Пэт Фрэнк
За счёт заведения
This One Is On The House, 1958
Как совместить приятное с полезным молодому полицейскому? Принять участие в облаве на голливудский «массажный салон».
Страховые компании отдали лавры в раскрытии ограбления Крейтоном ювелирного магазина частному детективу Уильяму Хайку. Мой редактор весьма заинтересовался:
— Это уже третье громкое дело, расколотое Хайком. Тут пахнет отличной статьёй, если он откроет рот. Выясни, как это ему удаётся.
Я ответил, что знал одного Билла Хайка, молодого копа из Лос-Анджелеса. Фамилия довольно редкая. Вдруг это тот же парень?
Его контора размещалась в одном из тех стерильно-новых зданий, что высокомерно возносятся на стальных сваях, словно подобрав свои розовые мраморные подолы над грязью Мэдисон-авеню. Тут вы ожидаете встретить преуспевающих публицистов, адвокатов и рекламные агентства, но никак не частного сыщика. Более того, он снимал целый офисный блок. Аккуратная золотая надпись на матовом стекле гласила: «Haike Intelligence, Inc.», а ниже добавлено, скромным курсивом, — «Расследования и розыск». Интерьер приёмной выдержан в строгом и дорогом современном стиле, на стенах — гравюры Хогарта и подлинник Утрилло. Мистер Хайк оказался на месте и согласился меня принять.
Тот самый Билл Хайк!
Он демобилизовался из армии в 1946-м, в звании лейтенанта военной полиции, и взялся за первую предложенную работу — в полиции Лос-Анджелеса. Благодаря сообразительности, способностям и честности, его быстро перевели в ранг детективов в штатском. Ростом невысок, но сложён компактно. Черты лица — правильные, волосы — густые и волнистые, а глаза — поразительно ясного и глубокого голубого цвета. Коллеги-полицейские прозвали его «Красавчик», но именно он убил растлителя детей ударом ребра ладони, и именно поэтому я, освещая то дело, познакомился с ним.
Если за восемь лет он и прибавил в весе, то успешно скрывал это за костюмом хорошего кроя. Лицо стало чуть более утончённым, и он казался более зрелым, а возможно, и более мудрым, и более жёстким. Выдвинув из-под модного стола барную стойку, он спросил, не бросил ли я пить. Я ответил, что нет, но только после того, как солнце пересечёт зенит, и объяснил цель визита. И добавил, что правильная реклама может оказаться весьма полезной детективному агентству.
— Мы завязали со всеми семейными делами — слишком много грязи — года три назад. Время от времени мы берёмся за частное дело, если оно интересное и крупное, просто для души. Но если ты правда хочешь написать этот материал...
Я ответил, что хочу, и попросил начать с самого начала и рассказать, почему он решил уволиться из полиции Л. A. и открыть собственное дело.
Билл улыбнулся. Когда он улыбался, на щеке появлялась ямочка, и, по словам других копов, при виде этой ямочки женщины теряли силу воли — и хотели либо переспать с ним, либо понянчиться с ним, либо и то, и другое сразу.
— Это придётся оставить за кадром, — сказал он. — Видишь ли, меня уволили. В приказе значится, что я уволился по собственному желанию без последствий, но на самом деле моё пребывание в полиции сделали невозможным. Меня перевели обратно в патрульные и дали участок севернее Бербанка. А поскольку я жил у родителей к югу от Санта-Моники, мне приходилось преодолевать по 60 миль через весь Л. А., просто чтобы добраться до участка и обратно. Никто не способен долго остаться в живых при таком графике.
Да и реклама нам не нужна, — добавил Билл. — У нас в клиентах восемь страховых компаний, и нам хватает с избытком.
— Так за что тебя разжаловали? — спросил я.
— За вопиющую некомпетентность, — хмыкнул он. — Я расскажу тебе эту историю.
* * *
В Лос-Анджелесе существовала практика направлять самых перспективных молодых детективов вкруговую по всем специализированным отделам, чтобы к моменту повышения напитать разносторонними знаниями о работе департамента. Билл Хайк хорошо проявил себя в Отделе ограблений и в Отделе убийств, после чего его перевели в Отдел нравов.
В любом крупном городе работа в отделе по борьбе с пороком может стать опасной ловушкой для начинающего детектива. В основном, «порок» означает нелегальные азартные игры и противозаконный секс, и такой досуг отнюдь не всегда связан с преступным миром. Фанатичный блюститель закона из Отдела нравов может выставить себя полным кретином, устраивая облавы на церковные бинго-вечеринки и задерживая переплетённые парочки в парках и на пляжах. Если же он любитель коррупции, перед ним открываются неограниченные возможности получения взяток — деньгами или натурой, а если уйти в полную беспринципность, то можно открыть для себя шантаж. Кроме того, Лос-Анджелес — магнит для странных людей и странных практик, и пороки его дивны и многолики.
Первые несколько недель Билл занимался рутиной: следил за подпольными тотализаторами и букмекерскими конторами. Однажды его вызвал капитан и задал несколько необычных вопросов. Использовал ли он проституток или сутенёров в качестве осведомителей? Известен ли он в голливудских борделях? Крутили ли роман с проституткой? Если да, знала ли она, что он полицейский?
Получив отрицательный ответ на все вопросы капитан, казалось, остался доволен.
— Так, Хайк, — сказал он, — у меня для тебя особое задание. Переходишь под начало лейтенанта Гилли. Возьми сегодня выходной, а в шесть вечера явишься к нему.
— Можете сказать, что за задание, капитан? — спросил Билл.
Капитан с любопытством взглянул на него. Его новобранцы не должны задавать вопросов. Тем не менее, он ответил:
— Гилли собирается устроить облаву на массажный салон в Голливуде. Будешь работать под прикрытием. Это приятная обязанность, парень, но не забывай, что ты коп, и мы не можем провалить это дело.
В некоторых районах «массажный салон» был эвфемизмом элитного борделя. Говорили, что в иных салонах обстановка столь же роскошная и гигиеничная, а набор услуг — столь же полный, за исключением старинной струнной музыки и чайной церемонии, как и в лучших домах Токио. Билла заинтересовало, почему облаве подвергнется именно этот массажный салон. И он спросил.
Капитан ответил не сразу, и Билл понял, что сейчас его честность оценят. Затем капитан буркнул:
— Мы не можем позволить себе утечку информации по этой операции, Хайк, так что держи всё в секрете. Даже с другими копами не говори.
Заведение известно как «У Мэйми», хотя в телефонной книге значится под другим названием. Пару ночей назад Один Важный Персонаж пригласил не менее влиятельного гостя с Восточного побережья опробовать заведение Мэйми. Они заявились пьяными, и получили только честный массаж, уж таково правило дома Мэйми. Персонаж возмутился, и Мэйми выставила оного за дверь. Когда тот пригрозил закрыть заведение, она применила джиу-джитсу, и в результате он страдал от вывиха плеча, а также от крайнего унижения. Теперь Персонаж требовал, чтобы полицейский департамент выполнил его обещание.
— Он подал официальную жалобу, весьма громкую, — закончил капитан, — а власти у него хватает. Мэйми стоило быть осторожнее. Что ж, тем хуже для Мэйми.
Когда Билл вернулся в отдел к шести, лейтенант Гилли листал пачку конфискованных комиксов, уперевшись пивным животом в край стола. Грубый, громадный мужик, с лицом и руками красными и обветренными, как говядина фермерского откорма. Сквернослов и циник, оттарабанивший в отделе 12 лет. Ещё и богат, по слухам.
Трое других сидели вокруг стола. Все — ветераны отдела, и, хотя роста разного, все слишком хорошо питались и начинали походить на Гилли. В молчании они мрачно ждали, пока лейтенант закончит чтение.
Гилли отодвинул комиксы и протёр очки в стальной оправе. Скептически оглядел Билла и заговорил:
— Итак, операция важная, и проклятые косяки нам не нужны. Капитан говорит, что в борделях тебя не знают, на копа ты не смахиваешь, так что подходишь на роль клиента с огнём в штанах. Участвовал когда-нибудь в таких делах, Хайк?
— Никогда, сэр.
— А в борделе бывал?
— Только не в этой стране.
Беггет, самый старый детектив-сержант отдела, ехидно хмыкнул.
Билл небрежно добавил:
— Просто мне не нужно платить за это, как некоторым старикашкам.
Улыбка исчезла с лица Беггета.
— Слышал, — сказал Гилли, — что в Отделе ограблений тебя прозвали Красавчиком. Что ж, харизма тебе понадобится. Мэйми — сука хитрая, и нанимает умных девиц. Если тебя раскусят, то всё, что ты получишь, — быстрый массаж, шлепок по заднице, и проводы за дверь с милой улыбкой: „Приходите ещё“.
— Я иду один? — спросил Билл.
— Ага, парень, за тобой право первой ночи. Только вот в заведении Мэйми девственниц не осталось. Зато получишь профессионалку за счёт города. Мы подождём снаружи, пока ты взберёшься на кобылку. Дадим тебе, скажем, час. Потом я и Куин врываемся через парадный, а Беггет и Джола — через чёрный ход.
Билл оставил жетон, пистолет, удостоверение и всё прочее, что могло выдать его род занятий, в своём шкафчике.
— Иногда, пока ты развалился на массажном столе, они проверяют твой бумажник, — объяснил Гилли. — Ничего не крадут. Просто смотрят.
Гилли достал из стола три купюры — 100, 50 и 20 долларов. Помеченные микрознаками, с номерами, записанными в блокноте капитана.
— Это действительно дом высокой культуры обслуживания, — сказал Гилли. — Тебе понадобится одна из этих: 20 баксов за „быстро и сейчас“, 50 — если задержишься до позднего вечера, 100 — за ночь, включая завтрак.
— А что, — спросил Билл, — если мне достанется только массаж?
— Если выйдет так, — буркнул Гилли, — заплатишь сам и больше в этом кабинете не появишься.
Заведение Мэйми находилось в оштукатуренном трёхэтажном здании в сотне ярдов от Сансет-Стрип, с жёлто-зелёными навесами над тротуаром. Первый этаж арендовали голливудский фотограф и магазин подарков. Всё, что выше, принадлежало Мэйми. Впрочем, ей принадлежало всё здание.
Билл поднялся по лестнице. В коридоре второго этажа за стойкой сидела женщина средних лет в медицинском халате, рядом с ней стоял коммутатор. Билл сказал:
— Я на массаж.
— Ваше имя?
— Хайк. Уильям Хайк.
— Вы по записи, мистер Хайк? — Она раскрыла блокнот.
— Нет, без записи. Понимаете, весь день просидел в конструкторском бюро и позвонить не успел. В общем, мой знакомый посоветовал к вам зайти и сказал, что всё будет в порядке.
Из кабинета позади него кто-то вышел. Билл обернулся. Точно — хозяйка, стояла в дверях и слушала. Высокая брюнетка с ровным загаром, пластичная, как кошка. Безупречный бежевый костюм из льна. Лицо настолько гладкое и неподвижное, что выглядело лакированной маской. Возраст угадать невозможно, но взгляд твёрдый, мудрый и старый.
— Вы у нас впервые, не так ли, мистер Хайк?
— Да. Всего пару недель в городе. Я из Сан-Франциско.
Свой костюм он удачно купил в Сан-Франциско год назад. Если проверят ярлыки, те подтвердят его слова.
Мэйми оценивающе молчала.
— Я работаю на «Дугласе», — добавил Хайк, — в КБ.
Авиационные заводы постоянно нанимали новых людей. Зачастую одиноких и лишённых женского общества.
— Вы знаете мистера Пикока оттуда?
Старый трюк. Если не уверен в человеке, то спрашиваешь, не знает ли он несуществующую личность. Если скажет, что знает, то соврёт.
— Не знаю никакого Пикока, — с чистой совестью ответил Билл.
Мэйми решилась:
— Сегодня вечером свободна только одна массажистка. Она новенькая, но уверена, вы останетесь довольны. — Через плечо она крикнула: — Нэнси!
Нэнси вышла из кабинета. Белое нейлоновое одеяние с греческими мотивами, с обнажённым плечом — нечто среднее между платьем и халатом. Светлые волосы собраны на макушке, на ногах — туфли на высоких каблуках, подчёркивающие стройность. Кожа безупречная и золотистая, а глаза — весёлые. По мнению Билла, ей было двадцать с хвостиком.
Мэйм велела:
— Нэнси, отведи мистера Хайка наверх, в седьмой номер.
По тональности Билл сообразил, что испытание пройдено. Он последовал на третий этаж за Нэнси. Шикарные ноги, да и сама она гибкая и прекрасно сложена.
Коридор третьего этажа напоминал больничный — бесшумный пол с резиновым покрытием и нумерованные стальные двери. Вошли в предбанник седьмого номера.
Девушка сказала:
— Вы можете раздеться здесь и обернуться полотенцем. Я жду в массажной. — В её речи чувствовался лёгкий южный акцент.
Билл разделся, аккуратно развесил одежду на тихой вешалке, обернулся полотенцем и босиком прошёл в соседнюю комнату. Не слишком похоже на массажную, если не считать стола. В алькове имелась софа, но и спальней тоже не назовёшь. Скорее, однокомнатная квартирка, уютно обставленная и комфортная. Он взглянул на часы. Досадно, что на удовольствия осталось всего 50 минут.
Он улёгся на стол лицом вниз, и Нэнси небрежно поправила полотенце вокруг бёдер. Нанесла масло на плечи и спину, и её пальцы принялись за работу — то сильные, то нежные, то скользящие, то разминающие. Большие пальцы вдавились в мышцы у основания шеи.
— Вы очень зажаты, — сказала она. — Постарайтесь расслабиться.
Он старался. Тяжело. Он думал о Гилли и троице снаружи, готовых вышибить двери. Вдруг охватил страх, что он не сможет убедительно играть роль, если будет продолжать думать о Гилли. Сосредоточился на девушке и тепле её рук. Она опустилась к мышцам ног. Потом сказала:
— Теперь можете перевернуться.
Хайк перевернулся на спину, и Нэнси поправила полотенце. Он размышлял, как перейти к сути. Может, не стоит торопиться. Возможно, по обычаю, девушка должна предложить первой. Он спросил:
— Как ты оказалась в этом заведении, Нэнси?
Её пальцы замерли.
— Почему это вас так интересует?
— Не знаю. Кажется, не совсем подходящее место для тебя.
Пальцы снова задвигались.
— Это не так. Не стоит возвращаться в Опавик-Спрингс.
— Куда?
— Опавик-Спрингс. Такой городок во Флориде. Пять лет назад я стала «Мисс Опавик», и получила главные роли в местном театре, как минимум дважды за сезон. В прошлом году братья Вульф прислали туда группу для подводных съёмок. Я плаваю под водой с шести лет, и мне дали роль. Продюсер решил, что из меня выйдет актриса, и подписал контракт на 13 недель с гонораром в 500 долларов с возможностью продления, и я отправилась в Голливуд. Подводный фильм провалился, продюсера уволили, и больше я перед камерой не появилась. Контракт не продлили. Когда деньги кончились, я не смогла вернуться домой. Не могла решиться. Понимаете, все в Опавик-Спрингс думают, что я вот-вот стану звездой.
Обычная история, но Билл чувствовал, что правду в её словах.
— И тогда ты пришла сюда?
— Не сразу. Сначала я пробовала другое — например, спала с режиссёром. В конце концов, я решила, что уж если отдаваться, то лучше за деньги.
— Давно здесь работаешь? — спросил Билл.
— Всего неделю. — Её руки остановились. – Я что-то разболталась. Вы же пришли сюда не только на массаж, верно?
— Не только, — подтвердил Хайк. Её лицо всего в паре дюймов, губы приоткрылись в ожидании. Притянул её к себе, и тут вспомнил о деньгах и долге. Отпустил её и спросил:
— Платить сейчас или потом?
Она рассмеялась:
— Вы и правда не знаете?
— Нет.
— Да у нас тут любительская вечеринка! Вообще-то, я должна получить деньги вперёд. Таковы правила. Но вы можете заплатить потом, если хотите. Думаю, вы мне нравитесь, и я вам понравлюсь.
Билл вскинулся:
— О, нет! Не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Заплачу сразу.
Он чувствовал себя последним подлецом.
Нэнси спросила:
— Расценки знаете?
— Сотня за ночь?
— Верно. Я и надеялась, что вы задержитесь на ночь.
Он спустил ноги на пол и отправился в раздевалку. Нэнси шла рядом, держась за руку. Поднял брюки и нащупал бумажник. Заметил, что она взглянула на брюки, а потом протянула руку и потрогала ткань. Нахмурилась и сказала:
— Добротная ткань.
Билл вынул бумажник, открыл и нащупал стодолларовую купюру. Протянул девушке. Она подняла взгляд на него, лицо стало серьёзным и немного бледным. Покачала головой. Сказала:
— Нет, спасибо, милый. Сегодня — за счёт заведения.
Он попытался всучить купюру. Девушка лишь покачала головой и отступила назад, в другую комнату. Тихо сказала:
— Положите деньги обратно в бумажник и идите ко мне в постель.
Восхитительный опыт! Билл полностью потерял чувство времени. Он напрочь забыл о долге, пока не услышал приглушённый шум в коридоре. Дверь с треском распахнулась, и над ними вознёсся Гилли.
— Ну-ка, ты, — приказал он девушке, — одевайся. Ты арестована.
Гилли оставался в комнате, пока они одевались. Потом поинтересовался:
— Сестрёнка, а где тут деньги хранятся?
— В верхнем ящике, — она указала на тумбочку.
— Она их туда клала, Хайк? — спросил Гилли.
— Нет. Она их туда не клала, потому что я ей ничего не дал. Видите ли, лейтенант, всё было бесплатно.
Гилли раскрыл рот, но не издал ни звука. Руки беспомощно опустились. Наконец он вымолвил:
— Ах ты, двуличный сукин сын!
Как Билл позже пытался объяснить капитану, он не то чтобы специально врезал Гилли. Просто рефлекс сработал.
Так Биллу Хайку вернули униформу и сообщили, что до конца дней своих он может охранять надгробия и мавзолеи одного из самых фешенебельных кладбищ Бербанка. Тогда он сдал жетон и пистолет.
Два дня спустя разыскал Нэнси. Никак не мог выбросить её из головы. До смущения навязчивая идея. Сначала твердил себе, что просто хочет завершить незаконченное дело. Потом объяснял всё чувством вины. Но, возможно, просто любопытство. Он хотел выяснить, почему девушка отдалась бесплатно.
Билл нашёл её домашний адрес (маленькую студию в Уэствуде) через центральное актёрское бюро. Когда он вошёл, девушка не испугалась и не разозлилась. Она меняла пластинки, насвистывала в такт музыке и упаковывала вещи.
— Пройдите на кухню, — сказала она, — и налейте себе выпить. А потом поможете упаковать книги. Через час приедет фургон.
— Куда ты собралась? — спросил он с кухни. Ему стало тоскливо.
— Еду домой, в Опавик-Спрингс.
— Тебе будет приятно узнать, — сказал он, — что я больше не коп.
— Так и думала, что не задержишься, — отозвалась она, — если уж разобрал того лейтенанта на запчасти. А тебе будет приятно узнать, что я покинула массажный бизнес.
— Что случилось? — удивился он.
— Меня уволили. Мэйми очень строгая. Я поступила неправильно. Не следовало тащить тебя в постель. Надо было сбегать вниз и предупредить её.
Билл не сразу понял. Он уточнил:
— Ты хочешь сказать, что сообразила, что я коп?
— Как только я увидела брюки, протёртые до глянца над правым карманом, я поняла, что ты носишь там кобуру. Значит, ты либо коп, либо гангстер. Потом я заглянула в бумажник. Две маленькие дырочки в коже, куда обычно прикалывают жетон.
Он почувствовал себя опустошённым и подавленным.
— И будучи умной девочкой, ты отказалась от купюры. Обслужила за счёт заведения.
Она улыбнулась.
— Нет. Дело даже не в этом. Если бы я хотела поступить по-умному, то до сих пор работала бы на Мэйми. Но я рискнула. Я подумала, что, может быть, ты пришёл один. Я считала тебя довольно милым парнем, хоть и копом. — Взяла у него из рук стакан и поставила на стол. — И я хотела тебя. Я не сожалею. А ты?
* * *
Билл усмехнулся.
— Понимаешь, она оказалась более проницательным детективом, чем я.
— Так вот почему ты уехал из Лос-Анджелеса, — сообразил я. — Жаль, что это не для печати. Полагаю, тогда ты приехал в Нью-Йорк и основал своё агентство?
— Не сразу, — отозвался Билл. — Я немного поболтался по Л. А., а потом открыл агентство в Майами. У меня там до сих пор филиал.
Дверь кабинета открылась, и вошла девушка — не секретарь и не машинистка Билла, а другая, уверенная в себе и безупречно ухоженная. Билл поднялся, встал и я, а Билл пояснил:
— Это мисс Чесни. Она расскажет вам о деле Крейтона. Она его и расколола.
Девушка окинула меня оценивающим взглядом.
— Журналист, — заявила она и с подозрением спросила: — Надёжный?
— Самый что ни на есть, — ухмыльнулся Билл. — Знаю его по Л. А.
— Рада слышать, — сказала мисс Чесни. — Я уже задумалась: костюм за 70 долларов, но галстук за 100, итальянский, ручной работы. — Скользнула взглядом по моему запястью. — И прелестные золотые швейцарские часы за 400, с учётом акцизов.
Я ещё мог понять, как она сообразила про журналиста — я неосознанно вытащил из кармана пачку линованной бумаги, — но мне не понравился намёк насчёт галстука и часов.
— Не подарок мафии, уверяю вас, — буркнул я.
Её острый носик сморщился. Она подошла ко мне ближе и понюхала. Весёлые глаза забегали, словно выискивая в воздухе этикетку, как всегда делают женщины, определяя аромат духов.
— Приношу извинения, — сказала она. — Значит, у вас богатая девушка. И у неё хороший вкус. Покупает у Бенделя.
— Если уж вы настолько ясновидящая, — я бросил вызов, — опишите, как она выглядит.
Она осмотрела лацканы моего пальто, нахмурилась, а потом сказала:
— Дайте-ка мне ваши часы на минутку.
Я вытянул руку, и она быстро нашла искомое, — тонкий волосок, застрявший в заводной головке.
— Люди думают, что она блондинка, — сказала мисс Чесни, — но мы-то с вами знаем истину, не так ли?
Билл широко улыбнулся.
— Нэнси, — сказал он, — самая «интеллектуальная» половина в «Haike Intelligence, Inc.». Я всегда говорю, что она умнее меня. Теперь ты понимаешь, почему.