В 1990-е очень многие люди оказались «как бы не у себя дома». Страна поменялась, а соседи прежние. Границы новые, а семьи старые.
Растерянность и непонимание стали фоном новостей.
Е. Лукин написал по этому поводу:
«Мне на Родину осталось
посмотреть через кордоны —
я теперь ее племянник,
выбыл я из сыновей.
Отреклась, как эмигрантка,
и раскаянье не гложет:
мол, ребята, не взыщите,
а не будет хода вспять...»
Это привело к попыткам все переделать хотя бы в собственном воображении. Создать другую картину мира, другие образы людей, их целей в жизни, да чего угодно. Лишь бы не окружающая действительность 90-х.
Порыв этот возник не на пустом месте. Объем литературы, которая за 1960-1980-е в тех или иных формах пропагандировала не-советскую жизнь, был довольно внушительным. И вот настала жизнь капиталистическая. Маятник качнулся и за перо взялись другие люди.
Разумеется, у них не было какой-то общей программы, цели. Никаких готовых ответов.
Потому был опробован широчайший спектр выдумок, каждая из которых породила свои направления: пряничные утопии («Гравилет цесаревич» В. Рыбакова и «Евразийская история» Хольм ван Зайчика), мрачные антиутопии («Остров Сахалин» Веркина или «СНАФФ» В. Пелевина), попаданчество («Вчера будет война» С. Буркатовского и тысячи вариаций), альтернативка (Вариант «Бис» С. Анисимова), эпическая мифология (эпигоны Толкиена, потом его же критики, а потом и славянские вариации), городское фэнтези («Библиотекарь» М. Елизарова), социальные эксперименты («Выбраковка» О. Дивова). Реконструкторы стали заметным явлением. Конвенты были местом, где встречались люди с самыми удивительными картинами мира.
Читателя не устраивало понимание прошлого, картина настоящего, а будущее казалось не очень перспективным. Эскапизм, недовольство, протест, поиски каких-то вариантов развития — все служило двигателем спроса и отчасти вдохновения авторов.
С начала нулевых общая ситуация в государстве стала медленно меняться, а в 2022-м перевернулась окончательно.
Глобализация в формате последних сорока лет закончилась.
Социальные группы, которые жили этой глобализацией, видели себя гражданами мира — оказывались-оказывались и вот оказались как бы в чужой стране. Тут и миграция, и отлучение от государственной казны, и все более сомнительный с точки зрения закона статус.
В результате условные «либералы» в фантастике проходят тот же путь, что условные «коммунисты» 90-х. Хотя, разумеется, им куда больше нравится возводить свою нынешнюю традицию к «шестидесятникам».
И в наступающем движении маятника надо различать два пласта:
Первый это подражание и перекрашивание.
Фантастика, как жанр в искусстве, может отвечать на общественные кризисы становлением новых направлений, созданием новых образов. Может, но не должна. Если в конце 80-х развитие жанра шло наощупь, то уже лет двадцать направления во много уже отработаны, и если кому-то что-то не нравится, то можно просто сменить политический вектор.
«Царь нигилистов» О. Волховского. Попаданец, который не везет гранатомет товарищу Сталину, не пытается построить паровозы для Николая I или компьютеры для Хрущева, а просто хочет научить демократическому либерализму Александра II. Сам попаданец поднимал на борьбу с советской властью латвийских студентов, защищал Белый дом в 1991, стал юристом, потом правозащитником, и таким оставался, пока не умер (возможно, Novichok). И вот теперь он в теле Саши, потенциального Александра III.
«Повести Л-ских писателей» К. Зарубина, игра на ностальгии по отношению к бумажным книгам, которая превращается в противоположность елизаровского «Библиотекаря».
«Когната» А. Сальникова, литературно попытка снова сыграть на идеях «разрядки» и просто отключить историческую память о колоссальной неудаче «народной дипломатии».
«Башня из грязи и веток» Я. Барсукова, снова игра в «1984» Дж. Оруелла, в опального чиновника, который попадает на эпическую стройку, и должен в очередной раз противопоставить свою совесть и государственные интересы. Хотя эмигрант Барсуков уже вполне натурализовался, текст переводился с английского, так что «1984» вполне объясним.
Причем 2022-й — точка большого размежевания, разрыва. Какие-то группы расходились в стороны еще раньше.
Ю. Латынина, космоопера «Нелюдь», в которой коммунизм рассматривается в виде простой карточной системы времен межзвездной войны, просто способом организации ресурсов «а ля раздача пайков в Германии-1915». Но без либерализма в мирное время может быть только застой и коррупция, и мерзость, и расчеловечивание.
«3/9» Ю. Старобинец, городская фэнтези с лобовой политической агитацией, в стране все плохо, все захватила нечисть, мы все умрем.
Можно не сомневаться, что через 10-20 лет у «либералов» окончательно сформируется свой корпус литературы модных жанровых направлений, у этого корпуса литературы будут свои премии и станет звучать стандартная фраза «Ваш писатель «Х» это просто графоман, а наш писатель «У» просто чудесен». Причем вне зависимости от реального уровня тех или иных текстов. Это будет политическая фраза-маркер.
В фантастической критике отражением политических разногласий давно уже стала борьба за трактовку наследия Стругацких — кем были, в чем главный посыл творчества и т.п.
Второй пласт: идеологическая эволюция, создание новых концепций. А с развитием всегда очень сложно. Российская фантастика в некоторых своих направлениях за тридцать лет прошла путь от лобового осуждения «новых порядков» до новой проектности.
У Проханова начала 90-х была такая же прямолинейная ностальгия, как сейчас у Старобинец.
Постепенно траурные скрипки отложили в сторону и медленно, неуверенно, но сформулировали образ даже не светлого будущего, а хотя бы желательного настоящего.
Был реабилитирован образ империи, как большого централизованного государства.
Был снят блок на враждебную стигматизацию: в этом смысле «Мы, урус-хаи» А. Лазарчука выполняет ту же роль, что «Скифы» А. Блока
Промышленная революция и автаркия, которые рекламировали «попаданцы», в итоге обернулись реальной государственной политикой, «импортозамещение» из предмета шуток и бесконечного бюрократического топтания на документах стало серьезным делом.
Перед нынешней эмигрантской литературой, что для уехавших авторов, что для ушедших во внутреннюю иммиграцию, возникает развилка.
Можно целиком уйти в обличение, ненависть, яд. «Россия будет или либеральной, или безлюдной», — рано или поздно изгои позаимствуют такой лозунг и начнут его с удовольствием повторять. На этом пути в литературе останется лишь ностальгия, как у белых эмигрантов, когда русский фашист А. Несмелов писал в Харбине, в 1930-м:
Смешно! Постарели и вымрем
В безлюдьи осеннем, нагом,
Но всё же, конторская мымра, —
Сам Ленин был нашим врагом!
В финале этого пути останутся или ядовитые тексты про настоящее, или теряющие смысл попытки переделать прошлое, вроде позднего творчества Б. Акунина.
Можно попытаться искать новую проектность. И это всегда длинный, тяжелый путь. Представьте нынешнюю ситуацию в ноябре 1996-го: оставлена Чечня, во главе страны глубоко больной и страшно непопулярный человек, по городам расползается грибница тоталитарных сект, некоммерческих фондов... Но чтобы увидеть проблеск будущего требуется настоящий талант. Нужен западноцентричный Пелевин. Или буквально сотни авторов, которые нащупают удачные образы. А с этим в эмиграции, что внешней, что внутренней, очень часто бывают проблемы.
Но есть и третий путь, им, скорее всего, и пойдут: будет взят один из образов будущего, которые создают на Западе и к нему прилеплена желательная политическая система. Условный «либерал-биопанк» с многоэтажным экологическим обществом. Ведь если основным вектором будет «евроинтеграция», то копирование станет во главу угла. «Целевой образ» разработан где-то там, надо просто его «натурализовать». С этим, конечно, тоже может быть не все гладко — если повесточка пробьет очередное дно, то как транслировать её в России? Правда есть тут пример, который выбивается из многих рамок: «Золотой ключ» К. Крылова, — многоэтажное экологическое общество, в котором разумные существа заведомо не равны друг другу. Но автор все-таки был человеком талантливым, потому вложил в текст такое количество желчи, змеиного яда и прочих жидкостей, что поднимать этот роман на щит будет сложно :)
Что дадут для фантастики эти телодвижения?
Дамы и господа, товарищи, у нас тут очередной период идеологической борьбы начался.
Нет, если всю историю перечислять, то тут даже не к «почвенникам/западникам» откатиться можно, а к «иосифлянам/нестяжателям»
Но если брать за точку отсчёта 1991-й, то российская фантастика недовольных и непонимающих противостояла валу переводной фантастики, валу контента с Запада и валу прямых подражаний.
Открытой дискуссии в литературе и не появлялось, потому что были или остатки борьбы с коммунизмом (та же Ю. Латынина в «Ста полях») или просто вал пропаганды. «Либералы» скорее интересовались контролем за историей, за прошлым.
Позже, когда в нулевых и десятых формировались новые жанры, глубокая «либеральная» литература в таком многообразии не сложилась, просто потому, что не особенно была нужна самим «либералам». Реклама Запада занимала большую часть позиций в дискурсе, ведь она стала формой государственной пропаганды. «Натыкаясь на репортаж о сезоне променад-концертов в Архангельском или на статью о втором фестивале подмосковных яхт на озере Гадючья Мгла, я уже не робел от сознания своего убожества, а понимал, что по мне ведут огонь идеологические работники режима, новые автоматчики партии, пришедшие на смену политрукам и ансамблям народного танца» (Пелевин). Гламур стал стержнем бытия, и что еще можно прибавить к книге «Духless. Повесть о ненастоящем человеке» С. Минаева? В качестве вишенки на торте были довольно прочно заняты административные вершины литературы, потому «Зулейха открывает глаза» Г. Яхиной не осталась без премий.
Но теперь возникает две настоящие литературы, два крыла фантастики.
И там, и там требуется качество прозы, высота полета фантазии, живые образы, а не просто админресурс.
Литераторам придется бороться на поле «мечтаний и страхов» общества.
Настоящим ответом может быть только свой проект будущего.
П.С. Давайте я закрою возможность комментирования, а то начнутся призывы и обличения, пойдут баны от модераторов...