Холодный камень впился в спину. Холодный… Здесь всё было холодное: камни, морщинистые колонны сталагмитов, тяжёлые капли, срывающиеся со сводов. А теперь, после того, как погас фонарик, к холоду добавилась непроглядная темень. Эльзе уже не хотелось бороться, куда-то идти. Зачем? Да и куда? Из кромешной тьмы не было выхода, так же, как не было выхода из кошмара, загнавшего девушку в эти бесконечные туннели. Паника сменилась отчаянием, отчаяние — апатией. Сознание ускользало, пыталось скрыться в беспамятстве, забыть, всё забыть. Но обрывки воспоминаний порой вспыхивали, ярко и болезненно, так же, как вспыхивали факелами люди, геологи, бывшие её напарниками и друзьями. Воспоминания не складывались в мозаику, лишь намечали прошедшее рваным пунктиром. Уверенная рука Максима, заставившая её нырнуть в узкий люк подвала. Он сам, прыгнувший следом за ней. Его ладонь, стиснувшая её губы и оборвавшая вскрик, когда маслянистая вонючая жидкость, просочившись сквозь щели в полу, потекла по её лицу. И снова Максим, вытаскивающий её из-под рушащихся досок и катящийся с ней куда-то вниз, вглубь… Они шли вместе, пока позади не послышался окрик, и чужой «Стой!», заглушённый Максимовым «Беги!», не погнал её вдоль каменных стен узкого коридора. Выстрелы, крики, дробь рассыпающихся камней и – там, позади – вспышка, яркая, отсветом по стенам. Фонарь ли? Или снова факел? Она не хотела об этом думать. Она хотела забыть. И не могла…
Харман выругался. Для Григория, знавшего босса не первый год, это означало одно: Харман полезет в пещеру лично, с инспекцией, да ещё и его, Григория, с собой прихватит. - Ты видишь, видишь, а? – Антон Алексеевич азартно вглядывался в экран. – Знал, что не зря едем. Сердцем чуял! Так, собирайся. На всё про всё полтора часа. Пойдём, поглядим, что за зверь. - Господин Харман… - Что ещё? – босс развернулся на каблуках и хищно уставился на помощника. – Только не смей мне тут о риске болтать! Сам знаешь, не люблю. - Да я как бы и не собирался. Комуфляжи у ребят хороши… Антон Алексеевич хмыкнул, отстучал по клавиатуре дробное стоккато. - Зайди к Сергеичу, сообразит тебе что-нибудь. Всё. Полтора часа – и ни секундой дольше!
Самка была недалеко. Он улавливал тонкую ниточку её пульса, слабую, едва заметную, слышал её запах – острый коктейль отчаяния и страха. Утолив голод, он обрёл способность контролировать себя. Проникновения в чужой разум стали спокойнее и уже не требовали напряжения, приводившего к срывам. Он лишь касался сознания, почти незаметно, и поводырь шёл, шаг за шагом приближая его к цели. Поворот головы – луч скользнул по влажным сколам камней. А вот и она, самка. Жаль, что он не может контролировать её напрямую. Её разум недоступен. Жаль. - Эльза. - Максим? Максимка! Поводырь выбран правильно. - Эльза. Идти надо со мной. - Да, конечно! Было так страшно, я думала, что… - Говорить потом. Сейчас идти. Стало опасно. Опасность действительно была. Он чуял её. Там, куда он вёл самку, появилось нечто, чего он не мог определить. Страха не было – он не умел бояться. Его вторая сущность ещё не знала противника, равного ему по силе. Но переход в боевое состояние заставил бы его снять контроль с поводыря и, возможно, потерять самку. Этого нельзя было допустить.
|