15. Статья польского ученого-психолога и писателя-фантаста Марцина Пшибылека/Marcin Przybylek, напечатанная на стр. 16 носит название:
Копаясь в своих старых книгах, я нашел изданную издательством «Искры» в 1987 году книжечку, по сути брошюру, Анджея Невядовского «Польская научная фантастика 1945-1985». Пожелтевшие страницы, Мацек Паровский и Марек Орамус называются «критиками молодого поколения».
В первой главе «От научного романа до фантастической литературы» меня поразила фраза: «Высказывания Станислава Лема и его резкие критические приговоры словно парализуют других прозаиков, приводя к мало значимым подражаниям». Мне стало как-то не по себе. Лем, с которым я вырос, парализовал других творцов? Разве он не знает, что такое творчество на самом деле? Хм, на самом деле он мог этого не знать. Лем был писателем, философом, а не психологом.
Поскольку я иногда кое-что заказываю у талантливых художников, то посещаю отраслевые форумы, как польские, так и западные, чтобы посмотреть, насколько хорошо принимаются их работы. Последняя картина автора, имя которого я не буду раскрывать, была встречена аплодисментами как в Польше, так и за рубежом. Однако меня поразили два голоса из нашего двора, которые назвали это китчем. Эти высказывания несколько охладили энтузиазм остальных зрителей, ведь при упоминании этого слова все бледнеют от страха: стоит ли хвалить китч? В такой ситуации я бы сказал: «Да, это китч, но, несмотря на это, в своей “коммерческой” форме он всё равно мне нравится». И попал бы в капкан.
Подобную боязнь я наблюдаю и у литературных критиков. Если в тексте содержится много переживаний, если в нем все на эмоциях и мало «конкретики», то они, как и редакторы начинают задаваться вопросом, не графомания ли это случайно. Как художники -- китча, так и они избегают графомании как чумы. Все, что угодно, только не она.
На ТВП Культура я посмотрел прекрасную документальную передачу «Сказка о цветах». Три польских художника рассказали о своих переживаниях, впечатлениях, мыслях и переживаниях, связанных с рисованием красками, их сочетанием, смешением и взаимопроникновением. Я был очарован. Один из них (имени, к сожалению, не помню), настроенный более философски, чем другие, взял сломанный колокольчик и сказал, что неправильно подобранные тона не звенят, а издают звук, похожий на звук того инструмента, который он держит в руке. Тряхнул рукой, выслушал, как там звякнуло, отложил в сторону. Потом взял неповрежденный колокольчик, позвонил и сказал, что хорошо подобранные тона хорошо и звучат. Некоторые люди, особенно в современном искусстве, — сказал он, — предпочитают первый звук, называя другой китчем», подвел он итог.
Эти четыре события – высказывание А. Невядовского относительно Станислава Лема, просмотр форумной дискуссии о «китче», воспоминание о графомании и просмотр телепередачи о цветах -- заставило меня задуматься, есть ли у нас на заднем дворе какое-либо давление относительно того, что устарело, а что нет. И я почувствовал, что во мне зарождается бунт. Бунт против давления, оказываемого на творцов модой, тенденциями, людьми, формирующими общественное мнение, критиками и другими факторами, формирующими то, что социальная психология назвала бы набором общественных норм относительно современной культуры.
Я много лет руководил Студенческим комитетом психологической гигиены, год или два в его рамках секцией «Исследование индивидуальной креативности», где поощрял людей к творчеству и участвовал во многих очень интересных, вовсе не художественных, но безусловно творческих мероприятиях. Я видел, как не очень интересные вещи после некоторой работы над ними становились чем-то живым и увлекательным, а создавшие их любители оказывались глубокими творцами. На моих глазах развивалось творчество, я участвовал в радости тех, кому удалось из ничего сделать что-то, ведь на мой взгляд это квинтэссенция творческого процесса. Радость была подлинной, а опыт чистым. Это еще больше подчеркивается тем, что я видел много спонтанных художественных мероприятий, где помимо «атмосферы искусства» были лишь скука и фальшь.
У меня сложилось впечатление, что в среде, формирующей социальные нормы, то есть ожидания того, какой должна быть хорошая фантастическая литература, существует давление или чрезмерная критика, направленная только в одну сторону (я описывал это в своих статьях об оригинальности и научности). Тем временем, на мой взгляд, фантастическая литература чем-то похожа на сказки для взрослых. Ни в одной другой отрасли литературы нет такой великой веры в человека, в добро и красоту, в идеи и ценности... У нас есть герои, есть героини, есть героизм и опыт борьбы за то, за что стоит бороться. Вот почему я не думаю, что имеет смысл указывать, о чем стоит писать, а о чем нет. Если кому-то нужно написать про «X», то оно уже того стоит. Мне самому пришла в голову идея писать рассказы в жанре фантастической лирики. Да, лирики.
Китч и графомания — это пугала, слова-отмычки, надутые воздухом демоны. Если вам нравится писать, рисовать, петь или танцевать, избавьтесь от боязни критики и попросту делайте это. Потому что это доставляет вам радость и представляет для вас ценность. Пишите о том, что вас увлекает, привлекает, радует, волнует, описывайте и рисуйте места и миры, в которых вам хотелось бы оказаться. Предупреждайте, пугайте, делайте это по-своему. Если вам удастся создать что-то, что понравится другим, отлично. Если нет – жаль, но ведь это все равно будет вашим par excellence. В этом и заключается творчество – оно должно быть во многом спонтанным и радостным, а не наполненным страхом перед критикой и стремлением соответствовать ожиданиям людей, формирующих общественное мнение. Обратите внимание на то, что те, кто вызывает у вас беспокойство, зачастую просто скучны. А раз так, то не стоит их слушать, потому что исходящая от них скука свидетельствует о творческом бессилии (компенсируемой снами о силе). Если уж вы хотите чего-то придерживаться, предлагаю обратить внимание на добро и красоту. И к черту остальное.
Упомянутый мною выше художник-философ сказал (цитирую по памяти): «Живописец сам выбирает, это краску ему нанести на холст или другую, много ли краски взять или мало. И как будет из-за этого звучать комбинация – красиво или не красиво. И я думаю, в этом и заключается наше творчество – в свободе выбора».
Ни добавить, ни убавить.