конечно же книга о дружбе и о принципах, о данном слове и о любви (не той, о которой некоторые сейчас подумали), о чуде и о вере в это чудо, о красоте и гармонии. И конечно же это книга — мечта, мечта о том, что когда-нибудь наступит время, когда будет отброшено в сторону оружие и вражда, исчезнут навсегда готовность стрелять и убивать, когда можно будет не потихоньку, а открыто выводить жёлтых солнечных кузнечиков и разгадывать тайны Мироздания, пусть даже и пытаясь рассмотреть их сквозь дырчатую Луну...

И ты туда же...

Скажу так — это далеко не лучший роман прославленного писателя-фантаста. По крайней мере в моём восприятии и оценке. Хотя, казалось бы, чего кочевряжиться: идея множественности миров, возможность перемещений между этими мирами, любовно-романтическая история вперемешку с приключенческими ходами и выходами, некий мистико-религиозный уклон…

Стоп-стоп-стоп… Вот как раз в этом религиозно-антирелигиозном уклоне, наверное, собака и зарыта. Просто мне не очень интересны книги на всякую божественно-антибожественную тематику, всяческая возня вокруг и около разных религий и способов поклонения богу/богам и тем, кто их представляет, форматы молений, исповеданий и отправления всяких прочих культовых обрядов, споры об устройстве того и этого света в рамках разных религиозных доктрин (особенно когда это уже разные сектантские верования) и пр. и пр. и пр. Вот как хотите и что угодно со мной делайте, но как только начинаются споры и рассуждения обо всём этаком, то сразу становится тоскливо и томительно, и даже имя и фамилия прославленного фантаста, оттиснутое на обложке такой книги, не становится фильтром или какой-то литературной присадкой, облегчающей процесс чтения.

Наблюдать и понимать наблюдаемое

Классический сименоновский детектив. Неспешный, с небольшим количеством экшена, с чётко очерченным кругом включённых в криминально-детективные события персонажей, с практически открытым ходом расследования, проводимого непосредственно самим комиссаром — однако, хотя почти все карты у тебя в руках, всё время идёшь уже после Мегрэ, уже после его умозаключений, предположений, догадок и гипотез. Именно вот за такую особую энергетику, за непередаваемо-неподражаемую совершенно особенную атмосферу чуть дождливого вечернего Парижа и люблю детективы именно Сименона (и в шведском варианте — Пера Валё и Май Шёвалль).

А ещё комиссар Мегрэ служит образцом и семейственности, и верности профессиональному долгу и чести, и высокого профессионализма, таланта расследователя и исследователя, и вместе с тем высокого гуманизма и человеколюбия. Понятно, что сейчас совсем другие времена, да и нравы, надо признаться, тоже крепко изменились, однако именно вот такого рода шерлоки и являются костью уголовной полиции, должны являться.

Лицевая — изнаночная — лицевая — изнаночная...

Второе прочтение книги неожиданно вызвало двоякое к ней отношение (первый раз читал роман лет 15 назад и изрядно подзабыл сюжет). Нисколько не изменилось отношение к прочитанному как к художественному произведению — великолепная литературная обработка и мастерская подача сюжетного материала вызывает только ощущение, что перед тобой (и с тобой) ас высшего литературно-писательского пилотажа, гранд-пилот русскоязычной литературы Дина Рубина. С точки зрения литературной вызывает восхищение практически всё: и описания, и портреты, и сюжетные фигуры, и тонкий подход к воздействию на читательскую эмоциональную сферу, и умение утащить и читателя не только в мир её собственных ностальгических воспоминаний и переживаний, но и обратить его уже к воспоминаниям и переживаниям самого читателя — пусть и не «ташкентца», но тоже имеющего в своём жизненном багаже и детско-подростковые приключения, и юношеские романтические стансы, и более взрослые ходы-выходы, и теперешные то и дело нападающие ощущения ностальгической грусти по минувшему и тяги туда, где ты однажды (многажды) был юн, молод и, наверное, счастлив или, как минимум, ощущал отсутствие несчастья и горести.

А вот заметно огорчительным стало открытие в себе нового видения взглядов автора на суть и содержание жизни в советские времена — тут вам и эскапады в сторону советского колониализма, тут и явные, и скрытые, завуалированные, но всё равно заметные выпады в сторону русской части населения этой восточной республики, тут и практически упрёк в адрес властей по поводу как бы умышленного разрушения Ташкента после знаменитого землетрясения в стремлении превратить город в символ многонациональной дружбы народов, и разные прочие диссидентствующие мелочи, которые на самом деле мелочами как раз не являются, а в руках мастера пера становятся искусным «оружием идеологического нападения и диверсии».

И совсем едва ли не убил наповал финал книги — вот эта банальная голливудщина с открытием благородных корней происхождения одной из главных героинь книги стала практически отрезвляющим нашатырём для читателя (в моём лице, однако и не только в моём, ибо параллельно читавшая эту книгу супруга обратила внимание ровно на те же самые досадные грехи — ага, «муж и жена — одна сатана», я знаю, знаю…).

В итоге осталось горьковатое ощущение: лучше бы не перечитывал и оставался в сладком самообмане…

Бесконечный космос и пылинка человечества в нём...

Наверное это одна из самых мощных коммунистических утопий середины прошлого столетия. И конечно нынешнее прочтение (перечтение) романа «Туманность Андромеды» значительно отличается от первого его прочтения. Ибо было мне тогда порядка полутора десятков лет и конечно на первом месте стояли космические приключения «Тантры», а также картины устройства Вселенной и нашей Галактики, описание мира звёзд, а также все эти мечты о Великом Кольце разумных миров. А детальные и тщательные описания мира коммунистического будущего человечества пробегались глазами если не диагонально, то всё-таки с меньшим вниманием и интересом — 15-летнему пацану конечно были интересней приключения и подвиги, ну и космическая романтика.

Теперь же эта книга была прочитана с ровным и не ослабевающим вниманием. И хотя конечно же многочисленные диалоги, посредством которых автор подробнейшим образом изложил читателям весь коммунистический быт, а также социальное (наверное о государственном нет смысла говорить, ибо получается, что в романе человечество едино и государств больше нет) устройство мира землян, механизм управления обществом и все прочие детали. А также погрузил в историю развития человечества, которую оно прошло начиная с наших дней и заканчивая описываемой эрой Великого Кольца. Кстати сказать, Ефремов не пытается как-то датировать описываемое в романе время и оставляет читателям возможность вволю пофантазировать на эту тему.

Роман издан в 1957 году, т. е. ещё в докосмическую эпоху, однако многое в книге предугадано достаточно точно — например, искусственные спутники Земли и космические орбитальные станции. Конечно, какие-то книжные моменты в нынешнее время воспринимаются с улыбкой — мощность вычислительных машин зависит от их размера, межзвёздные корабли стартуют непосредственно с Земли, хотя планетолёты имеются и проще (и выгоднее) было бы стартовать с орбиты, ну и разные другие моменты. Забавно автор переназывает звёзды разных типов и классов — «железной» звездой именуется скорее всего нейтронная звезда (или выгоревший и остывший белый карлик), звёзды класса «Э» — это чёрные дыры, ну и так далее. Однако по меркам середины 50-х космогонически книга написана без явных огрехов (насколько я могу судить как неспециалист).

Вообще роман очень оптимистичный и жизнеутверждающий, и во время чтения и после окончания оного настроение практически на порядок выше обычного ровного состояния. И конечно жаль, что ныне все эти мечтания канули в Лету и подёрнулись прахом и пеплом. Хотя… сами мечтания-то вовсе не смешные, и если человечество не наглупит по-крупному и не сотрёт само себя с лика земного, то у него есть шансы выстроить-таки более-менее благополучное общество. Надеюсь, что есть шансы...

Книжка эта явно адресована ребятам начальной школы — т. е. уже умеющим узнавать буквы и складывать их в слова. А для упрощения восприятия книги читающими школярами в ней густо-прегусто насыпаны красочные картинки, иллюстрирующие то одно описываемое событие, то облик других персонажей. Картинковость эта имеет явную мурзилочную или весёло-картиночную природу, и если вы ещё помните красочное содержание этих журналов для дошколят и младших школяров, то без труда сумеете представить себе всю развесёлость и воображенческую размашистость этих рисунков.

Все четыре повести сборника буквально начинены всамделишными приключениями, читать которые не скучно не то что ребятёнку 8-10 лет, а и вполне взрослому дядьке.

Как мне кажется, книжка удалась на славу, и была не то, что прочитана — проглочена за тройку часов (из них полтора — на картинки!). Лепота и отдохновение. А если увижу книгу в продаже — непременно куплю для младшего внука, в свои четыре года он картинки посмотрит с удовольствием, а там, глядишь, и до чтения дорастёт.

Давненько я на Таймыр не заглядывал...

Перед нами классический образчик фантастико-приключенческой литературы середины 50-х годов. Причём не ракетно-космических приключений, а этно-географических. Что придаёт книжке свой особый колорит и максимально приближает читателя к героике и романтике неоткрытых земель и каких-то малых народов и народностей.

Безусловно, у истоков такого рода литературы стоят вполне реальные отчёты настоящих путешественников и учёных-исследователей. А потом в XIX веке к ним прибавился старина Жюль Верн и написал целую уйму увлекательнейших романов в этом жанре, сделал путешественные книги не просто познавательно-интересными для читателей, но и увлекательными по приключенческому сюжету. В же примерно стиле написаны и «Земля Санникова», и «Плутония», и другие подобного рода книги.

В нашем случае всё также началось с некоторого в жюльверновском стиле «вдруг» — главный герой вдруг встретился с неким человеком, который рассказал ему о некоей загадочной записке, в результате вместо заслуженного отпуска на Чёрном тёплом море наш рассказчик отправляется в составе малюсенькой экспедиции к морям северным, на Таймыр. Всё основное содержание книги составляют описания этого своеобразного полярного квеста, с добавлениями разного рода научных и не очень гипотез и версий. А ещё мы то и дело перемещаемся как во времени, так и в пространстве, рассказчиком становится другой персонаж книги, и в итоге мы как бы идём в финишную сюжетную точку одновременно-параллельно с двух сторон. С тем, чтобы в конце всё объяснилось и прояснилось.

Несмотря на середину 50-х (время издания романа) текст довольно целомудрен в политико-агитационном смысле — совсем без горделивого СССРканья не обошлось, но и не должно было, иначе и книги бы попросту не было. Однако политико-идеологические флаги в книге реют не настолько сильно, чтобы создавать мощный ветер отторжения, а потому книга читается и легко и быстро. И удовольственно.

А ларчик просто открывался

Великолепный детектив (по моим личным оценкам). Вообще себя к числу любителей или особых ценителей детективного жанра не причисляю. В том смысле, что не проглатываю заподряд всё с тегом «детектив», не отслеживаю книжные новинки в этом жанре, не сильно знаю писателей-детективщиков, ну и всё такое прочее. Из числа любимчиков конечно же Сименон, какое-то количество было прочитано По и Честертона, Агаты Кристи и Конан-Дойла, было время чтения Эда Макбейна, Рекса Стаута, шведов Пера Валё и Май Шёвалль и… а вот больше уже никого и не припомню. Т.е. конечно знаю (слышал) о Спиллейне, Чандлере, Гарднере и Чейзе, но и то уже последних двух пришлось вспоминать посредством запроса в ПК, ибо то ли совсем не читал, то ли совсем не запомнились.

Так что понятно, что критерии оценивания книг этого интересного для многих и любимого многими жанра у меня весьма специфические. Ну и вот согласно этим критериям детективщики-супруги Пер Валё и Май Шёвалль у меня стоят на одной из верхних ступенек иерархической символической лестницы. Уж больно нравится мне их совершенно особый, неподражаемый литературный стиль. Тонкие юмор и ирония, наблюдательность и психологическая точность, отсутствие всякой героизации кого-бы то ни было, глубокое проникновение в души как главных героев, так и других менее значимых персонажей, умение (и талант) точно сформулировать суть своих мыслей и эмоций, так, что читатель точно попадает в унисон с мыслями и чувствами персонажей, талант закрутить интригу криминально-детективного сюжета, при этом сохраняется довольно высокий уровень напряжения при отсутствии всякой «горячести» сюжета — минимум стрельбы-пальбы, никаких рэмбов и крепких орешков, скорее наоборот, проза жизни, в том числе и полицейской. И постоянная ирония, порой на грани сарказма. И проглядывающая сквозь ткань повествования критика шведского «социализма» семидесятых годов прошлого века.

В общем, читаешь вроде как историю расследования обнаружения в запертой квартире трупа пожилого человека, но тут же ограбления банков, тут же засады и задержания (поданные в таким мастерским юмором, что смех вырывается уже в голос), а также и лично-частная жизнь некоторых людей и вся прочая прелесть реалистического романа. Благолепие уму и радость сердцу.

Литературный трельяж фантастической венецианской красоты

Крайне удачный сборник! По нескольким параметрам.

Во-первых, весьма знакомое авторское имя — при прочтении на корешке любой книги имени Майка Гелприна моя читательская сучность всегда делает азартную охотничью стойку.

Во-вторых, совсем новые для меня имена остальных авторов — а ведь всегда интересно и немножко волнительно знакомиться с кем-то новым — как-то оно сложится?..

В третьих, оригинальный древнегреческий мифологический посыл к раскрытию тем творческих заданий — всегда были интересны мифы именно Древней Греции (в изложении Парандовского), а не Рима.

В четвёртых, разнообразие стилей прочитанных рассказов — от авторизованных вариантов старых почти народных сказок (про Аленький цветочек и др.) сквозь стилизации вампирских, космических, этнических, попаданческих и альтернативно-исторических, мистических и эзотерических, научно фантастических и темпоральных, постапокалиптических, фэнтезийных и прочих рас_сказок уже к просто обыденно реалистическим историям (Не кисни, Сеня).

Довольно оригинальным стал принцип подбора авторов для этого сборника: прежде всего, практически все рассказы соавторские, ну и вот этот подход сборки соавторов по признаку .ru, .com + .ru и .com тоже весьма интересен — чисто наша российская глубинка, родные американские просторы и смесь того и этого — заманчиво было глянуть, что вышло.

Наконец, нельзя не вспомнить о писательском мастерстве, с которым исполнены практически все вошедшие в сборник рассказы — хотелось смаковать и вкушать и тщательно разжёвывать и перекатывать во рту и даже иногда пристанывать от вкуснотищи.

Один из лучших сборников зеркальной серии! Это впечатление/ощущение после прочтения. Но при этом нужно иметь ввиду, что примерно такое же восклицание рождалось после прочтения почти каждого «зеркального» сборника, что говорит только о полном успехе всей «зеркальной» задумки.

Плохо, когда возвращаются Древние Боги, но гораздо хуже, когда это Боги Жестокие…

В этом романе Мария Семёнова выступила в совсем для меня неожиданной ипостаси — вместо привычного славянского героического фэнтези читатель получил добротное научно-фантастическое историко-приключенческое чтиво. С несколькими смысловыми и сюжетными линиями, которые довольно длительное время развивались казалось бы вне всякой зависимости друг от друга, однако же подобно параллельным в математике Лобачевского всё равно стремились друг к другу и в конечном счёте если не слились, то всё-таки встретились. Пусть уже только в самом финале книги, однако же столкнулись нос к носу и проблема к проблеме.

Казалось бы, где тема древних богов Египта и где наш современный спецназовец и немножко рэмбо? А вот поди ж ты, волею авторов разыгрываются карты сразу нескольких сюжетных и временных пластов: наша современность с некоторым откатом назад, космические приключения разных инопланетянцев и затем уже перевод стрелок в Древний Египет (тут придётся перестать что-то расписывать, дабы избежать ловушки спойлерства).

Каждый сюжетно-событийных пласт прорабатывается авторами достаточно увлекательно и заманчиво, с каждым новом переходом в другую главу (и соответственно, к другим персонажам) ожидаешь возвращения в предыдущим героям, и в результате в принципе всё время внимательно отслеживаешь происходящее. Хватает в книге и героического, и боевого, и приключенческого, и фантастического содержания, так что в этом смысле роман оказался если не богат, то как минимум разнообразен. А романтическая составляющая подобно специям вносит свои вкусовые оттенки. И концовка книги с явным вопросительным знаком в конце текста как бы намекает на развитие сюжета. Хотя никаких следов возможного продолжения я не обнаружил — ну, значит придётся додумывать самому :-)

Однажды лебедь, рак и щука задумали играть квартет…

Семейно-творческая пара маститых писателей-фантастов привычно порадовала. Привычно не означает скучно и безрадостно, а является здесь синонимом слова «надёжно» — сколько бы раз уже не брал в руки книги Дяченок (а это уже 14 прочитанная книга) и в каком-бы своём собственном расположении духа не брался за их чтение, всё равно итог был практически всегда один — отличная (или очень хорошая) оценка, увлекательное чтение, интересные идеи, сильное воздействие на эмоциональную сферу, желание продолжить знакомство (да какое знакомство — длящиеся уже 9 лет отношения!) с авторами.

Авторы придумали великолепную идею. Наделив одного из главных героев повести необычным даром

Однако авторы пошли дальше и придумали великолепный сюжетных ход, столкнув в лобовом контрконтакте двух таких людей, причём конечно же это разнополый вариант (и слава богу, ибо куда можно было бы завести сюжет в случае взаимной однополой тяги сами можете себе представить). И вот тут-то всё и началось — вместе тесно, а врозь и вообще невозможно. А что делать, если у вас разные морально-нравственные принципы и этические установки? Куда будет двигаться этот своеобразный тяни-толкай? Какую музыку будет играть такой дуэт?

Вот Марина и Сергей вовсю и поупражнялись сами, понапридумывав всяких происшественных приключений на обе многострадальные пятые точки наших двух главных героев, и заставив поупражняться читателей в попытках подставить себя на место то Анжелы, то Влада, и покрутить разные варианты уже со своим участием. Любопытная, я вам скажу, игра получается...

Искусство быть собой и искусство быть другим, причём одновременно используя эти два незыблемых психологических принципа и постулата безусловно могут и должны подсказывать нам всегда и везде выходы из любой ситуации. Однако когда твоя свобода и воля ограничена волей и свободой другого человека — жить таким образом чрезвычайно трудно и сложно.

Кристалл Мироздания и обвивающий его серпантин Дороги...

Представленные в этом сборнике семь повестей Владислава Крапивина являются базовым комплектом цикла о Великом Кристалле. Помимо этих произведений разные составители тематических подборок присоединяют к циклу кто ещё пару произведений, а кто-то доводит количество присоединяемых аж до восьми, расширяя тем самым список до 15 пунктов, а то и более. Можно с этим спорить, а можно просто иметь ввиду и при желании познакомиться и с другими примыкающими книгами. Сам я такие соседствующие повести попробовал прочитать — да, связь безусловно имеется и потому читать или не читать другие книжки из расширенного цикла, решать каждому. Я, похоже, с той или иной интенсивностью всё-таки полезу вглубь Великого Кристалла, т. е. потихоньку-полегоньку-понемножечку буду читать ВК и дальше.

Сама идея Великого Кристалла по своей сути является многомерной. Т.е. это и в философском смысле Мироздание имеет многоплоскостность и многовариантность; однако и в физическом, материальном смысле, по мысли Крапивина, Мироздание имеет такую сложную кристаллическую структуру. Или похожую на то, что он описывает в своих повестях. Насколько эта идея соответствует научным представлениям — этого никто не сможет сказать и по сей день , ведь любой земной (да и внеземной тоже) Наблюдатель всегда находится внутри своей Плоскости Мироздания и потому может наблюдать и как-то фиксировать и документировать только внутриплоскостную картину мира, только ту физику, которой отвечает этот мир, эта Грань Кристалла. А тут ещё кстати будет вспомнить про так называемый антропный принцип — правда, это может увести нас в другую сторону, и потому на этом молчок, вспомнили и тут же забыли.

А ещё эта идея хороша тем, что Крапивин создал целый Мир Великого Кристалла, со сквозными героями-персонажами, с перекрещивающимися взаимопроникающими и взаимовлияющими событиями (причём иногда возникает ощущение обратной причинно-следственной связи), с вариациями расширения идеи уже собственными усилиями самого читателя...

Вообще космогонисты давно уже имеют в своём арсенале несколько разных космогонических мирозданческих гипотез — тут вам и пузырящаяся Вселенная, в которой местные вселенные являются каждая отдельным пузырьком; тут и чёрнодырные варианты, когда выходы в другие Миры проходят сквозь чёрные дыры, и нужно пройти сингулярность, чтобы попасть в мир иной (на самом деле всякая привычная физика в этой точке разрушается до основания, и шансов «пролететь насквозь» нет ни у кого, т. е. в «мир иной» попадёшь точно, но это будет уже совсем другое «небо»).

Все эти научные мыслительные игры безусловно увлекательны, и я всегда интересовался этой проблематикой и с упоением зачитывался вполне научными статьями в разных научпоповских журналах. Однако для Крапивина представляемый им мир Великого Кристалла интересен как раз не другой физикой, не иными небесами и созвездиями. Крапивинский интерес в том, что на какой бы грани ВК не находились персонажи повестей, всегда в центре внимания будут понятия морально-нравственные, этические и гуманистические. Не зря ведь главными героями всех повестей являются дети — ребята 9–14-летнего возрастного периода как раз являются самыми чистыми и светлыми душами, теми, которые жадно познают этот мир (и в его физическом смысле, и в социально-этическом тоже), и многое из реальной картины мира не принимают, отрицают — не будем перечислять все наши не совсем чистые взрослые реалии существования, мы их все прекрасно знаем.

По замыслу командора Крапивина именно таким детям, правда наделённым некими особенностями (например, умением переходить из одной Плоскости ВК в другую) и предстоит творить Будущее. Напрямую Крапивин об этом не пишет, но ведь он явно подталкивает своих героев именно к этому — к изменению того никого не устраивающего «порядка» в той или иной Грани, и к совершенствованию таким образом всех населённых миров. А чтобы помочь таким детям, Крапивин придумал и ввёл в этот мир Командоров, т. е. людей, стоящих на страже детей с такими особенностями, всячески их оберегающих и помогающих им всем чем можно. Но прежде всего просто спасающих.

Конечно, образ Командора Крапивиным введён специально не только для развития сюжетов повестей и для придания новых смыслов, но прежде всего это трансформированный Крапивиным образ стругацкого Учителя и Наставника (помните, у Стругацких в их повестях то и дело встречаются эти индивидуальные Учителя и Наставники, посредством которых осуществляется воспитание человека Будущего: «Полдень. XXII век», «Жук в муравейнике» ...). Поскольку и сам Крапивин вовсю занимался воспитанием ребят именно такого возраста, о котором он постоянно пишет в своих романах и повестях, то отчасти этот образ Командора списан им с самого себя — наверное в чуть идеализированном варианте, но всё-таки и с себя тоже. И ещё и поэтому цикл этот обращён не только к подростково-юношеской аудитории, но и к людям более взрослого периода — каждый человек способен стать крапивинским Командором в реальной нашей современной жизни — пусть не для сотен и не для десятков ребят, но тогда хотя бы для нескольких и некоторых — для своих детей и их друзей. Я думаю, что ещё и в этом был смысл этого цикла.

Конечно, по мере продвижения по циклу мы читаем разного Крапивина: сначала это идеалистический романтично-сказочный творец мира ВК, однако постепенно меняются реалии окружающего мира, приходят конец 80-х и начало 90-х, и Крапивин явно страдает от того, как быстро и как решительно всё валится в тар-тарары, как моментально слетает с людей мишура былой (а былой ли?) цивилизованности и приходят времена если не варварства, то падения нравов уж точно. И это заметно и по настрою его последних двух повестей — грусть-тоска и упадничество прокрадываются в энергетику этих книг и заражают этим состоянием и читателя.

То ли небыль, то ли быль...

Да, эта повесть — явная попытка поставить отчётливую точку в цикле. И потому о самом ВК и о уже привычных полюбившихся читателям героям предыдущих повестей — мальчишках с разных плоскостей ВК — здесь практически не упоминается. Вернее, как раз только лишь упоминается пару раз.

А в центре — последние месяцы и недели жизни постаревшего и переставшего творить подростково-детского писателя. Который, будучи тяжело и скорее всего неизлечимо больным, отправляется в последние странствия по местам своей памяти и встречает на своём пути мальчишку Сашку, подрабатывающего проводником и экскурсоводом по необычным местам, а по сути и по своим необычным возможностям являющимся лоцманом по разным странным сопредельным мирам и, вероятно, по другим плоскостям ВК.

Понятно, что в процессе тесного общения между нашими героями возникает практически дружеская привязанность и они оказываются связаны едва ли не кармически, предназначенчески. Не зря автор разыгрывает карту с переменой ролей и имён в одном из финишных эпизодов повести.

Отвлекаясь от сюжета так и хочется заметить, что последние пара повестей так и наталкивают на мысль, что какие-то моменты имеют отношение непосредственно к самому автору, к Владиславу Крапивину, к его биографии и к пережитым и переживаемым жизненным обстоятельствам. Да и в другие повести, написанные автором вне этого цикла, явно вставлялись какие-то эпизоды из реальной жизни писателя и командора Крапивина. Просто уверен в этом.

А вообще конечно явно стало заметно, что Командор Крапивин и постарел и слегка не то, что отчаялся, но как минимум погрустнел, встретившись с реалиями 90-х. Всё-таки он хоть и не был певцом Полудня (т. е. напрямую не описывал счастливые миры коммунистического Будущего), однако, как мне кажется, страстно мечтал о наступлении такого времени, мечтал и делал для его наступления всё, что было в его писательских командорских силах. Не вышло, и от этого так сильны его разочарование и горечь, что прорываются в тексты его повестей.

У меня всего лишь три желанья, нету рыбки золотой… —пела когда-то Алла Пугачёва

И опять несоответствие официальной рекомендации «Для среднего школьного возраста» и реальной направленности книги, адресованной скорее для аудитории 18+. Не в том современном смысле 18+, а просто опять в тексте повести очень много взрослого, даже не юношеского, а средневозрастного. Большой массив всего и всякого о спецслужбах и взаимоотношениях с их представителями, частично о формах и методах работы с негласным аппаратом, включены уже в текст «голубые» оттенки смыслов, по крайней мере какие-то намёки. Т.е. явно чувствуется время написания повести — 1991 год. Крах и упадок великой империи.

Однако имеется и другая событийно-сюжетная линия, которая вновь приближает нас к проблематике Великого Кристалла, сводит читателя с уже известными нам героями предыдущих повестей, мальчишками-пограничниками, умеющими бывать на разных плоскостях ВК. А также вбрасывается проблема переосмысления собственной жизни и возможности пережить её заново, начиная с определённого момента, и конечно же тут как тут ситуация выбора, которая при этом возникает — как воспользоваться имеющийся у тебя Лунной рыбкой? Главный герой повести художник-Валентин Волынов этот вопрос для себя решил...

И да, ощущение, что сама идея Великого Кристалла уже полностью сформирована и сформулирована автором в предыдущих повестях, пока что подтверждается, потому что новых смысловых оттенков в этом контексте в этой повести уже нет.

А неплохо день сожгли мы с тобой…

Вот в этой коротенькой небрежной фразе, брошенной главным персонажем (не рассказчиком, а тем, о ком идёт речь) фактически автору (или тому, от чьего лица ведётся рассказ), собственно говоря, и заключается вся сущность этого «лёгкого» человека. Потому что этот молодой парень наполняет свою жизнь… ничем. Нет, конечно же он живёт, ест и пьёт, и любит бегать за девицами, и имеет солоху (женщину, с которой имеет более тесные отношения), и сочиняет стихи, и совершает массу других жизненных дел и поступков. Однако при этом вся его жизнь занята как раз ничем, пустотой, прожиганием. Девки, девицы, девушки, барышни, горничные, конфетницы, работницы — неважно, кто они, главное, что они есть и за ними можно и нужно приударять. Вот и всё, чем живёт этот молодой 19-летний парень.

Но вот вспоминаю себя 19-летнего… Хотя да, в армии был, не до дамского полу было, да и женат уже был, и даже дочкой обзавёлся, так что…

Такой вот рассказ, просто один день, проведённый в компании одного своего знакомого. А цепляет!

Давно я не бывал в Париже...

Роман, вмещающий в себя восемь рассказов (из 14, ибо слушал аудиоверсию). Восемь великолепных зарисовок из жизни Парижа и парижан с парижанками. Начиная с благочестивых сексуально озабоченных дам, умудряющихся даже служителей церкви рассматривать именно с этого ракурса (впрочем, краткие характеристики этих служителей утверждают читателя в мысли, что те совсем не отрицают мирские и телесные соблазны), переходя затем в мир начинающих кокеток (хотя кокеткам этим лет по десяти), которые уже вовсю проявляют «настоящие женские» качества — жеманство, двуличие, стремление исподтишка сделать пакость своей сопернице и всё такое прочее, и заканчивая пронзительными картинами безработицы, нищеты, отчаяния, голода, обречённости… В итоге перед нами предстаёт стереоскопического качества реалистическая картина жизни Парижа и парижан и вообще всей буржуазной Франции последней трети XIX столетия.

Нужно ли говорить о великолепии литературного языка Эмиля Золя? О точности и сочности его описаний и характеристик, о глубине проработки образов и о филигранной точности определений, которыми он все эти качества персонажей описывает? О тонкой иронии, искрометном смехе и горькой гримасе ровно в тех местах, где они и должны находиться? О... Впрочем, нет, не буду, всё равно на слово никто не поверит. Чтобы поверить, нужно проверить самому — взять в руки и прочитать. Или прослушать (как это сделал я).

Космос велик, но не бесконечен — для нас всегда будут существовать какие-то пределы...

Повесть, которая для меня в творчестве Ивана Ефремова долгое время была на самом первом месте (на втором «Туманность Андромеды», а потом шли рассказы). Понятное дело, что такое ранжирование произошло ещё в подростковые времена, а после прочтения и перечтения произведений Ивана Антоновича уже в нынешнем вполне взрослом состоянии понимаю, что перемена мест неизбежна — явно стали выходить вперёд «Таис Афинская», «Лезвие бритвы»... Однако, как известно из науки математики, от перемены мест слагаемых сумма не меняется, и И.А. Ефремов для меня как и прежде является одним из самых авторитетных писателей-фантастов 50-70-х годов. Авторитетных и по литературному мастерству, и по ширине охватываемых тем, и по глубине их проработки, и по увлекательности сюжетов, и по яркости различных описаний, и по привлекательности героев и персонажей его произведений…

А «Cor Serpentis» для меня была (и осталась) интересна необычностью самого сюжета — случайная встреча в глубинах дальнего космоса двух космических кораблей из совсем разных планетных систем, причём разных вплоть до принципов организации живой материи на самом глубоком, биохимическом уровне. И романтическая линия взаимного интереса и практически взаимной тяги друг к другу столь разных и, вместе с тем, столь похожих друг на друга живых мыслящих существ (смотри, не влюбись в инопланетянку — говорят одному из членов экипажа «Теллура», и тот задумчиво отвечает — а я бы мог…), и торжество Разума (вот как был я романтиком, так им и остался) над догматом Природы (заключительная сцена, когда одна из землянок вдруг предлагает людям фтористоводородной планеты способ замены фтора на кислород, с тем, чтобы пусть в отдалённом будущем, но всё-таки изменить их биохимию и сблизить их цивилизацию с носителями разума на основе углеродно-кислородной энергетики).

И конечно впечатлили когда-то (и сейчас подтвердилось это впечатление) описания пульсационных земных звездолётов: как-то зримо представилось, каково это — прицелиться как следует и затем отправить свой корабль в слепой полёт без участия в управлении людей, а затем проснуться, всё заново рассчитать и перепроверить четыре раза и опять прыжок вслепую… Жуть какая!

Но Ефремов так тонко и подробно-основательно всё описал и в этой своей повести, и в «Туманности Андромеды», что у читателя не остаётся ни тени сомнения в том, что всё так и будет, пусть неизвестно когда, но именно так, как рассказал нам Иван Ефремов. Писатель и Учёный.

Сказка о дружбе и недружбе

«Я подарю тебе эту звезду» (фраза из м/ф «Дарю тебе звезду»)

Было время, когда я был подписан на журнал «Уральский следопыт». И вот однажды встретил в нём эту повесть из Великого Кристалла (первая публикация в журнале «Уральский следопыт», 1991, № 6-8. С рисунками Евгении Стерлиговой.). Так получилось, что эта книга стала для меня стартовой в чтении произведений этого цикла. Потом вразнобой были «Крик петуха» и «Выстрел с монитора», и на этом чтение повестей цикла прервалось — времена были ещё безинтернетные и найти остальные повести цикла и прочитать их все до единой не получилось. Так что можно считать, что настоящее чтение всего «Великого Кристалла» происходит только сейчас. Тем более, что содержание двух других книг как-то выветрилось. А вот «Белый шарик...» в памяти остался. И в событийной, и в эмоциональной.

Владислав Крапивин закручивает и перемешивает ткань Мироздания почище любого другого матёрого писателя-фантаста. Причём это мастерство касается как обращения с Пространством в виде Плоскостей-Граней ВК, так и с Временем. Потому что в этой повести мы как бы возвращаемся к книге второй, в которой одним из эпизодов стал «запуск» в космос разумного кристалла Яшки. Да и вообще, получается так, что в каждой последующей книге Крапивин так или иначе то вспоминает, а то напрямую поселяет героев предыдущих повестей, отчего всё повествование приобретает характер гипертекста, скрывающего в себе целый гипермир, гипервселенную. Да так оно, собственно говоря, и есть, потому что имеется и название всему этому пространственно-временному конгломерату — Великий Кристалл. И в конечном итоге получается, что в цикле Крапивина спрятана целая космогоническая и одновременно философская гипотеза — цельная и непротиворечивая. По крайней мере довольно успешно объясняемая и развиваемая автор дальше.

А если уйти от проблем Мироздания и спустится к жизни простого сибирского мальчонки Стасика Скицина по кличке Матрос Вильсон, то перед нами будет простая история о дружбе и недружбе (спасибо братьям Стругацким за формулировку) — дружбе Стасика и Белого шарика (Яшки) и недружбе его с несколькими откровенными негодяйскими хулиганами и хулиганскими негодяями. Повесть простая и одновременно пронзительная и трогательная.

Нет мира под звёздами (С. Снегов «Люди как боги»)

А вот тут в центре внимания наконец-то оказывается группа учёных и исследовательская группа «Кристалл-2» и пацанёнок Витька Мохов — все эти персонажи то и дело появлялись или упоминались в предыдущих повестях цикла и как-то участвовали в поворотах событий, происходивших в разных гранях Великого Кристалла. И к читателю наконец-то приходит понимание, что это не какие-то особые небожители, которые так или иначе влияют на ход событий в разных мирах, а обыкновенные люди с одной из плоскостей ВК, изучающие и исследующие физические и всякие прочие свойства Мироздания и пытающиеся разобраться во всей этой вселенско-мирозданческой машинерии.

А пока они там разбираются, спорят, выдвигают и опровергают разные гипотезы и занимаются всякими прочими научными делами, некоторые ребята из разных граней ВК попросту умеют пользоваться то ли свойствами этой вселенской конструкции, то ли своими собственными особенностями и способностями, но во всяком случае с той или иной лёгкостью шастают из грани в грань и встречаются в некоем центральном (так мне это видится) месте, которое можно назвать Башня (башня там точно имеется, и башня непростая). И вот тут проясняется и ещё одна загадка (хотя скорее тайна) цикла — наконец-то проясняется суть Командоров и командорства и происходит передача функций и всякое такое командорское (так что пуговица пуговице рознь!).

Да, таким образом получается, что весь веер смыслов раскрылся (по крайней мере создаётся такое впечатление) и что там задумал автор дальше (а впереди ещё три повести цикла и + ещё два примыкающих произведения — если я правильно понял библиографию ВК) мы узнаем только перейдя по циклу на одно деление дальше.

Проломить Пространство и пройти насквозь и напрямую...

Судьба осиротевшего ребёнка, мальчика-подростка. И Крапивин умело крутит событийный ряд таким образом, чтобы читатель до самого конца повести не понимал, что тут реально происходит, а что, возможно, является только лишь плодом разгорячённого горькой утратой воображения ребёнка. Тоскующего по потере по-настоящему любимого и родного человека — свой мамы. И вот эта тема любви ребёнка и матери является одной из главных составляющих этой пронзительной повести. Главный ещё и потому, что эта любовь к маме и тоска по ней гонит нашего Матвея на кольцевую ветку метропоезда, гонит просто для того, чтобы бесконечно слушать до боли знакомый и родной мамин голос, объявляющей все станции.

И именно эта гонка за мамой в конечном счёте и отправляет Матвея на «несуществующую» станцию «Якорное поле», и заставляет его усомниться в реальности и маминой гибели и в искренности добрых намерений воспитателей специнтерната.

В повести кроме уже привычных героев — мальчишек подросткового возраста — и нескольких старших встречается также уже ставший привычным и потому ожидаемым старый «знакомый» — монетка в 10 колосков, а также новые артефакты — якорёк и разумный кристалл Яшка. Всё это артефакторное богатство искусно вплетено Крапивиным в основные смыслы и повести и всего цикла, и наверняка будет «выстреливать» в следующих повестях Великого Кристалла.

Также вводятся новые понятия — Командор и Пограничники; кое-что о сути этих персонажей и личностей мы узнаём уже из текста «Заставы...», а что-то наверняка будет проявляться дальше, в следующих книгах.

И, наконец, отдельным пунктом книжного «меню» является тот читательский восторг и упоение, с которым погружаешься в глубины и текстов повестей, и в глубины Великого Кристалла. Вот в моей личной читательской иерархии первое место среди писателей-фантастов прочно занимают братья Стругацкие, а на второй позиции в течение нескольких десятилетий находился Станислав Лем. Теперь же готов подвинуть пана Станислава на одну позицию ниже, переместив Крапивина сразу на второе место — вот вам результат чтения всего только трёх повестей цикла.

PS А у меня на колечке с ключами вот уже более 40 лет болтаются два предмета: примитивная открывашка для бутылок и ключ от наручников старого образца — и ключи меняются, и кольца, на которые они надеваются, но сами эти два «счастливых» артефакта непременно всегда со мной...

О пользе и опасности чипирования населения

Фишка в том, что хотя эта повесть всячески преподносится как литература для детей и подростков и вообще просто относится к детским книгам, однако на самом деле она в большей степени обращена к читателю достаточно взрослому. Ну, как минимум юношеского возраста. Просто потому, что весь заряд нравственно-этических начал и морально-гуманистических выборов, о которых идёт речь в этой книге, совершается человеком отнюдь не юным. А те юные и подростковые персонажи, которые в книге безусловно имеются и которые тоже что-то совершают, всё-таки относятся не к тем, которые делают выборы и деяния, а в отношении которых и выборы и деяния делаются. А тот мальчуган Витька, который совершает Поступок, согласно сути и повести и всего цикла, совсем не простой парнишка из реала, а как бы гость из другой Грани Кристалла, т. е. в терминологии ранних Стругацких вообще человек коммунистического будущего. Кстати сказать, и вот эти пока неуловимые и только вскользь упоминаемые в первых двух повестях персонажи из Сферы весьма напоминают как раз-таки стругацких то ли прогрессоров, то ли молодых учёных из Института Экспериментальной Истории или ещё какого-нибудь НИИЧАВО — по крайней мере энергетика этих упоминаний напрямую обращает читателя именно к ранним Стругацким, а то и к Ефремову и Снегову, разве что пафоса поменьше, а реалистичности побольше.

Впрочем, все эти вышеизложенные соображения являются всего лишь плодом ума, разгорячённого чтением великолепной крапивинской прозы. Великолепной и по задумке, и по смыслам, заложенным в повести, и по литературной форме, даже по тому скупому эпилогу, которым заканчивается повесть — накрутить хвоста приключению и в самом конце обломать жаждущего читателя, не поддаться на все читательские ожидания и загнуть линию повествования ровно туда, куда и стремился попасть автор — в точку, когда всё главное уже сказано и то, какими именно событиями закончилась история Корнелия Гласа, уже не суть важно. Тем более, что мы узнаем всё, скорее всего, чуть позже, в следующих повестях.

Was mich nicht umbringt, macht mich stärker (Friedrich Nietzsche)

Как ни крути, но от Рэя Бредбэри не отнять ни мастерства интриги, ни великолепия исполнения. Психологический триллеризм описываемой накануне Дня Всех Святых ситуации, таинство мрачно-угрожающего лунапарка, находящийся на грани сказки философизм происходящих событий и свершающихся происшествий с жителями Гринтауна — вся эта магия сюжетного и литературного очарования ухватывает читателя с первых строк книги и не отпускает до последнего точечного знака. Хотя по смыслу тут явно многоточие. Ибо никогда нельзя окончательно утверждать о полной победе над тёмным карнавалом-лунапарком и над собственными грехами и пороками — явными и тайными.

И замечательная диалектическая мысль о полезности всякого рода трудностей, опасностей и прочего страшного и тяжёлого, и борьбы с тёмными силами и со злом, потому что говоря банально-избитым языком — «то, что нас не убивает, делает нас сильнее». И как бы банально и избито это не звучало, тем не менее это так, тут старик Ницше прав, не стопроцентно, но прав.

И конечно же эта книга возвращает возрастного читателя в его подростковые годы, в те месяцы, недели и порой просто дни и даже часы, когда происходит этот количественно-качественный скачок и мальчишка-подросток превращается в юношу...

Романтика героизма. Хотя тут всё сложнее...

Для ввода в тему (и для запутывания читателя) автор написал кратенький пролог, который ничего не объясняет (конкретно для этой повести), но зато сразу даёт понять о масштабе рассматриваемых смыслов и сутей.

Сама повесть представляет коротенький многовариантный квест — квест на физическом уровне (главный герой повести едет домой, вернее, добирается), квест в пространственно-временном континууме (нам аккуратно вбрасывают понятие Кристалла Мироздания, а также закручивают петлю во Времени, квест в исторических событиях (хотя на самом деле трудно сказать, были ли описанные мониторные события в этой грани Кристалла, или они происходили в другой «плоскости» Мироздания, и тогда говорить о каком-то историзме попросту не приходится), квест героический, квест гуманистический…

Но всё это взрослое, холодное и скучное, сплошные размышлизмы. А на самом деле эта повесть попросту нацелена на то, что есть в человеке хорошее и благородное, доброе и светлое, возвышенное и романтическое, рыцарское и просто Человеческое. И когда читаешь эту повесть уже не с позиции взрослого человека, а так, как читал бы её ты сам в возрасте этак на полвека помладше, то и удивляешься и радуешься, и страшишься и отваживаешься, и сомневаешься и решаешься — в общем, делаешь всё то, что делал главный герой повести мальчишка по имени Галлиен Тукк и что делал и был готов сделать мальчишка по имени Павлик.

Вообще эта тема — мальчика-героя, трубача или горниста или барабанщика или ещё какого-то мальчишки, спасшего армию (город, отряд…) то и дело возникает у разных писателей. Ну, вот если навскидку, то Аркадий Гайдар с его Мальчишем-Кибальчишем и со всеми другими его обычными геройскими пацанами. А Крапивин просто переводит древнюю как мир тему из старого напева на новый более современный мотив. Потому что у каждого времени свои герои и если раньше мальчишка в будёновке был примером для многих ребят, то нынче это уже должен быть новый герой. Однако суть от этих перемен не меняется.

Все мы космонавты, летящие на нашем космическом корабле под названием Земля...

В этой повести Ефремов слил воедино сразу две науки — палеонтологию и космологию. По палеонтологической части (в которой он дока) возник фантдоп об обнаружении костей и черепов динозавров с явными следами воздействия какого-то оружия. Поскольку давность костных останков составляла что-то около 70 млн лет, то говорить о человеческом происхождении этих огнестрельных (или лучевых) поражений пресмыкающихся гигантов не приходится (а крутить вариант с путешествиями во времени Ефремов просто не стал, ибо его цель была совсем иная). И соответственно возникает гипотеза о давнем прилёте на Землю каких-то ребят с другой планеты совсем другой звезды (версии Марса и Венеры в повести рассматриваются и отбрасываются). И далее следует уже космологическая гипотеза, в которой замешано движение звезды по имени Солнце (Цой, мы тебя помним) по галактической орбите и возможные сближения его с какими-то другими звёздами. Сближении, давшем возможность инопланетчикам слетать на нашу планетку в эпоху мезозоя и оставить здесь во славу науки следы своего пребывания.

Однако ум учёного-палеонтолога даёт Ефремову возможность сделать ещё одно научное предположение — о причинах массового и привязанного к определённым местам Земли вымирания динозавров. Насколько эта гипотеза соответствует истине, ничего сказать не могу, но тут важно, что писатель-учёный, даже будучи фантастом, весьма отличается от писателя-фантаста простого, не обременённого системным научным знанием. И именно этим книги писателей с учёными степенями весьма отличаются от просто фантастических и тем более фэнтезийных книг — наличием научно обоснованных подходов к формированию и фантдопов и всяких прочих обстоятельств. И именно такой подход присутствует и в любимой мной повести Ефремова «Сердце Змеи». К чтению которой немедленно приступаю.

У знания нет вершины (пословица)

С писателем Иваном Ефремовым знаком давным-давно. И конечно же в первых рядах стоят его знаменитая «Туманность Андромеды» (надо бы уже и перечитать) и «Сердце Змеи» (просто обожал и обожаю классную космическую фантастику). Однако и ефремовские рассказы тоже были прочитаны довольно рано, ну и вот совсем недавно перечитаны не без удовольствия. А перед этим вторым погружением в Ефремова были не менее знаменитые и известные «Таис Афинская» и «Лезвие бритвы». Т.е. вроде как заслуженное внимание автору было оказано и в солидном объёме и в течение всей долгой (практически полувековой) читательской жизни.

Однако всё-таки некий червячок точил и точил и точил — а дневники и всякие путевые произведения ты не читал (это червячок мне изнутри). Да, как ни странно, но при всей моей любви к нехулитовской научпоповской и путешественной литературе гобийские заметки Ивана Ефремова я до сих пор и в самом деле не читал. Непорядок!

Восстановить порядок и установить внутренний покой оказалось совсем несложно. Ибо в силу доверия к писательскому мастерству автора заранее был настрой на приятие авторского стиля. Сразу нужно сказать, что хотя дневниковые записи Ефремова, деланные им во время трёх гобийских палеонтологических экспедиций (1946 г., 1948 и 1949 гг.), были им специально литературно обработаны, однако автор вовсе не стремился этой обработкой придать своим записям какой-то особый литературно привлекательный вид и формат, и для некоторых читателей стиль Ефремова может показаться и суховатым и скуповатым и сдержанным — такое ощущение, что Ефремов намеренно убрал из текста всякую приключенческую составляющую, неизбежно присутствовавшую в ходе полевых длинных выходов. И конечно автор то и дело упоминает то об одном происшествии, то о другом приключении с членами экспедиций, однако делает он это без всякого стремления накрутить приключенческости и только воображение читателя при некотором содействии его же ума и сообразительности может помочь ему отчётливо представить все сложные и порой тревожные места в рассказываемых эпизодах.

Зато все эти записи полным-полны описаниями фантастических гобийских пейзажей и природных красот — честно говоря не раз ловил себя на том, что братья Стругацкие при описании поверхности Венеры в «Стране багровых туч» вполне могли часть картин соорудить будучи вдохновлёнными чтением «Дороги ветров» (на самом деле не знаю ничего о таком факте и просто предполагаю и допускаю, что такое влияние вполне могло быть).

И конечно же эти заметки наполнены палеонтологическими деталями, ради которых и затевались эти сложные и дорогостоящие экспедиции. И в тексте мелькает такое количество довольно специфических и нечасто встречающихся в обыденной жизни терминов и словечек, что порой теряешься (и нужно иметь ввиду, что в конце «Дороги ветров» автор поместил Справку-словарь, в котором разъясняются все эти малознакомые слова. Ну, а названия всяких ископаемых ящеров всех мастей, а также древних млекопитающих и прочей бывшей живности просто нужно принимать как данное.

В общем, свою порцию удовольствия я получил — и от осознания, что старинная лакуна в библиографии Ефремова теперь заполнена, и от ефремовского особенного стиля и слога — когда к нему привыкаешь, то просто любуешься точностью и отточенностью фраз и богатством описаний. Жаль вот только, что нет в этом издании ни одной фотографии этого времени, а было бы интересно посмотреть.

Детство превращается в юность и практически сразу во взрослость

Прошло четыре года, герои первой повести соответственно превратились в 14–15-летних подростков. В этой повести основное внимание автора обращено всё-таки к Пете… хотя, на самом деле, это не внимание, а просто основным рассказчиком и центральной фигурой всего происходящего является Петя. Однако через него и с помощью его читатель и узнаёт обо всём происходящим и в семействе Бачей, и с семейством Бачей, а также о Гаврике (дружба с которым у Пети не прерывается, но приобретает новые более глубокие оттенки), и о всех других героях и персонажах цикла. Какими либо значимыми новыми героями автор эту повесть не насыщает, разве что ближе к концу книги появляются в хуторке некая дама с некоей девочкой.

Поскольку события повести происходят в 1910-1912 гг., то и общественно-политическая жизнь страны освещается применительно к этому периоду — Катаев проводит читателя вместе с Россией через смерть Льва Толстого (событие, ставшее причиной серьёзных изменений в семье Бачей), убийство Столыпина и далее вплоть до ленского расстрела рабочих и выхода первых номеров газеты «Правда». И именно эти события и стали точкой поворота во взглядах и Пети, и других более взрослых членов петиной семьи — от позиции «я сбоку», «меня это не касается» и «моя хата с краю» наши герои постепенно переходят к сочувствию и далее к прямому участию в партийно-большевистских делах, пусть поначалу по-мелочи, но всё-таки уже осознанно.

По прежнему при чтении ловишь себя на том, что несколько иначе оцениваешь те манипулятивные методы, которые используются партийными деятелями в отношении Пети и членов его семьи для решения своих партийно-революционных задач и достижения партийно-значимых целей. Всё-таки использование детей в качестве курьеров для доставки нелегальной почты и для прочих, совсем взрослых и порой просто опасных дел — как-то оно попахивает… Впрочем, с тех пор ничего не изменилось и всякими такими и подобными методами пользовались и пользуются до сих пор все политические силы, и властвующие, и оппозиционные. Методы вербовки немного изменились и формы использования людей для массовки и для прикрытия тоже стали другими, а суть та же самая — живые «солдаты» и «торпеды» всегда нужны.

Тем не менее в повести очень много мальчишества и подростковости, первых влюблённостей и неумелых ухаживаний и заигрываний, мечтаний и всего прочего романтико-любовного, чем томятся души (и тела) созревающих пацанов, да и девчат тоже). И вообще, Катаев (как и Марк Твен) весьма точно вспомнил и описал все подростковые состояния и движения души и сердца, и поневоле вспоминаешь и свою пацанские годы — очень много совпадает, очень многое...

Прошло более полувека с момента написания этой книги, однако повесть не утратила своей литературной прелести, и литературный язык Катаева не полинял и не выцвел — читается всё с удовольствием неподдельным и искренним.

Не нужно так сильно тянуть эту дверь — она открывается «от себя»...

Это было быстрое, лёгкое, необременительное междудельное чтиво. Но вместе с тем скучное, бессмысленное, ничего не встревожившее во время чтения и не оставившее после себя тоже ничего. Вернее оставившее — вот это состояние Ничего. Зеро. Пустышка. Ни интереса к содержанию, ни азарта к тому, а что там дальше — а «дальше» точно есть, ибо это первая книга цикла, в котором имеется ещё четыре книги (правда ни одна из них на русский пока не переведена…), ни переживаний за судьбы героев и героинь. Ни любопытства, какие же они, эти иные миры, миры Абсурда и Логики, Добра и Зла, Смерти и Жизни. Ни-че-го. Нуль. Или Ноль. Хотя вру, есть ощущение облегчения — слава богу, не нужно выискивать время для чтения книг цикла (это если бы книга понравилась и пришлось бы все продолжения вписывать в свой жизненный и читательский график); слава богу, книга коротенькая и можно просто навалять свой отзыв (чем я сейчас и занят) и немедля перейти к бонусным вкусняшкам.

О чём же книга? Да фиг его знает, как правильнее объяснить, и чтобы при этом не наспойлерить! Ну, наверное, про спецшколу для необычных детей (первое, что пришло в голову с началом чтения, это книга Мариам Петросян про примерно такое же заведение, но оказалось, что нет, у Петросян и глубина и смыслы и чувства, а тут увы). Которые волей-неволей очутились однажды в каких-то совсем необычных мирах-пространствах (не в каких-то там физических мирах, а скорее в мирах виртуальных и набекрененных как по физике, так и по прочим условиям существования). И у каждого воспитанника свой мир и для каждого существует (или уже не существует?) своя Дверь, ведущая в этот мир. И каждый хочет вернуться туда, в этот свой не от мира сего мир.

Понятное дело, что скорее всего никаких миров-то и нету, а есть только лишь помрачённые сознания, но понимание этого ничего не меняет в отношении к прочитанному.

Конечно, можно порезвиться и погадать, что же послужило толчком для выбрасывания того или иного ребёнковского персонажа из нашего реала в мир иной — а ведь явно были какие-то события или переживания и страхи, повернувшие психику чада набекрень и открывшие перед ним Дверь. Но поскольку в самой книге этого ничего нет и возможности как-то всё это узнать тоже не имеется (незнание языка оригинала и отсутствие перевода), то никакого гадания — увольте! — не будет.

Добрую интрижно-событийную суть содержания книги составляет ряд чрезвычайных происшествий с учащимися этой школы (нет, всё-таки слово воспитанник подходит лучше) — отчасти сюжет превращается в подобие детективного расследования (без привлечения всяких детективов и прочих официальных органов); происшественная составляющая быстро разгоняется и события буквально уплотняются, однако интрига, «кто убил и виноват ли почтальон?» сохраняется почти что до конца. При этом вся детективность состоит не в более-менее настоящем расследовании, а просто в огульных обвинениях одних воспитанников в адрес других отдельных персон. Подростковое гадание на кофейной гуще и всё.

Наверное, более всего мне в этой полусказке не хватило какой-то идеи, какого-то отчётливого заметного и понятного смысла — ведь сказки всегда имеют заложенное в них некое зерно (например, возьмём повести того же Крапивина про Великий Кристалл). Возможно, это зерно проявится в следующих книгах цикла? Не знаю. В любом случае это не для меня — и английским не владею (разве что на уровне «фак ю мани») и интереса нет продолжать знакомство с автором.

Хотя личность автора довольно интересная, если судить по послесловию к книге. Понятно, откуда у неё такие сюжеты и такого рода книжные интриги...