Рассказик помфлетного типа, написанный в начале семидесятых, когда в Америке вновь заговорили о лояльности граждан. Маккартизм, конечно, уже умер, но не откликнуться на политический вызов было невозможно. В целом рассказ получился забавным, актуальности не потерял и читается не без удовольствия.

А ещё удивляюсь я на наших классификаторов, дружно написавших, что действие рассказа происходит в близком будущем. Полно, да читали ли они рассказ? Там чётко сказано, что один из персонажей проходил профилактику 7 октября 1984 года, того самого года, к которому традиционно приурочиваются все антиутопии. На новую профилактику он опоздал на неделю, значит действие рассказа происходит 14 октября 1985 года. И где тут близкое будущее? Мне казалось, что это двадцатый век.

В детстве это был один из самых любимых рассказов, да и сейчас я его перечитал с удовольствием. Конечно, былого восторга нет, но в память о прошлом, ставлю десятку.

Рассказ мне не понравился, и при желании его можно разнести в пух и прах. Ошибок и неточностей в тексте более чем достаточно. Ошибки исторические, бытовые, психологические. Приведу лишь один пример: дети собираются идти за крапивой для зелёных щей на кладбище. Вот уж чего не было никогда и ни в одной стране. Траву на кладбище собирали только для колдовских целей.

Но всё-таки, я выставил рассказу высокую оценку. Прежде всего, за доброту. Пусть с ошибками и неточностями, но Анна Семироль рисует мир, который в конечном счёте держится на добре. И, главное, Анна умеет писать, у неё получается находить слово, иногда -- единственно нужное. А это, наверное, основное в писательском ремесле. Образование -- дело наживное, а таланта, если его нет, не добудешь нигде.

Очень невнятная повесть. Сюжетная невнятица усугубляется полным отсутствием психологической достоверности. Подбирают в открытом космосе подозрительного человека, задают пару дурацких вопросов из теста для младших школьников, и тут же отправляют пилотом на ответственнейшее задание. А уж медицинский осмотр спасённого заставил меня нехорошо ржать. Никто в повести ничему не удивляется, ничего не старается понять, все дружно прыгают, подчиняясь изгибам сюжета и извивам авторской фантазии. Люди, инопланетяне, призраки, андроиды сменяют друг друга, как в калейдоскопе и исчезают, не запомнившись. Все что-то говорят, по большей части бессвязно. Наконец, что-то взрывают (почему должен произойти взрыв, автор не объясняет, но подразумевается, что взрыв будет) и в мире становится светлее. Не думаю... Автор напустил столько тумана, что светлей уже не станет.

Добавим к этому научно-техническую безграмотность. Техника Маб, сохраняющая работоспособность спустя миллиард лет после изготовления. Причём, это обычные железные киберы, которые ломаются от хорошего удара. И ничего за миллиард лет в их системах не раскристаллизовалось, про усталость металла Михаил Пухов не слыхивал. Не менее смехотворна и эволюция в оранжереях... Впрочем, если вспомнить, что перед нами образчик космической оперы, то не будем придираться. Понадобились автору чудовища, и он их выпустил на арену. Главное, чтобы было увлекательно. А вот этого, как раз и нет. Замах был богатырский, а удара не получилось. Скучно.

Талант не пропьёшь, написано красиво. Описания, сравнения настолько вычурны и причудливы, что уходят за грань прозы, нечувствительно преодолевают мёртвую зону красивости и уходят дальше, туда, где критика ещё не придумала слов для обозначения манеры письма. Проза тысячекратно избыточная. Долго такое читать невозможно, как невозможно съесть за один присест килограмм мёда. Но для малого рассказа такая манера вполне приемлема.

Вот только о чём же этот рассказ? Засахаренная проза убила людей, смазала образы, растворила сюжет. Бодлеровский мотив последних строк мог бы спасти повествование, но довеском добавленная, в лоб выданная, мораль, а верней, объяснения автора, что он хотел сказать, перевели рассказанную историю в разряд пошлой назидательности. И сразу стало тоскливо и буднично. Одна фальшивая нота... ча-ча-ча в финале «Лунной сонаты».

Ни один из проголосовавших, а их до меня было восемь человек, не написал на рассказ отзыва, не классифицировал его и даже не попытался сделать аннотацию. Оно и неудивительно: вялое повествование ни о чём, блеклый язык... даже маньжурский колорит не смог оживить восприятие. Рассказ оставил чувство глухого раздражения: автор, человек с такой интересной биографией, а рассказ уныл до чрезвычайности.

Как говорится, всякому безобразию должно быть своё приличие. К сожалению, не каждый это понимает. Вот, например, Елена Грушко составила антологию фантастических рассказов о тайнах женской души. Открывает сборник рассказ Аксакова, затем идут два рассказа самой Елены Грушко, после чего следует рассказ Николая Гумилёва, а за ним повествование Юрия Медведева (если кто не знает, это муж составительницы). Кстати, медведевский рассказ к тайнам женской души не имеет никакого отношения. Затем вполне закономерно видим Владимира Одоевского, Ореста Сомова и Алексея Константиновича Толстого. Ничего не скажешь, в неплохую компанию поместила составительница себя любимую и своего благоверного! Конечно, в сборнике есть ещё пара современных авторов, но это настоящие писатели, которых не стыдно видеть рядом с классиками позапрошлого века. Но упихать в сборник собственные оопусы? Поставить их между Аксаковым и Гумилёвым?! Я, наивный, полагал, что у людей должно быть какое-то представление о приличиях. Однако тайны женской души Елены Грушко оказались воистину фантастическими и для меня недоступными.

Оценка выставлена не произведениям, входящим в сборник, а концепции составительницы.

В одном из отзывов я уже писал, что во всём на свете виноваты инопланетяне, а сами люди никогда и ничего не делают. В подтверждение этой гипотезы привожу рассказ Елены Грушко. На этот раз инопланетянином оказывается золотая рыбка. И что дальше? А дальше, как обычно, ничего. Рассказ кончился, можно удивляться.

Худший вид вранья -- полуправда. Данная статейка вполне отвечает этому определению. Говорить о фантастике молодых и не упомянуть о семинаре Бориса Стругацкого, о Московском семинаре, который успешно работал в те годы, о совещаниях молодых фантастов в Малеевке и Дубултах... надо было быть очень политически ангажированным товарищем, чтобы, ничтоже сумняшеся, написать подобный текст.

Статья представляет исключительно патологоанатомический интерес.

Как написано в аннотации: «Много всего намешано в этом необычном философском произведении». С этим определением почти соглашусь. Намешано действительно много, вот только философии нет и следа. Ни единой собственной мысли, ни единого поворота сюжета. Всё как есть скрадено у Ефремова, Стругацких, других авторов. Беспорядочный ход событий, многозначительные фразы, раскавыченные цитаты из книги Владимира Даля «Пословицы и поговорки русского народа», всё это не может скрыть абсолютной пустоты и несамостоятельности рассказа.

Дочитал с трудом и никому не советую повторять мой опыт.

Стандартная раскладка по героям, ни малейшего прекставления о том, как ведётся научно-исследовательская работа, бредовая НФ идея. Заодно ещё и полностью отсутствует знание студенческого быта. Никто и никогда так не разговаривал и на такие темы не спорил. И, конечно же, весь рассказ представляет собой иллюстрацию к лозунгу тех лет: «В жизни всегда есть место подвигу».

Написано совершенно бесцветным унифицированным языком; в этом плане рассказ представляет собой типичный образчик журналистской прозы. Достоинств никаких, можно смело стаивть тройку, но, памятуя о времени написания, поднимаю оценку до четырёх баллов.

С точки зрения науки -- полный бред, хотя идея достаточно безумна, чтобы на её основе можно было написать неплохой рассказ. Но именно этого автор и не сделал. Разговоры, разговоры, долгие разговоры -- конец рассказа. Было очень скучно. Просто удивительно, что этот рассказ был переиздан в девяностом году. Его и в первый-то раз печатать не стоило.

Основная идея рассказа содрана с «Неукротимой планеты» Гаррисона. Метаморфозы биомы представляют собой подробный и по ученически беспомощный пересказ того, что поверхностный взгляд видит на картинах Босха. Кроме этих двух заимствований в рассказе нет ничего. Сам текст очень напоминает поделку старательного пятиклассника. Все действия героиня совершает «из последних сил» (и откуда их столько берётся?), всякое новое событие непременно происходит «вдруг». В небольшом рассказике это, мусорное по сути слово встречается 36 раз! И, конечно, любимый приём Елены Грушко -- красивости, переходящие все границы пошлости. «Взор Биомы! О, как уйти, как спастись, как выдержать его?» -- на таком эмоциональном взвизге написан весь рассказ.

Если вы любите прикалываться над автором, это ваше чтение. Всем остальным -- решительно не советую.

Елена Анфимова умеет писать, она способна парой слов создать интересный, оригинальный образ, с отсылками к культурному контексту. «Я вожусь на кухне, отделяя зерна от плевел, перед тем как сварить гречневую кашу» или «Он из тех, кто всегда готов жениться на замужней женщине», -- многие пишущие могут позавидовать умению так сказать. Но тема этого рассказа! -- как она не оригинальна! Впрочем, один неудачный рассказ ещё ничего не значит. Автор, в целом, интересный.

Очень бы хотелось, чтобы мадам, неясно как попавшая на Фантлаб со своими стишками, хотя бы отдалённо чувствовала (понимать -- не обязательно), что такое ритмика белого стиха. И ещё... найти бы у неё хоть одну не банальную мысль...

Отрывочек, написанный просто и бездумно, как это заявлено в заголовке. К стихам отношения не имеет. Интересно было бы узнать, какое это имеет отношение к фантастике и Фантлабу.

Читал эту книгу в середине шестидесятых годов, взявши трёпанный томик в районной библиотеке. А если учесть, что до этого только что прочёл «Аэлиту»... С тех пор именно книга Волкова стала для меня символом плохой фантастики. Даже Колпаков и Оношко писали лучше, интереснее, самостоятельней.

Книга представляет интерес только для патологоанатомических исследований отмершей фантастики. Всем остальным лучше это не читать.

Журналистский материал, написанный Булгаковым вскоре после переезда в Москву. Лёгкое перо, необязательная тема. Вполне проходная вещица. Прекрасно понимаю киевских издателей, которые не стали это печатать. Но сейчас, по прошествии почти девяноста лет, легкомысленный очерк наполняется иным содержанием. Прежде всего, мы знаем, чем закончился недолгий НЭПовский ренессанс, во-вторых, знаем, кем стал Булгаков для русской культуры. А кроме того, описания сияющих кондитерских наполняются мрачным светом для того, кто знает, что сам Булгаков в это время откровенно голодал; витрины блистали не для него, а неполучение гонорара за статейку о торговом ренессансе, грозило обернуться трагедией. Так что, всё познаётся в сравнении и понимается в контексте эпохи.

Лучше бы это было никому не показывать. Автор не имеет ни малейшего представления о поэзии и абсолютно не владеет словом. Ослик Иа-Иа писал на порядок лучше.

Крылья сложив, он вниз устремился,

На скалы пал, в агонии забился.

И замер мир. Вмиг понял он:

Умер Властитель. Умер ДРАКОН.

Неужели автор сама не видит, до какой степени это убого и беспомощно?

Типичное девичье фэнтези. Героиня школьница-тусовщица из нашего времени, и она же супер-воительница в фэнтезийном мире. Всё повествование на сугубом надрыве, героиня страсть как стремится положить живот свой на какой-нибудь алтарь. И ей это вполне удаётся.

Мир абсолютно не прописан, о нём не сообщается ничего, кроме того, что там есть враги. Язык повествования бедный, с большим количеством ляпов и неточностей.

Не следует организовывать рассказ с помощью текстов бардовских песен или стихов собственного сочинения. Хорошие стихи раздавят рассказ, плохие -- испортят окончательно. В данном случае стихи плохие. Прозаическая часть также изобилует ляпами.

Рассказ чрезвычайно небрежно написан. Масса ляпов, непростительных даже для Самиздата. «Надоедят битвы», «дочь окрестного лорда», «Воин дернул за веревку, так, что она едва удержалась на ногах». Автор вообще хоть раз перечитала, что она сама написала? А ведь по этим перлам будут судить о всём, что сделала автор. Тексты выложены в открытый доступ, их уже не спрячешь.

Система уголовного судопроизводства середины 20-х годов прошлого века, с различным подходом к выходцам из разных классов и беспочвенными надеждами на «исправление» растратчиков и казнокрадов, была такова, что и впрямь нетрудно было представить этакую очередь явившихся с повинной. Булгаков пишет типичный сюр, но, как обычно бывает, каждая деталь этой нелепицы, узнаваема.

Тяжёлый рассказ, мутный. Сам Булгаков рассказом гордился, обещая, что сюжет его непредсказуем. Но уже с первых строк, как только начинается описание усадьбы, становится понятно, что дому гореть. Мне не хочется спорить, на чьей стороне правда, имел ли право князь уничтожать бывшее своё добро. Думается, что не имел. Уж если ты представитель рода, то должен понимать, что это не твоё достояние, даже собственная твоя жизнь принадлежит не тебе, а пятисотлетней истории. Прототип героя рассказа князь Феликс Юсупов это прекрасно понимал, а тут... Бунтующие мужики ничего не разграбили и не сожгли, сжёг автор рассказа, показав себя в данном случае далеко не знатоком человеческой души. Должна же быть разница между кулаком, зарезавшим в своём хозяйстве племенных баранов, и образованным человеком, которого с младых ногтей воспитывали, как полагается воспитывать аристократа. Провинциальный доктор Михаил Булгаков не был вхож в круги дореволюционной русской аристократии, и в рассказе показал не аристократа, а мелкого провинциального обывателя, описав поступок, достойный мещанина.

Сначала я хотел срочно выходить на автора, чтобы он успел, пока роман не опубликован, изменить название. Нельзя же делать подобный ляп прямо на обложке. Вряд ли в романе рассказывается о баграх, топорах и прочем пожарном инструменте. Но потом прочёл пару рассказиков Абояна, прочёл первую главку этого романа и понял, что всё закономерно. Автор попросту лишён чувства слова и закатывает багры, не понимая, что сам же пишет.

Бедный язык, непродуманная идея, непрерывные аллюзии к творчеству Лукьяненко. В целом очень и очень слабо. И, разумеется, никакого киберпанка.

Велели написать для газеты, при которой кормился. Отказать было нельзя, и Булгаков написал, как было принято писать в ту пору революционную прозу. Только вместо подписи потавил под статьёй инициалы: М.Б.

Профессионал...

Практически перед нами черновик одной из сюжетных линий повести «Собачье сердце». Вот только хозяин квартиры, Александр Палыч, ничуть не похож на профессора Преображенского и выглядит полным ничтожеством.

Разумеется, это никакая не статья и тем более, не фельетон, разве что в первоначальном значении этого слова, от французского feuillette -- листочек (мелкий газетный материал на одну полосу). Перед нами жанр практически умерший к началу ХХ века, физиологический очерк. Разумеется, он приветствовался под пером революционных демократов, но был недопустим в отношении советской действительности. По счастью, в пору НЭПа писателям дозволялось публиковаться в белоэмигрантской прессе и даже получать оттуда гонорары. Таким образом сохранился и дошёл до наших дней и этот элегантный feuilletton.

Прочесть стоит, хотя никакой фантастики кроме гиперболизированного описания московской непогоды здесь нет.

В начале двадцатого века действительно была такая методика изучения иностранных языков: в самоучителе задавались совершенно идиотские вопросы, которые надо было прочесть вслух, а затем ответить на них полностью, развёрнутыми предложениями. Кто справлялся с заданиями, в конце-концов язык выучивал в совершенстве. Хотя, конечно, это была задача непосильная для металлиста Крюкова, равно как и для Щукина.

А читается рассказ лучше большинства нынешних юмористических рассказов.

Это такой махровый реализм, что любой сюр по сравнению с ним покажется верхом традиционности, и всякая антиутопия будет уютнейшим местечком. А ведь всё это было, я сам жил в подобных уплотнёнках, где по четыре человека ютилось на девяти квадратных метрах. Помню подвалы в деревянных флигелях, где с полов не уходила вода, картонные перегородки между комнатами-сотами, сквозь которые было не только слышно соседей, но и видно. А дети читают это как фантастику. Так вот, читайте и знайте, что это правда.

Как всякая юмористическая история, серьёзной критики этот рассказ не выдерживает. Скажем, если бы ускорение развития осуществлялось не при помощи идиотских СОР и СИИП, а по уму? Скорей всего, всё было бы иначе. Впрочем, какая разница? Главное, перед нами симпатичный рассказ, который, несмотря на ожидаемую концовку, приятно читается. Я не перечитывал этого рассказа лет двадцать и, хотя в общих чертах помнил, о чём так говорится, сейчас перечитал с удовольствием, чего желаю и всем любителям коротких рассказов.

Никогда не поверю, будто герой рассказа слесарь-профессионал. Так варварски обращаться с победитовым сверлом может только писатель-фантаст. И объяснения происходящему у него тоже приличествуют фантасту, а никак не слесарю. Клонирование, размножение в дубликаторе, путешествие во времени и, наконец, параллельные вселенные... -- российский слесарь только об этих вещах и думает.

Впрочем, пусть его, рассказ включён в юмористический сборник, а там может быть всякое. Хуже, что юмористический рассказ ни капли не смешной. Ну, встретился человек с самим собой из параллельного пространства, получил от него в подарок шильдик... а дальше что? А дальше ничего. Юмористический рассказ без концовки, это и не рассказ вовсе, а так, печатное недоразумение. Словом авторы владеют, но больше ничем: ни сюжетом, ни победитовым сверлом.

Несмотря на избитость темы, начиналось очень неплохо. Читать было весело, отдельные моменты чудо как хороши (лучшее оружие ближнего боя -- крокодил!). К несчастью автор, похоже, увлёкся придумыванием приключений и пародия на боевичок стала всё больше боевичок напоминать. А что касается концовки, когда начинаются описания мытарств литературного негра, то она оставила меня в тягостном недоумении. Именно из-за неудачной концовки оценка сползла так низко.

Если верить фантастам, всё на свете, начиная с египетских пирамид и кончая Останкинской телебашней, построено инопланетянами, и все события мировой истории, равно как сказания и мифы, были спровоцированы вмешательством инопланетян. В данном рассказе заявляется, что легенда о «Летучем Голландце» также дело инопланетных рук.

Ну, хорошо, предположим, что инопланетный эксперимент заколдовал капитана Ван-Страатена и его корабль. А дальше-то, что? А ничего. Дальше можно говорить: «Ух, ты!» -- и приниматься за следующий рассказ. А если кто-то ищет в рассказах ещё и содержание, то этот рассказ он может пролистнуть, не глядя. Не потеряет ничего.

Читал у думал поставить за рассказ пятёрку. Конечно, это не Гоголь, но с горчичкой сойдёт. Но концовка меня попросту убила. Интересно, какие такие смертные грехи были на душе у старого слуги, что он немедля после смерти попадает в полное распоряжение нечистого? Ведь Андрей долгое время лежал в горячке, наверняка был соборован и уж до страшного суда мог бы лежать спокойно. Но автору просто в голову не вошло, что крепостной мужик это тоже человек и какие-то там права имеет хотя бы после смерти. Как писал Некрасов: «В кромешный ад провалишься, так ждёт и там крестьянина работа на господ». Конечно, год написания 1834, до освобождения крестьян ещё целое поколение, но ведь это не Салтычиха какая-нибудь рассказывает, русский писатель, совесть нации.

Когда-то в юности довелось мне прочесть массу сочинений господина Загоскина, и я был поражён, как много у него фантастики, и сколь она уныла и неинтересна. Так и хочется повторить вслед за Толстым: «Пугает, а не страшно». Долгий обстоятельный зачин, какой разве что в неторопливом девятнадцатом веке читать станут, а там и до сюжета дело дойдёт. И вся суть того сюжета проста и примитивна: «Ой, батюшки, черти! Страшно-то как!» Нет, не страшно. И красот стиля не видать: усреднённая проза первой пловины XIX столетия. И мыслей хоть каких, тоже не обрести.

Белинский некогда, вспоминая роман Загоскина «Рославлев, или Русские в 1812 году», говорил, что роман вызывает то уважение, которое испытывают люди при виде заслуженного старца. Вот и тут то же самое. Но если «Раславлев» -- начало русского исторического романа, то фантастические повести Загоскина -- начало развлекательной фантастики, фантастики облегчённой, бульварной. Недаром Гоголь в «Ревизоре» с усмешкой поминал «господина Загоскина сочинение». Читатель XIX века всё понимал без слов. А мы пытаемся относиться серьёзно к постаревшим образчикам лёгкого чтива.

Библиографии Осипова всегда отличались тендентиозностью отбора данных и неполнотой. Достаточно сравнить их с библиографиями Виталия Бугрова, Игоря Халымбаджи или более ранними библиографиями Бориса Ляпунова. Но именно Осипов становится в это время штатным библиографом «Молодой гвардии».

Автор старательно выдавливает из читателя слезу, но добивается только чувство неловкости из-за чудовищной фальши, которой пропитан весь рассказ. Суконный язык, непременная лекция, адресованная читателю, но которую автор заставляет произносить своего персонажа в разговоре с матерью. Все худшие признаки ранней НФ, вдруг ожившей в конце семидесятых. Очень средний рассказ; в том смысле, что написан он средне между плохо и очень плохо. Единственное достоинство: он короток.

Из пункта А в пункт В по неизведанной планете едет вездеход, сильно напоминающий «Мальчика» из «Страны багровых туч». Правда, этот вездеход называется не «Мальчик» а «Мастифф». Кругом пересечённая местность, сильно напоминающая Зону из «Пикника на обочине». Сорок страниц экипаж «Мастиффа» едет, мужественно преодолевая препятствия и наконец прибывает в пункт В, где инопланетный голос сообщает им: «Разумные! Ступайте домой, вам сюда ещё не по разуму соваться», -- после чего уцелевшие члены экипажа ступают домой, на что им отведено ровно полстраницы. За все эти сорок с половиной страниц я так и не научился отличать одного доблестного космопроходца от другого, не научился различать ужасные препятствия и окончательно обалдел от переизбытка самопальных фантастических терминов.

На языковые ляпы, которыми традиционно изобилует проза Головачёва, я старался не обращать внимания, но в одном месте остаться безучастным не сумел. Василий Головачёв не раз говорил, что не вычитывает свои творения даже для исправления грамматических ошибок. Где уж ему обнаружить внутри строчки паразитную звукопись. А читатель, если он действительно читатель, а не глотатель словопомола, видит вдруг вот такое:

Приятного чтения, друзья!

Прочитал и стало жутко. Вся страна, по мнению Велимира Хлебникова покроется «станами Радио». Все люди мира будут слушать единые новости, читать единую книгу, любоваться общей выставкой картин. Их будут учить по Радио, лечить и воспитывать по Радио. «Железный рот самогласа сурово и чётко» станет приказывать всем и каждому. Радио будет внушать тем, кто ест грубый обед, «призрак совершенно других вкусовых ощущений». «Люди будут пить воду, но им покажется, что перед ними вино». А в дни «обострения труда» Радио будет рассылать по всей стране особые сигналы, которые заставят людей работать в шестьдесят четыре раза быстрей и больше.

«Так Радио скуёт непрерывные звенья мировой души и сольёт человечество», -- заканчивает свой страшноватый очерк Хлебников. Что верно, то верно: скуёт и оставит скованным, покуда всё человечество не окажется куда-то слитым.

Первый раз вижу у Велимира Хлебникова связный текст. И хотя количество каламбуров и словотворчества зашкаливает все мыслимые пределы, но и уровень фантазии, что особо ценно для фантаста, также зашкаливает всё мыслимое. С трудом представляю человека, который стал бы читать это для собственного удовольствия, но понимаю, что такая вещь должна была быть написана, что без неё нельзя. Потому и оценку ставлю высокую. Но при этом говорю: если вы не литературовед или историк, если вы не изучаете историю фантастики или не пытаетесь писать фантастику сами, читать это эссе вам не стоит. Темна вода во облацех.

Автор курит восхитительную мысль с обаятельным запахом. И разум его окутан точно простынёй.

Современный молодёжный сленг сделал общеупотребительным то значение глагола «курить», что некогда подразумевал один только Хлебников. И он же низвёл возвышенный бред короля поэтов до уровня бреда обыденного. И ничего, кроме этого бреда не осталось. «Обыденный бред» -- прилагательное здесь убийственней существительного.

Разницы нет, выпендрёжник или безумец, ассоциативный ряд столь же рван, что и ритмический. Будущее не воспел, оставшись в сдохшем декадансе. «Неформальный формалист», -- так я ругаюсь. Не стихи в наволочке -- это Велимир Хлебников. Оценка три, она оскорбительней единицы.

Казалось бы, так, анекдоты к случаю, а ведь нан самом деле Евгений Лукин на собственном примере учит, как нужно читать книги: внимательно, вдумчиво, запоминая не просто общую канву, а едва ли не каждое слово, вчитываясь в звучание фразы и воспринимая скрытые смыслы. Именно поэтому настоящий читатель не может читать окололитературную однодневку, одноразовое чтиво. Лишние и не подходящие по глубинному смыслу слова воспринимаются словно песок, подсыпанный в пищу, единственное, что может сделать разборчивый читатель, поскорей отбросить поделку.

Всего Евгений Лукин рассказывает три читательских истории. Разумеется, я не читал «Единственного и гестапо», имя Георга Борна мне ничего не говорит. А вот Диогена Лаэтрского читал и до сегодняшнего дня полагал, что читал внимательно. Однако, удивительных совпадений, подмеченных Лукиным, не заметил. Учиться мне ещё и учиться. Зато самая первая история, рассказанная Лукиным, один в один произошла и со мной. Я тоже в начале семидесятых прочёл «Балладу Редингской тюрьмы» и с первого прочтения запомнил её почти наизусть. Однако, время шло, и я решил освежить в памяти поблекшие строки, и тоже выяснил, что книги такой в природе не существует. Теперь, благодаря Евгению Лукину, я знаю разгадку этой тайны и навсегда запомню имя на которое тогда не обратил внимания: Нинель Воронель. Звучит также странно и таинственно, как строки баллады.

Евгений Лукин написал прекрасную статью, которую нельзя прочесть между делом, но нужно читать медленно, вдумчиво, вчитываясь в звучание строк и вглядываясь в потаённые смыслы.

Очень много умных и даже отчасти непонятных слов для того, чтобы высказать парочку совершенно банальных истин. Сказать всё то же самое простым человеческим языком, так никто и читать не станет, а так... у-у!... супер... приобщение к научной мысли.

Ложно понимаемая толерантность велит называть такого рода произведения памфлетами, то есть, произведениями, осмеивающими в резкой форме то или иное явление общественной жизни. Но на самом деле перед нами типичный пасквиль, то есть, памфлет, не брезгующий откровенной клеветой. Однако, по порядку...

Памфлеты в советскую эпоху дозволялось писать либо на капиталистические державы, либо на те страны, что по каким-либо причинам не угодили советскому руководству. В конце семидесятых годов это был в первую очередь социалистический Китай. Андрей Аникин попытался в своей повести идти сразу по обеим дозволенным дорожкам, отправив позаимствованного у Свифта героя в два государства Пекуньярию и Эквигомию. Устройство первого государства должно было пародировать капиталистический строй, второго -- маоистский Китай. Судя по всему, издатели потребовали у автора сократить повесть, так что мы не узнаем, как именно Андрей Аникин бичевал буржуев. Описанию Пекуньярии посвящено всего полторы страницы, после чего герой попадает в царство всеобщего равенства. Аллюзии автора совершенно прозрачны: цитатники, бесчисленные портреты вождя: широколицего человека, которому все поклоняются, но которого никто не видит, многочисленные эксперименты в масштабах всей страны. Но вместе с тем, стремясь усилить впечатление, автор живописует массу мерзостей, которых в Китае не было и быть не могло. Одно дело преувеличение, другое -- прямая клевета Именно это переводит сочинение Аникина из памфлетов в разряд пасквилей. Я никоим образом не сторонник Мао, но надо же соблюдать какие-то приличия. Подробных примеров приводить не буду, это заняло бы слишком много места. Скажу лишь об одном: Эквигомия -- страна всеобщего равенства, «все эквигомы равны, но некоторые равны более других». Вам ничего не напоминает эта цитата? «Скотный двор» Оруэлла написан на тридцать лет раньше и в середине семидесятых его перевод широко распространялся в списках.

Сюжет повести незамысловат: герой быстренько знакомится с разными формами принудительного равенства, а потом странно и нелепо возвращается домой. Собственно говоря, по этому же принципу построены и подлинные путешествия Гулливера, но там, где у английского писателя видим сатиру на современное ему общество, на недостатки своей страны, Аникин бичует соседей, причём делает это достаточно неуклюже. А это уже совсем иное дело.

Все пасквили устаревают очень быстро. Устарел и этот, так что, думается, мы никогда не прочтём «Пятое путешествие Гулливера» в полном виде. И слава богу.

В конце семидесятых Дмитрука я уже не читал, заранее полагая плохим автором. А теперь, вот, решил ознакомиться.

Технически написано очень плохо, в худших традициях молодогвардейской школы семидесятых годов. Штампы пополам с красивостями, движение от слова, а не от образа. Психологически написано ещё хуже. Негоже паразитировать на таких вещах, как Великая Отечественная война. К тому же, это паразитирование абсолютно не оправдано. Прилетает на Землю высокоцивилизованный инопланетянин, а его хватают и первым делом тащат осматривать печи Освенцима. Вот, мол, мы какие!

Чрезвычайно неприятное произведение.

Есть такой стандартный постмодернистский приёмчик: взять известное, классическое произведение и опошлить его максимальным образом, плотоядно приговаривая, что вот так оно и было на самом деле. От Гомера не убудет, а вот авторы и впрямь показали себя большими пошляками.

И ещё такое недоумение... Зачем рассказу предпослано обширное на треть всего рассказа рассуждение о боге и возникновении людей? К остальному тексту оно не имеет никакого отношения, по содержанию -- безграмотно и попросту глупо. А ежели авторы воспринимают это серьёзно (что кстати, не исключено), то тогда, вообще, беда.

Тьфу ты! Опять алкоголик, в сильном запое спасающий землю от нехороших инопланетян. Ну, сколько можно? Надоело, сил нет.