Каждый месяц Алекс Громов рассказывает о 10 книгах
Однажды мне показались как-то особенно зловещими эти глухие шаги; я спросил матушку, которая вела нас спать: «Мама, кто же этот злой песочный человек, который всегда отрывает нас от папы? Как он выглядит?» — «Милое дитя, — отвечала матушка, — никакого песочного человека на самом деле нет. Когда я говорю, что идет песочный человек, это значит, что вы хотите спать и не можете хорошенько открыть глаза, словно их присыпало песком». Этот ответ не удовлетворил меня, в моем детском мозгу ясно сложилась мысль, что мать не сказала правды о песочном человеке только для того, чтобы мы его не боялись, — я ведь не раз слышал, как он поднимается по лестнице».
По ту сторону сна. Безумцы в зарубежной классике
В книге собраны классические рассказы и повести Гофмана, Эдгара По, Стивенсона, Уэллса и других прославленных авторов, затрагивающие тему психических отклонений, за которыми может скрываться душевная болезнь, а порой и невероятная тайна. Наука переплетается с мистикой, причем наука фантастична, а мистическая составляющая может следовать строгим правилам и быть вполне логичной. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» — это про науку, про ее фантасмагорическое, с непредсказуемыми последствиями, всемогущество, как его представляли во времена Стивенсона. А вот «Окаянная Дженет» того же автора – мистическая история, достойная средневековых гримуаров, и с логикой в соответствующей системе координат там всё обстоит превосходно.
В сборник включены два произведения Мопассана – рассказы «Орля» и «Покойница». Первый шаг за шагом прослеживает погружение человека в безумие – как говорится, слабонервным читать с осторожностью. Второй больше похож на притчу: потерявший возлюбленную герой рассказа стремится провести ночь на ее могиле, но на кладбище видит, что мертвые восстают и пишут поверх благопристойных эпитафий правду о себе…
Рассказ Лавкрафта, в честь которого названа книга, конечно же, занимает в ней почетное место. Примечательно, что он не слишком похож на самые характерные произведения создателя Ктулху, в нем почти нет нарастающего ужаса, опасной и неведомой тайны, которая надвигается на рассказчика. Тут ему, молодому интерну из психиатрической больницы, вроде бы ничто не угрожает. Просто попался интересный случай: некий обитатель глухой деревушки, неотесанный и необразованный, начал периодически впадать в буйство и агрессию, а потом в драке убил соседа. В общем-то ничего сенсационного, но в бессвязных выкриках можно расслышать такое, чего этот персонаж никак не мог знать – слова о сияющих светом и полных музыки залах, полетах и битвах в межзвездном пространстве. Все воспринимают это как бред, но рассказчик намерен узнать, что за этим скрывается.
«Я всегда думал, что человеческая мысль в своей основе — поток атомов и молекул, который можно представить в виде либо радиоволн, либо лучевой энергии, подобно теплу, свету и электричеству. Эта идея развилась в убеждении, что телепатия, или мысленная связь, может осуществляться с помощью соответствующих приборов. Еще в колледже я собрал приемник и передатчик, напоминающие те громоздкие устройства, которые применялись в беспроволочном телеграфе, когда еще не существовало радио. Со своим другом, тоже студентом, я провел ряд ни к чему не приведших опытов, после чего запрятал приборы подальше, вместе с другим учебным хламом, пообещав себе когда-нибудь заняться этим снова. И вот теперь, охваченный желанием разгадать тайну сна Джо Слейтера, я отыскал эти приборы и провозился с ними несколько дней, готовя для испытаний».
— Простите меня. Простите, — проскрипел слева старческий голос. Ко мне повернулось лицо с желтыми зубами.
«Нет. Не сейчас. Пожалуйста. Разве не видите, что я тороплюсь?»
Улыбка, которую я возвращаю женщине, слишком натянута и превращается в гримасу. Похоже, я слишком сильно скалю зубы, как и она.
— Не подскажете, как добраться до линии Пикадилли? — спрашивает старуха.
У нее ломкие от химической завивки волосы, напоминающие панцирь из мертвых кораллов, который в любой момент может отломиться. Лицо испещрено глубокими порезами морщин, словно она пробила им оконное стекло. Хотя сомневаюсь, что в этой голове есть хоть капля крови. Ни грамма косметики. Она по-настоящему себя запустила. Лондонский образ жизни плохо сказывается на женщинах. Все это метание по «подземке» с долгими часами толчеи и стрессом между поездками. Тщетное стремление к профессиональному росту при нынешнем кризисе. Мечта найти правильного мужчину и создать семью. Потребность в одобрении со стороны сверстниц, в статусе, гламуре, самореализации. Они сводят их с ума, а затем превращают в мумий. Когда волосы становятся вот такими жесткими, с пучками седины и странными оранжевыми вкраплениями, торчащими как деревья на игрушечной железной дороге, считай, все кончено. А потом люди просто превращаются здесь, внизу, в медлительных надоедал, спрашивающих дорогу».
Адам Нэвилл. Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья
В книгу включены два сборника, как отмечает автор, страшных и странных рассказов, разнообразных и не похожих друг на друга. Итак, лондонское метро — это не просто нагромождение спешащих поездов и станций, порой оборачивающихся лабиринтом, в котором простому (или обычному) человеку, торопящемуся на работу, становиться не по себе.
В «Призови имя» мазками описан мир через тридцать лет, и героиня со своими кошмарными снами, отражающими наступающие катаклизмы, в том числе — неустранимые погодные. И тут явно не скажешь: «О времена! О женщины!». Тем более, что до этих времен — всего лишь одно поколение.
Не забыта и тема издательств, показанная в «Белом свете, белом жаре», как неуютное офисное место, где лишь обманывают и заставляют трудиться за гроши. И есть лишь ларец с частицей чудесного света. Но если человек и эту возможность созерцать потеряет, то что ему останется?..
В издании есть почти все — и специфическое ужасное, в том числе загадочная сверхъестественная сила, ведающая все, и даже воздающая по заслугам. А вот во второй части книги («Урд и другие безлюдья») действительно нет людей, но зато какие места! Не милые, но запоминающиеся! Чего стоят городки, в которых лучше не бывать, а их мертвые жители воспаряют в небо. Конечно, сплошь и рядом — непредсказуемое потустороннее вмешательство, от которого даже не пробегают мурашки по телу, потому что в этих местах редко встретишь это самое живое тело.
«”Я мог резко повернуть на мокрой дороге, не выполнить вовремя аварийную остановку, когда под колеса выбежал бы ребенок… Потерять концентрацию и рвануть на встречный свет фар, подъехать слишком близко к движущемуся впереди автомобилю, заснуть ночью за рулем, переехать какого-нибудь незамеченного в зеркале карапуза, сдавая назад, или просто врезаться в другую машину…”.
Рэй Ларч часто удивлялся огромному диапазону потенциальных происшествий, подстерегающих автолюбителей. Такие мысли, в основном, приходили ему в голову в те редкие часы, когда он не сидел за рулем такси. Являясь лишь каплей в море водителей, Рэй понимал, что, стоило ему повернуть ключ зажигания, он рисковал в любую минуту попасть в аварию, как и все, находящиеся в салоне. Это была лотерея, и в ней участвовали как водители, так и пассажиры. Он догадывался, что исход аварии напрямую зависит от реакции. В критическом положении, чтобы адекватно ответить на ситуацию, он должен был среагировать за долю секунды».
Тогда Роуэну было девятнадцать и он жил в канадском Ванкувере. Как-то вечером, возвращая с репетиции и слушая песню, которую недавно записала его группа, он ощутил на лице капли. Неожиданно, но довольно приятно: ночь была прохладной и темной, а вода оказалась неожиданно теплой. Но когда Роуэн коснулся щеки и посмотрел на пальцы, он понял, что никакая это не вода.
Это была кровь.
Он посмотрел на тротуар. Там, прямо у его ног, лежал человек — точнее, куча разорванной плоти и блестящих белых костей, некогда бывшая человеком. Перед тем как в лицо Роуэну ударили брызги крови, наверняка раздался крик или еще какой-нибудь звук, но из-за наушников он его не услышал».
Терри Майлз. Тихая комната
Вторая книга «Кроликов» не похожа на первую, хотя в чем-то с ней связана, но зато при этом не грузит пережевыванием отдельных прежних тем и нюансов. Героя, после того как успешно прошел один странный квест со своей случайной знакомой, девица из крутой корпорации настойчиво приглашает на бета-тестирование одного проекта — приложения «Найди своего человека», которое гарантирует результат. Конечно, поначалу герой не верит (он уже назнакомился со всякими и ничего путного не нашел), но потом решил попробовать, поскольку чувствовал себя чужим в собственной жизни, и установил приложение. Познакомился, она его впечатлила, и потом бесследно пропала. И в ходе поисков в сети оказалось, что она не просто не существует, а все профили в ее приложении, кроме его собственного, были фальшивыми.
Ну, а как теперь эту девушку найти? И второй вопрос, возникший после того, как он ее все же нашел — а она его помнит? Ведь мир изменился, и персонажи это чувствуют. И почему у нее на самом деле другое имя? Оказывается, в юности одна из героинь по совету матери придумывает себе альтер-эго, которой могла притворяться, причем являющееся полной ее противоположностью.
А вокруг, как и положено в конспирологическом тексте, творится всякое. То какое-то здание исчезает со своего места, то слова популярной песни оказываются другими. Действительно ли с помощью воздействия на радианты можно путешествовать между измерениями? К чему приводит возникновение временных аномалий? В романе замечательно воссоздана атмосфера тревожности и непредсказуемости.
«”Кролики” существуют. Я уже год ищу документалку «Последние в природе», но ее нигде нет. Говорят, с ее помощью можно найти «Ночную радиостанцию», а уже та приведет к игре.
«Кролики» вернулись.
Эмили тут же бросилась на поиски документалки. Несколько месяцев спустя ей все же удалось связаться с человеком, который якобы ее видел. По его подсказке Эмили отправилась на остров Бейнбридж, где на блошином рынке нашла выпускной альбом старшей школы, который привел ее к владельцу оцифрованной документалки, изначально снятой на пленку.
Роберт Уолтон, так его звали. Он сказал Эмили, что через игру правительство вербует агентов, а приз составляет то ли миллион, то ли миллиард долларов, но играть в «Кроликов» стало крайне опасно, и ей нужно срочно заканчивать. Когда она спросила, в чем дело, Роберт ответил, что человек, приславший пленку, вскоре пропал, а за ним начали исчезать и другие.
Но Эмили не послушала Роберта».
Мое имя Дориан Хэйзел, и мы с партнером представляли одну из важнейших профессий нашего времени, ту, о которой говорят шепотом и в полумраке. Рано или поздно за услугами к нам придут и бедняк, и богач. Мы — гробовщики, владельцы «Похоронного бюро ,,Хэйзел и Смит»», довольно успешного бизнеса. К услугам нашего бюро обращались люди самого разного материального положения, а мы старались каждому клиенту помочь по мере сил».
Мария Руднева. Похоронное бюро «Хэйзел и Смит». Египетский переполох
Итак, не слишком добрая викторианская Англия со своим чванством и причудами. И, к тому же время, когда мумии прочие связанные с ними атрибуты и аксессуары входят в моду, что приводит к неизбежным издержкам и проблемам. Ну а главным героям, Валентайну Смиту и Дориану Хэйзелу приходится, согласно их профессии, разбираться с последствиями, а точнее — рискованной модой на египетские захоронения и вскрытия гробниц, которыми интересуются всевозможные вроде приличные сэры и леди.
Этот роман (второй в цикле) начинается все с визита в небольшое шотландское поместье, чей владелец и вызывал из Лондона этих гробовщиков, которые способны общаться с призраками, пока еще обитающими в нашем мире. В итоге — разнообразные приключения, забавные диалоги, порой отдающие черным юмором (учитывая профессии), способность партнеров рисковать своей шкурой ради другого, ну и диалоги, полные иронии и сарказма. Времена описаны вроде цивилизованные, но не простые — в британской столице началась волна странных убийств. Ну, и древнюю египетскую символику, способную спустя века творить чудеса, никто не отменял. Как и мумий. Но в этом тексте она появится не сразу. Хотя куда без нее — в романе с таким названием.
«Анкх холодил ладонь.
На мгновение я почувствовал обращенные на себя хищные взгляды — каждый видел, что анкх у меня, и каждый желал его заполучить. И единственная истина, открывшаяся мне в тот момент, была проста и понятна: я не должен отдавать анкх никому. Пока не будет остановлен фараон, пока не прервется ритуал и опасность перестанет угрожать всему миру.
— Всем стоять! Работает Скотленд-Ярд!
Коул только рассмеялся.
— Толку от вас, жалкие полицейские! Что, у вас есть ордер на арест фараона?
— У меня ордер на ваш арест, мистер Коул!
Пока они препирались, Майерс дорисовывал ритуальный круг. По его быстрому взгляду я понял, что нужно — заманить к нему фараона. Однако мумия двигаться в ловушку не спешила. Вместо этого фараон медленно, как прилив, как неизбежность, шел ко мне. Каждый его шаг отдавался дрожью в дубовых досках пола и в духовном отражении мира. Каждый его шаг был для меня словно удар.
Я едва мог стоять на коленях, о том, чтобы подняться и бежать, и речи не шло. Свиток с Осирисом светился, я видел это сейчас особенно хорошо, анкх тянуло в углубление, для него предназначенное. Я чувствовал странное, не присущее мне желание совместить их, и понимал, что зло в этом предмете толкает меня исполнить его волю. Фараон остановился и посмотрел на меня. В глазах его мелькнуло презрение пополам с любопытством, и даже какой-то интерес. А потом его рука клещами сомкнулась на моем горле, вздергивая меня на ноги.
— Что ты такое? — просипел он чужим ртом, чужими связками. — Не живой, не мертвый. Нерожденный и неупокоенный. Воплощенный Осирис…».
Ева Сталюкова. Город Чудный. Кн. 1: Воскресшие
Есть чудеса, которые случаются в больших городах (той же самой Москве), а есть такие, которые почему-то происходят в малых городках. Видимо, не всё пока ещё в мегаполисах возможно, да всё самое необычное должно в них планироваться заранее.
Толи дело в захолустье, где возможно почти всё, потому что пока это будет известно целому миру, пока этот самый туда доберется, чтобы посмотреть, проанализировать, поучаствовать, чудесное может закончиться, исчезнуть, и даже оказаться просто не существовавшим и не тем более — не существующим. Ну, нельзя же к отечественной хтони предъявлять строгие разнарядки и тем более, претензии, что она не такая, как ждали. Впрочем, это касается и текста этого романа.
Город небольшой, с большими проблемами (просто в сумме, вроде как по мелочам), хоть и считается вроде курортным, жители вовсе не идеальные.
Чудеса? Воскресшие мертвецы? Да пожалуйста, это же не так сложно, как взять и наладить городскую жизнь. А так — обилие разнообразного местного фольклора, даже есть свой Дымный человек, одно появление которого предвещает несчастье. И всё вроде было ничего, но тут-то и начались истории с ожившими мертвецами, причём скорее в формате бытового ужаса и бедственной неурядицы. И что с ними делать? Фактически и юридически? Ладно, один бессмертный Богдан, а когда другой аномальщины много? Возвращать воскресших обратно в семьи? Где держать? Сюжет динамичный, всё нагнетает и нагнетает страху, людские проблемы множатся. И ведь людям, а не кому-то еще, придётся их решать.
«В зале прощаний было людно. У стены кто-то в чёрном перекладывал с места на место горку венков и двигал широкие пластиковые вазы, полные живых цветов. Возвышение, на которое обычно выставляли гроб, пустовало. Этажерка под тёмно-лиловой торжественной мантией в предполагаемом изголовье служила пюпитром для фотографии с чёрной лентой. С неё смотрел красивый, средних лет мужчина, в котором Ольга узнала одного из актёров чудновского драматического театра. Подпись под портретом гласила: «Пётр Валерьевич Сысоев». Маэстро, похоже, опаздывал на свой финальный бенефис».
Чтобы понять, как окружающие могли воспринимать юродивых, нужно восстановить тот фон, как котором совершался их духовный подвиг, ведь наряду с юродством существовали такие формы «нестандартного» или, как сказали современные социологи, девиантного поведения, как скоморошество, нищенство или выходки подлинных сумасшедших».
Безумство глазами историков. Составитель И. Зислин
Сред героев этой книги – реальные персонажи средневековых и более поздних историй, которых современники воспринимали с опаской или изгоняли из социума. Что же являлось причиной такой реакции? В этой антологии, как отмечает составитель, авторы (историки, фольклористы, антропологи, научные сотрудники ведущих отечественных институтов) постарались «обозначить рамки новой области теоретической психиатрии – «антропологической психиатрии».
Среди рассматриваемых в книге тем – пародии с участием средневековых германских шутов; странная жизнь Димны Гельской; московский юродивый, массовые приступы умопомрачения в Европе позднего Средневековья; «Повесть о бесноватой Соломонии»; трагические события в Ирландии весной 1895 года, которые оказались связаны с фольклорными преданиями Британских островов и многое другое. Приведенные исторические материалы и предания рассматриваются с клинической точки зрения, а один из разделов посвящен анализу взаимоотношений фольклора и медицины.
В тексте рассказывается о деле Марты Броссье, ставшей известной во Франции в 1598-1599 годах. Приехав в марте 1599 года в Париж, она заявила, что те, кто не верит в ее одержимость, являются гугенотами и пособниками нечистой силы, с которыми необходимо бороться. Король Генрих IV, бывший гугенот, подписавший Нантский эдикт, который должен был положить конец Религиозным войнам, хотел пресечь эти показные припадки Броссье, но не собирался делать из нее жертву, предпочтя более изощренный способ решения проблемы: отправить чужими руками Марту Броссье в родное захолустье, чтобы она никому не досаждала своими речами.
«История эта завершилась, когда Генрих IV в личном письме попросил Мишеля Мареско, представителя партии «политиков», написать трактат, развенчивающий ее «предсказания». В опубликованном в том же 1599 году сочинении Марта признавалась обманщицей, в состоянии которой, как подчеркивал Мареско, не было «ничего демонического, очень много мошенничества и самая малость болезни». Молодую женщину арестовали, поместили в тюрьму Шатле в Париже, а затем, согласно приказу лейтенанта по уголовным делам парижского прево от 24 мая 1599 года, выслали в Роморантен под надзор местного магистрата. Иными словами, ее отдали в руки светским судебным властям, а не церковным экзорцистам, официально признав тем самым политический характер всей аферы».
Братья Фудзивара начали распространять слухи о том, что принца Мотои погубил принц Нагая при помощи колдовства. Причина убийства объяснялась просто — Нагая хотел стать императором. Появилось и «доказательство» вины принца Нагая — два чиновника представили императору доклад, котором говорилось о том, что Нагая, изучивший колдовство, желает с его помощью разрушить государство.
20 марта 729 года отряд под командованием Фундивары Умакая окружил дворец принца. Нагая покончил с собой. То же самое сделала его старшая жена Киби и рожденные ею сыновья — Касииваде, Кацураги и Кагитори. Спустя восемь лет после самоубийства принца Нагая все четверо сыновей Фудзивара Фухито умерли во время эпидемии черной оспы. Их смерть сочли делом духа принца Нагая, который стал онрё – духом мщения. Пока онрё не отомстит всем, кто повинен в его смерти, покоя ему не будет. Император Сёму был косвенно виновен в смерти Нагая, поэтому для того, чтобы отвести возмездие от императорского дома, дух принца попытались задобрить посмертными повышениями в ранге – сначала его из простого принца сделали принцем крови, а затем стали именовать дайдзё-дайдзином (главным министром)».
Тайдзи Танака. Япония. Полная история
Красочное издание, рассказывающее о самых замечательных событиях на протяжении нескольких тысячелетий. Первая глава посвящена ключевым датам и периодам в истории страны, вторая глава — самым знаменитым персонажам истории, среди которых: поэт Басё, основатель буддийской школы Кукай, реформатор Ода Нобунага, величайший знаток японской чайной церемонии Сэн Рикю.
Далее рассказывается о древних временах , государстве Ямато, дворцовых интригах и мятежах. В 794 году столица империи была перенесена из Нагаока (пробывшей столицей всего лишь десятилетие) в новый город Хэйан, построенный в долине рек Камо и Кацура. Перенос столицы был вызван желанием императора Камму покинуть проклятое место, где после смерти его брата, принца Савару, сосланного и убитого, стали болеть близкие родственники императора. Дух принца, ставшего онрё, мстил своему вероломному брату. Поэтому в 805 году принца Савару провозгласили императором Судо и с почестями перезахоронили в мавзолее.
Всего в новой столице сразу после переезда проживало примерно 100 000 жителей, а потом их число выросло вдвое. Но место для города было выбрано не очень удачно — левая часть страдала от нехватки воды, а к южной прилегали болота. Одна из глав книги посвящена появлению самураев, которое началось еще в VIII веке, а само сословие появилось в начале периода Камакура (1185-1333), и описан отток воинов из армий императора в частные отряды, причем уделено внимание и вооружению самураев.
«В мае 1336 года в битве при Минатогаве Такаудзи разгромил основную часть императорской армии. В начале июня Такаудзи снова захватил столицу. Император Го-Дайго бежал и укрылся в монастыре Энряку на горе Хиэй. Такаудзи вынудил Го-Дайго отречься и усадил на престол принца Ютахито, младшего брата отрекшегося императора Когон Ютахито стал известен как император Комё. Го-Дайго передал своему преемнику священные императорские регалии — зеркало, меч и яшмовую магатаму, то есть признал его право на престол. но смирение Го-Дайго было притворным. В декабре 1336 года он сбежал из-под стражи и укрылся в труднодоступной горной области Есино. Там Го-Дайго провозгласил себя «настоящим императором», а Ютхито — узурпатором и объявил, что регалии, переданные «узурпатору», были поддельными».
В 334 г. до н. э., вскоре после повторного завоевания Египта Дарием, война началась со всеми полагающимися церемониями. Ксеркс дал ясно понять, что его военный поход — это Троянская война наоборот; поэтому Александр, в свою очередь, сильно изменил детали этого самого известного из всех походов на Восток. Ксеркс перешел по мосту в Сеете; Парменион со своими транспортными средствами, охраняемыми ста пятьюдесятью триремами, теперь получил задание перевезти армию из Сеста через Геллеспонт в Абидос. При переправе Ксеркс совершил жертвоприношение; Александр принес в жертву Посейдону быка, а из другой чаши вылил в море жертвенный напиток для морской богини».
Альберт Олмстед. История Персидской империи
Классический трактат, посвященный возникновению и падению одной из древних и великих империй, борьбе за власть внутри нее, покорению других стран, возведения Персеполя и других городов, войне с Грецией, непростыми отношениями со Спартой и греками, обитавшими на побережье Малой Азии. Уделено внимание отношениям македонского царя Филиппа, отца Александра Македонского, с Афинами.
После смерти Филиппа афинская элита тайно обратилась к персидскому царю Дарию, прося денег на организацию денег на готовящееся восстание против Александра, но денег они не так и не получили. Вернув под свою власть Египет, Царь царей был уверен в могуществе своей державы, и в том, что новый молодой царь Македонии не представляет для него опасности. Поэтому Дарий ответил посланцам коротко и категорично: «Я не дам вам золота, не просите, потому что вы его не получите!». Так повелитель Персии потерял своих потенциальных союзников, не оказав им помощи.
Пришедший к власти в Македонии двадцатилетний Александр начал расправу с теми, кого ему было выгодно обвинить в смерти отца, называя их наемниками Дария, который в письмах к своим сатрапам хвастался этим злодейством. К тому же те, кого Александр считал виновными, предпочли искать убежища в Персии.
Но до похода на Персию Александру надо было предпринять действия против Греции, в которой готовилось восстание против македонцев. Отряды македонцев были разгромлены в Малой Азии персидскими войсками под командованием Мемнона. Казалось бы, нет в мире силы, способной поколебать великую империю, владыки и государственные мужи того времени не сомневались в незыблемости державы Ахеменидов, и поэтому планы Александра войны против нее казались несерьезными.
В книге рассказывается не только о походе Александра Македонского, но и его последствиях, как положительных, так и негативных, в том числе — для самой Македонии и греческих полисов, о произошедших изменениях на торговых рынках, хлынувших в Европу тоннах золота и серебра.
«Но Персеполь стоит и поныне, сохраненный для потомков самим фактом своего сожжения. Дворцы Дария и Ксеркса по-прежнему возвышаются над равниной — чудо для проезжающего мимо путника. Их залы почти завершены настолько, что на закате нетрудно вызвать духов прошлого. Намеренное сожжение города Александром не уничтожило, а сохранило для нас практически без единой царапины великолепные барельефы, красота которых может соперничать с греческими. Разбитые вазы с подписанным на них именем Ксеркса были собраны по кусочкам терпеливым археологом, который также собрал множество осколков, иллюстрирующих повседневную жизнь персов. Если огонь, зажженный Александром, и уничтожил много бесценных пергаментов, то большинство из них в любом случае пропали бы просто с течением времени. Он невольно оказал нам бесценную услугу, подвергнув обжигу глиняные таблички, которые до того времени хранились только в сыром виде, а ведь сырая глина так легко распадается. Письмена на каменных плитах, обнаруженных археологом, были расшифрованы филологом, и оказалось, что это царские документы. Дарий и его последователи рассказывают теперь свою историю на своем языке».
«Легенды о хозяйках моря,
что срезали сена стебли,
что косили луг росистый
на туманном крае мыса.
И о Турсо, Монстре
моря, что спалил
до пепла землю.
Из пепла
вырос чудный
стебель.
Он встал из земли, расправил
ветки. Верх его уперся в небо,
ветви всюду растянулись.
Дуб сокрыл
сиянье Солнца
и блеск Луны…».
Сами Макконен. Калевала. Графический роман
Известный финский художник-комиксист создал объемный графический роман по мотивам знаменитого эпоса карело-финских народов – свода сказаний «Калевала». Само это слово означает страну, в которой обитают, сражаются, странствуют, влюбляются герои. Её название происходит от имени мифического персонажа Калева, чьими сыновьями принято называть главных героев «Калевалы» — заклинателя Вяйнямёйнена, кузнеца Ильмаринена, удалого и любвеобильного Лемминкяйнена.
«Калевала» как цельное произведение появилась в XIX века благодаря усилиям лингвиста и специалиста по фольклору Элиаса Лённрота, собравшего множество народных песен в русской Карелии (Архангельской и Олонецкой губерниях), финляндской Карелии, а также в окрестностях Ладожского озера. Собранные песни («руны») учёный смог свести в рамки единого сюжетного полотна, и в 1835 году увидело свет первое издание «Калевалы». Лённрот предпринял более десяти протяженных исследовательских экспедиций, во время которых перемещался на небольшой лодке или пешком. Кроме песен он собрал и зафиксировал множество этнографических сведений, которые до сих пор представляют значительную научную ценность.
Графический роман очень удачно передает атмосферу языческого эпоса с его масштабностью, стихийностью, тесным переплетением земного и волшебного. В рисунках Сами Макконена запечатлены игра света и тени, брызги крови, силуэты хтонических существ, обитающих в одном пространстве с людьми, стремительность движения и неподвижность созерцания, страсти и тишина.
«Еду
в Саари,
цвет-девицу
сватать.
Слыхал,
что к Кюлликки
сватались
из Виро
и из Ингрии,
но она
отвергла
всех.
Не сватайся
к более
знатным!
Славный
род в Саари
не примет
тебя.
Говорят,
что само солнце
сватало к ней
сына, не пошла
в жилище
солнца».
И вот, когда Мальчику исполнилось шесть, случилось то, чего отец так боялся. Как-то ночью выше по течению река пробила камень и песок и дикой серой змеёй устремилась по новому руслу, снося всё на своём пути. Мальчик спал на сеновале. Он проснулся от звука бурлящей воды. Собака стояла около него и выла. Он испугался, ему захотелось поскорее оказаться дома, забраться в кровать к маме и папе и уютно устроиться между ними. Мальчик вскочил и выбежал наружу. Никакого красного дома больше не было. Кругом лишь бурлили потоки воды. Он бежал по колено в воде, звал маму, папу, сестёр, но никто не откликался. Они исчезли. Река унесла их с собой, пока они спали, унесла всех до единого. Мальчик попытался поплыть к тому месту, где раньше стоял дом, но Собака уцепилась зубами за его штанину и удержала».
Майя Лунде. Хранительница солнца
Книга норвежской писательницы продолжает задуманную ею вместе с художницей Лизой Айсато тетралогию о временах года. Предыдущая, первая по счету книга «Снежная сестренка», посвященная зиме, была издана несколько лет назад, в том числе и на русском языке. Новое произведение повествует о весне, хотя на первых страницах там всё очень невесело. Описан мрачный мир, в котором не светит солнце, а сквозь вечный сумрак моросит нескончаемый дождь. В такой реальности живет девочка Лилия, которая помнит, что когда-то у нее были папа и мама, бабушка, брат и сестра. А теперь остались только она и дедушка.
Еще в этом мире есть Мальчик, который потерял не только родных, — их всех унесло наводнение, разрушившее семейный дом, — но даже забыл собственное имя.
Дедушка Лилии выращивает в своей теплице овощи и фрукты. Никто не знает, как ему это удается. Но однажды внучка спохватывается, что дедушка забыл свой скудный обед, и бежит за ним. И попадает в ту самую секретную теплицу. Вот только растения в ней выглядят слабыми и бледными, а их мелкие плоды никак не похожи на те, которые приносит дедушка. В этом таится загадка, и связана она с исчезнувшим солнцем. Светило не пропало из мира совсем, оно где-то существует, но есть ли шанс вернуть его обратно, возвратить миру свет, тепло и плодородие?
«В моем мире солнца не было, моём мире бесконечный дождь, пропитал влагой лес и поле, мелкие капли вечно стучали по крыше и с плеском разбивались о поверхность луж. У нас не было ни лета, ни осени, ни зимы, ни весны, а ведь дедушка говорил, что весна — самое прекрасное время года. У нас не было ни ночи, ни дня, только вечные сумерки. Верхушки гор освещал тусклый свет, все остальное тонуло в потёмках. Когда пора вставать, когда ложиться, показывали лишь часы на рыночной площади. Мой мир был темным и мокрым. День за днём дождь и хмарь, даже грозы с громом и молниями ни разу не случалось. И не забудь дедушка как-то раз взять на работу еду, я так никогда и не узнала бы, какую тайну он скрывает в своей теплице, и тогда всё так и осталось бы — тоскливым и мрачным. Навсегда.
Хлеб на столе я заметила сразу после его ухода — чёрствую горбушку, которой едва хватило бы, чтобы накормить взрослого мужчину, но, когда у нас заканчивались овощи, приходилось сидеть на сухарях.
Я бросилась к двери вслед за дедушкой, но он уже исчез из виду. Я постояла в раздумьях с горбушкой в руке, потом завернула её в полотенце, сунула в карман фартука и стала натягивать дождевик. Он был мне великоват, мне отдали его донашивать из жалости. Вслух этого никто не произносил, но я знала, что многие жалели меня, «сиротку Лилию». Я ощущала на себе сочувственные взгляды взрослых, слышала, как они перешёптываются, когда я прохожу мимо. К этому я уже привыкла, ведь я была сиротой сколько себя помню».
цитировать