Читаю два отзыва на интересный и крайне неординарный рассказ Алексея Ремизова и не могу понять, одно ли мы произведение читали? Вот, что пишет уважаемый Vindermur: «Петр Николаевич Сухотин вампирит вовсю, недаром прошли годы в лицее в Петербурге, ой недаром...» Да ничего подобного! Был Петр Николаевич обычным человеком и не наблюдалось в нём никаких странностей. И потом он не стал вампиром, а только ходячим мертвецом, который по природе своей мертвит окружающее. А началось всё с чудовищной мольбы Александры Павловны, когда муж её лежал при смерти: «Пусть дети умрут, лишь бы он был жив!» Нельзя такого просить даже в самом горячечном бреду. Вот с этой минуты умерший Сухотин превращается в ходячего мертвеца, которого не может признать однокашник его по лицею. Так что самым жутким героем ремизовской истории оказывается деятельная и хлопотливая Александра Павловна, которая волочёт по жизни непрощаемый грех.

Что касается отзыва уважаемого Кел-кора, то тут я соглашусь почти с каждой строчкой. Но неверно утверждение, что «кошмаром взрывается простая обыденная жизнь». С самого начала в рассказе слышны звоночки, что в Благодатном не всё ладно. И дело даже не в болезненной страсти хозяина к трупам умерших или к тому, чтобы резать кур. Это слишком явный и потому не очень страшный признак. А вот привычка прятать (хоронить!) всякую мелочь в доме, странный остановившийся взгляд Сухотина, это не так явно, как бдение над гробом и потому вызывает неосознанную тревогу. Особенно сильное впечатление произвело на меня балагурство мёртвого хозяина, когда от каждой его фразы слушатели покатываются со смеху, а потом сами не могут понять, что такого смешного сказал Пётр Николаевич. А он ничего особого и не сказал, просто-напросто, скелет, оставшийся от умершего человека, всегда, во всех случаях улыбается широчайшей и бессмысленной ухмылкой. Тонкие, психологически верно подмеченные черты.

Сам хозяин уже ничего не чувствует, а вот Александра Павловна всё понимает. Но она давно сдалась и даже страдать по-настоящему не может. «Вот было горе!» – фраза безразлично повторяемая три раза кряду после смерти каждого из детей. Вот, кто настоящий убийца, вот где истинная жуть!

Да ни в жизть не поверю, что Аркадий Гайдар эту сказку в 1926 году написал! В 2016 — это да, дата в самый раз подходящая.

Прочёл повесть и думаю, третий день кряду.

Автор всё решил за читателя, не оставив никакой возможности нравственного выбора. Эти хорошие, а эти по определению плохие. Результат: идут наши и видят, что на железнодорожной станции стоит стражник (по-советски — милиционер). Значит, надо подойти и застрелить. А что у него есть семья и дети, а на платформе он всего-лишь за порядком наблюдал, читателя волновать не должно. К врагам априори относятся казаки и ингуши. Доблестные боевики грабят заводскую кассу, лишая рабочих зарплаты, а награбленное вовсе не раздают бедным, а тратят на покупку оружия и подкуп тюремных надзирателей, то есть, на увеличение зла.

Герои Давыдовщины спокойно и без душевных терзаний убивают и также спокойно умирают сами. И есть некая справедливость в том, как безразлично и остранённо Аркадий Гайдар сообщает, что последние из лесных братьев были повешены. Им никого не жалко, и их никому не жалко.

Повесть написана сухим протокольным языком, как нельзя лучше подходящим для такого рода сочинений. Гайдар, когда надо, умел писать на взрыве эмоций, значит здесь он понимал или, во всяком случае, инстинктивно чувствовал, за какую сомнительную тему взялся. Но при этом хорошо, что такая повесть написана. Политическая ангажированность осыплется, а правда жизни, которой у Гайдара не отнять, останется.

А ведь поэма Константина Симонова «Сын артиллериста» целиком основана на этом небольшом стихотворении Аркадия Гайдара. Избави боже, никакого плагиата, но предшественника надо помнить.

Читал в детстве и представлял этаких мордоворотов, юнкерьё... А принимали в юнкерские училища детей в возрасте 13-14 лет, выпускали в 17-18. Впрочем, самому Гайдару в эту пору тоже было четырнадцать лет. Вот она, гражданская война: мальчишки насмерть грызлись друг с другом. Потом, те, кто выжил, взялись за героизацию своих и демонизацию проигравших. Сегодня маятник откачивается в противоположную сторону. Когда же он, наконец, остановится.

Попробуем с позиций сегодняшнего дня разобраться, о чём рассказ.

Стояло богатое торговое село, народ промышлял торговлей с татарами, перекупкой кожи и конского волоса. Торговля шла хорошо, денег хватало всем. Потом пришли красные и, вместо того, чтобы наладить торговый кооператив, административным порядком торговлю прикрыли. Плохо стало и татарам, и русским мужикам, которых Аркадий Гайдар кратко обзывает кулачьём. Разумеется, крестьянство взбунтовалось и красный отряд вырезало. Последние трое красноармейцев героически погибли возле своей пушки.

Вывод может быть только один: страшная вещь — гражданская война, особенно, когда вместо планомерности и постепенности в вопросе с крестьянством начинается дурное администрирование и пушечная пальба с одной стороны и народный бунт, бессмысленный и беспощадный, с другой.

Что касается Аркадия Гайдара, то он в этом конфликте занимает одну сторону, за другой не признавая даже права на жизнь. Тяжёлый и несправедливый рассказ.

Эх, какие глупые шпионы были, оказывается, в довоенные времена. Сейчас перечитывать такие рассказы прямо скажем, неловко.

Сегодня рассказ смотрится чрезвычайно наивно, но в тридцатые годы, когда он писался, такие вещи были востребованы.

Крайне примитивное, навеянное критическими статьями понимание Шекспира, и вдруг — одна строка, позволяющая увидеть будущего великого поэта: «Он наблюдал речную сталь».

Ненавижу спорт, а пуще того, физкультуру и счастлив, что Владимир Владимирович Маяковский разделяет моё отрицательное отношение к этому безобразию.

Спорт

к себе

заносит на дом

и тщедушный

и верзила.

Красная Спартакиада

Населенье заразила.

Автор немножко поиграл, переворачивая выражение: «вдимо-невидимо», но так ничего и не сказал ни об императорах, ни о войсках. Скучноватая юмореска.

Вещие сны тоже надо уметь смотреть. Иначе получится, как с героем этого рассказа.

Когда-то подобные объявления печатались в журнале «Крокодил» в рубрике «Нарочно не придумаешь». Но и сейчас некоторые из них выглядят забавно.

Так блестяще закончить книгу! Девять слов и каждому десятка!

В целом так оно и есть, большинство тех, кто объявляет, что ему открыт смысл жизни, на самом деле просто надувают щёки, а жизнь их зачастую ещё бессмысленней, чем у иных и прочих.

Порой вкус автору изменяет. Был у героя «загул в ширину» — и что? Игры слов не заметно, словосочетание это ничего не значит, и ничто отсюда не следует. А пять строк текста написано.

Понятно, что персонаж, задавшийся вопросом: зачем надо оставаться человеком? — уже не вполне человек. А вот кто он, автор нам не объяснил, да и самому главному персонажу это не ясно.

Всё-таки символизм, с его воспеванием смерти, скуки и тоски был выморочным направлением. Трудно представить, сколько внутренней работы пришлось проделать Александру Блоку, чтобы от таких стишков, как этот, перейти к настоящей поэзии.

Грешно осуждать восемнадцатилетнего мальчика за упадочнические стихи. В этом возрасте все раздумывают о грядущей смерти.

Странную аннотацию предлагает этому стихотворению ozor. Смысл стихотворения прямо противоположный, нежели написано в аннотации: «Пусть жизнь приносит людям счастье», но у меня в душе бурное ненастье. Такого рода стихи многие пишут в 18 лет.

«Не читайте перед завтраком советских газет», — призывал профессор Преображенский, повторяя в несколько усечённом виде рекомендацию Саши Чёрного.

Получая аккуратно\ Каждый день листы газет,\ Я с улыбкой благодатной,\ Бандероли не вскрывая,\ Аккуратно, не читая,\ Их бросаю за буфет.

Прекрасный рецепт! Но Саше Чёрному было легче, чем нам. Сегодня эта же ядовитая муть ползёт с экрана телевизора, а пуще того, из новостных лент интернета. Да и буфет в современной квартире не вдруг найдёшь.

Мне кажется, что лечить в первую очередь надо так называемого психиатра. А если его пациент и в самом деле бог, то ничего ему от нашей фармации не будет.

Почитаешь стихи Саши Чёрного, поглядишь в окно: как есть ничего за сто десять лет не изменилось, Только с морошкой стало плохо.

Книжечка Саши Чёрного лежит у меня, когда на столе, а когда и под столом, но так, чтобы её всегда можно было достать. Раз в неделю или в две я раскрываю её и прочитываю несколько стихов. И среди них непременно это:

«Там не будет газетных статей и отчётов.\ Можно лечь под сосной и немножко повыть.\ Иль украсть из дупла вкусно пахнущих сотов,\ Или землю от скуки порыть...

А весной я уезжаю в лесную деревню, забыв под столом сборничек стихов, но живу там, как завещал Саша Чёрный.

Разумеется, Саша Чёрный всегда и везде остаётся злым сатириком. Но как лирична эта сатира!

«В кого б влюбиться, чёрт возьми!»

Несколько лет назад я имел счастье попасть на Алтай, на тот самый Чуйский тракт, где происходит действие рассказа Анны Самойловой. Ехали по местам страшно красивым и просто страшным. Стояли на краю пропасти, где на дне, чуть видные лежали разбитые машины. С горной вершины любовались слиянием вод Чуи и Катуни.

Сейчас, перечитывая рассказ Анны Самойловой, я словно вновь побывал в этих волшебных местах. Спасибо автору.

Не знаю, как кто, а я повесть Фрица Лейбера «Серебряные яйцеглавы» читал, что такое словомельницы знаю, и потому в рассказе Пауля Госсена и Михаила Гундарина ничего нового не обнаружил.

Не смешной, сатирический рассказ о злоключеинях генералов. А ведь рассказ о разумной атомной бомбе написан давным-давно, ещё в 1984 году Владимиром Покровским («Самая последняя в мире война»). Причём это мощный, психологически достоверный рассказ, после которого историю, придуманную Госсеном и Гундариным читать как-то неловко.

Что-то я не понимаю: что хотел сказать автор? Что нельзя брать кофе из рук инопланетян? Или просто кофе по утрам приближает конец света? А если пить какао, эффект будет таким же?

Когда только начал читать рассказ, то решил, что это очередная (несть им числа) история о том, как на космическом корабле в живых осталась одна единственная девочка, которую воспитывают заботливые роботы. Такой поворот сюжета тем более ожидаем, что нам сообщили, что родители Каори погибли. Однако потом выясняется, что экипаж в основном цел. И тут возникает вопрос: почему эти люди забросили ребёнка и не принимают никакого участия в его воспитании?

Разумеется, рассказ вовсе не о воспитании, это просто авторская недодумка, за которую, конечно, следует снижать оценку, но не слишком сильно. А вообще, перед нами некий парафаз «Хижины дяди Тома»,повествующий о том, как нехорошие люди эксплуатируют а потом уничтожают добрых и безответных роботов. Тема также не нова и многократно отрабатывалась у Азимова, Саймака, Гаррисона. Американцев можно понять, они писали в ту пору, когда в США процветал Ку-клус-клан, и негры были угнетаемым меньшинством. А против кого направлен данный рассказ? Роботы у Госсена и Гундарина обладают индивидуальностью, и ни один нормальный человек не может отправить живое чувствующее существо в переплавку. Так что весь рассказ неестественно надуман и никакой художественной ценности не представляет.

Всё хорошо, но интеллигентная женщина, даже если она коренная москвичка, никогда не скажет: «Опять провинция прёт!»

Знал эту эпиграмму едва ли не со школьных времён и частенько цитировал в разговоре и на письме, особенно вторую её строку, но и помыслить не мог, что столь едкую эпиграмму на Василия Капниста написал сам Василий Капнист. Воистину, уничижение паче гордости!

Автор рассказывает, как он чувствует и понимает живопись, проваливаясь в самую глубину картины. Подобная попытка всегда вызывает уважение. Но вот, незадача... я тоже замираю порой перед живописным полотном, ухожу туда без возврата, но чувствую и понимаю картину совершенно иначе, нежели Павел Алексеев. Видно, не встретиться нам по ту сторону границы, обозначенной художником.

Говорят, сказочные герои не стареют. А вдруг стареют? Тогда это был бы жуткий кошмар. По счастью или к сожалению, автор не сумел написать настоящую хоррор-историю.

Когда пародируешь сказку, надо быть очень аккуратным, иначе легко скатиться в пошлость, что мы и видим в данном случае.

Автор заканчивает рассказ словами: «Ораниенбаум — волшебный город», — но ничего специфически волшебного не рассказывает, разве что приводит четыре названия города: Ломоносов, Ораниенбаум, Рамбов, Рамповаа (забыв при этом малоупотребительное название Каароста). В остальном видим не слишком безумный сюрреалистический текст, который можно было бы отнести в любому населённому пункту.

Что сказать, — лёжа под капельницей, этот роман вполне можно прочитать, что я и сделал. Разумеется, книга напрочь безграмотна. Чудовищную космогонию трогать не будем; это часть авторского фантастического допущения, а вот фразы о том, что от взрыва разлетались ошмётки энергии или, что энергия каплями стекала с ауры, заставили хохотать так, что игла едва из вены не выскочила. Опять же, утверждение, что в Первом мире невозможны никакие процессы связанные с электрическим током... Но ведь ток, это процесс движения электронов. Значит, не будет и биотоков и, вообще, никаких химических и биохимических реакций, останется лишь вырожденное пространство, в котором невозможны никакие процессы и, в том числе — жизнь. Не лучше обстоит дело и с Землёй далёкого будущего. Земля, по словам автора, потеряла большую часть своей гидросферы и, значит, должна стать аридной планетой. Однако она покрыта джунглями. Откуда взялась вода? Подобных ляпов можно накопать ещё немало, но игла в вене не давала делать записей.

Весь сюжет построен на цепи нелепых случайностей и неправдоподобных совпадений. Не книга, а экскурсия с препятствиями. Враги, прекрасно знающие, на что способна их противница, почему-то подходят к свежему трупу вплотную, вместо того, чтобы издали сделать контрольный выстрел. А сами они встают в виде энергетических сгустков только там, где их можно победить. Пушка с призрачным артиллеристом отыскивается в самую последнюю минуту. Это уже не рояль, а целый симфонический оркестр. Некий адмирал Тиберий Надыров, о котором на первых четырёхстах страницах нет ни единого упоминания, выскакивает, словно чёрт из коробочки, и по-новому разруливает весь сюжет.

Разумеется, при таком построении сюжета не может и речи идти о каких либо художественных достоинствах. Абсолютно безграмотных фраз почти нет, ну и слава богу. Жив я остался, вот и поставлю книге троечку.

Великолепно! Всего пятнадцать строк, но прочитав, я остановился в недоумении: что же это автор мне подсунул. И лишь через несколько минут медленно вник в замысел рассказа. А потом полчаса оценивал изящество парадокса.

Теперь думаю, каково тем читателям, что пролетают по сто страниц в час, умудряясь одолеть за день немалый роман. Они попросту ничего не поймут, не успеют понять. Мне жаль этих людей, поэтому за «Книжнй рай» я ставлю не десятку, а только девять баллов.

Новогодняя песенка настолько прочно вошла в народную память, что даже в советскую пору сохраняла строки: «Везёт лошадка дровенки, а в дровнях мужичок...» Не согласовывался мужичок с образом передового колхозного крестьянства, но против памяти народной не попрёшь. Хотя, в некоторых изданиях мужичка меняли на старичка. А сегодня каждый поёт и будет петь, как считает нужным.

С Новым Годом!

Микрорассказ недаром открывает второй сборник Павла Алексеева. Это как бы предисловие и предупреждение: «Излишнее чтение может быть опасно для вашего здоровья».

Можно ли рекламный материал, опубликованный в рекламном же листке (газета ТВ-7) считать статьёй, если автор, прежде чем выкладывать текст на сайте «Самиздат», стыдливо обрезал название и адрес фирмы, которую он рекламирует? Вопрос спорный. Андрей Звонков считает, что можно.

Есть такой термин: сортирный юмор. Он как раз есть перед вами. Скучная история о том, как солдатику-срочнику пришлось нырять в выгребную яму в поисках потерянного рожка от автомата. И ведь автор в армии не служил, а просто пересказывает по принципу испорченного телефона слышанную где-то байку.

В аннотации автор пишет, что данный опус планировался для рекламных роликов на радио, но был забракован по неизвестной причине. Причина проста: полная бездарность текста. Это не стихи и даже не рифмованная реклама. Зачем господин Звонков одну за другой выкладывает в библиографию подобные вещицы, совершенно непонятно. То под видом рассказа предлагает рецепт солянки, теперь в рубрике «стихотворение» — это, не знаю, как его назвать. Он бы ещё анализ мочи выложил.

Если бы автор не только мог живописать обосравшихся алкоголиков, но и слегка знал латынь, как то прилично медику, он бы не стал в названии своего очерка делать грамматические ошибки. Всё-таки, латинскую фразу следовало бы писать не «Habitus patatori», а «Habitus pоtatori».

Автор немножечко похвастался о себе, немножечко поплевал в современников: Чехова, Гумилева, Горького, Мяковского, Есенина, Бальмонта, Брюсова, Блока, Алексея Толстого, Марину Цветаеву, Анну Ахматову, Леонида Андреева... всех не перечислить. Поспешно перелистал этот опус и нашел гадости сказанные о Бабеле, Велимире Хлебникове и даже Пикассо. Впрочем, после дневника 1917-1918 годов все эти мерзости уже не удивляют.

Прочитал, причём особого отторжения книга не вызвала. Несмотря на то что это пятая (и не последняя) книга серии, человек, не читавший первых четырёх книг, достаточно легко входит в суть сюжета. Опять же, и концовка не провисает, что у сериалов встречается редко. Книга написана хорошим стилем, без изысков, но и без заметных ляпов. Текст не смешной, но весёлый. Автору в основном удаётся юмор положений, самый примитивный, но кто сказал, что он плох? Я, во всяком случае, прочёл роман за два дня и не жалею о потраченном времени. А подростки, думается, будут визжать от восторга. Вот и славно.

Хорошо написанный плохой рассказ. То, что Олег Дивов умеет писать, сомнению не подлежит, и я получил немало удовольствия, пока читал начало рассказа, где автор повествует о всевозможных буках, обитающих по закоулкам славного города Москвы. Но потом началась пьянка персонажей с невнятными разговорами в подпитии, и стало неинтересно. А когда в дело вступил выкрашенный в чёрный цвет бюст Ленина, от тоски захотелось взвыть. Подобные произведения во множестве встречались в девяностые годы, но в двадцать первом веке эта дешёвая журналистика навязла в зубах. Не спасает даже прекрасный дивовский стиль

Очень плохо написано. Монологи невнятных существ надоели ещё двадцать лет назад. Забавно: сердца у данной химеры нет, ещё много чего нет, но щёки, чтобы по ним могли течь слёзы, имеются. Единственная фраза, которая порадовала и позволила поставить не двойку: «очередная последняя война».

О чём бы не писал Виктор Астафьев, он пишет замечательно как никто кроме него не может. Не мог сдержаться, приведу совсем короткю цитату, а вы читайте и думайте: «Братишка таракан тут с кораблей сошел, морские бури — цунами перенес, страху и совести он не ведает, борьбы не принимает, он отравительный порошок жрет и кайфует, будто бич-токсикоман».

А ведь это проходная фраза из рассказа о певце Юрии Нестеренко.

В одном из своих рассказов Виктор Астафьев написал, что не понимает и на разбирается в музыке. Так вот, это неправда. Так тонко, так проникновенно написать о прекрасной русской певице, пожалуй, не может никто. И получи ты хоть десять дипломов музыкального критика, ничего, кроме вяканья у тебя не получится. Чтобы разбираться в музыке надо понимать её душой, как то умел Виктор Астафьев.