цитата
- Ну что, поедешь с нами в деревню? — тоном "а придется!" спросил у меня папа.
- А шо я там забыла? — в лучших еврейских традициях подозрительно спросила я
- Чернику! – воскликнул папа, и уверенно добавил: — Ты ведь так ее любишь!
Чернику я не любила. Но бесхозные ягоды, развешенные по лесу на кустах, действовали мне на нервы – ведь если ее не соберу я, ее может собрать другой, возможно, очень нехороший человек, может, даже мой критик! Он ее съест, навитаминится и проживет еще долго-долго, накропав гнусный некролог на мои похороны!
Поэтому я скупердяйски эту чернику собирала часами, а потом без малейшего сожаления отдавала маме.
Но на этот раз к симуляции любви к чернике добавилось еще кое-что: ностальгия. Я соскучилась по этнической избушке, кустам сирени у калитки, бренчащим у колонки ведрам и коровьим лепешкам на дороге.
- Поеду, — мечтательно сказала я, — вспомню молодость.
Надо сказать, что молодости, угобленной посвященной родной деревне, у меня было как минимум три года в сумме — я просиживала там все каникулы, взращивая стада кроликов, выпасая табуны коз и выкармливая стаи уток. Посему я решила, что два дня на черничнике не нанесут моей старости зрелости значительного ущерба. Тем более что в деревне я не была уже пять лет и ностальгии накопилось с избытком — как-то там поживают родные нивы, леса и овраги? Что изменилось, что осталось прежним?
Перемены к лучшему (увы, с точки зрения экологии) стали проявляться сразу после съезда с трассы. Выглядели они как огромные, кишащие жизнерадостными лягушками лужи, через которые папин "Москвич" плыл с замиранием мотора и наших сердец. Вообще местность напоминала Чернобыль в миниатюре: полуразрушенные дома, проросшие деревьями сараи, поля с буйно колосящимся овсом и парочка спившихся субьектов, пытавшихся покончить с сей юдолью скорби при помощи нашей машины, но папа их жестоко обломал, в последний момент выкрутив руль.
- Да, — грустно сказал папа, — вымирает деревня!
Давненько мне не приходилось слыхать такого оптимистичного заявления. С ним могло сравниться разве что: «Что-то Семен Семеныч сегодня неважно выглядит", произнесенное над гробом покойника.
- Надо водить сюда иностранцев, — предложила мама, когда мы выплыли из очередного болота.
- Этнотуризм! – радостно поддержала я.
- Завезти их сюда, выгрузить, — мрачно продолжала мама, — а назад только за деньги!
Идея была перспективная. Любой нормальный иностранец с радостью разделся бы до трусов, лишь бы его забрали обратно в цивилизацию. В кустах пели соловьи. В луже квакали лягушки. Колыхалась, радуя взгляд, сочная рослая крапива. Некоторые дома выглядели почти жилыми, кабы не заросшие бурьяном дворы.
- А вот и родимый дом! — радостно объявил папа, тормозя перед воротами — точнее, их рассохшимися и покосившимися останками.
Мы с мамой прильнули к окнам, как космонавты к иллюминаторам, опасаясь выходить в открытый космос. Нет, понятно, что деревня помирающая. Что бабушка старенькая и по полгода живет у детей, приезжая сюда только на лето. Но зрелище все равно было удручающее: крыша в лишайнике, внутри сыро и затхло, в огороде лебеда, на корявых стволах яблонь нарывами сидят виноградные улитки (таких жирных и больших я раньше видела только на деревенском же кладбище). И тишина-а-а...
- Так, — деловито скомандовал папа, — я повезу бабушку по делам в сельсовет, а вы идите за черникой!
- Ой-ой, — заохала бабушка, — а может, лучше завтра сходим? Они сами дороги не найдут!
- Как это не найдут?! — возмутилась я. — Да я этот лес до последней елки знаю, я за двадцать лет все их тут облазила!
- Там щас кабаны завелись, — припугнула бабушка. — Я сама видела — весь мох изрыт!
- Ой, — струсила мама, — а может, действительно папу подождем?!
- Спокойно, — снисходительно ответила я. — Кабаны не дураки, чтоб с этнотуристами связываться!
- Точно, — поддакнул папа, — бояться совершенно нечего! А если что — лезьте на подходящее дерево!
Мама побледнела, но, выбирая между этноизбушкой и этнокабанами, предпочла отправиться в лес.
Мы надели рубашки с длинными рукавами (от клещей), трикотажные штаны (от комаров), резиновые сапоги (от змей) и кепки (от хищных птиц), и пошли к лесу. Ну, попытались. Ибо в дни моей юности там были частные наделы, а теперь простиралось поле, которое колхоз засадил горохом и ячменем, а природа — осотом и подмаренником, липнущим к штанам, как колючая жвачка. Мы мужественно дошли до середины, где застряли намертво и остановились отдышаться. Мама громко предавала анафеме этнотуризм, чернику и Сусанина в моем лице, я же была преисполнена оптимизма:
- Да ладно тебе, это всего лишь трава! Прорвемся!
Прорываться пришлось с боем и травмами: последний кусок трассы полегал через крапиву высотой с меня, то есть на два сантиметра выше мамы. Из-под ног с писком разбегались полевки и что-то более крупное, но сапог не прокусившее. До меня начало потихоньку доходить, что то, что я до сих пор считала дикой природой, было вполне себе природой домашней. И всякие там походы-ночевки в палатках — сплавы по речкам — не более чем безобидные развлечения пресыщенного горожанина. И вообще, если направить армию Темного Властелина через это поле, то она так в нем и поляжет — но читатели сочтут это недостоверным. МТА бы сюда, на каблуках и в бронелифчике!!!
Сделав огромного кругаля, мы опять вывалились на деревенскую дорогу.
- Ну все, с меня хватит! — взбунтовалась мама. — Давай лучше папу подождем!
Но тут, на наше несчастье, на дороге появился абориген, который мало того, что показал нам единственную на всю деревню тропу в лес (в моем детстве их было по меньшей мере пять), но и довел нас до ее начала. Теперь маме было как-то неудобно отказываться, и мы, еще немного побарахтавшись в высокой траве (семь лет коров не пасут) и ельнике (десять лет не рубят — некому), вывалились на черничник. Добавив к мнению о этнотуризме еще несколько смачных выражений, мама успокоилась, и мы принялись наполнять ведра.
И тут обнаружилась новая засада: из черничника взвились полчища комаров. Маму они почему-то вниманием не удостоили, сосредоточившись на мне. Точнее, на моей оттопыренной ж... задней части тела, причем штаны показались им не преградой, а чем-то вроде толстого слоя шоколада.
Я человек очень терпеливый, тем более уже покусанный крапивой, осотом и собственно штанами, достаточно толстими и жаркими.
Но в конце концов жжение в ж... филейном отделе перевесило чернично-сборочный энтуиазм, я выпрямилась и приспустила штаны, дабы проверить, на месте ли еще ж... седалище и в каком состоянии.
Лес потряс дикий вопль. Моя драгоценная, тщательно выпестованная и заслуженно любимая многими мужчинами ж… ягодично-бедренная часть тела была сплошь покрыта комариными волдырями.
- Что?!!!! – ответно заорала мама, на всякий случай подскакивая к ближайшему дереву и хватаясь за нижний сук. – Кабаны?!!!
Я без слов повторно спустила штаны и предьявила родительнице пострадавшую область.
- Ыыыыы… — сказала мама. — Слушай, может, попросим папу, чтоб он нас подкинул до автостанции? Они ж ночью нас вообще сожрут!!!
- Можно меня одну подкинуть, — смущенно сказала я, — а вы оставайтесь, собирайте...
- Нет, — с нажимом сказала мама, — нас обеих! Не могу же я отпустить родную дочь в такое опасное путешествие с такой ж... травмой!
По ее тону я поняла, что мама уже накушалась этнотуризма по самую кепку.
На этом месте в кустах раздался громкий хруст и, когда мы уже синхронно схватились за ветки Подходящего Дерева, появился папа.
- Ну что, много насобирали? — бодренько поинтересовался он.
Я сняла штаны в тетий раз.
- Помажь спиртом, — отмахнулся папа. — И давайте, давайте, собирайте дальше, чего остановились?!
Но мама грудью встала на мою защиту!
- Тебе что, все равно, — дрожащим голосом произнесла она, — что твой ребенок СТРАДАЕТ??? Когда на прошлой неделе тебя ужалили всего три комара, ты стенал целый день, а у нее же вся ж... все тело испытывает мучительную боль!!!
Я застенчиво почесалась.
По папе было отчетливо видно, что ему жутко хочется придушить страдающего ребенка, чтоб не мучился, и продолжить сбор вожделенной ягоды.
Но мама боролась за немедленное возвращение красивой себя в цивилизацию жизнь родного чада изо всех сил, и спустя каких-то тридцать минут папа (укушенный полусотней комаров) сдался и решил, что ночевать в деревне мы не будем.
Окрыленная я отправилась назад в деревню мазать ж... пострадавшую плоть спиртом, а родители продолжили сбор ягод.
Увы, комары, изголодавшиеся по этнотуристам, всей дружной стаей увязались за мной. Спасения от них не было не только во дворе под ярким жарким солнцем, но и в доме.
Пока я мазала и считала укусы на левом полупопии (62), еще два комара укусили меня за правое, и я решила отложить подсчет ран до более гостеприимного места.
Следующий час я прохаживалась взад-вперед по улице, укупорившись в синтетический спортивный костюм (при +30 то еще удовольствие) и страстно мечтая о противочумном: прокусить его комарам не удавалось, и они сосредоточились на незащищенных руках, лице и щиколотках в носках. Плотность укусов на них начала стремиться к ж... вышеописанной.
За это время по улице прошлись только двое людей, парень и девушка. Видно, это были заблудившиеся этнотуристы, потому что они шли очень быстро, сцепив зубы и не оглядываясь, задавшись целью выжить любой ценой.
Я не выдержала и, позвонив маме, горестно вопросила в мобилку, куда они все пропали.
- А мы тут на грибы наткнулись! — сообщила мама. — Собираем! Иди к нам!
Поскольку мне уже было все равно, где меня кусают — во дворе или в лесу — я отломала ветку сирени, и, махая ею, как корова хвостом, повторно углубилась в дикую природу.
- Ау!!! — раздалось из нее. — Оля-я-я! Мы ту-у-т!
Я двинулась на голос — точнее, двинулась от жары мозгами, ибо вместо того чтобы давать кругаля по заросшей осотом тропинке, на манер отца Федора в Тифлисе полезла в практически вертикальную гору, на макушке которой и рос лес.
Нет, я туда залезла.
- Эй , — продолжала надрываться мама. – Иди сюда, мы здесь!
Я молчала, пытаясь дышать потише.
Прямо передо мной была большущая, глубокая выемка в земле – кабанья лежка. Еще свежая. Мох по соседству был изрыт и истоптан копытами, а в кустах слева что-то подозрительно похрустывало.
- Ма-ма-а-а-а!!! — взвизгнула я и бросилась на голос, надеясь что кабан отвлечется мамой, а лучше папой, который нас в это втравил.- Там... там... кабан!!!
Мама отреагировала на это возмутительно флегматично.
- Ну и что? — с укоризной спросила она. — Ведь теперь с нами папа!
Мне очень хотелось спросить, имеется ли в виду, что папа бегает медленнее, или что папа порвет кабана голыми руками/прирежет грибным ножом, но решила не накалять и без того напряженную обстановку.
К счастью, кабан был умнее нас всех вместе взятых и остался в кустах, где его не так донимал гнус.
Набив ведро лисичками, которых на холме действительно росло в изобили, и накормив еще пару сотен комаров (на этот раз в роли донора по большей части выступал папа, что окончательно склонило чашу весов в пользу группового бегства), мы вернулись к избушке, покидали в машину так и не распакованные вещи и погрузили добычу. Пока папа напоследок брызгал капусту от тли, мы с мамой позорно забаррикадировались в салоне. Комары бились в стекло, как упыри в магический щит, подбадривая себя кровожадным писком. Мы жались друг к другу, нервно озираясь и прихлопывая проникших в салон. По-моему, они освоили путь через выхлопную трубу, потому что вьедливый зззуд раздавался снова и снова.
- Пить хочу, — тоскливо сказала мама.
- Так выйди, — опрометчиво посоветовала я.
- Фиг им, — решительно сказала мама, прихлопывая очередного зверя.
И мы поехали домой — голодные, жаждущие и обескровленные, но радуясь, что вырвались живыми.
Пожалуй, этнотуризма с меня надолго хватит...
З.Ы. Только не надо про антикомарин и писателей-чайников, ладно? Я с этого черничника уже как минимум центнер ягод за годы собрала, а по глухим деревенским лесам могла с утра до ночи бродить, и никогда там такой хрени там не было...
цитировать
Как настоящие партизаны — голодные, злые и беспощадные к врагам.