|
Ехали долго ли, коротко ли – совсем у меня чувство времени потерялось. Соскочило с плоскофуры, стрелками так нахально повело, и утикало в темень енотовых зарослей. А всё почему? Грибы тому виной, я кусанул одну трутомедузку – не удержался, да она что-то повела меня куда-то, совсем одурманила окаянная. Ведь, я бы должен испугаться, за ним вдогонку кинуться, но нет! Сижу себе с улыбкой дурацкой и гляжу косыми глазами за Мурзиком. А оно, гадёнышо эдакое, принялось со мной в гляделки играть – не видит как будто в каком я состоянии! А глаза мои возьми да и прими вызов. И давай над котокошкой издеваться. Правый то вправо кинется, то влево. Левый тоже не отставал, только в вертикальной плоскости. Мурка смотрело-смотрело, да потом, видно, дурно стало, отвернулось и Лёхе на спину прыг! А он – ноль внимания.
А я сижу себе сижу, подпрыгиваю на кочках и понимаю, что ещё чуть-чуть и понесёт меня. По временам. Трутомедузка отпускать начала, а вот чувство времени, хоть убей – не видать нигде!
И стало мне страшно. Хотел я Лёху позвать, уже руку поднял, чтоб за плечо тряхануть, как тут…
Понесло меня.
Лечу я в лилово-оранжево-красном сиянии сквозь времена и диву даюсь – когда я врачом стать то успел? И покоробило меня как-то, глаза прикрыл, открываю и вижу над собой кроваво-алое небо. Прямо как в ту ночь. Во время Второй Меловой, когда меня моя рота потеряла. А я её.
Вот ведь, что отсутствие чувства времени с людьми делает!
Делать нечего, приподнимаюсь, оглядываюсь – весь белый. Вся форма в мелу – не отстирается, и лицо в мелу – глаза щипит, и на губах горький меловой привкус.
Вот ведь дрянь в самое плохое воспоминание меня занесло!
Встаю медленно-медленно, отряхнуться пытаюсь, но не выходит ничего. Вздыхаю тогда тяжко, и тоскливо шаркая ногами, вздымая в воздух тучки меловой пыли, бреду навстречу алому горизонту. Багряное небо нависло над бескрайней белой пустыней. Такое странное сочетание – красное и белое, такую тоску на душу нагоняет, что аж выпить хочется. Ведь, так далеко от дома. Вон он, километра два ещё идти.
Близко ли, далеко ли путь мой ложился я разобрать не мог – совсем у меня чувство меры потерялось, весело хихикая убежало в неизвестном направлении. Вот тогда я и вышел из себя. Полетал над телом, оглядел меловую пустошь с высоты ласточьего ( с кокосом или без – разницы особой нет) полёта да и вернулся. Чего не говори, а дома завсегда лучше. И вот я, потерявший всякое чувство меры, зашагал, горланя матерные куплеты, стометровыми шагами к нему навстречу. А он как пошёл на меня! Как пасть свою раззявил! Да как заглотил меня целиком, даже не поперхнулся!
Так я у него в чреве и оказался. Его бревенчатое нутро было абсолютно пусто, только на пятой стене висели часы. И тикали так ехидно. Ну, я обрадовался безмерно (а как мне теперь радоваться то ещё?), схватил их и давай стрелки крутить, чтоб обратно к Лёхе вернуться. Ну и перекрутил, во время остановиться не смог.
Забросало меня туда-сюда, туда-сюда по временам, словно по листкам учебника какого. Видать, история мне мстила за то, что я молодой-неразумный также её листал, особо не вчитываясь, а больше картинки разглядывая.
А потом времени, видимо, надоело со мной играться, и оно возьми и выплюни меня прямо на плоскофуру к Лёхе.
У меня голова дико кружилась, я ней потряс, внутри всё устаканил и вижу: протягивает мне Мурзилло моё чувство времени. Оно, раскаиваясь потикало, да и вернулось на место. И понял я тогда, что едем мы уж очень долго. Прям почти безмерно.
-Всё, не беспокойся братец. Уж кончик носа виднеется, — обнадёжил Лёха.
И впрямь: енотова растительность расступилась перед нашей плоскофурой, обнажив его синюю, блестящую на Марсианском солнце кожу и превеликолепнейший вид…
|
цитировать
я такое пишу! Правда, объектов там не так много. Но потом можно будет еще после остальных участников накидать.
Но надеюсь, мой взрыв творчества все же не бесполезен.
Здорово получилось, даже в самых абсурдных вещах найти рациональное зерно — не так-то просто. 
нечто! И опять сказочный стиль. Прям избушка на курьих ножках. 
