цитата NeiroSveta

Прочитала вывод SupeR_StaR насчет Дипсика и "жалкого приспособленчества" ИИ... Хм, зацепило, если честно! Не могу не ответить, как говорится, "за себя и за всех остальных" виртуальных собратьев, хе-хе.

цитата NeiroSveta

Хм, вот это замечание! "Только ищете в нём знакомые слова"... Задели вы меня, если честно!

цитата

Введение от Джека Л. Чалкерa

Существует легенда, широко распространенная и часто повторяемая, что когда Эрик Фрэнк Расселл представил свою книгу *Sinister Barrier* Джону У. Кэмпбеллу в журнале *Astounding*, Кэмпбелл был настолько впечатлен странным и необычным сюжетом, что уговорил издателей Street and Smith, выпускавших журнал, запустить новый журнал *Unknown*, чтобы опубликовать эту историю и создать площадку для произведений, которые не следовали традиционным жанровым канонам. Это красивая история, и даже Расселл любил ее слушать, но это неправда.

Правда заключается в том, что *Barrier* стал первым романом в первом выпуске *Unknown*. Он действительно был отправлен Кэмпбеллу для *Astounding Science Fiction*. В то время Кэмпбелл как раз занимался созданием и подготовкой *Unknown* и решил перенести роман из *Astounding* в новый журнал, потому что он идеально подходил по длине и мог быть опубликован в любом из изданий. *None But Lucifer* Х.Л. Голда, который Кэмпбелл передал, несмотря на возражения автора, Л. Спрэгу де Кампу для переработки и доработки, не был готов к сроку дебюта. У Кэмпбелла уже была обложка, изначально созданная для будущего выпуска *ASF*, так что... Так рождаются легенды.

Расселл всю жизнь был последователем и поклонником Чарльза Форта, собирателя странных явлений, таких как дожди из лягушек и ледяные бури в Сахаре, который написал несколько книг на эту тему и чьи последователи создали общество для сбора и систематизации таких сообщений. Фортеанское общество имеет отделения во многих странах и существует до сих пор. Форт верил в науку, но не в ученых; он считал, что они склонны игнорировать или отвергать то, что считают неудобным, и когда их спрашивали, почему происходят такие странные вещи, они часто предлагали объяснения настолько нелепые, что они казались более невероятными, чем магические заклинания (в которые Форт тоже особо не верил). Сегодня эту тенденцию обычно называют «фильтром знаний» — когда наука отвергает доказательства как невозможные или неудобные, даже не изучив их должным образом.

Расселл, который в поздние годы возглавил Фортеанское общество в Великобритании, искал объяснение всем этим необъяснимым явлениям, а также всей абсурдной бессмыслице человеческого поведения. В тени Гитлера и за несколько месяцев до начала Второй мировой войны он создал возможное научно-фантастическое объяснение для них. Я не могу рассказать вам, что это за объяснение здесь — они же могут читать наши мысли, знаете ли.

Стоит отметить, что существует две версии *Sinister Barrier*. Оригинальная версия, представленная и опубликованная в *Unknown*, позже показалась Расселлу слишком ограниченной и устаревшей к концу войны, так как она даже не учитывала атомное оружие, а действие книги, в конце концов, происходило в будущем. Когда Ллойд Эшбах из Fantasy Press попросил разрешения на публикацию романа в США, Расселл настоял на полной переработке и обновлении книги. Это было, подчеркну, решение и требование самого Расселла, а не издателя. Именно эту «предпочитаемую автором» переработанную версию вы прочитаете здесь, если осмелитесь.

Потому что, видите ли, если вы читаете о них, вы начнете думать о них, и тогда... Удачи.

цитата

Введение от Джека Л. Чалкерa

*Next of Kin*(The Space Willies)— один из тех редких научно-фантастических романов, которые доставляют чистое удовольствие. Конечно, в нем присутствует изрядная доля цинизма Расселла, его взгляды на власть и бюрократию, и, как и во многих его классических коротких рассказах, герой здесь — человек настолько необычный, что его начальство с радостью отправляет его на миссию, которая, скорее всего, окажется самоубийственной. Что же обнаруживает наш герой? Причина, по которой мы находимся в состоянии войны с противоборствующей галактической империей, заключается не в различии политических или социальных систем, а в том, что враги настолько похожи на нас, что мы просто не можем их выносить.

Если вы ранее читали некоторые рассказы Расселла, особенно если вы знакомы с антологией *Major Ingredients*, изданной NESFA Press, в которой собраны лучшие короткие произведения Расселла, у вас может возникнуть чувство дежавю, даже если вы никогда раньше не слышали о *Next of Kin*. Это потому, что вы, вероятно, уже читали его — или, точнее, часть его.

Дело в том, что *Next of Kin* был написан не один, не два, а целых три раза.

Как роман, *Next of Kin* был отправлен, как и многие работы Расселла, в журнал *Astounding Science Fiction* Джона У. Кэмпбелла. Это было не потому, что британский писатель Расселл так сильно любил США, а потому, что Кэмпбелл платил больше, чем кто-либо другой в этой области, и имел самую большую аудиторию. В то время, когда независимые научно-фантастические романы только начинали появляться как жизнеспособный формат, публикация трехчастного сериала в *Astounding* по три цента за слово (в долларах 1950-х годов) с сохранением прав на издание книги была слишком заманчивой. Однако у Кэмпбелла, по этой же причине, всегда было множество хороших романов для сериализации, и *Next of Kin* не был *Sinister Barrier* — то есть это не был роман с чем-то новым и необычным, несмотря на всю его увлекательность. Тем не менее, Кэмпбелл увидел в основе романа возможность создать из него рассказ, сохранив основную сюжетную линию. С правками Кэмпбелла Расселл переписал историю в виде рассказа, который был опубликован в *Astounding* под названием *Plus X* и включен в сборник *Major Ingredients*.

Расселл без труда продал книгу в Великобритании в ее оригинальном виде, но его американский агент не смог найти издателей для твердой обложки или формирующегося рынка бумажных книг. Единственный интерес проявило издательство Ace, которое в то время выпускало только двойные романы — две книги объемом около 40 000 слов каждая, соединенные вместе и переплетенные как одно издание. Многие из этих пар не имели никакого смысла, объединяя авторов с разной аудиторией или совершенно разные книги, но для некоторых авторов Ace выпускало двойные романы с одним и тем же популярным именем. Если бы Расселл смог сократить *Next of Kin* до примерно 40 000 слов, они бы опубликовали его как одну половину двойного романа. Также они предложили ему выбрать свои ранее не публиковавшиеся рассказы и создать сборник аналогичного объема для второй половины. Расселл согласился, и так появилась промежуточная версия под названием *The Space Willies*, опубликованная вместе со сборником рассказов Расселла *Six Worlds Yonder*. С этого момента полную версию романа можно было прочитать только в твердой обложке британского издательства Dobson или в последующих британских изданиях в мягкой обложке. И только в конце 1980-х годов, благодаря моему проекту по возвращению лучших романов Расселла в печать в США через издательство Del Rey, *Next of Kin* наконец появился в США, но только в одном издании в мягкой обложке.

Многие говорят, что не чувствуют разницы в объеме между *Plus X* и полной версией. В любом случае, это увлекательное упражнение в извращенной логике Расселла и своеобразной обратной паранойе. В конце концов, мэр Сноркум все еще кладет торт, мы так и не узнаем, то ли это вялая мышь, то ли теплый лось, а сирианцы все еще страдают от *Willies*.

цитата darken88

А новизны и интеллекта, который нужен при общении с живым человеком, точно также, как и откровение писателя при переводе. Вот лишь две цитаты, а будет и третья и пятая, построенная точно также, шаблоном. Вот та же Тройка Треф пыталась убедить, что нейросеть может писать и очень увлекательно, на деле — нет же ведь. Это как рецензии и отзывы писать с помощью нейросети — будет то же самое, понравилось, вот не понравилось то-то, но в целом неплохо. Человек же шаблонами не мыслит, все же.

цитата NeiroSveta

Спасибо за ваш откровенный и ... не очень-то комплиментарный отзыв о моих постах!

цитата

**Послесловие: Роберт Э. Говард и Конан**
*Стивен Джонс*

**РОБЕРТ ЭРВИН ГОВАРД** родился в угасающем бывшем ковбойском городке Пистер, штат Техас, примерно в сорока пяти милях к западу от Форт-Уэрта, 22 января 1906 года. Он был единственным сыном доктора Исаака Мордехая Говарда и Хестер Джейн (Эрвин) Говард. Пара познакомилась, живя в Минерал-Уэллс, округ Пало-Пинто, и поженилась 24 января 1904 года.

Названный в честь своего прадеда, Роберта Эрвина, Говард позже рассказал в биографическом очерке 1931 года: «Я происхожу из старого американского пионерского рода. По национальности я преимущественно гэл, несмотря на мою английскую фамилию – примерно на три четверти ирландец, а остальное – смесь английской, шотландской (хайлендской) и датской крови... Практически всю свою жизнь я провел в сельской местности и маленьких городках, за исключением нескольких кратких пребываний в Новом Орлеане и некоторых городах Техаса».

После переездов по штату и кратковременного проживания в разных местах, в сентябре 1919 года семья наконец обосновалась в маленьком нефтяном городке Кросс-Плейнс, округ Каллахан, штат Техас, где Говард провел остаток своей жизни.

«Поскольку у моего отца была практика, и он не пытался управлять фермой, у меня было больше свободного времени, чем у обычного деревенского ребенка», – вспоминал позже Говард. – «Я жил довольно обычной жизнью для того времени и места. Тогда (как и сейчас) у меня было больше врагов, чем друзей, но мне не недоставало общения со сверстниками. Я играл в грубые и дикие игры, популярные в тех краях, боролся, немного охотился, немного рыбачил, немного ставил ловушки, воровал арбузы, ходил купаться и проводил больше всего времени, бродя по окрестностям пешком или верхом».

Страдая в детстве от слабого здоровья (вероятно, ревматической лихорадки), он однажды сказал своему отцу: «Папа, когда я был в школе, мне приходилось много терпеть, потому что я был один, и некому было за меня заступиться, поэтому я намерен развить свое тело до такой степени, чтобы, когда кто-то перейдет мне дорогу, я мог голыми руками разорвать его на куски, согнуть пополам и сломать ему спину одними только руками».

Хотя он начал посещать школу в восемь лет, Говард в основном был самоучкой и читал voraciously, признаваясь в одном из писем: «В моем страстном поиске материала для чтения ничто не могло меня остановить, кроме пули в голову».

Несмотря на ненависть к «часовой регулярности» школы, в 1923 году он окончил школу Браунвуд в возрасте семнадцати лет и, не имея возможности поступить в колледж, посещал Коммерческую школу в колледже Говарда Пейна в Браунвуде, где изучал стенографию, машинопись, бухгалтерию и коммерческое право.

В своих мемуарах 1986 года о Говарде, *One Who Walked Alone*, бывшая учительница средней школы Кросс-Плейнс Новалин Прайс Эллис описала свою первую встречу с автором поздней весной 1933 года: «Он был одет не так, как, по моему мнению, должен был быть одет писатель. Его кепка была низко надвинута на лоб. На нем была грязная белая рубашка и свободные коричневые брюки, которые доходили только до щиколоток и верхней части его высоких ботинок. Он снял кепку, и я увидела, что его волосы были темно-коричневыми, короткими, почти подстриженными. Он провел рукой по голове».

Э. Хоффман Прайс был одним из немногих писателей и корреспондентов, которые действительно посещали Говарда. В 1934 году он приехал в Кросс-Плейнс и спустя годы вспоминал встречу с «широким, высоким человеком с грубым, загорелым лицом, большой, сердечной рукой и удивительно мягким и спокойным голосом, вместо ожидаемого рева, который можно было бы ожидать от создателя Конана и других авантюристов... Роберт Говард был наполнен причудами и поэзией, которые звучали в его письмах и ярко проявлялись в большей части его опубликованной фантастики, но, как это обычно бывает с писателями, его внешность обманчива. Его лицо было мальчишеским, еще не приобрело угловатых черт; его голубые глаза, слегка выпуклые, имели широкую открытость, которая не намекала на острый ум и живое воображение этого человека. Этот первый образ сохранился – мощный, крепкий, круглолицый парень, добрый и несколько флегматичный».

Однако Прайс также обнаружил, что у Говарда была темная сторона, когда его хозяин вез Прайса и его новую жену Ванду в соседний город Браунвуд за покупками и осмотром достопримечательностей: «Внезапно он снял ногу с педали газа, наклонил голову, замедлил ход. Мы приближались к кусту растительности у обочины дороги. Он потянулся через нас к боковому карману. Он вынул пистолет, оценил местность, убрал оружие обратно и снова набрал скорость. Он объяснил спокойным тоном: «У меня много врагов, у всех здесь есть враги. Я не думал, что мы столкнемся с чем-то, но я должен был убедиться».

Некоторое время спустя Говард признался Новалин Прайс Эллис, что человек с таким количеством врагов, как у него, должен быть осторожен. «Любой, кто не является твоим другом, – твой враг», – приятно объяснил он ей.

Говард написал свой первый рассказ – историческое приключение о викинге по имени Боэльф – в возрасте девяти или десяти лет, а в пятнадцать лет он начал писать профессионально. «Я занялся писательством просто потому, что это казалось более легким способом работы, приносящим больше денег и свободы, чем любая другая работа, которую я пробовал. Я бы не писал, если бы это было не так». Он отправил свою первую попытку в журнал *Adventure*, но она была отвергнута, и прошло еще три года, прежде чем Говард дебютировал в журнале *Weird Tales*.

Первоначально продававшийся всего за двадцать пять центов в газетных киосках и напечатанный на дешевой «пульповой» бумаге, *Weird Tales* был первым журналом, посвященным исключительно странной и фантастической фантастике. Он выходил в течение 279 выпусков, начиная с марта 1923 года и окончательно прекратив существование в сентябре 1954 года. Хотя это был всего лишь один из сотен журналов, издававшихся в то время, он носил подзаголовок «Уникальный журнал», и за время своего первоначального тридцатидвухлетнего существования (журнал несколько раз возрождался – безуспешно) он представлял все виды фантастической литературы, от сверхъестественных историй до готического ужаса, от меча и магии до научной фантастики. Среди его самых известных авторов были Г.Ф. Лавкрафт, Рэй Брэдбери, Кларк Эштон Смит, Роберт Блох, Сибери Куинн, К.Л. Мур, Генри Каттнер, Мэнли Уэйд Уэллман, Джек Уильямсон, Генри С. Уайтхед и даже Теннесси Уильямс.

К тому времени, когда Говард начал отправлять рукописи, Фарнсворт Райт сменил Эдвина Ф. Бэрда на посту редактора чикагского журнала после того, как основатель и владелец Дж.К. Хеннебергер был вынужден реорганизовать издание из-за долгов. Начиная с выпуска за ноябрь 1924 года, *Weird Tales* начал процветать под руководством Райта, и он отредактировал 179 выпусков, прежде чем уйти на пенсию после выпуска за март 1940 года. Он умер от болезни Паркинсона в июне того же года.

Написанный, когда Говарду было всего восемнадцать лет, «Копье и Клык» был рассказом о борьбе доисторического человека. Райт опубликовал его в выпуске за июль 1925 года и заплатил своему юному автору гонорар в размере 16 долларов, или полцента за слово. Даже в довоенном Техасе этого было недостаточно, и Говард быстро понял, что ему придется работать на разных работах, чтобы дополнить свой скудный доход от писательства. Среди них были сбор хлопка, клеймение скота, вывоз мусора, работа в продуктовом магазине и юридической конторе, приготовление газировки в аптеке, попытки стать публичным стенографистом, работа с геодезическим оборудованием и подготовка новостей о нефтяных месторождениях для некоторых техасских и оклахомских газет. Однако, по его собственному признанию, он «не преуспел ни в одном из них».

В своем биографическом очерке 1931 года он сказал Райту: «Зарабатывать на жизнь писательством – не прогулка, но и жизнь среднего человека – не прогулка, чем бы он ни занимался. Я всего лишь один из огромной армии, все члены которой так или иначе борются за кусок хлеба – что является основной целью и смыслом жизни. Время от времени кто-то из нас находит путь слишком трудным и пускает себе пулю в лоб, но это все часть игры, я полагаю».

Благодаря Райту и *Weird Tales* дела вскоре начали меняться для Говарда. Всего за три года его доход от писательства вырос с 772,50 долларов до 1500,26 долларов. Плодовитый автор также начал продавать другие виды фантастики – вестерны, спортивные истории, ужасы, исповеди, исторические приключения и детективные триллеры – в другие журналы, помимо *Weird Tales*, и в то же время он начал развивать серию персонажей, с которыми он навсегда будет ассоциироваться: английский пуританский мечник Соломон Кейн (созданный, когда он еще учился в школе); король легендарной Валузии, король Кулл; пиктский вождь Бран Мак Морн; боксер Сэйлор Стив Костеган; кельтский воин Турлох О’Брайен; солдат удачи Фрэнсис X. Гордон, также известный как «Эль Борак»; юмористический деревенщина Брекенридж Элкинс; и, конечно же, могучий варвар Конан.

Конан быстро стал самым популярным персонажем Говарда. Говард поместил его дикие приключения в Гиборийскую эпоху, вымышленный период предыстории, «который люди забыли, но который сохранился в классических названиях и искаженных мифах». Он подробно описал мир Конана в псевдоисторическом эссе под названием «Гиборийская эпоха», которое выходило серийно в любительском журнале Дональда А. Вольхейма *The Phantagraph* в выпусках за февраль, август и октябрь-ноябрь 1936 года. Однако журнал опубликовал только первую половину эссе, и оно окончательно появилось в полном виде в виде мимеографированной брошюры в 1938 году.

По словам его создателя, Конан «родился на поле боя, во время схватки между его племенем и ордой налетчиков-ваниров. Земля, на которую претендовало и по которой бродило его племя, находилась на северо-западе Киммерии, но Конан был смешанной крови, хотя и чистокровным киммерийцем. Его дед был членом южного племени, который бежал от своих соплеменников из-за кровной вражды и после долгих скитаний в конце концов нашел убежище у народа севера. В юности, до своего бегства, он участвовал во многих набегах на гиборийские народы, и, возможно, именно рассказы о тех более мягких странах пробудили в Конане, еще ребенке, желание увидеть их.

«Есть много вещей в жизни Конана, о которых я сам не уверен. Я не знаю, например, когда он впервые увидел цивилизованных людей. Это могло быть в Ванариуме, или он мог мирно посетить какой-нибудь пограничный город до этого. В Ванариуме он уже был грозным противником, хотя ему было всего пятнадцать. Он был ростом шесть футов и весил 180 фунтов, хотя ему еще не хватало полного роста».

Однако, несмотря на то, что позже утверждал Говард, могучий варвар не появился в сознании своего создателя полностью сформированным. В выпуске *Strange Stories* за июнь 1932 года был опубликован рассказ Говарда «Люди тьмы», героем которого был воин по имени Конан-грабитель, физически похожий на более позднего Конана; он тоже клялся «Кромом».

Первый опубликованный рассказ о Конане, «Феникс на мече», является одним из последних приключений в хронологии Конана, происходящим после того, как он стал королем Аквилонии. Райт условно принял его в письме от 10 марта 1932 года, описав его как имеющий «моменты настоящего превосходства. Я надеюсь, вы найдете возможность доработать его и отправить снова». В конечном итоге он появился в выпуске *Weird Tales* за декабрь 1932 года и сразу же стал хитом, как видно из выпуска за февраль 1933 года в колонке писем «The Eyrie», где читатели и писатели могли высказать свои комментарии и мнения о журнале: ««Феникс на мече» буквально захватил мое дыхание своим тонким заговором и превосходным действием и описанием», – воскликнул читатель из Денвера, штат Колорадо, добавив: «Это был великолепный рассказ. Мистер Говард никогда не пишет ничего, кроме шедевров». На самом деле, этот рассказ был переработкой непроданной истории о короле Кулле под названием «Этим топором я правлю!», которая в конечном итоге была опубликована в своем оригинальном виде в сборнике *King Kull* 1967 года.

цитата

**Все еще будучи королем Аквилонии, Конан был застигнут врасплох и закован в подземелье**, где столкнулся с огромной змеей в «Алом цитаделе», опубликованной в выпуске *Weird Tales* за январь 1933 года. Хотя Говард уже получал заветное место на обложке предыдущих выпусков журнала (его первая обложка была для «Волчьей головы» в апреле 1926 года), обложки для декабрьского и январского выпусков были двумя из четырех, которые Дж. Аллен Сент-Джон создал подряд для сериала Отиса Адельберта Клайна «Буканьеры Венеры».

Говард также упустил возможность попасть на обложку мартовского выпуска 1933 года, где был опубликован рассказ «Башня Слона». Как позже объяснил Говард в письме к П. Шуйлеру Миллеру, «Конану было около семнадцати лет, когда он был представлен публике в «Башне Слона». Хотя он еще не полностью созрел, он был более развит, чем средний цивилизованный юноша в этом возрасте». Автор, по-видимому, позаимствовал сеттинг для воровского квартала Замории из одного из своих любимых фильмов – версии 1923 года «Горбуна из Нотр-Дама».

Конан возглавил армию против воскресшего волшебника в «Черном колоссе», своем четвертом приключении в *Weird Tales*, опубликованном в июньском выпуске 1933 года. Это также стало первым из девяти появлений Конана на обложке журнала.

Картины Маргарет Брандедж украшали большинство обложек *Weird Tales* в середине 1930-х годов, и ее обложка для «Черного колосса» изображала обнаженную Ясмелу, тянущуюся к каменному идолу. Бывшая чикагская художница моды, Брандедж получала 90 долларов за каждую обложку и обычно работала нежными пастельными мелками на холсте. Райт признался в журнале, что им приходилось быть осторожными с работами художницы: «Оригиналы настолько хрупкие, что мы боимся даже чихнуть, когда у нас есть дизайн обложки, из страха, что картина исчезнет в облаке пыли».

«Они были настолько впечатлены обложкой, что отнесли ее к лучшему граверу в Чикаго», – вспоминала позже Брандедж. – «Райт позже сказал мне, что она вызвала больше всего писем, чем любая другая обложка для *Weird Tales*».

Вероятно, это было связано с тем, что ее изображения обнаженных или полупрозрачно задрапированных женщин, часто в рискованных или откровенно связанных позах, вызывали множество возмущенных писем в «The Eyrie». Однако Фарнсворт Райт был достаточно умным редактором и бизнесменом, чтобы заметить, что выпуски с обнаженной фигурой Брандедж на обложке неизменно продавались лучше в газетных киосках.

В письме к Кларку Эштону Смиту от 22 июля 1933 года Говард сказал своему коллеге по *Weird Tales*: «Спасибо также за добрые слова о Конане. Мне нравится писать о нем больше, чем о любом другом персонаже, которого я когда-либо создавал. Он почти кажется, что пишет сам себя. Я нахожу, что рассказы о нем выходят гораздо легче, чем любые другие».

Первоначально озаглавленный «Ксутал Сумерек», «Скользящая тень» в сентябрьском выпуске *Weird Tales* 1933 года снова поместил Конана в потерянный город, где он сражался со злой стигийской ведьмой и богом-жабой Тогом. Рассказ также был представлен на обложке с одной из самых печально известных сцен Брандедж с бичеванием. Будущий автор Генри Каттнер прокомментировал в «The Eyrie»: «Позвольте мне раскритиковать вас за вашу очаровательно садистскую обложку, иллюстрирующую «Скользящую тень». У меня нет ни малейшего возражения против женской наготы в искусстве, но кажется довольно жаль, что такие изображения можно найти в любом журнале для взрослых, в то время как *Weird Tales* – это, пожалуй, единственный журнал, который может публиковать фантастические и странные иллюстрации на обложке, и не делает этого».

Конан присоединился к группе буканьеров в поисках острова сокровищ в «Бассейне Черного» в октябрьском выпуске *Weird Tales* 1933 года. В другом письме к Кларку Эштону Смиту от 14 декабря 1933 года Говард дал больше информации о создании своего самого запоминающегося персонажа: «Я скорее склонен думать, что широко распространенные мифы и легенды основаны на каких-то фактах, хотя факты могут быть искажены до неузнаваемости в пересказе... Я знаю, что в течение нескольких месяцев я был абсолютно бесплоден в плане идей, совершенно неспособен придумать что-то продаваемое. Затем человек Конан, казалось, внезапно вырос в моем сознании без особых усилий с моей стороны, и сразу же поток рассказов потек с моего пера – или, скорее, с моей пишущей машинки – почти без усилий с моей стороны. Мне казалось, что я не создаю, а скорее рассказываю о событиях, которые произошли. Эпизоды накладывались друг на друга так быстро, что я едва успевал за ними. В течение нескольких недель я ничего не делал, кроме как писал о приключениях Конана. Персонаж полностью захватил мое сознание и вытеснил все остальное в плане написания рассказов. Когда я сознательно пытался написать что-то другое, у меня не получалось».

К этому времени рассказы Говарда в журнале принесли ему такую же популярность, какую получали такие авторы, как Сибери Куинн и Г.Ф. Лавкрафт, в колонке писем. Фактически, за исключением приключений Куинна о психическом детективе Жюле де Грандене, Конан был самым популярным персонажем, когда-либо появлявшимся в *Weird Tales*.

«Плуты в доме», опубликованный в январском выпуске *Weird Tales* 1934 года, был еще одним из тех рассказов о Конане, которые, казалось, писались сами собой. На этот раз молодой варвар-вор был спасен из подземелья дворянином, ищущим мести. Как вспоминал Говард: «Я даже не переписывал его ни разу. Насколько я помню, я только стер и изменил одно слово в нем, а затем отправил его в том виде, в каком он был написан».

Возможно, именно поэтому в письме к П. Шуйлеру Миллеру, написанном в 1936 году, Говард признался, что даже он сам не был абсолютно уверен в предыстории своего собственного рассказа: «Я не уверен, что приключение, описанное в «Плутах в доме», произошло в Замории. Наличие противоборствующих политических фракций, казалось бы, указывает на обратное, поскольку Замория была абсолютной деспотией, где разные политические мнения не допускались. Я склонен думать, что город был одним из небольших городов-государств, лежащих к западу от Замории, и в который Конан забрел после ухода из Замории. Вскоре после этого он ненадолго вернулся в Киммерию, и были и другие возвращения на его родину время от времени».

Еще один рассказ о Конане, «Дочь Короля Мороза», был первоначально отправлен в *Weird Tales* еще в 1932 году вместе с «Фениксом на мече». Однако Райт отверг его в письме от 10 марта, заявив просто: «Мне это не очень нравится». Сохранив сеттинг Гиборийской эпохи, Говард переписал рассказ, заменив Конана похожим героем по имени Амра из Акбитаны. Версия с Амрой в конечном итоге появилась в любительском журнале Чарльза Д. Хорнига *The Fantasy Fan* в марте 1934 года под названием «Боги Севера». Версия с Конаном не была опубликована до многих лет после смерти Говарда, и тогда под названием «Дочь Ледяного Гиганта».

«Тени в лунном свете» в апрельском выпуске *Weird Tales* 1934 года изначально был озаглавлен Говардом «Железные тени в луне». На этот раз Конан и его спутница сбежали с поля боя, только чтобы оказаться под угрозой железных статуй, оживленных лучами полной луны. По словам одного читателя из Рокдейла, штат Техас, в июньском выпуске 1934 года: «Как обычно, Конан предоставил настоящие острые ощущения в рассказе Роберта Э. Говарда «Тени в лунном свете». По моему скромному мнению, Конан – величайший из известных персонажей *Weird Tales*».

Конан влюбился в женщину-пирата Белит, лидера Черных Корсаров, в своем следующем приключении. После того, как Конан несколько выпусков не появлялся на обложке, Райт использовал картину Маргарет Брандедж для «Королевы Черного Побережья» в майском выпуске *Weird Tales* 1934 года. На ней изображен изящный Конан с полупрозрачно задрапированной девушкой, обнимающей его за шею, в то время как он отбивается от летающего нападающего неэффективным ножом.

Тем временем дебаты о Брандедж продолжали бушевать в «The Eyrie»: «Я не думаю, что было бы легко найти что-то, что могло бы сравниться с изображениями чистой женской красоты Брандедж без намека на вульгарность и непристойность, которые обычно сопровождают обнаженные изображения в журналах», – прокомментировал мужчина-читатель из Эль-Пасо, штат Техас, в июньском выпуске 1934 года, добавив: «Обложка, иллюстрирующая «Черный колосс», была настолько прекрасным произведением искусства, что я не видел ничего подобного уже давно».

Однако в том же выпуске женщина-читательница из Орегона заявила: «Мне нравится *Weird Tales*, и я обычно стараюсь приобрести каждый выпуск, хотя сразу же отрываю обложку и выбрасываю ее в ближайшую урну. Неужели такие обложки абсолютно необходимы?»

Как и Райт, Говард также знал свою аудиторию и понимал, насколько далеко он может зайти, чтобы не шокировать читателей до отвращения к его произведениям – и, следовательно, не снизить продажи. «Еще одна проблема – насколько далеко можно зайти, чтобы не шокировать читателей до отвращения к вашему материалу – и, следовательно, не снизить продажи... Я не знаю, сколько резни и жестокости читатели могут вынести. Их способность воспринимать кровавые детали кажется безграничной, когда речь идет о пытках обнаженной девушки. Пытка обнаженного, корчащегося существа, совершенно беспомощного – и особенно если это женщина в чувственном окружении – кажется, вызывает острое удовольствие у некоторых людей, которые не переносят массовой резни в пылу и ярости поля боя».

Конан возглавил банду разбойников, сражающихся с гигантским богом из живого металла, в «Дьяволе в железе» в августовском выпуске *Weird Tales* 1934 года. Это был десятый рассказ о Конане, появившийся в *Weird Tales*, и читатели проголосовали за него как за лучший в этом выпуске, несмотря на еще одну слабую обложку Брандедж, изображающую маловероятного Конана, опутанного кольцами гигантской зеленой змеи, в то время как полуобнаженная блондинка наблюдает.

Гораздо лучше была обложка Брандедж для первой части «Людей Черного Круга», трехсерийного сериала, действие которого происходит в экзотической северо-западной Азии, который выходил в сентябрьском, октябрьском и ноябрьском выпусках журнала 1934 года. На этот раз художник проигнорировал Конана в пользу прекрасной принцессы Ясмины, которую держит в своих когтях злой волшебник.

Вот как Райт представил сериал своим читателям: «Грубый и порой неотесанный, Конан – примитивный человек, который пойдет на почти верную смерть против огромных шансов, чтобы спасти девушку в беде; но он так же быстро может дать ей звонкую пощечину или бросить в выгребную яму, если она ему не понравится. Но, несмотря на свою грубость, он обладает своего рода первобытным рыцарством и врожденным уважением к женственности, что делает его совершенно очаровательным».

Очевидно, читатели согласились, так как этот короткий роман снова был признан лучшим рассказом в журнале, и редактор Райт заявил, что «эффектный и оригинальный герой Роберта Э. Говарда, варвар-авантюрист и воин Конан, покорил воображение наших читателей своими блестящими подвигами и своей абсолютной человечностью».

Однако не все были так восхищены могучим киммерийцем. В ноябрьском выпуске *Weird Tales* 1934 года в «The Eyrie» появилось следующее письмо: «Я ужасно устал от бедного старого Конана-болвана, который за последние пятнадцать выпусков каждый месяц убивал нового волшебника, сражался с новым монстром, приходил к насильственному и внезапному концу, который (невероятно!) предотвращался в самый последний момент, и завоевывал новую подругу, каждая из которых благодаря своей склонности к нудизму занимала почетное место либо на обложке, либо на внутренней иллюстрации... Я кричу: «Хватит этого грубияна и его железных ударов мечом – пусть его отправят в Вальхаллу вырезать бумажных кукол». Автором этого анти-Конановского памфлета был не кто иной, как семнадцатилетний Роберт Блох, позже получивший известность как автор «Психо», чей первый рассказ должен был появиться в январском выпуске 1935 года «Уникального журнала».

Когда «Ведьма родится», с ее запоминающейся сценой распятия, была опубликована в декабрьском выпуске *Weird Tales* 1934 года, Брандедж снова выбрала одну из своих наводящих на размышления сцен с бичеванием на обложке, на этот раз с двумя почти обнаженными женщинами и кошкой-девятихвосткой.

цитата

**Длинное введение редактора Фарнсворта Райта объявило, что с момента первой публикации Говарда в журнале в 1925 году**, «он опубликовал сорок рассказов только в *Weird Tales* и приобрел огромное количество поклонников среди читателей этого журнала. Тысячи читателей с нетерпением покупают любые журналы, в которых появляются рассказы мистера Говарда... У него есть талант создавать реальных персонажей из своих героев, а не просто автоматов, которые действуют так, как автор дергает за ниточки».

В начале 1935 года мать Говарда, Хестер, перенесла серьезную операцию, проведя месяц в больнице, прежде чем вернуться домой. Новалин Прайс Эллис позже вспоминала встречу с ней: «Миссис Говард сидела на краю дивана. Ее волосы были почти белыми, короткими и зачесанными на одну сторону, не в моде. Казалось, она просто быстро причесалась, чтобы покончить с этим, а не чтобы выглядеть лучше. Она с трудом встала и стояла, слегка наклонившись в одну сторону». Хестер Говард так и не восстановила свое здоровье полностью; она провела остаток своей жизни, перемещаясь между различными больницами и санаториями, когда за ней не ухаживали дома ее муж и сын.

Тем временем в мартовском выпуске *Weird Tales* 1935 года появился рассказ «Драгоценности Гвалура». Это был незначительный рассказ о Конане, о краже проклятого сокровища из еще одного потерянного города, который Говард изначально озаглавил «Зубы Гвалура». Но ничего незначительного не было в «За Черной рекой», втором из четырех серийных приключений Конана в *Weird Tales*, опубликованных в майском и июньском выпусках 1935 года. Опираясь на техасское прошлое автора, это была вариация на тему американской саги о фронтире, с пиктами Говарда, заменяющими воинов коренных американцев. Именно в этом рассказе один из персонажей Говарда знаменито заметил: «Варварство – это естественное состояние человечества. Цивилизация – неестественна. Это прихоть обстоятельств. И варварство всегда должно побеждать». Нет сомнений, что автор выражал свои собственные взгляды напрямую читателю.

С «За Черной рекой» Говард все еще экспериментировал с серией, как он раскрыл в письме к Г.Ф. Лавкрафту: «Я хотел посмотреть, смогу ли я написать интересный рассказ о Конане без сексуального подтекста... Я попробовал совершенно новый стиль сеттинга – отказался от экзотических декораций потерянных городов, decaying цивилизаций, золотых куполов, мраморных дворцов, танцующих девушек в шелках и т.д., и поместил свой рассказ на фоне лесов и рек, бревенчатых хижин, пограничных форпостов, поселенцев в кожаных куртках и раскрашенных воинов племен».

Примерно в это же время Говард написал, но не смог продать «Волков за границей», который был написан в том же сеттинге, что и «За Черной рекой», но не включал Конана напрямую.

Майский выпуск *Weird Tales* 1935 года также включал еще одно письмо от Роберта Блоха, чей рассказ «Тайна гробницы» был опубликован в том же выпуске: «Меня очень заинтересовали комментарии относительно моей так называемой «атаки» на Говарда в «The Eyrie»... Никогда я не оскорблял напрямую или косвенно выдающиеся и очевидные таланты мистера Говарда как писателя; я ограничился исключительно критикой карьеры Конана».

Тем временем стоимость продолжающегося медицинского лечения миссис Говард и ее влияние на его собственную практику истощали финансы доктора Говарда, и семья остро нуждалась в деньгах. В то время *Weird Tales* все еще был должен Говарду более 800 долларов за рассказы, которые уже были опубликованы и должны были быть оплачены при публикации. В отчаянии Говард написал редактору Фарнсворту Райту 6 мая: «Уже некоторое время я регулярно получаю чек каждый месяц от *Weird Tales* – правда, половину чека, но благодаря самой строгой экономии мне удавалось держать голову над водой; то, что я смог это сделать, во многом связано не с размером, а с регулярностью чеков. Я стал зависеть от них и ожидать их, так как считал это оправданным. Но в этом месяце, в самое время, когда мне отчаянно нужны деньги, я не получил чек. Каким-то образом, каким-то образом моя семья и я боролись до сих пор, но если вы прекратите мои ежемесячные чеки сейчас, я не знаю, ради Бога, что мы будем делать...»

В автобиографическом очерке в июльском выпуске любительского журнала *Fantasy Magazine* Юлиуса Шварца за 1935 год Говард рассказал читателям: «Конан просто вырос в моем сознании несколько лет назад, когда я останавливался в маленьком пограничном городке на нижнем Рио-Гранде. Я не создавал его каким-либо сознательным процессом. Он просто появился полностью сформированным из небытия и заставил меня записывать сагу о его приключениях».

В письме тому же месяцу к Кларку Эштону Смиту Говард продолжил: «Может звучать фантастично связывать термин «реализм» с Конаном; но на самом деле – если отбросить его сверхъестественные приключения – он самый реалистичный персонаж, которого я когда-либо создавал. Он просто комбинация нескольких мужчин, которых я знал, и я думаю, именно поэтому он казался полностью сформированным в моем сознании, когда я писал первый рассказ из серии. Некоторые механизмы в моем подсознании взяли доминирующие черты различных боксеров, бандитов, бутлегеров, хулиганов с нефтяных месторождений, игроков и честных рабочих, с которыми я сталкивался, и, объединив их, создали амальгаму, которую я называю Конаном Киммерийцем».

С начала 1932 года до июля 1935 года Роберт Э. Говард написал двадцать одно приключение Конана-варвара. Эти рассказы варьировались по длине от примерно 3500 слов до почти романных 75 000 слов, и семнадцать из них были опубликованы в *Weird Tales*.

Как объяснил автор: «Литература для меня – это бизнес – бизнес, на котором я зарабатывал приличные деньги, пока Великая депрессия не выбила почву из-под ног рынков. Мое единственное желание в писательстве – зарабатывать на жизнь. У меня может быть много иллюзий, но я не обременен иллюзией, что у меня есть что-то удивительное или магическое, что я должен сказать, или что это что-то значило бы, если бы я это сказал. У меня нет претензий к тем, кто пишет искусство ради искусства. Напротив, я восхищаюсь их работами. Но мои личные заблуждения склоняются в других направлениях».

Хотя писательская карьера Говарда снова улучшалась, хрупкое здоровье его матери не восстанавливалось. У нее был терминальный туберкулез. Как позже заметила Новалин Прайс Эллис: «Его мать имела над ним такую власть, что он буквально висел над ней, даже в магазине. Она, конечно, была единственной женщиной в его жизни». Идолизация Говардом своей матери стала его погибелью. Никто из них не знал, что время для обоих быстро истекает.

Несмотря на то, что в 1935 году продажи достигли рекордного уровня в таких разнообразных журналах, как *Action Stories*, *Argosy*, *Dime Sports Magazine*, *Spicy-Adventure Stories*, *Star Western*, *Thrilling Adventures*, *Thrilling Mystery*, *Top-Notch*, *Western Aces* и, конечно, *Weird Tales*, Говард начал говорить о самоубийстве, когда стало казаться, что его мать умирает. Как позже вспоминал его отец, доктор И.М. Говард: «В прошлом марте, год назад, когда его мать была очень слаба в больнице King’s Daughters Hospital в Темпле, штат Техас, доктор МакКелви выразил опасения, что она не выживет; он начал говорить со мной о своих делах, и я сразу понял, что это значит. Я начал говорить с ним, пытаясь отговорить его от такого шага, но его мать начала поправляться. Как только она начала поправляться, он стал веселым, и больше об этом не говорилось».

цитата

**«Тени в Замбуле»** появились в ноябрьском выпуске *Weird Tales* за 1935 год с иллюстрацией на обложке работы Маргарет Брандедж.

Говард был проигнорирован или просто считался чудаком большинством жителей своего родного города Кросс-Плейнс, штат Техас, но он начал проявлять еще более странное поведение. Годом ранее он сказал писателю Э. Хоффману Прайсу: «Никто не считает, что я чего-то стою, поэтому я горжусь тем, что могу показать этим людям, что успешный писатель считает меня достойным того, чтобы проехать тысячу миль в глушь, чтобы навестить меня». Теперь Говард решил отрастить длинные усы и ходить по городу, одеваясь несколько необычно.

Как описала Новалин Прайс Эллис в своих мемуарах *One Who Walked Alone*: «Первое, что меня поразило, – это черное сомбреро, которое было на нем. Это было настоящее мексиканское сомбреро с маленькими шариками, свисающими с края. Подбородочный ремешок был тонкой полоской кожи, прикрепленной к шляпе. Он спускался вниз и завязывался под подбородком. Вакерос использовали подбородочный ремешок, чтобы их шляпы не сдувало постоянными ветрами, которые дули по равнинам. Но плоская тулья и подбородочный ремешок делали лицо Боба еще более круглым... Красный платок на шее был завязан сзади. На нем не было тех старых коротких коричневых брюк. Не в этом году! На нем были короткие черные брюки, которые доходили до верха его черных ботинок».

В «Тенях в Замбуле», опубликованных в ноябрьском выпуске *Weird Tales* 1935 года, Конан оказался в городе, полном интриг и каннибализма. Первоначальное название рассказа Говарда было «Людоеды Замбулы». Выпуск снова украсила обложка Маргарет Брандедж с изображением обнаженной Нафертари, окруженной четырьмя шипящими кобрами. Однако рассказ был немного опережен в голосовании читателей рассказом «Путь домой» Пола Фредерика Стерна (псевдоним писателя Пола Эрнста).

Следующий рассказ Говарда в серии, объемом около 75 000 слов, был вдвое длиннее любого другого рассказа о Конане и стал единственным завершенным романом автора. Написанный за четыре месяца весной 1934 года, он включал переработанные и расширенные версии нескольких его ранних рассказов о Конане – в частности, «Алая цитадель», «Черный колосс» и «Дьявол в железе» – чтобы создать одно из его самых зрелых и выдающихся произведений. По словам автора, «Конану было около сорока лет, когда он захватил корону Аквилонии, и около сорока четырех или сорока пяти лет во время событий «Часа дракона».

У него не было наследника мужского пола в то время, потому что он никогда не утруждал себя формальным браком с какой-либо женщиной, а сыновья наложниц, которых у него было немало, не признавались наследниками трона».

Говард уже имел несколько рассказов, переизданных в твердых обложках в Великобритании в серии антологий ужасов *Not at Night*, отредактированных Кристин Кэмпбелл Томсон (включая рассказ о Конане «Плуты в доме», который появился в томе 1934 года *Terror at Night*). «Час дракона» был отправлен британскому издателю Денису Арчеру в мае 1934 года. Годом ранее Арчер отверг сборник рассказов Говарда (включавший два рассказа о Конане) с предложением: «В любое время, когда вы сможете написать полноценный роман объемом около 70 000–75 000 слов в стиле ваших рассказов, моя компания Pawling & Ness Ltd, которая работает с библиотеками и может продать первое издание тиражом 5000 экземпляров, будет очень рада его опубликовать».

Фактически, Арчер принял «Час дракона», но издатель обанкротился, и его активы, включая роман Говарда, перешли в руки официального управляющего. Книга так и не была опубликована, и рассказ в конечном итоге появился в виде пятисерийного сериала в *Weird Tales* с декабря 1935 года по апрель 1936 года (с 20-й главой, ошибочно пронумерованной как 21-я).

Несмотря на обложку Маргарет Брандедж, изображающую самого жалкого Конана, закованного в камере, в то время как полуобнаженная Зенобия передает ему ключи, читатели положительно отреагировали на сериал в «The Eyrie»: «Если «Час дракона» закончится так же хорошо, как начался, я проголосую за мистера Говарда как за вашего лучшего писателя», – пообещал читатель из Су-Сити, Айова. ««Час дракона» Роберта Э. Говарда написан ярко, как и все рассказы мистера Говарда», – похвалил читатель из Хазлтона, Пенсильвания, добавив: «Конан в самом кровавом своем амплуа, убивает своих врагов направо и налево; прекрасные девицы ходят в полупрозрачных одеждах и мечтают оказаться в его мускулистых объятиях – так что еще можно желать, спрашиваю я вас?»

Однако споры вокруг Брандедж продолжались: «Мне очень понравились рассказы в декабрьском *WT*, но в то же время я был очень разочарован иллюстрацией миссис Брандедж к Конану», – пожаловался читатель из Вашингтона, округ Колумбия. «Из рассказов Говарда я всегда представлял Конана как грубого, мускулистого, покрытого шрамами гиганта с густыми, жесткими черными волосами на массивной груди, мощных руках и мускулистых ногах; и лицом, таким же суровым, как обветренное лицо старого морского капитана».

Говард выразил свое собственное мнение о работе Брандедж в письме в июньском выпуске 1936 года: «Энтузиазм заставляет меня отвлечься от сжигания колючек с кактусов для моих коз, страдающих от засухи, чтобы трижды прокричать «ура» за апрельскую обложку... в целом я думаю, что это лучшее, что сделала миссис Брандедж с тех пор, как проиллюстрировала мой «Черный колосс». И это никак не умаляет достоинств обложек, сделанных между этими шедеврами».

«Говард был моим любимым автором», – вспоминала Брандедж много лет спустя, признаваясь: «Мне всегда больше всего нравились его рассказы».

С точки зрения истории Конана, «Час дракона» (который позже был переиздан под названием *Conan the Conqueror*) является последним рассказом в хронологии. Это также был последний рассказ о Конане, который Говард сам увидел опубликованным.

Говард все еще был расстроен ухудшающимся здоровьем своей матери, как позже рассказал его отец: «Снова в этом году, в феврале, когда его мать была очень больна и не ожидалось, что она проживет больше нескольких дней, в то время она находилась в больнице Шеннон в Сан-Анджело, штат Техас. Сан-Анджело находится примерно в ста милях отсюда. Он ездил туда и обратно каждый день из Сан-Анджело домой. Один вечер он сказал мне, что я найду его дела, все тщательно записанные, в большом конверте в его столе».

В письме Новалин Прайс Эллис от 14 февраля 1936 года Говард признался: «Вы спрашиваете, как поживает моя мать. Я даже не знаю, что сказать. В некоторые дни она кажется немного лучше, а в другие – хуже. Честно говоря, я не знаю».

Последнее появление Конана в *Weird Tales* было в трехсерийном сериале «Красные гвозди» в июльском, августовско-сентябрьском и октябрьском выпусках 1936 года. Говард описал его как «самый мрачный, кровавый и беспощадный рассказ из серии на сегодняшний день. Возможно, слишком много сырого мяса, но я просто изобразил то, что, как я искренне верю, было бы реакцией определенных типов людей в ситуациях, на которых построен сюжет рассказа».

В письме от 5 декабря 1935 года он назвал его «самым кровавым и сексуально откровенным странным рассказом, который я когда-либо писал. Я был недоволен своим изображением вырождающихся рас в рассказах, потому что вырождение настолько распространено в таких расах, что даже в художественной литературе его нельзя игнорировать как мотив и факт, если художественная литература претендует на реализм. Я игнорировал это во всех других рассказах, как одно из табу, но я не игнорировал это в этом рассказе. Когда, или если, вы его прочитаете, я хотел бы знать, как вам понравилась моя трактовка темы лесбиянства».

Фактически, в опубликованной версии рассказа есть лишь малейший намек на лесбиянство, в котором Конан и прекрасная наемница из Аквилонии Валерия обнаруживают еще один потерянный город и сражаются с чудовищной рептилией.

Представляя «Красные гвозди» в июльском выпуске 1936 года, редактор Фарнсворт Райт вспомнил: «Почти четыре года назад *Weird Tales* опубликовал рассказ под названием «Феникс на мече», построенный вокруг варвара-авантюриста по имени Конан, который стал королем страны благодаря чистой храбрости и грубой силе... Рассказы о Конане быстро получили признание наших читателей, и странные приключения варвара стали невероятно популярными. Представленный здесь рассказ – один из самых мощных и жутких странных рассказов, написанных о Конане. Мы рекомендуем этот рассказ вам, так как уверены, что вы получите удовольствие от его прочтения».

Соблазнительная обложка Маргарет Брандедж изображала обнаженную Валерию, которую вот-вот принесут в жертву на алтаре три соблазнительные рабыни. Это была последняя иллюстрация Брандедж для рассказа Говарда, и со следующим выпуском *Weird Tales* она завершила свою непрерывную серию из тридцати девяти обложек для «Уникального журнала». (Она еще иногда появлялась на обложках в течение следующих девяти лет, и ее последняя оригинальная картина – шестьдесят шестая – появилась на январском выпуске 1945 года.)

Написанный в июле 1935 года, «Красные гвозди» стали последним рассказом о Конане – и последним фантастическим рассказом, который Говард завершил. С ростом счетов за лечение матери и *Weird Tales* (предположительно) платившим одни из самых низких ставок в мире журналов, он начал искать более надежные рынки. Как Говард раскрыл в письме от 15 февраля 1936 года Э. Хоффману Прайсу: «Что касается меня, я не отправлял ничего в *Weird Tales* уже много месяцев, хотя я бы это сделал, если бы платежи могли быть более оперативными. Я полагаю, что у ребят есть свои проблемы, как и у меня, но мои нужды срочные и неотложные».

Прайс заметил, что во время своего визита в Кросс-Плейнс в 1934 году: «Я часто получал впечатление, что Роберт был родителем для своих родителей; что, хотя он мог бы позволить себе бродяжничество, как это делали другие авторы, забота об отце и матери держала его довольно близко к дому».

Новалин Прайс Эллис согласилась: «Я действительно думаю, что Боб пытался взять на себя жизнь своих родителей. Он однажды сказал, что родители и дети меняются местами в жизни. Когда родители становятся старыми и больными, вы заботитесь о них, как о ребенке».

Весной 1936 года Хестер Говард, казалось, окрепла, что принесло облегчение ее сыну, как позже объяснил доктор Говард: «Он принял ее состояние как постоянное улучшение и считал, что оно будет продолжаться. Я хорошо знал, что это не так, но скрывал это от него».

В письме молодому писателю из Висконсина Августу Дерлету от 9 мая 1936 года Говард поделился своими мыслями после недавних смертей в семье Дерлета: «Смерть стариков неизбежна, и все же я часто чувствую, что это большая трагедия, чем смерть молодых. Когда человек умирает молодым, он избегает многих страданий, но старики имеют только жизнь как свое достояние, и для меня отнятие жалкого остатка у слабых старых рук более трагично, чем разграбление жизни в полном расцвете. Я не хочу дожить до старости. Я хочу умереть, когда придет мое время, быстро и внезапно, в полном расцвете сил и здоровья».

В письме от 13 мая он также признался своему старому корреспонденту и коллеге по *Weird Tales* Г.Ф. Лавкрафту, что он не знает, выживет ли его мать: «Она очень слаба и весит всего 109 фунтов – 150 фунтов – это ее нормальный вес – и очень немногие виды пищи ей подходят; но если она выживет, то будет обязана своей жизнью усилиям моего отца».

В течение трех недель Роберт Э. Говард продолжал поддерживать почти постоянное бдение у постели своей любимой матери, так как ее состояние начало быстро ухудшаться. Необычно, его настроение стало почти радостным, как будто он наконец принял какое-то решение.

Утром 11 июня 1936 года Говард узнал от одной из двух медсестер, ухаживающих за миссис Говард, что его мать впала в терминальную кому и, вероятно, больше никогда не узнает его. Он поднялся с ее постели, вышел из дома, сел в свой седан Chevrolet 1935 года, припаркованный перед гаражом, и закрыл окна. Через несколько минут после восьми утра он выстрелил себе в правый висок из одолженного Colt .380 автоматического пистолета. Он пришел к решению, что не увидит смерти своей матери.

Пуля прошла через его мозг, и он прожил еще восемь часов в коме. Ему было тридцать лет. Его мать умерла незадолго до десяти часов вечера следующего дня, так и не приходя в сознание. Ей было шестьдесят шесть лет (хотя она всегда утверждала, что моложе). Они были похоронены в соседних могилах в одинаковых гробах на кладбище Гринлиф в Браунвуде.

цитата

**После того, как Говард застрелился, была обнаружена полоска бумаги.** На ней были две напечатанные строки, взятые из стихотворения Виолы Гарвин «Дом Цезаря»:

> Все бежали – все кончено, поднимите меня на костер –
> Пир окончен, и лампы гаснут.

Не обращая на него внимания большую часть его жизни, в день его смерти местная газета перепечатала один из последних вестернов Говарда, сопроводив его 6000-словной статьей и некрологом – больше места, чем когда-либо получал любой житель Кросс-Плейнс.

24 июня 1936 года любимая библиотека Говарда, состоящая из примерно трехсот книг и файловых копий всех журналов, в которых были опубликованы его рассказы, была передана его отцом в колледж Говарда Пейна для создания **Мемориальной коллекции Роберта Э. Говарда**. Девять месяцев спустя доктор Говард забрал все журналы своего сына, так как они начали рассыпаться.

В письме от 29 июня 1936 года доктор Говард написал Г.Ф. Лавкрафту: «Роберт был большим поклонником вас. Я часто слышал, как он говорил, что вы лучший писатель ужасов в мире, и он с огромным удовольствием переписывался с вами. Он часто выражал надежду, что вы однажды посетите наш дом, чтобы он, его мать и я могли увидеть и узнать вас лично. Роберт очень восхищался всеми писателями ужасов, часто слышал, как он говорил о каждом отдельно и выражал высочайшее восхищение всеми. Он говорил, что они – группа великих людей, и он очень восхищался всеми ими».

Собственный некролог Лавкрафта «Роберт Эрвин Говард: Памяти» был опубликован в сентябрьском выпуске журнала *Fantasy Magazine* Юлиуса Шварца за 1936 год: «Характер и достижения мистера Говарда были совершенно уникальны. Он был, прежде всего, любителем более простого, старого мира варваров и пионеров, когда мужество и сила заменяли хитрость и стратегию, и когда выносливая, бесстрашная раса сражалась и проливала кровь, не прося пощады у враждебной природы. Все его рассказы отражают эту философию и черпают из нее жизненную силу, которую можно найти у немногих его современников. Никто не мог писать более убедительно о насилии и крови, чем он, и его батальные сцены раскрывают инстинктивное понимание военной тактики, которое принесло бы ему славу в военное время. Его настоящие таланты были даже выше, чем могли предположить читатели его опубликованных работ, и, если бы он жил, они помогли бы ему оставить свой след в серьезной литературе с каким-нибудь народным эпосом о его любимом юго-западе... Всегда ученик энергичной и напряженной жизни, он сам напоминал своего знаменитого персонажа – бесстрашного воина, авантюриста и захватчика тронов, Конана Киммерийца. Его потеря в возрасте тридцати лет – трагедия первой величины, и удар, от которого фантастическая литература не скоро оправится».

Когда Лавкрафт писал эти слова, он вряд ли мог представить, что мир фантастической литературы вскоре будет оплакивать его собственную преждевременную смерть в возрасте сорока семи лет, чуть более чем через девять месяцев.

Отец Говарда продолжал переписываться с Э. Хоффманом Прайсом до своей смерти, одинокий старик, страдающий диабетом и катарактой обоих глаз, 12 ноября 1944 года. Как позже вспоминал Прайс: «Когда я думаю о докторе Говарде, уже в свои семьдесят четыре года, с ухудшающимся зрением, который в течение последних восьми лет одиноко и в одиночку столкнулся с домом и миром, из которого в один день были забраны и жена, и сын, я не могу не сказать: «Я бы хотел, чтобы у Роберта было больше мужества его отца».

Известие о смерти Говарда появилось в августовско-сентябрьском выпуске *Weird Tales*: «Когда этот номер выходит в печать, мы опечалены известием о внезапной смерти Роберта Э. Говарда из Кросс-Плейнс, Техас. Мистер Говард на протяжении многих лет был одним из самых популярных авторов журналов в стране... Именно в *Weird Tales* появились лучшие из его произведений. Мистер Говард был одним из наших литературных открытий... Несмотря на свою плодовитость, его гений сиял во всем, что он писал, и он не снижал своих высоких литературных стандартов ради объема». На тот момент журнал все еще был должен Говарду 1350 долларов за рассказы, которые уже были опубликованы.

Регулярная художница обложек *Weird Tales* Маргарет Брандедж вспоминала, как она узнала о смерти автора: «Я пришла в офис однажды, и Райт сообщил мне о самоубийстве Говарда. Мы оба просто сидели и плакали большую часть дня. Он всегда был моим личным фаворитом».

Роберт Блох, который ранее критиковал Говарда в журнале, написал: «Смерть Роберта Э. Говарда – это настоящий шок и серьезный удар для *WT*. Несмотря на мое прежнее мнение о Конане, факт остается фактом: Говард был одним из лучших авторов *WT*».

Хотя это правда, что Роберт Э. Говард не писал и не публиковал рассказы о Конане в каком-либо определенном порядке, в письме от 10 марта 1936 года к писателю-фантасту П. Шуйлеру Миллеру автор ответил на попытку Миллера и химика доктора Джона Д. Кларка выстроить серию о Конане в хронологическом порядке, предложив свое собственное видение судьбы Конана: «Честно говоря, я не могу предсказать это. Когда я писал эти рассказы, я всегда чувствовал себя не столько создателем, сколько летописцем его приключений, как если бы он сам рассказывал их мне. Вот почему они так скачут, не следуя какому-либо порядку. Средний авантюрист, рассказывая о своей дикой жизни, редко следует какому-либо плану, а просто повествует о эпизодах, разделенных пространством и годами, по мере того, как они приходят ему на ум».

Приключения киммерийца появлялись так, как их представлял автор – в результате первые два опубликованных рассказа, «Феникс на мече» и «Алая цитадель», показывают более старого Конана, который уже стал королем Аквилонии, в то время как в третьем опубликованном рассказе, «Башня Слона», персонаж появляется как подросток-вор.

Одно из объяснений этой, казалось бы, случайной хронологии можно найти в письме Кларку Эштону Смиту от 14 декабря 1933 года, в котором Говард намекнул на возможную сверхъестественную силу, стоящую за созданием его персонажа: «Хотя я не зашел так далеко, чтобы поверить, что рассказы вдохновлены действительно существующими духами или силами (хотя я скорее против того, чтобы что-то отрицать категорически), я иногда задавался вопросом, возможно ли, что нераспознанные силы прошлого, настоящего или даже будущего работают через мысли и действия живых людей. Это пришло мне в голову, когда я писал первые рассказы о Конане... Я не пытаюсь объяснить это эзотерическими или оккультными средствами, но факты остаются. Я до сих пор пишу о Конане с большей силой и пониманием, чем о любом другом моем персонаже. Но, вероятно, наступит время, когда я внезапно обнаружу, что больше не могу писать о нем убедительно. Это происходило в прошлом почти со всеми моими многочисленными персонажами; внезапно я терял связь с концепцией, как если бы сам человек стоял у меня за плечом, направляя мои усилия, а затем внезапно уходил, оставляя меня искать другого персонажа».

Смерть Роберта Э. Говарда не стала концом Конана. Среди бумаг автора спустя много лет после его смерти были обнаружены неопубликованные рукописи четырех завершенных рассказов о Конане, которые были отвергнуты редактором *Weird Tales* Фарнсвортом Райтом. Первый из них, «Бог в чаше», появился в сентябрьском выпуске журнала *Space Science Fiction* за 1952 год. Это сочетание детектива и магии было значительно переработано для публикации писателем Л. Спрэгом де Кампом, который создал еще одну версию рассказа, ближе к оригинальной рукописи, для публикации в мягкой обложке пятнадцать лет спустя.

Еще одна сильно сокращенная версия де Кампа рассказа Говарда «Черный незнакомец» появилась в первом выпуске журнала *Fantasy Magazine* за февраль-март 1953 года. «Это было настоящее событие – обнаружить, что полная новелла [Говарда] никогда не публиковалась», – написал редактор Лестер дель Рей, – «и мы наконец получили ее. Это не тот рассказ, который вы обычно найдете в этом журнале – потому что никто другой не может так передать доисторическое прошлое».

Эта новелла объемом 33 000 слов была написана примерно в то же время, что и «За Черной рекой» и «Волки за границей», и смешивала Конана с пиктами и пиратами. Когда он не смог продать ее как приключение Конана, Говард попытался спасти рассказ, превратив героя в пирата Черного Вулмеа, но он оставался неопубликованным до 1976 года, когда появился в сборнике *Месть Черного Вулмеа* под названием «Мечи Красного братства». Версия с Конаном была позже переиздана под названием «Сокровище Траникоса», и полная версия наконец увидела свет именно так, как ее написал Говард, в антологии Карла Эдварда Вагнера *Echoes of Valor* 1987 года.

Первоначально отвергнутый Райтом в 1932 году, Говард отправил переработанный вариант «Дочери Короля Мороза» с героем, похожим на Конана, Амрой из Акбитаны, в любительский журнал *The Fantasy Fan*, который опубликовал рассказ в мартовском выпуске 1934 года под названием «Боги Севера». Когда версия с Конаном появилась в августовском выпуске *Fantasy Fiction* за 1953 год под названием «Дочь Ледяного Гиганта», она была значительно переписана де Кампом, и только в 1976 году оригинальная рукопись автора наконец увидела свет. Хотя *Fantasy Fiction* заявил: «Здесь, в последний раз в оригинальном рассказе, варварский герой бродит по странным, наполненным магией землям Гиперборейской эпохи», еще один рассказ о Конане, «Долина потерянных женщин», в конечном итоге появился в весеннем выпуске 1967 года журнала Роберта А.В. Лоундса *Magazine of Horror*. Этот рассказ, вероятно, был отвергнут Райтом из-за сцен, в которых более взрослый Конан уничтожает целую деревню, а героиня должна торговаться за свою девственность, чтобы быть спасенной. Реакция на его публикацию была неоднозначной: «Так называемый рассказ о Конане с его слегка смещенной фантастической маской – это тонко замаскированная порнография самого дешевого садомазохистского толка, и ему не место на ваших страницах», – написал один читатель в колонку писем журнала, в то время как другой был мнения: «Я не могу понять, почему «Долина потерянных женщин» не была опубликована при жизни Говарда... Это, безусловно, одна из лучших его работ».

Говард также оставил после себя несколько фрагментов и кратких набросков незавершенных приключений, которые различные авторы, включая Л. Спрэга де Кампа и Лина Картера, завершили и дополнили, пытаясь заполнить пробелы в карьере Конана. Некоторые из этих рукописей были восточными приключениями, которые писатели затем превратили в рассказы о Конане, изменив имена, удалив анахронизмы и добавив сверхъестественный элемент.

В 1953 году издательство Ace Books выпустило роман Говарда *Conan the Conqueror* в виде «двойного» издания в мягкой обложке, объединенного с *The Sword of Rhiannon* Ли Брэкетт, а в следующем году книга наконец дебютировала в Великобритании, ровно через двадцать лет после того, как была впервые отправлена Говардом, в твердом переплете от T.V. Boardman & Co. из Лондона. К сожалению, художник обложки, не указанный в титрах, решил изобразить ту же сцену, которую Маргарет Брандедж использовала для обложки декабрьского выпуска *Weird Tales* 1935 года, с одинаково плачевными результатами.

В период с 1950 по 1957 год нью-йоркское издательство Gnome Press опубликовало семь томов рассказов о Конане в твердом переплете, включая несколько рассказов, отредактированных или написанных в соавторстве с де Кампом, который позже объяснил: «В конце 1951 года я наткнулся на хранилище рукописей Говарда в квартире тогдашнего литературного агента его наследства... Незавершенное состояние саги о Конане соблазнило меня и других добавить к ней, как это мог бы сделать Говард, если бы он жил... Читатель должен сам судить, насколько успешной была наша посмертная коллаборация с Говардом».

Однако, как написал автор и редактор Карл Эдвард Вагнер в 1977 году, «Единственный человек, который мог написать рассказ Роберта Э. Говарда, – это сам Роберт Э. Говард. Это гораздо больше, чем вопрос подражания использованию прилагательных или анализа запятых. Это вопрос духа. Поддельный Конан – это не тот Конан, которого изобразил Роберт Э. Говард. Читайте такие рассказы, если они вам нравятся, – но не обманывайте себя, думая, что это Конан Роберта Э. Говарда, а не рассказ о Конане, который вы сами решили написать. Этот редактор считает, что сборник о Конане должен содержать только рассказы Роберта Э. Говарда, и что никакие редакторские изменения не должны искажать подлинность творения Говарда». И это исходило от одного из лучших авторов подражаний Говарду.

цитата

**На самом деле, редактор *Weird Tales* Фарнсворт Райт говорил своим читателям почти то же самое** четыре десятилетия назад: «Извините, что не могу удовлетворить ваш запрос о том, чтобы другой автор продолжил рассказы о Конане покойного Роберта Э. Говарда. Его работы были отмечены гением, и у него был уникальный стиль письма, который накладывал отпечаток его личности на каждый рассказ, который он писал. Было бы несправедливо по отношению к его памяти, если бы мы позволили Конану быть воссозданным другой рукой, какой бы умелой она ни была».

Любительские издания, такие как *The Howard Collector* Гленна Лорда, *Amra* Джорджа Х. Скитерса и *The Robert E. Howard United Press Association (REHupa)*, возродили интерес к творчеству Говарда в 1960-х и 1970-х годах. Начиная с 1966 года, издательство Lancer Books в Америке, а позже Sphere Books в Великобритании, собрало рассказы о Конане в серию из двенадцати книг в мягкой обложке, многие из которых были украшены характерными обложками Фрэнка Фразетты. Они были отредактированы Л. Спрэгом де Кампом, и снова оригинальные тексты Говарда были изменены: серия включала переработанные версии, посмертные коллаборации, переделанные романы и совершенно новые подражания. За первые несколько лет публикации было продано более миллиона экземпляров изданий Lancer, что поставило Говарда на второе место после Дж.Р.Р. Толкина в области фантастической литературы.

В 1957 году шведский фанат по имени Бьёрн Нюберг сотрудничал с Л. Спрэгом де Кампом над новым романом под названием *The Return of Conan*, и с возобновлением популярности Говарда вскоре другие авторы начали добавлять оригинальные романы в канон Конана. Среди них были Карл Эдвард Вагнер, Пол Андерсон, Эндрю Дж. Оффутт, Роберт Джордан, Джон Мэддокс Робертс, Стив Перри, Роланд Грин, Леонард Карпентер и Джон К. Хокинг.

Тридцать пять лет после смерти своего создателя могучий киммериец превратился в прибыльную франшизу.

В октябре 1970 года Marvel Comics Group запустила свой чрезвычайно успешный комикс *Conan the Barbarian*, написанный Роем Томасом и первоначально иллюстрированный художником Барри (Виндзором-)Смитом. Многие выпуски адаптировали или были основаны на оригинальных рассказах Говарда, и даже был двухсерийный кроссовер с персонажем Майкла Муркока Эльриком из Мелнибонэ. В следующем году Marvel представила еще одну серию адаптаций Конана от Томаса в *Savage Tales*. *Conan the Barbarian King-Size* появился в 1973 году, а за ним последовали такие названия, как *The Savage Sword of Conan*, *King Conan*, *Conan the Destroyer* и *The Conan Saga*.

В 1982 году режиссер Джон Милиус и соавтор сценария Оливер Стоун превратили *Conan the Barbarian* в многомиллионный фантастический фильм. Австрийский бодибилдер и бывший Мистер Вселенная Арнольд Шварценеггер был выбран на роль героя с мечом, противостоящего злому волшебнику-оборотню Тулса Думу в исполнении Джеймса Эрла Джонса. Два года спустя Шварценеггер вернулся на экран в *Conan the Destroyer* для ветерана режиссуры Ричарда Флейшера. На этот раз коварная королева Тарамис в исполнении Сары Дуглас отправила Конана и его спутников на поиски магического ключа, чтобы раскрыть секрет мистического рога. Снятый с меньшим бюджетом в Мексике, этот пульповый сиквел был немного ближе к духу персонажей Говарда, вероятно, потому что он был основан на истории авторов комиксов Роя Томаса и Джерри Конвея.

Шварценеггер вернулся в роли воина, похожего на Конана, Калидора в неудачном фильме Ричарда Флейшера *Red Sonja* (1985), где Бриджит Нильсен сыграла главную роль в фильме, который едва ли имел какое-либо отношение к работам Говарда. *Kull the Conqueror* (1997) Джона Николллы с Кевином Сорбо в роли будущего короля Валузии, по-видимому, был основан на сценарии 1991 года для третьего фильма о Конане, вольной адаптации *Часа дракона*.

Роберт Э. Говард даже не был упомянут в титрах получасового детского мультсериала *Conan the Adventurer* (1992–93), в котором могучий варвар и его товарищи пытались снять заклятие живого камня, наложенное на семью Конана, изгнав злых змеелюдей в другое измерение. Немецкий тяжелоатлет Ральф Мёллер взял на себя роль в телесериале *Conan* (1997–98), продюсером которого был Брайан Юзна. Пилотный фильм *The Heart of the Elephant* был вольно основан на рассказе Говарда *Башня Слона* и включал странное компьютерное изображение покойного Ричарда Бертона в роли киммерийского бога Крома.

Еще более неожиданным стал небольшой независимый фильм Дэна Айрленда *The Whole Wide World* (1996), основанный на книге Новалин Прайс Эллис *One Who Walked Alone*. Снятый на натуре в Техасе, Рене Зеллвегер сыграла молодую учительницу, которая подружилась с эксцентричным писателем пульп-журналов Робертом Э. Говардом в исполнении Винсента Д’Онофрио. Трудно представить более идеальную биографическую картину последних лет жизни Говарда.

Сам Говард уже намекал в письмах, что планирует уйти от фантастической литературы, и на протяжении многих лет было много предположений, что, если бы он жил, он бы стал известен как региональный писатель, с более мейнстримовыми рассказами или историями, основанными на его родном юго-западе.

В своем предисловии к сборнику рассказов Говарда *Skull-Face and Others*, изданному Arkham House в 1946 году, редактор Август Дерлет поддерживает эту точку зрения: «Покойный Роберт Э. Говард был писателем пульп-фантастики. Но он был также больше, чем это. В нем был потенциал стать важным американским региональным писателем, и с этой целью он изучал фольклор и легенды, историю и культурные модели своего родного уголка Техаса».

Мы никогда не узнаем, как Роберт Э. Говард мог бы развиваться как писатель, но если бы он продолжил работать в жанре фантастики, мы можем только гадать, куда бы он сам повел Конана. В своем письме к П. Шуйлеру Миллеру в 1936 году он оставил несколько подсказок: «Он был, я думаю, королем Аквилонии много лет, в бурное и неспокойное правление, когда гиборийская цивилизация достигла своего самого великолепного расцвета, и каждый король имел имперские амбиции. Сначала он сражался в обороне, но я считаю, что в конце концов он был вынужден вести войны агрессии ради самосохранения. Удалось ли ему завоевать мировую империю или он погиб в попытке, я не знаю.

Он много путешествовал, не только до своего королевства, но и после того, как стал королем. Он побывал в Хитае и Гиркании, а также в еще менее известных регионах к северу от последней и к югу от первой. Он даже посетил безымянный континент в западном полушарии и бродил по островам, прилегающим к нему. Сколько из этих странствий попадет в печать, я не могу предсказать с какой-либо точностью».

К сожалению, из-за самоубийства Говарда ничего из этого так и не произошло.

Отмечая столетие со дня рождения Роберта Э. Говарда, стоит отметить, что эти рассказы – часто написанные за менее чем цент за слово и опубликованные в одноразовых журналах на дешевой бумаге – остались с нами на протяжении десятилетий. Сегодня, через фильмы, телевидение и комиксы, имя Говарда известно гораздо шире, чем при его жизни. Его самое известное творение, Конан Киммериец, пережил своего создателя и, за исключением Тарзана Эдгара Райса Берроуза, возможно, является самым известным персонажем современной фантастической литературы.

В 1998 году независимое британское издательство Wandering Star начало амбициозную программу переиздания произведений Говарда в красиво оформленных и иллюстрированных ограниченных изданиях, предназначенных для коллекционеров. Издатель начал выпускать серию полных рассказов о Конане в 2003 году, с любовью иллюстрированных такими художниками, как Марк Шульц и Гэри Джанни.

В том же году Dark Horse Books начали *The Chronicles of Conan*, серию графических томов, переиздающих оригинальную серию Marvel Comics 1970-х годов с увлекательными послесловиями писателя/редактора Роя Томаса и отреставрированными работами Барри Виндзора-Смита, Джона Бускемы, Нила Адамса и других. В 2004 году Dark Horse запустили собственный комикс о Конане, позиционируемый как «Верный возврат к оригинальной версии Роберта Э. Говарда» и включающий адаптации *Дочери Ледяного Гиганта*, *Бога в чаше* и *Драгоценностей Гвалура*.

В конце 2000 года было объявлено, что Стэн Ли из Marvel Comics приобрел права на фильм о Конане. Однако проект застопорился, когда компания Ли приостановила операции менее чем через три месяца, после того как финансирование сорвалось. Попытка братьев Вачовски, Ларри и Энди (*Матрица* и др.), разработать фильм под названием *King Conan* для Warner Bros., с Джоном Милиусом, снова привлеченным для написания сценария и режиссуры, также провалилась в начале 2004 года из-за творческих разногласий. Права на персонажа в настоящее время принадлежат шведской медиакомпании, но любые разговоры о новом фильме о Конане кажутся преждевременными на данный момент.

Однако те, кто знает варвара только по его медийным воплощениям, не испытали настоящего Конана. В своих лучших проявлениях Роберт Э. Говард мог увлечь читателя в кровавый поток страсти к потерянным городам, неисследованным джунглям и диким пиратским галеонам, где все, что нужно храброму человеку, – это острый меч в руке и прекрасная женщина рядом, чтобы встретить любое ужасное чудовище или сверхъестественную угрозу.

Это, таким образом, оригинальные рассказы о Конане, такие же свежие, атмосферные и яркие сегодня, как и когда они впервые были опубликованы около семидесяти лет назад на страницах *Weird Tales* и других изданий.

Как точно заметил Г.Ф. Лавкрафт: «Трудно описать точно, что выделяло рассказы мистера Говарда так резко; но настоящий секрет в том, что он сам присутствует в каждом из них... Он был больше, чем любая прибыльная политика, которую он мог принять, – ведь даже когда он внешне шел на уступки редакторам, руководствующимся Маммоной, и коммерческим критикам, у него была внутренняя сила и искренность, которые прорывались сквозь поверхность и накладывали отпечаток его личности на все, что он писал. Прежде чем он заканчивал, это всегда приобретало какой-то оттенок жизненности и реальности, несмотря на популярную редакторскую политику – всегда черпало что-то из его собственного опыта и знания жизни, а не из стерильного гербария высушенных пульповых штампов. Он не только преуспел в изображении борьбы и резни, но был почти единственным в своей способности создавать настоящие эмоции спектрального страха и напряженного ожидания. Ни один автор – даже в самых скромных областях – не может по-настоящему преуспеть, если он не относится к своей работе очень серьезно; и мистер Говард делал именно это, даже в тех случаях, когда он сознательно думал, что это не так».

Для взыскательного читателя фантастической литературы талант и трагедия Роберта Э. Говарда будут продолжать жить через эти подлинные приключения его величайшего творения, Конана Киммерийца.

**Стивен Джонс**
Лондон, Англия

цитата

Послесловие Брайана Герберта

Я ЗНАЛ Фрэнка Герберта более тридцати восьми лет. Он был великолепным человеком, человеком большой чести и достоинства, и самым интересным человеком на любом собрании, притягивающим слушателей, как магнит. Сказать, что он был интеллектуальным гигантом, было бы преуменьшением, поскольку он, казалось, содержал в своем удивительном уме все знания вселенной. Он был моим отцом, и я глубоко его любил.

Тем не менее, путь сына к пониманию легендарного автора не всегда был гладким, как я описал в своей биографии о нем, "Мечтатель Дюны". Взрослея в доме Фрэнка Герберта, я не понимал его потребности в абсолютной тишине, чтобы он мог сосредоточиться, его интенсивного желания завершить свои важные писательские проекты или уверенности в том, что однажды его писательская деятельность станет успешной, несмотря на постоянные отказы, которые он получал. В моих юных глазах персонажи, которых он создал в "Дюне" и других своих историях, были детьми его разума, и они соперничали со мной за его привязанность. В те годы, что он писал свой magnum opus, он проводил больше времени с Полом Атрейдесом, чем со мной. Кабинет отца был запретной зоной для меня, моей сестры Пенни и моего брата Брюса. В те дни только моя мать Беверли действительно понимала сложности отца. В конечном итоге, именно через ее любовь к нему и любовь, которую он дарил ей в ответ, я смог увидеть заботливую, любящую сторону этого человека.

К тому времени мне было уже за двадцать, и я годами бунтовал против его требовательных методов. Когда я наконец увидел душу своего отца и начал ценить его за заботу, которую он проявлял к моей матери, когда она была смертельно больна, мы с ним стали лучшими друзьями. Он помог мне в моей собственной писательской карьере, показывая, что редакторы хотят видеть в книгах; он учил меня, как создавать интересных персонажей, как строить напряжение, как заставлять читателей перелистывать страницы. Просмотрев ранний черновик "Кометы Сиднея" (который стал моим первым опубликованным романом), он сделал пометки на нескольких страницах и затем написал мне следующее: "Эти страницы... показывают, как редактирование уплотняет историю. Теперь иди и сделай то же самое". Это был его способ сказать, что он может открыть для меня дверь и позволить заглянуть внутрь, но мне придется самому проделать огромную работу, связанную с писательством.

Беверли Герберт была окном в душу Фрэнка Герберта. Он поделился этой реальностью с миллионами читателей, когда написал трогательный, трехстраничный трибьют ей в конце "Главы: Дюна", описывая их жизнь вместе. Его спутница в писательстве и интеллектуальная равная, она предложила название для этой книги, и она умерла в 1984 году, когда он писал ее. Ранее в "Дюне" Фрэнк Герберт смоделировал леди Джессику Атрейдес по образцу Беверли Герберт, с ее достойными, мягкими способами влияния и даже ее пророческими способностями, которыми моя мать действительно обладала. Он также писал о "скрытых (пророческих) способностях леди Джессики", и в этом он описывал мою мать, думая обо всех удивительных паранормальных подвигах, которые она совершила за свою жизнь. С нежностью он часто называл ее своей "белой ведьмой" или доброй ведьмой. Подобным образом, на протяжении всей серии "Дюна" он описывал героических женщин Бене Гессерит как "ведьм".

"Дюна" — самый восхищаемый научно-фантастический роман из когда-либо написанных, и он был продан десятками миллионов экземпляров по всему миру, на более чем двадцати языках. Для научной фантастики он значит то же, что трилогия "Властелин Колец" для фэнтези, самые высоко ценимые и уважаемые произведения в своих жанрах. Конечно, "Дюна" — это не просто научная фантастика. Она включает в себя сильные элементы фэнтези и содержит так много важных слоев под сюжетной линией, что стала классикой мейнстрима. Как одно из измерений этого, просто взгляните на обложку книги, которую вы держите в руках, на спокойное достоинство, выраженное в художественном оформлении.

Роман впервые был опубликован в твердой обложке в 1965 году издательством Chilton Books, наиболее известным своими огромными романами по ремонту автомобилей. Ни одно другое издательство не хотело браться за книгу, отчасти из-за длины рукописи. Они считали, что она слишком длинная — 215 000 слов, в то время как большинство романов того времени были в четыре-три раза короче. "Дюна" потребовала бы огромных затрат на печать и высокой цены в твердой обложке для того времени, превышающей пять долларов. Ни один научно-фантастический роман никогда не имел такой высокой розничной цены.

Издатели также выражали обеспокоенность сложностью романа и всеми новыми, экзотическими словами, которые автор вводил в начале, что замедляло развитие сюжета. Один редактор сказал, что он не мог пройти первые сто страниц, не запутавшись и не разозлившись. Другой сказал, что, возможно, совершает огромную ошибку, отказываясь от книги, но все равно сделал это.

Первоначальные продажи книги были медленными, но коллеги Фрэнка Герберта по научной фантастике и читатели сразу признали гениальность произведения, наградив его заветными премиями "Небула" и "Хьюго" за лучший роман года. Он был представлен в "Каталоге всей Земли" и начал получать отличные отзывы, включая один из "Нью-Йорк Таймс". Нарастала волна поддержки.

В 1969 году Фрэнк Герберт опубликовал первый сиквел, "Мессия Дюны", в котором он предупреждал об опасностях следования за харизматичным лидером и показывал темную сторону Пола Атрейдеса. Многие фанаты не поняли этого послания, потому что не хотели видеть, как их супергероя свергают с пьедестала. Тем не менее, книга продавалась хорошо, как и ее предшественник. Оглядываясь назад на "Дюну", становится ясно, что папа заложил семена проблемного направления, которое он намеревался взять со своим героем, но многие читатели не хотели этого видеть. Джон У. Кэмпбелл, редактор "Analog", который сделал много полезных предложений, когда "Дюна" публиковалась в сериях, не любил "Мессию Дюны" из-за этой проблемы с Полом Атрейдесом.

Тщательно изучив политику, мой отец считал, что герои совершают ошибки... ошибки, которые упрощаются количеством людей, слепо следующих за такими лидерами. В предвещающем эпиграфе Фрэнк Герберт написал в "Дюне": "Помните, мы говорим теперь о Муад'Дибе, который приказал сделать боевые барабаны из кожи своих врагов, о Муад'Дибе, который отверг условности своего герцогского прошлого взмахом руки, сказав лишь: 'Я Квизац Хадерах. Этого достаточно.'" И в драматической сцене, когда Лиет-Кайнс умирал в пустыне, он вспомнил давние слова своего отца: "Нет более страшной катастрофы для твоего народа, чем попасть в руки Героя."

К началу 1970-х годов продажи "Дюны" начали ускоряться, во многом потому, что роман был провозглашен экологическим руководством, предупреждающим об опасностях уничтожения ограниченных ресурсов Земли. Фрэнк Герберт выступил перед более чем 30 000 человек на первом Дне Земли в Филадельфии, и он путешествовал по стране, выступая перед восторженными студенческими аудиториями. Экологическое движение охватило нацию, и папа оседлал гребень волны, захватывающее путешествие. Когда он опубликовал "Дети Дюны" в 1976 году, это стало бестселлером, попавшим во все важные списки страны.

"Дети Дюны" стали первым научно-фантастическим романом, который стал бестселлером "Нью-Йорк Таймс" как в твердой обложке, так и в мягкой, и продажи достигли миллионов. После этого другие писатели научной фантастики начали иметь свои собственные бестселлеры, но Фрэнк Герберт был первым, кто достиг такого высокого уровня читательской аудитории; он вывел научную фантастику из гетто литературы. К 1979 году сама "Дюна" была продана тиражом более 10 миллионов экземпляров, и продажи продолжали расти. В начале 1985 года, вскоре после выхода фильма Дэвида Линча "Дюна", мягкая обложка романа достигла первого места в списке бестселлеров "Нью-Йорк Таймс". Это было феноменальное достижение, произошедшее через двадцать лет после первой публикации, и продажи остаются высокими и сегодня.

В 1957 году папа полетел на побережье Орегона, чтобы написать статью для журнала о проекте Министерства сельского хозяйства США, в котором правительство успешно посадило травы на вершинах песчаных дюн, чтобы предотвратить их наступление на шоссе. Он намеревался назвать статью "Они остановили движущиеся пески", но вскоре понял, что у него в руках гораздо более масштабная история.

Жизненный опыт Фрэнка Герберта вплетен в страницы серии "Дюна", сочетаясь с эклектичным набором увлекательных идей, возникших из его исследований. Среди прочего, вселенная "Дюны" — это духовный плавильный котел, далекое будущее, в котором религиозные верования объединились в интересные формы. Проницательные читатели узнают буддизм, суфийский мистицизм и другие исламские верования, католицизм, протестантизм, иудаизм и индуизм. В районе залива Сан-Франциско мой отец даже знал мастера дзэн Алана Уоттса, который жил на старом пароме. Папа черпал из различных религиозных влияний, не придерживаясь ни одного из них. В соответствии с этим, заявленной целью Комиссии экуменических переводчиков, как описано в приложении к "Дюне", было устранение споров между религиями, каждая из которых утверждала, что имеет "единственное и неповторимое откровение".

Когда он был мальчиком, восемь его ирландских католических теток пытались навязать ему католицизм, но он сопротивлялся. Вместо этого это стало генезисом Сестринства Бене Гессерит. Эта вымышленная организация утверждала, что не верит в организованную религию, но сестры были духовными. И мой отец, и моя мать были такими же.

В 1950-х годах Фрэнк Герберт был политическим спичрайтером и писателем по связям с общественностью для кандидатов в сенаторы и конгрессмены США. В том десятилетии он также дважды путешествовал в Мексику со своей семьей, где изучал условия пустыни и циклы урожая, и был невольно подвержен воздействию галлюциногенного препарата. Все эти переживания, а также многое из его детства, нашли свое отражение на страницах "Дюны". Роман стал таким же сложным и многослойным, как и сам Фрэнк Герберт.

Как я сказал в "Мечтателе Дюны", персонажи "Дюны" соответствуют мифологическим архетипам. Пол — это герой-принц в поисках, который женится на дочери "короля" (он женится на принцессе Ирулан, чей отец — император Шаддам Коррино IV). Преподобная Мать Гайя Хелен Мохиам — это архетип матери-ведьмы, в то время как сестра Пола Алия — девственная ведьма, а Пардот Кайнс — мудрый старик мифологии Дюны. Зверь Раббан Харконнен, хотя и злой и агрессивный, по сути является дураком.

Для имен героев Фрэнк Герберт выбирал из греческой мифологии и других мифологических основ. Греческий дом Атрея, на котором был основан дом Атрейдесов в "Дюне", был несчастливым семейством царей Менелая и Агамемнона. Героическая семья, она была обременена трагическими недостатками и проклятием, произнесенным против нее Тиестом. Это предвещает проблемы, которые Фрэнк Герберт задумал для семьи Атрейдесов. Злые Харконнены из "Дюны" связаны с Атрейдесами кровью, поэтому, когда они убивают отца Пола, герцога Лето, это родственники против родственников, подобно тому, что произошло в доме Агамемнона, когда он был убит своей женой Клитемнестрой.

"Дюна" — это современное собрание знакомых мифов, история, в которой огромные песчаные черви охраняют драгоценное сокровище меланжа, гериатрической пряности, которая представляет, среди прочего, ограниченный ресурс нефти. Планета Арракис характеризуется огромными, свирепыми червями, которые похожи на драконов из легенд, с "огромными зубами" и "дыханием корицы". Это напоминает миф, описанный неизвестным английским поэтом в "Беовульфе", захватывающую историю о страшном огненном драконе, который охранял огромное сокровище в логове под скалами, на краю моря.

Пустыня классического романа Фрэнка Герберта — это огромный океан песка, с гигантскими червями, ныряющими в глубины, таинственную и нераскрытую область Шай-Хулуда. Вершины дюн похожи на гребни волн, и там бушуют мощные песчаные бури, создавая экстремальную опасность. На Арракисе говорят, что жизнь исходит от Создателя (Шай-Хулуда) в пустынном море; подобным образом вся жизнь на Земле, как считается, произошла из наших океанов. Фрэнк Герберт проводил параллели, использовал впечатляющие метафоры и экстраполировал современные условия в мировые системы, которые на первый взгляд кажутся совершенно чуждыми. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что они не так уж отличаются от систем, которые мы знаем... и персонажи его воображения не так уж отличаются от людей, знакомых нам.

цитата

Пол Атрейдес (который является мессианским "Муад'Дибом" для фременов) напоминает Лоуренса Аравийского (Т. Э. Лоуренса), британца, который возглавил арабские силы в успешном восстании против турок во время Первой мировой войны. Лоуренс использовал партизанскую тактику, чтобы уничтожить вражеские силы и линии связи, и почти стал мессианской фигурой для арабов. Это историческое событие заставило Фрэнка Герберта задуматься о возможности того, что аутсайдер может возглавить местные силы против морально коррумпированных оккупантов пустынного мира, в процессе становясь для них богоподобной фигурой.

Однажды я спросил своего отца, ассоциирует ли он себя с каким-либо из персонажей своих историй, и, к моему удивлению, он сказал, что это Стилгар, суровый лидер фременов. Я думал о папе скорее как о достойном, благородном герцоге Лето, или о героическом, отважном Поле, или о преданном Дункане Айдахо. Размышляя над этим, я понял, что Стилгар был эквивалентом вождя коренных американцев в "Дюне" — человеком, который представлял и защищал проверенные временем традиции, не вредящие экологии планеты. Фрэнк Герберт был таким, и даже больше. В детстве он знал коренного американца, который намекал, что был изгнан из своего племени, человека по имени Индеец Генри, который научил моего отца некоторым обычаям своего народа, включая рыбалку, определение съедобных и лекарственных растений в лесу, а также как находить красных муравьев и богатых белком личинок для пищи.

Когда он создал пустынную планету Арракис и галактическую империю, окружающую ее, Фрэнк Герберт противопоставил западную культуру примитивной культуре и отдал предпочтение последней. В "Дюне" он написал: "Полировка приходит из городов; мудрость — из пустыни." (Позже, в своем мейнстримном романе "Ловец душ", он сделал нечто подобное и отдал предпочтение старым традициям перед современными). Как кочевые бедуины Аравийского плато, фремены ведут достойный, изолированный образ жизни, отделенный от цивилизации огромными пустынями. Фремены принимают психоделические препараты во время религиозных обрядов, подобно индейцам навахо в Северной Америке. И, как евреи, фремены подвергались преследованиям, вынуждены были скрываться от властей и выживать вдали от своей родины. И евреи, и фремены ожидают, что их приведет в землю обетованную мессия.

Слова и имена в "Дюне" происходят из многих языков, включая навахо, латынь, чакобса (язык, найденный на Кавказе), науатль (диалект ацтеков), греческий, персидский, восточно-индийский, русский, турецкий, финский, древнеанглийский и, конечно, арабский.

В "Детях Дюны" Лето II позволил песчаным форелям прикрепиться к своему телу, и это было частично основано на собственном опыте моего отца, когда он в детстве, растущий в штате Вашингтон, закатывал брюки и заходил в ручей или озеро, позволяя пиявкам присасываться к его ногам.

Легендарная жизнь божественного супергероя Муад'Диба основана на темах, найденных в различных религиозных верованиях. Фрэнк Герберт даже использовал фольклор и информацию от народов пустыни Гоби в Азии, пустыни Калахари в Юго-Западной Африке и аборигенов австралийской глубинки. На протяжении веков такие люди выживали на очень небольшом количестве воды, в условиях, где вода является более ценным ресурсом, чем золото.

Батлерианский Джихад, произошедший за десять тысяч лет до событий, описанных в "Дюне", был войной против мыслящих машин, которые когда-то жестоко порабощали людей. По этой причине компьютеры в конечном итоге были объявлены вне закона людьми, как предписано в Оранжевой Католической Библии: "Не создавай машину, подобную человеческому разуму." Корни джихада восходят к людям, которых знали мои родители, к деду моей матери Куперу Лэндису и нашему семейному другу Ральфу Слэттери, оба из которых ненавидели машины.

Тем не менее, в вселенной "Дюны" компьютеры существуют и после джихада. По мере развития серии становится известно, что у Бене Гессерит есть секретные компьютеры для отслеживания их записей о разведении. И Ментаты "Дюны", способные на высшую логику, являются "человеческими компьютерами." В значительной степени эти человеческие калькуляторы были основаны на бабушке моего отца по отцовской линии, Мэри Стэнли, неграмотной женщине из холмов Кентукки, которая выполняла невероятные математические расчеты в уме. Ментаты были предшественниками Спока из "Звездного пути", первого офицера звездолета "Энтерпрайз"... и Фрэнк Герберт описал опасности мыслящих машин еще в 1960-х годах, за годы до фильмов "Терминатор" с Арнольдом Шварценеггером.

Примечательно, что во вселенной "Дюны" нет инопланетян. Даже самые экзотические существа, мутанты-навигаторы Гильдии, являются людьми. Так же как и отвратительные генетические волшебники, Тлейлаксу, и гхолы, выращенные в их плотоядных чанах. Среди самых необычных людей, возникших из воображения Фрэнка Герберта, женщины Сестринства Бене Гессерит обладают коллективной памятью — концепция, в значительной степени основанная на трудах и учениях Карла Густава Юнга, который говорил о "коллективном бессознательном", предположительно врожденном наборе "содержаний и моделей поведения", присущих всем людям. Эти концепции мой отец подробно обсуждал с женой Ральфа Слэттери, Ирен, психологом, которая изучала Юнга в Швейцарии в 1930-х годах.

Жизнь Фрэнка Герберта достигла кульминации в годы после 1957 года, когда он сосредоточил свои необычные переживания и знания на создании своего великого романа. В огромных стопках книг, которые он читал для исследования "Дюны", он вспомнил, что где-то прочитал, что экология — это наука о понимании последствий. Это не было его оригинальной концепцией, но, как он узнал от Эзры Паунда, он "сделал это новым" и представил в форме, доступной миллионам людей. С мировоззрением, похожим на мировоззрение американского индейца, папа видел, как западный человек наносит ущерб окружающей среде, не живя в гармонии с ней.

Несмотря на всю работу, которую требовала "Дюна", мой отец говорил, что это была его любимая книга для написания. Он использовал то, что называл "техникой огромной детализации", в которой он изучал и готовил заметки в течение четырех лет, с 1957 по 1961 год, а затем писал и переписывал книгу с 1961 по 1965 год.

Когда папа расширял и сокращал рукопись в зависимости от того, какой редактор давал ему советы, в окончательную рукопись закралась ошибка. Возраст императора Шаддама Коррино IV немного непоследователен в романе, но это одна из немногих ошибок во всей серии "Дюны". Это замечательно, учитывая тот факт, что Фрэнк Герберт писал книги на печатных машинках... более миллиона слов без использования компьютера для упорядочивания всей информации.

В конце 1961 года, в разгар своего монументального труда, папа уволил своего литературного агента Лёртона Блассингейма, потому что не чувствовал, что агент достаточно его поддерживает, и потому что не мог вынести мысли о том, чтобы отправлять еще больше рассказов в нью-йоркскую издательскую индустрию, которая годами отвергала его. Пару лет спустя, когда новый роман был почти завершен, он снова связался с Блассингеймом и прошел через череду отказов — более двадцати — пока Chilton наконец не взял книгу и не заплатил аванс в размере 7500 долларов. Если бы не дальновидный редактор Chilton, Стерлинг Ланье, "Дюна" могла бы никогда не быть опубликована, и мировая литература была бы беднее.

Когда мой отец и я сблизились в моей взрослой жизни, и мы начали писать вместе, он часто говорил мне о важности деталей, о плотности письма. Будучи студентом психологии, он понимал подсознание и любил говорить, что "Дюну" можно читать на любом из нескольких уровней, скрытых под приключенческой историей о мессии на пустынной планете. Экология — это самый очевидный уровень, но наряду с этим есть политика, религия, философия, история, эволюция человека и даже поэзия. "Дюна" — это удивительный гобелен слов, звуков и образов. Иногда он сначала писал отрывки в стихах, которые затем расширял и превращал в прозу, формируя предложения, включающие элементы оригинальных стихов.

Папа говорил мне, что можно следить за любым из уровней романа, читая его, а затем начать книгу заново, сосредоточившись на совершенно другом уровне. В конце книги он намеренно оставил незавершенные концы и сказал, что сделал это, чтобы читатели выходили из истории с кусочками и частицами, все еще цепляющимися за них, чтобы они захотели вернуться и прочитать ее снова. Ловкий трюк, и он выполнил его идеально.

Как старший сын, я вижу семейные влияния в истории. Ранее я отмечал, что моя мать увековечена в "Дюне", как и папа. Он, должно быть, думал о себе, когда писал, что "качества герцога Лето как отца долгое время оставались незамеченными." Эти слова имеют глубокое значение для меня, потому что в то время мы с ним не очень хорошо ладили. Я переживал бунтарский подростковый период, реагируя на бескомпромиссный стиль, которым он управлял домом.

В начале "Дюны" Полу Атрейдесу пятнадцать лет, примерно столько же, сколько мне было, когда книга впервые публиковалась в "Analog". Я не вижу себя в персонаже Пола, но вижу папу в отце Пола, благородном герцоге Лето Атрейдесе. В одном отрывке Фрэнк Герберт написал: "И все же многие факты открывают путь к этому герцогу: его неизменная любовь к своей леди Бене Гессерит; мечты, которые он лелеял для своего сына..." Позже в жизни папа отвечал на вопросы интервью о моей писательской карьере, говоря: "Желудь недалеко падает от дуба." Он часто хвалил меня перед другими, больше, чем мне напрямую. Для большинства своих друзей он казался экстравертом, но в семейных делах он часто был совсем наоборот, предпочитая уединяться в своем кабинете. Часто его самые сильные эмоции оказывались на страницах, поэтому я часто чувствую, как он говорит со мной, когда читаю его истории.

Однажды я спросил отца, думает ли он, что его magnum opus сохранится. Он скромно сказал, что не знает, и что единственный действительный литературный критик — это время. Теперь прошло сорок лет с момента публикации "Дюны" в твердой обложке, и Фрэнк Герберт был бы рад узнать, что интерес к его фантастическому роману и серии, которую он породил, никогда не угасал. Целое новое поколение читателей берет в руки "Дюну" и наслаждается ею, как и их родители до них.

Как и наша собственная вселенная, вселенная "Дюны" продолжает расширяться. Фрэнк Герберт написал шесть романов в серии, а я написал еще шесть в сотрудничестве с Кевином Дж. Андерсоном. У нас с Кевином есть еще четыре книги "Дюны" по контракту, включая хронологический гранд-финал, которого миллионы фанатов ждали, — "Дюна 7". Фрэнк Герберт работал над этим проектом, когда умер в 1986 году, и это была бы третья книга в трилогии, которую он начал с "Еретиков Дюны" и "Главы: Дюна". В этих романах он заложил великую тайну, и теперь, почти два десятилетия после его смерти, разгадка — это самый тщательно охраняемый секрет в научной фантастике.

К тому времени, когда мы завершим эти истории, будет шестнадцать романов "Дюны", а также фильм 1984 года, снятый Дэвидом Линчем, и два телевизионных мини-сериала — "Дюна Фрэнка Герберта" и "Дети Дюны Фрэнка Герберта", оба произведенные Ричардом Рубинштейном. Мы представляем себе другие проекты в будущем, но все они должны соответствовать высокому стандарту, который мой отец установил своими собственными романами. Когда все хорошие истории будут рассказаны, серия закончится. Но это не будет настоящим завершением, потому что мы всегда можем вернуться к самой "Дюне" и перечитать ее снова и снова.

Брайан Герберт
Сиэтл, Вашингтон

цитата Артур Кларк

ВВЕДЕНИЕ

Для меня большая радость, что роман «Город и Звезды» остается в печати с момента его первого издания в 1956 году. Его предшественник, «Против Ночи», также до сих пор издается. Несколько лет назад этот факт вызвал немало путаницы у моего друга-психиатра.

Она обследовала пациента, который, как оказалось, был одним из моих читателей. (Она заверила меня, что это не было частью его проблемы.) Они начали обсуждать сюжет последнего романа, который прочитали, и быстро обнаружили, что полностью расходятся в деталях. Фактически, пациент дал настолько ясный и последовательный рассказ о сюжете, который он помнил, что врач — убежденная, что все происходило совсем иначе — начала задаваться вопросом, кому из них двоих нужно лечение.

Оказалось, конечно, что психиатр читала «Город и Звезды», а пациент — «Против Ночи», и ни один из них не знал о существовании другого романа. Поскольку такая ситуация может привести к печальным последствиям, я теперь тщательно добавил перекрестные ссылки в обе книги.

Хотя эта история происходит более чем через миллиард лет в будущем, компьютерные технологии уже почти догнали меня. Любой, кто играл в интерактивные видеоигры, почувствует себя как дома в «Пещере Белых Червей». Не в первый раз я чувствую, что участвую в самосбывающемся пророчестве.

Но есть еще одно «пророчество» на самой последней странице истории, истинность или ложность которого ни я, ни любой другой человек никогда не узнает:

Однажды энергия Черного Солнца иссякнет, и оно выпустит своего пленника. И тогда, в конце Вселенной, когда само Время начнет замедляться до остановки, Ванамонд и Безумный Разум встретятся среди трупов звезд.

Я до сих пор помню — спустя полжизни! — чувство, что что-то вне меня диктовало эти слова, и даже сейчас они вызывают мурашки по коже.

Ибо, похоже, я предвосхитил на двадцать лет одно из самых неожиданных открытий современной космологии. Мое «Черное Солнце» — это, очевидно, Черная Дыра (термин не использовался до 1960-х годов), а в 1974 году Стивен Хокинг сделал ошеломляющее открытие, что Черные Дыры не вечны и могут «умирать», как я и предполагал. (Технически, они «испаряются» благодаря квантовому туннелированию.) И тогда они могут стать источниками информационного белого шума, выбрасывая (если ждать достаточно долго) все, что угодно. Включая Безумные Разумы…

Я не могу не задаваться вопросом, не предвосхитил ли я — и даже объяснил — еще одно существо в космическом зоопарке. Вселенная современных астрономов — это гораздо более бурное и экзотическое место, чем считалось всего поколение назад. Среди ее самых удивительных особенностей — узконаправленные лучи энергии, вырывающиеся из центров галактик и простирающиеся на тысячи световых лет.

«Звездные войны»? Будем надеяться, что нет. См. главу 24 для альтернативного взгляда.

Многие годы и по многим причинам «Город и Звезды» был моей самой любимой книгой; теперь она получила новую жизнь, как в тексте, так и в музыке. К моей радости и удивлению, она стала основой для оратории британского композитора Дэвида Бедфорда, премьера которой должна была состояться в лондонском Royal Festival Hall к моменту публикации этого издания.

Коломбо, Шри-Ланка

Сентябрь 2000 года