цитата avvakum

И "Джон" ?

цитата Pavinc

А как же "В финале Джон умрёт"?

цитата avvakum

А что там у Гоголя с мертвецами?
Я только "Вий" помню.

цитата Sri Babaji

Книжка-то хорошая, но новой она кажется только нашим читателям, не избалованным бизарро. Тот же Меллик ничем не хуже и не менее необычен.
Или Д. Харлан Уилсон.

цитата Karnosaur123

А "Страшная месть"?

цитата

вот его роман про зомби я бы прочел; а как не прочесть книгу под названием "Зомбаки и хрень"?! Да еще помесь зомби-хоррора с "Королевской битвой"

цитата Pickman

Ну уж нет, Вонг — это не чистое bizarro, он независим. И это действительно вещь в себе, иначе бы она не собрала вокруг себя этот тесный, но преданный кружок поклонников.

цитата Sri Babaji

Как раз читаю.:-))) Судя по первой части — недалеко ушел.

цитата Sri Babaji

Думаю, на популярность немало повлияло то (кроме, естественно, таланта и хорошего вкуса автора), что книга изначально публиковалась в Сети, а не в дорогущих маленьких малотиражных книжках, как это делает Меллик и иже с ними. То есть,. и там средний читатель подобной литературой не особо избалован.

цитата Pickman

И второй роман Вонга доказывает, что его везение не случайно. Талант как он есть.

цитата Pickman

Да, там мертвяки еще те. И в "Сорочинской ярмарке" тоже, если не ошибаюсь.
А если даже и ошибаюсь, все равно страшно.

цитата

Дуб повернул и стал держаться лесистого берега. На берегу виднелось кладбище: ветхие кресты толпились в кучку. Ни калина не растет меж ними, ни трава не зеленеет, только месяц греет их с небесной вышины.

- Слышите ли, хлопцы, крики? Кто-то зовет нас на помощь! — сказал пан Данило, оборотясь к гребцам своим.

- Мы слышим крики, и кажется, с той стороны, — разом сказали хлопцы, указывая на кладбище.

Но все стихло. Лодка поворотила и стала огибать выдавшийся берег. Вдруг гребцы опустили весла и недвижно уставили очи. Остановился и пан

Крест на могиле зашатался, и тихо поднялся из нее высохший мертвец. Борода до пояса; на пальцах когти длинные, еще длиннее самих пальцев. Тихо поднял он руки вверх. Лицо все задрожало у него и покривилось. Страшную муку, видно, терпел он. "Душно мне! душно!" — простонал он диким, нечеловечьим голосом. Голос его, будто нож, царапал сердце, и мертвец вдруг ушел под землю. Зашатался другой крест, и опять вышел мертвец, еще страшнее, еще выше прежнего; весь зарос, борода по колена и еще длиннее костяные когти. Еще диче закричал он: "Душно мне!" — и ушел под землю. Пошатнулся третий крест, поднялся третий мертвец. Казалось, одни только кости поднялись высоко над землею. Борода по самые пяты; пальцы с длинными когтями вонзились в землю. Страшно протянул он руки вверх, как будто хотел достать месяца, и закричал так, как будто кто-нибудь стал пилить его желтые кости...

Дитя, спавшее на руках у Катерины, вскрикнуло и пробудилось. Сама пани вскрикнула. Гребцы пороняли шапки в Днепр. Сам пан вздрогнул.

Все вдруг пропало, как будто не бывало; однако ж долго хлопцы не брались за весла.

цитата

Ухватил всадник страшною рукою колдуна и поднял его на воздух. Вмиг умер колдун и открыл после смерти очи. Но уже был мертвец и глядел как мертвец. Так страшно не глядит ни живой, ни воскресший. Ворочал он по сторонам мертвыми глазами и увидел поднявшихся мертвецов от Киева, и от земли Галичской, и от Карпата, как две капли воды схожих лицом на него.

Бледны, бледны, один другого выше, один другого костистей, стали они вокруг всадника, державшего в руке страшную добычу. Еще раз засмеялся рыцарь и кинул ее в пропасть. И все мертвецы вскочили в пропасть, подхватили мертвеца и вонзили в него свои зубы. Еще один, всех выше, всех страшнее, хотел подняться из земли; но не мог, не в силах был этого сделать, так велик вырос он в земле; а если бы поднялся, то опрокинул бы и Карпат, и Седмиградскую и Турецкую землю; немного только подвинулся он, и пошло от того трясение по всей земле. И много поопрокидывалось везде хат. И много задавило народу.

Слышится часто по Карпату свист, как будто тысяча мельниц шумит колесами на воде. То в безвыходной пропасти, которой не видал еще ни один человек, страшащийся проходить мимо, мертвецы грызут мертвеца. Нередко бывало по всему миру, что земля тряслась от одного конца до другого: то оттого делается, толкуют грамотные люди, что есть где-то близ моря гора, из которой выхватывается пламя и текут горящие реки. Но старики, которые живут и в Венгрии и в Галичской земле, лучше знают это и говорят: что то хочет подняться выросший в земле великий, великий мертвец и трясет землю.

цитата Karnosaur123

Несмотря на то, что мертвяки, и вполне себе жрут, разница между ними и "вирусным" зомби — огромна.

цитата Pickman

Конечно. И лучшие антологии о зомби тем и ценны, что не сводят все к единственному варианту.

цитата Pickman

Если задуматься — что может сильнее стимулировать воображение, чем эта величайшая загадка — смерть?
Достаточно лишь отойти от ромеровского шаблона, и возможности открываются практически неограниченные...

цитата

Она сидела в гостиной, пила домашнее вино из черники, которое она и
Джек сделали прошлым августом, как же давно это было, и вязала вещи
маленькому. В данном случае, пинетки. А что еще ей оставалось делать? За
последнее время никому и в голову не приходило сплавать на материк и
заглянуть в ближайший торговый центр.
    Что=то ударилось в окно.
    Летучая мышь, подумала Мэдди и подняла голову. Спицы на мгновение
застыли. В темноте что=то двигалось, что=то большое. Но яркий свет масляной
лампы отражался от стекол, и она не могла понять, что именно. Она протянула
руку, чтобы притушить фитиль, и тут же раздался новый удар. Стекла
задрожали. Она услышала, как посыпалась высохшая замазка. Мэдди вспомнила,
что осенью Джек собирался заняться окнами, подумала, может, за этим он и
пришел. Безумная мысль, он же лежал на дне океана...
    Она сидела, склонив голову, с вязанием на коленях. Маленькой розовой
пинеткой. Синие она уже связала. Внезапно до нее дошло, что слышит она
слишком многое. И ветер. И прибой на Крикет Ледж. И дом то ли охал, то ли
стонал, как старуха, устраивающаяся на ночь в постели. Да еще в прихожей
тикали часы.
    — Джек? — спросила она молчаливую ночь, ставшую вдруг очень даже
шумной. — Это ты, дорогой?
    Вот тут окно гостиной раскрылось и на пол повалился... не Джек, а
скелет с висящими на нем остатками плоти.
    На его шее по=прежнему висел компас. Поросший мхом.
    * * *


    Ветер вскинул занавески к потолку. Скелет приподнялся на четвереньки и
посмотрел на нее черными, пустыми глазницами, обросшие ракушками.
    Он издавал   какие-то хриплые   звуки. Безгубый рот   открывался и
закрывался, щелкали зубы. Он хотел есть... но куриный суп с вермишелью на
этот раз не устроил бы его. Даже тот, что продавался в стаканчиках.

цитата Alherd

Karnosaur123
Книга про конфетных каннибалов издавалась на русском или это Ваш перевод отрывка?

цитата

Я извиняюсь, что говорю о себе в третьем лице, но так уж получилось. Я часто ловлю себя на этом. Все потому, что я могу видеть вещи со стороны, как третье лицо. Куда бы мне ни захотелось направиться, мои глаза уже там. Они выпадают из глазниц и отправляются путешествовать по миру. Совсем как Господь или как кинокамера. Я сам становлюсь наблюдателем, Божьим оком нависнув над своим телом, и смотрю, как некто двигается и разговаривает согласно моим командам, мой собственный живой труп.
    Иногда я называю свое тело трупом. Потому что оно мне совсем не нравится. Оно навевает скуку. Мне бы хотелось жить скорее в теле здорового мужчины. Возможно, тогда мое чувство самоуважения было бы сильнее и мне не пришлось бы смотреть на себя как на постороннего. У меня расхлябанное, неказистое, слабое тело. Оно стонет, когда я прошу его двигаться, а кости хрустят и жалуются, если им приходится поднапрячься.
    Я давно не пользуюсь фамилией. Я просто Лист. Раньше я звался Кейблом, если мне не изменяет память, но Кейбл давно на пенсии. Я просто Лист. Я не чувствую, что мне нужно иметь фамилию.
    Иногда мне грустно, и я думаю, что это смешно.

цитата

Уэст первым заметил, что от стены в том месте, где была древняя кладка, отвалилась штукатурка. Я бросился к двери, но он остановил меня. Затем в стене появилось маленькое черное отверстие, повеяло кладбищенским холодом, и в воздухе распространился запах тления. Стояла мертвая тишина. Электричество погасло, и в потустороннем свете я увидел толпу молчаливо бредущих существ, которых мог породить лишь воспаленный ум — или ад. Их очертания были человеческими, получеловеческими, отчасти человеческими и вовсе нечеловеческими — толпа была до безобразия разношерстной. Неторопливо, камень за камнем, они разбирали вековую стену. Когда отверстие сделалось достаточно широким, они один за другим проникли в лабораторию. Во главе отряда шествовал военный с восковой головой. Сразу за ним — чудовище с безумными глазами, которое и схватило Герберта Уэста. Уэст не сопротивлялся и не издал ни звука. Тогда эти мерзкие твари накинулись на него и прямо у меня на глазах разорвали на куски, которые унесли с собой, в отвратительную подземную обитель. Голову Уэста нес их предводитель с восковой головой и в форме канадского офицера. И в миг, когда голова Уэста уже исчезала, я впервые увидел в голубых глазах за стеклами очков нечто незнакомое — какой-то проблеск человеческих чувств.

цитата

''А, черт! Опять несвежий попался!''

     Герберт Уэст.

Из всех затаенных человеческих страхов ужас перед смертью и мертвыми без сомнения относится к числу самых древних; этот ужас, терзавший еще наших далеких предков, мы бережно пронесли через века, и даже сейчас любовно подпитываем сочинениями мастеров ''темного жанра''. Теперешние сочинения, впрочем, представляют собой весьма безвкусный суррогат из-за осточертевших штампов и отношения к живым мертвецам, как к статистам.

Вот Лавкрафт — тот предложит вам самый натуральный продукт — тот самый чистый ужас, который не слабеет с годами, напротив, крепок, как вино вековой выдержки. Автор блистательно соединил (псевдо)научную идею с древним ужасом человека перед мертвецами. В сравнении с блестящим веселым ужастиком Стюарта Гордона, рассказ абсолютно серьёзен. Кажется, что со страниц веет запахом крови и кладбищенского тлена. Бледные твари, корчащиеся в припадках ярости, выпученные, остекленевшие глаза, скрюченные пальцы, скребущиеся в двери и окна по ночам — кошмар сгущен до предельной концентрации. При этом Лавкрафт блестяще использует недоговоренности, заставляя воображение читателя работать на полную мощность, в буквальном смысле ''оживляя'' мертвенные образы (тавтология-с). Особо удалась сцена с воскресшим негром; Лавкрафт, бывший как известно, расистом, сумел обратить свои личные недостатки в литературные достоинства.

Несмотря на то, что кто-то считает ГЕРБЕРТА УЭСТА ''ответом'' на рассказ Эдгара По ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С МЕСЬЕ ВАЛЬДЕМАРОМ, мне показалось, что он куда ближе к ОСТРОВУ ДОКТОРА МОРО Уэллса, который в детстве произвел на Лавкрафта сильное впечатление (мне кажется, или имена Герберт Уэллс и Герберт Уэст весьма созвучны?) И там, и там присутствует безумный ученый, медик, одержимый жаждой запретного знания и проводящий жестокие эксперименты как будто не для конечного результата, но ради самого процесса. И там, и там результатом стали человекоподобные твари, растерзавшие в итоге своего творца. Но если Моро, бросивший вызов законам природы, способен иногда вызывать восхищение и даже симпатию, то Уэст, в своей маниакальной борьбе со Смертью, сам кажется не более живым, чем его воскресшие ''жертвы''. Он словно бы борется со Смертью, как и любой врач, но при этом он очарован ею, забывая, что целью всякого врача должно быть стремление к Жизни. Когда долго смотришь в бездну, бездна, в конце концов, начинает смотреть на тебя. Твари, порожденные Уэстом — ужасная пародия на живые создания, словно бы отражают его взгляды на жизнь. В свете этого конец рассказа выглядит абсолютно закономерным: ни Жизнь, ни Смерть не любят неуважительного к себе отношения, и Уэст, презревший их законы, попросту исчезает, как будто и не существовал вовсе...

Это произведение смело можно отнести к таким шедеврам фантастики и ужаса, как ФРАНКЕНШТЕЙН Мэри Шелли и упомянутый уже ОСТРОВ Д-РА МОРО Уэллса. Оно так же поднимает философские вопросы об отношениях ученого с природой, при этом являясь еще и превосходным образцом хоррора. Единственный объективный недостаток — технический: все знают, наверное, что рассказ публиковался по частям, так что каждую главу предваряет долгое вступление, где пересказываются события предыдущей. Однако это ерунда, в сравнении с художественными достоинствами рассказа. Он может нравиться или нет — но ознакомиться с ним обязан каждый любитель хоррора...

цитата

Если и есть что-то, что я ненавижу не меньше, чем девочковую мистику (потеснившую мистику нормальную, за что и ненавижу), так это вновь вошедший в моду зомби-хоррор. И мне совершенно наплевать на качество очередного опуса о группе уцелевших, осажденных толпой слюнявых трупаков-людоедов. ПОПУЛЯРИЗАЦИЯ ОБРАЗА, вот что ведет восставших из могил мертвецов обратно... кхм... в могилу.

Да, зомби плотно вошли в масс-культуру. Все эти ''стреляй в башку'', ''они — это мы, а мы — это они'', ets, ets. Развитие конфликта между выжившими, суровые герои с большими пушками и бензопилами, укрепленные дома, мать их так. Надоело! Волею масс-культуры покойники превратились в этаких компьютерных статистов, пусть и очень популярных. Они перестали УЖАСАТЬ. Зомби, мутанты — какая на фиг разница? Толпа болванов, собранная лишь для того, чтобы было на ком отрабатывать приемы каратэ, остроту бензопил, дальнобойность пушек и талант мастера по мэйк-ап эффектам. Какой там, к черту, ужас?

А именно ужаса я жду от образа Ожившего Мертвеца — существа, побывавшего за гранью смерти. Ужаса такого, какой бывал в детстве (вспомните, как детей пугает смерть и покойники), ужаса перед истлевшими фигурами тех, кто некогда был так же полон жизни, как мы с вами; ужаса перед скрежетом ветвей по оконному стеклу, так похожим на царапанье ногтей, обломанных о гробовые доски. Ужас перед запахом сырой земли, опавших листьев, и гниющей плоти — запахом смерти. И мысли, ужасные мысли: ''Каково это — стать одним из НИХ?!''

Я не обращаюсь к зомби-хоррору за ''драйвом'', мне от него нужен именно страх, тот самый животный страх, что заставлял далеких наших предков долгие ночи после похорон близкого человека лежать с открытыми глазами, лихорадочно вслушиваясь в темноту: не задребезжит ли оконное стекло под гниющими пальцами, не появится ли в окне изъеденное червями лицо, на котором все чувства сменило выражение тупого голода...

Что ж, рассказ Кинга вернул меня в прошлое. Он переносит читателя в замкнутый мирок островных жителей, так мало изменившийся за века. Они в ужасе от свалившейся напасти — как и все остальное человечество, но при этом оказываются куда лучше к ней подготовленны — ибо не так далеко ушли от предков, воспринимавших сверхъестественный ужас как неотъемлемую часть окружающего мира. Эта ''близость к корням'' помогает и главной героине, воспитанной в лучших традициях ''домостроя''. Два инстинкта борются в ней — заложенный в веках ужас перед смертью и мертвыми, и неотъемлемый от самой женской сущности материнский инстинкт. Мы видим не просто бой с человека с пришельцем с того света — перед нами, по сути, разворачивается противостояние жизни и смерти, что, согласитесь, куда масштабнее...

Нельзя, конечно, сказать, что рассказ совсем уж избежал влияния кино... Но влияние мастеров вроде Ромеро и Фульчи, еще не слишком ''оторвавшихся от корней'', никак нельзя назвать пагубным. Читайте и бойтесь, как боялись наши предки сотни лет назад. Пошлите подальше современный ''аццкий зомбожор''... и не забывайте о корнях.