Год назад, впервые прочитав это рассказ, я остался в некотором недоумении, слишком уж он не похож на всё остальное, написанное Виталием Бианки. Выставил рассказу шестёрку и постарался о нём забыть. А сейчас перечитал его свежими глазами и перевернул оценку на девятку. Да, рассказ не характерен для Виталия Валентиновича, дело в том, что он не о птичке черноголовке, а о человеке. И, пожалуй, никто из классиков ХХ века не может так описать душу и творчество современника. А малая птичка черноголовка; она здесь тоже не лишняя.

Всё-таки, Виталий Бианки хорош тем, что не палит из ружья почём зря, лишь бы убить. Отпустить подраненную гоглюшку не каждый сможет. Читать охотничьи рассказы Бианки истинное наслаждение. Опять же и ошибок в его рассказах не отыщешь, хоть с лупой ползай; не то, что у Чарушина.

Написано ужас как красиво и жуть, как неграмотно. Разбирать все ляпы этого древнего сочинения нет никакой возможности, тем более, что большинство из них работает на создание многочисленных красивостей. Но самое скверное, что это опять был всего лишь сон. Неужели все авторы XIX века настолько убоги, что допускают странное только во сне?

Ох уж этот романтизм! Сумрачный германский гений умеет, по крайней мере, нагнетать мистическое настроение так, что и сегодня холодок бежит промеж лопаток, а при чтении легкомысленных французов остаётся только усмехаться. Рассказ «Дьявольский портрет» построен по всем законам устаревшего жанра: сначала 75% площади занимают необязательные рассуждения, затем на страничку объявляется сюжетная линия, и всё, можно пугаться. Причём современный читатель концовку предугадал давным давно и дочитывает рассказ только потому, что он короток.

Не знаю, кто такой Жерар де Нерваль, но склонен предполагать, что во французской литературе он занимает примерно то же место, что господин Загоскин со своими мистическими повестями в литературе русской. Кто из них кому подражает, знают специалисты, нам это знать не обязательно.

После такого предисловия читать вторую книгу не захотелось.

За подобное самоуправство Вову надо драть ремнём. А что касается щенков, которых он кормит сахарным песком, то при такой диете недолго они проживут.

Ни за что не стал бы петь этот стишок в качестве колыбельной никому из своих многочисленных внуков. Это не колыбельная, а песня торговки фруктами. С деревьев валятся груши, яблоки, сливы, китайка... и снова груша — бамц!

Всё-таки Осеева ни разу не поэт. Все её стишата это те же рассказы, иной раз получше, чаще — похуже, слегка оформленные с помощью банальных рифм, среди которых нет ни одной сильной или свежей рифмы.

Это общая судьба строителей: делать дом, чтобы другие его с лёгкостью ломали. И что же это за двор, где вместо песочницы навалена куча глины. А вообще, очень неприятное впечатление от рассказа.

С детей какой спрос... Увидали тощую бездомную кошку, притащили в группу, принялись кормить сладкими пирогами, отпаивать какао, которое работники детского сада, видимо оставили на столах. Но СЭС куда смотрела? Этот рассадник заразы надо срочно прикрывать!

Очень похоже на известную сказку «Шла лисичка по дорожке, нашла скалочку». Концовка, правда, самую малость подобрее. Не отдавать же хозяюшку на растерзание собакам.

Вот, что удивительно... стоит этот рассказ подвергнуть жанрово-тематической классификации, как немедленно исчезает весь его кафкианский мистицизм. Видимо мистика несовместима с классификацией.

Не понимаю, что случилось с Валентиной Александровной. Она всегда так точно подбирает слова, и вдруг... Собака лает яростно, женщина говорит гневно. На этом фоне все остальные слова начинают звучать неестественно.

Какой нормальный ребёнок станет говорить о себе с такой прорвой уменьшительных суффиксов? Ножки, дорожки, сапожки... — это взрослая тётя притворяется мальчиком. Явная неудача.

Замечательное слово «игральщик». Очень детское и очень точное. Одно это слово делает рассказ.

Вроде бы всё правильно, всё понятно, всё просто. Но как интересно! Это лучшая сказка цикла, а весь цикл вместе со «Сказками с крыш» и «Сказками старого зоопарка» заслужено получил «Большой Зилант».

Сказка сама по себе не оформлена и в отрыве от других сказок не смотрится, только как связка между «Сказки о пастухе» и «Сказки о Златовласке». Но вместе с ними получается хорошо.

Вообще, фраза «Хорош гусь» — Это неодобрительный отзыв о человеке. Как можно мириться, если начинаешь разговор с таких слов?

Рассказ был бы очень средненьким, если бы не последняя строчка, которая придаёт всему тексту серьёзное звучание.

Последняя строчка микрорассказа — это очень трудно и важно.

Небывалый сюрреалистический рассказ, который никак не ждёшь от Джона Голсуорси. Мода, которая полностью лишает человека индивидуальности. Она не может двигаться даже чисто формально и стоит в вечной пробке. Удивительно, что в семистах каретах сидят по преимуществу женщины и лишь как исключение джентльмены. Думаю, современные феминистки, когда научатся читать, будут недовольны этим рассказом.

Странный рассказец. Мама послала Сашу за хлебом, дав ему одну монетку. Значит, действие происходит между 1961 и 1981 годами. В 1961 году мне было 10 лет, те времена я помню преотлично. Что значит, «ребята обижают Толю»? Бьют, нападая трое на одного? Отнимают карманные деньги? Швыряют тетради и учебники в грязную лужу? Вряд ли их можно исправить личной добротой.

Как следует «лучше относиться к товарищам»? Вместе с ними обшаривать пьяных, громить табачные ларьки, отнимать копейки у малышей? Мне отчего-то никогда не хотелось этим заниматься.

Меня прекратили «обижать», когда я начал носить гвоздь 120 мм и на каждый удар кулаком отвечал ударом гвоздя.

С высоты своего опыта могу сказать, что рассказ Осеевой «Обидчики» абсолютно наивен и нежизненен.

Каток, как сейчас принято говорить, место повышенной опасности. Было время, и сам на катке бился, и видел, как другое бьются. И никто из-за разбитой коленки трагедии не делал. К сожалению рассказ бьёт мимо.

Конечно, хирург Деплен был и остался атеистом, но прежде всего, он был человеком. А что он мог сделать для того, кто стал ему вместо отца, положил свою жизнь за бедного студента? Только заказать за него заупокойные мессы и добросовестно отстаивать службу. Атеизм или христианская вера не имеет к такому поступку никакого отношения. Этот рассказ о человечности.

Лев рычит вовсе не для того, чтобы распугать добычу или показать, какой он могучий. Пока лев рычит, львица молча прячется в засаде, и перепуганная добыча бежит прямиком к ней в лапы.

Рисунок тигра замечательный, а вот текст, написанный Евгением Чарушиным, не годится никуда. Тигры водятся в Азии, а зебры — в Африке, и встретиться им нет никакой возможности. Не может тигр охотиться на зебру. Опять же, не все звери боятся тигра. Слон и удав боа не считают нужным бежать от тигра. И последняя фраза: «Тигр опасен и безоружному человеку», — оставлю её без комментариев.

Что-то странно мне, будто африканские почтальоны на зебрах ездят. Похоже Чарушину попался какой-то жареный материальчик, а он его и размножил огромным тиражом.

Десятилетиями шёл спор между охотниками и простыми натуралистами: что делает медведь в берлоге. Охотники утверждали, что он сосёт лапу, а натуралисты возражали: чего ради он это делает, что ему заняться больше нечем? Спор этот тянулся до тех пор, пока учёные не сконструировали крошечную телекамеру и на проводочке спустили её в берлогу. Тут и оказалось, что медведь в берлоге и впрямь сосёт лапу. А зачем медведь лапу сосёт так и осталось неизвестным.

Да что же это такое?! Автор только и способен написать, как можно убить носорога. А как носорог живёт, и как помочь ему выжить, Евгений Чарушин не задумывается.

Нет такого зверя орангутанг. По-малайски лесной человек — орангутан. А орангутанг — оскорбительная кличка для человека, не отдающего долги.

На самом деле бегемот вовсе не такой добродушный толстяк, как написано у Чарушина. Если он сочтёт, что ему помешали, он становится очень опасен.

Лев слишком тяжёл для эффективной охоты. В большинстве случаев охотится львица, а лев, как и полагается царю, лежит и порыкивает. Чарушин этого, конечно, знать не мог.

«Ну и жадный же ты, Мишка!» — пишет Чарушин. А ведь малина в лесу растёт не густо, объесться ей невозможно. По настоящему объесться можно только черникой или голубикой. А малина это так, лакомство.

Весной, после зимней спячки, что медведь, что барсук, очень трудно привыкают к нормальной пище и того жора, как описан у Чарушина, весной не бывает.

Слон такое устроить может. Одно не понятно, почему больше никто из животных не осадил злую Галю? Я, например, видел, как гриф, когда его принялись дразнить, задрал хвост и обосрал обидчицу с ног до головы. Жаль, что с Галей никто так не поступил.

Ох-хо-хо!.. Сколько я навыдирал страниц из собственных тетрадей и никакой трагедии из этого не делал. Должно быть, история из той поры, когда я сам ещё в школу не ходил. Но замечательно то, как виновник заранее оправдывается, придумывая одну причину бедствия за другой. В этом мельтешении и заключена суть рассказа. Внуки мои, пять-семь лет от роду, прекрасно это понимают.

Это не рассказ, а притча, причём очень похожая на притчу восточную, именно там любят такие истории. Ну а мораль ясна и не слишком навязчива.

А ведь в тридцатые — пятидесятые годы прошлого века, когда писался этот рассказ, краски, особенно медовые, на круглых подложках, были редкостью и стоили дорого. Так что Кате было с чего плакать, а чтобы простить брата, нужно было совершить маленький подвиг. Хороший рассказ.

Нравоучительные рассказы с чётко обозначенной моралью обычно бывают редкостно скучны. Но вот, крошечный рассказик Осеевой, и мораль выдана в лоб, а ведь сумела Валентина Александровна обойти расставленные ловушки и создать по-настоящему хороший рассказ.

Самый известный рассказ Осеевой. И не зря. Свою десятку он заслуживает на все сто процентов.

Довольно смелое изъяснение сути подарка, на первый взгляд невинного. А под конец напрямую произнесён призыв: «Будь умна!» — ведь не просто так подарена тебе эта цепочка.

Стихотворение, каких много, и совершенно гениальная концовка:

Ведут беседу двое: я и книга.

И целый мир неведомый кругом.

Ведь именно так я впервые читал Дон-Кихота. Удивительно, как Маршак сумел расслышать и понять эти минуты.

Кто и зачем прочёл мне пятилетнему это совершенно не детское стихотворение? Но ведь запомнились звонкие рифмы, смысла которых я не понимал:

Но дядя Сам, ты свой карман

До дна опустоши,

Но не спасёшь дырявый чан,

Бездонный Чан Кай-Ши.

Иллюстрация к извечному вопросу: Если слон налезет на кита — кто кого сборет?

Новорожденные ёжики, ещё некоторые животоные не знают чувство насыщения, и, если их не ограничить, они будут есть, пока не умрут. Но на медвежонка-то зачем напраслину возводить?

Рисунок, как и все рисунки Чарушина, выше всех похвал, а вот подпись под рисунком — это ни разу не стихи и, тем более, не песня.

Дети так играют постоянно, а животные — никогда. Так что это скорей не анималистические, а лубочные рисунки и подписи к ним. И уж ни в коем разе это не стихи.

Никакое это не стихотворение, просто подпись под рисунком.

Ох!.. Впервые увидал Атлантический океан и полез купаться. Так потом два часа не мог на берег выбраться, волны относили. Теперь понимаю почему. Не давали увидеть правду, бултыхали, пока на берегу всё не было устроено, как в учебнике географии написано.

Ох, как долго приходится читать, чтобы добраться до того места, где сказано, что мышь сама виновата. Мол, мышка бежала хвостиком махнула, подсвечник уронила, отчего и случился весь армагеддон, ужасы которого так старательно нагнетает автор.

На этот раз отважный Евгений Чарушин, подвывая от ужаса, бежит не от рысёнка и не от медведя, а от стада коров, причём, бежит не по лесу, а по болоту, и спасается на верхушке стога.

Болота в средней полосе бывают верховыми и низовыми. Низовые болота богаты травами, которые можно косить на корм скоту, но попробуйте сметать здесь стог, он подмокнет снизу, и трава загниёт. Скошенную на низовых болотах траву вывозят на волокушах и досушивают на сухом. Низовые болота топкие, бегать там может лишь самоубийца. И, конечно, там никогда не пасут скот, во первых, потому, что коровы будут тонуть, а во вторых, в низовом травостое много горичника болотного и веха ядовитого. В свежем виде эти травы смертельно ядовиты, как для скота, так и для человека.

На верховых болотах травы практически нет. Здесь растёт клюква, морошка, водяника, множество росянок, но основное растение — это сфагнум, который для коров несъедобен. Стогов здесь вовек не бывало и бегать тут невозможно. Что это за бег, если при каждом шаге проваливаешься до середины сапога? А ведь можно ещё и в бочажину вмазаться, в старую выгарь. Зато чего на верховом болоте много, это слепней. За один удар можно пришибить полсотни штук. Так что даже случайно стадо сюда забрести не может.

Так что всё, что пишет в этом рассказе Чарушин — бред, неясно для чего придуманный.

И последнее. Автор пишет: «Лежу я, покуриваю». И ведь это не первый раз. Чуть доходит дело до привала, Евгений Чарушин принимается табак смолить и дым пускать. А рассказ адресован детям. Конечно, в ту пору законодатель ещё не взялся за проблему курения, но ведь и у автора совесть должна быть. А её что-то незаметно.