цитата Dmitry Shepelev

Прошу прощения, но на Фантлабе немало страниц переводчиков, где есть много всего интересного, помимо их переводов: интервью,

цитата Dmitry Shepelev

Проясните, пожалуйста, ситуацию.

цитата С.Соболев

Покажите пожалуйста такой пример, попробуем сделать по аналогии.

цитата Dmitry Shepelev

Интервью Дмитрия Шепелева Екатерине Шацкой про перевод романа "1984" Джорджа Оруэлла (https://pda.litres.ru/pages/author_interv...).

цитата С.Соболев

А всё равно нельзя такое вставить — текст интервью обрывается на полуслове.

цитата

Дмитрий Шепелев: о работе над новым переводом «1984» Джорджа Оруэлла

Нуждается ли классика в новых переводах?

И да, и нет. Если перевод действительно хорош, нет смысла его заменять. Взять «Собор Парижской Богоматери» Гюго – русские читатели уже семьдесят лет наслаждаются им в переводе Надежды Коган. Или «Маленький принц» в переводе Норы Галь – сто семьдесят изданий на сегодня, согласно «Фантлабу». А романы Умберто Эко – какой смысл переводить их после Елены Костюкович? Но чаще бывает, что переводы не так хороши, как хотелось бы, то есть не могут дать читателю тех же глубин и красот, что и оригинал – иногда из-за социокультурных препон, иногда по цензурным соображениям, а то и просто от недалекости переводчика. Во всех этих случаях, конечно, читатели вправе ждать новых, адекватных переводов любимых произведений.

В чем основное отличие новых переводов от предыдущих?

Всякий новый перевод (если его делают не зачем-нибудь, а из благородных побуждений) стремится приблизить к читателю оригинал, преодолеть какие-то барьеры в восприятии. Это связано с глобализацией – если раньше, до интернета, до телевидения и радио, люди имели довольно смутные представления о заграничной жизни, и переводы приходилось сильно одомашнивать, то сейчас весь мир как на ладони, и переводы должны это учитывать: если действие происходит в Англии, там должны быть английские единицы измерения и деньги, и не должно быть русских поговорок и т. п. Опять же по цензурным соображениям – морального и политического характера – какие-то произведения могут издаваться в урезанном виде. Потом проходит время, режимы меняются, и новые читатели «дозревают» до адекватного перевода. Так же и мой перевод «1984» приближает этот весьма непростой и самобытный роман к новым, уже постсоветским читателям.

Известно 4 перевода "1984" на русский язык. Как вы можете оценить их качество?

Вообще-то даже пять, согласно «Фантлабу», но один сделан с французского, так что его можно не считать. Три других выполнены почему-то попарно, а это само по себе сомнительно (художественный перевод – не та деятельность, где две головы лучше), так что существует (существовал до недавнего времени) только один серьезный перевод – Виктора Голышева. Неспроста он насчитывает не два-три издания, как другие, а пятьдесят с чем-то. Но перевод Голышева тоже не безупречен. В художественном плане он хорош, не считая отдельных осечек (в основном, это издержки советской ментальности: девицы вместо девушек, половое чувство вместо сексуальности, а пролы разговаривают, как леди и джентльмены), но, когда сравниваешь его с оригиналом, видишь, сколько там вдохновенной отсебятины – может, дух Перестройки кружил голову, не знаю, но там, в числе прочего, есть предложение на пару строк, которого просто нет в оригинале, то есть Голышев на правах соавтора решил развить мысль Оруэлла. При этом я не досчитался аж восьми предложений – они просто выброшены, без всякой видимой причины, а издание у меня самое внушительное – «Золотой фонд мировой классики», там указана такая редколлегия: Чхартишвили, Быков, Гранин, еще имен пять подобного уровня – судя по всему, на правах рекламы. И в приложении (после самого романа идет очерк страниц на сорок про новояз) Голышев целыми абзацами сочиняет русскую версию новояза, и у него прекрасно получается, но это уже не перевод.

Неизбежны будут сравнения вашего перевода "1984" и перевода Виктора Голышева. Как переводчику следует (и следует ли) реагировать на них?

Реагировать следует на замечания по делу и объективную критику. Остальное – просто частные мнения. Я за свою работу отвечаю и говорю без ложной скромности: мой перевод – самый адекватный, как в смысловом, так и в художественном плане. Что читатель сразу отметит – это различия в переводе терминов, имен и обращений. У Голышева «старший брат», у меня «большой брат» (оригинальное «big brother» перевести можно и так, и так, но «большой брат» – это уже устоявшееся в нашем обществе понятие, а «старший брат» не имеет такой окраски), у Голышева «Эммануэль Голдштейн», у меня – Эммануил (непроизвольные отсылки, думаю, очевидны), у Голышева «полиция мысли» и «мыслепреступление», у меня «мыслеполиция» и «мыслефелония». Также я более гибко подошел к переходу с «вы» на «ты» в речи героев. И речь пролов в моем переводе ближе к оригинальной по своей раскованности, даже грубости.

С какими сложностями вы столкнулись во время работы над переводом?

Сложности были двух видов: технические и психологические. И самые серьезные – психологические. Это роман тяжелый, депрессивный, и я был вынужден вариться в этом чувстве безысходности, пропускать его через себя. Художественный переводчик, он ведь, как актер, перевоплощается в разных героев – и этот случай был, пожалуй, самым тягостным в моей практике. Но меня спасало осознание гениальности этого романа – я преклоняюсь перед писательским подвигом Оруэлла. Что до сложностей технических, они касались, в основном, новоязовских словечек и, в особенности, приложения, где проводится разбор новояза – это просто апофеоз лингвистической изобретательности. Отдельная сложность, о которой надо сказать, это работа с редактурой. Роман такого уровня требует самого бережного и ответственного отношения – как от переводчика, так и от редактора. Однако над этим переводом «потрудились» не один, не два, а три редактора – эффект испорченного телефона неизбежен. Там есть сквозные образы, формулировки, которые нужно переводить один в один по всему тексту – разумеется, разные редакторы переделали их каждый по-своему, и мне пришлось скрупулезно все восстанавливать. Кроме того, речь пролов, которую я перевел со всей возможной цветистостью, один из редакторов расцветил так, что она превратилась в какой-то лубок. А другой редактор (клянусь, это не шутка) вставлял по пять-семь «которых» на страницу, не считая тех, что уже там были. Видимо, очень всем хотелось внести свою лепту в такое произведение. Но я ко всякой правке подхожу объективно: если редактор что-то удачное предлагает (случается и такое), я это принимаю и говорю спасибо.

Как вы решили задачу по переводу специальных терминов оруэлловского новояза?

Я просто представил, как бы все эти словечки звучали по-русски, учитывая принципы новояза: краткость, звучность, презрение к здравому смыслу. Кстати, Оруэлл при создании новояза явно опирался на советский опыт, со всеми этими райкомами, агитпропами и коминтернами. И наверняка был в курсе переводческих экспериментов Анны Радловой с Шекспиром: она сохраняла просодию, жертвуя смыслом – получалась такая модерновая абракадабра, пародия на оригинал, но очень схожая по звучанию.

Планируются ли издания других произведений Оруэлла в ваших переводах?

Планируются. Я уже перевел «Скотный двор» (готовится к изданию) и мне заказали перевод еще двух книг Оруэлла: «Дни в Бирме» и «Дочь священника» – каждая из них по-своему близка мне. Рассчитываю приняться за них весной.