В книге, вышедшей в 2017 году, английский историк науки Питер Дж. Боулер исследует феномен футурологии: прогнозы о будущем развитии и влиянии науки и технологий на общество и культуру в двадцатом веке. Используя научную фантастику и научно-популярную литературу, Боулер рассказывает о видении будущего глазами мечтателей начала двадцатого века, как учёных, так и фантастов. Ниже мы представляем несколько параграфов из этой книги.
Энергетика и окружающая среда
Многие разработки, которые были предсказаны в надежде улучшить жизнь людей, привели к тревожным последствиям. Помимо применения в военных целях, было и меньше прямых вызовов, что заставило некоторых задуматься, перевешивают ли преимущества недостатки. Появились также новые уязвимые места. Даже те, кому нравились новые технологии, основанные на электричестве и нефти, понимали, что ископаемое топливо неисчерпаемо, а пессимисты опасались, что вскоре его может не хватить. Другие минеральные ресурсы имеют такие же ограничения, что порождает реальные опасения по поводу того, что дальнейший прогресс может быть заблокирован, если исследования не приведут к появлению новых источников энергии и сырья. Опасениям, что нефти не хватит надолго, противостояли те, кто предсказывал новые способы использования того, что мы сейчас называем возобновляемыми источниками энергии. Нехватка продовольствия, частично обусловленная нехваткой основных минералов, может быть устранена за счет совершенствования сельского хозяйства или разработки синтетических альтернатив. Несмотря на это, многие опасались, что наука не сможет решить проблему снабжения продовольствием, тем более что усовершенствованная медицина уже привела к увеличению населения Земли.
Поиск возобновляемых источников энергии активизировался в первые десятилетия века по мере расширения использования нефти. Вскоре выяснилось, что нефти в наличии больше, чем опасались пессимисты, что привело к временной потере интереса к поиску возобновляемых источников энергии. Этот поиск активизировался совсем недавно, когда была осознана угроза глобального потепления из-за повышения уровня углекислого газа в атмосфере. Более ранние опасения по поводу возможных ограничений на поставки нефти, возможно, отвлекли внимание от последствий «парникового эффекта» — не было особого смысла беспокоиться о перегреве, если нефти недостаточно для сжигания.
Уже высказывались и другие опасения по поводу окружающей среды. Движение защитников окружающей среды началось в конце девятнадцатого века, когда стало очевидным глобальное влияние современного сельского хозяйства. Раздавались призывы к сохранению дикой природы, и мы отмечали растущие опасения по поводу последствий разрастания городов по мере развития транспорта. Пыльный шлейф 1930 х годов выявил потенциально разрушительные последствия механизированного сельского хозяйства и пробудил растущий интерес к экологии как науке, которая могла бы решить эту проблему. Джулиан Хаксли присоединился к призыву Г.Дж. Уэллса к более эффективному управлению мировыми ресурсами и указать на то, что наше вмешательство в природу часто приводит к непредвиденным последствиям. Их опасения предвосхитили растущее признание в 1960 х годах вредного воздействия химических удобрений и инсектицидов.
Одна из областей, в которой дальновидные авторы все же признали возможность долгосрочного воздействия на окружающую среду, была вызвана ранними усилиями по разработке возобновляемых источников энергии. Были предложены схемы использования энергии приливов, некоторые из них в таких масштабах, которые имели бы огромные последствия для местного региона и, возможно, за его пределами. Дж.Б.С. Холдейн даже беспокоился о замедлении вращения Земли, хотя и заглядывал на миллионы лет вперед. Мало кто воспринял подобные предупреждения всерьез, особенно когда расширение нефтяной промышленности, казалось, устранило необходимость в подобных схемах. Подобные опасения в конечном счете вышли на первый план в связи с поисками атомной энергии. В первые десятилетия века это представлялось как неопределенная возможность, но в 1940 х годах стало реальностью. Это вызвало волну энтузиазма, которая вскоре угасла, поскольку стало очевидно, что небольшие реакторы для повседневного использования непрактичны. Тем не менее, предположение о том, что дешевая энергия от более крупных реакторов изменит мир, оставалось главной надеждой технофилов. Только в 1960 х годах опасность радиоактивного заражения стала очевидной, поскольку радиоактивные осадки в результате испытаний оружия и промышленных аварий стали представлять серьезную опасность для здоровья. В сочетании с растущей озабоченностью по поводу других форм загрязнения окружающей среды изменение отношения к ядерной энергетике подняло уровень озабоченности по поводу воздействия технологий на окружающую среду на новый уровень.
Ресурсный кризис
По мере того как темпы индустриализации набирали обороты, возникали опасения, что земные энергетические и минеральные ресурсы в конечном счете будут истощены, что подорвет всякую надежду на прогресс. Уже к 1865 году У. С. Джевонс предупреждал, что мировые запасы угля вскоре будут исчерпаны, особенно если промышленность продолжит активно развиваться. Многие отвергли доводы Джевонса как паникерские, а разведочные работы по всему миру показали, что запасов угля хватит на столетия. Но это не могло продолжаться вечно, и тем временем другие природные ресурсы также становились источниками беспокойства. В начале двадцатого века все больше внимания уделялось нефти как топливу, которое было проще транспортировать и хранить и которое фактически имело важное значение для новых моторизованных транспортных технологий. Как нефть, так и полезные ископаемые, необходимые промышленности и сельскому хозяйству, расходовались угрожающими темпами, порождая ощущение кризиса, которое сторонники технологических инноваций не могли игнорировать.
В 1898 году физик сэр Уильям Крукс в обращении к Британской ассоциации содействия развитию науки указал на то, что естественные мировые запасы азотных удобрений, необходимых для современного сельского хозяйства, скоро начнут иссякать. Он смог указать на новую научную разработку, которая предлагала выход из положения — искусственное улавливание азота из атмосферы с помощью цианамидного процесса. Это потребляло огромное количество электроэнергии, но Крукс полагал, что ее можно получать с гидроэлектростанций в таких местах, как Ниагара. Вскоре Фриц Хабер открыл гораздо более эффективный способ синтеза аммиака. Карл Бош вывел его на коммерческий уровень и начал производить в 1913 году. Наряду с механизацией, процесс Хабера вскоре стал рассматриваться как ключевой ресурс в развитии сельского хозяйства.
Предупреждение Крукса послужило тревожным сигналом для тех, кто беспокоился, как природные источники энергии ограничивают человеческие амбиции. Фредерик Содди, возможно, был вдохновлен этим, когда в своей интерпретации радия в 1909 году указывал на преимущества, которые можно было бы получить, если бы можно было использовать энергию атома. К началу 1920 х годов ряд комментаторов, обеспокоенных ростом численности населения Земли, подчеркивали ограничения, которые природа накладывает на усилия ученых по улучшению сельскохозяйственного производства. А.М. Карр-Сондерс и Эдвард М. Ист отметил преимущества механизации и выведения новых сортов сельскохозяйственных культур, но настаивал на том, что будущие открытия мало помогут прокормить быстро растущее население земли. В своей книге «Тень будущего мира», опубликованной в 1928 году, сэр Джордж Книббс признал огромный рост производства продуктов питания, ставший возможным благодаря искусственным азотным удобрениям, и отметил, что искусственные суперфосфаты открыли новые возможности для выращивания пшеницы в Австралии. Но он продолжал настаивать на том, что минералы, содержащие такие важные элементы, как фосфор и калий, быстро истощаются, что еще раз указывает на опасность безудержного роста численности населения. Эдвард Олсуорт Росс высказал аналогичную точку зрения в ответ на заявления тех, кто утверждал, что производство синтетических продуктов питания изменит жизнь людей: «Беспечное размножение человечества, рассчитывающего на скорейшее внедрение синтетических продуктов питания в больших масштабах, было бы чистой воды азартной игрой в жизни людей».
Надежды на производство синтетических продуктов питания, в любом случае, не оправдались. Другие комментаторы были больше обеспокоены ограничениями на энергоснабжение. Неизбежное истощение запасов ископаемого топлива подчеркивалось в «Дедале» Холдейна, а в 1928 году Филип Гиббс обратился и к Содди, и к Холдейну, когда призвал ученых продолжить поиски атомной энергии. Внимание было сосредоточено на доступности нефти, и даже такие философы, как Бертран Рассел, выражали опасения, что запасы могут быть ограничены. Лоу признавал, что угля хватит на века, но утверждал, что это топливо настолько грязное, что мир все чаще переходит на нефть, но обнаруживает, что этой альтернативы гораздо меньше. Ричи Колдер в своей книге «Рождение будущего» предсказал, что угля может хватить на 500 лет, а нефти — только на одно поколение, и эту точку зрения поддержали С.С. Фур-нас и Перси Локхарт-Маммери. Перспектива краха самой цивилизации по мере истощения ресурсов Земли в «Эпоху расточительства» описана в научно-фантастичес-ком цикле рассказов Лоуренса Мэннинга «Человек, который проснулся» (1933).
В конце 1940 х годов американский геофизик М. Кинг Хабберт продолжал утверждать, что запасы нефти ограничены, и развил идею «пика добычи нефти», согласно которой запасы вскоре начнут сокращаться. К 1960-м годам его взгляды стали активно оспариваться нефтяной промышленностью, все более уверенной в своей способности обнаруживать и эксплуатировать все новые запасы. Ситуация изменилась до такой степени, что в 1964 году эксперт из нефтяной компании Shell смог предвидеть «изобилие нефти», описав события, которые сделали прежние опасения неуместными, по крайней мере на какое-то время.
Поиск возобновляемых источников энергии
Первые оценки мировых запасов нефти недооценивали то, что может быть обнаружено в результате дальнейшей разведки, но в краткосрочной перспективе произошел бум в поисках альтернативных источников энергии. Большинство возобновляемых источников энергии, к которым мы сегодня относимся серьезно, были предложены, и некоторые из них получили широкую огласку, но ни один из них не получил широкого распространения. По мере того как нефтяной бум не ослабевал, стимулов инвестировать в исследования технологий, которые потребовали бы серьезных инноваций, чтобы стать жизнеспособными, становилось все меньше. Только в конце двадцатого века ожидание надвигающейся экологической катастрофы возродило интерес к этим проектам.
В 1924 году Conquest сообщил об обсуждении альтернативных источников энергии, которое состоялось на выставке Британской империи, проходившей на «Уэмбли». К ним относились геотермальная, приливная, солнечная и ветровая энергия. Отсутствие прогресса в последующие десятилетия иллюстрируется тем фактом, что в 1940 году Вальдемар Кемпферт в главе «После угля — что?» в своей книге «Наука сегодня и завтра» перечислил те же самые будущие возможности. Единственным новичком была атомная энергетика, которая тогда только начинала превращаться в серьёзного конкурента. В обоих исследованиях была упущена одна альтернатива нефти: производство спирта из ферментированного растительного сырья. Еще до Первой мировой войны в Harmsworth Popular Science высказывалось предположение, что спирт из ферментированного картофеля станет популярной альтернативой нефтяному топливу, при этом отмечалось, что в Германии предложены схемы развития этой технологии. Однако прогресс был медленным, и в 1936 году К.К. Фурнас все еще предлагал этот вид биотоплива в качестве будущей разработки. Он отметил, что для выращивания необходимых культур будут задействованы огромные площади земли, и призвал к проведению исследований с целью разработки искусственного эквивалента ферментации с использованием катализаторов для получения подходящих химических веществ из углекислого газа.
Геотермальная энергия стала еще одной альтернативой, которая привлекла лишь ограниченное внимание. На рубеже веков Чарльз Парсонс предложил пробурить скважину глубиной в двенадцать миль под землей, чтобы продолжить свои исследования по образованию алмазов. Он отметил, что таким образом можно было бы поднять на поверхность огромное количество тепла, но поскольку реальной перспективы бурения на такую глубину не было, идея осталась в силе. Камиль Фламмарион предложил аналогичную схему, при которой вода закачивалась бы вниз для превращения в пар, но Harmsworth Popular Science отклонил ее как непрактичную из-за огромного размера требуемого отверстия. Были места, где вулканический пар поднимался ближе к поверхности, и в 1911 году в Лардерелло, Италия, была построена действующая электростанция. Возможность использования этого в качестве модели для других схем была отмечена Дж.Н. Леонардом и Локхарт-Маммери, причем последний предупредил, что это станет практичным только в долгосрочной перспективе. Лардерелло оставался единственной действующей геотермальной станцией вплоть до 1950 х годов.
Другой альтернативой, имеющей географические ограничения — по крайней мере, при наличии технологий — была солнечная энергия. Единственным возможным способом ее использования в начале двадцатого века было использование солнечных лучей для выработки пара для турбин, что, казалось, имело смысл только в тропиках. В 1913 году британцы создали экспериментальную систему в Египте, о чем позже сообщил Колдер в своей книге «Рождение будущего», а также для юных читателей в журнале Meccano и популярном обзоре инженерных разработок.
Лоу писал о создании огромных зеркал для концентрации солнечных лучей в тропиках и отмечал, что в Калифорнии тестируется система, использующая термопары для выработки электроэнергии. Солнечная энергетика также упоминалась в книгах Леонарда «Инструменты завтрашнего дня» и Фурнаса «Следующие сто лет», но оба признавали, что реальный прогресс будет достигнут только в том случае, если фотоэлектрический эффект можно будет использовать непосредственно для выработки электроэнергии. В 1938 году доктор Годфри Кэбот выделил Массачусетскому технологическому институту средства, которые должны были быть направлены на изучение источников солнечной энергии. К началу 1950 х годов основной проект все еще основывался на использовании солнечного тепла для выработки пара низкого давления для турбин. Также разрабатывались фотоэлектрические элементы, хотя коэффициент преобразования, составляющий всего несколько процентов, на некоторое время отложил их коммерческое применение.
В большинстве сообщений упоминалась необходимость разработки более совершенных способов хранения электроэнергии, если такие непостоянные источники, как солнце или ветер, станут жизнеспособными. Французские инженеры провели подробные исследования энергии ветра и спроектировали турбины для использования в открытых зонах, но они также почувствовали необходимость в разработке новых систем хранения. Большинство англоязычных комментаторов сомневались в способности ветроэнергетики решить проблему ожидаемого дефицита электроэнергии, когда закончится ископаемое топливо, хотя возможность использования ветра получила некоторую поддержку. В мегаполисах, изображенных Уэллсом в романах «Рассказ о грядущих днях» и «Когда Спящий проснется», на крышах были построены гигантские ветряные мельницы. «Дедал» Холдейна также выбрал ветер для замены ископаемого топлива на том основании, что атомная энергия вряд ли станет доступной в будущем.
Источником возобновляемой энергии, который привлек к себе наибольшее внимание, была вода, получаемая как из внутренних рек, так и от приливов. Часто предлагались проекты такого масштаба, которые неизбежно имели бы серьезные последствия для местной окружающей среды. Строительство инфраструктуры также было чрезвычайно дорогостоящим. В межвоенные годы на нескольких объектах в Северной Америке были разработаны схемы регулирования стока рек, как для управления водными ресурсами, так и для выработки электроэнергии. Потенциальное значительное воздействие на окружающую среду стало очевидным сразу же, о чем свидетельствует заголовок статьи, опубликованной в журнале Conquest в 1921 году: «Обречена ли Ниагара?». Автор предвидел развитие событий такого масштаба, что весь сток реки будет использоваться для выработки электроэнергии, в результате чего знаменитые водопады останутся сухими. Tit-Bits процитировал неназванного авторитета, который указал на Ниагару как на доказательство того, что гидроэлектростанция может заменить уголь. Conquest полагал, что гидроэлектростанция вскоре может полностью заменить уголь в Шотландии. В 1930 х годах компания Discovery приветствовала предложения о строительстве плотин на водопаде Виктория в Африке и по всей Южной Америке.
Также были предложены планы по использованию энергии приливов, обычно предусматривающие возведение заграждений в устьях рек или заливах с относительно закрытыми устьями. Залив Фанди был популярным местом отдыха из-за его огромных приливов, но были также предложения использовать залив Пассамакуодди в штате Мэн, устье реки Северн в Великобритании и залив Мон-Сен-Мишель во Франции. Локхарт-Маммери упомянул о самом амбициозном предложении из всех: перекрыть Гибралтарский пролив и понизить уровень Средиземного моря. В 1933 году Эванс показал своим юным читателям футуристическую инсталляцию проекта, который, по мнению художника, то поднимался, то опускался вместе с приливами. Большинство представителей власти признавали, что подобные проекты будут построены только в отдаленном будущем, когда потребность в замене ископаемого топлива станет критической. Когда Холдейн писал «Страшный суд», он переключил внимание с энергии ветра на энергию приливов и отливных волн и представил будущее, в котором человечество на миллионы лет станет зависеть от этого источника. В конечном счете, предсказывал он, было бы получено столько энергии, что вращение Земли замедлилось бы до такой степени, что планета стала бы непригодной для жизни. Никто другой не заглядывал так далеко вперед, и большинство планов так и остались нереализованными.
Атомная энергия
После открытия радиоактивности начали распространяться сообщения о совершенно новом источнике энергии, который может быть получен из атома. Многие физики относились к этому скептически, но поддержка идеи не ослабевала. Популярные журналы и газеты пестрели сообщениями о потенциально неограниченной энергии, которую можно было бы получить почти бесплатно, если бы только был найден способ высвободить энергию атомного ядра. Они также предупреждали о возможном применении ее в военных целях, но надежды на решение надвигающегося энергетического кризиса было достаточно, чтобы привлечь внимание к этой области науки. Когда в 1932 году атом был окончательно «расщеплен», заголовки в прессе усилили подозрения ученых в стремлении к сенсациям. Первое сообщение об успешном использовании ядерной энергии вызвало еще большую тревогу, но по мере того, как мир пытался примириться с атомной бомбой, научно-технические учреждения осознали, что пропаганда мирного использования атомной энергии является ценным способом развеять озабоченность общественности.
Перед началом нового столетия Гюстав Лебон из Франции привлек внимание прессы, заявив, что открытие радиоактивности продемонстрировало взаимозаменяемость вещества и энергии. Вскоре Лебон оказался дискредитирован, но ключевые фигуры в зарождающейся области атомной физики вскоре подхватили эту тему. Самым выдающимся из них был Фредерик Содди, который привлек к себе внимание еще в 1906 году выступлениями, обещавшими, что радиоактивные элементы могут давать огромное количество энергии. Содди был осведомлен о том, что ископаемое топливо рано или поздно будет исчерпано, и рассматривал атомную энергию как единственную перспективу освобождения человечества от ограничений, налагаемых традиционными технологиями. Его интерпретация радия в 1909 году подробно изложила это послание и вдохновила Уэллса на написание книги «Освобожденный мир», в которой открытие способа получения дешевой ядерной энергии приводит к экономическому хаосу и войне, что в конечном итоге приводит к возникновению рационально организованного общества. С этого момента перспектива того, что наука сможет разгадать загадку о том, как использовать этот новый источник энергии, станет постоянным источником спекуляций в прессе.
Научное сообщество отнюдь не было единодушно в поддержании этих надежд. Эрнест Резерфорд подтвердил, что теоретически доступно огромное количество энергии, но вскоре стал ведущим скептиком в отношении заявлений о том, что наука может найти способ ее использования. Когда в 1932 году атом был в конечном счете «расщеплен», Резерфорд выступил по Би-Би-Си, утверждая, что надежда на получение энергии таким способом была иллюзорной, а New York Times сообщала, что, по его мнению, эта идея была «иллюзией». Роберт Милликен, первоначально увлеченный исследователь в области энергии атома, изменил свое мнение и точно так же отказался от надежд на практическую ядерную энергетику. В материале для серии статей по физике «Сегодня и завтра» даже не упоминалось об изучении атома.
Среди других скептиков был Холдейн, чей «Дедал» не давал никаких надежд в этом направлении. Столь же осторожное отношение выражено в «Рождении будущего» Колдера и «После нас» Локхарта-Маммери. Еще в 1940 году Кемпферт, который изначально был энтузиастом, предположил, что атомная энергия вряд ли будет доступна в ближайшее время. Лоу упоминал атомную энергию лишь как неопределенную возможность. Фурнас отметил, что потенциальные выгоды огромны, но посчитал, что исследования, необходимые для раскрытия секрета атомной энергии, потребуют огромного количества времени и денег, и это мнение также было высказано в журнале Discovery в 1934 году. Фурнас, иронизируя, посоветовал не покупать акции ни одной компании, предлагающей развивать атомную энергетику. Леонард был более оптимистичен в отношении перспектив дальнейших исследований, но разделял опасения Уэллса, что неограниченная дешевая электроэнергия может вызвать экономический хаос. Он также выразил обеспокоенность по поводу радиационной опасности и выразил надежду, что исследование не увенчается успехом при его жизни.
Среди оптимистов числился Биркенхед, который был уверен, что атомная энергия станет доступна к 2030 году, в то время как Гиббс был полон лирики по поводу перспектив: «Если ученые смогут овладеть ею, высвободить и использовать эту атомную силу — некоторые из них думают, что они приблизились к разгадке — человечество получит власть настолько безграничны, что все прежние виды энергии, такие как уголь, нефть и вода, станут ничтожными, и человек сам станет хозяином самого источника энергии».
Для популярной прессы перспектива неограниченной мощи стала почти такой же новостью, как угроза быть уничтоженным в результате атомных взрывов. Взгляды Содди почти сразу же нашли отражение в журнале Harmsworth Popular Science, который писал о «Силе, о которой мы и не мечтали», которая «почти ничего не будет стоить». В 1920 году Tit-Bits процитировал сэра Оливера Лоджа о силе, которая может стать доступной благодаря проводимым в настоящее время исследованиям. Четыре года спустя газета Illustrated London News описала работу физика Т.Ф. Уолла под названием «Стремление разрушить атом: неизмеримая энергия». Издание Tit-Bits вернулось к теме в 1925 году, чтобы подчеркнуть огромное количество энергии, которую можно было получить из «одной унции электронов». В 1932 году Джей Ди Кокрофту и Эрнесту Уолтону удалось, наконец, осуществить искусственный распад атомного ядра, что вызвало бурные газетные заголовки как о доступной мощности, так и об угрозе взрывов. Даже научно-популярным журналам нельзя было доверять — Armchair Science цитировала сэра Джеймса Джинса о том, что при использовании атомной энергии кусок угля размером с горошину может переправить Мавританию через Атлантику и обратно. Это было как раз то преувеличение, о котором беспокоился Резерфорд, и он предпринял шаги, чтобы опубликовать более сбалансированные отчеты в журналах более высокого качества. Статья научного писателя Дж.Г. Кроутера содержала лишь краткое упоминание об атомной энергии и настаивала на том, что она относится к отдаленному будущему.
Писатели-фантасты считали само собой разумеющимся, что атомная энергия станет источником энергии будущего. В романе Дж.Дж. Коннингтона «Миллион Норденхольта» 1923 года атомная энергия разрабатывалась выжившими после глобальной катастрофы. Наиболее известным примером этой темы стала история Роберта Хайнлайна «Взрыв всегда возможен» 1940 года, в которой указывалось на потенциальную опасность использования источника питания, который может случайно превратиться в бомбу. В течение следующего десятилетия в американских журналах стали регулярно появляться статьи, предсказывающие потенциальные выгоды ядерной энергетики. Когда стало известно об атомных бомбах, сброшенных на Японию, это сразу же сопровождалось статьями, в которых выражалась надежда на то, что те же принципы вскоре будут применены в мирных целях. В Великобритании статья News Chronicle о бомбе на Хиросиме закончилась выражением надежды на то, что вместо того, чтобы сеять хаос, новая технология «может стать вечным источником мирового процветания», а за ней последовала статья сэра Джона Андерсона, в которой утверждалось, что следующим шагом должен стать контроль над вооружением.
Так по обе стороны Атлантики началась кампания, направленная на то, чтобы привлечь внимание общественности к потенциальным выгодам, а не к опасности, которую представляет атомная бомба. В конце 1940 х и в 1950 х годах было много оптимистичных историй об изобилии энергии и миниатюрных атомных реакторах, приводящих в движение автомобили и самолеты. В 1953 году президент Эйзенхауэр выступил с широко освещавшейся речью, в которой указывал на преимущества ядерной энергетики. Два года спустя в Женеве состоялась первая Международная конференция по использованию атомной энергии в мирных целях, на которой прозвучали уверенные прогнозы о том, что новый источник энергии положит конец угрозе глобального энергетического кризиса. В 1954 году Льюис Штраус, председатель Комиссии по атомной энергии США, заявил, что ядерная энергия станет слишком дешевой для учета. В конце 1940 х годов в Великобритании была организована выставка «Атомный поезд», за которой последовала выставка «Атом во имя мира» (автобусное турне) в 1955 году. На Британском фестивале 1951 года атомная энергетика представлена как очевидный путь развития. Еще в 1969 году Найджел Колдер, реагируя на растущую волну беспокойства по поводу пагубных последствий прикладной науки, назвал ядерную энергетику одним из двенадцати последних научных «бумов» и повторил утверждение о том, что она избавила мир от угрозы дефицита энергии. К этому времени термин «ядерная энергия» стал широко использоваться в надежде, что он отвлечет внимание от любой связи с атомной бомбой.
Колдер осознавал, что общественное настроение теперь начало меняться. С самого начала некоторые эксперты понимали, что оптимистичные прогнозы о малогабаритных реакторах, приводящих в действие даже автомобили, вряд ли сбудутся. Инженеры, сосредоточенные на основных принципах проектирования реакторов, просто предполагали, что дальнейшие исследования позволят решить проблему миниатюризации, не понимая, что необходимость защиты от радиации ограничит возможности развития процесса. Уже в 1947 году Джон В. Кэмпбелл предполагал, что в течение десяти лет надежды на устройства, работающие на ядерной энергии, рухнут. Он даже скептически отнесся к общим ожиданиям того, что ядерная энергия станет широко доступной: «Для широкой публики широко разрекламированный атомный век вот-вот начнется с глухого разочарования и растущего убеждения в том, что она сильно перепродана». Другие эксперты скептически относились к перспективам атомных автомобилей, но больше надеялись, что крупномасштабное производство электроэнергии будет практичным. Георгий Гамов все еще считал, что атомные самолеты могут быть созданы, но признал, что будущее за «гигантскими центральными электростанциями», энергия которых распределяется с помощью атомных аккумуляторных батарей. С. Блэкетт отметил, что многие физики обеспокоены связями ядерной промышленности с военными. Он утверждал, что наиболее целесообразным использование атомной энергии было бы в таких странах, как Австралия, где население сильно рассредоточено и имеется мало источников ископаемого топлива. Как и несколько других комментаторов, он отметил, что Соединенные Штаты располагают богатыми запасами нефти и угля, но, вероятно, будут развивать атомную энергетику по стратегическим соображениям. Несмотря на это, Комиссия по атомной энергии сообщила Конгрессу, что пройдет двадцать лет, прежде чем значительные объемы энергии станут доступны из ядерных источников.
Планы строительства атомных электростанций активно разрабатывались и продвигались в 1950 х годах. В исследовании, проведенном физиком Э. У. Титтертоном в 1956 году, отмечалось, что Британия ввела в эксплуатацию свою первую станцию «Колдер-Холл» в Уиндскейле, Камбрия, и надеялась в течение десяти лет вырабатывать 15 процентов энергии за счет атомных реакторов, а к 1975 году — почти половину. Кеннет Джей в подробном отчете о проекте «Колдер-Холл» предсказал, что в течение следующих десяти лет будет построено двенадцать станций, и сравнил нынешний дизайн с фордовской Моделью Т — это большой шаг вперед, но лишь указание на то, что в будущем будет еще лучше. Другие не были так уверены. В книге Харрисона Брауна «Вызов будущему человечества», опубликованной в 1954 году, высказывалось предположение, что нет никакой уверенности в том, что ядерный вариант является наилучшим способом продвижения вперед, и выражалась обеспокоенность по поводу того, как будут обращаться с радиоактивными отходами. Общественная тревога по поводу опасности радиоактивного загрязнения окружающей среды росла по мере того, как становились очевидными последствия радиоактивных осадков от испытаний бомб. Компания «Колдер-Холл» впервые подала электроэнергию в национальную энергосистему в 1956 году, но в октябре следующего года пожар на электростанции привел к значительному загрязнению окружающей территории.
Правительства и атомная промышленность продолжали обсуждать перспективы, но весь проект начал разваливаться по мере того, как общественность стала лучше осознавать экологические последствия. Кампании за ядерное разоружение объединились с растущим движением защитников окружающей среды, рассматривавшим побочные продукты ядерного века как одну из наиболее серьезных областей загрязнения. В 1962 году известный научный писатель Ричи Колдер опубликовал книгу «Жизнь с атомом», ставшую ответом на то, что атомная промышленность расценила как чрезмерную реакцию популярной прессы по обе стороны Атлантики. Он признал, что пресса создала атмосферу страха, но подробно остановился на возникающих реальных проблемах. Если предложения по строительству новых атомных электростанций будут реализованы, то к 2000 году промышленность будет производить тонны радиоактивных отходов каждый день. Утилизация отходов стала бы реальной проблемой, и Колдер упомянул ряд вариантов, включая остекловывание и хранение в соляных шахтах. Он также затронул вопрос о возможности гидравлического разрыва пластов горных пород, чтобы можно было закачивать жидкие отходы в землю — предположение, которое странным образом перекликается с нашими современными спорами о последствиях гидроразрыва пласта.
Меняющий мир
Одним из наиболее странных предположений о мирном использовании атомной энергии была возможность ее использования для изменения географии и климата Земли. Атомные бомбы могли использоваться для прокладки каналов и изменения геоморфологии побережья. Огромное количество энергии, которое стало бы доступно, можно было бы использовать для таяния полярных ледяных шапок и опреснения достаточного количества морской воды, чтобы создать плодородные земли в Сахаре. На первоначальной волне энтузиазма тот факт, что таяние ледяных шапок поднимет уровень моря на сто футов, был проигнорирован как повод для беспокойства позже. Все эти идеи были выдвинуты выдающимся биологом Джулианом Хаксли, недавно назначенным главой ЮНЕСКО, на многолюдном собрании в Мэдисон-сквер-Гарденс в конце 1945 года. К размышлениям в этом направлении его подтолкнули дискуссии с Десмондом Берналом. Ничто не могло бы более наглядно проиллюстрировать неспособность ученых оценить опасность радиации. В 1960 х годах Эдвард Теллер все еще выступал за использование «чистых» водородных бомб для уничтожения арктических льдов, но к этому времени к таким амбициозным планам относились с растущим скептицизмом.
Энтузиазм Хаксли также указывает нам на другой вопрос. Он был биологом, занимавшимся охраной природы и изучением дикой природы. То, что он мог так беспечно предположить массовое вмешательство в климат Земли, требует от нас переосмысления взаимосвязи между наукой экологией и ростом энвайронментализма. На самом деле Хаксли, бывший сторонник Герберта Уэллса, был твердо привержен идеологии прогресса через рационально спланированное применение науки. Он, безусловно, сыграл свою роль в продвижении экологии и был озабочен тем, чтобы сохранить хотя бы часть дикой природы в мире от посягательств человечества. Но изучение природных взаимодействий не рассматривалось как часть программы по ограничению применения технологий — оно должно было использоваться для прогнозирования и контроля воздействия, которое эти приложения окажут на мир. К сожалению, эти последствия оказались гораздо серьезнее, чем кто-либо ожидал.
Таяние ледяных шапок стало возможным только благодаря завышенным ожиданиям неограниченного использования ядерной энергии. Но надежда на то, что сама Земля может быть преобразована на благо человечества, появилась с тех пор, как Уэллс дал первые прогнозы. Писатели-фантасты размышляли об изобретателях, которые могли бы изменять погодные условия по своему желанию, и к 1940 м годам уже предпринимались попытки вызывать дожди и контролировать штормы. Механизированное земледелие и пересадка различных видов сельскохозяйственных культур по всему миру преобразовали ландшафты и целые экосистемы. Химики рассчитывали решить проблему с удобрениями. Биологи надеялись, что генетика позволит с помощью селекции сельскохозяйственных культур и животных решить продовольственные проблемы в мире. Даже если обещанные синтетические продукты не появятся, научное сельское хозяйство поможет решить проблему народонаселения. Если бы более ранние преобразования имели непредвиденные последствия, экология позволила бы нам понять природные взаимосвязи и более тщательно планировать будущее. До сих пор мало кто осознавал возможность того, что глобальный климат может быть подогрет побочными продуктами сжигания нефти.
Как всегда, нашлись те, кто опасался высокомерия ученых и проектировщиков. Начиная с промышленной революции, загрязнение окружающей среды вокруг производственных объектов стало очевидным, а перенаселенность городов стала источником огромных проблем. По мере расширения современных производственных и бытовых возможностей консерваторы сожалели о том, что традиционный образ жизни уходит в прошлое. Жалобы на разрастание городов сопровождались появлением новых транспортных сетей и развитием городской застройки. Попытки защитить районы дикой природы или традиционно обрабатываемые ландшафты начались в конце девятнадцатого века, когда усилилась угроза, создаваемая механизированным сельским хозяйством. Некоторые полагали, что преобразование ландшафта может оказать благотворное воздействие на климат. Пыльная буря на американском западе в 1930 х годах продемонстрировала, что радикальные изменения, вызванные интенсивным сельским хозяйством, сделали регион уязвимым к климатическим колебаниям, которые мы не в силах были контролировать. Потребовалось время, чтобы до них дошло это послание, но к 1960-м годам новые угрозы, связанные с атомной радиацией и возросшим использованием пестицидов, привели к изменению общественного настроения, которое заставило даже энтузиастов действовать более осторожно. Охрана природы больше не сводилась к сохранению нескольких участков дикой природы, и экология стала предметом глобальных интересов.
Планы использования атомной энергии для изменения климата были направлены на реализацию видения, которое долгое время привлекало тех, кто рассматривал науку как средство преобразования мира. В первые десятилетия века в футуристических романах изображались изобретатели, которые использовали удивительные устройства для управления погодой или даже для изменения наклона оси вращения Земли. Как и в романах о войне будущего, конечным результатом обычно становились экономические конфликты и хаос. В меньшем масштабе сэр Оливер Лодж и другие ученые увидели возможность рассеивания тумана с помощью электростатических осадков. Существовало распространенное мнение, что радиовещание повлияло на погоду. В 1933 году в своей статье для юных читателей Эванс отверг это как бессмыслицу, но предположил, что для разгона облаков можно использовать лучи высокого напряжения или ракеты. Из этих идей ничего не вышло, и только в 1940 х годах были предприняты первые серьезные попытки управлять погодой. Ирвинг Ленгмюр пропагандировал засев облаков как средство получения дождя, что привело к появлению заголовков и карикатур в популярной прессе. Поразительное изображение, на котором ученый управляет машиной для управления погодой, было использовано для иллюстрации статьи Collier на эту тему в мае 1954 года. Вскоре американские военные заинтересовались идеей, и в течение следующего десятилетия засев облаков стал оружием военных во Вьетнаме, что привело к противоречивым результатам. Контроль за погодой в мирных целях постепенно исчез с повестки дня, по крайней мере, до тех пор, пока не был вновь поднят в ответ на растущую обеспокоенность по поводу глобального изменения климата на рубеже веков.
Контроль жизни
Регулирование погодных условий принесло бы очевидные выгоды сельскому хозяйству, но эта область уже претерпевала изменения благодаря механизации и выведению новых сортов сельскохозяйственных культур. В начале двадцатого века ученые-биологи начали утверждать, что их возросшая способность понимать процесс селекции открывает новые способы управления природой во благо человека. Считалось, что новые технологии открывают перспективу «ускорения эволюции» под контролем человека. По мнению Хьюго Де Фриза, основателя чрезвычайно влиятельной «теории мутаций», изучение изменчивости и наследственности в контролируемой среде позволило бы нам направлять эволюцию по нашему собственному выбору. В книге «Виды и разновидности», впервые опубликованной в 1904 году, он утверждал, что «если однажды станет возможным заставлять растения мутировать по нашей воле и, возможно, даже в произвольно выбранных направлениях, то нет предела власти, которую мы, возможно, в конце концов сможем обрести над природой». Возможно, угрозы нехватки продовольствия можно было бы избежать, выращивая гораздо более урожайные сельскохозяйственные культуры.
В прессе появились восторженные сообщения о том, что для получения новых сортов, необходимых селекционерам сельскохозяйственных культур и животных, будут применены технологии, основанные на физических науках. Дэниел Макдугал был одним из нескольких ботаников, которые считали, что обработка радием может позволить производить мутации по желанию. После того как в 1927 году Герман Мюллер продемонстрировал, что рентгеновские лучи также увеличивают частоту мутаций, селекционные фирмы предприняли попытки использовать этот метод для выведения новых сортов, которые могли бы оказаться полезными. В следующем десятилетии также были использованы химические вещества, такие как колхицин, в надежде на получение аналогичных результатов. Несмотря на большие ожидания, было обнаружено лишь несколько вариантов его реального применения. В послевоенные десятилетия в порыве энтузиазма по пропаганде мирного использования атомной энергии облученные семена широко рекламировались как источник новых урожаев или цветов для фермеров и даже садоводов.
Несмотря на широкий общественный интерес к этим предложениям, американские селекционеры с большей симпатией отнеслись к менее теоретическим методам Лютера Бербанка. Крупномасштабные преобразования Де Фриза на самом деле не были настоящими мутациями в понимании развивающейся науки генетики. Но генетика сама по себе питалась надеждой, что, помогая селекционерам контролировать поток наследственного материала внутри вида, она ускорит создание более продуктивных культур. В Великобритании высокопоставленные деятели, такие как Уильям Бейтсон и ученый Р.А. Фишер были связаны с научно-исследовательскими институтами садоводства, а Американская ассоциация селекционеров рано заинтересовалась менделизмом. Возможно, совершенствование традиционных методов селекции может предложить больше, чем высокотехнологичное применение новой физики.
На протяжении столетия большинство комментаторов сходились во мнении, что методы селекции, основанные на генетике, оказывают благотворное влияние на продуктивность, но мало кто был убежден, что результаты будут революционными. В 1937 году сэр Джон Рассел сказал аудитории Би-Би-Си, что в будущем капуста, возможно, будет лучше, но она все равно останется капустой. Пессимисты опасались, что повышение урожайности будет недостаточно, чтобы предотвратить угрозу массового голода (см. главу 11 ниже). Более смелые мыслители обращались к синтетике или, возможно, к гидропонному земледелию в районах, непригодных для традиционного сельского хозяйства. Были и не менее причудливые идеи, основанные на традиционной гибридизации — в 1929 году Armchair Science провозгласила «каттало», помесь крупного рогатого скота и буйвола, будущим источником мяса. Несколько лет спустя Фурнас указал на слабые стороны чистокровных животных и растений в главе, предупреждающей о том, что сельскохозяйственные технологии не поспевают за ростом народонаселения.
Советская Россия сначала искала другой путь, поскольку специалист по сельскому хозяйству Т.Д. Лысенко убедил Сталина в том, что он может повысить урожайность, изменяя виды сельскохозяйственных культур под условия окружающей среды. Генетику поносили как капиталистическую науку, и многие генетики подверглись чистке. Звучали амбициозные заявления о том, что новые методы, внедренные Лысенко и его последователями, позволят стране ликвидировать хроническую нехватку продовольствия. На практике мало что было реализовано, и Россия упустила достижения Запада, что привело к утверждениям о том, что весь этот эпизод продемонстрировал опасность политического вмешательства в науку. Более поздние исследования предполагают, что работа Лысенко, возможно, имела дело с эффектами, которые сейчас признаны наукой эпигенетикой.
В книге Фурнаса «Следующие сто лет» также посвящена целая глава проблеме борьбы с вредителями, в которой рассказывается об эволюции разновидностей насекомых, устойчивых к распространенным в то время инсектицидам, содержащим мышьяк. Однако выведение новых сортов сельскохозяйственных культур в конечном итоге принесло свои плоды. В послевоенном мире новые сорта риса и пшеницы предотвратили массовый голод во время так называемой Зеленой революции. Разработка новых инсектицидов также шла быстрыми темпами, но в конечном итоге привела к массовому чрезмерному использованию ДДТ (дуста) в 1950 х годах. Сама «зеленая революция» частично зависела от более широкого использования пестицидов в развивающихся странах. Возникший в результате этого кризис дикой природы, о котором рассказывается в книге Рэйчел Карсон «Тихая весна» 1962 года, стал ключевым элементом, наряду с растущим страхом перед ядерной радиацией, в возникновении движения защитников окружающей среды, критикующего научное вмешательство в природу. Тем не менее, аргументы Карсона, возможно, отвлекли внимание от опасностей, связанных с другими химическими веществами, такими как фосфорорганические соединения, которые могут быть использованы в качестве заменителей. Надежда на то, что человечество сможет контролировать производство продуктов питания с помощью прикладной науки, не так-то легко умерла.
Наука о равновесии?
Опасения по поводу глобального влияния прикладной науки, безусловно, усилились в 1960 х годах, но некоторые проблемы были осознаны гораздо раньше. Изменение общественного мнения отчасти было вызвано растущим масштабом проблем, но также отражало растущее недоверие к идеологии планирования прогресса. В межвоенные годы сторонники Уэллса и другие сторонники рационально спланированного будущего все еще могли утверждать, что наука предоставит инструменты для решения проблем по мере их возникновения. Появилась новая наука — экология, которая предложила методы изучения и прогнозирования взаимодействий между видами и окружающей средой. К 1960-м годам это стало восприниматься как очевидный инструмент защиты окружающей среды, но для Хаксли и других прогрессивных деятелей это был всего лишь новый инструмент для прогнозирования последствий технологического роста и управления ими.
Угрозы для окружающей среды, связанные с индустриализацией, были очевидны для всех, и все больше людей осознавали, что развитие механизированного сельского хозяйства оказывает влияние на дикую природу мира. Стало очевидным, что преднамеренная охота может привести к вымиранию видов, и были выражены опасения по поводу судьбы китов, поскольку охота продолжалась бесконтрольно. Кроме того, растет готовность признать, что деятельность человека может иметь непреднамеренные последствия. В главе, озаглавленной «Цена прогресса», Фурнас привел ряд примеров, когда интродуцированные виды наносили ущерб местной фауне. Он также отметил, что благонамеренные усилия по защите видов в национальных парках могут иметь пагубные последствия: истребление горных львов привело к распространению оленей и уничтожению естественной растительности. Также растет осознание того, что интенсивное земледелие оказывает влияние на местный климат. Поселенцы, осваивавшие прерии американского запада, верили, что «дождь следует за плугом», — эта точка зрения была отражена в статье Armchair Science в 1933 году. В той же статье также отмечалось, что вырубка лесов привела к уменьшению количества осадков в местных районах, и эту точку зрения поддержали экологи, стремящиеся защитить или возобновить естественные леса.
1933 год знаменателен тем, что в нем началась экологическая катастрофа, получившая название «Пылевой котел». Механизированное земледелие уничтожило луга в прериях, но приносило прибыль только при достаточном количестве осадков. Когда дожди прекратились, что часто случалось на Среднем Западе, незащищенную землю просто унесло гигантскими пыльными бурями. В фильме 1936 года «Плуг, вспахавший равнины» в катастрофе обвиняли механизацию, но годом ранее эколог Пол Б. Сирс опубликовал свою статью «Пустыни на марше», в которой критиковал неспособность оценить неизбежность климатических колебаний. Он бросил вызов чрезмерному оптимизму фермеров, которые полагали, что современные технологии всегда смогут победить природу, — убеждению, «одновременно трогательному и опасному». Географ Карл Зауэр прямо указал на отношение, поощрявшее безрассудную эксплуатацию в надежде на прибыль:
«Мы слишком впечатлены крупными достижениями прикладной науки. Нам кажется, что мы полагаемся на постоянную компетентность технических специалистов в удовлетворении наших потребностей в производстве товаров. Наша идеология — это бесконечно расширяющаяся вселенная, потому что мы — дети жителей приграничья. Мы склонны думать о постоянно усложняющемся мире, созданном для нашего блага антропоцентрическими привычками мышления».
Как эколог, Сирс представлял то, что мы сейчас назвали бы экологическим крылом новой науки, занимающейся изучением природных взаимодействий. Он использовал примеры из разных стран мира, чтобы проиллюстрировать, как вмешательство человека в естественный баланс видов в той или иной местности приводило к катастрофе. Но экология не стала служанкой энвайронментализма и не отражала единого видения того, как следует изучать природу. Некоторые экологи придерживались целостной точки зрения, рассматривая природные сообщества почти как суперорганизмы, живущие своей собственной жизнью. По мнению эколога Фредерика Клементса, в каждом регионе есть естественная «кульминационная» растительность, которая может быть восстановлена, если ее нарушить. Но даже Клементс был вынужден признать, что после того, как верхний слой почвы в прериях сдует ветром, ущерб может стать необратимым. Он присоединился к другим экологам, призывавшим Службу охраны почв США рекомендовать выпас скота как менее вредный способ использования засушливых районов.
Другие экологи придерживались более механистического взгляда на природу, в соответствии с которым виды конкурируют друг с другом за занятие территории. Это, в свою очередь, позволило им связать это именно с тем отношением руководства, которое Сауэр обвинял в возникновении «Пылевой чаши». Экология помогла нам понять сложность природных взаимосвязей, но это не означало, что мы должны просто отказаться от попыток манипулировать этими взаимосвязями в свою пользу. Напротив, благодаря лучшему пониманию сложности природы мы впервые получили бы возможность вмешиваться таким образом, чтобы предвидеть потенциальный ущерб и минимизировать его последствия. В заключении к переизданию своей книги «Пустыни на марше», вышедшей в 1947 году, Сирс похвалил Герберта Уэллса за то, что тот назвал экологию «наукой пророчества», хотя собственный взгляд Уэллса на взаимоотношения человечества с природой сильно расходился с позицией защитников окружающей среды, которые стремились свести к минимуму ущерб, причиняемый сельским хозяйством.
Управленческий подход к природе ярко проявился в сотрудничестве Уэллса и Джулиана Хаксли, которые в 1931 году выпустили бестселлер «Наука о жизни». Хаксли провел важные исследования поведения животных в дикой природе и ни в коем случае не закрывал глаза на призывы к защите по крайней мере некоторых уголков природной красоты. Он активно консультировался с уважаемыми британскими экологами. Но он был твердым сторонником программы Уэллса по преобразованию мира в соответствии с рациональным планом. Для руководства процессом требовались ученые и другие эксперты. Существующая система была расточительной и рисковала нанести ущерб Земле именно потому, что промышленные и сельскохозяйственные предприниматели не обращали внимания на долгосрочные последствия своих действий. «Наука о жизни» перечислила множество бедствий для дикой природы, вызванных вмешательством человека в природу, и настаивала на том, что эти пагубные последствия можно свести к минимуму путем лучшего понимания. В нем была представлена необходимость обеспечения сбалансированности сообществ в рамках экономической программы Уэллса, где экология играет ключевую роль, информируя руководство о принятии решений, исключающих непредвиденные последствия. Глава, озаглавленная «Жизнь под контролем», также содержала призыв к ограничению численности человеческой популяции. По словам историка Педера Анкера, Уэллс и Хаксли считали себя «Советом директоров в экономике природы».
Напряженность в отношениях между технологическими утопистами и защитниками окружающей среды будет ощущаться на протяжении всего оставшегося столетия. Как сообщал Сирс в своей книге, изданной в 1947 году, в настоящее время предпринимаются важные шаги, чтобы свести к минимуму сбои в работе на Среднем Западе, однако в последующие десятилетия таких случаев стало больше. Вода из водоносных горизонтов использовалась для обеспечения устойчивого ведения сельского хозяйства, не задумываясь о том, как долго сохранятся подземные запасы. В 1948 году в книге Фэрфилда Осборна «Наша разграбленная планета» освещались угрозы, связанные с чрезмерной эксплуатацией во всем мире, и подтвержден аргумент о том, что Земля — это не устройство, с которым мы можем возиться по своему желанию. Сохранение природы, а не эксплуатация, было ключевым моментом, и науку необходимо отучить от ее предположения, что она может предложить нам неограниченные возможности по контролю над природой.
Призыв Хаксли к использованию атомных бомб для преобразования Земли указывает на продолжающееся ожидание того, что планируемая технологическая экспансия может создать искусственную окружающую среду, которая будет лучше для всех. Комиссия по атомной энергии США стала ведущим источником финансирования экологических исследований в надежде справиться с последствиями радиоактивных осадков. Однако к 1960-м годам совокупный эффект различных экологических катастроф начал повышать уровень осведомленности общественности о потенциальных опасностях безудержной эксплуатации. Между тем, угрозы, связанные с радиоактивными осадками и химическими веществами, начали привлекать внимание общественности. Исчезновение диких животных, о котором говорилось в «Тихой весне», усилило опасения экологов и изменило представление общественности об экологии как о науке, которая занимается изучением и защитой дикой природы.
Проблема, которая сейчас стала источником разногласий, только начинала проявляться в 1960 х годах: глобальное потепление. С девятнадцатого века было известно, что углекислый газ — или то, что мы сегодня называем «парниковым газом» — способен удерживать солнечное тепло в окружающей среде Земли. Шведский физик Сванте Аррениус предсказал, что повышение уровня углекислого газа может привести к значительному потеплению на всей планете. Вскоре появились подозрения, что климат действительно потеплел. В 1938 году инженер Стюарт Каллендар предоставил Королевскому метеорологическому обществу доказательства тенденции к потеплению и назвал наиболее вероятной причиной повышение уровня углекислого газа. Большинство представителей власти отвергли идею о серьезном воздействии на окружающую среду или посчитали, что последствия будут благоприятными. Мало кто предполагал, что потребление нефти возрастет до такой степени, что ее побочные продукты могут повлиять на всю Землю, и в послевоенные десятилетия надежды на атомный транспорт отвлекли внимание от этой проблемы. Более теплая Земля могла бы способствовать увеличению сельскохозяйственного производства, и в 1954 году Харрисон Браун даже выступал за искусственное повышение уровня углекислого газа для стимулирования роста растений. В течение следующего десятилетия начали появляться первые признаки беспокойства по поводу этого нового источника загрязнения, хотя они все еще оставались в тени. В 1964 году доктор Роджер Ревелл из Калифорнийского университета отметил, что Земля, по-видимому, действительно нагревается из-за повышения уровня углекислого газа, но также предсказал преимущества использования отработанного тепла атомных электростанций для подогрева океанов.
--------------------
Источник: Питер Дж. Боулер «История будущего: пророки прогресса от Герберта Уэллса до Айзека Азимова». Перевод любезно предоставлен Александром Речкиным.
Peter J. Bowler «A History of the Future: Prophets of Progress from H. G. Wells to Isaac Asimov»
Cambridge University Press, 2017, ISBN 978-1-316-60262-1
цитировать
