Первое британское издание вышло через год у мистера Добсона, под обложкой, украшенной Многозначительной Символикой:

       Замочная скважина в центре непроходимого лабиринта наверняка что-то означает, возможно, смысл романа, который художник так и не сумел разгадать, потому что не читал его.

       По счастью затем права перешли издательству «Корги», которое выпустило четыре издания романа с десятилетними интервалами. Над каждым работал новый художник, и каждое решение было уникальным. Как раз посредине этого процесса в сфере оформления обложек произошла Фотореалистическая революция, потрясшая издательский мир, и полуабстрактную графику Со Смыслом сменили живописные работы. Ну, более-менее живописные, скажем так.

       Подозреваю, что усатый очкарик в кружочке – это сам Роберт Хайнлайн. Но это не точно. С тем же успехом это может быть Клиффорд Саймак, Рэй Брэдбери или Артур Кларк. Очень изящное и экономное решение.

       Прошло десятилетие, и символизма на картинках стало заметно больше – тут и колода карт, и птица Феникс, и атомный взрыв и опять какой-то непонятный мужик, а также следы от пуль повсюду и круглая штуковина по центру, то ли мыльный пузырь, то ли оптический прицел. Всё-таки печать на рифлёной бумаге требует более крупных деталей в рисунке.

       И, наконец, эстафетная палочка «Корги» перешла к Джиму Бёрнсу. Это известный художник, трижды лауреат «Хьюго», в его работах царит как раз тот самый подлинный стиль 80-х, на полпути между классикой и фотошопом. Но обложка 79 года очень отличается от его обычных ярких блестящих картин с детальными прорисовками и множеством криволинейных поверхностей. Здесь всё мелкое, угловатое, и вместо буйства красок совершенно реалистичная палитра цветов.

       Оригинал картины:

       Я не сильно ужал эту картинку, поэтому рекомендую кликать, чтобы разглядеть детали. Думаю все узнали сцену на рисунке: Дьюк собирается в поход, взвалив на спину железную дверь, но тут появляется мистер Понс… Здесь всё замечательно, только убежище выглядит странновато, его тень, по-моему, не согласуется с тенью летающего домино. Но, в конце концов, оно на задней стороне обложки, там солнце светит с другой стороны.

       Обложка Бёрнса, несомненно, тут же стала классикой, и её стали использовать. Семь лет спустя она появилась в Германии у «Бастей-Люббе»:

       Как можно заметить, книга «Бастей» вышла как «Оазис Фарнхэма» – роману Хайнлайна в Германии на этот раз повезло с названиями. Как и с переводами.

       А в следующем британском издании произошёл прорыв!

       Я имею в виду не качество живописи, а сюжет рисунка, конечно. Кстати, эти крылатые ракеты, возможно, не имеют никакого отношения к «Фарнхэму», потому что после Фотореалистической революции наступила Эпоха Ротации. С тех пор, как в 80-е в моду вошла реалистическая (условно) живопись (условно) на обложках, выяснилось, что её не так уж и много. Художники работали медленно. Уникальной живописи на всех не хватало, поэтому в ход пошло всё, до чего могли дотянуться издатели. При этом классики могли спокойно спать в своих некрополях – Босх или Брейгель на обложке мгновенно превратили бы книгу во «что-то для умных» – охота шла только на современных художников, причём художников-фантастов. Деньги рекой потекли к Фоссам-Джонасам-Уайтам, которых можно было лепить на любую обложку, не задумываясь о содержании.

       Но последнее британское издание всё же вышло с уникальной картиной на обложке. Это была творческая переработка прежней идеи Бёрнса.

       Ковчег Понса на этом рисунке обрёл символику: синий орёл с золотой звездой на багровом фоне. Художник наверняка имел в виду что-то конкретное, но я не специалист по геральдике и для меня все орлы на одно лицо, да и качество скана тоже желает оставлять лучшего.

       Из туманного Альбиона снова переместимся в Германию. Мы немного забежали вперёд, до «Бастей» книгу издавали в «Гейне», и там ей тоже повезло с художниками.

       В выходных данных книги какая-то странная путаница. В качестве художников заявлены гг Atelier Heinrichs Bachmann, но картинка на обложке здорово смахивает на работу Ричарда Пауэрса «City at the World's End» 1957 года. Возможно, гг Atelier Heinrichs Bachmann рисовали заднюю обложку книги – там есть красивая рисованная буквица «S» в аннотации, а копирайты мистера Пауэрса просто забыли указать по рассеянности. Могло, конечно, случиться и так, что мистер Пауэрс продал исключительные права на картинку двум фирмам одновременно и попросил «Гейне» не указывать копирайты, чтобы его не притянули к суду. Предположить, что Вильгельм Гейне украл картинку в сети, я ну никак не могу – никакого интернета в 67-м году ещё не было. Так что это предположение нужно отбросить немедленно и бесповоротно.

       Есть и другие странности у этого издания, помимо обложки. Скажем, название книги. Слова «Фарнхэм» и «Фригольд» в нём, как видите, отсутствует. Издатели решили что роман будет лучше продаваться, если сразу перейти к сути, и озаглавили текст «Путешествие в Будущее». Мне кажется, вот этот финт с названием в сочетании с обложкой сильно смахивает на обман потребителя…

       Внутри книги тоже не всё гладко, например, там всего 22 главы вместо 23. Перевод от Birgit Reß-Bohusch я немного полистал, но так и не понял, в чём тут фокус, похоже, просто слили две главы в одну. Из текста исчезли кое-какие мелочи – в частности шутка насчёт «вешаем предателей» из объявления на усадьбе Фарнхэмов. Да и слово «фригольд» заменено на «оазис».

       Следующее издание «Гейне» вышло в новом дизайне но в том же старом переводе.

       Космополитичный художник Карел в моих обзорах уже появлялся. Он был неравнодушен к гиперболам и символам, вот и здесь шатёр Понса витает в небе, а взгляд Лорда-Протектора обращён как будто только на Хью и Барбару. Ну и «хлыст» в его руках. Он почему-то настоящий.

       Издание примечательно ещё тем, что из заголовка исчез артикль «Die», хотя внутри всё осталось по-прежнему.

       Другим издателем «Фарнхэма» в Германии стал «Бертельсманн»:

       Здесь мне очень нравится шрифт – он навевает ностальгию по журналу карикатур «Ойленшпигель» и разным связанным с ним вещам. Рисунок, правда, нисколько не напоминает творчества Карла Музеника или Хайнца Янкоффски. Я не уверен даже, что это Пол Лер, но манера и цветовое решение как будто его. «Bertelsmann», если я правильно понял, это какое-то «клубное издание», скорее всего просто пиратка. У пиратов часто очень красивые обложки, ведь им не нужно платить художнику.

       Следующим немецким изданием был уже знакомый вам «Оазис Фарнхэма» от «Бастей Люббе». В нём перевод Birgit Bohusch слегка переработал Marcel Bieger, но глав по-прежнему на одну меньше. Завершает цепочку переизданий электронный кошмар от «Гейне».

       Художник, скрывающийся под именем «Das Illustrat» (подозреваю, окончание «or» просто куда-то не влезало, и его отрезали), точно таким же образом оформил и все остальные обложки электронных книг Хайнлайна, так что ошибкой было бы считать, что вот это нарисовано специально для «Фарнхэма». Кстати, роман опять сменил название на «Временной скачок» и обзавёлся третьим переводчиком, который подчищал хвосты за Бохуш и Бигер – Jürgen Langowski. «Оазис» так и остался «оазисом», но пропавшая глава вернулась, и «повешенный за шею предатель» появился в виде «копчёной медвежатины», возможно, это изящный ход переводчика «пособник русских»=«медвежатина», а возможно герр Юрген просто заткнул дырку в тексте, чем попало. Не берусь судить. В русском переводе этот «предатель» тоже представлен странным псевдонимом. И, тем не менее, это, предположительно, самое полное издание романа на немецком, ведь в копирайтах там стоит ссылка на сс «Virginia Edition», где собраны самые правильные копии произведений Грандмастера.

       Следующая остановка будет в Италии, она будет краткой, бывшая Метрополия Римской империи нас мало чем порадует.

       Впервые «Фарнхэма» напечатали в Италии в омнибусе «Тени 2000 года», поэтому трудно сказать, что на обложке относится к роману и относится ли к нему хоть что-то. Слово «Фригольд» из названия традиционно убрали, назвав простенько, без затей, «Storia di Farnham» – «История Фарнхэма».

       Следующее издание вышло отдельной книгой с симпатичной обложкой:

       Это хорошая картинка, правда, она немного выпадает из оригинального сюжета. Обратите внимание на округлые стенки убежища: художник, похоже, видел реальные фоллауты и учёл это в рисунке. К сожалению, Фотореалистическая Революция закончилась Фотошопным Термидором и на смену живым картинкам пришли семплы, слои и фильтры. Художник Франко Брамбилла пришёл в «Mondadori» как раз на изломе эпох.

       Роман вышел под новым названием «La fortezza di Farnham» – «Крепость Фарнхэма», текст был вычитан и отредактирован. Кстати, похоже, это специфическая особенность конкретного романа, она прослеживается в нескольких странах: для новых изданий его вычитывают или переводят заново. При этом десятки других романов Грандмастера, особенно ювенильной серии, не задумываясь, перепечатывают в самой первой редакции, хотя она довольно часто грешит чудовищными ляпами в переводе или потерянными кусками текста. Видимо, издатели подсознательно чувствуют, что с «Фарнхэмом» не всё так просто, как показалось при первом прочтении, и надеются, что новый перевод или новая редакция прояснят их сомнения.

       А теперь посмотрим, как интерпретировал «Фарнхэма» другой латинский народ. Сначала – португальские аргонавты. Многострадальное название романа и тут подверглось переделке, «Фарнхэма» заменили на «Мир, который нас ждёт» (думаю, если на то пошло, то уж лучше бы было «Мир, который нас поджидает»):

       Об этой серии я писал, она начала выходить в 50-х и дожила, как минимум, до конца 80-х: в 1989-м в ней вышел «Кот, проходящий сквозь стены». В оформлении книжек отразились самые разные веяния и течения, и даже на примере «Фарнхэма» видно, что для первой части романа художник использовал коллаж из кадров атомного взрыва, а для второй нарисовал дворец Понса, исполненный магрибской роскоши и аляповатой пестроты.

       Испанские издания романа не вызывают у меня никаких иных эмоций, кроме испанского стыда. Первое под названием «Los Dominios di Farnham» («Владение Фарнхэма») вышло в серии «Ciencia/Ficción» с характерными «иллюминаторами» на обложках:

       Название «Geminis» («Близнецы») вполне говорящее, все вышедшие в этом издательстве книги неразличимы словно близнецы: на всех красный фон с «иллюминатором». Эти иллюминаторы в 60-х были общим поветрием, их любили и в итальянской «Mondadori», но в итальянские иллюминаторы можно было что-то разглядеть, а сквозь каталонское стекло видны лишь бесформенные пятна.

       Второе издание вышло совсем позорным – на него вообще налепили обложку от «The Past through Tomorrow», которую нарисовал для «Berkley Books» Carl Lundgren.

       Картинка из «Истории Будущего» сочетается с историей семьи Фарнхэмов менее чем никак. Но умельцев эпохи фотошопа это никогда не останавливало. Концепция осмысленной обложки, расцвет которой наблюдался в 70-х, к нулевым годам вышла из моды, а за ней вышел из моды и всякий намёк на реализм в рисунке. Процессы в разных странах и разных издательствах протекают, конечно, по-разному. Всегда есть исключения (но и совпадения бывают впечатляющие). Скажем, в первом японском издании «Фарнхэма» на обложку поместили, следуя моде второй половины 60-х, абстрактный рисунок. Но если присмотреться, можно увидеть, что это работа фотохудожника, которая графически имитирует стилистику абстрактных рисунков.

       Если ещё лучше приглядеться к картинке и немного подумать, можно предположить, что на ней изображён атомный взрыв и некий (успешно) противостоящий ему объект, отбрасывающий густую тень. А если подумать ещё немножко, то можно отметить, что объект, противостоящий взрыву, совершенно белый, тогда как тень, возникшая вследствие взрыва, – густая чёрная, но если продолжать размышление, становится отчётливо слышен шум волн и зловещие крики птиц текели-ли! текели-ли! поэтому мысль остаётся недодуманной. Ну что ж, не всё следует подвергать осмыслению, в рисунке, как и в женщине, должна оставаться какая-то загадка.

       Издание 1983 года уже несёт на себе отпечаток Фотореалистической революции:

       На картинке довольно много деталей, например, бледные тени Земли, выстроившиеся в Саймаковское Кольцо вокруг Солнца, синусоиды, запутавшиеся в волосах, они явно намекают на «Год резонанса», и ещё блики, плоские, нарисованные, и круглые, настоящие, от них невозможно избавиться, когда фотографируешь глянцевую поверхность.

       Осталась ещё парочка обложек из стран бывшего соцлагеря. Это книга из чешского сс Хайнлайна от «Классики» и болгарская внесерийка.

       Рисунок, по-моему, слишком угарный, чтобы его всерьёз обсуждать. Но, если вспомнить, в лихие 90-е в России выходили ужасы и похлеще чешских.

       Болгарская «Сиела» просто поместила на обложку фото атомного взрыва – и не прогадала.

       Атомный взрыв, не смотря на свою апокалипсическую природу, почему-то всегда хорошо смотрится на обложке. И в полной графической переработке Gene Szafran у «Signet», и в виде реалистичных изображений на книгах «Corgi» и даже в виде серии раскрашенных «слайдов» у «Livros Do Brasil». Человеческие фигуры на обложках куда чаще вызывают содрогание (хотя должно быть наоборот).

       Болгарским взрывом я закрою сегодняшний вернисаж иностранных изданий «Фригольда Фарнхэма». Оставшиеся кириллические этюды мы посмотрим чуть погодя. Их немного, но не хочется всё утрамбовывать в одну главу.

       В том, что касается графического воплощения, первому изданию романа «Фригольд Фарнхэма» не слишком повезло. Для журнальной публикации в американских «Еслях» его иллюстрировал один из «странных» художников, Jack Gaughan.

       На русском фамилию Gaughan пишут то «Гуган», то «Гоган» (почему бы сразу не «Гоген»? К чему ходить вокруг да около…). Но на самом деле он Гоэн, так написано в книге, посвящённой его творчеству. Джек был одной из тех фигур, что зародились в недрах фэндома и всплыли из недр на самый верх. Он получил профессиональное образование в Дейтонском художественном институте и посещал студию ещё одного из «странных» художников-фантастов, Ханса Бока. Гоэн светился на конвентах, писал письма и иллюстрировал фэнзины. Свои картинки он рассылал по фэндому совершенно бескорыстно, но не оставлял попыток однажды получить за них гонорар в каком-нибудь официальном издании. Редактора палп-журналов, однако, его не жаловали и считали его рисунки «второсортными». Но капля точит камень, и в 1962 году Джек сумел пробиться в «Galaxy», где постепенно подмял под себя всю графическую часть журнала. Через несколько лет он занял должность арт-директора «Galaxy». Позиция в одном журнале обеспечила ему проход в другие, и вскоре Гоэн превратился в востребованного художника. Неплохой фокус, правда? Успех его не был совсем уж незаслуженным. С годами у него выработался узнаваемый стиль, а ещё у художника была фантастическая работоспособность, за сутки он мог нарисовать до девяти иллюстраций. Он работал не только с журналами, но и с книжными издателями, его обложки мелькают у «Ace» и «Daw». Но не только обложки. Джек был художником широкого профиля, у него в портфолио много внутренней графики, иллюстраций, каллиграфии, виньеток и карт. Пером на бумаге он нарисовал тысячи внутренних иллюстраций, а акрилом по картону – сотни обложек. Часть из них чрезвычайно похожих на картины Эда Эмшвиллера, но большинство вещей написаны в его собственной, узнаваемой манере с искажёнными, вытянутыми и покосившимися фигурами:

       Кроме всего прочего, Гоэн известен как художник первого (пиратского) издания «Властелина колец» в США.

       Популярность Джека в фэндоме в 1967 году вылилась в нечто материальное, он получил дуплетом две премии «Хьюго»: одну как профессиональный художник, а вторую – как художник фензинов. Потом он сбавил обороты и получал только по одной «Хьюго» в год. Потом занимался живописью, преподавал, а в 1985 году внезапно скончался в возрасте 55 лет. Его именем названа премия, которую присуждает молодым художникам «Ассоциация НФ Новой Англии».

       Его чёрно-белая графика, как правило, была ужасна. Пером он работал в небрежной, неряшливой манере, многие его иллюстрации – просто пятна, которые разбавляют ровные колонки журнального текста. Такими были и иллюстрации к «Фригольду Фарнхэма», опубликованному в «IF».

       Вначале – чудовищная обложка номера с первой частью романа.

       А теперь иллюстрации Гоэна. Я не буду показывать их все, по большей части они бессмысленно заполняют объём, но среди них есть несколько действительно неплохих.

       Обратите внимание на лица в левой части разворота: они как будто не в фокусе и слегка «плывут». У Джека иногда получались любопытные эффекты. Насколько я понимаю, для него главным в ч/б графике было создать динамику, неважно какую, неважно насколько это шло в ущерб содержательной части картинки, главное – получить что-то живое на выходе. У него была странная цель и порой – странные результаты… Но попробуем опознать персонажей. Думаю, это Иосиф, Барбара, Дьюк, Хьюго, Карен и Грейс. Фамильное сходство угадывается, что не так-то просто при таких скупых художественных средствах, которыми пользуется Джек. Увы, следующие картинки показывают, что ему не всегда удаётся добиться сходства даже одного и того же персонажа:

       Большинство его иллюстраций – квадратики, вписанные в полосу, среди них попадаются изящные миниатюрки. Вот Джо отправляется на разведку:

       А вот картинка на две полосы, покосившееся убежище на склоне холма:

       Следующий номер журнала украсила совершенно блёклая обложка:

       Открывает вторую часть драматичное явление Лорда-Протектора:

       В этом номере Джек опять имитирует старомодный метод иллюстраций с портретами героев. Вначале совершенно внезапно распахнутая на целый лист Киска (возможно, художник просто закрывал картинкой дыру в вёрстке):

       Затем появляется шикарный Мемток, он почему-то в штанах, но это простительное расхождение с текстом ради выразительности рисунка:

       И не менее выразительный Понс, но к нему нужно приглядываться, лицо, рука, жест, античный хаос драпировки… А если не приглядываться, это просто бесформенное пятно:

       Заключительная часть «Фарнхэма» вышла под очень симпатичной обложкой, жаль, что, как и предыдущие, она не имеет никакого отношения роману.

       По контрасту с обложкой, внутри нет ничего интересного. Вначале провисающий разворот:

       Затем несколько пустых картинок, заполняющих пустые места, наподобие вот этой:

       Даже самые драматичные моменты в исполнении Джека выглядят скучно. Сцена в морозильнике и убийство Мемтока, во-первых, крайне минималистские, во-вторых, совершенно индифферентные.

       На что стоит взглянуть в третьей части, так это на зашифрованное письмо Хью. В оригинале, в отличие от русского перевода, шифр, придуманный Фарнхэмом, не пунктуационный, а геометрический: нужные слова расположены на диагонали, проходящей из левого верхнего в правый нижний угол листа. Поэтому расшифровка размещена в тексте «лесенкой»:

       Последняя иллюстрация к роману – момент ядерного взрыва, настигшего героев уже в заброшенной шахте. Я думаю, Джек не слишком долго трудился над этой картинкой.

       Если мне не изменяет память, подобные шедевры я успевал сделать за время одного скучного урока, так что мистер Гоэн вполне мог выдавать на-гора за сутки не девять, а двадцать девять таких иллюстраций. Если, конечно, ему позволяло вдохновение. Вдохновение – капризная штука, без него даже такую вещь не нарисуешь… Впрочем, если подумать… Ой, ладно. Не буду злословить по поводу Джека Гоэна, тем более что он неплохой художник. Во всяком случае, гораздо более интересный, чем другой иллюстратор Хайнлайна, у него было странное имя: Доктор.

       Упс! Это не тот Доктор. Хотя картинка хорошая, но Доктор не тот. Вот правильный Доктор:

       Доктор, не тот, первый, а тот, который рисовал обложки к Хайнлайну в издательстве «Putnam», был с детства переполнен идеями. Он был везунчиком по жизни: учился в Университете Искусств в Филадельфии, причём стипендию Университета он выиграл, но денег всё равно не хватало, и он работал штангистом в балетной труппе (не спрашивайте!). Оттрубив войну в должности картографа, он окунулся в мир коммерческого искусства, оформлял открытки, плакаты, обложки книг, конверты пластинок, и попутно успел нарисовать пять обложек книг Хайнлайна для издательства «Putnam». Как и многие другие коммерческие иллюстраторы, которые чуяли, куда ветер дует, незадолго до Фотореалистической революции 80-х он забросил книжную графику и отдался живописи. Ирв Доктор прожил долгую интересную и наполненную искусством жизнь. Его идеи по части оформления книг отчасти заложили фундамент того, что творилось в 60-х. Его обложки были аляповаты, экспрессивны, агрессивны, скучны и отвратительны.

       Нет, если как следует присмотреться, в этой работе можно увидеть воздух, пространство, игру красок, и даже динамику – я имею в виду вон ту Очень Одинокую Фигурку, которая удаляется от нас по-английски на цыпочках. При этом фигурка разводит руками, как бы говоря: «Ну уж извините, уж что получилось, никто не виноват». Это третья обложка к Хайнлайну, над которой работал Ирвинг Доктор. Он нарисует для «Putnam’s» ещё пару обложек, затем его сменит Винсент ди Фейт. Но об этом в других обзорах, а пока посмотрим, что понарисовали господа оформители во втором и последующих переизданиях романа.

       В 1965 году права на роман перешли к репринтному издательству «Signet», где его поджидал третий «странный» художник по имени Хут фон Зитцевиц. В 60-е он был фрилансером, жил в Нью-Йорке и клепал фотоколлажи для обложек «Dell», «Berkley Medallion», «Signet», «Avon», «Ace» и др. Потом он где-то зацепился за пост арт-директора и закончил свою карьеру преподавателем изящных искусств в Университете Хофстра. Большинство его коллажей однотипны и ужасны, чем-то выделяются только парочка-другая из них:

        В этом же духе была решена и обложка «Фарнхэма», разве что она ещё более бессмысленна и откровенно халтурна:

       Но следующее издание работ Хайнлайна в «Signet» попало в руки замечательного художника Gene Szafran. Я писал о нём в предыдущих обзорах, поэтому повторяться не буду. На картине снова «трёхслойная» композиция: хроматографический фон, Лорд-Протектор, вписанный в геометрическую символику, и, наконец, Барбара с двумя близнецами.

       Искать намёки и символы в картинах Джина можно бесконечно и многими способами, я не буду лишать вас этого удовольствия. Добавлю только то, чего не знал раньше: оказывается, существовало подарочное издание сигнетовской серии, вот такой замечательный бук-бокс для поклонников Джина или поклонников Хайнлайна (или поклонников того и другого). Внутри него было шесть томиков всего за 6.50, и это был неплохой подарок по тем временам, да и сейчас кто бы от такого отказался?

       В начале 70-х издавать Хайнлайна начали в «Berkley». Это были две серии книг, к которым приложили руку не самые последние художники, Пол Лер и Карл Лундгрен.

       У Лера, как обычно, гигантские овоидные структуры доминируют над жалкими фигурками людей. Редкий случай для этого художника, картинка сюжетно связана с текстом романа. Если приглядеться, можно опознать Понса и Барбару, троица дикарей в шкурах позади неё – неопознанная массовка. К сожалению, оригинал выглядит хуже обложки. То ли время, то ли сканер не пощадили картину Лера. Возможно, она изначально была такой небрежной (зачем размазывать, если шрифт всё прикроет), а на макете её слегка облагородили.

       Что касается преемника Лера, Карла Лундгрема, то у него на картинке всё как у братца Дольфа: круто, брутально и немного неестественно.

       На обложки знакомые нам по книге темпоральные паданцы-попаданцы, но с некоторыми улучшениями: одежда как новенькая, даже ботинки блестят, а Хью где-то по пути из XL века разжился париком и винтовкой. Не будем спорить, Художник Так Видит, да и Фарнхэм с ружьём выглядит более убедительно в своей роли отца и защитника.

       В 80-х годах прошлого столетия сс Хайнлайна начали издавать «Ace». Именно там изобрели тот самый тёплый ламповый дизайн, который у американцев содрали сначала немцы, а потом и русские.

       Картинка качественно нарисована, как и все прочие в этой серии, но она немного забавная, к ней так и просится надпись типа «Куда ты денешься с подводной лодки?» или что-то в этом роде. Художнику, конечно же, не следовало впихивать в сюжет о подземном бункере этот непонятный иллюминатор.

       В следующем десятилетии Хайнлайна издавали в «Baen Books». Перед тем, как серию отдали на откуп любителю динозавров Бобу Эгглтону, обложки для неё рисовал Стивен Хикмэн. Стивен очень техничный художник, иногда настолько техничный, что кажется, что у него вообще нет души – только ловкие пальцы, отличный глазомер и таблица гармоничных сочетаний цветов в голове. Нет, у него есть хорошие картинки. В своё время Стивен получил премию имени первого иллюстратора «Фарнхэма», Джека Гоэна. Так замкнулась связь времён, и первое издание оставило след в последнем.

       На обложке мы видим тщательно воспроизведённую надпись, украсившую в романе владения Хьюго Фарнхэма:

       И так далее и тому подобное. Обложка забавная, в ней что-то есть. Чего не скажешь о работе преемника Хикмэна, Боба Эгглтона.

       Здесь для обложки тоже использован сюжет последней главы романа. Это вид на Свободное владение Фарнхэма, но вывеска более куцая, и снова, как и на самой первой обложке Доктора, здесь изображена Очень Одинокая Фигурка. Только она не удаляется, а наоборот, остановилась в растерянности, как бы говоря: «ну вот я здесь, и что дальше?» Дальше у нас будет ещё немного импортных обложек, а напоследок мы полюбуемся на русскоязычные издания с шикарными внутренними иллюстрациями. Но всё это в следующем выпуске.

С этой книжечкой я повозился:

Самым ужасным переводом в ней оказался Булычёвский перевод повести "Если это будет продолжаться..." Помимо обычных проблем переводов доинтернетной эпохи (плохие словари, нельзя погуглить непонятные вещи), там был вагон и маленькая тележка косяков и усечений. Скажем, по поводу названия я бы хорошо подумал. Потому что это продолжаться может, но хорошо бы знать, что именно. У читателя нет контекста, когда он открывает книгу. Боб-то имел в виду "миссионерскую" активность в стране, телепроповедников и т.п., но до прочтения повести мы не можем об этом догадываться. Тут лучше бы подошло что-то менее конкретное, например, "Если так дальше пойдёт...", "Если и дальше так пойдёт..." и т.п. Но это нюансы и придирки, про реальные косяки и прорехи я писал пару месяцев назад на ФЛ. В общем, повесть я всю исчеркал. В "Неудачнике" Тюрин пытался "украсить" текст, но при этом мало что понял в описаниях гаджетов, в результате многое переврал. "Ковентри" я почти не трогал — там были только пропущенные предложения (правда диалоги с выпадающими репликами читаются странно) и некоторые ошибки перевода. "Дети Мафусаила" переводил Плешков, это знак качества, за ним подчищать не приходится. "Пасынки Вселенной" Беляевой и Митюшкина — в основном, ликвидировал пропуски. Думаю, просто невнимательность переводчика (но кто-то явно осознанно затёр "первый трепет сексуального чувства"). К сожалению, в восстановленных кусках текста я понаделал тучу орфографических ошибок (две, как минимум) и теперь даже боюсь открывать книгу — а ну как редактор их не нашёл?.. срамотищща. :(

Следующая книжка — несколько более поздняя фантастическая литуратура:

Я наконец-то купил эту книгу с... эээ... причудливым? рисунком на обложке, по которому уж полгода как оттоптались все, кому не лень. По-моему, "Ведьмин век" завершился полностью без остаточков, поэтому мне было интересно, зачем авторам понадобилось писать его продолжение. Ну вот, наконец-то узнаю.

Немножко поэзии (ну как немножко, толстенная книга на самом деле):

Элиота я люблю давно и прочно (и мне всегда хочется добавить к его фамилии лишнюю букву: Элиотт), поэтому как увижу, так сразу и покупаю. Книжка — Ладомировский новодел под любимые мной академиздания, на самом деле я совсем недавно покупал "Бесплодную землю" с "Полыми людьми" в издании "Иностранки", но к старой академке испытываю неодолимую ностальгическую тягу и не смог удержаться. Пусть стоит рядом с "Гальфридом Монмутским" и прочими "Плиниями".

И ещё одна ностальгическая книжечка:

Когда shakko бросила клич в Фейсбучеке по поводу воспоминаний о сем предмете, я чуть не прослезился. Конец 70-х/начало 80-х пора невинных юных забав и "анекдоты под Хармса" — как источник вдохновения, в котором мы черпали и черпали... Машинописные экземпляры шедевра мной давно посеяны, его публикация прицепом в брошюрке "Горло бредит бритвою" всегда выглядела досадным паллиативом, и вот он отдельным изданием с картинками — это чудо, Шакко, я люблю тебя всю.

Сказки с продолжениями, конечно же лучше сказок без продолжений.

Ладно, это я погорячился, но Пулман пишет хорошие продолжения, этот томик скрасит мне долгие зимние ночи, если я дотерплю до зимы.

Из нонфикшн я взял на пробу первый томик истории Англии Акройда:

Взял я его, понятное дело, соблазнившись цветными картинками:

Если понравится и текст — возьму следующий том. И, возможно, его же книгу про рыцарей круглого стола. Хотя полка с историческими книгами забита под завязку. Не знаю, что с этим делать.

Ещё одна книга, купленная ради картинок.

Я собрал русские народные сказки, американские сказки, стихи, лимерики и всё такое прочее в иллюстрациях Олейникова, а вот его картинок, навеянных Уэллсом, у меня до сих пор не было, и это досадное упущение я постарался ликвидировать.

Издание шикарное, стоит тоже хорошо, но оно этого стоит.

В общем, заготовки на зиму прошли успешно, а с учётом Первой и Второй Пизанских Стопок я могу вообще из дома до весны не вылезать.

       Однако у входа его встретила толпа протестующих и лично губернатор штата, который выставил абитуриента за дверь. Президент США издал указ с требованием допустить Джеймса на территорию Университета и 30.09.1961 прислал батальон военной полиции, предупредив, что в случае осложнений он пришлёт войска. Под охраной федеральных маршалов Джеймс Мередит вошёл на территорию Университета. Во время прямого эфира этого события в кампусе университета и близлежащем городке вспыхнул бунт. Кеннеди объявил военное положение и ввёл войска. Мятеж длился 14 часов, шестеро полицейских были ранены, потери гражданских составили двоих человек убитыми, около 400 раненными и более 200 пленными арестованными.

       3 октября Джеймс Мередит был зачислен в университет штата Миссисипи. Всё время обучения его травили студенты и охраняли военные. В августе 1963 года он получил степень политолога и перевёлся в Колумбийский университет. Там он изучал право, но не стал уважаемым адвокатом, а продолжил заниматься политикой, и в 1966 году во время «Марша против страха» и ему выстрелили в спину из дробовика.

       Джеймс быстро поправился, а стрелок пожалел, что не использовал дробь более крупного калибра.

       В 2006 году в Университете Миссисипи Джеймсу Мередиту установили памятник:

       Случай с Джеймсом был не единичным и, вообще-то, не самым впечатляющим. Борьба против сегрегации после Второй мировой войны усилилась, и подобные стычки происходили регулярно. Правозащитники довольно быстро выработали успешную тактику действий и использовали её во всех проблемных сферах: отправляли группу добровольцев, которые демонстративно нарушали дискриминационные законы или обычаи штата, ненасильственным образом добивались эскалации конфликта и хайпа в СМИ, затем появлялись юристы и переводили дело в юридическую плоскость, после чего оспаривали местный закон на федеральном уровне. Законотворческая автономность штатов в США позволила южанам напринимать массу законов, направленных на ущемление прав чернокожего и цветного населения, и теперь чернокожие активисты последовательно выжигали все точки сопротивления.

       По той же схеме действовала знаменитая «Девятка из Литл-Рок». Это случилось в 1957 году, за пять лет до поступления Мередита в Университет. Получив решение суда о праве на совместное обучение, «девять негритят пошли учиться в школу». Школу только для белых, естественно. Тогда губернатор штата Арканзас отправил национальную гвардию охранять школу от негров. Пока власти местного и федерального уровня выясняли отношения, дети сидели дома. Потом Президент приказал обеспечить исполнение закона полиции.

       Но полиция не смогла справиться с единодушным волеизъявлением народа и детей снова отправили домой. Литл-Рок был довольно неподходящим местом для проявления расовой толерантности, большинство населения не хотело никаких перемен и на всех референдумах давало отпор попыткам десегрегации. Любые попытки негров заявить о своих правах встречали у жителей немедленный дружный ответ.

       Тогда Президент Эйзенхауэр перевёл национальную гвардию Арканзаса под своё подчинение (чтобы губернатор не предпринял никаких глупостей) и отправил в Литл-Рок 101-ю дивизию ВДВ.

       Военные, не открывая огонь на поражение, разогнали протестующих, потом снова разогнали и добавили тем, кто не понял с первого раза.

       Затем десантники плотным кольцом оцепили здание…

       …и девять негритят под прикрытием штыков таки пошли учиться в школу:

       Разумеется, на этом история не закончилась, губернатор просто-напросто закрыл все муниципальные школы, которые подпадали под решение суда о десегрегации, и все дети, белые и чёрные, пропустили учебный год. В результате на упёртую девятку негров обозлились даже те, кто ранее оставался равнодушен, плюс учителя, оставшиеся без работы. В общем, когда школу всё-таки открыли, девять негритят там ждал тёплый приём. Но вплоть до окончания школы они каждый день собирали свои портфельчики и шли учиться – туда, где их оскорбляли, плевали в лицо, били, когда учителя смотрели в сторону, забрасывали горящими бумажками в туалете и даже пытались плеснуть кислотой в лицо. У меня сложное отношение к их родителям, но дети, безусловно, заслуживают памятника не меньше, чем Джеймс Мередит.

       Все эти события, естественно, не могли ускользнуть от внимания Хайнлайна. Десегрегацию он мог только приветствовать, она означала восстановление справедливости, которую Боб понимал как равные права для всех. Но вряд ли он как-то поддерживал левацкие группировки типа «Студенческого координационного комитета ненасильственных действий», потому что не любил ни левых, ни радикалов. Негритянские активисты не могли не прибегать к радикальным действиям – иначе на их требования просто бы не обратили внимания, но Боб этот нюанс стойко игнорировал. Не могли вызвать его симпатии и такие группировки, как «Нация Ислама», запятнавшая себя в годы Второй Мировой войны политикой уклонения от призыва в армию, а затем провозгласившая негров отдельной богоизбранной нацией. Наиболее радикальные члены «Нации Ислама» позднее решили изгнать с территории южных штатов белое население и создать там Республику Новая Африка, попутно стребовав с США миллиарды в качестве репараций за рабство, сегрегацию и прочие прегрешения. Но это было позже, а пока, в начале 60-х, чёрные расисты только собирались в стаи и начинали организовываться. Время «Чёрных пантер» ещё не пришло. Но уже звучали голоса о льготах, квотах и появлялись требования «позитивной дискриминации». А вот этого Хайнлайн на дух не переносил – он был за равенство возможностей и против преференций для избранных.

       Здесь надо отметить, что в расхожих формулах пропаганды тех лет равенство возможностей неявным образом связывали с равенством способностей: «негр – такой же, как белый, только другого цвета, поэтому заслуживает того же самого». На этом основании было выстроено всё здание американской толерантности (и я подозреваю, что попытка вколотить в него поправку от BLM «но некоторые животные равнее» рано или поздно обрушит это здание ко всем чертям). И всё же это была всего лишь аксиома, принятая на веру – чего Хайнлайн не мог не заметить. И если вы до сих пор полагали, что Боб пинал только пуританских священных коров, то вы сильно заблуждались.

       Боб пинал всех коров без разбора, какие только попадутся на дороге. Хайнлайн категорически отрицал равенство рас, принимаемое за аксиому. Для него это было не более чем гипотеза, требующая доказательств. С доказательствами же дела обстояли туго – уже в те времена вопросы сравнительной биологии человеческих рас были нежелательной темой в научном сообществе. Поэтому Хайнлайн совершенно спокойно заявлял такие вещи:

        «Одним из неприкосновенных постулатов считается, что белые и чёрные на самом деле “равны”, просто неграм не повезло со средой обитания. Так ли это? Я не знаю – у меня слишком мало данных для такого вывода… Очевидно, что две расы различны физически… Должны ли мы, тем не менее, предполагать, что, несмотря на очевидные и существенные физические различия, эти два разновидности, тем не менее, в основном идентичны в части нервной системы? Я не знаю, но знаю, что в любой другой области науки такое предположение было бы просто глупо рассматривать, даже в качестве рабочей гипотезы, а тем более, в качестве неопровержимого факта, не подлежащего сомнению»

       Взгляды Хайнлайна на расовые, национальные и социальные проблемы в первой половине 60-х легко упаковываются в такое понятие, как «дарвинизм». Во многих предыдущих своих произведениях, «Бездне», «Кукловодах», «Туннеле в небе», «Астронавте Джонсе», «Гражданине Галактики» он так или иначе высказывает одну и ту же мысль: ЛДНБ – ленчей даром не бывает. Вселенная – не место для слабых или глупых. Вид либо выигрывает схватку, либо приспосабливается к победителю, в противном случае он исчезает без следа – и не нужно оценивать этот факт с точки зрения морали, у законов природы нет ни морали, ни сентиментальности, примите и распишитесь.

       Тут надо бы сказать о морали самого писателя. Этические установки Хайнлайна чрезвычайно прагматичны и вытекают из утилитарной потребности выживания – семьи, страны, человечества – именно в такой последовательности, по ниспадающей. И моральность тех или иных действий он оценивал исходя из ответственности перед тем, что находится в малом круге, а внешнее окружение получало свою долю по остаточному принципу. Это было мировоззрение, диаметрально противоположное какому-нибудь русскому космизму, где превалирует понятие «высшей справедливости». Боб прагматично исходил из интересов индивидуума, семьи, страны или рода человеческого и не признавал приоритета абстрактной космической морали.

       И в этом аспекте Хайнлайн признавал моральным всё, что ведёт к выживанию вида (в широком смысле слова, т.е. не только утилитарно-физическое выживание, но и, в ряде случаев, сохранение нравственных и культурных ценностей), страны, семьи или человека. Хайнлайн ни разу не рассматривает вопрос о каком-либо «видовом милосердии» – проигравший вид уничтожается или адаптируется, это вопрос борьбы за существование. Он никогда бы не написал что-то подобное вещам «Квинтет Эндера» Карда или «Слово для леса и мира одно» Ле Гуин. Во всяком случае, до начала 60-х.

       Здесь, конечно, стоило бы привести цитаты, но я знаю, к чему приводит поиск цитат в книгах Грандмастера – ты зависаешь с книжкой до поздней ночи, а цитата так и остаётся смутным воспоминанием где-то на периферии сознания. Поэтому я сошлюсь на обзоры по «Бездне» и «Астронавту Джонсу», где точно упоминал об этой проблеме. Наверное.

       Применительно к человеческой расе дарвинистская установка Хайнлайна означает примерно следующее: нужно признать, что Европа обошла Африку и Азию, и тем самым доказала свою лучшую приспособленность к жизни на этой планете. Следовательно, азиаты и африканцы вынуждены будут признать лидерство европейцев, либо см. выше.

        «…как говорил мне один знакомый негр, тем, кого угнали в рабство, повезло по сравнению с теми, кто остался. Немного познакомившись с жизнью в Африке, я понял, что она имел в виду. Для меня ясно одно: “цивилизация”, если говорить о технологиях или социальных институтах, придумана нами, а не неграми. Как раса, как человеческая культура, мы опережаем их на пять тысяч лет или около того. За исключением той культуры, социальных институтов и технологий, что они получили от нас, они всё ещё прозябают в каменном веке, со всем его рабством, каннибализмом, тиранией, и полным отсутствием концепции того, что мы называем “справедливостью”»

       В этом высказывании, несмотря на его фактическую корректность, как будто слышится голос самодовольного представителя WASP, и я не буду ни подтверждать, ни опровергать это впечатление. Как и большинство живых людей, Роберт Хайнлайн был неоднозначной личностью, сочетавшей в себе противоположные тенденции. Он, безусловно, был человеком цивилизованным, и пытался сдерживать Зверя внутри себя. В своих публичных проявлениях он старался писать, говорить и совершать только правильные вещи. Каким он был наедине с собой, мы можем только догадываться, извлекая это косвенным образом из его текстов. В общении с близкими людьми он заметно ослаблял галстук, но всё равно старался удерживаться на «общечеловеческих» позициях (хотя часто скатывался на дихотомию «мы» и «они»). Боб был убеждённым про-феминистом и при этом до конца своих дней оставался полным энтузиазма Старым ЯБыВдулом, и когда он с аппетитом рассказывает о темнокожих «шоколадках» на пляже, сквозь его черты на мгновение проступает хищно осклабившийся Мистер Божья Коровка.

       Хайнлайн не стал отправлять письмо, цитаты из которого я привёл выше. Видимо, почувствовал, что «общечеловеческая» позиция подвела его к опасной близости с расистскими лозунгами прошлого века. Ещё один маленький логический шаг – и он бы начать рассуждать об «uplifting» (возвышении низших рас до уровня высшей) и о «бремени белого человека». Хайнлайн, конечно, любил Киплинга, но не до такой же степени… Возможно это или что-то иное заставило его задуматься о том, насколько расовые предрассудки довлеют над нашим обыденным мировоззрением. И лучший способ вытрясти их из человека наружу, потыкать в них носом, заключался в том, чтобы перевернуть всё с ног на голову и хорошенько встряхнуть. Устроить этакий Биг Бадабум.

        «Заметив вспышку ядерного взрыва, ты должен упасть за ближайшее укрытие и прикрыть незащищённые участки кожи: шею, лицо, кисти рук. Через минуту или две, либо сразу после прохождения ударной волны ты должен подняться и бежать в ближайшее убежище»

       Ещё больше проникнуться духом того времени вам поможет «Письмо из убежища» Тони Кэри (да и вообще, Тони всегда стоит послушать, по поводу или без всякого повода)

       Итак, Боб взялся за строительство убежища. Хайнлайн прекрасно понимал разницу между fallout shelter, которое способно защитить лишь от осадков, и blast shelter – настоящим бомбоубежищем. Тем не менее, он практически сразу отказался от более простого и бюджетного проекта радиационного убежища. Близость центра NORAD не оставляла ему иного выбора, кроме как строить полноценное blast shelter, вырубая его в гранитной скале возле дома. Это существенно удорожало проект, и вдобавок Джинни настояла на том, что у бункера должен быть запасной выход, на случай если основной будет завален руинами дома. Ни один типовой проект подобного не предусматривал. Визитки и рекламные листы агентов напрасно пылились на журнальном столике.

       Хайнлайну пришлось проектировать убежище самому. Это была не слишком сложная задача, поскольку раньше он спроектировал дом, в котором они жили.

       Через пару недель после возвращения из Сиэтла, в начале октября 1961 года, Хайнлайн нанял рабочих, которые с помощью взрывчатки и отбойных молотков выдолбили в скале траншею 3.5 х 7 м и глубиной в 3.5. Скалу укрепили стальной рамой, внутри которой соорудили бетонный короб. Сверху бункер прикрывал почти метр железобетона. Внутренний стальной кожух должен был защитить обитателей от осколков бетона во время удара.

       Вход в убежище открывался с восточной веранды дома, а запасной выход прятался в высохшем речном русле. Массивные железные двери должны были защитить обитателей бункера от ударной волны и радиоактивной пыли. Конечно же, это ни в какое сравнение не шло с метровыми заслонками Комплекса Шайенн.

       К осени 61-го бункерный бум в Колорадо-Спрингс уже угас, что позволило Хайнлайну скупить материалы для строительства и оборудование подешёвке. К середине ноября убежище было готово. И снова призрак Неда Фландерса из будущего помахал ему рукой:

        «Куча народу видела наше убежище… и слишком многие из них радостно сказали: “Ух ты, круто! Я рад, что ты его построил! Теперь мы точно знаем, куда бежать, когда завоет сирена!”»

       Хотя Боб и предвидел нечто подобное, он, тем не менее, был шокирован поведением соседей – все они были люди не бедные и вполне могли позволить себе такое же укрытие.

       В своих письмах Полу Андерсону и Джудит Мерррил, которых тоже охватил бункерный бум, Хайнлайн писал, что если большинство граждан США последуют их примеру, это будет значить для безопасности страны больше, чем дивизион МБР, ведь парни в Москве умеют подсчитывать риски и не ввяжутся в авантюру с сомнительным результатом.

        «Наша политическая система, наша свобода, базируется на идее о том, что основной груз ответственности несёт на себе сам человек. Если мы отречёмся от своей личной, индивидуальной ответственности, то мы тем самым отречёмся от самого понятия свободы – после этого нам останется только спокойно сдаться на милость кремлёвских хозяев»

       Первоначально убежище было рассчитано на то, чтобы Хайнлайны смогли продержаться в нём три месяца. Затем Боб, повинуясь внезапному порыву души, предложил соседям (у них было трое детей) место в убежище, если настанет день «Д». Они с Джинни переоборудовали и переукомплектовали бункер, так что он смог приютить уже шесть человек, хотя и всего на один месяц (всё правильно, именно шесть, потому что сосед служил на флоте, и его присутствие не предполагалось). Боб подошёл к вопросу основательно – обучил детей работе с оборудованием бункера и провёл тренинги. По иронии судьбы вскоре после этого соседи рассорились с Хайнлайнами и прислали свой ключ от бомбоубежища в почтовом конверте. «Дети-то почему должны страдать?» удивился Боб и так же по почте отправил ключ обратно. «Лучше смерть, чем позор!» решили соседи и снова вернули ключ по почте. Хайнлайн пожал плечами, но оставил комплектацию бункера прежней.

       До самого отъезда из Колорадо-Спрингс Хайнлайн обновлял в бункере запасы воды и пищи и заряжал аккумуляторы. Вентиляция и освещение в убежище работали превосходно, поэтому в нём иногда ночевали гости.

       И всё же, несмотря на семидесяти сантиметровое железобетонное перекрытие и защитный стальной кожух, Хайнлайновское blast shelter вряд ли выдержало бы близкий взрыв атомной бомбы. Хайнлайн понимал это, и близость центра NORAD не давала ему покоя. Это стало ещё одной причиной их отъезда из Колорадо-Спрингс. Позднее, в романе «Луна – суровая госпожа» писатель с наслаждением раздолбал Шайенн в щебень «булыганами» лунных сепаратистов.

       Новые хозяева дома оставили убежище в неприкосновенности. С тех пор оно уже несколько раз меняло владельцев и, по счастью, ни разу не использовалось по прямому назначению. Раскладная кровать (слева) и баллоны с воздухом (справа) лет двадцать назад были ещё исправны и ждали своего часа, но большую часть времени работали музейными экспонатами.

       Впрочем, был один момент, когда эта предосторожность едва не обернулась предусмотрительностью.

       Причиной был подростковый зуд Президента Кеннеди, которому страшно хотелось досадить коммунякам. К началу 60-х Америка выигрывала у Союза атомную гонку по очкам: у США было накоплено в 20 раз больше боеголовок, чем у СССР, да и средств доставки было в сотню раз больше. Но, видимо, Джон решил потроллить Никиту, потому что отдал приказ разместить сначала в Италии, а потом и в турецком Измире парочку эскадрилий ракет средней дальности PGM-19 «Jupiter».

       В принципе, никакой особо стратегической необходимости в этом не было. Москва и так была в пределах досягаемости «Торов» из Англии, баллистических «Атласов» из Америки и «Полярисов» с подлодок, курсирующих в северных водах. Но «Атласам» нужно было лететь через весь океан, а лодки с «Полярисами» плавали по сложному маршруту, и их нельзя было задействовать в любой момент времени. А вот «Юпитеры» могли находиться на боевом дежурстве постоянно, у них была более высокая точность наведения и очень малое подлётное время, всего 10 минут, не оставлявшее шансов задействовать ПРО или провести эвакуацию населения в убежища. «Юпитеры» в Турции возле границы СССР стали последней каплей, переполнившей терпение Хрущёва.

        «Я-то был против войны. Но если жить только под давлением боязни и в том смысле, что всякая наша акция в защиту себя или в защиту наших друзей вызовет ракетно-ядерную войну, — это, следовательно, означает парализовать себя страхом»

       Хрущёв приказал провести тайную операцию «Анадырь», и СССР по-тихому разместил на Кубе свои ракеты средней дальности Р-12 и Р-14. Они могли атаковать Вашингтон и половину авиабаз стратегической авиации американцев. Их подлётное время к основным целям составляло почти 20 минут, но это было лучше, чем ничего.

       15 октября, с большим запозданием, ЦРУ обнаружило советские ракеты и доложило Президенту. С этого момента начался Кубинский кризис. Понятие «паритет» в голове у Джона Кеннеди и его генералов отсутствовало. Спешно собранное совещание сходу отвергло дипломатические варианты разрешения ситуации и начало прорабатывать военные. Генералы предложили немедленно разбомбить ракетную базу русских, но Президент отказался, он предпочёл «отрезать хвост по сантиметру» и ждать, пока внутренняя решимость развязать войну дозреет в нём окончательно. Вместо этого он приказал отменить военным отпуска, призвать в амию 150 000 резервистов, начать подготовку к вторжению на Кубу и отправил флот заблокировать остров с моря. Согласно международному праву военная блокада приравнивалась объявлению войны, поэтому Кеннеди назвал блокаду «карантином». Хрущёв в свою очередь назвал её «пиратством» и сказал, что не потерпит нападения на советские корабли. К этому моменту вокруг острова плавало не меньше десятка советских подводных лодок, а на берегу стояли 50 истребителей. 27 октября Москва потребовала убрать ракеты из Турции. Военные советники сообщили Кеннеди, что в Кремле, предположительно, произошёл военный переворот и сейчас всем заправляют генералы. В этот момент над Кубой был сбит очередной самолёт-разведчик. В Вашингтоне, замирая от ужаса, приготовились начать ядерную войну с Советами – просто чтобы не потерять лица.

       Подготовка к войне не ускользнула от внимания американцев, а выступление Президента дополнительно подлило масла в огонь.

       Кеннеди назвал базу на Кубе орудием ядерного шантажа и рассказал, какие города находятся под прицелом светских ракет. Обронив многозначительную фразу «любые наши дальнейшие действия будут оправданы», он обрисовал картину грядущего Апокалипсиса (в сослагательном наклонении). В конце речи он заявил, что не может предугадать, «на какие затраты или жертвы придется пойти, чтобы ликвидировать этот кризис». Было сказано ещё много других ободряющих слов, типа «самая большая опасность сейчас состояла бы в том, чтобы не делать ничего», «стоимость свободы всегда высока, но американцы всегда были готовы платить за неё», «наша цель состоит не в мире за счет свободы» и тому подобное. Услышав финальное «И видит Бог, эта цель будет достигнута», нация взвыла и побежала прятаться в свои новенькие «фоллауты».

       Незадолго до Кубинского кризиса Хайнлайн побывал на аэрокосмическом конвенте в Лас-Вегасе и полюбовался на авиашоу в Индиана-Спрингс. Там у него произошла примечательная встреча: он познакомился с доктором Эдвардом Теллером и его коллегой, Германом Каном. Теллер был отцом американской водородной бомбы и советником прежнего президента Эйзенхауэра. Именно Теллер пытался в своё время продавить идею создания системы ГО и строительства гражданских бомбоубежищ, чему Эйзенхауэр всячески противился. Кан был футурологом, одним из теоретиков и режиссёров новой геополитики. Он придумал концепцию «Машины судного дня», обеспечивающей гарантированное взаимное уничтожение, и много внимания уделил возможным последствиям ядерной войны а также способам индивидуального спасения. Кан зачитывался книгами Хайнлайна, Хайнлайн зачитывался книгами Кана. Им было о чём поговорить друг с другом.

       22 октября, услышав новости с Кубы, Хайнлайн тут же переключил свой радиоприёмник на волну CONELRAD и всё время, что длился кризис, ждал сигнала оповещения о ядерной атаке. Канал CONELRAD (CONtrol of ELectronic RADiation) был предназначен для оповещения населения в чрезвычайных ситуациях. Система была создана в 1951 году для работы в условиях военного положения. На бытовых радиоприёмниках диапазоны работы CONELRAD были промаркированы специальными значками.

       Во всех брошюрах ГО, МО и Комиссии по атомной энергии переключение на волну CONELRAD называлось непременным условием выживания. Единственный раз система была задействована во время кубинского кризиса. В 1963 году она была заменена системой EBS.

       28 октября, когда Хрущёв пообещал вывести ракеты с Кубы, Хайнлайн, неделю не отходивший от своего атомного бункера, с облегчением выдохнул. Деталей ядерной сделки он, естественно, не знал, поэтому проникся к Кеннеди внезапным уважением:

        «Этот кризис заставил меня, впервые за несколько лет, по-настоящему гордиться своей страной и своими соотечественниками. Кризис и ультиматум стали неожиданностью для большинства гражданских лиц. Он и для меня стал полной неожиданностью, не потому, что я не знал о развёртывании ракет – я об этом знал – но потому что я не ожидал, что м-р Кеннеди не спасует перед Советским Союзом… я снова гордился тем, что я – американец»

       Незадолго до этого на Восточном побережии произошли события, которые могли дать Бобу дополнительный повод гордиться тем, что он американец. Ну, или наоборот – зависит от того, как посмотреть.