Книжицу эту я прочитал то ли на третьем, то ли на четвёртом курсе. Но не позднее. Я неправильно запомнил название. Почему-то в голове отложилось английское выражение «science fiction». Так у них называют фантастику — об этом я узнал как раз из брошюры. И лично для меня это имело довольно далеко идущие последствия. В сентябре 1982 года я увидел на лотке в ленинградском Доме Книги, буквально у самого входа в вестибюль, книгу с таким названием — «Science Fiction. English and American Short Stories», выпущенную «Прогрессом», и с первого взгляда безошибочно понял, что под её обложкой. Книга ждала своего часа целых три года! Вышла-то в 1979 году. В общем, я её купил, уже вечером начал читать, но осилил тогда лишь предисловие на русском языке. Однако решил, что займусь английским. В жизнь сие решение воплотил только двенадцать лет спустя, да! Тем не менее с тех пор чтение на английском не бросаю, такие вот дела.

Ну ладно, это было вступление.

Теперь непосредственно о книге Гакова (который, как выяснилось, вовсе и не Гаков, ну да об этом нужен отдельный разговор). Тогда, в студенческую бытность, содержание её сильно меня ошарашило. Выяснилось, что я про современную англоязычную фантастику ничегошеньки не знаю. Столько этот Гаков назвал имён, перечислил книг... Крепче всего однако ошарашило именно само словосочетание — «science fiction». Раз уж в памяти оно название заменило. Книгу с таким титулом я искал уже в новейшее время в сети, естественно, чего нужно, не находил. Буквально вчера применил немного другую методу и — вот, пожалуйста! За два вечера перечитал.

Для меня и сейчас большинство упомянутых Гаковым имён и названий — терра инкогнита. Ну за редкими исключениями, вроде Урсулы Ле Гуин. Но вообще я почему-то надеялся, что Гаков в «Витке» и про Стивена Кинга рассказал, про его роман «Противостояние». Ведь один из главных героев там — рок-музыкант. А что-то про рок-музыканта из обзора «science fiction» на коре серого вещества у меня отложилось. И вот, теперь-то твёрдо знаю: нет, про Кинга речь всё-таки не зашла. Видно, не настолько он успел прославиться к началу 80-х, чтоб советские критики фантастики на него внимание обратили. Да, печаль; так рушатся с трепетом и тщанием лелеемые иллюзии...

Сейчас из всего многообразия имён фантастики 60-70-х отметил для себя лишь одно — С. Дилэни. Якобы он вырвался за рамки фантастики, написал что-то такое неимоверное, вынесшее мозг самому Филипу К. Дику.

На этот раз не такой частый для меня случай, когда к чтению именно этой книги побудил ее внешний вид. Хотя о существовании ее я уже давненько знал, знал даже, что она была награждена Букером десятилетия. Но вот увидел томик новой Библиотеки всемирной литературы, на лицевую сторону суперобложки помещен фрагмент картины Петрова-Водкина, и решил, что буду читать.

А книга эта и сама по себе очень редкая. Автор определил жанр как роман-идиллия. Такого на самом деле, наверно, не существует. Может быть, лучше подошла бы формулировка американского писателя Джона Ирвинга — «Мир глазами…» («The World according to…»).

Название, как я узнал из чтения уже дневниковых записей Чудакова, взято из стихотворения Александра Блока. По своему составу же книга — цикл глав, выстроенных не в подчинении некоему разворачивающемуся сюжету, а, возможно, в подчинении раскрываемому чувству. Не очень-то следуя и хронологическому порядку, герой-рассказчик, то во втором лице (Антон Стремоухов), то в первом (да, как у Набокова и, по-моему, у Джойса) — показывает жизнь своей семьи. А также и жизнь тех людей, что населяли заштатный городок его детства, Чебачинск, и других, с которыми он познакомился уже позднее, в Москве, когда учился в МГУ. Впрочем, есть там и о тех, кого он лично никогда не видел, но узнал, как складывались их судьбы, из рассказов близких.

Особенно много дал Антону его дед по матери. В каком-то смысле, быть может, он и является главным героем произведения. Повествование начинается рассказом о том, какой это был сильный человек. А среди первоначальных вариантов названия фигурировало и такое — «Смерть деда». Даже об отце в книге сказано значительно меньше.

При чтении я думал о том, что герою (на самом-то деле автору) очень повезло, что он родился в такой семье — с такими корнями, традициями, настолько одаренной. (Впрочем, не всё, видно, определяется генами и ближайшей внешней средой; из рассказа видно, что у некоторых двоюродных братьев-сестер жизнь как-то не задалась, сами они выросли не очень-то цельными людьми; получается, одной только хорошей наследственности было мало).

Ещё ему очень повезло, что он рос в таком городке, куда ссылали людей со всей страны, из столиц в том числе. Так он получил богатейший опыт общения, бесценный материал для наблюдения. Который и отразился в книге.

До написания книги Чудаков был известен как литературовед, очень серьезный учёный, специалист по Чехову в первую очередь. Выход романа открыл его как прозаика, тоже очень серьезного, значительного писателя, причем даже для тех, кто считал, что знает его хорошо. Книга Чудакова уникальна, потому что уже никто не напишет так про XX век. А ещё своеобразием героя-рассказчика. Раньше я считал, что таких необычных людей показал только Сэлинджер, ну да, быть может, Саша Соколов («Школа для дураков»). Теперь знаю, что Чудаков дал нам свой вариант оригинального героя. Таких персонажей во всей мировой литературе, быть может, можно пересчитать по пальцам.

Из дневников узнал, что при подготовке первого книжного издания были исключены некоторые главы, касающиеся современности. Якобы они выбивались из общего ряда и ослабляли общее впечатление. Лично мне однако и жаль, что нельзя эти главы прочитать. Рассказчик Чудаков удивительный, такие уникумы населяют его повествование, такими подробностями оно расцвечено! Надеюсь, что когда-нибудь выйдет издание типа «Литературных памятников», и туда войдёт всё. Произведение Чудакова такой публикации заслуживает.

Вчера начал читать The Martian, написанный Вейером, выдержал только две главы и бросил. Я думал, такое творится только в русской фантастике. Ан нет, процесс-то, оказывается, не только нас затронул!

Я даже простил автору то, что текст начинается предложением с самым популярным английским словом на букву «f» (а вот интересно, во время исследований Арктики-Антарктики немало было погибших исследователей, оставивших нам свои дневники, последние записи, и этим людям потом монументы ставили с надписями «To strive, to seek, etc», — много в этих прощаниях с человечеством было матерщины?). Кстати, отправной посыл — то, как герой-рассказчик оказался брошенным на красной планете — показался крайне неубедительным. Неужели в regulations НАСА в самом деле мог бы быть такой пункт: оставлять тела погибших прямо на месте? Дескать, на выживших ресурсов больше достанется? В реальности, конечно же, такого правила не будет, и в заслугу поставят именно Вейеру: благодаря его роману мы поняли, что это открывает лазейку для ошибочных решений.

Нет, на самом деле меня (мой читательский интерес) добило другое: я прочитал две главы — и не увидел никакой красной планеты. Ни одного описания пейзажа. Ни одного более-менее путного отражения эмоций рассказчика, кроме пресловутых f-words. Лишь сухое перечисление происшедших событий, как в милицейском, пардон, полицейском протоколе. А ещё — очень старательное, будто для школьников с особенностями развития, изложение некоторых технических подробностей. Типа, какой тренаж получил герой, какие приблуды у него под рукой имелись. Читал, что автор первоначально публиковал роман в блоге: глава — пост. Наш ядекс дзен неожиданно и напомнило, где авторы из кожи вон лезут в погоне за вожделенной монетизацией. Дают кричащие заголовки, под ними — куда более скромные тексты, очень часто рассчитанные на невежд.

Летом я прочитал англоязычный сборник «Спектрум-5», большинство рассказов которого было посвящено освоению космоса. Осенью перечитал «Лунную пыль» Кларка — тоже в оригинале. Авторы отнюдь не были профанами в науке-технике, пусть и писали в самом начале космической эры. Так что интересные технические детали у них тоже были. Но у них было больше — интересные сюжеты. Интересные описания! Это ж всё-таки литература, пусть снобы и кричат, что она, мол, не того пошиба, не Шекспир и не Гомер.

По сути, это редкий счастливый случай советской фантастики, шагнувшей в новейшее время. Действие начинается в XXIII веке. На Земле установился тот общественный строй, который по представлениям советских авторов только и мог ожидать нас в будущем. Хотя в плане гармоничности отношений, душевной чистоты персонажам Давыдова далеко не только до героев Ефремова (цикл о Великом Кольце), но даже до людей Полудня братьев Стругацких. Но это дань реализму. А с другой стороны — тем бурным переменам, которые раздирают наш реальный мир уже тридцать с лишним лет.

Сравнительно недалеко по звёздным меркам исследователи космоса нашли удивительно похожую на Землю планету. В честь погибшей на ней участницы экспедиции первооткрывателей назвали её Рита. С интервалом в шесть лет земная цивилизация отправляет туда партии колонистов на кораблях «Рита-1», «Рита-2», «Рита-3». Главный герой и рассказчик Александр «Сандро» Тарасов летит на третьем, несущем на борту самую многочисленную экспедицию. Как и две предыдущие она состоит сплошь из семейных пар, в основном молодожёнов. Сандро всего лишь девятнадцать на момент вылета. Благодаря чудесному действию анабиоза он должен помолодеть ещё на два года за сорок лет сна в полёте.

Его и его товарищей готовили в уральском лагере «Малахит» к жизни на Рите. Но по прибытии на чужую планету многое там оказывается не таким, как это представлялось на Земле. Самую большую проблему здесь представляют собой туземцы, племя ра, которое объявляет беспощадную войну пришельцам. Земляне же не могут ответить им тем же...

В общем, таков зачин этой очень интересной истории.

Первая часть трилогии отличается от двух других не только местом действия в начале (это была, конечно же, Земля; потом несколько глав описывают жизнь на борту корабля во время недолгого пробуждения героев — они по очереди несут вахту во время полёта), но и общим тоном повествования. Какой-то он мелодраматический, что ли. Вообще слогом своим Давыдов сильно уступает, допустим, Булычеву и Стругацким. Но в плане плетения сюжета он несомненный мастер. И потом, действие в каждом романе развивается не просто динамично, а с особым смыслом, поучительно, я бы сказал. Не такое уж частое качество не только для фантастики, но для прозы вообще.

Много отсылок к земной истории, особенно XX века. В третьей части трилогии часто упоминаются уже новейшие события — развал и ограбление Советского Союза, бомбардировки Сербии. Сразу и бросается в глаза, в чём автор не очень угадал. Не только насчет технического прогресса (уже сейчас есть такие гаджеты и технологии, которые героям трилогии и не снились), но и относительно нравственного регресса. Если бы реальный сербский певец, мировая звезда эстрады, напомнил бы своим поклонникам, что учился музыке под натовскими бомбами, боюсь, он был бы навсегда от сцены отлучен. Западное общество научилось хорошо защищать свою нежную ранимую психику от неприятных воспоминаний...

На этой оптимистической ноте и закончу.

Накануне Дня Победы роман был назван Алексеем Варламовым в числе лучших книг о Великой Отечественной. Кое-что из того списка, рассказы Виктора Астафьева, я уже прочитал. Продолжаю знакомство.

Почти сразу после выхода в середине 90-х «Генерал и его армия» получил Русского Букера, а потом и Букера десятилетия. Впрочем, сейчас, когда авторитет премий упал, а самомнение читателей-зрителей возросло, это уже и не аргумент. Слишком трудные и горькие вопросы поднимает книга — а сейчас многие научились их в упор не замечать.

С точки зрения художественной, литературной, роман написан исключительно хорошо — языком плотным, ярким, зримым. Герои внятные, запоминающиеся. Действие развивается динамично, не отпускает. А коллизия, что называется, за душу, берёт. Есть, правда, один чисто технический косяк — те пресловутые восемь пуль, что прошли через живот, не задев жизненно важных органов. И ещё — своего рода «фантастика» в финале. Но можно считать это «дискуссионными» моментами.

Хотя главную дискуссию роман вызвал, конечно, не этим, а — вопросами, которые поднял.

В центре повествования — генерал, командарм Кобрисов, его судьба. Если обрисовать бегло — перед самой войной успел посидеть в тюрьме по политическому обвинению. Через сорок дней был выпущен и отправлен командовать дивизией — началась война. На фронте взял на себя командование армией, выводил из окружения. Потом стоял во второй линии под Москвой, попал в госпиталь. В сорок третьем году армия Кобрисова успешно захватила плацдарм на правом берегу Днепра. Оттуда пошло дальнейшее наступление.

Ах, да. В промежутке между двумя войнами командовал частями особого назначения, воевал с басмачами.

Дело в том, что в книге события показаны не в хронологическом порядке, пожалуй, скорее с конца. И подаются отнюдь не скупыми штрихами, а опять-таки скорее наоборот. Почему в поле читательского зрения и оказывается сразу много чего. Особенно много чего такого, чего, как я уже сказал выше, и не хотелось бы замечать и знать, — про русских людей, воюющих против русских же, то есть советских людей; про самого генерала Власова, сначала героя битвы под Москвой, потом — перешедшего на сторону врага (хотя Власову в романе уделено не так и много места, как может показаться — с чьих-нибудь слов). Про славных борцов со всеми русскими людьми... Про гениального полководца, пропавшего куда-то в начале войны на одиннадцать дней. И т.д. и т.п.

Помимо самого романа я прочитал ещё несколько статей. Например, работу А. Солженицына, в которой он разбирает достоинства и слабые места книги, — и этот другой взгляд показался очень любопытным. Оценив роман очень высоко, Солженицын не со всем в нём согласился, не всё нашёл убедительным. Вплоть до того, что образ главного героя следовало раскрывать в иной последовательности и, желательно, до наступления кульминации действия.

Потом были ещё три статьи самого Владимова. «Как я массировал компетенцию...» — развернутый ответ на очерк В. Богомолова» «Срам имут и живые, и мертвые, и Россия…». Затем «Прощай, оружие?» — размышления о том, как развивается (или скорее, не развивается) современная отечественная проза о войне. И ещё «Новое следствие, приговор старый» — полемика уже на тему так называемого «власовского движения».

В завершение опять про роман. Многие звенья сюжета его очень тонко меж собою увязаны, закольцованы. Но это даже не самое поразительное — есть целый ряд эпизодов, что сильны сами по себе, ошеломляют своей горечью.

Русский перевод названия романа, «Потерпевшие кораблекрушение», вводил меня в заблуждение. Представлял себе людей, подбирающих на диком океанском берегу обломки своего разбитого корабля, — историю в духе «Робинзона Крузо». «The Wrecker» перевести можно и как «Вредитель» или «Разрушитель», но следует помнить, что wrecker это также человек, занимающийся утилизацией непригодных к дальнейшей эксплуатации судов. На самом деле это такой роман-матрёшка, внутри которого сидят истории разных жанров.

Начинается он на Маркизских островах, но сюжет тут же делает хитрый извив. Американец Лаудон Додд, владелец британской яхты, прибывшей в столицу островов Таиохаэ (совладелец, как тут же выясняется), принимается излагать свою биографию, и перед нами разворачивается роман воспитания. Этакий «Мартин Иден» наоборот. Полагаю, что Джек Лондон читал книгу Стивенсона. Его собственный герой был беден, ходил по морям, но мечтал выбиться в писатели (и выбился, как мы знаем, буквально ценой своей жизни). Лаудон Додд от рождения был вовсе не беден, но мечтал стать скульптором. Чтобы осуществить мечту, отправился в культурную столицу мира — Париж. Скульптором однако не стал, похоже, таланта не хватило. Вынужден был переквалифицироваться в мелкого дельца, не без помощи друга, прирожденного предпринимателя, Джима Пинкертона. История жизни Мартина Идена окрашена в драматические и даже мелодраматические тона. Похождения несостоявшегося художника Лаудона Додда изложены в ироническом, порой даже хохмаческом ключе.

Однако это ещё не финал. Обращением Додда в партнёра великодушного, предприимчивого и по-своему наивного Джима Пинкертона дело не заканчивается. Титульная тема — кораблекрушения — начинает звучать ближе к середине книги. Джим Пинкертон был, как я уже сказал, прирожденный бизнесмен и, чтобы заработать доллар-другой, ввязывался в самые разнообразные предприятия. Занимался он и утилизацией брошенных судов. И одно такое судно, английский бриг «Flying Scud» («Летящий по ветру»), потерпевший крушение у острова Мидуэй, переворачивает карьеру и судьбы героев.

Против ожиданий Пинкертона, аукцион покупки прав на разбитый бриг из стандартной процедуры превращается в очень странную и финансово крайне рискованную аферу. Которая происходит в обстановке, полной недомолвок, нестыковок и всяких несообразностей. Компаньоны в итоге покупают разбитое судно, но они уже на грани банкротства. Пинкертон остаётся улаживать дела компании на берегу, в Сан-Франциско, а Додд отправляется к острову, чтобы найти на корабле то сокровище, на которое, по мнению компаньонов, претендовал их противник на аукционе.

На месте же крушения прибывшая туда команда обнаруживает то, что и сам брошенный на мели бриг в высшей степени не похож на обычное безнадёжно погубленное судно. Если можно так сказать. При чтении этой части романа у меня возникла стойкая ассоциация с загадкой перевала Дятлова. Да-да, хотя Стивенсон написал свой роман почти на сто лет раньше, и конкретные детали вымышленной и подлинной истории были совершенно различными и непохожими друг на друга. Но вот характер этих деталей, их общей совокупности, картины, если угодно, выглядел одинаково нелогичным, не поддающимся рациональному объяснению. (Я даже подумал, что среди версий случившегося на перевале Дятлова, возможно, недостаёт ещё одной — в духе Стивенсона...)

Дальнейшее развитие сюжета пересказывать не стану. Могу только сказать, что уже извлеченными на свет «матрёшками» (роман воспитания, производственный роман, детектив, мистери) содержание книги не исчерпалось. Автор открывает перед нами новых героев, новые страсти, новые похождения... В конце концов всё приходит к концу. Тайны расшифрованы, даже некоторые из творческой лаборатории автора. А читатель (ну, я во всяком случае) остаётся в ступоре: вот это да, вот это наворотили... Вот это змея, кусающая себя за хвост! К тому же не скидывайте со счетов и нетривиальный английский Р.Л. Стивенсона (я на нём книгу читал; и там героя зовут Loudon, а не Лауден как в переводе). Без комментариев, без помощи спецов в морском такелаже, жаргоне, диалектах крайне трудно было иногда врубаться в описываемое. Заглядывал в перевод, признаюсь. Переводчику честь и хвала. Хотя некоторые предложения он пропускал. Видно, и ему были не совсем по зубам...

Роман современного арабского автора — про Ирак нулевых, после «освобождения». С элементами фантастики и мистики.

Начало показалось довольно многообещающим. Город вроде уже привык к новой жизни — если в день происходит не больше пятнадцати взрывов, можно считать ситуацию терпимой. Тем не менее взрывы происходят. Разносят в клочья совершенно невинных людей. Старьевщик Хади, по прозвищу Барышник, подбирает после терактов куски человеческого мяса и «комплектует» из них полное человеческое тело. А потом случается так, что в полностью собранное тело вселяется душа только что погибшего, оставшегося без собственного тела, и... Начинается разная чертовщина, в том числе цепочка новых убийств.

Роман не очень большой по объему, но в нём несколько примерно равноценных действующих лиц. Кроме Барышника и порожденного им Безымяна, преуспевающий редактор и перспективный журналист. А также полковник, глава Информационно-аналитического отдела, плюс ещё несколько фигур пониже рангом.

Сложилось впечатление, что автор хотел написать что-то в восточной традиции — если не с нанизыванием одной истории на другую, то уж точно с переплетением разных сюжетных линий. Получилось, на мой взгляд, не шибко хорошо. Читается легко, однако почему-то не видно, что там у автора на самом деле было за душой. Естественно, кроме желания хоть что-то сказать, завлечь читателя нагромождением загадочных и ужасных событий.

В общем, я-то надеялся найти художественное, литературное отображение жизни современного «демократического» Ирака. А в итоге увидел, что искусство по-прежнему в большом долгу...

Ленюсь писать не только о просмотренных фильмах, о прочитанных книгах тоже. Давно уж, года два, если не больше. Бывает, что в записи о какой-то книге походя упомяну: а ещё было прочитано то-то и то-то. Иногда и таких упоминаний не делаю. Но иногда случаются исключения. Читал книгу релакса ради, на сон грядущий, и вдруг оказывается в ней что-то настолько замечательное, что волей-неволей посвящаешь ей отдельный пост. Да, и такое бывало. Так вот, роман Зуева-Ордынца как раз из этого разряда.

Это писатель прежде всего незаурядного жизненного опыта и очень непростой судьбы. Но кроме того он был очень одарён литературно, был мастером приключенческой прозы. Всё это нашло отражение в романе, о котором речь.

В подзаголовке так и указано: роман приключений. По сюжету — что-то похожее на так любимых нынешними малоталантливыми сочинителями «попаданцев». Может, это одно из первых в отечественной словесности произведений такого рода, ведь самый первый вариант «Сказания» был напечатан ещё в 1930 году в журнале «Всемирный следопыт». Несомненно и то, что это очень нетрадиционная «попаданческая» книга. Да, герои её, люди середины XX века, неожиданно оказываются в очень архаичном мире (или, скорее, мирке), отставшем от их собственного лет на 300, но происходит это не так, как сейчас. Никаких порталов, никаких капсул времени. Четвёрка советских людей — пилот Виктор Косаговский, его младший брат Серёжа (с неразлучным псом — обман-пинчером Женькой), капитан погранслужбы Степан Ратных и мичман-минёр, одессит Фёдор Птуха летят на Дальний Восток, но вместо нужного аэродрома попадают в глухую тайгу, совершенно неизведанный край, и находят там анклав, сохранивший уклад XVII века, живущий по законам феодальной Руси.

Необычайно подробно, с яркими деталями рисует автор этот «затерянный мир». Люди XX века оказываются в нём вовсе не суперменами, как это обычно происходит с современными «попаданцами». Вообще все герои романа Зуева-Ордынца, как положительные, так и не очень, очень колоритны, черты их, манера вести разговор хорошо прописаны. Что опять-таки выгодно отличает этих персонажей от шаблонных и ходульных действующих лиц нынешних попаданческих сочинений.

Автор романа, как я уже сказал, мастер сюжета. Но также и мастер языка. По стилю больше похож на ведущих отечественных писателей первой половины прошлого века. Лично мне Николая Задорнова напомнил.

Не могу не отметить и финал — я бы сказал, тоже весьма не типичный для приключенческого произведения. Наши герои не терпят фиаско, но ещё меньше завершение их похождений хочется назвать хэппи-эндом. Дорогая цена была заплачена за ту победу, что они одержали, слишком много потерь...

Вместе с тем «Сказание о граде Ново-Китеже» — один из лучших образцов жанра, та книга, по прочтении которой испытываешь благодарность — за всё то, через что автор тебя провёл, заставил пережить.

Роман Артура Ч. Кларка «Лунная пыль» стал одним из первых прочитанных мною фантастических произведений. В школьные годы перечитывал его не раз (на самом деле — целый сборник, одноименный). Фантастика Кларка нравилась мне, наверно, всё же меньше, чем сочинения Ефремова, Лема, Стругацких, тем не менее английский писатель наряду с только что перечисленными авторами во многом определил мои представления о жанре.

С годами понял, что и на братьев Стругацких он повлиял тоже довольно значительно. Мир их Предполуденного цикла во многом похож на ту технократическую позитивистскую действительность, которую Кларк рисовал в произведениях, посвященных освоению Солнечной системы.

«Лунная пыль» была написана ещё до полета Гагарина, но уже после запусков первых автоматических аппаратов. Действие романа происходит в XXI веке. На Луне не только существует довольно большое количество человеческих поселений, но уже стали взрослыми родившиеся на спутнике Земли люди. Таков, например, один из главных героев книги — Пэт Харрис, капитан прогулочного лунного судна «Селена».

Основное допущение романа, на котором строится сюжет, — это то, что на Луне есть обширная впадина, заполненная тончайшей пылью, которая во многом ведёт себя подобно жидкости. Этот небольшой псевдоводоём называется Морем Жажды. Именно здесь совершает туристические круизы «Селена».

Как я уже сказал, роман был написан в самом начале космической эры (если быть совсем точным, в 1960 году, в промежуток между августом и ноябрём). Достаточно скоро (по историческим меркам) выяснилось, что ничего близкого по свойствам на естественном спутнике, похоже, нет. В предисловии к изданию 1987 года Кларк пытается оправдаться. Главный его аргумент: Луна изучена пока что не настолько хорошо, чтобы делать окончательные выводы. Тут он и до сих пор прав.

По форме же повествование настолько реалистично, как если бы речь шла о чем-то случившемся на самом деле. Кстати, на мой взгляд, это отличительная черта фантастики Кларка. Он вовсе не Жюль Верн XX века, а, пожалуй, в плане достоверности переплюнул французского классика.

«Лунная пыль» — это технотриллер, почти. По ходу действия драматизм и напряжённость происходящего, как и положено в триллере, возрастают. Если бы только автор не пытался эту напряжённость искусственно смягчить: прежде чем перейти к новой фазе развития событий, он почти всегда предупреждает: но ожидаемого не случилось. Или — впереди моих героев подстерегала ещё одна напасть. И т.п.

Не знаю, думается, сейчас многим читателям такая благонамеренность автора придется совсем не по вкусу. Но я читал с интересом, поскольку всякая очередная подлянка, которую Луна устраивала людям в романе, не была повторением предыдущих, отличалась заметной новизной и, главное, зижделась на фундаментальных законах физики-химии.

Что касается психологии персонажей, нельзя сказать, что она прописана столь же выпукло, как, допустим, во многих сочинениях Лема, но надо отдать автору должное: он собрал интересный ансамбль разнообразных человеческих типов. Пусть и мимоходом, и во многом в позитивистском ключе, Кларк затронул такую тему как педалирование прав человека в ситуации экстремальной; увлечения конспирологией коснулся тоже. В начале 60-х эти проблемы, должно быть, едва брезжили на общем фоне. Английский фантаст оптимистично полагал, что к середине следующего века человечество в общем-то переболеет этой ерундой (в жизни же все получилось с точностью до наоборот). И даже своего рода “стокгольмский синдром” Кларк описал в последней главе. Передряга, через которую прошли пассажиры “Селены”, благотворно сказалась даже на самых худших, разбудила в них тёплые человеческие чувства.

А ещё хочется сказать о языке, которым ведётся рассказ. Кларк — конечно, не Фаулз и даже, наверно, не Уэллс, но стиль его примитивным не назовешь. Описания зримы, с точными, выразительными подробностями. Доходчиво, в духе научпопа, разъяснены технические моменты. В общем, для фантастики практически оптимальный язык. Помнится, лет пятнадцать назад, когда я уже вовсю читал художественные книжки на английском, сборники рассказов Кларка показались очень приятными на тогдашнем общем фоне — и не легковесные, но и не заумные. Даже захватывающие — прежде всего приключениями мысли.

И роман «Лунная пыль» из этого же ряда; заставляет задуматься о законах мироздания.

У Рыбакова романы выходят не очень часто. Этот появился после пятилетней паузы. Очередной, но вовсе не традиционно-фантастический. Вся фантастика сводится к нарочитым анахронизмам. Ну да, быть может, кое-какие исторические персонажи показаны совсем не такими, какими они были на самом деле.

Действие происходит в конце 30-х прошлого века, в преддверии заключения пакта между СССР и Германским Рейхом. Безымянный главный герой (он же рассказчик-повествователь) хоть и не нарком по должности, но входит в ближний кремлёвский круг и принимает активнейшее участие во всех этих иностранных делах.

Это только один из слоёв нарратива. Другой важный его пласт — любовно-эротический. Рассказчику 59 лет и он скоропостижно влюблён в девушку своего сына Сергея — военного лётчика. Уже не Хамберт Хамберт, конечно, и не нимфетка Долорес перед ним, но двусмысленная ситуация всё равно отдаёт какой-то набоковщиной. Даже сам язык повествования как бы схож, с массой метафор, хотя, всё же, думается, не уровня ВВН.

Две эти линии — международно-политическая и любовная — оказываются тесно переплетены; одна поддерживает и — как бы это сказать? — разогревает другую. Повествователь стремится просветить возлюбленную — заодно и читателя — по части того, какие интриги плелись в то время в Европе.

Для человека несведущего (к каким отношу и себя) сведения оказываются крайне интересными. Да вот беда — анахронизмы, о которых я уже говорил. Точно знаю, что не было того-то и этого не было в 39м году. Возникает сомнение, а остальное-то, про Англию, Францию и Германию, их премьеров да канцлеров, полная правда или тоже «художественно преломленная»?

Сюжет всё же оказался динамичным, захватывающим. И кое-что — а может, даже многое — из рассуждений рассказчика-героя на тему народов и культур очень даже будит мысль и генерирует вопросы.

Странно, что это название не на слуху, не мелькает в статьях, как, допустим, «Доктор Фаустус' или «Жан Кристоф». Хотя в этих романах якобы много похожего — есть герои музыканты и вообще много внимания уделено музыке. Не играет ли тут роль своего рода снобизм?

Вот и я, например, ещё в 80е встречал эту фамилию, Ивашкевич, но с решительностью самоуверенного невежды отвергал саму мысль, что его произведения могут представлять какой-либо интерес. Тогда меня тянуло к французам, немцам (к тому же Манну с его «Фаустусом»), латиноамериканцам. Потом переключил внимание на русскую литературу первой половины века, эмигрантов и т.д.

Всерьез заинтересовался творчеством Ивашкевича три года назад, причем именно романом «Хвала и слава». Прочитал только сейчас (увы, вот столько бывает надо, чтобы «дошли руки»).

Это роман эпопея и, наверно, в традиции самой первой, толстовской. На это указывает двойственность названия, противопоставление, заложенное в нем. Хотя на этом сходство, пожалуй, и заканчивается. Совершенно другой стиль, иные герои. Хотя духовные искания им — многим из них — присущи не меньше, чем князю Андрею и Пьеру Безухову.

Действие охватывает несколько десятилетий — от начала Первой Мировой до первых лет по окончании Второй, а география от Одессы до Парижа, Испании и даже Бразилии.

Поначалу, читая «Хвалу и славу», я мысленно сравнивал манеру автора с толстовской — причем не только Льва Николаевича, но и Алексея Николаевича. Но так было, пока позади не оказалась примерно сотня страниц. Потом действие меня захватило.

Сейчас почему-то трудно объяснить, в чем заключается для меня притягательность этого романа. Манера описаний — лаконичная, не богатая на метафоры (но ни в коем случае не газетная!). На уровне отдельных предложений автора легко обвинить в злоупотреблении штампами (или, по крайней мере, так выглядит в переводе). Но при чтении «в потоке» уже не обращаешь на это внимание.

Ивашкевич мало похож на Толстых, однако на банальную семейную мелодраму, «Санта-Барбару» на бумаге, его проза похожа ещё меньше. Хотя здесь и прослеживается история нескольких семей на протяжении двух-трёх поколений, здесь мы не встретим тех интриг, которыми изобилуют популярные у массового читателя-зрителя «саги». Впрочем, отношения между персонажами очень непростые, страшно далёкие от идеала «гармоничной любви и семьи». Предсказуемость развития событий здесь сводится лишь к тому, что сейчас нам уже известна история прошлого века. Зная ее, можно предполагать, что может произойти дальше. Только в романе опять-таки мало той благостности, той закругленности сюжета, которой грешат обычные «семейные саги». История прокатывается по судьбам героев неумолимым катком, не щадит никого. Да что там история! Сама жизнь.

Я не мог не думать о том, как воспринимают роман в современной Польше. Не удивлюсь, если многие считают его про-советским и т.п. Хотя оснований для таких обвинений практически мало. Слишком горькую картину нарисовал автор. Никакого бодряческого оптимизма, никаких бравурных обещаний скорого светлого будущего.

В общем, ещё раз задаю себе вопрос: почему сейчас эта книга окружена скорее молчанием, чем славой? Ведь это же несомненная классика.

Один из томов эпопеи впервые увидел студентом, почти школьником, кажется, в Бабушкинской библиотеке в Вологде. Почему-то решил тогда, что это что-то старомодное и сентиментальное, во французском слащаво-сентиментальном духе. Ну что я тогда мог знать о литературе? Лет десять спустя, считая себя в этом деле гораздо бОльшим знатоком, услышал отзыв о романе как об одной из самых выдающихся книг. «Семья Тибо» была противопоставлена Платонову и ещё кому-то из тех, кого тогда бурно печатали в журналах. Но все равно не проникся...

Наверно, это хорошо, что прочитал только сейчас. И хорошо то, что за недолгий в общем промежуток времени прочитал два таких мощных произведения как «Хвала и слава» Ярослава Ивашкевича и «Семья Тибо» Роже Мартена дю Гара — сочинений в чём-то похожих, а во многом различных. Оба романа, наверно, вышли... нет, не из гоголевской «Шинели», конечно. Но из «Войны и мира» — очень может быть. Но оба писателя сумели создать не просто нечто подобное эпопее Толстого — увы, в ХХ веке было написано немало сочинений такого рода, довольно сильно эпигонских, особенно на русском языке — они сказали и своё слово, незаёмное.

О «Семье Тибо», пожалуй, можно сказать много и очень много — заслуживает. А я всё-таки буду краток.

Это роман действительно о семье, но семье необычной, в которой нет матери, есть только отец, Оскар Тибо, человек деспотичный, авторитарный, а ещё два его сына — Антуан и Жак. При всей непохожести у них много общего. Многое они, оказывается, взяли у отца, с которым у обоих такие трудные отношения.

И всё-таки название романа довольно условно. Потому что тема его гораздо шире. Это рассказ о Франции, быть может, даже о Европе на стыке двух веков. А сила повествования в том, что здесь переплетены и бытовые мелочи, и тонкие индивидуальные психологические нюансы, и ход истории — такой вот неразделимый поток.

Притом, на мой взгляд, книга написана довольно неровно. Такой впечатление, что на первых частях писатель ещё учился, нащупывал манеру и даже тему. Очень много чисто французского пафоса, риторики и проч. Потом автору удаётся взять более верный, более убедительный тон.

Лучшая часть романа — это «Лето 1914 года», подробно описывающая преддверие Великой Войны и её начало. Эти главы полны эпизодов, моментов потрясающих, пронзительных, порой непереносимо горьких.

«Семья Тибо» совсем не представляется мне книгой оптимистической — даже оптимистической трагедией её не назовёшь. Это просто трагедия (кстати, публикация эпопеи была завершена уже в дни Второй Мировой, накануне падения Франции). И я вот даже подумал: а как так выходит? Разве самые читаемые, самые почитаемые книги можно назвать оптимистичными? Какой оптимизм, допустим, внушает читателю «Мастер и Маргарита»? Про «Семью Тибо» с ещё большим основанием можно сказать: мрачная, пессимистическая. И в то же время — шедевр литературы. Такой вот парадокс

Лет пять назад в поисках оригинального текста рассказа «Уровень шума» Рэймонда Джоунса наткнулся на этот сборник. В 60е годы на берегах туманного Альбиона существовала такая серия альманахов под общим названием «Spectrum» («Спектр»). Составляли и редактировали ее Кингсли Эмис и Роберт Конквест. Во всяком случае о пятом сборнике это можно сказать с полной уверенностью. Помимо рассказа (или даже, быть может, повести) Джоунса туда вошли сочинения ещё семи авторов.

ОбложкаВот полный список:

STUDENT BODY – Фредерик Уоллес «Ученик»

CRUCIFIXUS ETIAM – Он был распят также – Уолтер Миллер-младший

NOISE LEVEL – Уровень шума – Реймонд Джоунс

GRANDPA – Дедушка – Джеймс Шмиц

MOTHER OF INVENTION – Необходимость – мать изобретения – Том Годвин

THE FAR LOOK – Двое с Луны – Теодор Томас (Взгляд издалека)

BIG SWORD – Длинный меч – Пол Эш (Паулина Эшвелл)

COMMENCEMENT NIGHT – Ночь начала – Ричард Эшби

Это фантасты разной степени серьёзности (или наоборот несерьезности), разной манеры, но всех отличает умение выстроить напряжённый сюжет. Может, только для завершающего сборник рассказа это характерно в меньшей степени. Кстати, из всех восьми он оказался единственным без русского перевода. Все остальные были опубликованы в нашей стране в разные годы — более или менее оперативно, в более или менее полном виде (например, «Уровень шума» — явно в сокращении).

За исключением этого рассказа все другие посвящены теме космической, освоению чужих планет, контакту с иным разумом. Впрочем, со своими особенностями. Так Уолтер Миллер и здесь смотрит на экспансию человечества в космос под религиозным углом, как и положено автору, выделяющемуся среди прочих серьезным вниманием к вопросам веры.

В целом сборник порадовал и удивил тем, что в нем не обнаружилось рассказов с вялым сюжетом. Чего уж там скрывать, у нас составители подобных альманахов часто грешат тем, что включают в подборки сочинения не очень внятные, но — якобы такие, с какими читатель обязательно должен познакомиться. Таким мне представляется и 10-й том БСФ, где я впервые прочёл «Уровень шума». Из доброго десятка рассказов, входивших в антологию, я отметил при первом чтении только три-четыре. Помню их и сейчас. Про что были другие — покрыто мраком.

Но сейчас почему-то именно искомое сочинение впечатлило меня менее всего остального. Я даже ловил себя на мысли, что в наше время, время пышного расцвета фейковых новостей, тот трюк, о котором идёт речь в рассказе, выдумка, казавшаяся мне такой остроумной при первом чтении, обернулась бы полным фиаско. Слишком много «розыгрышей» случилось за прошедшие десятилетия, особенно за два последних

В советской фантастике были не только братья Стругацкие, двоюродные братья Войскунский и Лукодьянов и отец с сыном Абрамовы. Имелся ещё один тандем – Михаил Емцев и Еремей Парнов. С творчеством их познакомился о-очень давно – по сборнику «Ярмарка теней», хотя поначалу и не очень был впечатлен. К одному из главных произведений подобрался сравнительно недавно – роману «Море Дирака». Сокращённый вариант, который называется «Чёрный ящик Цереры», впрочем, не совсем прошёл мимо меня. Он был издан в одном из альманахов НФ, и я то ли что-то слышал о нём в пересказе, то ли читал фрагмент. Тоже очень давно, в школьные годы. О том, что существует роман, узнал из какой-то книги Василия Звягинцева. одной из последних в цикле «Одиссей покидает Итаку» (ещё раз спасибо Василию Дмитриевичу за то, что просвещал! Жаль, что ушел…)

Показательна судьба романа – в советское время выпустили всего раз. Наверно, чересчур вольнодумным сочли издатели. Это очень неплохо выстроенный научно-фантастический детектив. Действие в нём начинается ещё в нацистской Германии, потом переносится в СССР 60-х. Сама центральная идея, связанная с квантовой физикой, было передовой для своего времени. Неплохо смотрится и сейчас (особенно на фоне однообразных баталий нынешней российской фантастики). Неплохо выписаны персонажи. Язык удивительно свежий, упругий (опять особенно на фоне стертой речи сегодняшних «мэтров»). Ближе к финалу есть глава просто фантасмагорическая – поначалу даже ошарашила меня. Фантасмагорически-психоделическая. По-моему, так блестяще даже Стругацкие не писали. А тут – издали книгу всего дважды, один раз в шестидесятые и еще раз уже в нулевые. Ну да, в идеализме, наверно, заподозрили. Да и конфликт в науке, который авторы изобразили, должно быть, тоже не прибавил энтузиазма ответственным товарищам. Конфликт этот обрисован, быть может, и не так детально как в «Белых одеждах» Дудинцева, но всё равно интересно. И смело.

В общем, для меня книга – открытие.

Начало почти бытовое — на окраине большого города в развалинах древнего амфитеатра поселяется бездомная девочка-сирота по имени Момо. Местные жители, сами люди небогатые, помогают ей обустроиться. У девочки появляются первые друзья, и круг их затем только ширится. Среди них не только дети, но и взрослые. Среди двух лучших её друзей — один вообще старик, молчун Беппо, по прозвищу подметальщик (и по профессии тоже), а другой — бойкий на язык юноша Джироламо «Гиги» «Экскурсовод». Момо, казалась бы, самый обычный ребёнок, но умеет удивительно внимательно слушать других. У людей, что делятся с ней своими незадачами и проблемами, вдруг проясняется голова — что надо делать. Дети в присутствии Момо становятся изобретательны в играх, никогда не скучают.

Но потом сказка становится волшебной. Появляются Серые Господа, которые подбивают людей, отдавать на хранение в их Сберкассу свободное время, которое потом якобы они смогут получить с процентами, как деньги в настоящей сберкассе. На самом же деле Серые Господа присваивают себе чужое время и живут за счет него. Только об этом никто не знает и никто бы не узнал — если бы не Момо, девочка, в чьём присутствии может разоткровенничаться даже скрытный вор времени.

В общем, события принимают весьма драматичный оборот. Действие развивается достаточно неспешно, а напряжение его только нарастает. Словом, очень неплохая сказка для детей и взрослых. На русском языке существует в двух переводах.

Впервые прочитал роман в номерах «Юности». Только почему-то они попали мне в руки с опозданием месяца в три, июньский номер лишь в сентябре, июльский — соответственно, в октябре. А может быть, и оба одновременно; не помню. А ведь я покупал их не где-то из-под полы, не на толкучке — в киоске Союзпечати.

Я был сильно разочарован. Содержание совершенно не совпало с ожиданиями. Повторяю, шел 1988 год. Уже были опубликованы «Доктор Живаго» и «Собачье сердце», «Мы» и «Дивный новый мир», «Защита Лужина» и «Жизнь и судьба», «Чевенгур» и «Котлован». Не всё из перечисленного я уже прочитал на тот момент, но очень чувствовал, какой градус был задан всеми этими публикациями. А что было у Стругацких? Показавшаяся совершенно газетной Флора, герои с идеями, которые сильно проигрывали не только «полочной» литературе 30х — 40х — 50х годов, но самой действительности. Ещё в романе были какие-то упоминания Сталина, Гитлера, Ницше. Сдуру я решил, что это и было главной фишкой, в первую очередь только такие моменты и вылавливал в тексте. «Дас моторрад унтер ден фенстер ам зонтаг морген». И т.п. и т.д.

Но лет через 20 я перечитал роман уже в книжке (это был том «Миров братьев Стругацких») и пришел к выводу, что ранее был чересчур придирчив, строг, сам под сильнейшим влиянием газеты. Что роман не так уж плох, что он вполне читабелен. Но не более. Про выстраданность и итоговость я тогда просто не подумал.

И вот, не знаю почему, я взялся перечитать его ещё раз. В процессе вдруг вспомнил уже давний 1988 год, как мы тогда ждали — нет — требовали перемен, думая, что перемены могут быть только непременно к лучшему (о идиоты! о глупцы, глупцы…) И опять впечатление было очень сложным. Флора опять казалась газетной. Учитель, Демиург, Агасфер — тоже газетными, задуманными интриговать читателя, но — совершенно не интригующими. Упоминания Сталина, Гитлера, Ницше выглядели совершенно ничтожными. Т.е. это был полный провал? Как бы не так! Всё-таки подействовала хитрая, трёхслойная композиция романа. Мой добрый совет всем, кто хочет извлечь что-то поучительное из ОЗ: читайте внимательнее. Упомянутое в одном месте может аукнуться в другом. Это метод Стругацких. Он не всем может нравиться, однако в моем случае он сработал. Я даже вынес для себя некую мораль: как и две тысячи лет назад, чтобы получить широкое признание, индивид должен принять мученическую смерть...

Роман Бенфорда, вероятно, в самом деле не очень похож на ту книгу Кларка, которую якобы продолжает, однако написан гораздо интереснее. Удивительное путешествие героини чем-то напомнило оное у пленников «Наутилуса». Но если там оно происходило в водной стихии и затеяно было для того, чтобы Жюль Верн мог описать земные моря, то здесь размах одиссеи в прямом смысле космический. Автор населяет космос такими удивительными формами жизни, что просто диву даёшься. И пожалуй, вот эти чудеса биологии как раз наиболее интересны, а не те элементы детектива-триллера, что автор тоже привнёс в действие. А философских рассуждений, которые якобы перегружают повествование, вообще не заметил.

Это даже не парадокс. Бывает, опусы почти средние с первого момента получают благодарный прием публики, регулярно тиражируются, обрастают поклонниками. А произведение талантливое выходит в свет один раз, вызывает какой-то отклик, не сенсацию и не шумиху, а потом оказывается забыто. И о причинах можно только гадать.

Такова судьба, как мне кажется, научно-фантастического романа Александра Меерова “Сиреневый кристалл”. Он был опубликован в середине 60х, в золотую пору отечественной фантастики, при этом вроде бы не должен был потеряться на общем фоне. Вслед за тем появились переводы на иностранные языки. Однако русскоязычных изданий больше не было.

Хотя по всем статьям это работа выдающаяся, веха в развитии жанра, несомненно. А впрочем, веха какая-то одинокая. Продолжения не последовало, “учеников” и просто эпигонов не появилось.

“Сиреневый кристалл” оказался образцом чересчур “твердой” НФ. А по стилю повествования — слишком реалистичным, хотя и посвящен делам удивительным, космическим, связанным с мирами иными и страшно далёкими от нашей Земли.

Я уже читал другой роман Александра Меерова — “Осторожно — чужие!”. Теперь мне проще было уловить особенности авторской манеры. Рассказ идёт в сдержанном, суховатом ключе. По форме это отчёт о событиях, свидетелем и прямым участником которых был сам рассказчик. Тем не менее их композиция выстроена не в прямолинейно хронологическом порядке — в качестве зачина выбран чуть ли не финал всей истории, эпизод, получивший громкую огласку, но по сути — результат куда более длинной цепочки происшествий более “тихих”, но не менее важных.

Мало того, рассказчик делает экскурс в предысторию. Большая часть действий романа происходит на островах архипелага Паутоо (место вымышленное), в колониальные времена территории подконтрольной некой неназванной метрополии. Один из важных узлов всего повествования завязывается там ещё в канун Первой Мировой войны. Рассказчик, Алексей Курбатов, дозированно цитирует записи русского исследователя Вудрума, ученого, который, пожалуй, в числе первых прикоснулся к тайне загадочного сиреневого кристалла.

Выдержки из этих дневников, быть может, наиболее явно обнажают секрет авторского стиля Меерова. Нарочито скуповатый, но безошибочный, выверенный отбор подробностей, четкая увязка что после чего произошло и вследствие чего и создают эффект подлинности — впечатление, что мы имеем дело не с художественным и фантастическим вымыслом, а с добросовестным изложением случившегося в действительности.

Ещё следует отметить умелую работу с именами — как географическими, так и собственными. Паутоо — страна никогда не существовавшая, но этими странно звучащими названиями, фамилиями, экзотическими словечками автор создаёт густой и весьма убедительный местный колорит.

Но для хорошего писателя одного только добротно прописанного фона маловато. Мееров отлично прописывает людей — героев, персонажей первого, второго и третьего плана. Особенно удался образ Асквита — обаятельного циника и авантюриста от науки.

Поскольку это всё-таки фантастическое сочинение, немаловажно, что автору удались и образы тех загадочных, могущественных и внешне всегда опасных порождений чужого мира, с которыми имеют дело герои.

А в большие подробности я вдаваться не стану. Хотя роман, как уже сказано, напечатан был всего раз, он доступен в электронном виде. И потом, остаётся надежда, что сочинения Александра Меерова все же будут переизданы, — как это сейчас происходит с работами многих, казалось бы, забытых авторов. Александр Мееров заслуживает этого, быть может, больше других

Лучшее произведение из одноимённого сборника Жозефа д'Арбо. Тревожная таинственная атмосфера. Особая символичность. Ведь то странное существо, что повстречал автор рукописи, доставшейся рассказчику, пастух, живший в XV веке, принадлежит ещё древнегреческой мифологии. А именно древние греки были первыми жителями той местности, в которой разворачиваются описываемые события, — Камарга (или Камарги), особой части Прованса. «Чудище», нашедшее последний приют в окрестностях озера Ваккарес, обречено. Точно так же, размывается, подтачивается самим ходом времени пастушеская культура Прованса. Именно это хотел выразить автор.

Автор предисловия к русскому изданию повести сравнивает её с «Фаренгейтом» Брэдбери, написанном четырьмя годами ранее. Повесть Макграта написана даже в более жёстком, сатирическом ключе. Но, увы, в ней нет того лиризма, что отличает сочинение Брэдбери. Проигрывает она и в сравнении с «Дивным миром» Хаксли. У того — внятная, логичная структура будущего общества потребления. Принципы функционирования социума, нарисованного Макгратом, лично мне остались не совсем ясны. Понятно лишь то, что агрессивное принуждение к потреблению и вообще конформизму доведено здесь уже практически до абсурда, и всё же многие элементы кажутся просто механически перенесёнными из того времени, когда повесть создавалась. Возможно, в этом одна из причин, почему она не получила широкую известность.

Прочитал известную эпопею одного из ведущих отечественных фантастов прошлого века — причём воспользовался для этого самыми первыми редакциями романов трилогии. Все они были опубликованы в альманахах «Лениздата» «В мире фантастики и приключений». Первые выпуски, кажется, были просто номерными, потом у них появились собственные названия, но ещё как бы под общей рубрикой, а ещё позднее — исчезла и она. Это были просто сборники фантастики. Все эти изменения можно как раз проследить на тех книжках, в составе которых появились части трилогии. Кстати, читал именно бумажные, оригинальные версии этих книг, попутно выяснив, что в их электронных дублях, циркулирующих в сети, присутствуют неточности, во всяком случае в заголовках. В частности, первая часть второй книги у «пиратов» повторяет название всей книги — «В звёздных теснинах». В действительности же, в бумажном издании она именуется «Вторжение в Персей». Как известно, именно под таким заголовком вторая книга станет печататься во всех последующих изданиях эпопеи.

После такого длинного вступления — о самой трилогии, хотя любителям фантастики она, конечно, хорошо известна. Итак, «Люди как боги» — это первый опыт так называемой космической оперы в нашей фантастике. Герои — люди довольно далёкого будущего, их отделяет от нас примерно пять веков. Техника позволяет им преодолевать расстояния в тысячи световых лет — они путешествуют в другие уголки Галактики примерно так же, как каравеллы пересекали мировой океан в эпоху великих географических открытий. Т.е. на эти вояжи уходят недели, месяцы, самое большое — годы (в зависимости от расстояния)

Снегов сумел создать свой вариант гармоничного общества будущего, не копирующего картины, нарисованные Ефремовым и Стругацкими. Кстати, помимо интересного способа передвижения со сверхсветовой скоростью он ближе других фантастов подошёл к идее интернета. Могучий электронный мозг управляет процессами на планете, включая погодные явления. А люди не только легко могут связываться друг с другом через эту машину, но и получают от неё индивидуальную защиту от всяких напастей. Каждый человек на Земле имеет так называемую Охранительницу, которая страхует его от всяких «резких движений» и внезапных оказий. Можно сказать, это какой-то аналог Большого Брата Оруэлла, только если у английского писателя это сугубо негативный феномен, то здесь роль Охранительниц однозначно позитивна.

«Люди как боги» — это ещё и один из первых образцов отечественной боевой фантастики. Ведь люди ведут войну против так называемых разрушителей (или зловредов), которые обосновались в созвездии Персея. Тут следует отметить, что каждая часть трилогии отнюдь не копирует предыдущую, а напротив выводит противостояние на новый виток. В третьей книге, которая называется «Кольцо обратного времени», речь вообще идёт о столкновении с новыми и куда более серьёзными опасностями, нежели те, что были в первых двух книгах.

Повороты сюжета в трилогии свершаются, быть может, не так лихо, как в книгах Евгения Гуляковского (кажется, в отечественной фантастике этот автор не знает равных по умению закрутить интригу), но всё же очень не банально. И ещё хотелось бы отметить язык. У Снегова он прозрачен, суховат. Но по-своему очень неплох. И в целом эпопее присущ свой неповторимый настрой, привкус, определённая поэтичность даже. Нарисованный автором невероятный, причудливый (с точки зрения обыденности, возможно, даже бредовый) мир несёт в себе несомненное очарование...

В своё время прочитал эту повесть в сборнике «Белое снадобье», и, кажется, заглавный роман впечатлил тогда сильнее. А сейчас перечитал и удивился. Повесть несомненно превосходит роман. Во-первых, оригинальностью идеи; во-вторых, более динамичным сюжетом. В-третьих, образ главного героя — полицейского-монаха — выписан весьма убедительно, а главное, в развитие. То, как он меняется, выглядит естественным, органичным. Такое не часто встретишь не только в фантастике, так называемые реалисты зачастую работают не столь искусно.

Очень интересной показалась идея новой религии. Хотя если рассматривать это как прогноз, то, конечно, он не сбылся.

В возрасте 14 лет роман оставил очень сильное впечатление — язык, образы, сюжет. А вот сейчас перечитал — и разочарован. Язык и в самом деле неплох. Хотя бывает и лучше — у того же Юрьева, у Стругацких, у Абрамовых. Образ Америки — дело даже не в том, что здесь он неоправданно демонизирован. Многое в романе на самом деле уже просто устарело, причем не на нынешний день, а на момент выхода романа в издательстве «Детская литература». Понятно, что при написании своих сочинений Юрьев опирался на англоязычные детективы и фантастику, прочитанные в оригинале, и вот тут перехожу к сюжету романа. «Шпионский гамбит», разыгранный между двумя враждующими гангстерскими семьями, тоже восхитил при первом чтении. Думаю, что не только меня, а многих читателей. А сейчас вижу — идея один в один позаимствована у Ле Карре. «Шпион, который вернулся с холода«! Широкому русскому читателю он стал известен только в 1991 году.

Если швейцарец Макс Фриш обожал писать о тяжёлых людях, то американец Джонатан Франзен выбирает себе в герои сверхтяжелых людей. Во всяком случае это можно сказать о новейшем его романе. Purity — так зовут главную героиню, Пьюрити Тайлер. Полному имени, означающему в переводе «чистота, непорочность» (переводчики, Мотылёв и Сумм, выбрали вариант «безгрешность» — так книга и называется на русском — «Безгрешность»), девушка предпочитает короткое «Пип». Пип — натура очень непростая. Но и она не может сравнится по этой части со своей матерью, Пенелопой Тайлер, абсолютной затворницей, живущей в глуши, в полном уединении — насколько это возможно в современной Америке. Ни друзей, ни родственников, никакого общения по интернету (потому что его нет), даже переговоры по телефону — только с дочерью, когда та уже вырвалась из материнского гнезда.

Более того, сами эти имена — Пенелопа и Пьюрити Тайлер — не настоящие, вымышленные. Уже который год Пенелопа не просто скрывается в своей глуши, в секвойях, — прячется от мужа, человека деспотичного и необузданно жестокого.

Впрочем, ещё в школьную бытность дочь неожиданно узнаёт, что та история семейного ада и последовавшего бегства из него, что ей рассказывала мать, слишком уж похожа на сюжет одной книжки, имеющейся в домашней библиотеке одноклассницы. И попытки Пенелопы как-то отбиться от новых вопросов дочери не проясняют правды.

А потом Пип, уже повзрослевшая Пип, уже не школьница и даже не студентка, сотрудница фирмы, продвигающей экологически чистые источники энергии и проч., жительница своеобразной коммуны маргиналов, решает, что должна разыскать своего отца. Над нею до сих пор висит долг за обучение в колледже в размере 130000$, и это одна из причин...

Пип почти так же одинока, как её мать; опереться ей практически не на кого, а тут случай сводит её со специальными людьми — теми, что раскапывают по всему миру разные ужасные и сенсационные секреты. The Sunlight Project — эта организация почти столь же знаменита как WikiLeaks, притом что лидер её Андреас Вольф характеризуется куда более высоким «облико морале» — в отличие от Джулиана Ассанжа.

По сути это всего лишь завязка романа. Который лично меня и потряс, и утомил. Не стану утверждать, что Франзен — это новый Толстой, как, похоже, считает Захар Прилепин. Но характеры он прорабатывает фундаментально (иногда до тошноты). Замечательно передаёт родственные черты — передающиеся от отцов-матерей к дочерям-сыновьям. Да и сюжет он закрутил нехилый — почти в духе некоторых бульварных романов XIX века. Много внимания уделил политической истории конца XX века — а именно событиям последнего десятилетия ГДР. Вот этого бы он лучше не делал. По-моему, он дал чисто американскую картинку того, что происходило в Восточной Германии. Как минимум, один раз я поймал автора на исторической неточности (касавшейся не ГДР, а Советского Союза, который в книге, конечно, тоже упоминается).

Ну и ещё в романе много психопатии, сексуальных расстройств, сложных семейных отношений (типа «жизни вчетвером»). Сверхтяжёлые люди, как я сказал в начале поста

Одно из самых интересных фантастических произведений, прочитанных мной за последнее время. Тем удивительнее, что повесть написана в начале 80-х, которые я считаю этакой порой безвременья для фантастики — причем не только для отечественной, но и зарубежной тоже. Во всяком случае, на фоне того, что публиковалось тогда на русском языке, повесть должна была выглядеть блестяще. Впрочем... впрочем, похоже, не для всех! Русскому читателю был ещё не известен Ст. Кинг, порой добивавшийся удивительного сплава реализма и фантастики, а Юрий Гаврилович Тупицын предложил на суд читателю то же самое. И ему было что сказать — он был профессиональным авиатором. А фантазия его в отличие от, допустим, трёхтомного уныло-технарского повествования Хрунова с Хачатурьянцем вовсе не была бескрылой.

Хочется сделать одно небольшое разоблачение. «Красные журавли» — вовсе не твёрдая НФ, как утверждают аннотации. Это МАСКИРУЮЩАЯСЯ под твёрдую НФ история в духе самого известного рассказа Амброса Бирса — «Случая на мосту через Совиный ручей». На это указывает несколько раз совершающийся в повести повтор почти музыкальный — внезапного удара молнии, за которым следует резкая смена «декораций» и ситуации. (Лишь один момент ближе к финалу идёт вразрез с общим строем этого рефрена). И если согласиться с тем, что перед нами сочинение почти «психоделическое», то многое в нём становится понятным и по -своему логичным — даже некоторый алогизм развития сюжета и проявления характеров персонажей. Гирин оказывается каким-то странным «попаданцем»? Нормально! А не странные попаданцы и невозможны в принципе. Всякий нормальный человек, не лишённый интеллекта и чувств, оказавшись в радикально чуждой ему обстановке (другая эпоха, другая планета, иные нравы, иные ценности) впадёт в ступор, а не подвиги кинется совершать (как это обычно бывает в опусах мэтров жанра). И та реакция главного героя, которую рисует Тупицын, она наоборот — как раз убедительна.

Далее — ещё одно отступление от канонов: не добрый молодец спасает красну девицу, а опять-таки наоборот. И это замечательно! (но не этого, видимо, ждут знатоки жанра, увы...) Плюс ещё ряд разных казалось бы не выпирающих, не бьющих в глаз подробностей, которые могло породить только воображение человека, повидавшего жизнь. Соответственно — не всякий и читатель их отметит и оценит.

А в более широком, мировоззренческом плане повесть оказалась тоже неортодоксальна. Тупицын разошёлся и с благостными представлении о вселенском торжестве разума, которое пропагандировали тогдашние отечественные фантасты, а с другой стороны — не разделил и тотальный пессимизм писателей западных. Увы, похоже, всё это не способствовало тому, чтобы современники вполне разглядели достоинства повести. Ну, а до нынешнего поколения фанатов фантастики, взросших на том ширпотребе, что широко издавался в последние два десятилетия, достучаться не проще...

На первый взгляд, так называемая твёрдая НФ с элементами детектива (или mistery, как сказали бы англоязычные друзья). Но вещь не примитивная и далеко не однобоко технарская. Многие отмечают, что Юрий Тупицын оказался одним из немногих фантастов, что изображали счастливое общество будущего далеко не безконфликтным. И здесь свои страсти, своё соперничество.

По мере развития сюжета становится очевидным, что автор также преподнёс нам одну из самых интересных фантастических идей — для своего времени, а может, и вообще для всего последнего времени (ведь не секрет, что нынешние российские фантасты предпочитают идти сильно истоптанной тропой «попаданчества»; ну, быть может, недавно ещё «открыли» для себя тему сталкеров, с риском для жизни добывающих в разных аномальных зонах, включая Чернобыльскую (!), разные чудодейные артефакты). А идея Тупицына показалась мне гораздо интереснее той, что изложил в «Лунной радуге» (первых двух книгах) Сергей Павлов, и даже поинтереснее тех люденов, до которых додумались Стругацкие в повести «Волны гасят ветер». И тем не менее означенные произведения давно стали «культовыми», а с романом Тупицына никто так не носился. Парадокс!

Частично это объясняется, возможно, тем, что язык повествования здесь суховат и банален, насыщен пилотской (предполагаю) терминологией, которую нынешние молодые редакторши, наверно, зачислили бы в разряд канцелярита. Павлов писал колоритнее (хотя насыщенный антураж многих его сочинений меня, признаться, просто утомлял), Стругацкие писали ёмче и молодцеватее. Александр Бахвалов писал однозначно лучше. Его «Нежность к ревущему зверю» и «Зону испытаний» я припоминал во время чтения — поскольку он, как и Тупицын, имел прямое отношение к авиации. И всё-таки Юрия Гавриловича Тупицына смело вношу в свой личный список лучших отечественных фантастов. Собираюсь продолжить знакомство с его творчеством.

Начав чтение романа, я чуть было это дело не бросил. Зачин — первая часть книги — не то чтобы очень нудная… Чуть ли не все там вызывало у меня протест и отторжение. По форме это монолог главного героя, рассказ о том, как он попал в ужасный переплет (в российскую тюрьму — и по самому ужасному обвинению! нет, даже не как террорист, гораздо хуже…)

Во всяком случае, я взял паузу, в перерыве почитал отзывы. Хвалебные раздражали меня не меньше, чем исповедь главного героя. “Они, видите ли, мыслят, как автор книги! Они там над чем-то ржали…”

А потом я и сам ржал над какими-то моментами повествования. Причем комичны эти моменты были совсем не так, как происходит у наших записных юмористов, которые тужатся и пыжатся, идут чуть ли не на всё, чтобы принудить читателя-зрителя к сокращению соответствующих групп мышц. Нет, тут другое — глубокое проникновение в действительность плюс невероятное понимание того, что по-настоящему заслуживает смеха (такую способность демонстрировал Леонид Гайдай — да и то лишь на пике зрелости своего таланта)

«Свечка» — роман многоплановый. Композиционно выстроен весьма прихотливо. Автор играет с читателем в кошки-мышки, сбивает его с толку, по крайней мере, в начале — точно дезориентирует.

А вообще речь здесь идёт о самом ужасном в нашей жизни и самом высоком. Перед нами открывается целая галерея ярких, богатых деталями портретов. В смысле, персонажей. Много среди них физических и моральных уродов (особенно последних). Менты, медийные личности, не говоря уж про бандитов. Даже церковные функционеры и низовые служители культа (безликие священники без имён, периодически наведывающиеся в общую камеру Бутырской тюрьмы). Может даже возникнуть идея, что перед нами антиклерикальный роман. Поначалу такому представлению не противоречит даже знакомство читателя с двумя уже не безымянными монахами — о. Мартирием и о. Мардарием, которые далее раскроются как персонажи чуть ли не более значимые, чем сам главный герой. Вообще примечательно, что Залотуха не щадит никого — ни верующих, ни атеистов, даже тех, кто претендует на статус положительных, не щадит. Они выходят какими-то совсем не идеальными. Не ангелы — люди со своими сложностями и слабостями. (Лично меня особо умилил о. Мардарий с его словом-паразитом “нат”; он даже “алё» по телефону выговаривает “алё-нат”! А вот друг его о. Мартирий, мощный, суровый, а тоже не без ахиллесовой пяты...). Идеален, быть может, только «идеальный русский человек» — американец Ник Шерер. Впрочем, и он — нет. Не смог прочесть «Войну и мир»...

«Свечка» — в каком-то смысле детектив (где есть свои тайны, где много чего хитро увязано друг с другом). Но ещё больше это сказка (и не только потому, что почти все загадки в конце концов получают свой ответ). А потому что от жизни трудно ожидать такого хитрого и причудливого переплетения линий, действий, судеб. Но это сказка не благостная, как у Ст.Кинга, а сказка мудрая (как, например, «Мастер и Маргарита» Булгакова), вопреки изображаемым в ней ужасам полная неожиданного веселья (но ещё более полная совсем не неожиданной печалью).

Возможно, это лучший русский роман нового времени.

Действие романа It (Оно) происходит в Дерри, самом мрачном городе Новой Англии. Книга получилась такой объёмной, писатель работал над нею так долго, что, похоже, сам устал.

Повествование идёт в двух временнЫх планах: одна цепь эпизодов разворачивается в 1957 — 1958 годах, другая — в конце мая и начале июня 1985. Эти события объединены не только одними и теми же персонажами (сначала это дети одиннадцати лет, потом — взрослые уже под сорок), но и коллизией, тем противостоянием, в которое втянуты герои. Это одна и та же борьба, с одним и тем же It, некиим многоликим и ужасным Злом. Есть даже определенное сходство — в фазах этой борьбы, той, что завязалась изначально, а потом продолжилась спустя 27 лет.

Впрочем, на самом деле в повествовании присутствует ещё один временной план. Это история города Дерри, отраженная в записях одного из семёрки главных героев — библиотекаря Майка Хенлона. Каждые 25- 27 лет в городе происходит что-то необъяснимое и ужасное. Гибнут и пропадают люди, дети. Достигнув максимума в каком-нибудь совершенно умопомрачительном катаклизме или побоище, время жестокие чудес заканчивается — чтобы снова возобновиться примерно четверть века спустя.

Семёрка героев дважды, как я уже сказал, оказывается в самом эпицентре жутких макабрических событий.

И как я тоже уже сказал, в самом начале, автор, видимо, сам устал, плетя многосложную и весьма протяженную интригу повествования. Некоторые «ружья на стенах» выстреливают совсем не так как ожидалось — куда слабее. Некоторые ответвления сюжета тут же обрываются едва наметившись.

Да и для меня чтение получилось довольно долгим, и в ходе его я успел подумать о разном. Например, о том, что ещё начиная с XIX века русский читатель уважал американскую литературу за то, что она показывала такие цельные натуры как Зверобой — Следопыт Натаниэль Бампо, потом Том Сойер и Гекльберри Финн, золотоискатели Юкона и акулы индустриализма... Потом были личности, что называется мятущиеся, но всё равно яркие — Холден Колфилд, Холли Голайтли, Рэндл Патрик Макмёрфи... А что сейчас, каковы нынешние герои американской литературы? Неврастеники, скованные разными комплексами, обыватели, чьи судьбы были изломаны ещё в детстве чересчур деспотичными родителями.

Некоторые главы романа показались просто затянутыми. Некоторые — сверхсентиментальными. Вселенское Зло в итоге обернулось банальным, совсем не страшным. Впрочем, нельзя не отдать Кингу должного: он умеет держать читателя в напряжении, умеет овладевать его вниманием, умеет внушать симпатию к своим положительным персонажами. Умеет находить удачные способы разрешения тупиковых казалось бы ситуаций (хотя и не всегда).

Лучшим во всем романе представляется эпизод, в котором нет ни фантастики, ни мистики. Это главки, посвящённые тому, как Эдди Каспбраку, страдающему астмой, аптекарь мистер Кин раскрывает глаза на природу его болезни.

К сожалению, не все, что касается человеческой физиологии, показано в романе столь же интеллигентно и изящно (а вообще автор чертовски не равнодушен к человеческой физиологии, говорит о ней охотно и с прямодушием армейского старшины).

Но не будем о грустном! «Оно» — часть большого цикла про Новую Англию (про Новую Англию Кинга). Описанные в романе события упоминаются в другом романе писателя — «Ловце снов». Город Дерри посещает во время своего путешествия в 50е годы прошлого века главный герой книги «11/22/63». Более того, он прибывает туда уже по завершении первой схватки со Злом и совершенно случайно встречает двух ее участников — Беверли Марш и Ричи Тозиера — и завязывает беседу с ними. Я даже не поленился и разыскал в тексте тоже немаленького романа этот эпизод — чтобы перечитать его с учётом нового знания и получше понять, о чем шла речь.

Весьма динамичный фантастический боевик с армейским колоритом. Поскольку автор сам человек войскОвый (как говорил один мой бывший коллега, замкначальника штаба батальона связи ещё Советской Армии), то эту сторону жизни он знает не понаслышке. Отсюда — познавательность книги, как в плане чисто технических подробностей, так и бытовых, специфического жаргона и т.п.

Читал с неослабевающим вниманием. Метаморфоза, происшедшая с третьим главным персонажем, моего интереса к дальнейшему развитию событий ничуть не уменьшила. По-моему, наоборот, интересный поворот.

Ещё отметил для себя язык повествования — достаточно близкий к разговорному, но иногда обнаруживающий родство и со слогом сказовым. С поправкой на современность, конечно. Поскольку это «былина» наших дней, а не древний фольклор.

Этим романом Никитина (как ещё двумя; о них речь, надеюсь, впереди) заинтересовался летом 2015го — после того, как прочитал книгу Курцвейла о сингулярности. Никитин, похоже, познакомился с пророчествами Курцвейла на добрых десять лет раньше.

Не всегда я был высокого мнения о работах этого писателя (хотя «Скифы» что-то такое затронули... какую-то чувствительную точку! и даже «Баймер» и «Я живу в этом теле» — т.е. так называемые странные романы, которые я прочитал в самом начале века). Но вот сейчас не могу не согласиться с Никитиным, когда он говорит о себе: я писатель-когист. Если перевести на более понятный — писатель, стремящийся познать мир, в котором живёт.

И впрямь, в «Трансчеловеке» нет того, что называют «экшен». Никто не строит никаких козней и происков. Повествование линейное — от года к году. Об ином годе сказано больше, о другом — меньше. Похоже немного на «Последних и первых людей». Только Степлдон размахнулся на миллиарды лет. Никитин скромнее — действие его романа занимает чуть больше века.

Временами то, что пишет здесь Юрий Александрович, отдаёт обычным его хохмачеством и зубоскальством, не сильно дорогим эпатажем, иногда звучит плоско , по-обывательски. Не без того! Но замысел, пусть и основан на заимствованных идеях, всё равно смелый. А концовка даже трогательная. И чуть-чуть страшненькая. В самом деле, каким он будет двадцать второй век?

А ещё отметил, что образ лермонтовского Демона в романе Никитина тоже мелькнул. Хотя и не так, как у...

У нас в стране болгарский писатель Павел Вежинов наиболее известен повестью «Барьер», в которой явно присутствуют элементы фантастики. Вообще-то я называю этот цикл произведений «паранормальным» — он включает в себя повести «Барьер», «Белый Ящер», «Озёрный мальчик» и лучшую повесть этого цикла «Измерения». Тем не менее у себя на родине Вежинов был всё-таки не фантастом, а классиком литературы, быть может, вроде нашего Леонида Леонова. В романе «Ночью на белых конях» никакой фантастики нет. И всё же, и всё же! Вежинов писал и детективы, и фантастику, «чистую» фантастику. Например, такова замечательная новелла «Синие бабочки», посвященная одной из главных тем НФ-литературы — теме контакта с иным разумом. Но сюда же, по этому же «департаменту», можно отнести и повесть «Гибель «Аякса»».

Работа эта вызвала у меня противоречивые чувства. Сначала привлёк язык, проникновение в психологию. А затем, сколько-то страниц спустя, напротив разочаровали довольно дежурные описания приближения к чужой планете, посадки на её поверхность...

В общем, «Гибель «Аякса»» — это такой микс, различных тем и разных уровней мастерства. Тут и путешествие на звёздном «ковчеге», и интересная проблема, с этим путешествием связанная. Но потом — несколько банальный, хотя и довольно подробно, зримо описанный контакт. Довольно оригинальная, интересная внеземная цивилизация (или если угодно, культура). Довольно оригинальный финал. В целом более высокий уровень нежели в дилогии чеха Бабулы (об этих книгах я вообще не делал поста). Но подозреваю, работы этих двух авторов разделены и двумя добрыми десятками лет. Вежинов писал свою повесть позднее. Может, и оттого она смотрится убедительнее.

Сие сочинение в настоящий момент считается чуть ли не сакральным в отечественное словесности. Русский Сэлинджер! — говорят одни. Круче чем «Над пропастью во ржи». Русский Джойс! — утверждают другие.

Пытался я читать «Школу» ещё в журнале «Октябрь», как только стала доступна широким массам. Потом по случаю купил книгу-перевёртыш, включающую в том числе и. Сейчас книгу дорого оценивают букинисты, торгующие литературу на русском языке (между прочим).

Ах, всё-таки очень непростая штучка! Скорее, для писателей, чем для читателей (многим авторам одолеть хотя бы несколько страниц — в порядке тренировки, чтоб чуть-чуть взбодрить свой вялый стёртый казённый плоский слог).

Что же есть «Школа»? Исповедь раздвоившегося мальчика? Чудовищная (по своей нестандартности) импровизация на тему жизни, смерти, страдания, любви, надежды? Попытка всмотреться в мир, который (если верить некоторым) каждый миг переходит в другое квантовое состояние. И хотя остаётся (где-то там) во всех своих состояниях прежних, однако человеку вернуться к ним нельзя. Только во сне и в мечтах.

Александра Смирнова можно смело назвать певцом родного города Череповца и его истории. И роман «Сыскари» — это новая попытка всмотреться пристальнее в истоки города металлургов, города на Шексне. Использование альтернативной истории и детективного сюжета в данном случае можно рассматривать как интересный приём, как инструмент. А каким был бы Череповец, если бы?.. Если бы в начале прошлого века страну не сотрясли революции.

Одно несомненно: имя Василия Верещагина звучало бы и в этой реальности. Реальности, в которой не было бы дымящих трубами заводов, раскинувшегося над Шексной Октябрьского моста. А местные предприниматели перемещались не на «Бентли» и «Гелендевагенах», а на геликоптерах Сикорского — российского производства.

Предполагаю, что изначальным импульсом к написанию этого романа стала в чём-то, быть может, и наивная, но светлая мечта о путешествии во времени. Свободном путешествии! Сегодня ты отправляешься в одну эпоху, а завтра — уже в другую, отделённую от первой нескольким столетиями (но если надо — и всего несколькими годами). И в каждом из времён чувствуешь себя как рыба в воде. Или по крайней мере стремишься к этому. Если внезапно не вмешаются совсем уж непредусмотренные обстоятельства...

Таков роман Александра Смирнова — настоянный не только на теории Новой Хронологии, но и на огромной любви к родному городу Череповцу и его истории.

Русский перевод этого романа, «Осенний свет», попал мне в руки много-много лет назад. Младший сержант СА, я проходил тогда курсы по подготовке офицеров запаса — в городе Лубны Полтавской области, в артиллерийском полку мотострелковой дивизии имени В.И.Чапаева. Это была замечательная пора, солнечный, светлый (хотя и совсем не по-осеннему) период жизни.

Свободное время, которого у слушающих курсов была прорва, будущие офицеры запаса коротали в том числе и за чтением книг полковой библиотеки. Одобрительные слова о романе Гарднера я услышал от одного из товарищей — с ним полтора года назад я начинал службу в танковой учебной дивизии, в которой он, в отличие от меня, и прослужил два оставшихся полугодия по окончании учёбы. Он был киевлянин, выпускник киевского политеха и, судя по всему, человек посерьёзнее меня, поглубже, с более развитым читательским вкусом. Потому что, клюнув на похвалу, я жадно ухватился за книгу — едва она снова попала в библиотеку, стал следующим её читателем, — но осилить, увы, не смог...

История ссоры пожилых брата и сестры, в которую вдобавок ещё были вплетены отрывки из некоей маскультовой (как я мыслил тогда) книжонки, показалась мне скучной — как бытовая, реалистическая часть, так и развлекательная, описывающая похождения шайки контрабандистов. Т.е. на самом деле оказалась выше моего понимания. It turned out to be beyond me, как мог бы сказать персонаж Гарднера.

Уже в 90-е я прочитал два романа писателя — «Крушение Агатона» и «Грендель», произведения совсем не похожие на «Осенний свет». И вот сейчас — всё-таки «October light».

Такое ощущение, что эту книгу мог бы написать американский Виктор Астафьев (или Василий Белов) в союзе с американским же Юрием Трифоновым (ну и, вероятно, частично в союзе с американским Василием Аксёновым). Ссора брата и сестры, Джеймса Пейджа и Салли Пейдж Абботт, начавшаяся с расстрела телевизора (поскольку оттуда, по мнению Джеймса, исходило всяческое непотребство), ссора, затем обострявшаяся и усложнявшаяся, в конце концов разрешается — разрешается просветлением, прозрением. Вероятно, такой исход можно было предполагать.

А отрывки из трэшевого романа, которые читает Салли во время своего затворничества в комнате наверху дома, в чем-то перекликаются с её собственной жизнью, с той «войной», которая развязалась между нею и братом. (Почему отрывки? да потому что много страниц потеряно, именно в таком виде книжонка попала в руки Салли). И ещё одно уточнение — дом, в котором разыгрываются описываемые события, двухэтажный (американский) фермерский дом в штате Вермонт, климатом своим похожем на Россию (именно его избрал Солженицын для жизни в Америке). Дело происходит в октябре, месяце удивительном для тех краев, как мы постепенно узнаём читая роман. Но особенно ярко об этом поразительном времени говорится в предпоследней главе.

Не менее странно и неожиданно другое. Роман написан был в 1976 году, написан профессором, писателем-постмодернистом. Но только это не профессорская литература и не постмодернизм (за исключением разве что вставных главок — пародии на трэш). О том, как город таранит деревню писали Абрамов, Астафьев, Белов, Рубцов. Но в России. В Америке 70-х Гарднер написал о том, как новая экономическая политика, вообще новые веяния, мультикультурализм в том числе, уничтожают традиционный фермерский уклад Вермонта. В этом плане очень интересна глава, в которой Джеймс Пейдж в местном баре видит молодёжь, видит заезжих путешественников (писателей, оказывается!) — какими глазами он всё это видит.

Впрочем, происходящее мы видим и глазами Салли Абботт — она, если можно так сказать, представляет сторону «города» (или, если угодно, сторону прогрессивного мультикультурализма). И опять-таки не скажешь, что её суждения беспочвенны, что взгляды ни на чём не основаны, никак не обоснованы!

В общем, пусть и не очень большой по объёму, но очень насыщенный, глубокий роман. Временами даже щемяще-пронзительный. Причем, «развлекательные» куски (их имея в виду, я заметил, что книга писалась ещё и в союзе с «В.Аксёновым») всё-таки не самые интересные в нём. По словам Гарднера «контрабандистская история» написана была им в соавторстве с женой Джоан. Во вполне реалистический роман включена была, вероятно, чтобы придать бОльшую «трёхмерность» как взглядам Салли (как я уже заметил, она находит в похождениях контрабандистов нечто созвучное собственным переживаниям; начинает даже уподоблять героев книжонки некоторым из ближних своих — и наоборот), так и взглядам Джеймса. Ведь это как раз та «высокая культура», наступление которой вызывает у него такой прилив гнева...

Наиболее широко известна первая часть трилогии — роман «Месс-менд». Я прочитал его в выпускном классе школы, благодаря одному своему однокласснику, который пел книге сильнейшие дифирамбы — «Месс-менд! Месс-менд!» (При этом мне слышалось, мессмент. Мент какой-то.) Но когда он дал-таки мне почитать сей шедевр (издание из серии «Библиотека приключений и научной фантастики»), я понял свою ошибку.

Тогда я принял роман с восторгом. Он резко выбивался из общего ряда привычной приключенческой и фантастической литературы. До того момента нечто схожее я испытывал только при чтении романа Сергея Снегова «Вторжение в Персей». А третьим похожим опытом станет... «Мастер и Маргарита» (но сейчас должен сказать, что общим у всех трёх книг была только их «нетрадиционность»; на самом деле — очень-очень разные произведения).

«Месс-менд» крайне меня впечатлил и тайными ходами, по которым скрытно перемещаются герои; и дающим власть над всеми вещами заклинанием, которое стало названием романа; и быстрой сменой ситуаций, сцен, сюжетных ходов. Книгу относили к жанру так называемого кинематографического романа, очень популярного в молодой советской республике, но я узнал об этом сравнительно недавно. Как и о том, что это первая часть трилогии. Недавно стали доступны и две другие книги — «Лори Лэн, металлист» и «Дорога в Багдад».

Я перечитал первую часть — «Янки в Петрограде» и прочитал продолжения. В первой части трилогии действие происходит в Нью-Йорке, некоторых других местностях США, а также в Петрограде. Речь здесь идёт о борьбе союза рабочих Месс-менд, возглавляемого Миком Тингмастером, против союза фашистов, пытающегося погубить Республику Советов. Во второй части события разворачиваются в Европе и в Советской Армении — там обнаружено месторождение очень необычного минерала, который может играть двойную роль — с одной стороны усиливать действие взрывчатых и отравляющих веществ, а с другой — позволяет получать особо крепкую броню и средства нейтрализации боевых газов.

В третьей части столь же глобальных фантастических шняг вроде бы не появляется. Но борьба опять идёт — за умы трудящихся масс Среднего Востока. Помимо Багдада и его окрестностей, где враги всего светлого и прогрессивного пытаются основать новую особо реакционную религию, много чего творится и в Европе, в Германии, на Британских островах. Опять для повествования характерна резкая смена ходов, положений, ландшафтов. Опять герои переодеваются, гримируются, шифруются, применяют нетрадиционные методы сыска.

С сожалению, читать было уже не так интересно, как 40 лет назад (вот тогда эти кинематографические романы были бы в самый раз!). Язык часто казался корявым и неряшливым, а мотивировки поверхностными и неубедительными. Вместе с тем должен отметить, что на фоне других кинематографических боевиков 20-х годов (многие из них снова доступны, выпущены издательством «Поларис») «Месс-менд» выглядит очень солидно. Это настоящая классика жанра.

С произведениями этого писателя познакомился в довольно юном возрасте. Юрьев писал тогда больше про какую-то вымышленную Америку, но очень занимательно писал.

Небольшой роман «Брат мой, ящер» — уже о России нулевых. Тема произведения — то как собственно человеческое в человеке пытается противостоять так называемому рептильному комплексу, набору качеств, доставшемуся нам ещё от динозавров. По форме роман — сказка, в которой действуют добрые... нет, не феи, а персонажи, скорее, из Библии (или, ещё скорее, из Торы). Не только добрые, но могущественные (хотя и не совсем всемогущие), суровые, но справедливые.

Сказка немного похожая и на роман Булгакова, потому что начинается встречей — или даже более научно — контактом главной героини Ирины Сергеевны Кипнис, доктора биологических наук 47 лет отроду, с существами (или сущностями) значительно превосходящими по своим возможностям и способностям самого сильного из сильных мира сего. Ну а дальше — и занимательно и поучительно. Без разоблачений тоже не обошлось. Нет, не сеансов магии, а основных мировых конфессий, Православия прежде всего.

Может, такой же бомбой, как роман Булгакова и не является (однозначно!), но подумать и поспорить есть над чем.

Роман «Ловец снов» был написан королем ужасов в течение шести месяцев, после тяжёлой травмы, полученной в результате ДТП (прогуливавшийся по обочине дороги писатель был сбит грузовиков, за рулем которого сидел прирождённый раздолбай). Я видел на обложках других книг Кинга, что они обозваны научно-фантастическими романами, но этот роман, «Ловец», заслуживает такого определения, вероятно, более, чем любой другой. Это настоящая фантастика, потому что речь идёт...

Не важно. Сам автор якобы имел некие сомнения в оценке этого сочинения. Поначалу знания этого факта действовало на меня при чтении. Слишком много экстрасенсов на квадратный метр... Четвёрка, нет пятёрка друзей, и каждый из них обладают даром, а уж вместе...

Довольно скоро действие захватило моё внимание. Ужасные приключения друзей (Бивер, Пит, Джонси, Генри, да и ещё — Даддитс) Кинг рисует столь весомо, зримо и, главное, — грубо... Если поначалу происходящее казалось мне более-менее традиционным ужастиком (в духе Голливуда), далее я все больше проникался восхищением. Кинг столь изобретателен — даже в этом, якобы не лучшем его романе! — и он построил столь грандиозную машину, с валами, шестерёнками, у которых каждый зубчик на своём месте, каждый зубчик цепляет. И вся эта махина медленно раскручивается, набирая обороты... Это почти гениально... быть может, это просто гениально!

Автор не угадал с рядом важных реалий нынешнего века (не предвидел теракта с «Близнецами», появления евро да и столь бурного прогресса компьютерной техники), однако сумел закрутить-таки интригу.

В середине книги повествование немного провисло; мне подумалось, что автор малость увлекся чисто детективной составляющей сюжета, решил блеснуть, типа, мастерством детективщика. Но, пожалуй, все эта игра в тотальную слежку действительно была необходима для дальнейшего (убедительного) развития сюжета.

Роман написан бойким, немного даже развязным языком; персонажи обрисованы ярко, выпукло. Никоим образом не обычная, стандартная поделка. Да, подлинная история XXI века развивается совсем не так, совсем не так. Но читать было интересно!

На эту книгу обратил внимание ещё несколько лет назад, будучи поклонником Г.И. Гуревича. Взялся же за неё сейчас в качестве так называемого дополнительного чтения (типа, на сон грядущий, психологической разрядки ради и т.д.). Впечатление от первых страниц было таким: работали авторы над своим детищем серьёзно, основательно, но стоит ли сейчас это читать, шесть десятилетий спустя? Всё же продолжил чтение, полагая, что пост делать по книге не буду. Вышло однако иначе. Почему?

Главный герой повести, он же рассказчик, Григорий Гордеев — геолог. Впрочем, остальные основные герои — тоже геологи. Да и главный среди них, пожалуй, не Григорий, а Леонид Павлович Маринов, не просто геолог, а революционер в геологии, сторонник новых идей в этой науке.

Собственно, речь в повести идёт о таёжной экспедиции с целью подтвердить — или же наоборот опровергнуть — эти новые идеи. Преподнесена вся эта история очень округло — но не в том смысле, что благостно, умилительно, а внятно, зримо, убедительно, с большим талантом рассказчика (который, я бы отметил, встречается далеко не у всякого писателя, даже из числа так называемых великих). Потом, конечно, с огромным знанием материала, и не только геологического (на взгляд профана по этой части). Интересно показаны люди, обитающие в тех далеких и пустынных местности, через которые прошёл путь экспедиции. Уклад жизни и обычаи туземцев просты, суровы, парадоксальны — с точки зрения горожанина, но, вероятно, неизбежны и единственно возможны в тех суровых условиях, в каких сформировались. При этом ни слова о какой-либо особой миссии жителей тайги, их специального бремени и т.д. Они просто живут — здесь и так и другой жизни, похоже, даже не представляют.

Интересно показана природа сурового края, требования, которые она предъявляют к представителям рода человеческого, рискнувших обосноваться столь далеко от цивилизации. Не хуже, чем у Дж. Лондона, в чём-то более зримо и наглядно.

Работа геолога показана увлекательно, вот что ещё немаловажно! Участников экспедиции немного, всего шестеро, но у каждого свой характер, и драматургия сюжета такова, что характеры эти неожиданно раскрываются по ходу...

В общем, прекрасное произведение — о преданности своему делу, науке, о научном поиске, о нравственных устоях. Талантливо написано — потому и делаю об этой книге пост.

К сожалению, смерть (по всей видимости) помешала писателю завершить книгу. В том тексте, что доступен публике, его перу принадлежат 30 глав из 36. Финальные шесть были написаны корнуолльским писателем Артуром Томасом Квиллером-Каучем. Когда более двадцати лет назад я читал перевод Р. Облонской, то мне показалось, что эти главы отличаются от собственно стивенсоновских — по стилю, по настроению. В этот раз, читая оригинал, не уловил таких нюансов. Квиллер-Кауч довольно неплохо сымитировал шотландский колорит и прочие особенности прозы Стивенсона — на мой взгляд. Показалось, впрочем, что каждая из этих глав в полтора-два раза длиннее любой из глав, написанных самим Стивенсоном. Впрочем, вовсе и не показалось. Это легко проверить, посмотрев в оглавление романа.

От первого чтения, чтения перевода, в памяти осталось лишь ощущение искромётного юмора. Ну и сюжета — в общих чертах. Сейчас, при чтении оригинала, почему-то трудно далось начало. Настроение поменялось с побега главного героя из Замка. Оказалось, что это действительно очень остроумный роман. Он также и приключенческий, но эта составляющая здесь несколько иного рода, чем, скажем, у Дюма. Главный герой, французский аристократ виконт Энн де Керуаль де Сент-Ив (попавший в английский плен как рядовой наполеоновский армии Шандивер), смелый и решительный воин, но вовсе не такой титан-сверхчеловек, какими французский романист описывает, допустим, своих мушкетёров. Не всегда ему улыбается удача, иногда он даже попадает впросак. И вообще — он боится высоты! (в частности).

Показалось, что романом этим Стивенсон в чем-то предвосхитил Набокова и прочих модернистов. Я от души потешался над похождениями Сент-Ива в компании двух шотландских гуртовщиков. Очень колоритные персонажи. Так описать шотландцев мог только шотландец. «Набоковский», как мне кажется, прикол в том, что они искренне видели во французском виконте англичанина — в соответствии с его «легендой».

» -- Мистер Сент-Ив, -- сказал мне на прощание Сим, -- я не больно-то верю в англичан, но по совести скажу: сдается мне, есть в вас добрый корень.»

И потом, в романе масса других черт, как бы не характерных для приключенческого романа, а более типичных для так называемой реалистической прозы, — зримые, осязаемые описания погоды (в основном, непогоды) и т.п., всяких мелких и крупных неувязок и переделок, с которыми сталкивается Сент-Ив в процессе своих похождений.

Некоторое разочарование, которое вызвали у меня в своё время заключительные («неоригинальные») главы, возможно, имеет своей причиной как раз бОльшую закругленность развития сюжета, хэппи-эндовость. Но как же иначе? В конце концов Сент-Ив должен был найти своё счастье. Так было задумано самим автором романа.

PS. По поводу вычитанных из других отзывов рассуждений про то, что книгу мог закончить Конан-Дойл. Я читал в оригинале его «Тайну Клумбер-холла», «Белый отряд», «Затерянный мир», «Собаку Баскервилей». Да, сэр Артур, конечно, создал двух несомненно культовых персонажей — Холмса и Ватсона. Но в плане языка и вообще стиля он показался мне простоватым, бесхитростным, довольно прямолинейным. Я не помню, как там у него было с юмором. Точно могу сказать, что он вряд ли мог чему-либо поучить будущих модернистов. И если и в самом деле ему предлагали закончить роман (неужто и впрямь?!), то отказавшись, он принял весьма здравое решение. Ну не потянул бы он! Совсем другого склада писатель.

«Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя» — заключительная часть трилогии о мушкетёрах. Действие начинается десятилетием позднее тех событий, что описаны во втором романе, «Двадцать лет спустя».

Мушкетёром остался только Д'Артаньян. Он теперь командует королевскими мушкетёрами. Атос и Портос удалились от света в свои поместья, Арамис стал влиятельным представителем духовенства.

Как и в предыдущем романе, Дюма даёт свою версию исторических событий, которые приходятся на описываемые годы, а именно — восстановление монархии в Англии, установление союзнических отношений между туманным Альбионом и Францией. Надо признать, это очень смелая, даже фантастическая версия.

Читая роман, подумал о том, что Дюма, конечно, в каком-то смысле антипод наших Толстого и Достоевского. Его герои преданы тем идеалам, которые главные герои Толстого часто считают ложными, и при том совершенно не склонны к надрывам персонажей Достоевского и к нравственным исканиям героев обоих русских писателей. Тем не менее Дюма в своём роде гениален. Не знаю другого писателя, который бы мог описывать разного рода интриги столь же легко и изящно. А ведь он ещё и психолог — наделяет своих персонажей чертами индивидуальными, умеет очень ярко описывать их переживания. Да, психология эта вполне сказочная, нет таких героев и не бывает таких переживаний в жизни. Хотя тут припоминается, что кто-то очень авторитетный сказал, будто и та глубокая психология, которую описывают авторы так называемых психологических романов, всего лишь психология — вымышленная.

Несколько вялыми показались те главы, которые описывают интриги любовные. Но автор компенсировал это более бурным развитием действия в третьем томе — рассказом про так называемую Железную Маску.

Финал грустный. Роман заканчивается уходом из жизни самых известных героев писателя — славных мушкетёров Портоса, Атоса, Д'Артаньяна. Утешает только вот какая мысль — сколько лет уже читают про них! Сколько фильмов снято! Какие актёры их играли. В каком-то смысле четвёрка королевских мушкетёров бессмертна. И, по крайней мере, трое из них могут нам служить образцами великодушия, мужества и благородства.

Роман взялся перечитывать 11 числа. Как известно, в тот день классику исполнилось 195. Но у меня ещё и своя дата, практически по Достоевскому. Вообще на самом деле принимался за роман ещё летом 12го года, даже проштудировал комментарии специалистов — но дальше застопорилось, сейчас уже и не вспомню, почему. Но так как оно вышло — вышло, наверно, даже лучше.

С одним определился совершенно точно. Читать электронный вариант оказалось лучше, чем бумажный первоисточник. Хотя в электронном и встречаются некоторые косяки, однако в бумажном они тоже есть — в виде периодически отсутствующей точки в конце предложения и т.п.

А вот с остальным всё гораздо сложнее. Помнится, и в 12м году я брался за книгу в первую голову для того, чтобы опровергнуть некое мнение, что «Подросток» — это «нечто посредственное» и т.п. Однако нынче я не могу утверждать, что сам читал страницу за страницей в полном восторге. Нет, не так.

«Подросток» относят к числу «пяти великих» романов Достоевского. И умом я совершенно понимал, что Фёдор Михайлович и здесь подошёл к своей задаче очень не шаблонно — показал так называемое «случайное семейство», в котором растет главный герой — рассказчик Аркадий Долгорукий. Показал Аркадия в развитии. Более того, смело применил приём ни у кого прежде не встречавшийся. А именно — я называю это обнажением намерений персонажей и даже их подсознания. Т.е. что там ими на самом деле движет, показано очень открыто, не всегда через прямую речь этих героев, порой как бы символически. Ни у кого прежде такого, повторяю, не было. Потом, когда Достоевский вознесён был на пьедестал, напротив, многие авторы пытались такой манере подражать...

Ослабляет художественное воздействие и усложняет понимание происходящего в романе то обстоятельство, что в этом произведении — в отличие от «Преступления и наказания», «Бесов», «Братьев Карамазовых» — детективный элемент (сильный в трёх перечисленных романах) здесь сведен к чему-то ужасно мелкому и ничтожному... Да простит меня Фёдор Михайлович и все истинные его адепты, но интриги, которые в «Подростке» ведёт, наверно, каждый второй персонаж, показались мне ужасно картонными и даже бумажными. Мыслитель Версилов с его метаниями и шараханьями был просто невыносим... Уж лучше бы он был не мыслителем, а кем-то определённым, пусть и чистым злодеем...

Ещё хочу отметить язык произведения. Рассказчик в самом начале обещает вести повествование без литературных красот. И надо же, обещание сдерживает! Если со стороны автора это был вполне сознательный приём, то я снимаю шляпу. Помнится, Горький, кажется, говорил про Толстого, что тот намеренно старался не писать красиво. У Льва Николаевича это не вполне получалось. А вот у Фёдора Михайловича — однозначно.

Искренне умилил, пожалуй, один эпизод. В котором Долгорукий приходит к Ламберту, застает у дверей жилища Ламберта двух каких-то молодых людей (Тришатова и Андреева, как выяснилось дальше). Потом они вместе обедают у татар, Андреев устраивает там своего рода клоунаду... выводящую из себя Ламберта. Вполне современная сцена — наверно, потому и понравилась, учитывая мой плебейский вкус.

Параллельно (но уже следуя за прочитанным) смотрел сериал Ташкова с его сыном в главной роли (и Олегом Борисовым в роли Версилова). По-моему, неплохо. На трансцендентальность, может, и не тянет, но прилично, вполне прилично.

Когда-то я наверняка читал это произведение, но почему-то не запомнил ничего — должно быть, читал не в том настроении.

Сейчас «Вечный муж» меня очень «порадовал» (заметно ли, но я пытаюсь выражать мысли в духе Достоевского?). Главный герой Алексей Иванович Вельчанинов, в своё время вращавшийся и в свете, а в настоящий момент погрязший в рутине, впавший в ипохондрию, неожиданно обнаруживает нечто вроде слежки за собой. Некий господин в шляпе с крепом как будто преследует его; случайные, но повторяющиеся встречи с этим типом как будто оказывают на Алексея Ивановича дурное влияние...

Такое вот начало чуть ли не в духе Эдгара По. Или мистических произведений Гоголя. Дальше пересказывать не буду — лучше читать самим.

Когда-то я назвал «Хаджи-Мурат» Толстого чуть ли не «Войной и миром» в миниатюре — настолько концентрированным мне показалось содержание повести. А сейчас нечто схожее я хочу сказать о «Вечном муже». Это тоже концентрированный Достоевский. В рассказе присутствует всё, что присуще большим романам классика. Помимо мистики случайных встреч — и тяжелый рок прошлого, которое, оказывается, никуда не ушло. А также, конечно, и язвительный сарказм в изображении непростой российской действительности, некоторых ее представителей, во всяком случае. И сентиментальщина (куда без неё!), но в данном случае почти и не сентиментальщина вовсе, а пронзительная жалость к тем, с кем жизнь обошлась жестоко и несправедливо. Есть и сатира на прогрессистов. И поскольку общий объём сочинения не столь велик, то всё это читатель охватывает чуть ли не залпом, чуть ли не за один присест. И оттого впечатление только усиливается.

О чем, пожалуй, не идет речи, так это о спасении человечества. Герой переживает свой кризис, но не так, как герои романов Достоевского, т.е. без совершения уголовных деяний, без ниспровержения всего и вся. Однако и эта особенность так называемого рассказа показалась мне очень убедительной. Наверно, потому что я больше верю в возможность справляться с кризисами на индивидуальном уровне и наоборот не очень доверяю универсальным рецептам спасения всего человечества скопом.

Трудно дать отзыв о романе Лю, не пересказывая хотя бы вкратце содержание. Вместе с тем делать это нельзя, поскольку роман, хотя это не детектив, полон тайн, удивительных открытий и неожиданных поворотов сюжета.

Роман «Бессмертие» (не знаю, под таким ли названием будет опубликован русский перевод, но лично я «Конец смерти» понимаю именно как «Бессмертие») заключительный в трилогии. Переводчик романа на английский язык Кен Лю назвал его самым любимым в трилогии. Мне представляется, что трилогия задумывалась автором как единое, сквозное произведение. В отличие от некоторых работ отечественных авторов, где после успеха одной книги начинают искусственно создавать цикл. У Лю размах фантазии, размах событий только набирает силу от романа к роману. «Бессмертие» — самый потрясающий из всех трех романов трилогии.

Кто-то из братьев Стругацких как-то сказал, что хороша та фантастика, где автор генерирует больше необычного в единицу времени (как-то так). Я отнесся к такому высказыванию очень скептически. И в самом деле, если середнячок возьмётся генерировать как можно больше необычного, скорее всего получится галиматья и бред. Но в том и дело, что Лю — не середнячок. Это настоящая голова, как сказали бы пикейные жилеты Черноморска.

Некоторые герои трилогии переходили из романа в романа. Тем не менее ни второй роман не пытается банально следовать тем коллизиям, что разворачивались в первом романе, ни третий роман не является всего лишь повтором первых двух книг.

Подобно Степлдону Лю прослеживает целые эры в жизни человечества (Обычная Эра, Эра Кризиса, Эра Устрашения, Эра Пост-устрашения, Эра Разглашения, Эра Бункера, Галактическая Эра). Вместе с тем эти периоды все же не столь продолжительны как в «Последних и первых людях» (за исключением последней — Галактической). И главное, Эры эти показаны с точки зрения вполне конкретных персонажей, с точки зрения судеб этих героев.

Действие романа начинается вовсе не в той временной точке, до которой читатель дошёл в конце второго романа, а опять в Эру Кризиса, когда нашествие Трисоляриса казалось ещё отдалённым, хотя уже серьёзнейшим образом отразилось на жизни всей планеты Земля. (На самом деле даже много раньше — во вступительном фрагменте мы узнаем, почему магия была возможна на Земле в короткий отрезок времени, совпавший со временем роковой осады Константинополя турками, — и только много страниц спустя становится ясной связь тех событий с временами нашествия трисоляриан) Во втором романе появились четыре Стеносозерцателя (или Стеномедитатора). В третьем романе мы узнаем, что был ещё один подобный по сути проект. Лидером, хотя и неформальным этого проекта, который назвали Лестница, стала Чен Син, инженер в области аэрокосмической техники.

Драматичной оказалась судьба проекта. Судьба молодой женщины. Судьба всей земной цивилизации.

Больше я ничего не хочу разглашать. Скажу только, что автор создал мощный поток необычного в своей книге. Он ещё и оказался талантливым сказочником! Причем, созданные им сказки были не просто намёком, — в них были закодированы сведения научно-инженерного характера, очень важные для сюжета всего романа. Лю оказался мастером плетения сюжета вообще — то, что было сказано им в самом начале романа, очень пригодилось ближе к его финалу.

Много лет назад, не только в другой жизни, но в мире с другим количеством измерений (явно превосходящем количество измерений мира нынешнего) я был заворожен картинами космоса в романе Аматуни «Парадокс Глебова». Книга была наивная, не самая шедевральная, вероятно, но прочитанное в ней оказалось самым впечатляющим... Пусть ложная картина космоса, но ничего более потрясающего я не читал у других авторов — более именитых и, наверно, более одарённых. И вот, в книге Лю я снова был заворожен картинами космоса и Вселенной... Значит, многомерный мир не совсем ещё исчез, островки его ещё пересекают нашу трёхмерную Вселенную...

Сознаюсь, обратиться к книге заставило сходство имени автора с именем шведского писателя Пера Валё. На самом деле товарищи жили в разных странах и даже придерживались разных творческих подходов.

В частности, в романе «Прощай, полицейский» чувствуется опыт журналистских расследований и юридическое образование. Главный герой комиссар полиции Жермен Вержа в каком-то смысле фигура не оригинальная. Это полицейский — «шериф», своего рода «Грязный Гарри», «Глеб Жеглов», если угодно. В борьбе с преступностью — гангстерами, бандитами, рэкетирами, в опасности этой борьбы он находит особое упоение.

Вместе с тем Вержа оказывается личностью довольно противоречивой. Это рыцарь без страха, но не без упрека. В чем-то он стал похож на тех, с кем борется. И причиной тому даже не вынужденный чересчур тесный контакт с различного рода правонарушителями, как несправедливость системы в целом. Подонки куда более грязные и опасные, чем рядовые сутенёры и налетчики, слишком часто оказываются не только не за решеткой, а более того — столпами общества.И находясь у руля государственных структур, они вовсе не заинтересованы в поощрении честных и принципиальных полицейских, в преумножении их числа, в распространении тех лучших полицейских практик, что на деле преследуют искоренение зла. И вот, более не надеясь на достойное вознаграждение своей беззаветной готовности жизнь, если надо, положить за торжество закона, Вержа изыскивает другие возможности для улучшения своего материального положения. Мягко говоря, не очень законные.

А продажных сильных мира сего Вержа зело не любит, и они отвечают ему тем же. В начале романа мы как раз застаём комиссара не только в момент его очередного шерифского подвига, но и накануне расследования его собственных прегрешений и грозящей ему за них посадки в тюрьму.

В 80-е этот роман был, вероятно, находкой для советского идеологического аппарата — настолько прогнившим показано в нём буржуазное общество. Сейчас, спустя более чем 40 лет после выхода романа в свет, понимаешь, что картина нарисована в общем-то трезво, без нагнетания, без истерики.

Наверно, и главная ценность романа в том, что сращивание мира официоза и истеблишмента с миром преступным показано со знанием дела. Книгу нельзя назвать особо психологической, не «Преступление и наказание», конечно, вместе с тем и эта сторона, психология персонажей, показана очень убедительно, мотивировки конкретны, детали точны.

Ближе к финалу сюжет приобретает даже некоторую напряженность. Хотя Валле страшно далек при этом от искусственного нагнетания всяких страстей и ужасов. «Прощай, полицейский» отнюдь не сенсационно-ударно-шокирующий боевик. И портит его, скорее, какой-то чересчур прилизанный финал. Помню, что в 70-е — 80-е на Западе очень любили триллеры-безнадёги. Там, как правило, торжествовало зло, демоническое и вездесущее, а главные герои обычно были обречены на поражение. Вот и тут до самого последнего абзаца я ожидал чего-то подобного. Но, как я уже сказал, концовка получилась на удивление благостная.

Вдруг вспомнил, что весьма был заворожен «Нью-Йоркской трилогией» Пола Остера. С тех прошло уже два года, оказывается. Решил ещё что-нибудь почитать. Выбрал «Левиафан» — отчасти из-за названия. Кстати, роману предпослан эпиграф из Эмерсона — «Всякое существующее государство коррумпировано». Роман посвящен Дону Делилло — писателю достаточно известному (хотя единственная прочитанная у него книга «Белый шум» лично на меня произвела сложное впечатление)

Очень воодушевили отзывы из периодических изданий. Да и начало романа показалось этим отзывам соответствующим. В американской глубинке, где-то в штате Висконсин, от взрыва самодельной бомбы погибает человек — распадается буквально на атомы. Но по какой-то случайности уцелел бумажник. А в нём записка с номером телефона повествователя — писателя Питера Аарона. И далее рассказчик делает вывод, что погибший был его лучшим другом — писателем Бенджемином Саксом, автором романа «Новый колосс». А также не завершившего роман «Левиафан», в честь которого Аарон называет собственные записки об ушедшем друге.

Да, поначалу повествование выдержано именно так, как об этом говорится в одном из отзывов. Язык скупой, без излишеств, но то, что им описано, очень цепляет. В таком духе показаны раздумья повествователя (всё-таки не на все сто процентов он уверен, что подорвал себя именно Сакс), визит двух агентов ФБР к нему и происшедшая между ними игра интеллектов и нервов. Да, всё здорово!

Но далее начинается рассказ о том, как начинающий писатель Аарон познакомился с другим молодым писателем Саксом, как завязалась их дружба, какую жизнь они вели и т.п. Неплохо, но уже не так цепляет. Кстати, не у одного американского автора читал историю жизни писателя, так сказать, рассказанную его другом.

Впрочем, потом возникают тоже очень интересные моменты, почти как в начале. Безусловно заслуживает похвалы то обстоятельство, что при весьма ограниченном наборе действующих лиц Остер сумел создать между ними совершенно необычные связи — и не только в смысле личных отношений, а вообще — их судьбы довольно причудливым образом оказываются переплетены.

Как мне кажется, Остер нарисовал довольно убедительный образ американского активиста левой ориентации. Но вот что касается темы «Левиафана» и вообще того, что всякое государство коррумпировано, — тут всё куда слабее, гораздо более невнятно. В целом роман показался не столь сильным как «Нью-Йоркская трилогия».

Поначалу при чтении испытывал большой энтузиазм. «У» по Иванову — это не только предлог русского языка, это и вой (у-у, у-у), а также — латинский игрек (это видно из предпосланных эпиграфов). Открывает роман... комментарий к нему. Эксперимент! И повествование ведётся совершенно раскованным языком, свободным от любых комплексов (в том числе и от комплекса «литературной красоты»). Подумалось: Кафка! Но не тот западный, причёсанный Кафка, в застёгнутом на все пуговицы сюртуке, а наш Кафка, совершенно расхристанный...

А сюжет вкратце таков: в Москву (действие происходит, пожалуй, в конце 20-х годов) прибывает с Урала некий «эмиссар» Черпанов — вербовать рабочую силу на строительство нового завода. Контингент ищет среди всякого негодного элемента... бывших буржуев... нэпманов и прочих отживших классов. С целью перековки и создания нового человека. По ходу происходят всякие нелепые стычки, выяснения отношений и т.п. И вот, углубившись в текст, я усомнился — в справедливости восторженных отзывов других читателей. Невнятно как-то всё, сумбурно и очень часто — неправдоподобно (в этом смысле «Мастер и Маргарита» — гораздо правдоподобнее). Не, не дотягивает до Булгакова и Ильфа с Петровым... Разочарование.

Роман «Кремль» Иванов писал начиная с 20-х годов и до конца жизни. Первый раз роман был издан в 1981 году под названием «Ужгинский кремль» и смешным по тем временам тиражом 5 тысяч. В 90-м году в издательстве «Советский писатель» вышла наиболее полная версия «Кремля» (тираж — 100 000).

Как бы там ни было, текст неоднороден. Достаточно сказать, что за девятой главой следует сразу шестьдесят первая. Наиболее «сырой» осталась вторая треть текста, первая и последняя — получше.

Поначалу читать было забавно. Та абсурдность жизни, о которой говорил, кажется, Камю. Мол, жизнь хаотична и абсурдна, и это наше сознание искусственно придаёт ей упорядоченность и осмысленность (если ничего не путаю). Описывается противоборство церковников и представителей местной власти (советской). Главный герой — Вавилов, бывший солдат, рабочий. Всего боится — машин, воды, женщин, жизни. Показано, как он свою боязнь преодолевает. Но это уже ближе к финалу. Там он всех метелит, даже самых отъявленных кулачных бойцов, и никого и ничего не боится. И всё бы хорошо, но только я с трудом отслеживал перепитии, происходящие с многочисленными героями, названными очень часто по фамилиям с инициалами (!). И неимоверная корявость слога начала раздражать. Типа: медведи ходили с бубном и с Сабатеевым (человек, который их водил, своего рода дрессировщик).

Есть несколько очень верных, довольно злых замечаний о интеллигенции, даже о советской бюрократии, по-моему. Один раз использовано слово «трахнул» . Значит, действительно старинное! По словам публикатора, вдовы писателя Тамары Ивановой, купюр и замен в авторском тексте не производилось (а ещё это же словцо поразило в свое время в какой-то польской повести — издание 1986 года — и в «Что-то случилось» Хеллера, это вообще 1977 год, по-моему; раньше считал, что слово возникло вместе с переводами западных фильмов в формате VHS).

А главный вывод: чтение для очень упёртых книжных червей, любителей всех этих серий «Из наследия» и проч. Т.е. тех, кого не пугают черновики и варианты. По мне — «Корабль дураков» Портер много лучше. Сравнение, кстати, не случайное. Оба романа про абсурдность бытия, про разобщенность, про сложение действий отдельных индивидов в некую коллективную равнодействующую. Только К.Э. Портер подошла к задаче чисто по-западному, нацелена была на достижение реальной практической цели, а не просто движение к ней...

Малоизвестный роман советского классика. Был опубликован посмертно в журнале «Сибирские огни», в сокращении; полностью — в двухтомнике избранного. Затем — в восьмитомном собрании сочинений в середине 70-х. Возможно, это всё. Однако, произведение довольно яркое. Понравился мне больше, чем «Кремль», «У» и даже «Похождения факира» (но меньше, чем «Эдесская святыня»). Всеволод Иванов работал над романом в течение более чем двадцати лет.

Основная идея романа заключена в том, что есть такие люди, настолько полные внутренней энергией, желанием творить, созидать, что если их лишить такой возможности, они могут стать опасны, как вулкан. Мысль эта достаточно прозрачно выражена в предпосланном роману эпиграфе из писем Ивана Тургенева. Впрочем, с вулканом сравнивается и столица нашей страны, Москва, — город также кипящий переполняющей его энергией.

Всеволод Вячеславович Иванов убежденно верил, что Октябрьская революция была благом для нашей страны, что социализм — самый справедливый и прогрессивный общественный строй. Тем не менее, в романе «Вулкан» слышны и критические нотки по отношению к той действительности, что сложилась в СССР накануне Второй Мировой войны. Чем-то роман, кстати, напомнил мне дилогию Юрия Домбровского («Хранитель древностей», «Факультет ненужных вещей»), написанную позднее (вторая её часть была создана почти на двадцать лет позднее).

Главное достоинство романа, конечно же, не в сюжете (на мой взгляд, всё-таки не до конца «проявленном», во всяком случае, не вполне убедительном), а в описаниях психологии персонажей и — природы Крыма, в полном просто вулканической энергии языке повествования. Самые замечательные эпизоды — это сон Евдоши, в котором она видит богов Гефеста и Афродиту, а также рассказы Гармаша (действительно, изумительного, «лихого» рассказчика) — про поиски сокровищ Александра Македонского в Крыму и про различные дела давно минувших дней, предания старины глубокой, мифологические, словом, события...