Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Роман «A Scanner Darkly» Филипа Дика на русском получил два названия: «Помутнение» и «Скользя во тьме». Я не переводчик, но меня не устраивают оба. Первое учитывает только сознание главного героя, искажая вложенные библейские смыслы. Второе формально заигрывает с «Бегущим по лезвию», облегчая и романтизируя авторский посыл. Учитывая специфику романа, его содержание и некролог погибших от наркомании знакомых Ф. Дика в конце, я бы предложил третье – «Взгляд во тьму».
Наркомания – скользкая тема. Ею эпатируют либо не говорят о ней вовсе. Ф. Дик смог погрузить читателя в состояние изменённого сознания, провести его сквозь распад личности главного героя и привести в чувство, ударив лицом о реальность. Когда действительность ужаснее «глюков» и «ломки», искусственный эпатаж не нужен. Психоделика и сюрреализм кажутся перформансом в сравнении с тем, как некоторые живут на самом деле.
С наркотиками знакома небольшая часть читателей. Однако описанные в романе симптомы испытывал на себе каждый. Опьянение, похмелье, наркоз, отравление и длительный недосып. Вам случалось после вынужденного лишения сна мучительно или, наоборот, совершенно незаметно забыть что-нибудь простое и важное? Ощущать себя как нечто отдельное от себя в больничной палате? Чудом выбраться из погреба, незаметно надышавшись угарным газом? Про алкоголь же и его последствия знает гораздо больше людей, чем сознаётся.
Общеизвестно, что Ф. Дик страдал амфетаминовой зависимостью. Проще говоря, «сидел» на стимуляторах чуть больше, чем каждый второй американец. Тем не менее, даже в США амфетамин называют «кокаином для бедных». В сравнении с кофеином это гораздо более сильнодействующее и долгоиграющее вещество. Не только бодрящее, но способное вызвать эйфорию и галлюцинации. Если кофеин подавляет активность центральных аденозиновых рецепторов, то амфетамин увеличивает выброс дофамина и норадреналина.
Для здоровых людей все наркоманы на одно лицо. В романе «Помутнение» дан взгляд изнутри: чётко прописана многоуровневая градация в зависимости от препарата и тяжести поражения. Каждый «торчок», в принципе понимая свою судьбу, не осознаёт её, отодвигает в неопределённо далёкое будущее. Каждый из персонажей последним узнаёт о том, что он наркоман, и что его время вышло. Сам Ф. Дик даёт такой образ: «Они всего лишь хотели повеселиться, словно дети, играющие на проезжей части. Одного за другим их давило, калечило, убивало – на глазах у всех, – но они продолжали играть».
***
Условное будущее смешного в настоящем 1994-го года. Америка, Калифорния. В группу наркоманов вживлён специальный агент – один из многих и многих – для того, чтобы определить производителя новейшего «препарата». Фокус в том, что ему самому приходится стать зависимым по долгу службы. В центре повествования именно его постепенно разрушающееся сознание.
Фантастический элемент в романе только один – форменный костюм сотрудников федерального отдела по борьбе с наркотиками. Своего рода кольчужный скафандр, составленный из множества призм-экранов. Изнутри прозрачный, наружу выдаёт изменённый голос и миллиарды вариантов черт внешности в хаотичных и постоянно сменяющихся комбинациях.
Реальная польза от подобной униформы минимальна. В толпе не замаскироваться из-за «плывущего» внешнего вида. Рост и объём остаются исходными. Формальное объяснение Ф. Дика – психологическая атака и необходимость быть инкогнито в деловом общении с другими сотрудниками, СМИ и руководством. Как по мне, безликие маски любого цвета выполняли бы эти функции ничуть не хуже.
Действительное назначение спецодежды в создании библейской аллюзии на так называемое «мутное стекло». Апостол Павел говорит о том, что взрослые видят мир не напрямую, а опосредованно. Интересно, что «стекло» может в зависимости от перевода стать «призмой» и «зеркалом». Что же, главному герою приходится воспринимать происходящее в состоянии наркотического опьянения, сквозь костюм и в записи камер слежения.
Ф. Дик не романтизирует наркоманов, не давит на жалость и не смеётся над ними. Жутко становится от повседневных диалогов и монологов персонажей. Знания и остаточная логика ещё есть, а соображения всё меньше и меньше. Длиннейшие безупречные логические построения на деле оказываются полным бредом даже из-за одного нарушенного звена в цепи. Чем дальше, тем «битых файлов» больше, но самому наркоману это невдомёк.
Библейская аллюзия усложняется, когда персонажи один за другим «впадают в детство». Оказывается, младенцы стоят лицом к лицу с истиной. Но нужна ли «братьям» и «сёстрам» Чарли Гордона из «Цветов для Элджернона» истина? Нет, ведь они уже говорят и мыслят иначе. Явление из серии доказательств существования жизни после смерти. Знание с «той стороны» нужно только живым и взрослым. Мёртвым и детям оно без надобности.
«Взрослые» и «дети» становятся у Ф. Дика «умом» и «сердцем». Он иллюстрирует их противопоставление двумя вводными «притчами». В одной наркоманы бросили «мультики» ради застрявшего в разбитом окне орущего бродячего кота. Доза потрачена зря и руки изрезаны, зато животное спасено и накормлено. В другой они в ужасе убежали от девушки, нанявшей их выдворить влетевшее в квартиру крупное насекомое. Узнав, что стрекоза не опасна, красотка всего лишь посетовала, что не убила её.
В финале карты раскрываются. Вроде бы и не ново, что наркобизнес объединил законодательную и исполнительную власти, врачей, науку и благотворительность. Не удивительно, что наркоманы и сотрудники правоохранительных органов одинаково безличные и бесправные пешки в большой игре и личной жизни. Старо и пошло, но от этого ещё страшнее.
Сюрреалисты всегда останутся модернистами и будут приписывать себе даже изобретение колеса, как случилось у Гийома Аполлинера. Сальвадор Дали в рамках сюрреализма создал собственный образ и логотип «Чупа-чупса», а после ушёл от «модернистской деградации» к академизму. Чайна Мьевилль называл себя использующим эстетику фантастики «продуктом развлекательного крыла сюрреалистов», нимало не заботясь о том, как это логически сочетается с манифестом и утверждениями о клише и коммерции. Поэтому, сколько бы ни говорилось о новейшем жанре «weird fiction», «спасающем» фэнтези и фантастику в целом «из тисков коммерции» и утешительных «жанровых клише эпигонов Толкина», выглядит это очередной эпатажной и странной выдумкой.
Джефф Вандермеер в трилогии «Зона Икс» не идёт своим путём и не ищет новое, как, предположим, Льюис Кэрролл. Он берёт готовые фантастические клише инопланетной инвазии и репликации, но воплощает их при использовании приёмов сюрреализма таким образом, что чтение воспринимается неоплачиваемой работой в законный выходной. Невозможность не то что взаимопонимания – распознавания и общения с иной формой жизни стара, как сама фантастика. Помнится, одного такого пришельца почти современные земляне забили и сожрали, особенно им понравился его мозг. Что делает Вандермеер нового и нетривиального в рамках фантастического штампа? Играет с композицией. Режет сюжет на части, перемешивает их и выдаёт блоками. Всё самое интересное, предсказуемое и, увы, не своё оставляет на конец третьей книги.
«Аннигиляция» представляет собой поток «потрясённого сознания» в исполнении женщины, «Консолидация» – его мужской вариант. «Ассимиляция» выходит на новый, современный уровень и даёт мысли, чувства и видения скоро пятидесятилетнего гомосексуалиста, а также сводит всё, включая побочные сюжетные ответвления, воедино. Не надо умствовать, искать логику и хватать ртом каждую блесну, которой дразнит автор. Читатель, расслабься и терпи, ты же мужчина или женщина! Отдайся потоку сознания женщины, мужчины и представителя «третьего пола». Поднимись на Башню, чтобы взглянуть в глаза Левиафану, спустись в Нору и попробуй пройти сквозь Слизня. Иди во Тьму, и Свет примет тебя в свои объятия. Может быть. Скорее нет, чем да. Никто не знает.
Как и у всех сюрреалистов, выставляется на обозрение великое множество символов, образов и смыслов, тянущих за собой ещё большее количество ассоциаций. Загвоздка в том, что сюр – не символизм, и потому все нагромождения бесполезны. Это как груда отчётов и дневников членов экспедиций, написанных неизвестно кем, для кого и с какой целью. Это как трёхкомнатная квартира умершей от рака безумной старухи с тридцатью тремя с половиной кошками, заваленная мусором, отходами жизнедеятельности и барахлом под самый потолок. Её мужа-священника лишили сана за гомосексуализм и он ушёл в неизвестном направлении. Её сын служил в ФСБ и пропал без вести, а невестку, преподавателя-естественника, уволили за фото в купальнике, размещённое в соцсетях, и она утопилась.
Контроль, не надо контролировать Кукушку – она сама не знает, чего хочет! Пусть подсознательное и бессознательное вольно летают под черепом, как пищащие летучими мышами белые кролики по ночному небу. Это кажется неправильным, но пусть будет так: вне разума, эстетики и нравственности. Чудеса случаются с каждым и постоянно, они в природе вещей. Иерархии и границ между жизнью, чудом и грёзой не существует. Усилия одного человека или организации не влияют на происходящее, которое складывается из поступков всех и каждого на планете Земля. Субъект растворяется в объекте, он одновременно целен и рассеян, един и множественен, активен и пассивен. Каждый персонаж – спаситель и палач, жертва и судия по отношению к себе самому и ко всему миру.
Формально, если не обращать внимания на воплощаемую как по учебнику «философию» сюрреализма, «Зону Икс» можно назвать остросюжетным детективом, движущимся от научной фантастики к мистике. Описываются экспедиции, попытки анализа добытой информации и выход ситуации из-под контроля. По стилю исполнения трилогия приближается к произведениям «ЛСД-культуры» и прочих практик «расширения сознания». Подобное уже было в литературе и кинематографе, к примеру, фильм «Другие ипостаси» от режиссёра Кена Расселла 1980 года. Тем не менее, есть и существенные отличия. У Вандермеера нет «утешительного» хеппи-энда, нет достижения результата, нет понимания смыслов и приобщения к истине. Понимания нет, приходится снова возвращаться к сюрреализму и отключать сознание.
Что известно человеку массовой культуры, предположим, об Александре Сергеевиче Пушкине? «Это наше всё», стихи, дуэль и бакенбарды. А ведь был ещё толстый мальчик, которого били и дразнили сверстники, молодым человеком он для чего-то заливал свою трость свинцом, «троллил» всех направо и налево эпиграммами в зрелом возрасте, умудрился стать персонажем анекдотов, да и в мемуарах современников показания меняются от «жития» гения до пошлого анекдота. При чём тут Пушкин? О, бедный Пушкин, он всегда и везде к месту! В «Лиге выдающихся декадентов» Владимира Калашникова его нет, и это, к счастью, не единственное достоинство книги.
Идейно произведение Калашникова близко комиксам «Лига выдающихся джентльменов» и кинотрилогии «Гоголь» Егора Баранова, причём мистическим образом книга и первый фильм вышли в одном и том же 2017-м году. Всё так же берётся «кучка могучих», но не вымышленных героев, а реальных российских литераторов начала двадцатого века, и упаковывается в детективчик, однако без крена в ужасы или фантастику. Роман составлен из четырёх повестей, сделанных по одной схеме: случайно замеченная мелочь объявляется свидетельством существования Плана некой злонамеренной организации, осуществляется расследование, в результате которого выявляется главарь ячейки этой организации, с ним проводится очная ставка, происходит схватка или душеспасительная беседа, и опасность устраняется.
Как после Дарьи Донцовой и Артура К. Дойла насмелиться и вывести в общество ещё одну молоденькую детективную историю? Добавить жанровый тег «порно»? Лорел Гамильтон уже его заняла, а ещё «фэнтези», «юмор» и «ужас» одновременно. Но постойте, в 2016-м году стриминг-сервис Netflix выдал европейский мини-сериал «Параноик», и этого господина ещё не все знают. Пусть первый танец Наташа танцует с ним! В сериале Марка Тондерая каждый специалист из группы детективов, расследующих убийство, со своим немаленьким таким «прибабахом», и в книге Калашникова используется тот же приём. Однако сходство не означает повторение, как и в случае с кинотрилогией и комиксами.
Главный герой и «мозг» романа – писатель, нетипичный философ, злободневный критик и острый публицист Розанов В. В. Яркая личность, которая в наши дни называлась бы публичной, скандально известной и эпатажной. Не вдаваясь в подробности, этот человек метался из крайности в крайность и часто, используя псевдонимы, публиковал диаметрально противоположные освещения одного и того же события или вопроса. В книге он стал обеспеченным и чудаковатым старичком при должности и гениальным параноиком в свободное время, теория заговора которого удивительнейшим образом обретает не только логические, но и реальные доказательства. Пожалуй, главное отличие его от всех прочих «великих сыщиков» в том, что он занимается чистой самодеятельностью, без акта заказа и факта преступления, и результаты его трудов не только не замечаются общественностью, но и вообще сомнительны.
Естественно, Розанову требуются помощники, и на постоянной основе таких два. Н. В. Вольский – здоровяк и подпольщик, обеспечивает силовую поддержку и подобие здравого смысла. В реальности известен как Валентинов, не принявший Октябрьскую революцию революционный деятель и эмигрант-публицист, автор книг о В. И. Ленине, марксизме и НЭП-е, и, что важно, о русских символистах. Второй помощник и по совместительству первая спасённая жертва – Б. Н. Бугаев, он же поэт, писатель, критик, мемуарист и теоретик символизма Андрей Белый. В команде – йог, проныра, мистик, интуитивист, гипнотизёр и клоун. Все трое в связке действуют, как лебедь, рак и щука, но почему-то всегда остаются победителями.
Интересно, что автор использует не только известные и знаковые имена русской культурной и общественной жизни начала двадцатого века. Наряду с Павлом Флоренским и Велимиром Хлебниковым его персонажами становятся люди, про которых ничего не будет знать не только случайный прохожий, но и покинувший стены университета дипломированный гуманитарий. К примеру, что вы можете сказать без гугла о Тинякове А. И., Линцбахе Я. И., Гедройц В. И.? Сериал о Гоголе и комиксы Алана Мура эксплуатируют уже сложившиеся в массовом сознании образы «а-ля Пушкин», тогда как «Лига выдающихся декадентов» создаёт эти образы самостоятельно. Пускай получается не исторический роман о Фандорине, а опирающийся на мемуары шарж, пусть в игровой форме и фривольно, но он действительно несёт реальную информацию. Другое дело, будет ли интересна книга массовому читателю? Сильно сомневаюсь, поскольку здесь требуется по-настоящему активное чтение и справочник.
С кем или чем борются калашниковские Розанов, Бугаев и Вольский? С частными проявлениями некой силы, которая даже не получила наименования. Розанов утверждает, что это могущественная организация наподобие масонской, – но стоит ли верить параноику? Используемый им метод неполной индукции, в отличие от «дедукции» (абдукции) Шерлока Холмса, с лёгкостью способен выдавать ошибочные суждения. В романе будто бы и нет вовсе никакого антагонистического «Союза Мирового Зла», а выявленные его «представители» больше похожи на таких же самодеятельных чудаков-одиночек, как и сам Розанов. Что защищают наши герои? Смутно понимаемые части чего-то, что никак не складывается в единое целое: ни в Российскую Империю, ни в русскую культуру, ни в русский менталитет, ни в светлое будущее. Похоже на то, что герои шумно и весело играют в жмурки, причём глаза завязаны у всех участников.
Само название «Лиги…» кажется мне странным. Почему декаденты, а не символисты? Роман начинается с известной даты исчезновения А. Р. Минцловой – 1910-м годом, а фазы Серебряного века и пофамильный список литературных направлений утверждены. Вся доказательная база и оперативная работа группы основана на поиске и толковании символов и скрытых взаимосвязей. Кроме того, не в принципах декаданса активно действовать, спасать что-то и творить новое на благо обществу. Конечно, ещё ведутся споры о том, какое понятие шире – символизм или декаданс – но пусть этим занимаются рафинированные академики. Как кажется мне, выбор названия был сделан потому, что декаденты на букву «Д», как и джентльмены. Хотя, по-моему, «Лигой декадентов» должно быть объединение антагонистов, а не героев произведения.
Первые две истории романа без малого великолепны. Правдоподобно выглядящая стилизация разговорного языка того времени, множество устаревших слов и реалий. Непрекращающийся драйв событий и эмоций. Тонкий (преимущественно) юмор, исторические и культурные аллюзии, в том числе из будущего по отношению к художественной реальности времени. Динамичный фарс, местами сбивающийся на американскую мультипликацию по типу «Гадкий я». Дальше «интеллигентское буйство» иссякает, как будто Розанов сам начал путаться в своих умозаключениях. Естественно, читателю тоже стало трудно и скучно следить за сюжетом, который начал терять событийную часть. Четвёртая история самая путаная, по большей части разговорная, и кажется неоконченной, что только усиливается финальным письмом, «намекающим» на продолжение приключений.
Роман интересен не только обращением к Серебряному веку русской культуры, он нестандартен и обладает ярким языковым стилем. К сожалению, именно эти его особенности могут стать основным препятствием к заявленному в финале продолжению. Стиль, теоретически, сохранить можно – но уже к четвёртой повести он либо поистрепался, либо приелся, и не вызывает первоначального эффекта. С нестандартностью сюжетного зерна в новеллах ещё сложнее. Что может стать следующим в ряду историй, в которых были «антимуза», разрушительный для всей будущей жизни искусственный язык, закабаляющие Россию карты Таро и, простите за обман в начале эссе, поддельное стихотворение Пушкина, прямо призывающее к революции? Остаётся надеяться на то, что автору достанет фантазии, что он не надорвался, конструируя языковой бурлеск двух первых историй, и пожелать ему удачи.
«Узкая полоса» Джека Вэнса – один из тех замечательных рассказов, которые в наши дни стали бы целым романом, причём первым из многотомного сериала. Сейчас даже в голове не укладывается, как можно позволить себе создать настолько оригинальный мир и тут же бросить его, оборвать на самом интересном месте описываемую историю, чтобы как можно скорее перейти к следующей. Возможно, именно этой изобильной щедростью писатели прошлого так дороги нам, старомодным чудакам, привыкшим к сотворчеству в чтении. Мы тоже хотим летать, но не можем оторваться от земли самостоятельно. Автор, дайте нам крылья – или пинка посильнее…
Мир рассказа действительно представляет собой вытянутую и узкую болотистую местность наподобие поймы Амазонки, ограниченную в ширину, но, вероятно, бесконечную в длину. С боков, как застывшие волны цунами, горизонт застят стены слепящего молниями вечного Шторма и леденящей Тьмы, а сверху нависает хмурое серое небо. Местная раса (по моим данным) аналогов не имеет. Её внешность дана скупыми мазками: что-то вроде пучеглазой ящерицы или тритона без хвоста, с руками и ногами, с гребнем на голове. Как насекомые с неполным превращением, они откладывают в прибрежный ил яйца, из которых вылупляются во всём подобные взрослым, но маленькие и студенистые личинки, длительное время самостоятельно живущие сначала в воде, а после на мелководье. В отличие от зелёных марсиан Э. Р. Берроуза, эти инфанты разумны и за время роста каждый раз успевают создать собственную общину со своим языком, развитыми дружескими и любовными отношениями, зачатками религии и жреческого сословия. Личинки не догадываются о родстве с «великанами», которые периодически ловят их в загонной охоте и уводят далеко от воды. Взрослые не испытывают родительских чувств к отпрыскам, они осматривают и сортируют пойманных будущих воспитанников, как скот, и убивают дефектных.
Мир зрелых особей также не предел развития этой цивилизации. Вдоль побережья царит каменный век с юбочками из пальмовых листьев и шалашами, на материке ему соседствует кастовая античная теократия, ткани и дощатые двухэтажные строения города-государства, а где-то в скалах прячутся развалины средневекового каменного замка и ржавеют обломки стальных мечей и доспехов. Главному герою рассказа предстоит пройти весь этот путь от яйца. Конечно же, он с самого начала особенный: очень крупный, любознательный и непоседливый, а ещё почему-то чужой для всех. Для взрослых с одним гребнем он слишком развит умственно и физически, а с двугребешковыми ему скучно: они инертны, пассивны, догматичны и, в отличие от него, бесполы… Джек Вэнс мастерски закручивает интригу, одновременно ведя с читателями сократовские диалоги о человеке, разуме, цивилизации и сути мужского и женского начал.
«Узкая полоса» не входит ни в какой цикл, на русском языке издавалась в составе авторского сборника «Глаза чужого мира» (Северо-Запад, 1992 год) и кажется произведением, стоящим в творчестве Джека Вэнса наособицу, – но так ли это? Она датирована 1967-м годом, когда автор работал над «неправильным» фэнтези «Глаза чужого мира», космооперой «Властители Зла» и приключенческой фантастикой «Город кешей». Пожалуй, общий интерес к экспериментам над культурой и обществом можно найти лишь в последней из перечисленных книг. Чуть раньше, в 1965-м году, из-под его пера вышел внецикловый роман «Синий мир» о потомках землян, вынужденных жить на плотах посреди вод планеты-океана, и вот с ним рассказ имеет куда больше пересечений. Это и метод Сократа в подаче материала, и жреческая диктатура, и восставший против её власти молодой баламут, и даже огромное водяное чудовище, всё так же знакомое герою с детства. Сюжет рассказа кажется оборванным, тогда как роман закончен, причём точно известно, что написан он на основе собственной повести «The Kragen» 1964-го года. Причина возвращения Джека Вэнса к старой теме (если оно действительно было) навсегда останется загадкой. Лично мне хотелось бы видеть «Узкую полосу» полностью самостоятельным произведением.
«Жёлтая линия» Михаила Тырина воспринимается скорее повестью, чем романом. Возможно потому, что при линейном развитии сюжета приключения двух героев, действующих в одной связке, напоминают путь провинциалов в толчее метро и с частыми пересадками. В сравнении со «средним» произведением «попаданческой» фантастики читателю здесь даётся слишком мало действия и детализации, не успевают возникнуть погружение в происходящее и сопереживание. Завязка получилась интереснее всего сюжета: доигравшийся и разорившийся прохвост-адвокат подпаивает опустившегося интеллигента, чтобы вдвоём не так страшно было влиться в ряды граждан единой галактической цивилизации, для которой всё человечество значит меньше муравьиной кучи в безвестном лесу. Уснули на Земле, проснулись внутри инопланетного звездолёта-транспортника, далее последовательно сменяются ледяной, болотный мир и планета-мегаполис. Заявленный потенциал не раскрывается не только и не столько потому, что всё начинается и заканчивается слишком быстро. Автор ставит ударение не на развлечении читателя, он ретроспективно и абсурдистски изображает перестройку и постперестроечный период в России. Ненавязчиво и опосредованно, в аллегорической форме и фантастическими средствами демонстрируются особенности «бизнеса», возникшего после приватизации на руинах государственных предприятий, Первая чеченская война и общество вне морали, культуры, идеологии и религии. Назвать произведение антиутопией нельзя, поскольку читатель, не знакомый с этими реалиями, не заметит параллелей, и автор не желает помогать ему в этом. Его герои не сравнивают и не делают обобщений, они приспосабливаются и пытаются продвинуться в жёсткой иерархии цивилизации статуса, основанной на зарабатывании «экспы» в денежном эквиваленте. Несмотря на то, что один из них хваткий делец и жулик, а второй наивный и доверчивый гуманитарий – и эта разница действительно неплохо обыгрывается – оба выступают в роли безымянных статистов, от всех усилий которых ничего не зависит. По сути, книга представляет собой то, что они смогли или успели заметить и частично осознать, находясь в состоянии постоянного стресса от непрекращающейся смены событий и внезапно открывающихся доселе неизвестных законов и условий существования чужого для них мира. Просто двух очень разных и ничего не понимающих человек засосало внутрь огромного саморегулирующегося механизма, проволокло между трущихся деталей, прожевало и выбросило наружу. Выжили они лишь чудом и волей автора, а вовсе не из-за того, что сцепились вместе и помогали друг другу. Финал закольцован с прологом, а личный выбор и жертвенность героев ничего не дали им самим. Ни славы, ни положения в обществе, ни заработка, ни семьи, – начинай всё с нуля, если остались силы, здоровье и воля к жизни. Любопытно, что прозвища двух основных персонажей («Беня» и «Щерба») намекают на президента Ельцина Б. Н. и предпринимателя от государственной деятельности Щербакова В. И. По-моему, ничего сверх изображённого книге эти имена не дают. Случайное это совпадение или действительное мнение автора, мне не известно. Возможно, читатели, не бывшие в девяностые годы подростками и детьми, поймут и это.