Обрубленный на половине отрывок: И что ему оставалось делать? Теперь не убежишь, не скроешься, не исчезнешь, не испаришься. Теперь остаётся только подчиняться. -Но! Вперёд, конёк! — заливалась звонким смехом Дева. «И что в итоге? Что будет дальше, какая участь мне уготована? Я лишён всего, а вдобавок превращён в жалкое подобие этой грёбаной недолошади. А ведь мог не допустить, мог всё исправить, мог получше подготовиться! Бастард! Полукровка! Выродок! Идиот! Постойте… Это я сам себя так? А где же тогда…». Но от размышлений его оторвала Дева, точнее пламя, которым она прижгла ему шею. -Вперёд! Чего стоишь?! Лэнс бы и посопротивлялся, хотя бы для виду, но не мог. Одна только мысль об этом отзывалась острой болью в его голове, будто его собственный рог, врезаясь внутрь черепной коробки, выгрызал из неё лишние мысли. И Лэнс поскакал. Вон из рощицы, прочь от этого рокового места. Под своды лесной гущи, сказочной, манящей, таинственной и неизвестной. А сырая магия вокруг них буквально клубилась, изменяя всё вокруг, преображая непроглядную тьму ночи. Даже непроходимые кусты и огромные вековые деревья, что верхушками дырявили небесную синеву, расступались перед ними, сгибаясь в низком-низком поклоне. И не смотря на это светопреставление, а также невыносимую боль, в голове Лэнса мириадами проносились мысли. Одна за другой они сплетались в сложнейшую паутину. И Лэнс прилип к ней словно муха, и любая попытка шелохнуться приводила к тому, что он лишь больше запутывался. Наконец, измождённый внутренней борьбой , Лэнс окончательно поник и потерял последнюю надежду хоть как-то разобраться в случившемся. «И вообще, куда она меня ведёт? Неужто знает дорогу, неужто здесь уже была?», — пронеслось в голове Лэнса. -Конечно, была. – рассмеялась Дева, отвечая на незаданный вопрос. – Все ведьмы здесь рано или поздно должны побывать. «И куда? Зачем?» -Искупление, славный мой. Ты нужен мне – без тебя я отсюда не смогу выбраться. Без тебя не смогу завершить одно дельце. Неожиданно, Нетопырь – лакей Тёмного, широкими красно-жёлтыми мазками расчертил небо, стараясь поскорее сменить мёртвое ночное солнце на его полную противоположность. Лэнс зло фыркнул – стоило поторопиться, потому, как если они не успеют укрыться где-нибудь до утра, то уже никогда отсюда не выберутся. Да и вообще уже никогда ничего не сделают. Потому что утром в этом мире хозяйничает, отнюдь, не Тёмный. И этот «отнюдь» относится к чужакам совсем не так лояльно, как родной брат. А Дева улыбалась непонятно чему. -Смотри, мой милый. Солар беспокоится. Боится, видать. Или соскучился — давно ж не виделись. Смотри, как торопится свой порядок здесь установить. И подтверждением её слов на западе, кровавой полосой синее небо разрезал клинок рассвета. «Чёрт побери. Куда меня занесло?! Горн – грёбаный пьяница…» Дальше мысли Лэнса начали касаться уж слишком высоких материй, потому их опустим. Спустя некоторое время они наконец выехали на просторную полянку, словно сошедшую с картин эльфийских живописцев, тоскующих о былых временах, когда родной Лэнсу мир ещё не погибал от страшного недуга. Зелёный-презелёный луг, мягкими травинками щекотавший копыта Лэнса, вокруг высоченные деревья, словно слуги чуть-чуть склонившиеся перед исполинских размеров дубом, старым и чрезвычайно мудрым — одним из первых жителей этого мира, видавшего несметное количество закатов и рассветов, взлётов и падений. А от дуба, в полную ему противоположность, тоненькой легкомысленной струйкой весело тёк ручеёк. В общем, идеалистическая картина — ни убавить, ни прибавить. -Где-то здесь. Будем ждать Сигизмунда и Буквоеда. Дева слезла с Лэнса, потянулась, расправила густые, чёрные словно смоль волосы. Подошла к ручейку, умылась и, томно вздохнув, вновь обернулась к Лэнсу. И лицо её не имело сейчас абсолютно ничего общего с тем бледным от страха лицом, которое Лэнс видел у той невинной девушки, лежавшей на ясеневом ложе. А глаза… Блестящие, внушающие ужас, скрывающие внутри что-то. Какую-то тайну. -Не бойся, конёк, не укушу. – расхохоталась Дева, вновь зайдясь металлическим хохотом. «Сейчас определённо что-то должно произойти» ни с того ни с сего подумал Лэнс. И не ошибся. Неожиданно со стороны столетнего дуба донёсся странный шум. Дева подпалила пламя на пальцах и обернулась туда. -Кто там? – страшным голосом рыкнула Дева. Из кустов, покачиваясь, вышел дедок, одетый в холщовый траурный камзол с высоким воротником, и, скалясь, поклонился. -Рад видеть тебя здесь, Жанна. – проскрежетал он, подёргивая себя за белую бороду. -Что тебе надо здесь, Лурье? -Проведать пришёл, по лесу вести быстро расходятся. Уже даже Крот знает, что ты здесь. – дедок определённо сильно волновался, так как только что целый клок седых волос, ранее ютившихся в бороде, нашёл себе последний приют в его кулаке. -Здравствуй, Лурье. Рада тебя видеть. Теперь можешь быть свободен. Первые солнечные лучи освятили поляну, и она, в мгновение ока, преобразилась. Стала выжженным пепелищем, а все деревья вокруг превратились в тоненькие огарки. Дедок же удивил больше всех – камзол, разойдясь лоскутами, свисал с его худощавого тельца. На руках вмиг выросли длиннющие когти, а изо рта выбрались жёлтые страшные клыки. А рядом с ним возникло ещё двое. Первый – огромный прямоходящий ворон, то и дело клацающий клювом. А рядом – громила без головы, держащий окровавленный топор. И этот топор, неожиданно открыв глаза и рот, взвизгнул. -Салют, Жанна!
|