Например, его объяснение нервных срывов и массовых убийств: Человек -- «хищный зверь, запертый в клетке, прутья которой не неподвижные прочные предметы, которые можно глодать или о которые можно биться в отчаянии головой, пока не напьетесь вусмерть виски и не перестанете изводить себя. Нет, эти прутья -- конкурирующие представители вашего собственного вида, в среднем как минимум такие же изворотливые, как вы, вечно перемещающиеся, так что вы не способны их пришпилить, готовые без малейшего предупреждения поставить вам подножку, дезориентирующие вашу личную среду, пока вам не захочется схватить пушку или топор и превратиться в мокера» (так в романе называют беспричинных психопатов-берсерков). «Они уже недовольны, но не осознают, кто причина неурядиц, вот и взрывают все подряд». По убеждению автора, жизнь в бетонных клетках городов хуже, чем в нищих африканских селах, и даже опаснее, чем в замкнутом пространстве на лунной базе (стр.502-505). Не случайно в эпиграф вынесены слова нашего современника, кинорежиссера и сценариста Вуди Аллена: практически безвылазно прожив всю жизнь на Манхеттене, самом густозаслененном острове Земли, он нутром чует, о чем говорит.

Или объяснение вечной борьбы государства с наркомафией, которая (борьба) расценивается им как имитация бурной деятельности: «Если бы НаркоОтделу дали финансирование и полномочия, необходимые для надзора за соблюдением законов, нынешнее правительство уже завтра вылетело в трубу. Недовольство, основное топливо подлинной революции, глушат транками и кайфом, а Вашингтону только этого и надо» (стр.271).

Чад С.Муллиган, разочаровавшись в изученном им вдоль и поперек обществе цивилизованном, отправляется в общество почти первобытное: в небольшую африканскую страну Бенинию, жители которой никогда никого ни из-за чего не убивают, а к иностранным агрессорам относятся как к добрым гостям -- причем (в этом-то и заключается чудо!) любой захватчик в этой стране в скором времени действительно превращается в существо дружелюбное и веротерпимое. Бениния -- спокойная, миролюбивая и толерантная страна, в скором времени должна стать собственностью транснациональной корпорации «Дженерал Текникс». Стать плацдармом для добычи полезных ископаемых со дна Атлантического океана -- или сгореть в огне национальных разборок во время войны могущественных соседей за выход к морю. Антропологи во главе с Муллиганом спешат найти и выявить причину толерантности жителей Бении.

Итак, первая четверть XXI века. Перенаселение подтолкнуло практически все страны мира принять законы о жесткой регламентации не только рождения детей, но и самоей возможности зачатия. Дабы удалить из человеческого генофонда все болезни, передающиеся по наследству, в целях улучшения популяции человечества, возрождена и узаконена евгеника, положения которой обязательны ко всеобщему исполнению в цивилизованных странах. Запрещено иметь детей лицам, больным гемофилией, склонным (sic!) к шизофрении, дальтоникам, и т.д., и т.п. Список весьма обширен. Перипетиям, связанным с незаконным зачатием, рождением и усыновлением детей посвящено немало скорбных страниц книги. Но вовсе не «осознанная забота о генофонде человеческой расы» ограничивает рождаемость. Людям оказалось выгодно иметь такую замечательную отговорку, чтобы из-за элементарных эгоистических чувств не рожать и не заводить детей вообще.

Браннер умудрился показать двойственность человеческой натуры: с одной стороны -- ограничиваемая, сдерживаемая внешними запретами природная тяга иметь детей. С другой стороны -- всячески лелеемая (и финансово поддерживаемая государством, легитимированная органами контроля над рождаемостью) склонность к эгоизму.

Это довлеющая модель поведения «западного» человека образца XXI века.

Однако восточные соседи по планете задумали весьма ловкий способ взломать западное благополучие. Тектогенетик Сугайгунтунг из Ятаканга (социалистическое островное государство тоталитарного толка в Тихом океане) открыл дешевый способ клонирования людей с заданными, и весьма улучшенными (относительно родителей), характеристиками.

Недовольные драконовскими евгеническими нормами родители — потенциальная угроза общественному устройству западной цивилизации.

Не допустить этого можно либо уничтожив ученого Сугайгунтунга, либо объявив открытие вражеской пропагандой.

Биологи понимают, что боятся-то как раз надо не болезней, передающихся по наследству, а наоборот, искусственного улучшения, селекции человека, какими бы методиками оно не достигалось. Избирательное клонирование, равно как и евгенические препятствия размножению, вредны для вида. «Это ограничивает генофонд. Если у нас есть хоть какие-то претензии на место главенствующего вида на этом шарике грязи, основываются они на том факте, что у нас наиболее обширный доступный генофонд изо всех видов животных и растений на планете. Мы можем перекрестно оплодотворять друг друга от полюса до полюса. На деле как раз способность скрещивать наши линии и дает нам право похваляться своим превосходством над существами, которые во много раз превосходят нас числом, например, над муравьями или нематодами» (стр. 499).

По-своему изящен трагичный финал романа: антропологическая экспедиция в Бенинии наконец-то выясняет секрет толерантности ее жителей. Но распространить его на весь мир, улучшив человечество, смог бы только ятакангский гений тектогенетики, профессор Сугайгунтунг.