Хороший, приятный рассказ. Приятный в том плане, что читать было приятно. К сожалению, скомкана концовка, поэтому до высшей оценки рассказ не дотягивает. Тем не менее, рассказ приятный, прочесть его стоит. Конечно, это ни разу не НФ. Ну и что?

А ведь как хорошо начиналась повесть! Может быть, излишне витиевато и многословно, но читателю предлагаются воспоминания участника войны 1812 года. Документ воистину драгоценный. Но затем один за другим объявляются рассказчики, не имеющие никакого отношения к началу повести, и принимаются выспаренным языком живописать истории романтической любви. И всё бы ничего, помним, что повести скоро двести лет, но слишком длинно и вразрез со страницами, описывающими военные действия. Причём на военных страницах нет ни слова о прежней жизни рассказчика, о его любви, которая играет такую важную роль в последующих главах. То есть, автор попросту переламывает повесть через колено.

Ещё раз вспоминаю, что повести двести лет, и прекращаю ругань. Легко нам плеваться из двадцать первого века.

Пятёрка выставлена только за идею. В целом пустой и неинтересный текст зашифровать в виде кучи маленьких ребусов, рассчитанных на детей. Идея хороша, исполнение никудышное.

Мало того, что неправда (человек боящийся высоты, вовсе не обязательно трус, а трус не обязательно жадина), так ещё и плохо написано. Стиль школьного сочинения, да и то, на троечку.

Сколь всё-таки приятно читать сатиры XVIII века, разумеется, если написаны они таким мастером, каковым был Денис Иванович Фонвизин. Льзя ли вернее написать:

Скажи, какие ты к тому имеешь правы,

Чтоб прочих исправлять и разумы и нравы?

«Умри, Денис, лучше не напишешь!»

Неплохая сказочка с немудрящей моралью, вполне достойная средней оценки. Удивляет другое: двое лаборантов классифицировали эту сказку и оба написали, что у сказки неопределённое время действия. Казалось бы, что проще: сунуться в интернет и узнать, что первые раскидаи появились в России в начале ХХ века. А написана сказка в 1939 году. Вот вам и вполне определённое время действия: 1900-1939 годы, то есть, век двадцатый.

Отто Бисмарк некогда написал, что из каждого свинства можно извлечь кусочек ветчины. Перед нами и есть этот кусочек, который можно извлечь из ублюдочного проекта «Постэпидемия». Большинства рассказов (я пока прочёл 17 штук) представляют собой абсолютный отход мыслительной деятельности. Два серьёзных рассказа (Бачило и Хаецкая) не имеют никакого отношения к заявленной теме. И вот, наконец, рассказ Влада Вегашина. Сразу оговорюсь, я не знаю, кто такой Влад Вегашин, чтобы познакомиться с его творчеством, мне пришлось лазать на страницы Самиздата. К тому же, многократно нажегшись на произведениях цикла, я изначально относился к этому рассказу негативно, за что прошу прощения.

За что можно похвалить:

а) Рассказ полностью соответствует заявленной теме.

б) В рассказе отсутствует шапкозакидательство, которым грешит большинство других авторов.

в) В рассказе отсутствует великодержавный шовинизм. О Западе автор не говорит ничего, но можно догадаться, что там люди сталкиваются со всеми теми же бедами, что и в России.

г) Прекрасно показано, как разные люди стараются или не стараются справиться с навалившейся бедой. Разные люди, разное, но всегда психологически обоснованное отношение к беде.

Если бы этим рассказ и ограничивался, ему можно было бы ставить десятку, несмотря на ряд стилистических проколов.

Увы, ужасающе пафосная концовка, словно содранная с американских образцов, портит всё впечатление, Победители, шагающие под боевыми знамёнами и дружные овации спасённых — это жуть. А уж космическая закольцовка рассказа, пролог и эпилог, совсем никуда не годятся. Настоящая концовка там, где люди наконец могут выйти на улицу, поглядеть друг другу в глаза, коснуться руки. Если бы рассказ был закончен на такой ноте, я бы поставил ему десятку. А так, что есть, то есть.

Прочёл два произведения, внесённые в рубрику «поэзия». Рифмы есть, всего остального, в том числе, поэзии, нет. Больше тратить время на чтение этих опусов не хочу и вам тоже не советую.

Средне между плохо и очень плохо. Такие нудные истории активно сочинялись в начале шестидесятых годов прошлого века, но даже тогда успехом не пользовались. Рассказ длинный, значительно длиннее всех собратьев по циклу, и практически нацело состоит из скучных описаний героически серых будней. Зато на последней странице, перевернув героя вверх тормашками, автор притягивает за уши коронавирус и выдаёт ничем не подкреплённую конспирологическую теорию межзвёздного заговора. Произносится фраза исполненная надежды на светлое будущее, после чего рассказ заканчивается. И никого уже не интересует, спасли товарища Перунова или он так и продолжает висеть вверх ногами.

Милый рассказ, не имеющий никакого отношения к заявленной теме. Немножко игры слов: вымирающие карнозавры должны вызывать ассоциации с коронавирусами, — при всём желании к сегодняшнему дню отношения не имеют. Зато написано хорошо, и, когда схлынет мутная пена, вызванная нынешней эпидемией и желанием на ней подзаработать, этот рассказ останется и будет читаться. Спасибо Александру Бачило.

Скучно и не имеет никакого отношения к фантастике. Хотя, впрочем, утверждение, что один украинский министр может радикально улучшить отношения России с Украиной, это явная фантастика.

Пристёбистый рассказ, высмеивающий дураков, сидящих в самоизоляции, вместо того, чтобы радоваться жизни, потому что никакой пандемии на самом деле нет. Написано хорошо, мастерство не пропьёшь, рука автора чувствуется. Я бы тоже посмеялся вместе с теми, кто выставил рассказу десятку, но, к несчастью я сам заперт в этой проклятой изоляции. Жена, дети, внуки в один голос гудят, мол тебе 68 лет, у тебя стенокардия, пережитый инфаркт, тяжёлая форма диабета, для тебя коронавирус смертелен. А Сергей Васильевич Лукьяненко успокаивает: нет никакой эпидемии, вперёд, на шашлыки! И вот, не знаю, что делать — выставить ли рассказу единицу и выть дурным голосом, сидя под домашним арестом, или поставить десятку и сбежать на шашлыки?

Сергей Васильевич, ты же врач, что посоветуешь?

Бодренько написанная история о том, как трое оболтусов и одна девица, испугавшись эпидемии, бежали в Пермскую тайгу, желая пересидеть там опасное время. Больше об эпидемии коронавируса в рассказе слова нет. Вообще, в указанном треугольнике (Косинский муниципальный округ) средоточие бывшего Пермьгулага, но раз автор пишет, что там аномальная зона, значит, там зона аномальная. Храбрецы-выживальщики перепугались зоны пуще того и бежали обратно домой. По пути случайно выкопали из грязи нечто иридиевое, которое по этой причине было названо золотой бабой. А уж когда бабу развинтили, оттуда высыпалось столько чудес расчудесных, что вся Россия процвела и даже станцию на Марсе открыли.

Чему учит рассказ? Что незачем бороться с трудностями, организовывать карантины, лечить больных. При первой же опасности следует делать ноги, а там непременно из нашей родной грязи вывалится нечто, что спасёт нас и сокрушит врага.

В целом по своему настрою рассказ совпадает с большинством шедевров, включённых в цикл. Но написано бодренько, так что прочитал не без интереса, хотя и обломался в конце.

О чём кино? Проклятые буржуинства сгинули или доживают последние денёчки из-за ужасного коронавируса, а суровые сибирские мужики героически пьют апельсиновый сок, договариваясь с китайскими товарищами о разделе сфер влияния на обломках бывших США. Спрашивается, как западный мир дошёл до жизни такой? В 1918 году от испанки, которая, кстати, пришла из США и ударила по Америке больнее всего, погибло не сотня тысяч, а несколько миллионов человек. Это при том, что население США было гораздо меньше теперешнего. И ничего, страна не развалилась. Может быть, дело в экономике? Так ведь была Великая депрессия, когда население США было меньше, а число безработных больше, чем сейчас. Или Андрей Лазарчук пророчит, что вторая волна коронавируса унесёт несколько сот миллионов американцев, а Россию не затронет?

Так ведь Лазарчук врач, должен бы понимать, что может быть, а что не может, потому что не может быть никогда.

В сухом остатке видим угодливое желание выполинть соцзаказ, не считаясь ни с чем, и в первую очередь с правдой жизни. Не ждал я такого от Андрея Геннадьевича.

Пожалуй, первый рассказ в этом многострадальном цикле, где герои что-то делают. Я, в отличие от автора, ни разу не психотерапевт и не знаю, насколько он профессионален в своих описаниях. Будем считать, что в этом плане всё хорошо. Недоумения вызывает один момент. Зачем героям рассказа было лезть в самое пекло? Ведь они работают на удалёнке, к пациентам не приезжают. Точно также они могли заниматься своим нужным и полезным делом в Омсе или Вышнем Волочке. Да, в них летела бы ругань, попытки как-нибудь нагадить, но коктейль Молотова до Вышнего Волочка не долетит. Правда, тогда и рассказа бы не было. Тем не менее, за честную попытку написать честный рассказ на заданную тему, оценку выставляю достаточно высокую.

Очередной рассказ о том, что никакой эпидемии нет, а есть только компьютерная игрушка, экзамен по истории медицины с полным погружением в игру. Сначала нам рассказывают кое что о юстиановой чуме, поскольку это первая документально засвидетельствованная пандемия. Заодно автор лепит безграмотную чушь, что будто бы неандертальцы были уничтожены такой же пандемией. Затем прямиком переходит к основной мысли, что вирусы есть исконные обитатели земли, что они разумны и мечтают полностью уничтожить клеточные организмы, которые на самом деле являются пришельцами из космоса и гнусными захватчиками. Ересь эта полностью противоречит всем известным фактам о происхождении жизни. Теория панспермии, когда-то разработанная Сванте Аррениусом, скоро сто лет, как отброшена серьёзными учёными и не годится даже для фантастического рассказа.

Главное оружие, с помощью которого вирусы уничтожают клеточную жизнь — пандемии. При этом основные вирусные пандемии (Испанка, английская потовая горячка) автор даже не упоминает, Зато вся первая часть посвящена чуме, которая вызывается не вирусом, а микробом. Оказывается мстительные вирусы умеют программировать клеточные организмы на уничтожение себе подобных. Это нечто новое в микробиологии. Раз можно запрограммировать бациллу, то можно и гриб (ау, Бенедиктов, кандидомикоз болезнь неизлечимая!), а можно и человека (Чингиз хан пришёл из тех же мест, что и чума, и был столь же смертоносен)... На этом я прекращаю дозволенные речи, а то можем дойти до вещей воистину ужасных.

Почему-то все пандемии, что человечество пережило на своём веку, с каждой новой волной становятся всё менее вирулентны, и только нынешний коронавирус по мнению практически всех авторов отметившихся в цикле «Постэпидемия», будет возвращаться всё более вирулентным. Чем это объяснить: волей заказчика или общей безграмотностью пишущих, не скажу.

Что касается этого рассказа, то авторский стиль оставляет желать лучшего, а концовка исполнена такой патетики, что создаётся впечатление, что писал американский сценарист.

Хотелось бы хуже, но, видимо, уже некуда.

Рассказ полностью соответствует полученному техзаданию: у нас всё распрекрасно, у них — мрак и ужас. Когда оказывается, что все события это всего лишь тренировка, мне захотелось плеваться. Ну, сколько можно? Ну а всё остальное в меру неграмотно, так что даже разбирать криворукое изделие не хочется.

Рассказ сливается в единый цикл с рассказом «Деревенский король Лир» Действие происходит в одной и той же деревне, старый Кабан проходит в первом рассказе, как второстепенный герой, кроме того, основной героиней этого рассказа оказывается Степанида, дочь Чахры-Барина. То есть, перед нами хроники деревни Большие Прорехи. При этом каждая сцена, а их по нескольку в обоих рассказах, смотрится сама по себе, никаких обобщений. никаких выводов нет. Следует отметить, что в этом рассказе значительно меньше болтовни, убивающей всякое впечатление от «Деревенского короля Лира». Но в целом понятно, почему Николай Златовратский, несмотря на положительное направление своего творчества, забыт сегодня практически полностью. Читаешь том Нивовского собрания сочинений и видишь, что автор остался в том времени вместе с ятями и ерами.

Пронзительное до слёз стихотворение, пробивающее сердце, как тот самый осколок.

Ударит осколок под левый сосок,

Трава заалеет во рву...

Я пальцы изрежу о стебли осок,

С минуту ещё проживу.

Только тот, кто сам прошёл через военный ад, мог написать эти строки.

Наконец-то в этом проекте настоящий рассказ, страшный и притягательный. Порождения вымученного творчества самопальных поэтов смешны и чудовищны одновременно. Написано очень хорошо.

Одно слово, не рассказ, а кирпич. Каждый следующий опус в цикле «Постэпидемия» хуже предыдущего. А ведь вроде бы, у Тырина неплохие вещи были.

Я, конечно русофил и без пяти минут шовинист, но это уже перебор даже для самой гадкой агитки.

В какой-то момент мне стало любопытно, а что, автор на самом деле настолько туп или он так прикалывается, но тут же понял: прикалывается. Роберт Хайнлайн в незабвенных «Вехах» писал, что у любого профессионального автора должен быть псевдоним для публикации откровенно неудачных произведений. Насколько мне известно, у нас этим мудрым советом активно пользуется Василий Мельник. Всякого рода конъюнктурщину он публикует под псевдонимом Василий Орехов. А что? Стыд глаза не выест, а денежки заплатят не Орехову, а Мельнику.

Н-да... проект «Постэпидемия» стремительно скатывается в бездны халтуры и графомании.

Агитка, причём из самых пошлых. Автор старательно смотрел по телевизору программу «Время» (в чём нет ничего плохого, я и сам её смотрю), а потом своими словами пересказал публицистические материалы из этой программы. Не дело писателя подбирать объедки за публицистикой.

Смешно и глупо выглядит описание гибнущей Италии. Подумать только, двадцать пять тысяч погибших на шестьдесят миллионов жителей! А сколько из этих двадцати пяти тысяч онкологических больных, тяжёлых сердечников и диабетиков, которые всё равно умерли бы через полгода. Каждый погибший человек, это человек, его жалко, но ведь Бурносов и не пытался показывать их, он живописал всего лишь гибнущую Италию, а никак не итальянцев.

Общее впечатление: будто сижу на скамеечке со своими деревенскими соседками, которые пересказывают «чаво им по теловизеру сказали». Бабушек я понимаю, а вот Бурносова — нет.

Рассказ исполненный роялей и шапкозакидательства. Когда, наконец, авторы-конъюнктурщики усвоят, что летальность Ковид-19 очень мала по сравнению с другими вирусами и непременно будет уменьшаться, так что все ужасы, которые они живописуют, это просто страшилки для напуганных мещан. Первая волна, которая идёт сейчас, самая смертельная. Дальше будет легче. Это общий закон для любых инфекций.

Ну, и конечно, весь рассказ — сплошной концерт для роялей без оркестра. Случайно запустили в космос аппарат инфицированный вирусом. Случайно он потерпел катастрофу на спутнике Нептуна. Очень аккуратную катастрофу, так, что вирусы не погибли под космическим излучением за сто лет. Случайно его нашли и вскрыли за несколько дней до случайного прилёта самого крутого специалиста по вирусным инфекциям. Совершенно случайно все инфицированные заработали тяжёлую форму болезни, хотя, если это исходный вирус, то у большинства заразившихся болезнь должна протекать бессимптомно. В какой консерватории автор добыл такое количество роялей?

Читать рассказ стыдно.

Автор очень неплохо показал взвизги либеральной общественности, а вот в микробиологии он, мягко говоря, не понимает ничего, вплетая свой голос в взвизги противоположного лагеря. В результате видим не рассказ, а примитивную агитку.

Сюжет рассказа абсолютно ясен из названия. Впрочем, народнические взгляды Златовратского не позволили написать совсем жестокое произведение. Сыновья Чухры-барина не выгоняли его из дома, но невестушки создали невыносимые условия для бывшего хозяина, так что он ушёл сам. Разница, прямо скажем, не слишком велика.

Теперь о том, как это написано, почему Николай Николаевич Златовратский ныне прочно забыт и практически не переиздаётся. Писатель-деревенщик, отлично изучивший народную речь и идеализирующий простонародный быт, он не удовлетворял ни либералов, ни, как это не странно, ни славянофилов. Но самое главное, как Златовратский пишет. Освоив народную речь, Златовратский освоил и её недостатки. Я по полгода живу в глухой деревне, и хорошо знаю, как разговаривают деревенские жители. Бесконечные повторы, отвлечённые мысли по поводу и без повода, Всякая история рассказывается, начиная со времён Адамова согрешения. Чтобы добиться толка, надо приложить массу труда и терпения, и не знаешь, а будет ли толк. И вот весь этот мысленный силос автор вываливает на читателя. По объёму «Деревенский король Лир» представляет собой повесть, но если дать стечь воде, повесть сократится втрое, если не вчетверо, так что останется очень небольшой рассказ. Не знаю, кто в наше время способен читать эти бесконечные повторы, хвастовство Чухры-барина и не идущие к делу описания всех и всяческих мужиков. Основное впечатление от рассказа: Очень скучно. Пятёрка выставлена только из уважения к эпохе.

Всё-таки, Маршак — городской житель. Дождь для него поливает двор и крышу дома, а не поля и леса, травы и деревья.

Не знал прежде этого стихотворения, но каждую весну, приехав в деревню, я бегу здороваться со знакомой сосной, прижимаюсь лбом, не пугаясь игл и не боясь испачкаться в смоле. И мне кажется, что сосна рада, совершенно также, как у Маршака.

Все мы знаем это стихотворение, а вот многие ли знают, что такое гамаши, которые натягивал человек рассеянный? А вот ещё момент, ставший фактом истории:

Однажды на трамвае

Он ехал на вокзал

И, двери открывая,

Вожатому сказал:

А ведь я ещё помню трамвай-американку, у которого не было пневматического открывания дверей. Дверь открывалась самими пассажирами, а кондуктор следил, чтобы вагон не ехал с распахнутыми дверями. Зато как удобно было прыгать с этого трамвая на ходу! Трудно сказать, что возникает перед внутренним взором современного ребёнка, когда он читает эти строки.

Давно минул двухтысячный год, и читатель, что ходил пешком под стол в 1962 году, порой уже гуляет с правнуками, а стихотворение живёт и звучит, как и полвека назад.

Ну, откуда бы я знал, что «имя славное Шекспира, по-русски значит: «Потрясай копьём»?

Не так много Маршак написал стихов для взрослых, но это поэтическое наследие по словам Афанасия Фета, томов премногих тяжелей».

Едва ли не самое знаменитое стихотворение Бальмонта, а начинаешь читать внимательно, вслушаваясь в музыку слова, вживаясь в образы и обнаруживаешь, что нет там ничего особенного. У того же Вальмонта немало куда более проникновенных стихов. А это, так популярно... неужто только из-за строки: «Хочу одежду с тебя сорвать»?

Ничтоже сумняшеся, Лев Мей повторяет мерзейшие строки Ветхого Завета: «Блажен, кто разобьёт младенцев твоих о камень!» И этот людоедский стих предлагается читать в антологии «Благослови душа моя!..»

Был когда-то такой фильм — «Голод», в котором дамы, обратившиеся в вампиров испытывали жуткое чувство голода, пока не нажрутся человечины. В предыдущем предложении я полностью пересказал рассказ Ольги Ярковой.

А далее, просто несколько замечаний. Исходный вес у героини несколько больше семидесяти, то есть, идеальный вес симпатичной пампушечки. И эта дура считает себя толстухой и мечтает похудеть. Поделом дуре и мука.

Дура начинает глотать подозрительные таблетки, не проверив, что это такое. Далее — сплошной спойлер, хотя через несколько страниц, читателю всё становится ясно. Зато возникает вопрос, о котором автор явно не подумала: а если бы героиня, что первая, что вторая, не бросили глотать снадобье, чем бы закончился этот эксперимент?

И ещё вопрос: а Ольга Яркова не пробовала купить в магазине говядины и попытаться откусить кусочек? Боюсь, что ничего бы у неё не вышло. А что вытворяет её героиня? Хотя здесь достаточно было сказать, что челюсти героини приобрели невиданную силу, зубы — остроту. Впрочем, рассказ от этого не стал бы ни умнее, ни оригинальней.

Сам по себе сюжет этой небольшой поэмы прост и хорошо известен. Искушение Христа в пустыне Сатаною. Но там, где в Библии видим одну строчку: «Показал все царства земные», — Лев Мей, подобно искусителю, въявь показывает все известные на ту пору страны с их красотами, дикостью и роскошью жизни. Поневоле поражаешься, какую огромную цену предлагает искуситель за один лишь поклон. И вдвойне поражаешься ответу: «Ступай, откуда пришёл».

Эта загадка не устарела до сегодняшнего дня. Но вот, что интересно: в современных изданиях перевёрнутым шрифтом дана отгадка: «Расчёска», а в 1930 году было: «Гребешок». Отчасти сменился язык, но куда сильней сменился образ жизни. Расчёской расчёсывают волосы, а гребешком? — тем самым, что упомянут в «Мойдодыре»:

Да здравствует мыло душистое,

И полотенце пушистое,

И зубной порошок,

И густой гребешок!»

Главное предназначение ГУСТОГО гребешка — вычёсывать вшей. Так что и загадка — не просто загадка, а ненавязчивая реклама здорового образа жизни.

Даже в середине 50-х годов прошлого века мне было дико читать такое про автомобиль. Устарела эта загадка, как и многие другие, бесповоротно.

Всю жизнь считал, что это народная песенка-потешка. И надо же — Корней Чуковский!

Замечательное стихотворение: красота, перед которой оказалась бессильной даже пышущая лава Везувия. Вот только тедеску древние римляне не танцевали; тедеска появилась лишь в XVIII веке.

Мне, старому грибнику жутковато читать такое:

Старый ест — не справится:

Мухомором давится…

Если уж травить старого мужа, то можно выбрать и другие грибочки, а то после такого угощения постылый муж может выжить и такого задаст молодке, что не приведи господи. Впрочем, в качестве народной песни стихотворение сойдёт.

Странное сочетание: торопливость действия и сильная заболтанность текста. Казалось бы, вещи взаимно исключающие, но вот, сошлись на общих страницах. Не о том и не так автор и его герои разговаривают. В результате не остаётся ничего, кроме собственно идеи, которая достаточно интересна, но не сопровождается рассказом.

Навскидку вспоминаются «Серебряные яйцеглавы» Фрица Лейбера, с которого рассказ полностью содран. Но содран плохо, читать скучно, сюжет заболтан и сильно затянут. Не читайте.

Секстина — жёсткая форма, поэт оказывается зажат, как в тиски. Но бесконечное повторение рифм: милый/унылый наводит жуткую тоску. Хотя, как упражнение в стихотворчестве секстина вполне годится.

Рассказик ни о чём, к тому же, плохо написанный. Если за пять лет, прошедших между написанием рассказа и выкладыванием его в сеть, автор не удосужился хотя бы выправить грамматические ошибки, то о чём можно говорить?

Полный бред. Автор не имеет никакого представления об экономике, психологии бизнеса... да вообще ни о чём. Такого рода памфлеты с разоблачением методов акул капитализма встречались в пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века. Сейчас это даже не смешно, а попросту глупо. Авторское примечание, что он сам не верит в свою гипотезу, ничего не извиняет, ибо это не гипотеза, а спекуляция, наподобие тех, что проворачивал его герой.

Полагаю, что Лев Мей знал стихотворение Беранже «Весна и осень», даже если в это время оно ещё не было переведено. В любом случае, стихотворение «Скажите, зелёные глазки» один в один повторяет песню Беранже.

Зато следует отметить, что Мей был первым, кто воспел в русской поэзии не голубые, не карие и не чёрные очи, а глазки зелёные, хотя всюду можно найти упоминание, что первым был Константин Подревский — автор романса «Твои глаза зелёные». Вот только Мей написал своё стихотворение, когда Подревский ещё не родился.

Стихотворение неудачно. Взгляните на сосну весной, когда появляются свежие иглы и ярко-жёлтые свечи пыльцы. Или в начале лета, когда на ветвях завязываются нежные гранёные шишки. О какой угрюмой печали может идти речь? Каждый радуется жизни, как умеет, и сосна не является исключением.

Рассказ, как есть ни о чём, и обрывается он на полуслове. В известном фильме у инопланетян ужасно ценились спички, в этом рассказе — не слишком распространённое снотворное. И что дальше? А ничего!

Совершенно по идиотски ведут себя власти, которые немедленно начинают швыряться атомными бомбами. По идиотски ведут себя пришельцы: вместо того, чтобы разрушать половину земных предприятий, можно было бы сразу потребовать сульфонал, и не разрушенная промышленность предоставила бы его в стократно большем количестве. Совершенно по идиотски ведёт себя автор, когда предполагает, что сотня произвольно выдернутых людей, не имеющих никакого образования, сможет эффективно управлять всем человечеством.

Зачем всё это написано? А кто его знает... Зачем это читать? Тем более — непонятно.

Рассказ неудачный. Слишком много объяснений для рассказа на полторы странички. В результате попытка ударной концовки смазывается, и весь рассказ проваливается.

Есть люди, называемые собачниками. Когда их любимец кончает свои дни, а это случается почти всегда, ибо век собачий недолог, они немедленно заводят другую собаку, поскольку жить без собаки не могут. Но есть и иные, их сердце навеки привязано к одному псу, ставшему членом семьи; никакой другой собаки им не надо. Именно таким был пёс по кличке Чур для поэта Льва Мея. Памяти этого пса посвящено стихотворение, какого немногие люди удостаивались.

Дай лапу мне… Вот так… Теперь я успокоен:

Есть сторож у меня!.. Пускай нас осмеют,

Как прежде, многие: немногие поймут.