Павел Поляков Жизнь и ...

Издательства

загрузка списка...


Вы здесь: Форумы test.fantlab.ru > Форум «Другие окололитературные темы» > Тема «Павел Поляков. Жизнь и творчество»

Павел Поляков. Жизнь и творчество

 автор  сообщение


философ
Ссылка на сообщение 17 июля 2020 г. 18:28  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль

Именно ван-вонгтовское уникальное чувство органистической, развёрнутой всесвязувающей Вселенной позволило ему по-своему взглянуть на супермена. И не просто позволило, а заставило.
Если Вселенная является единым целым, а не набором бесчисленных отдельных частей, то для Ван-Вогта стало совершенно ясно, что истинное совершенство в существе должно быть связано с лучшим пониманием целей этого единого целого. Совершенство должно быть более целостным и менее хаотичным, чтобы лучше постичь целостность всего целого.
Хотя была одна вещь, которая стала для Ван-Вогта решающей в понимании этой идеи – внезапное внутреннее осознание того факта, что это роман о супермене, чьё превосходство состоит именно в единственно лучшем понимании целостности Вселенной – стало толчком к написанию самого романа. Подобно большинству произведений Ван-Вогта «Слэн» нёс в себе значительную смысловую нагрузку.
Так как произведения Ван-Вогта часто были туманными и неправдоподобными, а их автор уделял очень мало внимания точности и фактологичности, читатели «Эстаундинга» считали его торопыгой и беззаботным писателем. И также были неправы.
Истина заключалась в том, что Ван-Вогт всегда упорно трудился над своими произведениями. В нём не было ни грамма легкомыслия. Для него всегда было очень тяжело подобрать нужные слова, единственно верные слова, которые позволили бы верно описать те образы и взаимоотношения, которые писатель видел во сне или при внезапных озарениях.
Подобно писателям-романтикам из предыдущего столетия Ван-Вогт отчаянно пытался выразить невыразимое: своё ощущение того, где теперь залегает неведомое. И помня всегда о целостности вещей, он мог сделать иногда языковые или стилистические ошибки.
Неправда, что у Ван-Вогта отсутствовало чувство языка. Одним из любимых дел для него при сочинении истории стало выдумывание новых имён вроде Кёрла, Кстля и Джомми Кросса. И он любил то, что сам часто называл «великой бульварной музыкой», стремился подражать ей, и особенно часто это удавалось ему в замыкающих круг финальных линиях.
Но истины ради признаем – его проза не такая чёткая и последовательная, как у Азимова, не столь ловкая и добросовестная, как у Хайнлайна, нет в ней прелестной старджоновской ритмики. Ван-Вогт был способен наносить словами страшные удары, как будто не придавая никакого значения степени нанесённого ущерба. Один из примеров тому – слово «роман-сборник», но существуют и будут существовать фразы, которые без запинки вылетают у нас изо рта.
В то же время истины ради нужно отметить, что значительная часть всех ван-вогтских видимых неуклюжестей на самом деле является обдуманным намеренным приёмом. Большее внимание уделяется звукосочетаниям, нежели смыслу слов, чтобы добиться нужного грандиозного резонанса. Или они были намеренной провокацией, чтобы сбить читателей с накатанной колеи мышления и заставить ощутить привкус тайны. Как однажды сказал сам Ван-Вогт:
«Каждый абзац – а иногда и каждое предложение – в моей научной фантастике это брешь в ней, нереальным условием. Чтобы сделать его реальным, читатель сам должен дополнить недостающее. Он не может при этом отталкиваться от своего прежнего опыта. Прошлый опыт попросту перестаёт существовать. Поэтому чтобы заполнить эти бреши, ему придётся творчески поработать головой».
А вот эту фразу Ван-Вогт говорил в нескольких различных случаях, в качестве наглядной демонстрацией целей своего стиля письма: «Человекоподобное существо превратилось в нечто похожее на чёртика и вылезает из крохотной серебряной коробочки. Вот самая блестящая идея Хашна».
Но столько сил и старания уходило у Ван-Вогта, чтобы писать таким образом – рождающимися сновидениями, дающими эмоциональный заряд, непричёсанными фразами, каждая с собственной странностью и чудинкой.   Одно время он почти завидовал писателям-фантастам подобным Рону Л. Хаббарду, которые просто садились за пишущую машинку и скорость создания их очередного произведения, ограничивалась лишь возможностями самой машинки.
Он думал, что у этих всех писателей есть интуиция, а у него самого – нет. Вот что говорил об этом сам Ван-Вогт: «Писатель с врождённой от природы интуицией – то есть попросту говоря , от природы талантливый – всегда пользуется самым большим успехом из всех авторов, с которыми я только встречался».
Только первоначальная вера Ван-Вогта в собственную систему соприкосновения с бессознательными процессами и написания произведений, позволяла выразить всё в форме научной фантастики. Он заявлял: «Люди не понимают, как стесняют их общепринятые рамки. Нужно освобождаться. Если твоя форма стесняет тебя, научись другой»…
Однако можно вспомнить, что в другой раз он сказал: «Я знаю, что всегда пытаюсь писать по своему методу. Я помешан на методах и иногда даже ощущаю, что это единственное, что имеет ценность в моих историях, но на самом деле это не так. Методу уделено много места в моём творчестве, но когда я захожу слишком далеко, то приходится отступать от него и начинать всё заново».
Вот таким был А.Э. Ван-Вогт, у которого всегда возниали трудности с правильным подбором слов, когда взялся писать свой первый роман «Слэн», бросающий вызов всем историям о суперменах. Чтобы написать этот роман ему понадобились огромный самоконтроль и постоянное самосовершенствование. Но в соответствии с собственным методом для подхлёстывания своего творчества и развития читательской интуиции всё больше систематики он использовал для создания научно-фантастического произведения. Фраза за фразой, эпизод за эпизодом Ван-Вогт неумолимо двигался вперёд, лишь изредка останавливаясь и начиная всё сначала.
Однако роман «Слэнг» продвигался медленно, Ван-Вогт и в самом деле был ещё непрофессиональным писателем-фантастом и мог лишь ловить самые благоприятные моменты для своей работы. Слишком часто внимание писателя переключалось на другое.
Ещё два месяца после появления в печати «Чёрной твари» Ван-Вогт продолжал писать традиционные газетные заметки и интервью для «Хардвейр энд метал», «Санитари инженер», «Канадский гросер» и подобных изданий. Но в сентябре 1939 года армии Гитлера вторглись в Польшу и началась Вторая Мировая война, в которую вступила и Канада как неотъемлемая часть Британской империи.
Из-за плохого зрения Ван-Вогт признался негодным для военной службы. Но Гражданская служба, порывшись в своих картотеках, вспомнила, что восемь лет назад он принимал участие в переписи. Ван-Вогту прислали телеграмму и призвали его на службу вторым клерком в Управление Национальной Безопрасности.
В глубине души Ван-Вогт не слишком-то хотел браться за эту работу. Он уже раньше работал на правительство, а новое назначение рассматривал как большой шаг назад. Но писатель решил, что в годы войны должен помочь своей стране, и потому принял предложение.
В Оттаву он приехал на автобусе, оставив Эдну в Виннипеге собирать вещи, продавать их обстановку и присоединиться к мужу. Затем наступил ноябрь и газеты сообщили им, что во всём городе сдаётся лишь четырнадцать квартир. Они почувствовали себя на седьмом небе от счастья, когда нашли подходящую квартиру, хотя она и стоила 75 долларов в месяц при месячном зароботке Ван-Вогта 81 доллар.
Такая дыра в семейном бюджете и другие насущные расходы быстро съели все деньги, полученные после продажи мебели. И тогда стало ясно, что если они желают есть, вовремя выплачивать взносы за новую мебель и пользоваться такими благами цивилизации, как газ, свет или телефон, то Ван-Вогту надо работать побыстрее, закончить свой роман и выгоднее продать его.
Но новая работа не оставляла писателю слишком много досуга. Ван-Вогт мог писать всё воскресенье, половину субботы и чаще всего он работал вечерами, если не очень уставал. Он возвращался домой после работы, обедал, чуть-чуть дремал, а потом до одиннадцати вечера работал над «Слэном».
Если дело шло хорошо ему удавалось написать весь эпизод за один присест. А иногда, особенно к концу романа, когда сюжет уже катился по инерции, выходило и по два эпизода. На следующий день, пока писатель находился на работе, Эдна перепечатывала написанное начисто.
Работа над романом отняла у Ван-Вогта шесть месяцев, и писатель всё время находился в таком нервном напряжении, всегда готовый вставать с постели и до полуночи биться над своей историей. И всё же несмотря на все заявления Кэмпбелла, а также собственный взгляд на вещи, свою намеренную технику письма, свои сны, насущную нужду в деньгах и всё сокращающееся время на писательский труд, Ван-Вонг всё же закончил свой роман «Слэнг» в конце весны 1940 года.
Писатель отослал свой роман Джону Кэмпбеллу, а редактор не только с радостью принял рукопись, но и тут же послал чек вместе с желанной премией по четверть цента за слово.
Ван-Вогт рассказывал: «Чеки от Кэмпбелла всегда приходили быстро. Он очевидно знал, как писатели нуждаются в средствах, и поэтому как только ты присылал ему свою новую вещь, он тут же прочитывал её и сразу отправлял чек».
«Слэн» печатался в «Эстаундинге» с сентября по декабрь 1940 года и стал лучшим журнальным произведением года, превзойдя по популярности повесть Хайнлайна о свержении режима Пророков «Если эта дорога будет продолжаться» и повесть Рона Л. Хабборда о бесконечной войне «Последнее затмение».
Однако каким необычным был роман «Слэн». Он был даже более странным и непонятным, чем казался на первый взгляд. Подобно всем произведениям раннего творчества Ван-Вогта, кроме последней повести «Повторение», он был таким же эксцентричным, обладал напряженным сюжетом и походил на грёзу – и притом по объёму произведения являлись нормальным романом.
В начале романа «Слэн» девятилетний Джомми Кросс и его мать находятся на улице города в окружении невидимой, мысленно ощущающейся враждебно настроенной толпы. Люди обвиняют слэнов в том, что они пользуются мутационными механизмами древнего учёного Самуэля Лэнна, благодаря которым может появиться на свет не только маленький слэн, но и нелепый уродец или дебил. Люди стремятся уничтожить всех усатых телепатов.
Они всё безжалостнее наступают на слэнов, и мать Джомми посылает сына бежать, давая ему последний отчаянный шанс спасти себе жизнь. И Джомми спасается, изо всех сил зацепившись за бампер движущегося «шестьдесят электро Студебекера». Но перед смертью мать успела дать сыну последний мысленный наказ убить вдохновителя компании против слэнов, диктатора всей Земли Кира Грея. Она мысленно произносит:
«Помни, о чём я тебе говорила. Ты живёшь ради одного – дать возможность слэнам жить нормальной жизнью. Я думаю, тебе придётся убить нашего величайшего врага Кира Грея, даже если ради этого нужно будет пробраться в правительственный дворец». (Перевод Г. Бобылёва – далее Г.Б.)
Когда Джомми исполнилось пятнадцать лет, у него в мозгу возникает гипнотический приказ, давно умершего отца-учёного. Он проникает в лежащие под городом катакомбы, чтобы вернуть себе великое открытие своего отца, секрет контролируемой атомной реакции, оттуда, где оно было когда-то спрятано. Однако на этом его ловят и ради своей свободы он вынужден пустить в ход атомное оружие и убить трёх гвардейцев. Из-за этого слэна начинает мучить совесть, и он даёт слово больше так не делать.
Сам же будучи юношей-суперучёным, Джомми разрабатывает «десятикратную сталь», металл, который почти теоретически пределен по твёрдости. И ещё он изобретает «гипнокристалл», с помощью которого сможет контролировать мысли обычных людей.
Кроме того Джомми скитается по свету в поисках других слэнов с золотыми усиками в волосах, но так никого и не находит. Где же они могут быть?
Снова и снова проходит он сквозь широко расставленные сети «безусых слэнов», такого же творения мутанционных механизмов Самуэля Лэнна, только не владеющих телепатией. Они овладели антигравитацией, строят космические корабли и даже летают на них на Марс, и всё это в тайне от обычных землян.
Но эти полуслэны также видят в Джомми врага. Им кажется, что когда усатые слэны ещё не подвергались гонениям, они воевали с безусыми слэнами. Они называют Джомми «проклятой гадиной» и даже ещё хуже, нежели обычные люди, желают убить его.
Джомми крадёт у них космический корабль и получает возможность убить безусого слэна Джоанну Хилтори. Но вопреки всей её враждебности юноша не делает этого. Наоборот, он сообщает ей о своих добрых намерениях:
« — Мадам, при всей моей скромности, я могу сказать одно — из всех слэнов в мире на сегодня нет более важной персоны, чем сын Питера Кросса. Куда бы я не пошёл моё слово и моя воля будут иметь влияние. В тот день, когда я найду истинных слэнов, война против вашего народа закончится навсегда». (Г. Б.)
И он отпускает Джоанну Хиллори на свободу.
Достигнув девятнадцатилетия , Джомми находит наконец ещё одного слэна, девушку по имени Кэтлин Лэйтон, прячущуюся в давно покинутом слэновском убежище, в подземном городе машин. Когда она была ребёнком, сам Кир Грей решил сохранить ей жизнь. Но сейчас в страхе за свою жизнь, и ужасно боясь начальника тайной полиции Джона Петти, девушка убежала из дворца.
Встреча Джомми и Кэтлин превращается в радостный момент, узнавания друг друга :
«Она тоже слэн!»
«Он тоже слэн!»
Их осенило одновременно!»
Но почти сразу же, после того как Джомми и Кэтлин нашли и полюбили друг друга, Джон Петти обнаруживает подземное убежище и внезапно возникает перед девушкой, когда она остаётся одна. У убийцы не осталось ни капли сострадания, и он тут же стреляет Кэтлин в голову.
Когда Джомми прибегает к ней, девушка уже умирает, но прощальный мысленный призыв Кэтлин всё звучит в его голове. С помощью своего атомного пистолета юноша мог бы легко отомстить Джону Петти, распылить его в прах, но он сдерживает себя. Он не нажимает на нужную кнопку пистолета и прорывается через линию огня на своей машине, сделанной из десятикратной стали.
Затем, когда Джомми исполнилось 26 лет, по меркам слэнов он ещё не достиг полной зрелости – слэны без усиков атакуют его секретную лабораторию и космический корабль, спрятанный на глубине 12 миль под горой. Но Джоми успевает подать сигнал , корабль проделывает к нему тоннель и слэн спасается бегством.


философ
Ссылка на сообщение 18 июля 2020 г. 18:08  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль

Он летит на Марс, чтобы проследить там за слэнами без усиков. Обнаружив одного из них, Джомми слышит его размышления, что скоро его сородичи намерены предпринять генеральное наступление на Землю.
Но почти тотчас же Джомми высняет, что и сам находиться под контролем. Он оказывается в кабинете Джоанны Хиллори, ставшей членом Военной комиссии у безусых слэнов. Она же занималась и выслеживанием слэна. Женщина написала не менее четырёх книг о Джомми Кроссе.
Пока Джомми ждёт встречи, ему посчастливилось увидеть то, что мы сейчас называем компьютерами:
«Внутри маленького длинного великолепного здания несколько мужчин и женщин суетились среди рядов огромных толстых блестящих металлических пластин. Джомми знал, что это было Статистическое бюро, а пластины являлись электрокартотеками, которые выдавали информацию при нажатии на кнопку и набора нужного имени, номера и пароля». ( Г.Б. под ред. П. Полякова)
Джомми запрашивает электрокартотеку о Самуэле Лэнне – и тут же читает дневник Самуэля Лэмма за 1971 год, а затем избранные записи с 1973 по 1990 года, и из них стало ясно, что мутационной машины вообще никогда не было. Слэны с усиками существовали с самого начала, и являлись всегда результатами чисто естественных процессов.
Затем его вызывают в кабинет Джоанны Хиллари, и Джомми обнаруживает, что его пятнадцатилетней давности идеализм так подействовал на эту женщину, что она все эти годы готова была помочь ему в самый решающий момент. Джоанна помогает Джомми сбежать и вернуться на Землю и по тайному ходу проникнуть в построенный слэнами дворец Кира Грейя.
Ван-Вогт рассказывал: «Почти с начала до конца работы над романом … я пытался высвободить своё подсознание и в рамках этого произведения – его черновика – позволил ему болтать без умолку». Этот творческий процесс кажется лежит в основе того, что произошло дальше в романе «Слэн».
В очень странном эпизоде Джомми прыгает в дыру во дворцовом саду, и когда ноги достигают дна, то он оказывается в двух милях под землёй. Затем он обнаруживает знак, который, предполагая, что его будет читать слэн, сообщает Джомми, где он находится и что сейчас произойдёт. Потом стены вокруг слэна смыкаются, и в этой кабине-лифте он поднимается во дворец и попадает в самые засекреченные внутренние покои Кира Грея.
И ещё раз, совсем как в тех древнегреческих пьесах, которые читал Ван-Вогт, сцена узнавания. Джомми смотрит на жёсткое и безжалостное, но честное лицо Кира Грея и сразу понимает, что на самом деле он:
«Кир Грей, вождь людей был …
— Самый настоящий Слэн! – воскликнул Кросс».
Сначала Грей держится холодно и жёстко. Он даже намерен отрезать у Джомми усики. Но после того как Джомми показывает свою силу и успешно высвобождается из его наручников, узнование становиться взаимным. Кир Грей понимает, что перед ним сын Петера Кросса, властелина атомной энергии, и сразу же сменяет гнев на милость.:
« — Значит, у тебя получилось! Даже несмотря на то, что я никак не смог тебе помочь! Атомная энергия в своей окончательной форме.
Потом его голос зазвучал ясно и торжествующе:
— Джон Томас Кросс, я приветствую тебя и открытие твоего отца. Входи и присаживайся /…/ Здесь, в моём личном кабинете, мы можем поговорить». (Г. Б. под ред. П. Полякова.)
И потом Грей рассказывает Джомми всё.
Слэны, говорит он, на самом деле тайно правят миром, подобно тому, как когда-то шотландцы правили Британской империей: « Разве не естественно, что мы решили проникнуть на ключевые посты в правительстве людей? Разве мы не самые разумные существа на Земле?» (Г. Б. под ред. П. Полякова)
Слэны являются «постчеловеческими мутантами». Несмотря на то, что обычные люди их ненавидят и бояться, слэны смотрят на них как на бедных беспомощных устаревших существ, которые постепенно становятся бесплодными и начинают сходить со сцены. И если в прошлом слэны имели тяжелые проблемы со стороны слэнов без усиков, то это только ради их собственного блага, чтобы сохранить их прочность.
Они, конечно, сами этого не знают, но на самом деле именно слэны без усиков являются истинными слэнами. Их особые свойства – усики, два сердца, более совершенная нервная система и тому подобное – временно генетически подавлены, чтобы защитить их от гнева человечества. Но одна за другой эти способности вернуться к ним. И через сорок или пятьдесят лет они будут снова иметь усики и обладать способностью к телепатии.
Для слэнов , стоящих за сценой, стало проблемой, как подготовить переход от человека к слэну. Они хотят, чтобы люди прекратили преследовать слэнов. И ещё, чтобы слэны без усиков не уничтожили всё человечество прежде, нежели оно само сойдёт со сцены.
Однако теперь появилась возможность решить обе задачи. С помощью атомного оружия Джомми можно легко отбить атаку слэнов без усиков с Марса. Она превратиться во «много шума из ничего», и слэнам придётся возвратиться на Марс и подождать пока у их детей не вырастут усики. А потом с помощью изобретённого Джомми гипнотического кристалла можно будет вылечить людей, какие они есть, от истерии, страха и ненависти и сделать их счастливыми. И безмятежными.
На этом философская часть «Слэна» заканчивается и начинается новый драматический эпизод, последняя сцена узнавания. В личные покои Кира Грея входит девушка – и она оказывается Кэтлин. Воскресшей Кэтлин! И Кир Грей представляет её Джомми:
«В этот момент голос Кира Грея разорвал тишину. В нём слышались нотки человека, который предвкушал этот момент долгие годы:
— Джомми Кросс, я хочу представить тебе Кэтлин Лэйтон Грей,… мою дочь». (Г. Б.)


философ
Ссылка на сообщение 18 июля 2020 г. 18:10  
цитировать   |    [  ] 
На этом роман заканчивается, оставляя нас в радостном возбуждении. Но кроме того в голове у всякого здравомыслящего читателя вертятся тысячи вопросов.
Если Кэтлин Лэйтон на самом деле дочь Кира Грея, то почему он подвергает опасности и дочь и себя, держа девушку при себе, пока она не вырастет? А если он столь сентиментален, что не может расстаться с дочерью, то почему во время первой встречи Кэтлин с Джомми, девушка даже не подозревает, что Кир Грей на самом деле слэн и тем более её отец?
Стоило только Джомми побывать несколько минут в помещении электронной картотеки у слэнов без усиков, как он узнаёт, что мутационной машины никогда не существовало. Тогда почему сами слэны без усиков понятия не имеют о таких важных вещах? А если слэны без усиков подозревают Джомми Кросса, в страшнейших кознях против себя, то почему же они так легко позволяют пользоваться своей картотекой, даже не проверяя, какие сведения получает их заклятый враг?
И ещё одна, быть может, самая странная вещь. Каким образом «студебекер» с выдающимся наружу задним бампером 30-годов XX века мог оказаться на улицах города не то шестьсот тридцать, не то восемьсот, а не то и все полторы тысячи лет спустя? (Цифры, показывающие на сколько лет в будущем происходит действие в романе весьма разняться на протяжении всего произведения.)
На пятьдесят – сто вопросов, которые вызывает этот роман, из тысячи возможных Ван-Вогт с переменным успехом попытался ответить при второй редакции «Слэна». Некоторые несообразности, подобные легендарному «студебекеру», легко устранялись одним росчерком пера. Но в других случаях Ван-Вогт сумел лишь заменить одну нелепицу другой.
Истина заключается в том, что суть «Слэна» не имеет отношение к логике или причинно-следственным связям и никакое количество исправлений не может сделать этот роман сколько-нибудь ясным и последовательным. Можно даже предположить, что предпринятая в 1951 году попытка сделать «Слэн» более связным, ненамеренно привела к некоторому уменьшению иррационального обаяния этого уникального романа.
Однако по другой версии фундаментальной нерациональности этого романа нельзя придавать особого значения. На самом деле, если существует некое количество очевидных неувязок в нашем понимании «Слэна», то именно из-за слишком большого обобщения романа в целом, из-за нашего настоятельного желания сделать его более связным и прозрачным, чем это может показаться читателю, буквально проглатывающему «Слэна».
Действие этого романа развивается согласно логики грёз. Герои одарённые невероятными знаниями и в то же время невероятным невежеством, внезапно оказываются на первом плане, только чтобы почти тотчас же исчезнуть. В нём нет ничего постоянного – ни дат, ни взаимоотношений, ни характеров – всё может в один миг перемениться и стать не таким как прежде. В этом романе множество совпадений, невероятностей и принципиальных неувязок, но с точки зрения сновидения кажется, будто всё в нём идёт так, как надо.
Даже в гораздо большей степени, чем мы сумели заметить, будущее по Ван-Вогту насыщено секретными дорогами, подземными убежищами, пещерами, катакомбами и тоннелями. В нём считается абсолютно нормальным размещать звездолёт внутри здания или под текущей рекой, или прыгать в кроличью нору в две мили глубиной, а затем снова подниматься. Мир завтрашнего дня и лабиринты сознания стали в «Слэне» единым целым.
«Эстаундинг» Золотого века не знал нужды в писателях, способных изложить свои идеи рационального, связно и правдоподобно. Но лишь Ван-Вогт сумел всех убедить, что лучше всего покажет истинные основы нынешнего существования, если во время создания вещи высвободит своё нерациональное мышление и позволит ему делать всё, что пожелает и говорить всё, что хочет сказать.
Возложив обязанность сочинять истории на своё бессознательное, Ван-Вогт очень рисковал, что оно может сболтнуть что-нибудь грубое, параноидальное, сексуальное или глупое. И действительно всё или почти всё было в его историях. Однако у этого метода есть великое всё искупающее достоинство, и именно его Ван-Вогт снова и снова демонстрировал, рассказывая о перспективах неведомых возможностей и человеческих способностей в своих произведениях, и в этом не было писателей ему равных.
Конечно среди читателей кэмпбелловского «Эстаундинга» нашлись такие, кто слишком рационалистически смотрел на Ван-Вогта. Они не могли сами отказаться от логики и здравого смысла, и не придираться к каждой мелочи, а только при таком условии можно было адекватно воспринимать произведения этого писателя. Они не только не признавали, что всеми ценимый «Слэн» к их логике не имеет никакого отношения. Но их раздражение всё росло, ибо время шло, а Ван-Вогт оставался таким же, по их мнению, извращённым писателем-фантастом.
Однако когда в конце 1940 года «Слэн» был напечатан, большинство читателей «Эстаундинга» обнаружили, что захвачены неодолимой силой главного героя романа. Они настолько увлеклись безостановочным действием «Слэна» и теми постоянными изменениями, которые всё время обогащали их опыт, что просто-напросто не успевали остановиться и обратить внимание на все случайности и нарушения здравого смысла.
После того, как непрерывные приключения героев романа заканчиваются, а эмоциональный подъём, вызванный повторной встречей Джомми и Кэтлин, угасает, читатели сидят с широко раскрытыми глазами и понятия не имеют, где они и как получилось, что Ван-Вогт обладает своей особой магией. Но они понимают точно, что «Слэн» сумел как-то проникнуть в их головы и привёл их в такое смятение, что о нём нельзя ничего сказать или объяснить.
Вспомним, что вначале Джон Кэмпбелл говорил Ван-Вогту, будто только сверхчеловек может написать произведение, находясь на позиции сверхчеловека. И, конечно же, сам А. Э. Ван-Вогт не был сверхчеловеком, во всяком случае в старом веке Техники в буквальном понимании этого слова. Но тогда Ван-Вогту вовсе не обязательно было становиться совершенным человеком. Достаточно было, чтобы он обладал озарениями постматериалистического мышления, а всё остальное – неважно.
Точно так же, как Джомми Кросс являлся относительным сверхчеловеком, так как он может делать то, чего не может обыкновенный человек, то самого Ван-Вогта можно назвать суперменом-фантастом, так как он мог представлять себе то, чего не мог вообразить обыкновенный писатель-фантаст образца 1940 года.


философ
Ссылка на сообщение 19 июля 2020 г. 17:47  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль

В современную научную эру, как мы могли уже несколько раз убедиться, всё существующее делится на две части: область хорошо известных вещей и область неизведованного. А Ван-Вогт не видел больше чёткого различия между здесь и там, между Деревней и Миром За Холмом. Для него дороги мышления, знания и тайны безнадёжно запутаны между собой во всех временах и пространствах.
Как понимал это Ван-Вогт, наши чувства и образ мысли столь несовершенны, что даже здесь – и – сейчас может стать вдруг для нас почти непостижимой тайной. И в то же время самые тайные звёзды и отдалённые времена являются такой же составной частью Единого Целого, как и мы сами, и поэтому каким-то образом могут быть выражены и через нас.
Этот новый взгляд на устройство вещей позволил Ван-Вогту легко и свободно действовать на ментальной и физической территориях, слишком непостижимых для его более рационалистических коллег. А ещё он позволил писателю воображать самые странные вещи там, где их нельзя было и надеяться отыскать с помощью обычных чувств.
Для тех читателей, которые признавали материализм и случайность и незначительность природы всего существующего, новые перспективы Ван-Вогта казались загадочными и манящими. Они позволяли писателю вести своих читателей в невозможных направлениях и показать им диковины, лежащие совершенно за пределами их восприятия.
Даже Джон Кэмпбелл сдался, очарованный и устрашенный явной необяснимостью Ван-Вогта. Качая от удивления головой, Кэмпбелл говорил: «Этот сын пушки мистик наполовину и, как множество прочих мистиков, ударяется в идеи, которые являются пустым звуком, без каких бы то ни было рациональных методов или способов их защиты».
Однако почти через пятьдесят лет после первого издания «Слэна», имея преимущества, обусловленные изменениями образа мысли за прошедшее время и, обяснениями самого Ван-Вогта, мы не можем больше воспринимать и оценивать этот роман так, как его первые читатели в 1940 году. Мы можем видеть то, что было в «Слэне», чтобы привлечь внимание читателей – сознательно или нет – и прежде всего те элементы, над которыми Ван-Вогт работал дольше всего и которые дались ему тяжелее всего, и в первую очередь Имена со значениями. Ощущения изменчивости вещей. Внезапное эмоциональное и интеллектуальное узнавание. Лабиринт в судьбах и взаимоотношениях. Осознание всего в целостности.
В «Слэне» гораздо явственнее, чем в последующих произведениях Ван-Вогта, выбранные для главных героев романа имена стали эмблемами их ролей. Шеф антислэновской тайной полиции – Петти . Диктатор Земли, играющий двойную игру – Грей. И имя молодого главного героя – Д.К. /Кросс – это знак читателю, что этот частичный супермен не холоден, безжалостен и аморален, а , наоборот, стремиться быть честным, хорошим и порядочным.
Мы уже видим, что движение и изменение вещей является центральной идеей «Слэна». Быть может также как Роберт Хайнлайн, другой писатель-фантаст, которого в детстве перевезли из маленького городка в большой город, Ван-Вогт убедился, что вещи изменяются и должны изменяться. Но реакция Ван-Вогта на это открытие совершенно отличалась от хайнлайновской и была гораздо более утонченной.
Хайнлайн инженер, студент-математик и моряк в вынужденной отставке рассматривал эти изменения в рамках перестановок и перемешивания уже существующих и потенциальных факторов. С помощью своей способности к анализу, своих эциклопедических познаний и умения переставлять и перемешивать элементы почти алгебраическим способом Хайнлайн смог описать образы мышления и способы государственного устройства, которые не совпадали с уже имеющимися: различные общества будущего, и религиозная диктатура пророков, и катящиеся дороги, и даже с законами магии.
Но А.Э. Ван-Вогт, систематик-интуитивист, почти не обладал этим особым хайнлайновским даром интеллектуально осмыслять изменения и затем описывать их в объективных терминах. Он смотрел на изменения как на вид кинетической энергии, и искал пути для её представления.
Создавая свои произведения, он подходил к ним как к череде индивидуальных эпизодов, каждый из которых преследовал собственную цель и, действуя по законам сновидения, постоянно резко менял ход сюжета. Таким образом, Ван-Вогт сумел ввести непрерывные изменения в саму структуру своих творений. Произведения подобные «Слэну» не обсуждали динамику изменений. Они не описывали последствия изменений. Они только сами являлись изменениями и переменами.
Результатом этих расхождений стал тот факт, что в 1940 году такие произведения Хайнлайна, как «Если это будет продолжаться» и «Дороги должны катиться» могли дать читателям те интеллектуальные убеждения, которые сам Хайнлайн чётко высказал в своей речи почётного гостя в 1941 году» Открытие будущего». Произведения Хайнлайна ясно доказывали, что общество завтрашнего дня неизбежно будет отличаться от сегодняшнего общества, и поэтому знающий и компетентный человек должен быть всегда готов к грядущим переменам.
А читателям Ван-Вогта не предлагалось задумываться настолько об изменениях, чтобы прочувствовать их. И отложив «Слэн» в сторону, он не убеждался умом, что изменения являются потенциалом будущего, а душой чувствовал, что перемены – это постоянная черта самого существования, нечто, что может быть заложено в сути любого данного мига.
Также Ван-Вогту удалось внедрить в структуру своего романа собственные убеждения – основанные на собственном опыте – что понимание приходит после внезапного осеняющего вдохновения. И в «Слэне» это не только одна за другой сцены узнавания, но и эпизод за эпизодом, где Джомми вдруг приходит в голову догадка или идея, которая сначала кажется чушью или чем-то несущественным, а потом полностью подтверждается.
В романе нет никаких споров об этом и, нет задержек с их приходом. Джомми как будто уже знает, что потом случиться, и затем и в самом деле его предположения сбываются.
Мы можем, конечно, догадаться, что точно таким же образом Ван-Вогт выдвигает и высказывает собственные идеи, не приводя в их пользу никаких рациональных аргументов и не пытаясь по-настоящему отстаивать их. Кэмпбеллу такой талант Ван-Вогта казался полумистическим – но не таким путём мыслил и творил писатель. Для него, как и для большинства людей его поколения, слово «мистика» имело грязный оттенок, оно несло на себе клеймо сверхъестественного замшелого мышления. И, совершенно однозначно, Ван-Вогт ни коим образом не являлся сторонником сверхъестественного.
Более правдоподобным представляется объяснение, что Ван-Вогт – это органистический обобщатель, чутьём ориентирующийся в лабиринтах, и таков же и его герой Джомми Кросс. Именно благодаря их умению рассматривать сколь угодно сложное явление как единое целое, они оба могут делать такие выводы, которые нельзя ни доказать, ни подтвердить логическим путём.
Вот как Ван-Вогт описывает собственный образ мышления:
«Я могу годами ментально всматриваться в то, что привлекло мой интерес, а при разговоре о нём лишь всё время качаю головой. Это значит, что для меня отдельные кусочки не сложились ещё в ясный образ. И так годами я присматриваюсь, набираюсь терпения, и жду озарения, которое соберёт всё в один фокус. Внезапно – именно всегда внезапно – у меня перед глазами возникает единое явление».
Аналогично и в «Слэне» достижение ощущения целостности стало самым важным успехом в развитии своих ментальных способностей у Джомми за те семь лет, что прошли между его 19 и26 годами. На новой стадии своего развития он приобрёл способность воспринимать окружающую среду как единое целое. Ни одного существенного факта больше не пройдёт мимо его сознания. Вот как Ван-Вогт в авторском тексте «Слэна» описывает образ мышления Джомми: «Все детали соединились и на месте того, что несколько лет назад даже для него было бесформенным пятном, возник чёткий яркий рисунок».
Одним из примеров такого внезапного появления чёткого рисунка может служить спонтанное понимание Джомми , что Кир Грей, вождь земного человечества, и заклятый враг всех слэнов с усиками, на самом деле сам является слэном. Здесь – для уверенности – есть весьма необычное соотношение сил. Те, кто на первый взгляд кажутся разделёнными на противоборствующие группировки, неизбежно должны иметь одного и того же вождя.


философ
Ссылка на сообщение 19 июля 2020 г. 18:25  
цитировать   |    [  ] 
Более того, в различных вариациях эта ситуация повторяется во многих ранних романах Ван-Вогта. Какие же из этого мы должны сделать выводы?
Первый серьёзный критик ВанВогта – молодой фэн по имени Деймон Найт, который впоследствии сам станет писателем и редактором-фантастом – рассматривал эту постоянно повторяющуюся коллизию как главный изъян в работе Ван-Вогта. Он характеризует эту ситуацию так: «Вождь Левых является также вождём Правых», — и осуждает такой сюжетный приём как «полную и совершенную бессмысленность».
Здравомыслящему, рациональному, законопослушному человеку демократических убеждений кажется совершенно естественным, что при противоборстве между двумя сторонами причина конфликта должна быть настоящей, а одна из сторон должна быть более правой, а другая – более виноватой.
Как мы это знаем сейчас, в истории двадцатого века есть примеры и политических группировок, в которые просачивались противники и разваливали их изнутри, и революционных вождей, которые оказывались одновременно и агентами тайной полиции. Для людей подобного образа мысли – автократов, конспираторов, презирающих законы и жадных на демонстрацию силы – описанная Ван-Вогтом коллизия не показалась бы такой дурацкой и бессмысленной, как юному Деймону Найту, писавшему свою рецензию в 1945 году.
И есть определённые основания полагать, что Кир Грай мог быть именно таким человеком. Ведь он диктатор, а не обычный обыватель. Для него цель оправдывает средства и ради сохранения своего влияния он готов пойти на интриги, дезинформацию, угрозы и даже на убийство. Несомненно, Грей предвкушает грядущие дни, когда обычные люди сойдут с лица Земли и останутся на планете одни истинные слэны.
Для такого не знающего законов ловкача вполне возможно не заботиться особо о формальных различиях, подобных Левым и Правым и не придавать большого значения тем идеям, которые исповедуют люди, знающие гораздо меньше его. Для человека, подобного Киру Грею, могло пойти на пользу наличие двух враждебных сил и , как бы это не казалось глупым и бессмысленным, стать во главе обеих из них.
Сейчас таких людей, как Кир Грей, считают страдающими манией величия и такими же безумными, подозрительными и опасными, каким был Адольф Гитлер, с которым родина Ван-Вогта находилась в состоянии войны. Тем не менее имеются достаточные основания и для такого прочтения произведений Ван-Вогта, которые и сам писатель своим неослабевающим интересом испытывал к этому вопросу. Удивляясь своим чувствам, он раз за разом писал о крупных суперменах и говорил: «Я начал ведать, что творю и что в этом есть нечто параноидальное и шизофреническое».
Чтобы со всей очевидностью доказать, что он полностью сознаёт всё различие между гениальным сверхчеловеком и всё дозволяющим себе буйным сумасшедшим, каким стал Гитлер, Ван-Вогт специально изучил особенности поведения таких людей и впоследствии написал на эту тему реалистический роман «Буйный сумасшедший». (1962 г.)
Тем не менее мы не обязаны рассматривать Кира Грея, как игрока в бессмысленные игры. И также не обязаны считать его буйным сумасшедшим, страдающим раздвоением личности. Возможна третья и ещё лучшая интерпретация Кира Грея, вождя и людей и слэнов. Вот она: Кир Грей это гений, рассматривающий все вещи как единое целое.
Не вызывает сомнений, что он холодный прагматик, временно открыто плюющий на законы. В своём стремлении сделать переход от человека к слэну как можно более мягким Кир Грей готов холить и лелеять гибнущее человечество, обманывать и запугивать слэнов без усиков, грубо и холодно обращаться с истинными слэнами. Даже на собственную дочь Кэтлин он смотрит как на ценный экспонат, проверяя по ней, как постепенно изменяется реакция на слэна с усиками.
Несмотря на это Кир Грей – каким изображает его Ван-Вогт – честный человек. При всей его уникальной силе, мы никогда не видим его алчным, похотливым, злобным, мстительным или просто раздражительным. Когда в его личных покоях внезапно появляется
Джомми Кросс, знающий секреты управляемого атомного распада, десятикратной стали и гипнотического кристалла, Грей ни на секунду не задумывается, как использовать всё это в личных целях. Нет, он тотчас начинает рассчитывать, как с их помощью можно разрешить проблемы бескровной смены цивилизаций.


философ
Ссылка на сообщение 20 июля 2020 г. 15:52  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль

И если настоящей целью Кира Грея было стать бесстрашным универсалом-смотрителем, которого интересует благополучие всех и каждого, то для него не столь уж глупо и бессмысленно было возглавить сразу несколько группировок. Тем более если противоречия между враждующими сторонами не настолько велики, как они это сами представляют себе.
Мы можем убедиться, что те существа, которые по началу казались нам обычными людьми, внезапно оборачиваются слэнами без усиков, которые живут неузнанными среди остальных людей. А затем те же самые слэны без усиков превращаются вдруг, сами того не осознавая, в истинных слэнов. И наконец те существа, которых мы сначала считали противоестественным и бесчеловечным продуктом работы чудовищных машин – слэнов с усиками – вдруг оказываются не только результатом совершенно естественной мутации, но и следующей стадии эволюционного развития человека.
Истина лежит за пределами видимых и внешних различий между людьми, слэнами без усиков и истинными слэнами.
Именно такая картина внезапно возникает в ключевом эпизоде «Слэна», когда неожиданно обнаруживается, что Кир Грей , глава человечества и главных врагов слэнов, оказывается самым сильным и могущественным из истинных слэнов, а сами слэны – постчеловеческой мутацией. Именно эта единая природа Кира Грея, даже в большей степени, нежели понятный характер и добрые намерения Джомми Кросса, показывает читателям преемственность между людьми и слэнами.
Однако «Слэн» не является реалистическим произведением о политических и силовых взаимоотношениях. Нет, он о трудностях перехода всего рода человеческого к новому, более совершенному состоянию его тела и сознания.
Любители фантастики, читавшие «Слэн», обнаруживают, что перед ними история о переходе человека от неандертальцев к кроманьонцам, подобно «Наступающему дню» Лестера дель Рея. И они не только отождествляют себя с несчастными вымирающими неандертальцами и сожалеют о их грубости и несовершенстве, но и ощущают родство гениальных людей с ними.
Ван-Вогт призывает своих читателей совершить скачок в своём воображении и представлении, на этот раз в противоположном направлении, и ощутить всю красоту и желанность грядущего человека – за – человеком. Появление слэнов без усиков он рассматривал как счастливый случай, а самих слэнов – не как нестерпимых Других, а как показ наших собственных потенциальных неведомых возможностей.
Это основное положение романа Ван-Вогта, будто место для неведомого найдётся и в нынешнем времени и при нынешних условиях, проняло даже Джона Кэмпбелла. Через год после выхода в печать «Слэна» — в том же сентябре за 1941 год номере «Эстаундинга», в котором был напечатан «Ночепад» Азимова – вышла статья Кэмпбелла под названием «Не все мы люди». В ней редактор выдвигает идею, что сверхлюди уже живут среди нас, вообще не ощущая собственного совершенства. А роман «Слэн» он называет первой ласточкой подобного осознания.
Нашлись и такие читатели «Эстаундинга», которые не только согласились с аргументацией «Слэна», но и были готовы лично воплощать её в жизнь. Так, например, некоторые фэны давали своим отдельным и коммунальным местам проживания шуточные имена «Лачуги слэна» или «Башня с усиками».
Другая, гораздо более серьёзная попытка выразить идею неминуемой самонепостижимости человека, была предпринята в первом номере любительского журнала «Космик дайджест»:
«Люди только стремятся к высшей форме своего существования. Грядёт хомо космен, человек космический. Мы верим, что с помощью мутаций превратились в него. Мы убеждены, что на этой планете есть и другие подобные нам люди и если найдём их, то вступим с ними в контакт. Скоро мы ощутим большинство из них, и тогда вместе проделаем множество великих вещей».
Этот юноша рассказал о создающейся новой организации под названием «Космический круг» и попытался сплотить своих друзей – любителей НФ под знаменем с лозунгом «Фэны – это слэны». И хотя эти попытки не были приняты всерьёз, их сочли лишь забавной шалостью, тем не менее очевидно, что Ван-Вогту эта работа по созданию «сообщества слэнов» представлялась самым вдохновляющим делом.
Благодаря двум своим произведениям «Чёрной твари» и «Слэну» А.Э. Ван-Вогт стал первой суперзвездой кэмбелловского Золотого века. Но затем, после выхода в свет «Слэна» и достижения Ван-Вогтом пика своей популярности в научной фантастике, имя писателя надолго исчезает со страниц «Эстаундинга».
За четырнадцать месяцев, прошедших после выхода в свет «Слэна», то есть в течение всего 1941года и начала 1942 года, когда лидирующее положение в «Эстаундинге» захватил Роберт Хайнлайн / Ансон Макдональд со своим целым фейерверком произведений: «Шестая колонна», «Логика империи», «Вселенная», «Неудовлетворительное решение», «Дети Мафусаила», «Из-за его шнурков» и множество других – Ван-Вогт предложил «Эстаундингу» всего два рассказа. И после публикации второго из них «Качели» в июле 1941 года писатель замолчал на долгих десять месяцев.
Различие между ними заключалось в том, что Хайнлайн в ожидании своего призыва на войну убивал время, зарабатывал и удовлетворял свой творческий зуд, сочиняя научную фантастику. А Ван-Вогта уже призвали на Вторую Мировую войну, и на творчество у него почти не оставалось времени.
За объявлением войны в сентябре 1939 года последовали несколько месяцев бездействия. Но к концу весны 1940 года, когда Ван-Вогт закончил роман «Слэнг», Гитлер стремительной фланговой атакой прошёл через Голландию, Бельгию и Францию и при Дюнкерке загнал остатки союзных армий в море. Затем в течение всего 1940 года Германия посылала через Ла-Манш одну волну своих самолётов за другой бомбить Британию, последнего своего противника в Западной Европе.
Всё ухудшающееся положение страны-доминиона отнимало всё больше времени у сотрудника Канадского министерства национальной безопасности А.Э. Ван-Вогта. В следующем году ему посчастливилось выкроить время лишь на создание двух расскаов.
Написанный в редкие часы досуга рассказ «Качели» тем не менее оказался одним из самых ключевых научно-фантастических произведений Золотого века. Образ мысли, выраженный в «Качелях» стал складываться, когда Ван-Вогт прочитал редакционную статью Джона Кэмпбелла в февральском за 1941 год номере «Эстаундинга», где официально заявлялось, что все хайнлайновские истории обединяются вместе в одну общую историческую схему. Прочитав эту статью, Ван-Вогт всерьёз задумался об объединении своих собственных произведений.
Он рассказывал:
«Будучи системным мыслителем и системным писателем, однажды я представил себе , что в области целей я действую бессистемно; да, конечно, я ловлю момент; да, конечно, я начинаю писать то, ещё сам не зная что. /…/ Основной идеей стало: в каждом камешке, в каждой частичке заключена «память» о сути вещей и об истории того, где побывала эта частичка с момента начала вещей. И если мы сможем прочитать и понять всю эту информацию, то мы получим ответы на все вопросы».
Осознав однажды свой непрекращающийся интерес к тождественности и органистической целостности, Ван-Вогт решил заложить это в структуру своего нового рассказа «Качели» ещё явственнее, чем в других произведениях писателя, и ввести в сам сюжет своё уайтхидовское чувство всеобщей связи между всеми вещами. Ни один писатель, стоящий на линейной, рациональной, материалистической, Деревнецентристской позиции, не мог придумать ничего подобного.
«Качели» начинаются с газетной заметки, датированной всего лишь серединой прошлой недели – то есть за неделю до выхода последнего номера «Эстаундинга». В заметке сообщалось о появлении и мгновенном исчезновении странного здания на одной из улиц города, где обычно находились прилавок для ленча и магазин одежды. В статье предполагалось, что это трюк какого-то неизвестного фокусника.
На стене странного здания, так, чтобы было видно со всех сторон, большими буквами было написано: «ОТЛИЧНОЕ ОРУЖИЕ. ПРАВО ПОКУПАТЬ ОРУЖИЕ – ЕСТЬ ПРАВО БЫТЬ СВОБОДНЫМ». В витринах же этого здания виднелись всевозможные причудливые экземпляры оружия и ещё одна надпись: «САМОЕ ЛУЧШЕЕ ОРУЖИЕ ВО ВСЕЙ ИЗВЕСТНОЙ ВАМ ВСЕЛЕННОЙ».
В газете говорилось, что попытки инспектора полиции проникнуть в этот магазин не увенчались успехом. А вот перед репортёром К. Дж. Макаллистером двери магазина открылись.
А потом в рассказе речь заходит о том, что случилось с Макаллистером после того, как он попал в оружейный магазин и увидел, что двери резко захлопнулись за ним перед самым носом полицейского, не давая ему проникнуть в магазин следом.
В магазине репортёр обнаруживает, что здесь уже не июнь 1941 года. Девушка и её отец, владельцы оружейного магазина, сообщают ему, что сейчас «четыре тысячи семьсот восемьдесят четвёртый год Имперского дома Ишеров».
Оружейный магазин и другие подобные ему магазины, с помощью переносчиков материи объединённые в единую сеть, являются независимой силой, противовесом этой многотысячелетней империи. А перемещение во времени Макаллистера – это знак оружейным мастерам, что произошла серьёзная авария. Они очень быстро выясняют, что попадание репортёра в другое время – это случайный побочный результат невидимой атаки, предпринятой против всей системы оружейных магазинов силами императрицы.
Макаллистеру сообщают, что пройдя сквозь время, он стал аккумулятором «триллионов и триллионов единиц времени-энергии». Если он выйдет из этого оружейного магазина и его просто коснётся рукой другой человек, произойдёт моментальный взрыв. Однако если его вернуть обратно в 1941 год, это окажет значительное воздействие на великую машину после атаки Ишера.
Как объясняет один из представителей оружейных магазинов:
«Вы стали «грузом» на одном конце энергетического «рычага», который поднял вверх другой гораздо более»тяжелый груз» на коротком конце «рычага». Если вас перенести по времени назад на пять тысяч лет, машина в том великом здании, на которую настроено твоё тело и которая вызвала весь этот переполох, переместиться по времени вперёд примерно на две недели».


философ
Ссылка на сообщение 21 июля 2020 г. 15:22  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль

Этот манёвр даст гильдии оружейников возможность отразить атаку Империи Ишера и сохранить собственную независимость.
Однако, когда Макаллистера посылают сквозь время назад, происходит нечто совершенно неожиданное. Он возвращается обратно в 1941 год, но не долго остаётся в своём времени. Вместо этого репортёр начинает двигаться вперёд и назад по времени словно гигантский маятник, оказываясь всё дальше в прошлом и будущем.
И если великая машина Ишера раскачивается на другой стороне качелей, то стало быть атака императрицы на оружейные магазины очевидно захлебнулась. Но даже если кто-нибудь и понимает, что случилось с беднягой Макаллистером, то ничем не может ему помочь.
История заканчивается взрывом ван-вогтовской музыки, когда успокоившись и немного подумав, Макаллистер догадывается, чем должно закончиться его необычайное приключение:
«Внезапно он сообразил, где должны остановиться качели. Его ждал конец в очень далёком прошлом, где из него высвободится наконец вся огромная температурная энергия, которая всё больше накапливалась в нём после каждого такого чудовищного прыжка.
Он очень не хотел этого, но был вынужден породить планеты».
Совершенно необычная история! В ней нет ни настоящих образов, ни социального анализа, ни элементарного правдоподобия. Главный герой Макаллистер полностью лишен индивидуальных чёрточек, он скорее функция, нежели личность. Описание общества пяти тысячелетней давности будущего также лишено, какой бы то ни было полноты, сложности и индивидуальности.
Перед нами просто вечный голый конфликт – оружейные магазины против Империи Ишера – и не слова больше. И идеи и объяснения в этом рассказе в лучшем случае ограничиваются метафорическими терминами типа «качелей» и «рычагов», и ни единого конкретного слова или образа.
Однако если мы оставим в стороне правдоподобие аргументации и полноту деталей, а этот небольшой рассказ рассмотрим как некий узор или общее утверждение, то мы сделаем великие открытия. В действительности мы лучше всего поймём «Качели», если рассмотрим его как размышление о природе космоса и нашем месте в нём.
Говоря о прецедентах и предшественниках, мы можем вспомнить похожую сцену «доисторического сновидения» в «Путешествии к центру Земли» Жюля Верна, когда главный герой романа Аксель во сне проносится через все стадии эволюции планеты к моменту сотворения миров из огня. А ещё вспоминаются рассказы путешественников по времени о холодных красных солнцах и судьбах человечества в романе Г. Уэллса «Машина времени» и повестях Дона А. Стюарта «Сумерки» и «Ночь».
Но между «Качелями» и всеми прежними космологическими размышлениями существовало большое различие. В век Техники во всех историях сначала описывалось рождение в первичном пламени и газе, а за ним неизбежно следовала энтропийная смерть во тьме, холоде и камнях.
Во всех кроме той, что рассказал Ван-Вогт. Он описал Вселенную, катящуюся «тик-так», словно маятник. В космосе из рассказа «Качели» нет таких вещей, как чёткие причинно-следственные связи. Нет, целостность Вселенной в нём рассматривается через взаимосвязи и взаимодействия её различных аспектов, и эти аспекты проявляются через существующее единое целое.
Вот очевидные примеры фундаментальной всезависимости, показанные в небольшом рассказе Ван-Вогта:
Во-первых, центральная, заглавная его метафора – качели. Их вечное движение вверх-вниз – вот прекрасный пример динамического равновесия, для которого необходимо активное взаимодействие двух различных сторон.
Во-вторых, процесс проникновения из 1941 года н.э. в 4700 год Империи Ишера. Здесь мы имеем дело с пересечением и взаимосвязью элементов из самых различных эр, так что Макаллистер стал осевым фактором в действии грядущего времени, а лозунг, что право покупать оружие – есть право быть свободным – явно нашедший бы большой отклик в демократической и номинально нейтральной стране, какой были Соединённые Штаты в начале 1941 года – оказал влияние на здесь-и-сейчас.
В-третьих, символическая природа оружейных магазинов и Империи Ишера. Одну сторону можно рассматривать как силу предопределённости, авторитаризма и подконтрольности, а другую – как силу свободы воли, свободы мысли и свободы действий, и обе должны быть совершенно необходимы одна для другой.
В-четвёртых, проблема курицы и яйца, из которого вытекает первое, Вселенная произведёт Макаллистера, или Макаллистер, не желая того, вынужден будет породить планету?
При всей этой раздвоенности, взаимном влиянии и течении времени туда и обратно можем ли мы говорить о причинах и следствиях?
Из-за атаки Империи Ишера на оружейные магазины через пять тысяч лет после нашего времени, Макаллистер покинул свой родной 1941 год н.э. А ради своей защиты против сил императрицы оружейные магазины отправляют Макаллистера сквозь время назад. И это противоборство между Империей Ишера и оружейными магазинами и движения Макаллистера вперёд и назад по времени стали причиной первичного взрыва, который в свою очередь породил и Макаллистера, и оружейные магазины, и Империю Ишера. Таким образом именно взаимодействие двух времён: 1941 года н.э. и 4700 года И.И. – обеспечивает их собственное существование.
Но даже этим не исчерпывается рассказ. Нужно ещё принять в расчет противовес на другой стороне качелей. Перемещения Макаллистера служат балансом для великой машины Ишера. И пусть даже Ван-Вогт ничего не сообщает нам о судьбе этой машины, у нас создаётся впечатление, что в момент перемещения Макаллистера в один конец времени – бум, — великая машина – бам – перемещается в прямо противоположном по времени направлении.
При таком прочтении, все взаимодействия между будущим и настоящим, оружейными магазинами и Империей Ишера, Макаллистером и машиной Ишера сливаются в единое решающее действие, которое начинается с начала мира и происходит до его конца.


философ
Ссылка на сообщение 21 июля 2020 г. 15:23  
цитировать   |    [  ] 
И наш кругозор может стать ещё шире, мы можем не рассматривать эти события как нечто исключительное. Быть может в результате подобных взаимодействий, как миг создаётся и разрушается Вселенная.
И именно это происходит в следующем рассказе Ван-Вогта «Вербовочная станция» («Эстаундинг», март, 1942г.). Там прямо заявляется: «Каждый миг Земля и жизнь на ней, Вселенная и все её галактики перевоссоздаются с помощью титанической силы. И эта сила – время … Скорость воссоздания составляет примерно десять миллиардов в секунду».
Во всяком случае совершенно очевидно, что Ван-Вогт вложил нечто очень важное в свой рассказ «Качели». На месте старой Деревнецентричной ориентации, так долго сохранявшейся в Западном мире, с его самонадеянным осознанием собственной значимости в сочетании с паническим страхом своей космической незначительности, Ван-Вогт конструирует Вселенную, в которой человек и настоящий момент времени абсолютно существенны, но не значительны.
Короче говоря, после того, как Ван-Вогт закончил свой небольшой, но весьма значительный рассказ, условия его жизни и творчества стали ещё тяжелее. Его жена Эдна дважды в 1939 и 1940 году перенесла операции. Его месячные расходы продолжали превосходить доходы. Деньги, вырученные за «Слэн» пришли и ушли. А Канадское Министерство национальной безопасности отнимало всё больше драгоценного времени у писателя.
Он вспоминал: «В апреле 1941 года меня заставили прорабатывать полный рабочий день плюс четыре вечера в неделю, плюс каждая суббота и через одно воскресенье и всё без малейшей прибавки жалования. И так как я не мог больше и работать, и писать одновременно ( ведь свободного времени у меня практически не оставалось) я подал в отставку».
Однако как не пытался Ван-Вогт объяснить своё решение малым жалованием, мы не сомневаемся, что большую роль сыграло здесь и его стремление уделять больше времени научной фантастике. Несомненно, именно это стало главной причиной его отставки.
Вот что рассказывал писатель о своём внутреннем вдохновении:
«Основой моего творчества служило внутреннее неудобство. Я всегда работал с чувством, поэтому, когда мои чувства достигали нужного накала, я брался за работу. Если же не достигали, то я не брался. Я ничего не мог с этим поделать, независимо нуждался ли я в деньгах или нет. Я чувствовал, когда я должен был работать, и если я в это время не мог по-настоящему работать, то мои чувства обострялись. Они очень походили на обратную связь. Когда оно достигало своего максимума, я садился и работал. Вот и всё».
Когда наступал внутренний настрой, Ван-Вогт должен был писать фантастику, даже если он понятия не имел о чём:
«Меня что-то заставляло писать, просто принуждало. Я не знал почему я это делаю. Я понятия не имел, почему меня это интересует. Меня это просто интересовало, я наслаждался этим. Я забавлялся этим. Когда мои вещи печатались, я всегда читал их с интересом: «Что же я натворил на сей раз?»
До тех пор, пока у писателя было достаточно времени, чтобы писать хотя бы и урывками, Ван-Вогт продолжал ходить на работу в Министерство национальной безопасности Канады. Но когда он понял, что на научную фантастику времени у него больше не остаётся, то сразу же вынужден был подать в отставку.
И снова ему сослужило хорошую службу его уникальное чувство времени. Ван-Вогт боролся за свою свободу в течение долгих месяцев, оставаясь работать на месте из-за продолжающейся войны. В отставке ему было отказано, никто не удосужился вникнуть в бедственные личные обстоятельства писателя.
Но когда это всё же произошло, Ван-Вогт почувствовал себя свободным. Свободным от своей монотонной и невыполнимой работы. Свободным от вечного бремени, как умудриться каждый месяц заплатить за свою слишком большую квартиру. Свободным от ставшей для него тюрьмой Оттавы. Свободным, чтобы получше отдохнуть. Но более всего свободным, чтобы всецело отдаться своему порыву писать научную фантастику.
Со всей быстротой Ван-Вогт расплачивается за арендованную квартиру и переезжает в Квебек на реку Гатино, где они арендуют летний коттедж, находящийся в пяти милях от ближайшей проезжей дороги. Ван-Вогт дал знать Кэмпбеллу, что оставил прежнюю работу, и теперь у него стало больше времени на научную фантастику, и он даже взялся за новую повесть.
Потом в сентябре 1941 года, всё ещё живя на Гатино, Ван-Вогт получил письмо от Кэмпбелла, в котором редактор сообщил ему об уходе Роберта Хайнлайна из научной фантастики. И хотя Кэмпбелл не до конца потерял надежду на получение новых произведений Хайнлайна, было очевидно, что редактору нужен новый надёжный, квалифицированный автор, регулярный поставщик материалов для журналов. Если Ван-Вогт примет это предложение, то Кэмпбелл готов принять его любую вещь, объёмом в 20-25 тысяч слов каждый месяц для обоих своих журналов «Эстаундинг» и «Унноуна».
Что за счастливый случай! У Ван-Вогт никогда прежде не было возможности посвятить всё своё время научной фантастике. После долгой постылой потогонной работы всего за 81 доллар в месяц, появилась воистину великолепная возможность иметь в месяц две или три сотни долларов.
Но ещё это был и вызов. За целых три года Ван-Вогт сумел написать для Кэмпбелла лишь один роман и семь коротких рассказов – суммарным объёмом около 140 тысячи слов. Но сейчас он должен будет писать гораздо больше, чем прежде и каждый месяц присылать редактору по рассказу, повести или части романа.
Ван-Вогт всегда писал мучительно медленно, но тем не менее он принял предложение Кэмпбелла. Отсутствие лёгкости и быстроты пера он попытался компенсировать старательностью, настойчивостью и методичностью.
Как он сам скажет потом: «Чтобы написать всё то, что я написал, я годами работал до одиннадцати вечера каждый день, семь дней в неделю».
Не удивительно, что Ван-Вогт мог говорить о принуждающей к работе силе!
Первые восемь рассказов, написанных Ван-Вогтом после перерыва в своей работе, увидели свет в «Эстаундинге» с марта 1942 года по январь 1943-го. Но это были не просто несколько хороших произведений. Став профессиональным писателем-фантастом, Ван-Вогт начал утверждать, укреплять и расширять свой специфический образ мышления, который проявлялся в первых его историях.
Все эти произведения в целом утверждали, что мы живём во всесвязывающей Вселенной с различными уровнями бытия и сознания. Раз за разом они доказывали необходимость сотрудничества разумных существ. И заявляли, что истинным делом настоящих суперсуществ должна стать защита и охрана существ низших.
Наиболе чётко эта моральная ответственность всей Вселенной выражена в повести «Неразгаданная тайна» («Эстаундинг», июль, 1942г.), которая в какой-то мере стала для Ван-Вогта самооправданием своему мизерному вкладу в войну. Повесть оформлена в виде собрания документов, которые оказались в Соединённых Штатах после Второй Мировой войны и в которых описывались начало и конец одного секретного германского научного проекта.
Оказывается, что в 1937 году учёный по имени Кенруб предложил построить машину, которая может создавать каналы в гиперпространстве и в неограниченном количестве добывать на дальних планетах материалы, необходимые фюреру или рейху.
Профессор Кенруб также верит в целостность Вселенной. В своём докладе он сообщает, что верит, что «все организмы объединены в галактическую систему» и что «вся материя во Вселенной описывается однозначными математическими выражениями».
Более ортодоксально мыслящие учёные ставят доклад Кенруба под сомнение. Не доверяют ему и власти, ведь брата учёного в 1934 году казнили за антифашистскую деятельность. Но Гитлеру эта машина настолько нужна для осуществления своих планов завоевания всего мира, что проект Кенруба получает официальное одобрение и государственное финансирование.
Фашисты очень осторожны, они продумывают, как защититься от любого предательства, какое ни замыслил бы Кенруб. Поэтому нацисты были довольны и удовлетворены, когда построенная модель машины заработала как надо, однако по несчастному стечению обстоятельств в отсутствие Кенруба была разрушена модель машины и погиб ассистент и фашистский шпион у Кенруба.


философ
Ссылка на сообщение 22 июля 2020 г. 17:39  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль

Предварительные результаты проекта оказались столь многообещающими, что нацисты ощутили близость удовлетворения собственных вожделений и развязали Вторую Мировую войну. И как только весной 1941 года машина была построена и успешно испытана, профессора Кенруба арестовывают, сажают в тюрьму и держат под постоянным наблюдением.
Однако официальная демонстрация гиперпространственной машины перед собранием нацистской иерархии заканчивается громадной катастрофой. Машина была разрушена окончательно, гибнет большинство правящей нацистской верхушки, даже сам фюрер чудом избежал смерти.
Более того, оказывается, что в тот же день Кенруб таинственным образом убегает из тюрьмы, каким-то способом появляется на месте демонстрации машины в самый момент катастрофы, и затем окончательно исчезает. Судя по тем словам, которые он сказал стражникам непосредственно перед своим побегом и во время демонстрации машины, читатели понимают, что весь проект являлся хорошо продуманным Кенрубом планом мести фашистам за смерть своего любимого брата.
Кенрубу удалось обернуть алчность и жажду власти фашистов против них самих. Он втянул их в большую войну, в которой нацисты неизбежно должны потерпеть поражение, ибо их очевидная ставка на новое секретное оружие провалилась.
Вот что Кенруб говорит стражникам перед своим побегом из тюрьмы: «Моё изобретение не нужно этой цивилизации. Оно для следующего, грядущего человечества. Точно так же, как современную науку нельзя освоить в Древнем Египте, у них был не тот образ мысли, эмоциональный и психологический настрой, так и моя машина не понадобится, пока не изменится образ мысли у нынешнего человечества».
А перед нацистской верхушкой, собравшейся для демонстрации работы гиперпространственной машины, он заявляет:
«Вот она ваша машина. Она может использовать всех вас в своих целях, проведя на вас первые изменения образа мысли, чтобы привести в нужное соответствие взаимоотношения между материей и жизнью. Не сомневаюсь, что вы в состоянии построить тысячи её копий, но берегитесь – каждая машина может превратиться в чудовище Франкенштейна. Некоторые из этих машин будут искажать время, именно благодаря этому процессу я и попал сюда. Другие будут поставлять вам едкие материалы, которые после того, как вы захватили их, будут внезапно исчезать. Ещё одни будут лить непристойные вещи на нашу зелёную землю; а другие будут гореть с ужасной силой, но вы никогда не поймёте, почему. Это произошло, и никогда не добьётесь исполнения хотя бы одного своего желания. /…/
Нет, машина не обладает собственной волей. Она подчиняется законам, которые вы должны изучить, а сам процесс их изучения вывернет ваши мозги наизнанку, и сделает то же самое с вашими взглядами на жизнь. Она изменит весь мир. Задолго до этого, все фашисты будут уничтожены. Они сделали необратимый шаг, который обрёк их на истребление».
Именно в «Неразгаданной тайне» идея морального взаимоотношения во Вселенной выдвигается в столь твёрдой и чёткой форме, на которую только был способен Ван-Вогт. Нацисты, как заявляется в его повести, неизбежно должны быть разбиты во Второй Мировой войне из-за их принципиально недальновидного, всему враждебного, алчного, варварского и параноидального образа мысли.
Когда профессор Кенруб заявляет Гитлеру и его клике, что их мышление не может привести себя к реальному «взаимоотношению между материей и жизнью», мы можем сразу же вспомнить, что ещё Альфред Норт Уайтхид в своей работе «Наука и современный мир» утверждал, будто любое существо, которое портит свою окружающую среду, совершает самоубийство. И что только те существа могут добиться успеха, которые живут в равновесии с окружающей средой и помогают друг другу.
И ещё мы вспомним, что в 1940 году в своём рассказе «Повторение» Ван-Вогт обратил особое внимание на то, что если нашему роду придётся покинуть Солнечную систему и достичь звёзд, то все человеческие правительства и каждый человек по отдельности должен научиться сотрудничать друг с другом. В 1942 же году Ван-Вогткак минимум в трёх своих произведениях высоко оценил возможность сотрудничества человечества с иными существами. У первого из этих рассказов было и отлично подходящее название «Со – трудничать или нет!»
В этом рассказе, опубликованном в апрельском 1942 года номере «Эстаундинга» люди сумели достичь звёзд. Там они встретились с разнообразнейшими мыслящими существами. И благодаря своей убеждённости в принципиальной желательности всяческого сотрудничества, человечество смогло объединить по крайней мере 4874 нечеловеческие цивилизации в единый общий альянс.
«Со –трудничать или нет!», в котором описываются взаимоотношение людей с ещё двумя инопланетными цивилизациями, можно рассматривать как примерный показ того, каким образом всё это должно происходить.
Одна цивилизация, эзвалы, — это большие трехглазые телепаты, уроженцы планеты Карсон, которую люди недавно колонизировали. Эзвалам, которые живут жизнью на природе, пришлись не по нраву техника и повадки человеческой цивилизации. Они собирают все лучшие свои силы, чтобы одной стремительной атакой изгнать землян из своего мира, не обнаруживая при этом того факта, что сами являются разумными существами.
Другая цивилизация, червеподобные руллы, достаточно развита и может летать к звёздам. Однако в отличие от человечества они столь воинственны, злобны, непримиримы и нетерпимы, что не позволяют ни одному разумному существу проникнуть живым в подконтрольное им пространство. Лишь только узнав о существовании землян, они сразу же вступают в межзвёздную войну с людьми.
Один из людей Тревор Джамьенсон обнаруживает, что у эзвалов есть чувства, о которых никто даже не догадывался. Он пытается доказать это другому землянину, когда их космический корабль атакуют руллы, и он совершает вынужденную посадку на примитивной планете. Чтобы землянину и эзвалу выжить во враждебных джунглях чужой плпнеты и спастись от рулл, Джамьесон сумел-таки убедить эзвала в необходимости сотрудничества.
В другом рассказе «Второе решение» («Эстаундинг», окт., 1942г.) молодой эзвал попадает на свободу в северной Канаде, и там на него, как на опасное животное, устраивают облаву. Чтобы выжить, он должен был преодолеть собственное мальчишество, забыть о традициях предков и открыться человеку, ассистенту Тревора Джамьесона, который также знает правду об эзвалах.
В то же время человек, который яростнее всех стремился убить эзвала – сомневаясь в наличии у него разума и страшась той безумной психической мощи, что привела к гибели тридцати миллионов людей на планете Карсон – должен также изменить свой образ мысли и поведения. В конце концов выясняется, что именно от его лица ведётся рассказ.
«Со – трудничество или нет!», «Второе решение» вместе с основательно переработанным «Повторением» в дальнейшем были объединены Ван-Вогтом в ещё один «роман-сборник» о необходимости сотрудничества – «Война против рулл», опубликованный в 1959 году.
Ещё одна часть будущего романа была опубликована под названием повести «Рулл» («Эстаундинг», май, 1948 г.). В этой повести Ван-Вогт выводит на авансцену одного из рулл – тех самых, которые в двух произведениях образца 1942 года выступают причиной для объединения землянина с эзвалом – и демонстрирует нам, что если их с достаточной силой стукнуть по голове и привлечь к себе их внимание, то они тоже могут переменить образ жизни и внести свою лепту во всеобщее сотрудничество.
Третьим произведением, написанным Ван-Вогтом в 1942 году, стал рассказ о взаимопомощи между непохожими друг на друга существами под названием «Не только мёртвые», впервые вышедший в ноябрьском номере «Эстаундинга». Однако в этом рассказе не земляне являются образчиком хороших манер, обучающих другие цивилизации пользе сотрудничества, а именно людей учат морали более развитые существа.
В рассказе «Не только мёртвые» на космический корабль с существами- рептилиями из настоящей галактической цивилизации нападает Блал, безмозглое и свирепое чудовище, живущее в космосе, как раз когда корабль проходит через нашу Солнечную систему. Чудовище ранено, но и корабль повреждён, и оба они падают на Землю и оказываются на побережье Аляски. Там, чтобы уничтожить космическое чудовище, инопланетяне-ящеры заручаются помощью американского китобойного судна.
Но существует главный галактический закон, что слаборазвитые существа, такие как мы сами, ни в коем случае не должны узнать о существовании межзвёздной цивилизации. И поэтому нам дают понять, что после того, как китобои выручили пришельцев, все люди должны быть уничтожены, чтобы человечество не узнало о галактической цивилизации.
Тем не менее, инопланетяне решают отплатить добром за добро и вместе с тем защитить Землю от знаний, воспринять которые люди ещё не готовы. В конце рассказа они решают забрать китобойное судно с нашей планеты и перенести его на прелестную зелёную планету, жители которой когда-то давно колонизировали Землю.
В этой награде за хорошую службу, а ещё в законах, которые защищают ранимых и незрелых существ от преждевременного знания о существовании галактической цивилизации, мы можем уловить проблеск новой очень глубокой и оригинальной темы Ван-Вогта – об обязанности сверхсуществ следить за благополучием существ менее развитых.
Впервые на мгновение эта идея возникает при виде Кира Грея из «Слэна», который одновременно возглавляет и слэнов, и слэнов без усиков, и обыкновенных людей. И ещё намёк на эту идею промелькнул в первом произведении, которое написал Ван-Вогт сразу после того, как оставил свою работу клерком в Министерстве национальной безопасности, во многообещающей, но очень сложной повести «Вербовочная станция» («Эстаундинг», май, 1942 г.).
В этой повести глориусы, надменная землецентричная человеческая цивилизация из будущего, спаивает землян – наших современников и вербует их на войну, которую они ведут с планетами-колониями человечества. Но из-за их беззаботных манипуляций со временем, существование самой Вселенной стало подвергаться опасности. Цивилизация из ещё более далёкого будущего, которая сохранит и приумножит наследство планетарион – если, конечно, они выиграют войну с глориусами – чётко осознаёт эту опасность, но из-за слишком разряжённого для них воздуха представители этой цивилизации не могут отправиться в прошлое и исправить положение. Однако с их помощью Норма Матесон, молодая женщина из нашего времени, которую, как мы это понимаем, раньше полностью контролировал безжалостный глориусианин д-р Лелл, становится гораздо могущественнее своего покровителя, и, используя её в качестве фокуса, становится возможно манипулировать пространством и временем с минимальным риском для Вселенной. В конце «Вербовочной станции» Норма возвращается в 1941 год, в тот момент, когда мы впервые встретились с ней, и прилагает все силы, чтобы свести на нет всё влияние д-ра Лелла на нашу эпоху.
Повесть заканчивается пророческими словами Ван-Вогта: «Бедный, ничего не подозревающий сверхчеловек!»
«Вербовочная станция» является выдающимся для своего времени описанием будущего, содержащее даже не изменения за изменениями , а уровень за уровнем, во что может превратиться человечество. И несомненно, что сверхлюди помогают своим отсталым предкам из двадцатого века в тот момент, когда им нужнее всего эта помощь. Сразу же у нас возникает вопрос, помогают ли нам эти высокоразвитые люди будущего из чистого альтруизма или из чувства самосохранения.
Также очевидно, что три другие повести Ван-Вогта — «Оружейный магазин», «Служба» и «Приют», — стали лучшими из написанных им на эту тему в 1942 году. И в каждом случае альтруизм как дар, результат озарения или разума не только стоит выше всяких сомнений, но практически является центральной точкой каждой истории.
В «Оружейном магазине» («Эстаундинг», дек., 1942 г.) действие происходит в том же самом будущем, которое мелькнуло на миг в повести «Качели» с одной (возможно неумышленной) разницей: пять тысячелетий в «Качелях» здесь оборачиваются семью тысячами лет.
Главный герой этой повести Фара Кларк самый обыкновенный человек, ремонтник моторов и совершенно лояльный сторонник императрицы – великой, божественной, милостивой и любимой Иннельды Ишер, тысяча сто восемнадцатой в своём роду. Когда в его городке появляется оружейный магазин, Фара Кларк непреклоннее всех выступает против него.


философ
Ссылка на сообщение 23 июля 2020 г. 19:46  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль


Однако вскоре после этого межпланетный банк вместе с гигантской корпорацией тайно мошенничают с его личными сбережениями и заставляют уйти из бизнеса. И никто не пришёл Кларку на помощь. Даже собственная семья выступила против него.
Его жизнь разбита. Доведённый до последней степени отчаяния Кларк входит в оружейный магазин, чтобы купить пистолет и застрелиться. И неожиданно переносится в некое место под названием «Информационный Центр». В этом огромном здании, которое также является машиной, оружейные магазины хранят и постоянно обновляют данные о населении всех планет Солнечной системы – с особым блоком данных на каждого живого человека.
Фару Кларка направляют в отдельную комнату и там быстро и очень странным образом рассматривают его дело. Ему сообщают, что и банк, и корпорация, выступившие против него, входят в число предприятий, находящихся под тройным контролем императрицы. Но есть некая сила, которая объединяет и собирает вместе обиженных бизнесменов, и с её помощью Кларк может не только получить назад всё своё потерянное добро, но и приумножить его.
Ещё ему вкратце рассказывают историю оружейных магазинов. Оказывается, что четыре тысячи лет назад «великий гений Уолтер де Лани изобрёл тот колебательный процесс, благодаря которому стало возможным существование оружейных магазинов, и заложил основы политической философии оружейных магазинов» …
Эта философия основана на морали и идеализме.
«Важно понять, что мы не вмешиваемся в главное течение человеческой жизни. Мы боремся против зла, мы стали барьером между простыми людьми и их безжалостных эксплуататорами /…/ Мы всегда оставались некоррумпированным ядром – я говорю это буквально, ведь у нас есть психологическая машина, которая говорит только правду о характерах людей – повторяю, некоррумпированное ядро человеческого идеализма, посвятившие свою жизнь компенсации всех несчастий, неизбежно взрастающих при любой форме правления».
Практическим инструментом претворения в жизнь эта философия помощи и защиты всех людей является сам человек – вооруженный оружием, купленном в оружейных магазинах. Оружие из этих магазинов настроено на своего хозяина, и при малейшей нужде моментально оказывается у него в руках. А ешё оно не только создаёт щит, надёжно защищающий хозяина от любых атак солдат императрицы, но ни одно материальное тело не может этот щит пробить или уничтожить. Однако оружие из оружейных магазинов не может быть использовано – и никогда не будет использовано – в целях агрессии и убийства.
Природа этого оружия является не столько научной, сколько моральной. Оружие справедливости! С такими игрушками в руках простой человек может смело смотреть в лицо любому тирану.
Вернувшись домой с пистолетом из оружейного магазина на бедре и новыми взглядами на жизнь, Фара Кларк восстановлен во всех правах, к нему вернулась семья, и он выкупил свой отремонтированный магазин и одновременно понимает, что все люди вокруг него стали сторонниками производителей оружия.
Когда Ван-Вогт закончил «Оружейный магазин» и послал его Джону Кэмпбеллу, эта повесть встретила у редактора очень странный приём. Пока он читал , она ему очень нравилась. Но размышляя о ней после прочтения, редактор никак не мог понять за что именно.
Холодный анализ говорил Кэмпбеллу, что в повести «Оружейный магазин» нет ничего особенного. Ну, лишается своего дела ремонтник моторов, затем справедливость торжествует, и мастерская снова возвращается к своему законному хозяину. Есть ли тут какой-нибудь предмет для научно-фантастической истории? Редактор никак не мог этого понять.
И в то же время Кэмпбелл прекрасно осознавал: что бы ни говорил ему холодный рассудок, он всем сердцем любил эту повесть и желал заплатить Ван-Вогту за неё особую премию и уделить этой повести лучшее место в журнале.
Возникла чрезвычайно интересная ситуация, тем более что Кэмпбеллу казалось, будто любой редактор должен точно знать, что хорошо и что плохо в каждом произведении. Своё замешательство он не скрыл даже от самого автора. Вместе с чеком редактор отправил Ван-Вогту письмо, в котором написал прямо и чётко: «Оружейный магазин», как и множество других ваших материалов, очень хорош при чём без всяких на то видимых причин. Практически в повести нет сюжета: начинаясь в одном ничем не выделяющемся месте, он какое-то время блуждает и приходит наконец в другое непонятное место. Но сама эта прогулка такая милая, словно короткая прогулка по парку. Мне она очень понравилась, как вы уже сами убедились на 25% -ной премии.
Чтобы разобраться в том, что нашёл Кэмпбелл в научно-фантастических произведениях такого непонятно неордоксального , но чрезвычайно интересного канадского фантаста, нужно взглянуть на творчество Ван-Вогта глазами редактора бульварного журнала начала сороковых годов, человека, который каждый месяц должен печатать в своём журнале произведения, привлекающие к себе внимание молодого читателя и заставляющие купить и прочитать журнал.
Главным правилом, по мнению Кэмпбелла, в научной фантастике, как и во всякой бульварной литературе, являлось: что-то в ней должно происходить. В ней должно быть явное действие.
В тех произведениях, которыми молодой Кэмпбелл завоевал себе репутацию в научной фантастике, например, всегда имелись конфликты между двумя борющимися за власть группировками, а кульминационной – быть или не быть – становилась сцена гигантской космической битвы, где стреляют лучами всевозможных цветов и оттенков, а планеты взрываются словно перезрелые помидоры. Вот это было настоящее действие!
И даже в тех более умозрительных научно-фантастических произведениях, которыми редактор когда-то проложил дорогу в «Эстаундинг», то в их сердцевине обычно лежала хорошо понимаемая читателем проблема – забастовка на катящихся дорогах; робот, умеющий читать мысли людей или катастрофа на атомной электростанции – которая будет затем разрешена при помощи собственного вселенского принципа действия.


философ
Ссылка на сообщение 23 июля 2020 г. 19:53  
цитировать   |    [  ] 
Но фантастика Ван-Вогта была не такова. Вопреки всем могущественным силам, сокрушающих личности, и многочисленные возможности, которые открываются в его историях, в большинстве из них почти ничего не случается.
Истории Ван-Вогта были подобны сновидениям. Он намеренно писал так, чтобы сбить читателя с рационалистического образа мысли. Они менялись с каждой вспышкой озарения, полностью изменяя свой курс через каждые десять страниц. И подобно сновидениям же они разительно отличались от привычных дневных причинноследственных наблюдений. Читатель Ван-Вогта внезапно оказывался среди некого образа жизни, а затем резкий переход, и он находится совсем в иной среде, потом ещё раз и ещё раз. В произведениях Ван-Вогта действие, казалось бы, не двигалось, в той мере, в какой оно двигалось на самом деле.
В работах Ван-Вогта было очень мало очевидных постановок – разрешений проблем и почти не было физических столкновений. Кульминацией в большинстве историй являются сцены сохранения, а не боя.
Даже в ранних произведениях Ван-Вогта о ненавидящих человека чудовищах, когда мы ждём и надеемся обнаружить открытые физические столкновения, но не находим их. Эти могущественные враждебные существа всегда становятся жертвой изъянов собственной природы и, поджав хвост, с визгом исчезают в внутригаллактической темноте.
Истинные действия в произведениях Ван-Вогта совершаются не в физической плоскости, а в плоскости моральной и ментальной. Классическое произведение Ван-Вогта начинается с показа некоторых ограничений в отношениях или уровне понимания, а затем, после всех происходящих изменений возникает нечто более здравомыслящее – которое может стать полной противоположность личной точки зрения.
Например, в начале «Слэна» Кир Грей показан как главный гонитель слэнов с усиками, главный их враг, которого Джомми должен найти и убить. Но кульминация этого романа – не сцена яростного противоборства между героями, как мы этого ожидали, а момент узнавания – Джомми видит Кира Грея в новом свете, как заботливого пастыря всех видов человечества, и отныне Джомми становится его союзником.
Аналогичная ситуация возникает и в «Со-трудничество или нет!». Там сильный, но всё же не настолько, чтобы выжить в одиночку эзвал на суровой планете двжунглей постигает необходимость отринуть все предрассудки, изменить свои привычки и научиться сотрудничать со всяким, кто готов с тобой сотрудничать. Он должен перестать бить партизан и опираться на существ лишь собственного вида, а стать гражданином галактической федерации, где есть много не похожих на него существ.
И в «Оружейном магазине» Фара Кларк должен отказаться от роли покорного слуги императрицы – и беспомощной жертвы её эксплуатации – и стать отвечающим за себя членом иного общества вольных и свободных людей. В конце повести Кларк уже удивляется, что его родная сонная деревня перед его видимым взором выглядит столь неизменной, в то время как вся Вселенная в его мозгу как будто перевернулась с ног на голову.
И именно подобное переустройство Ван-Вогт имел целью вложить в головы своих читателей. Если в начале они полагают, в соответствии с образом мысли середины двадцатого века, что Вселенная должна быть совершенно аморальна, фрагментарна и насыщена борьбой, то Ван-Вогт подбрасывает им сомнения в этих предположениях, а затем внезапно раскрывает перед читателями новый органистический мир и, быть может, даже посчастливилось полностью раскрыть перед ними свою великолепную вспышку гениальности.
Снова и снова сюжет большинства произведений Ван-Вогта описывает большой замкнутый круг, вводя свои новые представления о природе вещей. В одной краткой фразе типа «Бедный, ничего не подозревающий сверхчеловек» или «Он очень не хотел это, но вынужден был породить планеты» отражено то, что наши представления о Вселенной должны быть целиком пересмотрены.
Когда Джон Кэмпбелл заявлял, что «Оружейный магазин» подобен прекрасной прогулке по парку, без всяких видимых причин для привлечения интереса к себе, то это был не тот рациональный ответ, который Ван-Вогт мог бы воспринять как комплимент себе. Он не сумел объяснить редактору, к чему стремился, но добился всего, что только мог. В связи с таким благодарным откликом он решил написать новую повесть «Служба» на ту же самую тему, отправить её Кэмпбеллу и посмотреть, что из этого выйдет.
И, несомненно, Джон Кэмпбелл счёл «Службу» ещё одной странно оформленной частью работы. Подобно «Оружейному магазину» эта новая повесть была историей о доступе к знаниям. Однако в ней было ещё меньше действия, нет даже потенциальной возможности для проявления той значительной силы, которую имеет пистолет из оружейного магазина, красующийся в кобуре на бедре Фара Кларка. В «Службе» всё действие ограничивается взглядами, словами и, в лучшем случае, лёгким касанием.
Воистину в стиле Ван-Вогта повесть начинается с состояния невежества и ограниченности. Затем сюжет движется резкими рывками от одного странного стечения обстоятельств к другому. Кульминационной является сцена разговора. А заканчивается повесть поразительной последней фразой, которая переворачивает всё устройство Вселенной с ног на голову. И по ходу сюжета часто возникают образы из сновидений и вводится новая мощная научно-фантастическая концепция.
«Служба» стала одной из эффективнейших ван-вогтовских произведений, и Джон Кэмпбелл первым это признал. Какое бы недоумение и замешательство он ни испытывал, читая новую повесть Ван-Вогта, редактор купил её, с обычной быстротой переслал деньги и опубликовал через месяц после «Оружейного магазина» в январском за 1943 год номере «Эстаундинга».
В начале повести «Служба» её главный герой Ральф Дрейк потерял память и лежит в больнице. Состояние полного личного невежества – это обычное обстоятельство, которое Ван-Вогт часто использовал в своих фантастических произведениях.
Оказывается, что Дрейка нашли в канаве с документами на имя продавца одной снабженческой компании. Но последние две недели полностью улетучились из его памяти. Тогда он был только что уволен из проектного управления по странной, но необидной причине – местоположение его внутренних органов отличалось от нормального. И своим следующим шагом он решает продолжить своё занятие странствующего торговца.


философ
Ссылка на сообщение 24 июля 2020 г. 16:05  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль

Там в госпитале ему объяснили, что он обслуживает территорию, которую занимают фермеры и маленькие городки вокруг Пифферс роад – маленькой общины, где он родился и где прошло его детство. Дрейк хочет вернуться к началу своего маршрута, в надежде вспомнить события последних дней.
По дороге он встречает другого странствующего торговца, который сообщает Дрейку, что в предыдущем путешествии они вместе встретили в поезде девушку, Селани Джонс, с корзиной сувениров. Отец девушки накупил старых железок, ряд странных причудливых приспособлений – среди них перьевые ручки, которые могут писать разноцветными чернилами и не нуждаться в дополнительной заправке, и чаши, из которых можно выпить самые   различные напитки. Юная Селани продавала всё это по доллару за предмет.
Когда продавец показал Дрейку купленную у девушки ручку, Дрей изумился её видом. Его компания не могла производить вещи такого качества и такой цены, эта вещь просто диковинка. Но пока Дрейк смотрел на ручку к нему подсел тощий старик и тоже просит показать её, и в его руках ручка сломалась пополам.
Селани рассказали про этот случай, когда она проходила по поезду со своей корзинкой. Глядя на старика, она наткнулась на такой горящий взгляд, что от страха выскочила из поезда на ближайшей остановке – Пифферс роад. Дрейк вышел следом. И это последнее, что видел и смог рассказать ему торговец.
В поисках своей потерянной памяти Дрейк снова оказывается на Пифферс роад. Он надеется отыскать там Джонсов, но трейлер, в котором они живут, куда-то уехал. А когда Дрейк обращается за помощью к их соседке, то слышит ещё одну странную историю.
Две недели назад сын соседки видел, как Дрейк сошёл с поезда и вошёл в трейлер Джонсов. И ещё он заметил, что Дрейк обнаружил новые супервещи – стёкла, которые могут служить всему от микроскопа до телескопа, и для фотоаппаратов, мгновенно выдающих фотографии.
Но когда к трейлеру подошли взволнованные Селани и её отец, мальчик испугался и убежал. Когда он вернулся, трейлер уже исчез – никуда не уехал, а просто внезапно исчез – и вместе с ним пропал и Дрейк.
Кроме того оказалось, что вскоре после этого появился странный, но хорошо выглядевший джентльмен и начал расспрашивать людей о вещах, которые они купили у мистера Джонса. А ещё через два дня все эти купленные за один доллар предметы вышли из строя.
Удивлённый Дрейк возвращается в гостиницу, чтобы обдумать всё это. И там он видит, как отлично выглядящий старик, который только что сломал у другого человека ручку, возвращает пострадавшему его доллар. Потом на тротуаре перед гостиницей Дрейк оказывается лицом к лицу со стариком. Но старик вдруг хватает Дрейка за запястье так, что тот не может вырваться, и сажает его в машину, где Дрейк снова теряет сознание.
Когда Дрейк открывает глаза , то находит себя лежащим под высоким сводчатым потолком в каком-то огромном здании. Во все стороны дальше, чем можно проникнуть взглядом, уходят тёмные мраморные коридоры.
Он идёт по главному коридору, не обращая внимания на все двери, боковые проходы и ответвления, и Дрейку уже начинает казаться, что это здание имеет десять миль в длину. Наконец коридор заканчивается большой дверью, за которой оказывается пустая дымка тумана. Сделав сто шагов в тумане, Дрейк обнаруживает, что уже вышел из здания.
Вернувшись обратно, Дрейк заходит в кабинет. Там лежат журналы, гроссбухи и отчёты по делу о «Владыке Кинстоне Крейге». Этот человек был способен путешествовать по времени на девять столетий – или двадцать пять тысячелетий в будущее, дабы исправлять несправедливость, предотвращать убийства; убеждать безжалостных правителей одуматься, пусть даже посредством сотворения новых «вероятностных миров». В одном случае Крейг затратил месяцы кропотливого труда, чтобы установить « время разграничения между девяносто восьмым и девяносто девятым веками». И где бы он ни работал, этот Владыка возвращается в Дворец Бессмертия.
Оказывается, нам посчастливилось увидеть главную информацию организации, которая обладает воистину огромным чувством ответственности, заботится о человеке и хочет осторожно провести его в будущие времена. Вспомним, что оружейные магазины посвящают свою деятельность лишь исправлению личной несправедливости; они принципиально не вмешиваются в основной поток человеческой жизни. Но эти Владыки из Дворца Бессмертия не ограничиваются полумерами. У них есть и возможность и необходимая моральная вера, чтобы двигаться вперёд по времени меняя, формируя и руководя развитием будущего человечества.
После того как Дрейк просматривает документы о Кингстоне Крейге, на другом конце лестницы, ведущей вверх , в одном из боковых коридоров он находит отлично обставленную комнату. Там он ест и ложиться спать.
Просыпаясь, Дрейк обнаруживает, что рядом с ним лежит красивая женщина, которая ведёт себя так, словно они давно и хорошо знакомы друг с другом. Когда он уходит из комнаты, выясняется, что прежде пустое здание теперь полным-полно людьми.
К Дрейку подходит какой-то человек и обращается к нему по имени. Вскоре к ним приближается и та самая красивая женщина, которая оказывается женой Дрейка – девичья фамилия Селани Джонс.
Дальше выясняется, что это здание и есть Дворец Бессмертия. Оно построено в единственном известном месте с обратным течением времени, поэтому все кто здесь живут, с годами молодеют, а не стареют.
Всего существует три тысячи Владык-людей, которые умеют двигаться сквозь время. Все они родились в двадцатом – двадцать пятом веке недалеко от маленькой американской общины под названием Пифферс роад. Эти Владыки имеют одну общую характеристику – местонахождение их внутренних органов перевёрнуто по сравнению с органами обычных людей.
Оказывается, что Владыка, отец Селани не верит в то, что все Владыки действуют правильно. С помощью продажи безделушек и устранения металла из Пифферс роад он создаёт неблагоприятные условия для рождения нового Владыки.
Если мистер Джонс добьётся успеха, то возникнет вероятность того, что мир, в котором Дворец Бессмертия будет и дальше тих и пуст – таков, каким Дрейк его видел вчера. Для того чтобы остановить его, нужно, чтобы необученный Владыка – то есть Ральф Дрейк – подошёл к Джонсу и особой перчаткой схватил его за плечо. Согласиться ли Дрейк сделать это?
Чтобы повлиять на это решение Дрейка Селани рассказывает ему о том, что произошло после того, как Дрейк спрятался в их трейлере, а трейлер исчез с Пифферс роад.
Её отец был совершенно расстроен появлением в поезде старика, ломающего авторучки. Их трейлер переместился по времени, чтобы уйти от этого Владыки, и мистер Джонс заявил: «Когда я думаю о чудовищном кощунстве этих существ, которые действуют словно Боги и изо всех сил пытаются изменить естественный образ жизни и, насколько я знаю, делают это с помощью исторических исследований»…
И в этот момент Дрейк выскакивает из засады, хватает мистера Джонса за плечо рукой в перчатке и тем самым навеки уничтожает его способность перемещаться по времени.
Мистер Джонс совершенно удручён внезапным крахом всех своих усилий, зато сама Селани была очень рада, ибо у неё упал камень с души. Наконец, ей позволено проявлять собственные чувства к Владыкам, не оглядываясь на своего отца и на самое себя.
Она говорит Дрейку: «Они правы, а ты не прав. Они пытаются каким-то образом исправить ужасные ошибки Природы и Человека. Они создали свои великие дары – диковинную науку и используют её, словно добрые боги!»
От этих слов у Дрейка всё перевернулось в голове – быть может, под влиянием всех историй, которые он услышал о себе от разных свидетелей, или от блистательнейшей перспективы женитьбы на очаровательнейшей женщине, или от великолепной возможности стать настоящим Владыкой, скитаться по грядущим временам, почти сровняться с богами по могуществу и никогда не стать старым. Он улыбается Селани и сообщает ей, что понятия не имел, каким он был невеждой.
Когда повесть подходит к концу, Дрейк делает большие щаги в тумане, на Земле, навстречу своей собственной судьбе. Замыкает сюжетную линию фраза:
«Его память восстановилась. Он мог прожить те события, о которых хотел забыть».
Вот это обратная перспектива! Какие мощные и манящие человеческие возможности! Вот это прогулка по Олимпийскому парку!
«Служба» стала первым научно-фантастическим произведением, в котором некая организация людей может выйти из нормального течения истории и затем меняют её в лучшую для человечества сторону. Ван-вогтовские Владыки, уходящие из Дворца Бессмертия, чтобы сыграть в истории роль добрых богов, а затем, возвращаясь, докладывающие о своих результатах, стали источником вдохновения множества писателей-фантастов. Появившиеся в изобилии в сороковых и пятидесятых годах произведения о Вечных и Временных Патрулях, Паравременной Полиции и Войнах Во Времени все несли в себе отпечаток влияния этой повести.
В более прямом и особом смысле повесть «Служба» предлагает основные обещания новых возможностей детям поборников равноправия в Атомном веке. Эта повесть доказала, что каждый человек может стать сверхчеловеком. Самые обыкновенные парни вокруг нас – даже, скажем, сын фермера из Здесьисейчасвилла, США, странствующий торговец – белобилетник – могут оказаться истинными метагомами, суперменами, людьми, способными не обращать внимания на настоящее состояние общества, времени и материи и взять на себя руководство и направления будущего человечества.
Более того, эта повесть была основана на действительных фактах. Ведь «Служба» это кроме всего прочего история жизни самого А.Э. Ван-Вогта, выраженная в форме научной фантастики.
Ван-Вогт был самым ординарным парнем, который родился и рос в деревеньках Манитоба Саскачеван, в местах ещё более незаметных, нежели Пифферс Роад. Он жил в меблированных комнатах, но надеялся на лучшее. Его не взяли в армию из-за физических дефектов. Он работал на совершенно незаметных местах, был водителем грузовика, правительственным клерком, сочинителем правдивых исповедей и рекламным агентом в «Стейшенерз магазин» («Журнал для мелких торговцев») и «Канадиан пейнт энд варниш» («Канадские лаки и краски»).
Но Ван-Вогт сумел уйти с этой проторённой и налаженной колеи и найти свой новый взгляд на научную фантастику. Он обнаружил, что может высвободить своё воображение из тисков настоящего времени и позволять ему свободно витать по всем временам и пространствам Вселенной в поисках мельчайших признаков того, чем стремиться стать человек. И ему удалось передать эту веру своим произведениям и таким образом оказать влияние на будущее, которое должно будет выбрать человечество.
Как однажды сказал сам Ван-Вогт о своих целях: «Научная фантастика, какой лично я стремлюсь её писать, славит человека и его будущее».
Именно в этом и заключён ответ на загадку, почему Кэмпбелл любил произведения Ван-Вогта и даже платил за них премии, несмотря на все свои профессиональные суждения о формальной неадекватности их сюжета. Если у Кэмпбелла и не было других причин, чтобы забыть на время все свои знания о способах сочинения историй и купить любую вещь, вышедшую из-под пера Ван-Вогта, та цель, к которой стремился во всём своём творчестве Ван-Вогт, сама по себе была более чем достаточной причиной.
Ведь самым заветным желанием Кэмпбелла было, чтобы западный человек освободился от парализующего страха перед просторами материальной Вселенной, более старшими, более могущественными цивилизациями и перед неизбежными из-за цикличности истории грядущими упадком и гибелью, и отважился бы на прыжок к звёздам. И ради выполнения этой цели он вооружил авторов «Эстаундинга» мощью вселенских принципов действия и верой в возможности человека обучиться всему, что только нужно было узнать. А затем посылал их вперёд убирать с дороги все препятствия, вставшие между человеком и его грядущей судьбой.
Несомненно, что кэмпбелловские авторы прилежно и даже часто блестяще работали над его задачей. Но никто из них, даже всезнайка Роберт Хайнлайн, не мог набраться храбрости, чтобы представить себе и изобразить человечество, обладающее необходимой смелостью и моральным авторитетом, чтобы добиться успешного контроля над всей расширяющейся Вселенной.


философ
Ссылка на сообщение 25 июля 2020 г. 15:12  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль
Никто, кроме слабо достоверного, не вполне рационального, технически малограмотного А.Э. Ван-Вогта с его сновидениями о славном будущем человечества.
Начиная уже с первого опубликованного своего НФ произведения, Ван-Вогт утверждал, что когда-нибудь человеческая цивилизация станет во главе всей Галактики. И очевидно, что рассматривая все его истории от «Чёрной твари» до «Службы» как нечто единое целое, мы можем увидеть, что это многогранное размышление о том, каким может стать человек и каким он будет, если прмет на себя ответственность за себя, своих друзей, других существ, и ещё за пространство, время и всё сущее.
У Кэмпбелла не оставалось ни единого шанса отвергнуть такую идею. Слишком близко она лежала к чаяниям его сердца. И тем не менее некие фундаментальные аспекты ванн-вогтовского мышления по-прежнему не устраивали и раздражали редактора.
Кэмпбелл был материалистом, прагматиком и методистом – человеком с инженерным взглядом на суть и работу вещей. Для него имело огромное значение установление человеческого контроля над всей Вселенной, и всё, что способствовало этому, было для него хорошо. Мы можем вполне справедливо заметить, что редактор продолжал смотреть на природу Вселенной с точки зрения двадцатых годов, как на великую машину, но модифицировал свой взгляд в соответствии с понятием тридцатых годов о синергетической силе целостных систем. Кэмпбелл верил в то, что если люди овладеют всем сводом законов, которым подчиняется гигантская космическая машина-система, то они смогут по своему желанию управлять её работой и направлять всю её деятельность.
Ван-Вогт также смотрел на мир как на единое целое, но его подход был более тонок. Он не являлся ни прагматиком, ни материалистом. Для него Вселенная не состояла из мёртвых частей и не была безмотивным механизмом, которую люди могли подчинить себе и направить в любую по их выбору сторону. Нет, писатель смотрел на всё сущее как на живое и неделимое. Целое, и с ним нужно обращаться осторожно и уважительно — по его, а не нашим понятиям.
В своих произведениях Ван-Вогт утверждал новый моральный порядок, принципиально отличный от традиционной морали, угроза гибели которой стала центральной точкой в великом споре века Техники между цивилованными защитниками души и сверхъестественного и варварами – партизанами, сторонниками видимой материи. Отличие заключалось в том, что если унаследованное космическое и социальное устройство основывалось на степени близости родства с Богом и сверхъестественным, то мораль Ван-Вогта зависила от относительной способности существ постигать и пользоваться существенными качествами высшей Целостности.
Джон Кэмпбелл был столь же несведущ в морали, как любой простой научный варвар из двадцатого века. Но он мог признать писателя Ван-Вогта, рассматривая его новую мораль как один из вариантов своей собственной доктрины о вселенских принципах действия. Таким образом, если способ функционирования Вселенной можно назвать словом «правильный», то правильное поведение и эффективное использование вселенских принципов действия будет обозначать одно и то же. И Кэмпбелл сделал этот шаг.
Конечно же, подобное своеобразное понимание Ван-Вогта очень похоже на поступок старушки из сказки, которая впервые в жизни увидев ястреба, так и не успокоилась, пока не подрезала ему крылья и клюв и не превратила в домашнюю курицу. Точно так же Кэмпбелл отсекал у Ван-Вогта всё самое важное – его чувство неотъемлемой связи между материей и жизнью и категорическую веру в космическую необходимость морального поведения.
На самом деле, если Кэмпбелл совершал правильные поступки, то не потому что сознавал их моральную правоту, а так как считал их самым эффективным средством достижения своих целей. Другое время, как говориться, другие песни. А для Ван-Вогта правильные действия не являлись эффективным средством или наилучшим выбором. Других для него просто не существовало. Только они вели человечество вперёд.
В итоге это фундаментальное несоответствие ощущения и цели привело к тому, что Кэмпбелл мог свободно принимать произведения Ван-Вогта с их могущественными героями, управляющими звёздами, уничтожающими чудовищ, путешествующими из одной галактики в другую, создающих планеты, улучшающих суперменов, сдерживающих власть империи и патрулирующих грядущее время. Но средства, благодаря которым Ван-Вогт достиг столь чудесных возможностей, так и остались ему недоступны.
Однако с нашей, более дальней перспективой зрения, мы можем заметить, что в первых своих восьми произведениях, взятых как единое целое, которые Ван-Вогт создал сразу после того как ушёл из Канадского министерства национальной безопасности и стал профессиональным писателем-фантастом, содержались контуры программы человеческого поведения и развития в моральной, целеустремлённой, всесвязывающей и органистической Вселенной. Эти истории говорили, что дорога человечества в космос проходит через ответственность, сотрудничество и альтруизм. Они заявляли о наличии многих уровней существования один под другим, каждый из которых определялся собственной степенью включения в единое целое. И ещё в них рассказывалось, что главной и естественной задачей людей, совершивших перемещение с одного уровня развития на другой должно стать возвращение назад и помощь тем, кто остался позади, дабы они преодолели свою зажатость и ограниченность, расширили свой кругозор и научились бы, как достигнуть нового, более высокого уровня существования.
Среди этих восьми историй есть одна, в которой показаны самые дальние перспективы развития и могущества людей и где Ван-Вогт объединил всё лучшее из созданного им ранее.
Это была повесть «Жизненная сила», опубликованная вслед за «Вербовочной станцией» и «Сотрудничеством или нет» в майском за 1942 год номере «Эстаундинга».
В повести «Жизненная сила» человеческая форма принята в качестве стандартной формы разумной жизни во всей Галактике. Но в рамках этой основной формы выясняется, что возможны самые разнообразные уровни организации. В самой повести нас знакомят с шестью подобными уровнями, различающимися по своему значению IQ.
В самом низу шкалы находятся простые люди с Земли, представленные молодым репортёром Уильямом Ли. Это самый обыкновенный парень, а его IQ чуть выше среднего и равен 112.
В его мире будущего, психологические машины, изобретённые профессором Гарретом Унгорном, благородным учёным-затворником, который живёт вместе с дочерью в «метеоритном» доме недолеко от Юпитера, по идее должны были покончить со всеми войнами и преступлениями.Но Ли ведёт своё частное расследование серии странных и очень жестоких убийств – «первых за двадцать семь лет убийств на всей Северной Америке» — жертвы которых полностью лишались крови и статического электричества, а губы их истерзаны и изжёваны.
Эти убийства оказываются делом двух космических вампиров-дриггов, мужчины по имени Джил и женщины по имени Мерла. Эта кровожадная парочка имеет сверхбыструю реакцию, отменное знание психологии и IQ равный 400. Но чтобы поддерживать своё существование, они должны постоянно пить кровь и «жизненную силу» у других людей.
Как однажды Мерла объясняет Уильяму Ли, миллион лет назад дригги были в числе межзвёздных туристов, которых однажды притянула к себе мёртвая звезда:
«Её лучи, чрезвычайно опасные для человеческой жизни, поразили всех нас. Было обнаружено, что только постоянное вливание крови и жизненной силы от других людей может спасти нас. Какое-то время нам помогали, а потом власти решили уничтожить всех нас как совершенно неизлечимых.
Мы все – несколько сотен людей, ожидавших исполнения приговора – были молоды, ужасно молоды. Мы хотели жить и иметь поначалу друзей. Мы бежали, и с тех пор каждый миг боремся за свою жизнь».
Джил и Мерла попали на Землю полумёртвыми от нехватки крови и жизненной силы. За пределами нашей Солнечной системы они уловили сигналы «ультрарадио», что Земля около семи тысяч лет назад стала колонией галактов. «Сейчас она на на третьей стадии развития, примитивными средствами космических путешествий начала располагать немногим более ста лет назад». Ещё радио сообщает, что на столь ранней стадии развития местная культура не готова ещё к восприятию знаний о существовании более старого , громадного и могущественного мира галактов. Поэтому все корабли галактов предупреждали соблюдать осторожность.
Мерла и Джил рады такой новости. Ведь для них подобная изолированная, слаборазвитая – всего лишь третья степень – планета являлась богатейшим и легко разрабатываемым источником крови и жизненной энергии для себя и всех остальных членов рода дриггов.
Единственной тому преградой остаётся наблюдатель галактов. Но Джил и Мерла полагают, что могут без труда опознать и уничтожить его. Ведь работа наблюдателем на примитивной планете является делом клуггов, ещё одного типа существ, чей IQ равен 240 и дриггам они не соперники.
Дригги по-настоящему бояться лишь одного, возможного вмешательства ещё более совершенного вида людей, «великих галактов», чей IQ равен 1200. Однако за последний миллион лет эти странные существа ни разу ничего не предпринимали непосредственно против дриггов.
Джил и Мерла появляются в гостиничном номере Уильяма Ли – их космический корабль материализуется в пространственно-временных координатах, совпадающих с ванной Ли – и превращают репортёра в свой безвольный инструмент. Используя его разум и знания вампиры опознают в профессоре Гаррете Унгарне наблюдателя галактов в локальной системе. Потом они гипнотизируют Ли, внушают любовь к дочери профессора Патриции и отправляют на Юпитер, чтобы репортёр проник в унгарнсовский метеорит и отключил бы защитный экран.
Ли выполняет в точности всё, что вампиры желают, но при этом происходит нечто очень странное. Пока он проникает на этот метеорит, некоторые события начинают снова и снова повторяться.
Сначала Ли берёт интервью у совершенно сбитой с толку Патриции Унгарн, когда он вырывается от своих конвоиров и бежит. Он бежит к лифту. Он попадает в абсолютно тёмную комнату. И в ней он встречает нечто, и оно вспыхивает со щелчком и затем как будто внедряется в голову репортёра.
Внезапно Ли снова оказывается в моменте начала побега. Ему приказывают проникнуть в комнату Патриции, которую журналист находит прекрасной и чудесной.
Слегка смущённый репортёр рассказывает девушке о лифте и тёмной комнате, но она не верит в реальность всего этого. Патриция даже показывает Ли, что то, что он считал дверью в лифт, на самом деле ведёт в ещё один коридор.


философ
Ссылка на сообщение 26 июля 2020 г. 18:11  
цитировать   |    [  ] 
Глава 16 (продолжение)
Новая мораль

Когда репортёр начинает объясняться в любви, Патриция быстро убеждается, что его загипнотизировали. Она сажает Ли в маленькую шлюпку и отправляет его попытать счастья спастись от дриггов.
Внезапно Ли в очередной раз оказывается в момент начала своего побега. Когда он получает приказ проникнуть в комнату Патриции Унгарн, оказывается Джил не был полностью удовлетворён сложившимся ходом событий и будет повторять одну и ту же сцену пока дело не решиться нужным ему образом.
Ли постепенно начинает ощущать присутствие чужого разума в своей голове – и внезапно он начинает смотреть на вещи с новой и очень странной ясностью. Комната Патриции, прежде казавшаяся столь прекрасной, теперь представлялась ему вместилищем недостатков и изъянов. Да и саму Патрицию он находит не такой, какую видел в тот момент, когда объяснялся ей в любви:
«На всей Земле ни одна женщина не подвергалась столь строгой проверке. Формы её тела и черты лица, столь утончённо благородные и возвышенно аристократические для прежнего Ли, выглядели теперь как у слабоумной.
Отличный образчик вырождения в изоляции.
В его мыслях не было ни презрения, ни уничижения, просто очередное мимолётное впечатление, за которое он был обязан своим новым способностям – умению улавливать обертоны, намёки за намёками и складывать тысячи мельчайших фактов в одну цельную картину».
Этот Ли смог полностью держать ситуацию под контролем. Он обезвреживает Патрицию и её отца, а потом отключает энергетический экран, защищающий этот аванпост галактов.
Ли в точности исполнил приказ дриггов. И поэтому когда он снова возвращается к вампирам, ликующий Джил связывает репортёра и сдаёт с рук на руки алчной Мерли. А эта женщина-дригг смотрит на него с такой похотью и вожделением, что кажется столь же сексуальной, сколь и жаждущей полакомиться его жизненной силой.
Мерла просит Ли не противиться её поцелую смерти. Однако при соприкосновении их губ вся энергия перетекает не к ней, а к нему. Происходит вспышка голубого пламени, и Мерла падает без чувств.
Когда Джил с помощью малой толики собственной жизненной силы приводит её в себя, испуганная Мерла признаётся, что её обманули. Она в тайне убила десятки землян и забрала их энергию, а теперь вся эта сила перешла к Ли!
Тут же приходит на ум кульминационная сцена «Слэна», когда оковы спадают с Джомми, и тогда Кир Грей начинает понимать, что перед ним сын Питера Кросса. А сейчас спали оковы с репортёра. Уильям Ли оказался великим галактом!
Выясняется, что галакты предвидели появление дриггов на Земле. И поэтому один из великих галактов добровольно отказался от девяти десятых своей мощи и ментальной силы и превратился в самого обыкновенного землянина. Сейчас же он восстановил свой нормальный энергетический уровень и теперь готов заманить в эту планетную систему и уничтожить все двести двадцать семь космических кораблей дриггов.
Это самое могущественное и абсолютно уверенное в себе существо отпускает ставших разом послушными Джима и Мерлу и говорит им: «Возвращайтесь к своей обычной жизни. Я буду создавать из обеих своих личностей единое целое, и ваше присутствие здесь не обязательно».
К этому моменту повести «Жизненная сила» мы познакомились с пятью различными уровнями разума: Уильям Ли, землянин, репортёр, IQ=112; профессор и его дочь Патриция, клугги, IQ=240; Мерла и Джил, дригги, IQ=400; Ли, начинающий пробуждаться и замечающий изъяны в самой Патриции и недостатки в её комнате; и восстановивший свою энергию галакт, который может лишь несколькими словами укротить существа, как Джил и Мерла.
И ещё один уровень разума остаётся вакантным – полностью восстановивший себя великий галакт с IQ=1200.
Где можно ещё было бы встретиться с таким рядом сказочных существ!
А.Э. Ван-Вогт лучше, чем большинство людей понимал, что истинный разум гораздо глубже и намного сложнее, нежели сознательная, рационалистическая способность оперировать фактами и образами. И мы совершим большую ошибку, если примем всевозможные значения IQ в «Жизненной силе», как некий индекс относительной способности и мастерства, определяющийся с помощью какого-нибудь космического теста. Скорее нам стоит рассматривать индексы как ряд различных уровней существования, уровней способности совместить всевозможные аспекты в единое целое, которое и будет «разумом».
Об этом прямо не говориться в «Жизненной силе», зато говориться в другой, написанной через много лет после неё, но тесно связанной с этой повестью и продолжающей её сюжет повестью «Полноправный разум». («Иф.»; («Если»), октябрь, 1968 г.) В ней профессор Унгарн заявляет, что стандартные земные тесты IQ не учитывают ряда важных вещей для разума, в том числе возможности и способности к пространственным связям. А Патриция Унгарн смотрит дриггу в глаза и язвительно произносит: «Если бы IQ мог замерять альтруизм, вы, дригги, наверное, сразу стали бы полными идиотами».
Такой дерзкий вызов бросил всем Ван-Вогт своей попыткой изобразить на бумаге образ настоящего великого галакта! Дабы чётко представить себе, сколь трудна была для писателей-фантастов 1941 года проблема встречи с принципиально неведомым существом, вспомним, что Слейтон Форд из «Детей Мафусаила» Хайнлайна сломался как человек после своей встречи с богом Джокарийцев, а Высшее Существо, промелькнувшее на страницах повести Хайнлайна «Из-за его шнурков», полностью деморализует Боба Уилсона/ Диктора, заставляет в один миг поседеть и лишиться чувств, подобно сбитой с толку собаки, не способной понять, каким образом в её кормушку попадёт пища.
Но Ван-Вогт попытался изобразить не только то, что встреча с принципиально высшим существом не столь страшна. Ван-Вогт желал продемонстрировать то, что самый обыкновенный землянин – или некто, подобный ему – может изменяться, улучшаться и достичь наконец самых больших знаний и самой высокой ответственности, какие только мог представить себе писатель.
Ван-Вогт говорил:
«Проблема заключалась в том, чтобы описать действия существа, чей IQ равен 1200, как оно сидит , чувствует и мыслит. И я не мог описывать его на этой стадии слишком долго, так он должен был стать нереальным. Несколько раз я видел его во сне и, наконец, понял его. Я понял, что оно совершенно безопасно, тем не менее даже писать о нём было нестерпимо больно».
А ещё он признался: «Это был самый тяжёлый в моей писательской практике эпизод».
Вот последние строки «Жизненной силы», на которых испуганное и сбитое с толку существо, которое считает себя Уильямсом Ли, землянином, репортёром, IQ= 112, превращается в великого галакта:
«Потом он удивлённо посмотрелся в зеркало. Он не помнил, откуда оно тут взялось. Зеркало стояло прямо перед ним на том месте, где мгновением раньше располагался чёрный иллюминатор, и в зеркале появилось изображение, которое он пока не различал своим затуманенным взором.
Постепенно — он чётко ощущал это – его взор прояснился. Он увидел и тотчас как будто ослеп…
Он отказывался поверить своим глазам. В безумном отчаянии его разум задёргался, словно тело погребенного заживо, за мгновение осознавший свою ужасную судьбу. В отчаянии он отпрянул от блестящего изображения в зеркале. Столь ужасным было оно и столь паническим был его страх, что мысли его смешались и всё в голове у него начало кружиться, словно колесо, вращаясь всё быстрее и быстрее…
Это колесо разлетелось на десятки тысяч поющих от боли осколков. Наступила тьма, всё стало чернее галактической ночи. И пришла…
Цельность!»
Воистину цельность торжествует!
Какое же длительное путешествие мы совершили с тех прежних дней, когда землянин, встретившийся с чем-то похожим на более высшее существо, мог только стучать зубами и стрелять. На самом деле ни одно научно-фантастическое произведение не смогло сделать такого гигантского скачка к неведомой мистерии!
Но в этой повести есть нечто большее, чем успешное описание неведомых существ. Для тех из нас, кто проследил за всем циклом развития научной фантастики – мифической интерпретации современного западного научного материализма – та целостная картина человека и мироздания, которую написал Ван-Вогт в «Эстаундинге» с июля 1939 года по начало 1943 года, а заключительную точку поставил своей финальной сценой в «Жизненной силе», ясно даёт нам понять, что наша история близка к завершению.


философ
Ссылка на сообщение 27 июля 2020 г. 19:02  
цитировать   |    [  ] 
Глава 17
Империя ума
Взлелеянный Джоном Кэмпбеллом Золотой век современной научной фантастики почти совпал по времени со Второй Мировой войной. Этот восхитительный период постоянных открытий и перемен начался с публикации в июльском за 1939 год номере «Эстаундинга» рассказов А.Э. Ван-Вогта «Чёрная тварь» и Айзека Азимова «Устремления», а всего через два месяца Германия напала на Польшу и развязала тем самым Вторую Мировую войну. А к концу он подошёл в конце 1945года, незадолго после атомной бомбы, капитуляции Японии и окончания Второй Мировой войны, когда в «Эстаундинге» вышли в свет романы тех же Азимова и Ван-Вогта, написанные, когда война была ещё в самом разгаре.
Золотой век делят на две фазы. Грубо говоря, мы можем признать, что линия раздела между ними проходит в момент нападения японцев на Перл-Харбор в декабре 1941 года, события, из-за которого Соединённые Штаты Америки и вступили в войну.
В первую фазу Золотого века – те примерно два с половиной года, пока Америка лишь пассивно следила за развитием новой, ещё более великой Мировой войны в ожидании момента, когда ей нужно будет вмешаться в войну и снова решить тем самым её исход – Джон Кэмпбелл предпринял генеральный штурм оставшейся неразрешимой в век Техники проблемы судьбы. Выступившие под его знаменем современной научной фантастики и вооружённые его новыми идеями сознания, непредопределённости и вселенских принципов действия писатели, произведения которых он печатал в «Эстаундинге» и «Унноуне» в своём развитии прошли путь от прежнего бытия в Деревне Земле, через попытку установить контроль над всем, что бы не встретилось людям, и до участия человечества в функционировании всего мироздания.
И все основополагающие работы на эту тему де Кампа, Хайнлайна, Ван-Вогта, Азимова и других авторов были написаны – и почти все опубликованы — до 7 декабря 1941 года.
Практически в начале августа 1941 года Айзек Азимов принёс Джону Кэмпбеллу свою работу, в которой он завершил построение великой основной концепции раннего Золотого века. Ею стала идея уничтожение цикличности истории на широких просторах галактик и установление власти человечества над звёздами и отдалённым будущим.
В то время Азимову исполнился 21год и он стал уже магистром химии. Тем же летом он прослушал в Колумбийском университете интенсивный подготовительный курс для получения звания д-р философии. Он с неослабным вниманием следил за последними новостями войны; внезапным нападением Германии на своего недавнего союзника, Советский Союз. И кроме того он по-прежнему часто сидел за кассой маленького семейного магазинчика. И в это время он ухитрился написать три НФ истории.
Тем летом границы тесного личного азимовского мира начали расширяться. В июне родители убедили его на неделю покинуть дом на каникулы и пожить в дешёвом мотеле в Кэтскилисе – вот новые впечатления для Айзека. В первый раз у него в кармане оказалось достаточно денег, чтобы водить знакомых девушек в кино. Ровно через год он станет уже женатым человеком, будет жить в другом городе и работать военным химиком.
И именно в августе 1941 года Азимов впервые сумел полностью раскрыться как ведущий писатель-фантаст. Его третье и четвёртое опубликованные произведения «Логика» и «Лжец», которые вышли весной у Кэмпбелла, не нашли среди читателей «Эстаундинга» ни малейшего отклика. Однако другие писатели-фантасты уже обратили на него внимание – азимовские законопослушные роботы стали, например, предметом обсуждения на неформальном литературном обществе «Манона», которое собиралось в доме у Роберта Хайнлайна в Лос-Анджелесе.
А уже через несколько недель вышел сентябрьский номер «Эстаундинга» с первой выдающейся повестью этого юноши «Ночепад» и иллюстрации к ней были выполнены самым лучшим художником журнала Хубертом Роджерсом, они стали одними из лучших его работ. С этого момента писателя-фантаста Азимова уже нельзя было не замечать.
В пятницу первого августа после окончания занятий в университете Азимов сел в метро и в очередной раз поехал в малый Манхэттен, в издательскую компанию «Стрит и Смит» к Джону Кэмпбеллу. Азимов обожал обсуждать с редактором новые идеи произведений, но на этот раз ничего не приходило писателю в голову.
Азимов вспоминает:
«По дороге я изо всех сил пытался придумать что-нибудь новое. Наконец, отчаявшись, решил воспользоваться уже имеющимся. Я раскрыл книжку наобум и начал свободно фантазировать на тему увиденного на её страницах.
Книга эта была сборником пьес Гилберта и Салливана. Мне попалась на глаза «Иоланта», картинка, на которой Королева Фей бросалась в ноги Привейту Уиллису, часовому. Думая о часовом , я вспомнил о солдатах, военных империях, Римской Империи – Галактическая империя – точно! Почему бы написать о падении Галактической империи и возвращении феодализма, причём написать всё это с точки зрения наблюдателя из спокойных дней Второй Галактической империи?»
Какой восхитительный полёт фантазии – от случайного образа Королевы Фей из оперы девятнадцатого века единым скачком к моменту падения одной Галактической империи и возникновении другой!
Тем не менее таков образ мысли Азимова был совершенно не случаен. Пользуясь преимуществом высоты обзора, мы можем понять, что идея установления контроля человечества над звёздами уже витала в воздухе, а Айзек Азимов являлся одним из самых вероятных кандидатов воплотить её в научной фантастике.
Ведь де Камп и Прэтт уже подготовили научное обоснование для перехода из одного параллельного мира в другой. Роберт Хайнлайн подробно описал грядущее время. На повестку дня в научной фантастике встала гигантская задача применить вселенские принципы действия к самой расширяющейся, полной звёзд Вселенной.
За эту задачу не мог взяться де Камп. Ведь его строгие научные принципы не позволяли писателю поверить в достижение сверхъестественных скоростей, без которых человечество не сумело бы путешествовать дальше ближайших звёзд.
Не смог разрешить эту задачу и Хайнлайн. В его романе «Дети Мафусаила», который именно тогда выходил в свет, герои нашли жизнь среди звёзд столь ужасной и всё сокрушающей, что в конце концов решают вернуться обратно на Землю, дабы успокоить свои больные нервы горячим даласским ромом.
А Айзек Аэимов не ведал ни страхов, ни сомнений. Ведь свет звёзд сиял в его глазах.
Будучи в конце двадцатых и тридцатых годах заядлым читателем журналов научной фантастики, Айзек особенно восхищался эпосами о супернауке и истории об исследованиях чужих цивилизаций среди звёзд. Писатели –пионеры звёздоплавания – Э.Э.Смит, Эдмонд Гамильтон, Джек Уильямсон и молодой Джон Кэмпбелл – были в числе его кумиров.
В тридцатые годы Азимов испытал величайшее чувство наслаждения при чтении журналов научной фантастики, когда в сентябрьском за 1937 год номере «Эстаундинга» прочитал первую часть «Галактического патруля» — первого романа Дока Смита из цикла произведений о Линзманах. Как говорит сам писатель: «По-моему, я никогда не наслаждался так какой бы то ни было иной частью произведения».
По тому пылу, с которым Азимов стремился уложить в современную научную фантастику всю расширяющуюся звёздную Вселенную, он не имел себе равных среди всех новых кэмпбелловских авторов. Однако пока редактор позволял этой его черте проявляться в весьма ограниченных пределах.
Первая попытка Азимова описать в произведении всю Галактику – повесть «Поломничество» — была предложена Кэмпбеллу уже в начале марта в 1939 ода сразу после успешной продажи «Устремлений». И когда Кэмпбелл отклонил её. Азимов тотчас переписал повесть, отослал её снова и так продолжалось до тех пор, пока в четвёртый раз не пришёл ответ с решительным и окончательным отказом. В конце концов это, быть может, самое многострадальное азимовское произведение, выдержав семь редакций и десять отказов, было опубликовано в весеннем за 1942 год номере «Планет сториз» под предложенным редактором названием «Инок пламени».
Ещё мы можем вспомнить, что во второй из купленных Кэмпбеллом у Азимова истории «Хомо Сол» есть Галактическая Федерация гуманоидов, которая приветствует первых людей с Земли, достигших звёзд. Но редактор согласился купить это произведение только после того, как он заставил Азимова особо акцентироваться на галактической характеристики людей как совершенного вида «безумных гениев».
Потом, когда Азимов написал ещё одно произведение, подобное «Хомо Сол», рассказ «Воображение», в котором действуют разумные галактические существа, но не земляне, Кэмпбелл тут же его отклонил.
Повесть «Ночепад» была написана Азимовым уже в соответствии с правилами Кэмпбелла, так как действие в ней происходит на дальней планете с шестью солнцами, расположенными посреди огромного скопления из тридцати тысяч звёзд, но населённой существами, которые физически, психологически и социально похожи на нас.
Для Азимова, чтобы перейти от этой истории к идее о человеческой межзвёздной империи, не нужно было сделать большого шага, тем более что сама по себе идея Галактической Империи уже вошла в научно-фантастический лексикон писателя. Эта идея впервые была выдвинута Джеком Уильямсоном в повести «После конца света», опубликованной в февральском за 1939 год номере «Марвел сайен сториз» («Диковинные научные истории»). Этот бульварный НФ журнал выходил нерегулярно, всего девять раз между 1938 и 1941 годами.
Конечно, первому эта история была предложена Кэмпбеллу, но редактор её отклонил. Несмотря на некоторую её оригинальность, повесть в целом являлась слишком старомодной для нового, создаваемого Кэмпбеллом «Эстаундинга».
Не последнюю очередь за это несла ответственность сама структура сюжета. По своей форме «После конца света» являлась ещё одной историей века Техники о герое, который путешествует в Мир За Холмом и после ряда приключений возвращается домой.
Главный герой повести, Барри Хорн, современный искатель приключений и пионер ракетостроения. При его первой попытке достигнуть другой планеты его космический корабль «Астронавт» сбивается с пути и пролетает мимо своей цели, планеты Венера. В космосе Хорн впадает в холодный сон и просыпается лишь через миллион двести тысяч лет.
В будущем, в которое он попадёт, могущественный робот-предатель по имени Малгарт миллион лет пытается покорить, поработить и уничтожить человечество. Выясняется, что это ужасное существо создал потомок главного героя, которого тоже зовут Барри Хорн, и именно убийство своего создателя стало первым шагом робота, восставшего против человеческого господства.
Участью и судьбой вновь проснувшейся живой легенды, первого Барри Хорна, стало проникнуть на тридцати метровое тело Малгорта, внутрь «Блэк Мистуна, его защитной оболочки» и убить робота, разорвав важнейшую трубку в его чёрном мозге. И когда все эти события происходят, Хорна отправляют сквозь время назад, к точке его отлёта с Земли в октябре 1938 года. Там Хорн записывает свою историю и умирает.
Не было способа заставить Кэмпбелла приобрести подобное старомодное произведение со всей его поэтикой и романтизмом. В 1938 году редактор делал всё, чтобы изгнать со страниц «Эстаундинга» роботов, бунтующих против своих создателей, сходство (и полное родство душ) людей, родившихся через миллион лет один после другого, и вообще путешествия в другие миры с последующим возвращением назад на время, достаточное лишь для описания своих приключений.
Однако несмотря на антипатию к ней Джона Кэмпбелла, придерживавшегося идеологии конца века Техники, повесть «После конца света» содержала одну очень важную для научной фантастики идею, действие в ней , в отличие от всех её предшественников, не ограничивалась рамками Земли или Солнечной системы. Конфликт Малгорта с человечеством происходит в масштабе всей заселённой людьми Галактики – в Галактической империи.
За время своего долгого сна Барри Хорн перемещается и во времени и в пространстве. И при этом может мысленно воспринимать последние новости развития человечества в будущем (эта его способность объясняется упоминанием «известных экспериментов Райна в области «парапсихологии»).
В своём телепатическом сне Хорн следит за ростом межзвёздной человеческой империи. Он рассказывает нам:
«Число людей умножилось и выросло их могущество. Проводились исследования и открывались межзвёздные законы. В течение ста тысяч лет — а для меня в моём неосторожном сне прошло, казалось, не больше часа – я наблюдал за постоянной борьбой между силами межпланетной федерации и армадой космических пиратов, которые однажды угрожали им всем /…/
Продвигаясь от звезды к звезде, силы федерации оттеснили наконец пиратов к краю Галактики и затем развязали жесточайшую галактическую войну друг с другом. Десятки тысяч лет десятки миллионов планет были залиты кровью. Союзы и демократии сменялись постепенно диктатурами. И победившая Лига Ледроса превратилась в Галактическую империю.
И тогда в Галактику снова вернулись мир и процветание. Просвещённые императоры восстановили демократические институты. Ледрос, планета-столица, стала сердцем межзвёздной цивилизации.
Именно здесь Джек Уильямсон выдвинул удивительную и неслыханную прежде идею – о возможности политической империи людей, способной распространяться вширь и охватить все звёзды нашей Галактики. До сих пор во всех фантастических произведениях дальнее будущее и звёзды всегда оказывались миром жесточайшей эволюционной борьбы, проверяющей космические цивилизации на выживание. Но смелым своим порывом воображения Уильямсон разорвал все путы эволюции и провозгласил галактическое будущее полигоном для исторического развития человечества.


философ
Ссылка на сообщение 28 июля 2020 г. 18:47  
цитировать   |    [  ] 
Глава 17(продолжение)
Империя ума

Прочитав «После конца света» Уильямсона молодой фэн Айзек Азимов с трепетом воспринял эту новую идею. Ведь Азимов обожал истории почти такие же, как научную фантастику, для него стало откровением, что звёзды и человеческую историю можно объединить вместе под знаменем Галактической империи.
С другой стороны Айзеку Азимову как ученику Джона Кэмпбелла в современной научной фантастике совершенно не давали покоя некоторые аспекты этой повести. И они продолжали беспокоить писателя до тех пор, пока он не начал предлагать на них ответы в собственных НФ-произведениях.
Одним таким примером стали бесконечные, «многократные» перепевы Уильямсона на тему высокомерных и неблагодарных роботов. Именно Малгорт и ему подобные роботы вдохновили писателя на рассказ «Логика», герой которого робот Кьюти может спорить с людьми и возражать им, беспрекословно выполняет ту работу, ради которой его и создали.
Также не устроило Азимова то, что вопреки всем декларациям о возможности исторического развития будущего человечества в повести «После конца света», она сама не достаточна исторична. Галактические войны, длящиеся десять тысяч лет, поколения с родословной в двести тысяч лет и роботы, чьё презрение и ненависть к человечеству не остывает даже через миллион лет – всё это было слишком просто и статично для грядущей истории в представлении Азимова.
Более того, как только возникли на сцене Малгорт и его роботы-фавориты, и после двухсот тысяч лет истории развития человечества она внезапно резко обрывается. Потом миллион лет люди и роботы не делали ничего кроме бесконечного перетягивания каната, пока первый Барри Хорн не проснулся и не разделался с Малгортом.
Для Азимова с его заново пробудившейся тягой к галактической истории эта бесконечная борьба за эволюционное превосходство представлялась ненужным шагом назад.
Истины ради заметим однако, что Уильямсон в повести «После конца света» придавал меньшее значение историческому элементу, нежели идеи о возможности для человечества сохранить смелость и чувство цели в мире, где все значительные работы делают за них роботы. Во всяком случае Уильямсон снова выдвинул эту идею вместе с множеством ключевых эпизодов, обстоятельств и взаимоотношений повести «После конца света», и переписал их более эффективно, в новых терминах современной научной фантастики в повести «Со скрещенными руками» («Эстаундинг», июль, 1947г.) и в его продолжении романе «Зондируя мозг» («Эстаундинг», март-май, 1948 г.), который более известен под названием своего книжного издания «Гуманоиды».(1949 г.)
Однако в конце 1938 года после прочтения повести Уильямсона Айзек Азимов пришёл к убеждению, что космическое будущее человечества от первого полёта на Луну до образования межзвёздной империи, нуждается в тщательном историческом исследовании, в то время как НФ не уделила ему серьёзного внимания. И уже через несколько недель после прочтения повести «Почти конец света» Азимов написал рассказ, в котором первое путешествие на Луну представлено не как приключение героев, а как событие большого общественного и исторического значения.
Явно демонстрируя, что это только первый шаг к будущим достижениям Азимов назвал свой рассказ «Ад астра», что по латински значит «к звёздам». Но Джон Кэмпбелл, желая с акцентировать большее внимание на оригинальную общественно-историчкскую обстановку рассказа Азимова, переименовал его в «Устремления».
После своего дебюта в «Эстаундинге» следующий рассказ, который Азимов предложил Кэмбеллу, назывался «Упадок и гибель». Мы почти ничего о нём не знаем. Он так никогда не был опубликован, рукопись его случайно потерялась, и даже сам Азимов не мог ничего, кроме самого названия, вспомнить об этом рассказе. Но этот заголовок содержит в себе аллюзию на монументальный пионерский исторический труд Эдуарда Гибсона «Упадок и гибель Римской империи» (1776-1778г.г.), который Азимов постоянно читал и перечитывал. Впрочем, будь рассказ самым банальным и тривиальным, этот заголовок показывал нам, что Азимов продолжал интересоваться и уделять особое внимание империям.
Затем, в своей новой попытке повести «Паломничество» Азимов решил написать нечто и историческое и галактическое. В ней земляне, ушедшие к звёздам и забывшие о своём происхождении, вновь открывают свою историю, обретают цель в жизни и возвращаются, дабы освободить Землю от долговременной оккупации мсасинов, разумных рептилий, ещё одной галактической цивилизации.
Более того, в рамки сюжета «Паломничества» Азимов вкладывал одну историческую параллель за другой. Оккупация Земли оказывается похожей на господство римлян в Иудее в начале нашей эры. Компания по освобождению Земли ассоциировалась с крестовыми походами в Средние века. А решающее космическое сражение очень напоминает морскую битву греков с персами при Саломине в 480 году до нашей эры.
Однако вопреки всем усилиям автора повесть «Паломничество» ни в одной своей редакции не имела значительного успеха, в том числе и тот её вариант, что был опубликован в «Планет сториз». Дело было в том, что все свои честолюбивые и далеко идущие замыслы Азимов умудрился уложить в повести длиной в 16000 слов – не больше, чем «Дороги должны катиться» Хайнлайна или «Оружейном магазине» Ван-Вогта. Азимов по неопытности попытался ввести в небольшое произведение все элементы эпоса.
И всё же при всей слабости и пунктуальности этой повести в ней содержался зародыш стиля и направленности большинства будущих работ Азимова. Мы не ошибёмся, если скажем, что писателю понадобилось пятнадцать лет работы и добрых полдюжены книг, чтобы подробно изложить все те идеи, сюжетные ходы, взаимоотношения и ситуации, которые первоначально были вложены в повесть «Паломничество».
Сразу после написания этой повести – точнее во время многочисленных переделок «Паломничества» — Азимов отложил дальнейшую разработку галактико-исторической темы и взялся за произведения других видов научной фантастики и учился писать в соответствии с кэмпбелловской идеологией. Но он никогда не забывал об идее звёздной истории человечества, которая пришла к нему после прочтения повести «После конца света».
Таким образом, 1 августа 1941 года, когда юный Айзек Азимов ехал на метро, в поисках вдохновения открыл книгу Гильберта и Салливана на первой попавшейся странице и увидел рисунок к «Иоланте», он был готов, насколько вообще мог быть готов современный писатель-фантаст, мыслить о теме падения Галактической империи и возвращения феодализма, описанной с точки зрения свидетеля из спокойных дней Второй империи.
Как только Азимова осенила эта идея, писатель понял, что она превосходна. Весь остаток пути он обдумывал свою идею, вспоминал «Упадок и гибель Римской империи» Гиббона, начинал прикидывать сюжетные ходы и старался представить реакцию Кэмпбелла на свою новую разработку.
Однако размышляя о Галактической империи, Азимов никак не мог полностью раскрыть всю суть осенившей его идеи. И хотя писатель не мог сдержать счастливой улыбки – так хороша была идея – но он был не в состоянии оценить всех её масштабов.
Джон Кэмпбелл увидел в ней больше. Не всё, но больше. И как только редактор познакомился с новой азимовской разработкой, он решил расширить этот замысел молодого писателя.
Вот как Азимов в своей автобиографии описывает свой разговор с Кэмпбеллом:
«Я был охвачен энтузиазмом, когда пришёл к Кэмпбеллу, и его тоже захватил мой энтузиазм. Быть может, даже слишком захватил, я до сих пор никогда не видел Кэмпбелла таким возбуждённым.
— Этого слишком много для простого рассказа, — сказал он.
— Я задумывал написать повесть, — быстро ответил я, быстро подхватывая его мысль.
— И для повести тоже. Это должна быть серия произведений с открытым концом.
— Что — что? – еле выговорил я.
— Серия рассказов и повестей об истории будущего, о падении Первой Галактической империи, периоде феодализма и установлении Второй Галактической империи.
— Что? – я с трудом открывал рот.


философ
Ссылка на сообщение 28 июля 2020 г. 18:49  
цитировать   |    [  ] 
— Да, я хочу, чтобы ты составил план истории Будущего. Иди домой и берись за перо».
Так как Азимов рассказывал, что его разговор с редактором длился около двух часов, то это, конечно, очень сокращённая версия их беседы. Но даже из этой ужасно краткой записи можно сделать ряд очевидных выводов.
Например, то, что Джон Кэмпбелл сразу понял, что Азимов не может выйти из узких рамок жанра произведения. Писатель задумал написать очередной рассказ или быть может повесть, а его идее там негде развернуться.
Чтобы направить ход мыслей Азимова по нужному пути, редактор заявил, что желал бы видеть целый ряд произведений различной длины, в том числе и романы, обо всей последовательности событий от падения Первой Галактической империи до образования Второй.
Эти слова совершенно ошарашили Азимова. Ведь до сих пор он смог продать в «Эстаундинг» лишь несколько своих произведений, в том числе всего одну сколько-нибудь крупную повесть. Романов же молодой автор вообще пока не писал. От внезапного и всеохватного энтузиазма редактора юноша почти лишился дара речи.
Вот и всё, что рассказал нам Азимов. Но о многом он умолчал: каков конкретно был его сюжет, предложенный редактору; почему Кэмпбелл так уверенно заявил, что нужна именно серия произведений, а не одно-единственное; какие конкретно сделал редактор советы и замечания. Однако собрав вместе все обрывки сведений, и добавив к этому наши знания об Азимове, Кэмпбелле и тех историях, которые впоследствии сочинил писатель, можно частично заполнить лакуны их двух часовой беседы.
Представляется вероятным . что когда Азимов переступил порог кабинета Кэмпбелла, обуреваемый идеей новой истории, основная мысль его была направлена именно на период межзвёздного феодализма, наступивший вслед за падением империи.
По идее Азимова, планета людей знания – энциклопедистов — находящаяся на краю Галактики изо всех сил противостоит великому упадку. В Тёмные Галактические годы эрудиты собрали сокровищницу лучших человеческих знаний, подобно тому, как ирландские монахи, живущие на краю Европы, стали хранителями классической культуры после падения Римской империи.
И (как мы можем представить идею Азимова) в качестве демонстрации бесспорного успеха этого предприятия могут приводиться цитаты из «Галактической энциклопедии», опубликованной в спокойные дни новой и ещё лучшей Второй империи, которая возникла во многом благодаря усилиям энциклопедистов.
Внимательнее присмотревшись к обстоятельствам этой задуманной истории, мы обнаружим, что перед нами финальная сцена из «Ночепада», когда вся надежда на преодоление цикличности истории и постоянной гибели цивилизации на планете Лагама, связана с сохранением научных знаний, надёжно спрятанных в Убежище, только дополненная и со счастливым концом. Еще мы можем увидеть в них отражение уважения и любви Азимова к «Британской энциклопедии», которую писатель страстно желал приобрести и прочитать от корки до корки.
Пока Азимов излагал свою идею, Джон Кемпбелл, как обычно сидел, откинувшись, на своём вращающемся стуле и пуская дымок из сигареты. Но если редактор и слушал писателя, то в голове он оценивал и взвешивал каждое слово и проверял альтернативные возможности.
Он сразу понял, что у Азимова есть основательная причина для энтузиазма. Идея и в самом деле была многообещающая, если, конечно, правильно её оформить.
В то же время Кэмпбелл отлично понимал ограниченность мышления молодого писателя, но ничем не мог ему помочь. Его никогда не устраивали слишком простые решения, а эта предложенная Азимовым история являлась чересчур статичной, лёгкой и простой.
В частности редактор был уверен, что возможно вообще сохранить и систематизировать те отрывочные сведения, которые остались после гибели некой цивилизации. Как он написал в предуведомлении к публикации повести Азимова «Основание» в майском за 1942 год номере «Эстаундинга»: «Упадок цивилизации характеризует уже тот факт, что её «учёные» считают, что знают всё на свете и что им остаётся лишь создавать на основе своих знаний энциклопедии».
Для Кэмпбелла знание – истинное знание – это возможность разрешить даже дотоле неизвестную проблему, в том числе и проблему упадка Галактической империи. А если твои мысли и знания не помогают, то их нужно отбросить и найти другие, более полезные. Поэтому редактор не видел смысла в том, чтобы превратить неэффективные знания в культ.
Выслушав Азимова, Кэмпбелл почувствовал, что создание энциклопедий – это не лучший способ справиться с проблемой упадка Галактической империи, и начал искать лучшее решение, которое он мог бы ухватить и подбросить Азимову. И он нашёл то, что искал. В словах Азимова, что на пепелище Первой империи должна взрасти Вторая империя.
Услышав это, Кэмпбелл сразу выпрямился и застыл на месте. Он уже понял, что если в центр сюжета поставить идею создания Второй империи, то эта многообещающая азимовская идея может стать по-настоящему эффективной!
Падение старой Галактической империи было начальной точкой. Замыслом для современного писателя-фантаста стало изобразить людей, которые знают, что делают, когда вступают в борьбу против сил цикличной истории и воплотить в жизнь идею новой, гораздо лучшей Галактической империи.
И поэтому тотчас же, как Азимов закончил излагать идею своей истории, у редактора уже было, что ему ответить. И каждое слово и интонация в этой его речи имели целью направить мысли Азимова к этой новой, более масштабной концепции.
Таким образом, Азимову предстояла коренная переделка сюжета – радикальный сдвиг в масштабах и выразительности – ему нужно было достаточно много времени, чтобы во всём разобраться. Поэтому понятно, что его спор с Кэмпбеллом о новом сюжете продолжался довольно долго. Наконец Кэмпбелл убедил писателя взяться за цикл произведений об истории будущего, и Азимов вернулся обратно в Бруклин.
Первые десять дней дома Азимов отчаянно пытался взяться за заказанный Кэмпбеллом цикл историй. Но эта работа у него не ладилась. Писатель признался, что его рукопись была «чем дальше, тем глупее и глупее, пока, наконец, совсем не разорвал её».


философ
Ссылка на сообщение 29 июля 2020 г. 18:13  
цитировать   |    [  ] 
Глава 17(продолжение)
Империя ума

Три месяца назад, когда в «Эстаундинге» была опубликована схема Истории Будущего Роберта Хайнлайна, Азимова она захватила не меньше, чем просто читателя. Быть может, даже больше остальных. Ведь Азимов высоко ценил и историю, и творения самого Хайнлайна. Но достаточно поломав голову над кэмпбелловским предложением, Азимов понял, что из него не выйдет второго Хайнлайна. Он не может сочинять все свои истории на основе детально разработанной схемы и писать рукописи объёмом ровно в 70000 слов.
Азимов был убеждён, что не сможет чётко эпизод за эпизодом распланировать всё своё произведение, а потом в точности следовать этому плану – и написать таким образом целую серию историй. Это противоречило всему методу его работы.
Азимов никогда не продумывал детально сюжета. Он ждал особого чувства – вдохновения – а потом искал слова и идеи, чтобы перенести своё чувство на бумагу.
Сначала возникала догадка. Потом эта идея рассматривалась, обдумывалась и раз за разом прокручивалась в голове писателя, и постепенно появлялись контуры нового произведения. Это могло произойти само собой или потребовать сильного мысленного напряжения, но этот процесс невозможно было объяснить на словах, и только он позволял наносить на бумагу сколько-нибудь важные слова.
Наконец, когда достаточно продумывал сюжет, чтобы начать писать, он садился за машинку и работал изо всех сил. Своим внутренним взором Азимов следил за содержанием и направлением сюжета, а между тем его пальцы стучали по клавишам, вдыхая в бумагу жизнь. Слова как будто сами ложились на бумагу и заставляя автора печатать их. И так до тех пор, пока писатель не сочтёт это новое произведение законченным.
В этом процессе сочинительства Азимов не находил места для написанных планов. Поэтому он решил, что Кэмпбелл, ставя ему в пример Хайнлайна, желает сделать из него второго Хайнлайна и в этом сильно ошибался.
Мы можем даже пойти дальше и предположить, что если Азимов был прав, думая о кемпбелловских намерениях, то редактор был даже дважды неправ, ибо мы знаем, что Хайнлайн тоже так не работал. Когда Хайнлайн писал научную фантастику, в том числе цикл об истории Будущего он работал точно так же, как и Азимов.
Хотя есть и другая возможность, что Джон Кэмпбелл никогда всерьёз не требовал от Азимова составлять подробных планов будущих своих сочинений. Ведь редактор заказал Азимову «серию произведений с открытым концом», а каждая из подобных вещей должна удивлять каким-то неожиданным сюжетным ходом, что несовместимо с подробно разработанным планом.
Видимо, на самом деле Кэмпбелл хотел выиграть время, чтобы Азимов успел перевести дыхание и прийти в себя. Указав писателю, что нужно поработать над планом, то есть дав ему заведомо невыполнимое задание, редактор рассчитывал, что у Азимова появятся новые идеи о цикле историй вообще и о путях создания Второй империи в частности.
Во всяком случае, через десять дней Азимов отказался от составления планов, сел за стол и начал писать. По своему настрою, он готов был забыть обо всех планах на будущее и просто постараться обычным способом написать очередное своё произведение.
Он рассказывал нам: «Когда я сел писать, я решил просто писать ( с учётом тех изменений, которые, быть может, внесло обсуждение этого сюжета с Кэмпбеллом) и к чёрту все мысли об истории будущего. До этого ещё дойдёт дело, если вообще дойдёт».
В «Основании», так Азимов назвал свою историю, действие происходит через пятьдесят тысяч лет после открытия атомной энергии. Человечество проникло в Галактику, в которой не оказалось других разумных существ, и расселилось на миллионах различных планет. Империя с центром на планете Трантор уже тысячи лет управляет Галактикой, но теперь она переживает упадок и скоро должна будет пасть.
Эта гибель Империи была предсказана величайшим психологом человечества Хари Селдоном, который смог математически рассчитать образ мысли всего человечества, и теперь хочет применить свои знания в жизни. Селдон говорит:
«После распада Империи неизбежно наступит смутное время, которое, как говорит психоистория, при нормальных условиях продлиться от тридцати до пятидесяти тысяч лет. Мы не можем предотвратить развал. Желаем мы этого или нет, но культура Империи при всей её важности и ценности погибнет. Мы можем сократить время последующего безвластия – до одного тысячелетия».
В начале повести Селдон в последний раз встречается с пятьюдесятью лучшими философами, психологами, историками и физиками Галактической империи. После двадцати лет титанического труда их работа наконец закончена.
И Селдон заявляет:
«Мы сделали всё, что могли, и наша работа закончена. Падёт Галактическая империя, но культура её не умрёт, она станет фундаментом для создания новой, ещё более великой культуры. Мы основали два Научных Убежища: на Терминус и на другом краю Галактики, у Границы Звёзд. Они уже работают и двигают будущее по намеченному нами пути /…/
Мы начинали работать втайне, работали втайне и сейчас втайне всё заканчиваем, чтобы через тысячу лет наградой нам станет появление Второй Галактической империи».
Таким образом, уже на первых страницах «Основания» ставится принципиально иная цель – создание через тысячу лет новой ещё лучшей Галактической империи.
Но в словах Хари Селдона мы можем услышать ещё много интересного: управляемая людьми Галактическая империя, которая может пасть под тяжестью собственного веса, а не под ударами инопланетных цивилизаций или сверхцивилизаций; новая наука «психоистория»; и наличие двух Научных Убежищ, расположенных на разных концах Галактики.
Когда Азимов писал о человеческой империи, охватившей всю Галактику, в которой не было разумных инопланетян, он следовал примеру повести Джека Уильямсона «После конца света». Теоретически Азимов конечно же признавал, что « по его мнению, наличие множества цивилизаций в Галактике гораздо вероятнее, чем одиночество человека в ней». Но когда писатель сочинял научную фантастику, подобные теоретические соображения волновали его меньше всего.
Современная научная фантастика, как учил Азимова Кэмпбелл, состоит из мысленных экспериментов – создания всевозможных проблематичных ситуаций и способов их разрешения. И как для мысленного эксперимента годятся самые невероятные ситуации, лишь бы получился интересный результат, и Азимов их за это очень ценил, так и такие произведения писателя, как «Логика» и «Ночепад» при всей невозможности их обстоятельств стали классикой научной фантастики, благодаря разработанным в этих историях идеям.
Несмотря на свой более крупный размер «Основание» принципиально ничем не отличается от «Логики» и «Ночепада». Это был ещё один мысленный эксперимент. И в этом конкретном случае Азимов находит сразу три веские причины, почему в выдуманном писателем мире не должно быть инопланетян-соперников.
Первая, самая очевидная причина: точно такая же, как у Джека Уильямсона в его повести «После конца света». Если ты сочиняешь историю о человеческой Галактической империи, то проще и легче всего дать человечеству распространиться по мирозданию, когда ничто не мешает этому процессу, нежели заставить людей создавать и защищать свою Империю в постоянной борьбе со всевозможными инопланетянами.
Вторая причина, в этом вопросе Азимов счёл возможным уступить Кэмпбеллу. Как признался писатель: «Я не хотел дать Кэмпбеллу шанса в очередной раз прочитать мне нотацию о высших и низших расах, и потому сделал людей единственными разумными существами в Галактике».
И третья причина отсутствия инопланетян в повести Азимова заключается в том, что они там просто не нужны. Ведь писатель желал распространить на всю Галактику именно человеческие общественные, политические и исторические тенденции и посмотреть, что из этого выйдет. Инопланетяне только исказили бы всю картину.
По сути дела все эти три причины отсутствия инопланетян в азимовской Галактике значит одно и то же. Писатель не желал сочинять старомодную, времён века Техники историю о борьбе человечества за эволюционное превосходство. Его интересовали проблемы и пути их решения, возникающие в новую эру, в Атомный век.
Поэтому в своём мысленном эксперименте Азимов просто исключил из рассмотрения инопланетян. Мало того, безжалостный автор исключил из рассмотрения и роботов, существ, которые занимали центральное место в другой серии мысленных экспериментов писателя.
Кэмпбелл не стал предъявлять Азимову претензии за подобное радикальное упрощение ситуации. Как человек, обожжённый веком Техники, редактор не считал возможным допустить, чтобы какие-то инопланетяне могли постоянно и неизменно превосходить во всём человечество. Но он не видел особой необходимости в том, чтобы специально искать этих самых инопланетян и на практике доказывать превосходство людей. Его также весьма интересовали постановка и разрешение проблем человеческих. Если азимовское упрощённое мироздание позволяет людям без страха и отчаяния приступить к разрешению собственных проблем, то в глазах Кэмпбелла это было несомненным достоинством произведения.
Другие писатели также с восторгом приняли концепцию Азимова. Впоследствии в «Эстаундинге» было напечатано столько произведений подобных историям Уильямсона и Азимова, где человечество одиноко в мироздании, что эта концепция вообще могла некоторыми рассматриваться как основное направление будущего человечества.
Новая изобретённая Азимовым психоистория также пришлась Кэмпбеллу по душе. С одобрения и поощрения редактора Азимов выдвигал идею о математически точной науки психологии в одном произведении за другим. В «Хомо сол» инопланетяне с помощью математической психологии измеряют человечество и затем объявляют нас ужасными. В цикле произведений о подконтрольных человеку роботах Азимов рассказывает о роботопсихологии, основанной на математике, которая очень кратко изложена в трёх законах робототехники, и благодаря которой достигается господство человека над своим механическим порождением. И сейчас в «Основании» именно статистическая психология больших групп людей стала базой для сокращения промежутка между двумя Галактическими империями на тысячи и десятки тысяч лет.
В различных эпизодах «Основания» и множества его продолжений слово «психоистория» даже писалось по-разному; то слитно, то через чёрточку. Но во всех вариантах она оставалась могущественной и проницательной наукой. Вот что говорит сам Азимов о её природе:
«Психо-история имеет дело не с отдельными людьми, а с человеческими массами. Это наука о толпе, о поведении миллиардов людей. И она может предсказать их поведение с той же точностью, с которой меньшая наука рассчитывает рикошет биллиардных шаров. Определить поведение одного человека математике не под силу, а поведение миллиардов людей – это совсем другое дело».
Таким образом, как видим, психоистория очень похожа на кинематику. Как она не может вычислить и предсказать поступки отдельного индивидуума, так и кинематика не может ничего сказать о поведении одной молекулы в газовом объёме. Но когда речь заходит о поведении сообщества в целом – о психологических поступках населения всей Галактики – то психоистория начинает действовать совершенно точно. Точно так же, как с помощью классической физики можно рассчитать траекторию биллиардного шара.
Однако главным вызовом является то, что сама методика сравнения психоистории и физики подтверждает мощь и значение психоистории, а физике отводиться роль меньшей науки!
И ещё одна важная идея повести – основание великим психоисториком Хари Селдоном после падения Галактической империи сразу двух Научных Убежищ, при чём неясно, о каком из них первоначально вёл речь Азимов –и что было предложено Джоном Кэмпбеллом. Как вспоминает Азимов:
«Я уверен, что именно Кэмпбелл заявил мне:
— У тебя должно быть два Основания на разных концах Галактики.
Естественно я удивился и спросил: — А зачем?
-Впоследствии тебе может понадобиться и второе Основание, — ответил он».
То есть нужно заготовить заранее сюжетные ходы. И в последствие Азимов просто блестяще сумел ввести в действие это второе Основание!
Глава 17(продолжение) 3


философ
Ссылка на сообщение 30 июля 2020 г. 17:56  
цитировать   |    [  ] 
Глава 17(продолжение)
Империя ума

Только в повести сразу после первых страниц «Научное Убежище у Границы Звёзд» больше не упоминается. После того, как Хари Селдон произнёс прощальную речь своей команде мудрецов, действие повести «Основание переносится на пятьдесят лет вперёд на планету Терминус, где проживают теперь энциклопедисты с Первого Основания.
И точно так же как и в «Логике» и «Ночепаде» Азимов пишет об относительности знаний и невежества. Так в повести есть фундаментальные вещи, известные Хари Селдону и его помощникам – а от них и читателям – но неизвестны учёным из Основания.
Например, они не знают о грядущей гибели Галактической империи. Они ничего не знают о планах Хари Селдона, в которых им отводиться роль семени, из которого вырастет новая Империя. В Основании намеренно не осталось психологов и психоисториков, дабы защитить его от слишком больших и лёгких знаний и не дать сойти с заранее намеченного пути.
Однако баланс политических сил в этом районе Галактики начинает резко смещаться. Периферия отделяется от Империи. Имперский наместник Анакреона – области, лежащей между Терминусом и центром Империи – объявляет себя королём.
Правительство Терминуса, Совет попечителей комитета по делам энциклопедии не видит в этом ничего плохого. Все их чаяния посвящены одной цели, созданию «точной энциклопедии всех человеческих знаний», первый том которой вышел за пять лет до описываемых событий.
Совет попечителей делает всё, чтобы оградить Основание от всяческой политики. Они – безобидная научная организация. Оно было учреждено самим императором. И пользуется его личной поддержкой. Вот так, и делу конец.
Но есть один человек, который лучше разбирается в политике и начинает догадываться об истинном положении дел. Это первый мэр Терминус-сити Салвор Хардин. У Хардина есть задатки «инженера-психолога», но у Основания не оказалось нужных учителей и оборудования. Поэтому он выбрал для себя ближайшею смежную профессию и стал политиком.
Хардин зорче видит Галактику и замечает явственные признаки упадка и неблагополучия там, где Совету опеки кажется, что всё идёт своим чередом.
Мэр человек практичный, и его очень беспокоит, что наука Империи – и особенно явно это заметно на проекте Основания – занимается только пересказом, толкованием и сравнением трудов авторитетов прошлого. Учёные больше не ищут фактов и не ставят опытов. Они не желают расширять и улучшать накопленную базу знаний.
Хардин замечает, что сами знания начинают теряться. Новые владыки Периферии уже не могут контролировать атомную энергию – и то же самое начинает происходить и внутри самой Империи.
И тогда Салвор Хардин приходит к выводу, что Империя, которая тысячи лет правила Галактикой, начинает по краям распадаться. И прежде всего отпадёт тот край Галактики, где расположен Терминус. Так что очень скоро энциклопедисты могут оказаться одни среди небольших, но весьма агрессивных и амбициозных королевств.
Анакреон уже предложил взять Терминус под свою протекцию в обмен на участки земли для военных баз и поместий анакреонских дворян. Терминус – планета бедная, на ней мало полезных ископаемых, недостаточно металлов и у неё нет собственной армии. Как же защититься от подобных поползновений?
Однако Совет попечителей остаётся слеп к тому, что отчётливо видит Хардин. И появление лорда Дорвина, дипломатического представителя императора, совершенно рассеивает их страхи. Дорвин утверждает, что Анакреон по-прежнему зависит от Империи и её власти, и все они верят дипломату. В ответной ноте Анакреону Совет отвергает его притязание, ссылаясь на покровительство Империи.
Но Салвор Хардин не верит, что всё улажено. Он чувствует, что Анакреон намерен применить силу и подчинить себе Терминус.
Вскоре приходит ответ от Анакреона, и только после него тревога Хардина передалась Совету. Ответ гласил: «Либо вы предоставите нам то, что мы хотим, через неделю, либо мы сами всё возьмём, а вы можете отправляться к чёрту».
Осознав наконец всю серьёзность проблем, члены Совета попечителей высказали два предложения. Одни не нашли ничего лучшего, как капитулировать перед грубой силой Анакреона. Другие предлагают ничего не делать, пока не наступит пятидесятая годовщина Основания и не откроется Хранилище. Они рассчитывают, что их мудрый прежний глава Харви Селдон предвидел эту опасность и может дать им мудрый совет.
Между тем Салвору Хардингу начинает надоедать вся эта беспомощность и опрометчивость Совета. Он единственный не боится мыслить самостоятельно и действовать так, как, по его мнению нужно. Мэр организует заговор, свергает Совет попечителей – который никто не выбирал и который никогда не считался с интересами миллионов жителей Терминуса и устанавливает сильное правительство. Сам переворот происходит пока Хардин и Совет сидят и ждут событий в Хранилище.
Настаёт время, свет в Хранилище тускнеет и возникает фигура человека в кресле. Это Хари Селдон, и этот великий старец действительно говорит о сложившейся ситуации. Однако, говорит он совсем не то, что надеется услышать Совет. Им была предложена почти такая же переориентация, какую предлагал Азимову Кэмпбелл при первом обсуждении идеи «Основания».
Хари Селдон говорит:
«Энциклопедия, с которой всё началось, это обман и всегда была обманом /…/ Мне и моим коллегам всё равно, выйдет ли хоть один том Энциклопедии. Она выполнила свою задачу: помогла собрать вместе и дать дело сотням тысяч людей, необходимых для наших дальнейших планов, пока события шли своим чередом и не стало поздно что-нибудь менять.
За пятьдесят лет нашего ложного – назовём вещи своими именами – проекта вы оказались отрезаны от всей Галактики, и теперь вы можете только следовать нашему настоящему, истинному плану». Затем сначала Хари Селдон объясняет всем истинное положение вещей, что разработана история будущего. Падение Галактической империи началось пятьдесят лет назад. Он рассказывает об идее психоисториков сократить период анархии до тысячи лет и что Терминус и ещё одно Основание должны заложить Вторую Галактическую империю.
Селдон продолжает:
«Мы специально поместили вас на такую планету, чтобы через пятьдесят лет создалась ситуация, когда у вас не будет свободы выбора. С этого момента на века весь ваш путь предопределён. Вы, конечно, столкнётесь с рядом кризисов – сейчас перед вами первый из них, и преодолеть каждый кризис можно одним и только одним способом/…/
Кризис, который вам предстоит преодолеть, гораздо проще многих грядущих. В принципе ваша задача заключается вот в чём. Ваша планета неожиданно оказалась отрезана от всех центров цивилизации Галактики и ей угрожают ваши более сильные соседи. Ваш небольшой мирок учёных окружён огромным и всё расширяющимся миром варваров. Да, ваш островок, в отличие от их океана вооружён атомной энергией, но тем не менее вы совершенно беспомощны, ведь вам не хватает металлов.
Вы видите, что поставлены перед жестокой необходимостью и что действия вам навязываются. Суть этого действия – то есть решения вашей проблемы — совершенно очевидно!»
Однако Хари Селдон не объясняет этого решения. Он только напоминает, что весь путь предопределён, свернуть с прямого пути нельзя, а в конце дороги их ждёт Вторая Галактическая империя. Потом зажигается свет и Хари Седон исчезает.
Единственным из зрителей, кому не нужно радикально менять свой образ мысли и в голове у кого есть идеи, остаётся Салвор Хардин. Он не нуждается больше в советах, как преодолеть этот кризис. Первые корабли с Анакреона могут уже завтра приземлиться на Терминусе, но мэр уверен, что уже через полгода им придётся убраться восвояси.
Повесть заканчивается словами, которые произносит про себя Салвор Хардин: «Путь выхода из первого кризиса был очевиден. Дьявольски очевиден!»
Хотя он тоже не раскрывает этого решения. Не делает этого и сам Азимов в тексте повести. История заканчивается просто тем, что старый Хари Селдон и Салвор Хардин пятьдесят лет спустя находят решение, а мы нет. Что за странная концовка, где всё не ясно.
Но именно это Азимову и было нужно. Джон Кэмпбелл купил эту повесть. Ведь её основной упор был сделан именно на времена анархии.
Вспомним, что прежде Азимов хотел написать только одно произведение, а все заботы о продолжениях отложить на потом. Но в ходе работы над «Основанием» писатель изменил свои намерения.
С того момента, как Азимов впервые решил писать научную фантастику и предлагать её на рассмотрение Джону Кэмпбеллу, он мечтал о том, что серия его произведений будет напечатана в «Эстаундинге». Когда редактор одобрил «Логику» и «Лжеца», писатель почувствовал себя на вершине успеха. Но только когда он принялся за повесть «Основание», Кэмпбеллу пришлись по душе два различных цикла историй Азимова.
Такая мысль однажды всплыла в мозгу писателя, и с тех пор он трудился, не зная отдыха, дабы исполнилась эта мечта. И эта открытая концовка «Основания» оставляла открытой дверь для публикации новых произведений Азимова в «Эстаундинге».
Как Азимов вспоминал (с некоторой ноткой смущения за свои юношеские хитрости): «Идея заключалась в том, чтобы поставить Кэмпбелла перед необходимостью сейчас же заказать мне продолжение. Такой вот хитрый ход!»
Идея сработала, Азимов добился кэмпбелловской поддержки, а затем 17 сентября и чека за «Основание» и не мог пожелать себе ничего лучшего. К тому же сюда добавился и похвальный отзыв Роберта Хайнлайна на повесть «Ночепад». А ещё на следующую ночь после прихода чека за «Основание» Азимов впервые в жизни увидел в Бруклине северное сияние. В этот момент писателю показалось, что теперь вся Вселенная лежит у его ног.
Только одна вещь продолжала заботить писателя. Он продолжал развивать свои идеи. Принятие Джоном Кэмпбеллом повести «Основание» подразумевало, что Азимов должен был быстро написать её продолжение. И стало быть писателю нужно приняться за работу, ибо редактор мог дьявольски быстро потребовать это продолжение.


философ
Ссылка на сообщение 31 июля 2020 г. 18:59  
цитировать   |    [  ] 
Глава 17(продолжение)
Империя ума
Ведь после публикации «Основания» читатели сразу же потребуют продолжения, поэтому эти два произведения должны быть напечатаны в двух номерах журнала подряд. И в итоге получится небольшой своеобразный роман из двух частей в сборе.
Вот она мера кэмпбелловского доверия и мера того, насколько важен был для редактора этот новый цикл Азимова, раз он купил-таки повесть»Основание», произведение, которое в нынешнем своём виде не могло быть опубликовано. Кэмпбелл верил, что Азимов не заставит себя долго ждать. И к этому времени редактор уже начал рассматривать Азимова как одного из лучших своих новых авторов, хотя самому писателю ничего не говорил.
А Кэмпбелл в своих оценках не стеснялся. В письме Джеку Уильямсону, написанном через несколько недель после принятия рукописи «Основания», редактор признаёт:
«В настоящее время лучшими писателями-фантастами являются Хайнлайн и Ван-Вогт, оба люди нового мышления. Азимов также резко прогрессирует. Думаю, дело в том, что первые двое никогда не любили по-настоящему прежнюю НФ, они начинают писать с чистого листа/…/ Чуть позже Азимов сделает из их шкур чучела».
Что за смесь истины и чуши!
Неправда, например, что Хайнлайн и Ван-Вогт не любили прежнюю научную фантастику. А.Э. Ван-Вогту нравился яркий и прочувствованный язык и писатель сам желал написать такую великую бульварную музыку из слов. А Роберт Хайнлайн так любил Г.Д. Уэллса, что в 1935 году сумел справиться с жесточайшими приступами туберкулёза и отправился в Калифорнию слушать выступления Уэллса, захватив с собой редкое издание романа «Когда спящий проснётся», чтобы получить от него автограф.
Не вполне верно и то, что Азимов в своих работах заимствовал что-то особенное у Хайнлайна или Ван-Вогта. Несомненно, он многому научился от Хайнлайна и кое-что усвоил от Ван-Вогта, так же как и то, что оба писателя скоро будут черпать своё вдохновение в научной фантастике Айзека Азимова. Но в принципе скорее всего есть писатели тридцатых годов с более развитым воображением и более гуманистичные – не последнее место среди них занимали и Джон Кэмпбелл с Джеком Уильямсоном – идеи которых Азимов стремился ввести, объединить и рассмотреть в своих произведениях.
Видимо, здесь Кэмпбелл намеренно отошёл от полной фактологической точности ради желаемого воздействия на автора. А в своих письмах Джеку Уильямсону редактор пытался убедить опытнейшего писателя-фантаста – которому исполнилось тогда 33года, на год меньше, чем Хайнлайну – изжить в своём творчестве остатки манер века Техники, начать писать по-новому и сделаться современным писателем-фантастом.
Уильямсон принял советы редактора благосклонно, даже с благодарностью. Он понимал, как быстро меняется научная фантастика под влиянием Кэмпбелла, а сам он не вполне соответствует этой новой более строгой НФ.
Писатель ответил Кэмпбеллу, что в прошлом году, когда он жил в Лос-Анджелесе, обратил внимание на идеи Хайнлайна о научной фантастике, которые тот высказывал на сборищах литературного общества Манана. И Уильямсон постарался учесть их в своём новом романе о падении Галактической империи. «Боб обратил внимание на несоответствие социальных и культурных проблем в галактических историях Дока, и я надеюсь, что у меня это вышло немного лучше».
Какое удивительное совпадение! Оказывается, идея истории о падении Галактической империи пришла в голову двум писателям почти одновременно!
Тем летом Уильямсон написал повесть «Упадок» и она стала гвоздём январского за 1942 год номера «Эстаундинга». В ней империя, охватывающая нашу Солнечную систему, достигла уже своего расцвета и сейчас клонится к упадку. Но высшим научным достижением империи стал звездолёт, который сохранит человеческую цивилизацию и рассеет семена человека среди звёзд.
Изобретатель этого «межзвёздного крейсера» надеется, что у каждой обычной звезды есть собственная планетная система, хотя сами процессы образования планет противоречат нынешним представлениям о работе Вселенной. Он связывает свои надежды с аргументацией, выражающей любимую идею Уильямсона – законы природы не одинаковы во всех пространствах и временах. Он заявляет:
«Старые космологи ошибались, потому что не знали собственной Вселенной. Они думали, что законы сохранения массы и энергии и вправду действуют повсюду и везде. Сейчас мы знаем, что в основе этих законов лежат истинные константы, постоянство массы элементарных частиц и квантов энергии. Я работал с уравнениями, в которых массу и энергию рассматривают как переменные функции времени. Они показывают, что пять или шесть миллиардов лет назад во Вселенной были зоны, которые и не снились нашим прежним астрономам. Действовали процессы, которые стали невозможны сейчас».
Когда в августе он заканчивал эту повесть, Уильямсон был доволен делом своих рук. И настолько, что решил написать её продолжение. Этот роман, рабочим названием которого была «Звезда империи» и чьё действие происходит после событий «Упадка» и изображает долговременные результаты программы засеивания звёзд. И в нём также разрабатывалась ещё одна тема повести «Упадок», ведь одновременно в ней рассказывается об окончательном крушении и гибели той империи, которая покорила Галактику.
Но в этих двух произведениях, «Звезда империи» Уильямсона и «Основание» Азимова, мы можем отчётливо проследить, как изменилась НФ. В эпоху Романтизма редкий писатель брался сочинять истории о науке-за-наукой и делал это лишь раз или два в жизни. Но в начале Атомного века так много писателей фантастов работали над одним и тем же кругом идей, что два автора вполне могли одновременно написать произведения с одной и той же новой идеей.
Но подобные совпадения в идеях в эпоху Золотого века это не просто случайность. Всё происходило почти так, как будто в «Эстаундинге» работал один Большой Писатель и все там были настроены на Один Общий мотив, тон в котором тогда задавал Ван-Вогт. Так что, если новую идею не смог толком выразить один автор, то это делал другой.
Кэмпбелл не поддерживал идею Уильямсона о романе крушении империи «Звёзды империи» и сообщил писателю, что над этой темой работает Азимов. Он уже написал небольшую повесть и скоро должно последовать продолжение. Видимо, редактор оказал на Уильямсона такое же влияние, какое оказал прежде на Азимова – расширил канву его истории и превратил один роман в «хронологический цикл из одного — полтора десятков небольших повестей и рассказов».
В то время, когда Кэмпбелл и Уильямсон обменивались мнениями о «Звезде империи», и каким образом Уильямсон может стать современным писателем-фантастом, Азимов ещё не приступал к работе над задуманным продолжением к «Основанию» Ведь остаток сентября и большую часть октября писатель работал совсем над другими вещами.
Он зарегистрировался на новый семестр в Колумбийском университете на курс анализа пищи, который был нужен Азимову, чтобы сдать квалификационные экзамены на степень доктора анализа философии. Дела у писателя шли так хорошо этой осенью, что его профессор несколько раз жаловался на то, что Азимов беспрерывно шутит и поёт в лаборатории. Азимов ответил на это, что хотя он и мог бы одним писательским трудом зарабатывать на жизнь, химия всегда остаётся в его сердце, и он не может отказаться неё.
А когда в октябре Азимов уселся наконец за пишущую машинку, то взялся писать совсем не то, что ожидал увидеть Кэмпбелл. Стремясь доказать себе, что обе его серии рассказов устраивают редактора, писатель потратил первые три недели месяца на создание ещё одной истории о роботах «Хоровод».
Сам по себе этот рассказ довольно тривиален. Очень дорогой робот по имени Спиди проходит полевые испытания на Меркурии. Он ходит раз за разом вокруг озера из расплавленного селена, то приближаясь к нему, то отдаляясь, а наши старые знакомые Грэг Пауэлл и Майк Донован никак не могут отвлечь робота от этого бессмысленного занятия. Наконец Пауэлл, выставляясь на Солнце, намеренно подвергает себя большой опасности и зовёт робота на помощь. Сила Первого Закона: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред» — оказалась столь велика, что Спиди прекращает свой бессмысленный хоровод и снова начинает вести себя нормально.
В предыдущей своей истории о роботах «Лжец!» Азимов показал, что ни одно механическое существо не может причинить физического вреда человеку. В рассказе же «Хоровод» он показал, что его законопослушные роботы забывают прежние приказы, откладывают в сторону мысли о собственной безопасности и даже преодолевают своё умственное расстройство, чтобы спасти от опасности человека. Как можно ещё лучше описать надёжность роботов и их абсолютное подчинение человеку?
«Хоровод», первый рассказ, где нашли своё чёткое выражение Три Закона робототехники, был тотчас же отослан Джону Кэмпбеллу. Редактор неделю думал, и только потом купил повесть «Основание» с открытым концом, а чек за «Хоровод» отправил сразу же по получении рассказа.
И только затем, в последнюю неделю октября 1941 года Азимов вплотную приступил к сочинению продолжения к «Основанию» и написал его за полтора месяца. Новая повесть получила название «Седло и уздечка» и в вначале её сюжет развивается очень плавно. Ведь за три дня работы Азимов написал семнадцать страниц рукописи.
В этой повести действие происходит через тридцать лет после событий «Основания», Но Салвор Хардин всё ещё остаётся мэром Терминус-сити и главой всей планеты. В начале истории – той её части, которая так легко далась Аэимову – Хардин наконец объясняет, как ему удалось справиться с угрозой захвата Терминуса Анакреоном и разрешить первый кризис. Хардин рассказывает:
«Я /…/ посетил одно за другим три остальных королевства и объяснил их правителям, что если они позволят Анакреону завладеть секретом атомной энергии, то для них это будет то же самое, что собственными руками перерезать себе горло. А потом я подсказал им самый простой выход из создавшегося положения. Вот и всё. И через месяц после высадки анакреонской армии на Терминус король Анакреона получил совместный ультиматум от трёх соседних королевств. И через неделю последний анакреонец покинул земли Терминуса». (Перевод О. Ладыженского и Д. Громова – под ред. П. Полякова)
После этого Основание/ Терминус начало балансировать на острие ножа. Он сохранил свою независимость, сотрудничая с правителями всех четырёх Королевств – Анакреон, Смирно, Коном и Дарибов — , но не позволяя никому получить какое-нибудь преимущество над остальными.
А так как научные достижения внушают правительствам страх, Основание оказывает Четырём Королевствам техническую, экономическую, медицинскую и образовательную помощь под видом внедрения новой религии Галактического Духа. В каждом из Четырёх Королевств самые способные юноши и девушки отправляются на Терминус и учатся там в духовной семинарии.
Лучшие из лучших становятся учёными и остаются в Основании. Остальных обучают только работе с техникой, но не науке и отправляют на свои родные планеты строить новые атомные электростанции, помогать своим правителям и служить народу.
Однако на Терминусе возникает экстремистская политическая группировка – Партия действия – которая считает эту религию пустой болтовнёй, а любую форму помощи Четырём Королевствам – трусостью, деянием в отдалённой перспективе угрожающим безопасности планеты. Они предлагают создать собственную армию и напасть на Четыре Королевства прежде, чем эти варвары научатся слишком многому и сами перейдут в наступление.
В ответ на это презрение к его предполагаемой слабости и на эту явную алчность Салвор Хардин повторяет своё любимое изречение: «Насилие – крайнее средство некомпетентных людей».
Видимо примерно до этого момента Азимов успел дойти, когда в очередной раз зашёл в гости к Кэмпбеллу. На этот раз редактор прямо сказал писателю: «Мне нужна эта ваша вещь об Основании». И эти слова совершенно вывели Азимова из строя.
За следующие пять дней писатель, как ни старался, не мог написать ни строчки. Азимов вынужден был сделать паузу.
И одновременно, как мы уже часто замечали, в том же октябре начались затруднения и у другой истории о падении Галактической империи, у «Звёзды империи». Фактически этот роман писался так плохо, что Джек Уильямсон решил отложить его в сторону и взяться за другие вещи. Только двенадцать лет спустя писатель с помощью соавтора Джеймса Э. Ганна сумел сдвинуть эту историю с мёртвой точки, и в 1955 году многострадальный роман вышел отдельной книгой под названием «Звёздный мост»
Страницы: 123...3132333435...545556    🔍 поиск

Вы здесь: Форумы test.fantlab.ru > Форум «Другие окололитературные темы» > Тема «Павел Поляков. Жизнь и творчество»

 
  Новое сообщение по теме «Павел Поляков. Жизнь и творчество»
Инструменты   
Сообщение:
 

Внимание! Чтобы общаться на форуме, Вам нужно пройти авторизацию:

   Авторизация

логин:
пароль:
регистрация | забыли пароль?



⇓ ⇑ Наверх