— Евгений Владимирович, что заставило вас, поэта с именем, известного переводчика и востребованного редактора-составителя, обратиться к прозе — причем к прозе, имеющей слабое отношение к реальности, данной нам в ощущениях?
— Вообще-то я обратился к прозе в 1980 году, к 1990 году трехтомный роман дописал, в 2000-м АСТ его издало, потом еще два романа вышло, и последние попадали в шорт-лист АБС-премии. Для меня роль поэта-переводчика-составителя, а еще и просто литературоведа более чем естественна. Но при советской власти я мог писать только в стол, вот и был переводчиком. А сейчас и пишу, и издаюсь. Деятельность же издателя и редактора для меня — естественное продолжение моей привязанности к станку Гутенберга, я в издательствах с переменным успехом сорок лет работаю. Так что проза, и притом ее издание, для меня — как раз главное дело. Насчет же фантастики, так я глубоко убежден, что другой литературы не бывает: уж если бель-летр, то всегда фантастика.
К тому же, если подходить менее серьезно, на рубеже XIX-XX веков существовавший в Москве торговый дом «Витковский и компания» печатал... обертки для конфет. И ведь это были купцы второй гильдии — мой прадед Вольдемар и дед Генрих-Вольдемар. Так что типографское дело для меня вообще природное.
— Критики головы сломали, пытаясь вписать вашего «Павла II» в определенный дискурс, отнести этот роман к какому-то направлению. Альтернативная история, мистика, магический реализм... Все не то. А сами вы как определяете жанр этой книги и ее продолжений?
— Полагаю, что это прежде всего альтернативная история (ветка где-то в 1982 году, а флэшбек с Федором Кузьмичом — скорее из области криптоистории, но она мне там сильно потребовалась, хотя к этому жанру я не привязан). Кроме того, это объективно предикционная сатира. Сами посмотрите, какие гнусные намеки в моем романе на людей, о самом существовании которых я не слыхал в даже в 2000-м, когда роман вышел, содержатся. Считайте, что мой роман — попытка реформировать будущее. К [счастью/к сожалению] она удалась (ненужное в данном случае пусть каждый зачеркнет сам).
Но если серьезно, то я испытываю чуть ли не физическое удовольствие, обнаруживая цитаты из моего «Чертовара» на каком-нибудь кожевенном сайте: кожевникам часто даже в нынешнем интернете способа выделки кожи взять негде. А откуда у меня? Знаете, с чем только поэт-переводчик не сталкивается: то терминологию шпагоглотателей выясняешь, то основы офенских языков, то терминологию конской упряжи. Поди узнай, скажем, что «серебряные» шпоры вообще не звенят, а какие звенят? Знаменитые петербургские савельевские, их до осени 1917 года делали. Очень много такой информации на полях переводческой работы скопилось. В итоге постепенно утилизирую у себя в прозе, причем и повторяться не стесняюсь.
Хотя, конечно, бывают и «вселенные» для одной книги, лучший пример — изумительный «Свет в окошке» Логинова.
— «Для кого пишут фантасты?» — такой вопрос когда-то задал Роман Арбитман писателю Дмитрию Биленкину. Перефразирую: для кого пишете вы, какой видите свою аудиторию? С учетом того, что фантастический прием в вашей прозе используется весьма своеобразно...
— Писатели пишут для себя, а коммерческие писатели — для редактора, который смотрит, чтобы «пипла хавала», то есть народ раскупил хотя бы тысяч пять экземпляров. Я плохого об этих писателях ничего сказать не хочу, но знаю, у кого сколько детей. Одного такого писателя спросил по-дружески: перечитывает ли он свой текст, когда пишет. Он честно сказал, что нет — нужно сдавать по книге каждые две недели. Я к этой породе не отношусь (хотя иной раз в такого писателя играю, даже псевдонима не беру: об этом ниже). Читатели у меня есть, причем весьма преданные, только не уверен, что число их переваливает за трехзначное. Правда, я отдаю свои книги в интернет, и в итоге меня даже с рутрекера можно скачать готовым «собранием сочинением». Так что читателей больше, наверное. Я пишу для того, кто сможет меня читать. Как я убедился, мой рассказ «Штабс-капитан Янов», откровенно написанный о В. Ф. Ходасевиче, прекрасно воспринимают даже те, кто имени Ходасевича не слышал. В этом отношении для меня эталон — сэр Терри Пратчетт. «Кто что понял, тот молодец, прочее за скобками, а не хочешь, так и не читай вовсе». Проблем с изданием у меня после выхода «Павла II» в принципе нет, а тиража особого все равно не будет. Писать для широких масс не могу: если массы читают Маркеса или Павича, так думаю, те же и меня поймут со временем. «Попаданцев» не читаю и не рассматриваю. Уж если альтернативка, то строго альтернативная — как у Тертлдава в «Агенте Византии» и «Флоте вторжения» (рад бы издать продолжение, да денег на такой проект не наберу, сколько по соображениям давно безгонорарных Первухиных и Ренаров не запасай). К слову: Ренара мы два тома переиздали, а то, что не переводилось никогда — оказалось куда лучше: романы «Синяя угроза», «Мастер света» и прочее. Это в работе. Вообще мы с современным автором работаем по принципу — «что у вас готового, что другие не берут, или что уже давно переиздать пора»? Так возникли «Темная сторона игры» Щепетнева и полный на сегодня «Ницан» Клугера. Когда оба напишут продолжения, очень надеюсь, что мимо нас не пронесут.
Какие умные, красивые слова, какая наблюдательность... и насколько плохой роман. Вернее, может, и хороший с точки зрения там, филолога или кожевника — но читая, мысленно погружался в самый угар перестройки, с Войновичем, Петросяном, Хазановым и т.п. Их стиль, их текст, их темы. Невыносимо.
Видите, как оно. Я вот «Павла 2», а уж тем паче продолжения, с текстом и темами перестройки имеющих мало общего, люблю нежно и полагаю в целом явлением. Не филолог и не кожевник, а наслаждаюсь серией по сей день. Я бы поставил выше Войновича, Успенского, Лукина, Юза, да даже и Штерна не колеблясь. Про Петросяна и Хазанова, очень сильно завернуто. Любопытно, кто бы из них мог выдать на гору пародию-стилизацию страниц на сорок относительно «Осени патриарха», сравнительно с которой Берньер, например, курит в сторонке?
На горА. Нарочитая неправильность жаргона горняков, как шоферА, кондукторА, смысл которой убивается нормативным произношением.
цитата prouste
Любопытно, кто бы из них мог выдать
Было. Именно такое, у, кажется, Задорнова, про американского шпиона и про английскую спецшколу в которой не так выговаривают, как положено. И про трахаря яичного, и про памятник, и про телепортацию, и кашу из рисового архива — они, они, никак не Маркес.
цитата prouste
Я бы поставил выше Войновича, Успенского, Лукина, Юза
Ну уж... Лукин, Лукин... Лукин краток и, вопреки пенсионерским ноткам, не перестроечный по духу автор. Это уже растерзанные 90-ми нервы. И... нет, тут спорить не стану. Вот сказали бы — выше Житинского, было б сомнительно весьма.
цитата prouste
люблю нежно
Любовь зла.
цитата prouste
и полагаю в целом явлением.
Явлением чего? Или кого? Событием — да, было, о нем писали. Явлением... разве что дальнейшая судьба типична?
цитата интервью vvladimirsky
рад бы издать продолжение, да денег на такой проект не наберу, сколько по соображениям давно безгонорарных Первухиных и Ренаров не запасай
И про трахаря яичного, и про памятник, и про телепортацию, и кашу из рисового архива — они, они, никак не Маркес.
Сатира жанр площадной. Я Вам схожие мотивы отыщу и у Рабле и у иных. Сквозные смеховые мотивы, низовые и не очень, нне являются уделом перестроечной литературы. Вы будете отрицать, что отдельные главы относительно Сальварсана представляют собой осознанную пародию на стилистику и манеру Маркеса? Далее Вы продолжаете вкусовщину: из перечисленных Лукин вот вызывает какие-то эмоциии, другие нет.
цитата ааа иии
Вот сказали бы — выше Житинского, было б сомнительно весьма.
Ну так и по Вашим стопам. Житинский мне на ум не приходил, но элегантность Вашей подсказки, с тем, чтобы сравнение с ним тут же и опровергнуть, оценил. У Житинского я именно, что недавно читал Государя всея Сети — жанрово юмористическую вещь — мне в голову упомянуть его в этом ряду не пришло, уровень показался ниже.
цитата ааа иии
Явлением чего?
Отечественной смеховой литературы.
цитата ааа иии
Нарочитая неправильность жаргона горняков, как шоферА, кондукторА, смысл которой убивается нормативным произношением.
Вы мне не напомните, как называется литературный оборот, когда в диффамационных целях в цепочку из нескольких однотипных намеренно помещается иное, имеющее лишь черты формального, но не сущностного сходства ? Это я к цепочке Витковский, Войнович, Хазанов, Петросян. Все они подвизались на ниве юмористической стихии, которая площаднная и свои законы имеет. Вместе с тем Войнович, и Витковский, и Житинский, и Лукин ( кто бы из не был лучше) не занимались эстрадой, предполагающей организационные и эмоциональные очевидные особенности, а также наличие планки т.н. «среднего слушателя» в зале. Стиль Витковского, обилие аллюзий и реминисценций к корпусу мировой литературы — а не школьному канону, изобилие разных сюжетиков и анекдотов, фарсовых сценок — в сочетании и образует впечатляющий текст, очевидно объявленную игру-развлечение высокого уровня. Собственно, это сейчас расцвет филологов-юмористов в диапазоне от Шмаракова до Березина — некоторым образом книги про Павла 2 и цетера предвосхищают то, что они делают сейчас.
вкусовщину: из перечисленных Лукин вот вызывает какие-то эмоциии
Придется специально перетолковать для Вас вот это место
цитата ааа иии
Лукин краток и, вопреки пенсионерским ноткам, не перестроечный по духу автор. Это уже растерзанные 90-ми нервы
По темам, образам и стилю Лукин отличается от поставленных Вами в ряд авторов. Эмоции и вкус не упоминались, зато было написано тут спорить не стану
цитата prouste
они подвизались на ниве юмористической стихии, которая площаднная и свои законы имеет ... образует впечатляющий текст, очевидно объявленную игру-развлечение высокого уровня.
Угу. Так ведь и написал —
цитата ааа иии
может, и хороший с точки зрения там, филолога или кожевника
По темам, образам и стилю Лукин отличается от поставленных Вами в ряд авторов
В чем Вы видите разницу тематическую, образную и стилевую? К примеру в «Алой ауре протопарторга» что есть такого, чего нет в «Павле Втором», написанным, если что, лет почти на двадцать ранее. Или что не встретишь у Войновича? Или стиль у Лукина прямо-таки уникальный, ставит его на недосягаемую высоту сравнительно со Штерном, Успенским и Житинским?
Ой... Я завис... Петросян и Хазанов. Им писали шикарные писатели. Потом перестали и оба превратились в дерьмо. Войнович. Читал. И читаю. Особенно сильно опустил некоего Сим Симыча Карнавалова в «Москве 2017». Не эстада. И близко. Чонкина тоже сильно помню. Житинский?? Собирал по крупицам. В журналах, книгах, сборниках. Очень люблю. Большая потеря. Житинский — Витковский??? Витковский — это кто? Нет, не по тексту, а по сравнению. С Житинским и Лукиным, или Петросяном? Который не «текст». А вот вопрос Арбитмана Биленкину — это моё поколение. Да, ну и вопросец вы задали...
Какие умные, красивые слова, какая наблюдательность... и насколько плохой роман. Вернее, может, и хороший с точки зрения там, филолога или кожевника — но читая, мысленно погружался в самый угар перестройки, с Войновичем, Петросяном, Хазановым и т.п. Их стиль, их текст, их темы. Невыносимо.
Ну надо же... Через три месяца набрел на этот разговор. Значения он для литературы не имеет, было бы за что оправдываться. Но мне нравится псевдоним оппонента. На него (в переводе Маршака) даже есть ответ:
Мой мальчик! Тебе эту песню дарю. Рассчитывай силы свои. И, если сказать не умеешь «хрю-хрю», — Визжи, не стесняясь: «И-и!»
Первый роман (Павел II), кстати, по большей части окончен в 1984 году. Иначе говоря — до перестройки. О, святая ненаблюдательность... (с) В. Набоков
цитировать
свернуть ветку
