Дело такое — прибыл я, рота, вернее полурота, мы же должны химстредства противника определять. Я немного пугался, Господь свидетель, было мне чуть больше 26 лет. Зато иным паренькам было еще и до двадцати...
Все немного боятся. Я хожу вдоль строя, они мне через силу улыбаются... Я их не понимаю, это ощущеие остается со мной до сих пор.
И вдруг — старшиа. Умный, жесткий, грубый, сильный, но — старшина.
— Рота, спирно! — Немного после: — Если кто сопливит, я сам проверю....
(NB — на ужасном армейском жаргоне — сопливить, это — прикидываться более больным, чем на самом деле... В просторечии — калымить, выгоду евреить, больше чем тебе положена.)
Квадратный, друг, и даже не друг, а как бы — почти восстановитель. Он уже мертв, а я еще — жив.
Он знаете, что мне сказал, когда я — Рота, вольно, разойдись, проверю ваши подгузнички.
Ну, посмеялись. Проверил, бельишко у кого-то, а он мне говорит:
— Вы бы им что-то проставили.
— Ты что же, думаешь, что я им водку должен?
— Нет, з-сковоритесь вы как-то, если вы этого, лей, не понимаешь,..
У него это «лей», сокращение от лейтенанта, для него — недоступное звание, было чем-то вроде и «сыр» , и «сэр», и вообще — счас ты команднешь, а после я объясню, чо ты хотсешь.
Вот тогда — Рота — смирно! Выстроились. Я им — на самом деле, нас мало, я с каждым из вас должен знакомиться. Но если кто-то пожелает мне хвалебность по нашему старшине — милости прошу. Иного от вас — не ожидаю.
Он мне потом, в курилке сказал, глядя на свой бычок — Ты, лей, ты... Ты меня все-одно не переспоришь. Ты должен относиться к ребятам с двух поз'эций, иль он, то есть хрен солдатский, абд-ля... не боится смерти, и есть такие, кто боится умереть. Ты должен видеть.
— А про офицеров, что можешь сказать?
— Про Офис-церье? — глупая, кстати, привычка простонародья переспрашивать. Они — умнее, чем мы с вами, иной раз — умнее, чем мы все в компании. — Я про тебя так думаю, если погубишь людей, тебя в затылок убьют, или в спину, поперек позвонков... Если за нас будешь, тогда — спасут, еще под пули за тебя полезут... Но только те-т, хто смерть не бои-ись-ся...
И он меня вытащил. Этот самый... Квадратный. Я его до сих пор не люблю, а до сих пор за него женушка моя молится. Вот я и думаю — кем-то я-то был, гадом, или спасали же все ж... А может, и зря спасали?..