Ян Якоб Слауэрхоф — еще образцы

ЯН ЯКОБ СЛАУЭРХОФ

(1898–1936)

.

АКУРЕЙРИ*

.

В Исландии, где меж скалами фьорда

Стоит Акурейри, я вздремнул;

Я слушал, как монотонно, гордо

Звучит в пустоте водопадный гул.

.

Приглядываясь к прибрежным каменьям,

Кружится лысый орлан-разведчик,

Лишь овцам и северным оленям

Пастись привычно у здешних речек.

.

Здесь низвергающаяся вода

Выдалбливала гранит на дне.

Я спал, но думал: кто знает, куда

Корабль увозит меня во сне?

.

Я спал, как спать вовек не смогу

На койке своей, вдали от земли;

Кто ведает – на каком берегу

После крушенья меня спасли?

.

Я видел во сне – зачем, почему? –

Как между богами грянул Рагнáрек,

Падала глыба за глыбой в дыму,

Будто за легким шариком шарик.

.

Однако проснулся я, и снова

Увидел поток, летящий с кручи,

Луна средь неба, еще ночного,

Скользила в зарю, как маяк плавучий.

.

Птицы да скалы – всё неизменно,

Радуга в падающей воде;

Но поднялись травы мне по колено,

И корабля не видать нигде.

.

Предел и горестям, и заботам

Находят люди в этом краю,

Смыло ревущим водоротом

Тревогу бессмысленную мою.

.

В Исландии, где водопад у фьорда

И порт Акурейри, вздремнулось мне,

Светлее и чище – знаю твердо –

Стала душа моя в этом сне.

.

* Порт на севере Исландии, вблизи от водопада Годафосс.

.

МЕРТВОЕ МАКАО

.

Отживший город лег вокруг залива,

К воде прильнул, устало омертвел,

И джонка в гавань тянется стыдливо

Взамен былых надменных каравелл.

.

Уже ничье не потревожит судно

Отливом обнажаемого дна,

И под эдиктом вечным беспробудно

Почиет в паутинах тишина.

.

В названьях улиц тлеет отблеск чести

Иезуитов и бойцов былых;

Года и дни свершают бег на месте

Над чередой строений нежилых.

.

Решительно и резко ночь настанет,

Заполнив каждый угол и изгиб

На улицах, и дальний выстрел грянет

Над цитаделью, словно слабый всхлип.

.

И шагом женщины идут нескорым

Тогда, еще крестясь по временам;

И сходятся перед пустым собором

Они, кто были днем незримы нам.

.

Они бредут туда, где дремлет Прайя,

Где всё песком затянуто в порту,

И ждут, в уме слова перебирая,

И сами понимают их тщету.

.

Шуршат кривых деревьев вереницы,

О берег море трется тяжело,

Таращит город мертвые глазницы

И копит в сердце вековое зло.

.

Часы на дальней башне бьют уныло,

И женщины домой брести должны.

Высокий крест святого Михаила

Чернеет в блеске меркнущей луны.

.

Лишь далеко вверху лучи, как прежде,

Струит старейший в Азии маяк,

Подвижнически рассекая мрак

Для тех, в чьем сердце место есть надежде.

.

ДЖОНКИ

.

То в утренний туман бесследно канув,

То разметая облачный покров,

Плывет армада джонок и сампанов

Из бухты в море на привычный лов.

.

Плывет, блюдя традицию столетий,

Всё удаляясь, но еще в виду, –

Чтоб сети опустить при первом свете,

Плывет меж скал, под первую звезду.

.

Плывет туда, где дремлет даль нагая,

Куда, как прежде, гонит нищета,

В глубины одиночества вдвигая

Оглаженные старостью борта.

.

ПОРТОВЫЕ ГОРОДА

.

Лишь гавань моряку верна.

Мир слишком зыбок и нетверд.

Обманет друг, солжет жена,

И не изменит только порт.

.

У многих семьи там, вдали,

В тумане, где-то за кормой, –

Но этот слабый зов земли

К беде ведет, а не домой.

.

В любом порту найдется дом,

Где я посплю на берегу:

Валюты, нажитой с трудом,

Я в эту ночь не берегу.

.

Про деньги позабуду я,

Чуть окажусь на корабле.

Лишь города – мои друзья –

Опять зовут меня к земле.

.

Шанхай, зловонный, гордый порт,

Гонконг, одетый сединой,

Рейкьявика холодный фьорд,

И Рио – рай, вполне земной.

.

И Порт-Саид – столица шлюх.

И Йокогамы грозный рок,

И Сингапура тяжкий дух,

И вжатый в лед Владивосток.

.

Буэнос-Айрес – парапет

С концами неизвестно где,

И нефти неизбежный след

Близ Байя-Бланки на воде.

.

Джибути – коль не боязлив,

Сойди да заживо растай;

Ханчжоу, спрятанный в залив, –

Врата, ведущие в Китай.

.

Перт, Брисбен – в сумраке, в дыму

Они живут во мне, как стая, –

Пока другие за корму

Глядят, остатки дней считая.

.

Перевод с голландского Е. Витковского