А. Беляев. Борьба в эфире. 1928 — 2

СОВРЕМЕННАЯ БИБЛИОТЕКА ПУТЕШЕСТВИЙ, КРАЕВЕДЕНИЯ, ПРИКЛЮЧЕНИЙ И НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ

(ПОД РЕД А К Ц ИЕЙ С*п ПОЛТАВСКОГО)

> г \ /, ■ г Ь С Т 1Ш *М О Л О Л А 5? ; ГВ А Р Л И И 

Л. Б г-ЛЯ И И

БОРЬБА В ЭФИРЕ

* НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН С ОЧЕРКОМ «НАУКА И ФАНТАСТИКА» .

СОДЕРЖАНИЕ

От редакции   5

Борьба и эфире 9

Вечный хлеб ' 143

Ни жизни, ни смерть * 229*1

Над бездной 283 ■

Фантастика и наука. Очерк 307

ОТ РЕДАКЦИИ

Известный ученый-популяризатор Вильгельм Белыне назвал сказку «проекцией в будущее технических за* даний человека*. Этим он хотел подчеркнуть, что даже „произвольнейший“ из всех вымыслов, сказочный, имеет реальную основу и вытекает из смутно или ясно осо¬знанных практических, чаще всего технических по¬требностей.

Научная фантастика стоит гораздо ближе к действи-, тельности, чем сказка. Если легенда об Икаре и сказка, о ковре-самолете опирались только на неподкреплен»’ ное реальными достижениями желание человека поко-. рить воздушную стихию и туманное предчувствие. ка-: кой-то возможности осуществить это желание,’ то Жюль-Верновские научные фантазии имели базу уже в конкретных достижениях науки, которые надо было только продолжить, чтобы получить реальные „Наути¬лусы*, воздушные корабли и снаряды для междупла- нетных путешествий, -ч-Ьгй '

В условиях советской действительности научная фантастика обещает стать одной из очень ценных; от- — раслей массовой литературы, организующее значение; которой как нельзя лучше совпадает с основными, за- ’ дачами и целями нашего строительства. В стране, где. общественный строй, решительно порвав с прошлым, весь находится в устремлении' к будущему, где'тор- ; жсство техники, организованного на основе науки ч •груда является главнейшей предпосылкой хозяйствен-,« 

личной, так и общественной должен ориентироваться на ясно осознанные цели, впереди, а не позади нас находящиеся. 'I акой попыткой осознания будущего на основе научных достижений настоящего и является научная фантастика.

Предлагаемый сборник рассказов А. Беляева затра¬гивает в живой и занимательной форме ряд проблем, позволяющих читателю, с одной стороны, свести воедино известные ему, но разбросанные, случайно и бессистемно воспринятые факты современной научной действитель¬ности, с другой — уловить в каждом из этих фактов ту «проекцию в будущее», которая определяет их об¬щественную ценность, намечает возможные пути их дальнейшего развития.

Автор не ставит себе специальных художественных задач. Исходя от Уэльса и других мастеров научно- фантастического жанра, он берет одно за другим со¬временные достижения теоретической и практической науки и, „продолжая» их в будущее, вскрывает неко¬торые из содержащихся в них возможностей. При этом он заостряет внимание читателя на той стороне этих возможностей, которая требует особенно вниматель- .лого и критического подхода.

. — . Затрагивая ряд проблем, главным образом техниче¬ских, автор в некоторых случаях допустил, ряд услов¬ностей, сдвигов и перемещений планов, которые не во всем идут по линии естественного продолжения на¬стоящего в будущее. В романе «Борьба в эфире», например, у него показаны «живые машины» — рабочие , американских капиталистов — вовсе не потому, что капиталистическая эксплоатация мыслится способной просуществовать до столь отдаленного будущего. Это— условный прием, цель которого показать, во что могла бы вылиться эта эксплоатация, если бы капитализм просуществовал дольше предвидимого нами историче- ,-ГкоТо срока. Такой же условностью, не претендующей Ра предвидение реального историческою процесса, а стремящейся лишь по возможности широко осветить 1техни ческие .перспективы будущею, как они рису¬ются в свете современных научных достижений, является изображенная в романе картина последней борьбы социа¬листической Европы с капиталистической Америкой.

Всякая оживляющая работу воображения книга, каких бы вопросов она ни касалась, всегда оставляет после себя некоторый внутренний „разбег», стремление связать работу воображения с миром реальных фактов. Если книга хоть сколько-нибудь захватила читателя, после прочтения ее остается всегда маленькое чувство неудовлетворенности тем, что интересная книга окон¬чилась, инстинктивное желание найти .еще что-нибудь», что так или иначе продолжало бы нарисованные кни¬гой образы.

Этот психологический момент является чрезвычайно удобным трамплином, помогающим заряженной актив- костью мысли читателя перескочить из мира художе¬ственных образов в мир окружающей реальной дей¬ствительности, при чем легче всего это достигается, если такой переход происходит по линии естественной связи материала книги с фактами действительности.

Исходя из этого, мы даем в этой книге (то же бу-дет сделано и в других книгах дайной серии) заклю-чительный научно-популярный очерк, сжато расшифро¬вывающий научно-теоретическую и исследовательско- практическую основу содержащегося в книге материала, помогающий установить правильное отношение к со¬держанию и задачам книги, перекинуть мостик от книги к жизни.

Те, у кого подогретая содержанием прочитанного мысль особенно цепко свяжется с проблемами и фактами реальной жизни, найдут в приложенном к книге крат¬ком библиографическом справочнике указания на лите¬ратуру, которая поможет непосредственно и более глубоко связаться с затронутыми в книге вопросами. 

БОРЬБА В ЭФИРЕ 

В ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР

Я

СИДЕЛ на садовом, окрашенном в зеленый цвет плетеном кресле, у края широкой аллеи из каштанов и цветущих лип. Их сладкий аромат наполнял воздух. Заходящие лучи солнца золотили песок широкой аллеи и верхушки деревьев.

Как я попал сюда, в этот незнакомый сад? Я напря¬гал память, но она отказывалась служить мне. Только вчера, а может быть, и всего несколько часов тому назад была зима, канун нового года. Я возвращался со службы домой, из Китай-города в Москве, к себе на квартиру. Обычная трамвайная давка. Сердитые пассажиры. Все .такое привычное. Пришел домой и. уселся^у . письменного стола в ожидании обеда. На столе — стоял передвижной календарь и показывал 31 декабря.

С Новым годом! Не забудьте |

• купить календарь на 19.. год I ^

было напечатано на этом листке.

„Л ведь я действительно забыл купить»,--подумал я, глядя на календарь. Все это я помню хорошо. Но дальше... Что было дальше? Я, кажется, одел, по при-, вычке, ушные телефонные трубки моего самодельногоV

радиоприемника „по системе йнженера Шапошникова», чтобы успеть до обеда прослушать несколько радио¬телеграмм ТАСС, — москвичи научились „уплотнять время». Помнится, тягучий голос передавал телеграмму о войне в Китае. Но дальше в моей памяти был какой-то провал. Она отказывалась служить мне. Не мог же я проспать до лета! Что все это значит? Загадка! В конце концов, мне ничего не оставалось больше, как примириться с происшедшей переменой.

„Если это сон, то интересный,—подумал я.—Будем смотреть*..

Но это не могло быть сном. Слишком все было реально, хотя и необычайно странно и незнакомо. По широкой аллее, уходящей лентой в обе стороны, ходили в разных направлениях люди. Почти все они были молоды. Стариков, бредущих дряхлой походкой, я не видал. Все были одеты в костюмы, напоминавшие гре¬ческие туники: широкая, опоясанная рубашка, доходив¬шая до колен, открытые руки и грудь, Этот кбстюм был- прост и однообразен по покрою, но в каждом было нечто особенное, очевидно, отражавшее вкус носителя. Костюмы отличались цветом, „Преобладали нежные тона сиреневые, бледно-палевые и голубые. Но были туники и более яркой окраски, с узорами и затейливыми складками. Ноги жителей неизвестной страны были обуты в легкие сандалии. Голова с остри¬женными волосами — непокрыта. Все они были про? порционально сложены, смуглы от загара, здоровы и, жизнерадостны. Среди них не было ни толстых, ни худых, пи чрезмерно физически развитых. И, правду сказать, я нс мог понять, кто они: юноши или девушки.

Особенно поразила меня одна их странность: одино- Ские люди шли, о чем-то разговаривая, хотя вблизи

>|была без волос, Лицо не Отличалось от Других, Только несколько морщинок у его темных, умных глаз говорили • «О том, что он уже не молод.

$ ; *Ви русски?— спросил он меня.

4.5 .Переводчик-, — подумали.

3 Г— Да, я русский. Д

;| — Я назвал свою фамилию и протянул ему руку. Этот жест, невидимому, напугал стоявших вблизи меня, и они «подались назад. ' ,

у-?.«Переводчик* удивленно посмотрел на мою протя-1 нутую руку, о чем-то подумал, улыбнулся, кивнул голо-.- « вой, и с некоторым внутренним усилием, как-будто он .

^боялся замарать свою руку, протянул ее. Эти странные ;

' ■люди, очевидно, не знали рукопожатия. Переводчик не пожал мою руку,, как это обычно делается, а лишь ; ^поднес свою руку и приложил к моей ладони. Окру*-;

: ;жающие молчаливо наблюдали эту церемонию.

ДД-* Здравствуйте, — сказал он, точно, как иностранец,

Я оговаривая каждую букву.—Я историк. Меня зовут- Г Эль.’ Мы хотим знать, кто вы, откуда вы, как вы при-'. Н»ыли сюда и какая цель вашего прилета? ? ‘X

гуг.;Гм1*»Цель прилета». Очевидно, они не знают дру. Дф-^стгасоба 'сообщения, как по воздуху. Однако, что .*.. ^’могу йтаетить^ему? ^:

■ Откуда--, я ужет сказал ; вам.’ Больше этого не ! могу вам сказать, потому что сам не знаю, как я попал 1 Дюда, И я очень желал бы скорее вернуться в МоеквуД : 7^ Вернуться в Москву? —Эль обернулся к толпе нД 'Очевидно, перевел слушателям мой ответ. Послышались . восклицания удивления и смех,

Д; Я| начал сердиться.

'! г г! Право, в этом нет ничего смешного, — сказал я ;

я, с своей стороны, просил бы вас ответить!

мне, кто вы и где я нахожусь. Как называется %гф город, в каком государстве он находится?

— Не сердитесь, прошу вас, — ответил Эль. -^Я вам , объясню потом, почему ваш ответ вызвал смех. Отвечу

по порядку на ваши вопросы. Мы — граждане.-'-^оя несколько запнулся,—чтобы быть вам понятным, я скалу, ччто мы граждане пан’европейского паназиатского союза . советских социалистических республик. ^ «!)

— Эс-эс-эс-эр? — воскликнул я. , .'*%

— Почти так, — улыбаясь ответил Эль,—- Город

.этот, если, теперь можно говорить о городах/ назы-вается Радиополис— Город Радио. .. 7* /дйт

’» — А'Москва далеко? ^Дчт.яС1**

; — В трех минутах лета, ,

:• Летим скорее туда! Я хочу... ^ ?&'■

— Не так скоро. Вы еще посмотрите на вашу'Москву. А пока нам нужно еще о многом переговорить с вами й

■ многое выяснить. Надеюсь, что’к утру все объясните^

. . — Арест? — спросил я. ‘

Эль в задумчивости поднял глаза вверх, с,; видой человека, желающего что-то припомнить, потом вынул из кармана маленькую книжку, перелистал ее,—словару подумал я,—-и ответил с улыбкой»^ ,,....

— Нет, не арест. Но простая мера предосторожности! Исключительный случай, Я объясню ' .вам. Я яриле^ ровно в полночь» то-есть в десять часов*.», * г

— Это и будет ровно в полночь. У счет времени’» А вас пока проводит За, --Й Эль что-то сказал Эа. За, молодой юноша, который первым; зато; ворид со мной, подошел ко мне и, приветливо кивнув головой, жестами предложил мне итти . за. собой.] Про¬тестовать? Возражать? Что мог я сделать» один против.

|*х?.зЯ пошел, едва поспевая за своим легконо)йло, конвоиром*, как мысленно назваЛч я его, в .боковую лею, Встречные , бросали на меня взгляды» удивления любопытства,; Очевидно, их поражал мой костюм. Скоро I вышли на небольшую площадку среди дубовой рощи. * центре площадки стояло несколько маленьких авиэток известней мне конструкции, с двумя пропеллерами: ереди’|и сверху, но без крыльев и без мотора.

: Мой путник указал на место для меня и уселся сам управления. Я последовал за ним. Эа нажал кнопку, рхкий пропеллер почти бесшумно завертелся, я мы (Стра начали отвесно подниматься. Полет«наш нро- лжался небольше пяти минут, но, вероятно, мы стигли большой вышины, так как даже в своем, конном костюме я почувствовал холод.

Рдруг сбоку от нас, показалась, огромная круглая арадка, неподвижно висящая в воздухе. Мы подня-ть еще адще и опустились на эту площадку. Посреди е(,стояу|о круглое железное здание с куполообразной 1ы1пей«-| . ’ , •

ГЛАВА ВТОРАЯ

/V а у* , --«V V*.,

ВОЗДУШНАЯ ТЮРЬМА * •

Ли бы строители Бастилии! ... „ .

Мой ^.молодой спутник ушел, оставив ^меня одного. .?; «подошел к краю площадки, обнесенной';железной,*: радой/посмотрел вниз и невольно залюбовался.; ''

г-.г|.г-2 — . . ■ ...■ .......

В

ОЗДУШНАЯ тюрьма? гг подумал я.— Отсюда не -'убежишь. Странные эти люди: не знают; словак рест%~ а {строят такие тюрьмы, которым позавидо* Г 

В лучах заходящего солнца сверкали золотомглавк-,’ кремлевских церквей. Иван-Великий, соборы. Нет ника¬кого сомнения, это московский Кремль. И все|же эт<’>' был . не тот московский Кремль, который знал ' я.7' Нельзя было узнать и Москвы-реки. Ее, очевидщ „выпрямили». Яузы совсем не было видно. Я напряга/; зрение, пытался рассмотреть Москву с этойЬысотд ! Но Эа легко коснулся моего плеча и жестом предложи,' : следовать за ним. Я повиновался и, вздохнув; игре ступил порог моей тюрьмы. ^ . й; .V'; г,

# Г *• * I 1 ' * '*

Здесь*, на верху, еще ярко светило солнце, а'вниз): уже легли синие тени. Вся видим*ай'^площадь до гори 1 зонта напоминала шахматную доску, с черными клер; нами лесов и более светлыми — полей. Какие-то реки,. или каналы, прямой, . голубовато-серебристой ? лентоГ прорезывали эту шахматную доску в нескольких местах ': Домов не было видно в синеве сумерек. Повернувшие!; вправо, я увидал нечто, заставившее меня вскрикнут^*

Странная, необычайная тюрьма! Огромный СидугЫ зал был залит светом. Все стены уставлены 'лиафам с книгами. Перед полками расставлены столй Гс вестиыми мне инструментами, похожими на сломанниГ фотографические аппараты?и микроскопы. А всю сср$ дину комнаты занимал огромный телескоп. Или . у'; нг* особая система содержания преступников, ; и ш../ иУ у них совсем нет тюрем, и меня поместили в обсерве1 торию, как наиболее надежное, трудное — для побег = место. Так оно и оказалось. ’<

Ко мне подошел пожилой, но. бодрый и }жизнёр1 Г достный человек, с несколько монгольским типом лиш ^ такой же безволосый, как и Эль.,Он радушно подн«(

руку в знак приветствия и с хорошо скрытым любопы'7 '». “«ром изучал меня. Я постарался скопировать его поиве- ' 

ственный жест. Рядом с ним стояла, повидимому, девушка в голубой тунике. Она также поздоровалась со мной. Затем пожилой человек указал мне на дверь в сосёд^ нюю комнату, куда я и прошел в сопровождении\Эа. Эта комната была также круглая, но меньшего размера. Здесь не было инструментов. Комната была.обставлена простой, но удобной мебелью и служила, очевидно, гостиной или столовой. У стены . стоял небольшой белый экран из какого-то металла, в. квадратный метр величиной, и около него черный лакированный ящик. Эа предложил мне сесть. На этот раз я охотно выпол¬нил его предложение. Я чувствовал себя несколько усталым. Этого мало. Мне хотелось есть. Как мне объяснить это?

Я просительно посмотрел на Эа, поднес руку к откры¬тому рту и стал жевать. Эа подошел ко мне и внима¬тельно посмотрел в рот. Он не понял меня и, очевидно, думал, что у меня что-нибудь болит. Я отрицательно замотал головой и начал выразительно жевать и глотать. .Удивительно непонятливый народ! Я изощрял все свои мимические способности, Эа с напряженным любопыт¬ством наблюдал за мною. Наконец он, повидимому, понял меня и, кивнув головой, вышел ив комнаты. Я вздохнул с облегчением. Но мне скоро пришлось разочароваться. Эа принес на золотом блюдечке облатку какого-то лекарства и маленькую ' рюмочку воды, чтобы запить это снадобье. Я сделал довольно энер¬гичный жест рукой, выражавший мою досаду, и резко отстранил его тарелочку. Эа не обиделся, а скорее опечалился. Потом он вдруг поднес свою руку с при¬крепленным к ладони телефоном и что-то сказал. Мгновенно свет погас.

„Рассердился!-— подумал я.

Вдруг экран загорелся белым светом; на. нем й уви¬дел. угол комнаты, и сидящего в кресле Эль. Изобра¬жение .было^тдк живо,,что мне казалось, будто я вижу историка сквозь,открывшееся окно в соседней комнате,

, Эль ,поднялся* подошел1 к самому- экрану и, с улыбкой ^ глядя; на ..меня, спросил:

у вас случилось? Вы голодны? Почему вы ; отказались от таблетки? Ее нужно проглотить, и вы I утолите голод. Мы не жуем, только глотаем. Вот | почему Эа и не поняла вашей мимики.

| — Но я... не. привык к такой пище, — смущенно

I ответил *я,- удивляясь, почему Эль сказал про юношу: | „Эа не поняла». . .

; — Завтра мы вам приготовим что-нибудь получше

' по вашему московскому вкусу, —опять улыбнулся | Эль, —а сегодня уж поужинайте таблеткой. Я буду г в десять, — напомнил он.

I Я, улыбаясь, кивнул головой Эа, взял таблетку, ; проглотил и запил водой. Таблетка была ароматичная .1 и оставила приятный вкус во рту. Не прошло минуты, .как я почувствовал сытость и жестом поблагодарил |Эа. Он улыбнулся с довольной улыбкой. Он или она? |Этот вопрос интересовал меня. Все эти новые „мо- 1сквичи“ так мало отличаются друг от друга и по сло¬жению, и по костйму, что трудно различить пол. Как бы Я мне спросить Эа? Если они говорят на эсперанто, то... ) надо вспомнить. В эсперанто много латинских корней. ‘Мужчина, муж по латыни УН* (вир). Попробуем.

— Ви виро? (вы.мужчина?)

^ Эа рассмеялась, отрицательно качнула головой и ^шаловливо выбежала из комнаты. Кто бы мог думать! ; Совсем мальчишка!

1 Экран погас, свет в комнате вспыхнул.

'V мшнок раскрылся, и п метнулся за борт воздушной зМощядки./...^,

Поужинав таблеткой, я вышел на площадку. На ней никого не было. Уже наступила ночь. Было прохладно. По темно-синему небу разливались шесть перекрещи¬вающихся огромных светлых полос, которые скрыва¬лись за горизонтом. Точно легкая золотая куполо¬образная арка покрывала землю. Это было изумительно красивое зрелище. Только гигантские, сверхмощные' прожекторы могли создать эти огненные реки. Когда глаз несколько привык к свету, я увидел, что по зо¬лотым рекам плывут золотые корабли, — длинные, си¬гарообразные воздушные суда, снующие, как челноки, с изумительной быстротой.

Налюбовавшись этим зрелищем, я обратил внимание на какой-то предмет, напоминавший большой шелко¬вый мешок. Этот мешок был укреплен на довольно высоком шесте, и от него спускалась на площадку ве¬ревка. Несколько таких мешков висело и в других ме¬стах у края площадки. Из любопытства я дернул веревку. Вдруг, прежде, чем я успел выпустить ее из рук, меня потянуло вверх. Мешок поднялся, с шумом раскрылся в огромный парашют и метнулся за борт воздушной площадки. Я похолодел от ужаса. К счастью, я заметил рядом нечто в роде трапеции. Я 'уселся на нее и полетел в бездну.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

САМАЯ КОРОТКАЯ НОЧЬ ,

З

ТО была самая короткая ночь в моей жизни, — ■ так быстро пролетела она, наполненная самыми необычайными впечатлениями.

Неожиданно сорвавшись на парашюте с площадки: воздушной обсерватории, я скоро привык к своему поло-, жению летчика по-невбле и с интересом смотрел вниз.

По мере того, как я опускался, быстро теплело. Легкий ветер относил меня в сторону, — по направле-нию к Кремлю. Недалеко от него я увидал рощу кипа-рисов, среди' которой стоял прекрасный мраморный фонтан, освещенный взошедшей луной. Эти кипа-рисы, росшие на открытом воздухе, рядом с Кремлев-скими стенами, поразили меня. Но я тотчас забыл о них, привлеченный новым зрелищем. Парашют перенес меня через кремлевскую стену, со стороны Боровицких ворот, и я опустился... на площади, покрытой снегом. Не веря своим глазам, я взял снег рукою. Это был настоящий холодный снег, но он не таял ни от окружавшего теплого воздуха, ни даже от моей горячей руки. Что за невероятные вещи творятся здесь?!

Я посмотрел вокруг. Стояла необычайная тишина. Луна золотила купола церквей и зажигала синие искры бриллиантов на запорошенных снегом крышах древних теремов. В одном из них, в маленьком окошке, со слю¬дой вместо стекол, светился желтоватый огонек. Но на улицах никого не было видно. У Красного Крыльца стояли два бородатых стремянных • в теплых кафтанах, отороченных мехом, и в меховых остроконечных шап-ках. Опираясь о бердыши *, они дремали. Стараясь не разбудить их, чтобы вторично не подвергнуться аресту, я осторожно обошел их по скрипевшему снегу и побрел к центру Кремля, пытаясь разрешить загадку: в каком же веке я живу? Мои размышления были неожиданно

1 Стрельцы (стремянные), составляишне стражу царя.

— Бердыши топорики на длинных, ровных топорищах (древках).

прерваны Элем, который буквально свалился с неба,— так быстро он опустился на своих крылышках.

— Вы наделали мне очень много хлопот, — сказал он, с укоризной глядя на меня. — Вы хотели бежать?

Я смутился и стал уверять, что все вышло случайно, из-за моего неосторожного любопытства.

Вслед за Элем спустилась на двухместной авиэтке Эа.

— Ну, хорошо, — поспешно ответил Эль. — Садитесь скорее, летим. По крайней мере, вы побывали в нашем музее.

— Так это был музей!

Я не успел притти в себя, как уже вновь был вод-ворен в небольшую круглую комнату моей воздушной тюрьмы.

Эль, Эа и я уселись в плетеные кресла у круглого стола, Эль .хмурился и как-будто ожидал чего-то. По-слышался очень мелодичный музыкальный аккорд, как- будто искусные, легкие пальцы пробежали по струнам арфы. Аккорд, прозвучал и замер.

— Десять часов. Полночь. Это пробили радио часы, — сказал Эль, обращаясь ко мне. Приложив рук> ко рту, он задал кому-то вопрос на своем лаконическом языке. Потом кивнул головою—очевидно на полученный ответ.

„Как же он слышит?* -г подумал я, глядя на Эля.

Я заметил в его ухе, несколько ниже слухового отверстия, небольшой черный предмет, величиной с го¬рошину. Это и был, очевидно, слуховой аппарат.

Необычайное молчание и озабоченность моих спут¬ников привели меня в нервное состояние. Я вынул ко¬робку папирос и закурил. Эль покосился на дым и отвернулся. Эа сидела ближе ко мне. Вдруг она сильно закашляла, побледнела и откинулась на спинку кресла. Потом быстро встала н, шатаясь, вышла из комнаты.

— Перестаньте курить, — сказал Эль и, подойдя, к стене, повернул какой-то рычажок. Воздух момен-тально освежился. Я погасил папироску и бережно уло¬жил ее в коробку.

Дверь открылась, и в нее вошла девушка, Ли, ассистент астронома Туна. Она подала Элю портрет и, что-то сказав, вышла. Эль кивнул головой и начал гля¬деть попеременно на принесенный портрет и на меня.

„Сличает! подумал я. — Из уголовного розыска, вероятно, прислали. Недостает, чтобы я, оказался по-хожим на какого-нибудь преступника!4

Но слова Эля успокоили меня.

— Да ничего похожего, — сказал он, передавая мне карточку.

— Только-что получена по радио из Америки.

Меня поразила художественность выполнения. Луч¬ший фотограф Москвы позавидовал бы такой работе. Но сам портрет заставил меня улыбнуться. На нем был изображен человек, костюм которого напоминал вязаную детскую „комбинацию* из шерсти. Сходство дополнял вязаный из такой же материи колпачок. Шея неизвестного была завернута шарфом до самого под¬бородка. Довольно большая голова без бороды и усов и даже бровей напоминала ребенка со старческим вы¬ражением лица. Только в несколько прищуренных гла¬зах светился недетский ум и хищность зверька.

_ — Что все это значит?*—спросил я Эля, окончив осмотр портрета.

— Так выглядят американцы, — сказал Эль и взял портрет.—А дело вот в чем..Мы получили сведения, что к нам послан шпион. В этот самый момент появи-лись вы...: '

— И вы решили?..

Эль пожал плечами.

— Вполне понятная предосторожность. Наступают тревожные времена. Вероятно, вновь придется создать Военно-Революционный Совет. — Вам знакомо это слово?

— Разумеется. А у вас нет его?

— Уже много лет в нем не было надобности.

— А теперь?

— Теперь он вновь стал нужен. Повидимому, вы действительно человек из далекого прошлого. Мы, ученые, со временем разъясним эту загадку. А пока я могу дать вам некоторые пояснения.

— Признаюсь, я многого не понимаю и очень хочу услышать ваши пояснения, но нельзя ли отложить их до завтра? Я смертельно устал и... сон одолевает меня...

Я зевнул во весь рот. Эль с любопытством посмотрел на меня.

— Неужели у вас всегда так страшно раскрывали рот, когда хотелось спать? Это называлось, кажется, зе... зе...

— Зевать.

— Да, да, зевать, Я читал об этом.

Эль вынул из кармана изящную коробочку из лило-вого металла, раскрыл ее и протянул мне.

Проглотите одну из этих пилюль, и ваш сон и уста- юсть исчезнут.

Заметив мое колебание, он поспешно сказал:

— Не бойтесь, это не наркотик, который искус-ственно поднимает нервы, в роде ваших ужасных па-пирос. Это —пилюли, нейтрализующие продукты уста-лости. Они безвредны и производят то же действие, что и нормальный сон.

Я проглотил ' пилюлю и вдруг почувствовал себя свежим, как после хорошего, крепкого сна.

— Ну, вот видите. Зачем терять непроизводительно треть жизни на сон, если это время можно провести более продуктивно! Теперь вы расположены слушать меня?

— Горю нетерпением...

— Так слушайте же.

И, усевшись удобнее в кресло, Эль начал свой рас¬сказ:

— Много лет тому назад революционные потрясе-ния прокатились по всей Европе и Азии. Я не буду перечислять вам этап этой ужасной, но вместе с.тем и великой эпохи. Американские капиталисты послали свой флот в помощь европейским „братьям» по классу, но флот был разбит красными английскими, немецкими, французскими и русскими моряками. Тогда испуганные американцы поспешили убраться, предоставив события в Европе, собственному течению и не теряя надежды нажиться!, на гибели экономической мощи своих за¬атлантических соседей. Однако эти надежды не оправ¬дались. Революция победила. В самой Америке нача¬лись рабочие волнения. Американские рабочие просили помощи. И мы, конечно, не отказали им в этой помоши.;. г*'г

Эль печально-опустил голову и замолчал. Я с не-терпением ожидал продолжения рассказа.

— Но наша помощь не принесла пользы. Амери-канская техника в это время вполне овладела новым, ужаснейшим орудием истребления — лучами смерти.

— Отправленный нами соединенный флот так и не увидел вра^а: он был испепелен в открытом море не-видимым противником. Никто не вернулся из этой экспедиции, кроме одной подводной лодки, которая случайно избегла действия лучей, может быть, потому,

.V Я7:

что плыла слишком, глубоко. Матросы этой^ лодки рас¬сказывали ужарные подробности. Из своих окоп, ко¬торыми снабжены наши „подлодки*, осветив прожекто¬ром мрак глубин океана, моряки видели падающий дождь из обломков кораблей, целые тучи рыб без го¬ловы или с наполовину сожженным туловищем, слу¬чайно уцелевшие части человеческого тела. Все обита¬тели моря, попадавшие в смертоносную зону, испепе¬лялись. Вода в океане бурлила и, вероятно,на поверх¬ности вся превращалась в пар. Даже на той глубине, на которой находилась подводная лодка, вода нагре-лась так, что моряки едва не погибли. Но действие дьявольских лучей, очевидно, не только тепловое. Они разрушают ткани живого организма ультра-короткими электроколебаниями.

— Это имеет связь с радио-волнами?

— Увы, это все то же радио, но примененное для целей разрушения.

— И чем же все это кончилось? *

— Это было только начало. Мы попытались приме¬нить воздушный флот. В то время и у нас техника уже была высоко развита. У нас имелись воздушные суда, действовавшие по принципу полета ракет. Эти суда могли подниматься выше слоя воздушной атмо¬сферы, то есть свыше двух тысяч метров. Мы надея¬лись напасть на врага врасплох „с неба*,, Но враг был хорошо подготовлен. Очевидно, по всем границам Аме¬рики от земли вверх были направлены те же невиди¬мые, но смертоносные лучи. Едва наши воздушные суда, сделанные из особого металла, вошли в эту за¬весу, как были превращены даже не в пепел-, а в пар...

А десять часов спустя страшное бедствие пронес¬лось по всем странам Европы и Азии. Через сороковой

меридиан северной широты —по Испании, Италии, Балканам, Малой Азии, Туркестану,'Китаю и острову: Ниппон в Японии, без единого звука пронесся смерто¬носный луч, испепеляющий на своем пути в полосе ста километров шириной все: дома, людей, животных, нивы, хлопковые поля, леса...

— Да вот, посмотрите, —сказал Эль* Он подошел к распределительной доске и нажал несколько, кнопок с цифрами, потом повернул рычаг. Свет .погас, и экран ожил. Я ожидал видеть кино-фильму, но то, что я уви¬дел, превзошло все мои ожидания. Это были не «дви¬жущиеся картинки»,— это была сама жизнь. Иллюзия была полная.

Вот улица какого-то города...

— Испания, — тихо сказал Эль.

...Все дома, вдоль улицы, наискось, были как-будто срезаны каким-то невидимым ножом, открывая внутрен- ^ ние комнаты. Там, где прошел ужасный луч, остались ^лишь груды развалин, кучи пепла и мусора. Кое-где валялись части человеческих тел. Все, попавшие в дей- I ствие луча испепелялись. Местами догорали пожары.

, Я слышал треск пламени, грохот падения стен. Уце¬левшие, обезумевшие люди ходили среди этих разва-- лин, тщетно пытаясь разыскать своих родных. Они ры¬дали, кричали, посылали кому-то проклятия... Вот пробежала, с растрепанными волосами и безумными глазами женщина.

— Аугусто, Аугусто! — кричала она. И вдруг, повер¬нувшись прямо ко мне лицом, истерически захохотала...

Я слышал ее смех, слышал вопли людей. Зрелище было потрясающее. Невольно я отвернулся.

— Снято несколько часов спустя после катастрофы, — взволнованно проговорил Эль.

Он повернул рычаги, и на экране появилась новая картина. •'

— Все, что осталось от итальянского городка Мара-

тео у залива Поликастра, — сказал Эль. ^

Несколько пальм у груды развалин, двое чернома¬зых, кудрявых детей и старуха в лохмотьях. У одного ребенка были отожженьь.ноги по колена. Он лежал без сознания. Мальчик постарше смотрел на него с молча¬ливым ужасом, а старуха, склонившись над ребенком, раскачивала седой, взлохмаченной головой и выла про¬тяжно, надрывно, как воют собаки... Рядом с оскален¬ными зубами и большими остеклевшими глазами ле¬жала ослиная голова —одна голова... Листья пальм шумели,' шуршали гальки под набегающими волнами, как унылый аккомпанимент к однообразному, хватаю¬щему за душу вою старухи... Это было слишком....

— Я не могу больше, —тихо сказал я, — довольно!

Эль вздохнул, повернул рычаг. Экран погас, и в ком¬нате загорелся свет. ■

Подавленные виденными картинами, мы сидели молча.

— Я видал не раз эти картины,—сказал наконец Эль, — но и до сих пор я не могу их смотреть без глу¬бокого волнения...

— Да, это ужасно, — ответил я.

— Когда наша молодежь видит эти картины, она зажигается такой ненавистью и» такой жаждой борьбы, что ее трудно удержать от опрометчивых поступков и бесцельных жертв. Мы не часто показываем эти кар¬тины.

— Скажите мне, это кино? —спросил я, когда вол¬нение немного улеглось.

— Комбинация звучащего кино и передачи движу¬щихся изображений и звуков по радио. У нас есть

^«тральный киноархив, действующий, автоматически» Я ставлю на этой доске номер, нужная мне кино¬фильма автоматически подается в кино-аппарат, он на¬чинает работать на экране, установленном в киноархиве. При помощи радио изображение и звуки передаются в любое место.

— Поразительно! И что же было дальше?

— Что могло быть после всего, что вы сами видели? Дальнейшее упорство с нашей стороны могло погубить всю Европу и Азию. Мы вынуждены были прекратить борьбу, пока не создадим равного оружия.. И наши инженеры не мало поработали над изобретением такого оружия. В этом отношении мы многим обязаны Ли. Это гениальный юноша.

— Ли? Ассистент астронома Туна? В голубой тунике? Разве он... не девушка?

Эль улыбнулся. , •

Нет. Это юноша, вернее, молодой человек. Мы не скоро старимся. Сколько, вы думаете, может быть лет мне?,

— Тридцать пять, самое большее сорок, — сказали.

—■ Восемьдесят шесть,—улыбаясь ответил Эль,—

Ли —тридцать два, а Эа—-двадцать пять.

Я был поражен.

— И что же изобрел Ли?

— Он изобрел средство заграждения от дьяволь¬ских лучей. Они больше не страшны нам. Он нашел секрет и производства самих дьявольских лучей. Мы сравнялись силами.

— И теперь можете начать борьбу?

— Не совсем. Их лучи не пробивают нашей неви¬димой брони, а наши — их. Мы стали взаимно неуяз¬вимы друг для друга, но и только. И все же борьба;

продолжается- Не'так. давно каким-то чудом пробрался к нам нз Америки еще. один беглец—негр. Он рабо¬тал на береговых, заграждениях, на восточном берегу Северной Америки. Произошла порча аппарата, излу¬чающего заградительные лучи. Воспользовавшись этим» негр бросился в океан, долго плыл, пока его не по¬добрала Какая-то рыбацкая лодка, и наконец достиг наших берегов- Он сказал, что, несмотря на все жесто¬кости, на неслыханное подавление рабочих, в Америке идет подпольная революционная работа. Революционеры проникли даже а береговую охрану. Нам удалось завя ; зать с ними сношения. Мы узнали, что Америка, ои,> саясь нашей помощи их революционерам, замыщля.ет истребить нас. Убедившись, что.их лучи безвредны для нас, американские капиталисты решили отправить к нам шпионов, перебросив их неизвестным нам способом через наши воздушные заграждения, узнать наши воен¬ные, силы и средства, а затем переправить сюда тем же путем своих агентов с истребительными лучами, чтобы уничтожить на месте „очаг революции*.

— Европа и Азия — хороший „очаг*!

— Да, уничтожить большую половину мира. Перед этим они не остановятся! Но мы тоже не сидим сложа руки. Ли близок к разрешению задачи — найти орудие, пробивающее все заградительные средства американцев.

— Но ведь Ли астроном?

— Астроном, инженер, художник, шахматист. — все что хотите. И во всех областях он — первоклассная ве¬личина. Дни он отдает своим инженерным занятиям, а ночами работает с Туном.

— И не устает? • ;

— Ли—по крайней мере» наша молодежь-—не знает! усталости. Ведь вам не хочется спать?

• — Я чувствую себя прекрасно.

*• ~ Ну, вот видите. Так вот, мы получили сведение,; Что один из шпионов послан к нам. В это самое время появились вы. Теперь вы поймете нашу предосторож- ность в отношении вас?

— Разве я похож на американского шпиона?—полу¬возмущенно, полунедоумевающе спросил я.

Эль пожал плечами.

— Изобретательность врага беспредельна. Плохой тот шпион, при взгляде на которого каждый ребенок скажет: „это шпион*. Вы не обижайтесь. Я верю вам. Но все же некоторое время мы еще должны будем Сняться вашей личностью. Положение слишком серьезно. Не беспокойтесь, вы будете пользоваться свободой.

— Оставаясь в то же время под надзором?

— Просто при вас будет чичероне*, иначе вам не¬кого будет забрасывать вопросами. Иногда и я буду сопровождать вас, если вы ничего не имеете против. Кстати, сегодня я смогу побывать с вами в „стране воспоминаний*.

— Охотно, — ответил я, уже не решаясь надоедать ему новым вопросом: что это за „страна воспоми¬наний*.

— Вы должны изучить наш язык, вы видите, на-сколько я доверяю вам. Изучайте же скорее.

— С большим удовольствием, хотя, признаюсь, я не имею особых лингвистических способностей.

— У вас это не займет много времени. Вот, смо-трите,—Эль опять включил экран. На нем начали появляться изображения предметов и одновременно* звучало их название, а над изображением появлялась

1 Чичероне — проводник.

*» а

Надпись. На экране в продолжение минуты ЬрокелУс* нуло по крайней мере полсотни предметов — слов.

—• А ну-ка повторите их.

К моему изумлению, я повторил их без всякого труда.

— Поверьте, что вы больше не забудете их. К утру вы прекрасно овладеете языком.

— Я не узнаю своей памяти! — воскликнул я.

— У нас есть маленький секрет, который помогает памяти. Вы не просто видите предметы и их словес-ное изображение и слышите произношение. Все эти зрительные и слуховые явления сопровождаются излу¬чением особых радио-волн.

Опять радио!

— Не даром же наш город называется „Радиопо-лис». Вы еще не раз услышите о радио. Так вот, эти радио-волны усиливают мозговое восприятие, глубоко запечатлевают в .мозгу зрительные и слуховые впечат¬ления— словом, ускоряют процесс запоминания. Только таким путем наше подрастающее поколение и имеет возможность вбирать в себя огромное количество со¬временных знаний и быть глубоко просвещенным в са¬мых различных областях.

— Но отвлеченные понятия?..

— Вы их увидите образно и усвоите так же'легко, как самые простые вещи.

Дверь открылась, и в комнату вошли Ли и Эа, Я

с новым любопытством посмотрел на Ли. Инженер, астроном! Прямо невероятно. У нас в Москве так выглядят девушки из балетной студии.

На этот раз лицо астронома было озабочено. Ли тихо шепнул Элю несколько слов.

Обратившись ко мне, Эль сказал:

— бажяые новости: мы, кажется, напали на след нашего американца, Мы должны оставить вас. Займи* тесь пока изучением языка. Через два—три часа я зайду за вами,

И эти удивительные люди быстро удалились.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В СТРАНЕ ВОСПОМИНАНИЙ ' .

Б

ЫЛО раннее утро, когда я вышел на площадку обсерватории. Наше воздушное жилище сияло в лучах восходящего солнца, как болид, а внизу Радио¬полис еще тонул в синеватой предутренней мгле.

— Доброе утро! Как вы себя чувствуете?—услы-шал я около себя голос Эа. Она говорила на своем языке, но теперь я овладел им в совершенстве. Это не был эсперанто, как думал я вначале, хотя эсперанто и был положен в основу нового международного языка, еще более простого и звучного,

— Благодарю вас, прекрасно, — ответил я де-вушке,— Эль обещал сопровождать меня сегодня.

— Вот он летит, ~ ответила она, глядя в раскрыв-шуюся под нами бездну. Я еще ничего не видел.

— Скажите, как держится в воздухе это воздушное сооружение?—спросил я.

— Пропеллеры, помещенные под площадкой, дер¬жат его, а жироскопы придают полную горизонтальную устойчивость. Вполне капитальное сооружение. На всякий случай мы все же держим здесь несколько парашютов;

— На одном из которых я и совершил свое неволь¬ное путешествие?

— И очень счастливо для первого раза, — улыбаясь, ответила Эа.

— Но ведь, чтобы приводить в движение пропел-леры, нужны сильные моторы и для них целые склады горючего?..

— У нас энергия для всех двигателей передается по радио, — ответила Эа.

— Опять радио!

Внизу послышался легкий шум и голос Эля:

Доброе утро! Надевайте скорее крылья, летим в страну воспоминаний.

Я надел принесенные мне Эа крылья. Эль осмотрел широкие ремни, крестообразно стянутые на моей груди, и сделал указания, как управлять этим необычно про¬стым по конструкции летательным аппаратом.

— Попробуйте подняться и опуститься на пло-щадке, — сказал он.

Не без волнения повернул я рычажок у моего бедра. Суставчатые крылышки, как у летучей мыши, затрепе¬тали у меня за спиной, и я почувствовал, что почва уходит из-под ног. Инстинктивно я расставил руки и ноги, как бы готовясь упасть на четвереньки. Вид мой, вероятно, был очень смешон, я слышал заглушен¬ный смех Эа,

— Держитесь прямей! —командовал Эль.— Правый рычаг. Поворот. Больше. Так. Отдача. Левый рычаг назад.

Я плавно опустился.

— Хорошо. Можем лететь.

Я и Эль подошли к краю площадки, вспрыгнули на ограду и... бросились вниз. Это было мое третье воз-душное путешествие в Радиополисе, которое оставило во мне самое сильное впечатление. Мне приходилось

когда-то летать на аэропланах. Но разве можно срав^ нить ту громоздкую, грохочущую машину моего вре¬мени с этими крыльями, которых почти не ощущаешь! Впервые я почувствовал себя летающим чело¬веком, легким и свободным, как птица.

Несколько секунд полета — и мы оставили освещен¬ное солнцем пространство, погрузившись в синие су¬мерки.

Эль летел рядом, несколько впереди, направляя свой полет к Кремлю.

Скоро лод нами показался уже знакомый мне фон¬тан в кипарисовой роще.

Наши крылья так незначительно шумели, что мы могли свободно разговаривать.

— Эти' кипарисы,—я указал на рощу,—выставлены на лето из оранжереи?

— Нет, они свободно растут здесь. Мы изменили климат. Чему же вы удивляетесь? Мы могли Достигнуть этого разными способами, но для этого оказалось до¬статочно и одной лучистой энергии солнца. Вы знаете, что на пространстве в один квадратный километр эта энергия, использованная только на десять процентов, сможет произвести работу, равную семидесяти пяти тысячам миллионов лошадиных сил. Мы же получаем в одном Туркестане тысячи миллионов лошадиных сил этой энергии: вполне достаточное количество, чтобы не только „согреваться», но и приводить в действие все наши машины.

Башни Кремля промелькнули под нами. Мы опусти¬лись на тихую снежную площадь и сложили крылья.

Здесь было раннее зимнее утро.

Мы реставрировали прошлое век за веком. Вся старая Москва—ваша Москва—превращена в музей,—

сказал Эль. — Перелетая из квартала в квартал, вы будете как бы перелетать из века в век. Перед вами пройдет все характерное для данного времени, от архитектуры до мелочей быта.

Эль был прав, мы действительно перелетали из „века в век“.

— Зайдем в один из комиссариатов. Не все же вам спрашивать у меня, я тоже хочу кое о чем спросить у вас, как у современника этой эпохи, пополнить свои исторические знания,—сказал он, улыбаясь. — Вы где служили?

Я ответил...

Мы вошли в знакомое здание. Меня невольно охва¬тило волнение. Все осталось попрежнему. Не чудо ли? Даже мой письменный стол, и на нем папки дел,— все, как я оставил их вчера, если только это было вчера.

— Не будете ли вы любезны объяснить мне, чем вы занимались, в чем заключалась ваша работа?

Я был польщен. Наконец-то и я смогу дать объяс-нение этому человеку неограниченных знаний. Я охотно раскрыл свои папки и начал объяснять, в чем заклю¬чалась моя работа. Эль слушал внимательно. Иногда мне казалось, что он хочет поправить меня, но, оче¬видно, я ошибался: он только не совсем понимал меня и просил пояснений.

— Достаточно, — наконец сказал он. — Я оконча-тельно убедился, что вы, как это ни странно, чело¬век из прошлого. Никто лучше меня не знает прошлой истории. А вы проявили, — в своей области, конечно, -- такие знания, что всякая мысль о мистификации исклю¬чается.

Я не сразу понял его,

— Мысль о «нотификации?.. — И вдруг, поняв, я невольно покраснел от досады.

— Значит, все это было только испытание?

Эль дружески взял меня за руку. *

— Уверяю вас, последнее, — ответил он.—А теперь, чтобы сгладить неприятное впечатление, которое, я вижу, оставила моя хитрость поневоле, осмотрим бегло другие отделы нашего музея. Для нас они также только страна воспоминаний, а для вас — это страна неро¬жденного будущего.

И вдруг, без видимой связи, он сказал; — Да, да. Я очень рад. Только машина? Интересно посмотреть,— Вслед затем, обращаясь ко мне, он сказал:

— Ли сообщает, что он нашел разбитую летатель-ную машину, зарытую в песке недалеко от Красного моря.

— Но ведь оно находится за тысячи верст!

— Для нас почти не существует расстояния,—отве¬тил Эль. Вынув из кармана прибор, напоминавший цей- совский бинокль, он покрутил окуляры, глядя на деле¬ние с цифрами, и посмотрел, потом передал его мне.

Я увидел песчаный берег моря. Из груды песка виднелись части какого-то сломанного аппарата. Рядом стоял Ли и смотрел в такой же бинокль по направле¬нию ко мне. Очевидно, увидав меня, Ли улыбнулся и приветливо махнул рукой. Я ответил ему.

-~ Я уже не удивляюсь дальности расстояния ваших биноклей. Но как они могут видеть сквозь стены и только то, что нужно?

— Вы видите то, что нужно, при помощи точной наводки. А видеть сквозь преграду? Разве это уж так удивительно для вас, знакомых с лучами Рентгена?

—•Но они не совсем то,

— Новое всегда не совсем то,' что старое, тем оно и отличается от старого, — с улыбхой ответил Эль.

— Летим! — И мы полетели осматривать новую для меня Москву.

— Поднимемся выше. Вот этот участок—Москва второй половины двадцатого века. На ряду с амери-канскими многоэтажными небоскребами вы видите и те дома, которые стояли в ваше время. Здесь уже имеется целая сеть подземных железных дорог и начата по¬стройка воздушной. Москва к этому времени давно вышла из старых границ и широко разлилась во все стороны. В начале двадцать первого века мы строили небоскребы, но уже отделенные друг от друга большими незастроенными участками. Смотрите.

/ Странный вид представляла эта новая Москва. На ^огромном пространстве возвышались симметрично рас¬положенные, словно верстовые столбы, небоскребы в не¬сколько десятков этажей с плоскими крышами.

— Для посадки воздушных судов, — пояснил Эль.

— Нельзя сказать, чтобы этот город выглядел рчень красивым, — невольно сказал я, глядя на унылую пло¬щадь, утыканную домами-столбами.

— Зато он более гигиеничен, чем ваши скученные старые города. Когда мы начинали строить Москву небоскребов, у нас было много споров о том, строить ли эти .особняки* или приступить к постройкаV .городов-домов*, где многомиллионное население могло бы буквально жить под одной крышей. Спор начали наши врачи-гигиенисты, которые предостерегали от увлечения .урбанизмом*, предрекая физическое выро¬ждение населения в слишком искусственных условиях жизни этих городов — домов. Но мы еще не были настолько богаты/ чтобы покончить с городами. Эти особняки-небоскребы были компромиссом.

— Покончить с городами?

— Да, и мы покончили с ними. Ведь в конце кон-цов скученность населения вызывается не только не-достатком земельной площади, как было в Нью-Йорке двадцатого века, но и относительной дешевизной, .жилищной концентрации», а также несовершенствами способов сообщения.

— Радиополис — только старое название, оставшееся за районом. У нас нет больше городов. Если вы про¬летите от .Москвы» к .Ленинграду», вы найдете сплош-. ные сады, поля и раскиданные среди них белые домики, но городов ни там, ни в другом месте не найдете.

— Но ведь вы непроизводительно заняли огромную земельную площадь, которая могла бы пойти под посевы!

— Вы не представляете себе успехов нашей агри-культуры. На квадратном метре мы добываем продук-тов питания больше, чем вы добывали на своей де... десятине. Кстати, откуда произошло это слово? Корень, повидимому, .десять»?

— Не знаю, — смущенно ответил я.

Эль улыбнулся.

— Кроме того, мы изготовляем пищу химическим путем. У нас и сейчас парков и цветников больше, чем полей. Да, многое изменилось за эти годы. Мы не имеем городов, мы не имеем правительства, мы не имеем канцелярий. Необходимая в свое время кате-гория „совработников* давно вымерла, как вымерли лошади. Несколько лошадей, между прочим, вы еще- можете увидеть в нашем зоопарке, а совработникм остались только в виде музейных манекенов. . Он», впрочем, очень похожи на оригинал.

Для меня это была поистине ,^амая большая сен-сация за все время моего пребывания в Радиополисе. Нет канцелярий, нет совработников! Это уж слишком. Не шутит ли Эль? Как же можно обойтись без совра¬ботников?

— Но не сами же собой пишутся бумаги? — с на-смешкой, не лишенной горечи, сказал я.

— Друг мой, у нас совсем не „пишутся» бумаги. Я вижу, вы не можете сразу освоиться со всеми этими переменами.

Мы плавно опустились на зеленую лужайку. Среди этой лужайки, на песчаном круге, стоял сигарообраз¬ный серый предмет, напоминающий „цеппелин», но значительно меньших размеров.

Около „цеппелина» стояла Эа. Она еще издали мах¬нула рукой Элю и крикнула: **

— Скорее, надо спешить.

Я и Эль, не снимая крыльев, вошли в „цеппелин». Эа последовала за нами и плотно захлопнула толстую дверь. Вспыхнул яркий свет, осветив мягкие кресла, стол, экран в углу.

— Это наша „Пушка», самый скорострельный летательный аппарат.

Эа прошла вперед, за лакированную перегородку. Оттуда .послышалось гуденье, и я почувствовал, как поднялась передняя часть нашего воздушного судна.

— Летим, — сказал Эль.

— Почему здесь нет окон?

— Они не нужны: скорость и высота полета так велики, что вы все равно ничего не увидите.

Куда еще лечу я? Что ждет меня впереди?.,

НА БЕРЕГУ КРАСНОГО МОРЯ

М

Ы мчались на нашем воздушном снаряде, который был Одновременно и пушкой и ядром. За пере- городкой что-то тихо жужжало.

— Скажите, Эль, почему вы, Эа и Ли, занимаетесь розысками? Наводили „следствие» обо мне, теперь гоняетесь по свету за этим американским шпионом. Или вы совмещаете...

— Должность ученого с почетным званием сыщика?— спросил Эль. И, вздохнув, продолжал:

— Я вижу, что вам трудно привыкнуть к нашему общественному устройству. Я же говорил вам, что у нас нет милиции в обычном для вас смысле слова. Но, если хотите, у нас каждый гражданин—милиционер или следователь, если этого потребуют обстоятельства. Каждый, наш гражданин, без инструкций и кодексов, знает, как охранить интересы общества. И если случай именно его привел столкнуться с тем или иным фактом, угрожающим нашему порядку и спокойствию, этот гражданин и доводит дело до конца,

— Но у него есть и другие обязанности?

— Что же из этого? У следователя тоже не одно дело бывает на руках. Обязательный общественный труд занимает у нас около трех часов. Есть время заняться—хотя бы и поисками американского шпиона.

— Вы сказали, что обязательный труд у вас занимает около трех часов. Почему вы не указали точной нормы?

— По кодексу о труде? — с улыбкой спросил Эль.— ^ нас нет тс»чн<)й нормы, нет И самого кодекса. Если

4а

дело этого требует, работаем и больше трех часов. Но это бывает только в исключительных случаях:' какие-нибудь случайные аварии, стихийные бедствия. Обычный же наш труд „у станка» не превышает трех часов.

— А остальное время?

-- Каждый занимается тем, чем он желает. Главное и почти исключительное наше занятие — мы учимся, учимся и учимся. Непрерывно пополняем свои знания, изобретаем.

— Ну, а если кто не хочет работать даже три часа в сутки? Какие принудительные меры вы принимаете против лентяев?

Эль посмотрел на меня с крайним изумлением.

— Простите, но на этот р^з я отказываюсь пони¬

мать вас, — сказал он. — Разве нужно заставлять рыбу; плавать, а птицу летать? Ведь это их жизненная функ¬ция. Такой же жизненной функцией, непреодолимой: потребностью является для нас труд. ”

— Но труд может быть неприятен, например, тя-*

желый физический труд. |Г.-;

-- Физический труд выполняют наши рабы.

Я даже привскочил на кресле. ^

— Рабы? У вас есть рабство? . *■

— Ну, да, что же вас так удивляет? Порабощенные

силы природы, машины —- вот наши рабы. А все мы», «свободные граждане», работаем не только из сознания общественной, пользы,— это азбука, о которой мы уже забыли, — но и потому, что труд давно сделался для нас второй Натурой. :

— Что это? Свет погас?!

— Не беспокойтесь, я хочу посмотреть на карту,-и сказал Эль.

и

Перед ним вспёхйул бледным светом квадрат, на котором обрисовались очертания какого-то моря.

— Эта карта движется?

— Да, она движется, потому что мы летим. Наша карта — сама земля. Вот очертания... как это вы назы-вали?.. Азовского моря, вот Черное. Мы пролетаем его.

— Уже! Так скоро...

— Турция. Скоро мы увидим Красное море.

— Но как же можете вы обходиться совсем без карты?

— Эа направляет наш воздушный корабль по радио¬компасу. Ли посылает радиоволну, а мы летим в этом направлении, как бабочки на огонек. Ошибки быть не может. Впрочем, мы можем, если нужно, справиться по карте и магнитному компасу...

И, нагнувшись над картой, Эль сказал:

— Двадцатый градус северной широты и сороко-вой — восточной долготы. Мы в окрестностях Мекки, Скоро будем на месте.

Еще несколько минут полета, и мы плавно опусти-лись.

: Вышла Эа, открыла дверь нашего снаряда, и мы

“вышли.

Ли приветствовал нас.

— Вот, полюбуйтесь, — сказал он, указывая на обломки.

На самом берегу моря в буром песке лежали эти обломки воздушного корабля, обугленные и настолько искалеченные, что нельзя было определить его кон¬струкцию. Нос корабля, вероятно, не меньше чем на три метра зарылся в песок, образовав в нем широкую воронку.

— Сами посудите: можно Ли было спастись при такой катастрофе? Американский шпион погиб, на этот раз мы можем быть спокойны и не продолжать наших поисков, — сказал Ли.

— Да, конечно, — ответил Эль и, взобравшись на воронку, начал обходить ее, внимательно осматривая. Потом он вдруг сел на песок, вздохнул и поправил на голове белый шлем.

— Ли, вы делали себе глазную операцию?

Ли почему-то смутился.

Эль,укоризненно покачал головой.

— Хорошие глаза, Ли, нужны не только, вам лично. Наш Союз трудящихся должен иметь зоркие глаза. Почему вы не сделали операции?

Обратившись ко мне, Эль продолжал.

— Мы, люди „будущего», стоим неизмеримо выше

наших предков в умственном отношении. Но физическая природа наша, увы, кое-что'потерял# в новых условиях культуры. Мы все более теряем волоса Эа, «сними твой .головной убор... ,

( Эа, улыбаясь, сняла колпачок и без смущения пока- ■! зала свою голову, на которой н<е было ни единого волоса.

— Вот видите, —продолжал Эль. — Представление о красоте изменилось. Мы находим прекрасной безво-

, лосую голову женщины и пришли бы в ужас от воло- ’ сатого чудовища, похожего своей гривой на животного. Вы уж не обижайтесь,—прищурился! он, глядя на меня. Вам тоже лучше снять волосы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Мы займемся потом вашим туалетом. Так вот, волосы... Потом зубы. Вы уже знаете, что мы не едим твердой пищи. Нам не нужны зубы. Естественно, что они без работы становятся все более

! 1редп.тление о красоте изменилось.

слабыми. Через несколько поколений люди станут Совершенно беззубыми, и нижняя челюсть превратится в маленький придаток.

— И это тоже будет красиво?

— Для своего времени, конечно.

— Представляю, — сказал я, улыбаясь, — что какой- нибудь Пракситель, гениальный скульптор будущего, высечет из мрамора статую идеала женской красоты...

— Она будет иметь огромную голову без волос, | маленький подбородок, рот без зубов, почти мужское {телосложение, очень тонкие ноги и руки, пальцы без

ногтей.

— Какое безобразие!—невольно воскликнул я.

— Если бы горилла мог говорить, то при взгляде на статую Венеры Медицейской он, вероятно, также воскликнул бы: «какое безобразие!» и перевел бы влюбленный и восхищенный взгляд на свою четверо-рукую, мордастую, косматую спутницу жизни, — отве-тил Эль. — Все условно в этом мирр, мой друг. Изме- няются звезды на небе, изменяются земли, изменяется человек, изменяются и его понятия о прекрасном. Мы теряем то, что нам перестает быть нужным. Мы хуже слышим чем вы, а вы — гораздо хуже, чем наши предки каменного века и это понятно: нас уже не подстере¬гает хищник за каждым кустом.

— К сожалению, в мире остались еще двуногие

хищники,—задумчиво сказала Эа,—они страшнее четве* роногих. И, быть может, вот это... — Эа показала на обломки машины. «, ■ «V

— Да, вот это, — перебил ее Эль. Я спросил у Ли, сделал ли он глазную операцию. Мы все близоруки. Дальнозоркость не нужна была человеку города. Его взгляд вечно упирается в стены. Мы живем свободнее.

\

Наши горизонты шире. Мы стали существами летучими. Зоркое зрение нам опять сделалось нужным. А в при¬роде так: если орган нужен, если он начинает уси¬ленно работать, он и развивается усиленно. И я думаю, наши потомки, которые, быть может, в воздухе будут жить больше, чем на земле, вновь приобретут зоркость орла. Но мы унаследовали от вас, — людей с ограни¬ченным кругозором города, — близорукость. И боремся с ней. Ваши очки не удовлетворяют нас. С ними много хлопот, они могут разбиться. И мы просто оперируем глаза, вправляя себе новый хрусталик. Вот Ли почему- то не хочет делать операцию, хотя она безболезненна и занимает всего несколько минут.

— Завтра же сделаю, хотя бы только для того, чтобы доставить вам удовольствие.

— Благодарю вас, Ли, — ответил Эль. — Сделайте

и для того, и для другого. Подойди сюда, Эа, что ты видишь? Р

Девушка взошла на насыпь вокруг упавшего сна¬ряда и посмотрела вокруг. Она задумалась, очевидно, что-то ища, что привлекло внимание Элй.

— Я вижу, что от центра воронки к краю и дальше идут углубления, которые... гм... пожалуй, можно при¬нять за следы.

— Следы? — спросил Ли.— Неужели?

— Ходил ли здесь кто-нибудь? — спросил Эль.

— Нет, место совершенно пустынное. На насыпь никто не поднимался.

— А вы?

— Я всходил только вот с этой стороны.

Эль прошел по песку.

— Вот видите, — сказал он, — песок очень зыбкий, осыпается и не дает отчетливых следов. Если же

, ‘Г.:' «12-4 *»

Ч

еще помешать песок вот так концом ноги, то получатся совершенно такие же впадины.

— Что же вы предполагаете?—спросил смущенно Ли.

— Я предполагаю, мой милый, но близорукий друг,— ответил Эль, —что наш американский шпион здрав* ствует.

— Но не мог же он уцелеть в этой катастрофе! Или американские кости прочнее дюралюминия, а тело и в огне не горит?—уже несколько обидчиво сказал Ли:

— А кто вам сказал, что здесь произошла ката¬строфа? — возразил Эль. — Все могло произойти очень просто. Мистер шпион благополучно опустился на своем аппарате, вылез, потом взорвал его.

— Но как же он тогда вернется в Америку?

— Он или они могли прилететь на двух воздушных судах и пожертвовать одним, чтобы „замести следы».

— А другой корабль?

— Другой может быть в другом месте. Однако продолжим наш осмотр.

Мы пошли по следам, Внимательно осматривая их. Следы шли в сторону, по песчаной равнине, и в не-скольких метрах пропадали. На этом месте в песке было небольшое углубление,

— Провалился сквозь землю?—улыбаясь спросил я.

— Наоборот, поднялся от земли на крыльях. Поло-жение осложняется! Местные жители лучше нас знают окрестности. Надо предупредить их, — сказали Эль.

— У меня в Мекке есть приятель шахматист, вызвать его? — предложил Ли.

— Отлично, — ответил Эль.

Сложенные крылья были у нас за спиной. Мы повернули рычаг у пояса, крылья затрепетали, и земля начала уходить из-под наших ног, '

•<! 4

—Я же, в своем тяжелом костюме от „Москвошвея», с очками на/;.;. «

и крыльями за спиной, вероятно, имел очень комичный в1’ * 

— Здесь когда-то была бесплодная долина, — ука-зывал Эль вниз на расстилавшиеся сплошные сады, перерезанные прямыми серебряными линиями каналов. Среди садов виднелись белые крыши домов, стоявших далеко друг от друга.

— Если вы ожидаете увидеть арабский город, с его базарами, лавками, кофейнями, верблюдами и грязью, вы будете разочарованы. Города давно нет, Я уже говорил вам, что у нас нет городов.

—- А вот летит и Вади, мой друг, я вызвал его,— сказал Ли, указывая на приближающегося человека с крыльями.

Скоро он был с нами. Мы с любопытством осмот¬рели друг друга. И, конечно, Вади был больше уди¬влен моей наружностью, чем я его. Он почти ничем не отличался от моих спутников, только одежДа его была из белой ткани, да лицо несколько более смуглым. Я же, в своем тяжелом костюме от „Москвошвея*, с очками нд*1Йбсу и крыльями за спиной, вероятно, имел очень^ “комичный вид. Мне было необычайно жарко, вбротник рубашки измялся, волосы растрепа¬лись.

— Человек из прошлого, рекомендую,—сказал Эль.

— Вы знаете о прибытии американских шпионов?

— Ли говорил мне.

— Они опустились недалеко отсюда и, повидимому, улетели. Их надо розыскать во что бы то ни стало.

Вади кивнул головой.

— Сообщите по радио по всей Аравии. Ищите везде. Мобилизуйте молодежь—у ребят острый глаз. , 5ыщите каждую складку гор, каждый куст.

V '“'тди еще раз кивнул головой, глядя в небо. Вдруг

— Смотрите, Эль, этот воздушный корабль мне не нравится.

Все устремили взоры на небо.

— Да, это не наша конструкция. Дайте сигнал тре-воги,— сказал Эль.

Неизвестный воздушный корабль, вычертив в небе полукруг, скрылся за горизонтом. Вади что-то сказал в кулак, и через минуту поднявшиеся, как испуганная стая птиц, от земли аэропланы полетели вслед за уле¬тевшим воздушным кораблем.

— Скорее, к нашей „Пушке*!—крикнул Эль.

Обливаясь потом в жгучих лучах аравийского

солнца, я полетел за .моими спутниками к берегу моря.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

БЕЛЫЙ ДОМИК

В

ТОТ вечер американской воздушной лодке удалось ускользнуть от преследования, пользуясь быстро наступившей темнотой.

— Ну, что ж, приходится отложить поиски. Наши товарищи-арабы будут следить за неприятелем. А мы летим на север, в Радиополис, — и, пэсмотрев на часы, Эль продолжал: — Я должен читать лекцию по радио. Однако вас надо устроить на постоянное жительство,— обратился он ко мне.

— Летим ко мне, — предложил Ли. Я живу пять¬десят шесть — тринадцать — двадцать восемь на сорок пять — шесть — два.

— Это что же, такое длинное название улицы?

— Совсем нет, тай мы называем кратко градусы, минуты и секунды географической долготы и широты. Ведь у нас нет городов, поэтому нам приходится да¬вать такие адреса. •

— Где же это будет?

— Примерно й тех местах, где был ваш Нижний- Нош'ород, на Волге. Хорошее' место, — сказал Эль.

Мы долетели на наших крыльях к общественным ангарам и взяли там небольшую воздушную лодку, на которой и поднялись в воздушную ВЫСЬ.

Темное, Ложное ночное небо было исполосовано светящимися дорогами, отмечавшими путь воздушных сверхмагистралей.

Огромные суда беспрерывно скользили по воздуш¬ным волнам этих светящихся рек.

— Куда движутся эТи воздушные великаны и где конечные пункты их маршрутов?

— Они движутся по кольцевым линиям, как не¬бесные тела, и нигде не останавливаются. Каждый из этих воздушных „дредноутов» имеет свою линию. Нам надо вот на ту,—указал Ли на вторую из пересекаю¬щихся линий.

— Чем больше кольцо полета, .тем выше его воз-душная линия. Видите, как это удобно в воздухе: целая беседка из перекрещивающихся воздушных путей!

Мы ловко причалили к несколько замедлившему движение кораблю. (Вместо двух тысяч километров, его скорость затормозилась до пятисот в час, пока мы до-гоняли его).

Нашу лодку, вместе с нами, ввели внутрь сигаро-образного корабля. Будто акула воздушного океана проглотила малую рыбешку.

Огромные суда беспрерывно скользили по воздушным волнам.

По прибытии на место, нашу лодку сбросили вниз. На этой лодке мы добрались до аэродрома, оставили ее там, а сами на „собственных* крыльях за спиною полетели к дому Ли.

Эль и Эа распрощались с нами и полетели в другую сторону.

— Вам пришлось лететь с пересадками. Это не-удобство приходится терпеть только на больших рас¬стояниях. В Радиополис же я летаю на своем аэробиле.

— Столкновений не бывает?

— Исключена всякая возможность. При встрече наши воздушные суда автоматически отклоняются в сто¬рону под воздействием радиоволны.

— Вот мы и дома,—сказал Ли, опускаясь на пло¬щадку у белого домика со сплошным окном-стеною на юг.

Как только Ли ступил на площадку, над нею загоре¬лась матовая лампочка. В доме также появился свет.

— Вас ждут?

— Нет, свет зажигается автоматически, как только я опускаюсь на землю, Нам нужно умыться с дороги и переодеться. Я вас проведу сначала в ванную комнату.

Обойдя дом, Ли открыл дверь.

— Прошу вас.

Я вошел в очень маленькую комнату-коробку, в ко¬торой было не больше четырех квадратных метров. Голые стены, никакой обстановки, только небольшой шкап в углу.

„Нельзя сказать, чтоб эта передняя была уютна*,— подумал я.

Ли очень плотно закрыл за собой дверь, подошел к шкафу и вынул оттуда две противогазовые маски. Подавая одну из них мне, он сказал:

. Бб

— Во избежание появления эпидемий, — хотя у нас о них не слышно, — каждый из нас, вернувшись из да¬лекого путешествия, считает своим долгом подвер¬гнуться дезинфекции. Увы, наш организм не приспо¬соблен к борьбе с болезнями в такой мере, как это было у наших предков, и поэтому мы все внимание сосредоточиваем на предупреждении болезней. Насморк укладывает нас в постель. Что же делать? Надо бе¬речься.

Он надел маску на лицо, приглашая меня последо вать его примеру. Потом повернул маленький кран, вделанный в тот же шкап, где хранились маски, и ком¬ната вдруг наполнилась'белым, как молоко, газом. Че¬рез три минуты так же быстро воздух очистился. Ли зажег какую-то металлическую спичку. Она вспыхнула голубым огнем. Он кивнул головой и снял маску.

— Осталось газа ровно столько, чтобы продезин- фецировать наши дыхательные пути. Теперь идем в ванну.

Он открыл дверь, и я был поражен. Белая ванная комната, вся залитая каким-то особенно золотистым светом, была слишком огромной для частной квартиры. Посредине этой комнаты находился такой большой мраморный бассейн, что в нем можно было свободно плавать. По обеим сторонам бассейна шел двойной ряд белых колонн, а среди них стояли цветущие растения. В одной стороне комнаты находилась черная, эбонито¬вая площадка, с креслом, и над ним что-то в роде зон¬тика без материи. Возле кресла стоял шкап.

— Садитесь, — сказал Ли. И, осмотрев меня, про¬должал.— Да, вам решительно надо побриться и рас¬статься с вашей шевелюрой. Гм, у нас нет парик¬махеров— ведь у нас волосы просто не растут—нет

ножниц и бритв. Положим, бритву можно было бы достать из музея. Но ведь это целая операция. Можно порезаться. Кровь, заражение крови, брр... Лучше я вам вызову продукт для уничтожения волос.

.Вызову продукт для уничтожения волос“, что за странное выражение», — подумал я.

Ли подошел к распределительной доске, скрытой ; цветами, и, что-то сказав, нажал несколько кнопок* Нё прошло минуты, как в стене открылась незамеченная мною раньше дверца, и там стояло нечто в роде пуль-веризатора.

— Откуда это? — спросцл я.

— Прислали из склада по автоматической трубе.

Взяв в руки пульверизатор и обернув меня просты-ней, он спросил:

— Позволите?

— Пожалуйста, — покорно ответил я и зажмурился,’ ожидая, ^то меня начнут вспрыскивать. Но Ли только овеял меня какою-то пряно пахнувшей струей воздуха.

И этого было достаточно, чтобы мои волосы упали с головы, как подрезанные, а лицо имело гладко выбри¬тый вид.

Ли остался доволен своей работой.

— Отлично. С волосами вы разделались на всю жизнь и, право же, так выглядите гораздо лучше.

Посмотрев на лежащие вокруг меня на полу волосы, , Ли вздрогнул всем телом и даже побледнел.

— Волосы вообще ужасны, но мертвые волосы еще * ужасней. Простите мне, но я не могу заставить себя убрать их. Может быть, вызвать щипцы? Щетки?

— Только щетку.

— Здесь пол моется автоматически, — как бы оправ¬дывался Ли. — Но волосы, они... они могут засорить ;

трубы. Их лучше сжечь. Знаете что, мы сожжем и ваш отвратительный костюм.

— Что-о? Сжечь костюм! Нет, благодарю вас!

— Но зачем он вам? Я вам вызову прекрасный ко¬стюм нашего покроя.

Рядом со мной оказалась еще одна дверь. Ли открыл ее и сказал.

— В этой небольшой комнате находится мусоросжи¬гательная печь. Я вас очень прошу бросить в' печь волосы, костюм и...

— Знаете что, ведь мы его дезинфецировали, убили всех микробов двадцатого века, оставим же его, как музейный предмет, — Схитрил я, желая спасти свой костюм от огня этого домашнего крематория.

— Ну, что же, я согласен. Дайте, я сниму с вас мерку. Ваш костюм будет цел, но вы все-таки оденете другой. Вот так. Вы значительно . выше меня. Какой цвет вы предпочитаете?

„Хорош бы я был в голубеньком, чорт возьми»,— подумал я.

— Черный, серый, в крайнем случае оливковый.

— Хорошо. Я вызову костюм. А пока вы раздевайтесь и поплавайте в бассейне. Белье бросьте в этот люк в полу.

Ли вышел.

Я разделся и начал спускаться по белым ступенькам к воде. Но едва пальцы моей ноги коснулись воды, я вскрикнул от неожиданности, почувствовав уколы тысячи иголок.

— Простите, — услышал я голос Ли около себя, хотя его не было в комнате, — я забыл предупредить V вас — вода электризована. Мы не можем обойтись без этого: электричество — это массаж для наших нервов. Я сейчас уменьшу ток.

Ли вошел, повернул рычаг, разделся и бросился в воду.

Поплавав и поныряв,-мы вышли. Купанье в электри¬ческой воде чудодейственно освежило меня.

— Теперь еще одна электризация,—сказал Ли. — Сядьте на этот стул.

Я покорно уселся н'а стул, стоявший на черной эбо¬нитовой площадке. И вдруг, с концов прутьев „зонта* заструились потоки бледнолилового света.

— Электрический душ. Хорошо? .

— Д... да... о-очень хорошо, — сказал я, чувствуя себя, как преступник, приговоренный к смерти на „электрическом стуле*. Однако все обошлось благо¬получно.

— Теперь вот сюда,—продолжал Ли распоряжаться мною, — пройдите к этому шкапу. Это, так сказать, автоматический доктор-контролер. Дайте вашу руку. Так. Это сюда.,

Ли приложил к моему пульсу и сердцу пластинки, прикрепленные к шнурам, и погасил свет.

На экране появилась светящаяся кривая линия, она отмечала удары моего сердца.

— Да, сердце у вас немного не в порядке, — сказал Ли.—Посмотрим желудок, легкие. — На экране появи¬лось изображение моих внутренних органов.

— Легкие в порядке. Но желудок сильно сокра-щается. Очевидно, на одном химическом питании пи¬люлями вам трудно существовать, — организм еще не привык. Я закажу вам что-нибудь вроде каши и мусса. У нас также не все еще перешли на пилюли. Есть лю¬бители более „существенной* пищи, хотя все эти блюда очень легкие и полужидкие.

Ли зажег огонь.

во

И вдруг заструились потоки бледно-лилового света...

Я вздохнул, вспомнив о хорошем куске мяса. Но об этом не приходилось и мечтать. Не убьют же они ради меня последнюю корову зоологического сада?

— Ну, что ж, у вас относительно все в порядке. А я приму электромассаж.

Ли, улегшись на длинной скамье, нажал кнопку, и вдруг из-под скамьи вылезли какие-то руки-стержни» оканчивающиеся шарами, ручками, лопаточками. Все эти „руки* накинулись на тело Ли и стали мять его» тереть, пошлепывать, барабанить, гладить.

Со стороны казалось, что Ли попал в лапы какого-то страшного паукообразного насекомого. Хорошо, что Ля избавил меня хоть от этого удовольствия. Я бы, навер¬ное, заЛэдЛ.-от сДраха» переломал суставы этих метал¬лическийнЙП и св'алился со скамьи.

Но Ли чувствовал себя превосходно, поворачивался е'^оку на бок и повторял:

* —‘Хорошо, отлично! 1

Наконец эта экзекуция Окончилась. Ли быстро под¬нялся и оделся в чистую голубую тунику. ;

— А вот вам, — сказал он, подавая мне такую же тунику из серебристой ткани.

Я оделся. И когда посмотрел в большое зеркало, вделанное в стене, не узнал себя. У меня исчезли не только волосы на голове, но и брови. Костюм прида¬вал мне самый странный вид. „Показаться бы на Куз¬нецком в таком виде*, — подумал я.

— Теперь пять минут отдыха. Ложитесь на это пле¬теное кресло.

Мы легли. Свет опять погас.

Вдруг, будто стена против нас упала, открывая вид на берег моря. Луна зажигала изломы волн. Пальмы тихо качались. Я любовался зрелищем.

— Я люблю этот уголок Средиземного моря, — ска¬зал Ли. — И часто вызываю его. Передача по радио,— Добавил он. — Отдохнем, и я познакомлю вас с моей Женой.

— Вы женаты?

— Да, идем.

Экран погас. Свет загорелся снова.

Мы вышли из ванной комнаты.

Открыв смежную дверь, Ли сказал:

— Ин, вот человек из прошлого, с которым ты хо¬тела познакомиться.

Я вошел в комнату, которую принял за переднюю, и увидел жену Ли. Она. стояла у противоположной стены и, радушно улыбаясь мне, сделала приветствен¬ный жест рукой.

Я направился к молодой, красивой женщине, по привычке протягивая руку. Но она не поднимала своей Руки, и я вспомнил, что у этих новых людей рукопо¬жатия не приняты. Я сделал еще шаг и вдруг ударился головой о невидимую преграду. Женщина рассмеялась, но тотчас сдержала свой смех и обратилась к мужу.

— Ли, разве ты не предупредил нашего гостя?..

— Я полагал, что он уже привык к нашим экра-нам,— сказал Ли.

Опять экран! Я был уверен, что вижу живую жен¬щину, а не ее изображение.

— Я пока оставлю вас, — сказала Ин,—-через де¬сять минут мы будем ужинать.

Экран погас, и когда комната осветилась обычным светом, я оглядел ее и еще раз поразился. Комната была втрое меньше ванной и совершенно лишена ме¬бели. Голые стены без единого выступа, украшения. Неужели это единственная жилая комната?

Ли улыбнулся, заметив мое удивление. ;

— Ваше жилище очень скромно,—сказал я.

— Зато удобно и гигиенично.

' Ли нажал ногой на одну шашку паркетного пола, И вдруг из пола поднялся круглый стол на круглой ко-лонне и два стула.

— Садитесь, — сказал Ли.

Мы уселись.

— Спрашивайте, — с улыбкой предложил Ли.

Действительно, мне приходилось расспрашивать

без конца.

— Эль говорил мн$, — начал я,— что у вас нет пра¬

вительства, нет служащих, чиновников. Но как же вы, ведете свое хозяйство? Вот вы .вызвали» мне костюм. Значит, должен же кто-то вести счет. и

— Учет у нас поставлен образцово. Все это теперь делается очень просто и механически. Я .вызываю*, нужную вещь. Механически она подается из склада присылается сюда по пневматической трубе. Одновре¬менно счетчик отмечает, отпуск этой вещи. Тот же авто-матический счетчик подводит итоги. И к концу года мы знаем, какая у нас потребность в том или ином предмете, какой годовой прирост, сколько надо заго¬товить для будущего. У нас нет меняющихся .мод», Я некоторые запасы переходят из года в год. Так во всё*

Предметах потребления, — вплоть до летательных машин-

— Но должен же быть какой-нибудь контроль? Разве

у вас совсем не бывает злоупотреблений? •

Ли в недоумении поднял брови.

— Какие могут быть злоупотребления? Я вызову себе лишнюю воздушную лодку? Зачем она мне? Разве я могу полететь сразу на двух? Продать ее я также никому не могу, — во-первых, потому, что у нас нет ;

денег, а во-вторых, потому, что каждый сам может взять, ч*о ему нужно. По этой же причине нет ника-кого смысла красть или присваивать. У нас совсем нет преступлений этого рода. Не то, что мы стали „нрав¬ственней*, а просто преступления потеряли всякую Цель. Мы имеем все, что нам надо. Вот, вы сказали, что мое жилище очень скромно. Но что необходимо Для здоровой жизни? Свет. Вы видите это прекрасное освещение для ночи.

— Электричество?

— Нет, бактерии.

— Бактерии?!

—г Да, светящиеся бактерии. И это окно во всю стену для солнца. У нас идеальная [вентиляция и ото¬пление, в котором,.впрочем, нет особой нужды, так как мы отеплили весь климат наших широт. Что же еще?

V — Но культурные потребности: музыка, книги кар¬тины?..

— Вы еще познакомитесь с нашим искусством, на¬шими культурными потребностями.

— Еще один вопрос: где находится ваша жена?

— На Южном Алтае. Врачи прописали ей горный Воздух.

; — Давно?

л — Два года. Но ведь для нас не существует рас-стояния. Мы часто навещаем друг друга, видимся и .Говорим так же часто, как если бы мы жили в одной ^ комнате. Есть супруги, —и очень любящие, — которые | Постоянно живут на расстоянии тысячи километров, и Находят это удобным. Вообще вам надо твердо понять Одну вещь: никогда еще — по крайней мере, у нас в Европе, Азии и Африке, — человечество не жило Такой дружной, сплоченной семьей, несмотря на то, что

отдельные члены этой многомиллионной семьи физи¬чески в большей степени разбросаны, чем раньше. Мы находимся в постоянном общении. У меня есть друзья везде—от полюса до полюса, и я веду с ними непре¬рывные беседы. У нас часто бывают собрания, „съезды11, где мы обсуждаем наши общественные дела. Но все это мы делаем, если хотим, не выходя из комнаты.

Свет погас, экран засветился.

— Ну, вот и я, — сказала Ин. — Мне казалось, что

она подошла к нашему столу и'уселась в кресло рядом с мужем. *

— Дети будут сегодня? — спросил Ли.

— Ко сказал мне, что он сторожит в Аравии, — во что бы то ни стало хочет первым разыскать шпиона Америки, а Цаль...

•’ Вот и я!.. — и к столу подошел еще один „приз-’. рак“ — молодой юноша, очень похожий на Ли. ^

„У него такие большие дети!» — подумал я. ~

— Сегодня мы будем пировать, — сказал Ли, — по?., знакомив меня с сыном. — Надо показать этому допо-'. топному человеку, что и мы знаем толк в хорошем,: блюде и приятном напитке.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

„ВСЕ ВИЖУ, ВСЕ СЛЫШУ, ВСЕ ЗНАЮ11

Л

И нажал кнопку у края стола, и вдруг на столе появилось два прибора и необычайно узкие, как химические колбы, высокие рюмки.

В тот же момент на столе жены инженера, Ин, так же появились блюда, — она вызвала их.

Ли поднял рюмку и предложил мне посмотреть жид¬кость на свет. Рюмка казалась спектром. Жидкость была налита слоями, и каждый слой, не смешиваясь с другим, имел свою окраску.

— Пейте медленно, маленькими глотками. В этой жидкости нет ни капли алкоголя, но зато есть кое-что другое, безвредное и... вы сами узнаете.

Я, по совету Ли, стал пить очень медленно.- Не могу передать моего ощущения. Это была какая-то вкусо¬вая симфония. Вкус все время менялся, .и каждый гло¬ток доставлял мне неизъяснимое наслаждение.,Я почув¬ствовал. необычайную ясность мысли и какую-то осо¬бую жизнерадостность.

— Это не искусственный подъем нервов, а очище¬ние мозга от токсинов — продуктов отравления, — сказал Ли.

— Никогда еще я не испытывал такого вкусового наслаждения, — сказал я.

— Вы еще усилите его вот этим блюдом, — и Ли придвинул мне мусс.

— Вкусно? — спросила, улыбаясь Ин.

— Изумительно! — ответил я.

Сын Ли с удовольствием смаковал такой же мусс •на своем столе, на экране.

— Вы еще учитесь? — спросил я юношу.

— Почему „еще»? —ответил он вопросом.

— Потому, что вы молоды. Учитесь в какой-нибудь школе или университете, вот что я хотел сказать.

— В школе? Университете?-—опять с недоумением спросил юноша.

„Неужели у Ли такой глупый сын?..“ — подумал я. Но скоро мне пришлось убедиться, что я поспешил со своим выводом.

— Он не понимает вашу-мысль потому, — вступился за сына Ли, как бы угадавший мою мысль, — что у нас нет школьного возраста и у нас нет школ.

Видя мое изумленное лицо, Ли разъяснил мне:

— Еще ваше время ставило себе задачей прибли¬зить школу к жизни. На этом принципе вы строили свою трудовую школу. Нам удалось осуществить этот принцип, как говорится, на все сто процентов. Школа и жизнь слились у нас во-едино или, если хотите, жизнь и практика стали нашей единственной школой. :

— Но теория? ё

— Она изучается также, но это изучение не отры-вается от жизни и практики.

Отпив из своей длинной рюмки, Ли продолжал:

— Надо вам сказать, что управление нашими маши¬нами столь несложно, что даже подростки справляются с ним и делают это очень охотно. Даже стоя у „станка*»: они могут слушать лекции по радио.

— Опять радио! • •;

— Да, именно радио уничтожило ту школу, какая была в ваше время, когда она, в большей или мень-«^ шей степени, отрывала от жизни. Радио учит нас от колыбели до крематория. Мы учимся всегда и всюду-« Мы пополняем свои знания на работе, если она не требует особого, внимания, и на прогулке, даже и во время воздушного путешествия. Мы слушаем лекция величайших ученых, мы присутствуем при опытах, мЫ следим за формулами, появляющимися на экране. Только там, где нужен непосредственный опыт, мы прибегаем к вещам —колбам, станкам, сверлам. Но они всегда к нашим услугам—-и в заводских лабораториях, а отча' сти и на дому. Для химических опытов мы, например» всегда можем вызвать га дом псе нам необходимое^ ~

— Вы, вероятно, еще больше удивитесь, — сказала, Ин, — если узнаете, что мы почти не читаем книг.'

— Да, это верно, — подтвердил Ли. — Мы больше пользуемся звуковой передачей.

— Но как выделить из радиопередачи то, что вам нужно? Ведь у вас одновременно должны действовать сотни радиостанций?

— Каждая радиостанция действует на своей волне, а длина этих волн теперь различается не только мет¬рами, но сантиметрами и даже миллиметрами. При чем мы совершенно легко выделяем нужную станцию, если даже длина волны ее отличается от волны другой станции всего на несколько миллиметров.

— И потом, — деловито заявил Цаль, — этих стан¬ций не так уж много, как вы предполагаете. Наша сеть радиостанций построена на системе поясного вре¬мени или иначе сказать, по градусам долготы, — одна станция на пятнадцать градусов, так как время отли¬чается на час, считая на ваше время, через каждые пятнадцать градусов. Поэтому от западного берега Африки до восточного берега Азии у нас существует всего десять главных радиоустановок, которые и наполняют» радиоволнами каждая свои пятнадцать градусов дол¬готы от полюса до полюса. Есть, правда, еще цент¬ральные радиостанции, их радиус действия охватывает всю нашу территорию. Но мы пользуемся ими только для связи с десятью поясными.

— Ты еще не сказал о радиостанциях для передачи энергии, — добавил Ли,—но с ними я еще познакомлю вас. Да, радио внесло огромные изменения во всю общественную жизнь, изменения, о которых вы, ве¬роятно, не смели еще и мечтать. Радио упразднило необходимость физического скопища людей. Это было

огромным гигиеническим достижением, и в то же время радио сблизило людей в общественном смысле. Радио уничтожило не только старую школу, но и старый театр, кино. У нас нет душных, переполненных публи¬кой кино, театральных и концертных зал, аудиторий.

— Почему бы нам не познакомить сейчас нашего гостя с театром? — предложила Ин.

— Отлично, — согласился Ли, — для этого нам не нужно бежать за билетами и тащиться на ваших ужасных трамваях.

Вторая белая стена комнаты вдруг, как по волшеб-ству, превратилась в сцену, если только то, что я видел, можно назвать сценой.

Такого художественного богатства, такой обстановки, таких сценических и световых эффектов я не только никогда не видел, но и не предполагал, что они воз¬можны. Мелодичная музыка сопровождала игру акте¬ров. Это был новый род искусства. Речь переходила в пение, и тогда казалось, что идет опера, жесты и; движения были естественны, но так слиты^с музыкаль*; ным фоном, что это можно было бы назвать каким-то' новым балетом. Свет менял свою окраску вместё с ме^ лодией и казался светящимися звуками. Это было:

какое-то синтетическое искусство. *

Я сидел, как очарованный, и был огорчен, когда.* экран погас. * ;

— Вот мы и побыли в театре, — сказал Ли. — Наши : театры совсем не имеют зрительного зала. У них только огромная сцена и еще большее помещение для декора' -: ций и машин. У нас только десять театров.

— По поясному времени? 1

— Да, тоже по поясному. Только десять трупп, но зато все они состоят из первоклассных артистов;

и художников. Как видите, искусство также стало достоя- нием всех, как и наука... Неужели? Я слушаю. Восемь—Д, семь — Ц? Совершенно верно! — Обернувшись ко мне, Ли сказал:

— Мой друг Вади, завзятый шахматист, сообщил мне, что он разрешил задачу, которую я задал ему.

— А где он сейчас? —спросил я.

— Все подстерегает американского шпиона, летая над Красным морем. Да, шахматы, — продолжал Ли,— неумирающая игра. Но и она уже не удовлетворяет нас. Мы исчерпали почти все возможные комбинации. Всякая новая является событием. У нас есть новые развлечения, новые виды спорта и искусства, которые, к сожалению, недоступны' вам. Мы, например, испыты¬ваем настоящее эстетическое наслаждение, следя за ходом разрешения проблем высшей математики. Наши математические гении увлекают нас своим творчеством едва ли не в большей степени, чем вас увлекали ваши «божественные» тенора. В этой скромной комнате мы можем иметь все, что дает искусство, знание, жизнь. Каждый из нас может сказать: «все вижу, все слышу, все знаю“. По крайней мере, могу знать все из сокро¬вищницы науки и видеть все, что творится в мире...

Речь Ли была прервана каким-то странным звуком, Напоминавшим отдаленный фабричный гудок. Этот звук почему-то встревожил Ли, Ин и Цаля. Они вдруг сосредоточенно замолчали. И в наступившей тишине прозвучал голос:

„Алло. Говорит Радиополис. Всем. Нам удалось получить радио из Америки. Рабочие восстали на за¬градительных радиосооружениях, захватили в свои руки береговую радиостанцию и успели нам сообщить, что, Несмотря на ужасный террор, восстание разрастается.

Просят о помощи. Последние слова радиотелеграмм: «Гибнем от дьявольских лучей. Помогите...»—на этом радио окончилось.

Побледневший Ли поднялся.

— Несчастные. Они сожжены этими дьявольскими лучами. Больше медлить нельзя.

Обратившись к экрану, Ли сказал:

— Мы еще увидимся сегодня.

Жена и сын кивнули головой. Экран погас.

— Надо привести в боевую готовность наши силы, которые до сих пор служили мирному труду, — сказал Ли.—Летим со мной, кстати вы осмотрите наши сило¬вые установки.

Однако в эту ночь нам не удалось осмотреть сило¬вые установки.

Вади, за решением шахматных задач, не забывал зорко наблюдать горизонт. Скоро он сообщил, что неприятельская воздушная лодка вновь появилась в небе, что эскадрилья арабов гонится за ней, но отстает.

— Лодка летит на север. Попытайтесь отрезать ей

путь. .?

Через несколько минут я и Ли уже летели на нашей воздушной лодке навстречу врагу. Вади по радио руко*. водил нашим полетом. —

Ли осветил доску своеобразного перископа, и мы: увидели приближающуюся лодку врага, а за ним, как* стая птиц, летели аэропланы, преследовавшие его., Вдруг один аэроплан вспыхнул и начал падать.

— Они погибли! — воскликнул я. ;

— К счастью, кажется, нет, — ответил Ли. — Амери* канеЦ сжег лучами только крыло аэроплана.

— Но летчики падают.

— Это не страШнб.

— Как не страшно?

Однако, прежде чем я задал этот вопрос, летчики раскрыли крылья за спиной и начали плавно снижаться.

— А что, если американец пустит испепеляющий луч в нашу лодку?—спросил я с тревогой.

~ Ее поверхность неуязвима. Мое изобретение,— скромно сказал он.—Массовое применение его еще только налаживается.

Началась' бешеная погоня. Американцы летели на север. Наша лодка не отставала. Когда настало утро, я увидел сквозь перископ белые пространства.

— Снег? —спросил я.

— Да, мы за полярным кругом. Мистер шпион, повидимому, направляет свой путь в Америку через Северный Полюс.

Скоро мы вошли в полосу сплошных туманов и туч. Даже, сильный прожектор не мог обнаружить врага.

— Проклятье! — выбранился Ли.—Если бы Америка не мешала, мы отеплили бы и полюс. Собственно говоря, это мы могли бы сделать и сейчас, но выгоды не воз* награждают затрату энергии. Неужели ему удастся скрыться?

„ Однако у шпионов, очевидно, была цель остаться во что бы то ни стало в пределах Европейской России,— я называю по-своему,—и выполнить какое-то поручение.

Нам сообщили, что лодка обнаружена позади нас, значительно южнее. Она шла на большой высоте, но ее сумели обнаружить.

Мы полетели на юг. Целая эскадрилья таких же не¬уязвимых для дьявольских лучей лодок окружили врага.

— Вы можете испепелить лодку шпионов?—спро¬сил я.

— Она так же неуязвима для лучей, как и наша. Мы можем только бросить обыкновенный взрывчатый снаряд.

Очевидно, видя себя окруженным со всех сторон, шпион вдруг произвел совершенно неожиданный для меня вольт: лодка пошла вертикально вверх. Наши лодки последовали за нею.

Мы переместились на корму. Пилоту, вероятно, было очень трудно управлять в таком положении.

— Куда же он? На Марс? — спросил я.'

: — Немного пониже, — улыбаясь, ответил Ли. —

К счастью или сожалению, и его и наша лодка по-строены не по принципу ракет, которые могут летать в безвоздушном пространстве. Они движутся при по¬мощи винта особого устройства. Смотрите, лодка заме¬дляет путь. Воздух становится все реже и не служит опорой пропеллеру. Мы догоняем. Но нам надо под¬няться еще выше, чтобы бросить разрывной снаряд сверху. Вывезет ли наша машина? Отлично! Он не идет дальше. Еще бы немного... Везет... Вот... * ■

Но в этот момент воздушная лодка врага, как сна¬ряд, грохнулась вниз, а вслед за ней полетели в бездну и мы. Я думал, что у меня лопнет сердце.

— Катастрофа? — спросил я, задыхаясь.

— Нет, только уловка врага,—ответил Ли, сидя^ на спинке кресла.

Я посмотрел на перископ.

— Что это? Море?

— Да, Черное море.

— Он грохнулся в волны. Он погиб?

— Нисколько. Лодка под водой также хорошо пла¬вает, как и летает в воздухе. Ему не удалось скрыться в небе, и он пытается укрыться в воде.

П

Перед самой поверхностью воды наша лодка оста¬новилась.

— А мы?

— Видите, другие лодки уже нырнули вслед за ним. Остальные будут дежурить на поверхности. Отсюда ему трудно уйти. Я не могу больше оставаться здесь, надо спешить на осмотр силовых установок. Но сна¬чала дадим отдых нашему пилоту.

— На берег. Остановка, снижайтесь, — сказал Ли.

Лодка плавно опустилась.

Дверь кабины пилота открылась, и на пороге появи¬лась Эа.

— Опять вы? В этом опасном предприятии? — с удивлением спросил я.

— Разве оно опасно только для меня?—без рисовки спросила девушка.

— О, она у нас молодец, один из лучших и бес-страшнейших пилотов. Устала?

— Нисколько.

— Тогда летим скорее на гелиостанцию.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СОЛНЦЕ ПОД ЯРМОМ

В

ОЗДУШНЫЙ корабль начал винтом забирать вы¬соту.

— Мы летим в солнечный край, который когда-то Назывался Туркестаном, — сказал Ли. — Там мы добы¬ваем солнечную энергию. Но это далеко не единствен¬ный источник энергии. Если бы я стал описывать вам Все способы добывания нами энергии, вам пришлось бы

слушать не одни сутки. Довольно Сказать, что камен¬ный уголь мы давно оставили. Его осталось слишком мало. Кажется, нет больше ни одной силы природы, которую мы не использовали бы. Мы добываем энер¬гию, пользуясь работой ветра. Мы покорили вулкани¬ческие силы, заставили работать земной магнетизм и земные электрические токи. Нам служит атмосферное электричество. Даже грозу, которой некогда с ужасом поклонялись, как страшному богу, мы запрягли на службу человечества. Морские волны, морские при¬ливы и отливы — наши работники-богатыри. Я уже не говорю о водяных двигателях. Высоту культуры мы теперь измеряем по количеству потребляемых киловатт. И, я думаю, это самый верный и точный измеритель. Все безграничное количество энергии, получаемое нами, мы перегоняем в центральные аккумуляторы и оттуда распространяем по радио во все уголки наших; стран: по поверхности земли, в небо; где летают наши корабли, в глубину океана для наших подводных судов и даже под землю. Ну вот, мы, кажется, и прилетели,-г сказал Ли.

Наш воздушный корабль мягко опустился, и я вышел из кабины.

Как ни хорошо освещалась внутренность корабля» я невольно прищурился от яркого солнца. Оно резало глаза до боли. Я бывал на юге. Но этот свет как-будто стал ярче, ослепительней. Ь

— Наденьте темные очки, — сказал мне Ли, подавай очки.—Вы не привыкли к этому освещению. 11

Надев очки, я увидел, что ослепило меня не столько солнце, как огромные зеркала, отражавшие его. Эт# зеркала имели форму усеченного конуса. По оси его были расположены паровые котлы, окруженные стеК'

лянным футляром. Особое приспособление с часовым- механизмом поворачивало зеркала вслед за солнцем.

— Видите, как все это просто, — сказал Ли. — Зер¬кала, поставленные под углом, собирают солнечные лучи в один фокус и нагревают воду до точки кипе¬ния. Получается пар. Он приводит в действие электри¬ческие машины, а энергия, как я сказал вам, передается по радио.

К Ли подходили люди в таких же костюмах, как и он, ни лицом, ни наружностью не отличавшиеся от него. Ли говорил с ними о сложных технических вопро¬сах, бросая непонятные для меня слова и термины.

’ Когда мы остались одни, я спросил:

— Вы разговаривали, вероятно, с инженерами. Но где же рабочие? Я хотел бы посмотреть на них.

Ли удивленно окинул меня взглядом.

— Рабочие? Каких таких особенных рабочих вы ищете?- Мы все рабочие. Один из нас знает немного больше, другой меньше, один более талантлив, другой менее, — вот и вся разница. Но вернее, пожалуй, ска¬зать, что у нас все-—инженеры. Потому что каждый из Наших рабочих знает больше, чем знали инженеры вашего века.

С нескрываемым удивлением смотрел я на работу этих «инженеров*. Здесь никто не кричал, не распоря¬жался, каждый знал свою роль, все работали согласо¬ванно, как музыканты в оркестре без дирижера.

— Вы удивлены этой „концертностью*? — спросил меня Ли. — Да, тут есть маленький секрет. Конечно, здесь большую роль играет простая привычка к кол¬лективному труду. Вспомните хотя бы пчел, которые Умеют так дружно работать, не мешая друг другу. Но у нас дело обстоит несколько сложнее. В тех

случаях, когда нам надо срочно произвести работу, тре¬бующую участия рабочих масс, мы пускаем в ход передачу мысли на расстояние. Невидимый вами „ди¬рижер» направляет и координирует действия отдельных работников и массы в целом.

— Передача мысли на расстояние?

— В этом нет ничего удивительного. Эль говорил, что и в ваше время уже знали, что всякая мысль сопровождается излучением электро-магнитных волн. Мы развили в себе высокую чувствительность к воспри¬ятию этих волн. И при помощи передачи мысли на расстояние нам удалось создать идеальные трудовые „артели».

— Но не подавляет ли это личность?..

— В вас еще не отмер индивидуалист,— улыбаясь, ответил Ли. —У нас нет противоречия между личностыо и обществом. Все, что полезно обществу, полезно и личности. Настанет время, — продолжал задумчиво Ли, —и энергия мысли заменит собой радио. По край¬ней мере, в области обмена мыслями. Мы иногда и теперь прибегаем к этому способу разговоров..

— Какая невыносимая жара! — сказал я, задыхаясь от зноя.

— Спустимся в подземные галлереи, там вы осве¬житесь,—предложил Ли. ^

— Шахты? — спросил я.

— А вот увидите, — загадочно ответил Ли. — И мЫ спустились по отлогой галлерее на широкую площадку находящуюся под землей.

— Садитесь в лифт, это будет скорее.

Лифт перенес нас на глубину двух десятков метров-

Выйдя из лифта, я увидел, что нахожусь посредВ огромной, круглой залы с высоким сводчатым потолком-

Мягкий свет заливал эту залу. Во все стороны от нее шли широкие туннели.

Мы углубились в один из этих уходящих вдаль туннелей. Я с удовольствием вдыхал чистый, свежий воздух. Туннель все расширялся, и в конце его я уви¬дел нечто, заставившее меня остановиться от неожидан¬ности. Казалось, я вижу мираж в пустыне. Перед нами вырос огромный тропический сад. Среди пышной, сочной растительности струились фонтаны. Дорожки были посыпаны золотистым песком. Посередине сада покоилось тихое озеро необычайно чистой голу¬бой воды. Множество птиц летало меж деревьев, наполняя воздух щебетаньем и шелестом крыльев. И над всем этим — голубой полог неба или стекла,— я не мог определить,—с огромным „солнцем» посе¬редине.

— В- этом подземном „городе» живут работники нашей солнечной станции, — сказал Ли.—Неправда ли, хороший уголок? Многим так нравится здесь, что они Проводят под землей все свое свободное время, насла¬ждаясь тишиной, прохладой, прекрасным воздухом и солнечным светом, который передается сюда системой зеркал. Радиоэкраны позволяют им видеть все, что про¬исходит в мйре на поверхности земли. Их комнаты ни¬чем нё отличаются от моего белого домика. Если у нас будет время, я покажу вам замечательный аквариум, зоологический сад...

Слова Ли были прерваны каким-то грохотом, раз¬давшимся над нашими головами. Ли насторожился.

— Идем скорее на поверхность, там что то случи¬лось,—сказал он.

Мы быстро поднялись и вышли, вернее, вошли Р горячую печь ярких лучей туркестанского солнца.

В тот же самый момент я увидел странное явление: на безоблачном небе вдруг сбразовалось прямо над нашими головами небольшое черное облачко.

Вдруг ослепительная,—даже в лучах солнца,—молния прорезала облако и, полоснув по небу, ударила в зер¬кальный собиратель солнечных лучей. Я невольно при¬гнулся от последовавшего удара грома. Осколки зеркал брызнули, как золотой дождь, в разные стороны.

—г Разрядник!—закричал Ли.

Но люди уже и сами знали, что делать.

Не прошло минуты, как в разных местах из-под земли начали показываться толпы людей с различными инструментами. Казалось, будто кто-то раскопал огром-; ный муравейник, и все муравьи вышли наружу.

Мне никогда не приходилось видеть, чтобы люди работали с такой быстротой и организованностью. Их было не меньше нескольких сот, и, тем не менее, нес слышалось ни крика, ни приказаний. Каждый знал свое место, работал как часть хорошо слаженной ма*: шины. Никто никому не мешал. Ни суеты, ни давки- Одни несли запасные зеркала, другие раздвигали склад-ные лестницы, иные разбирали осколки. Не прошло нескольких минут, как солнечные установки были испра¬влены, мусор и остатки зеркал унесены. Люди ушла под землю, и ничто больше не напоминало о разрушений- Я был восхищен этой необычайной организованностью и невольно вспомнил слова Ли об „оркестре», руково¬димом невидимым дирижером при помощи излучений мысли.

— Однако, что произошло? Откуда эта неожидан¬ная гроза?—спросил я Ли, когда все улеглось.

— Работа американцев,—ответил Ли.—Они сгущаю* на расстоянии атмосферное электричество и вызываю*

грозу. -Очевидно, у нас где-нибудь произошел времен¬ный прорыв воздушного заграждения. Этим и вос¬пользовались враги, чтобы нанести разрушения нашим силовым установкам. Но в другой раз им это не удастся. Недавно мною поставлены грозовые разрядники. К сожа¬лению, их не применяли до сих пор, считая, что и воз¬душное заграждение вполне охраняет нас.

Я не заметил, как подошла к нам Эа. Она сказала Ли, что шпионы пойманы, что в последней борьбе они уничтожили два наших корабля, но вместе с тем по¬гибли и сами.

— И потом... — Ээ наклонилась к самому уху Ли и что-то прошептала. Я удивился этой необычайной предосторожности.

Ли кивнул ей головой и, обратившись ко мне, ска зал так же тихо;

— Сейчас мы выступаем.—Повысив несколько голос, он добавил.—Момент слишком серьезный. Нужна особая Осторожность. Идем.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

НЕБЕ, насколько хватал глаз, видны были стаи

птиц, Можно было подумать, что куда-то на ноч¬лег слетелись со всего света вороны. Но это были не Птицы, а воздушные корабли, среди которых был и наш.

— Атлантический океан!—крикнул Ли, стараясь пере¬кричать шум ветра за стенками нашего снаряда/ Атлантический океай? Давно ли мы были в Турке-стане? Решительно, эти люди победили время.

ы 

Развернувшаяся внизу КарТина.ЗасГавиЛа меня вскрик* путь от удивления. Весь берег моря был заполнен необычайными существами, которых можно было при¬нять за чудовищных вымерших животных. Это были какие-то странные пресноводновоздушные животные. Хотя они были похожи друг на друга, одни из них, дойдя до края отлогого берега, погружались в волнь! и, очевидно, • продолжали свой путь под водой, дру-гие плыли по поверхности воды, иные летели над океаном.

— Не правда ли, это напоминает картину перво¬бытного мира? Стадо чудовищных ящеров идет на водопой! Это наши истребители. Они одинаково хорошо чувствуют себя на воде, под водой и в воз¬духе.

Их были тысячи, быть может, сотни тысяч. И тысячи воздушных кораблей реяли в воздухе. „Какая истреби¬тельная война! — подумал я. При таком количестве участников в один день могут погибнуть миллионы людей».

— Сколько человек насчитывает ваша армия? спросил я Ли.

— Вы хотели спросить, вероятно сколько кило¬ватт?—ответил он вопросом. 1

Я посмотрел на него с недоумением,

— Эти орудия истребления таят в себе миллиарды

киловатт энергии. А людей? Семьдесят три человека! считая и нас с вами. ;г:

— Но позвольте, кто же управляет всеми этим»1

машинами? •-

Эти машины не имеют людей. Небольшое число людей, составляющих всю нашу „армию», упрй' вляет движением машин на расстоянии, по радио. —

— Так, значит?..

— Значит, это будет больше войной МаШйн, Чем людей. «Победит тот, у кого выше техника*,—ведь так, кажется, говорили и в ваше время?

В этом новом для меня мире я совершенно потерял представление о времени. Побеждая огромными скоро¬стями передвижения пространство, эти люди победили и время! Я не могу определить, сколько минут или часов продолжался наш полет над океаном. Мы как- будто в бешеной скорости хотели догнать солнце. Его последние лучи еще золотили высокие облака над нами, когда Ли сказал:

— Мы подлетаем к берегам Америки.

Я посмотрел на него и увидел, что, против обыкно¬вения, он был взволнован.

— Настал день,—сказал он,—когда решится судьба Мира.—Погибнем ли мы или погибнут наши враги, но земной шар больше не будет разделен на две половины. Но я уверен, что погибнут они. Мы не можем погиб¬нуть потому, что за нами будущее, а они — последняя Мрачная страница прошлого.

Не успел Ли сказать эти фразы, как и я уже от-четливо увидел американские берега.

Еще несколько мгновений, и наши корабли уже ле¬тели над берегом, выползали из океана и быстро по¬крывали своими громоздкими черными телами отлогий берег. Место было пустынное. Мы летели значительно Тише, и я хорошо мог рассмотреть невеселый ландшафт. Верег отлого поднимался и переходил в обширную Равнину, края которой пропадали во мгле надвигаю-. 1Дегося вечера. «Не плохой плацдарм, есть где развер¬нуться, —подумал я. — Но почему нет врага? Мы, оче¬видно, застали их врасплох*.

Вспыхиулй прожекторы, и сразу над равниной на¬стал „голубой день“. Яркий голубой свет осветил дали, и я увидел странное явление: из-за далекого леса ме¬дленно, как слоны, двигались какие-то существа, напо¬минавшие гигантских сороконожек... Они направлялись к глубокой расселине, пересекавшей равнину.

— Это мосты, — сказал Ли. — Очевидно, о нашем приезде уже узнали.

— Мосты? Ходячие мосты?

— Старая штука, — ответил Ли.—У нас вам разве не приходилось видеть? Их устои подвижны, как ноги- Этими ногами, конечно, управляют люди. Управляют издалека. И мосты идут и становятся на место...

,, А мосты молча, деловито продолжали свое шествие, дошли до расизелины и начали осторожно, как лошадь, /опускающая ноги в воду, нащупывать почву. В ту же минуту я заметил, что ноги „живых мостов» удлиня¬ются, растут, пока не нащупают дна. Таким образом они перебираются через расщелину, пока передний конец моста не ляжет на противоположной стороне. И мост готов. Не успели мосты наладить переправу, как из-за леса появились огромные танки, ползущие по земле, а небо, как тучей саранчи, покрылось воЭ' душными судами. ?

Мы спустились на землю. Наш воздушный корабл* поместили в глубокую расщелину. Ли разложил переЯ собою карту боя. Это была особая, светящаяся карт»' где отражалась вся картина боя. Вместе с тем, на карт* имелись едва заметные кнопки.

Бой начался.

. Впрочем, слово „бой* не подходило к тому, я видел. Это была какая-то борьба стихий. В небе воЭ' душные корабли столкнулись, как две грозовые' туч**'

Эти тучи изрыгали из себя снопы огня. Корабли сталки¬вались, разбивались в щепы и падали на землю ливнем металлических осколков и светящимся дождем рас¬плавленного металла. Бешеным хороводом кружились стальные птицы в погоне друг за другом, смерчем под¬нимались выше облаков, опускались почти до земли, вихрем уносились в сторону и опять возвращались. Редели тучи стальных птиц, пролившиеся обломками на землю, и вновь сгущались от новых налетевших кораблей. Им не было числа, не было конца.

То, что происходило на земле, было не менее страшно, изумительно, фантастично. Неожиданно для меня земноводные танки выпустили из стального тела огромные клешни и бросились друг на друга, как огромные муравьи или бешено злые скорпионы. Они , *жалили“ друг друга струями огня, в клочья рвали стальными клешнями стальные тела, разбрасывая метал¬лические обломки далеко вокруг. Не прошло часа, как 'На месте гладкой равнины выросла целая груда облом¬ав, пепла, кусков расплавленного металла. Но гора Эта жила, кишела, как муравейник. Танки прорывали ходы в этой горе, всюду ища противника.

Удивительнее всего было то, что во всей этой сти¬хийной борьбе, во всех этих машинах не было ни од¬ного человека. На поле сражения проливалась нечело¬веческая кровь, а расплавленный металл, валялись' не груды мяса, а стальные обломки. Ли был прав. Это была в подлинном смысле слова война машин. Люди где-то сидели, сидели вдали, и направляли машины, которые как-будто стали живыми существами.

• Одного из этих человеческих существ, одушевляв¬ших мертвые машины, я видел перед собой. Это был Ли.

Он уже овладел собой; По крайней мере,'* бьГл| внешне спокоен. Склонившись над картой, мерцавшей* фосфорическим светом, он внимательно следил за про-Т исходившим на поле сражения, как-то разбираясь во! всей этой путанице мелькавших по карте пятен, теней? и лучей, от времени до времени отдавал кому-то корот-| кие приказания в рупор и -беспрерывно нажимал кла-| виши, укрепленные на карте. И я видел, как от каждого 1 его прикосновения перемещаются на карте темные! пятнышки, а вглядываясь в перископ, я видел, как| стаи кораблей и густые ряды танков, повинуясь его. руке, движутся в разных направлениях. Если бы не этот , перископ, то, глядя на Ли, можно было подумать, что он занят игрой в шахматы.

„В конце концов, эта война не так уж страшна,-- подумал я, не высказывая вслух свою мысль, чтоб не помешать Ли.—И, пожалуй, она гуманнее прежних войн.' Здесь гибнут не люди, а машины*.

— Но за машинами стоят люди, их жизнь и благо¬получие. ^.

Кто это сказал: Ли, или я подумал. В ту минуту я сам не мог отдать себе отчета. Я посмотрел на Ли- Лицо его нахмурилось. Он нервно сжал губы и не-сколько раз нажал на одну и ту же кнопку. Но она» видимо, не действовала. Я посмотрел в перископ И увидел, что на одном участке наши танки стоят каК парализованные, а вражеские танки усиленно Истреб¬ляют их.

— Несчастные, они погибли,—тихо сказал Ли. /

— Их погибло тысячи, — ответил я, думая, что ЛИ говорит о машинах. Почему же вы жалеете только эти?

— Погибли не машины, а люди. Те, которые руко¬водили этим участком,—ответил Ли,

Только впоследствии, разговаривая с Ли, я вполне понял значение происходящих событий. Оказывается, не здесь, не на поле сражения, происходили самые драматические сцены. Главное внимание противников было направлено совсем не сюда. Исход сражения зависел от того, кто первый найдет и поразит наи¬большее количество пунктов, откуда люди управляли действием своих машин и орудий истребления. .Найти эти пункты, находящиеся на огромном расстоянии от поля сражения, было не легко. И все-таки их находили благодаря особым пеленгаторным аппаратам, определяв¬шим направления радиоволн. Один только Ли рискнул поставить свой корабль почти у самого места сраже¬ния. Но у него, как я потом узнал, был свой расчет. На месте сражения перекрещивалось столько радио¬волн, что выделить излучаемую нашим кораблем радио¬волну врагу было особенно трудно.

Сражение продолжалось, и расчеты Ли оправдались.. Нас не замечали. К утру сражение велось уже с явным перевесом в нашу пользу. Европейцы нащупали и истре¬били несколько американских руководящих центров, быстро покончив на соответствующих участках поля сражения и с истребительными машинами врага. *■ Когда солнце осветило выросшую за ночь гору 067 ломкое, Ли, в первый раз за много часов, поднял голову от карты и, улыбаясь, сказал: г

— Победа! Теперь уже явная победа!—И, склонив¬шись вновь над картой, он опять углубился, продолжая нажимать кнопки. 7

Вдруг карта как-то потускнела.

— Они нащупывают нас!—тихо проговорил Ли.

От этой неприятной новости у меня холодок бежал по спине. г ;-

— Что же теперь будет? — спросил я. — Уйти неза¬меченным невозможно. Нас обнаружат и испепелят.

— Да, положение серьезно. Нам нужно подумать о себе.

— Что вы думаете предпринять?

— Попытаюсь „провалиться сквозь землю»,—улы¬баясь даже в этот опасный момент, сказал Ли.

Я принял это за шутку. Но Ли говорил совершенно серьезно. Правда, мы не „провалились» сквозь землю. Но наше воздушно-земноводное судно, оказывается, имело еще одно качество, о котором я не знал.

— Этого не знают еще и американцы, — сказал Ли. Он отдал приказ, и я услышал какой-то новый глухой шум.

Носовая часть нашего корабля,—пояснил мне Ли,— снабжена особыми сверлами, которые буравят землю. Для &тих сверл даже гранит не предоставляет преград. Мы будем врываться в землю, как крот. На время, чтобы „замести следы», мы не будем излучать радиоволн. ; Таким образом мы проберемся под землей на новое ? место и поднимемся на поверхность.

Мощные сверла работали, прорывая узкий туннель* ; Особые „лапы» отбрасывали землю назад. Сверла скри- ” пели так, что этот пронзительный звук слышался ■ сквозь плотные металлические стенки корабля. И весь корабль дрожал лихорадочной дрожью. Металлические „ „кротовые» лапы скребли землю и продвигали длин¬ное тело корабля. Судя по наклону пола, мы зарыва¬лись в землю все глубже.

Куда приведет меня это подземное путешествие?..

ГОРОД-НЕБОСКРЕБ

Б

УРАВ скрежещет, скребут стальные крестовые лапы.

Наша стальная птица, превратившись в подзем¬ное животное, неустанно роет землю и продвигается вперед.

Временами скрежет сверла внезапно прекращается: мы попадаем в подземное озеро или реку. Тогда слышится шум винта, заменившего бурав. Потом опять скрежет. Я не знаю, из чего сделан бурав. Но он режет даже гранит, и безостановочно пролагает нам путь. Только иногда, очевидно, встречая слишком твердые пласты почвы, наш умный крот, чтобы не задерживать про-движения вперед, обходит залегания рудных пластов и находит более мягкую почву.

Наше' подземное путешествие продолжалось не¬сколько часов, и я уже начал уставать от однообразного шума. Посмотреть же, что делается на земле мы не решались, опасаясь ридиоволнами обнаружить наше местопребывание. Ли только отмечал на карте наш подземный путь.

— Где «А находимся? —спросил я его.

— Не могу сказать вам точно. Наш корабль так часто изменял направление, что не трудно сделать ошибку. Мы должны быть где-то ,в окрестностях Нью- Йорка.

— А он еще существует?

— Да, и под своим старым названием. Сейчас мы станем подниматься на поверхность.

— Но это не опасно?

— Я думаю, что наверху борьба уже окончена. И потом, надо же нам когда-нибудь подняться на землю. Довольно рыть кротовые норы.

Ли отдал распоряжение, и мы начали довольно круто ползти вверх. Лапы „крота» работали с удвоенной скоростью, как-будто ему самому захотелось подышать свежим воздухом. Еше несколько минут, и я услышал, что скрежет сверла прекратился. Стальные членистые лапы продвигали нас вперед.

— Нос нашего корабля вышел на поверхность,— сказал Ли.

— Быть может, это вода?

— Тогда слышался бы шум винта. Я* думаю, мы

можем выходить. . ; , •.».

Люк был открыт. Я вышел наружу и невольно вскрикнул от удивления. Мы . находились в центре какой-то залы необычайных размеров. Скорее это была площадь большого города, но над ней возвышался потолок.

„Без единой колонны! Как он держится?»—подумал я.

Площадь была полна народа, передвигавшегося в разных направлениях на подвижных площадках пола.

— Вот так штука! — воскликнул Ли, — мь)попали

в самый центр города. ..

— Это город?-—не удержался я от вопроса.» Ли что- то ответил, но я не расслышал его слов.

Наше внезапное появление произвело* необычайный переполох. Люди кричали пронзительными, тонкими голосами и бросались в сторону. Подвижные площадки, продолжавшие свое движение, сбрасывали людей и пере¬мешивали груды человеческих тел. Находившиеся вблизи стеклянных стен этого странного города бросались на эти стены и бились о них, как мухи об оконное стекло.

Несмотря на громадную толщину стекол, одна из стен не выдержала этого натиска и разбилась. И я с удивле¬нием увидал, как толпы людей, словно позабыв о наше л вторжении, еще с большим ужасом начали убегать от разбитой стены.

— Что их так напугало? Теперь они бегут к нам.

Нагибаясь к моему уху, Ли крикнул мне:

— Они боятся простуды!

Шум помешал мне дослушать объяснения Ли.

Удивило меня и другое. Почему вся эта масса людей не попытается оказать нам сопротивление? Я начал при¬сматриваться к этим неведомым людям. Что за странные существа! Неужели человеческая порода так выродилась? Все они напоминали рахитичных детей. Непомерно большие головы, совершенно лишенные растительности, разросшиеся, как лопухи, уши, большие круглые глаза под огромным лбом и непропорционально малая нижняя часть лица, с маленьким подбородком, какой мне при¬ходилось видеть только у грудных детей и глубоких, беззубых стариков, делали эти существа мало привлека¬тельными. Вдобавок, они имели большие животы, сви¬савшие на маленькие, тонкие, кривые ножки.

Ли спокойно и несколько презрительно смотрел на эти жалкие существа. В их круглых глазах отражались беспомощность и ужас.

— Идем, — сказал мне Ли. Он отдал распоряжение механику ожидать нас и вызвал Эа — нашего пилота. Люк корабля захлопнулся, и мы отправились в путь среди беснующейся толпы.

Казалось, перед нами несется вихр, разбрасывающий людей, как сухие листья. Таким вихрем был страх, кото¬рый мы возбуждали в этих уродливых существах. И вес же я удивлялся смелости Ли. Нас были трое, их—тысячи.

вз

а странные сущестна! Неужели человеческая ныродилась?..

Мы воспользовались одной из скользящих платформ и подъехали к лифту. Лифт действовал автоматически- Мы сели в лифт, и он послушно понес нас наверх. Ли никогда не был в этом городе, и тем не менее он так уверенно держался, как-будто приехал в соб¬ственную квартиру. Скоро его спокойствие передалось и мне.

Этаж мелькал за этажем, а мы все еще летели вверх. Я пытался считать этажи, но скоро отказался от этого: они мелькали слишком быстро.

— Мы, кажется, летим на небо! — улыбаясь сказал я. — Когда же кончится эта Вавилонская башня?

— Трехсотый этаж, йще двести, — ответил Ли.

Я чувствовал, что у меня начинает замирать сердце. Наконец лифт замедлил движение и бесшумно оста¬новился.

Мм вышли и оказались на площади уже гораздо меньших размеров. Здесь не было вращающихся пло-; щадок, да в них не было и надобности. Площадь за-мыкалась с четырех сторон стеклянными стенами из голубоватого стекла, скрывавшего от глаз внутренность помещений. В стенах имелось множество дверей с номе¬рами над ними. Ли уверенно направился к одной из них, нажал кнопку, и дверь бесшумно отворилась- В ту же минуту, прежде чем мы вошли, из дверей показался молодой человек. Хотя его голова и большой лоб превосходили нормальные с моей точки зрении размеры, но все его телосложение было довольно про* порционально. Большие, умные, очень светлые глаза незнакомца вспыхнули радостью, когда он увидал Ли-

— Наконец-то! Я уже беспокоился о вас. 'I

— Здравствуй, Смит, —- радушно ответил Ли. — КаИ дела? Ведь я на несколько часов был оторван от событий-.

— Отлично! Полная победа! Но о ней еще не знает Весь город. Мы прервали сообщение. Весть о поражении Америки достигла только нижних этажей. Я дал приказ остановить работу лифтов. Ваш подъем был последним. Прошу вас зайдите ко мне и отдохните.

Ли познакомил нас, и мы вошли в комнату Смита. Она была очень не велика. Шкапы с маленькими ящи-ками занимали три стены. Несколько чертежных столов были завалены чертежами и приборами, назначение которых мне было неизвестно.

Смит был одним из инженеров, удостоившихся жить в городе. Здесь не только рабочие, но и инженеры жили при фабриках и заводах, город же населяли только денежные аристократы, державшие в своих руках власть. Смит был из рабочих. Необычайные способности выдвинули его на высокий пост. Но он не оправдал доверия господ и примкнул к рабочему восстанию. Все это я узнал от Эа в то время, как Смит беседовал с Ли.

— Как вам понравился наш город? — обратился ко мне Смит.

— Я еще не имел времени ознакомиться с ним.

— Я покажу вам это любопытное сооружение,— продолжал Смит. — Мы находимся на такой высоте, что не можем даже открывать окон: воздух слишком редок, и мы рисковали бы задохнуться. Внутри же здания мы дышим „воздухом долин*, который подается сюда снизу особыми нагнетателями. Но если опуститься этажей на двести, то можно выйти на балкон. В хорошую погоду, когда нижележащие тучи не мешают, вы увидите Величественную картину необозримых пространств. Старый Нью-Йорк, город небоскребов, давно исчез. На его месте построен один сплошной город-небоскреб, высота которого на много превышает высочайшие горы в мире. Однако нам надо торопиться. Как бы наши птички не улетели из клетки. Вчерашние властители сегодня стали нашими пленниками. К сожалению, не все. Из трех банкиров, управлявших американским миром, два все-таки успели как-то узнать о поражении и бежали. А, может быть, они решили предупредить события. Но старик Клайне у себя. Нам надо захватить его. Идем.

Мы вновь подошли к лифту, Смит протелефонировал, и лифт заработал.

Мы спустились на несколько сот этажей.

— Это „бель-этаж»,—улыбаясь, сказал Смит, выходя

из лифта, — здесь живет верхушка капиталистического мира. Сейчас мы пустим -в ход вот этот движущийся тротуар и подъедем к дому „его величества», мистера. Клайнса... Вот и готово. Дверь заперта, но мы. сумеем ; открыть ее. I

Смит нажал кнопку, повернул стрелку на циферблате.^ с цифрами, еще раз нажал кнопку, и дверь открылась.;

— Сейфы, хранящие сокррвища, всегда снабжаются,

сложными запорами... Ь

Мы вошли в вестибюль, роскошь которого поразила меня. К моему удивлению, это была роскошь в стиле минувших веков. Но роскошь чрезмерная, пышность;', о которой могли бы мечтать короли средневековья. Мебель из литого золота, малахитовые колонны, тиснен'- ный бархат, шелка тончайших узоров, пушистые, ковры» зеркала, цветы, роскошные люстры, статуи — все гово* рило, кричало о силе, могуществе, богатстве владельца этого дворца. г

Мы поднялись по белой мраморной лестнице, и переД нами открылся целый ряд зал, отделанных в различны* стилях, начиная от стиля Людовика XIV. Белая зал*

■ 1 . ^

; с серебром, красная с позолотой, голубая, блеДно-Пале-Т вая, оранжевая... У меня зарябило в глазах. Казалось, мы переходили из эпохи в эпоху, из века в век. И все ; эти века были как бы ступеньками, ведущими вверх, на высоту могущества некоронованных королей капи¬тала. Каждая новая зала, в которую мы вступали, была больше, великолепнее пройденных. Я потерял им счет. Последние были отделаны в неизвестном мне стиле1; почти больном в своей вычурной роскоши. С огромного * бирюзового купола спускались тонкие золотые нити, а на , нйх висели маленькие, светящиеся фонарики, своей фор- . мой и игрой цветных лучей напоминающие бриллианты.

Вся мебель была сделана из такой же имитации сверкающих алмазов, бриллиантов, изумрудов, топазов, ;

; рубИНОВ...

— Все эти камни созданы химическим путем, — ска¬зал Смит, — но по своему составу они ничем не отли¬чаются от настоящих.

. \ „Бриллианты Тэт'а», — подумал я. — Но почему мы не встретили ни одного человека? Неужели здесь нет Слуг? Или все бежали?*

— Владыки этих мест, — ответил Смит, —не пере-носят присутствия низших существ — живых слуг.

Я думаю, они просто боятся их. Здесь все механизиро¬вано. Ну, вот мы и пришли наконец к жилым комна¬там. Вот дверь в кабинет мистера Клайнса. Дверь, до сих пор запертая для всех.

Смит открыл дверь, и мы вошли в комнату неболь¬ших размеров, всю заваленную старинными персидскими коврами и японскими шелковыми подушками. Среди груды подушек мы увидели существо, в котором я не сразу узнал человека. Это была какая-то куча теста, завернутого в голубой шелковый халат.

При нашем входе тесто пришло в легкое движение, и я услышал тонкий, визгливый голос. Мистер Клайне изволил спрашивать, кто мы и как мы осмелились притти сюда. Эа быстро переводила мне разговор, происхо¬дивший на лаконичном новом английском язуке.

Мистер Клайне сердился. Он не слушал того, что говорил ему Смит. Все повышая тон, Клайне уже виз-жал, пугая нас страшным наказанием за дерзкое втор-жение и за нарушение законов.

— Если -вы сейчас же не уйдете, я нажму вот эту кнопку, н от вас останется пепел!—кричал, комок теста, порозовевшего от гнева.

— Нажимайте, я жду! — спокойно ответил Смит. Из теста отделился кусок, который оказался рукой Клайнса. Клайне протянул руку к кнопке.

— Я сейчас нажму, я нажимаю!—кричал он, но не при¬водил своей угрозы в исполнение. Наконец, видя, что Смит приближается к нему, Клайне, с видом отчаяния на лице, нажал кнопку. Он нажимал все сильнее, а Смит стоял живой и спокойный, насмешливо поглядывая на Клайнса. Тесто опять стало белым, уже от страха. Клайне убедился, что смертоносный аппарат испортился. В его заплывший жиром мозг начало проникать сознание, ч»^ испортилось что-то не только в этом аппарате, но и в меха-! низме всей государственной машины. Клайне издал звук мыши, попавшейся в лапы кошки. Он даже попытался встать, но тотчас беспомощно опустился в подушки.

— Что же вы хотите? — пропищал Клайне.

— Мы уже достигли того, что хотели. Вы больше не владеете Америкой. Я пришел сказать вам, что вЫ арестованы. Извольте следовать за мной.

— Следовать? Куда? Но как же так, вдруг?.. Я... я еще не завтракал. Мне предписан строгий режим.

Мм увидели существо, и котором я не сраму узнал человека.

Мы невольно улыбнулись.

— Вас накормят, — ответил Смит.

— Да, но у меня специальный режим... таблетки...

— Вы можете взять их с собой.

— Вы разрешаете? —кисло улыбнувшись, сказал* Клайне.—Они в другой комнате, я сейчас возьму их.

Груда теста зашевелилась, как опара, вылезающая из квашни. У Клайнса оказался такой большой живот и такие тонкие ноги, что, казалось, он не в состоянии ходить. И он действительно не мог ходить без меха-нической помощи.

Рддом с Клайнсом стояла колясочка, которую я не заметил среди груды подушек. Клайне положил на колясочку свой свисающий до колен живот, подняв его каким-то рычажком, повернул ручку, и „домашний авто¬мобиль» тихо покатил к двери, унося полусидящего на маленькой площадке, толстяка.

Когда коляСочка Скрылась за косяком двери соседней комнаты, Смит сказал:

— Надо однако последить за этим господином.

Мы прошли к двери соседней комнаты. Заглянув

в комнату, я воскликнул, увидя жуткую картину.

Клайне, пыхтя и хрипя от страшных усилий, взо-брался на подоконник. Окно было открыто настежь, Толстяк перевесил свое грузное тело, в окне мелькнули тонкие ножки, и Клайне полетел в бездну.

„Он покончил с собой!»— подумал я.

— Проклятый толстяк,, он хочет убежать от нас! — крикнул Смит, бросаясь/к окну. Я последовал за ним. Круглое тело Клайнса, похожее теперь на головастика, перевернулось несколько раз в воздухе и вдруг превра¬тилось в шар. Шар сразу замедлил падение.

— Парашют, — сказал Ли.

1Ш

Навстречу этому живому шару уже летел амери-канский аэроплан. Подлетев к шару, аэроплан выбро-сил сетку и зачерпнул воздух, пытаясь поймать Клайнса, но промахнулся. В тот же момент появилось второе воздушное судно, по конструкции которого я узнал, что оно европейское. Оттесняя аэроплан американцев, европейское судно также выбросило сеть, подцепило падающий шар и подтянуло сеть.

— Ловко! Попалась птичка,— воскликнул Смит.— Но посмотрите на эту воздушную игру. Можно поду-мать, что мы присутствуем при новом виде спорта — „пуш-болл* в воздухе!

„Игра», действительно, шла во-всю. Из всех окон небоскреба падали такие же шарики, а воздушные суда двух враждебных армий гонялись за ними, как голод¬ные стрижи за мошкарой, стараясь отбить добычу друг у друга. Но это была не игра, а эвакуация, — самая странная из всех, которые когда-либо были. Остатки вражеского воздушного флота, проиграв сражение, бро¬сились к городу-небоскребу, чтобы спасти от плена и унести с собой неуспевших бежать обитателей города. Аэропланы дрались в воздухе, сталкивались меж собой, и упускали добычу. В этот жуткий момент, вероятно, многие из выбрасывавшихся предпочитали даже поимку их вражеским аэропланом неминуемой смерти на площадке небоскреба, так как не все парашюты успе-вали раскрываться. Много обитателей дворца миллиар¬деров было поймано, но многие из них успели спастись. Спастись на время.

Дальше земли не улетят, а весь земной шар теперь в наших руках, — сказал Ли,

Это было верно. Судьба земного шара была решена. Но борьба еще продолжалась, как последние вспышки

догоревшего костра. И эта борьба не окончилась еще и.для нас лично.

Не успела окончиться охота на падающие шары, как мы вдруг подверглись нападению. К окнам небо-скребов начали причаливать вражеские аэропланы, от¬куда высаживались одетые в черное люди. Мы броси¬лись в соседнюю комнату и заперли дверь. Но это была плохая защита. Град пуль из беззвучно стреляв¬ших ружей или пистолетов изрешетили дверь. Если бы мы не стояли у стены, от нас никого не осталось бы в живых. Пули, очевидно, обладали страшной силой, так как пробивали даже стену небоскреба.

„Скверно, — подумал я, — они изрешетят нзс“.

Смит, не терявший спокойствия, вынул из кармана небольшую металлическую коробочку и сказал:

— Их страшное орудие, — должен признаться,— мое изобретение. Но они не знают, что я изобрел и за-; щиту против него.

Смит нажал кнопку ящичка, и я услышал жужжанье.' Затем Смит направил аппарат на нас, производя такие, движения рукою, как-будто он окачивал нас жидкостью из пульверизатора. Передавая аппарат Ли, он сказал:

— Проделайте и со мной эту операцию. Здесь со-. браны омега-лучи, новый вид, неизвестный вам, электро- — энергии. Эти лучи облекут ваше тело невидимым флюи-? дом, который охранит вас от пуль. Всякая пуля, при-, коснувшись к вашей невидимой оболочке, превратится в пар. Вот посмотрите. Смит стал перед дверью под градом пуль и начал поворачиваться, как под струей душа. Вокруг' него образовалось облачко от превра¬щающегося в пар металла.

В этот момент уже изрешетенная пулями дверь с треском раскрылась и в комнату ворвался отряд черных людей. Другой отряд неожиданно показался из двери, ведущей во внутренние комнаты. Этот отряд, очевидно, ожидал конца атаки, чтобы не попасть под огонь атакующих с улицы, от окна.

Вошедшие, видимо, ожидали увидеть груду трупов и были очень удивлены, застав нас невредимыми. Их лица ■ были покрыты черными масками, — противога-зовый костюм, как узнал я впоследствии,--- и я не мог видеть выражение их лиц. Но все они начали быстро отступать назад, встретив нас лицом к Лицу. Первый отряд присоединился ко второму. Этот маневр был понятен: мы н'е имели даже парашютов, и путь отсту-пления через окно нам был отрезан. Враги соединен-ными силами пытались отрезать нам путь во внутренние комнаты, надеясь, очевидно^ захватить нас живыми, если не удалось прикончить смертельным оружием.

Однако они, видимо, еще не хотели верить, что это страшное оружие бессильно против нас. Их авто-матические пистолеты начали обливать нас целыми потоками пуль. Комната наполнилась паром, но мы по- прежнему стояли невредимы.

Враги опустили руки и стали совещаться. Что оста¬валось делать дальше? Вступить в рукопашную? На это у них —детей миллионеров', -.нехватало реши-мости. Их тела были столь же изнежены и дряблы, как и у их родителей. Они были сильны только своим механическим оружием. Смит, хотя был слабее моих европейских} друзей, но все же выглядел значительно крепче этих изнеженных аристократов. Что касается Ли и даже Эа, то они, вероятно, без труда разбросали бы каждый по десятку тонконогих черных людей. Но особенно их, повидимому, смущал мой вид. Я должен был казаться им каким-то мастодонтом, —настолько

мое телосложение было массивнее в сравнении с этой новой породой большеголовых, тонконогих людей.

Совещание длилось несколько минут. Самый щуп¬ленький и тоненький из них, бывший, очевидно, на¬чальником, отдал какое-то приказание. В ту же ми-нуту из следующей комнаты двинулись резервы. Чер¬ные люди сплотились и начали медленно подвигаться к нам. Отчаянность положения заставила их решиться на рукопашный бой.

Смит первый принял вызов. Он сам бросился впе% рёд, врезался в толпу и начал . разбрасывать нападав¬ших на него. Однако ему скоро понадобилась наша помощь. Черные люди облепили его с ног до головы,., по-трое и четверо повисая на руках, хватали за ноги., Ли, Эа и *я бросились к нему и освободили от этих черных муравьев.

При первом же моем столкновении произошел маленький случай, удививший меня самого. Желая от нять цепко ухватившегося за Смита назойливого, чер-' кого человечка, я неожиданно для себя поднял всю кучу и перебросил в угол комнаты. Я никогда не был' спортсменом тяжелой атлетики и не выделялся физи¬ческой силой. Но тела этих существ, — не исключая и Смита, — оказались необычайно легковесными.

Смит упал вместе с ними, и хотя, вероятно, рас- « шибся, но был очень доволен моим выступлением. Он скоро поднялся и присоединился к нам, а поверженные мною враги лежали недвижимо. Возможно, что от паде-■ иия все они разбились на смерть. Этот случай произ- ^ вел настоящую панику среди врагов. Они отступили . во вторую комнату. На помощь им шли все новые подкрепления. Я видел, что целая анфилада комнат ; заполнена черными людьми. Они решили подавить нас

массой. Нам нужно было во что бы то ни стало про¬браться вниз к нашей машине. И мы бросились на наших врагов. Завязалось горячее сражение и, пожалуй, без меня моим друзьям пришлось бы плохо. Я раз¬брасывал черных людей, как пустые бумажные пакеты. Они разлетались по всей комнате и замертво падали на мебель, ковры... Несколько черных тел повисли даже на люстрах. Я пролагал путь, но мне все время при¬ходилось возвращаться назад, чтобы освободить своих товарищей. Эа устала первой из нас. Два или три раза я раскапывал груду черных тел, чтобы освободить ее. И ее улыбка, — или это мне только казалось? — уже не была безразличной.

Странное дело, эта улыбка прибавляла мне сил.

Мне хотелось доказать ей, что и мы, грубые люди Двадцатого века, имеем свои преимущества.

Мы оттесняли врагов комната за комнатой, лестница за лестницей. Но этот небоскреб был чертовски велик

ЖИВЫЕ МАШИНЫ

Е

ЩЕ одна лестница, и мы будем внизу небоскреба, у нашей машины. Только бы хватило сил!.. Под ударами тяжелого канделябра черные тела рвались на части, как хрупкий фарфор. Но я сам падал от уста¬лости.

Среди пискливых голосов американцев, я вдруг услышал крик Ли. Он звал Меня на помощь. Оглянув¬шись назад, я увидел, что Ли, Смит и Эа повергнуты на землю. Черные тела грудой навалились на них и пытаются задушить. Я бросился на помощь к своим друзьям, но силы окончательно изменили мне. Я упал'. Плотная масса тел покрыла Меня. Я начинал терять сознание.

В этот самый момент до моего слуха донесся—каД мне показалось, — звук фабричной трубы. Звук этот рос, усиливался и переходил в мощный рев, от кото¬рого дрожали стеклянные стены небоскреба. Этот чудо¬вищный звук как-будто разбудил мен*. Откуда он?.. Я высвободил голову из груды тел и посмотрел вокруг.;

С черными людьми творилось что-то невероятное. Их изнеженный слух, привыкший к тишине города- дома и их слабые нервы не переносили резких звуков-' А это был не просто звук, а мощный рев. Среди черных поднялась настоящая паника. Они метались, как в пла¬мени пожара, закрывали уши руками, прятали головы в* груды тел, бесновались, катались по полу... А звук все рос, и уже не только стеклянные стены, но и весь остов грандиозного здания дрожал мелкой дрожью*

Даже для меня, привыкшего к реву паровозов и авто¬мобильных рожков, этот звук становился нестерпимым. Однако кто бы ни трубил в необычайную трубу, этот ужасный рев явился нашим спасителем.

Еще минута, и наши враги, один за другим, как подкошенные, попадали на пол. Некоторое время их тела конвульсивно подергивались, потом и эти движе¬ния затихли. Неужели звук убил их?

Рев трубы прекратился так же неожиданно, как. и начался. Огромный зал представлял собою поле сра¬жения, усеянное трупами людей, на теле которых не было ни единого повреждения, за исключением тех, кто подвернулся под мою тяжелую руку.

, Я подбежал к моим друзьям и начал приводить их в чувств- Первым пришел в себя Ли, вслед За ним Смит.. Только Эа лежала в полуобморочном состоянии. Быть может, и ее нервы не выдержали этой звуковой канонады, а может быть, она была измучена боем? Я поднял ее и бережно понес. Перед нами был открытый путь, если не считать массы поверженных, недвижимых тел. Мы пытались обходить их, но у дверей это оказа¬лось невозможным: здесь тела лежали сплошной

• массой. Если среди лежавших не все были мертвые, то едва ли кто вернулся к жизни из тех, по чьик телам прошла моя тяжелая поступь человека двадца¬того века.

Наконец мы спустились на нижнюю площадь, среди которой стояло наше судно. Механик был возле корабля и приветствовал нас издали рукой.

— Вы живы? — крикнул он нам.—Признаться, я уже потерял надежду увидеть вас снова. ,

—• Скажите, — обратился я к механику, — не знаете ли вы, кто поднял такой ужасный рев?

— Я поднял,^—ответил он, улыбаясь. — Что же мВ*

оставалось делать? Сидя внутри нашего корабля, $ наблюдал в перископ, что делают эти черные гады. Он11 пытались поднять люк нашего корабля, но это им удалось. Тогда они принесли машину, при помочь которой хотели расплавить корабль вместе со мно& И я решил отогнать этих черных насекомых наши** „громкоговорителем*. Кстати, Ли хотел испытать ег0 действие. Ведь это его изобретение. , ?

— Да, — сказал Ли,—„мегафон*—мое изобретений При помощи особых усилителей, я довожу силу звука до таких пределов, что колебания воздушных воля, вызываемые им, могут убить быка и разрушить стены*

— Настоящая иерихонская труба,—сказал я.

— Такая труба уже была изобретена в ваше время)

Иерихоном?—заинтересовался Ли. — Очевидно, ему были известны легенды далекого прошлого. >3

Мне не было времени рассказывать ему библейскую историю. Эа все еще не приходила в себя, и , я начал серьезно беспокоиться за ее жизнь. ,

— Вот мы сейчас оживим ее. —Ли вынул флакоя

с жидкостью и поднес к ее носу. Эа открыла глаза; и улыбнулась Ли. Я пожалел, что чудодейственная бутылочка не находилась в моих руках. Но Ли, как бм„ угадал мою мысль, и сказал Эа. -г1;

— Благодарите его,—Ли указал на меня, — он спас вашу жизнь.

Эа посмотрела на меня и улыбнулась уже мне. -г

— В конце концов, -- скромно отвел я от себя честь спасения девушки, — нас всех спас звук вашего мега¬фона и механик, который...

— Куда теперь? — спросил механик, перебив меня* Ои также отказывался от чести быть спасителем.

• — Летим на заводы, где наша помощь необходима,— ответил Смит.

Мы вошли в корабль, механик пустил мотор, Эа Уселась у руля управления и мы двинулись в путь.

— Хотите посмотреть, как управляется наша ма-шина?—услышал я голос Эа сквозь полуоткрытую Дверь кабины.

— Это очень интересно, — ответил я и, пройдя в кабину пилота, сел в мягкое кресло рядом с Эа.

— Управление так несложно, что ребенок мог бы справиться с этой машиной, — сказала Эа. — Вы видите, что хотя мы плотно забронированы от внешнего мира, весь путь, лежащий впереди нас, с четкостью зеркаль¬ного отражения обрисовывается на этом стекле. Я вижу весь путь полета. Ножными педалями я регули¬рую скорость, а рулевым колесом — направление.

;• Мы очень медленно катились по площади города- Дома.

* — Вот я пускаю сразу на вторую скорость...

;. Корабль рванулся вперед.

— И направляю руль сюда...

— Куда же вы?! — вскрикнул я. — Вы направляете прямо на железо-бетонный остов небоскреба...

Я ждал катастрофы и невольно сжал руку нашего Пилота, но Эа только улыбнулась. Острый металли-ческий нос корабля пробил стену огромной толщины С такой легкостью, что я не почувствовал даже толчка, Как-будто эта стена была сделана из картона. Как мог забыть я, что наш универсальный корабль еще так недавно пробивал толщи горных пород!

— Догоняют последние суда американцев,—сказала Эа и, склонив голову, посмотрела на карту, чтобы определить направление.

Я повернул перископ и начал смотреть на землю- Ми летели не высоко. Расстилавшийся внизу ландшафт был ясно виден. Под нами проходили равнины, изви- листые голубые ленты рек. Дорог не было видно, на это не удивило меня. С тех пор, как воздух сделался главной дорогой, в земных дорогах не стало нужды. Меня удивляло другое. Америка казалась безлюдной, заброшенной землей: Не было видно ни ферм, ни горо¬дов. Что бы это могло значить? Я обратился с вопро- ■ сом к Эа. ■{

— Ферм нет, — ответила она,—потому, что про-дукты питания добываются ие на полях, а в лаборато¬риях, химическим путем, А города?.. Богачи здесь жили в десяти гигантских небоскребах. Рабочие же... но вьг увидите, как жили здесь рабочие.

Воздушный корабль поднялся на высоту, перевалил? через небольшой горный кряж, и я увидел огромную долину с необычайно гладкой поверхностью, как-будтсГ вся она была асфальтирована. {

— Что это, гигантский аэродром?—спросил я.

— Нет, это всего только крыша, одна сплошная' Крыша над фабрикой, занимающей сто двадцать квад-« ратных километров.

— Вы так осведомлены в американских делах, как-: будто уже бывали здесь,

— Если бы мы не были осведомлены о многом, то и не победили бы, — ответила девушка. — Это фабрикам но вместе с тем это и город рабочих, так как рабочие здесь живут на фабриках. Под этой беспредельной кры-' шей они родятся и умирают, не видя неба над головой):

— Как это ужасно! — сказал я, еще не зная, что это

только начало тех ужасов, которые предстояло мне; увидеть: :

*

а*

по

Воздушный корабль снизился прямо на крышу. Мы открыли люк и вышли. Смит нажал ногой черный квадрат на серой крыше. Открылась дверь, ведущая вниз. Мы стали спускаться по узкой лестнице, сразу погрузившись в полумрак.

— Здесь хозяева экономили на всем, даже на свете. Осторожней ступайте.

Небольшая лестница кончилась и мы оказалйсь на бетонном полу фабрики. Это здание представляло собой, Лаже по своей конструкции, полный контраст с горо¬дом-небоскребом. Если тот строился по вертикали, то фабрика — по горизонтали. Небоскреб был весь залит лучами солнца, здесь тусклое искусственное освещение Наводило тоску. По расположению • это здание было Похоже на шахматную доску. Широкие, прямые улицы разделяли квадратные кварталы. Улицы были безмолвны. По полу, С легким шумом трения, двигались только бесконечные ленты, подававшие из квартала в квартал Насти заготовляемых машин.

— — Зайдем в этот цех,—сказал Смит.

Мы вошли в большую полутемную комнату.

Недалеко от дверей вращались два, стоявшие близко Друг к Другу колеса, около пяти метров в диаметре Каждое. Я подошел к этим колесам и вдруг отшатнулся.

Между колес, прямо на земле сидел какой-то урод. V него, повидимому, совершенно отсутствовали ноги, так как туловище помещалось в чашеобразном метал¬лическом сосуде. Зато его ру/си были непомерно велики. Он вращал ими огромные колеса. Это был какой-то придаток машины. К несчастному уроду подошел низко¬рослый рабочий, в замасленном костюме с масленкой в руке, и влил в рот вертящего колеса уродца какую-то жидкость, с таким видом, кзк-будто он смазал машину.

1 * -/и *

— Вот и пообедал,' — с грустью улыбаясь, сказал Смит.

Человек с масленкой ходил около колес, где сидели такие же уродцы, и „смазывал» эти живые машины.

Дальше стояла машина с очень сложным и непонят¬ным мне механизмом. В середине этой машины нахо¬дилось нечто в роде коробки не более шестидесяти сантиметров высоты, и в этой коробке бегал карлик, нажимая рычажки... И опять„такая же машина, с такой же коробкой и совершенно таким же маленьким чело¬вечком!

А еще дальше я увидел отверстие в потолке и чью-то неимоверно длинную и тонкую фигуру; собственно, я увидел только ноги, так как верхняя часть туловища от пояса находилась во втором этаже. От времени до времени, с автоматичностью машины, из отверстия, как длинныё рычаги, появлялись руки, захватывали пода¬ваемые на транспортере готовые части машин и подни¬мали их на второй этаж. . :

Это была не фабрика, а какой-то музей уродов. Их вид производил гнетущее впечатление. В их непо*. движные, тусклые глаза нельзя было смотреть без содрогания. Я много пережил за свое необычайное путешествие, но еще никогда мои нервы не былй потрясены до такой степени. Мне было необходимо собрать всю силу воли, чтобы не упасть в обморок.

— Нет, эго слишком... Уйдем скорее из этого ада,—* обратился я к Смиту.

Он тяжело вздохнул. —

— Да, видеть это—большое испытание для нервов,-' ответил он. — Но вы не видели и десятой части все* ужасов наших фабрик. Это,—Смит указал на уродцев,—*! безнадежные люди, даже не люди, а живые машины

Между колес, прямо на земле сидел какой-то урод.

Они не только не могут освободить себя, но им уже ничем нельзя помочь. Конечно, не все рабочие превра¬щены в такие придатки машин. Это в сущности пере¬житки старины. Много лет тому назад наша медицина сделала большие успехи в изучении действия желез внутренней секреции на развитие человеческого тела и отдельных органов. Хозяева этих фабрик не преми¬нули использовать успехи науки для своих целей. Они заставили ученых, путем подбора и воздействия на железы, создавать людей, которые являлись бы такой вот составной частью машины.

— И люди соглашались на это?..

— Не люди, а голод... Все делалось „добровольно»» за грошевые прибавки и посулы, а изуродованному потомству этих „охотников* ничего больше не остава¬лось, как продолжать участь отцов или умереть с го¬лоду за полной неприспособленностью организма делать какую-нибудь иную работу. Это была эпоха „профес-сиональной приспособленности*, доведенной до абсурда-

— Но в конце концов разве это могло быть вЫ' годнее простой механизации? Например, этот великан» таскающий руками части машин на второй этаж...

— Идея была не совсем глупой. Люди делали^ составной частью машин в тех случаях, когда все-такИ требовалось регулировать ход трудовых процессов уча-, ст'ием сознательной воли. Потом это было оставлено- Но часть производства осталась с людьми-машинамН- Они были дешевы и... совершенно безопасны. ЕсЛ** хотите, это является символом идеального рабочего с точки зрения капиталиста. Согласитесь, что в больше^. или меньшей степени и в ваше далекое время капитЯ' листы старались „машинизировать* рабочих, прикре‘ пить живых людей к машинам на возможно больш^

срок, в ущерб физическому и умственному развитию. Здесь в силу сложившихся условий им удалось только • осуществить этот идеал до конца. Теперь эти несчаст¬ные будут вынесены на. свежий воздух, увидят голубое небо и свет солнца. Мы сделаем все возможное, чтобы облегчить их жизнь.

Я вздохнул с облегчением, когда увидал наконец подо¬шедшего к Смиту рабочего, который казался нормально развитым и здоровым, если не считать бледного цвета лица от постоянного пребывания в закрытом помещении.

Смит начал о чем-то разговаривать с рабочим, а мы с Ли и Эа поспешили покинуть эту могилу с заживо погребенными.

Я вышел на поверхность и с облегчением вдохнул свежий воздух.

В этот момент раздался удар грома, шаровидная молния, такая же, какую я видел на солнечной станции, упала на крышу, с грохотом обрушив часть ее. Еще несколько молний упало вокруг нас.

— Разрядник! — услышал я голос Смита.

Молния прекратилась. Но в наступившей тишине я вдруг услышал громкий голос, как-будто исходивший с неба:

— Привет от Клайнса!

На крышу выбежал Смит.

— Проклятие! — кричал он. — Клайнсу удалось бе» -Жать!.. Эти беглецы, прежде чем погибнут, могут наде¬лать нам не мало бед...

А Ли, открыв люк нашего корабля, спрашивал меха¬ника.

■— Вы не отметили направления радиоволны?

— Есть, — ответил он.

— Тогда летим скорее!..

В СТРАНЕ БЕЛЫХ ДИКАРЕЙ

О

ПЯТЬ стальная птица кружит в воздухе, увлекая меня в неведомую даль. Эа спокойно поворачи¬вает рулевое колесо. Смит и Ли разговаривают о бег¬стве Клайнса.

■— Не понимаю, как мог еще раз улизнуть от нас Клайне, эта старая, хитрая лисица. Он был в высшем Совете Трех и являлся главой правительства.

— Я уже получил сведения, — ответил Ли. — Наш аэроплан, так ловко подцепивший падавшего Клайнса, сам был пойман в сети огромным аэропланом амери¬канцев. Четыре наших товарища в плену.

— Клайнса нужно разыскать и поймать во что бы то ни стало.

— Мы и поймаем его, — ответил Ли.

— Не так-то легко. Его молнии и дерзкое напоми--■ нание о себе дали нам направление, но ведь он не стоит: на месте.

— Каждый его новый выпад будет давать нам и новые нити к розыску. •]

— Да, но каждый его выпад будет стоить не одной * человеческой жизни...

Мы летели на юг. Леса, горы и реки проносились ■ под нами, как на киноленте, пущенной с бешеной ско¬ростью. Вот и Панамский канал скрылся позади нас. ; Не слишком ли мы забираем на юг? Мы летим уже над Южной Америкой... Огромная горная цепь преграждает нам путь. Воздушный корабль забирает высоту, подни¬маясь выше облаков. Земли не видно за белой пеленой,

расстилающейся под нами. Заходящее солнце опускается в эту пелену, окрашивая ее в пурпур.

Эа нажимает педаль ногой и вдруг бледнеет. Педаль не работает. Мотор остановился. Машина стремительно падает.

К счастью, наше судно приспособлено к этим, слу¬чайностям, Из стального тела выбрасываются плоские крылья. Но управление испорчено, планирование невоз¬можно. Корабль падает в воздухе скользящими углами, как кусок картона, брошенный с высоты. Каждую минуту корабль может повернуться вниз носом или кормой и грузно упасть на землю. Только огромная высота, на которой мы находимся, дает нам несколько мгновений, чтобы приготовиться к этому неизбежному . падению. Никто не говорит ни слова. Для всех ясно наше положение. Мы с лихорадочной быстротой прикре¬пляем небольшие крылья за спиной, открываем люки и выбрасываемся в вихри крутящегося вокруг нас воздуха.

Крылья затрепетали за нашей спиной, мы повисли в воздухе, а наш великолепный корабль стремительно падал.

Под нами густые заросли первобытного леса.

Еще мгновение, и корабль врезался носом в лесную чащу.

Над лесом поднялся огромный столб воды и грязи, который в лучах заходящего солнца казался изверже¬нием вулкана.

— Он упал в лесное болото, — сказал Смит.

— Это к лучшему, он уцелеет, — ответил Ли.

— Да, но удастся ли нам извлечь его из болота,— сумрачно проговорил Смит.

Через несколько минут наши крылья зашуршали между широких листьев тропического леса. Яркие 

попугаи с гортанным криком разлетелись при виде не¬обычайных птиц, за которых они, вероятно, нас приняли. Завизжала стая обезьян, и стала забрасывать нас соч¬ными плодами.

— Нечего сказать, гостеприимные хозяева, — сказал Смит, пытаясь освободить свои крылья от паутины лиан.

В этой гуще растений летать было невозможно. Пришлось плотно сложить крылья и спускаться по деревьям.

Внизу был полумрак. Быстро приближалась темная тропическая ночь. Мои ноги коснулись почвы и тотчас увязли в тине.

— Подождите спускаться, — сказал я своим спут¬никам, — здесь болото.

Ли зажег карманный фонарь. Луч света блеснул на жидкой поверхности болота. Змеи, обеспокоенные не¬ожиданным светом и нашими голосами, подняли головы над корявыми корнями и угрожающе зашипели. Я быстро . вскарабкался на сук, товарищи последовали моему при¬меру.

— Нечего сказать, в хорошенькое положение мы попали, —■ сказал Смит. — Придется переждать до утра на деревьях, а там видно будет.

Мы уселись на ветвях большого дерева, поближе друг к 'другу, как наши далекие предки, и покорились ' судьбе. Ни одной звезды не было видно над головой: сплошной полог листьев закрывал от нас небо. От болота поднимались сильные испарения. Я чувствовал, как дрожит соседний сук, на котором сидела Эа. От сырости ее лихорадило. Среди тишины ночи слышались какие-то ^ вздохи, шорохи, чавканье. Где-то далеко и протяжно завыл неведомый зверь.

И вдруг, покрывая все эти звуки, над нами послы-шался сильный, как звук пароходной сирены, голос.

— Привет от Клайнса!..

Вслед за этими хроматическими переливами раздался визгливый смех.

— Проклятие! — выбранился Смит. — Он издевается над нами! Это он какими-то новыми лучами испортил механизм нашего корабля. Вы оказались правы, Ли, Клайне подал о себе весть. Но теперь это бесполезно: наш пеленгаторный аппарат погребен вместе с кораблем...

— Но у меня есть карманный аппарат, с которым я никогда не расстаюсь, — ответил Ли. Блеснув фона-риком, он определил направление радиоволны и сделал отметку по компасу.

— Вы очень запасливы, Ли, но к сожалению ваши отметки не много принесут нам пользы. Без корабля мы беспомощны.

Голоса замолкли, и опять — тишина ночи, преры-ваемая чьими-то вздохами, шипеньем, криком попугая, которому приснилось что-то страшное. Быть может, неведомые птицы, спустившиеся с неба...

Кажется, это была самая томительная и самая длин¬ная ночь из всех, пережитых мною. Под утро свет луны пронизал густой туман, затянувший все вокруг белым паром. Мы несказанно обрадовались ей.

Пение и пронзительный свист птиц оповестили нас о наступлении утра. Скоро взошло солнце. Туман под¬нялся и стал редеть. Лес ожил и зазвенел тысячами голо¬сов. Я посмотрел на моих спутников. Они были бледны и истомлены. Я быстро спустился с дерева и попытался ступить на землю. Но это оказалось невозможным.

— Нам придется превратиться в обезьян и путе-шествовать по веткам,— сказал я своим спутникам.

Мы, цепляясь за ветви, перебирались с дерева на дерево в поисках упавшего корабля, но следов его не было. Наконец на одной прогалине Эа увидела воронко¬образное отверстие.

— Вот могила нашего корабля, — сказал печально механик Нэр.

Да, это была могила. Нечего было и думать извлечь тяжелый корабль руками пяти людей.

— Однако, что же нам делать? — спросил Ли.

— Прежде всего поискать место посуше, а потом позаботиться о пище и питье.

— У меня есть немного питательных таблеток,— сказал Ли. — Но нам их хватит всего на несколько дней. А дальше?

— А дальше нам придется приспособляться к новой пище, — ответил я. — Здесь должно быть много фруктов. Если вы не можете есть их сырыми, мы добудем огонь, как добывают его дикари, и Эа будет нам готовить кушанья.

— Но я не умею готовить, — ответила девушка.

— Научитесь. Я покажу вам, как это делается. Идем-

— Вернее, лезем, — поправил меня Ли. И мы отпра¬вились в путь.

Обезьяны досаждалй нам своим назойливым любо¬пытством. Они преследовали нас целой толпой, брани¬лись на своем обезьяньем языке, высовывали языки, потрясали кулаками и бросали в нас орехами и фруктами.

Я поймал на лету большой орех и, раскусив, съел его. Он был очень вкусный.

— Попробуйте, — предложил я Эа. Но она не реша¬лась есть и взяла питательную лепешку, предложенную ей запасливым Ли. Позавтракав, мы двинулись дальше. Но это лазанье быстро утомило моих спутников.

1—Собственно говоря, — сказал Смит, — нам нет нужды бесконечно лазать, пока у нас есть крылья за плечами. Нам нужно добраться до лесной прогалины и оттуда мы сможем продолжать путь по воздуху.

— Это правда, — ответил механик. — Смотрите, как ярко светит солнце. Вероятно, там есть чистое от за¬рослей место.

Мы направились к солнечному пятну и скбро дей-ствительно добрались до большой лесной прогалины» залитой водой.

Неизъяснимое чувство свободы охватило нас, когда наши трепещущие крылья подняли нас на воздух» В мальчишеской радости, обернувшись назад, я сделал рукой прощальный жест изумленным обезьянам.

Мы поднялись над лесом и долго летали над зеле-ным ковром. Наконец этот бесконечный лес окончился. Почва начала подниматься и скоро перешла в горный, кряж.

Мы облюбовали живописный склон горы, с журча-щим родником, и опустились у небольшой пещеры.

— Мы, кажется, проходим все этапы человеческой истории, —улыбаясь сказал я, опускаясь на зеленую лужайку. — Из „древесного» человека мы превратились в пещерных людей.

Посмотрев на Эа, я с удивлением заметил, что у нее смыкаются веки. Как ни был запаслив Ли, он не мог захватить с собой все. Не захватил он и пилюли, уничто¬жавшие токсины утомления. Смит и Ли также имели совершенно сонный вид. Я натаскал в пещеру сухого моха, сделал мягкие ложа и предложил им уснуть.

— Вы поспите, — сказал я им, — а я буду сидеть У входа на страже. Неизвестно, какая опасность может здесь подстерегать нас.

Спутники не заставили себя просить и скоро спали крепким сном.

После бессонной ночи меня также клонило ко сну. Чтобы чем-нибудь развлечься, я решил попытаться добыть огонь. Мне приходилось читать о том, как это делают дикари, но сам я умел добывать огонь только при помощи спичек.

Не упуская из виду пещеры, я прошел к близлежа¬щему лесу, выбрал два сухих сука смолистого дерева и принялся за дело. Укрепив один сук меж корней, я начал усиленно тереть его другим суком.

Работа была нелегкая. Скоро пот лил с меня ручьями, = а между тем, не появлялось не только огня, но и дыма. „ •Утомительнее всего было то, что я ни на минуту не мог •прекратить своей работы, иначе дерево остынет и все придется начинать сначала. Когда наконец запахло- гарью и появился первый дымок, я так обрадовался, как-будто сделал величайшее открытие, и начал тереть с удвоенным усилием. Я был страшно увлечен своей , работой. Вспыхнуло пламя, погасло, опять вспых-^ нуло, еще раз погасло, и наконец сук запылал. Но] мне не удалось спокойно насладиться моим торже-; ством.

В тот самый момент, как запылало впервые добы'- тое мною пламя, я услышал отчаянный крик Ли, за-глушенный каким-то диким ревом. Подняв глаза от пылающего дерева, я увидел дикарей в звериных; шкурах. Неизвестно откуда появившись, бни вошли в пещеру, захватили спящими моих спутников и теперь; тянули их на гору. При виде этого нападения дикарей. во мне самом пробудились первобытные инстинкты.' С диким ревом, не выпуская из руки пылающего сука* и размахивая им, от чего пламя разгоралось еще

больше, я смело бросился на врагов, тыча в их косма¬тые лица горящим суком.

Вид пламени произвел на них неожиданно сильное действие. Дикари выпустили из рук свои жертвы и, упав на колени передо мной, завыли, прося пощады. Очевидно, эти люди не были знакомы с добыванием огня и приняли меня за божество. Потрясая над голо¬вой своим пылающим факелом, я жестами'- дал им понять, что испепелю их, если они тронут моих спутни¬ков. Дикари как-будто поняли меня и покорно кивали головами. Потом они стали совещаться меж собой. Я имел возможность более внимательно рассмотреть их. Меня поразило, что их лица напоминали лица евро¬пейцев, а кожа, хотя и сильно загоревшая, была белого . .Цвета. Очевидно, судьба столкнула нас с белыми дика¬рями, о существовании которых ходили слухи еще ' в мое время. В следующий момент я был. поражен еще больше. В их разговоре я уловил, как мне показалось, несколько английских слов. И я не ошибся. Смит, также внимательно прислушивавшийся к их речи, вдруг заго¬ворил с ними на каком-то ломаном английском языке, и они, повидимому, поняли его. Между ними завя¬залась беседа, перешедшая в довольно горячий спор. Наконец Смит и дикари пришли к какому-то согла¬шению.

— Нам придется итти за ними,—сказал Смит, обра¬щаясь к нам.—Они не сделают нам зла, если „господин бог огня*, — и Смит с улыбкой указал на меня, — не сожжет их своим пламенем.

Нам ничего больше не оставалось, как следовать за дикарями.

— Можете ли вы себе представить, —сказал Смит, когда мы двинулись в путь,—что предки этих дикарей

были когда-то стопроцентными американцами. Они были рабочими, которым не повезло. Еще в двадцатом веке безработица создала целую «бродячую Америку», кадры людей, выброшенных за порог культурной жизни больших городов. Американская культура все более сосредоточивалась в одних крупных центрах, а эти люди оказались предоставленными самим себе, среди дикой природы. Из поколения в поколение они и сами дичали, забывали все культурные навыки, пока наконец, как видите, не превратились в настоящих первобытных людей, которым неведомо даже добывание огня. Если бы не ваш горящий сук, быть может, они убили бы всех нас. Не из злобы, но из простого страха перед неизвестными, новыми людьми, непохожими на них. — И обращаясь ко мне, Смит добавил. — Вам придется продолжать вашу роль бога огня. Это облегчит нашу, участь.

Я охотно согласился и потряс свойм пылающим; суком.

Мы поднялись на гору и нашли целый городок пещерных людей. Навстречу нам бежали голые маль;' чишки. Женщины в звериных шкурах не решались приблизиться к нам и с любопытством смотрели на нас издали. У пещер, на земле валялись каменные топорь! и кости убитых животных. На столбах висело несколько, черепов хищных зверей — трофеи удачных охот. Белый/ как лунь, благообразный старик подошел к нам с недо' верчивым видом. Я повертел в воздухе догоравшим суком и далеко отбросил его от себя. Дуга из дымй повисла над толпой и медленно растаяла в воздухе.

Седой старик расставил руки и отвесил мне глу' бокий поклон.

ОСВОБОЖДЕННЫЙ МИР

Я

С УСПЕХОМ выполнял роль „бога огня». На боль¬шой площадке перед пещерным городом, ночью и днем, горел неугосимый костер, отгонявший диких зверей, за что белые дикари были мне очень благо¬дарны. А вечерами, после захода солнца и наступления темноты, я совершал торжественное „богослужение*. В глазах диких людей я имел полное право считаться Существом божественным. Дело в том, что я не только владел тайной добывания огня, но и крыльями. Во время нападения дикарей и борьбы- с ними у Ли, Смита и механика крылья оказались поврежденными. Сохрани¬лись они только у меня и у Эа. И вот, в темные вечера, окруженные всеми обитателями пещер, мы подходили с ней к костру, держа в каждой руке по смолистой палке, зажигали наши „жезлы» с разными церемониями И медленно поднимались на воздух. Дикари поднимали вой, опасаясь, что мы вознесемся на небо, и Рни оста¬нутся без огня. Но мы не хотели оставить наших това¬рищей. Помахав в воздухе горящими палками, мы Разбрасывали их в стороны. Пылающие угли падали Красивыми дугами, и мы плавно возвращались на землю.

Я убедился, что быть „богом» совсем не трудное занятие. Тем не менее, я скоро начал тяготиться своей ролью, обманщика поневоле. Ночью, сидя у костра, я мечтал, о том, как было бы хорошо этих несчастных, одичавших людей освободить от их предрассудков и поднять культурно: научить земледелию, ремеслам. Но в конце концов это можно было сделать и без нас.

Если бы мы освободились, мы, конечно, не забыли бы об этих людях. Освободиться, но как! Пользуясь кар¬манным радиоприемником, сохранившимся у Ли, мы могли слышать о том, что нас усиленно ищут, ищут друзья и враги. Из Радиополиса каждую полночь доно¬сился к нам голос Эля.

— Ли, Эа, где вы, отзовитесь! — спрашивал он у эфира.

Но эфир молчал, потому что наша передающая станция была погребена в болоте вместе с нашим ко;'- раблем. Ли пытался снестись с Элем посредством пере¬дачи мысли на расстояние. Он сосредоточивал всю свою умственную силу и мысленно отвечал Элю. Но вероятно, какие-то препятствия поглощали слабые электроволны, излучаемые мыслящим мозгом, так как Эль пунктуально продолжал взывать к нам через эфир.

Искали нас и враги. Несколько раз мы перехваты-^ вали сигналы Клайнса, посылаемые своим сообщникам/ Судя по этим сигналам, мы знали, что уцелело еще' довольно много врагов, и находятся они где-то далеко на юге.

Хотя дикари относились к нам хорошо и не причи< няли зла, тем не менее они не хотели отпускать нас; тем более, что с нашими знаниями мы им были очень полезны. '

Не одну ночь, сидя у костра, мы обсуждали план бегства. Но трое бескрылых людей связывали всех- Еще я, пожалуй, убежал бы от быстроногих дикарей отдав свои крылья кому-нибудь из товарищей. Но трое из них все равно оказались бы пешими, их, наверно»- нагнали бы дикари. И наше положение только ухудши' лось бы.

А бежать нужно было во что бы то ни стало. Помимо того, что мы томились нашим бездействием в то время,, когда наша, в особенности, Ли помощь была так необходима в другом месте, мои спутники страдали от голода. Питательные лепешки все вышли, а при¬выкнуть к новой пище они не могли. И силы их быстро падали, что еще больше затрудняло бегство.

Однажды ночью мы сидели у костра и молчали.. Маленький приемник с громкоговорителем передавал музыку из Радиополиса. Эта радио-музыка, которой мы иногда угощали наших поработителей, также каза¬лась им сверхъестественным явлением и поднимала наци авторитет в их глазах. Радиополис веселился, празднуя победу. Новый музыкальный инструмент *— электро¬орган—исполнял гимн победы, произведение молодого- гениального к'омйозитора, соединярШег|о1>зацятие музы¬кой с работой на одной из силовых сН'нЦий. Музыка замолкла. Послышались аплодисменты. После неболь¬шой паузы новый взрыв аплодисментов, и когда нако¬нец они затихли, мы услышали голос Эля.

— Товарищи, — говорил старый ученый, — наша радость безмерна. День, о котором так долго мечтал Мир трудящихся, настал. Последний угол земного шара, где еще царил капитал, неистовствовавший в своей агонии, освобожден. И все же, в на^ радость, как в му¬зыку этого торжествующего гимна, который вы только- Что прослушали, вплетаются грустные аккорды. Враг побежден. Но часть врагов бежала, захватив с собой Ужаснейшие орудия истребления. Пока существует это последнее гнездо, мы не можем быть спокойны, по¬тому что и разбитый враг может причинить нам много зла. Это первое, что омрачает нашу радость. А второе— пы знаете, о чем я буду говорить. Ли, наш лучший.

инженер, наша самоотверженная Эа, наш преданный работник Нэр, наш загадочный гость из прошлого и вождь американских рабочих инженер Смит пропали без вести. Несмотря на все наши старания, нам не удалось узнать, живы они или погибли. Они не подают о себе вестей, — голос Эля дрогнул, — как мертвые. Но мы не хотим верить в их смерть и будем продолжать наши поиски, пока не узнаем истины, печальной или радостной. Мы разослали специальные экспедиции во все части мира. Мы обшарим каждый уголок земного шара. И мы их найдем! Вместе с тем, мы розыщем и наших врагов, хотя бы для этого пришлось спуститься на дно океана или подняться к звездам. И мы уничто-жим их. Тогда наша радость будет полною и не омра-ченною ничем.

Долго несмолкавшие аплодисменты покрыли эту речь.

Взволнованный Ли поднялся.

— Помощь близка, — сказал он,—будем терпеливы. Какое несчастие, что я не могу послать им привет!.. Мне хотелось бы кричать, кричать так, чтобы мой голос был слышен в далеком Радиополисе...

Возбужденные, мы так и не уснули в эту ночь.

Несколько дней под ряд мы не отходили от радио¬приемника. Мы все чаще начали получать сигналы от воздушных судов, которые искали нас. Мы знали о пути их полета. Некоторые пролетали в нескольких стах километров от нас. Иные из них погибли от внезапного нападения вражеских судов. Клайне, очевидно, тоже следил за ходом розысков и старался всячески вре¬дить им.

На исходе второй недели, когда я собирал сучья для костра, ко мне подбежала взволнованная Эа и сказала:

— Идите скорее, Ли получил важные вести. ' ' ‘

Я поспешил к отведенной нам для жилья пещере.

Там я застал Ли, Смита и Нэр. Ли нервно тер руки и ходил по пещере, рискуя разбить голову о йизкий свод. Увидав меня, Ли сказал:

— Я только-что получил известие, что один из наших кораблей сегодня ночью пролетит всего в десяти километрах от нас. На крыльях вам легко преодолеть это пространство. Корабль будет лететь медленно. Постарайтесь чем-нибудь привлечь его внимание, и мы спасены. Второй такой случай может не повториться.

— Вы нужнее, — ответил я. — Летите лучше вьт,-'я дам вам свои крылья.

Но Ли решительно отказывался.

— Случай сохранил крылья вам, вы и полетите. Вы гость среди нас, и я не могу подвергать вас риску остаться здесь, если есть возможность спастись и, быть может, спасти нас. Полетите вы и, на всякий случай, Эа. Она поможет вам сигнализировать.

Как я ни отказывался, но в- конце концов при-нужден был согласиться.

Мы высчитали время, когда должны были вылететь. Оно приходилось на полночь. Затем общими усилиями мы сделали две больших связки костров из смолистых, сухих ветвей.

В этот вечер, чтобы усыпить бдительность дикарей, мое „священнодействие» отличалось особенной торже¬ственностью. Я разбрасывал с высоты целые фейерверки сорящих кусков дерева, практикуясь вместе с тем в сигнализации. Дикари были в восторге, с криками одобрения разошлись они по окончании моего предста¬вления по пещерам и крепко, как дети, уснули. Впрочем, Не совсем как дети. Я уже мог убедиться не раз, что

ш

дикари умеют сдать с чуткостью животного. При малей¬шем шуме они просыпаются и засыпают не раньше, как убедятся, что кругом все спокойно. Поэтому нам надо <>ыло соблюдать крайнюю осторожность. От исхода предприятия зависела если не жизнь, то наша свобода-

Мы все сидели у костра. Это было обычно и не могло возбудить подозрения дикарей. Мы прислушива¬лись к их дыханию, вздрагивали при крике ребенка во сне, Мы были взволнованы, но .молчали. Все уже было обдумано и сказано. Ли посмотрел на хронометр.

— Пора, — тихо сказал он. Мы поднялись.. Насту¬пил самый решительный момент. Я и Эа разожгли наши факелы, пламя, которых мы должны были под¬держивать во все'в^емя полета,..и начали спускаться вниз, подальше от пещер, чтобы не разбудить спящих шелестом наших крыльев.

Прощание было короткое, но сердечное.

— В добрый1 пут^, — сказал Ли.

Мы тихо поднялись на воздух, пролетели над лесом, обогнули склон горы, поднимаясь все. выше и ускоряя полет.

— Если бы не эти факелы, — сказала Эа, — мы могли бы лететь гораздо скорее.

— Хорошо еще, что ветра нет, — ответил я, — по¬смотрите, какая чудная ночь.

— Да, но плохо то, что восходит луна. Сегодня полнолуние, В темную ночь наши факелы были бы видны лучше.

Мы поднялись еще выше, но неожиданно попали в поток сильного ветра. Мой факел погас. Хорошо, что я летел не один. Иначе мне пришлось бы спускаться вниз, чтобы добыть огонь трением, а на это ушло бы много времени. Я зажег свой факел от огня факела

Ш

Эа, и мы спустились ниже, где было тихо. Скоро мы достигли линии, через которую должен был пролетать наш воздушный корабль. Мое волнение достигло край¬них пределов. Чтобы свет наших факелов был лучше виден, мы отлетели друг от друга, создав таким обра¬зом две светящиеся точки. Несколько раз нам казалось, что мы слышим гул приближающегося корабля» но это был обман слуха.

— Летит! — вдруг крикнула мне Эа, указывая на горизонт.

Она не ошиблась. На диске луны четко вырисовался силуэт сигарообразного воздушного, корабля; пролетев Диск луны, он потерялся на фоне темно-синего неба, но потом опять стал заметен.

Он шел прямо на нас, быстро увеличиваясь в раз¬мерах.

Мы вынули запасные факелы, зажгли.их и, держа в каждой руке по факелу, начали махать ими в воздухе.

— Они заметили нас, корабль летит сюда, — воз-бужденно крикнул я Эа.

Но радость моя была преждевременной. .Немного «е долетая до нас, корабль вдруг начал заворачивать влево. Я размахивал факелами, рискуя загасить их,— корабль продолжал уклоняться в сторону. Вот уж он Миновал нас. Последняя надежда угасала...

— Зажигайте все факелы, бросайте, часть их на Землю, — крикнул я Эа что было мочи.

Вспыхнуло такое яркое пламя, что теперь уже мы сами рисковали сгореть живыми. Жар палил лицо, я задыхался от дыма, но неистово продолжал махать факелами.

В тот момент, когда уже отчаяние стало овладевать мною, налетевший ветер сдул дым в сторону, и я

увидел, что корабль резко изменил полет и быстро приближается к нам.

— Наконец-то! Мы спасены! крикнул я Эа.

Корабль спустился, замедлил полет) выбросил нечто в роде сети и подхватил- нас в .эту сеть прежде, чем мы успели бросить факейы.-Хорошо, что сеть оказа¬лась металлической и достаточно крупной. Мы бросили в отверстия сети факелы, и с нетерпением ожидали, когда она поднимет нас на корабль. Наконец через открытый люк мы -были доставлены в просторную каюту.

Первое же лицо, которое я увидел, заставило меня в ужасе отшатнуться. Если бы люк уже не был закрыт, быть может, я бросился бы вниз. Это было лицо типич¬ного американского богача. Из одного плена мы попали в другой.

Ни слова не говоря с нами, нас заперли в железную каюту, лишенную всякой мебели. Мы были так пода¬влены, что даже не говорили друг с другом. Что будет с нами? Нам не приходилось рассчитывать на пощаду- И что будет с Ли и Смитом?..

Мы летели долго. Наконец мы почувствовали, что- корабль снижается, — замедляет полет, останавливается.-; Так же молча наши тюремщики вывели нас наружу. ,

Два ощущения сразу больно ударили по нервам-) Яркий свет солнца после полумрака нашей тюрьмы и резкое чувство ходода. г

Корабль остановился на площадке, лежавшей на' поверхности ;какого-то океана. Кругом плавали огром- ные ледяные горы. Посреди площадки был люк- Конвоируемые толпой американцев, мы вошли в лифт и стали спускаться вниз. Спускались мы довольно долго.

Наконец мы вышли из лифта и пошли по кори-дору вдоль стеклянной стены. Сквозь толстое стекло проникал снаружи бледный свет. За стеклом вид-нелось зеленоватое водное пространство с мелькав-шими в нем огромными рыбами. Мы были на дне океана, в подводном городе—последнем убежище амери¬канцев.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

НА РАССВЕТЕ

Г

ДЕ находится Смит? Где Ли? — И, не ожидая моего ответа, Клайне спросил меня, очевидно, издеваясь надо мною:

— Какую смерть вы предпочитаете, спокойную, как засыпание, или сопровождаемую агонией ужаснейших страданий.

Да, это был Клайне. Тестообразный, с огромной головой, он сидел, зарывшись в подушки, и смотрел на меня своими водянистыми глазами.

За стеклянной стеной колыхалась вода, в которой виднелись рыбы, привлеченные светом из комнаты под¬водного городка.

— Какую смерть вы предпочитаете?-—еще раз спро¬сил меня Клайне.

— Я предпочитаю жизнь; — ответил я.

Мой ответ очень рассмешил Клайнса. Он долго смеялся тонким, визгливым смехом. Наконец, вытерев слезящиеся глаза, он ответил;

— Я тоже предпочитаю жизнь, и потому вы должны умереть. Вопрос только в том — как. Если выскажете, где Смит и Ли, вы умрете спокойно. Если не скажете— вас ждут страдания, ужасные мучения, какие только может испытать человек.

— Смит, • Ли и механик погибли при крушении корабля,-они-не успели одеть крылья.

— Гм... вы уже успели сговориться с этой девушкой!

Я не сговаривался с нею, но оказалось, что, по

счастливой случайности, она, допрошенная- раньше меня, дала такие же объяснения.

— Ваша ложь скоро будет открыта. И тогда пеняйте на себя,—сказал Клайне. Он хорошо говорил на $и.чке европейцев. Потом он перешел на английский язык.

Коротая время у дикарей, я, благодаря новым, упро¬щенным методам усвоения языков, довольно скоро научился говорить на новом английском языке, беря уроки у Смита.

— Приведите врача, — сказал Клайне.

„ Сейчас, очевидно, меня будут пытаТь в присут-ствии врача,« — подумал я.

Вошел врач, такой же большеголовый, как и Клайне,, но не столь полный, он мог ходить на ногах, не поль'; зуясь подпорками и коляской. *

— Осмотрите этого человека,—сказал Клайне врачу, указывая на меня.

Врач с удивлением посмотрел на мое телосложение,: непохожее на телосложение окружающих людей, затем приступил к самому тщательному осмотру. Он принес с собой целый ряд аппаратов и последовательно осмот' рел при их помощи, мои легкие, сердце, печень... Кажется, ни одного органа он не оставил без внимания. Потом он шприцем взял у меня кровь и тут же произвел анализ.

— Ну, что? — спросил Клайне, внимательно следя за всеми манипуляциями врача.

— Прекрасная кровь, — ответил врач. •*- Количество красных кровяных шариков на двести-процентов выше нормального. Это совершенно исключительный экзем¬пляр человеческой породы.

— Прекрасно, — ответил Клайне.

Я совершенно не мог понять, какое значение имеет состав крови у человека, которого хотят подвергнуть пыткам и медленной смерти.

Скоро однако мои недоумения разрешились. Меня положили на стол возле Клайнса и произвели перели¬вание крови из моих вен в вены Клайнса.

' Так вот что значит его фраза „я тоже хочу жить, и потому вы должны умереть»,

Я должен был умереть не только как враг Клайнса, но и потому, что моя кровь должна была продлить его жизнь. .

— Я чувствую себя гораздо лучше, — сказал Клайне вскоре после операции переливания. — Ко мне верну¬лась моя прежняя анергия. А она мне тан необходима. Ведь мы будем бороться, бороться до конца. Питайте его лучше, чтобы я смог как можно больше извлечь из него крови, а потом... он получит должное.

Какой ужас! Своею кровью я должен был укреплять силы самого страшного' врага моих друзей, укреплять силы на борьбу с ними... Если мне суждено умереть, то хорошо было бы отравить свою кровь, пусть она отравит и Клайнса...

Надо будет об этом поговорить с Эа, может быть, ей удастся достать нужный яд.

Однако мне не удавалось привести в-исполнение эту мысль. С Эа я виделся только урывками. Притом

Ш

врач перед каждым новым переливанием производил анализ крови.

Благодаря хорошему питанию и уходу, я- не очень обессиливал от потери крови в первое время» Но все же постепенное обескровление начало сказываться. Я чув¬ствовал слабость, головокружение.

Какая нелепая смерть!

Посмотрев как-то в зеркало, висевшее в одной из проходных комнат, я ужаснулся бледности своего лица.

В этот день, во время операции переливания, врач, не стесняясь моим присутствием, сказал:

— Ну, кажется, эти ресурсы близки к окончанию. Нам придется заняться девушкой. К сожалению, ее кровь не так богата красными шариками...

„Эа! Неужели и ее постигнет та же участь?* — с ужасом думал я, лежа на операционном столе.

— А с этим что? —спросил Клайне, лежавший рядом.,.

— Мы можем еще использовать его железы внутрен¬ней секреции, — ответил врач.—Сделаем пересадку. Это обновит ваш организм й придаст устойчивость составу вашей крови. Однако надо спешить, так как он на границе острого малокровия. Сделаем передышку на несколько дней; возьмем еще два—три стакана крови, и тогда можно будет оперировать.

На. меня смотрели как на обреченного, и потому совершенно не стеснялись говорить при мне обо всем. Во время операций переливания Клайне беседовал со своими друзьями и подчиненными. Из этих разговоров я узнал, что американцы, на всякий случай, заблаго¬временно приготовили себе это убежище. Подводный город находился в самой заброшенной части мира,

недалеко от Южного Полюса. Для того, чтобы не обнаружить его местопребывания, отсюда не произво¬дили никаких радиопередач; Но американские корабли продолжали делать налеты, сообщая с пути о всех событиях.

Посреди комнаты, в которой находился Клайне, стоял громкоговоритель и большой экран, на котором отражались события внешнего мира.

Однажды, лежа на — операционном столе, я увидел «а этом экране картину, глубоко взволновавшую меня и, кажется, самого Клайнса. Это было во время пред¬последнего переливания крови. Экран вдруг осветился, и я увидел площадь в парке Радиополиса. На трибуне, среди радостно возбужденной толпы, стояли Ли и Смит и рассказывали своим друзьям о своем спасении. Оказа¬лось, что следом за американским кораблем летел наш. Увидав раскиданные на земле догоравшие факелы, Друзья, летевшие на розыски, остановили корабль * воздухе. Сотни людей, с крыльями за спиною, выле¬тели из корабля и рассеялись по окружающей местно¬сти, ярко освещенной прожектором, чтобы разыскать тех, кто мог зажечь факелы в этой- дикой, безлюдной Местности.

Так были найдены Ли, Смит и Нэр.

— Вы, кажется, говорили, что они погибли при Падении?—с кривой усмешкой спросил меня Клайне.

Но эта усмешка быстро сошла с его лица, когда он услышал, что дальше говорил Ли.

Он говорил, что нашим кораблям удалось выследить то место, куда слетаются йорабли американцев и откуда они вылетают.

Таким образом мы открыли, где- укрылось это последнее осиное гнездо.

ОТ

Случайно повернувшись в сторону Клайнса, Ли сказал.

— Клайне, быть может, вы видите меня. -Так слу-шайте. Сдавайтесь без боя и отдайте,нам наших дру-зей. ЕСЛИ вы не сделаете этого, мы будем к вам беспо-щадны. Вместе с вами мы не хотим губить и наших друзей, и потому мы не приводим нашу угрозу в испол¬нение немедленно. Даю вам сутки на размышление.

Хотя я не видал в этот момент моего лица, но лицо Клайнса, вероятно, было также бледно,как и мое. Не- смотря на протесты врача, Клайне приказал немедленно созвать совещание штаба инженеров.

— Мы открыты, — сказал он, —когда все явились- Что делать? Здесь оставаться нам невозможно. Ваше мнение, Крукс.

Я уже слыхал эту фамилию. Крукс был главны* инженером, соперничавшим в гениальности с Ли. Его огромная голова с непомерно большим лбом свисала/ от тяжести на правое плечо, так что он смотрел вбок, исподлобья.

Крукс беспомощно развел руками.

Мы предвидели то, что рано или поздно будем открыты. Вы знаете что я сконструировал огромный летающий корабль, — целый город, который может вместить всех нас. Этот корабль лежит рядом с под* водным городом, в океане. Его движущая сила осно-вана на принципе ракет, и потому на нем мы можем подняться выше атмосферы и летать в безвоздушном пространстве. Мы могли бы продержаться на нем не-определенно долгое время далеко от земли. Но... тут есть большое но. Несмотря на все успехи химии, мь» не можем обеспечить питание всех нас более, чем на два — три года. Если бы нам удалось возобновлять-

Ш

Крукс был главным инженером, соперничавшим в гениальности с Ли.

запасы, ну хотя бы, клетчатки, мы добыли бы из нее все, что нужно для питания. Но для этого мы должны держаться ближе к земле, чтобы наши небольшие суде — могли от времени до времени спускаться на землю в безлюдных местах и пополнять запасы химических продуктовой воды. Но эти малые суда скоро были бы уничтожены один за другим...

— Значит, мы обречены, — раздельно сказал Клайне.

' — Да, мы обречены, как, впрочем, все живущие на

земле, — ответил Крукс.

— Это вы хорошо сказали,— возбужденно ответил Клайне, — хотя, может быть, вы и не о том думали, о чем думаю я. Если обречены умереть мы, то пусть не позже, а вместе с нами умрут все живущие, все да одного. Мы взлетим вверх на нашем воздушном городе и мы... мы пустим в ход атомную энергию. Мы развя- жем все разрушительные силы всех атомов, находя¬щихся на земле и взорвем весь земной шар. Кто возражает против этого? Конечно, никто. Если нам суждено умереть, существование земли теряет всякий смысл.

На этом совещание было закончено, и все обита-тели подводного города начали с отчаянной поспенК ностью готовиться в последнее путешествие. Тай кая все шли на смерть, то сборы были не велики, — нужно, было только поднять на поверхность огромный воз¬душный корабль, перебраться в него и подняться на воздух.

Через несколько часов все было закончено. Огром¬ный корабль-город поднялся на воздух.

Все были так поглощены мыслью о предстоящей гибели, что совершенно забыли обо мне и Эа. Мы скоро разыскали друг друга и ушли подальше от всех, в ни*'

Ш

нюю часть корабля, игравшую роль трюма. Здесь в огроМ»-; ных кладовых хранились, всяческие запасы.

— Эа, неужели через несколько часов, быть может минут, мир погибнет? — сказал я.

— Да, он может погибнуть, — отвечала она. — Мы должны, если сумеем, попытаться предотвратить эту опасность. Но как?..

Мы смотрели друг на друга, и- вдруг наши глаза засветились мыслью,—мы уже знали, что одною и тою же мыслью.

В этих трюмах должны быть запасы взрывчатых веществ, достаточные для того, чтобы взорвать весь- корабль со всеми его обитателями и нами самими. Взор¬вать корабль прежде, чем Крукс пустит в ход атомную энергию, — и земля будет спасена!

Не говоря друг другу ни слова, мы бросились с Эа На поиски.

Только бы успеть!..

Обежав несколько комнат, мы наконец нашли то, что искали. В мягких подушках на полках, снабженных пружинами, лежали бомбы. Довольно взорвать одну бомбу, как взорвется весь склад. Но мы взяли две бомбы — Эа тоже хотела принять непосредственное Участие в спасении земли.

С бомбами в руках, мы смотрели друг на друга.

— Прощай, Эа, — сказал я дрогнувшим голосом.

— Прощай!—тихо ответила она, и лицо ее освети¬лось печальной улыбкой, как бледный луч солнца, мельк¬нувший между осенних туч.

Мы подняли тяжелые бомбы и бросили на пол.

Взрыв... Пламя... Ничто... *

— Эа, Эа — закричал я, сам удивляясь тому, что еще могу кричать, и открыл глаза... На моем письмен¬ном столе горела лампа» а сквозь окно пробивался сумрачный свет московского утра.

— Наконец-то,—услышал я незнакомый голос. Это был голос врача.

— Что с Эа? Она тоже жива? — спросил я доктора, еще не соображая, почему я вновь оказался в Москве-

— Лежите спо- очень больны, но

койно, — ответил теперь опасность

нрач. — Вы еще совершенно мино-

бредите. Вы были вала.

ВЕЧНЫЙ ХЛЕБ 

I. ДЕРЕВЕНСКИЕ НОВОСТИ

Н

ЕБОЛЬШОЙ рыбацкий баркас медленно подплы¬вал к острову Фэр, входящему в группу Фрид- ландских северных островов Немецкого моря. Стоял осенний вечер. Крепкий северный ветер обдавал рыба¬ков брызгами ледяной воды. Лов был неудачный, и лица рыбаков, посиневшие от холода, хмурились.

— Зима в этом году будет ранняя, — сказал старый Рыбак, попыхивая короткой носогрейкой.

' — Да, похоже на то, — отозвался молодой и, по-молчав, прибавил:

— У Карла опять сеть украли, новую!

Все оживились. Рыбаки начали обсуждать, кто бы Мог заниматься у них кражами.

— Мое мнение такое, что это дело рук Ганса, — Решительно заявил молодой рыбак.

— Ганса? Ну, уж ты придумаешь! — послышались Удивленные голоса.

Ганс был полубольцой, тощий, как скелет* высокий старик, одиноко живший в старом, заброшенном зда¬нии маяка.

— Ганс. Да он еле ноги таскает! Какие же у тебя Доказательства?

— А такие, — заявил молодой рыбак, — что- Ганс толстеет. « ‘

иа

Это была правда. За последние недели лицо Ганса зн ачйтёльно'”ок ру гл и л ось, и эта загадочная полнота уже служила предметом деревенских разговоров.

— Говорят, Ганс нашел на берегу клад, выброшен¬ный морем. От такого подарка не мудрено пополнеть,— задумчиво сказал старый рыбак.

— Ганс занимается контрабандой.

— А я говорю вам, — не унимался молодой рыбак,— что Ганс крадет у нас сети и рыбу, продает их и жи¬реет. Вы заметили, поздно вечером он куда-то частенько отлучается. Какие такие у него дела? Все это очень подозрительно.

С молодым рыбаком спорили, но видно было, что его рассказ на многих произвел впечатление. И когда баркас подошел к берегу у старого маяка, один из рыбаков предложил.

— А что, если бы нам зайти к Гансу, посмотреть, как он живет? Обогреемся, а кстати и его пощупаем.

— Вот это дело! — оживился молодой рыбак и на¬чал быстро выгружать рыбу и прибирать снасти.

В небольшом оконце маяка светился огонек. Старик Ганс еще не спал. Он радушно встретил гостей и пред¬ложил погреться у полуразвалившегося камина.

— Ну, как лов? — спросил он, потирая жилистые, руки с крючковатыми пальцами.

— Плохо,—ответил молодой рыбак. Он был зол на’: неудачный лов и непогоду, и ему хотелось сорвать на / ком-нибудь злость.—А ты все полнеешь, Ганс, с чего бы?

Старик жалко улыбнулся ^развел руками.

— Ты тоже полнеешь, Людвиг, ответил он.

— Не обо мне речь. Когда человек своими сетями рыбу ловит, да продает, в этом нет ничего удивитель¬ного, что полнеешь. А ты вот скажи нам секрет, как

йе работая пополнеть, тогда и мы, может, будем у теп¬лого камина греться, вм,есто того, чтобы' в море ревма- тизмы наживать. „

Ганс был явно смущен. Он ежился, потирал руки, пожимал плечами. Все заметили смущение старика, и это заставило поверить в его виновность даже тех, кто сомневался.

— Надо бы произвести у него обыск,—тихо сказал рыжий Фриц, наклоняясь к уху другого рыбака, — я это тонко устрою. — И обратившись к Гансу, он сказал.

— Как ты не боишься жить в этакой развалине? Дунет хороший норд-ост, и тебя раздавит в лепешку.

— Стены толстые, как-нибудь доживу,—ответил Ганс. * — А если раздавит? — не унимался Фриц. — Тебе-то, старику, может быть, это и безразлично, а с нас спро-

•сят. Зачем не приняли мер безопасности. Еще под суд отдадут. Надо осмотреть твое жилище.

— Что ж его осматривать, — растерянно проговорил Ганс. Он уже не сомневался, что посетители в чем-то его подозревают и пришли не спроста.

— Приходите завтра, когда будет светло,, и осмо-трите, если желаете.

— Зачем завтра. Мы и сегодня можем осмотреть.

’ — Да ведь темно, лестницы разрушены, ушибиться можете. Ну, что за спешка, право. Полсотни лет жил, а тут вдруг одну ночь не переждать. х,.,

. Людвиг уже понял военную хитрость Фр'^да] и за-суетился. ’ 4* 5

— А ты фонарь зажги.

— Фонарь! У меня и масла нет.

Но Фриц уже шарил по круглой комнате.

— Масла? Вот фонарь. А вот и масло. Ты что же старик, лукавишь?

Фриц быстро налил масло, зажег фонарь.

— Идем.

Все поднялись и пошли за Фрицем. Ганс, тяжело вздыхая и шаркая ногами, шел следом за ними, под-нимаясь в полутьме по сырым, стертым ступеням вин¬товой лестницы.

В комнате второго этажа лежал всякий. хлам, по-крытый пылью и мусором обвалившейся штукатурки. Сквозь разбитые? стекла окон дул ветер. Свет спугнул несколько летучих мышей и они шарахались по стенам, сдувая пыль и паутину. Фриц внимательно осматривал каждый угол, ворошил мусор тяжелыми рыбацкими сапогами, потом, освещал стены и говорил.

— Ишь^ какие трещины!

Но ничего подозрительного он не нашел.

— Идем в третий этаж.

— Да ничего там нет, — проговорился Ганс.[

Но Фриц, не слушая его, уже карабкался в верхнюю комнату.

Здесь ветер пронизывал насквозь, проникая не только через открытые впадины окон, но и огромные щели.

*— Ты, кажется, ошибся, Людвиг,—тихо сказал Фриц.

— А вот, посмотрим, —громко ответил Людвиг и. разозлившись, толкнул Фрица, —Неси сюда фонарь. Что это такое?

— Надеть не похоже, — сказал громко и Фриц, уже »е считая'нужным скрывать цели прихода. Фонарь осветил полку и стоящйй на ней котелок, прикрытый дощечкой.

Фриц поднял дощечку и заглянул в котелок. Там лежала какая-то студенистая жидкость, напоминавшая лягушечью икру.

— Пойдем, Людвиг, это какая-то перекисшая дрянь. Я же тебе говорил, чтет ты ошибся.

Людвиг уже сам злился на себя, что затеял всю эту историю и остался в дураках. Чтобы оттянуть момент своего посрамления, он вытащил из темного угла Ганса и грубо закричал на него.

— Ты что держишь в этом горшке?

К общему удивлению, вопрос Людвига привел Ганса в крайнее смущение. От волнения у старика дрожала нижняя челюсть. Бессвязно он прошептал несколько слов и замолк. Это возбудило интерес к содержимому горшка у остальных рыбаков.

— Что же ты молчишь? — не унимался Людвиг. — Да ты знаешь, куда попадешь.за такие дела? —фанта¬зировал он, вдохновленный смущением Ганса.

— Не спрашивайте, прошу вас, — проговорил Ганс Упавшим голосом.—|Здесь нет никакого преступления, но я дал слово...

Эти слова произвели на всех ошеломляющее впе Чатление. Неожиданно они оказались перед лицом Какой-то загадки.

Торжествующий Людвиг бережно ухватил горшок И, приказав Фрицу светить фонарем, спустился вниз.

— Это, кажется, будет поинтересней краденых се-тей,—сказал он возбужденно Фрицу, ставя горшок на стол у камина.

— А теперь, — обратился он к Гансу, —ты должен

Рассказать нам все. ' 'к-

— Но я дал слово...

— Тогда ты пойдешь в тюрьму.

— За что же?

— За это самое. Ты был у нас уже давно на по-дозрении. Недаром ты стал полнеть.

— Неужели вы знаете?

Людвиг ничего не знал. Но в этот осенний вечер он неожиданно открыл в себе способности сыщика.

— Да, мы знаем все, — уверенно ответил он. — Если ты не будешь запираться, то мы, может быть, и не отправим тебя в тюрьму.

Старик был убит. Он низко опустил голову и, по-молчав, сказал:

— Я не хотел нарушить слово и сделать неприят-ность тому, кто пожалел меня, старика, и был моим благодетелем. Но если вы уже знаете... Это „вечный хлеб», который я получил от профессора Бройера.

Если Людвиг и имел способности сыщика, то ему нехватало профессиональной опытности. Забыв свою роль, он в полнейшем изумлении спросил.

— Вечный хлеб? Что это такое?

Услышав этот вопрос, заданный с искренним уди-влением, и возгласы других рыбаков, Ганс понял, что они ничего не знали о .вечном хлебе», и что, очевидно, другое подозрение привело их сюда и случайно открыло тайну, бережно им хранимую. Если бы он еще не на¬звал фамилии профессора! Но отступать было уже поздно. И сразу сгорбившийся Ганс тяжело опустился на скамью.

—- Слушайте. Я скажу вам все...

■» у**

II. СЧАСТЛИВЫЙ ГАНС

Я

ОЧЕНЬ нуждался,, больше того: я голодал,—так начал свое признание старик Ганс. — Однажды вечером, когда я от голодного истощения не в силах был выйти из дома, ко мне постучались. Я открыл дверь

и увидал перед собой старого профессора Бройера, ко¬торый, как вы знаете, живет недалеко от нашей дере¬вушки в усадьбе... .

— Знаем, говори дальше,—'Нетерпеливо -прервал Ганса Фриц.

— Профессор Бройер сказал мне: „Я могу накор-мить тебя Ганс, накормить на всю жизнь, если только ты дашь мне слово никому не говорить об этом». Я дал ему клятву... — старик тяжело вздохнул, — которую те¬перь нарушил... Тогда Бройер вынул, из-под плаща банку и протянул ее мне.— „В этой банке, — сказал он мне, — находится „вечный хлеб* или „тесто*. Если ты съешь половину этого теста, тр,- будешь сыт весь день. А через сутки тесто само наростет, и банка опять будет полная. Не бойся Ганс,— сказал профессор,— это не вредное тесто. Не смотри, что оно не красиво выгля¬дит. Тесто питательно и вкусно. Попробуй». Я не ре¬шался. Тогда профессор откушал сам и говорит. „Ну, вот видишь, я жив и здоров*. Он оставил мне банку и просил наведываться к нему и сказывать, как я себя чувствую. Потом он ушел...

Рыбаки слушали рассказ Ганса с таким напряжен¬ным вниманием и удивлением, что многие из них даже раскрыли рты.

— И что же было дальше? — ерзая на стуле от не¬терпения, спросил Фриц.

— Я долго не решался притронуться к тесту, —про¬должал Ганс. —Оно так похоже на лягушечью икру. Противно было. Несколько раз я подходил к банке, но не мог побороть отвращения. .От голода мне не спа¬лось. Под утро, когда спазмы стали сводить мне желу¬док, я решил: все равно умирать... И, зачерпнув лож¬кой, я проглотил кусок теста. Оно оказалось довольно

вкусным и напоминало растертое печеное яблоко. Не прошло минуты, как я почувствовал полную сытость. Силы быстро прибывали. Мысленно поблагодарив про¬фессора за его чудесный подарок, я крепко уснул и проснулся бодрым и здоровым.

— А тесто? Ты посмотрел на тесто?

— Я съел меньше половины, а к утру банка была полна до краев. С тех пор я начал хорошо питаться и быстро полнел.

Казалось, слушатели окаменели от изумления. Но когда старик окончил свой рассказ, все пришли в дви¬жение, заговорили, замахали руками, повскакали с мест.

— Это что же выходит? В роде скатерти-самобранки?..

— Да, если бы нам дали такой клад, то больше ничего на свете и не надо. Ни тебе землю пахать, ни тебе в море болтаться—лежи на лавке, да тесто за¬кладывай в рот...

— А по нашим безродным местам, где и картошка- то плохо растет...

Когда первое волнение несколько улеглось, всех охватило сомнение. Да возможно ли это? Не морочит ли их старый Ганс? Слишком необычайной, чудесной ка¬залась эта сказка о вечном хлебе.

— А тыне врешь, старик? — строго спросил Людвиг.

— Зачем мне врать. Я могу при вас покушать.— И Ганс, зачерпнув ложкой, с аппетитом проглотил боль¬шой кусок густого теста.

Все смотрели на него с таким видом, как-будто он глотает живую змею.

— Не угодно ли кому попробовать? —

Но никто не решался. Однако недоверие было сло¬млено. Все вновь начали обсуждать это необычайное событие, завидуя счастливому Гансу.

Жены и дети, беспокоясь о долгом отсутствии мужей и отцов, разыскали их,,и скоро наполнили всю комнату. К полуночи уже вся рыбацкая деревня знала о необы¬чайной новости. И разговоры шли до утра. А рано утром, -еще до восхода солнца,, к старому маяку потяну¬лось настоящее паломничество. Каждому хотелось посмо¬треть на чудесный вечный хлеб, и насколько он вырос за ночь. Фриц и Людвиг сторожили у банки всю ночь, и теперь явились свидетелями того, что действительно тесто „подошло**, как опара, и заполнило всю банку.

Фриц первый решился испробовать тесто и удосто¬верил, что оно, очень вкусно и сытно. .

Никогда еще круглая комнатка маяка не видала столько народа. Теперь здесь шло беспрерывное засе¬дание. Рыбаки не могли примириться с мыслью, что таким кладом обладает один только Ганс. После долгих споров они решили послать депутацию к профессору Бройеру, расспросить его о хлебе и просить наделить этим хлебом всех. Депутатами были избраны Фриц, Людвиг и учитель Отто Вейсман, как самый грамотный и начитанный в деревне человек. Ганс просил взять и его, чтобы он мог оправдаться перед профессором.

Профессор Бройер был ученый с мировым именем. Его работы в области биохимии, поражавшие своей смелостью, возбуждали споры и в то же время живей¬ший интерес среди ученых Европы и Америки. Не¬сколько лет тому назад, будучи старым, но еще очень бодрым человеком, он неожиданно для всех оставил чтение лекций в берлинском университете и удалился „на покой», как говорил он, избрал своим местожи¬тельством отдаленную от центра местность и построил себе небольшой домик на острове Фэр. Ближайшим своим друзьям он говорил, что удаляется от „мирской

суеты», чтобы заняться лабораторными опытами над разрешением одной задачи мировой важности. Однако, в чем заключалась эта задача, он никому не говорил.

— В наших университетах, — не без горечи говорил он своим друзьям, — можно работать только по шаблону. Всякая революционная научная мысль возбуждает тре¬вогу и опасения. За вами следят ассистенты, студенты, лаборанты, доценты, корреспонденты, ректора и даже представители церкви. Попробуйте при таких условиях революционизировать науку! Вас засмеют, утопят в интри¬гах прежде, чем вы добьетесь какого-нибудь резуль¬тата. Там я свободен. О моих ошибках не узнает никто, мой конечный успех будет говорить сам за себя.

И он „ушел от суеты», прекратив всякое общение, ^ даже переписку с внешним миром. ^

Рыбаки деревушки, по соседству с которой он по-селился, не знали о мировой известности профессора, . да и вообще очень мало знали его, так'как он почти никуда не показывался. Изредка, ранним утром или на ; закате, его можно было видеть бродящим среди пустын¬ных дюн. Его считали непонятным, немного чудаковатым ■*. стариком, и только. И неожиданно в руках этого ста¬рика оказалось богатство, которое может осчастливить всех. Депутатов-рыбаков охватила невольная робость, . когда они поднялись на небольшой холм и увидали бе¬лый домик, среди тощего сада, возвышающийся над невы¬соким забором из дикого камня. Как-то примет он их! Подарит ли он и им „вечный хлеб», как подарил Гансу?..

Учитель несмело нажал калитку, — она была от-крыта,— и вошел в сад. Вслед за ним вошли Фриц и Людвиг. Ганс плелся в хвосте с видом человека, кото¬рого ведут на суд. Навстречу вошедшим бросились две овчарки, необыкновенно жирные.

Профессор Бройер был ученый с мировым именем.

— Ишь, отъелись. Тоже, небось, тестом кормятся, — заметил Фриц. — Какие толстые! Если у него тесто со¬баки жрут, то неужели же он людям откажет?..

На лай собак вышел упитанный, свежий старичок лет шестидесяти с хорошо сохранившимися русыми во¬лосами на голове и седой бородкой. Это и был про-фессор Бройер. Он отогнал собак и радушно спросил рыбаков, что им нужно.

— Мы пришли просить, не можете ли вы дать нам «вечного хлеба», —сказал Отто Вейсман, решившийся действовать напрямик.—Если только этот хлеб действи¬тельно обладает такими свойствами, как уверяет Ганс.

Лицо профессора Бройера внезапно переменилось. Он нахмурил брови и так сверкнул глазами на Ганса, что тот сгорбился и задрожал.

— Господин профессор, я не виноват! — воскликнул Ганс, прижимая ладони к груди. — Они хитростью вы¬манили у меня тайну.

— Да, он не виноват, — подтвердил Фриц, и рас-сказал профессору, как ими случайно была открыта тайна „вечного хлеба*. Лицо профессора несколько прояснилось, но все же продолжало оставаться хмурым- Он молчал несколько минут, очевидно, обдумывая со¬здавшееся положение. Это молчание казалось депута¬там томительно долгим. Наконец профессор заговорил:

— Ганс прав. Один килограмм теста может пропи-тать человека всю жизнь, и остаться в наследство сыну Едва ли вы поймете, если я стану вам объяснять, из чего оно сделано. Да это для вас и не важно.

— Конечно, нам важно его есть, — — ответил Люд-виг.—Значит, вы дадите его нам?

— Нет, не дам. Но крайней мере, сейчас не могу дать.

Фриц и Людвиг взволновались.

— Но почему же Гансу?.. У вас вот и собаки ка* Кие толстые, тоже, наверно, едят ваше тесто.

— Да, едят, — ответил Бройер. И, остановив под-нятой рукой Фрица, который хотел говорить, профес-сор властным тоном, которого от него нельзя было ожидать, сказал:

— Подождите говорить и выслушайте меня внима¬тельно. Я всю свою жизнь посвятил на то, чтобы изо¬брести этот хлеб, который избавил бы от голода все человечество. Для вас я трудился над изготовлением этого хлеба, и вы получите его. Мне кажется, я уже

. достиг цели, но опыты еще не закончены. А пока они не закончены, я не могу раздавать хлеб направо и налево.

— Но Ганс...

— Ганс — это тоже Опыт, — сурово прервал Фрица профессор. — Я делал опыты над животными, вот над этими собаками и морскими свинками. Потом я делал

, Опыт над самим собой. И, убедившись в полной без-вредности, решил, произвести опыт над Гансом. Но это еще не все. Я сам не изучил еще всех свойств хлеба. Может быть, длительное питание им окажется вредным Для здоровья. Не спешите завидовать Гансу. Я не знаю, как будет вести себя „тесто* через месяц. Может быть, оно будет скисать и станет негодным для еды. Поэтому * я говорю: подождите еще немного. Жили же вы без этого теста, можете подождать еще несколько месяцев. Я обещаю вам, что вас, вашу деревню, я снабжу хлебом первыми, но при одном непременном условии: если вы сохраните эту тайну и не разболтаете ее среди рыбаков соседних деревень. Если мне станет известно, что еще хоть один человек узнал о „вечном хлебе*, я уничтожу хлеб у Ганса и уеду отсюда. Это мое последнее слово.

—. Господин профессор, — сказал учитель, — но как...

— Никаких возражений, — отрезал Бройер,

— Я не о том. Мне хотелось знать, как все-таки этот хлеб растет. Я, видите ли, здешний школьный учи¬тель и, может быть, пойму.

— Я, видите 'ли,— ответил Бройер, — профессор берлинского университета, но мне самому потребовав лось сорок лет труда, чтобы «понять* это. Ну, как вам; объяснить? Если вы разрежете пополам дождевого: червя, то обе половинки отрастут, и появится два це¬лых червя. Ясно? Нечто подобное происходит и с тестом. Меня ждет работа. До свидания. Так помните же о моих ; условиях. Или несколько месяцев терпения и молчания,-: и вы все получите хлеб, или же вы не получите ничего.'

И, кивнув головой, профессор ушел в дом.

Разочарованные депутаты топтались на месте.

— Коротко и ясно,— сказал раздосадованный Люд¬

виг. — Вместо теста можете резать дождевых червей. Одну половинку зажаривать и есть, а другую оставлять; на вырост... 1

— Да ведь это'для примера сказано,-возразил учитель..

— Примерами сыт не будешь. Собаки для опыта,:

Ганс для опыта. Почему же мы не годимся для опыта? Нет, этого дела я так не оставлю. '

Огорченные депутаты пошли в обратный путь, чтобы | сообщить односельчанам печальную весть об отказе^

III. ГАНС СТАНОВИТСЯ «ХЛЕБОТОРГОВЦЕМ* '

В

ОЛНЕНИЕ в деревне не прекращалось. Всем каза¬лось несправедливым, что „вечным хлебом* обла¬дает один Ганс. Рыбаки собрались на сходе, решили объявить тесто общей собственностью, реквизировать

й поделись поровну. Однако и1ульц (старшина) йрй- знал это решение незаконным и отказался привести его в исполнение. Особенно волновались Людвиг и Фриц. Они даже осмеливались утверждать, что с законом не¬чего считаться, так как, когда писались законы, о «веч¬ном хлебе* не знали. Однако большинство побоялось оказаться самоуправцами и нарушителями закона' и на¬жить бед, если о самочинном законодательстве деревни станет известно в центре.

Во время одного из таких совещаний кто-то со-общил новость, что воры уже дважды похищали у Ганса часть теста. Воры были, повидимому, совестливые, так как брали только не более тридцати грамм.

'— Нашлись же умные люди, —сказал Фриц. — Я бы Даже это и кражей не назвал. Тесто не может принад¬лежать одному человеку, я давно твержу это.

После того, как Людвиг узнал о краже теста, у него *8ердо засела в голове мысль похитить у Ганса кусо* % чудесного теста.

В одну темную ночь он захватил с собой веревку и ^правился к маяку. Ему удалось закинуть веревку с Узлом на конце в одну из стенных расселин, подтя- иУться на руках и влезть в комнату, где хранилось Тесто. Когда он протянул руку впотьмах к той полке, На Которой стоял горшок, неизвестное существо бро* сйлось на него с необычайным криком и исцарапало емУ лицо и руки. Людвиг от неожиданности вскрикнул, °Тс*упил назад и свалился вниз по лестнице.

На шум вышел Ганс с фонарем в руке.

Что ты тут делаешь, Людвиг? — спросил старик.

— Я... Я хотел накрыть вора, который крадет у тебя Тёс*о. Но это, наверно, сам чорт. Он исцарапал мне все своими когтями.

В чорта, впрочем, Людвиг не верил, и потому пред* дожил Гансу пойти в верхнюю комнату с фонарем и осмотреть ее.

Когда они поднялись наверх, то увидали большого черного кота, который сердито ворчал на них.

— Вот так вор,—удивился Людвиг. — Неужели и кошки находят вкус в этом тесте? — И с горечью, поду* мал: „Они, небось, не считаются с глупыми законами''

Но едва не попавшись на месте преступления, ой уже не повторял попытки украсть тесто. Впрочем, дело скоро приобрело совершенно иной оборот.

Ганс был обеспечен хлебом и не голодал. Но у него свалились с ног сапоги, ветхая одежда расползалась на пополневшем теле, он не имел дров, и ему приходи* лось мерзнуть в своем полуразвалившемся маяке. Словом* он оставался нищим, хотя и сытым нищим.

Этим воспользовались деревенские богатеи. Они на¬чали наперерыв искушать его продать им тесто з* сапоги, новую шубу, дрова. Ганс долго крепился и И*

. поддавался этим искушениям. Однако, когда в середин* декабря наступили сильные морозы, он не удержало* и начал торговать тестом. Сам он уже достаточно огь* елся, старческий организм не требовал много. Ганс н* съедал за день половины теста, и у него оставался, небольшой излишек. Этот излишек он и пускал в тор¬говый оборот, продавая каждый день кому-нибудь част*» теста. На покупку теста установилась очередь. Чей дальше шла торговля, тем больше охватывал Ганса ДУ* наживы. Он запрашивал все большую цену, торговался* как ростовщик. Его ругали, но платили. Нельзя же от; стать от других.

У Ганса появилась настоящая страсть к наживе. О*1 даже уменьшил свой дневной паек, чтобы расширив

1.Ю

торговлю, и несколько похудел. Зато у него появились тяжелые сундуки, набитые шубами и кафтанами, в камине пылали большие поленья дров, а в маленьком сундучке под кроватью росли стопки денег. За какие-нибудь два месяца Ганс сделался самым богатым человеком в деревне.

Он даже помолодел от привалившего счастья. Теперь он начал бояться смерти и, опасаясь, как бы старый Майк, в самом деле, не раздавил его, купил новенький Домик, перебрался туда и нанял служанку, чтобы она мыла ему белье, ухаживала за хозяйством и варила кофе, который он пил .как настоящий богач», под¬ражая пастору соседнего села, пившему по утрам кофе со сливками. Ганс выписал себе из города радиоприем¬ник с комнатным громкоговорителем, целый день сидел 8 удобном кресле, попыхивал трубочкой и с самодо- 80льной улыбкой слушал, что делается на белом свете. Ёго даже не мучила совесть. Когда изредка он вспо¬минал о профессоре Бройере, то думал: .Что же пло¬хого я сделал? Профессор накормил, но не одел меня, притом надо подумать и о других. Несправедливо, 8 самом деле, одному владеть тестом».

Рыбаки также были довольны. Правда, теста было Маловато. К тесту приходилось добавлять хлеб и рыбу. Но *се же тесто было хорошим подспорьем в хозяйстве. Только несколько бедняков не имели средств, чтобы купить теста. Один из них* наслушавшись речей о том, '‘ТО „вечный хлеб» должен быть общим достоянием, по¬пался было осуществить это на практике, запустив РУку в банку с тестом, стоявшую случайно, в открытом чУл^нчике, но был пойман на месте, избит хозяином — ^татым рыбаком — и предан суду за кражу. К его Удивлению, все рыбаки, купившие тесто, были крайне 80амущены его поступком. Он пытался оправдываться, повторяя их^же слова об общем достояний. Но ему никого не удалось убедить.

— Когда тесто будет раздаваться бесплатно, — отве¬чали ему, — тогда оно и будет общим достоянием. Как же ты хочешь силой и даром получить то, за что мы платили деньги? А ты знаешь, что такое для нас деньги? Это тяжелый труд рыбака, полный опасностей. Ты не тесто украл, а наш. труд.

И вор был осужден со всей строгостью закона.

Впрочем, в приговоре деревенские судьи не писали* какое он украл тесто. Рыбаки все ж таки сохраняли тайну «вечного хлеба» в пределах своей деревни. Им хоте- лось жить лучше соседних деревень. Притом они надея- лись, что профессор всех их скоро наделит тестом вдо- воль. И они скрывали от Бройера покупку хлеба у Ганса-

Однако профессору скоро стало известно все. И я* только ему.

Однажды Бройер сидел в своей лаборатории, когД* ему сказали, что его ждет какой-то молодой человек, «прилично, по-городскому одетый». Профессор помор' шился. Он не любил, чтобы ему мешали работа*!” А тут еще городской костюм неизвестного посетителе

— Скажите, что меня нет дома, — ответил он слуге Карлу.

— Я говорил. Молодой человек ответил, что о1* подождет, пока вы вернетесь.

— Скажите, в таком случае, что я сегодня не вернусь,'' уже раздраженно ответил Бройер и углубился в занятИ*

На другое утро слуга Карл доложил, что пр»' шел вчерашний посетитель и вновь просит приняв его... И слуга протянул профессору визитную карточкУ'

Профессор, видя, что ему не отделаться от назо#л*1 вого посетителя, вздохнул и вышел в гостиную. 

* ЬаЬавв ац<& 5Д/аГц ' №к1еа — ? Мао Бем, у, 1п$-саг, гоШ всЫито У ^‘в 1ш Тгаиш ЛигА 51гаВеп1а(српе1 МаосЬша! Ьоп гав! ^о*1паш»г? Вой’ ВсЫаГев мг|’г н*в<(с «’*сЪеп, Ь<Ш а?г ипаегеш Виго . .

\Ув11 <<( «

ива Ваае-, хию

*акео?

1/ввег ЬеЬев Тгаю Ь«|] — '

— Я корреспондент берлинской газеты... 

Навстречу ему поднялся бритый молодой человек с большими круглыми очками на носу, одетый с пре- увеличенной элегантностью.

— Простите, дорогой профессор,—быстро заговорил посетитель,—что я нарушил ваше уединение...

— Я очень занят и могу уделить вам не более пяти минут, — сухо ответил профессор.

— Я вас не задержу. Я—корреспондент берлинской газеты...—молодой человек назвал одну из крупных газет. Профессор недовольно крякнул, узнав, что имеет дело с корреспондентом.—Редакция поручила мне побеседо- вать с вами по поводу вашего величайшего изобретения-

— Какого изобретения?—насторожился Бройер.

, —1 Изобретения „вечного хлеба», разумеется. Ведь это ^Ьткрыряет такие грандиозные перспективы...

— Как, и вы о „вечном хлебе?» — крикнул профес- I сор, весь побагровев. — Откуда вы взяли! Все это глу*

пости, праздная болтовня. Никакого „вечного хлеба*, я не изобретал.

Молодой человек выслушал эту горячую речь со спокойной улыбкой, которая еще больше раздражила профессора.

— Уважаемый профессор, — ответил он, — мы не смели бы проникнуть в тайны вашего творчества, если бы их не открыл нам случай. Это вышло помимо нас>

— Какой случай!—спросил профессор, чувствуя, что его тайна действительно раскрыта.

— Вы дали в виде опыта часть „вечного хлеба» или теста, как его здесь называют, старому рыбаку Гансу. Ганс начал торговать этим хлебом среди своих односельчан-

— Не Может быть! — вскричал профессор.

— Увы, это так. Он не оправдал вашего доверия* Одна из жен рыбака не утерпела и послала кусочен

теста в соседнюю деревню своей бедной, больной матери. Вторая дочь этой матери, живущая с ней, на¬писала о чудесном тесте своему брату в Берлин. А этот брат, — какая счастливая для нас случайность! — служит в нашей редакции рассыльным,

— Какая несчастная для меня случайность! — тихо проговорил профессор.

— Таким образом наша газета узнала первая об изобретении, которому суждено перевернуть мир. Новость была столь ошеломляющей, что, признаться, Мы не поверили словам нашего курьера, и редакция командировала меня на место, чтобы проверить все.

Всякие отпирательства были бесполезны. Профессор понурил голову.

— Продолжайте.

— На месте я узнал, правда, прибегнув к некото¬

рой хитрости, что все действительно так и есть, как Говорил рассыльный. „Вечный хлеб“ существует в при¬роде. • • ■

Бройер порывисто подошел к молодому человеку и крепко сжал ему руку.

— Послушайте,—задыхаясь, сказал Бройер,—я очень Прошу вас, не сообщайте ничего в газетах. Опыт еще Не окончен, и его нельзя разглашать... Это может наделать неисчислимые беды. Обещаю, даю вам слово, Что вы первые узнаете о моем изобретении, когда а найду это своевременным. Я сам напишу вам обо всем.

Молодой человек, с участливой улыбкой на лице, отрицательно покачал головой.

— К сожалению, это невозможно, дорогой профес¬сор. В газете уже была помещена заметка. Не могли асе мы ожидать, пока такую сенсационную новость пере¬хватят другие газеты.

— Вам все только бы сенсации, — с горечью прого* ворил Бройер. — Ну, напишите другую заметку, что по проверке на месте слухи оказались вздорными.

— Теперь уж поздно. Сюда наедут другие коррес-понденты. Впрочем, я поговорю с редактором и сделаю все, что возможно. Но, услуга за услугу. Я просил бы вас сообщить мне хотя бы -краткие сведения о сущности вашего изобретения. Не для немедленного опубликова¬ния, а на тот случай, если потушить это дело не удастся. Чтобы, по крайней мере, в нашей газете пер¬вой появились кое-какие подробности об этом из¬обретении.

Бройер прошелся в волнении по комнате. Желая задобрить корреспондента, он решил удовлетворить его просьбу. И начал говорить, как перед аудиторией, не¬вольно воодушевляясь, а корреспондент, открыв блок¬нот и вынув вечное перо, записывал речь профессора стенографически.

— Как вам, вероятно, известно, мысль о создании „искусственного хлеба», изготовляемого в лаборатории» давно занимала ученых. Но все они шли неверный путем, пытаясь разрешить вопрос исключительно силам# одной химии.

Химия — великая наука и великая сила, но кажда* наука имеет свои пределы. Если бы даже химикам уда' лось, скажем, получить белок химическим путем, а рана или поздно это, конечно, будет достигнуто, — то про' блема питания еще не будет разрешена. Первый вО' прос — практический. Ученым удалось получить золот0 химическим путем, осуществить мечту древних алхимН' ков о превращении неблагородных металлов в благо' родные. Но стоимость добывания грамма золота ла6<У раторным путем во много превышает рыночную стой' мость того же грамма обыкновенного золота. Научно¬великое открытие практически—нуль. Второе—это то> что для нашего питания требуются не только белки, но и углеводы и жиры. Создать химически все необхо¬димое для питания организма—разрешимая, но чрезвы¬чайно трудная задача при современном состоянии наших знаний. И я решил призвать на помощь биологию. Живые организмы — та же лаборатория, где происходят самые изумительные химические процессы, но лабора¬тория, не требующая участия человеческих рук. И я уже много десятков лет тому назад начал работать над культурой простейших организмов, пытаясь вырастить такую «породу», которая заключала бы в себе все не¬обходимые для питания элементы. Эта задача была выполнена мною успешно ровно двадцать лет тому назад.

— Двадцать лет! И вы молчали о ней?—удивленно воскликнул корреспондент.

— Да, молчал, потому, что этим разрешалась только половина дела. Мои простейшие представляли велико¬лепное кушанье. Как одноклеточные, они размножались простым делением и в этом смысле представляли тоже «вечйыЙ хлеб». Но чтобы поддерживать их «вечную» Жизнь, требовался большой уход за ними, требовалось особое питание. А это обходилось не дешевле, чем выращивать, скажем, свиней. Словом, мое лабораторное золото стоило дороже, чем обыкновенное. И последние двадцать лет я посвятил на то, чтобы найти такую культуру простейших, которая не требовала бы никаких забот и расходов на «кормление».

— И вам удалось это?

— Удалось. Но, повторяю, опыты не закончены. Вот почему я так настоятельно и прошу повременить немного с их опубликованием. Я нашел и вывел искус¬ственным подбором такую „породу* простейших одно¬клеточных, которые сами добывают все необходимое им для питания непосредственно из воздуха.

— Из воздуха!—снова не удержался от восклицания молодой человек. — Но какое же питание может дать воздух? Воздух состоит только из азота и кислорода...

— И аргона, и водорода,-— продолжал Профессор,— и неона, и криптона, и гелия, и ксенона. Но, кроме этих постоянных элементов, в атмосфере находятся еще в переменном количестве водяные пары, угле¬кислый газ, азотная кислота, озон, хлор, аммиак, бром, перекись водорода, иод, сероводород, хлористый натрий, эманация радиоактивных элементов — радия, тория» и актиния, затем неорганическая и, заметьте себе хоро¬шенько, органическая пыль — бактерии. А это уже „мясо». Не правда ли, хорошенькая кухня?

Корреспондент даже бросил писать и с удивлением смотрел на профессора. Молодой человек никогда не думал, что воздушная „пустота» имеет такой сложный состав.

— Правда, не все в этой воздушной кладовой съедобно в сыром виде. Но мои простейшие берут то, что надо, перерабатывают в своем организме и изготовляют нам великолепное блюдо.

Профессор увлекся, и еще долго говорил бы, если бы корреспондент сам не прервал его речь. Молодому человеку не терпелось. Он вскочил со стула, спрятал записную книжку и начал бегать по комнате, ероша свои волосы.

— Изумительно, непостижимо! Ведь это новая эра в истории человечества. Нет больше голода, нет бед-ности, нет войн, нет классовой вражды...

— Хотелось, чтобы это было так, — сказал профес¬сор.—Но я не питаю таких надежд. Люди всегда найдут из-за чего ссориться. Кроме хлеба, им нужна одежда, и дома, и автомобили, и искусство, и слава.

— Но все-таки это грандиозно!.. Как вы думаете

использовать ваше изобретение? ,

— Разумеется, я не стану спекулировать этимхлебом, как Ганс. „Вечный хлеб» должен быть общим достоянием.

— О, разумеется! Вы не только ученый. Вы пре-красный человек. Вы... вы — благодетель человечества... Позвольте пожать вашу руку.

И молодой человек крепко пожал руку Бройера.

— Так помните же о вашем обещании, — сказал на прощание профессор.

— О, разумеется! Оделаю все возможное и невоз-можное.— И он выбежал из комнаты.

„Какие перспективы! — думал он, спеша на при-стань.— И... сколько строк, сколько можно написать статей, какие гонорары заработать...»

А профессор Бройер сидел в своем кабинете над тиглями и колбами и думал о том, какие неприятности ищут его еще впереди.

IV. КОРОЛИ БИРЖИ

В

ЧИТАЛЬНОМ зале Коммерческого клуба было тихо. В эту обширную комнату, устланную тол¬стыми пушистыми коврами, не долетало ни одного звука уличного шума. Мягкий, матовый свет падал на круглые столы, с разбросанными на них журналами й газетами, зажигал золото солидных переплетов в мас¬сивных книжных шкапах, сверкал на стеклах очков

солидных людей, развалившихся в глубоких, удобных креслах. Эта тишина нарушалась только шелестом газетных листов, музыкальным боем часов и короткими фразами, которыми изредка перебрасывались посетители. Библиотечный зал—„самое тихое место в Берлине»— был излюбленным уголком высшей денежной знати. Сюда приходили они отдохнуть „в своем кругу» от лихорадоч¬ной суеты делового дня; нужно было иметь капитал не меньше миллиона, чтобы проникнуть в стены этого клуба.

Роденшток, полный, пожилой человек, с сонными, за¬плывшими глазками и ленивыми движениями—владелец большого завода сельскохозяйственных машин—отбро¬сил в сторону газету, попыхтел сигарой и вяло спросил своего соседа, тонкого, остролицого банкира Кригмана.

— Вы читали это?... „Новая эра в истории челове¬чества. Величайшее изобретение. Нет больше голода»-

^ Кригман молча, движением кошки, поймавшей -^ышь, схватил газету и быстро пробежал* газетную за¬метку. Отбросив в' сторону золотые пенснэ, он с недо¬умением посмотрел-на Роденштока.

— Я не совсем понимаю. Это шутка или очередная газетная утка?

— Боюсь, что это бомба. Бомба страшной разруши¬тельной силы, которая может взорвать всех нас.

— Но разве все это мыслимо? „Вечный хлеб»—химера-

— Чорт возьми, после аэропланов, рентгенов, радио и прочего нам пора бы уже привыкнуть к химерам- От этих ученых всего можно ожидать. Я уже наводил справки. Увы, одной химерой стало больше: „вечный хлеб» действительно существует...

Кригман тем же движением кошки хватил свой пенснэ, бросил их на нос и воскликнул, нарушая тишину священного места.

Роденшгок — владелец большого завода сельскохозяйственных

машин.

— Но тогда ведь это действительно переворот!.. Что же произойдет с нашим экономическим строем? Рабочие, получив «вечный хлеб», бросят работать,..

— Рабочие не бросят работать, — довольно грубо прервал Роденшток своего собеседника. Представитель старой, «довоенной» фирмы, Роденшток, презирал в душе своего собеседника, только недавно составив¬шего себе состояние на спекуляции валютой.

— Рабочие не бросят работать,— продолжал Роден¬шток.—Кроме хлеба, им нужно обуваться и одеваться. Цены на хлеб падут, зато поднимутся цены на про¬мышленные товары. И нужда заставит их работать. Но пертурбации действительно могут произойти ужасные. Все цены потерпят колоссальнейшие изменения. Сель¬ское хозяйство уничтожится. Крестьянам нечего будет продавать городу, их покупательная способность будет убита. Мы потеряем огромный сельский рынок. Это приведет к колоссальным кризисам производства, без¬работице, волнениям рабочих. Целые отрасли производ¬ства, обслуживающие сельское хозяйство, принуждены будут совершенно прекратить существование. Кому нужны будут тракторы, сеялки, молотилки? Экономи¬ческие потрясения вызовут сотрясения социальные, революционные. И, быть может, вся наша цивилизация погибнет в- этом катаклизме... Вот что такое „вечный хлеб».

Роденшток рисовал все эти ужасы своим обычным, спокойным, вялым* тоном, и это сбивало Криигмана с толку: может быть, Роденшток только шутит?..

Слушая пророчество старого коммерсанта, Кригман то откидывал голову назад, втягивал ее в плечи, то» вытянув тонкую шею, выбрасывал голову вперед.

— Что же делать? —спросил он.

— •Уничтожить „вечный хлеб», весь, до последнего остатка, — ответил Роденшток. И, понизив голос, до¬бавил.—А если понадобится, то уничтожить и „пекаря» этого хлеба.

Теперь Кригман знал, что Роденшток не шутит. Ста¬рый коммерсант, очевидно, все обдумал и принял опре¬деленное решение. Поэтому он и говорил так спокойно о таких страшных вещах. На душе Крингмана отлегло.

— А это можно... уничтожить?...

— Это нужно, и этим решается вопрос. Уничто-жить всегда легче, чем создать.

— Но как? В этой газете сообщается, что „вечным хлебом» питается уже целая рыбацкая деревушка. Не можем же мы взорвать ее на воздух.

— Зачем такие ужасы. Мы просто скупим хлеб У рыбаков. Эти люди не понимают всей его ценности. Они во всю свою жизнь не видали в глаза кредитного билета в сто марок. Если им предложить тысячу, они будут считать себя обеспеченными на всю жизнь. —

— А изобретатель, этот профессор Бройер? Роденшток помолчал и затем сказал сквозь зубы:

— О нем другой разговор.

^ Роденшток посмотрел на часы и продолжал.

— Мои агенты уже действуют. Я послал скупщиков ;<хлеба“ в рыбацкую деревню. И сегодня в девять Майер Должен был мне привезти известия о том, как идут уела. Но он что-то запоздал.

;1 Собеседники замолчали. Роденшток повесил голову и1а грудь и, казалось, дремал. Кригман вертелся на |Туле, что-то! бормотал. Взгляд его был сосредоточен, ;,!Рови сдвинуты,—он думал.

3 Большие стенные часы, роняя мелодический звон, |робили десять.

«I

па

Роденшток встрепенулся и зажег потухшую сигару. В ту же минуту в комнату вошел молодой человек в штат¬ском, но с военной выправкой. Это был секретарь Ро- денштока, Майер.

Роденшток молча показал ему на свободное кресло около себя и, прикрыв глаза, сказал:

— Говорите.

Майер был, видимо, утомлен с дороги. Он с удоволь¬ствием опустился в мягкое кресло, откинулся, но тотчас выпрямил спину и. начал свой доклад.

— Мы не можем похвалиться успехом, господин Роденшток. Несмотря на все наши старания и уговоры» рыбаки решительно отказывались продавать нам „тесто*, как называют они „вечный хлеб». Они не хотели с нами даже разговаривать. И только когда мы предложили каждому рыбаку по три тысячи марок, они стали колебаться.

— Скоты!—пробурчал Роденшток.

— И все же не соглашались. Пришлось поднять цену до пяти тысяч...

— Грабители!..

— Тогда двое из них согласились: Фриц и Людвиг, как называли их. Фамилии их я еще не знаю.

— .-Ага, все-таки согласились?

— Да, и с остальными пошло легче. Мы уже скУ' пили тесто более чем у половины рыбаков, и надеялись к вечеру закончить скупку хлеба, но тут обнаружило# одно обстоятельство, которое заставило меня прекратит* скупку до получения ваших дальнейших распоряжений'

Роденшток поднял веки и сонно спросил:

— Какое обстоятельство?

— Вся операция имела смысл только в том слУ' чае, если нам удастся скупить весь „хлеб*, до послед'

него грамма. Однако оказалось, что Фриц и Людвиг утаили часть хлеба „на вырост», как они говорили.

— Мошенники!

— Об этом они проболтались сроим однодеревен- цам, похваляясь перед ними, как-де хорошо им удалось одурачить скупщиков. А рыбаки, продавшие нам хлеб без остатка, конечно, были огорчены тем, что не посту¬пили так же, как Фриц с Людвигом. И от досады вы¬дали своих односельчан. Несчастие в том, что мы не знаем точно количества запасов теста, и. потому нет Никакой гарантии, что нам удастся извлечь весь хлеб,— особенно после того урока, который дали нам Фриц и_ Людвиг. .Вот почему я прекратил дальнейшую скупку «вечного хлеба». По этой же причине я не приступал к выполнению и второй -задачи, в отношении профес¬сора Бройера.

Лицо Роденштока было еще сонно, но- его брови уже ползли к переносице, собирая в складки кожу на лбу. Майер знал, что значит эта перемена, и вытянулся еще больше.

— Скверно, — тихо сказал Роденшток, — но в этом тихом звуке уже слышался отдаленный 'удар грома.— Скверно!—повторил он неожиданно громко, и лицо его побагровело.

„Ага, и ты умеешь волноваться»,—не без злорадства подумал Кригман. И вдруг, поднявшись, он поднял вверх указательный палец и нагнул голову к Роден- Штоку.

— Слушайте меня, я хочу что-то сказать.

Глаза Роденштока не спали, теперь они метали молнии. Но он внимательно выслушал Кригмана.

— Кризисы, революции, войны — это все ужасно — Начал Кригман развивать свой проект. — Но то, что ужасно для масс, может быть совсем не ужасным для отдельных людей. Умный человек должен из всего извлекать выгоду для себя, даже из войн.

„Да, ты не можешь пожаловаться на войну»,— подумал Роденшток, глядя на Кригмана.

Кригман как-будто уловил эту мысль.

— Вот вы, например, господин Роденшток, вы во время войны перековали на своих заводах орала на мечи и работали на оборону.

Роденшток поморщился. Это была правда. Он тоже не мог пожаловаться на войну.

— Вы говорите, „вечный хлеб» это бомба.—И, мот-нув головой, Кригман продолжал.

— На бомбах люди тоже не плохо зарабатывали. Пока там и кризисы, и революции, на этом „вечной хлебе» можно сделать хороший оборот. • Чтобы долго не распространяться, я скажу прямо. Зачем уничтожать „вечный хлеб». Лучше будем торговать им. Купим па5, тент на изобретение у профессора Бройера, заплатим. ему какие угодно суммы,—я для такого дела не пожа¬лею всей наличности моего банка,—организуем акцио¬нерное общество по продаже и экспорту „вечного хлеба» и наживем миллиарды, прежде чем случатся всякие там потрясения. А тогда—пусть хоть потоп. Ведь перед нами мировой рынок. Шутка сказать! И мы единствен' ные монополисты. Да ведь это греза, мечта! Нет, „вечный хлеб» не бомба. Хлеб есть хлеб, и он очень хорошо прокормит нас.

— Но мои заводы сельскохозяйственных машин...

— Они все равно обречены. „Вечный хлеб» суще*' ствует, и вы его уже больше не уничтожите. Я думаю, не один Фриц и кто там еще, припрятали себе кусочки теста хоть с горошину. Из горошины через год, может

быть, вырастет тора. А будем мы монополисты, у нас будут горы золота.

— Пожалуй, вы правы, — задумчиво сказал Роден- шток. — Майер, поезжайте немедленно к профессору Бройеру. Предложите ему миллион, два, сколько за¬просит. Не останавливайтесь ни пред какой ценой!.

Майер встал, поклонился одной головой и, круто повернувшись на каблуках, вышел.

Через несколько дней Майер делал доклад Роден- штоку и Кригману.

— Профессор решительно отказывается продать свое изобретение для коммерческой эксплоатации. Он гово¬рит, что мечтой всей его жизни было избавить чело¬вечество от голода, и он решил предоставить «вечный хлеб*1 бесплатно всем нуждающимся.

— Идеалист,—иронически сказал Кригман.

— Просто дурак, — коротко отрезал Роденшток.— Вы называли ему сумму, которую мы предлагаем за его изобретение?

— Называл.

— И что же?

— Когда я сказал: «миллион*, он весь закипел гне-вом. Когда я сказал: «пять*, он... он выставил меня за Дверь. Мне кажется, он не совсем нормален. Он даже не взял патента на свое изобретение.

— Как, не взял патента!—вскричал Кригман.—Тогда Мы с ним и считаться не будем. Сами заявим патент. И будем торговать. Пригласим какого-нибудь химика сдчэ- *овой, но без штанов, дадим ему пару—другую тысяч, он нам поклонится в ножки и произведет анализ хлеба. Кое-что можем изменить в составе „хлеба*, сдобрить Чем-нибудь ароматическим, что ли, и дело пойдет. Это все пустое!

вХв—12

— Но другим [тоже йзвестно о хлебе. Не одйбму вам могут приходить в голову такие гениальные ком-мерческие планы,—иронически сказал Роденшток.

Кригман задумался.

— Да, надо охранить наши „золотоносные россыпи* на острове Фэр,— сказал он. — Но я думаю, что при наших деньгах и связях это нам удастся.

— Другие тоже имеют деньги и связи,—не унимался Роденшток.

— Но что же делать? Это необходимо, и этим решается все, не так ли вы сказали?

Другого исхода не было, Роденшток принужден был согласиться. И уже не споря больше, они начали обдумывать план действий.

V. „ЗОЛОТЫЕ РОССЫПИ*

л

Ф

РИЦ, в новом узком городском костюме, так не шедшем к его дюжей, коренастой фигуре, приехал из города и хвастал перед Людвигом своими покуп- ками. Небольшая комната была похожа на магазин слу: чайных вещей.

— Вот, садись на это кресло. *

Людвиг недоверчиво осмотрел высокое, узкое кресло с бархатным сиденьем, сделанное из белого полирован¬ного металла, и уселся. '■

Фриц что-то повертел сзади, и вдруг кресло скольз¬нуло вниз. Людвиг испуганно ухватился за ручки, не¬лепо подняв ноги. Фриц, его жена и сын засмеялись. , — Вот занятная штука! Дорого стоит, но очен*> интересно.

Это было зубоврачебное кресло.

Людвиг вылез из кресла, и продолжал осмотр.

— — А это что? Биллиардные шары? Зачем они тебе?

— Сын играть будет, вместо мяча. Уж больно гладкие, понравились мне. А вот, смотри, труба.

Фриц показал большую медную трубу.

— Эк, блестит как! Золото. Ну, конечно, купил кое- что жене: зонтик, на платье бархата, шубу лисью.

Людвиг осмотрел- трубу.

— Играть умеешь?

— Научусь.

— Ты трубу, а я пианино себе купил. Дочка играть Учиться будет. Это получше твоей трубы.

Что пианино! У меня еще на пристани одна штука

лежит. Всем вам нос утру. Хочешь, идем посмотрим.

Людвиг согласился, и они пошли, продолжая хва-тать друг перед другом своими покупками.

На пристани уже толпились рыбаки. Они давно Оставили рыбную ловлю и все обратились в завзятых спекулянтов с тех пор, как их маленькая деревушка Неожиданно сделалась „золотым дном“. Фриц оказался хитрее всех. Он первый сообразил, что если тесто так Дорого, то питаться .можно и рыбой, а все тесто растить на продажу. В последнее время он продавал тесто агентам Ыненштока чуть ли не на вес золота, и очень разбога¬тел, далеко оставив за собой своих односельчан.

— А ну-ка, покажи, что у тебя есть,—говорили они, Разглядывая с завистью и любопытством большой ящик. Фриц с помощью нескольких добровольцев из рыбаков вскрыл ящик и извлек оттуда новенький мотоцикл с коляской. Это было невиданное в деревне зрелище, ^се ахнули. Ну и Фриц! Действительно, утер всем нос. Фриц хлопотал около мотоцикла, налил масла, смазал, ^о-то покрутил.

— И когда *гы успел научиться! Неужто поедешь?

Мотор заработал. Фриц вскочил на мотоцикл и про¬ехал несколько шагов вверх. Но на глубоком песке колеса застряли. Мотоцикл пострелял немного и оста¬новился. Эта неудача была встречена радостно-ирони¬ческими замечаниями. Как ни бился Фриц, он не мог оживить мотор.

— Ничего, выпишу шофера, пойдет. — И он пово¬лок машину в гору.

Людвиг шел следом, прикованный взглядом к бле¬стящему мотоциклу. Зависть снедала сердце Людвига* Он уже ненавидел Фрица. Того самого Фрица, с кото¬рым не раз делил смертельные опасности на море* Нет, Людвиг не успокоится до тех пор, пока у него не будет такой же машины. Для этого надо только достать хороший кусок теста. У Фрица еще есть. Ой сам хвалился. И Людвиг знает, где Фриц хранит это сокровище. Сегодня вечером Фриц, вероятно, опять напьется пьяный и будет лежать, как убитый... Сегодня ночью... .

Людвиг не мог дождаться ночи. Когда в окнах по¬гасли последние огни, Людвиг пробрался к дому Фрицй: Собака залаяла, но скоро затихла, узнав Фрица. Ой переждал немного и начал осторожно выдавливать окно Осколки стекла зазвенели, но никто не проснулся. ЛюД\ виг пролез через окно в дом и стал ощупью проби¬раться в темноте к новому дубовому буфету, гД® у Фрица хранилось теперь тесто.

Дверца буфета заскрипела. Людвиг замер. В сосед: ней комнате кто-то повернулся, скрипнув кровать#» что-то пробормотал во сне и захрапел. Фриц достай небольшой кувшинчик и с драгоценной ношей начаД пробираться к окну. Впотьмах он задел рукой за ме^'

ную трубу. Она упала с ужасным грохотом. Фриц про-снулся и выпрыгнул из спальни.

' — Кто здесь?

Фигура Людвига вырисовывалась на фоне окна, освещенного взошедшей луной.

„Воры!» — в одно мгновение подумал Фриц, и его вдруг охватила необычайная злоба. Он осмотрелся. На столе лежали биллиардные шары. Фриц хватил один шар, и не помня себя, бросил им в голову вора. *Люд- Виг упал, как подкошенный, опрокинувшись на зубо¬врачебное кресло. Поднялась испуганная жена и пришла с фонарем. Фриц осмотрел вора.

* — Людвиг!—с удивлением воскликнул он, рассматри¬вая огромную рану на голове. Биллиардный шар с такой силой врезался в череп, что вошел в него до половины И выглядывал из кровавой массы, .как огромный, выпу¬ченный глаз.

1 Жена плакала. Фриц растерялся. Он убийца! Что Теперь будет? Но скоро успокоился.

— Довольно тебе выть, — сказал он жене. — Я не совершил никакого преступления. Ко мне в дом забрался грабитель, напал на. меня. Я стал защищаться. Пони¬маешь, ты видала, как он нападал, а я защищался. Ты скажешь это, должна сказать. Понимаешь? И мне ничего не будет.

Убийство Людвига взволновало всю деревню. Но Рыбаки были на стороне Фрица. Каждый защищает свою собственность. Его даже не арестовали, и дело было прекращено.

* Жизнь пошла своим чередом. Майер Со своими агентами успешно скупали тесто. Но нужно было спе¬шить, пока сюда не наехали другие скупщики. Не¬сколько подозрительных личностей уже появилось

в деревушке. Майеру удалось сманить их на свою сто¬рону, предложив большую сумму. Только с одним, недавно приехавшим скупщиком Майеру пришлось по¬возиться. Этот скупщик не шел ни на какие перего¬воры, его нельзя было подкупить. Майер не упускал его с глаз. Скупщику удалось скупить более ста грамм теста, и он, видимо, старался уехать с добычей неза¬меченным. Но Майер ходил за ним, как тень.

Однажды вечером, они встретились у берега, неда¬леко от старого, безлюдного теперь маяка.

— Вы преследуете меня?—сказал неизвестный.

— Да, — ответил Майер, — и буду преследовать до тех пор, пока вы не согласитесь на мои предложения. Я не пущу вас с острова, й вы не унесете отсюда ни одного грамма теста.

Скупщик был, очевидно, человек не робкого де-сятка. Презрительно прищурившись, он ответил, опуская руку в карман:

— Вы угрожаете мне? Напрасно. Я умею защищаться.

Майер понял жест скупщика и бросился к нему-

В ту же минуту скупщик вынул из кармана револьвер. Но Майер успел выбить ловким ударом револьвер из руки противника. Завязалась рукопашная борьба. Они катались по песку, опрокидывая друг друга, как во французской борьбе. Майер был более ловкий, скуп¬щик—более сильный. Это уравновешивало шансы из исход борьбы. Майер начал уставать первым. Случайно он заметил лежащий в стороне отброшенный револь-вер. Перекатившись два раза со своим- противником с боку на бок, он оказался рядом с лежащим на земле револьвером. Но скупщик, очевидно, понял план Майер2 и также протянул руку к револьверу. В борьбе они вырыли яму, царапая песок руками. Наконец МайерУ

Удалось левой рукой оттянуть назад голову врага, а правой ухватиться за револьвер. Однако противник успел сжать ему руку, ^огда Майер невероятным из-гибом кисти повернул револьвер к голове врага испу-стил курок. Глухо прозвучал выстрел, заглушаемый песчаными дюнами, прибоем и воем ветра. Борьба была окончена. Еще раз пролилась человеческая кровь.

Майер осмотрелся. Кругом было пустынно. Ни жи-вой души. Только чайки испуганно кричали, низко пролетая над человеком и трупом. Майер взвалил труп на спину, отнес его в здание маяка, втащил в верхнюю комнату и бросил у того самого места, где когда-то Ганс хранил свое сокровище, «вечный хлеб».

С самым упорным соперником было покончено. Но на смену ему могли приехать другие. Майер телеграфи¬ровал Роденштоку, что нужно принять какие-нибудь особые меры, чтобы ускорить скупку хлеба.

Когда Роденшток прочитал эту телеграмму Криг- ману, он сказал:

— Я уже придумал. Назовите меня старой метлой, если мое средство не выкачает всех запасов теста из лап этих скряг рыбаков. Оци сами все отдадут нам, и мы на этом еще наживемся.

И, как по мановению, волшебного жезла, в деревушке вдруг закипела новая, необычайная жизнь. Подходили корабли, груженные лесом и огромными ящиками. На¬скоро сколоченные здания выростали вокруг деревни, как грибы. Скоро на зданиях появились красивые вы¬вески: «Бар», «Кинематограф», «Танцовальный Зал», еще и еще «Бар», и над самым большим зданием: „Казино».

Жизнь рыбаков превратилась в вечный праздник. Жены наполняли кинематограф, упиваясь картинами роскоши привольной жизни, — Кригман сам подбирал картины,—а мужья пропадали в барах и игорном доме. Отрава азарта крепко захватила непосредственные на¬туры рыбаков, и они предавались игре до самозабвения.

Многие уже спустили все нажитое на спекуляции и в непреоборимой страсти продолжать игру и от- играться бросали на игорный стол последнюю „валюту»: тесто, которое принималось по весу, как золото. Недалек был тот день, когда охваченные безумной горячкой азарта рыбаки положат на зеленый стол последний кусочек заветного теста, хранимый ими как сокровище.

Однако планы Майера скоро были разрушены самым неожиданным образом.

В один темный, весенний вечер к старому, забро-шенному зданию маяка подошли три молодых рыбака. Несколько лет они работали на заводах в Эссене, но безработица последнего времени заставила их вернуться в деревню и вновь заняться рыбным промыслом.

— Зайдем сюда, — сказал старший из них, Иоганн, указывая рукой на открытую, изломанную ветром дверь маяка.

Все вошли и поднялиаь за Иоганном в верхнюю комнату.

— Что это здесь так падалью пахнет?—сказал Оскар, потягивая носом.

— Какая-нибудь бродячая кошка подохла,—ответил Роберт.

— Я вам сейчас покажу эту кошку. — Иоганн зажег спичку.

В слабом,. дрожащем пламени товарищи Иоганна увидали лежащий на мусоре полуразложившийся труп человека в городском костюме.

Они невольно вскрикнули.

— Это труп одного из спекулянтов, убитых Май-ером,— сказал Иоганн.—»Я был свидетелем убийства. Но дело не в этом трупе. Одним спекулянтом меньше— не велика потеря. Я хотел поговорить с вами о другом. Пойдем на берег моря, здесь трудно дышать.

И когда они вышли на берег и уселись на песчаную отмель, Иоганн начал говорить.

— Вы видели труп. Вы знаете, что это первое и, вероятно, не последнее убийство в нашей деревне. Товарищи, подумайте о том, что происходит. Люди будто с ума посходили. Убийства, кражи, пьянство, разврат, азарт... Господа Майеры совершенно развратили наших стариков, превратили их в завзятых спекулянтов и картежников.

— Да, эти безобразия пора прекратить, — сказал Оскар.

— Конечно, пора, — согласился Иоганн. — Но есть Кое-что поважнее безобразий. Это — «вечный хлеб», Который и наделал всю кутерьму. Зачем понаехали сюда Майеры и их приспешники? Зачем они раз¬вращают, спаивают, обыгрывают в рулетку наших Рыбаков?

— Для того, чтобы выманить хлеб и нажить мил-лионы,— отозвался Роберт.

— Правильно. Чтобы нажить миллионы за счет голодающих рабочих, надо прибавить. А между тем втот же хлеб, сделайся он достоянием рабочих, может стать огромным орудием в их борьбе с капитали¬стами.

— Довольно, мы поняли тебя! — сказал Оскар» под¬нимаясь с земли. ,

— Нам необходимо овладеть тестом, собрать его как можно больше. Но как это сделать?

— В этом весь вопрос, — ответил Иоганн. — Мы слишком бедны, чтобы конкурировать с Майерами в скупке хлеба...

— Уговорить, доказать нашим?

— Не докажешь. Поздно. Деньги и азарт сделали свое дело. Рыбаки не скоро проснутся от угара.

— Может быть, похитить? — предложил Рудольф.

Иоганн пожал плечами.

— Отчего бы и не похитить, если это нужно для великого дела. Но много ли мы похитим? Старики дрожат над своим сокровищем. Из-за теста брат убивает брата. Я кое-что придумал, и, может быть, мне удастся достигнуть цели.

Иоганн обернулся и посмотрел на дорогу, ведущую к деревне. Дорога была безлюдна.

— Сейчас сюда должен притти Майер, — сказал Иоганн. — Я назначил ему здесь свидание, предложив свои услуги по... организации бандитской шайки, кото¬рая' могла бы ограбить рыбаков — отнять у них все оставшееся тесто. Покончить с тестом одним ударом, вместо того, чтобы „выкручивать* тесто в рулетку! Майер, кажется, не совсем доверяет мне, но план ему нравится. •

— Значит, ты хочешь, — сказал . Оскар, — получить от Майера оружие, с нашей помощью ограбить рыбаков, овладеть тестом и послать его безработным, оставив этого спекулянта Майера с носом?

— Не совсем так, — ответил Иоганн. И, обернувшись еще раз к дороге, сказал:

— Вот он, кажется; идет. Спрячьтесь в маяк и слу-шайте, о чем я буду говорить с ним. Может быть, ваша помощь мне будет нужна.

Оскар и Роберт быстро скрылись в здание маяка.

ИогаИн аажег трубку и, выпуская клубы дыма, спокойно поджидал Майера.

Шаги Майера уже слышались за спиной Иоганна, но рыбак продолжал смотреть на море с видом человека, погруженного в думы.

— Здравствуйте, Иоганн! О чем это вы так заду-мались? — окликнул его Майер.

Иоганн лениво поднялся.

— Ах, это вы, господин спекулянт? Здравствуйте!

Майер дернул головой и нахмурился. Ему не понра¬вилось это приветствие.

«Как грубы эти люди», — подумал Майер и любезно Опросил:

— Ну, как наши дела?

— Дела прекрасны,—ответил Иоганн.—Труп уби-того вами спекулянта совсем протух.

• Майер сразу изменился в лице.

— Труп? Убитого мною? Спекулянта?.. О чем вы говорите, дорогой мой!

/ — Вот об этом самом, — ответил Иоганн, указывая на маяк. — О трупе, который там тухнет. Не запирай-тесь, Майер. Я был свидетелем вашего-^убийства. Вы не Дидали меня, но я вас хорошо видел. Я случайно бродил по дюнам.

— Это ловушка? — спросил Майер, чувствуя, что У него стынут конечности. — Шантаж? Сколько же вы хотите за молчание?

— Ага, наконец-то вы догадались! Я хочу многого, господин убийца. Не морщитесь, и слушайте меня. Во-первых, вы должны мне дать,все собранное вами Тесто, все до последнего кусочка. Чтобы вы ничего не утаили, я самолично обыщу вас на вашей квартире. • — Это... наглость...

— Во-вторых, — не обращая внимания на Майера, говорил Иоганн,— вы должны немедленно закрыть все ваши богоугодные заведения. В третьих, отдать нашим рыбакам все проигранные деньги. Подождите, это еще не все. И, в четвертых, вы должны убираться отсюда к чорту на рога со всей вашей шатией. Даю вам три секунды на размышление.

Майер,—бывший военный,—привык к решительным действиям. Ему даже не потребовалось трех секунд, чтобы броситься на Иоганна и свалить его с ног.

Повергнув врага на землю, Майер пытался убежать. Но Иоганн, уже лежа на земле, успел подставить ногу. Майер упал. Через две секунды Иоганн сидел на нем. Майер отбивался отчаянно.

Но на помощь Иоганну уже спешили Оскар и Роберт.

Увидав их, Майер заскрежетал зубами от злобы.

— Сдаюсь,—хрипло проговорил он,—отпустите мне руку, вы сломаете ее, чорт вас возьми.

— Оскар, обыщи его!

Оскар вытащил из карманов Майера два револьвера.

— Ого, целая артиллерия! Ничего нет больше в кар¬манах, Оскар? Ну, вот теперь можно и руку освободить. Все надо делать в свое время. Принимаете наши усло¬вия или предпочитаете лечь рядом в маяке с вашим уважаемым конкурентом? — спросил Иоганн.

— При... нимаю, — задыхаясь, ответил Майер.

— Так идем к вам.

В сопровождении Иоганна, Оскара и Роберта Майер поплелся по дороге. Он занимал отдельный домик у края деревни. Рыбаки произвели тщательный обыск и взяли все, как было условлено: тесто и деньги.

Когда наконец они ушли, обещав проводить его на пароход, было уже далеко за полночь.

Майер в изнеможении опустил голову на стол, про¬сидел так несколько минут. Потом вдруг поднял голову, стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Так опростоволоситься!..

Несколько успокоившись, он начал составлять теле¬грамму Роденштоку. Работа не ладилась. Вдруг кто-то постучал в дверь.

„Неужели опять эти разбойники!» — подумал Майер.

— Кто там?

— Срочная телеграмма.

Убедившись, что пришел действительно почтальон, Майер открыл дверь, получил телеграмму и вскрыл ее. Телеграмма была от Роденштока.

„Игорный дом и увеселительные, заведения закрыть точка дела ликвидировать точка выезжайте немедленно».

Майер*~не мог понять, чем вызвана эта телеграмма, но она пришла весьма кстати. Теперь он может выпол¬нить требование Иоганна, не нарушая интересов хозяев.

Рано утром Майер взялся за работу.

Погасли веселые огни на барах, закрылись кинема¬тограф и танцовальные залы, угрюмо молчало пустое здание казино. Рыбаки, лишенные всех этих удоволь¬ствий, волновались и едва не побили Майера, требуя открытия игорного дома. Они даже пытались силой овладеть зданием казино, но оказалось, что душа этого здания, рулетка, была еще ночью вывезена и погру- ' жена на пароход. Игроки были несколько утеш.ены тем, что получили от Иоганна проигранные в рулетку Деньги. Рыбаки ходили как после тяжелого похмелья, хмурые, молчаливые. Буйства, драки, пьянство и воров¬ство понемногу прекратились. Люди бесцельно бродилй по деревне, глядя друг на друга тупым бессмысленным взглядом, не зная, что делать, о чем говорить. Иногда

оми оживлялись, вспоминая веселые безумные ночи. Но разговор обрывался, и снова тускнели глаза, и рг>т раскрывался в тяжелом зевке. О работе никто не думал. Все ожидали, что вновь — начнется золотая горячка, спекуляция, игра и разврат. Но день проводил-за днем', а все оставалось полрежнему. Только весенний, бодря-щий ветер, уже начинавший теплеть, весело проносился над деревней, освежая мутные головы.

Майер, прибыв в Берлин, узнал крупную новость. При¬глашенному Кригманом химику удалось определить со¬став „вечного хлеба», и искусственно изготовить „тесто».

— Нам не нужны теперь ни Бройер, ни рыбаки,—ска^

зал Роденшток. — Мы будем сами изготовлять „вечный хлеб». %

— Не страшны нам и конкуренты,—добавил КриК*;

май,— пусть они' дажё скупают по граммам хлеб и/ ростят его. Мы будем изготовлять его тоннами и убьем . их конкуренцией. '

И акционерное общество по продаже и экспорту — „вечного хлеба»'1 начало свои операции.

**

VI. БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Ь

КРУПНЕЙШИЕ капиталисты Германии объединили ^ свои капиталы в этом деле, ^есь земной шар был оклеен кричащими рекламами компании:

ПОКУПАЙТЕ

ВЕЧНЫЙ ХЛЕБ!

ВКУСНО! ПИТАТЕЛЬНО!

Одного килограмма достаточно,

чтобы прокормить человека всю жизнь)

В этой рекламе не было только одного: указания на дешевизну хлеба. Роденшток и Кригман долго спо-рили, о ценах на хлеб. Кригман настаивал на том, чтобы хлеб продавался вначале по дорогой цене, доступной только богачам.

— Мы снимем сливки, а потом пустим хлеб по деше¬вой цене для массового распространения.

Против этого возражал Роденшток.

— Не забывайте, что каждый килограмм „хлеба* через некоторое время превращается в два. Хлебок будут спекулировать. Не можем же мы обязать купив-ших не продавать его. Нам необходимо очень быстро повести наши операции, чтобы вернуть капитал с про¬центами, прежде чем поступивший на рынок хлеб будет использован спекулянтами для снижения цен.

Цены скоро пришлось снизить, но по иной причине: богатые люди отнеслись к хлебу скептически. Они не хотели отказаться от всего разнообразия изысканной кухни и пикантных блюд, чтобы „сесть на кисель* который вызывал у них брезгливое чувство.

Зато беднота, когда хлеб подешевел, набросилась на „ тесто “ с жадностью.

Агенты компании проникали в самые отдаленные уголки мира. Тысячи брошюр, кинолент и агитаторов, знакомили население с выгодностью и незаменимыми ка¬чествами „вечного хлеба». Дела компании шли блестяще-

Однако борьба вокруг „хлеба* скоро возгорелась.

На этот раз ее начал профессор Бройер. Когда ой узнал о продаже хлеба акционерной компанией, т°. разослал в редакции газет открытое письмо, в ^оторо^ протестовал против использования его изобретений- Он настаивал на том, чтобы правительство прекратил0 деятельность компании.

„Я не для того,—писал профессор, — потратил сорок лет моей жизни, чтобы предоставить возможность обо¬гатиться на моем изобретении кучке спекулянтов. Я про¬тестую против этого. Но еще больше я протестую против того, что мое изобретение получило широкое Распространение в то время, когда я еще не закончил моих опытов. Это является не только возмутительным нарушением авторских прав, но и представляет угрозу Для общества, поскольку хлеб еще не изучен до конца Как новое питательное вещество».

— Он хочет запугать наших покупателей, — сказал Кригман, прочитав это письмо.—Напрасный труд. У нас есть отзывы врачей о полной безвредности хлеба и разрешение врачебного совета. Все, кто ест наш Хлеб, находятся в полном здравии, благословляют нас и служат нам лучшей рекламой. Нет, господин, профес¬сор, вы опоздали, и вам не удастся испортить нам дело!

Однако письмо профессора произвело большое впе¬чатление на общество. Поднялись горячие споры^-Оря- Вительство поняло, что совершило ошибку, разре¬шение акционерной компании торговать хлеб^; . * Ъявле- »ие на рынке «вечного хлеба» уже. сказал« й* ла лихо¬радочном изменении цен. Весь коммерческий' и про¬мышленный мир находился в сильнейшем волнении. «Вечный хлеб» был слишком сильным средством воз¬действия на экономику не только страны, но % всего Чира. Такое средство нельзя было оставлять руках Частных лиц. -К'

И правительственные газеты доказывал^ необходи¬мость объявления государственной монополии на „хлеб».

Рабочие газеты не соглашались с этим, Ссылаясь на волю изобретателя, они настаивали на объявлении хлеба общим достоянием и на бесплатной его раздаче.

Пока велись эти горячие споры, в рыбацкой деревне события шли своим чередом.

Ранним весенним утром рыбаки были удивлены не¬обычайным зрелищем. По деревне, размахивая руками, без шляпы, с растрепанными волосами бежал профессор Бройер,' направляясь к новому дому старика Ганса.

Ганс только поднялся и наслаждался ароматическим кофе со сливками в обществе своей экономки. Увидав профессора, он, по старой привычке, почтительно встал и, указывая на удобное кресло рядом с собой, сказал:

— Прошу садиться, господин профессор. Не угодно ли кофе?

Профессор в изнеможении опустился в кресло. Он так устал от быстрого бега, что не мог выговорить слова и только отрицательно завертел головой. Отды¬шавшись немного, профессор сказал:

— Ганс, у вас есть еще „тесто*, которое я подарил вам?

...„Гщш насторожился. ч

— РЛет, господин профессор. Виноват. Слабости чело¬веческие. рее продавали, и я продавал. А последней проиграл « рулетку.

Профессор строго посмотрел в глаза Ганса. Стари* не выдержал этого взгляда и отвел глаза в сторону. .

— Вы правду говорите, Ганс?

— ^ущую правду.

./Профессор поднялся.

— Я не верю вам, Ганс, вы уже не раз обманули меня. Вы не сдержали своего слова.

— Виноват, господин профессор.

Бройер досадливо махнул рукой.

— Теперь не до извинений. Знаете ли вы, Ганс, что вы сделали? Вы своим непослушанием наделали много

вреда, а наделаете еще больше. Слушайте меня внима¬тельно, Ганс. Я сейчас производил опыты над хлебом. И я убедился, что его есть нельзя. Собачка, которой я дал хлеб на неделю раньше вас, издохла в страшных мучениях. И если вы не вернете мне сейчас же теста до последнего кусочка, вас постигнет ужасная смерть, бы почернеете, вас будут ломать судороги, пена у вас 'будет итти изо рта, как у бешеного. И вы умрете.

Ганс побледнел и присел на край кресла. Смерть! Он давно уже не думал о ней, наслаждаясь сытым, : -спокойным существованием.' Умереть теперь! Не пить кофе со сливками, уйти от этих мягких кресел, пуховых перин! Нет, это слишком ужасно. Он смотрел на профес¬сора, и вдруг хитрый огонек вспыхнул в глазах Ганса. — — А вы, господин профессор? Вы говорили, что тоже кушали тесто. Вы тоже умрете?.

Бройер смутился, но тотчас овладел собой.

— Да, может быть, и я умру. Но я принял противо-ядие.

— Тогда, конечно, вы не откажете и мне в противо¬ядии.

— Нет, откажу, — сердито сказал Бройер. — Пусть это будет преступление, но я не дам вам противоядия, бы сами накажете себя за ваше преступление. Если же вы хотите жить, то сейчас же несите сюда тесто.

Ганс повеселел.

— Если уж так, делать нечего. Умирать никому не Хочется. Сейчас, господин профессор.

Ганс вышел в другую комнату, прикрыл за собой Дверь, долго копался там и наконец вышел. С тяжелым вдохом передал он профессору тесто.

Бройер посмотрел в небольшую металлическую банку.

— Это все?

— Неужели же я еще раз обману вас, господин...

— Хорошо. Если обманете, тем хуже будет для вас.

— А противоядие, господин профессор?

— Я принесу вам. Не беспокойтесь.

Когда Бройер вышел из комнаты, Ганс залился ве-селым старческим смехом и, обращаясь к своей эко-номке, сказал:

— А я ведь оставил себе маленький кусочек. Самый малюсенький. Сдается мне, что профессор тоже лукавит. Тут не отравление, ему тесто надо на что-нибудь другое.

У дома Ганса уже толпились рыболовы, ожидая услышать свежую новость от Ганса. Но эту новость им пришлось услышать от самого профессора. Он обратился к ним с тою же речью, что и к Гансу. Уверял, что все они умрут через неделю, если не примут про¬тивоядия. А противоядие обещал в обмен за тесто. Рыбаки слушали, одни с удивлением, другие с испугом. Но все они уверяли, что теста у них не осталось „ни порошиночки*. Расторговались и проигрались.

Профессор кричал, пугал их, топал ногами, ничего не помогало. Теста нет, но противоядие он должен им дать. Только трое обещали принести тесто. Остальные были настроены уже враждебно.

— Обещал всех оделить, а теперь последнее отби¬раешь!

— Если отравил, так и лечи,—слышались угрожаю¬щие выкрики.

— Да поймите вы, несчастные, что я вас жалею, о вас беспокоюсь...

— Видим, как жалеешь...

— Вы сами не знаете, какие несчастия, какой уя^с ожидает вас.

Истощив весь запас убеждений, профессор в изне¬можении опустился на ступеньки крыльца и закрыл лицо руками.

— Какой ужас, какой, ужас,—тихо говорил он, по-качивая головой.

Некоторым рыбакам стало жаль его.

— Дадим уж ему по маленькому кусочку, пусть не убивается.

Бройер услышал это. Подняв голову, он сказал:

—Все или ничего! Кусочками тут не поможешь.

— Вот это я уж и не понимаю, — сказал, выступая вперед, старый рыбак. — Почему это так выходит, что если все отдадим, то не отравимся?

— Если все не отдадите, то я не дам вам противоядия.

— Как так не дашь?

Настроение толпы вновь резко изменилось.

— Если не дашь, то раньше нас к бабушке пой-дешь. Давай сейчас же!

Толпаокружила Бройера, подхватила подруки и повела к его дому, как арестованного. Профессор беспомощно висел на руках рыбаков и только говорил, как в бреду:

— Какой ужас!.. Какое несчастие!..

Придя домой, он шатающейся походкой прошел к себе в лабораторию и вынес оттуда большую склянку * прозрачной жидкостью.

— Вот, отпейте по глотку. Отнесите к Гансу. Дайте 0тпить всем, кто ел тесто.

Рыбаки ушли, обсуждая странное поведение про-фессора.

Рехнулся человек.

— Очень просто. Он и раньше был с придурью.

А профессор прошел к себе в кабинет и дрожащей Рукой написал телеграмму на имя знакомого депутата.

„Сообщите правительству необходимости немедлен¬ного изъятия и уничтожения всех запасов вечного хлеба точка сообщите это иностранным державам точка про¬тивном случае тире массовое отравление точка Бройер*.

Депутат передал эту телеграмму министру здраво¬охранения.

Так как вопрос о монополии на .вечный хлеб» ре-шен был государством, то для обсуждения телеграммы Бройера было созвано совещание кабинета министров. Чтобы не возбуждать паники, телеграмма держалась в полном секрете. Министр финансов возлагал большие надежды на хлеб, чтобы поправить государственные финансы и укрепить курс марки, и потому горячо убеждал членов кабинета не придавать значения телеграмме.

— Это или кунштюк изобретателя, недовольного тем, что не ему досталась роль „благодетеля человече¬ства», или,—что скорее,— бред сумасшедшего. Наши лучшие профессора производили тщательный анализ „хлеба* и не нашли в нем никаких вредных веществ.

Заседание было очень бурное. Все соглашались только в одном, что нельзя спешить с опубликованием приказа об уничтожении хлеба, пока это .дело не бу¬дет всесторонне освещено. Министру здравоохранения спешно поручили произвести еще раз, через специали¬стов, исследование хлеба, а также людей, которые питались им. Решено было также отправить к профес¬сору Бройеру двух профессоров — одного психиатра и другого—химика, личных его знакомых, чтобы они. под видом дружеского посещения, справились о здоровье Бройера и попытались разузнать, какая опасность может . угрожать тем, кто ел тесто.

Через несколько дней врачи, которым поручено было исследовать йхлеб* и питавшихся им, сделали доклад»

они говорили» что вторичное исследование хлеба дало те же результаты. Хлеб питателен, богат витаминами, настолько удобоварим, что прекрасно усваивается же¬лудком больных и даже^ грудных детей, как дополни¬тельное питание к молоку матери, и совершенно без¬вреден. Все питающиеся этим хлебом чувствуют себя прекрасно. Малокровные и худосочные поправились в короткий срок. В состоянии здоровья туберкулезных, перешедших на питание „тестом», произошло значитель¬ное улучшение.

Министр торговли, услышав этот доклад, вздохнул с облегчением.

— А я, признаться, из любопытства и по долгу службы скушал кусочек злополучного теста. И прочитав згу телеграмму, все время ощущал, как-будто из этой, лягушечьей икры у меня в желудке развелись лягушки.

Скоро прибыли и профессора, командированные на остров Фэр.

Они сообщили, что нашли Бройера в очень подав-ленном состоянии.

— О психозе говорить нельзя, — докладывал пси-хиатр,—но состояние нервной системы Бройера неуте¬шительно. У него замечаются резкие изменения настрое¬ния, характерные для сильной степени неврастении. От Полного угнетения, ой вдруг переходит к возбужден¬ному состоянию. Нас встретил не совсем дружелюбно. Сообщить что-либо конкретное о своих опасениях отказался. Говорит: „сами заварили кашу, сами и рас¬хлебывайте. Я исполнил свой долг и предупредил об опасности. Теперь поступайте, как хотите, и принимайте ответственность на себя».

Этим докладом министры были несколько смущены. Если бы не государственная монополия! Но брать на правительство ответственность за какую-то грозящую опасность... Однако практические интересы восторжество¬вали. С телеграммой Бройера решено было не считаться.

Кригман, которому удалось узнать об этой теле-грамме, сказал Роденштоку:

— Правительство отнимает у нас хлеб. Ну, что ж! Свой капитал мы успели вернуть, хоть и с небольшими процентами. Если теперь что и выйдет неприятное с этим хлебом, нас не будут обвинять в отравлении*

VII. НЕНУЖНОЕ БОГАТСТВО

В

ЕСНА принесла Гансу огорчение: от него ушла экономка, вышедшая замуж за рыбака соседней деревни. Старику трудно было привыкать к жизни холо¬стяка: самому прибирать комнаты, готовить обед, мыть белье. Он ходил по деревне и приглашал к себе в услу¬жение вдов и сирот. Но никто не шел. Женщины, как и мужчины, давно отвыкли от труда. Несмотря на опусто¬шения, произведенные кабачками и рулетками, никто еще не нуждался так, чтобы итти работать у других.

Старик должен был примириться со своей участью- Чтобы не готовить себе обед, он опять начал питаться «тестом*, которое до сих пор берег на вырост и продажу- В теплое весеннее утро он открыл буфет, чтобы взять^ ложкой тесто из банки. К своему удивлению, ой увидел, что тесто -подросло больше обыкновенного» и даже свесилось через край банки, тогда как обычно оно едва доходило до края. Он побежал в погреб, где у него хранились запасы теста, которые он откладывал» в расчете на будущую продажу. Там тесто вело себя обычно, почти не увеличиваясь.

Старик удивился и обрадовался.

— Должно быть, это от тепла оно так быстро пух-нет,—решил он. Ганс вычерпнул полбанки и с аппети¬том поел теста. Посидел на солнышке, покурил тру¬бочку и в двенадцать часов дня улегся отдохнуть. Проснувшись в два часа, он опять полюбопытствовал заглянуть в буфет. Банка опять была полна до краев.

„Вот так штука! Если бы теперь приехали скуп-щики, можно было бы поторговать»,—думал он, огор-чаясь на затишье в торговле тестом.

Вечером он отправился в дом рыбака, который имел большую семью. Поговорил о том, о сем и, как бы между прочим, спросил:

— А не понадобится ли вам тесто?

Рыбак неопределенно пожал плечами.

— С нас почти что хватает-своего. Кило, пожалуй, купил бы.

— А сколько дадите?

— Пару марок дам.

Ганс даже обиделся. И поговорив о ранней весне, распрощался и ушел.

— Пару марок!—ворчал старик, возвращаясь к себе.— Платили люди тысячами, а тут — пару. И куда они за¬пропастились? Не поймешь этих городских. То чуть с руками не оторвут,' то и не показываются...

Огорченный неудачей, Ганс рано лег спать.

А когда на утро он проснулся и открыл буфет, то невольно отпрянул в изумлении. Тесто не только вы-лезло из банки, но заполнило всю полку.

— Ну и прет!—воскликнул старик.—Этак, действи-тельно, придется мне по две марки продавать.

Он обошел всю деревню, предлагая тесто. Но ему ®езде говорили:

— Не нуждаемся.

Через несколько дней уже все были сыты по горло. Правда, неожиданные холода задержали рост теста, но в каждой семье его было вполне достаточно для дневного пропитания.

Отяжелел и Ганс. Если бы не заботы, он располнел бы еще больше. Его мучила мысль о том, что этакие богатства пропадают даром. Он не мог допустить мысли, чтобы выбросить тесто на улицу. И он пожи¬рал его сам, с появившимся вдруг неистощимым стар¬ческим аппетитом. Наконец он почувствовал, что уже не может есть так много. Он еле таскал растолстевшие, как бревна, ноги. Его мучила одышка.

С трудом доплелся он до соседнего дома. Муж и двое детей сидели у калитки. Жена выглядывала из открытого окна. «

— Добрый день,—любезно сказал Ганс.—Скучно мне одному сидеть. Не изволите ли вы притти ко мне от¬кушать теста?

Рыбак измерил расстояние между домами. Оно было не более тридцати шагов.

— Далеко итти,—апатично сказал он.

— Ну что там, далеко! Я же дошел, а я старше вас.

г- Нет, спасибо, да я уже и сыт. Сегодня раз пять

принимался за еду.

— Очень жаль.

И опустившись рядом с рыбаком на скамью, Ганс откровенно сказал:

— Я уж не то что в гости, а как бы в виде помощи вас прошу. Уж очень быстро расти стало тесто. Три полки в буфете заняло. Ем, ем, а оно все растет. Посо¬били бы!

Жене рыбака как-будто стало жалко Ганса.

— Надо пособить бедному человеку, — сказала она мужу, — в беду всякий попасть может. Нас много, мы еще справляемся, а он один, да старый.

— Ну, и иди,—равнодушно отозвался муж,—а я не хочу, лень.

Жена рыбака пошла с Гансом, который не переста¬вал благодарить ее.

— Да уж ладно, долг платежом красен. Когда-то, когда у нас теста не было, вы пожалели нашу бедность, и с большой скидкой тесто продали.

— Как же, как же, — засуетился Ганс, — нам надо помогать друг другу. Вот, кушайте, пожалуйста, на здоровье.

Женщина зачерпнула ложкой теста и, превозмогая себя, съела большой кусок.

• — Вот, спасибо вам, выручили старика. Еще кусочек.

Гостья поднесла ко рту вторую ложку, но вдруг быстро отвела ее в сторону и сказала тихо, с каким-то испугом:

— Не могу, с души воротит.

— Ну хоть маленький кусочек, будьте настолько добры, не откажите в просьбе старику.

Ганс клянчил, как-будто он умирал с голоду и вы-прашивал милостыню'.

— Говорю вам,. что немоту, чего пристал, — уже грубо ответила женщина.—Не прогневайся.

И она вышла из комнаты.

Ганс кланялся ей вслед и говорил:

— Ну, что ж, не смею настаивать. И на том спасибо.

Ночью ему долго не спалось. Он высчитывал, сколько

У него было бы денег, если бы он продал все тесто по тысяче марок за кило. Заснул он только под утро.

но скоро был разбужен каким-то треском, раздавшимся в комнате. Ганс вскочил с кровати и осмотрелся. В се¬рых сумерках утра рн увидел, что разросшееся тесто выдавило дверку буфета и вытекло на пол.

Ганс был охвачен ужасом. Впервые он подумал о той опасности, которою угрожает тесто.

„Что же это будет! — думал он. — Ведь этак тесто выживет меня из дома».

Он не спал остаток ночи. Ему мерещилось, что тесто, как серый змей, подползает к кровати и душит его...

Рано утром он пошел к большой дороге, по кото-рой проходили иногда безработные, бродяги и нищие.

Ему удалось залучить троих дюжих, но изголодав-шихся парней обещанием хорошо накормить их.

Парни, видимо, никогда не ели теста. Они вначале отнеслись к предложенному блюду недоверчиво. Но когда Ганс показал им пример, они попробовали, одо¬брили и с жадностью набросились на тесто. Оно как- будто таяло во рту, и съесть его, не обременяя же¬лудка, можно было много. Желудки же у них были объемистые, а аппетит и того больше. В какие-нибудь двадцать минут гости опустошили две полки теста.

Ганс повеселел.

— Ну, что? Хорошо?

— Не худо!—отвечали они, полузакрывая замаслив¬шиеся от сытости глазки.

— То-то. Я человек добрый, сам голодал, знаю, что такое голод. Надо помогать ближнему. Человек я одино¬кий, есть лишний хлеб—отчего не накормить голодного.

— Спасибо.

— Не за что. Приходите зав#>а. Если хотите, каж-дый день приходите. • Товарищей с собой приводите. Я добрый, я всех накормлю. д'

— Спасибо, придем.

Парни ушли. Ганс повеселел еще больше.

— Вот так-то лучше.

Тесто уже не казалось ему страшным змеем, выпол¬зающим из буфета и готовым поглотить его.

— Этакие парни сами всякого змея проглотят!

Он с нетерпением ожидал их на следующее утро, но они не пришли. День был теплый. Тесто снова на¬полнило весь буфет и выползло на пол. Ночью старика опять душили кошмары. Ему казалось, что тесто под¬ползает к нему, лезет все выше и выше, поднимает серые руки... Он просыпался, обливаясь потом. Наконец он заснул и спал, вероятно, очень долго. Его разбудил чей-то крик.

— — Хозяин, а, хозяин!

Ганс открыл глаза и увидел, что солнце уже довольно высоко поднялось на небе.- Ганс подошел к окну и рас¬пахнул его. У окна стояли трое. Двух из них он узнал: это были безработные, евшие у него тесто. Третий был Нищий в заплатанной одежде.

Ганс очень обрадовался, увидав их, и поспешил от¬крыть дверь.

— Милости просим! Проголодались? Я вас вчера под¬жидал, приготовил вам вкусненького теста.

Но гости не спешили войти. Один из безработных Деловито спросил:

— Потребуется тесто есть?

Ганса несколько удивило это приветствие, но он с прежним радушием сказал:

— Прошу вас.

— А какая ваша цена будет? — с тою же деловитость^ , СпРосил безработный. Ганс даже открыл глаза от 1*3Умлёния.

— Цена? Я же вас бесплатно кормлю!

— Ну, да, еще бы того нехватало, чтоб мы вам платили. Я спрашиваю, сколько вы нам заплатите за еду?

— Я — вам? За еду? Да где же это видано?

— Видано или не видано, а бесплатно мы есть не будем. Не хотите платить, не надо. Мы в другом месте работу найдем.

— Какая же это работа? Постойте, да куда же вы уходите?—испугался Ганс.—Ну, я могу немножечко дать.

— А сколько?

— Двадцать пфеннигов дам.

— Цена неподходящая. Нам по две марки за кило* грамм платят в вашей деревне. Нарасхват берут. Только ешь.

У Ганса помутилось в голове. Платить за то, что люди будут есть тесто. То самое тесто, за которое ему платили по тысяче и более марок за кило. Или эти люди смеются над ним, или он с ума сошел...

— Нет, я не буду платить. Найдутся другие...

— Не найдутся, во всей округе уже все знают.

— Сам съем, ■— упрямо сказал Ганс.

— Твое дело. Если не лопнешь, завтра по четыре марки заплатишь. Идем, ребята!

И они ушли. Ушли, оставив его одного с тестом. А оно серой массой лежало на полу и уже опоясало весь низ буфета. За ночь оно наполнит всю комнату...

На Ганса напал ужас. Он бросился к окну и закри-чал удаляющимся „едокам*.

— Подождите, эй, вы, вернитесь!

Они вернулись, подсчитали на глаз вес теста и при¬нялись за работу. Они не брезгали даже есть с пола» очистили все выползшее наружу тесто и две нижних полки. Больше они не могли съесть.

Ему мерещился страшный сон.

Трясущимися руками Ганс расплатился с „рабочими* и опустился в изнеможении в кресло. •

Едоки приходили каждый день. С каждым днем они становились толще, ели меньше, за еду брали дороже. Деньги Ганса быстро таяли. Наконец он не выдержал. Однажды после их ухода он пытался сам есть до пол- ного изнеможения. Он ел так много, что утром не мог подняться с кровати. Сердце противно замирало, ще¬мило в груди.

Когда на утро пришли едоки, он сказал им слабым голосом:

— Выбросьте вы эту всю дрянь на улицу, подальше от дома.

— Давно бы так, — весело ответили бродяги. Им самим уже смертельно надоело есть тесто. — Другие односельчане уж давно выбросили.

Они быстро принялись за работу, и дом был нако-нец очищен от теста. Ганс хотел приподняться, чтобы расплатиться, но вдруг откинулся назад, посинел и за¬хрипел.

— Ну, и этому крышка! — сказал нищий, подходя к Гансу. — Лопнул от жира! Двое вчера уж померли в этой деревне. Что ж, возьмем себе что-нибудь на память с старичке, да и на пристань. Довольно нам здесы проедаться. Где у него деньги-то были?

— Брось, Карл, — сказал безработный, — еще на-кроют.

— Кто тут накроет? Да в этой деревне никто с места не двинется целый день.

Нищий нашел сундучок с деньгами набил карманы и ушел со своими спутниками, оставив холодеющий труп.

VIII. ХЛЕБНЫЙ ПОТОП

Л/'ЖАС вселился в деревню. В каждом рыбацком доме V оказалась хоть крупица „вечного хлеба*. Когда настали летние жары и хлеб начал быстро расти, все Пережили кратковременную радость о небывалом «урожае*. Но следующие же за этим дни убедили всех, что тесто растет с угрожающей быстротой, превращаясь из драгоценного питательного вещества в страшного врага, вырастая в могучий хлебный потоп, который гро* зит всеобщей гибелью.

Общая опасность встряхнула всех. Надо было при¬нимать какие-то меры, чтобы спастись от ужасной смерти. Рыбаки, как и Ганс, в первое время пытались истребить тесто, поедая его. Они ели с отчаянием, остер. Мнением, доедались до спазм в желудке, до обморока.

многих из них проснулся какой-то звериный, перво¬бытный эгоизм. Желая спасти себя, старшие и более Сильные принуждали есть слабейших и младших. Ничего Не помогало. Скоро всем стало очевидным, что „поедом* теста не истребишь. Оно наполняло комнаты, разбивая Окна, выползало на улицу и растекалось серым потоком. Сила роста была так велика, что тесто, заполнив камин, Поднималось вверх по каминной трубе, вылезало наружу ,И наростало на крыше, как снежные сугробы.

. Многосемейные рыбаки еще кое — как справлялись с тестом. Они во-время вынесли его из дома и выбро-сили на улицу. Ночами рыбаки подбрасывали куски Теста своим соседям. Если их застигали на месте пре¬ступления, то жестоко избивали.

Один из этих преступников был застигнут Фрицем У своего дома. Взбешенный Фриц свалил „подкидчика*

«н~«

ударом кулака и тело несчастного бросил в хлебный сугроб. К утру тесто совершенно поглотило труп. Так Фриц совершил свое второе убийство. Он даже не скры¬вал этого, объясняя односельчанам, что это была лишь необходимая оборона. Городские судьи, может быть, и нашли бы в действиях Фрица .превышение пределов необходимой обороны”. Но все рыбаки твердо стояли на том, что Фриц действовал как должно, что этот слу¬чай послужит уроком для других.

Изгнанные тестом из домов, растерянные, полупо¬мешанные от страха люди часто, собирались на берегу моря и обсуждали свое положение. На этих собраниях рассказывались страшные вещи. Как погибла в тесте вся семья плотника: ночью, когда все спали, тесто за¬валило дверь и окно, и несчастные были удушены тестом... Как погибали грудные дети и беспомощные больные, оставленные в домах.

Одна мать, потерявшая ребенка, рассказывала:

— Я пошла к соседям просить помощи, чтобы по¬могли мне хоть вынести вещи из дома. Тесто заполнило у меня только одну комнату до половины, а в другой лежал мой ребенок. Я надеялась скоро вернуться. НО мне пришлось обойти всю деревню, прося помощи» однако никто не шел. У каждого были свои заботы* Не могу сказать, долго Ли я была в отлучке. Когда же вернулась, то увидала, что вся комната почти до по¬толка заполнена тестом и через нее мне не пройти в комнату, где лежал мой ребенок. Я бросилась к окну» но оно было закрыто изнутри. Тогда я решила пройти сквозь тесто. Оно оказалось очень вязким, как густая тина. Я сделала несколько шагов и уже выбилась и* сил. Голова моя была еще выше теста, достигая плеч* Но скоро тесто начало покрывать мне шею, подошли

под подбородок... Еще несколько минут, и оно удушит меня... Я тонула в нем, как в вязкой тине болота. Я начала кричать. Спасибо, мимо бежал Фриц. Он услы¬шал мой крик и багром вытащил меня. А ребенка мы так и не могли спасти...

— Да, все это так и было, — подтверждал Фриц.— Я сам порядочно наглотался теста, прежде чем мне уда¬лось вытащить Марту.

И это самоотверженное спасение погибающего каза¬лось слушателям таким же простым и нужным делом, как и убийство „подкидчйка»,— слово, которое Появи¬лось с появлением нового вида преступления. Оно так же клеймило человека, как и прежнее слово „вор»» —

Рыбаки угрюмо молчали, слушая эти жуткие рас-сказы.

— Неужто всем нам погибать? — спросила молодая женщина.

— Или бросать дома и уходить отсюда подальше, — Отозвался старый рыбак.

Фриц смотрел задумчиво на море.

— А почему бы нам не попробовать,—-сказал он,— выбросить тесто в море, благо оно у нас под боком. В море места много. Может быть, тесто тонет в воде. А нет — ветер и волны унесут его от наших'берегов, и дело с концом.

Эта мысль понравилась всем. Чем бы ни кончилась эта затея, она дает какой-то выход из томительного бездей¬ствия. И рыбаки горячо принялись за работу. День и ночь таскали они тесто к берегу и выбрасывали в море.

Тесто несколько погружалось в воду, но не тонуло. Оно плавало на поверхности, как побуревший на ве¬сеннем солнце грязный прибрежный лед. Не уносило его и от берега. Волны прибоя выбрасывали часть теста назад на берег. Зато тесто оказалось по вкусу рыбам. Они появились у берегов в необычайном коли¬честве, пожирая вкусное тесто.

Это развлекло рыбаков.

— А ведь сожрут, пожалуй... Смотри, какая гибель рыб.

— Вот так приманка. Хорошая была бы рыбная ловля!

— Ни одна сеть не выдержит. Да они уж и погнили, наши сети.

Никто однако серьезно о рыбной ловле не думал». Все продолжали таскать тесто и выбрасывать в море.

На третий день один из рыбаков заметил*.

, _ >Гг- Что это значит? Сколько .мы потаскали теста, сколько рыба поела, а теста становится еще больше.

— Значит, и в воде растет.

Еще через несколько дней стало очевидным, что тесто не только продолжает расти в воде, но растет гораздо быстрее, чем на земле, быть может, получив добавочное питание от воды. Тесто уже выпятилось над поверхностью воды, захватив огромное пространство моря, насколько глаз хватал. В довершении бед, оно затянуло всю прибрежную полосу, остановило прибой, сравнялось с берегом и поползло на сушу. Как-будто море уже насытилось, не принимало больше и отдавало излишки назад земле. Подойти к берегу уже не пред¬ставлялось возможным,

Последняя надежда рыбаков разбилась. В отчаянии стояли они у берега, не зная, что делать, как спастись. Перед ними было какое-то новое море — серая,студе- нистаЯи масса, какой-то кисель, по которому, вероятно» нельзя даже плыть на лодке... Позади стояли брошенные, опустевшие дома...

Один из рыбаков все-таки сделал попытку спустить лодку. Но ока увязла в тесте, как в тине, а весла нельзя было повернуть.

— И море испортили, — хмурясь, сказал старый ры¬бак.— Теперь ни проезду, ни проходу... А с острова не убежишь... И кто это наделал таких дел?

Да, кто наделал? Эта мысль была подхвачена всеми. Отчаявшиеся в спасении люди искали виновного, чтобы на нем сорвать гнев за все несчастия.

— Кто же другой виноват? Конечно, профессор Бройер!

Рыбаки забыли, что не хотели вспоминать, как по-лучили они тесто, как профессор уговаривал их отдать .все запасы вечного хлеба.

— Это он погубил нас! Он лишил нас жилища, обрек на смерть наших детей. Он обрушил на наши головы все несчастия. Смерть профессору Бройеру! Смерть душителю!

И разъяренная толпа бросилась на холм, к усадьбе профессора.

Напрасно Иоганн, Рудольф и Оскар пытались убе¬дить толпу не делать безумных поступков. Гнев не рас¬суждает.

IX. ОСАДА

П

РОФЕССОР Бройер переживал тяжелые дни. Он знал, что делается на деревне. Он сделал все воз¬можное, •чтобы предупредить несчастие, но все же чув¬ствовал себя косвенным виновником происшедшего.

— Какой ужас, какой ужас! —* повторял он, шагая из угла в угол по своему кабинету. — Что за несчастная судьба! Сорок лет жизни потратить на то, чтобы сде¬лать людей счастливыми» и причинить им столько не¬счастий...

От вспышек отчаяния профессор переходил к лихо¬радочной работе: он изобретал средство, которое могло бы быстро уничтожить тесто, или, по крайней мере, замедлить его рост. Он ночи просиживал, не от¬рываясь, за работой в своей лаборатории. Но ему не¬обходимо было произвести огромное количество опытов, прежде чем он сможет добиться каких — нибудь практи¬ческих результатов. На это нужно было время. А ра¬ботать приходилось в постоянном нервном напряжении, среди окружавших его ужасов. И он был близок к нерв¬ному расстройству. Бройер ожидал, что рано или поздно возмущенная толпа может произвести нападение, и при¬готовился к этому. Жизнью он не дорожил, но ему ка¬залось, что только он один может спасти человечество прежде, чем оно погибнет от теста. И он решил отстоять свою жизнь во что бы то ни стало.

Когда испуганный слуга вбежал в его кабинет и пре¬рывающимся голосом сказал:

— Толпа рыбаков бежит к нашему дому.

Профессор Бройер только с грустью спросил:

— Уже?

Минуту он сидел в глубокой задумчивости, как осу-жденный, которому сказали: „За вами пришли. Идите на казнь**. Но скоро овладел собой, выпрямился и спо¬койно отдал приказание.

— Закройте двери, Карл. Вставьте дубовые ставни в окна первого этажа.

Бройер и Карл быстро принялись за работу. Вход-ная дверь была сделана из толстого, тяжелого дуба, окованного железом. Такая дверь могла долго выдер-живать натиск. Довольно узкие окна нижнего этажа прикрывались ставнями с железными болтами. Все было Давно обдумано. Карл успел даже закрыть ворота, хотя они были сделаны и ,не так прочно, как входные двери.

— Все-таки, задержат их на время, — сказал слуга.

Домик профессора приготовился к осаде. Крики толпы

Уже отчетливо слышались за стеною каменной ограды.

— Смерть душителю! — кричала разъяренная толпа, и удары тяжелыми рыбацкими баграми посыпались на Доски ворот. Собаки, спущенные с цепи, подняли отчаян¬ный лай. Толпа волновалась, ворота трещали и наконец подались. Вооруженные баграми и гарпунами, рыбаки ворвались в сад, прикончили с собаками и осадили дом.

— Открывай дверь! — кричали рыбаки. —Все равно, тебе не уйти живым отсюда.

Профессор выглянул из узкого окна второго этажа. Несмотря на весь ужас положения, он невольно улыб¬нулся, увидя толпу осаждавших. Ни одна армия в мире не состояла из таких толстых, неповоротливых людей. Заботы и труды последних дней сделали свое дело, но все же все они были еще так неимоверно толсты, что Можно было подумать, будто они собраны на какой-то конкурс толстяков. Они страдали одышкой и быстро Уставали. Это делало их менее опасными противниками.

— Я выйду, но прежде выслушайте меня, — сказал профессор, пытаясь убедить их словами.

— Я предупреждал вас... — начал он.

Но ему не давали говорить.

— Убийца! Душитель! Смерть, смерть!

— Я скажу вам, как уничтожить тесто! — пытался он перекричать толпу.

Стоявшие вблизи, услышав эти слова, замолкли, но Дальние продолжали кричать.

— Пока я не нашел средства, которое сразу изба-вит вас от теста, трите его меж камней, толките в ступе, жгите огнем, А главное—.не мешайте мне работать. Вы уже раз не послушались меня¬но слова Бройера были заглушены ревом толпы. Рыбаки начали работать баграми, как таранами. Однако ни двери, ни ставни окон не поддавались.

Рыбаки продолжали осаду. На смену уставшим стано¬вились другие и упорно долбили двери. К вечеру двер¬ные доски уже значительно пострадали. В нескольких местах острые багры сделали сквозные дыры. Но и армия толстяков сильно устала. Осаждавшие уселись вокруг дома и начали обсуждать план, действий. Мно¬гим работа баграми казалась слишком утомительной и длительной. Надо было придумать более быстрые спо¬собы взятия осажденной крепости.

Беспорядочные крики толпы постепенно затихли. Неорганизованная толпа, очевидно, превращалась в орга¬низованную „армию*, выделявшую свой штаб, своих военачальников.

„Это хуже*, — подумал Бройер.

— Ишь, руками размахивает, — сказал Карл, указы¬вая на одного рыбака,—это Фриц, я знаю его.

Фриц что-то объяснял рыбакам. Они слушали его внимательно, потом все вновь громко заговорили и ушли за ворота, оставив у дома только несколько человек, „Неужели он убедил их не делать глупостей?—поду¬мал Бройер.—Но тогда зачем они оставили этих часовых?* Прошло около часа. И вдруг Бройер увидел воз¬вращавшихся крестьян, и сразу угадал их план. Они* несли за спиной по связке хвороста.

— Что же это такое? Они хотят нас сжечь живьем?— в испуге проговорил Карл.

— Постараемся остаться в живых, — ответил Бройер, наблюдая, как рыбаки складывают у двери и стен здания связки хвороста.

— А ну-ка, пустим в ход нашу «артиллерию»,— сказал профессор. ,

Слуга принес огромную связку ракет. Прежде чем рыбаки успели сложить костры, Бройер и его слуга выпустили в осаждавших десяток ракет. Ракеты эти ’ были особого свойства. Они неимоверно шипели, тре¬щали, изрыгали струи огня, прыгали из стороны в сто¬рону и оставляли после себя удушающий смрад. Не смотря на весь свой страшный внешний эффект, ракеты были совершенно безвредны.

Однако они произвели среди врагов настоящую панику. Рыбаки бросились убегать, закрывая рот руками и чихая. Они были уверены, чтр их отравили удушли¬выми газами.

Было уже за полночь. Луна на ущербе показалась сквозь разорванные, быстро гонимые ветром тучи. Ры¬баки, убедившиеся в полном своем здоровье, вернулись к дому в тот самый момент, когда профессор уже подумы¬вал о том, чтобы бежать, пользуясь отступлением врагов.

В рассеянном свете луны Бройер увидел, что рыбаки» завязав платками нос и рот, приближаются к дому. В руках нападающих были зажженные фонари. Не смотря на свою толщину и неповоротливость, на этот раз нападающие действовали скоро и решительно. «Организация &рмии“ сделала свое дело. Прежде чем Бройер успел выпустить новый заряд ракет, рыбаки подожгли костры и, отойдя в сторону, уселись.

— Скверно, — сказал Бройер, глядя, как языки пламени охватывают сухие ветки смолистого дерева. Он потер лоб и задумался.

— Другого средства нет, прядется прибегнуть к газб- вой атаке... Это безвредный газ, и от него никто не погибнет. Но враги будут усыплены, по крайней мере, на три часа.

Бройер быстро прошел в свою лабораторию и вынес оттуда два баллона. Когда он отвинтил металлическую пробку, из баллона потекла вниз струя почти бесцвет* ного газа. Выпустив один баллон, Бройер и слуга надели противогазовые маски, и вслед за первым баллоном выпустили еще три. Действие газа было быстрое и полное. Как только газовая волна докатилась до ры¬баков,- они начали падать.

— Можно итти, — сказал Бройер.

Они вышли, закрыли за собой дверь, быстро рас-таскали горевшие костры, потушили пламя. Подняв-шийся ветер разогнал газ.

— Тем лучше, через час—два они все будут на ногах. За это время мы будем далеко.

Бройер открыл гараж, вывел небольшой двухместный автомобиль и уселся с Карлом. Они выехали за ворота и быстро поехали по дороге, ведущей к ближайшему городу.

X. . ПРЕСТУПНИК

/

У

ТРОМ рыбаки проснулись и с недоумением глядели друг на друга. Что такое произошло с ними? Во¬круг дома валялись разбросанные ветвй и сучья. Дом безмолвствовал.

Сломали двери, вошли внутрь. Везде было пусто. — Ушел! Бежал! Перехитрил нас!

Разочарованные, они вернулись в деревню и только теперь вспомнили совет Бройера, как истреблять тесто.

Принесли большой котел, развели под ним огонь и начали бросать в котел тесто. Из котла шел смрад, тесто быстро таяло в котле, оставляя на дне неболь-шой осадок. Те, у кого не было котлов, терли тесто между камней или толклц в ступе.. Работа шла довольно Успешно, но теста было слишком много, и рыбакам, приходилось сидеть за работой целый день, чтобы ис¬треблять все нараставшее тесто. .

В то время, как рыбаки были заняты этим египет-ским трудом, профессор со слугою Карлом ехали по Направлению к городу. Когда они проезжали одной Деревушкой, им повстречался старый рыбак, который Знал профессора Бройера'в лицо. .

— Вот едет душитель, — сказал рыбак, указывая кре- стьянам на проезжавшего Бройера. Среди крестьян по¬вышались угрожающие крики. Карл, включил полную скорость. Но один из крестьян бросил в автомобиль навозные вилы. Вилы ударились в колесо и пробили Шину. Кое-как беглецы выехали за деревню, сошли 1 автомобиля и начали одевать новую шину на колесо. Однако крестьяне увидали их и уже бежали к авто-- Нобилю с угрожающими криками. Бройер и Карл бро¬сили автомобиль и поспешили скрыться в соседнем лесу. Они не решались выйти на дорогу, просидели 8 своем убежище весь день и только ночью пустились 8 путь.

„Отверженный, — с горечью думал Бройер. — Каж-дый прохожий может убить меня, как преступника, объявленного вне закона...»

Когда наконец путники явились в город, Бройер Оправился к прокурору и, назвав себя, сказал:

— Я прошу вас арестовать меня и отправить 8 тюрьму, иначе толпа растерзает меня.

— Вы явились очень своевременно, — ответил про¬курор,— я только-что получил приказ арестовать вас.

— Чтобы охранить меня от толпы?

— Да, — неопределенно ответил прокурор. — И не только для этого. Вам, повидимому, будет предъяв¬лено обвинение.

Бройер был удивлен, но ничего не сказал. Он по-жал плечами и безучастно позволил отвести себя в тюрьму.

Скоро его перевезли в Берлин.

— Знаете ли вы о тех несчастиях, которые припи-лили своим изобретением?—спросил его следователь, вызвав для допроса.

— Да, знаю. Но виновным себя признать не могу. Я предупреждал...

— О виновности речь впереди. Вы знаете то, что произошло в рыбацкой деревне, но, вероятно, не знаете того, что произошло во всем мире.

— Вероятно, то же самое, но в большем масштабе.

— В большем масштабе! — с возмущением в голосе проговорил следователь. — Как можете вы спокойно говорить об этом? Целые деревни, села, города затоп¬лены вашим ужасным тестом. Сотни тысяч, миллионы людей остались без жилищ. Мореплавание и речное судоходство приостановились, так как воды рек и морей превратились в какую-то тину. Вы причинили катастрофу» с которой не может сравниться даже извержение вул¬кана. А. вы спокойно говорите о „большем масштабе»-

— Что же мне, падать ниц и просить прощения? уже с раздражением сказал профессор. — Ведь не * раскидал тесто по всему земному шару, не я затеял эту торговлю „вечным хлебом». Скажите, по крайней мере, в чем именно вы меня обвиняете?

— В том, что вы, не закончив-опытов, не исследовав- ®сех качеств теста, имели преступную неосторожность Предать часть теста старому рыбаку Гансу, С этого. ®се и началось.

— Я принял все меры предосторожности. Старик. Бане обманул меня.

— Вы дали в руки полуграмотного человека страш- йУк> разрушительную силу. Хороша предосторожность! Благоволите сообщить- мне все подробно.

И следователь, усевшись за стол, начал формальный Допрос, который длился довольно долго.

Следователя особенно интересовал вопрос, почему Бройер не сообщил в своей телеграмме, какой именно опасности подвергается мир, а говорил только о вред- йости теста для здоровья, направив таким образом следствие на ложный путь.

— Если бы вы сказали правду, несчастие могло быть предотвращено. Были бы сделаны какие-либо холодиль¬ники или герметические сосуды.,

— Я полагал, что угроза отравления — самое дей¬ствительное средство заставить людей отказаться от Употребления „хлеба* и истребить его. Притом мне просто могли бы и не поверить, если бы я сказал правду. Притом никакие холодильники и сосуды не помогли бы. Их изготовление требует времени, а тесто растет со ско¬ростью размножения бактерий: через двенадцать часов Каждая „палочка* дает 16 миллионов потомства.

Когда к профессору был допущен защитник, от него Бройердузнал еще некоторые, подробности.

— Да, дорогой профессор, наделали вы бед. Теперь Люди только тем и заняты, что сидят и толкут в ступах -тесто. Богатые еще могут нанимать бедняков работать за себя, а все остальные обречены на этот сизифов,

труд. Некоторые государства пробовали даже сваливать тесто на территорию соседних государств. Это вызвало ряд войн. Хорошо еще, что само тесто охладило воин* ственный пыл. Как тут повоюешь, когда ни пройти, ни проехать. Люди и лошади вязнут в тесте.'Только аэро- планы подрались в воздухе, на этом дело и кончилось- Но дальше-то, дальше что будет, скажите мне? Вот газеты пишут, что ваше тесто расползется по всей земле, покроет земной шар сплошной коркой, и тогД* капут. Солнце подрумянит этот земной колобок.. Он» может быть, будет вкусный й питательный, только' есть его будет некому. Все живое умрет. Предусмотрительна люди, — кто побогаче, конечно, —уже сейчас покупаю* участки на горах. Все швейцарские ледники захвачены кучкой богачей, которые хотят переселиться туда, в нЯ' дежде, что на такую высоту тесто не дойдет, притом же там холодно, а на холоде тесто растет медленно.

— Скажите мне,— прервал защитника Бройер, — но почему именно обвиняют меня? Ведь хлеб продавали Роденшток и Кригман!

Адвокат улыбнулся.

— Дело в том, что правительство успело объявить монополию на хлеб и уже продавало от себя. Не м0‘ жет же правительство обвинять само — себя. Чтобй оправдаться перед массами, надо свалить на кого-то вину, чтобы отвлечь внимание.

— Теперь мне все понятно, — сказал Бройер. — При» таких условиях мне трудно оправдаться.

— Да, не легко. Вы могли бы только одним купить себе прощение — изобрести скорее «противоядие-» средство, которое уничтожило бы ваше изобретение.

— Но для этого мне надо работать, — сказал горячо Бройер.

— Вам дадут эту .возможность, — ответил адвокат. — Сегодня вас переведут в лабораторию, оборудованную здесь же, в тюрьме. К вашим услугам будет предо¬ставлено все необходимое. Поверьте мне, для вас это •будет лучший способ защиты.

XI. СПАСЕННЫЙ МИР

П

ОЗВОЛЬТЕ представиться, приват-доцент Шмидт.

Меня командировали вам в помощь. Я уже рабо¬тал по биохимии у Роденштока и Кригмана. Мне уда¬лось открыть состав вашего хлеба и вырабатывать его Для экспорта.

— Вот как, — сказал Бройер, — значит, и вы „со-участник преступления*. Не по- этому ли поводу вы И оказались моим помощником в тюремной лабора-тории?

— Представьте, нет. Меня не тронули. Очевидно, признали, что и одной жертвы достаточно.

— Но Роденшток и Кригман тоже на свободе?

— О, да, и процветают попрежнему. Они сейчас Изготовляют машины для механического истребления теста и на этом наживают большие деньги. Все со¬стоятельные люди обзавелись такими машинами. Тысячи рабочих работают на истреблении хлеба. Увы, рабочий День во всем мире удлинен до двенадцати часов. Что Делать! Везде объявлено военное положение. Рабочие Работают, как военнообязанные. Всякие забастовки ка¬раются самым жестоким образом.

Бройер опустил голову и сидел подавленный. „Бедный Бройер. Об этом ли он мечтал?1* — по-думал Шмидт. Ему стало жалко старика. Уг'»,

—

— Посмотрите, как обставлена лаборатория? Нс правда ли, недурно?

Бройер вышел из своей задумчивости и взглядом знатока окинул лабораторию. Он остался доволен. У* дав микроскоп, реторты и колбы, он как-будто пришел в себя после всех перенесенных волнений. Его потя-; нуло к работе.

— Да, да, — сказал он, — хорошая лабораторг

Здесь кое-чего нехватает, но мы, конечно, полу л все, что нужно. Работать, работать! : . л

— Ну, вот и отлично. Мы с вами скоро справимся

с тестом. Кстати, скажите, профессор, чем вы объяс* няете усиление роста теста? Только ли поднятием тем¬пературы с наступлением лета? :

— Разумеется, не этим только. В самом летнем’ воздухе имеется больше бактерий, чем в зимнем. Культура моих „простейших* получает большее пита-1' ние, и „хлеб* усиленно растет.

— Я так и предполагал,—сказал Шмидт. — Ради¬

кальное истребление „вечного хлеба* поэтому может итти двумя путями. Или мы должны будем найти культуру таких бактерий, которые бы поглощали „тесто* в большем количестве, чем оно разрастается, или же мы должны стерилизовать воздух, окружающий тесто и таким образом лишить питания „простейших*, иэ которых состоит ваше тесто. .г».

— Я думал о первом способе, — сказал Бройер. ' Ваш способ стерилизации воздуха мне кажется не менеб интересным.

— Так вот и будем работать в двух направлениях;

Бройер нашел в лице Шмидта опытного, талантливого

работника и хорошего товарища. Бройер и Шмидт рабо¬тали без устали, и их работа шла бы, вероятно, еще

Лучше, если бы посещенйя следователя не выбивали брокера из колеи. После этих посещений Бройер впадал в тяжелую задумчивость или начинал нервничать.

'Шмидт, как умел, пытался успокоить Бройера.

■ка!_ Не обращайте внимания на эту судейскую крысу. Ваше изобретение, что бы ни говорили, остается вели¬чайшим. Всякая научная работа сопряжена с неуспе¬хом. Сейчас мы работаем над тём, что бы уничтожить /'Чне изобретение, :Но мы не остановимся на этой „раз* К?Яштельной“ работе. Мы найдем узду для вашего ^еста, сделаем его послушным орудием в руках чело¬века и навсегда освободим человечество от голода.

Весь мир с напряженным вниманием следил за тем, что делается в тюремной лаборатории. Однако терпе¬ние людей, видимо, истощалось. Газеты все чаще писали о том, что пора назначить суд над профессором Бройе- ром, так как, видимо, ему не удастся разрешить задачу. Шмидт, который успевал прочитывать газеты, скрывал эти сообщения от Бройера, чтобы не волновать его.

Однако Бройер однажды прочитал эти газетные статьи. Он долго сидел в задумчивости, а вечером уго¬ворил Шмидта лечь спать пораньше, так как Шмидт Уже много ночей почти не спал.

X Шмидт лег в кровать, — они спали здесь же в ла-боратории, — но не мог уснуть. Бройер вел себя в этот вечер особенно нервно, и Шмидт, представившись спя¬щим, следил за Бройером сквозь прикрытые глаза. Бройер долго ходил по лаборатории, потом сел за ра¬боту. Успокоившийся за него Шмидт начал уже засы¬пать, как вдруг был разбужен криком Бройера.

— Эврика (нашел)!

Шмидт хотел было встать с кровати и поздравить Бройера с открытием, но что-то удержало его. Бройер

быстро прошел к письменному столу, сжег на срир- товке какие-то бумаги, написал несколько строк и вы¬нул шприц.

„Он хочет покончить с собой!» — подумал Шмидт и, вскочив с кровати, бросился к профессору.

— Э, нет, дорогой профессор, так не годится! Я не позволю вам.

— Не мешайте мне, — сказал Бройер. — Если я и про¬винился, то и Искупил вину: я открыл средство уничто¬жения теста. Но я слишком устал... Довольно.

—г Устали —■ отдохнете; Такой мозг не должен поги¬бать раньше времени. Вырвав из рук профессора шприц» Шмидт продолжал:

*- Позвольте вас поздравить, дорогой профессор! Представьте,. вы можете поздравить и меня. СеТодня вечером я так же благополучно разрешил задачу.

— Почему же вы не сказали мне?

— Мне хотелось еще кое-что проверить, — скромно

отвечал Шмидт. На самом деле он, зная, что работе Бройера, близка к концу, хотел предоставить ему честь. первого открытия. ^

— А теперь, дорогой профессор, мы еще поживем. Поживем и поработаем. Мы усовершенствуем свой „хлеб», — ваш „хлеб», — и все будут его есть и вспоминать добром его гениального пекаря.

Профессор Бройер улыбнулся и протянул руку Шмидту.

Скоро газеты и радио оповестили мир о том, что средство для радикального истребления хлеба найдено. „Грибок» профессора Бройера работал великолепно. Довольно было бросить в тесто несколько грамм этого грибка, как тесто начинало скисаться, оседать, и скоро на месте огромных гор студенистой массы оставалось

лишь немного серой плесени. Плесень высыхала на солнце и превращалась в пыль. Хорошо действовали и стерелизаторы воздуха Шмидта, но средство Бройера было проще и дешевле, и потому оно вошло во все¬общее употребление. ,

Мир избавился от теста. Человечество было спасено.

XII. СВЕЖИЙ ВЕТЕР

ранней осени. Сильнее чувствовался запах моря. Белые облака быстро неслись над морем. А ъ/ежду морем и небом -летали птицы, оглашая воздух резкими гортанными криками. Белый прибой окатывал песчаные

Вся рыбацкая деревня толпилась на берегу. Сети были починены, лодки проконопачены и осмолены. Сейчас они поедут в море на рыбную ловлю. Лица рыбаков сосредоточены. Быстро и уверенно работают Мускулистые руки, крепя паруса.

— Свежий ветер, — сказал Фриц, — становясь у руля.

— Хороший должен быть лов, — отозвался старый Рыбак, шагая по колено в воде, в высоких рыбацких сапогах, к парусной лодке.

Казалось, большой баркас подпрыгивает на волнах От нетерпения, как застоявшаяся лошадь. Последние пРиготовления окончены.

Всех охватило радостно приподнятое настроение, йетер сразу натянул парус, и баркас, круто повернув Иосом в открытое море, быстро понесся по волнам.

Фриц приналег на руль. Свежий ветер обвевал Открытую голову Фрица.

И ему казалось, что этот крепкий, соленый мор-ской ветер делает его вновь бодрым и сильным. Как смутный, полузабытый сон, промелькнули перед ним картины последних месяцев: богатство, уплывшее так же неожиданно, как оно явилось, кражи, убийства, пьянство, бессонные ночи в игорном доме, бешеный азарт игрока, страшные картины хлебного потопа...

Неужели все это было с ним, рыбаком Фрицем?

Невероятно! Чтобы проверить, явь или сон это кошмарное прошлое, Фриц начал всматриваться в су¬ровое лицо старика рыбака, уверенно управлявшего парусом. Ни один мускул не дрогнет на этом как-будто высеченном топором из дуба лице с плотно сомкнутым ртом и зоркими глазами старого морского волка.

Неужели лицо вот этого самого старика он видел . там, в игорном доме, за зеленым столом рулетки?.. Полуоткрытый рот, трясущиеся руки и глаза — безум-ные, страшные глаза, горящие алчностью...

— Нет, это кошмар...

Фриц так задумался, что не успел во-время повер¬нуть руль. Боковая волна хлестнула через борт и ока¬тила рыбаков.

— Малый, не зевай! — строго сказал старик.

Этот деловитый окрик спугнул кошмары Фрица. Ему стало весело. Он навалился на руль и направил лодку прямо в открытое море, навстречу свежему ветру*

НИ ЖИЗНЬ, НИ СМЕРТЬ

I. МИСТЕР КАРЛСОН ПРЕДЛАГАЕТ СВОЙ ПЛАН

Ч

ТО вы на это скажете?—спросил мистер Карлсон, окончив изложение своего проекта.

Крупный углепромышленник Гильберт ничего не ответил. Он находился в самом скверном расположении Духа. Перед приходом Карлсона главный директор Гильберта сообщил ему, что дела на угольных шахтах обстоят из рук вон плохо. Экспорт падает, советский уголь все больше вытесняет конкурентов на азиатском и даже европейском рынках. Банки отказывают в кре¬дите. Правительство находит невозмржным дальнейшее субсидирование крупной угольной промышленности.* Рабочие волнуются, дерзко предъявляют невыполни¬мые требования, угрожают затопить шахты... Надо найти какой-то выход...

И в этот самый момент, как-будто в насмешку, судьба подсылает какого-то Карлсона, с его сумасшед¬шим проектом. Гильберт хмурит свои рыжие .брови, и мнет длинными, желтоватыми зубами ароматическую, сигаретку. На его бритом, озабоченном лице застыло выражение скуки. Гильберт молчит...

Но Карлсон не из тех, кого обескураживает мол-чание. Неопределенной профессии и неизвестного про¬исхождения, маленький, суетливый человечек, с ирланд¬ским акцентом, коротким носом, черными волосами,

стоящими как у ежа, Карлсон вонзил свои острые гла¬зенки в усталые, выцветшие глаза Гильберта и сверлит их своей настойчивой, беспокойной мыслью.

— Что вы на это скажете? — повторяет он свой вопрос.

— Чорт знает что такое, ваша мороженая чело-вечина!— наконец апатично отвечает Гильберт и с брез¬гливой миной кладет сигарету.

— .Позвольте! Позвольте! — вскакивает, как на пру¬жине, Карлсон. — Вы, очевидно, недостаточно усвоили себе мою идею...

— Признаюсь, не имею особого желанья и усваи-вать. Это глупость или безумие.

Не безумие, не глупость, а величайшее изобре-тение, которое в умелых руках принесет человеку миллионы. А если вы сомневаетесь, то позвольте ва$ напомнить историю этого изобретения.

И Карлсон затараторил, будто он отвечал заучен-ный урок.

Анабиоз случайно открыт русским ученым Бах-метьевым. Изучая температуру насекомых, этот уче-ный заметил, что при постепенном охлаждении темпе¬ратура тела насекомого падает, затем, достигая темпе¬ратуры^— 9,3° Цельсия, сразу поднимается почти до нуля, а потом вновь опускается уже до температуры окружающей среды примерно на 22 градуса ниже нуля. И тогда насекомое впадает в странное состояние ни сна, ни смерти: все жизненные процессы приоста¬навливаются, и насекомое может пролежать, окочене¬лое, замороженное, неопределенно долгое время. Но достаточно осторожно и постепенно подогреть насеко¬мое— оно оживает и продолжает жить, как ни в чем не бывало. От насекомых Бахметьев перешел к рыбам.

Он „замораживал», например, карася, который проле¬жал в окоченении или „анабиозе*, как назвал это состоя¬ние Бахметьев, несколько месяцев. Подогретый, карась вернулся к жизни и плавал, как всегда. Смерть ученого прервала эти интересные опыты, и о них скоро забыли. И, как это части бывает, русские изобретают, а пло¬дами их изобретений пользуются другие. Изобретением Бахметьева воспользовался немец Штейнгауз для практи¬ческих целей: перевозки и хранения живой рыбы. Как вам известно, он нажил миллионы.

Гильберт заинтересовался и слушал Карлсона уже с некоторым вниманием.

—■ Благодарю вас за „лекцию*, — сказал он. — Я сам получаю к столу свежую рыбу, пойманную в отдален¬нейших морях. Но, признаться, я не интересовался способом ее замораживания. Тем или другим — не все ли равно. Только бы ' рыба была абсолютно све- Жею... Так вы говорите, Штейнгауз заработал на этом деле миллионы?

— Десятки, сотни миллионов. Он теперь один из самых богатых людей Германии...

Гильберт задумался.

— Но ведь это только рыбы! -»сказал он после паузы. — А вы предлагаете совершенно невероятную вещь: замораживать людей. Возможно ли это?

— Возможно! Теперь возможно. Бахметьев замора¬

живал животных, подвергающихся зимней спячке, так Называемых холоднокровных: сурка, ежа, летучую

мышь. Что касается теплокровных животных, то их Не удавалось подвергать анабиозу. Однако русский же Ученый, профессор Вагнер, -известный своею победою Над сном, изобрел способ изменять состав крови тепло-

: кровных животных, приближая его к крови животных

холоднокровных! И ему уже удалось благополучно „замо¬розить* и оживить обезьяну.

— Но не человека.

— Какая разница? \

Гильберт недовольно тряхнул головой, Карлсон

улыбнулся.

— Я говорю лирь с точки зрения биологии и физио- , логин. У обезьян совершенно одинаковый с человеком

состав крови. Абсолютно одинаковый. Следовательно— И вот вам необычайные, но вполне осуществимые пер¬спективы: массовое замораживание людей, в данном слу¬чае э... э... безработных. Кому неизвестно, какое крити¬ческое положение переживает угольная промышлен¬ность, да и одна ли угольная! Периодические кризисы и сопровождающая их безработица, к сожалению, по-стоянное бедствие нашего общественного строя. На этом играют всякие смутьяны, в роде коммунистов, предсказывающие гибель капитализма от раздирающих его «внутренних противоречий. Пусть они не спешат хоронить капитализм. Капитализм найдет выход, и одним из выходов является предлагаемый мною способ.

Карлсон вдохновился и говорил, как на трибуне.

— Разразится кризис, — мы заморозим безработных и сложим их в особых ледниках, а минует кризис, появится Спрос на рабочие руки, — мы подогреем их и — пожалуйте в шахту.

— Ха-ха-ха! —не удержался Гильберт. — Да вы шут¬ник, мистер...

— Карлсон... Но я говорю совершенно серьезно,— обиделся Карлсон.

Гильберта начинал занимать этот человек.

— Да, — продолжая смеяться, сказал углепромыш¬ленник,— бывают такие мерзкие времена, когда кажется,

и сам охотно заморозил бы себя до лучших дней. Но сколько будет стоить ваш сумасшедший проект? Надо строить специальные здания, поддерживать в них по-стоянную температуру...

Карлсон поднял палец вверх, потом приставил его' к своей колючей шевелюре.

— Здесь все обдумано. Мой план проще. Вам, как владельцу шахт, должно быть известно, что теплота Увеличивается приблизительно на один градус с каж-дыми семьюдесятью футами вглубь земли. Вам также Известно, что в Гренландии, за полярным кругом, в лед¬никах Гумбольдта, найдены богатейшие залежи велико¬лепнейшего каменного угля. Как только угольный рынок окрепнет, вы сможете начать там разработку. Вы полу¬чите ряд шахт различной глубины с различной темпе¬ратурой. И эта температура будет стоять там неизменно Во все времена года. Останется только ввести неболь¬шие изменения, чтобы приспособить шахты для наших Целей. Я не могу затруднять вас сейчас изложением Подробностей, но могу представить, когда прикажете, вполне разработанный технический план и смету.

„Что за курьезный человек!» — подумал Гильберт и задал Карлсону вопрос:

— Скажите, пожалуйста, да вы-то сами кто: инже-нер, ученый, профессор?

Карлсон скромно потупил глаза.

—• Я прожектёр. Ученые и профессора умеют вы-сидеть в своих лабораториях прекрасные яйца, но они Не всегда умеют разбить их и приготовить яичницу. Надо уметь из невещественных идей извлекать веще¬ственные фунты стерлингов.

Гильберт опять улыбнулся и, подумав немного, про¬гнул Карлсону коробку с сигаретами.

„Победа!»—ликовал в душе Карлсон, зажигая сига* рету электрической зажигалкой, стоявшей на столе.

Но Гильберт не сдавался.

. — Допустим, что все это возможно. Однако я пред¬вижу целый ряд препятствий. Первое: получим ли мы разрешение правительства?

— А почему бы правительству и не дать этого раз¬решения, если мы докажем полную безопасность при¬менения к людям анабиоза. Социальное же значение этой меры наше правительство прекрасно учтет.

— Да, это так, — ответил Гильберт, перебирая в ум? фамилии членов консервативного правительства, боль;-

, шинство которых имело личные крупные интересы в угольной промышленности.

— Но вот самый главный вопрос: пойдут ли на это рабочие? Согласятся ли они периодически „зами- рать* на время безработицы?

— Согласятся! Нужда заставит!—убежденно сказал Карлсон.—Люди с голоду вешаются, топятся, а тут в род? отдыха. Конечно, надо подойти умело. Прежде всего нужно найти первых смельчаков, которые согласились бы подвергнуть себя анабиозу. Этим первым надо по¬сулить крупные суммы вознаграждения. Когда они „воскреснут*, ими надо воспользоваться, как рекламой- Затем, первое время надо будет обещать денежную поддержку семьям. Ну, конечно, придется заткнуть глотку и кое-кому из рабочей аристократии, лидерам, рабочего движения. А дальше... вы увидите, что дальше все пойдет, как по маслу. Безработные будут „замораживаться* целыми семьями. И страшное зло-<. безработица — будет уничтожено. У вас будут развя¬заны руки. Необычайные перспективы откроются для вас. Миллионы, десятки миллионов потекут в ваши

<*йфы и несгораемые шкафы, Решайтесь! Скажите: Да, и я Завтра же представлю вам все сметы, планы К расчеты.

Здравый *практический смысл говорил Гильберту, что весь этот фантастический план была чистейшая ввантюра... Но Гильберт переживал такое финансовое Положение, когда человек перед страхом неминуемого Краха бросается в самые рискованные предприятия. А Карлсон рисовал такие заманчивые перспективы...

Крупный коммерсант и делец стыдился признаться самому себе в том, что он, как утопающий, готов ухва-титься за эту химерическую соломину „мороженой Человечины».

_ — Ва'ш проект слишком необычен... Я подумаю и дам Вам ответ.

— Подумайте, подумайте! — охотно согласился Карл¬сон, поднимаясь с кресла.

— Не смею вас задерживать,-—и он ушел, довольно Улыбаясь.

• — Клюет!—весело крикнул он, окунаясь в клоко-чущий котел уличного движения Сити.

II. СТРАННЫЙ КЛИЕНТ

К

АРЛСОН, вы разорили меня! —с кислою миной говорил Гильберт. — Я затратил громадные сред¬ства на оборудование подземных телохранилищ. Я бро¬саю деньги на рекламу и наши объявления. И тем не *снее, за весь месяц газетной кампаний не явилось ни °Дного желающего подвергнуть себя первому публич¬ному опыту замораживания, несмотря на предлагаемое Нами хорошее вознаграждение. Очевидно, жизнь рабо-

чих не так плоха, Карлсон, как {фичат об этом социа¬листы. В конце концов, если анабиоз такая безопасная штука, почему бы вам, Карлсон, не подвергнуть себя первому опыту. *

— Мне?

— Ну да, вам.

Мне самому? — еще раз спросил Карлсон и взъеро¬шил свои щетинистые волосы.

— Я готов! 'Да, да. Я готов. Но что станет со всем делом? Оно уснет, вместе, со мной. Нет, усыпляя дру-

' гих, кому-нибудь надо бодрствовать... Я — прожектер- Без таких, как я, весь мир погрузился бы в спячйу анабиоза! —

Их препирательства были прекращены стуком вход¬ной двери.

В контору вошел необычайно тощий человек с намо¬танным вокруг длинной шеи большим шарфом. ПрИ: свете сильной лампы большие круглые очки посетителя сверкали, как автомобильные фонари. Он откашлялся и протянул номер газеты.

— Я по объявлению. Здравствуйте. Позвольте пред* ставиться. Эдуард Лесли. Астроном.

Карлсон шаром подкатился к посетителю.

— Очень рады с вами познакомиться. Прошу са-диться. Вы желаете подвергнуть себя опыту? Условия наши вам известны. Мы уплатим вам значительную сумму и обеспечиваем семью пожизненной пенсией в слУ' чае... гм... Но, конечно, этого случая не произойдет. '

— Не надр! Кхе-кхе... не надо вознаграждения. М°е имя, казалось бы, достаточно говорит за то, что я нуждаюсь в деньгах.—Лесли поморщился. — У меня> другое... кхе-кхе... проклятый кашель.

— Из научных целей, так сказать?

— Да, научных, Р > только не тех, о которых вы> Наверно, думаете... Я — астроном, как сказал вам. Мною написан большой труд о группе Леонидов, которые Падают в ноябре из созвездия Льва... — Лесли опять

Эдуард Лесли. Астроном.

сИльно закашлялся, ухватившсь рукою за грудь. От-кашлявшись, он оживился и вдруг заговорил с жаром.

— Группа эта наблюдалась Гумбольдтом в Южной Америке в 1799 году. Он прекрасно описал это чудес-ное небесное явление. Затем Леониды приближались К земле в 1833 и 1866 году. Их ждали через обычный

период времени в 33 — 34 года — в 1899 году. Но тут с ними случилось несчастие... Да-с, песчастие. Они слишком близко подошли к планете Юпитеру, притя¬жение которого отклонило их от обычной орбит,Ы| и теперь они проходят свой путь на расстоянии двух миллионов километров от земли, так что они почти невидимы для нас.

Лесли сделал паузу, чтобы откашлянуться.

Карлсон, давно уже выражавший нетерпение, по-старался воспользоваться этой паузой.

— Позвольте, уважаемый профессор, но какое от-ношение имеют падающие звезды, Леониды, созвездие Льва и сам Юпитер к нашему предприятию?

Десли дернул длинной шеей и с некоторым раздра¬жением наставительно заметил:

— Имейте терпение дослушать, молодой человек.— И астроном, демонстративно повернувшись на стуле, обратился к Гильберту. — Я занят сложными вычисле¬ниями, о которых не буду говорйть подробно. Зтй вычисления связаны с судьбой группы Леонидов... Точ¬ность моих вычислений оспаривает мой почтенный коллега Зауер...

Гильберт переглянулся с Карлсоном. Не с маниаком ли они имеют дело?

Взгляд этот поймал Лесли и, с раздражением дер-нув шеей, окончил речь, направив свои круглые очки в потолок, будто поверяя свои мысли небу.

— Я болен... последняя стадия туберкулеза...

— Но вы не по адресу обратились, уважаемый про*, фессор! — Сказал Карлсон.

— По адресу! Извольте дослушать! Я болен и скоро умру, А ближайшее появление Леонидов в поле нашего зрения можно ожидать только в 1933 году. Я не

Доживу до этого, времени. Между тем, я могу дока-зать свою правоту научному миру только в результате Дополнительных наблюдений.

— И вот; я прошу вас подвергнуть меня анабиозу и вернуть к жизни в 1933 году, потом опять погрузить з анабиоз, пробуждая'в тысяча девятьсот шестьдесят пятом, девятьсот девяносто восьмом и две тысячи Двадцать первом году. Ясно? — и Лесли уставил свои окуляры на собеседников.

— Совершенно ясно, — ответил Гильберт.—Но, ува¬жаемый профессор, к тому времени ваш ученый про¬тивник может умереть, и вам некому будет-доказывать вашу правоту.

— — Мы, астрономы, живем в вечности1—с гордостью ответил Лесли.

— Это все очень занятно, — сказал Карлсон.

— Я вижу, что анабиоз — очень хорошая вещь для астрономов. Вы, например, можете попросить разбу¬дить вас, когда погаснет солнце, чтобы проверить вер¬ность ваших вычислений, но мы, не астрономы, интере¬суемся более близким будущим. Сейчас нам нужен лишь опыт в доказательство того, что анабиоз совершенно безвреден и безопасен для жизни. Поэтому мы ставим Условие, чтобы пребывание в анабиозе не длилось больше Месяца. Второе: все процессы — погружения в анабиоз И возвращение к жизни должны происходить публично.

— На это я согласен. Но месяц меня совершенно не устраивает, —и огорченный Лесли стал завязывать Шарф вокруг своей длинной шеи.

— Позвольте,—остановил его Гильберт.—Мы могли бы сделать так: мы «пробуждаем* вас через месяц, а потом опять погружаем вас в анабиоз на какое угодно нам время.

— Отлично! — воскликнул обрадованный Лесли.—$ готов.

— Вы должны подписать ряд обязательств и заяв-лений о том, что вы по доброй воле подвергаете себя анабиозу и что вы и ваши родственники не будете иметь никаких претензий к нам в случае неблагоприят¬ного исхода. Это только формальность, но все же...

— Согласен! Согласен на все. Вот моя рука. Сооб¬щите, когда я вам буду нужен.

— Ну, что? Клюнуло? — повторил Карлсон свое люби¬мое выражение, когда Лесли ушел, и хлопнул по плечу Гильберта.

Гильберт поморщился от этой фамильярности.

— Не совсем то, что нам нужно. Вот если бы пару рабочих, которые раззвонили бы потом в шахтах...

— Будут и рабочие! Терпение, мой молодой друг» как говорит этот астроном.

— Можно войти? — в дверь конторы просунулась лохматая готова,

— Пожалуйста, прошу вас.

В контору вошел молодой человек в желтом, клет-чатом костюме. Сделав театральный жест широкополой шляпой, незнакомец отрекомендовался.

— Мерэ. Француз. Поэт...

И, не ожидая ответного приветствия, он нараспев начал:

— Устал от муки ожиданья,

Устал гоняться за мечтой,

Устал от счастья и страданья,

, Устал я быть самим собой...

Уснуть и спять не пробуждаясь, Чтоб о себе самом забыть И, в сон последний погружаясь,

Не знать, не чувствовать, не быть..

— Замораживайте, готов! Деньги даете сейчас или после пробуждения?

— После. с

— Не согласен. Чорт его знает, воскресите ли вы меня? Деньги на бочку. Кутну в последний раз, а там делайте что хотите.

Гильберта заинтересовал этот курьезный лохматый поэт.

— Я могу дать вам авансом пять фунтов стерлин-гов. Это устроит вас?

. У поэта глаза сверкнули голодным блеском. Пять фунтов. Пять хороших английских фунтов. Человеку, который питался сонетами и триолетами.

. — Конечно1 Продам душу чорту, и готов кровью

подписать договор.

Когда поэт ушел, Карлсон набросился на Гильберта.

— Вы упрекаете меня в том, что я разоряю вас, а сами бросаете деньги' на ветер. Зачем вы выдали аванс? Не видите, что это за птица? Держу пари на пять фунтов, что он не вернется.

— Принимаю. Посмотрим. Однако сегодня счастли¬вый день. Смотрите, еще кто-то!

В контору входил изящно одетый молодой человек.

— Позвольте представиться: Лесли.

— Еще один Лесли! Неужели все Лесли питают склонность к анабиозу? — воскликнул Карлсон.

Лесли улыбнулся.

— Я не ошибся. Значит, дядюшка уже был... Я Артур Лесли. Мой дядя, Эдуард Лесли, профессор астрономии, сообщил мне прискорбную весть о том, что он хочет подвергнуть себя опыту анабиоза...

— А я полагал, что вы сами не прочь испытать на себе этот интересный опыт. Подумайте, ведь вы станете

одним иЗ самых модиых людей в Лондоне! — закиды¬вал удочку Карлсон. Но на этот раз рыба не клевала.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы прибегать к столь экстравагантным способам популярности, — с скромной гордостью проговорил молодой человек.

— В таком случае, вы опасаетесь за дядюшку? Совершенно напрасно. Его жизнь не подвергается ни малейшей опасности.

— Неужели? — с большим интересом осведомился Артур Лесли.

— Можете быть спокойны.

— Никакой опасности? — тихо проговорил Лесли, и Карлсону' послышалось, что еще тише Лесли доба-вил: .очень жаль».

— А нельзя ли отговорить дядю от этого опыта? Ведь он—туберкулезный, и при слабости его здоровья едва ли он годен для опыта. Вы рискуете, и только можете скомпрометировать ваше дело.

— Мы настолько уверены в успехе, что не видим никакого риска.

— Послушайте! Я заплачу вам... хорошо заплачу, если вы откажетесь от дядюшки, как объекта вашего опыта.

— Мы не идем на подкуп, — вмешался в разговор Гильберт. — Но если вы скажете причину, то, может быть, мы и пойдем вам навстречу.

— Причину? Э-э... она столь щекотливого свойства..*

— Мы умеем молчать.

— Как это ни неприятно, но я должен быть откро-венным. Видите ли, мой дядюшка богат, страшно богат. А я... я его единственный наследник. Дядюшка безна¬дежно болен. Врачи говорят, что его дни сочтены. Быть может, только несколько месяцев отделяют меня от богатства. Это как нельзя более кстати. Я имею невесту. В этот самый момент ему попадается ваше объявление, и он решается подвергнуть себя анабиозу, чтобы уснуть чуть не на сто лет, пробуждаясь от времени до времени только для того, чтобы посмотреть какие-то падающие звезды. Войдите в мое положение. Ведь не может же суд утвердить меня в правах наследства, пока дядюшка будет в анабиозе?

— Конечно, нет.

— Вот видите. Но тогда —прощай наследство. Его получат мои пра-пра-пра-правнуки...

— Мы можем заморозить и вас, вместе с вашим Дядюшкой. И вы будете лежать мумией до получения наследства.

— Благодарю вас. Этак рискуешь пролежать до скончания мира. Итак, вы не отказываетесь иметьдело

с ДЯДЮШКОЙ?

— Было бы странно с нашей стороны отказываться После того, как мы сами публиковали объявления о вы¬зове охотника.

— Ваше последнее слово?

— Последнее слово.

— Тем хуже для вас! — и, хлопнув дверью, Артур Лесли вышел из конторы.

III. НЕУТЕШНЫЙ ПЛЕМЯННИК

ПЕРВЫЙ опыт анабиоза человека решено было про¬извести в самом центре Лондона, в специально Нанятом помещении, публично.

Широкая реклама привлекла в огромный, белый зал многочисленных зрителей. Несмотря на то, что зал

был переполнен, в нем искусственно поддерживалась температура ниже нуля. Для того, чтобы не произво¬дить неприятного впечатления на публику, операцию вливания в кровь человека особого состава, для при¬дания ей свойств крови холоднокровных животных, решили произвести в особой комнате, куда имели до¬ступ только родные и друзья лиц, подвергавшихся опыту.

Эдуард Лесли явился, по своему обыкновению с астрономической точностью, минута в минуту, ровно в двенадцать часов дня. Карлсон испугался, увидав его, — до того астроном осунулся. Лихорадочный румя¬нец покрывал его щеки. При каждом вздохе кадык судорожно двигался на тонкой шее, а на платке, кото¬рый профессор подносил ко рту во время приступов кашля, Карлсон заметил капли крови.

„Плохое начало...» — думал Карлсон, ведя астронома под руку в отдельную комнату.

Вслед за Эдуардом Лесли шел его племянник с ли¬цом убитого горем родственника, провожающего на кладбище любимого дядюшку...

Толпа жадно разглядывала астронома. Щелкали фо¬тографические аппараты репортеров газет, слышались отдельные голоса.

— Ну, этому опыт не страшен. Все равно умрет нс сегодня —завтра.

— Интересно, какую пенсию дадут его семье...

— Говорят, он одинокий.

— Единственный родственник — его племянник- Смотрите, как он убит горем...

— И как это правительство позволяет...

За Лесли закрылась дверь кабинета, и публика, в не¬терпеливом ожидании, стала осматривать „эшафоты»,

Как назвал кто-то стоявшие высоко посреди зала при-способления для анабиоза.

Эти „эшафоты* напоминали громадные аквариумы, с двойными стеклянными стенками, или два стеклян¬ных ящика, вложенных один в другой. Меньший по размерам ящик служил для помещения человека, а между стенками обоих ящиков находилось приспособление для охлаждения температуры.

Один „эшафот* предназначался для Лесли, другой — Для Мера, который, с поэтической неточностью, опоздал.

Пока врачи приготовлялись в кабинете к операции вливания в кровь и выслушивали у Лесли пульс и сердце, Карлсон несколько раз, в нетерпении, вбегал в зал справиться, не пришел ли Мерз.

— Вот видите! — крикнул Карлсон, в третий раз вбегая в кабинет и обращаясь к Гильберту. — Я был прав. Мерэ не явился. Я выиграл пари.

Гильберт пожал плечами.

Но в этот самый момент дверь кабинета с шумом раскрылась,* и на пороге появился поэт. Его лицо и одежда носили явные следы бурно проведенной ночи. Блуждающие глаза, глупая улыбка и нетвердая походка говорили за то, что ночной угар еще далеко не испа¬рился из его головы.

Карлсон, раздраженный тем, что проиграл пари, с гневом набросился на Мерэ.

— Послушайте, ведь это безобразие! Вы пьяны.

Мерэ ухмыльнулся, качаясь вперед и назад.

— У нас, во Франции, — ответил он, — есть обычай: Исполнять последнюю волю обреченного на смерть и Угощать его перед казнью блюдами и винами, какие только он пожелает. Многие, идя на смерть, на-смерть и напиваются. Меня вы хотите „заморозить*. Это —ни

жизнь, ни смерть; Поэтому и я пил с середины на по¬ловину: ни пьян, ни трезв...

Карлсон продолжал браниться, но разговор — этот был прерван неожиданным криком хирурга:

— Подождите! Дайте свежий раствор! Влейте его в новую стерилизованную кружку!

Карлсон оглянулся. Эдуард Лесли, полураздетый, сидел на белом стуле, тяжело дыша впалой грудью. Хирург зажимал пинцетом уже вскрытую вену.

— Вы видите, — нервничал хирург, обращаясь к при¬

служивавшей сестре милосердия, которая высоко дер¬жала стеклянную кружку с химическим раствором, — жидкость помутнела. Дайте другой раствор. Жидкость должна быть абсолютно чиста. — ■

Сестра быстро принесла бутыль с раствором и но-вую кружку. Вливание было произведено.

— Как вы себя чувствуете? • ,

— Благодарю вас, —ответил астроном,--терпимо.

Вслед за Лесли операции подвергся Мерэ. .

В легкой одежде, сделанной из свободно* пропускаю¬щей тепло материи, их ввели в зал.

Взволнованная толпа затихла. По приставной лестнице Лесли и Мерэ вошли на верх „эшафотов” и легли в свои стеклянные „гробы*.

Здесь, уже лежа на белой простыне* Мерэ вдруг продекламировал охрипшим голосом эпитафию Сци-пиону римского поэта Энния:

Тот погребен здесь, кому

ни граждане, яи чужеземцы Были не в силах воздать

чести, достойной его...

И вслед за этим неожиданно он захрапел усталым сном охмелевшего человека.

В публике послышался смех.

Эдуард Лесли лежал, как мертвец. Черты лица его заострились. Он часто дышал короткими вздохами.

Хирург, следя за термометром, начал охлаждать воз¬дух между стеклянными стенками. —

По мере понижения температуры, утихал храп Мерз. Дыхание Лесли было едва заметно. Мерз раз или два шевельнул рукой и затих.

У Лесли глаза оставались полуоткрытыми. Наконец дыхание прекратилось у обоих, а у Лесли глаза зату¬манились. В этот же самый момент стеклянные крышки были надвинуты на „гробы». Доступ воздуха был прекращен-.

— Двадцать один градус по Цельсию. Анабиоз на-ступил! — послышался голос хирурга среди полной тишины.

Публика медленно выходила из зала.

Гильберт, Карлсон и хирург прошли в кабинет. Хи-рург сейчас же засел за. какой-то химический анализ. Гильберт хмурился.

— В конце концов, все это производит удручающее впечатление. Я был прав, настаивая на том,чтобы дать публике только зрелище пробуждения. Эти похороны отобьют у всякого охоту подвергнуть себя анабиозу. Хорошо еще, что этот' шалопай Мерэ внес комическую Ноту в этот погребальный хор...

— Вы правы и неправы, Гильберт, — ответил Карл¬сон. — Картина получилась невеселая, это верно. Но толпа Должна видеть все от начала до конца, — иначе она не Поверит. У наших „покойничков» установлено контроль¬ное дежурство. Они открыты для обозрения во всякое нремя дня и ночи. И если мы проиграли на похоронах, То вдвое выиграем на воскрешении. Меня занимает другое: операция вливания довольно неприятна и сложна. Для массового замораживания людей Она негодна. Но мне писали, что профессор Вагнер нашел более упро¬щенный способ нужного изменения крови путем вды¬хания особых паров...

— Чорт возьми! Я подозревал это! — вдруг восклик¬нул хирург, поднимая пробирку с какою-то жид¬костью.

— В чем дело, доктор?

— А дело в том, что весь наш опыт и сама жизнь профессора Лесли висели на волоске.

Встряхнув пробирку, доктор продолжал:

— Как вы погните, при вливании химического рас-твора, я обратил внимание на то, что жидкость стала мутной. Этого не должно было быть ни в каком слу-чае. Я сам составлял жидкость в условиях абсолютной стерильности. Теперь я хотел установить причины по¬мутнения жидкости.

— И что же вы нашли? — спросил Гильберт.

— Присутствие синильной кислоты.

— Яд?

— Один из самых сильных. Убивает мгновенно, и от него нет спасения.

— Но как он туда попал?

-- В этом весь вопрос.

— Это Артур Лесли! Неутешный племянник астро-нома. Вы помните,. Гильберт, его просьбу и потом угрозу? Какой негодяй! А ведь смотрите, какое душев* ное прискорбие разыграл. Когда он мог это сделать? Кажется, он не подходил близко к аппаратам.

— Да, — задумчиво проговорил хирург, — возможно, что тут замешаны другие... быть может, сестра мило¬сердия...

— Нужно дать знать полиции. Ведь это преступле¬ние,— воскликнул возмущенный Гильберт.

— Ни в коем случае! — возразил Карлсон. — Это только повредит нам, особенно среди рабочих, на которых мы, в конечном счете, рассчитываем. Будут говорить: они травят людей. И в конце концов, что может сделать полиция? Кого мы, можем обвинять? Артур Лесли — заинтересованное лицо. Но что он замешан в преступлении, у нас нет никаких доказа-тельств.

— Может быть, вы и правы, — задумчиво ответил Гильберт. — Но, во всяком случае, нам надо быть очень осторожными.

’ ?

IV. ВОСКРЕСЕНИЕ МЕРТВЫХ»

*

П

РОШЕЛ месяц. Приближался день «воскрешения мертвых*. Публика волновалась. Шли споры — Удастся ли вернуть к жизни погруженных в анабиоз.

В ночь накануне оживления хирург, в присутствии Гильберта и Карлсона, осмотрел тела Лесли и Мерз. Они лежали, как трупы — холодные, бездыханные. Хи¬рург постучал своим докторским молоточком по за¬мерзшим губам поэта,' и удары четко разнеслись по пустому залу, как будто молоточек ударял по куску Дерева. Ресницы покрылись изморозью от вышедшего Из тела тепла.

При осмотре тела астронома, наметанный глаз хи¬рурга заметил на обнаженной руке небольшой бугорок под кожей. На вершине бугорка виднелось едва замет¬ное пятнышко, как-будто от укола, а ниже — замерзшая Капля какой-то жидкости.

Хирург неодобрительно покачал головой. Соскоблив ланцетом замерзшую каплю, хирург осторожно отнес кусочек льда в кабинет И там подверг его химическому анализу. Карлсон и Гильберт внимательно следили за работой хирурга.

— Ну что?

— Тоже самое. Опять синильная кислота. Несмотря на всю нашу предосторожность, Артуру Лесли, лови- димому, удалось каким-то путем впрыснуть под кожу своего обожаемого дядюшки несколько капель смерто¬носного яду.

Гильберт и Карлсон были удручены.

— Все погибло! — в отчаянии проговорил Гильберт.» Эдуард Лесли не проснется больше. Наше дело безна¬дежно скомпрометировано...

Карлсон бесновался.

Под суд его, негодяя! Теперь и я вижу, что этого преступника надо предать в руки правосудия, хотя бы скандал и повредил нам.

Хирург, подперев голову рукой, о чем-то думал.

— Подождите. Может быть, еще ничего не поте-ряно,'— наконец заговорил он.

— Не забывайте, что яд был впрыснут под кожу совершенно замороженного тела, в котором приоста¬новлены все жизненные процессы. Всасывания не могло быть. При отсутствии кровообращения яд не мог раз¬нестись и по крови. Если ядовитая жидкость была на¬грета, то она могла, в небольшом количестве, проник¬нуть под кожу, которая, под влиянием тепла, стала более эластичной. Но дальше жидкость не могла про-никнуть. По капле, выступившей в месте укола, вы можете судить, что преступнику не удалось ввести зна¬чительное количество...

— Но ведь и одной капли довольно» чтобы отра¬вить человека!

— Совершенно верно. Однако эту каплю мы можем преспокойно удалить, вырезав ее с кусочком мяса.

— Неужели вы думаете, что человек может остаться «сивым после того, как яд находился в его теле, быть может,, две — три недели?

— А:'почему бы и нет! Нужно только вырезать по-глубже, чтобы ни одной капли не осталось в теле. Раз¬огревать тело, хотя бы частично, рискованно. Придется Произвести оригинальную „холодную* операцию.

Взяв молоток и инструмент, напоминающий долото, Хирург отправился к трупу и стал срубать бугорок, Работая как скульптор над мраморной статуей. Кожа И мышцы мелкими морожеными осколками падали на Дно ящика. Скоро в руке образовалось небольшое Углубление.

— Ну, кажется, довольно.

Осколки тщательно смели. Углубление смазали иодом, который тотчас замерз.

— Закончили во-время.

За окнами начиналось уличное движение. У дома е?ояла уже очередь ожидающих. Двери открыли, и зал ««полнился публикой.

Ровно в двенадцать дня сняли стеклянные крышки «пш'ков, и хирург начал медленно повышать темпера-туру, глядя на термометр.

— Восемнадцать;., десять... пять ниже нуля...

. — Нуль...

Все насторожились.

— Один... два... пять выше нуля...

^ Пауза. Иней на ресницах Мерз стаял и, как слезинки, ''«полнил углы глаз.

Первым шевельнулся Мерэ. Напряжение в зале до¬стигло высшей степени. Среди наступившей тишины Мерэ вдруг громко чихнул. Это разрядило напряжение толпы, и она загудела, как улей. Мерэ поднялся, уселся в своем стеклянном ящике, зевнул и посмотрел на толпу осовелыми глазами.

— С добрым утром! — пошутил кто-то из толпы.

— Благодарю вас. Но мне смертельно хочется спать... И он клюнул головой.

В публике послышался смех.

— За месяц не выспался! *

— Да ведь он пьян! — слышались голоса.

— В момент погружения в анабиоз, — громко пояснил хирург, — мистер Мерэ находился в состоянии опьяне¬ния. В таком состоянии застиг его анабиоз, прекратив¬ший все процессы организма. Теперь, при возвращении к жизни,, естественно, мистер Мерэ находится еще поД влиянием алкоголя. И так как он, очевидно, ие спал в ночь перед анабиозом, то чувствует потребность снЯ- Анабиоз—не сон, а нечто среднее между сном и жизнью-

— Кровь, кровь! — послышался чей-то испуганный женский голос.

Хирург посмотрел вокруг. Взгляды толпы были устремлены на тело Лесли. На рукаве его халата высту' пало кровавое пятно.

— Успокойтесь, — воскликнул хирург. — Здесь неТ ничего страшного. Во время анабиоза, профессору ЛеслИ пришлось сделать небольшую операцию, не имеющую отношения к его замораживанию. Как только кро»1’ отогрелась, и возобновилось кровообращение, из рань1 выступила кровь. Вот и все. Мы сейчас сделаем перевязку Разорвав рукав халата Лесли, хирург быстро забинтовав его руку. Во время перевязки Лесли пришел в себя.

— Как вы себя чувствуете?

— Благодарю вас, хорошо. Кажется, мне легче ды-шать.

Действительно, Лесли дышал ровно, без судорожных движений груди.

— Вы видели, — обратился хирург к толпе, — что опыт анабиоза удался. Теперь подвергшиеся анабиозу будут освидетельствованы врачами-специалистами.

Толпа шумно расходилась, а Мерэ и Лесли прошли в кабинет.

— Что это значит? — спросил Эдуард' Лесли, войдя в кабинет, и указал на перевязанную руку.

Хирург попросил на время удалиться всех, кроме Гильберта, Карлсона и молодого Артура Лесли, который стоял около дядюшки с искусственной улыбкой радости на убитом лице.

Когда они остались одни, хирург сказал, обращаясь Н Эдуарду Лесли:

— Ваша жизнь дважды висела на волоске. Вы под-ергались опасности быть отравленным. Мы не имеем прямых улик, но много данных указывают на то, что Виновник этого — ваш племянник Артур Лесли.

— Как вы смеете! — воскликнул Артур Лесли с де-ланным негодованием. Но на его крик никто не обра-тил внимания. Эдуард Лесли сидел некоторое время с поникшей головой.

— Да... это похоже на него, — тихо сказал астроном.

■ — Неблагодарный! — обратился он к племяннику.—

^ак отблагодарил ты за все, что я сделал тебе? Молчи!

оправдывайся. У меня не было врагов. Один ты мог ^гь заинтересован в моей смерти. Смерть. В конце кбнцов это было бы не так важно. Но ты лишил бы м,е“я возможности еще и еще раз наблюдать группу

Леонидов! За одно это стоило бы лишить тебя наслед¬ства. Я не хочу скандала. Я не желаю подвергать пуб¬личному позору нашу фамилию, одну из самых ува¬жаемых в Англии. Пусть это останется между нами,- и астроном посмотрел на Гильберта и Карлсона. Те кивнули головами в знак согласия.

— Скажи мне, сколько тебе нужно денег, чтобы ты больше не покушался на мою жизнь?

Артур Лесли, бледный, стоял молча, кусая губы.

— Сто? Двести тысяч фунтов?.. Я дам тебе их, но не лишай меня радости увидать Леонидов.

— Дорогой дядюшка...

— Довольно! Не надо. Кончено... — замахал руками старик.—Позовите врачей, прошу приступить к осви¬детельствованию .

Врачи вошли. Но когда хватились Мерэ, оказалось, что он куда-то исчез.

После долгих поисков его нашли мирно спящим в соседнем кабинете, на операционном столе.

V. ВЫГОДНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

П

РИ тщательном медицинском освидетельствований' Эдуарда Лесли выяснились неожиданные для? Гильберта и Карлсона, а также для самого астронома, последствия анабиоза. Оказалось, что под влиянием ; низкой температуры все туберкулезные палочки, нахо-. лившиеся в больных легких Лесли, были убиты, и Эдуард * Лесли таким образом совершенно излечился от туберс кулеза.

Правда, еще при опытах Бахметьева такая возмож* ность теоретически предполагалась. Но теперь это был;

неопровержимый -факт, блестяще разрешивший вопрос о борьбе с туберкулезом, этим страшным врагом че¬ловечества.

Карлсон не ошибся: Эдуард Лесли и Мерз стали самыми модными людьми в Лондоне, да и во всем мире. Их интервьюиривали, снимали, приглашали для публич¬ных выступлений. Астроном хотя и чувствовал себя теперь совершенно здоровым, тяготился этим непри¬вычным шумом толпы. Он настоял на том, чтобы его- вновь подвергли анабиозу до 1932 года.

— Мне надо консервировать себя для науки, — го¬ворил он. '

Его желание было исполнено. Его перевезли в Грен¬ландию. Он был первым, опустившимся в глубокие Шахты „Консерваториума», как было названо это под¬земное хранилище для массового'замораживания людей.

Зато Мерэ прямо купался в волнах популярности. Он не удовлетворялся публичными выступлениями. Он Написал стихотворную поэму „На том берегу Стикса* Он писал о том, как его душа, освободившись от оков окоченевшего тела, понеслась вихрем в голубом . эфире мирового пространства. Она плавала на све¬тящихся кольцах Сатурна. Посещала планеты отдален¬ных звезд, „где растут лиловые людоцветы, поющие вечную песню счастья». Она витала в пространствах Четвертого измерения, где предметы измеряются в ши¬рину, длину, глубину и иксату. „На земле нет подхо¬дящего выражения»,—писал Мерэ и путанно объяснял ; Условия существования в мире Четвертого измерения,

' »где нет времени», где нет понятия „вне» и „внутри»,

1 Стикс — легендарная река, через которую старик Харон пере- , “озит на лодке души умерших людей в „страну теней*.

' (12 — 17

где все предметы проницают друг друга, не смешивая своих форм. Он писал о необычайных встречах на Млечном Пути, уводящем за пределы известного нам звездного неба...

Его поэма, разумеется, не выдерживала ни малейшей научной критики: в состоянии анабиоза он не мог даже видеть сна своим замороженным мозгом. Но публика, падкая до сенсаций, склонная к мистицизму, увлекалась этими фантастическими картинами. Нашлись любители сильных ощущений, пожелавшие испытать на себе ощу¬щения „полета в беспредельных пространствах», погру¬жаясь в анабиоз. Они, конечно, ничего не чувствовали, как замороженная туша, но „пробуждаясь», поддержи-' вали ложь Мерэ. Создалась целая литература об этих фантастических полетах. Можно было думать, что мир вновь переживает средневековье. И изящные лэди, как новые ведьмы, рассказывали в салонах о своих полетах*

Сверх всякого ожидания, анабиоз принес Гильберту громадные барыши. Помимо любителей острых ощущег ний, к Гильберту стекались со всего света больные, туберкулезом. Гренландская „санатория» работала пре-*, красно. Больные получали полное излечение. А скоро- прибавились еще новые клиенты. Английское правитель*?- ство нашло более „гуманным» и, главное, дешевым подвергать „неисправимых» преступников анабиозу»^ вместо пожизненного заключения и смертной казни.

Наконец анабиоз был применен для перевозки скота- Вместо невкусного, замороженного обычным способом мяса, получаемого из Австралии, в Англию начали до* ставлять животных в состоянии анабиоза. Их не нужно,' было кормить в дороге, по привозе же на место и*, , отогревали, оживляли, и англичане получали к столу у самое свежее и дешевое мясо.

Карлсон потирал руки. На его долю падала не малая часть огромных доходов, которые приносил анабиоз.

— Ну, что? — говорил он самодовольно Гильберту,— теперь вы понимаете, что значит прожектер. Ваши деньги м мои проекты принесли вам миллионы. Без меня вы давно разорились бы с вашими угольными шахтами.

— Угольные шахты и сейчас дают мне убыток, — отвечал Гильберт. — Сбыта нет, рабочие несговорчивы,

: правительство отказывает в субсидиях.. Да, Карлсон,' . жизнь сложная штука. Вы хороший прожектёр, но жизнь проводит свои проекты вопреки нашему желанию. Мы предполагали «замораживать* безработных, вместе с их семьями, а вместо этого превратили наши холодильники в санатории и тюрьмы...

— Терпение! Придут и рабочие. Теперь у вас имеются свободные капиталы. Обещайте хорошее содержание семьям рабочих, в случае, если глава их семьи захочет Подвергнуть себя анабиозу. Поверьте, они пойдут на Вту удочку. А когда они попривыкнут к анабиозу* можно будет сбавить цену. В конце концов они сами будут «росить, чтобы их заморозили вместе с семьями,

Только бы не голодать. Они придут! Нужда загонит. Поверьте мне, они придут. г И они пришли.

».

VI. ВО ЛЬДАХ ГРЕНЛАНДИИ

' /

Х

ОЛОДНЫЙ, осенний ветер валил с ног. Молодой шахтер-забойщик, работавший в Кардифских Шахтах, понурив голову, медленно подходил к неболь¬шому коттэджу, видневшемуся сквозь обнаженные ветви <ада.

Бенджэмин Джонсон постоял у двери, глубоко вздох- нул, прежде чем открыть ее, и. наконец несмело вошел в дом.

Его жена, Фредерика. Джонсон, мыла у большого камина посуду. Двухлетйий сын Самюэль уже спал.

Фредерика вопросительно посмотрела на мужа,

Джонсон, не раздеваясь, опустился на стул и тихо проговорил...

— Не достал...

Тарелка выскользнула из рук Фредерики и со зво-ном упала в лохань. Она со .страхом оглянулась на ре¬бенка, но он не проснулся.

— Забастовочный комитет не имеет больше средств...

« В лавке не отпускают в кредит...

Фредерика перестала мыть посуду, отерла руки о фартук и молча села к столу, глядя, в угол, чтобы скрыть от. мужа свое волнение.

Джонсон медленно вынул из кармана легкого не по сезону пальто измятый номер газеты и положил на стол, перед женой.

— А вот, читай...

И Фредерика, .смахивая, слезу, которая застилала ей глаза, прочитала крупное объявление:

„Пять фунтов в неделю получают семьи рабочих#- которые согласиться проспать до весны»... Дальше шло. объяснение, что такое анабиоз. Фредерика уже слыхала о нем. Агенты Гильберта давно вели пропаганду ана' биоза среди рабочих.

— Ты не сделаешь этого, — твердо сказала она.<-*%

Мы не скоты, чтобы нас замораживали. \

— Городские джентльмены не брезгают анабиозом-

— С жиру бесятся твои джентльмены. Они нам но!

указ, *

— Послушай, Фредерика, йо ведь в конце концов в этом нет ничего ни страшного, ни постыдного. Опас¬ности для меня никакой. Я не штрейкбрехерствую, ничьих интересов не затрагиваю.

— А мои, а твои собственные интересы? Ведь это же почти смерть, хоть и на время. Мы должны бороться за право на жизнь, а не отлеживаться замороженными тушами до тех пор, пока господа хозяева не соблаго¬волят воскресить нас.

Она разгорячилась и говорила слишком громко.

Маленький Самюэль проснулся, заплакал и просил есть. Фредерика взяла его на руки и начала укачивать. Джонсон с тоской смотрел на русую головку сына... Он так побледнел! Побледнела и Фредерика...

Ребенок уснул, и Фредерика опустилась у стола, за¬крыв лицо руками. Она не могла больше сдерживать слез...

Бенджэмин гладил своей грубой рукой забойщика ее пушистые волосы, такие же светлые, как у сына, и тихо, как ребенка, уговаривал:

—* Ведь я за вас болею душой. Пойми же! Завтра Самюэль будет иметь большие кружки молока и белый хлеб, а у тебя на столе будет хороший кусок говядины, картофель, масло, кофе... Разлучаться трудно, но ведь это только до весны:' зацветут яблони в нашем саду, й я опять буду с вами. Я встречу вас веселых, здоро вых, цветущих, как наши яблони,

Фредерика еще раз всхлипнула и умолкла.

• — Спать пора, Бен.

Больше они ни о чем не говорили.

Но Бенджэмин знал, что она согласна.

На другой день, простившись с женой и ребенком, бн уже летел на пассажирском аэроплане в Гренландию,

Серо-зеленая пелена Атлантического океана смени¬лась полярными картинами севера. Ледяная пустыня, с разбросанными по ней кое-где горными вершинами. Временами аэроплан пролетал низко над землей, и тогда видны были хозяева этих пустынных мест — белые медведи. При виде аэроплана они в ужасе поднимались на дыбы, протягивая вверх лапы, как бы прося пощады, потом бросались убегать с неожиданной скоростью.

Джонсон невольно улыбнулся им и позавидовал их суровой вольной жизни...

Вдали показались постройки и аэродром...

— Прилетели!

Дальнейшие события шли необычайно быстро.

Джонсона пригласили в контору „ Консерваториума “, где записали его фамилию, адрес и снабдили номером, который был прикреплен к руке в виде браслета.

Затем он спустился в подземные помещения.

Подземная машина летела вниз с головокружитель¬ной быстротой, пересекая ряд горизонтальных шахт. Температура постепенно повышалась. В верхних шахтах она была значительно ниже нуля, тогда как внизу под-' нималась до 10 градусов.

Машина неожиданно стала.

Джонсон вошел в ярко освещенную комнату, посреди которой находилась площадка с четырьмя металличе¬скими канатами, уходящими в широкое отверстие в по¬толке. На площадке стояла низкая кровать, застланная • белой простыней. Джонсона переодели в легкий халат ‘ и предложили лечь в кровать. На лицо надели маску»: заставляя дышать какими-то парами.

— Можно, — услышал он голос врача.

В ту же минуту площадка с его кроватью начала/ подниматься вверх. Скоро он почувствовал все уеили'1

вающийся холод. Наконец холод стал невыносимым. Джонсон пытался крикнуть* сойти с площадки, но все члены его тела как. бы окаменели. Сознание его стало мутиться. Вдруг он почувствовал, как приятная теплота разливается по его телу. Но это был обман чувств, ко¬торый испытывают все замерзающие: в последнем усилии организм поднимает температуру тела, перед тем как отдать все тепло холодному пространству.

В это короткое мгновенье мысли Джонсона зарабо¬тали с необычайной быстротой и ясностью. Вернее, это были не мысли, а яркие образы. Он видел свой сад, в золотых лучах солнца, яблони, покрытые пушистыми, белыми цветами, желтую дорожку, по которой бежит к нему навстречу его маленький Самюэль, а вслед за ним идет улыбающаяся, юная, краснощекая, белокурая Фре¬дерика.

Потом все стало меркнуть, и он окончательно по-терял сознание, но через какое — нибудь мгновенье оно вернулось к нему, и он открыл глаза.

Перед ним, наклонившись, сидел молодой человек.

— Как вы себя чувствуете, Джонсон? — спросил он, улыбаясь.

— Благодарю вас... небольшая слабость в теле, а в общем не плохо, — ответил Джонсон, оглядываясь вокруг. Он лежал в 'белой ярко освещенной комнате.

— Подкрепитесь стаканом вина и бульоном, а потом и в дорогу.

— Позвольте, доктор, а как же с анабиозом? Он не удался, или на шахтах срочно потребовались рабо-чие?

Молодой человек улыбнулся.

— Я не доктор. Будем знакомы. Моя фамилия Крукс,— И он протянул Джонсону руку.

— Анабиоз удался, но мы об этом еще успеем пого¬ворить. Нас ждет аэроплан.

Джонсон, удивляясь, что с анабиозом так скоро по¬кончено, быстро оделся и поднялся с Круксом на по¬верхность.

„А Фредерика-то проплакала, небось, всю ночь“,— думал он, радуясь скорой, 'встрече.

У входа в подземелье стоял большой пассажир-ский аэроплан.. Кругом расстилалась вечная ледяная пустыня.

Была ночь. Северное сияние полосовало небо сно¬пами лучей нежной, меняющейся окраски*

Джонсон, уже в теплой, шубе, с удовлетворением вдыхал чистый морозный воздух.

— Я доставлю вас додома, — сказал Крукс, помогая Джонсону подниматься по лестнице в кабину.

И аэроплан быстро взвился на воздух;

Джонсон увидал ту же пересеченную местность, те же оледенелые кратеры, появляющиеся от времени до вре¬мени на пути, как степные курганы, и тех же медведей, которым он так недавно позавидовал. Вот и древние, седые волны Атлантического океана. Еще немного вре¬мени и на горизонте в сизом тумане показались берега Англии.’ * ■ < •

Кардиф... шахты... уютные коттэджи...

Вот виднеется и его беленький коттэдж, утопающий в густой зелени сада. У Джонсона сильно забилось сердце. Сейчас он увидит Фредерику, возьмет на руки маленького Самюэля и начнет подбрасывать вверх...

„Еще, еще!..“ — будет лепетать малыш, по своему обыкновению...

Аэроплан сделал крутой вираж и спустился на лу-жайку у домика Джонсьна.

VII. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Д

ЖОНСОН, в нетерпении, вышел из кабины. Воз¬дух был теплый- Сбросив шубу, Джонсон побежал ■к дому. Крукс едва поспевал за ним.

Был прекрасный осенний вечер.* Заходившее солнце ярко освещало крупные красные йблоки на яблонях сада.

„Однако, — с удивлением подумал Джонсон, —не-ужели я проспал до осени?*

Он побежал к ограде сада и увидел сына и жену. Маленький Самюэль сидел среди осенних цветов и со . смехом бросал яблоки матери. Лица Фредерики не было видно за ветками яблони.

— Самюэль! Фредерика! — радостно закричал Джон- ср» и, перепрыгнув через низкую ограду, побежал через к^мбы навстречу жене и сыну.

Но малыш, вместо того, чтобы броситься навстречу •отцу, вдруг заплакал, увидя приближающегося Джон¬сона и в испуге бросился к матери.

Джонсон остановился и вдруг увидел свою ошибку: Это были не Самюэль и не Фредерика, хотя мальчик очень походил на его сына. Молодая мать вышла из-за Ветки дерева. Она была одних лет с Фредерикой, та¬кая же свежая и румяная. Но волосы были темней. Конечно, это не Фредерика; И как только он мог оши¬биться. Вероятно, это одна- из подруг или соседок Фре¬дерики.

Джонсон медленно подошел и поклонился. Молодая Женщина выжидательно смотрела на него.

> — Простите, я, кажется, испугал вашего сына,— сказал он, приглядываясь к ребенку и удивляясь сход-ству с Самюэлем. — Фредерика дома?

— Какая Фредерика? — спросила женщина.

— Фредерика Джонсон, моя жена.

— Не ошиблись ли вы адресом? — ответила жен- щина. Здесь нет Фредерики.

— Хорошенькое дело! Чтобы я ошибся в адресе собственного дома.

— Вашего дома?

-— А чьего же?—Джонсона начала раздражать эта бестолковая женщина.

На пороге домика показался молодой человек леТ тридцати трех, привлеченный, очевидно, шумом голо¬сов.

— В чем дело, Элен?.. — спросил он, не сходя со сту¬пенек крыльца и попыхивая коротенькой трубкой. /

— .Дело в том, — ответил Джонсон на вопрос, об-ращенный не к нему, — что за время моего отсутствия/ из дома здесь, очевидно, произошли какие-то измене-/ ния. В моем доМе поселились другие...

— В вашем доме? — насмешливо спросил молодой человек, стоявший на крыльце.

— Да, в моем доме, — ответил Джонсон, махну®

рукой на свой коттэдж. ’

— С кем же я имею честь говорить? — спросил мо-,

лодой человек. /

— Я Бенджэмин Джонсон.

— Бенджэмин Джонсон? — переспросил молодой че¬ловек и расхохотался.

— Слышишь, Элен? — обратился он к женщине. Еше один Бенджэмин Джонсон и владелец этого коттэдж®*;

— Позвольте вас уверить, — вдруг вмешался в раз¬говор подошедший Крукс,— что пред вами действи¬тельно Бенджэмин Джонсон, — и он указал на Джон¬сона рукой.

—■ Это становится занятно. И свидетеля с собой притащил. Но позвольте и вам,сказать, что ваша шутка не удачна. Тридцать три года я был Бенджэмин Джон¬сон, родившийся в этом самом доме, и его собственник, а теперь вы хотите — убедить меня, что собственник дома Бенджэмин Джонсон—вот этот молодой человек.

— Я не только хочу, но и надеюсь убедить вас в этом. Разрешите мне только зайти в дом и разъяснить вам некоторые обстоятельства, оставшиеся, очевидно, неизвестными вам.

Крукс говорил так' убедительно, что молодой чело¬век, подумав немного, пригласил его и Джонсона войти в дом.

С волнением вошел Джонсон в свой дом, который оставил так недавно. Он еще надеялся встретить из , обычном месте у камина Фредерику и сына, играю¬щего у ее ног на полу. Но- их там не было...

С жадным любопытством окинул Джонеон комнату, в которой провел столько радостных и горьких минут. : Вся мебель была 'незнакомой, чуждой ему.

Только над камином висели еще расписные тарелки елизаветинских времен, фамильная драгоценность Джон¬сонов.

;■ А у камина, в глубоком кресле, сидел седой, дряхлый старик, с завернутыми в плэд ногами, несмотря на Теплый день. Старик окинул вошедших недружелюбным взглядом.

— Отец, — обратился молодой человек к старику, — вот эти люди утверждают, что один из них Бенджэмин Джонсон и собственник дома. Не желаешь ли заполу¬чить еще одного сынка?

: — Бенджэмин Джонсон?—-прошамкал старик, раз¬глядывая Крукса,— так звали моего отца... но он давно- погиб в Гренландии, в этом, проклятом леднике, где морозили людей.

— Позвольте мне рассказать, как было дело, — от¬ветил Крукс.— Прежде всего Джонсон — не я, а вот он- Я — Крукс. Ученый, историк. —И, обращаясь к старику, он начал свой рассказ.

— Вам было, если не ошибаюсь, около двух лет, когда ваш отец, Бенджэмин Джонсон попался на удочку углепромышленника Гильберта и решил подвергнуть

• себя «замораживанию», чтобы спасти вас и вашу мать от голодной смерти во время безработицы. Примеру, Джонсона скоро последовали и многие другие исстра¬давшиеся и отчаявшиеся семейные рабочие. Пусту¬ющий „Консерваториум» на северо-западном берегу,- Гренландии быстро заполнялся телами замороженных: рабочих. *

Но Карлсон и Гильберт ошиблись в своих рас-четах. •

«Замораживание» рабочих не разрешило кризиса,'; который переживал английский капитализм. Даже на-' •оборот: это только обострило разгоревшиеся страсти классовой борьбы. Наиболее стойкие рабочие были возмущены «замороженной человечиной», как называли’ они применение анабиоза к «консервированию» безра' ботных, и использовали «замораживание» как агитацион¬ное средство. Вспыхнула революция. Отряд вооружен* ных рабочих, захватив аэропланы, направился в Грен* ландию с целью оживить своих братьев, спящих мертвым снрм, и поставить их в ряды борющихся. г

Тогда Карлсон и Гильберт, желая предупредить события, дали по радио приказ своим прислужникам в Гренландию взорвать «Консерваториум», надеясь объяснить это преступление несчастным случаем.

Радиотелеграмма была перехвачена:, Карлсон и Гиль-* берт понесли заслуженное наказание... Однако радио- волны летят- быстрее всякого аэроплана... И когда: красные летчики спустились у цели своего полета, они застали толькЪ зияющие, дымящиеся пропасти, обломки построек и куски мороженого человеческого мяса... Удалось раскопать несколько-нетронутых катастрофой тел, но они погибли от слишком быстрого повышения температуры.

Работы затруднялись тем, что планы подземных телохранилищ исчезли. Оставалось только поставить памятник над этим печальнкм местом...-Прошло' семь¬десят три года...

Джонсон невольно вскрикнул.

— И вот, не так давно, изучая историю нашей рево¬люции по архивным материалам, в архиве одного из бывших министерств я нашел заявление Гильберта о раз¬решении ему построить „Консерваториум» для консер¬вирования безработных. Гильберт подробно и красно¬речиво писал о том., какую пользу можно извлечь из 'анабиоза „в деле изжития периодических кризисов и связанных с ним рабочих волнений». Рукою министра ;Па этом заявлении была наложена резолюция: „Конечно, Лучше, если они будут мирно почивать, чем бунтовать. Разрешить...»

Но самое интересное было то, что к. заявлению -Гильберта был приложен план шахт. И в этом плане 'Мое внимание обратила одна шахта, идущая далеко 8 сторону от общей сети. Не знаю, какими сообра-жениями руководились строители шахт, прокладывая шахту. Меня заинтересовало другое, в этой шахте Могли остаться тела, неповрежденные катастрофой. Я Тотчас сообщил об этом нашему правительству. Была

снаряжена специальная экспедиция и приступлено к рас* копкам. После нескольких. недель неудачных поисков .нам удалось открыть вход в эту шахту. Она была почти нетронута, и мы направились вглубь ее.

Жуткое зрелище представилось нашим Глазам. Вдоль длинного коридора в стенах были устроены ниши, в три ряда, а .в них лежали тела. Ближе ко входу, очевидно, проник .горячий воздух при взрыве, и он сразу убил лежавших в* анабиозе людей. Ближе к сере¬дине шахт температура, видимо, повышалась < более -медленно, и несколько рабочих ожило, но они, вероятно, погибли от удушья, голода йли холода. Их искаженные лица и судорожно сведенные члены говорили о пред¬смертных страданьях.

Наконец в самой глубине шахты, за крутым по-воротом, стояла ровная, холодная температура. Здесь мы нашли только три тела, остальные ниши были лустые.

Со всеми предосторожностями, мы постарались ожи- : вить их; .И это нам удалось. Первым из них был известный астроном Эдуард Лесли, гибель которого оплакивал весь ученый мир, вторым — поэт Мерэ И третьим — БендЖэмин Джонсон, только-что доставлен¬ный мною сюда на аэроплане... Если моих слов не до¬статочно, в подтверждение их я могу привести неос¬поримые доказательства. Я кончил.

Все сидели молча, пораженные рассказом. Наконец? Джонсон тяжело вздохнул и сказал:

— Значит, я проспал семьдесят три года! Отчего же вы не сказали мне об этом сразу? — обратился ой{ с упреком к Круксу.

— Дорогой мой, я опасался подвергать вас слишком С сильному потрясению после вашего пробуждения.

Их искаженные лица и судорожно сведенные члены говорили V о предсмертных страданиях.

— Семьдесят три года! Какой же у нас теперь год?

— Август месяц тысяча девятьсот девяносто восьмой*

— А тогда мне было двадцать пять. Значит, теперь мне девяносто восемь лет?

— Рассуждая биологически, вам осталось двадцать пять,— ответил Крукс, — так как все ваши жизненные процессы были приостановлены, пока вы лежали в со-

— стоянии анабиоза.

— Но Фредерика, Фредерика!.. — с тоской вскричал Джонсон.

— Увы, ее давно нет, — сказал Крукс.

— Моя мать умерла уже тридцать лет тому назад, —

проскрипел старик. }

— Вот так штука! — воскликнул молодой человек-'

И, обращаясь к Джонсону, он сказал: .}

— Выходит, что вы—мой дедушка. Вы моложе меня/ а у вас семидесятилетний сын.

Джонсону казалось, что он бредит. Он провел ля-\ донью по своему лбу. ‘

— Да... сын. Самюэль! Мой маленький Самюэль —•

вот этот старик! Фредерики нет... Вы — мой внук, — обратился он к своему тезке, Бенджэмину, — а та жен¬щина и ребенок? *

— Моя жена и сын. '

— Ваш сын? Значит, мой правнук! Он в том же воз-: расте, в каком я оставил моего маленького Самюэля! *

Мысль Джонсона отказывалась воспринимать, что этот дряхлый старик и есть его сын. Старик-сын также не мог признать в молодом, цветущем, двадцатипяти¬летием юноше своего отца.

Они сидели, смущенные, в неловком молчании, глядя друг на друга.

VIII. АГАСФЕР

П

РОШЛО два месяца после того, как Джонсон вернулся к жизни’.

В холодный, ветреный ноябрьский день он играл 8 саду со своим правнуком Георгом.

Игра эта состояла в том, что мальчик усаживался 8 маленькую летательную машину, авиэтку с авто¬матическим управлением. Джонсон настраивал аппарат Управления, запускал мотор, и мальчик, громко крича °т восторга, летал вокруг сада на высоте трех метров пт земли. После нескольких кругов, .аппарат плавно ^пускался на заранее определенное место.

Джонсон долго не мог привыкнуть к этой новой Детской забаве, неизвестной в его время. Он боялся, с механизмом может что-либо случиться, и ребенок Упадет и расшибется. Однако летательный аппарат Действовал безукоризненно.

„Посадить ребенка на велосипед тоже, впрочем, ка¬ялось нам когда-то опасным», — думал Джонсон, следя Да летающим правнуком.

Вдруг резкий порыв ветра отбросил авиэтку в сто¬рону, Механическое урравление тотчас восстановило крушенное равновесие, но ветер отнес аппарат в сто¬рону, Авиэтка, изменив направление полета, налетела Да яблоню и застряла в оголен,них кустах дерева.

Ребенок в испуге закричал. Джонсон, не в меньшем Испуге, бросился на помощь ребенку. Он быстро вскараб¬кался на яблоню и начал снимать маленького Георга.

— Сколько раз я говорил вам, чтобы вы не летали Д саду! — вдруг услышал ДжонсшГ голос своего сына Самюэля.

Старик стоял на крыльце и в гневе потрясал ку-лаком.

— Есть, кажется, площадка для полетов! Нет, непре¬менно надо в саду. Неслухи! Беда с этими мальчишками. Вот поломаете мне яблони, уж я вас... ,

Джонсона возмутил этот стариковский эгоизм. Ста¬рик Самюэль очень любил печеные яблоки и болыш беспокоился за целость яблонь, чем за жизнь внука...

— Ну, ты не забывайся! — воскликнул Джонсон,—- обращаясь к старику-сыну.

— Сад впервые, был разведен мною, когда еще тебя в живых не было. И покрикивай на кого-нибудь дру¬гого. Не забывай, что я твой старик.

— Что же, что отец?—ворчливо ответил старик.-«

По милости судьбы, у меня отец оказался мальчишкой. Ты мне почти что во внуки годен. Старших слушаться надо,— наставительно закончил отец. — «

— Родителей слушаться надо, — не унимался Джои*; сои, спуская правнука на землю. — И потом, я же старше тебя. Мне девяносто восемь лет.

Маленький Георг побежал в дом, к матери. Стари* постоял еще немного, шевеля губами, потом сердито махнул рукой и тоже ушел.

Джонсон отвез авиэтку в большую садовую беседку», заменяющую ангар, и там устало опустился на скамьЮ среди лопат и граблей.

Он чувствовал себя одиноким.

С стариком-сыном у него совершенно не сложились отношения.

Двадцатипятилетний отец и семидесятилетний сын это ни с чем несообразное соотношение лет положило преграду между ними. Как ни напрягал Джонсон свое воображение, оно отказывалось связать воедино дв*1

образа: маленького, двухлетнего Самюэля и этого дрях¬лого старика.

Ближе всех он сошелся с правнуком, Георгом. Юность вечна. Дух нового времени еще не наложил на Георга своего отпечатка. Ребенок, в возрасте Георга, Радуется солнечному лучу и ласковой улыбке, и крас¬ному яблоку так же, как радовались дети его возраста сотни лет назад. Притом и лицом он напоминал его сына — Самюэля-ребенка... Мать Георга, Элен, также не¬сколько напоминала Джонсону Фредерику, и он не раз останавливал на ней взгляд тоскующей нежности. Но 8 глазах Элен, устремленных на него, он видел только Жалость, смешанную с любопытством и страхов, как- будто он был выходцем из могилы.

А ее муж, внук Джонсойа, носящий его имя, Ьенджэмин Джонсон, был далек ему, как и все люди $тогб нового, чуждого ему поколения.

Джонсон впервые*' почувствовал власть времени, власть века.

* Как жителю долин трудно дышать разреженным Горным воздухом, так Джонсону, жившему в первую Четверть двадцатого века, трудно было примениться Н условиям жизни конца этого века.

Внешне все изменилось не так уж сильно, как можно было предполагать. Правда, Лондон разросся на мно¬гие мили в ширину и поднялся вверх тысячами небо¬скребов.

' Воздушные сообщения сделались почти исключи-тельным способом передвижения.

В городах движущиеся экипажи были заменены Подвижными дорогами. Стало тише и чище. Не дымили *Рубы фабрик и заводов. Техника создала новые спо¬собы добывания энергии.

\

Но й общестйеййой жизйй и й быте разница оо вре¬мени чувствовалась сильнее.

Рабочих не стало, как низшей группы на ступенях общественной лестницы, — группы, отличной от выше стоящих и по костюму, и по образованию, и по при¬вычкам.

Машины почти освободили рабочих от наиболее тяжелого и грязного физического труда.

Здоровые, просто, но хорошо одетые, веселые, не¬зависимые рабочие были единственным классом, дер¬жавшим в руках все нити общественной жизни. Они были прекрасно образованы. И Джонсон, учившийся на медные деньги, почти сто лет тому назад, чувство¬вал себя неловко в их среде, несмотря на всю их при¬ветливость.

Все свободное время они проводили больше на воз¬духе, летая на своих легких авизтках, чем на земле. У них были совершенно иные интересы, запросы, раз¬влечения.

Даже их язык, сжатый и лаконичный, как теле-грамма, со многими новыми словами, выражавшими новые понятия, был во многом непонятен Джонсону.

Они говорили о новых для Джонсона обществах, учреждениях, новых видах искусства и спорта.

На каждом шагу, при каждой фразе он должен был спрашивать:

— А что это такое?

Ему нужно было нагнать время, овладеть всем, что протекло без него в продолжение семидесяти трех лет, и он чувствовал, что не в силах сделать это. Трудность заключалась не только в обширности новых знаний, но и в том, что ум его не был так воспитан, чтобы вос¬принять и усвоить все накопленное человечеством з|?

три четверти века. Он мог быть только сторонним, чуждым наблюдателем и предметом наблюдения для Других. Это также стесняло его. Он чувствовал постоянно направленные на него^ взгляды скрытого любопытства. Он был чем-то в роде ожившей мумии, археологиче¬ской находкой, занятного предмета старины. Между ним и обществом лежала непреодолимая грань вре¬мени.

„Агасфер!*—подулал он, вспомнив легенду, про-читанную им в юности.

Агасфер, вечный странник, наказанный бессмертьем, чуждый всему всеми...

Во всем мире нет человека моего времени за исключением, может быть, нескольких забытых смертью стариков. Но и они не поймут меня, потому что они все время жили, а в. моей жизни провал. Нет Никого! )

„А те, двое, которые ожили вместе со мной там, н Гренландии!*

Он в волненьи поднялся.

Его неудержимо потянуло к этим неизвестным лю¬дям, которые вдруг стали ему так дороги. Они жили й одно время с Фредерикой и маленьким Самюэлем... какие-то нити протянуты между ними. Но как найти Их? Крукс! Он должен знать.

Крукс не оставлял Джонсона, пользуясь им, как •живым историческим источником* для своей работы По истории революции.

Джонсон поспешил к Круксу и изложил ему свою просьбу, ожидая ответа с таким волнением, как- бУдто ему предстояло свидание с женой и маленьким СЬ1Н0М.

Крукс что-то соображал. 

— Сейчас ноябрь... Ноябрь тысяча девятьсот девя¬носто восьмого года. Ну да, конечно, Эдуард Лесли должен быть в Пулковской обсерватории, стоять за те¬лескопом в поисках своих исчезающих Леонидов. В Пул¬ковской обсерватории, лучшей в мире. Лесли, конечно, там. Там же вы найдете и поэта Мерз. Он писал мне недавно, что едет к профессору Лесли.

И, улыбнувшись, Крукс добавил:

— Очевидно, все вы, „старички», чувствуете тяготе¬ние друг к другу.

Джонсон наскоро простился и отправился в путь с первым отлетевшим на Ленинград пассажирским дирижаблем.

Он сам не представлял себе, каково будет пред-стоящее свидание, но чувствовал, что это все, что еще может интересовать его в жизни.

тонул во мраке.

Когда глаза несколько привыкли к темноте, Джон-сон увидел стоявший среди зала гигантский телескоп» напоминающий дальнобойную пушку, направившую свое жерло в одно из отверстий купола. Труба был# укреплена на массивной подставке, вдоль которой шля лестница в пятьдесят ступеней. Лестницы вели и к пло¬щадке для наблюдения, на высоте трех метров. С это# площадки, сверху, слышался чей-то голос.

— ...Отклонение от формы растянутого эллипса « приближение к форме параболы происходит в зависИ'

мости от особенного действия масс отдельных планет, которому кометы и астероиды подвергаются при своем движении по направлению солнца. Наибольшее влияние в этом отношении как — раз оказывает Юпитер, сила притяжения которого' составляет почти тысячную долю притяжения солнца...

Когда Джонсон услышал этот голос, четко разда-вавшийся в пустоте зала, когда он услышал эти непо¬нятные слова, на него напала робость. Зачем он при¬шел сюда? Что скажет профессору Лесли? Разве эти параболы и эллипсы не так же непонятны ему, как и Новые слова новых людей? Но отступать было поздно, и он кашлянул.

— Кто там?

— Можно видеть профессора Лесли?

Чьи-то шаги быстро простучали по железным сту-пеням лестницы

— Я—-профессор Лесли. Чем могу служить?

— Я—Бенджэмин Джонсон, который... который ле¬жал с вами в Гренландии, погруженный в анабиоз. Мне хотелось поговорить с вами.

И Джонсон начал путанно объяснять цель своего прихода.

Он говорил о своем одиночестве, о своей потерян¬ности в этом новом, непонятном для него мире, даже о том, что он хотел умереть...

Наверно, эти новые не поняли бы его. Но профес¬сор Лесли понял тем легче, что многие переживания Джонсона испытал он сам.

— Не печальтесь, Джонсон, не вы один страдаете от этого разрыва времени. Нечто подобное испытал и я, так же, как и мой друг Мерз. Позвольте его пред¬ставить вам.

Джонсон пожал руку спустившемуся Мерз, по ста¬рой привычке, давно оставленной „новыми» людьми: они — восстановили красивый и гигиенический обы¬чай древних римлян поднимать в знак приветствия РУКУ-

— Вы тоже из рабочих? — спросил Джонсон Мерз, хотя тот очень мало походил на рабочего.

— Нет. Я—поэт.

— Зачем же вы замораживали себя?

— Из любопытства а, пожалуй, и из нужды.

— И вы пролежали столько же времени, как и я?

Мера, немного постаревший, отвечал.

— Нет, несколько меньше. Я пролежал всего два месяца, „воскрес», а потом опять решил погрузиться в анабиоз. Я хотел... как можно дольше сохранить мо¬лодость,— и Мерэ засмеялся.

Несмотря на разность по развитию и по прежнему положению этих трех людей, их сближала общая, стран¬ная судьба и эпоха, в которую они жили. К удивлению Джонсона, беседа приняла оживленный характер. Каж¬дый многое мог рассказать друг другу.

~ Да, друг мой, — обратился Лесли к Джонсону,— не один вы испытываете оторванность от этого нового мира. Я сам ошибся во многих расчетах. Я решил под¬вергнуть себя анабиозу, чтобы иметь возможность наблюдать небесные явления, кото ^че происходят через несколько десятков лет. Я хотел разрешить трудней¬шую для того времени научную'эадачу. И что же? Те¬перь все эти задачи давно разрешены. Наука сделала колоссальные открытия, раскрыла за это время такие тайны неба, о которых мы не смели и мечтать.

— Я отстал. Я бесконечно отстал!—с грустью доба¬вил он после паузы и вздохнул.

— Но все же, я, быть может, счастливей вас. Там,— и он указал на купол, — время исчисляется миллионами лет. Что значит для звезд наши столетия? Вы никогда, Джонсон, не наблюд:ли звездного неба в телескоп?

— Не до того бьТло!— махнул рукой Джонсон.

— Посмотрите на нашего вечного спутника, луну,— и Лесли провел Джонсона к телескопу.

Джонсон посмотрел в телескоп и невольно вскрик¬нул от удивления.

Лесли засмеялся и сказал с удовольствием знатока.

— Да, таких инструментов не знало наше время...

Джонсон видел луну, как-будто она была от него

на расстоянии нескольких километров. Огромные кра¬теры поднимали свои вершины, черные зияющие тре¬щины бороздили пустыни... Яркий, до боли, свети глу¬бокие тени придавали картине.необычайно рельефный вид. Казалось, можно протянуть руку и. взять один из лунных камней.

— Вы видите, Джонсон, луну такою, какою она была тысячи лет назад... На ней ничего не изменилось. Для вечности семьдесят пять лет — меньше чем, одно мгновенье. Будем же жить для вечности, если судьба оторвала нас от настоящего. Будем погружаться в ана¬биоз, — в этот сон* без сновидений, чтобы, пробу¬ждаясь раз в столетие, наблюдать, что творится на земле и на небе. Через двести — триста лет мы, быть может, будем наблю дть на планетах жизнь животных, растений и людей. Через тысячи лет мы проникнем о тайны самых отдаленных времен. И мы увидим но¬вых людей, менее похожих на теперешних, чем обезьяны на людей. Быть может, Джонсон, эти будущие обита-тели нашей планеты низведут нас _на степень низших существ, будут гнушаться родством с нами и даже

отрицать это родство. Пусть Так. Мы нс обидчивы. Но зйго мы увидим такие ' вещи, о которых и не смеют мечтать люди, отживающие положенный им жизнью срок... Разве ради этого не стоит жить, Джонсон?

— По нашей просьбе, меня и Мерэ скоро опять подвергнут анабиозу. Хотите присоединиться к нам?

— Опять?... — с ужасом воскликнул Джонсон.

После долгого молчанья, опустив голову, он глухо

ответил:

— Все равно.

НАД БЕЗДНОЙ 

I. ТАИНСТВЕННАЯ ДАЧА

В

О ВРЕМЯ своих прогулок в окрестностях Симеиза, я обратил внимание на одинокую дачу, стоявшую на крутом склоне горы. К этой даче не было прове¬дено даже дороги. Кругом она была обнесена высоким забором, с единственной низкой калиткой, которая всегда была плотно прикрыта. И ни куста зелени, ни дерева не виднелось над забором. Кругом дачи—голые уступы желтоватых скал, меж ними кое-где росли чахлые можжевельники и низкорослые, кривые горные сосны.

„Что за фантазия пришла кому-то в голову посе-литься на этом диком, голом утесе? Да и живет ли там кто-нибудь?*—думал я, бродя вокруг дачи.

Я еще никогда не видел, чтобы кто-нибудь выходил оттуда. Любопытство мое было так велико, что я, при¬знаюсь, пытался заглянуть на двор таинственного жи¬лища, взобравшись на выше лежащие скалы. Но дача была так расположена, что, откуда бы я ни заходил, я мог видеть только небольшой угол двора. Он был так же пуст и невозделан, как и окружающая местность.

Однако после нескольких дней наблюдений мне удалось заметить, что по двору прошла какая-то пожи¬лая женщина в черном.

Это еще больше заинтересовало меня.

— Если там живут люди, то должны же они под-держивать хоть какую-нибудь связь с внешним миром, ну, хотя бы ходить на базар за продуктами!

Я стал наводить справки среди своих знакомых и наконец мне удалось удовлетворить мое любопытство. Правда, никто не знал достоверно об обитателях дачи, но один знакомый сообщил мне, что, по слухам, там живет профессор Вагнер.

Профессор Вагнер!

Этого было достаточно, чтобы совершенно прико-вать мое внимание к даче. Мне во что бы то ни стало захотелось увидеть необычайного человека, наделавшего столько шума своими изобретениями. Но как?.. Я бук¬вально стал шпионить за дачей. Я чувствовал, что это было не хорошо, и все-таки продолжал свои наблюде¬ния, целыми часами, в разное время дня и даже ночи просиживая за можжевеловым кустом, недалеко от дачи.

Говорят, если человек неотступно преследует одну цель,/го рано или поздно он Достигнет ее.

Как-то рано утром, когда только — что рассвело, я вдруг услышал, что заветная дверь в высоком заборе скрипнула. Я весь насторожился, сжался и, за та и Взды¬хание, стал следить, что будет дальше.

Дверь открылась. Высокий человек, с румяным ли¬цом, русой бородой и нависшими усами вышел и вни¬мательно осмотрелся вокруг. Конечно, это он, профес¬сор Вагнер!

Убедившись, что вокруг никого нет, он стал мед-ленно подниматься вверх,' дошел до небольшой горной площадки и начал заниматься там какими-то совер¬шенно непонятными для меня упражнениями. На пло¬щадке были разбросаны камни различной величины.

рагнер подходил к ним и делал попытки поднять их, Затсм, осторожно ступая, переходил на новое место и йпять брался за камни. Но все они были так велики и Тяжелы, что даже профессиональный атлет едва ли сМог бы сдвинуть их с места.

„Что за странная забава!» — подумал я. И вдруг я был >ак поражен, что не мог сдержать невольное воскли¬цание. Произошло что-то невероятное: профессор Ваг- Цер подошел к огромному облрмку скалы, величиною Ролее человеческого роста, взял за выступавший, острый фай и поднял обломок с такой легкостью, как если бы это был кусок картона. Вытянув руку, он начал опи¬рать дуги этим обломком скалы. .

Я не знал, что подумать. Или Вагнер обладал сверх- Ттественной силой... но тогда почему он не мог под¬ать небольшие сравнительно камни, или... — Я не ^пел додумать свою мысль, как новый фокус Вагнера фе больше поразил меня.

Вагнер бросил глыбу вверх, как маленький каме- Фк, и она полетела, поднявшись на высоту двух., де- ятков метров. С волнением ожидал я. как грохнет эта яыба на землю. Но обломок падал обратно довольно 'едденно. Я насчитал десять секуйд, прежде чем глыба 'Пустилась вниз. И когда она была над землей на вы- °те человеческого роста, Вагнер подставил руку, поймал Удержал глыбу, при чем рука его даже не дрогнула.

— Хо-хо-хо! — весело,' баском, рассмеялся Вагнер и 1*леко отшвырнул от себя глыбу. Она, пролетев нено¬вое время параллельно земле, вдруг круто изменила 'Пйию полета на отвесную, быстро упала и с огромным Хохотом разлетелась в куски.

— Хо-хо-хо! — опять рассмеялся Вагнер и сделал 'Фбычайный прыжок, Поднявшись метра на четыре, он

пролетел вдоль площадки в мою сторону. Он, очевидно, не рассчитал прыжка, так как с ним случилась такая же история, что и с глыбой: неожиданно он стал быстро падать. И если бы не откос, куда он упал, Вагнер, ве¬роятно, расшибся бы на смерть. Он упал неподалеку от меня, по другую сторону можжевелового куста, за¬стонал и выбранился, ухватившись за колено. Погладив ушибленное место, он сделал попытку встать и вновь застонал.

После некоторого колебания я решил обнаружить свое присутствие и подать ему помощь.

— Вы очень расшиблись? Не помочь ли вам? — спро¬сил я, выходя из куста.

Повидимому, мое появление не удивило профессора- По крайней мере, он ничем не проявил его.

— Нет, благодарю вас, — спокойно ответил он,--

я сам дойду, — и он сделал новую попытку встать. Лиц° его исказилось от боли. Он даже откинулся назад- Нога в колене быстро пухла. Было очевидно, что без посторонней помощи ему не обойтись. 1

И я решил действовать решительно.

— Идемте, пока боль не обессилила вас еще больше,-;* сказал я и поднял его. Он повиновался. При каждом \ движении больная нога причиняла ему страшные боли-: Мы медленно поднимались по крутому склону. Я почтЯ | нес Вагнера на себе, и сам изнемогал под тяжестью его : довольно грузного тела. Но вместе с тем я был чрезвЫ”: чайно доволен, что таким образом получил возможность не только увидать, но и познакомиться с профессоров Вагнером, побывать в его жилище. Впрочем, может быть, дойдя до калитки, он поблагодарит меня и не впустит к себе? Эта мысль беспокоила меня, когда мы подхо¬дили к высокому забору его дачи. Но он ничего не ска*

* ■ '

Зал, и мы переступили заветную черту, — — да едва ли он и мог что-либо сказать. Ему было совсем плохо. Ог боли и сотрясения он почти потерял сознание. Я тоже Длился от усталости. И все же, прежде чем ввести его в дом, я успел бросить через плечо пытливый взгляд на двор.

: Двор был довольно'обширный. Посреди стоял ка- вой-то прибор, похожий на аппарат Морена. В глубине Двора, в земле, виднелось какое-то большое, застланное Толстым стеклом, круглое отверстие. Вокруг этого от¬верстия, от него к дому и еще в нескольких направле¬ниях из земли выступали металлические дуги, находив¬шиеся друг от друга на расстоянии полуметра.

Больше я ничего не успел рассмотреть. Навстречу вам из дома вышла испуганная пожилая женщина в черном, — его экономка, как потом узнал я.

Мы уложили профессора Вагнера в кровать.

II. ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ

В

АГНЕРУ было совсем худо. Он тяжело дышал, закрыв глаза, бредил.

„Неужели от сотрясения может погибнуть эта те* 'Шальная машина-—мозг профессора Вагнера?» — думал « с беспокойством.

Больной бредил математическими формулами и от «Ремени до времени стонал. Растерявшаяся экономка Стояла беспомощно и только повторяла:

. —Что ж теперь будет? Батюшки, что ж теперь 'Цт?,.

Мне пришлось подать профессору первую помощь 11 Ухаживать за больцмм,

Только на второй день к утру Вагнер пришел в себя. Он открыл глаза и смотрел на меня вполне сознательно.

— Благодарю вас...—слабо проговорил он.

Я дал ему пить, и он, кивнув мне головой, попросил оставить его. Утомленный треволнениями вчерашнего дня и бессонной ночью, я наконец решил оставить боль- ного одного и вышел на двор подышать свежим, утреН' ним воздухом. Неизвестный аппарат, стоявший посреди двора, вновь привлек мое внимание. Я подошел к не»*У и протянул руку.

— Не ходите! Стойте! — услышал я за собой приглУ' шенный, испуганный голос экономки. И в тот же мЧг я почувствовал, что моя рука вдруг стала необычайн0 тяжелая, как-будто, к ней привесили огромную гир>0' которая рванула меня вниз с такою силой, что я упл» на землю. Невидимая гиря придавила кисть моей рук» С большим усилием я отвел руку назад. Она боле^ и была красна.

Около меня стояла экономка и сокрушенно кача»* головой.

— И как это вы... Разве можно?.. Вы лучше не & дите по двору, а то вас и совсем сплющит!

Ничего не понимая, я вернулся в дом и положил к* больную руку компресс.

Когда профессор вновь проснулся, он выглядел у1»* совсем бодрым. Очевидно, у этого человека был необ^ чайно здоровый организм.

— Что это? —спросил он, указывая на мою рукУ' Я объяснил ему.

— Вы подвергались большой опасности, — сказал о*

Хотя мне очень хотелось скорее услышать от Вагнер*.

разъяснение всего необычайного, что мне пришлой

пережить, я удержался от вопросов, не желая беспокоить больного.

Вечером в тот же день Вагнер, попросив передвинуть его кровать к окну, сам начал говорить о том, что так занимало меня.

— Наука изучает проявления сил природы, — начал он без предисловия*— устанавливает научные законы, но очень мало знает сущность этих сил. Мы говорим: электричество, сила тяжести. Мы изучаем их свойства, используем для своих целей. Но конечные тайны своей природы они открывают нам очень неохотно. И потому мы используем их далеко не в полной мере. Электри¬чество в этом отношении оказалось более податливым. Мы поработили эту силу, овладев ею, заставили рабо¬тать на себя. Мы ее перегоняем с места на место, копим в запас, расходуем по мере надобности. Но сила тя¬жести — это, поистине, самая неподатливая сила. С ней мы должны ладить, больше приспос<?блять'ся к ней, чем приспособлять ее к своим нуждам. Если бы мы могли изменять силу тяжести, управлять ею по своему жела¬нию, аккумулировать, как электричество, то какое мо¬гущественное орудие мы получили бы? Овладеть этой непокорной силой было давнишним моим желанием.

— И вы овладели ею! — воскликнул я, начиная по¬нимать все происшедшее.

— Дя, я овладел .ею. Я нашел средство регулировать силу тяжести по своему желанию. Вы видали мой пер- вый успех... Ох... успехи иногда дорого стоят!.. — вздохнул Вагнер, потирая ушибленное колено. — В виде опыта, я уменьшил силу тяжести на небольшом участке около дома. И вы видели, с какой легкостью я поднял глыбу. Это сделано за счет увеличения силы тяжести на небольшом пространстве моего двора... Вы едва но поплатились жизнью за свое любопытство, приблизив' шись к моему „заколдованному кругу».

— Да вот, посмотрите, — продолжал он, указывая рукой в окно. — По , направлению к даче летит-стая птиц. Может быть, хоть одна из них пролетит над зоной усиленного притяжения...

• Он замолчал, и я с волнением наблюдал за при-ближающимися птицами... Вот они летят над самым двором...

И вдруг одна из них камнем упала на землю и даже не разбилась, а прямо превратилась в пятно, которое покрыло землю слоем, вероятно, не толще папиросной бумаги.

— Видали?

Я содрогнулся, представив себе, что и меня могла бы постигнуть такая же судьба. ч

— Да, — угадал он мою мысль, — вы были бы раз-: давлены тяжестью собственной головы и преврати- : лись бы в лепешку.— И опять усмехнувшись, он про-- должал.—Фима, моя экономка, говорит, что я изобрел , прекрасное средство сохранять продукты от бродячи* кошек. .Совсем их не губите, — говорит она, — а чтоб, лапы прилипли: другой раз не явятся!* Да... — сказал он после паузы, — есть кошки еще более шкодливые * и опасные — двуногие, вооруженные не когтями и зу-4 бами, а пушками и пулеметами.

Представьте себе, каким оградительным средством будет покоренная сила тяжести! Я могу устроить загра;,' дительную зону на границах государства, и ни один враг не переступит ее. Аэропланы будут падать камнем, ; как эта птица. Больше того: даже снаряды не в сила* будут перелететь этой заградительной зоны. Можно сделать и наоборот: лишить наступающего врага снлЦ

тяжести, и солдаты при малейшем движении, будут вы¬соко подпрыгивать и беспомощно болтаться в воздухе... Но это все пустяки по сравнению с тем, чего я достиг. Я нашел средство уменьшить силу тяжести на всей поверхности земного шара, за исключением полюсов...

— И как вы этого достигнете?

— Я заставлю земной шар вращаться быстрее, вот и все, — ответил профессор Вагнер с таким видом, как- будто дело шло о волчке.

— Увеличить скорость вращения земли?! — не мог удержаться я от восклицания.

— Да, я увеличу скорость ее движения, и тогда щентробежная сила начнет возрастать, и все тела нахо¬дящиеся на земле будут становиться все легче. Если вы ничего не имеете против того, чтобы погостить у меня еще несколько дйей...

— С удовольствием!

— Я начну опыт, как только встану, и вы увидите умного интересного.

III. .ВЕРТИТСЯ*

Ч

ЕРЕЗ несколько дней профессор Вагнер оправился совершенно, если не считать того* что он немного прихрамывал. Он надолго отлучался в свою подземную 'лабораторию, находящуюся в углу двора, предоставляя в мое распоряжение свою домашнюю библиотеку. Но в лабораторию он не приглашал меня.

Однажды, когда я сидел в библиотеке, вошел Вагнер, “очень оживленный, и еще с порога крикнул мне:

' — Вертится! Я пустил свой аппарат в ход, и теперь

посмотрим, что будет дальше!

Я ожидял, что произойдет что-нибудь необычайное. Но проходили часы, прошел день, ничего не изменилось.

— Подождите, — улыбался профессор в свои навис¬шие усы, — центробежная сила возрастает пропорцио¬нально квадрату скорости. А земля — порядочный волчок, ее скоро не раскачаешь!

На утро, поднимаясь с кровати, я почувствовал ка¬кую-то легкость. Чтобы проверить себя, я поднял стул. Он показался мне значительно легче обычного веса. Очевидно, центробежная сила начала действовать. Я вы¬шел на веранду и уселся с книгою в руках. На книгу падала тень от столба. Невольно я обратил внимание на то, что тень передвигается довольно быстро. Что бы это могло значить? Как-будто солнце стало двигаться быстрее по небу.

—. Ага, вы заметили? — услышал я* голос Вагнера, который наблюдал за мною. — Земля вращается быстрее, и смена дня и ночи становится короче.

— Что же будет дальше? — с недоумением спросил я.

—- Поживем — увидим, — ответил профессор.

Солице в этот день зашло на два часа раньше

обычного.

— Представляю, какой переполох произвело это со¬бытие во всем мире! — сказал я профессору. — Инте¬ресно было бы знать...

— Можете узнать об этом в моем кабинете, там стоит радио-приемник, — ответил Вагнер.

Я поспешил в кабинет и мог убедиться в том, что население всего земного шара находится в необычайном волнении. •

Но это было только начало. Вращение земли все увеличивалось. Сутки равнялись уже всего четырем часам.

— -- Теперь все тела, находящиеся на экваторе, поте¬ряли в весе одну сороковую часть, — сказал Вагнер.

— Почему только на экваторе?

— Там притяжение земли меньше, а радиус вращения больше, значит и центробежная сила действует сильнее.

Ученые уже поняли грозящую опасность. Началось великое переселение народов из экваториальных обла¬стей к более высоким широтам, где центробежная сила была меньше. Но пока облегчение веса приносило даже выгоду: поезда могли поднимать огромные грузы, слабо¬сильного мотоциклетного мотора было достаточно, чтобы везти большой пассажирский аэроплан, скорость дви¬жения увеличилась. Люди вдруг стали легче и сильнее. Я сам испытывал эту все увеличивающуюся легкость. Изумительно приятное чувство!

Радио скоро стало приносить и более печальные вести. Поезда все чаще начали сходить с рельс на укло¬нах и закруглениях пути, впрочем, без особенных ка¬тастроф: вагоны, даже падая под откос, не разбивались. Ветер, поднимая тучи пыли, которая уже не опускалась На землю, переходил в ураган. Отовсюду приходили Вести о страшных наводнениях.

' Когда скорость вращения увеличилась в семнадцать раз, предметы и люди на экваторе совершенно лишились веса.

Как-то вечером я услышал по радио ужасную но-вость: в экваториальной Африке и Америке отмечалось Несколько случаев, когда люди, лишенные тяжести, под влиянием все растущей центробежной силы, падали вверх. Вскоре пришло и новое ужасающее известие: на Экваторе люди стали задыхаться.

— Центробежная сила срывает воздушную оболочку Земного шара, которая, была «прикреплена* к земле

силою земного тяготения, — объяснил мне спокойно профессор.-

Но... тогда и мы задохнемся? — с волнением спро¬сил я Вагнера.

Он пожад плечами.

— Мы хорошо подготовлены ко всем переменам.

— Но зачем вы все это сделали? Ведь это же ми¬ровая катастрофа, гибель цивилизации!.. — не мог удер¬жаться я от восклицания.

Вагнер оставался невозмутимым.

— Зачем я это сделал, вы узнаете потом.

— Неужели только для научного опыта?

— Я не понимаю, что вас так удивляет, — ответил,

он. — Хотя бы и только для опыта. Странно! Когда про-; носится ураган или происходит извержение вулкана ^ и губит тысячи людей, никому не приходит в голову ; обвинять вулкан. Смотрите на это, как на стихийное ‘ бедствие... .

Этот ответ не удовлетворил меня. У меня невольно * стало появляться к профессору Вагнеру чувство недобро- ~ желательства.

.Надо быть извергом, не иметь сердца, чтобы ради* научного опыта обрекать на смерть миллионы людей»,—, думал я.

Моя неприязнь к Вагнеру увеличивалась по мере', того, как. мое собственное самочувствие все более ухуд- шилось, да и было от чего: эти ужасные, необычайные вести о гибнущем мире, это все ускоряющееся мелька% ние дня и ночи хоть кого выведут из себя. Я почти неГ спал и был чрезвычайно нервен. Я должен был дви-.г; гаться с величайшей осторожностью. Малейшее усилие.' мускулов и я в?летал вверх и бился головой о по- , толок,— правда не очень больно. Вещи теряли свой вес, Г

и с ними вес труднее было сладить. Довольно было случайно задеть за стол или кресло, и тяжелая мебель отлетала в сторону.

Вода из умывальника текла очень медленно, и струя также отклонялась в сторону. Движения наши сделались порывисты. Члены тела, почти лишенного тяжести, дергались, как у картонного паяца, приводимого в дви¬жение нитками. „Моторы» нашегб тела—мускулы—ока¬зались слишком сильны для облегченного веса тела. И мы никак не могли привыкнуть к этому новому по-ложению, так как вес все время убывал.

Фима, экономка Вагнера, злилась не меньше меня. Она походила на жонглера, когда готовила пищу. Кастрюли и сковородки летели вверх, в сторону, она пыталась ловить их и' делала нелепые движения, пля¬сала, подпрыгивала.

Один только Вагнер был в прекрасном настроении и даже смеялся над нами.

; На двор я решался выходить, только набив карманы камнями, чтобы „не упасть в небо». Я видел, как • мелело море, — воду сгоняло на запад, где, вероятно, она заливала берега... В довершение всего я стал чувствовать головокружение и удушье. Воздух становился реже. Ураганный ветер, дувший все время с востока, начал как- будто слабеть... Но зато температура быстро понижалась.

Воздух редеет... скоро конец... У меня было такое отвратительное самочувствие, что я начал задумываться над тем, какую смерть мне избрать: упасть ли в небо или задохнуться. Это — худшая смерть, но зато я до¬смотрю до конца, что будет с землей...

„Нет, все-таки лучше покончить сразу», решил я, испытывая тяжелое удушье, и я стал вынимать»** камни из кармана. ’

Чья-то рука остановила меня.

— Подождите! — услышал я голос Вагнера. В раз¬реженном воздухе этот голос звучал очень слабо.

— Пора нам спуститься в подземелье!

Он взял меня под руку, кивнул головой экономке, которая стояла на веранде, тяжело дыша, и мы напра¬вились в угол двора, к большому круглому „окну» в земле. Я потерял свою волю, и шел как во сне. Вагнер открыл тяжелую дверь, ведущую в подземную лабораторию, и втолкнул меня. Теряя сознание, я мягко упал на каменный пол.

IV. ВВЕРХ ДНОМ

Я

НЕ знаю, долго ли я был без сознания. Первым моим сознательным ощущением было, что я опять дышу свежим воздухом. Я открыл глаза, и очень уди¬вился, увидав электрическую лампочку, укрепленную посреди пола, недалеко от места, где я лежал.

— Не удивляйтесь, — — услышал я голос профессора Вагнера. — Наш пол скоро станет потолком. Как вы себя чувствуете?

— Благодарю вас, лучше.

— Ну, так вставайте, довольно лежать! — и он взял меня за руку.'Я взлетел вверх, к стеклянному потолку и очень медленно опустился вниз.

Пойдемте, я познакомлю вас с моей подземной квартирой, — сказал Вагнер.

Все помещение состояло из трех комнат: двух тем-ных, освещаемых только электрическими лампочками, , и одной большой со стеклянным потолком или полом, я затрудняюсь сказать. Дело в том, что мы переживали,

2У8

очевидно, тот момент, когда притяжение земли и центро¬бежная • сила сделали паши тела. совершенно невесо¬мыми.

Это чрезвычайно затрудняло наше путешествие по Комнатам. Мы делали самые необычайные пируэты Цеплялись за мебель, отталкивались, прыгали, налетали на столы, иногда беспомощно повисали в воздухе, про¬тягивая друг другу руки. Всего несколько сантиметров Разделяло нас, но мы не могли преодолеть этого про¬странства, пока какой-нибудь хитроумный трюк не вы¬водил нас из этого неустойчивого равновесия. Сдвину¬тые нами вещи летели вместе с нами. Стул „парил» среди комнаты, стаканы с водой лежали боком, и вода почти не выливалась, — она понемногу обтекала внеш¬ние стенки стекла...

Я заметил дверь и в четвертую комнату. Там что-то судело, но в эту комнату Вагнер .не пустил меня. В ней, очевидно, Лоял механизм, ускорявший движение земли.

Скоро однако наше „межпланетное путешествие» окончилось, и мы опустились на... стеклянный потолок, Который отныне должен был стать нашим полом. Вещей Не нужно было перемещать: они переместились сами, и электрическая лампа, укрепленная на потолке, как нельзя более кстати оказалась у нас над головою, осве¬щая нашу комнату в короткие ночи.

Вагнер, действительно, все предусмотрел. Наше по¬мещение хорошо снабжалось воздухом, хранимым в осо¬бых резервуарах. Мы были обеспечены консервами и водой. „Вот почему экономка не ходила на базар»,— Подумал я. Переместившись на потолок, мы ходили по Нему так же свободно, как по полу, хотя, в обычном смысле, мы.ходили вниз головой. Но человек ко всему Привыкает. Я чувствовал себя относительно хорошо.

Когда я смотрел вниз, под ноги, сквозь толстое, но хо¬рошо прозрачное стекло я видел под собою небо, и мне казалось, что я стою на круглом зеркале, отражавшем в себе это небо.

Однако зеркало отражало в себе иногда необычай¬ные и даже страшные вещи... *

Экономка заявила, что ей нужно сходить в дом, так как она забыла масло.

— Как же вы' пойдете? — сказал я ей. — Ведь вы свалитесь вниз, то1 есть вверх, фу, чорт, все перепу¬талось!

— Я буду держаться за скобы в земле, меня про-фессор выучил. Когда мы еще не повернулись вниз головами, у нас были скобы в том доме, в потолке, и: я училась «ходить руками», хваталась за них и ходила5 по потолку.

Профессор,Вагнер все предусмотрел!

Я не ожидал такого геройства от женщийы. Риско¬вать собой, „ходить руками* над бездной из-за какого-то: масла!

— Но все же это очень опасно, — сказал я. .-г

— Не так, как вы думаете, — возразил профессор. Вагнер. — Вес нашего тела еще незначителен, — он только начал увеличиваться от нуЛя, и нужна совсем небольшая мускульная сила, чтобы удержаться. При¬том я буду сопровождать ее, — кстати мне нужно захватить из дома записную книжку, — я забыл взять ее с собой. :■

— Но ведь снаружи сейчас нет воздуха?

— У меня есть колпаки с сжатым воздухом, кото-. рые мы наденем на голову.

И эти странные люди, облачившись в скафандры, будто они собирались опуститься на дно моря, отпра-

вились в путь. Двойная дверь захлопнулась. Я услы- шал стук наружной двери.

Лежа на своем стеклянном полу, я прижал ляцо к толстому стеклу и с волнением стал следить за ними. Два человека в круглых колпаках, стоя вверх ногами и цепляясь за скобы, прикрепленные к земле, быстро „шли руками», к дому. Можно ли представить себе что- либо более странное!

„Действительно, это не так страшно,— подумал я.—Но все же это необычайная женщина. Вдруг у нее закру¬жится головь?..“ Вагнер и экономка проследовали в той же позе по ступеням на веранду и скрылись из виду.

Скоро они появились обратно.

Они уже прошди полпути, как вдруг случилось нечто, от чего я похолодел. Экономка выронила банку с маслом и, желая подхватить ее, сорвалась и полетела в бездну...

Вагнер сделал попытку спасти ее: он неожиданно размотал веревку, прикрепленную к поясу и, зацепив ее за скобу, бросился вслед за экономкой'. Несчастная, женщина падала довольно медленно. А так как Вагнер сильным толчком придал своему телу более быстрое движение, то ему удалось догнать ее. Он уже потянул к ней руку, но не мог достать: центробежная сила отклонила ее полет несколько в сторону. И скоро она- отделилась от него...» Вагнер повисел немного на рас¬пущенной веревке и начал медленно подниматься из бездны неба на землю...

Я видел, как несчастная женщина махнула руками- ее тело быстро уменьшалось... Наступившая ночь, как , занавесом, покрыла эту картину гибели...

Я содрогнулся, представив себе ее последние ощу¬щения... Что будет с ней?,, Ее труп, не разлагающийся:

Ц02

в холоде вселенной, будет вечно нестись вперед, если какое-нибудь светило, проходящее вблизи, ие притянет этот труп.

Я был так занят своими мыслями, что не заметил, как вошел Вагнер и опустился рядом со мной.

— Прекрасная смерти, <— сказал он спокойно.

Я сжал зубы и не, отвечал ему. Во мне вдруг опять пробудилась ненависть к Вагнеру.

Я с ужасом смотрел на бездну, расстилающуюся под моими ногами, и впервые с необычайной ясностью понял, что небо — не голубое пространство над нами, а бездна... что мы „живем в небе», прилепившись к пылинке, земле, и нас с большим правом поэтому можно назвать жителями неба, „небожителямичем жителями земли. Ничтожные небожители! Тяготение земли, очевидно, действовало не только на наше тело, но и иа сознание, приковывая его к земле. Теперь эта связь порвалась. Я чувствовал хрупкость нашего зем¬ного существования... Наше сознание зародилось вместе с землею, в- безднах неба, в4, безднах бесконечного про¬странства и там же оно угаснет...

Я думал, а перед моими глазами творилось что-то необычайное... От земли отрывались камни и падали вверх... Скоро начали отрываться целые глыбы скал... День и ночь сменялись все быстрее... Солнце проно¬силось по бездне-небу и наступала ночь, звезды неслись с той же бешеной скоростью, и опять солнце, и опять ночь... Вот, в свете солнца, я вижу, как сорвался и упал забор, открыв горизонт. Я вижу высохшее дно моря, опустошенную землю... Я вижу, что скоро конец...

Но люди еще есть на земле... Я слышу, как гово-рит небольшой громкоговоритель нашей радиостанции...

Земля опустошена почти до полюсов. Все гибнет.? Эго 'последняя уцелевшая радиостанция, на острове Врангеля. ,Она подает сигналы, ждет и не получает ответа... Радиоволны летят в мертвую пустоту,.. Мол* чит земля, молчит и небо...

Дни и ночи так быстро сменяют друг друга, что все сливается во мглу... Солнце, пролетая по небу, чертит огненную полосу на темном фоне,—вместе с последними остатками атмосферы земля потеряла свой голубой полог, свет небесной лазури... Луна уменьшилась в размерах... земля уже не может больше удерживать своего спутника, и луна удаляется от земли...

Я чувствую, как толстые стекла нашего стеклян-ного пола напружились, стали выпуклыми, дрожат.... Скоро они не выдержат, и я провалюсь в бездну...

Кто это ворчит рядом с мной?.. А, профессор Вагнер.

Я с трудом поднимаюсь: бешеная скорость земли . наполнила свинцом мое тело. Я тяжело дышу...

— Вы!.. — обращаюсь со злобой к профессору Ваг-? перу. — Зачем вы сделали это? Вы погубили челове¬чество, вы уничтожили жизнь на земле... Отвечайте мне'- Сейчас же уменьшите движение земли, иначе я...

Но профессор, молча, отрицательно качает головой. ;

— Отвечайте! — кричу я, сжимая кулаки.

— Я не могу ничего поделать... очевидно, я допу* стил ошибку в расчетах...

— Так вы заплатите за эту ошибку! — вскричал я,_; и, совершенно обезумев, бросился на Вагнера и начал его душить... В этот же момент я почувствовал, как трещит наш пол, лоапются стекла, и я, не выпуская Вагнера, лечу с ним в бездну-,,

V. „НОВЫЙ СПОСОБ ПРЕПОДАВАНИЯ

П

ЕРЕДО мною улыбающееся лицо профессора Вагнера. Я с удивлением смотрю на него, потом вокруг себя.

Раннее утро. Голубой полог неба. Море синеет вдали. У веранды две белых бабочки мирно порхают. Мимо меня проходит экономка с большим куском сливочного масла на тарелке...

— Что это?.. Что все эго значит? — спрашиваю я профессора.

Он улыбается в свои длинные усы.

‘— Прошу извинения,—говорит он,—что я без вашего разрешения, и даже не будучи с вами знаком, использо¬вал вас для одного опыта. Если вы знаете меня, то вам вероятно, известно, что я давно работаю над разреше¬нием вопроса, как одному человеку вместить огромную массу современных научных знаний. Я лично, например, достиг того, что каждая половина моего мозга работает самостоятельно. Я уничтожил сон и утомляемость...

— Я читал об этом, — ответил я.

Вагнер кивнул головой.

— Тем лучше. Но это не всем доступно. И я ре-шил использовать для педагогических целей гипноз. Ведь в конце концов и в обычной педагогике есть Доля гипноза... Выйдя сегодня рано утром на прогулку, я заметил вас... Вы уже не первый день дежурите за можжевеловым кустом? — спросил он с веселой искоркой в глазах.

Я смутился.

— Ну вот, я и решил наказать вас за ваше любо-пытство, подвергнув гипнозу...

в1а —ги

— как, неужели все это было-'..

— Только гипнозом, с того самого момента, как вЫ увидали меня. Не правда ли, вы все пережили как реальность? И уж, конечно, никогда в жизни вы не за¬будете пережитого. Таким образом вы имели возмож¬ность получить урок наглядного обучения о законах тяжести и-центробежной силы... Но вы оказались очень нервным учеником, и под конец урока вели себя не¬сколько возбужденно...

— Но сколько же времени продолжался урок?

Вагнер посмотрел на часы.

— Минуты две, не более. Не правда ли, продуктив¬ный способ усвоения-знаний?

— Но позвольте,—вскричал я, — а это стеклянное

окно, эти скобы на земле... — Я протянул руку и вдруг замолчал... Площадь двора была совершенно ровною- На нем не было ни скоб, ни стеклянного круглого „окна“... »

— Так это... тоже был гипноз?

— Ну, разумеется. Сознайтесь, что вы не очень скучали за моим уроком физики? Фима, — крикнул он, — кофе готов? Идемте завтракать.

ФАНТАСТИКА И НАУКА

ФАНТАСТИКА И

Очерк

Фантастические литературные произведения бывают двух родов. Одни из них являются лишь свободной игрой воображения. Они не считаются ни с действительностью, ни с законами причинности. Таковы, например, арабские сказки .Тысяча одна ночь*, сказ> Гоф¬мана, Уайльда.

Среди такого рода фантастики могут быть шедевры в смысле остроумия, выдумки, литературного оформления. Чтение их может доставить эстетическое наслаждение и быть увлекательным. Но в этом только и заключается вся их ценность.

Второй род литературных произведений составляет так называемая научная фантастика. Автор научной фантастики, исходя от научных данных, рисует картины будущего. Он как бы строит .перспективные планы* на более или менее отдаленное будущее технического и социаль¬ного прогресса. Таково большинство романов Жюля Верна и Уэльса.

Построение научно-фантастического литературного произведения имеет свои трудности. В то время, как авторы реалистических, исто-рических и бытовых романов живут с героями своих произведений п настоящем или прошлом времени, автор научно-фантастических романов почти всегда живет в будущем.

Это создает своеобразную судьбу его произведений, напоминаю¬щую судьбу первых изобретателей: для современников автора его научно-фантастические романы кажутся пустым фантазерством, сказ¬ками, не заслуживающими внимания серьезных, взрослых людей. Для следующих поколений эта научная фантастика, воплощенная в жизнь, кажется чем-то устаревшим, неспособным возбудить интереса и вни-

мания (кроме разве занимательной фабулы). Подводное плавание, по¬леты по воздуху — все это воспринимается современным читателем, конечно, не так, как воспринималось тогда, когда это было еще только красивой фантазией.

Поэтому автору научно-фантастических произведений приходится заботиться о том, чтобы правильно установить .дальность прицела» в полете фантазии. Оторваться от настоящего, быть слишком смелым в изображении будущего представляет дли автора известный риск: это может запугать читателя и скомпрометировать техническую или социаль¬ную основу произведения, как беспочвенную выдумку и несбыточ¬ную химеру. И наоборот: слишком близкий „прицел» оставляет чита¬теля неудовлетворенным. Передача, например, изображений по радио

Сравнительная величина черепов —

еще не вошла в наш быт, но такого рода темы уже не удивят читателя необычностью.

Вторая трудность, перед которой стоит автор научно-фантастиче¬ских произведений, заключается в том, что построение литературных художественных иронзнсдеиий имеет свои законы, свои требования, ради которых иногда необходимо поступаться научной точностью, до¬пускать условную „истину». Уэльсовекую „машину времени» нелегко обосновать научно. По без принятия этой „условности» нс было бы н самого романа, в рамках которого автор мог развернуть целый ряд образов и илей не только тнмлтслышх, но и поучительных. Эти „условности» в научно — фантастических произиедепиях играют ту же, роль, что так называемые „служебные теории» в науке.

На этих двух крыльях — научности и фантастике — и держится всякое научно — фантастическое произведение. Дать равновесие этим крыльям составляет главную задачу автора научно — фантастических произведений.

Насколько удалось это равновесие автору помещаемых в сборнике рассказов? Что в этих рассказах от науки и что от фантастики?

Роман „Борьба в эфире“ рисует картину будущего человечества и технического прогресса. '

Все герои этого романа (в особенности, „американцы») больше¬головые, безволосые, слабосильные люди, почти с одинаковым у муж¬чин и женщин сложением тела. Такое описание людей будущего вполне согласуется с научными данными. Если мы сравним черепа

от обезьяны до человека будущего.

обезьяны, иптекаптроиуса (человека, жившего приблизительно 475 ты¬сяч лет тому назад), неандертальского человека (150 тысяч лет до нашей эры) и современного человека, то увидим огромную разницу в строении черепа предков и потомков.

Нижняя челюсть постепенно уменьшается, п то время как лобная поверхность и весь объем черепа растут. На современном объеме череп человека, разумеется, не остановится. С дальнейшим развитием мозга все больше будет увеличиваться и череп. Наоборот, зубы и челюсти постепенно должны иттп „на убыль», так как они уже не служат орудием защиты, не рвут толстой кожи, не дробят костей убитых животных. Всякий же орган, лишенный работы, постепенно атрофируется, т. е. делается меньше н слабее.

Известный английский нроф Лоу так рисует человека будущего:

.Люди будущего несравненно будут отличаться от современных более развитым интеллектом и большей способностью к напряженной умственной работе. Но в искусственной среде, созданной культурой будущего, физически они станут гораздо слабее современных людей. У них будет уменьшена способность сопротивляться неблагоприятным условиям: холоду, голоду и многим болезням. Близорукость, — чрез¬вычайно редкая у первобытных народов, — сильно увеличится. Зубы будут также очень слабые,. Растительность на голове исчезнет. Бла¬годаря движущимся тротуарам и лестницам, мышцы ног значи¬тельно атрофируются. Ноги сделаются слабее и тоньше. Несомненно также, что люди будущего станут придавать гораздо меньшее значение процессу питания. Даже наши приемы пищи уже давно отошли от тех грандиозных, обильных пиршеств, которым предавались наши предки. Так как человек с веками утрачивает свою выносливость, то ему, вероятно, придется поддерживать в будущем свой организм искус¬ственными мерами и электрическим лечением. Поэтому требуется допустить, что со временем благодаря своей изнеженности человек не будет в состоянии выходить на воздух без особых предосторожностей*.

„Если б, — говорит дальше Лоу, — современный человек со¬хранил остро развитые слух и обоняние своих далеких предков, он не мог бы жить среди шума и зловония современных городов. Это доказано опытами, произведенными с крыши одного здания в Лондоне в самое спокойное время ночи. При помощи микрофонов слуховая впечатлительность уха была приблизительно доведена до той степени, какою обладали пещерные жители. При этом нормальные человеческие голоса городской толпы превратились в резкие, кричащие и лающие звуки. Разговорная речь была слышна не только в непосредственной близости, но и из-за соседних окрестностей. Звук каблуков на камен¬ных тротуарах, слышимый на расстоянии четверти километра, произ¬водил впечатление топтания огромных животных, а шум поезда казался ужасным грохотом сражения*.

Немудрено поэтому, что сильный звук „мегафона*, — как пове¬ствует автор романа „Борьба в эфире*, — возбуждал ужас и повергал на землю людей будущего.

К этому описанию физических свойств человека будущего следует добавить, что, по наблюдению ученых, с ростом цивилизации все более сглаживается резкое различие между мужским и женским типом. Мужчина, окруженный удобствами большого современного культур¬ного города, становится слабее физически, делается женственнее и вместе с тем более нервным, наоборот—женщина, призванная эконо¬мическими условиями к борьбе за существование, приобретает многие черты мужского характера. Эти изменения постепенно отражаются и на физических свойствах, вырабатывая ,средний тип» женоподоб¬ных мужчин и мужчиноподобных женщии.

Сравнительный объем мозга — от обезьяны до человека

будущего.

По мнению Лоу, даже костюмы мужчин и женщин будут одина¬ковые, так что при одевании, по его словам, .мужчина легко может по ошибке надеть костюм своей жены».

Герои романа .Борьба в зфире» очень близко подходят к изо¬бражённому им типу человека будущего, Автор делает лишь различие

между людьми, живущими в Европе, и американцами, находящимися в наиболее искусственных условиях „города — небоскреба». Их изне¬женность доходит до того, что разбитое окно пугает их (простудой) больше, чем вторжение врагов. Клайне—законченный тип этой изнежен-ности. Он не может даже ходить без механического приспособления.

1 Таковы люди будущего в изображении романиста. Теперь об¬ратимся к технике. В центре технического прогресса поставлено

радио. Не превалирует ли в этой области у автора фантастика над научно¬стью? Вот авторитетное мнение о будущности^1 радио доктора 1.со Дс Рогоз!,, которому радио обязано многими ценными изобретениями. („Радио в 1950 году»).

„Мы см.жем обна¬ружить, — говорит он, — новое излучение, которое следует за поверхностью земли. Возможно, что удастся открыть какую- либо новую форму луче¬вой энергии, которую можно направлять могу-чими потоками, наподобие струи воды из шланга. Конец такого вообра-

жае.мого шланга, расмоло- Всроитпый тип человека будущего. женный иа берегу Атлан¬тического океана, пото¬ками энергии, надлежаще направляемой на запад, через Соединенные Штаты, сможет снабжать аэропланы движущейся силой, во много раз превышающей возможную в наши дни скорость. Мы сможем пересе-кать американский континент после утреннего чая, в полдень завтра¬кать на побережьи Неликого океана к возвращаться в Нью-Йорк к обеду. К тому времени гигантские аэропланы будут проноситься по небу гораздо выше штормового пояса.

ЯМ 

Современная передача изображений не есть телевидение в пол¬ном смысле этого слова. Когда мы сможем видеть, сидя в театре или У себя дома, движение уличйой толпы или театральное представление, идущее в другом городе, находящемся на несколько сот километров от нас, тогда можно будет сказать, что подлинное телевидение достиг¬нуто.

В настоящее время основным вопросом телевидения являются трудности механического порядка, но необходимые .ускоряющие процессы» изучаются и прорабатываются-в научных лабораториях. Телевидение — возможность вйдёть «а расстоянии — вполне осуще¬ствимо, и ближайшие годы сулят в этом отношении поразительные юрспективы.

Уже близко то время, когда одной лампы будет достаточно радиолюбителю для усиления й, так сказать, распространения слыши¬мости его уха на все пространств! земного шара. Представьте мыс-ленно возможность слышать охоту на тигров в Индии, шум битв, или слышать и видеть события за десятки тысяч миль.

Далее радио суждено сыграть весьма крупную роль в суще¬ствующей системе обучения. Уже сейчас школьные радиоустановки Широко практикуются. В будущем появится совершенно новая система обучения, при которой большая часть преподавания будет происхо¬дить по радио...* (Ро^и1аг КасЦо. МагсйГ 1927 г ).

Слова крупного научною работника и изобретателя в области радио, как видим, вполне подкрепляют фантастику автора.

В этом научном предвидении КогсзСа самое интересное—уве¬ренность автора в возможности передачи, при'помошн радио, энергии да расстояние. Если такая возможность осуществится, то осуществить все технические сооружения «Радиополиса* вплоть до подземных «танков*, не представит большого труда.

Не мешает также сказать несколько слов о поясной системе рас¬пределения радиостанций в .Радиополисе*. Сущность поясного вре¬мени всем более или менее известна. Для городов, расположенных иа разных меридианах, существует не одно и то же время. Чем восточ* нее расположен город, тем раньше там восходит солнце. Поэтому, — если часы поставить везде одинаково,—получится, например, такой курьез: телеграмма, посланная из Томска в 2 часа дня, получится в Ленин¬граде в 11 часов утра, т. е. как-будто раньше на три часа своей от¬правки. П.тссажир аэроплана, летящего из Москвы в Томск, должен через каждые 16 километров переводить свои часы иа 1 минуту вне-

ред, чтобы иметь правильный ход своих часов. Это создавало большие неудобства, в особенности для железных дорог. Поэтому начальник железных дорог Канады (Сев. Америка) С. Флеминг еще в 1879 г предложил разделить весь земной шар по числу часов■ в сутках на 24 части или пояса. В Европе это предложение Флеминга было при¬нято в 1888 г., а у нас введено декретом Совнаркома 8 февраля 1919 г.

Следует отметить, что и Народный Комиссариат Почт и Телегра¬фов строит план радиофикации СССР, учитывая поясное время, так как СССР, из общего числа поясов, занимает 11,—от второго до 12,— то-есть почти половину охвата земного шара.

Не более „фантастичной*, чем перспектива использования радио для добывания энергии, является и солнечная станция. Использование солнечной энергии уже совершившийся факт. Солнечные двигатели существуют в Лос Анжелосе, Миди (на берегу Нила в Африке), и в других местах, где солнечных дней бывает наибольшее количе-ство в году. Таких мест с наименьшей облачностью на земном шаре несколько. Солнечные двигатели можно применять в юго-западной части Северной Америки, по западной береговой полосе Южной Америки, на юге и севере Африки, почти во всей Австралии (кроме восточного берега), в малой Азии и наконец у нас в Туркестане. Вопрос лежит только в плоскости технических усовершенствований. Количество же солнечной энергии безгранично’. Весь земной шар получает от солнца энергию, равную 350 биллионам лошадиных сил, — цифра, которую невозможно себе даже представить. Поэтому проще представить такой расчет. На каждый квадратный метр поверхности мощность солнечного излучения равна почти двум лошадиным силам. Стало быть, с одного кв. километра поверхности, перпендикулярной к солнечным лучам—теоретически при 10О“/о полезного действия — можно получить 2.000.1ХХ) лошадиных сил. При использовании только 10°/0 за год один километр даст 75.0СО лошадиных сил. На 13—15 тысячах километров можно добывать энергию, равную энергии годо¬вого расхода каменного угля во всем мире. Таковы грандиозные пер¬спективы использования энергий солнечных лучей. Одного солнечного Туркестана достаточно, чтобы снабонть энергией весь мир. Прибавьте к этому возможность передавать эту энергию на расстояние при помощи радио -и перед человечеством откроются перспективы техни-ческого прогресса нс менее обширные, чем те, которые изображает автор в романс „Борьба в эфире*,

Интересно также, остановить Внимание читателя на картина* ро¬мана, изображающих одичание культурных американцев. Эти картины как — будто противоречат понятию о прогрессе. По общепринятому представлению, человечество идет лишь по пут» прогресса. — восхо¬дящей линией в области культуры и техники. Однако этот закон про-грессивного развития имеет свои исключения в жизни отдельных на¬родов. История знает и Обратные явления — понижения культуры, нравов и ир., словом, явления регресса (как бы обратного движения в историческом развитии). Такой, например, регресс в области и нравов, и культуры, и умственного развития произошел в древнем Риме в эпоху императоров. К тому же, приблизительно, времени относится и регресс в истории Греции. Но особенно резко отмечается регресс в истории древнего Египта. Египет пережил блестящую эпоху в пе¬риод XII династии, затем наступило время упадка. XVI XX династии вновь дают картину пышного расцвета культуры, архитектуры и искусства, а затем начинается упадок. Таким образом более чем за тысячу лет до нашей эры Египет во всех отношениях стоял выше, чем к началу этой эры. Этот регресс долго вводил в заблуждение ученых египтологов нашего времени: более совершенные произведе¬ния искусства и архитектуры они, естественно, относили к поздней¬шему» времени, а более грубые —' к раннему. И только когда удалось лучше овладеть египетской хронологией, пришлось сделать обратную перестановку: от высших форм к низшим.

Ацтеки — обитатели Мексики—мало чем в настоящее время отли¬чаются от кочевых и полукочевых индейцев. Между тем, и этот народ переживал цветущий период, имел довольно высокую культуру, строил грандиозные сооружения. Некоторые образцы древнего искусства ацтеков могут соперничать с классической страной искусства—древ¬ней Грешней.

Наконец последний пример: Китай. Китайцы небезосновательно называли первых европейцев, с которыми они познакомились, варва¬рами. Порох, бумага, фарфор были известны в Китае задолго до того, как они стали изготовляться в Европе. Китайская литература —одна из богатейших в мире. Китайские историки и астрономы вели свои записи десятки веков... Затем Китай надолго погружается в свое¬образную китайскую косность, застой. Не даром Китай считался до недавнего времени синонимом косности, консервативности, неподвиж¬ности. И только на наших глазах Китай пробуждается от этой вековой спячки, стараясь в героическом порыве как бы не только нагнать

потерянное, но н стать в первых рядах Строителей новых форм жизни человечества.

Из технических деталей интересно здесь отметить упоминающийся в романе «Борьба в эфире* аппарат для определения передающей радиостанции по направлению радио-волн. Идея такого аппарата была осуществлена еще до войны. Во время империалистической войны применяли в Англии так называемые пеленгаторные аппараты для того, чтобы определить местонахождение цеппелинов по тем радиосигналам, которые они дают. Для этого устраивались две пеленгаторных станции на некотором расстоянии друг от друга. Каждая определяла угол и место пересечения линий, идущих от этих-углов. Этим-определялось местонахождение излучавшей станции (помещенной на цеппелине).

Чтобы объяснить принцип — этого определения, дадим небольшой чертеж.

При помощи пелеигаторного аппарата определяется первый угол с места А (делается .засечка*). Затем, направление излучающей станции определяется с другого места—Б (на расстоянии нескольких километров от А). На новом месте — Б —делается вторая .засечка» (определяется угол). Место пересечений двух линий, идущих от угла А и Б, — точка В и будет искомая.

Если же .засечки делаются из трех точек, как это показано на чертеже 2-м, то линии не сойдутся в одной точке; пересекаясь, они составят треугольник. Это и называется треугольником ошибок. От середины каждой стороны этого треугольника необходимо провести

Я1Я

к противоположному углу, и тогда уже в середийе «того Дикого треугольника определится искомая точка (местонахождение Сдающей станции).

I Рассказ .Вечный хлеб* содержит в себе ту .условность», о кото- 8 мы говорили.

’• Проблема искусственного, лабораторного, химического создания <иш давно занимает ученых. 'Этой проблемой химического питания ^ресовялся еще знаменитый французский химик Вертело, поверх ^Ший химические исследования от анализа к синтезу. Создание ^Умственного белка (путем химического синтеза) и в настоящее ^Мя занимает ученых. Поскольку же белок является одним из основ- ^ элементов питания, разрешение этой задачи на много подвинуло

II вопрос об изготовлении питательных веществ химическим путем. Поэтому проблему, положенную в основание научно-фантастиче-

>о рассказа, следует признать вполне научной. .Условность* за¬дается лишь в том, что герой рассказа — профессор Бройер—изо- ^тает биологический .хлеб*, который может безгранично увеличи¬ться, получая все необходимое для питания (роста) из воздуха. Еретически рассуждая, и это положение нельзя назвать ненаучным. Честно, что простейшие организмы распространяются с необычайной ‘^ротой.

И если бы. какая-нибудь бактерия получила возможность раз¬даться безостановочно, если бы ни одна из этих бактерий не ёла от неблагоприятных условий, то бактерии действительно могли ' заполнить весь земной шар, как .тесто* профессора' Бройера. °вкгически же, разумеется, происходит иначе. Борьба за существо• «ие является регулятором, который препятствует безграничному Умножению одного какого-либо вида. Проблематичным является «Же и то, что один воздух мржет дать все необходимое для питания ловека хотя бы и через простейшие организмы, .питающиеся* воз- : *0м.

Автору понадобилось допущение такого положения лишь для о, чтобы на основе этой .условности* наиболее ярко выявить за- шость между экономическими факторами и правосознанием ‘оралью людей.

Автор показывает, какие Изменения в .правосознании* и нравах ^исходят в зависимости от изменений ценности .вечного хлеба*. — останавливаясь на этом, автор дает парадоксальную картину того обычайного положения, когда „хлеб* из полезного продукта пита-

переходят в свою противоположность: кража уже не становится В! ступлением. Наоборот, уничтожение хлеба делается благодеяи' Подбрасывание же хлеба карается как страшное преступление. Бр*!1 мзобргвший хлеб, из благодетеля, человечества превращается а1 стушшка и нрага...

От этой „условности* мм вновь переходим иа более твер! почву в рассказе „Ни жизнь, ни смерть*. «

А н а б и о з—одно из интереснейших явлений, связанных с вопрЯ

тих организмов Опыты в этом направлении производились ! в конце прошлого столетия физиком Раулем Пиктэ. Он, например, о* делил, что собак* погибает при понижении температуры тел* -- 22» по ЦеЛьсию, мышь—при температуре тела — 18° Ц. Полягу* гибли только при температуре — 28° Ц., улитки—110—120ч; Спорй бактерий выдерживали холод до 2(Х> градусов ниже нуля (точка смсР

При исследовании температуры насекомых русскому ученому ! метьеву удалось заметить интересное явление: что если температуру кусственно медленно понижать, не доводя ее до точки смерти, то К комос впадает в особое состояние спячки; из которого его м<я вывести постепенным же поднятием температуры Это состояние и О названо анабиозом („между жизнью и смертью'). )

Анабиоз напоминает собою состояние зимней спички, кото подвержены некоторые животные (еж, сурок, ящерица, череШ летучая мышь). Эти животные поддаются и анабиозу. БахмрР с успехом применял анабиоз к летучей мыши. Что же касается те( кровных животных, то осторожная научная мысль считает примени к ним анабиоза менее вероятным, чем, например, применение к рыбам. Однако возможность эта не исключена. Проф. Г1. Ю. 1НМ говорит:

„Менее вероятно, что удастся на практике применить аиай к теплокровным животным, но если бы это удллось, то! произвело бы, конечно, колоссальный переворот во всем селье| хозяйстве*. !

Следует указать, что применение анабиоза к человеку, во вся1 случае, интересовало ученых, которыми, в частности, высказыв* взгляд, что при удаче этого опыта он мог бы оказаться могучим днем борьбы с туберкулезом, так как туберкулезные нал(п 

довольно чувствительны к температуре. (В рассказе—астроном Лесли, исцеленный от туберкулеза).

Наконец, что касается последнего рассказа — „Над бездной», то в нем условно принята возможность усиления вращения земли. Современная наука, разумеется, даже нс может ставить такие проблемы. Но пользуясь этой условностью, автор вполне показал обоснованные физические последствия такого усиленного круговращения земли. Фан¬тастика таким образом помогает усвоить законы тяготения ч центро¬бежной силы, которых в обычных условиях мы даже нс замечаем.

Читателям, которые заинтересовались бы затрону¬тыми в романе и рассказах А. Беляева вопросами, можно рекомендовать следующие книги:

Никольский А. К. — „Техника войны. Войны прошлого, настоя¬щего и будущего». ГИЗ, 1926 г. Стр. 130, с 55 рис. ц. 60 к.

Книга знакомит как с историей войны ,и военной техники, так и с орудиями убийства и разрушения, применяемыми в со¬временной войне. Кроме того, в чей намечаются и вероятные перспективы развития военной техники будущего. На писан*» живым, образным языком. Доступна для читателя, обладающего некоторой притачкой к чтению.

Ауэрбах. — „Физика на войне*. ГИЗ, 1928 г. Стр. 218 ц. 1 р. 50 к.

Описываются разнообразные физические приборы, приме¬няемые в современной войне, а также применение физики и артиллерии, флоте, инженерных войсках и т. д. Доступна для подготовленного читателя.

Гюнтер Г.— „Книга о радио..Элементарное введение в радиотеле¬графий и' радиотелефонию*. ГИЗ, 1927 г. Стр. 250, ц. 1 р, 85 к.

Рекомендуется как одна из лучших книг для первоначаль¬ного ознакомления с радиотехникой всем начинающим любителям, .знакомым с началами физики и электротехники. Для понимания ч требует небольшую подготовку.

Брестский П. (Лопатин). — „Техника завтрашнего дня». „Молодая Гвардия», 1926 г. Стр. 64, с 19 рис., ц. 45 к.

Содержание: Завоевание солнца. — Пойманное тепло вулка¬нов. — Покоренный океан.— Пойманный ветер, — Электричество из воздуха и солнечного света. — Богатырь-радий. Доступна для малоподготовленного читателя.

Го л л С — „Завоевания техники. Великие- сооружения нашего вре¬мени*. ГИЗ, 1926 г., Стр. 224, с 75 рис.-, ц. 1 р. 40 к. -.

В книге рассказывается об изумительных достижениях совре¬менной строительной техники:- мостах, подземных и подводных туннелях, небоскребах. Доступна для средне подготовленного читателя.

Лобач -Жученко Б., проф. .Побежденное пространство», .Моло¬дая Гвардия», 1926 г., стр. 120, с 37 ряс. и. 1 р.

Книжка знакомит с успехами современного транспорта. Доступна для средне подготовленного читателя:

Лопатин П. — .Солнце и машина», .Молодая Гвардия», 1925 г. с чертежами и рисунками, стр. 120, ц. 25 к.

Популяр» о''написанная книжка об использовании солнечной энергии для технических и промышленных целей. Доступна малоподготовленному читателю.

Завадовский Б. — ,0 брожении», .Молодая Гвардия», 1925 г. стр. 52, ц. 20 к.

Книжка знакомит с различными видами брожения, в частно¬сти хлебного, и ролью бактерий в процессе брожения. Доступна средне подготовленному читателю.

Леб, Вальтер,- .Химия биологических процессов», ГИЗ, 1925 г. стр. 75, ц. 60 к.

Дает сжатое изложение химических процессов, происходящих в организмах животных и растений. Пригодна для подготовлен¬ного читателя.

Шимкевич В. М. — .Будущее человечества сеточки зрения нату¬ралиста», ГИЗ, Берлин, 1923 г. стр. 39, с 11 рис., ц. 40 к.

Попытка дать образ будущего человека в его анатомических особенное!ях, на основании анализа происхождении и развития человека в процессе эволюции. Пригодна для подготовленного читателя.

Г ремяцкий М. — .Смерть и'оживлеиие», ГИЗ. Стр. 47 ц. 10 к.

Содержание: Отчего Иногда шевелятся покойники, отрезанных пальцев и кусочков тела. Оживление человеч!/ сердца, и т. д. Для малоподготовленного читателя.

Шмидт П. Ю,—.Загадки жизни», ГИЗ, стр. 188, с 33 рис., и. Д,;Д.

Содержание: Загадка жизни. Химия жизни. — АнабГ ! ;:.-Д : Старость, смерть и бессмертие по учению И. И. Мечнике-.• Гипноз животных. Для читатели со средней подготовкой. /д’

Пиотровски й.—.Что происходит вокруг нас. Физика обых

жизни для начинающих». ГИЗ, стр. 204, ц. 1 р. « ; . '

Книжка на примерах из повседневной жизни зш|,тД — с основами физики и ярко показывает тесную связь между наукой и жизнью. Доступна малоподготовленному читателю.

Андреев 1>. •— «Завоевание природы. Физика на службе ^еловече- * ства*. ГИЗ, 1927 г. стр: 135, с 48 рис., «ц. 75 к.

Содержание: Что такое физика. — Физика и сйвершенство- — .вание жизни. — Человек и силы природы. Физика н познание мира.

Книжка предназначается для привыкшего к чтению рабочего серединка, не получившего подготовки в области наук о природе.

Лебедев Н. К.— .Поясное время», ГИЗ, Стр.,55 ц. 30 к.

Книга знакомит читателя с -.приминном поясного времени. Доступна малоподготовленному читателю.

4

ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ

„МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»

Москва, Центр, Новая площадь, 6/8

СОВРЕМЕННАЯ БИБЛИОТЕКА ПУТЕШЕСТВИЙ, КРАЕВЕДЕНИЯ, ПРИКЛЮЧЕНИЙ И НАУЧНОЙ □ □ □ □ □ ФАНТАСТИКИ а о о □ о

под редакцией С. П. Полтавского

Современность гораздо больше, чем прошлые эпохи, богата фактами, способными поразить воображение.

Сказки былого становятся действительностью наших дней. Границы познания непрерывно расширяются. Происходящее на наших глазах изменение социальных условий'и те задачи, кото* рме оно себе ставит, создают новые предпосылки для раэвер* тывания человеческой изобретательности, героики, способности овладеть непокоренными еще стихиями и силами природы. После Октябрьского сдвига в нашей стране растут и углубля¬ются революционные сдвиги народов Востока, колонйий, полу¬колоний. Внутри страны у нас, на ряду с подготовкой к реши¬тельным боям с капитализмом, идет усиленная стройка, в кото¬рую все больше и больше, вовлекаются входящие в состав СССР .малые* народности окраин.

В таких условиях становится вполне очевидной необходи¬мость создания современной .Библиотеки путешествий, краеведения, приключений и научной фантастики*, которая, продолжая в более широких рамках и с более современным материалом работу крупнейших мастеров образовательной лите¬ратуры, поставила бы себе целью планомерный, насколько воз-, можно в стадии первоначального развертывания работы, подход к разрешению этой задачи.

Предлагаемая вниманию читателя .Современная библиотека путешествий, краеведения, приключений и научной фантастики* будет заключать в себе ряд произведений современных совет¬ских авторов, объемом от 8 до 12 печатных листов каждое. 

ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ §

„МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ» |

Москва, Центр, Новая площадь, 6/8 :

;

| В состав библиотеки войдет краеведческая беллетристика, „коло- | ниальные* романы, романы и повести, посвященные жизни и 1 быту Красной армии, физкультуре, туризму и различным, вилам I* спорта, достижениям науки и техники, путешествиям, приклю- ! чениям и научной фантастике.

I Ближайшие книги серии

! Н- Могучий.— Гнев Мое-то-они. Роман из { австралийской жизни, с иллюстрациями.

| Канвой романа является исторический факт стихийного

| восстания австралийских туземцев против белых колонистов, ! разыгравшегося в половине прошлого столетия. На фоне | этого исторического события роман дает увлекательно 5 очерченные и в то же время серьезно проработанные и | научно достоверные картины быта, нравов и обычаев оссд- | лых австралийских туземцев, флоры и фауны Австралии : в их наиболее интересных образцах, сцены из быта а ветра-

; лийских фермеров и золотоискателей.

Чжимбэ.—Люди ущелий. Современный роман из жизни хевсуров (Кавказ), с иллюстрациями.

ромаи переносит героев—участников неудачного мснь- • ’»вистского- восстания в Грузии —в недоступные горные делья Хевсуретии. Здесь развертывается ряд неожидан- . „/х событий, знакомящих читателя с бытом и нравами

' '^суров, суровых воинов, сохранивших до наших дней 'оружение средневековых крестоносцев и предания о них, , к о своих предках.

. 1 *. И. Мюр.—Машина Уитнея. Роман из исто- •• техники, с иллюстрациями. 

у$Г'

промышленности и текстильной индустрии. Его полная дра¬матических моментов деятельность описана в живой белле-тристической форме в романе Н. И. Мюра, одного из круп¬нейших инженсров-популяризаторов. Попутно дан ряд инте-ресных для массового читателя сведений о рабовладельце- стве, об экономике, природе н населении Соединенных Штатов описываемой эпохи.

П. Скосырев. — Прошу сохранить мне жизнь.

Роман, с иллюстрациями.

Касаясь широко известных фактов недавнего про¬шлого — иностранного шпионажа в СССР, взрыва бомбы в Ленинграде и пр., роман уделяет значительное место изображению жизни и быта защитницы СССР от покушений извне — Красной армии. В.живо и художественноямзоер- иутом действии показано формирование в новых условиях новых кадров красных бойцов. Выведенные автором типы жизненны. Сюжет увлекателен и полон драматизма.

Ф. Воскресенский.—„Степь». Краеведческий роман из жизни степных киргизов Казакстана, с иллюстрациями.

Роман захватывает события с 1922 по 1927 гг. Жизнь героя, молодого киргиза, дает автору возможность, па ряду с интересной, богатой драматическими эпизодами фабу¬лой, построенной на борьбе двух культур, кочевнической , и городской, оседлой, показать кочевой быт киргиз с его колоритными особенностями, кризис этого быта и переход кЬчсвников к оседлой жизни в современных совет¬ских условиях.

Готовится к печати ряд других книг на темы

путешествий, краеведения, приключений

и научной фантастики, принадле-

жащих перу лучших совре-

менных советских

писателей.

https://fantlab.ru/edition137289