Повесть-сказку «Старик Хоттабыч часто иллюстрировали по очень простой причине — картинки в книге устаревали. С этой проблемой в полный рост столкнулись современные издатели.
Один мой знакомый издатель собирался переиздать книгу с иллюстрациями первого художника Константина Ротова — очень уж они ему нравились. Проект так и не состоялся. Когда я поинтересовался — почему, мне ответили: «А ты видел эти картинки? Они совершенно не подходят с привычному нам тексту романа». И действительно — у Ротова там какие-то носороги, китайцы, клиенты парикмахерской, превращенные в баранов и сданные в институт на опыты...
Да что далеко ходить — чтобы забраковать иллюстрации, достаточно и того, что с Хоттабычем там постоянно таскаются не два, а три пионера — Волька Костыльков, Женя Богорад и еще один их одноклассник — Сережа Кружкин, тоже, кстати, бывший баран. Его в последующих редакциях выпилили.
Или другой пример — в 2013 году издательство «Нигма» переиздало редакцию 1938 года, но использовало иллюстрации Г.Мазурина, на которые у них были права. В результате получился какой-то испанский стыд. Как вы думаете — кто этот тип в темных очках?
Люди моего поколения, выросшие на послевоенной редакции, уверенно скажут — это американский интурист, мистер Вандендаллес, владелец заводов, газет, пароходов...
А вот и нет — в тексте 1938 года волшебное кольцо попало в руки Феоктиста Кузьмича Хапугина, бывшего нэпмана-частника, а ныне помощника завхоза кустарной артели «Красный, извините, петух». Стильно одевались кустари в 30-е, что еще скажешь?
Но самое веселье начинается во время приключений в Италии, где обнаруживается все тот же «Хапугин», который на сложных щах слоняется по римским дорогам.
И что ответить родителю на закономерный вопрос ребенка — откуда взялся в Неаполе кустарь-одиночка с мотором? «Извини, у издателя были не те иллюстрации»?
Автор «Хоттабыча» действительно постоянно изменял текст. Прямо как сегодняшние авторы сетевого самиздата, которые часто допиливают свои книги, изменяя содержание до неузнаваемости.
Здесь я немного отвлекусь, и скажу, что недооценный писатель-фантаст Лазарь Гинзбург был невероятно продвинутым для своего времени автором.
Именно Лагиным был написан едва ли не первый в отечественной фантастике роман о классическом «попаданце» под названием «Голубой человек», где в самый конец XIX века попадает обычный комсомолец 1960-х годов. Пользуясь знаниями, полученными в курсе «Истории КПСС», он активно включается в борьбу за дело будущей революции, и даже с молодым Лениным встречается. стать главным советником Ильича, выгнать из партии Троцкого, расстрелять Хрущева и что там еще делают сегодняшние попаданцы автор ему не дал — не те времена стояли за окном, но и без того получилось неплохо.
Серьезно, не вру. Недавно перечитал эту книгу — и совсем не расстроился, как это часто бывает с книгами детства. Как ни странно, там не агитка и не лобовое воспевание партии. Просто уже немолодой человек, убежденный коммунист, вспоминает навсегда ушедший мир своей молодости.
Также Лагин является автором одного из первых полноценных фанфиков в советской литературе. Не так, как обычно — сел Алексей Толстой переводить «Приключения Пиннокио» и случайно написал свою книгу с похожими героями. Нет, у Лагина полноценный фанфик «Войны миров» Герберта Уэллса, чистой воды спин-офф. Повесть «Майор Велл Эндъю» рассказывает об одном небольшом эпизоде времен вторжения марсиан в Англию, который остался вне внимания автора «Войны миров».
Причем, как это иногда случается, фанфик оказался как бы не сильнее оригинала. По крайней мере, меня в детстве «Майор Велл Эндъю» реально перепахал, а вот «Война миров» произвела гораздо меньшее впечатление.
Но вернемся к разным Хоттабычам. Литературоведы выделяют две редакции «Старика Хоттабыча», первую и вторую, довоенную и послевоенную, 1938-го и 1951-го года.
В этом есть резон, потому что это, по сути, две разные книги. Для первого послевоенного издания Лагин, де факто, написал книгу заново — часть эпизодов выбросил, часть переписал и еще больше сочинил новых. В итоге книга вдвое увеличилась в объеме, а от старого «Хоттабыча» сохранилась хорошо если треть.
Почему он это сделал? Причина новой редакции та же, что и с «Волшебником Изумрудного города» — новые времена потребовали новой книги. Ведь тридцатые и пятидесятые это не просто разные исторические периоды — это разные исторические эпохи.
Довоенного «Хоттабыча» не случайно часто сравнивают с написанным в те же годы «Мастером и Маргаритой» Булгакова — все то же пришествие могущественной волшебной силы в город с неидеальными жителями, испорченными квартирным вопросом.
Обе книги написаны профессиональными фельетонистами и это очень видно — всей разницы, что у Булгакова книга взрослая, поэтому ресторан «Грибоедов», театр «Варьете» и разоблачения алчных до нарядов женщин до нижнего белья, а у Лагина повесть детская, поэтому — парикмахерская «Фигаро здесь №1», кинотеатр «Роскошные грезы» и разоблачение Хоттабычем «обычной ловкости рук» китайского фокусника Мей Лань-чжи в цирке.
В довоенной книжке все еще очень камерно, по-домашнему, там нет ни полетов в космос, ни даже Индии — только болтливый гражданин Пивораки и пресловутые «500 эскимо» в цирке. Волька еще не плакатный пионер, а обычный ребенок, который и на подсказку с радостью соглашается, и табличку «Закрыто на учет» в разнесенной джинном парикмахерской для конспирации повесить может, и даже плохими словами ругается.
— Товарищи... Братцы... Вы меня не слушайте... Разве это я говорю?.. Это вот он, этот старый болван, говорит... Я официально заявляю, что за эти слова не отвечаю.
Сравните с послевоенным обезжиренным:
— Товарищи!.. Граждане!.. Голубчики!.. Вы не слушайте… Разве это я говорю? Это вот он, старик, заставляет меня так говорить…
К пятидесятым же небогатая и неказистая страна «Золотого теленка» и «Волги-Волги» изменилась до неузнаваемости, и старый «Хоттабыч» никак не вписывался в реалии «красной империи», раскинувшейся на треть глобуса, рвущейся в космос и собирающейся строить атомные подводные лодки.
Надо было или переходить в разряд исторических романов, или осовременивать книжку. Лагин выбрал второе.
Послевоенный «Хоттабыч», безусловно, стал более идеологичным, но и более цельным, с четко прописанной главной мыслью. Роман-фельетон стал настоящим гимном стране, где не в деньгах счастье, а чудеса творят сами люди — своим трудом и своими умом.
Да, выигрыв в масштабности и эпичности, «Хоттабыч» потерял в камерности и мне, например, очень жаль, что оттуда выпали совершенно зощенковские диалоги 30-х:
— Ездиют тут на верблюдах...
— Да, чуть-чуть несчастье не приключилось.
— Тут, я так полагаю, главное не мальчишка. Тут, я так полагаю, главное — старичок, который за мальчишкой сидит...
— Да, сидит и шляпой обмахивается. Прямо как граф какой-нибудь.
— Чего смотреть! В отделение — и весь разговор.
— И откуда только люди сейчас верблюдов достают, уму непостижимо!
— Эта животная краденая.
Исчезли и местечковые шутки на грани фола — в прямом смысле слова местечковые. В довоенной книге «вместо ответа Хоттабыч, кряхтя, ... вырвал из бороды тринадцать волосков, мелко их изорвал, выкрикнул какое-то странное слово «лехододиликраскало»». В этом заклинании джинна бывший ученик хедера процитировал первую строчку гимна, который раз в неделю поют все ортодоксальные иудеи, встречая Шаббат (Субботу): «Леха доди ликрат кала…» — «Иди, мой возлюбленный, навстречу невесте…».
В пятидесятые Хоттабыч уже просто произносит «странное и очень длинное слово» (знаменитого «трах-тибидох» в книге никогда не было, его придумал для радиоспектакля 1958 года великий Николай Литвинов). Шутка исчезла не потому, что Лагин вдруг застеснялся своего еврейства — наоборот, в послевоенные годы фронтовой корреспондент Лагин выпустил свою единственную книгу на идише «Мои друзья бойцы-черноморцы» (מײַנע פֿרײַנט די שװאַרציאמישע קריגער: פֿראָנט-נאָטיצנ) о евреях-фронтовиках, посвятив ее погибшему на войне брату Файвелю Гинзбургу.
Шутку он убрал потому, что мир вновь изменился, и оценить ее было особо некому. Не было больше в стране местечкового еврейства — нацисты постарались, а молодые евреи уже не знали ни идиша, ни иврита.
Этот процесс адаптации «Старика Хоттабыча» под меняющийся мир не заканчивался никогда. Автор переделывал роман практически к каждому изданию, и грубое разделение на довоенную и послевоенную редакции — оно скорее от бессилия и невозможности учесть все варианты.
Вспомним хотя бы недобровольное путешествие Жени Богорада в Индию. В 1938 году суровый джинн просто продает пионера в рабство, но о его пребывании в Индии Лагин особо не рассказывает: «Поверьте автору на слово, что Женя вёл себя там так, как надлежит вести себя в условиях жестокой эксплуатации юному пионеру. Автор этой глубоко правдивой повести достиг довольно преклонного возраста и ни разу не обострил своих отношений с вице-королём Индии. Ему поэтому не хотелось бы испортить эти с таким трудом наладившиеся отношения».
В 1952 году Женя уже возмущенно рассказывал Вольке, как его едва не продали в рабство, а после попытки пожаловаться белому человеку подняли на смех: «А мой работорговец смеётся: «Нашёл, говорит, кому жаловаться – англичанину! Да если бы не англичане, – да продлятся их жизни в счастье! – в Индии давно уже не было бы работорговли и я разорился бы и был нищ, как последний дервиш»».
В 1955 году, когда СССР принялся налаживать отношения с Индией, Богораза Хоттабыч от греха подальше зашвырнул не в Индию, а к хуситам в Йемен, где его также продают в рабство.
И только в издании 1958 года появляется финальная версия этого эпизода с теплой встречей, цветами, бананами и «хинди руси бхай-бхай».
«Хоттабыч» менялся вместе со страной, перетекая из одной формы в другую — книга, радиоспектакль, кинофильм, мюзикл 79 года с молодыми Боярским, Муравьевой, Абдуловым, Барыкиным...
История древнего джинна, попавшего в молодую страну, стала своеобразным зеркалом этой державы, изменяясь вместе с ней.
И даже в новой России, когда классические сказки вспоминали разве что при попытках срубить легких денег на известном брэнде, «Хоттабыч» продолжал отражать страну.
Но об этом — в следующей, последней главе про сварливого джинна.