Именно в этом стихотворении видим бессмертные строки: «В раю мне будет очень скучно, а ад я видел на земле».

Дочурка под кроватью ставит кошке клизму,

В наплыве счастия полуоткрывши рот, —

И кошка мрачному предавшись пессимизму,

Трагичным голосом взволнованно орёт.

За это — десятка, десятка, десятка! Жаль, что нельзя больше.

PS. А тот, кто поставил минус: Дурак, дурак, дурак.

Вроде бы всё хорошо. Прекрасные описания природы, особенно ночного леса, Живые люди: Дуня, Валериан... но нет самого главного, ведь не просто так Сергей вызвался быть бомбистом, не зря он сидел в тюрьме. В кого он должен был кинуть бомбу? Всё это также должно быть результатом долгих и непростых размышлений. И желание жить, которое Грин показал прекрасно, просто обязано победить в единоборстве с революционным накалом. Хотя, наверное, я требую слишком много от небольшого в сущности рассказа.

Именно так выглядит человек, впавший в панику: белые глаза, полная неспособность владеть мышцами лица: и, как следствие, струйка слюны, стекающая по подбородку. И ведь, что замечательно, через полчаса Жак не будет помнить о своём поведении. А вот будет ли помнить его невеста? Александр Грин гениалььно остановился, не рассказывая об этом, читатель должен додумать сам.

Вот оно, с какой поры тянется проблема мигрантов. Но теперь она затрагивает не только Грузию, а в основном Среднеазиатские республики, которые во времена Аверченко республиками не были.

А не болтай ногами, если тебя кондуктор в лицо не узнаёт.

«Я схватил его за ноги и выбросил в окно»... помнится у Марка Твена было нечто подобное: «Я убил его и похоронил за свой счёт». Приходится признать, что частенько жизнь ставит нас в такое положение, что очень хочется кого-нибудь убить. Но только юмористы убивают гадов в своих произведениях.

А ведь третий опрошенный интересные вещи о Чехове рассказывал. Если бы ещё правду...

С паршивой овцы хоть шерсти клок. Рояль губернатору преподнести не может, автомобиль — не может, так хотя бы певичек приведи... А раз и этого не может, то ступай-ка, братец в кутузку, пока революционных настроений не оставишь.

Так жизнь и идёт. Начинаешь с того, что перекрашиваешь чернилами белого пуделя, а кончаешь составлением законопроектов. Если вдуматься, оба занятия схожи, но современный читатель должен помнить, что в гимназиях в ту пору писали железными чернилами, которые так просто не смоешь. Сегодня ими только печати на паспорт ставят, так что прогресс наблюдается во всём.

Нельзя же столько раз повторять описание пощёчины. Скучно становится. И уже не первый раз вижу у Аверченко в 1911 году нападки на октябристов. А что, ведь в думе это самая мелкая ничтожная фракция, нападать на октябристов для сатирика оказывается безопасно.

Всё=таки дело обстоит не совсем так, как пишет Куприн. Среди баронов этнических латышей ничтожный процент, а вот рядовым немцам с началом войны (рречь идёт о Первой мировой войне) пришлось очень туго. А если добавить к этому прусскую агитацию, то становится понятно почему Куприн пишет, что Рига, прежде шумный, весёлый город, с началом войны замолкла и едва ли не обезлюдела.

Венеция, если кто не знает, город итальянский, и Куприн вновь начинает недовольно брюзжать. Мне Италия вообще и Венеция в частности, тоже не нравится, но я не брюзжу.

Куприн с большим презрением пишет о путеводителях, которые всегда лгут, и я должен признать, что Александр Иванович совершенно прав. Вопреки путеводителям (Куприн называет их бедекерами), я непременно посещал (желательно поздно вечером или ночью) те районы, которые путеводители называли опасными для туристов. И ни разу не влип в неприятную историю, а зато интересных встреч было множество. Должно быть, потому, что я не похож на туриста.

Как только Италия остаётся позади, меняется отношение Куприна к происходящему. Наконец вместо недовольного брюзжания видим, восхищение небывалой архитектурой и замечательными людьми.

Город Виареджо на Тирренском море,

Он пока ничем не знаменит.

Я живу в отеле, в радости и холе,

Город Виареджо мой покой хранит.

На стационаре сяду в электричку

И за час объеду весь Тосканский край,

Город Виареджо выстроен отлично,

Всё отсюда близко, только выбирай.

Крепостная Лукка, мраморы Каррары,

На Пизанской башне Галлилей стоит.

Сквозь красоты мука мчать как на пожаре,

Город Виареджо только позабыт.

Я вернусь, конечно, на Мартино-санто,

Поглядеть на яхты, что стоят в порту,

Постоять у башни площади Мерканто,

Их в проспектах нету, есть они лишь тут.

И когда я стану знаменитым крайне,

Город Виареджо, где я жил три дня,

Привлечёт туристов изо всех окраин,

И музей откроет, имени меня!

Александр Куприн был превосходным спортсменом. И раз он так неодобрительно пишет о боксе, значит, бокс и впрямь произвёл на него неприятное впечатление.

Не понимаю, зачем Александр Иванович поехал путешествовать в Европу. Везде и всюду он выисксвает что-нибудь отвратительное и немедленно предлагает этот дрязг читателю. Может быть, у него больна печень?

А ведь я читал этот рассказ в начале семидесятых и даже лечил гастрит, ползая голышом по росистой траве и срывая губами ягоды голуб-явана. Гастрит, кстати, вылечил... но потом и иным методом. Рассказ не блестящий, но ради воспоминания, как я ползал по росе, ставлю ему семёрку.

Пока читал на украинском, то многое списывал на плохое знание языка. Но сунувшись в русский перевод... выше единицы поставить не могу.

Кстати, почему в выходных данных рассказа стоит дата 1960 год? Олесь Бердник упоминает полёты Гагарина и Титова, а в 1960 они ещё не летали.

Перечислить все несуразности и благоглупости попросту невозможно. Но, учитывая время написания рассказа, оценку поднял до трёх.

Героиня живёт во франции, а впечатление такое, будто она из российской провинции не выезжала. Причём, не деревенщина, а чиновница с претензиями.

Умеет же Тэффи написать образ отвратительной бабы. Еле дочитал, и это при том, что стиль у Тэффи замечательный.

Удивительно, но Дэзи действительно устроилась в лазарет и присутствовала на операции и в обморок не упала, а помогала, как могла. Спрашивается, при чём здесь длинный список знакомых, которые помогли Дэзи туда устроиться.

О чём могут говорить околоточный и лавочник, поднявшись под облака на аэростате? Да всё о том же, о земном. Выпить, закусить и тащить нарушителей в кутузку.

После прочтения этого скучного рассказа остаётся впечатление, что нет ничего тоскливей пригородной дачи. А кто-то ещё пишет в классификаторе, что рассказ юмористический.

Русский маскарад, о как это уныло! Впрочем. маскарад, скажем, в Венеции, ничуть не веселее, просто маски у них вычурнее.

И что? Можно сколько угодно подпрыгивать и кричать: «Первое апреля!», но ведь не смешно. Очень редко встречаются весёлые розыгрыши.

Почему, если рассказ о любви или влюблёности, нежное чувство непременно должно быть к чужой жене? свободных женщин, что ли, мало?

Порой у Надежды Тэффи встречаешь фразу, которая заставляет думать о гениальности писательницы. «улыбались, как нероновские тигры, которым дали понюхать хрирстианина». И концовка: «Это кричал толстый господин в цилиндре, которому в толпе отдавили ногу». Как поставить за это меньше десятки?

Всё на свете меняется, и такого лакея теперь в Германии не сыщешь. Научились бегать, улыбаться и даже переводчика находить. Зайдя в современный ресторан Надежда Тэффи, наверное осталась бы довольна. Хотя и в отечественных ресторанах всё уже не так, как сто лет назад. Прочитайте рассказ Тэффи, а потом сходите пообедать, хоть в наше заведение, хоть в европейское.

Похоже здесь ничего не изменилось, разве что лакей современному курортнику не нужен, он прекрасно уклоняется от лечения без посторонней помощи.

Это ужасно, лечился, лечился, отвратительной воды выпил несколько вёдер, а до сих пор в правую бровь не колет, и доктор ничего толком не говорит. Таково действие минеральной воды.

До чего мне нравится фаза:: «Расправил бороду и приготовился врать». Замечательный рассказ. прежде я его не читал, прочёл только сейчас и получил искреннее удовольствие.

Стихотворение написано в 1905 году. В нём нет ни слова о революции, но оно исполнено ненависти к ликующим трутням и ожиданием мести им. Потрясающее стихотворение: «И ночью и днём всё мелькают иголки в измученных наших руках».

Понеже сам я человек мужеска пола, то цензурных слов для описания мадам Латузиной у меня нет. Пусть её живёт и страдает, сколько угодно.

Так оно и бывает, если человек испытывает страсть к чужой жене. Вот если бы Эрбель, или Ермилов (неважно кто) воспылал страстью к незамужней женщине, там могло бы получиться нечто иное. Но это был бы совсем другой рассказ.

Гениальный совет: что бы ни случилось в личной жизни, необходимо и достаточно плюнуть. Причём, касается это не только женщин.

Интересно, где берутся подобные мужья? Не иначе, как в юмористических рассказах.

Один из многих рассказов О Генри, которые читал, перечитывал и вновь читал с неослабевающим интересом. Не знаю, кто ещё способен так писать.

Это что угодно, но не колыбельная песня. А уж имя младенца Атий, вызывает чувство глубокого неприятия.

«А я? Как стар!» — восклицает поэт, едва разменявший тридцать лет. После этого всерьёз воспринимать данное стихотворение я, например, не могу.

Пришлось искать в интернете сведения об Артамоне Муравьёве, иначе эти четыре строчки были бы начисто лишены смысла. И всё же, непонятно, чем он так не угодил Александру Одоевскому, о каком вранье идёт речь, и причём здесь зубоврачебное дело.

Вновь видим восторженные описания роскошной итальянской природы, где поэт никогда не бывал и знать её не мог. Невольно становится понятно, почему Александр Одоевский отошёл на второй план среди поэтов золотого века.

Конечно, эта элегия не сравнится со стихотворением Лермонтова на смерть Пушкина, но видно, что Одоевский сражён известием о гибели Грибоедова.

Странно в 1831 году видеть стихотворение, посвящённое ранним походам Наполеона. Да и переизбыток красивостей говорит сам за себя.

Слишком много красивостей: «могучие орлицы», «Яхонт неба», «свежий мирт»... Особенно хорош «кровью жаркою обрызганный чакал». Это, шакал, что ли? Плохо, очень плохо.

Не скажу, чтобы это было написано плохо, но Гёте написал «Пляску мертвецов» раньше и лучше.

Надо уметь отличать личность автора от его творчества. Пять лет каторги (всего лишь!) и поэт на выдержал. А ведь он уже был близок к смерти. Александр Одоевский не дожил и до сорока! Легко становиться в позу, не вставая с дивана, и осуждать за минутную слабость того, кто проявлял силу. Выставляю стихотворению десятку и, думаю, что не изменю своего мнения.

Не знаю, можно ли это было читать двести пятьдесят лет назад, но сейчас данный текст абсолютно нечитаем. Оценка выставлена исключительно из уважения к времени написания.Устаревший язык, сознательно искажённые слова, случайно надёрганные примеры из истории (Кромвель, Лютер, Галлилей, Вашингтон, Ньютон, Марий и Сулла) во имя чего поминает их Радищев? По мнению автора истощённая пашня, едва пахарь получит свободу, станет тучной. Измождённые волы радостно начнут тянуть плуг... А сколько строф попросту невозможно понять?

Могу сделать вывод: об этом произведении следует слышать, но его не надо читать. Оно и прежде не существовало, как факт литературной жизни, а ныне... место ему в кунцкамере.