В этой рубрике публикуются материалы о литературе, которая не относится к фантастической: исторические романы и исторически исследования, научно-популярные книги, детективы и приключения, и другое.
Виктор Ремизов. Воля вольная. Роман Виктор Ремизов, которого читатели «Нового мира» знают как мастера «таежной» лирико-философской медитативной прозы (человек – охотник или рыбак – один на один с природой), в этой публикации выступает как романист – уже знакомый нам «ремизовский» мотив Человека и Тайги в самом начале повествования органично продолжает завязка собственно романа, действие которого будет определяться драматически напряженными взаимоотношениями сегодняшних людей тайги, в частности, начальника местной милиции и его сотрудников, находящихся в сложных отношениях с поселковыми промысловиками; самих промысловиков, живущих по извечным таежным законам и, одновременно, по понятиям нынешней жизни; взаимоотношениями исконных жителей дальневосточной тайги и приезжими (один из героев романа – приезжий охотник-москвич) и т. д. Перед нами роман о людях, живущих по законам, которые они устанавливали себе сами, подчиняясь логике собственной жизни и жизни тайги. («Он чувствовал свою правоту не только перед ссаным майором, который полез в тягач, но и перед ментами вообще. Он презирал их, думал о них, как о мышах, мешающих спать ночью в зимовье. Взять они его не могли. Никак. Что же касается государства, то тут Степанова совесть была совсем чиста. Государство действовало безнаказанно и о грехах своих никогда не помнило. Он знал за ним столько старых и новых преступлений, что не признавал его прав ни на себя, ни на природу, о которой это государство якобы заботилось. Он знал цену этой заботы»)
Михаил Шелехов. Левиафан. Истории Городка Давидова. «Библия», как сообщает повествователь Шелехова в самом начале повести, переводится с греческого не как Книга, а как Книжечки, то есть Библия – дело житейское, предполагающее не только торжественное служение и взгляд снизу вверх, но и – повседневное общение с ней, чтение-выяснение, чтение-уточнение и даже чтение-полемику, вполне в духе бывших насельников того городка, о котором пишется в повести, евреев, до сих пор выясняющих свои взаимоотношения с Богом. И потому Шелехов пишет свою «Историю …» в стилистике (и с содержанием) абсолютно сегодняшней прозы (повествование состоит из глав-новелл о городке, в котором проходило детство и отрочество повествователя, написанных с лирико-ироническими интонациями, которые не снижает, а усиливает «бытийное звучание» создаваемых бывшим подростком второй половины ХХ века мифологических образов, просвечивающих сквозь советский быт бывшего когда-то еврейского местечка), и одновременно Шелехов пишет свою прозу как еще одну «книжечку», продолжающую традицию библейского повествования сегодня. («Я никогда не видел много мертвых. Мертвец – дело одинокое. Его везут через весь Городок. На него смотрит весь народ Давидов. Смерть – увеличительное стекло. Увеличивает и муху до великана. Я так и думал, пока не побывал проездом в столицах, не повидал гробовых дел мастеров. Отец-историк старался таскать нас всюду, дешевой плацкартой, почти впроголодь, иногда привязывая нас, малышей, к себе веревочкой. Однажды я сбежал из зала ожидания железнодорожного вокзала, завернул за угол и увидел не ящик мороженщика, а мастерскую. В ней работали на Страну мертвых, где мертвецы живут городами – кладбищами, в кварталах в несколько этажей. В Городке Давидове делали гроб под человека. А тут готовы были похоронить всех зараз. Я увидел стада новеньких и приторно пахнущих гробов, и ум мой остановился и прислушался – на тысячу верст и на десятки лет вперед. И услышал за шумом дождя немолчный вой духовых оркестров, и тоскливое бумканье раскисшего барабана. В столицах хоронят каждую минуту, а дождь заливает гроба, как лодки»)
Евгений Козаченко. Внутренний дворик. Рассказ. Канвой этого рассказа стала история забытого, оставшегося только в памяти родственников и в редких упоминаниях в литературе, архитектора начала прошлого века с его мечтой об архитектуре как цитате из русской поэзии, как о материализации ее в городском пространстве; сюжетом – мысль о судьбах культуры в России.
СТИХИ
Подборки стихотворений Валерия Шубинского «Луна не луна», Тумаса Транстрёмера «История шкипера» (перевод со шведского Бориса Херсонского и Елены Якобсон /Швеция/),
Веры Павловой «Голый свет», Сергея Васильева «Стихи и баллады».
ДАЛЕКОЕ БЛИЗКОЕ
Ольга Мельникова «Держись, Зося, як пришлося!» Воспоминания о детстве в Белоруссии 1939 — 1945 годов. Запись Алексея Мельникова. Советский киномиф о советской жизни на ТВ делает почти недостижимой в сознании нынешних поколений реальность относительно недавнего прошлого, и потому такой ценностью обладают свидетельства людей советской эпохи — «Лариса Рахелева была моей подружкой. И вдвоем мы воровали колхозный клевер, так как своего клевера не было! Если бы нас поймали на этом воровстве — родителей могли бы отправить за решетку. Но мы все равно брали в руки «коши» (корзинки для клевера) и снова отправлялись на свой преступный промысел... Не наворуем клеверу — не откормим кроликов. А не будет кроликов — чем тогда сдавать госпоставку по мясу? Целых 40 кило мяса — такова была годовая норма. Один «трус» (кролик) весил от полутора до двух кило. И на годовую норму нужно было 20 — 26 трусов…»; «Социализм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны! Стало быть, социализма в Куцевщине не было, в ней же не было электричества — даже в 1956-м, когда я навсегда уезжала оттуда. А зимние вечера — они же длинные, поэтому куцевские женщины собирались у кого-нибудь, чтобы тянуть пряжу — из отходов льна, из обрывков кудели… Светила им всего лишь лампа керосиновая, а иногда даже лучина — если не было керосина. Чтобы не хотелось спать, наши рукодельницы грызли замороженную рябину или калину, жевали кислые сушеные яблоки. И если женщины у нас собирались, то я им всегда читала вслух. Например, Николай Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки»… »
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Леонид Карасев. Запахи и звуки у Чехова: власть приема
Ирина Светлова. Гоголь и онтологическая поэтика
Статья литературоведа Леонида Карасева о том, как «сделана» проза Чехова, в частности, об описании запахов и звуков как художественном приеме и о смысловых наполнениях этого приема у Чехова, а также статья Ирины Светловой о книге Леонида Карасева «Гоголь в тексте» и шире – о методе онтологической поэтики, введенном Карасевым в литературоведческий обиход.
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
Евгения Вежлян. Присвоение истории. Вежлян продолжает начатый в критике – профессиональной и сетевой – разговор о романе Евгения Водолазкина «Лавр», в откликах на который, как свидетельствует автор, больше вопросов, чем ответов: о чем, собственно, этот роман? Чем вызван его неожиданный и повсеместный успех? Что нового при кажущейся «нефилологичности» письма предложил автор? Собственно, на эти вопросы Вежлян и пытается найти ответы — «Главное его открытие лежит в чисто литературной плоскости. Автору удалось найти способ построения повествования о прошлом, преодолевающий границы, очерченные коллективной отечественной исторической травмой, — способ, синтезирующий прошлое в его чуждости и инакости и тут же делающий его предметом опыта, осязаемым и близким, — в сущности, средой обитания. Независимо от отдаленности. В таком прошлом от(рас)-стояния незаметны. В нем мы, такие, какие есть, с мобильником и в кедах, не подлаживаясь и не меняясь, можем жить и дышать. Отсюда, видимо, и читательский отклик: роман утоляет особого рода исторический голод. Потребность в такой истории, которая бы «монтировалась» с опытом современной жизни. И такую историю читатель романа «Лавр» получает»
Сергей Костырко. Физиология жизни. Новая китайская проза. О китайском писателе Мо Яне как о представителе нового поколения в литературе китайской и как о «писателе нобелевском», — имеется в виду не столько факт получения Мо Янем Нобелевской премии, сколько то новое, что предлагает поэтика его романов нынешнему мировому литературному процессу.
РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ
Лиля Панн «Список Парамонова» – о книге: Борис Парамонов. Мои русские. СПб., ИД «Петрополис», 2013;
Денис Безносов «Повесть Кикапу поэта» – о книге: Тихон Чурилин. Конец Кикапу. Полная повесть Тихона Чурилина. М., «Умляут», 2012;
Денис Ларионов «Между, здесь» – о книге: Алла Горбунова. Альпийская форточка. Стихи. СПб., «Лимбус-Пресс»,2012;
Александр Чанцев «Узи для демона» – о книге: In Umbra. Демонология как семиотическая система. Альманах. Выпуск 1. Ответственные редакторы и составители Д. Антонов, О. Христофорова. М., РГГУ, 2012
Книжная полка Анатолия Рясова Десять своих предпочтений представляет писатель и эссеист, поэт и музыкант, востоковед и политолог.
Жиль Делез. Кино. Перевод с французского Б. Скуратова. М., «Ад Маргинем», 2012;
Николай Кононов. Саратов. Рассказы. М., «Галеев-Галерея», 2012;
Алекс Росс. Послушайте. Перевод с английского М. Мишель. М., «Астрель»; «Corpus», 2013;
Эрве Гибер. Гангстеры. Перевод с французского А. Воинова. Тверь, «Kolonna Publications»/«Митин журнал», 2012;
Мартин Хайдеггер. Цолликоновские семинары. Перевод с немецкого И. Глуховой. Вильнюс, Европейский гуманитарный университет, 2012;
Джон Кейдж. Тишина. Лекции и статьи. Перевод с английского М. Переверзевой и др. Вологда, «Полиграф-Книга», 2012;
Ханс Плешински. Портрет Невидимого. Перевод с немецкого Т. Баскаковой. М., «Ад Маргинем», 2011;
Хуан Гойтисоло. Перед занавесом. Перевод с испанского Н. Матяш. Тверь, «Kolonna Publications»/«Митин журнал», 2012;
Ролан Барт о Ролане Барте. Перевод с французского С.?Зенкина. М., «Ад Маргинем Пресс», 2012, 224 стр.
Филипп Соллерс. Драма. Перевод с француского В.?Зильберштейн. М., «А&Д Студия»/«База», 2012, 176 стр.
Кинообозрение Натальи Сиривли. Рай
«Австрийский режиссер Ульрих Зайдль («Собачья жара», «Импорт-экспорт»), прославившийся изображением чистенькой современной Европы как «адского ада», выпустил трилогию с многообещающим названием «Рай» («Paradis»). Первый фильм: «Рай. Любовь» был показан в 2012 году в Каннах. Второй — «Рай. Вера» — спустя несколько месяцев на фестивале в Венеции, где удостоился Спецприза жюри. Третий: «Рай. Надежда» — в начале нынешнего года в Берлине. К концу лета все три картины добрались наконец-то до нашего проката, и паззл в восприятии российских поклонников режиссера сложился. Как и следовало ожидать, образ рекреационного «рая» в трилогии Зайдля оказался не менее травматичным, чем образы производственного «ада» в его предыдущей картине. Но при этом куда более завораживающим».
Детское чтение с Павлом Крючковым. Настя и Никита. Часть 2
О новинках книжного проекта издательского дома «Фома» «Настя и Никита» (лишившихся, к сожалению, своего первоначального издательского оформления) — о сказочной повести Марии Агаповой «Метрольцы», сюжет которой разворачивается под землей, в лабиринтах метрополитена, ну а метрольцы — это маленькие человечки, живущие в дебрях метрополитена по своим непреложным законам; о трех новых книгах Марины Улыбышевой: «Царскосельская чугунка. Первая железная дорога в России», «От столицы до столицы. Николаевская железная дорога» и «От паровоза до „Сапсана”», о книжке Михаила Пегова «Знаменитые самолеты» и о книге «Непокоренным городом» («Москва в 1812 году») той же Марины Улыбышевой, а также о других изданиях.
Библиографические листки
Книги (составитель Сергей Костырко)
Периодика (составители Андрей Василевский, Павел Крючков)
Номер опубликован при любезной поддержке Литературного фонда Королевства Нидерланды и Посольства Королевства Нидерланды в России, в рамках перекрестного года Нидерланды-Россия.
Что нам известно о голландцах? Коммерсанты, любящие и умеющие наживать деньги, при этом считающие дурным тоном выставлять свое богатство напоказ. Живописцы, которых отличает глубокий психологизм и, в то же время, неизбывно оптимистичное отношение к жизни. Путешественники, колонисты, охотно перенимавшие традиции, обычаи и нравы местного населения. Голландцев и сейчас тянет в дальнюю дорогу, им, как никому из европейских народов, свойственна «охота к перемене мест». Примечательная черта этого предприимчивого, волевого, трудолюбивого народа — это удивительная восприимчивость, любопытство, интерес к самым разным проявлениям человеческой жизни. То, что Спиноза в XVIIвеке сформулировал кратко: «не осмеивать человеческие поступки, не огорчаться из-за них, не клясть их, но понимать». Любопытство, проявляющееся в стремлении понять чужого, проникнуть в его сущность, отыскать то важное, что определяет его мысли и действия. Это же стремление лежит в основе всей голландской литературы, от средневековых моралите и нравоучительной поэзии и драматургии и даже клюхтов (фарсов) Золотого века до прозы и поэзии последнего столетия. Все необычное, чужое вызывает у голландских писателей не отторжение, но пытливый интерес, дает возможность для сравнений, позволяет взглянуть на себя со стороны, поставить себя на место Другого и, поняв его, понять самих себя. Вот почему мы назвали этот номер «В поисках себя»; по-голландски – zoektochtnaarzichzelf.
Вот и вошедшие в номере тексты, каждый на свой лад, представляют поиск собственного «я» – от «возвращения к давнему призрачному самому себе» классика голландского постмодерна Сейса Нотебоома до поэзии Эстер Наоми Перкин, так и назвавшей свой второй поэтический сборник – «От имени другого». От превращения Другого в Своего в «Вороне» Кадера Абдолы до повести одного из самых талантливых современных голландских авторов Арнона Грюнберга о взрослении, где Другой хочет быть не только – и не столько – Своим, но самим собой.
Авторы, вошедшие в специальную рубрику «Голландия – Россия», приуроченную к году дружбы между двумя странами, также не остались в стороне от путешествий и поисков. Зарубежный период в карьере пианиста Юрия Егорова начинается с дороги в прямом смысле – побега из СССР («В доме поэта» Я. Броккена). Болезненная страница новейшей истории нашей страны – чеченская кампания 1990-х и ее последствия десятилетие спустя, также представлена рядом вдумчивых и одновременно остроумных дорожных очерков голландского журналиста Олафа Кунса («Не-Швейцария»).
История предоставила каждой нации по-своему решать проблему самоидентификации, и именно голландский способ найти ответы на вечные вопросы «кто я?» и «кто мы?» лег в основу специального номера журнала.
Владимир Данихнов. Колыбельная. Роман. Роман из современной жизни — жизни, состоящей как бы исключительно из будничного, повседневного, но повседневность эта включает в себя и криминальную составную, как почти органичную свою часть. Проза социально-психологическая и, скажем так, «социо-паталогическая», жанр ее следовало бы, наверно, определить как триллер (нуаровский), если бы не его стилистика (то есть способ автора видеть мир), заставляющая вспомнить прозу Андрея Платонова; при этом автор остается самим собой. Цитата: «Из Санкт-Петербурга прилетел специальный человек по фамилии Гордеев. Он обладал самыми широкими полномочиями. Говорили о нем шепотом, а при встрече трепетали. Был он человек высокий, нескладный, с ледяным взором светлых глаз. Пил кофе из крохотной чашечки, которую таскал с собой всюду на длинной серебряной цепочке, пристегнутой к изнанке пиджака. Когда-то Гордеев наслаждался работой, представляя себя великим детективом вроде Филипа Марлоу. Но в последнее время разочаровался. Дела походили друг на друга, мотивы преступников не отличались разнообразием, тела жертв были бледны и неподвижны. С невыразимой тоской Гордеев допрашивал очередного подозреваемого. Он видел их насквозь, понимал, что ими движет, умел различить любую, самую мельчайшую ложь. Мертвые лица жертв, единожды отразившись в зрачках Гордеева, тут же стирались навсегда, не найдя места в его очерствевшем сердце».
Георгий Дрейер. Формы зависимости. Рассказы. Дебют в «Новом мире» молодого автора – три рассказа, написанные как бы очень традиционно и про обыкновенное: жизнь московского пляжика; про то, как языковед, специалист по восточным языкам, дожидается наконец выхода труда своей жизни – словаря; про преподавательницу французского языка, оказавшуюся во Франции в гостях у высокопоставленного французского педагогического чиновника, и она же – но уже у себя дома в общении со своим бывшим учеником, «позорно забывшим французский». Но странное происходит в этих рассказах: на московский пляжик ходит каждый день купаться приехавший сюда специально для этого инкогнито из Великобритании принц Чарльз; выход книги языковеда производит на него сокрушающее – в буквальном смысле слова – впечатление; ну а преподавательница французского получает очень неожиданный подарок от своего бывшего ученика. Рассказы, обещающие появление в нашей литературе еще одного оригинального, со своим собственным видением мира и своим собственным инструментарием художественной реализации этого видения писателя.
Николай Байтов. Любовь пространства. Рассказы. Рассказы о детстве, написанные взрослым зрелым человеком; написанные с неожиданным для Байтова-стилиста азартом и как бы даже исповедальным напором; автор использует даже приемы документальной прозы, отвлекаясь то на воспоминание о своем друге Юрии Самодурове (том самом, из теленовостей про музей Сахарова), то на теорию Пригожина; то есть как бы не вполне правильно выстроенная проза и еще потому – художественная по-настоящему (в «байтовком варианте»).
СТИХИ
Подборки стихотворений Веры Зубаревой «Трактат об Обезьяне», Владимира Гандельсмана «Возведение в чин», Андрея Пермякова «Проще, проще».
НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ
Эмили Дикинсон. «Кенгуру в чертогах Красоты». Переводы с английского и предисловия Григория Кружкова и Татьяны Стамовой/ «Думаю, в Дикинсон осуществился синтез почти всего, что я люблю в английской поэзии: метафизичность Донна, дурачества Эдварда Лира, сердцеведение Шекспира и жажда бессмертия Китса. Непреднамеренность, небрежность – и математическая безукоризненность формулировок. Похожей русской поэтессы нет. Кое-что по отдельности имеется, да всё вразбивку. У Ахматовой – подходящая царственность, а вот эксцентричности, парадоксальности – недобор. То есть в быту, говорят – было, а в лирику не допущено: «прекрасное должно быть величаво». Выдвину рискованную гипотезу: самый близкий к Эмили Дикинсон русский поэт – Осип Мандельштам» (Г. Кружков).
ФИЛОСОФИЯ. ИСТОРИЯ. ПОЛИТИКА
Лев Симкин. Два капитана. По материалам одного уголовного дела. Очерк истории киевского подполья в годы немецкой оккупации, написанный с неожиданного ракурса – среди привлекаемых автором источников используются материалы следственного дела двух бывших подпольщиков, которые после ареста начали активно сотрудничать с гестапо. Ход для автора очерка оказался очень продуктивным, поскольку позволяет снять с истории и образов подпольщиков официозный героический глянец; в очерке воссоздается во многом неожиданная картина жизни подпольщиков, их быта, портреты участников, среди которых были и предатели, и хапуги и рвачи, люди слабые и лукавые, а были и — подлинные герои. Такой же неожиданной выглядит здесь картина повседневной жизни Киева под немцами в тех ее сферах, которые не были связаны с военным противостоянием (стиль жизни рядовых обывателей, их работа, рынки и торговля, контакты немецкой администрации с бывшими политработниками, ушедшими от активной общественной жизни, и т. д.).
ОПЫТЫ
Александр Секацкий. Веселая наука и грустная действительность. Два эссе, в одном из которых автор размышляет о расхожей фразе, которая вполне могла бы стать неким нравственным императивом: «чтоб жизнь медом не казалась», и очень даже плодотворным, скажем, в воспитании у человека правильного отношения к «жизни», которая по большей части, действительно, не мед. Ну а начинает автор с анализа телевизионных душещипательных ток-шоу типа «Пусть говорят», демонстрации в прямом эфире человеческой доброты, отзывчивости, способности к самопожертвованию, превращающейся неизбежно (по законам самой принадлежности к ТВ) в душевный стриптиз – «…отношение к публичному выворачиванию совести наизнанку остается пробным тестом, по которому можно ставить диагноз обществу. Это отнюдь не текст на уровень доброты душевной, поскольку немало «утонченных подонков» с успехом пройдут его. С другой стороны разница реакций на вопль «Бабушка нашлась, бабушку в студию!», некая шкала от слез умиления до рвотных позывов, способна посеять раздор даже между самыми близкими. Это проба на содержание фальши в социуме, некий показатель нравственной экологии. Если передачи такого рода сравнить со свалками токсичных отходов, то далеко не безразлично, сколько людей кормятся вокруг таких свалок».
СЕМИНАРИУМ
Сергей Махотин. «Ребенок, который жил во мне, дожидался своего часа». Вольная беседа с автором «Вируса ворчания» при добром участии автора «Чудетства». Беседовал Павел Крючков.
Признания старому сказочнику. Письма к Корнею Чуковскому. К 85-летию выхода книги «От двух до пяти». Публикация, предисловие и комментарий Ольги Канунниковой
Содержание этих двух текстов «сценариума» уже в их названиях; публикация начинается уточнением автора: «С петербургским писателем Сергеем Махотиным, автором книг для подростков «За мелом», «Вирус ворчания» и «Включите кошку погромче» мы встретились в конце минувшего лета в Одессе, на 17-й Международной книжной выставке «Зеленая волна», – в рамках которой был представлен и Всеукраинский конкурс на лучшее произведение для детей «Корнейчуковская премия». Помимо приветствия этому начинанию, петербуржцы Сергей Махотин и Михаил Яснов представляли в Одессе детские русские книги киевского издательства «Лаурус» (серия «Говорящая рыбка»). Коллегу и друга Махотина – известного поэта и переводчика Михаила Давидовича Яснова я попросил принять участие в нашей беседе не только потому, что они приехали из одного города, но и потому, что многое в нашем «детлите» они делают сообща. Впрочем, об этом будет понятно из интервью, в публикации которого я старался сохранить интонацию живого, непосредственного разговора».
РЕЦЕНЗИИ. ОБЗОРЫ
Григорий Аросев. «Сквозь жанр» — о книге: Дмитрий Новиков. В сетях твоих. Петрозаводск, «Verso», 2012, 284 стр.
Марианна Ионова. «Книги сотворений» — о книге: Андрей Тавров. Бестиарий. М., «Центр Современной Литературы», 2013;
Юрий Угольников. «Котики, ужасные и прекрасные» — о книге: Это ужас, котики. Иллюстрированная книга современной русской поэзии Работы студентов курса иллюстрации БВШД (Британской Высшей Школы Дизайна). М., «Книжное обозрение (Арго-Риск)» 2013;
Книжная полка Евгении Риц. Свою десятку книг представляет поэт и литературный обозреватель из Нижнего Новгорода:
Джеффри Евгенидис. А порою очень грустны. Роман. Перевод с английского Анны Асланян. М., «Corpus», «Астрель», 2012;
Антония Байетт. Детская книга. Роман. Перевод с английского Татьяны Боровиковой. М., «ЭКСМО», 2012;
Эрин Моргенштерн. Ночной цирк. Роман. Перевод с английского Яны Рапиной. М., «АСТ», «Corpus», 2013;
Робертсон Дэвис. Мятежные ангелы. Роман. Перевод с английского Татьяны Боровиковой. СПб., «Азбука», М., «Азбука-Аттикус», 2012, 384 стр. («Азбука Premium»). Робертсон Дэвис. Что в костях заложено. Роман. Перевод с английского Татьяны Боровиковой. М., СПб., «Азбука», М., «Азбука-Аттикус», 2012, 480 стр. («Азбука Premium»). Робертсон Дэвис. Лира Орфея. Роман. Перевод с английского Татьяны Боровиковой. М., СПб., «Азбука», М., «Азбука-Аттикус», 2013;
Екатерина Симонова. Время. Стихи. New York, «StoSvet Press», 2012;
Алексей Сальников. Дневник снеговика. Стихи. New York, «Ailuros Publishing», 2013;
Ольга Зондберг. Сообщения: граффити. Книга-проект. New York, «Ailuros Publishing», 2013, 313 стр.
Иван Лалич. Концерт византийской музыки / Васко Попа. Маленькая шкатулка. Стихи. Составление, перевод с сербского и предисловие Андрея Сен-Сенькова и Мирьяны Петрович. New York, «Ailuros Publishing», 2013;
Мария Ботева. Фотографирование осени. Собрание прозы. Предисловие Ильи Кукулина. New York, «Ailuros Publishing», 2013;
Литературрентген. Антология. Составитель Елена Сунцова, предисловие Дмитрия Кузьмина. New York, «Ailuros Publishing», 2012;
Non-fiction с Дмитрием Бавильским. Ты знаешь край? «Вы обращали внимание, что в последнее время книги об Италии выходят у нас в каком-то удивляющем, если задуматься, количестве? Полками. Причем не только путеводители и травелоги с понятным прикладным значением, но и самые разные, утилитарно, подчас совершенно бесполезные – альбомного, полуальбомного формата, переводные и русские, поэтические, философские, культурологические, беллетристические, историософские». ««Миф об Италии» («родина искусства», «рай земной»), полученный русской культурой в наследство от европейских соседей, не только развивается, но и постоянно прирастает разными, подчас диковинными, плодами. Впрочем, на них мы останавливаться не станем, для начала отрефлексировав две книги, одну совсем уже, казалось бы, забытую, из совсем уже старинного обихода и жгуче новую, современную, с пылу с жару. Между книгами художников Владимира Яковлева и Андрея Бильжо – почти два столетия. Сейчас принято считать, что веками в России ничего не меняется, вот, на примере отношения к Италии и посмотрим, как было и что стало» (речь о книгах Владимира Яковлева «Италия в 1847 году» /СПб, «Гиперион», 2012/ и Андрея Бильжо «Моя Венеция» /М., «Новое литературное обозрение», 2013/).
Мария Галина: Фантастика/Футурология. Космос, война и гиганты. Олаф Стэплдон, Альфред Дёблин и другие. О классиках европейской фантастики первой половины и середины ХХ века — двух писателях, Уильяме Стэплдоне и Альфреде Дёблине; о белорусском художнике Язепе Дроздовиче и в заключение несколько слов о Данииле Андрееве — о тех, в чьём творчестве возникла и закрепилась тема космизма. И странное, но очень многозначительное совпадение – все они были медиками, побывавшими на мировых войнах. Случайность? И продолжая уже дискурс, предложенный ее персонажами, автор делает свое предположение: «…колонка все же посвящена фантастике, давайте предложим неправдоподобную, фантастическую гипотезу. Скажем, некие высшие существа, наблюдая откуда-то из другого измерения (или из других небесных сфер), как люди уничтожают друг друга с невиданным прежде размахом, пришли в ужас и попытались достучаться до сознания человечества через отдельных его представителей, самых чутких и восприимчивых – с целью научить и показать, что бывает, если дать волю необузданной стихии уничтожения… А также показать, как на самом деле устроено сообщество разумов, в которое должен в конце концов влиться Человек. …» — конечно же, чистая фантастика, но почему-то западает.
Библиографические листки
Книги (составитель С. Костырко)
Периодика (составители А. Василевский, П. Крючков)
облако тэгов
