Не поленитесь, взгляните на картинку, иллюстрирующую этот рассказик.

В сентябре 1958 года я пошёл в первый класс, и у меня была точно такая же форма, как и у героя сутеевского рассказа. Гимнастёрка с белым подворотничком, ремень с тяжёлой медной пряжкой, фуражка с золотой кокардой. Ух, как славно было драться этим ремнём! Но на следующий год, когда я пошёл во второй класс, вся лафа закончилась. Нас нарядили в мышастого цвета пиджачки, а ремни и фуражки отошли в предание.

И ещё один момент... Маша и Ваня учатся в одном классе и сидят за одной партой. Раздельное обучение было отменено в СССР в 1954 году. Значит, картинка Сутеева датируется периодом между 1955 и 1958 годом.

Смотришь на рисунок детского художника, и перед глазами история страны.

В различных изданиях рассказ «Бабушкин огород» относится то к июлю, то к августу месяцу. И это неспроста, определить время, когда происходят события рассказа, практически невозможно. Прежде всего, бабушка отправила шестилетних внуков хозяйничать на огороде одних, в сопровождении пса и котёнка. И они там нахозяйничали, особенно собака Чапка. Ко мне тоже приезжали маленькие внуки и, разумеется, ходили на огород. Так вот, помощи от них ждать не следует, поначалу это скорей экскурсия и обучение. И только потом можно доверить малышу принести с огорода пару морковок для супа, или позволить самому нарвать салата или зелёного лука. А уборку урожая в любом случае, надо проводить вместе.

И всё-таки, когда происходит действие рассказа? Огурцы и помидоры ещё растут в открытом грунте, значит, на дворе июль. Опять же, на ужин была молодая картошка. Вот только молодую картошку не копают, да ещё при помощи собаки, а подкапывают, осторожно, чтобы не повредить соседние кусты. А копают картошку, даже скороспелку, в августе. Свёклу дерут в сентябре, едва пройдут первые утренники, а вот репу и морковь таскают в конце сентября, а то и в октябре, они заморозков не боятся, и самый сок набирают именно в сентябре.

Тут уже бабушка не при чём, все претензии к автору рассказа. Если уж взялся писать о таких вещах для маленьких детей, пиши грамотно. Не так сложна огородная наука, и, думается, Сутееву было у кого проконсультироваться. Но не посчитал нужным. Очень жаль.

И вновь полное незнание (не детьми, а автором), как, когда и где растут грибы (подобный ляпсус я недавно встретил у Леонида Пантелеева). И откуда эта безумная идея, будто ежи накалывают на колючки грибы и куда-то их уносят? Когда встречаешь это в сказке, то подобная несуразность воспринимается, как часть сказочного антуража, но тут у нас вполне реалистический рассказ.

Вот ведь странно, первого мая детские сады не работают и никогда не работали. Первомайский утренник обычно бывал в последних числах апреля, а тут одновременно утренник и демонстрация на улицах. А уж чай с пирожными в детском саду строго-настрого запрещены; санэпидстанция бдит.

Тексты совершенно не интересны, и, если бы не рисунки автора, о них можно было бы спокойно забыть.

Всё бы хорошо, но уж больно эта сказка похожа на песню на слова Юлиана Тувима «Хозяйка однажды с базара пришла». Опять же, стишок Тувима имеет замечательную концовку, а сказка Сутеева заканчивается вялой, необязательной фразой. Неудивительно, что сказка частенько не включается в книги Владимира Сутеева.

Замечательная сказка, и ещё более замечательный мультфильм по рисункам Сутеева. Делаешь что-то неспешное и напеваешь: «Первая рыбка моя! А вторая — моя! А уж третья — моя, вот ТАКАЯ!!!»

Эх, если бы всё это да без традиционной пьянки в начале рассказа, а с более оригинальным антуражем, то можно было бы ставить куда большую оценку. Идея-то хороша.

Прочитаешь эту сказку взрослыми глазами и поневоле думаешь: до чего же крутой специалист этот Гусь, такую серию обменов умудрился провернуть. И ведь без доплаты, баш на баш!

А ведь это не просто сказка. Это мастер-класс для маленьких художников. То же самое можно сказать о сказке «Мышонок и карандаш», только там мастер даёт урок графики, а здесь — работы с красками.

Сказка замечательная, но как глянешь на картинку, то видишь, что с техникой безопасности у наших кораблестроителей беда. Недалеко они уплывут в этакой скорлупке. И утёнка рядом нет, чтобы тонущих на берег вытаскивать.

Хорошо, когда сказка для самых маленьких воспринимается взрослыми. «А я — нет, — сказал Цыплёнок» — эта строчка является популярной поговоркой в нашей семье, причём появилась она, когда сказка читалась нашим давно уже взрослым сыновьям.

О, это битва титанов в песочнице! Некто М.Далин (чтобы выяснить, кто это, пришлось найти его библиографию и даже прочитать один рассказик, выложенный на Самиздате) вполне справедливо назвал Евгения Щепетнова графоманом. И Щепетнов с дубиной наперевес пошёл сводить счёты с обидчиком. И знаете какие доводы приводит Щепетнов, тщась доказать своё превосходство? Видите ли, Далин пишет один роман полтора года, а Щепетнов — три романа в год. Почему-то мне вспомнилось, что Гоголь написал один роман за всю жизнь, а Чехов и вовсе ни одного. Ещё Щепетнов хвастается, что неплохо зарабатывает своей графоманией. Что на это сказать? Девицы лёгкого поведения тоже зарабатывают неплохо.

PS. А вчитаться в романы Щепетнова я так и не сумел.

Тема очень не нова, хотя автор раскрыл её по-своему, отправив в фэнтезийный мир полное ничтожество, которое даже пытаться ничего не пробовало, сдувшись немедленно по прибытии.

Язык оставляет желать лучшего: штампы, вперемешку с ляпами. Чего стоит одна фраза: «Гарцевал верхом»... неужто можно гарцевать пешком или ещё как-нибудь?

Вывод: Если бы автор ещё умел писать, мог бы получиться неплохой рассказ. А так, получилось то, что получилось.

Я сейчас попробовал не спеть эту песню, а прочитать по памяти, как читают стихи. Всё равно — десятка, безусловная. «А коль придётся в землю лечь, так это ж только раз» — не каждому дано так сказать.

Прекрасная песня и стихи, если отвлечься от музыки, тоже отличные. Но сколько смешных пародий было придумано на это стихотворение. Машинный перевод: «И кто знает, что у него с глазом». Или политическая сатира: «Я разгадывать не стала — и бегом в НКВД...». Впрочем, на плохие стихи редко пишут хорошие пародии.

Индюк птица важная, надутая, смотрит ниц, бормочет нечленораздельно. Отсюда сравнение его с мудрецом, речи которого никто не понимает. И поговорка: «Индюк думал, да в суп попал». На этом же основана непритязательная, но милая сказка Мамина-Сибиряка. Хотя, должен признаться, что сказка Алексея Николаевича Толстого «Мудрец» нравится мне больше. Но это уже вкусовщина, обе сказки хороши.

Раз уж разрешено писать на одно произведение два отзыва и дискутировать в виде отзывов друг с другом, то воспользуюсь этим правом. Отзыв уважаемого StasKr посвящён не разбору двустишия Маяковского, а критике моего отзыва. При этом StasKr откровенно передёргивает факты. Среди перечисленных им религиозных праздников, которые были в двадцатые годы выходными днями, лишь три относились к Двунадесятым праздникам. Остальные девять были выходными до 1917 года, а в советское время стали рабочими.

Сходу отменить все религиозные праздники было невозможно, поскольку резко сокращалось количество выходных дней. Но, тем не менее борьба с религиозными праздниками велась активно, и плакат Маяковского о религиозных прогульщиках звучал вполне злободневно. В свете этого, пафос отзыва StasKr несколько снижается, не правда ли?

А ведь по сути дела, никакая это не сказка, а реализм самый беспросветный. Была бы сказка, то Канарейка осталась бы жива, вернулась бы в свою клетку и остаток жизни с тайной грустью вспоминала бы вольные денёчки. А Ворона, глядя на подругу в окно, полупрезрительно произносила бы ту фразу, которой сказка и заканчивается. Но, реализм есть реализм, хеппи эндов в нём не предусмотрено. Раз в реальности сбежавшая у Алёнушки канарейка не вернулась, значит судьба её была именно такой, как написано у Мамина-Сибиряка.

Всё-таки жаль, что нельзя ставить оценки выше десятки. Всю жизнь знал эту сказку, кажется наизусть знал, а сейчас рассказал сам себе с выражением, как не детям, а взрослым читают стихи, и вдруг осознал, какая потрясающая игра слов заключена в этой сказке, какие каламбуры. А малышом воспринимал это богатство, как будто оно само собой разумеется. Не поленитесь, перечитайте «Тихую сказку» взрослыми глазами. Три страницы радости и наслаждения русским языком вам гарантированы.

Конечно, сегодня такой журнал не был бы востребован, дилетантизм просвечивает в каждой странице. Но это тот самый комковатый блин, без которого не было бы ничего. К тому же, многие произведения, опубликованные в журнале, не потеряли интереса до сих пор. Жаль, что без лупы читать их невозможно.

Миленький рассказик, хотя и без особых претензий, но прочитан не без удовольствия. Единственная претензия, странная для микрорассказа: он несколько затянут. Строчек на десять бы сократить, и было бы совсем хорошо.

Модно было сто с лишком лет назад писать о маленьких, ничтожных людях. Мода эта пошла с лёгкой руки Гоголя и Достоевского. Ещё, возможно, сыграла карамзинская фраза, что и крестьянки чувствовать умеют. Ну да, умеют, только чувства их, мысли и мечты оказываются маленькими и ничтожными. Рассказ, несомненно написан мастером, но вызывает ощущение пыльной скуки. Жаль, не так много прозы написано Валерием Брюсовым, и вдвойне жалко, что среди немногих брюсовских рассказов встречаются проходные, ни к чему не обязывающие вещи.

«Я на подвиг тебя провожала» — песенка Джима из советского кинофильма «Остров сокровищ» (1937). Трудно сказать, зачем киношники сделали Джима трансгендером, но в кинофильме Джим превратился в девушку. Как говорил незабвенный Остап Бендер: «Кто скажет, что это девочка, пусть первый кинет в меня камень». Не знаю, в кого кидать камни, но факт есть факт: Джим — девочка.

А песня вполне приличная, поётся до сих пор.

Стихотворение-то чрезвычайно слабое, разве что политически выдержанное. И, конечно, словосочетание «Молодая гвардия». Вообще-то, молодая и старая гвардии были у Наполеона, но именно благодаря Безыменскому эти слова вошли в общий обиход. Но стихотворение от этого лучше не стало. Вот сейчас я раскрыл дряхленький песенник полувековой давности и обнаружил, что кроме первого куплета не знаю ни единого слова. И вряд ли существует много людей, которые могут спеть знаменитую песню целиком.

Песня вообще-то называется «По долинам, по загорьям». Ставши практически народной, она подвергалась куче всяческих переделок. Особенно заметна переделка третьего куплета:

Этих дней не смолкнет слава.

Не померкнет никогда!

Партизанские отряды

Занимали города.

Что за странная рифма: слава\отряды?

Красная армия Дальневосточной республики в значительной степени состояла из анархистов, которые не признавали такого понятия, как отряд. Отряды были только у белых. А города занимали партизанские оравы. После того, как были разбиты белогвардейцы и японские интервенты, дошла очередь и до анархистов. И оравы из песни исчезли. А жаль, рифма хорошая, и историческая правда соблюдена.

Может быть, перед нами не самые гениальные стихи, но эту колыбельную мама пела мне в те времена, когда я ещё и говорить не умел. В память о том времени не могу выставить колыбельной Аполлона Майкова меньше десятки.

Поначалу непонятно, что за сказка такая неуклюжая? А потом вдруг понимаешь: никакой сказки и нет, а есть игра. Папа-сказочник играет с Алёнушкой в её куклы, и катится история, куда кривая вывезет: куклы беседуют, изображая взрослых, а под конец все передрались, как то бывает среди детей и кукол. А сказочного сюжета нет. И не надо!

Помню эту сказку с самого нежного возраста. Сейчас перечитал и получил такое же удовольствие, что и шестьдесят лет назад. Только в ту пору сказка казалась очень длинной, а нынче прочёл за пару минут. Но хуже сказка не стала.

Разумеется, это не сказка, а вполне реалистический рассказ о постепенной деградации человека, потерявшего смысл жизни. Герои сказок всегда статичны, а здесь мы видим трагедию живого изменчивого человека. И лишь концовка, когда в сюжет вмешивается упрямый козёл, возвращает сюжет на сказочные рельсы. В любом случае рассказ (или, если угодно, сказка) написан прекрасным языком и доставит читателю немало удовольствия.

Читаю и завидки берут. Подрядчик указывает лесорубам, какие деревья рубить, какие не трогать, куда складывать стволы, куда девать хворост. И уже на следующий год на порубке вырастает трава, цветы, малинник, а там и деревца, поначалу осинки с берёзами, а через полвека на этом месте уже снова еловый бор шумит. Вспоминается некрасовское: «Плакала Саша, как лес вырубали»... А ещё не вспоминается, а вот оно, прямо сейчас... Совсем рядом с моей деревней шумел еловый бор, ещё в прошлом году я ходил туда за черникой. А сейчас вырублено, и не делянкой, а сколько глаз видит, километра на три. Хворост и срубленные ветки валяются где попало, подрост повален, стволы вдавлены трелёвочником в землю. Ноголомье образовалось такое, что пройти невозможно, и ничего, кроме крапивы там лет десять расти не будет. Читаю «Лесную сказку» Дмитрия Нарксисовича и плакать хочется: были же когда-то у нас вот такие лесные сказки. А будут ли снова — бог весть.

Собственно говоря, это не рассказ.

И это весь рассказ.

Написано плохо. Кладоискательский жаргон смешивается с приблатнённым жаргоном, что портит всё впечатление. Большинство специальных терминов употребляется так, что понятно только тому, кто сам занимался кладоискательством. У меня металлоискатель есть, я по заброшенным деревням хаживал, так что терминология Щепетнова мне понятна. Зато мне кажется странным утверждение автора, что пять билончиков в день — добыча жалкая. Я за весь год нашёл один билончик и ещё двушку чеканки 1940 года.

Нетрудно догадаться, что читать я начал с доброжелательным интересом, а под конец был бесконечно разочарован.

Рассказ в своём роде идеален. Начиная с названия: Жена рассказчика — роднная, любимая, но она же чужая, в фантастическом смысле. Внести изящный каламбур в название — это надо уметь. Рассказ написан кратко, энергично, без размусоливаний. Поначалу кажется, что главному герою не позавидуешь, а потом ловишь себя на том, что завидуешь ему доброй белой завистью. И, конечно, венчает рассказ блестящая заключительная фраза. Чего ещё можно ждать от микрорассказа?

Главного персонажа я определил уже на первой строчке, на седьмом слове. Сюжет стал ясен на семнадцатой строке, так что дальше можно было не читать. Но неужто весь рассказ настолько предсказуем и не содержит никакой тайны? Разумеется, это не так. Всемирная катастрофа, суть которой не интересует главного героя, оказывается абсолютно непонятной. Погибли все люди на Земле за исключением пятерых детишек, которых кто-то запер в подвале. Но неужто никто из миллиардов людей не был в момент светопреставления в подвале, в метро, в шахте? Выжить должны были десятки и сотни тысяч людей. Но автору понадобилось пятеро детишек, и выжили только они. И главный герой мгновенно и безошибочно находит подвал, в котором заперты дети. Ох уж эти МТА, продумать сюжет собственного рассказа им недосуг. И, разумеется, рассказ заканчивается там, где он должен был бы начинаться. Виталий Держапольский придумал сюрприз и полагает, что рассказ готов. Но, если уж взялся за такую тему, то изволь подумать, что будет дальше. А дальше дети, лишившись заботы единственного взрослого, будут медленно и страшно умирать. И читатель, если он настоящий читатель, смаху ударяется об эту авторскую недодумку.

Вот и гадай, какую оценку ставить этому рассказику.

Весёленький рассказ, в некоторых местах даже можно похихикать, хотя весь юмор предсказуем. Как обычно в таких рассказах всё начинается с пьянки и пьянкой заканчивается, хотя пьянки абсолютно не работают на сюжет и без этого стандартного приёма вполне можно обойтись. И, конечно, мелкие ляпчики, на которые можно было бы не обращать внимания, если бы они не подчёркивались особо. Жаркий костёр из древесно-стружечной плиты, которая вообще не горит. Куча золота под потолок, которая должна проломить пол и валиться сквозь этажи до самого подвала. Всё это можно было бы обыграть, но автор пошёл по самому примитивному пути. В результате вместо маленького шедевра получилась маленькая проходная вещица.

В предисловии к стиху автор называет свой опус «Жалкой попыткой». Действительно, попытка очень жалкая. Поэзии ни на грош, версификации ещё меньше. Рифмы убоги, размер хромает, тема не нова. Но порнухи нет, потому и оценка поднялась аж до двойки.

Скучно. Сюжета как такового нет, просто прямым текстом рассказано, что хотел сообщить автор. А идея, прямо скажем сомнительна: прилетели небывалые метеориты и насильственно осчастливили всех. Не хотелось бы мне такого счастья.

В пятидесятые годы прошлого столетия были очень популярны истории о беспринципных акулах капитализма, идущих на всё, ради прибыли. Этот рассказ очень хорошо вписывается в их ряд, и разве что антураж с приметами нового времени позволяет читателю выделить его. А в остальном, написано бойко и весьма ожидаемо.

Каждый раз, увидев статью с подобным названием, бросаюсь читать, в безумной надежде, что автор скажет нечто умное и даст действительно дельный совет. И каждый раз жестоко обламываюсь. Вот и здесь, сначала Евгений Щепетнов жалуется на сетевых псевдокритиков, который не принимают его творчества. А оно нужно автору, который действительно пишет? Даже формула «Взглянул — и мимо» здесь не годится. Скорей всего, автору хочется, чтобы его похвалили, а они, сволочи, не хвалят.

Зато во второй части своего творения Щепетнов оттягивается по полной. С непререкаемым видом он объявляет, что писать следует о попаданцах и только о них, что попаданец непременно должен подняться на самый верх иерархической лестницы, что он должен остаться жив в конце романа, даже если автору надоело писать бесчисленные продолжения. Короче, он даёт рецепты, как написать дрянную книгу, которая ничем не будет выделяться в сонме ей подобных.

Теперь становится понятно, почему я не только ничего не читал Евгения Щепетнова, но и не слышал об этом авторе до той минуты пока не увидел его библиографии на Фантлабе. Одно можно сказать: забыт этот автор не будет по той причине, что его никогда не будут помнить.

Больше ста лет прошло, как Аркадий Аверченко написал этот рассказ, а кажется, ничто не изменилось. К сожалению, это только кажется. В подражание рассказу Аверченко придуман анекдот, прославленный фразой:«За стеной ковали что-то железное». У этих произведений есть одно принципиальное отличие: редактор журнала из рассказа Аркадия Аверченко, всё-таки, знает, что ему нужно, а в анекдоте и автор, и редактор вполне достойны друг друга. То есть, предела деградации нет. Что-то будет ещё через сотню лет? Даже страшно загадывать.

Юмореска относится к очень условному циклу «Огородные рассказы» и выложена автором в его Живом Журнале под соответствующим тэгом. Как нетрудно догадаться, придумано данное произведение в ту пору, когда автор сажал у себя на огороде редьку июньскую. По последним данным, ничего напоминающего крупный корнеплод, не выросло. Так что, данное произведение представляет собой фантастику в чистом виде.

Что касается ворон, то автор беззастенчиво дерёт с хичкоковского фильма «Птицы». А за деревенский антураж даже двойки было бы много. В сосновом бору ветви сосен склоняются до самой земли? Даже в еловом бору такого не бывает. Ветви до самой земли у старых елей можно видеть только в смешанном болотистом лесу. И что же это за деревня, стоящая в центре болотистого леса? Деревня, в которую проведён газ, но нет электричества... Опять же, описание дома: дом с коридором (!!!) – даже щитовые дома колхозной постройки коридоров не имеют. В доме никого не было по меньшей мере полгода, то есть, он не обкошен, внутри сырость и плесень, а если учесть, что на улице холодно (изо рта идёт пар), то ночевать в таком доме невозможно даже в спальных мешках. Однако, печки герои не затопляют, дом просушить не пытаются.

В доме хранятся старинные книги, каждая из которых стоит многие тысячи, однако владелец дома не пытается узнать, какими богатствами он обладает.

Вообще психология героев поражает своим отсутствием.

Короче, рассказ оставляет удручающее впечатление. Читатель видит, что автор заврался, а значит, и читать не страшно, чтение превращается в отыскивание всё новых и новых ляпов.

Уже из названия понятно, о чём повествование, и каков уровень его несамостоятельности. И то, что концовка чисто по-журналистски прилеплена к реалиям современной политической жизни (впрочем, уже не очень современной), только ухудшает впечатление от текста. Рассказом данное произведение назвать не получается, это именно текст.

Кажется, автор хотел нас развеселить, но у него не получилось. Очень унылый текст.

Какой тут может быть отзыв? Можно только в тысячу первый раз запеть:

И сыр у той вороны,

А, может быть, коровы,

А может быть, собаки

Конечно же упал!

И это будет лучший отзыв.

Забавная статейка, но вот, что меня удивляет: ужасный лес Аокигахару, где теряются и пропадают сотни людей, имеет площадь всего 35 квадратных километров. Автору кажется, что это много. А вот лесок, в который я хожу за грибами, имеет по самым скромным прикидкам площадь около двухсот квадратных километров. И я не представляю, как там можно потеряться, разве что предварительно потеряешь голову. Случалось терять ориентировку, бродить три-четыре часа, выходить из леса совсем не там, где рассчитывал, но чтобы погибнуть? Думается, главное чудовище леса Аокигахару, это реклама, создающая его самоубийственный облик.

Что же это за родители такие, что у Яши, что у Марины? Если уж пришли с ребёнком в гости в дом, где свой ребёнок есть, то тут не до взрослых разговоров и не до чаепития. За детьми глаз и глаз нужен, за двумя вдвое больше, чем за одним. А ежели предоставили детей самим себе, то потом не жалуйтесь.

И чего такого страшного произошло? Я, например, не знаю ни одного нормального ребёнка трёх-четырёх лет, который бы не выстриг себе на макушке что-нибудь этакое. Хуже, если дитятко берётся подстригать себе ресницы.

Конечно, это ни разу не стихотворение. Гениальная музыка Дунаевского срослась со словами в единое целое, и теперь они друг без друга на существуют. И оценка выставляется песне в целом.

Когда-то я, совсем ещё сопляк, был на выступлении Сергея Владимировича Михалкова, и он, обращаясь к нам, призвал нас к бескомпромиссности, сказав, что сам он, в угоду конъюнктуре не исправил ни единой строчки. Это заявление я вспоминаю каждый раз, видя текст песни «Партия — наш рулевой:

«Под солнцем Родины мы крепнем год от года,

Мы делу Ленина и Сталина верны».

- так было написано в 1952 году.

Прошло совсем немного времени, и в песеннике 1962 года издания видим:

«Мы беззаветно делу Ленина верны».

Вот так Сергей Михалков не исправлял ни единой строчки.

А уж что он вытворял с гимном... Но на этом я прекращаю дозволенные речи.

Галича сейчас воспринимают как барда-сатирика с явным привкусом антисоветчины, а ведь он писал и такие песни и был в ту пору вполне успешным литератором, которого обошли стороной все сталинские репрессии. «Комсомольская песня» помнится в основном благодаря музыке Соловьёва-Седого, а сам текст, как мне кажется, поэтической ценностью не обладает.