«Конец 12 века. В Иллирии при подозрительных обстоятельствах погибает герцог Орсино. Об этом
Сделав главным героем своей книги одного из персонажей комедии Шекспира «Двенадцатая ночь, или Что угодно», Алан Гордон создал замечательную, полную юмора эпопею о приключениях шута-детектива».
Почтенные читатели, столкнувшись в начале рецензии с дословным изложением аннотации, могут нахмуриться и отвернуться. И они будут правы: начинать рецензию таким образом все равно что начинать прогулку по незнакомому городу с Кожевенного переулка; чичероне демонстрирует не столько город, сколько скудость собственного разума и пристрастие к шуткам самого низкого пошиба. Он заслуженно выйдет из доверия у читателей, как это, собственно, давно произошло с аннотациями, будь они хоть вытиснены золотом на переплете телячьей кожи.
Что может возразить на это чичероне?
Разве что напомнить про долг каждого христианина: столкнувшись с чудом, он должен поведать о нем миру.
А разве не чудо, что нашлась правдивая аннотация? И что книга выполняет ее обещания охотно и с лихвой?
Автор изрядно потрудился, превращая идиллическую Иллирию в реальное герцогство Орсино; он искусно вписал его в политическую обстановку средневековья и так же ловко он обошелся с персонажами «Двенадцатой ночи»: некоторым время пошло лишь на пользу, а с некоторыми случилось ровно то, что и должно было случиться с беззаботными эльфами, которых перенесли на земную почву. В высокой комедии «не так уж важно, кто в кого и как влюблен: важно, чтобы эти влюбленности в итоге сложились в красивый узор», но время стирает любые узоры и рисует взамен новые.
По чести сказать, американец, позаимствовав творение англичанина в качестве предыстории собственной книги, обошелся с ним куда деликатней, чем английский сочинитель порой поступал с чужими творениями. Англичанина оправдывал его гений; разумеется, мы не можем применить это оправдание к американцу, но можем сказать, что у него определенно есть дар к сочинению увлекательных и забавных историй.
Отдельно стоит отметить его талант пройти между Сциллой педантичной, многсловной учености и Харбидой пустого верхоглядства при воссоздании столь далеких от нас времен.
Выслушав сии оправдания, читатели, чье милосердие столь же велико, сколь велика их жажда занимательных историй, может, и простят неумелого чичероне, но он неизбежно должен выслушать еще один упрек: зачем он рассказывает о книге на площади, вовсе для этого не предназначенной? Здесь ценят вымысел, но не любой.
Что тут сказать?
Разве что сослаться на существование тайной гильдии шутов, которая изо всех сил старается заставить венценосных владык поступать в согласии с духом христианства, а не с его буквой. Изо всех тайных обществ, о который мне доводилось читать, это — самое приятное; я бы охотно пригласила гильдию пройти через бумажные ворота вымысла в нашу порой весьма неприглядную реальность.
И теперь я, неудачливый Пролог, скажу вам, почтенному читателю, еще несколько слов. Возможно, я должна была сказать их в самом начале, чтобы сберечь ваше время и запасы терпения; но, с другой стороны, кто же поверит Прологу, который появляется на сцене, говорит «Сейчас будет прекрасная пьеса!» и проваливается в люк?
Так, что с вашего дозволения, я скажу: «Отличный литературно-исторический детектив!» и скромно удалюсь, не дожидаясь, пока меня поторопят гнилыми овощами.
цитировать
свернуть ветку
