В 2019 году в издательстве «Энас» выходили «Повести Белкина» в иллюстрациях нашего старейшего художника А.Рейпольского (на фото сверху).
В этом году «Речь» переиздала «Повести Белкина» (в своëм оформлении) и, кроме того, выпустила с иллюстрациями Рейпольского остальную прозу Пушкина — три книги (на фото — внизу).
Сюиту к «Повестям Белкина» мы уже смотрели (к каждой повести отдельно — начало здесь). А «Пиковая дама» — это новая сюита. Еë и посмотрим.
Всякий раз, встречаясь с иллюстрациями Рейпольского, пытаюсь понять их место в современной (последнего полувека) книжной графике. Рейпольский — это нежные акварели с меланхоличными стройными персонажами. В этот раз, пока заказанную книгу ждал, придумал, что Рейпольский — это ведь как Брюллов, который знаменитый акварельный портрет Натальи Гончаровой-Пушкиной сделал. У Рейпольского все героини такие — вон хотя бы Маша с обложки «Капитанской дочки».
Так что Рейпольский будто бы — настоящая реинкарнация пушкинских времён. Хорошее объяснение, мне понравилось. Но не для этого раза. Нынешняя сюита Рейпольского в другом стиле — скорее всего, в футуристическом.
Сначала всë шло хорошо. Очаровательный форзац. Всё-таки Рейпольский — настоящий академист эпохи ампира. Адмиралтейство и Зимний дворец.
Хотя совсем не обязательно, что рисунок на этом форзаце создавался под «Пиковую даму». Чего Германну в Зимнем дворце делать?
Вот фронтиспис точно не создавался специально для «Пиковой дамы». Он взят из сюиты к «Повестям Белкина» (2019) и используется «Речью» для всех прозаических книг Пушкина в иллюстрациях Рейпольского.
В этих начальных иллюстрациях ярко проявляется такая особенность техники Рейпольского как тщательность отделки рисунка, часто переходящая в зализанность (что очень хорошо сочетается с опрятными и всегда спокойными персонажами художника).
А вот шмуцтитул к Первой главе специально сделан для «Пиковой дамы». И здесь ни о какой тщательности отделки речи не идёт.
Сначала подумал, что « Речь» опять попалась на своëм идеальном воспроизведении подлинников — старые-то художники привыкли к стандартному качеству советской полиграфии, когда все мелкие детали сливаются. Потом понял, что это всë-таки подготовительный эскиз художника: прикинуть композицию, распределить цвета. Это черновой рабочий материал. Как он попал в книгу?
Для сравнения: следующая иллюстрация в Первой главе. Мизансцена почти такая же. Эту иллюстрацию можно принять за законченную — размытость свойственна акварельным рисункам, некоторые художники специально усиливают чувство зыбкости. Но для творчества Рейпольского подобные приёмы не свойственны.
Удивительно в иллюстрациях к Первой главе, что в них нет молодой красавицы-графини, блиставшей в Париже в прошлом — осьмнадцатом — веке. По-моему, ни один художник этого сюжета не упустил. А у Рейпольского его нет. Дерзко художник нарушил каноны! Или всё-таки просто не успел толком закончить сюиту, и даже отдал для закрытия прорехи совсем уж рабочий эскиз?
Более привычный по технике и внутреннему содержанию рисунок открывает Вторую главу. Это у нас старую графиню одевают — и Пушкин пока вполне сдержанно отзывается о её глубокой старости. Это потом, в сцене раздевания в конце этого длинного дня, Пушкин обрисует отталкивающий образ старухи (и большинство художников это нарисуют). А Рейпольский такого не любит, у него все персонажи красивые. Даже и старая графиня красивая дама — со следами былой красоты, как говорят.
Следом идут портреты молодых героев. Лиза, конечно, очаровательна. А вот с Германном — что-то не то. У всех художников Германн — демонический герой, или уж трагический, по крайней мере. Ожидаешь, что Рейпольский даст нам писанного красавца. Однако, нет — лицо у Германна неприятное, что для Рейпольского равнозначно тому, что он нарисовал бы исчадие ада. Рейпольский пересматривает традиционную интерпретацию пушкинской повести.
Рейпольский не любит кровожадных сцен. Рисует только как Германн на коленях умоляет графиню открыть секрет трëх карт. А как пистолетом грозит — нет, не рисует. Германн зачем-то со шпагой.
Сцена бала — в то время, как Германн вершит своë чëрное дело, Лиза танцует на балу со штабс-ротмистром Томским (любит Пушкин географическую основу фамилий: Онега, Лена, Минск, Томск, Германия опять же). Рисунок снова производит впечатление неотделанного. Ладно, можно предположить, что Лиза в концепции Рейпольского — заморыш. Это свежо. Пусть и Томский будет заморышем, посмотрим, может это для чего-нибудь художнику надо.
А, вот для чего. Сцена встречи Германна и Лизы. Впервые на иллюстрации Германн сидит на подоконнике у большого прямоугольного окна, а не у маленького полукруглого. Германн у Рейпольского — великан с неприятным лицом (со шпагой — знатоки потирают руки в предвкушении объяснения, какое именно холодное оружие было у военных инженеров в пушкинское время; палаш, наверное). А Лиза — да, заморыш. Но заморыш Томский, произведённый в ротмистры, не на ней всё же женится, а на княжне Полине.
Привидение очень телесно, Рейпольский вынужден обозначить его природу — рисует неземное сияние.
Игра.
При разнообразии стилей и техник современной книжной иллюстрации, всегда можно найти оправдание художнику или издателю. Но всё же эта сюита Рейпольского к «Пиковой даме» очень похожа на черновой вариант.
Та же ведь беда и в «Капитанской дочке» Рейпольского. Но там это был единичный случай, который можно было объяснить случайностью. Забавный курьëз. На рисунке видно, что лицо одного персонажа заштриховано — художник хотел переделать и забыл.
Вот покрупнее.
Переживаю за Рейпольского. Не оставляю надежды, что в «Пиковой даме» произошла техническая накладка и в печать по недосмотру отправился файл с черновым макетом художника.
За «Речь» не переживаю: успех этой книги у коллекционеров обеспечен (а большинство простых покупателей ничего и не заподозрят). Когда выйдет второе исправленное издание, его тоже сметут, чтобы сравнивать с первым. Я вот обязательно смету.